Пасынки Бога

Глава 20 Ум Муна

— Устроился? — поинтересовался Антеус— Тогда слушай… Родился я действительно в тысяча девятьсот девятнадцатом году, в самом начале позапрошлого, двадцатого века. Так что сама моя жизнь достойна отдельного рассказа. Да какое там рассказа — романа! И не одного. М-да… Довелось мне на этом свете повидать много всякого: я был свидетелем возрождения, упадка и гибели империй, очевидцем (а порою и участником) величайших войн и революций… впрочем, об этом как-нибудь в другой раз. — При этих словах Мун чуть усмехнулся, словно давая понять, что, конечно, никакого другого раза им не представится. — Так вот, переходя к сути, скажу: богатство пришло ко мне довольно поздно. Где-то на рубеже веков. Так уж оно вышло. А очень богатым человеком я стал лишь в две тысячи десятом году, то есть, считай, будучи уже глубоким стариком. Какая насмешка судьбы, не находишь? Я, который мог обладать практически всем, иметь любые удовольствия мира, в реальности принужден был выбирать из предлагаемого ассортимента лишь самые диетические блюда; кроме того — и это, пожалуй, тревожило меня всего более, — моя жизнь стремительно приближалась к своему завершению…

Правда, старческими болезнями я пока еще не страдал, да и никакими другими тоже; здоровьем я всегда отличался отменным, хотя смолоду и к выпивке был наклонен, и потаскун был изрядный. Однако с возрастом не поспоришь. Тем не менее я пытался. Очень пытался! Если старость — это болезнь, рассуждал я, значит, ее можно вылечить. Ну а если это некая программа, заложенная в нас, в наши гены, природой, тогда эту программу можно отменить, вывести из строя, в конце концов! И это не пустые фантазии. Известно ли тебе, что, например, бактерии в лабораторных условиях могут существовать неограниченно долго? Линии раковых клеток, полученные в моих лабораториях сто с лишним лет назад, благополучно живут до сих пор. Растения, которые размножаются вегетативным путем, также практически бессмертны. Да что растения! Щуки — и те живут по двести лет, не старея! А коль скоро такое доступно одним живым организмам, следовательно, может — должно! — стать доступным человеку.

Чего я только не перепробовал, чтобы вернуть своему телу молодость или хотя бы продлить отмеренные природой годы. Я окружил себя множеством врачей-геронтологов, как специалистов, так и очевидных шарлатанов; целый университет создал под изучение проблем старения! Принимал антиоксиданты и всякие снадобья, порой в день выходило до ста таблеток… Один мой врач посоветовал мне питаться черникой и черносливом, дескать, они препятствуют старению — я жрал их килограммами! Другой знахарь рекомендовал есть лишь одноцветную пищу и пить ионизированную воду. Ха-ха! От этой диеты я едва не отдал богу душу досрочно. Разумеется, постоянно проходил курсы клеточной терапии, мне делали массированные инъекции стволовых клеток, подкожно и внутривенно… Даже всякими восточными практиками занимался: часами медитировал в позе лотоса, пытаясь достичь состояния «самадхи».

Не скажу, что все эти усилия оказались напрасными, однако когда мне перевалило за сотню, я совершенно четко понял: еще пара-тройка лет — и все. «Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны!» Вот тогда я всерьез задумался о том, чтобы заморозить свое тело, поместив его в криостат с жидким азотом. В те времена криоконсервацией занимались только в Мичигане, в институте крионики. Но я распорядился начать разработки в этом направлении в университете моего имени. Деньги — великая движительная сила, поэтому всего через год с небольшим у нас был не только свой криостат, но и идеальный криопротектант — замораживающее вещество, многократно превосходящее по своим характеристикам мичиганский аналог. Американцы-то замораживать научились, а вот чтобы разморозить потом без потерь — это у них никак не выходило. Мои ученые в рекордные сроки смогли создать такие технологии. А для себя я твердо решил, что если в ближайшее время усилия по кардинальному продлению моей жизни не дадут конкретных ощутимых результатов, велю себя заморозить, как говорится, до лучших времен. Слава богу, до этого не дошло…

