Джил
Стою на краю крыши и смотрю вдаль, снизу распростерся мёртвый город, многие здания обрушены, но не критично, видимо, это поселение, как и его жителей уничтожили относительно недавно. Ведь они жили себе своей жизнью и никого не трогали. Существовали по своим законам чести и морали. Но в один день всё изменилось. Они не сдались и были обречены на погибель. Мужчины, женщины, дети и старики – они навсегда останутся призраками этого места.
Ожидание вертолета затягивается, я уже начинаю терять надежду убраться из этого гиблого места по воздуху. Знаю, что за стенами меня ожидают мутанты, что пришли сюда вслед за машиной. Чего они от меня хотят? Съесть? Сомнительно. Теперь не я для них жертва, а мутант укусивший меня, точнее, его смерть показательна, существа знают об опасности, но не уходят. Ждут. Чего-то. Сейчас моя задача немного иная, я должна добраться до папы и показать, что жива. О мутантах я подумаю позже, когда покину Коалицию.
Нахожусь в стороне от Майкла и Мишель, они тихо переговариваются, и я знаю о ком именно – обо мне. Мой слух остался прежним – заурядным, и я не слышу их беседу, но взгляды Мишель, брошенные на меня, чётко дают понять – она недовольна моим присутствием. Да плевала я на эту сучку. В голове всплывает мой мастерский бросок девушкой в стену. Впервые в жизни я испытала счастье от боли другого. Ужасно всё это.
Я зла. Ненависть и ярость перетекают по венам, и дают мне беспрецедентную силу. Незнакомец внутри меня рад ярости и готов подкармливать меня, подбрасывать щепки в и без того яркое пламя.
Я очень злюсь на Майкла за то, что он заставил меня съесть, а на Мишель – за то, что она вообще существует. Я вижу, как зеленые глаза девушки практически неотрывно следят за мной. Да я бы на её месте тоже опасалась. То, что происходит со мной, это… удивительно ужасно. Я больше не испытываю голода, после того что я съела, я ощутила максимальное насыщение. Незнакомец внутри меня ликовал. Он просился на волю, и я отпустила вожжи. Он повёл меня вон из здания, и я последовала. Он заставлял бежать по крышам, и я бежала. А потом резко остановилась и, посмотрев вокруг, осознала, что жива. Я жива, но неужели мне нужно будет питаться мутантами? Это настолько отвратительно в моральном плане, но я не чувствую даже тошноты. Мой слух и зрение не изменились, но я стала сильнее. И эта сила пьянит. Она даёт уверенность, что больше никто не сможет причинить мне вред.
Стоя на крыше, я медленно сжимаю пальцы в кулаки и ощущаю себя непобедимой. И я больше не боюсь. Не боюсь высоты. Не боюсь мутантов и тварей. Не боюсь физической боли. Это настолько необычно, что я сама начинаю казаться себе незнакомкой. Но эта незнакомка мне определённо нравится. Как недавно сказала Мишель? Лучше быть сукой, чем забитой мышью? Как не печально признавать, а Мишель была права.
– Летит, – говорит Майкл, и я оборачиваюсь в их сторону.
Солнце уже село, тихий ветер треплет волосы и посылает мурашки по голым рукам. На мне военные штаны, футболка и мои старые ботинки, остальные вещи беглецы прихватили с собой, вероятно решив, что мертвецу они ни к чему.
Обернувшись, встречаюсь взглядом с Майклом и тут же отвожу глаза. Мне ему пока сказать нечего. Но он уже сообщил мне о многом. Ещё до того, как мы покинули подвал, Майкл рассказал, что за нами прилетит вертолёт. Он переправит нас к окраине столицы. Дальше нас заберёт машина, и мы будем скрываться в Кортрок в течение двух дней. А потом мы посетим приём, где мой папа и мистер Хантер должны продать свои города за коврижки, предложенные Коалицией. Что всё это время буду делать я? Ничего. Я должна просто не мешаться под ногами. Главное для плана папы и мистера Хантера – наличие на приёме Мишель. Мы же с Майклом будем просто её тенью. Никто из Коалиции не видел наши лица, и вообще им неизвестно о нашем существовании.
Наблюдаю за приближением тёмно-зелёного вертолёта. Я никогда не летала на таком. Да и ни на каком другом тоже. Великолепная и агрессивная машина приближается к нам и поднимает ветер винтами. Шум становится настолько громким, что я не с первого раза слышу, как Майкл зовет меня по имени. Прикрываю лицо рукой, спасаю его от хлестких ударов собственных волос. Железная птица приземляется, но винты не прекращают вращаться. Мишель первая забирается внутрь. Майкл ожидает меня, протянув руку в мою сторону, ещё раз смотрю на вертолёт и, откинув сомнения, иду к машине. Майкл забирается после меня, закрывает дверь, становится ненамного тише, и мы тут же взмываем ввысь.
