– Время поджимает, Никита.
Шумякин достал сигарету, щелкнул зажигалкой, затянулся. Клуб дыма вырвался изо рта, разбился об одностороннее стекло, за которым сидел заключенный.
– Коломин вызвал меня к себе, – продолжил Шумякин. – И я примерно представляю, о чем пойдет разговор.
Да, я тоже. Разговор пойдет обо мне. Вы меня простите, но в последнее время, что бы не произошло, всегда всплывает моя фамилия. Я бы и рад такому вниманию, только звучит она чаще всего в негативном свете. Того гляди сглазят.
– И чего он хочет?
– Предсказывать будущее я не умею, – Шумякин смотрел на заключенного за стеклом. – Но одно могу сказать точно. Ты должен стать как можно дороже, чтобы тебя было не так просто слить.
– И вас вместе со мной.
Мне давно стало понятно, что печатник Майоров Никита – личный проект Шумякина. Он его курировал, он его разрабатывал, он отвечал за него головой. Моя неудача – его неудача.
– Сейчас было бы очень кстати раскрыть твою способность, – струйка дыма потянулась за рукой Шумякина к пепельнице.
– Раньше я наивно полагал, что вы в ОБНИС за одно, а на самом деле тут игры покруче, чем в гонке за президентское кресло, – я подошёл ближе к стеклу.
У меня был козырь, но я всё никак не мог его достать. Одно дело уволить пацана претендента, и совсем другое – состоявшегося печатника со способностью. Логику Шумякина я понимал, но она не решала проблемы. Я так ни разу и не сформировал печать.
– Его зовут Казаков Андрей, – Шумякин протянул мне бумаги. – Трижды судим за грабежи и нанесение тяжких телесных. Последний раз освободился полгода назад. Месяц назад в пьяном угаре убил свою жену с особой жестокостью.
Я полистал дело, но тут же закрыл его, увидев изувеченное тело.
– Приговор вынесен, – сказал Шумякин. – Казаков подлежит безвозвратному наложению печати с последующим пожизненным заключением в тюрьме строгого режима. По правилам, мы должны этапировать его в течение двух суток в Максимовское, где его обесточит штатный печатник. Но…
В тусклом свете допросной я рассмотрел силуэт мужика в тельняшке. Тот смотрел в зеркало и время от времени кричал, чтобы ему принесли закурить.
– И что мне делать?
– Это ты у меня спрашиваешь? – Шумякин затушил сигарету. – Делай то, чему тебя учил Скор. Ты же не просто так почти месяц зависал у него на квартире.
– Типо того.
– Я выключу камеры, – сказал Шумякин и пошел к двери. – Через две минуты можешь заходить.
С чего начать-то? Я почесал голову, попробовал вспомнить уроки Скора. Потоки, амплитуды, вибрации. Его колебания против моих колебаний… Короче, погнали! Я нажал кнопку. Дверь открылась.
– Чего надо?! Куриво принёс?!
В допросной воняло потом и носками. Я включил дополнительный свет, мешковатый силуэт превратился в здорового плечистого мужика с бородой, густыми бровями и темным лицом.
– Эй! – он сощурился, прикрыл глаза.
Зазвенела цепь, тянущаяся от стола к его рукам. Я сел напротив и понятия не имел, что делать дальше.
– Ты кто?! – спросил он и уставился на меня после того, как его глаза привыкли к свету.
– Я здесь работаю.
– Кем?!
На квадратной морде лица повисло явно удивление. И его можно было понять. В допросную к рецидивисту вошел пацан в гражданке. Это, к слову, было моей привилегией потенциального печатника. Я ходил в своих шмотках и слал всех в задницу, когда мне предлагали соблюдать дресскод.
Убийца не выглядел накаченным; он был просто большим. Под тельняшкой выпирали толстые руки, наручники едва обхватывали широкие волосатые кисти. Он сидел на привинченном к полу стуле, широко расставив ноги.
– Ты чего молчишь?!
Сказать и в правду что-то нужно было. Но это формальности. Как к нему подступиться? Печать не наложить дистанционно, во всяком случае Скор меня таким техникам не учил и ничего подобного не рассказывал. Шумякин, конечно, красавчик. Я выключу камеры, а ты иди угомони потеющую и страдающую от никотиновой ломки гориллу.
