Пепел ковчега

Глава 13 Игры взрослых людей

Отчёт Цимбаларя, прежде всегда вызывавший ожив– лённые споры, на сей раз породил тягостное молчание. Коллеги просто не знали, как им быть – радоваться или огорчаться.

С одной стороны, такого лёгкого успеха не ожидал никто – Халявкина сама, без постороннего принуждения, указала на человека, которому суждено было стать для опергруппы очередной головной болью. Кроме того, она очертила круг затаённых пристрастий, пробудившихся в нём под благодатным воздействием бетила.

Но, с другой стороны, задача, возложенная Халявкиной на Цимбаларя, казалась заведомо невыполнимой. Многочисленные казино Москвы ежесуточно принимали десятки тысяч посетителей, и найти среди них одного-единственного, который всегда ходит с сумкой, имеет на загривке родинку и частенько срывает в рулетку солидный куш, было практически невозможно.

Тут в Халявкиной, скорее всего, говорил не здравый смысл, а отчаяние. Заклятый враг, за которым она охотилась уже без малого два года, утратив конкретный облик и конкретное имя, превратился для неё в олицетворение кошмара, в зловещий фетиш, в болезненную манию.

Первым высказался Кондаков:

– По указанным приметам человека найти нельзя, тем более что это вовсе и не приметы, а бред сивой кобылы. С таким же успехом мы можем ловить в общественном транспорте неизвестного пассажира, который обут в чёрные ботинки, частенько ездит зайцем и имеет обрезание крайней плоти. Ну, допустим, заарканим мы несколько тысяч безбилетников, сплошь обутых в чёрные ботинки. А что дальше? Снимать с них штаны? Или по очереди выпускать в туалет, а самим подглядывать в дырочку?

– Не кипятитесь, Пётр Фомич, – сказал Цимбаларь. – Критиковать мы все горазды. Лучше выскажи какое-нибудь конструктивное предложение. Блесни умом, а не сарказмом.

– Надо брать эту Халявкину за шиворот и допрашивать по всей форме. Если надо, с предъявлением официальных обвинений. Пусть всякие экивоки отставит и говорит конкретно: что это за человек, при каких обстоятельствах они познакомились и как расстались. А получив на руки анкетные данные её обидчика, будем, как всегда, танцевать от печки.

– Да не будем мы танцевать! – Эмоции начали захлёстывать Цимбаларя. – Мы возле этой печки обделаемся! Тот, кого ищет Халявкина, фактически давно превратился в другого человека. Путая след, он меняет документы и облик. Прослеживая весь его путь от начала до конца, мы погрязнем в следственной рутине. Не от печки надо танцевать, а из облаков пикировать, тем более что такая возможность имеется. Выследить цель – и пикировать!

– Смотри, клюв не обломай! – откликнулся Кондаков. – Ты хотя бы уясни для начала, как эта цель выглядит – козявкой или слоном!

– Простите, Пётр Фомич, но в аресте Халявкиной я тоже не вижу особой необходимости, – в разговор вступила Людочка. – И не только в силу причин, указанных предыдущим оратором… Хочу довести до вас некоторые сведения, полученные в самое последнее время. Я посетила дом, в котором Халявкина проживала непосредственно перед трагическим происшествием, так изменившим её судьбу. Следует заметить, что это весьма элитный жилой комплекс, имеющий собственную инфраструктуру и систему безопасности. Опрос обслуживающего персонала показал, что в ту пору Халявкину посещал молодой человек, которого все знали под именем Игорь. Имея какой-то бизнес, он в финансовом отношении от своей подруги не зависел. У него установились очень тёплые отношения с сыном Халявкиной. Частенько Игорь даже гулял с малышом, что категорически возбранялось другим. На старых фотоснимках, сделанных ещё до рождения ребёнка, консьержки сразу опознали этого Игоря, нередко тусовавшегося в компании Халявкиной, правда, не на первых ролях. Замечу кстати, что мальчик носит отчество Игоревич. С любезного разрешения нынешних хозяев квартиры я осмотрела бывшие апартаменты Халявкиной и на кухне обнаружила тщательно замаскированный тайник.

– С бетилом! – ахнул Ваня.

– Нет, к сожалению, пустой. Если, конечно, не считать парочки дохлых тараканов. Сопоставив все указанные факты, можно прийти к следующим выводам. Игорь являлся или, по крайней мере, считал себя биологическим отцом ребёнка, родившегося у Халявкиной восемь лет назад. Вполне возможно, что зачатие не входило в планы случайных любовников, но впоследствии Игорь возобновил отношения с прежней пассией, имея целью вернуть себе сына, которому мать не уделяла должного внимания. Во время очередного спора Халявкина, скорее всего, находившаяся в состоянии опьянения, допустила непростительную ошибку. Продемонстрировав Игорю извлечённый из тайника футляр с бетилом, она опрометчиво заявила, что с помощью этой вещицы способна обеспечить сыну счастье. Мгновенно сообразив, что ему предоставляется редчайшая возможность поймать судьбу за хвост, Игорь ударил Халявкину массивным футляром по голове и был таков. Не знаю, какие цели он преследовал первоначально, но очень скоро бетил пробудил в нём самую сокровенную страсть – страсть к игре. И началась новая жизнь, в которой от прежнего Игоря не осталось даже воспоминаний. С прошлым он порвал столь же радикально, как это делает бабочка, покинувшая свой кокон. Если бы Халявкина имела о нём конкретную информацию, ей бы не пришлось рисковать, обращаясь за помощью к случайным людям.