Еще на рубеже тысячелетий ряд научных институтов вели разработки по расшифровке нейронного кода — кода, с помощью которого мозг, посылая сигналы, управляет конечностями; в самом конце двадцатого века ученые из Атланты вживили один электрод в мозг парализованного человека — и он смог одной лишь силой мысли двигать курсор по экрану компьютера и даже складывать буквы в слова! Примерно в это же время другая группа ученых из университета Джорджии добилась аналогичных результатов тем же способом; только электрод был уже не один, а несколько. Их пациент просто представлял себе, будто двигает рукой, возбуждая тем самым определенные зоны своего мозга; это фиксировалось вживленными в его мозг электродами, а сигналы при помощи миниатюрного передатчика, помещенного под кожей его головы, передавались на компьютер. Потом, в году где-то две тысячи четвертом, Эрик Лейтхардт, нейрохирург госпиталя в Сент-Луисе, использовав какое-то количество электродов, тоже научил своих пациентов мысленно управлять курсором на экране компьютера. Но наибольшего успеха удалось достигнуть команде американских ученых, кажется, из Дьюкского университета: они вживили одиннадцати пациентам, страдающим болезнью Паркинсона, по тридцать два электрода толщиною с человеческий волос в ту область головного мозга, которая отвечает за координацию движений. Потом, подключив пациентов к компьютеру, им предложили поиграть в компьютерные игры. И больные с задачей справились! А ученые смогли расшифровать нейронный код и разработать алгоритм, позволяющий переводить мысли о движении руки в компьютерный приказ.

Есть истины, которые, как гражданские и политические права, не передаются раньше известного срока. Так что ко времени, когда я обратил внимание на эти исследования, люди с имплантированными электродами уже вовсю управляли протезами любой степени сложности. Таким образом, давняя мечта человечества о телекинезе — прямом преобразовании мыслительной энергии в механическую — стала явью. Правда, ненадолго. Вскоре к власти в большинстве стран мира пришли клерикалы, которые разработали и ратифицировали пресловутую Конвенцию «Трех No», каковая, как тебе ведомо, поставила на всех исследованиях в области нанобиотехнологий жирный черный крест. Углядели, понимаешь, в этом вмешательство в замысел Творца, попытку усовершенствовать Творение. Ну разве не идиоты? А всё их треклятая религия, вера… тьфу! Что такое эта самая вера, как не добровольное слабоумие? Ты не согласен? Кстати, Георгий, а тебе самому не кажется по меньшей мере странным, что нынешние больные и параличные лишены того, что было вполне доступно людям еще сто с лишним лет назад? М-да… вот к чему привело поповское мракобесие. Впрочем, логику вселенцев хотя бы постичь можно, они испокон веков нищету духа за достоинство почитают. Вера и рассчитана на убогих и нищих духом, то бишь умом не отягощенных. Ибо их есть Царствие Небесное, как ваш Христос говаривал. Потому-то знание и вера — две вещи несовместные. Невежество — вот основа всякого монотеизма. Да еще чувство вины — вины перед старым хреном, который якобы вся и все создал. Но ты-то, Георгий аль-Рашид, умный вроде мужик, как тебя угораздило попасть в их затхлую компанию? Молчишь? Ладно, об этом после переговорим…

Так вот, на чем я остановился?.. Да! К ста пяти годам мое тело начало дряхлеть особенно стремительно, один за другим принялись выходить из строя жизненно важные органы, отказываясь функционировать, как им положено; мне сделали пересадку сердца, заменили донорскими почки и печень, и, кажется, что-то еще, но все равно, несмотря на все усилия докторов, я быстро превращался в прикованную к больничной койке развалину… А финансируемые мною ученые все еще не нашли способа вернуть мне утраченную молодость или хотя бы поддерживать физическое состояние в неизменном виде; пока им удавалось только тормозить процессы старения отдельных органов, но не всего организма в целом; они даже научились запускать механизмы омоложения — но, опять же, лишь для отдельно взятой части тела. Увы! Самого важного, того, ради чего, собственно, я организовал все эти исследования — найти заложенную в нас природой программу старения, понять ее, а затем сломать, — это никак не получалось. Замечу в скобках, что не удалось добиться этого и по настоящее время, но сегодня мы как никогда близки к отгадке… Короче, я уже совсем было решился отдать приказ о помещении моего тела в криостат, как вдруг меня осенило! Если пока нельзя уберечь от смерти все мое тело, подумал я, почему бы тогда не попытаться сохранить для жизни только один его орган, самый главный, — мозг?