– Куриво есть?! Алё, бля?! Чё происходит?!
Каким-то образом мне нужно было схватить его за кисть, но приближаться не очень-то и хотелось. Дури в нем было дофига, это подтверждали и ужасные снимки его жертвы.
– Тебе дали пожизненное.
– Да ну? – он показал ряд желтых зубов. – А ты адвокат?
– Нет, я… это… медсестра… ну, в смысле, мед брат.
– И чего тебе надо, сестричка? – он улыбнулся, поелозил по стулу.
– Нужно провести обследование перед отправкой тебя в Максимовский.
– Куриво сначала тащи!
– Я не курю!
– А мне похрен – я курю! Хочешь меня осмотреть – неси курево!
Вспомнив про пепельницу, я вышел из допросной и через минуту вернулся со жменей окурков и спичками. Мужик смерил меня взглядом и хотел было сказать пару ласковых, но жажда никотина перевешивала имиджевые потери. Чиркнула спичка, он принялся всасывать бычки один за другим.
Ладно. Прикормили зверя, что дальше?
– А где твои приспособы?
– Мне только пульс, зрачки и…
– Похрен, – мужик засунул бычок в рот, положил на стол руки. – Только нежно давай, аха-ха!
Вблизи я едва не задохнулся от его вони. Он развалился на стуле, пускал дым, смотрел на меня, как на обслуживающий персонал. Мясистая кисть лежала на столе венами вверх. Я положил на неё руку и сделал вид, что нащупываю пульс.
– Практикант, что ли?
– Ага.
Мужик поправился на стуле, я отошел на шаг назад.
– Не бойся, я не кусаюсь. Пока что. Старая сука судья назначила мне пожизненное, но это не самое страшное. Ещё она вписала мне печать. Хотят лишить меня сил и посадить на зону грёбанным задохликом. Посмотрим, как у них это получится, – он выплюнул обугленный фильтр на пол. – Печатники могут проделывать своё дерьмо только со слабаками, а я не слабак. Посмотрим, что он сделает. Пускай хоть на секунду облажается, и я ему голову нахрен оторву! Пускай забирают свободу, но то, что дал мне господь бог, я им не позволю отнять!
– Ясненько.
– Ты чего делаешь?
Я сжал его кисть и попытался установить силовой контакт. Создал разряжение в своей руке, мысленно пытался втянуть туда силу убийцы.
– Ты что делаешь?!
– Не могу пульс нащупать!
– Ты нахрен мне так руку сжал?! Расслабь!
– Одну секунду!
Его пальцы и ладонь побелели, туда больше не поступала кровь, а я пытался нащупать баланс между силой сжатия и разряженной силой в руке. Получалось хреново. Удерживать его руку получалось только с использованием силы, но именно большое скопление силы мешало создать так называемую воронку, которой меня учил Скор.
– ЭЙ!
Мужик дернулся, я прижал обе его руки. Он покраснел, зашевелился, будто медведь пробуждающийся от спячки. Да как эта херня работает?! Руки мужика были заняты, но он быстро сообразил, потянулся ко мне с открытым ртом.
– Отвали от меня, сука!
Ещё немного и он отцапал бы от меня кусок. Я перехватил его за голову, трижды приложил мордой об стол. Ему не повезло, прямо вместе удара из стола торчало железное кольцо для крепления цепочки от наручников.
– Убью нахер! – взревел он вдавленной в стол мордой.
Он кричал, плевался кровью, рычал. Я пережал его кисть до самой кости, ладонь посинела.
– Лежи тихо и всё закончится быстро! – процедил я сквозь зубы.
Вдруг я почувствовал нарастающую силу в его предплечье. Она множилась, давала о себе знать вибрациями. В башке у меня мешался мысленный хаос. Тут надавить, тут отпустить, тут дожать, тут пережать, очистить голову… Да как её нахрен очистить, когда такое творится?!
Убийца качнулся в сторону, треснула столешница, подогнулись ножки железного стула. На пол упало металлическое кольцо, он получил дополнительный размах рук в полтора метра.
Адреналин выплеснул в тело силу, я потерял связь с его энергией.
– Сидеть!
Ударом в челюсть я осадил его на колени, поставил ногу на грудь, толкнул. Оставался шанс – прибить его к полу, приложить пару раз по голове и вернуться к печати. Но мужик даже не думал падать. Он ударил меня головой в живот, схватил за ноги.