– Хочу добавить пару слов от себя, – сказал Цимбаларь, весьма благодарный Людочке за неожиданную поддержку. – Игорь, – а следующего хозяина бетила мы будем пока называть именно так, – меняет внешность не из-за страха перед Халявкиной. Сейчас она ему по большому счёту безразлична. Таким образом он обманывает воротил игорного бизнеса, которые не склонны поощрять постоянные, а тем более крупные выигрыши отдельных клиентов. На входе в каждое казино имеется так называемый фейс-контроль, где всем игрокам, включенным в чёрный список, дают от ворот поворот. И какие-либо споры тут бесполезны. Могут ещё и ребра намять. Вот почему Игорь, фигурально говоря, был вынужден превратиться в многоликого Протея, каждый раз принимающего другое обличье.

– Если Халявкина ему безразлична, зачем же она продолжает прятать сына? – поинтересовался Ваня.

За Цимбаларя ответила Людочка:

– По этому поводу можно только гадать. Возможно, Халявкина просто страхуется, а возможно, планы Игоря по отношению к ребёнку не изменились. В любом случае для нас это принципиального значения не имеет.

– Почему же! – возразил Ваня. – Если место, где Халявкина прячет ребёнка, будет рассекречено, любящий папаша может наведаться туда. И, естественно, засветится.

– Это дело долгое и сомнительное, – покачал головой Цимбаларь. – Для поисков Игоря надо избрать самый простой и действенный способ. Хватит выписывать заячьи петли. Вспомните, сколько драгоценного времени было потрачено на маршала Востроухова.

– А ведь Игорь этими сумочками сильно себя демаскирует, – заметил Кондаков, легко менявший твердокаменное упрямство на тактику компромиссов. – Казино не баня, туда налегке принято ходить. Даже Сталин не боялся носить бетил в кармане.

– Возможно, во время покушения на Халявкину он обжёг руку, – сказала Людочка. – Вот и испугался за своё здоровье… Той ведь было куда как проще – сунула бетил в сейф и верши возле него финансовые сделки. А Игорю приходится постоянно перемещаться из одного места в другое. В его ситуации без сумочки не обойтись.

Ваня, сосредоточенно думавший о чём-то, произнёс:

– Бетил обеспечивает Игорю только удачу в игре. К его безопасности он никакого отношения не имеет. В плане физической защищённости он самый обыкновенный человек, и это нам, безусловно, на руку.

– Тебе ли не знать, на какие уловки способны самые обыкновенные с виду люди, – отозвался Цимбаларь. – Надо делать ставку не на слабость противника, а на собственную силу.

– Давайте объединим наши усилия с владельцами казино, – предложил Кондаков. – Ведь они кровно заинтересованы в выявлении всяческих ловкачей, посягающих на их денежки. Если мы поделимся с ними своей информацией, конечно же, строго дозированной, пусть они сделают то же самое.

– Владельцы казино никогда на это не пойдут, – сказал Цимбаларь. – Они объединены в своеобразное тайное общество, закрытое для посторонних. Их кумир – прибыль, а допускать чужаков к кумиру не принято, пусть даже те декларируют самые благородные цели. Тем более у этих людей нет достоверных сведений об Игоре, иначе он уже давно крутил бы рулетку в преисподней. Похоже, что тамошние службы безопасности не идентифицируют Игоря как отдельную личность, приписывая его подвиги сразу нескольким разным людям. Ничего удивительного – феноменальные выигрыши случались во все времена и во всех казино. Теорию вероятности ещё никто не отменял.

– Эх, открыть бы свой собственный игорный дом, а на входе поставить детектор, реагирующий на все виды излучений, – мечтательно произнёс Ваня. – Тут бы Игорь и попался со своим бетилом.

Однако Цимбаларь был настроен куда менее оптимистично.

– Очень сомневаюсь, что нынешние приборы способны распознать бетил, – сказал он. – Сверхъестественное вещество должно действовать на мир соответствующим образом. Мистика и наука несовместимы. Насколько мне известно, ещё никому не удалось измерить интенсивность божьей благодати и скорость по– лёта ангелов.

Так и не придумав ничего лучшего, опергруппа вынуждена была принять план, авторство которого принадлежало Саломее Халявкиной. Впрочем, особой беды в этом никто не видел. Недаром ведь Фома Аквинский учил когда-то, что высшая доблесть праведника состоит не в противодействии злу, а в превращении этого зла в добро.

В двенадцатом часу ночи, с регулярностью постовых и фанатиков, Кондаков, Цимбаларь и Людочка независимо друг от друга появлялись в трёх разных казино и дежурили там, как говорится, до первых петухов, не только бдительно наблюдая за игрой, но и принимая в ней посильное участие. Местные охранники, кроме собственно шулеров, натасканные также на карманников, папарацци и девиц лёгкого поведения, поначалу косились на странных посетителей, чем-то неуловимо выделявшихся из общей массы игроков, но очень скоро оставили их в покое.

Цимбаларь, тративший чужие деньги, ощущал себя Крёзом в сравнении с Кондаковым и Людочкой, которым приходилось каждое утро составлять финансовые отчёты для бухгалтерии особого отдела. Зато этим двоим не нужно было ежедневно держать ответ перед капризной и мнительной бабой, помешавшейся от желания вновь обрести бетил.

Скудные средства, выделенные на игру, заканчивались раньше, чем оперативники могли ощутить её заманчивый вкус, но иногда, вопреки всему, им везло. Однажды Людочка, сделавшая ставку практически наобум, выиграла в рулетку сразу пятьсот долларов, а Кондаков, рискнувший испытать своё счастье в блек– джек, разжился аж семью сотнями.

Амулет хасидов они носили по очереди, и пока он исправно защищал их от всех непредвиденных неприятностей. Один лишь Ваня, отиравшийся среди ветеранов игорного стола, по разным причинам опустившихся на жизненное дно, наотрез отказывался прибегать к помощи мезузы, мотивируя это тем, что она вызывает нездоровый интерес у бродяг, падких не только на чистое серебро, но и на обыкновенный алюминий.

