Фрэнк Герберт, Билл Рэнсом Фактор вознесения
ПРЕДИСЛОВИЕ
Когда мы с Фрэнком затеяли в 1978 году писать «Случай Иисуса», договор был коротким: эта работа должна принести нам обоюдное удовольствие, поскольку она будет насквозь пронизана взаимными дружескими симпатиями. И посему мы скрепили эту клятву всеми необходимыми по такому случаю суперторжественными церемониями (некоторым нашим читателям они вполне могли бы напомнить об их детстве). Но мы-то дружили уже настолько давно, что подобные ритуалы были просто необходимы. Святость детской дружбы — это нечто особое.
Не скрою, писать книгу сообща — это то же самое, что покупать сообща машину. А поэтому… в данном деле требуется… определенная… взаимная… приглядка.
Или иначе: писать вдвоем — это вроде осознанного сожительства… или заключения брака по расчету (если хотите). Однако вышло так, что написание сего произведения попутно ознаменовалось серьезными трагедиями у обоих авторов. И только сам процесс творения спас нас тогда. Да я, если хотите знать, за все последующие пятнадцать лет так не смеялся, как тогда, когда работал с Фрэнком. Мы задумали «Фактор вознесения» как книгу, которая развеселит нас обоих, и какие бы трагедии ни отвлекали нас от ее написания, она потихоньку двигалась, а вместе с ней выпутывались из своих передряг авторы.
С характерами и обстоятельствами в «Факторе вознесения» работал Фрэнк, а все остальное досталось мне. Однако последние главы по воле Судьбы довелось писать мне в одиночку. Но сколько бы лет с тех пор ни прошло, я всегда, просматривая корректуру, чувствовал его взгляд через мое плечо и слышал одобрительный шепот: «Годится». И больше всего на свете я боялся одного — что когда книга будет завершена, это присутствие исчезнет. А мог бы догадаться — если дело касается Фрэнка, он никуда не денется.
Билл Рэнсом, порт Таунсэнд, 1987.
Не действует по принужденью милость;
Как теплый дождь, она спадает с неба
На землю и вдвойне благословенна:
Тем, кто дает и кто берет ее.
И власть ее всегда сильней у тех,
Кто властью облечен…[24]
Джефза Твэйн мужественно боролся с болью на протяжении трех суток и вот наконец-то достиг наивысшей точки своих мук. Конечно, следователи из Воинского союза были профессионалами, а это означало, что если он во время допроса откинет копыта, то они, следовательно, лишь напрасно потратили на него силы и время. Так что за все эти трое суток непрестанной профессиональной обработки он даже ни разу не потерял сознания. Его палачи сразу поняли, что он будет твердым орешком, и в наказание за то, что его пришлось так долго «колоть», решили напоследок дать ему помучиться всласть: вздернули на обсидиановом крюке на большой высоте. Саботажников всегда подвешивали где-нибудь в людном месте за ребро в качестве «урока остальным» (вот только какой именно урок извлекут из этого остальные — это еще надо подумать…).
Но чтобы подвесить его, понадобились как-никак трое. Подлые трусы: кто ж еще будет делать подобные вещи под покровом ночи?
Левый глаз был подбит вроде как меньше правого, и потому стоило попытаться поднять над ним веко. Бледное касание рассвета смело звездную вуаль с ланит моря. На фоне разгорающегося неба начал вырисовываться темный контур крыш рыбацкого поселения и доков, работавших на проект «Безднолет».
Мятущиеся лучи прожекторов с субмарин пронизывали ночную тьму по всей акватории — от поселения в Калалоче до башенного комплекса. Бухта порта была со всех сторон защищена системой дамб и волнорезов, созданной по новому аквапроекту «Мерман Меркантил». Но хотя строительство еще продолжалось, Джефзе так и не удалось никуда устроиться на работу после того, как его лодка прохудилась, а лицензия закончилась. И дело было не в нем самом, а в его напарнике, который заныкал парочку рыбин для себя и «забыл» зарегистрировать их в порту. «Новая экономика» подобные действия категорически запрещала, и потому администрация порта «в качестве урока» наказала обоих.
По мере того, как небо светлело, Джефзе казалось, что он становится все легче и легче… словно отчуждается от собственного тела. Боль осыпалась с него, как шелуха; израненная кожа была уже слишком слабой преградой для рвущегося наружу духа… Он созерцал агонию собственной измученной плоти словно с высоты ближайшего утеса. Здесь, на юге Пандоры, световой день длится около четырнадцати часов. Интересно, сколько еще вздохов отмерено этой изломанной и ноющей от боли грудной клетке?
«Марика… — пронеслось в его голове. — Моя Марика и трое наших дарованных богами детишек… Эти, из ВС, сказали, что их они тоже арестуют…»
Они, небось, думают, что жена им чего-то расскажет… Они грозились, что и женщина, и все трое наших малышей также будут замучены. Они грозились, что начнут с детей, чтобы заставить их мать говорить. А она им ничего не расскажет… Потому что откуда ей-то знать?.. От досады и ярости Джефза зажмурил единственный зрячий глаз.