Необычное ощущение – парение в воздухе. Дух захватывает. Вертолёт стремительно несется вперед и это вызывает улыбку. Мне нравится. Незнакомцу тоже.
Так проходит какое-то время, я глазею на леса и поля, холмы и давно рухнувшие поселения, те, что даже не успели воздвигнуть стены, они были уничтожены шестьдесят лет назад и теперь они больше похожи на джунгли, нежели на города. Пару раз замечаю внизу движение, но с высоты невозможно понять, мутанты это, люди или животные. А потом я лицезрею невероятное. Тысячи огней освещают город огромных размеров. Сердце столицы Коалиции и вовсе пестрит яркими красками и высотными зданиями. Прижимаюсь ещё ближе к окну и протяжно выдыхаю – это невероятно, завораживающе и невозможно. Складывается ощущение, что апокалипсис не коснулся высоких стен Кортрок. Машина минует центр и уносит нас ближе к окраине. Чем дальше мы отдаляемся от сердца города, тем ниже становятся здания, а яркие краски теряют свою привлекательность.
Садимся далеко от центра великолепия, мне удаётся увидеть высоченную стену, не имеющую ни конца, ни начала. Она состоит из прямоугольных металлических блоков, что отдалённо напоминает стену кирпичного дома, это сооружение поднимается достаточно высоко, а заканчивается оно острыми пиками, со слегка загнутыми краями, как мухоловка. Тут даже армия сросшихся мутантов не страшна. Неприступная крепость. Увидев это своими глазами, я понимаю стремление мистера Хантера и папы обезопасить наши города от Коалиции. Мы по сравнению с ними – ничтожно малы.
Выходим из вертолёта, только когда винты прекращают вращение. Неожиданно становится очень тихо, феерия отходит на задний план, и незнакомец хмуро уходит на задворки моего сознания. Ему нравятся драйв, страх, сила, агония и адреналин. Стоит мне успокоиться, как незнакомец отступает, эмоции стихают, следом за ними уходит и сила. Дверь открывается, и мы покидаем чудо-птицу. Хочу себе такую.
На улице достаточно прохладно, ступаю позади Майкла и Мишель по идеально ровному влажному асфальту. Видимо, недавно прошёл дождь. Воздух свежий и живой. Ветерок поднимает волоски на руках, обняв себя, останавливаюсь.
– Добро пожаловать домой, мисс Родригез, – говорит высокий статный мужчина в чёрном костюме. Его живот настолько велик, что пуговки на белой рубашке протяжно стонут. – Мы слишком долго ждали вашего возвращения.
– И вот – я здесь, – отвечает мисс сучка.
Боже, откуда во мне эта злость? Я ведь такой не была. Но должна себе признаться, Мишель меня очень раздражает. И видя, как она тянулась к Майклу в мёртвом городе, я не стерпела. Банальная и печальная ревность толкнула меня на то, что я совершила. И самое ужасное, что я в этом не призналась. Солгала, показав, что меня задело её пренебрежительное отношение к моей скромной персоне. Правду знаю только я и незнакомец, что помог бросить Мишель о стену. Знали бы вы, как он веселился, возможно, больше, чем я.
Мужчина отступает в сторону и указывает нам на невозможно длинную чёрную машину с тонированными окнами. Бросаю взгляд на Мишель, потом на Майкла. Неужели мы поедем на столь роскошном автомобиле? А как же конспирация и осторожность? Лимузин и в лучшие времена Земли был приметным, а сейчас и подавно. Решаю ничего не говорить по этому поводу, как и по любому другому. Идём к машине и забираемся внутрь, мужчина, приветствовавший Мишель, что-то отдаёт Майклу и уходит, садится за руль и поднимает перегородку. Внутри тепло, белый кожаный салон, простор и дороговизна.
Нас увозят практически в центр города. Проезжая мимо миллиарда огней, я не могу оторваться от затемненного окна машины. Вид настолько великолепный, что у меня захватывает дух от каждого здания. Божественно. Но когда мы врываемся в поток машин я вовсе теряю дар речи. Такого не бывает в нашем мире. Я видела старые снимки и даже листала несколько книг, но вживую – это бесподобно.