В каждом приличном казино крупные выигрыши случались с завидным постоянством, но счастливчикам очень редко удавалось унести шальные деньги домой. Азарт игры пожирал людей, словно сказочный левиафан, почти не оставлял шансов на спасение. Ставки моментально взлетали до заоблачных высот, и недавний корифей к утру становился ещё более бедным, чем накануне.

Тем не менее стоило только новому баловню удачи заявить о себе, как кто-то из оперативников старался заглянуть ему за шиворот, что Людочке, как очаровательной девушке, удавалось ловчее других. Лицезреть приходилось разное: и расчёсанные фурункулы, и торчащие позвонки, и следы от удавки – но родинку в форме сердечка ещё никогда.

Мало проку было и от второй приметы, указанной Халявкиной. Многие мужчины имели при себе дипломаты и портфели, прошедшие предварительный контроль на входе, а с барсетками вообще щеголял каждый второй. Некоторые галантные кавалеры носили сумочки своих дам, поглощённых игрой, и в любой из них вполне мог находиться бетил.

Так минула целая неделя, и однажды, выйдя из прокуренного казино на улицу, Цимбаларь увидел первый снег. Это почему-то очень впечатлило его. Снег означал не только банальную смену сезонов, а являлся как бы символом быстротекущего времени, реальным напоминанием того, что дело, которому была посвящена почти вся нынешняя осень, безнадёжно буксует.

Вопреки ожиданиям, первую многообещающую новость принёс Ваня, за последние дни услыхавший столько замечательных историй о героях и жертвах игровой мании, что из них можно было составить увлекательный авантюрно-приключенческий роман в духе Хаггарда или Буссенара, где главным героем являлось бы не одушевлённое лицо, а шустрый и своенравный шарик, по собственному усмотрению дарующий то вечное блаженство, то мучительную гибель.

Однако больше прочих Ваню заинтересовал рассказ о гениальном карточном игроке по кличке Пляжник. Само повествование очень выигрывало оттого, что речь в нём шла не о делах давно минувших дней, а о сравнительно недавнем прошлом, ещё остававшемся у всех на слуху.

Этот Пляжник перед игрой всегда надевал большие солнцезащитные очки, скрывавшие его лицо, и летнюю рубашку с коротким рукавом, что заранее отметало любые упрёки в шулерстве. Общедоступных казино он принципиально избегал, а своё виртуозное искусство демонстрировал исключительно на частных квартирах, так называемых «катранах», где истинным ценителям карточной игры не мешали ни придирчивые глазки телекамер, ни навязчивое любопытство праздной публики.

Кроме чисто профессионального мастерства Пляжник славился также фантастическим везением и непоколебимой уверенностью в своей победе. Например, при игре в покер он мог блефовать, имея на руках одну-единственную пару, а в очко смело прикупал на восемнадцати, что у картёжников считалось чуть ли не самоубийством. Всё равно в конечном итоге он оставался триумфатором и небрежно сваливал выигранные деньги в потёртый кожаный портфель, с которым не расставался ни при каких обстоятельствах (эту деталь Ваня уточнил особо).

– Неужто его так никто и не обыграл? – удивлялся маленький сыщик, слушая историю о Пляжнике уже в который раз.

– По крайней мере, до меня такие известия не доходили, – отвечал бродяга, некогда швырнувший во всепожирающее пламя азартной игры и свои сбережения, и свой дом, и семейное счастье, и даже собственное здоровье. – Для затравки он, конечно, может уступить несколько партий, но, как только банк вырастает до приличных размеров, обязательно приберёт его к рукам.

– И как на это реагируют партнёры? Разве им не надоело постоянно проигрывать?

– Он ведь не с шантрапой какой-нибудь, вроде нас с тобой, якшается, а с солидными людьми, которым важен сам процесс игры. На деньги им по большому счёту плевать. Развеялся, и слава богу! На том «катране», где мне довелось с ним встретиться, кого только не было: и бизнесмены, и налоговики, и прокуроры, и артисты, и даже иностранные дипломаты.

– А сам ты как в эту компанию затесался? – с сомнением поинтересовался Ваня.

– Исключительно благодаря протекции школьного товарища, подвизавшегося в Департаменте массовых коммуникаций, – не моргнув глазом ответил бродяга.

– И много ты в тот раз проиграл?

– Как обычно, всё до копейки. Ещё и занимать пришлось. Но в ту пору деньги сами шли мне в руки, вот я их и не жалел, – не без гордости сообщил бродяга.

– Где же ты такую халяву нашёл?

– Сам организовал. Торговал пресмыкающимися, которых мне контрабандой привозили из Юго-Восточной Азии. Змеями, черепахами, ящерицами. Дело процветало, пока я не запал на рулетку. Ну а потом всё покатилось под откос. После банкротства даже не смог выкупить заложенную квартиру… Вот и живу сейчас в этой норе, будто какой-нибудь геккон.

– Шёл бы работать, – посоветовал Ваня. – Грузчиком или экспедитором. Вон объявление на столбе висит.

– Какой из меня нынче работник! – скривился бродяга. – Компаньоны мне после банкротства все кости переломали. Башку бейсбольной битой раскроили. Сейчас две цифры сложить не могу.

– Так ты, значит, этого Пляжника лично знаешь? – Ваня вновь вернулся к интересующей его теме.

– Почти как тебя! Мы рядом сидели, и банк к нему через меня приходил.

– Сам ты как полагаешь: откуда у него это везение?

– Спроси что-нибудь попроще. – Бродяга пожал плечами. – Может, душу дьяволу продал, а может, на свет с таким даром появился… Среди катал подобные темы обсуждать не принято. Примета дурная.

– Но ведь вы в своей компании его не Пляжником звали, а как-то иначе. На какое нормальное имя он отзывался? – полюбопытствовал Ваня.

– Я предупреждал, что в памяти у меня провалы. – Бродяга болезненно поморщился. – Простенькое такое имя… Незамысловатое… Не то Гриша, не то Гена…

– А случайно не Игорь? – наобум спросил Ваня.