Особая служба директора в ВС натыкала в грудь и спину Джефзы десятки стальных крючков для маки толщиною с палец; луч рассвета скользнул по ним, и они засияли, словно доспехи. Обрывки канатов свисали вокруг коленей жертвы, словно килт. Блеск крюков вкупе с запахом крови очень скоро приманит рвачей. И они его наконец-то убьют.
Джефза висел распятый тысячами рыболовных крючков. Сотни их поддевали лишь кожу, зато десятки вонзались под ребра и глубоко врезались в мышцы. Большая часть крючков, продрав кожу, теперь уже свободно болталась, вызванивая приветствия утреннему бризу, но дюжины две еще упорно держали его плоть: дюжина — спину и еще дюжина — грудь. Ему казалось, что во всем этом есть какой-то свой, особый смысл… вот только они не захотели ему объяснить какой. Но зато они проболтались о таком, о чем он мечтал узнать всю жизнь.
«Тени действительно существуют! — он повторял это вновь и вновь. — Тени есть!»
О Тенях знали все, но до сих пор он не встречал ни одного человека, который когда-либо с ними разговаривал. В течение последних нескольких месяцев по головидению, радио и телику стали пробиваться волны пиратской студии вещания, именующей себя «Бой с Тенью». Вокруг заговорили о том, что это работа Теней. По всем деревням поползли слухи о том, что Тени хотят сместить самого директора Раджу Флэттери и всю его клику. «Вечерние новости» исправно освещали дневную активность Теней: задержки поставок, кражи продовольствия и откровенный саботаж. Короче, любые неполадки, накладки и даже природные катаклизмы средства масс-видео нынче объявляли исключительно терактами Теней против директора. А пиратские выпуски «Боя с Тенью» только подливали масла в огонь.
Джефза даже попытался поискать возможность связаться с ними. Но ему ничего не удалось. И все же «Бой с Тенью» вселил в него новую надежду на то, что однажды он снова ощутит себя человеком. И тогда он сам для себя решил делать то же, что и они, пусть и в одиночку.
Он понял, что удар надо нанести в самое сердце проекта: уничтожить главную энергостанцию, питавшую резиденцию директора и весь Калалоч.
Он выбрал для акции регенерирующую станцию, снабжавшую водородом, кислородом и электричеством все космические программы директора. Стоило только взорвать цитадель ПБ, весь проект основательно пошатнулся бы! И бедняки не пострадали бы — в этом Джефза был уверен: до сих пор тысячи из них прекрасно обходились без электроэнергии. Больше всего пострадали бы именно Флэттери с его «Безднолетом»! Однако ему следовало бы подумать о том, что служба охраны это тоже прекрасно понимает и потому забывать о ней было непростительной глупостью.
Методы допроса и слежки охранки оставались действенными с незапамятных времен, и Джефзу довольно легко вычислили, а затем три дня допрашивали. А он ведь так ничего и не успел сделать…
А теперь любое движение мышц приводило к звяканью стальных крючков. Большая часть ран уже не кровоточила. Зато мухи облепили тело с ног до головы. И два плоскокрыла одновременно вцепились в икру левой ноги, но почему-то пока только махали крыльями, словно в ритуальном танце, а свои ядовитые зубы в ход не пускали.
«Рвачи! — буквально молился Джефза. — Чем так болтаться… лучше уж пусть будут рвачи! Но пусть все случится очень быстро!»
Так вот зачем его тут подвесили — как приманку для рвачей! Когда демоны на него набросятся, какой-нибудь из них, осатанев от жадности, сам попадет на крючок! И тогда его шкуру можно очень выгодно продать в деревенской лавке. Джефза даже краем уха слышал, как его палачи заранее делили между собою прибыль. Ему оставалось надеяться только на то, что хищник будет милосерден и прикончит его сразу.
…Во рту так пересохло, что после каждого приступа дикого, неуправляемого кашля губы трескались до крови.
И жажда была не только физической — в последние минуты жизни Джефза мучительно жалел, что не успел сделать двух вещей: присоединиться к Теням и соприкоснуться с ее святостью Кристой Гэлли. Ладно, с Тенями он хоть попытался связаться…
Прикованный рыболовными крючками к скале, Джефза бросил прощальный меркнущий взгляд на владения директора. Сотни огоньков окон.
«Одно из них — это ее окно, — пронеслось у него в голове. Боль куда-то ушла, и крючки уже почти не мешали. — Был бы я Тенью, я бы выкрал ее оттуда…»
Криста Гэлли была святой. Таинственной девственницей, рожденной в недрах келпа двадцать четыре года назад. А когда люди директора пять лет тому назад разбомбили один из них, Кристу Гэлли обнаружили внутри, и она явилась людям. То, что она исхитрилась подняться из недр келпа к людям живой, простые люди типа Джефзы и его жены до сих пор называли не иначе как чудом.