Машина останавливается на одном из перекрёстков, и я вижу настоящую жизнь. Она кипит. Бурлит и будоражит. Несмотря на тёмное время суток, здесь уйма народу. Люди куда-то идут. Все. Одновременно и в разные стороны. Такого движения в Хелл и в Кресте никогда не было, даже в самый солнечный летний день.
Машина поворачивает направо, и мы проезжаем ещё буквально пару перекрёстков. Автомобиль останавливается прямо на улице, Мишель накрывает голову капюшоном, и мы покидаем теплый просторный салон.
– Нам сюда, – говорит девушка, кивая на огромную высотку. Поднимаю голову вверх, и она тут же начинает кружиться. Этажей пятнадцать, не меньше. Мишель уверенным шагом поднимается по бледно-розовым ступеням и, словно по мановению волшебной палочки, стеклянные двери раскрываются перед ней. Мы следуем за ней по просторному холлу. Навстречу нам движется мужчина, он даже не обращает на нас внимания, а вот я внутренне напрягаюсь. Везде ищу подвох. Ловушку или западню. Мишель уверенным шагом продвигается к задней части светлого холла, – это её мир и видно, что долгое отсутствие не сбило спесь с девушки. Она как рыба в воде, как самая опасная акула в окружении мелкого планктона. Высоко подняв подбородок, она минует просторный холл и подходит к стене. Нажимает на кнопку, и двери разъезжаются в стороны. Это лифт. Вау!
Входим внутрь и поднимаемся на четырнадцатый этаж. С первым толчком лифта я вздрагиваю. Поднимаемся ввысь, а сердце уходит в пятки. Когда-то для людей лифт был не в диковинку. Но ведь и сейчас есть люди, которые не удивятся чуду инженерии. Они-то и живут в столице Коалиции – Кортрок. Какими бы отвратительными личностями не были правители, они проделали колоссальную работу по сохранению этого места. Не так просто заставить летать вертолеты и ехать лифты после апокалипсиса, но они сделали это. Войдя внутрь номера, я тут же иду к огромному панорамному окну.
Этот город прекрасен. Будь всё иначе, я бы хотела остаться здесь. Не знаю, как буду жить в доме, где погибла мама. Где она была убита.
– Чувствуйте себя как дома, – говорит Мишель и уходит вглубь номера.
Оторвавшись от феерии за окном, ухожу в ванную. Выкручиваю кран и наполняю белоснежное блестящее джакузи. Заливаю в теплую воду вкуснопахнущее содержимое разнообразных баночек, что расставлены по всем полкам, и скинув одежду, забираюсь в воду. Фух. Горячее, чем я думала. Пар клубится, сгребаю белую пену ладонями и сжимаю пальцы в кулаки. И улыбаюсь. Не знаю чему именно, просто я рада, что жива. Рада, что не обратилась в мутанта, рада, что лежу в красивом месте, в горячей ванне. Много ли для счастья нужно? Купаюсь, соскребаю с себя грязь, нахожу в тумбочке слева средство для избавления от ненужной растительности. Зависаю в ванной на час, не меньше.
Я сполна наслаждаюсь дарованной передышкой.
Оказавшись снаружи, замотанная в полотенце, встречаюсь взглядом с Майклом, он стоит на том же месте, где ранее находилась я – у окна. Медленным взглядом Майкл исследует моё тело, остановившись на глазах, он указывает на кровать и говорит:
– Одежда.
Подхожу, забираю сумку и снова возвращаюсь в ванную. Распаковываю пакет и достаю оттуда черные джинсы, серый свитер, нижнее бельё и белые кроссовки. Не веря, смотрю на бирки. Новая одежда. Из магазина? Я словно попала в тот мир, который был ранее мне недосягаем. Разматываю полотенце с головы, обмакиваю влажные волосы, прежде чем одеться, немного медлю, смотря на нижнее бельё в моих руках. Выходит, это Майкл выбрал? То есть, я сейчас выйду за дверь, и он будет знать, что на мне под бесформенным свитером и облегающими джинсами. Белоснежный комплект из невероятно мягкой гладкой ткани, который идеально подходит мне по размеру. Щеки моментально алеют. Срываю бирки, поспешно одеваюсь и выхожу из ванной, высоко подняв подбородок, но он быстро падает на своё привычное место. Мишель и Майкла нет. Конечно же, у них там гиперважные дела. Снова подхожу к окну и смотрю наружу. Прислоняюсь рукой к прохладной гладкости стекла, вокруг теплой руки окно отпотевает. Отнимаю ладонь, и какое-то время след остается на месте, но потом он пропадает. Как и всё в этом мире.