– Точно! – Бродяга на радостях даже хлопнул его по спине. – Игорь Петрович. Варит ещё башка!

Беседа становилась весьма интересной, и Ваня твердо решил вытянуть из бродяги все сведения, касающиеся загадочного Пляжника, даже если ради этого вновь пришлось бы прибегнуть к помощи бейсбольной биты (ведь согласно канонам гомеопатии подобное следует лечить подобным).

– Игорь Петрович? – просиял он. – Так я его, наверное, знаю! У него ещё сзади на шее имеется родимое пятно, похожее на сердечко?

Бродяга, подумав, кивнул.

– Я, конечно, не имею моды чужим людям за шиворот заглядывать, но, когда Пляжник поднимал с пола оброненную карту, что-то такое, кажется, мелькнуло. То ли родимое пятно, то ли татуировка.

– Это мой дядька, кровь из носа! – радостно сообщил Ваня. – А я-то горевал, что больше его не встречу.

– Не ошибись, пацан, – предостерёг бродяга, видевший на своем веку гораздо больше разлук, чем встреч. – В Москве Игорей Петровичей что собак нерезаных. В том числе и с родинками на шее. Твой-то хоть в карты играл?

– Просто с ума сходил! Колоду из рук не выпускал. Из-за этого и с моей теткой, мамкиной сестрой, разошёлся… Эх, хотелось бы встретиться! Только боюсь, что тот «катран» он уже не посещает. Ведь каталы на одном месте долго не задерживаются.

– Вот этого ты как раз и не бойся, – заявил бродяга. – Я в тех краях недавно бывал и, представь себе, с Пляжником чуть нос к носу не столкнулся. Он меня, конечно, не узнал и дальше по своим делам попёр, а я за ним следом. Всё в точности – и очки на морде, и портфель в руке. Наверное, пошёл стиры метать.

– Ты мне покажи дом, в котором вы играли, а остальное ерунда, – попросил Ваня.

– Дом-то я помню, – неуверенно произнёс бродяга. – Приметный такой дом, его пленные немцы после войны строили. С башенками, с лепниной… А вот номер квартиры, каюсь, забыл. То ли пятый подъезд, то ли шестой… Нет, всё-таки пятый. Квартира под самой крышей. Дверь зеленой кожей обита… Да только тебя туда всё равно не пустят. Новичка обязательно должен сопровождать проверенный человек.

– Я и не собираюсь в квартиру соваться, – сказал Ваня. – Я Игоря Петровича у подъезда подожду.

– Тоже мысль, – кивнул бродяга.

– Давай вместе туда сходим, – теребя его за рукав, предложил Ваня. – Заодно и пивка по дороге попьём.

– Хорошее дело. – Бродяга засуетился, облачаясь в самые теплые и приличные на вид лохмотья. – Я тебе попутно расскажу, как однажды с американским атташе в покер играл. Мне добрые люди заранее подсказали, что он флешь-рояль приготовил. А у меня на руках только тройка королей. Если по уму, пасовать надо, тем более что деньги в банке небольшие. Но уж больно меня азарт разобрал. Дай, думаю, рискну. Сбросил лишние карты и как по заказу прикупил недостающего короля. Вот оно настоящее счастье! Где ещё такое испытаешь! Американец, когда моё каре узрел, даже почернел от огорчения. Каково!

В тот же день история о Пляжнике стала достоянием остальных членов опергруппы.

– Хм… Любимчик фортуны, удачливый картёж– ник, зовут Игорем, постоянно носит с собой портфель, имеет на шее какую-то метку, – задумчиво произнёс Цимбаларь. – Но ведь Халявкина имела в виду именно казино, а не какие-то подпольные «катраны». Да и многое другое не сходится. Зачем, например, такому ушлому налиму рисоваться под своим настоящим именем?

– Версия, что и говорить, сомнительная, – согласился Кондаков. – Но проверить надо. Всё равно нам днём делать нечего… Квартиру по адресному бюро пробили?

– Да, – ответила Людочка. – Её хозяйкой является некая Клотильда Карловна Герхард, девяноста двух лет от роду, персональная пенсионерка. К сожалению, другой информации не имеется. Опрос соседей не проводился.

– Это чтобы игроков не спугнуть, – пояснил Ваня. – У них в доме явно есть сообщники, а то и покровители.

– Куда выходят окна квартиры? – поинтересовался Цимбаларь.

– На улицу, – сообщил Ваня.

– Напротив дома имеются?

– Домов нет, но наискосок находится старая пожарная часть, признанная памятником архитектуры. Сейчас поставлена на консервацию в ожидании начала реставрационных работ. По моим прикидкам, с каланчи открывается прекрасный обзор не только на окрестные жилые дома, но и на сауну-бар «Каприз», расположенную в конце квартала.

– Что такое сауна-бар? – поинтересовался Кондаков. – Там парятся и между делом пьют?

– Нет, – ответил Ваня. – Там пьют и между делом парятся. После разбирательства с «катраном» можно будет туда заскочить.

– Дорого небось?

– Мужикам дорого, а бабам бесплатно.

– Так это же притон!

– А ты думал!

– Тогда прошу пожаловать в тачку, любезно предоставленную в наше бессрочное пользование моей благодетельницей Саломеей Давыдовной Халявкиной. – Цимбаларь церемонно поклонился. – Но перед тем, как навестить карточного шулера Пляжника, не мешало бы предъявить информатору фотку реального Игоря, некогда разбившего вышеуказанной даме сердце и черепушку.

– Это уж непременно, – согласился Ваня.

При появлении сразу стольких незнакомых людей, в которых явственно угадывалась сила и власть, бродяга слегка струхнул, но потом взял себя в руки и на все вопросы отвечал дельно, вот только не смог со стопроцентной вероятностью опознать на предъявленной фотографии пресловутого Пляжника.