– Не того ты выбрал, практикант! Сейчас будет больно!
Он вцепился в ногу, стал выкручивать её в сторону. Свободной ногой я долбил ему в лицо, по уху и лбу. Толкаясь руками, я отползал к двери, а убийца выламывал мне ногу и не желал отпускать.
В колене стрельнуло, хрустнуло. Мужик тащился за мной, у него кровоточило лицо, обливались кровью передавленные наручниками кисти. Но боли он не чувствовал. В круглых глазах имелось только одно желание – добраться до моей головы или шеи.
Мой стул не был привинчен к полу, я дотянулся до него, перехватил за спинку и затолкал ножку в открытую пасть убийцы, когда тот в очередной раз обещал меня покалечить, убить или даже сожрать. Ножка вошла сантиметров на двадцать. Он ослабил хватку, я вырвал ногу, уперся ей в сидение, толкнулся. Ножка вошла ещё глубже под очень неприятные звуки, а я вырвался на свободу, откатился к стене.
Зверь отполз назад, вытащил стул и, харкая кровь, закричал:
– Хрен вы меня возьмете, мрази! Казак слишком силен для ваших обнисовких шкур! Иди сюда! Подходи, сученок!
Он орал, дергал руками, наручниками сдирал кожу с кистей. Бешенная горилла, жаждущая крови. Я отполз в угол, оперся спиной о стену.
– Пульс я тебе проверил, – сказал я. – Сейчас ещё горло посмотрим.
– Ах-ха-ха-ха! Давай, давай, иди сюда!
– Будешь орать ещё и клизму поставлю.
– Ну иди, – он закашлялся, сплюнул на пол кровавый комок. – Давай закончим по-мужски.
– Одну секунду, – я открыл ящик шкафа и достал электрошокер.
– Я твоей пуколки не боюсь, чмо! Подходи!
Должно быть придурок раньше не имел дел с шокерами обников, а ведь они были куда мощнее обычных. Проверено на собственной шкуре. Я выкрутил разряд на максимум, выстрелил горилле в лицо. Мужик держался на ногах довольно долго. Силище в нём – через край. И все же, вскоре ноги стали ватными. Исполнив танец локтями, он упал на пол, закатил глаза. Я жал на кнопку разряда до тех пор, пока здоровяк не обмочил штаны. Я был слишком зол, а ещё мне болела нога. Если бы не вбежавший в допросную Шумякин, я бы слушал ласкающий уши треск ещё полчаса.
– Что за херня?!
– Запечатал, бл*ть, – сказал я и кинул Шумякину шокер. – Веди следующего.
– Твою мать! – Шумякин бросил шокер на пол, нажал кнопку связи на стене. – Курочкин! Охрану в допросную, мигом!
… … …
– Заходи, садись, – сказал Коломин и показал Шумякину на стул.
В последнее время Коломин изменился. Раньше приказывал и требовал, а теперь открыл для себя новое чувство – уважение. Шумякин даже неловко себя чувствовал, глядя на любезности того, кто обычно хамил и гавкал.
– Что-то срочное? – Шумякин хотел закончить разговор ещё до того, как он начнется. – У меня дел по горло.
– Срочно-срочно, – Шумякин погладил подлокотники кресла. – Сейчас все срочно. Времена такие.
– Слушаю.
– Что там с Майоровым? Освоил он печать?
Коломов начал без прелюдии. Шумякин приготовился к бою.
– Почти?
– Почти, но ещё нет?
– Близко.
– Близко, но всё-таки ещё не освоил? Понятно, – Коломин кивнул сам себе.
– Сегодня мы провели ещё один эксперимент и результаты…, - в голове Шумякина промелькнул обоссанный харкающий кровью боров. – Неплохие.
– Угу-угу, – Коломин кивнул. – Месяц уже прошел, а мы не сдвинулись ни на шаг. У тебя есть что-то новое по китайцам?
Шумякин помотал головой.
– Мои источники говорят, что они готовы затеять полноценную войну.
– Пока это всего лишь слова. Такие решения с наскока не принимаются.
– Короче, – Коломин встал, сунул руки в карманы. – Есть очень простое решение этой проблемы. Отстраним Майорова.
И отдадим его на растерзание? Шумякин был готов к этому разговору, а потому заранее припас ответ.