К достижению этой цели на первый взгляд вели два пути. Первый — считать с коры больших полушарий всю информацию: все, что накоплено в течение жизни, считать и занести в компьютер. Скажу сразу — первый путь пришлось быстро отбросить как неисполнимый. Ибо информацию на внешний носитель записать можно, но как оцифровать эмоции, чувства, переживания — то, что вы, люди, именуете обычно душой? И тогда, и сегодня — это совершенная утопия, сюжет для фантастов. Таким образом, на самом деле имелся лишь один способ: сохранить сам мой мозг, изъяв его из умирающего тела. И не просто сохранить, а при помощи вживленных электродов дать ему возможность видеть и действовать.

Как следует обдумав эту идею и приняв окончательное решение, я отдал приказ немедленно подготовить все необходимое для воплощения ее в жизнь.

Началась спешная работа. Я бросил на исполнение своего замысла все подвластные мне научные и финансовые ресурсы. Естественно, исследования и разработки велись в строжайшей тайне. Запреты в этой области тогда уже начали действовать. Хотя и не носили еще сегодняшнего глобального характера. Но нет худа без добра — это же обстоятельство позволило собрать под крышей моего университета лучшие умы человечества.

Сначала мы создали агрегат, в котором человеческий мозг мог существовать отдельно от тела. Затем встал вопрос, как сделать старческий мозг вновь молодым и работоспособным и — главное — постоянно поддерживать или же возвращать в это состояние, сохраняя при этом его индивидуальность. Ведь моему мозгу было ровно столько лет, сколько и мне. А чтоб ты знал, мозговая деятельность начинает, как правило, ослабевать годам к сорока.

Я, кажется, говорил, что мои ученые на тот момент уже имели в этой области значительные наработки. Им удалось идентифицировать набор генов, которые запускают программу старения мозга; они научились их блокировать. Таким образом, половина проблемы была решена — они могли уберечь мой мозг от дальнейшего умирания. Но этого было мало. Оставалось еще найти способы вернуть моим изъеденным годами извилинам прежнюю живость. И такие способы были найдены.

Старение мозга, как и остального организма, непосредственно проявляется в том, что клетки с возрастом начинают делиться все реже и реже, а потом этот процесс и вовсе прекращается. Так вот, мои ученые синтезировали особый белок — эпикталлон, который понуждал клетку делиться большее число раз, чем это предусмотрено ее биологической программой. А потом научились с помощью инъекций генетически измененных клеток продуцировать рост нейронов, вызывая тем самым процессы, обратные старению!

Когда все было наконец подготовлено, как технологически, так и организационно, мой мозг удалили из тела, поместили в специальный контейнер с плацентарной средой и вживили в каждое полушарие по двести пятьдесят шесть соединенных с компьютером платиновых электродов…

Очнувшись, я с ужасом осознал себя парализованным слепцом, медленно дрейфующим в неосязаемом океане мрака; при этом я лишился не только зрения, но и всех остальных чувств тоже. У меня осталась лишь одна-единственная способность — мыслить. И поверь, Георгий, очень скоро я пожалел об этом. Пожалуй, даже погребенный заживо не испытывает той степени отчаяния и страха, которую довелось испытать мне. Сказать по правде, я находился тогда на самой грани помешательства. А возможно — и за гранью.

Не знаю, как долго пребывал я в подобном состоянии — ни времени, ни пространства для меня не существовало, — только в какой-то момент царящего вокруг меня безвременья мне показалось, что движение мое приобрело некую направленность. Я словно бы падал, точнее, летел в гигантскую воронку, закручиваясь по спирали, вниз… А может, вверх… Все ниже и ниже — или, напротив, выше и выше. И вот, когда, судя по всему, был достигнут предел этого то ли падения, то ли полета, я вдруг увидел — не спрашивай меня, как такое возможно, — повторяю, увидел… глаз. Нет, не глаз — Око!