– Я ведь без очков его никогда не видел, – оправдывался он. – А те очки, как у парашютиста, пол-лица закрывают… Но волосы похожие. И подбородок вроде тоже…

Наградив бродягу пачкой сигарет, опергруппа продолжила свой путь к дому, в котором якобы находился «катран», то есть подпольное игорное заведение, подпадающее сразу под несколько статей уголовного кодекса.

Уже наступали сумерки – для поздней осени время суток далеко не лучшее. Выпавший накануне снег предательски растаял, добавив на улицах слякоти, а на душе – тоски. Грядущая зима не предвещала огромному городу ничего хорошего, поскольку изначально находилась с ним в непримиримом мировоззренческом конфликте.

– Приехали, – сказал Ваня, на сей раз выполнявший несвойственную ему роль штурмана.

Длинное многоэтажное здание со старомодной покатой крышей по-прежнему выглядело величественно и гордо, хотя пышная барочная лепнина давно утратила свой первоначальный вид и сейчас больше напоминала замёрзшие фекалии, оставленные на фасаде псом-великаном, а подпиравшие карниз величественные фигуры Плодородия, Труда, Науки и Искусства превратились в безобразных химер, готовых в любой момент обрушиться на головы тех, кого по идее должны были защищать и вдохновлять.

– Терпеть не могу такие дома, – сквозь зубы процедил Цимбаларь. – Тут от подъезда к подъезду можно по чердаку ходить, как по проспекту, а чтобы взять под наблюдение все пожарные лестницы, понадобится взвод наружки.

– У меня смутное ощущение, что я здесь когда-то уже была, – сказала Людочка. – И именно в пятом подъезде…

– Район-то хоть тебе знакомый? – поинтересовался Кондаков.

– В том-то и дело, что нет! Даже не представляю, как я могла здесь оказаться… Дежавю какое-то.

– По молодости лет чего только не случается, – лицемерно посочувствовал Цимбаларь. – Выйдешь из дома за свежими булочками, а проснёшься мало что в чужой постели, так ещё и в чужом городе.

– Главное, чтобы не в чужом гробу, – буркнул Ваня, решивший сегодня утереть нос коллегам, впустую потерявшим столько времени. – Давайте рассредотачиваться. Вам до полуночи всего ничего осталось… Рабы рулетки!

Людочка должна была вести наблюдение из машины, припаркованной у подъезда. Кондаков, аккуратно обходя лужи, прогуливался вокруг здания. Цимбаларь и Ваня, быстро договорившись со сторожем, поднялись на каланчу, последние полвека использовавшуюся не по своему прямому назначению, а для просушки пожарных рукавов.

Все стёкла в наблюдательной башенке были выбиты, и пронизывающий ветер сразу набросился на двоих чересчур легко одетых людишек. Вот когда они пожалели, что не захватили с собой ни тёплых перчаток, ни зимних шапок, ни фляжки с коньяком.

Из трёх окон подозрительной квартиры, расположенной всего в сотне метров от каланчи, едва теплилось лишь одно – самое дальнее. Зато в сауне-баре «Каприз» жизнь, что называется, била ключом, о чём можно было судить по непрерывно хлопающим входным дверям, впускающим внутрь всё новых и новых посетителей, а взамен извергающим наружу клубы пара и обрывки разухабистых мелодий.

В полном бездействии прошло около часа, и наблюдатели на каланче окончательно закоченели. По мере падения температуры воздуха накалялись страсти. Цимбаларь обвинял Ваню в легковерии и волюнтаризме, а тот активно огрызался, попрекая друга желанием побыстрее перебраться под благословенные своды игорного дома, где не дует, не каплет и можно за чужие деньги оттянуться в своё удовольствие.

Внезапно тусклый ночник в дальней комнате погас, зато ярко осветилась гостиная, в которой уже толпились какие-то люди. Цимбаларь немедленно связался с Людочкой и поинтересовался, почему та не предупредила его о прибытии долгожданных гостей.

– Мимо меня за последнее время прошло только несколько школьников да старушка с собачкой, – ответила Людочка.

Её поддержал и Кондаков, тоже не сводивший глаз со злосчастного подъезда. По его словам, ни одна живая душа, даже приблизительно похожая на Пляжника, поблизости не появлялась.

Между тем находившиеся в гостиной люди расселись за круглым столом. Портьеры на окне были задёрнуты лишь наполовину, но узорчатый тюль не позволял рассмотреть всех подробностей, ради которых оперативники, собственно говоря, и взобрались на каланчу.

Цимбаларь уже приставил к правому глазу свой испытанный оптический прицел. Ване, за неимением ничего лучшего, приходилось довольствоваться театральным биноклем.

Созерцая в нём только какие-то смутные пятна, он всё время теребил Цимбаларя:

– Сколько там человек?

– Ясно вижу одного, сидящего ко мне спиной, и другого, который расположился напротив, – отвечал тот. – И ещё наблюдаю справа и слева по паре рук. Итого четыре персоны. Полный комплект. Кроме того, на заднем плане постоянно мелькает какая-то фигура в малиновом халате.

– Человек в чёрных очках среди гостей есть?

– Не разобрать отсюда…

– Чем они занимаются? Играют в карты?

– Похоже на то…

– Деньги на столе видны?

– Говорю тебе, всё как в тумане! На, смотри сам.

Передав оптический прицел Ване, Цимбаларь извлёк из-под одежды фотоаппарат с длиннофокусным объективом и стал снимать жанровые сценки, происходящие за тюлевой занавеской. Напарнику он пояснил, что завтра отдаст снимки в фотолабораторию особого отдела, где специалисты, прежде служившие в аэрокосмической разведке, уберут с них всё лишнее и добьются приемлемой четкости, которая позволит опознать игроков.

