Паранойя

Двуногое в перьях, двуногое без перьев

Происходящее на экране напоминало не то светский раут, не то рыночную площадь в разгар базарного дня… правда, без людей.

Толпясь, но друг дружку вроде ни разу не толкнув, голуби неспешно прохаживались по газону. Собственно, газон различить было трудно: сплошь заполоненный пернатыми, он лишь изредка проглядывал зеленоватыми пятнышками между многочисленными сизыми спинами.

Ежесекундно обмениваясь короткими репликами на своем воркующем языке, голуби то тут, то там сбивались в кучки, привлеченные своим любимым лакомством — хлебными крошками, россыпью падавшими откуда-то сверху. Сыпались крошки во множестве; ни дать ни взять, снежные хлопья в метель. Но каждый из голубей, не иначе, все равно опасался, что лично ему угощения может не достаться. Уж очень много столпилось на газоне его крылатых собратьев.

От нетерпения некоторые из голубей пытались взлететь. Как видно, надеялись таким способом оказаться ближе к лакомству. Да только голубь, увы, не орел: ни удержаться в воздухе дольше, чем на секунду, ни набрать мало-мальски значительную высоту у этих отчаянных не выходило.

Такая вот будничная, не лишенная забавности, сцена. Почти идиллическая даже.

Когда камера отодвинулась в сторону, забавности с идиллией на экране поубавилось. В кадр попали другие голуби — этим повезло меньше. Места на газоне им не хватило, так что не осталось ничего другого, кроме как топтать соседствующий с газоном асфальт. В ожидании, что и туда них долетят вожделенные крошки. Последнее, кстати, случалось, но редко. Очень, очень редко.

Неожиданно на занимаемый голубями пятачок асфальта пала тень; затем показался, блеснув на солнце, бампер приближающегося автомобиля. С шумом затрепетав крыльями, голуби как один взметнулись вверх, опасаясь попасть под колеса. Но взлетели под стать собратьям на газоне, давеча тянувшимся к угощению — грузно, даже как-то неохотно. Словно по принуждению выполняли какую-то тяжелую, заведомо нелюбимую работу, которую сами полагали бесполезной.

Что до голубей на газоне, то эти даже взлететь не удосужились. И вообще не сочли проехавшую совсем рядом машину событием, достойным внимания.

Более того. Когда автомобиль, наконец, проехал, оказалось, что и некоторые из топтавших асфальт голубей не восприняли его как нечто опасное, понуждающее спасаться бегством. Целых две птицы остались валяться раздавленные, кучками перьев на асфальте. Еще одному голубю, похоже, посчастливилось проскочить между колесами. И теперь этот везунчик разгуливал себе, как ни в чем не бывало. Небось, даже не понял, что случилось… вернее, чего ему повезло избежать.

Что до остальных птиц, то они, едва машина скрылась из виду, снова приземлились на асфальт. Причем в спешке, резко контрастировавшей с той неохотой, что пару секунд назад сопровождала их взлет.

И вновь голуби принялись бродить в ожидании угощения — соседство погибших собратьев их не смущало. Не факт, что птицы вообще восприняли смерть двоих из них своими крохотными мозгами.

Секунда темноты — и сцена на экране сменилась другой. Куда менее обыденной… хотя это как посмотреть. Глянцевый, обтекаемый, похожий на торпеду, спортивный автомобиль несся по трассе, презрев и ограничения скорости, и, похоже, правила движения как таковые. На полном ходу автомобиль лоб в лоб столкнулся с ехавшим навстречу грузовиком. Да буквально въехал ему в кабину. Обе машины загорелись; о судьбе их водителей оставалось только догадываться.

Снова трасса, снова автомобиль с водителем-лихачом — впрочем, разумеется, уже другой. Этому не посчастливилось столкнуться с другой легковушкой, от чего последнюю отбросило, резко развернуло… и швырнуло в направлении автобуса, ехавшего в соседнем ряду. Автомобиль влетел автобусу в бок, проламывая металлический корпус. И не щадя пассажиров, имевших несчастье оказаться внутри.

Секундная пауза… еще один участок трассы. Здесь на нее выскочил, невзирая на проносящиеся туда-сюда автомобили и отсутствие «зебры» какой-то торопыга-пешеход. Рассчитывал, не иначе, проскочить, оказавшись по другую сторону асфальтовой полосы. Возможно, до сих пор подобные рывки ему удавались… вот только не на этот раз. Неосторожного пешехода не просто сшибла на ходу проносившаяся легковушка, но даже подбросила его, закинув себе на капот.

Сцену на трассе сменило зрелище трех подростков. Посмеиваясь и гримасничая, они потрясали смартфонами, зажатыми в руках, стоя на каком-то мосту. Один из ребят что-то сказал двум другим, после чего сам забрался на бортик моста; смартфона он при этом из руки не выпустил. Недолго помешкав, еще один подросток последовал за своим отчаянным товарищем. Затем камера развернулась и отъехала… поймав на мгновение в кадр сорвавшуюся с моста человеческую фигурку.