Повсюду роились слухи о том, что явление Кристы Гэлли — это начало искупление греха Пандоры. Она якобы излечит болящих, накормит голодных и даст напутствие умирающим. Но директор, главный капеллан-психиатр, быстро спрятал ее от людей.
«Ей нужна защита и помощь, — заявил он. — Она выросла в келпе, а теперь ей надо понять, что такое — быть человеком».
Да уж кому еще учить ее быть человеком, как не нашему Флэттери… Нынешняя боль открыла Джефзе, что она такой же раб директора, как и все остальные пандорцы. Джефза понял, что он давно уже пойман — только те путы были невидимы: кандалы обязанностей, тенета пропаганды и вонзившийся ледяным клыком прямо в затылок крючок страха.
Он молился о том, чтобы охранники не сумели найти Марику и детишек… Ведь люди есть люди — и спрятать между ними людей так же просто, как рыбу в рыбьей стае…
«А может быть…»
Джефза потряс головой и вновь услышал звяканье крючков.
И все же он не чувствовал больше ничего, кроме омовения морозного восточного ветра. Словно он вновь на берегу моря. И волны колышут листья келпа…
«Там! В главном здании! В том окне!..»
Лицо выглянуло на миг и тут же исчезло, но сердце Джефзы продолжало биться, как сумасшедшее. Его единственный зрячий глаз вновь застлала тьма, но он был уверен, что видел именно тот светлый лик… Он все же увидел ее! Саму Кристу Гэлли!
«Она не ведает об этом, — подумал он. — Если бы она понимала, каким чудовищем является Раджа Флэттери, она уничтожила бы его в одну секунду! Да, если бы она только знала, она спасла бы нас всех!»
И вновь его мысли вернулись к Марике и малышам. И… Нет, это был не сон… Он ясно видел, как жена со смехом бежала, подхватив детишек за руки, вдоль бесконечного побережья. А солнце так ярко светило, и не было никаких «жучков»! И босые ноги утопали, вязли в густой сочной траве…
Раздавшийся неподалеку вопль рвача прервал его забытье. И Джефза вспомнил, что на Пандоре нельзя гулять босиком — всюду «жучки». И что охранка и ВС недаром славятся своим профессионализмом и безжалостностью. Если они разыскивают его жену и детей, то они их найдут. Оставалось только надеяться, что рвач доберется до него раньше, чем то, что останется от Марики, подвесят рядом с ним.
И вновь мы дали очередному капеллан-психиатру право на убийство десятков тысяч как островитян, так и морян. Сам Раджа Флэттери, этот новоявленный КП, окрестил себя директором, но пусть знает: мы поцеловали кольцо и обнажили горло в последний раз!
Розовые пальцы рассвета, заглянувшего в комнатку сквозь единственное окно, погладили плоскую белую подушку и слегка расцветили скудную меблировку, отчего лежащие в углах тени как бы сгустились и посинели. Хоть и стоящий на твердой земле, этот дом был создан еще из пузырчатки, как и старые добрые острова, бороздившие океаны планеты уже пять веков.
Островитяне — биокудесники Пандоры — выращивали буквально все, что им требовалось: чашки и миски, знаменитых креслопсов, изоляцию, крючки, полки и, наконец, сами острова. Вся мебель в комнате была органической, что по старым законам давало право на дополнительные карточки на снабжение, которые легко было обменять на продовольственные карточки. Но директора мало беспокоил открывшийся вследствие этого черный рынок — выгоды от ассимиляции островитян, после того как он вышвырнул их практически на голые скалы, намного превосходили эту головную боль.
Заря потихоньку разгоралась и уже полностью осветила единственный предмет роскоши в комнате — висящий в изножье кровати гобелен. В центре его были вытканы две сошедшиеся в крепком пожатии руки. Под ними навстречу друг другу плыли стая красных и синих рыбок и стебель келпа с широкими зелеными листьями. В центре оранжевый плавник сплетался с листом — что вместе составляло стилизованное изображение оракула. По мере восхода солнца краски на гобелене все ярче разгорались, и вскоре можно было различить каждый стежок. На кровати, стоящей под ковром, спала женщина. Грудь ее мерно вздымалась и опускалась.
Солнечный свет согнал ночные тени на пол а затем растолкал их по углам. Островитяне очень любили свет и потому, выращивая острова, проектировали как можно больше затянутых плазмагласом окон. Даже теперь, когда большинство из них были накрепко привязаны к твердой земле, они не могли отказаться от старых пристрастий. Если моряне в своих подводных жилищах вешали на стены искусные картины, изображавшие пейзажи, то островитяне предпочитали впускать в дома побольше света, ветра и запахов — короче, саму жизнь. И хоть комнатка была маленькой, с низким потолком, света в ней хватало.