– Да мы их при выходе из подъезда и так опознаем! – безапелляционно заявил Ваня. – Никуда эти шлеперы от нас не денутся.

Около одиннадцати часов ночи люди, сидевшие за столом, дружно поднялись и верхний свет в гостиной погас. Цимбаларь, не мешкая, предупредил Людочку:

– Встречайте, сейчас будут выходить! Мы мчимся на помощь.

Но оказалось, что покинуть каланчу, едва не ставшую для них ледяной Голгофой, не так-то и просто. От холода и неподвижности члены одеревенели, а сумрак, который они застали внутри каланчи, поднимаясь наверх, теперь превратился в непроницаемый мрак. Спускаться приходилось буквально на ощупь, ежесекундно рискуя сорваться вниз и сломать себе шею.

Однако возле подъезда, где и должно было произойти знакомство с картёжниками, царило подозрительное спокойствие. Людочка по-прежнему сидела в машине, а Кондаков, наставив воротник плаща, околачивался неподалёку. Оба категорически утверждали, что после получения предупредительного сигнала никто из подъезда не выходил, хотя хлопанье дверей на верхнем этаже как будто бы слышалось.

В безмолвном ожидании прошло ещё полчаса, после чего Цимбаларь в сердцах вымолвил:

– Всё ясно! Ушли по чердаку. Но ничего, завтра мы на такие мансы не купимся. Тёпленькими их возь– мём… А сейчас пора заступать на дежурство в казино. И так уже припозднились. Кто сегодня куда?

– Тебе в «Шангри-Ла», мне в «Эльдорадо», а Петру Фомичу в «Амбассадор», – без всякого энтузиазма сообщила Людочка.

И на этот раз ночное бдение у игорных столов не дало никакого результата. На следующее утро, пока все отдыхали, почерневший от недосыпания Цимбаларь явился в фотолабораторию особого отдела, где, срывая флёр низкой разрешающей способности, световой дифракции и оптической анизотропии, тайное превращали в явное.

Здесь его прекрасно знали как с хорошей, так и с плохой стороны, а поэтому старались не перечить. Снимки, мутные и расплывчатые, словно этюды экспрессионистов, преобразовали в набор электромагнитных импульсов, которые были последовательно пропущены через все фильтры, имевшиеся в распоряжении специалистов по дешифровке слабых оптических сигналов.

При этом особое внимание, пусть даже в ущерб окружающему фону, уделялось лицам, рукам и фигурам людей, представленных на снимках.

Оказалось, что под приметы Пляжника больше всего подходит игрок, находившийся к окну спиной. И хотя на фотографиях были видны только затылок, шея и уши, за которые цеплялись дужки очков, на стекле дверей, ведущих в соседнюю комнату, осталось его профильное отражение, правда, весьма и весьма неясное.

Но главное состояло в том, что под лёгкой тканью сорочки на загривке этого очкарика просматривалось тёмное пятно, имевшее симметричную форму.

Лучше всего получился мужчина, сидевший к окну лицом. Даже не будучи физиономистом, можно было сразу сказать, что это человек с сильным характером, способный на самые решительные поступки. Такие типы на испуг не поддаются и всегда умеют постоять за себя.

Два других игрока, располагавшихся слева и справа от окна, к сожалению, были представлены на снимках только руками – всё остальное скрывала плотная ткань портьер. Неизвестная особа в малиновом халатике на деле оказалась тщедушной интеллигентной старушкой, по-видимому, хозяйкой квартиры.

Когда во второй половине дня снимки попали к Людочке, её вновь охватило томительное ощущение чего-то уже виденного, но всякий раз упорно ускользающего от ясного осмысления.

Не вызывало сомнений, что собравшиеся за столом мужчины действительно предаются какой-то азартной игре, однако вследствие низкого качества фотографий установить её точное название не смогли даже такие многоопытные эксперты, как Цимбаларь и Ваня. Если первый утверждал, что это банальный покер, завоевавший у нас популярность благодаря голливудским фильмам, то второй называл «храп» – игру более жесткую и бескомпромиссную, вошедшую в широкий обиход под влиянием преступного мира.

В любом случае формальный повод для визита на квартиру мадам Герхард имелся – с точки зрения закона подпольные игорные дома ничем не отличались от борделей и наркопритонов. Вот только подготовиться к этой операции нужно было самым серьёзным образом.

Сначала возник спор о том, как лучше проникнуть в квартиру. Миролюбивая Людочка предлагала воспользоваться старым испытанным способом – прикинуться участковым врачом, производящим профилактический обход, или почтовым курьером, доставившим срочную телеграмму. Цимбаларь обещал без шума и пыли вскрыть дверь отмычкой. Кондаков, кичась своими познаниями в подрывном деле, наоборот, призывал действовать с шумом и пылью, зато наверняка.

В итоге решено было придерживаться второго варианта, но третий держать про запас.

Затем перешли к обсуждению боевой экипировки. Людочка настаивала на том, что в квартиру следует врываться, так сказать, с открытым забралом, не скрывая ни своих лиц, ни своей ведомственной принадлежности. В пику ей мужчины полагали, что лучше надеть чёрные маски, дабы в случае возникновения непредвиденных осложнений всегда оставалась возможность с достоинством ретироваться. В конце концов Людочка уступила, не преминув напомнить, что истинная демократия подразумевает не столько приоритет воли большинства, сколько уважение к мнению меньшинства.

Все члены опергруппы, кроме Вани, вооружились табельными стволами, а сверх того прихватили несколько светошумовых гранат, предназначенных для психологического подавления противника. Кондаков прямо в кабинете собрал несложное, но, по его словам, весьма эффективное взрывное устройство, способное, наподобие легендарной ключ-травы, открывать любые запоры.

Едва стемнело, как всё уже было готово к штурму.