Еще секундная пауза с пустым экраном — и теперь перед зрителями предстали кадры съемки в торговом центре. Покупатели толпой стекались к кассам, держа в руках корзины или толкая перед собой тележки с покупками и ожидая, когда их обслужат. Затем в кадре появился, ворвавшись в магазин, какой-то мужчина, пришедший явно не покупать. Вскинув ружье в руках, он выстрелил в одного покупателя, в другого. Остальные в ужасе повалились, пригибаясь, чуть ли не прижимаясь к полу, и пытались спрятаться, кто за стойками касс, кто за стеллажами с продуктами.

Другой стрелок — на этот раз с пистолетом — вздумал показать граду и миру свою меткость в каком-то офисе. Пуля угодила в грудь девушке, сидевшей за одним из столов; по белой блузке расплылось темное пятно. Оно было особенно заметным еще и потому, что жертва стрелка упала на спину, а съемка велась сверху. Коллега убитой девушки забилась под стол, зачем-то накрыв голову руками. Еще одна с искаженным ужасом лицом и, наверняка, с визгом (звука не было) выскочила за дверь. Человек с пистолетом выстрелил ей вслед, а попал или нет, осталось за кадром.

Со спины к стрелку подобрался парень в белой рубашке и галстуке. Близко подобрался — надеялся обезвредить. Но в последний миг тип с пистолетом, почуяв неладное, резко обернулся. И выстрел почти в упор снес офисному смельчаку пол-лица. А ведь еще миг назад этот бедолага наверняка считался красавчиком!

Секундная пауза, темный экран — и теперь на нем желтел пустынный пейзаж под чистым, без единого облачка, небом. Группа людей, замотанных в тряпье, потрясали над головами автоматами, грозя этому небу, и что-то яростно выкрикивали да время от времени постреливали в воздух. Затем показали крупным планом, как один из этих людей прицепляет себе к животу и груди какую-то конструкцию из проводов и небольших цилиндров.

На предназначение этой конструкции намекнула следующая сцена. Некто… возможно, тот самый, один из вооруженных оборванцев, но теперь одетый вполне цивильно, входил в какое-то кафе. Где встал посреди зала, окруженный столиками с мирно трапезничавшими да беседовавшими посетителями; сунул руку за пазуху — и миг спустя превратился в эпицентр взрыва. Взрыва, его самого разорвавшего в клочья, а следом разметавшего столики и сидевших за ними людей.

Следующие эпизоды сменялись с калейдоскопической быстротой.

Рука с ножом перерезает горло стоявшему на коленях человеку.

Самолет на ходу влетает в небоскреб, взрывается — и здание рушится, оседая в дыму и пламени.

С палубы авианосца один за другим взлетают несколько истребителей. От одного из них, уже ставшего точкой в небе, отделяется ракета, оставляя за собой дымный след.

Над горизонтом вырастает, клубясь, подсвеченный снизу гриб ядерного взрыва.

Куда-то поспешно движется группа людей в похожих на скафандры костюмах не то химической, не то радиационной защиты.

Над площадью клубится черный дым от горящих автомобильных покрышек. Беснуется толпа: люди, кто дергается, вскидывая вверх кулаки, кто то и дело подскакивает, а кто-то с остервенением бешеных собак набрасывается на выстроившихся вокруг площади людей в масках, бронежилетах и прикрывшихся металлическими щитами.

Ребенок, чей возраст угадать сложно из-за полного отсутствия волос, осторожно переступает, едва удерживаясь на ногах. У ребенка открыт всего один глаз, да и тот похож на узкую щель.

Очередной стрелок — теперь подросток — врывается в класс в разгар урока и палит по сидящим за партами ученикам. Досталась пуля и учителю, вроде бы попытавшемуся его урезонить. Уговорить прекратить пальбу.

И, как апофеоз демонстрации этой череды кадров с трагическими сценками — снова два раздавленных голубя на асфальте, показанные крупным планом. С минуту голуби задержались на экране, вроде как для пущего закрепления в памяти. А затем в аудитории зажегся свет. И, поднявшись, за кафедру встал главный виновник торжества. Несмотря на моложавый и пока еще энергичный вид, то был уже профессор, более того — светило биологии. Пришедший в эту аудиторию, чтобы выступить с публичной лекцией.

— Господа… дамы, — обратился профессор к сидящим перед ним студентам и даже нескольким преподавателям, что также сочли выступление именитого коллеги для себя небесполезным, — поговорим о естественном отборе. И о таких его составляющих, как размножение и инстинкт самосохранения.