Было ли оно телесным или бестелесным, большим или малым — судить не берусь, вокруг не имелось ничего, что могло бы его ограничить, и никого, кто мог бы его измерить. Тем не менее я совершенно ясно, вот как тебя сейчас, видел висящий в абсолютном Ничто безвекий шар, окруженный множеством шарящих в пустоте рук. И его узкий вертикальный зрачок смотрел прямо в меня!

А потом я услышал слова… хотя, наверное, все же не услышал: огненные буквы возникли где-то в глубине моего лишенного телесной оболочки мозга. Буквы сложились в строки: Ты — Сущий, Иалтабаоф. И нет другого, кроме Тебя.

Как оказалось впоследствии, мои блуждания вне пространства и времени, в глубинах собственного сознания, продолжались в реальном мире не столь уж долго; по прошествии нескольких часов я освоился с управлением — через компьютер меня подключили к множеству самых различных электронных устройств и приборов — и даже смог отчасти вернуть себе зрение и слух.

Правда, поначалу зрение мое носило весьма ущербный характер. Формировалось оно следующим, довольно примитивным способом: изображение с одной-единственной телекамеры поступало в компьютер, там преобразовывалось в нервные импульсы, которые по кабелю посылались непосредственно в мой мозг через вживленные в него электроды. Спросишь, что же я в результате видел? На самом деле не многое — белые точки электродов на черном фоне; из этих точек накладывались очертания находящихся перед камерой объектов. То есть я мог видеть лишь контурные линии негативного изображения людей и предметов; зрение мое было черно-белым. Тем не менее коммуникация с внешним миром была восстановлена.

Однако прогресс не стоит на месте. Успехи моих ученых в области нанотехнологий позволили заменить электроды, травмирующие мои ткани, на оптические манипуляторы — так называемые Бесселевы пучки пятого порядка; с их помощью можно воздействовать не то что на каждый нейрон мозга, а даже манипулировать отдельными атомами и микрочастицами. На сегодняшний день я воспринимаю полноценное цветное изображение происходящего повсюду, где установлены мои видеоглаза, а этих глаз у меня многие и многие тысячи! И не только здесь, в Центральном офисе. Я могу наблюдать почти за всем, что творится в городе, в стране и даже на планете! Мне не надо, подобно вам, смертным, вглядываться в дисплей компьютера — виртуальный мир формируется в моем мозгу. Я всевидящ!

Моя память не скована вашими человечьими объемами, к моим услугам непосредственный и мгновенный доступ практически к любым базам данных — они составная часть моей собственной оперативной памяти. Я всеведущ!

Благодаря власти над киберпространством мне подчиняются мириады устройств, приборов и механизмов, целая армия созданных или модифицированных мною существ. Я вездесущ!

Усилиями моих ученых мозг мой не только не стареет, но и регулярно омолаживается, сохраняя при этом весь гигантский потенциал накопленных знаний и свою неповторимую индивидуальность. Я неподвластен времени, я вечен!

Я имею полную власть над собственным мозгом и могу задействовать его возможности в сотни, тысячи раз более эффективно, чем вы, люди. Ведь в обычном, человеческом мозгу значительная часть нейронов пребывает в спящем состоянии, а я с помощью пучков Бесселя в состоянии активировать их все одновременно. Поэтому скоро, весьма скоро наступит время, когда я получу власть над материей — я буду манипулировать самой структурой вещества на мономолекулярном уровне и тогда стану воистину всемогущим!

Антеус Мун умолк. Молчал и Георгий, немало пораженный рассказом Муна, особенно его заключительной, исполненной поистине безумной гордыни и одновременно столь многое проясняющей тирадой.

Кроме того, полифоническая звучность и органная выразительность голоса, яростное льдисто-голубое сияние глаз старца невольно завораживали. Чувство, которое испытывал сейчас Георгий, можно было, пожалуй, назвать смесью гнева, страха и восхищения, да-да — восхищения!

— Ну что, Георгий аль-Рашид, — выдержав паузу, спросил Антеус, — ответил я на твой вопрос? Знаешь ли, понимаешь ли ты теперь, кто я такой?