– Решим одну проблему, а вторая снова встанет на повестке. У нас не будет печатника. Помнится, центр грозился нам головы снять.
– Я уже кое с кем поговорил, – Коломов махнул рукой. – Пока не на официальном уровне, но у меня есть там свои люди.
Свои люди в прямом смысле слова. Шумякин отлично знал про племянника Коломова. Тот, не без помощи дяди устроился в центр сразу после ВУЗа. Летёха, наверняка, посещал кое-какие совещания с начальниками, но вряд ли знал слишком много. С другой стороны, служа в одном подразделении, он мог чувствовать настроения и формировать мнение из слухов. Лучше, чем ничего.
– Хрен с ним, с этим печатником, – сказал Коломов. – Если мы предотвратим войну, о которой в серьез говорят уже там, – полковник показал пальцем за спину, – то нам простят все грехи. Жили без печатника и ещё поживем. Напишем письмо, попросим больше времени, а все бочки скинем на чокнутого Скора, – Коломин улыбнулся, потер руки. – Идеальный вариант. Глядишь, за то, что разрулили такую проблему, наши имена приметят.
Куда ж без этого. Коломин уже засиделся в региональном ОБНИС, его загребущие руки хотят большего. Хотя ведь и прав, сукин сын.
По большому счету это решало все проблемы. Коломов прав. В центре на самом деле забудут о небольшом ЧП, если ты предотвратишь катастрофу, пускай и самим созданную. Когда проблема достигает таких масштабов, то её лишь бы решить. К тому же, все можно скинуть на Скора. Эксперты поднимут бумаги, вспомнят его историю и окончание карьеры. Наверняка, они уже это сделали. Слить Майорова, слить Скора, всё вернуть на круги своя. Четко.
Шумякин продолжит таскать инфу для Безликого, его бывшая семья будет в безопасности, а Коломов станет ещё более покладистым. После таких совместных передряг перестанет быть куском говна, по крайней мере для Шумякина.
Решение пришло оттуда, откуда не ждали. Шумякин проделал большой путь, впереди его ждал путь ещё тяжелее и длиннее – под пулями, через овраги и болота, под колючей проволокой и, вероятно, по чьим-то головам. Он мог пойти дальше, а мог выбрать безопасную тропинку к финишу.
– Через две недели он будет готов, – сказал Шумякин.
– Товарищ подполковник, – Коломов улыбнулся и покачал головой. – Не время строить из себя героя. Мне ведь и одобрение твое не нужно, если ты не забыл. Я пригласил тебя по-человечески. Хочу согласовать важное решение со своим замом, а ты начинаешь… Давай, прекращай заниматься хернёй и готовь приказ на увольнение.
– Возможно, вас, товарищ полковник, проинформировали о настроениях в центре, но я сомневаюсь, что все ведомства останутся довольны вашим решением.
– Ты о чем?
– Ну скажем… у финансового ведомства точно возникнут вопросы.
– Какие ещё вопросы?!
– Всего неделю назад мы потратили на потенциального печатника треть годового бюджета нашего отделения, а сегодня хотим его уволить, – Шумякин достал из кармана бумажку и положил на стол.
Поглядывая на Шумякина из-подо лба, Коломов развернул листок с выпиской из больницы. Услуги лекаря третьего ранга добавили сверх бюджета. Любые вопросы, касающиеся, бюджетирования должны были проходить через Коломова, за одним исключением – опасность для жизни печатника.
– Ты же говорил, там плевое ранение! – Коломов пялился в бумажку.
– И все же, мы не могли рисковать его жизнью, – Шумякин тоже поднялся. – Вариант с увольнением Майорова сейчас будет выглядеть нелепо. Мы только что инвестировали в него очень большие средства. Бюджетники нам такого не простят, а вам ли не знать, что одну из главных ролей в определении эффективности руководителей, составляет расходование ресурсов. И тут такой провал.
– Ах ты ублюдок! – Коломов смял бумажку и бросил в Шумякина. – Нахера он тебе?! Из-за какого-то мелкого говнюка весь отдел на дно утащишь?!
– Я рекомендую вам, товарищ полковник, связаться со своими людьми в центре и поговорить лучше о том, как мы можем предотвратить войну. Не нужно искать легких путей, когда за ними стоят чужие жизни.
– Пошел вон! – Коломов показал на дверь.