Наверняка если не все, то большинство из вас знает: численность популяции многих организмов не растет… не может расти бесконечно. Фразу про зверей, которые в неволе не размножаются, слышали даже люди, далекие от биологической науки. Не берусь судить, что именно притупляет в данном случае инстинкт продолжения рода, не зря называемый «основным инстинктом». Сказывается ли шок или подавленное настроение из-за отсутствия привычной среды обитания… а может, всему виной плохая кормежка. Кстати, для дикого зверя любая кормежка плохая и неполноценная, кроме той, которую добыл он сам. Как вариант, животное не чуждо, в том числе и чувства любви. Любви даже к собственному не рожденному потомству. Да-да, предположим, звери заранее предвидят, что их детенышам в клетке или вольере ничего хорошего не светит. Что жизненного пространства с их рождением будет меньше, зато больше грязи и поводов для конфликтов.

Но не только наши с вами собратья по классу млекопитающих понимают, когда можно продолжать род, а когда лучше бы воздержаться. Даже для существ более низкого уровня — членистоногих или микроорганизмов — существует предельная численность популяции, способной прокормить себя в пределах ограниченного ареала.

Пока численность популяции во много раз меньше предельной, первая растет почти в геометрической прогрессии — с рождаемостью, близкой к постоянной величине и с постоянной же, но значительно меньшей, смертностью. Но по мере приближения к предельной численности рост замедляется. Математически данная закономерность, как вы знаете, была описана Ферхюльстом. Но что же за ней стоит?

Поскольку смертность зависит от продолжительности жизни средней особи и является стабильной величиной, правильным будет предположить, что замедляется рост не иначе как за счет снижения рождаемости. Иначе говоря, даже лишенные намека на разум живые крохи способны держать себя под контролем… воздержаться от действий, способных завести их в тупик или привести к катастрофе.

Профессор вздохнул, отпил воды из стоявшего перед ним стакана, а затем продолжил — причем с выражением лица, куда более серьезным, даже мрачным, чем секунду назад:

— Но то, на что способны даже низшие организмы, почему-то оказалось недоступно нашему с вами виду, носящему гордое имя «человек разумный». Население Земли… человеческое население, я имею в виду, прибавляет по миллиарду каждые десять-пятнадцать лет — тогда как жизненного пространства, доступного нам, больше не становится! Да, до поры до времени рост числа людей компенсируется сокращением численности других живых существ… вымиранием целых видов. Но как долго это может продолжаться? Ведь нарушается природное равновесие на планете в целом, разрушаются пищевые цепочки; исчезновение одних видов обрекает на вымирание другие. Цепная реакция, иначе и не скажешь.

Но, к добру или к худу, а природа оказалась мудрее нас — несмотря на весь наш хваленый разум. Природа защищается. А коль и мы сами являемся частью природы, то ничего не можем противопоставить этой защите. Суть которой заключается в том, что коль мы не можем обуздать инстинкт продолжения рода, у нас притупляется другой инстинкт, причем тоже важный.

А на вывод такой меня навели результаты наблюдения за голубями. Помните ли вы… те, кто постарше, наверняка помнят, что в прежние времена многочисленные сборища голубей можно было встретить лишь в парках и на площадях. Теперь же редкий двор (самый обычный!) обходится без стай пернатых, избравших его для своих прогулок.

Объяснить эту перемену несложно. Было время, когда жизнь голубей… как, впрочем, и воробьев была сопряжена с опасностью. Озорные дети гоняли птиц, вспугивая с насиженных мест. И тем самым заставляли тратить силы на поиски нового пристанища. Для особо невезучих голубей и воробьев встреча с детьми вообще заканчивалась гибелью — от меткого выстрела из чьей-нибудь рогатки. Голубям, кстати, доставалось чаще, ибо они крупнее, а значит, и попасть по ним легче. Я знаю, ибо сам в нежном возрасте грешил подобными развлечениями.

Но что теперь? Те дети, что прежде пугали птиц и обстреливали из рогаток, уже повзрослели — как, например, ваш покорный слуга. Тогда как новое поколение детей, если и стреляет из рогатки, то разве что из виртуальной. Нарисованной на экране смартфона или планшета. Причем не по птицам, а, как ни странно, наоборот, птицами… которые еще почему-то называются «злыми».

Благодаря этому смертность настоящих птиц снизилась. А рождаемость, напротив, даже могла повыситься. Ведь, правда: почему бы не плодиться, не забывая наслаждаться жизнью, если тебе не досаждают, не пытаются подстрелить, да еще и подкармливают?

Но вот беда: чем больше популяция, тем труднее ей оказывается прокормиться. Плюс низкая смертность позволяет оставаться в живых и даже дать потомство тем из особей, которые прежде были обречены на гибель. Наименее шустрым, наименее сообразительным, слишком беззаботным.