Квартира была легальной и занимала весь второй этаж дома, принадлежащего хозяину недавно открытой в порту кофейни «Бубновый туз», что находилась на первом этаже. Прямо под окном торчал стальной прут, с которого свисала на цепочке огромная белая чашка.
Тихий плеск волн у мола почти совпадал с ритмом дыхания спящей. Лишь иногда его заглушал вопль охотящегося крикса или пение на ветру вант проходящей мимо лодки.
Рассвет озарил сидящую у кровати фигуру. Абсолютно неподвижный, человек лишь время от времени, не отводя глаз от спящей, почти механически подносил к губам чашку с водой и так же машинально вновь ставил ее себе на колено. Чашка считалась на континенте раритетом — она была вырезана из дерева еще на островах и инкрустирована сверкающим в утренних солнечных лучах перламутром. Держащая чашку рука была мужской, хоть и не отмеченной следами тяжелого труда, однако и не холеной, как у бездельника.
Внезапно мужчина склонился к спящей, чтобы понять, насколько глубока ее странная дремота с открытыми глазами. Льющийся в окно свет становился с каждой минутой все ярче, и черные тени начали медленно сползать под кровать.
Бен Озетт осторожно поправил покрывало, сползшее с обнаженных плеч девушки, — от окна ощутимо тянуло холодом. Несмотря на то, что солнце било ей прямо в лицо, зрачки ее больших зеленых глаз были расширены, занимая почти всю радужку. Мужчина заслонил от нее солнце рукой, но девушка никак не отреагировала. Он вздрогнул.
И причиной тому была отнюдь не утренняя свежесть.
Портрет лежавшей перед ним девушки следовало бы рисовать одной белой краской, используя лишь некоторые ее оттенки: волосы, брови и ресницы были льняными, а кожа — как тончайший светящийся перламутром фарфор. Спереди ее густые кудри были довольно коротко подстрижены, но сзади доходили до плеч. Эта прическа была идеальной рамой для двух лучистых зеленых глаз. Мужчина невольно протянул руку к подушке, на которой покоилось это чудо… Но тут же ее отдернул.
Его обрисованный солнцем профиль выдавал потомка морян — типичные для них высокие скулы и орлиный нос. За годы работы на головидении Бен Озетт стал настолько знаменит, что теперь его лицо для большинства жителей планеты было не менее родным, чем лица братьев или мужей. Как, впрочем, и голос, который слушатели узнавали после первых же произнесенных им слов. Кроме того, Озетт писал сценарии для «Боя с Тенью» и сам работал с камерой, а на экран выходил загримированный Рико. И вот теперь именно на их с Рико семьи, на друзей и коллег гнев Флэттери обрушится в первую очередь.
Времени на детальный план у них с Кристой просто не было. В течение всей последней недели во время интервью они оба отмечали, что вся обслуга (включая охранников) старается держаться подальше от микрофонов. Потом съемки перенесли в парк. А вчера они просто-напросто ушли вдвоем. А остальное сделал Рико. При одной мысли о том, что сейчас их разыскивают головорезы Флэттери, у Бена пересохло во рту, и он сделал большой глоток из кружки.
«А вдруг это правда? Вдруг она действительно искусственная? — пронеслось у него в голове. — Ее красота слишком совершенна, чтобы объяснить ее игрой природы».
Если верить мемуарам директора, Криста действительно была искусственным существом, не рожденным от людей человеком, а сигомом, каким-то образом выращенным келпом. Когда ее вытащили из моря, врач, обследовавший ее первым, поставил следующий диагноз: «Зеленоглазая женщина-альбинос в возрасте около двадцати лет; расстройство дыхания вследствие поглощения морской воды; возбуждена, кратковременная память превосходная, долгосрочная память очень слабая (если не отсутствует вообще)… Ретроградная амнезия».
И за все пять лет, что прошли с того дня, когда она появилась на поверхности моря, и во всех «Новостях» Флэттери не подпускал к ней ни одного человека, кроме сотрудников своей лаборатории. Бен попросил разрешения сделать о ней передачу из чистого любопытства, но неожиданно для себя настолько увлекся материалом, что это перешло все границы. Директора он давно уже ненавидел и теперь, глядя на спокойный сон Кристы, не испытывал ни малейшего сожаления о содеянном. Сейчас он уже готов был признаться себе, что с самой первой встречи с ней знал, что так кончится. Это был лишь вопрос времени. Слишком давно он сражался с Флэттери и головидением.
В последней передаче «Боя с Тенью» он открыто назвал головидение фабрикой дезинформации и монопольным агентом пропаганды Флэттери и заявил, что утраченное доверие зрителей голо сможет вернуть только тогда, когда перейдет в руки рабочих. А накануне он повторил почти то же самое ассистенту режиссера.
