Патруль: последнее дело Мышки и Сокола

Пролог

Мелисса ежилась от холодного пронизывающего ветра, с тоской глядя на зеленый узор бесконечного леса внизу.

К сожалению, более активные движения были ей недоступны. Воздушный корабль, на котором они бежали с земли, доживал последние часы: амортизирующая подушка сдохла, и корзина раскачивалась от любого неосторожного движения.

Джон спал, чутко приподняв свои длинные ушки и подергивая крысиным хвостиком с пушистой кисточкой на конце. Мелисса ему завидовала: пусть шерстка у зверька была не очень густой, но от холода и сырости – вечных спутников высоты – спасала чуть лучше, чем шелковое платье для прогулок, пусть и многослойное.

Они летели уже почти двенадцать часов, и если Патруль в скором времени не появится, у них есть шанс выполнить главное условие: умереть правильно.

«Убить себя нельзя. Умолять убить – нельзя. Смерть должна быть правильной. И только познав правильную смерть, вы обретете свободу».

Мелисса передернула плечами от озноба, с радостью отметила, что у нее, кажется, начинается лихорадка, и повернула голову к западу, там, где расцветал оранжево-фиолетовый закат.

– Вот черт!

Их все-таки догнали. И Мелисса, прислушавшись к себе, поняла, что чувствует облегчение (у них с Джоном есть еще один шанс!) и раздражение (как же надоело ходить кругами!) одновременно.

Странный зверек, больше всего напоминающий толстого тушканчика с огромными ушами, открыл свои ярко-красные глаза и посмотрел на Мелиссу.

– Патруль, – виновато сказала она. – Пора вставать.

Джон на миг взъерошил серо-зеленую шерстку и, прыгнув на подол ее платья, быстро взобрался к ней на плечо. Издав звук, похожий на мурлыканье, он ласково боднул своей маленькой головкой ее щеку в утешающем жесте.

Мелисса погладила его и вновь уставилась на пару летунов, быстро приближающихся к ним. Летуны очень напоминали воздушных змеев ее родного мира, за ними даже хвосты волочились, напоминая разноцветный новогодний серпантин.

– Как ты думаешь, кто из нас в следующем измерении будет человеком? – отстраненно наблюдая за приближением Патруля, отлавливающего путешественников между мирами, спросила Мелисса. – А, может, мы уже доказали, что достойны называться людьми оба?

Джон сунул мокрый нос ей в ухо и оглушительно чихнул.

– Ты прав, – передернув плечами, согласилась Мелисса. – Я тоже в это уже не верю. Но бороться мы не перестанем, ведь так?

Джон медленно закрыл свои красные глаза и кивнул.

Они никогда не перестанут бороться.

Мелисса обвязала вокруг себя страховочный трос, а конец его положила рядом с крепежным кольцом, внушая себе и высшей силе, что она хорошенько его закрепила. Подобное внушение никогда не срабатывало: тот, кто обрек их на это вечное путешествие, всегда внимательно следил за их очередным исходом. Следил, чтобы они умирали «правильно». И возрождались там, где он захочет.

Но попытаться никогда лишним не будет.

Откинув люк аварийного выхода, Мелисса склонилась над ним, во все глаза рассматривая зеленый лес внизу.

Умирать будет больно, чего уж там. Наверняка она вся переломается, ухнув с высоты на вековые деревья. А уж сколько поломает веток…

Джон спрыгнул с ее плеча и тоже сунул мордочку в открытый люк. Потом вопросительно посмотрел на Мелиссу, будто предлагая ей сыграть в «камень-ножницы-бумага» чтобы выяснить, кто же будет прыгать первым.

– До встречи в следующем мире? – несмотря на все попытки сдержать эмоции, Мелисса почувствовала, что по ее щекам текут слезы. – Пусть там нам повезет больше, – выдавливая из себя улыбку, прошептала она.

Джон вновь чихнул и, больше не раздумывая, прыгнул в люк.

– Э-ге-гей! – поддержав себя залихватским криком, Мелисса прыгнула следом. Раскинув руки, она пыталась представить себя птицей, которая вот-вот взмахнет крыльями и полетит. Но она ведь и так летит, правда? Да, она летит вниз, но все равно: это ли не свобода? Это ли не вечность? Краем глаза она видела летящего рядом Джона.

У них еще будет шанс, главное в это верить.

… умирать действительно было опять очень больно.

***

– Знаешь, я думаю, что эта цыганка просто решила над нами поиздеваться! Потому что, в общей сложности, мы с тобой отбываем свой срок уже около сотни лет. Мы сменили больше сорока обличий каждый, а это значит – прожили, как минимум, сорок жизней. Мы все еще вместе, Мел, и все еще хотим быть рядом. По-моему, мы уже давно доказали друг другу истинность нашей любви. Тогда почему мы до сих не можем быть просто счастливы?