– Зовите, если нужно будет обсудить ещё какой-нибудь важный вопрос.
– ВОН!
… … …
Шумякин закрыл дверь и услышал уже третье:
– Воооон!
В кармане завибрировал телефон – сообщение от Безликого. Информация нужна была как всегда срочно, кроме того нужно было поговорить с Майоровым и расспросить, что произошло в допросной.
Не успел Шумякин убрать телефон в карман, как тот снова завибрировал. Звонил незнакомый номер.
– Да.
– Подполковник Шумякин?
– Да.
– Добрый день, это Исаков из надзорного отдела.
Исаков, Исаков… В голове все перемешалось. Шумякину потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить про педанта и зануду, который проводил экспертизу Никите и, который имел личные счеты с Коломовым.
– Слушаю.
– Хотел бы задать вам пару вопросов по поводу Майорова Никиты. Насколько я знаю, вы его курируете.
– Верно.
– Я попробовал достать бумаги о нём, но очень удивился. Карточка в поликлинике только с семилетнего возраста, никаких упоминаний в роддоме о первичном силовом осмотре, потерянные листы из школьного дела.
– Обычное дело в наше время. Бюджетникам слишком мало платят, чтобы они хорошо делали свою работу.
– Понятно, – Исаков немного помолчал. – Может быть вы тогда поделитесь информацией о том, как обнаружили его способности?
– Он попал в ОБНИС за хулиганство. Разборки с местными малолетками, ничего серьезного, – Шумякин посмотрел по сторонам и отошел к окну. – Его взял патруль. Он слишком сильно сопротивлялся для парня своих лет без сформированной способности.
– Вы всех так проверяете на наличие предрасположенности к печатям?
– Нет. Удачное стечение обстоятельств. Нам спустили приказ – найти печатника, а этот парень случайно оказался в нашем отделении. Он рассеянный и с большим запасом сил. Верные признаки несформированного печатника. Вот мы и попробовали.
– Как удачно получилось.
– Точно.
– И вас не смутило, что у него нет никаких записей в личном деле?
– Товарищ полковник, мы работаем на улицах. Нам часто приходится иметь дело с недостатком информации. Если бы мы также сильно беспокоились о бумажках, как другие ведомства, то не нашли бы времени на преступников.
– Ясно-ясно, – Исаков помолчал, делал пометки. – Вы знали, что согласно статистике, каждый третий аппер подвержен той или иной степени рассеянности?
– Впервые слышу.
– И ещё вы сказали о большом запасе сил у Майорова. Вы её измеряли? Разве в вашем отделе есть соответствующий специалист и оборудование? Или ваши выводы сделаны исключительно…
– Исключительно на личном опыте, товарищ полковник.
– То есть, правильно ли я понимаю, что любой подросток, случайно оказавшийся в вашем отделении, с внешне заметным, но никак не подтвержденным увеличенным запасом сил, мог стать объектом для проведения экспертизы?
– Ну… вроде того.
– И первый же такой подросток прошел экспертизу?
– Получается так. Считайте это обнисовской чуйкой.
– Чуйкой, значит, – и снова пять секунд молчания. – Тогда такой вопрос, товарищ Шумякин: а у вашей чуйки есть конкретные фамилии или секретные документы, о которых я должен знать?
– Не понимаю о чем вы.
– Всё это выглядит достаточно странно, товарищ подполковник. Доверяя своей чуйке, как вы называете логику и предрасположенность к подсознательному анализу, который люди часто путают с интуицией, я могу сделать выводы, о статистически значимом отклонении наблюдаемых параметров. И в таком случае, я могу с полной уверенностью отклонить нулевую гипотезу, говорящую о случайности выбора, павшего на Майорова Никиту, а значит принять альтернативную гипотезу. Альтернативная гипотеза говорит, что случившееся не случайно. Что вы скажете по этому поводу?..
– Простите, товарищ полковник, но я сейчас занят.
– Угу.
– Это всего лишь болтовня по телефону, верно? Вынужден попрощаться с вами и бежать по делам.
– Сегодня болтовня, а завтра – показания под запись, – сказал Исаков.
– Всего доброго, товарищ полковник.
– До свидания, товарищ Шумякин.
Шумякин положил трубку, корпус телефона хрустнул в руке:
– Тебя ещё не хватало.