Дело в том, что однажды он обнаружил, что, оказывается, их съемочная группа на корню продана Флэттери для выпусков так называемых «Новостей» (передачи, крепко сварганенной профессиональными развешивателями лапши на уши). В результате Бену с Рико пришлось обзаводиться собственной аппаратурой — они хотели минимально зависеть от всемогущего директора. Теперь они загружены до предела на ТВ, и плюс к тому у них есть еще пиратская программа «Бой с Тенью», за которую никто им не платит.
«И еще на нас идет охота».
Бен откинулся на спинку старенького креслопса и решил пока не будить девушку. Из всех опасностей, угрожавших Пандоре, возможно, именно эта спящая блондинка была самой страшной. Ходили слухи, что любое прикосновение к ней смертельно для нормального человека. И это уже не было продуктом «фабрики сплетен» директора.
Тем не менее… Бен недавно осмелился коснуться ее, но к мертвым себя причислять как-то пока не собирался.
Еще в народе говорили, что она светится изнутри.
«Криста Гэлли», — выдохнул он.
На секунду дыхание спящей сбилось; она глубоко вздохнула раз, другой… а затем ее грудь снова стала подниматься и опускаться в прежнем спокойном ритме.
Зеленые глаза Кристы Гэлли… Сейчас они были широко открыты, и в них бил яркий солнечный луч. Но она никак не реагировала.
«Сверхъестественно».
У последней любимой Бена (той, с которой был самый долгий роман) глаза были карими. А если уж совсем честно, то она, пожалуй, была его единственной настоящей любовью. Беатрис. Он словно наяву снова увидел ее глаза цвета кофе. Да, Беатрис. Они до сих пор оставались добрыми друзьями, и даже теперь, когда случайно встречались, сердце Бена чуть не выпрыгивало из груди.
А встречались они постоянно, сталкиваясь в коридорах головидения.
Беатрис вела ежедневную передачу, освещавшую космический проект директора, и часто отсутствовала на студии неделями. Бен же был независимым журналистом и снимал экстремальные репортажи об землетрясениях и спасательных работах, лагерях перемещенных островитян и, конечно же, о келпе. Последним его материалом была история спасенной из келпа Кристы Гэлли и ее дальнейшей жизни среди людей.
Флэттери дал согласие на серию передач, а Бен дал согласие не разглашать информации о ее спасении и последующей реабилитации. Эта работа ввела его в ближайшее окружение Раджи Флэттери, но одновременно как-то отдалила от Беатрис. Вскоре «фабрика сплетен» на головидении запустила слушок о том, что у нее намечается роман с командиром орбитальной станции Дварфом Макинтошем. Бен сам виноват в том, что они с Беатрис разлучились почти на год. И ведь он знал, что она со временем обязательно найдет ему замену. И когда это наконец случилось, ему ничего не осталось, как только смириться с фактом. Беатрис Татуш была самым блестящим журналистом на головидении и одним из самых неутомимых. Как и Бен, она снимала сюжеты для «Вечерних новостей», а также вела еженедельную передачу о проекте «Безднолет», проекте директора, постоянно порождавшем массу дискуссий и споров как в области религии, так и по части экономики. Беатрис воспевала проект, Бен же был ее оппонентом. Как хорошо, что он не втянул ее в работу над «Боем с Тенью». По крайней мере, сейчас ей не нужно будет спасаться бегством и прятаться.
Ах эти ее темные глаза…
Бен тряхнул головой, чтобы вернуться к действительности и выкинуть из головы образ Беатрис. И ее огромные глаза и широкая улыбка растворились в заливавшем комнату солнечном свете.
Грезящая здесь, совсем рядом, Криста Гэлли с первой же встречи заставила его сердце забиться, как сумасшедшее. Несмотря на молодость, она обладала поистине энциклопедическими знаниями. Факты были ее коньком. Зато о своей собственной жизни, о двадцати годах под водой она не знала почти ничего. И по договоренности с Флэттери Бену было запрещено особо ее расспрашивать. Но это было там, в Теплице.
Она видит сны о возмездии — ну что же, пусть пока спит, он не станет ей мешать. Но когда проснется, он все же расспросит ее о том, что ей снилось, запишет, и потом они вдвоем выработают план.
И тут Озетт осознал, что все это само по себе похоже на сон. Впрочем, план уже был, и он, Бен, будет следовать ему до конца… Как только Операторы сообщат его дальнейшую задачу.
Сегодня ей предстоит впервые убедиться в том, что люди сделали из Кристы Гэлли миф, что они превратили ее в святую, которую слишком долго от них прятали. Откуда ей знать — ей, прожившей двадцать четыре года взаперти, — что это значит, когда люди превратили тебя в свою богиню. Бену оставалось только надеяться на то, что, когда грянет гром, она будет милосердным божеством.
Кто-то зашел в дом. Бен тут же выпрямился и отставил чашку. Рука непроизвольно потянулась к карману, в котором на месте привычного диктофона теперь лежал старенький лазер Рико. Внизу зажурчала вода и раздался скрип кофемолки. От аромата свежемолотого кофе в пустом желудке противно заныло. Бен пригубил воды и снова откинулся на спинку креслопса.