Мелисса открыла глаза и встряхнулась. Подняв голову, она обнаружила Джона – мужчину, которого она любила, и с которым когда-то захотела прожить всю жизнь.

– Из тебя получилась прелестная пантера! – Джон улыбался, но в его глазах застыло отчаяние. Застарелое чувство безнадежности: они обречены вечность скитаться по мирам и жизням, сохраняя верность друг другу и не имея возможности быть вместе как мужчина и женщина.

И все потому, что в день своей свадьбы, изрядно выпив и отправившись на прогулку, обидели старую цыганку. На самом деле, Мелисса уже толком и не помнила, что они сделали. Кажется, толкнули ее в лужу или типа того. Кажется, они смеялись над тем, как она барахтается в грязи, кажется, кричали, что сегодня – в день, когда они стали единым целым – им можно все.

Обиженная старуха поднялась, толкнула их обоих в ответ и сказала: «Да будете вы будете обречены на скитания. Вам не удастся более насладиться объятиями друг друга. Пока вы не докажете себе самим, что ваша любовь – истинна. Через смерть вы найдете выход. Но есть одно условие: убить себя нельзя. Умолять убить – нельзя. Смерть должна быть правильной. И только познав правильную смерть, вы обретете свободу. И обретете свое счастье вновь».

Мелисса почесала ухо задней лапой, повела ушами и шутливо цапнула Джона за бежевую штанину.

Было жарко.

– Пошли, посмотрим на новый мир? Надеюсь, здесь принято заводить себе домашних пантер, иначе придется хорошенько встряхнуть это общество! А с Патрулем я в этот раз разберусь. Обещаю, Мел. Мы должны умереть правильно.

Мелисса взмахнула хвостом и согласно мурлыкнула.

Она любила Джона, а он любил ее.

И то, что они все еще хотели бороться, являлось тому несомненным доказательством.

***

Летуны, что напомнили Мелиссе воздушных змеев, снижались медленно: очевидно искали место для посадки. В итоге, на небольшую полянку, залитую солнечным светом, приземлиться смог только один. Издалека напоминающий бумажный самолетик, летун был выполнен из прочнейшего металла, который встречается в мире Энова – шаранга. Матово-белый, он действительно казался хрупким… вот только поставить вмятину на выполненном из шаранга механизме было практически невозможно.

Размером летун был с пассажирский омнибус, но из-за большого количества содержимого отсека двигателя, места там было немного: из приземлившегося летуна вышло всего пять человек: красноволосая женщина лет двадцати – двадцати-пяти, одетая в облегающую блузу, кожаные штаны и высокие сапоги, сжимающая в руках револьвер; три парня, облаченные в местные армейские мундиры, и еще один. Некто в длинном черном плаще с капюшоном, нетипичном ни для установившейся погоды, ни для мира Энова вообще. Разглядеть его лицо было невозможно: единственное, что можно было о нем сказать – его волосы белые, словно снег – спутанные космы свисали почти до пояса.

Трое в мундирах вытащили оружие, напоминающее штык-ножи и, переглянувшись, углубились в лес. Красноволосая и еще один застыли, не решаясь последовать их примеру.

Не промолвив ни слова, не обменявшись ни взглядом, они одновременно двинулись на восток. Лес порадовал их кочками, корягами и чавкающей грязью, но спутники будто не замечали этого. Они просто шли сквозь чащу, не обращая внимания ни на падающие на них сухие ветки, ни на препятствия в виде упавших деревьев или разросшегося подлеска.

Что-то неведомое вело их, и через пару четвертей часа они нашли то, что искали. Изломанные трупы. Молодой женщины и зверька с хвостом, украшенным кисточкой.

Красноволосая склонилась над изломанной и на всякий случай пощупала пульс. Конечно, его не было! Ее беловолосый спутник поднял зверка за хвост и с силой бросил прямо в ствол векового дуба. Послышался противный хруст.

– Они ушли… они опять удрали, Сокол! – лицо красноволосой скривилось в гримасе отчаяния.

Ее спутник подошел к дереву, вновь поднял зверька… и начал колотить им по стволу, превращая безжизненную тушку в кровавое месиво.

– Ты понимаешь, что это значит?

Шмяк… шмяк… чавк…

– Сокол! – ее голос, несмотря на отчаяние, звучал мелодично. Пожалуй, она могла бы петь в Опере, если бы хотела.

– Понимаю, Мышка, – голос еще одного, напротив, звучал скрежетом металла по стеклу. – Я все понимаю… мы пропали – вот, что это значит.