Ваню, снабжённого видеокамерой и узконаправленным микрофоном, послали на каланчу. Наученный горьким опытом предыдущей ночи, он обрядился как на Северный полюс – не забыл ни вязаной шапочки, ни мехового комбинезончика, ни пуховых варежек. Однако сволочная погода будто бы издевалась над ним – ближе к ночи внезапно потеплело и хлынул проливной дождь. Ваня, доступный всем капризам стихии, словно вперёдсмотрящий парусного судна, насквозь промок и взопрел, как бы побывав в сауна-баре.

Лишь только в знакомом окне вновь вспыхнул свет и гости, взявшиеся неизвестно откуда, стали рассаживаться, лилипут навёл на цель остронаправленный микрофон, внешне похожий на старомодный жестяной абажур. Однако все попытки уловить хотя бы одно прозвучавшее в квартире слово оказались тщетными, и Ваня уже стал подозревать, что капризный прибор вышел из строя. Но стоило навести микрофон на первое попавшееся постороннее окно, как в наушниках раздался бурный семейный скандал, в ходе которого жена обвиняла мужа сразу и в разврате и в импотенции.

Ваня по мобильнику сообщил о своих проблемах Цимбаларю, и тот, не задумываясь, ответил, что окна «катрана», скорее всего, снабжены специальными стеклопакетами, не пропускавшими наружу ни единого звука (в точности такие же недавно установили на всех этажах особого отдела).

В заключение Цимбаларь осведомился:

– Все каталы собрались?

– Ага, – подтвердил Ваня. – И даже расселись в прежнем порядке. Учти, на столе возле Пляжника лежит какой-то массивный предмет, похожий на пистолет.

– Учту, – зловещим тоном пообещал Цимбаларь. – А ты не забывай снимать все наши действия на видеокамеру.

Без всякого труда одолев кодовый замок, они проникли в подъезд и почти бесшумно (если не считать пыхтения Кондакова) поднялись на лестничную площадку верхнего этажа. Применять в таких операциях лифт категорически возбранялось, поскольку его шум мог выдать опергруппу с головой.

Цимбаларь стал с ходу совать в замочную скважину свои лучшие отмычки, но это было то же самое, что смертному посягать на девственность валькирии или верблюду пытаться пролезть сквозь игольное ушко. Фраза: «Уж очень тут хитроумный замок стоит!» – означала, что основной вариант вторжения в квартиру потерпел фиаско.

– Ну что же, они сами виноваты. – В устах Кондакова эти слова прозвучали как приговор.

В замочную скважину он напихал какого-то вещества, похожего на жвачку, и туда же воткнул тоненький стерженёк, от которого на лестничную площадку нижнего этажа тянулись два провода. Взрывную машинку заменял выключатель от торшера и обыкновенная батарейка.

– Ты обещал, что всё будет сделано аккуратно, – напомнил Цимбаларь.

– Не аккуратно, а ювелирно, – ответил Кондаков, заканчивая последние приготовления к взрыву. – Таким способом я когда-то вскрывал сейфы в резиденции принца Нородома Сианука. А там хранились драгоценные камни стоимостью в миллионы долларов. И ни один из них не пострадал.

– Ну тогда приготовимся. – Цимбаларь натянул на лицо маску. – Людка возьмет на себя старуху, а мы мужиков. Действовать жёстко, но в рамках закона.

– Поучи цыгана коней красть, – замыкая взрывную цепь, буркнул Кондаков.

Ювелирной работы, конечно же, не получилось. Более того, не получилось вообще ничего. Сколько Кондаков ни щёлкал выключателем, сколько ни зачищал контакты, а результат был один – чепуха на постном масле.

– Кина не будет, – с расстановкой произнёс Цимбаларь. – Кинщик от старости забыл, куда заправляется киноплёнка.

– Наверное, батарейка села, – резюмировал оконфузившийся Кондаков. – Или взрывчатка отсырела.

Тут наверху что-то лязгнуло и заминированная дверь распахнулась сама – распахнулась ровно настолько, чтобы выпустить наружу белую пушистую кошечку.

– Вперёд! – Увлекая за собой товарищей, Цимбаларь рванулся к двери, которая должна была вот-вот захлопнуться.

– Ноги вытирайте! – успела пискнуть старушка, оттеснённая Людочкой на кухню.

Выставив вперёд пистолеты, Цимбаларь и Кондаков проскочили узкую, как пенал, прихожую и влетели в ярко освещённую гостиную, где четверо мужчин как ни в чём не бывало продолжали шлёпать картами о зеленый плюш скатерти.

Лицо игрока, сидевшего спиной к окну, и в самом деле было наполовину скрыто массивными солнцезащитными очками, но рядом с ним лежал отнюдь не пистолет, а пухлый бумажник, сделанный из чёрной кожи. Человек с волевой внешностью, оказавшийся к опергруппе ближе всех, оглянулся через плечо, но не со страхом, а скорее с любопытством. Двое других игроков проявили к незваным гостям ещё меньше интереса. Тот, который находился справа от окна и в данный момент держал в руках трефового туза, был удивительно похож на полковника Горемыкина.

Заранее приготовленная фраза: «Руки вверх!» – всё же сорвалась с губ Цимбаларя, но прозвучала как-то неубедительно.

– Вы бы оружие опустили, – посоветовал человек, чьё тождество с Горемыкиным уже не вызывало сомнений. – Так и до беды недалеко.

– Слушаюсь. – Цимбаларь беспрекословно исполнил приказание своего непосредственного начальника.

– Явившись сюда, вы забыли представиться, но по голосу я, кажется, узнаю майора Цимбаларя. – Оставив игру, Горемыкин всё своё внимание сосредоточил на оперативниках, ощущавших себя как тот волк из басни, который вместо овчарни попал на псарню.

– Так точно, – вынужден был признаться Цимбаларь.