С приходом рассвета картины из прошлого словно выцвели. Если бы можно было так просто избавиться и от постоянного нервного напряжения! Бен не мог избавиться от него уже много лет — слишком жесток и опасен был окружавший его мир. Но теперь у него появился шанс его изменить, и он не позволит себе упустить такую редкую возможность!
А вот Беатрис отказывалась замечать диктаторские замашки Флэттери: она грезила звездами и космосом и была готова поверить во что угодно, лишь бы приблизиться к своей мечте. Мечта Бена была гораздо ближе — у него под ногами. Он верил, что Пандору можно превратить в лучший из миров. Нужно только сбросить с трона директора — и все. Но теперь, когда его жизнь пошла наперекосяк, он вдруг в первый раз ощутил укол сомнения в своей правоте.
Бен был рад приходу рассвета. В темноте приятно помечтать и вспомнить о чем-то, но при свете он всегда чувствовал себя уверенней. Судьба миллионов людей спокойно посапывала в крохотной комнатушке. Криста может быть как спасительницей человечества, так и его ангелом-разрушителем.
Или вообще никем.
Но «Бой с Тенью» сделает все, чтобы она стала спасительницей. Бен и Криста Гэлли стояли у самого края котла, в котором бурлили две конфликтующие силы, раздиравшие Пандору на куски: смертельная хватка директора на горле человечества и взаимосвязь людей и Авааты, сдерживающая разгул капеллан-психиатра на планете.
Криста Гэлли была рождена келпом, Аваатой. Она была натуральным метисом Авааты и людей и предположительно единственным выжившим потомком из длинной династии поэтов, пророков и генных инженеров.
Она получила знания, генетически накопленные келпом в процессе переработки информации от людей. И не только от них. Она ничему никогда не училась, но знала все. В течение почти двадцати лет ее мозг беспрестанно заполнялся сведениями обо всем, что касается людей, — от самого прекрасного до самого жуткого. Любое происходившее в мире событие тут же отдавалось в ней эхом. Но эхо порождали не только люди.
Это были мысли чужих, мысли Авааты, и именно их так боялся Флэттери.
«Келп заслал к нам шпионку, — почти сразу, как только ее нашли, заявил он. — Никто не знает, что они ей там вкачали в подсознание».
Для генетиков Криста Гэлли представляла собой одну большую ходячую тайну. Те из них, кто отличался религиозностью, просто заявляли, что она «чудо, облеченное в плоть».
«Я сделала это сама, — сказала она в первом же интервью. — Мы все так делаем».
А в следующем добавила: «Я просто очень тщательно покопалась в собственной ДНК».
Страх заставлял Флэттери прятать Кристу в его персональной лаборатории, называя это «защитной опекой». И это при том, что в течение всех последних пяти лет на всей планете не утихало волнение, вызванное ее явлением из моря! «Защита» обеспечивалась службой безопасности директора. И теперь директорская охранка вышла на охоту за сбежавшей дичью.
«А ведь она может оказаться и чудовищем, — поймал себя на мысли Бен. — Эдакая двуногая живая бомба с часовым механизмом, установленным Аваатой… но на какой срок? И для чего?»
Гигантское тело келпа, которого еще называли Аваатой, управляло всеми течениями в морях Пандоры, а следовательно, от него зависело все судоходство в планетарном масштабе. И именно она, эта совокупность всех разрозненных вследствие исторической ошибки келпов, смягчала последствия влияния на Пандору двух солнц. Так что жизнь на планете была возможна исключительно благодаря ей.
Как и многие другие, Бен считал, что Аваата разумна.
Криста Гэлли пошевелилась, натянула повыше покрывало, и ее дыхание вновь выровнялось. Бен знал, что если убить ее прямо сейчас, пока она спит, то это не исключает немалую вероятность, что человечество (и он сам в том числе) будет спасено. Он неоднократно слышал подобные предостережения от работавших в команде Флэттери радикалов.
Не исключает немалую вероятность…
Но теперь Озетт верил, что эта девушка пришла в мир, чтобы его спасти и создать новый, в котором сумеют мирно ужиться и люди, и Аваата. И ради этого он был готов защищать ее и охранять каждый ее вздох… Ради этого.
И еще ради зародившейся в его сердце новой любви.
Спайдер Неви уже пустил свою свору по их следу. Бен сумел оборвать короткий поводок, на котором директор водил Кристу, но все остальное она сделала уже сама. Она и Рико. Бен понимал, что поводок легко может превратиться в удавку, в силок для него самого, а затем и для нее. И поэтому ему нужно было быть очень осторожным и сделать все, чтобы этого не случилось. Флэттери не скрывал, что на всей планете нет ничего ценнее и опаснее Кристы Гэлли. И можно было не сомневаться в том, что тот, кто устроил ей побег, будет «примерно» наказан.