Со временем доля таких вот беззаботных увальней в популяции возрастает. И тогда-то приходит заслуженная кара — как вы все и могли видеть в первом из представленных роликов. Инстинкт самосохранения ослаб — и особь гибнет при обстоятельствах, при которых ее предкам хватало и ловкости, и быстроты реакции избежать трагедии… тех же колес автомобиля, например. Тем самым равновесие в природе более или менее восстанавливается. Во всяком случае, имеют место попытки восстановления.

Так вот, нечто подобное происходит теперь и с человечеством. Современная медицина сохраняет жизнь тем из наших собратьев по биологическому виду, которые в старые времена считались нежизнеспособными. Инвалидам, людям с врожденными или хроническими заболеваниями, умственно отсталым. Это первое. Второе: на нас почти не влияют климатические условия: холоду мы научились противопоставлять искусственные жилища с отоплением, жаре — кондиционеры и источники доступной воды. И уж тем более мы не испытываем опасности со стороны других биологических видов. Их мы употребляем в пищу, либо, как уже говорилось, вынуждаем тесниться.

И вот результат: главным источником опасности для человека разумного становится сам человек… причем необязательно речь идет о другом представителе биологического вида. Проливая крокодиловы слезы над судьбой уссурийских тигров или других исчезающих видов, мы все меньше ценим человеческую жизнь — хоть чужую, хоть даже свою. Участились войны… вы знаете, что сегодня на Земле одновременно ведутся десятки военных конфликтов по самым разным поводам? Нарастает волна терроризма, достигшего невиданного прежде размаха. А ведь борьба с этим злом ведется вроде бы всем мировым сообществом.

Да что там война и террористы! Даже просто идиотские поступки, вроде пьянства и лихачества за рулем, поступки самоубийственные и опасные для окружающих, похоже, становятся нормой. Чуть ли не в моду входят.

— Простите, профессор, — перебивая, с места обратилась к нему хорошенькая студентка, кудрявая блондинка, на школьный манер подняв руку, — и к чему на ваш взгляд это приведет?

— Трудно сказать что-то определенное, — ответ свой светило биологии произнесло с ноткой смущения, — мне кажется, возможны два варианта развития событий. Либо мы возьмемся за ум и поймем, что планета наша, так сказать, не резиновая — либо в нарастающем безумстве, по мере утраты инстинкта самосохранения, мы уничтожим и себя, и, возможно, все живое на Земле. Ведь люди с ослабленным инстинктом самосохранения, помимо прочего, могут прийти к власти. Хоть захватив ее силой, хоть соблазнив избирателей, коим может импонировать крутой нрав таких людей. Ну и представьте, если в руки кому-нибудь из них попадет ядерный чемоданчик.

Не стоит, я думаю, исключать и промежуточного сценария. Например, гибели значительной части нынешнего населения Земли, после чего все более-менее придет в норму.

— Спасибо, профессор! — это выкрикнул, опять-таки с места, худощавый парень с блеском в глазах. Светилу биологии, стоявшему за кафедрой, еще очень не понравился, инстинктивно не понравился этот блеск.

И, как вскоре оказалось — справедливо.

— Вы совершенно правы! — продолжал парень, поднимаясь и под хмурым взглядом и профессора, и других присутствовавших в аудитории подходя к кафедре, — на Земле стало многовато народу. Лишнего народу. А, как говорится, больше народу — меньше кислороду. Или наоборот? Ну да не суть важно. И, поскольку люди глупы и недальновидны… в большинстве своем, существует всего один способ исправить это положение. Так что еще раз, спасибо, профессор! Спасибо… и прощайте!

С этими словами новоиспеченный оратор достал из внутреннего кармана мешковатого пиджака пистолет. И первую пулю всадил в лицо человеку за кафедрой. Окровавленный профессор еще падал на пол, а парень уже сделал следующий выстрел — в давешнюю кудрявую студентку-блондинку, успевшую соскочить с места и броситься к выходу.

Пуля попала в спину. Студентка упала и растянулась на полу в какой-то паре шагов от спасительной двери.

Следом упал, сраженный другой пулей, какой-то пожилой толстенький доцент в круглых очках. Этот едва успел подняться на ноги, чтобы удрать. А лучше бы попробовал спрятаться под столом.

Всего в обойме пистолета было восемь патронов. Первую пулю, как уже говорилось, получил профессор, светило биологии, шесть досталось шестерым из тех студентов и преподавателей, которые пришли на его лекцию. Восьмой выстрел парень с пистолетом оставил себе. Путь свой жизненный он закончил не без мелодраматизма и банальности, приставив дуло к виску.

Так на перенаселенной Земле стало на восемь человек меньше. Что, впрочем, было каплей в море, коль счет давно шел на миллиарды.

27–28 февраля 2018 г.