– Какие же ветры занесли вас сюда? – поинтересовался Горемыкин. – Только не говорите, что хотели поздравить меня с юбилеем особого отдела или с международным днём стандартизации.

– Разрешите доложить! – на ходу срывая дурацкую маску, вперёд выступил Кондаков. – Сюда мы явились в поисках карточного шулера по кличке Пляжник, якобы владеющего тем самым предметом, который мы в настоящее время разыскиваем. К сожалению, оперативная информация оказалась недостоверной. Приносим наши глубочайшие извинения.

– И кто же из нас подходит на роль Пляжника? – Горемыкин окинул своих друзей критическим взором.

– Вот этот гражданин. – Кондаков указал на человека, сидевшего спиной к окну.

– Разве? – делано удивился Горемыкин. – А я-то прежде знал его как кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» отставного полковника Российской армии Игоря Петровича Гусельникова. Ну-ка, Игоша, сними очки и яви нам свою злодейскую сущность.

Гусельников приподнял очки на лоб, и стало видно, что верхняя часть его лица обезображена шрамами от ожогов, а левый глаз вообще отсутствует.

– Вы удовлетворены? – с оттенком снисходительности осведомился он. – Или у вашего Пляжника должны иметься какие-то особые приметы?

Поколебавшись всего мгновение, Кондаков сказал:

– Разрешите глянуть на заднюю поверхность вашей шеи.

– А что вы там хотите увидеть?

– Родинку в форме сердечка.

– Смотрите. – Гусельников привстал и, повернувшись к Кондакову боком, оттянул ворот сорочки вниз, так что стал виден вытатуированный на его загривке двухглавый российский орёл. – Другие вопросы имеются?

– Никак нет. Ещё раз извините. Такая уж у нас служба.

– Да, переусердствовали, – неодобрительно произнёс Горемыкин. – Весь паркет моей тетушке затоптали. А она особа строгая. Когда соседи приходят ко мне переброситься в преферанс, случается, метлой их гоняет.

– Так вы, значит, все здесь живёте? – с глуповатой улыбочкой промолвил Кондаков. – В одном подъезде?

– Да практически даже на одной лестничной площадке, – ответил Горемыкин. – Друзья детства… Вот Анатолий Иосифович работает в Министерстве налогов и сборов, а Виктор Николаевич в прокуратуре. Все, так сказать, на государевой службе…

– Подождите-ка. – Человек с волевым лицом, которого Горемыкин назвал Анатолием Иосифовичем, обратился к Кондакову. – Я уже где-то слышал о ма– тёром шулере, безбожно обирающем игорные дома и имеющем на шее отличительный знак-родинку, похожую не то на сердечко, не то на бабочку. Если хотите, я наведу о нём справки в гильдии владельцев казино. С посторонними они своей информацией, как правило, не делятся, но от меня, думаю, таиться не станут.

– Будем весьма признательны… Разрешите идти? – Толкая задом Цимбаларя, Кондаков попятился из гостиной.

– Идите, идите. – Горемыкин на прощание даже помахал им рукой. – Да не забудьте извиниться перед моей тётушкой.

Людочку они застали на кухне, где та – естественно, уже без маски – в обществе хозяйки пила чай.

– А я Клотильду Карловну узнала, – радостно объявила девушка. – Лет пять назад, ещё в бытность секретаршей, я привозила ей лекарства… Правда, Клотильда Карловна?

– Правда, деточка, правда, – охотно подтвердила старушка. – У меня в ту пору было обострение базедовой болезни.

– Вы уж извините, что мы так опростоволосились, – расшаркался Кондаков. – Спутали райские кущи с геенной огненной.

– Ох, как я вас понимаю! – затрясла головой Клотильда Карловна. – Сама когда-то приняла желаемое за действительное и поверила этим бредням о грядущем царстве социальной справедливости. А ведь у меня была возможность преспокойно перебраться во Францию.

Дождавшись, когда хозяйка отойдёт к закипающему на плите чайнику, Людочка шёпотом сообщила:

– Провалиться мне на месте, если в эту передрягу мы попали не по вине Ваньки Коршуна. Он, паршивец, наотрез отказался носить мезузу и потому остался уязвимым для зловредного влияния бетила. Вот иудейское зелье и сыграло с ним злую шутку. Заодно и нам перепало на орехи.

– Похоже на правду, – согласился Цимбаларь, всё ещё потрясённый случившимся ляпсусом. – В такое дурацкое положение я не попадал с тех пор, как однажды в плавательном бассейне «Луч» потерял плавки… Словно какое-то помутнение на нас нашло. Дали маху. Как предки под Калкой.

– Ничего ещё не известно, – заметил Кондаков, старавшийся не падать духом. – Авось мы через приятелей Горемыкина выйдем на боссов игорного бизнеса. Сообща-то этого хамелеона легче будет выявить.

– А ты заметил, во что играла здешняя компания? – тихо спросил Цимбаларь.

– Горемыкин же сказал, что в преферанс.

– Как бы не так! Пока ты им уши шлифовал, я на карты смотрел. Голову даю на отсечение, что они в очко резались, как отпетые уркаганы. И не на щелбаны, между прочим. Недаром возле очкарика бумажник лежал… Может, в рассказе того бомжа и не всё было туфтой.

– Ты лучше помалкивай, – цыкнул на него Кондаков. – Нас это не касается. Ещё спасибо скажи, что без неприятностей обошлось.

Не успел он закончить эту поистине пророческую фразу, как в прихожей грохнуло, словно в дверь саданули тараном, и замок, вырванный, что называется, с мясом, угодил в настенное зеркало. На лестнице заверещала кошка, собиравшаяся, видимо, вернуться домой. Клотильда Карловна с испугу выронила заварочный чайник. Повсюду распространилась кислая вонь пластида.

– Сработала твоя игрушка, – сказал Цимбаларь. – Правда, не вовремя… Так что без неприятностей нам не обойтись.