Бену было уже сорок. Ему исполнилось всего пятнадцать, когда острова Гуэмес не стало. И в тот день он был на острове. В тот самый день, когда были разрезаны на куски, сожжены и утоплены десятки тысяч островитян. Огромная подводная субмарина морян, оснащенная келпорезами и ракетами, перепахала весь старинный рукотворный остров, сметая все на своем пути. Бену повезло, что он оказался на самом берегу: в тот момент, когда адская машина ударила снизу в центр острова и прошила его насквозь, юноша потерял равновесие и полетел в красное от крови море.
В последующие годы своей жизни он видел столько катастроф и столько раз бывал в опасности, что у него выработалось шестое чувство, предупреждавшее о надвигающейся беде и подсказывающее лучший путь к спасению. Но жизненный опыт хорош только пока ты жив. А ведь на время романа с Беатрис он легко утешился и позволил себе забыть свои прежние кошмары. Он и представить себе не мог, что это может случиться вновь, до того дня, пока не встретил Кристу Гэлли. Кристу, на встречу с которой напросился, подсознательно надеясь встретить в команде Флэттери Беатрис. В тот день Криста ему шепнула: «Помоги мне». И он тут же утонул в ее зеленых глазищах. Оставалось только кивнуть и прошептать: «Конечно».
«В ее подсознании сокрыта огромная мудрость, — подумал он. — И если она сумеет ее пробудить, не разрушив при этом себя, она сможет спасти нас всех».
Даже если это было не так, Бен знал: Флэттери считает это правдой, что хорошо уже само по себе.
Криста повернулась во сне на бок, но лицо ее так и осталось в солнечном луче.
«Говорят, тебя надо беречь от света, — думал Бен. — Беречь от келпа, беречь от моря. Не прикасаться к тебе». Во внутреннем кармане он постоянно таскал инструкцию, предписывающую, что нужно сделать, если случайно коснешься ее обнаженной кожи. «А что подумали бы ее исследователи, если бы узнали, что я с ней целовался?»
Бен усмехнулся и в очередной раз поразился тому, что здесь, рядом с ним, в этой жалкой комнатушке, находится источник небывалой силы.
Директор заранее позаботился о том, чтобы ни одно из интервью Кристы Гэлли не попало в эфир. По его приказу эфирное время Бена отдали Беатрис с ее прославляющим Флэттери проектом «Безднолет».
«Похоже, Беатрис совсем ослепла, — думал Бен. — Идея освоения пространства настолько ее зачаровала, что она не думает о цене, которую придется за нее заплатить».
Флэттери боялся, что Криста может выйти с келпом на связь, и поэтому держал ее под охраной, убеждая девушку, что это делается «для ее же собственной безопасности, для учебы и для сохранности всего человечества». Несмотря на еженедельные визиты к директору, Беатрис не проявляла к Кристе Гэлли ни малейшего интереса. Однако, когда Бену понадобились интервью с этим феноменом, Беатрис оказала ему всяческую поддержку.
«А может, она и сама захотела видеть меня почаще?»
Беатрис, как и Бен Озетт, находилась в зените своей славы, а это порождало легкое соперничество. Бен до сих пор не мог понять, как Беатрис позволила себе упустить такой пиковый материал, как история Кристы. И очень хорошо, что упустила.
Просто замечательно.
Огонь души сгорает чаще, чем тлеющий под слоем пепла уголек.
Пригревшегося в уютном гнездышке на огромной груди матери Кэлана разбудили шум драки и громкие ругательства где-то в хвосте очереди. Часы на башне пробили пять раз. Столько же, сколько пальцев у него на руке. Столько же, сколько ему лет. Мальчик даже не взглянул на дерущихся: мама всегда говорила, что не видать удачи тому, кто попусту пялится на тех, кому она уже изменила. Зато к нарушителям спокойствия тут же, размахивая шокерами, устремились двое патрульных. Гвалт позади на минуту усилился, а затем резко оборвался, и больше уже никто не посягал на утреннюю тишину.
Когда мальчик и мать проснулись, она закутала сына в свою огромную шаль, еще хранившую после сна уютное тепло. К тому моменту, когда часы пробили пять, они провели в очереди уже шестнадцать часов. Но мама предупреждала его, что это может быть очень долго. И если накануне Кэлан несколько раз бегал вдоль очереди, чтобы проследить ее продвижение к воротам продуктового склада, то теперь ему хотелось только одного — поскорее домой.
Но оставалось недолго — последние пару часов они проспали уже у самых ворот, и сейчас мальчик услышал, что и там проснулись: послышались шаги и скрежет отодвигаемых засовов.
Мать тут же с готовностью подхватила заготовленные судки и мешки. У Кэлана тоже был рюкзачок, который мама сама ему сшила, и мальчик не снимал его с тех самых пор, как они вышли из дому. Он хотел быть готовым в любой момент: ведь это же его работа — нести домой рис. Вчера, когда их очередь наконец подошла, как раз пробило полночь, и ворота закрылись буквально перед самым носом. Мама помогла Кэлану прочитать висящую на створке табличку: «Перерыв на уборку с 12 до 5». Теперь ему не терпелось приступить к своей работе, чтобы поскорее оказаться дома. Но мама удержала его за воротник:
— Погоди еще чуть-чуть. У них еще не все готово. Если мы сунемся сейчас, нас выгонят пинками.
Стоявшая за Кэланом старуха прищелкнула языком и прошипела:
— Посмотрите-ка на этого!
Костлявый палец указал на мужчину, который бежал по их улице, закрыв руками уши. Он так часто оглядывался на доки, что почти не видел, куда ступает, и потому поминутно спотыкался. Пробегая мимо очереди, он вжал голову в плечи и так выпучил глаза, словно боялся, что на него немедленно бросятся и тут же съедят. Охранники лениво двинулись наперерез к бегущему, но он от испуга припустил еще быстрее и вскоре исчез в конце улицы, оглашая ее нечленораздельными воплями.
— Переселенец, — вздохнула старуха. — Он из тех, кого репатриируют с островов на твердую землю. А для них это нож острый. — Ее сиплый голос приобрел обличительные интонации. — Да обрушится неизбывный гнев Корабля на голову этого нечестивца Флэттери, да получит он…
— Тих-ха там! — рявкнул патрульный, и бабка, сообразив, где находится, прикусила язык.
Но по очереди уже тихонько поползли недовольные шепотки. Кэлан давно привык к разговорам такого рода — с того самого дня, как они переехали сюда с острова. У семейного костра каждый вечер только и говорили о том, как нелегко дался им этот переезд. Сам он моря не помнил, но мама частенько ему рассказывала, как оно прекрасно и какой у них был чудесный маленький островок. Мама даже знала по именам всех умерших задолго до рождения Кэлана предков их семьи.
Очередь заволновалась, и по ней, словно волна по змеиному телу, пробежало: «Отпирают…», «Эй, вы там, отпирают!», «Отпирают, сестра!», «Отпирают!!!»
Мать вновь подхватила тяжелый мешок с судками и, чтобы удержать равновесие, оперлась плечом о ворота.
— Полегче, сестричка! — Охранник со шрамом на лице протиснулся между ней и Кэланом и стукнул ее дубинкой по ноге. — Подай назад. Давай! Сама знаешь, что…
Женщина, не слова не говоря, взвалила мешок на плечо и упрямо шагнула вперед, оказавшись с громилой лицом к лицу. Но он не отступил. Кэлан первый раз в жизни увидел человека, который не спасовал перед его мамой.
— Приготовьте карточки. В алфавитном порядке, справа налево, — пробурчал охранник. Теперь дубинка шлепнула женщину по ягодице. — Давай, шевелись.
Сзади поднажали, и напиравшая толпа буквально внесла их через ворота в узкую длинную комнату. Кэлан ожидал, что они окажутся прямо на складе, но увидел ряд столов вдоль стены. Возле каждого из них стояли служащий и охранник с шокером, а выше, из прорубленных в стене окошек, высовывалось что-то, что больше всего походило на раскрытую драконью пасть.
Мама торопливо подтолкнула мальчика к ближайшему свободному столу и шепнула:
— Это конвейер. Лента уходит на склад, где для нас упакуют наш паек, а затем по ленте он приедет сюда. Мы отдадим карточки и список вон той тете, а она передаст его на склад.
— А я думал, что нас пустят прямо туда…
— Туда нам не попасть. Но по дороге домой, когда откроются лавки, нам нужно еще кое-что прикупить. Вот там и насмотришься и на товары, и на продавцов…
— Список!
Мама протянула охраннику листок, и тот передал его служащей. У кладовщицы был только один глаз, и, чтобы прочесть, она поднесла листок почти к самому носу. Кэлан молча смотрел, как она лениво вычеркивает из их списка одну строку за другой. Но какие именно, ему видно не было. Сам он еще не умел прочитать весь список, но мама так часто ему его повторяла, что Кэлан наизусть знал, что за чем идет. Затем служащая пихнула листок (на котором была вычеркнута добрая половина строк) в щель приемника. Машина защелкала, зажужжала, и им осталось только дожидаться, когда по конвейеру доставят их паек.
Кэлан встал на цыпочки и заглянул в окошко, но увидел только бесконечную черную ленту и каких-то людей, перетаскивавших с места на место пакеты.
Мама сказала, что рыбу они купят в лавке. Кэлан хихикнул: чудно — им, семье рыбака, разрешено есть только ту рыбу, что куплена в магазине. Один рыбак, работавший вместе с отцом, года два тому назад исчез. И Кэлан как-то подслушал разговор родителей: мол, это случилось только потому, что тот, сдавая улов в доке, несколько рыбешек спрятал для себя.
Первым на конвейерной ленте показался красивый зеленый пакет с рисом. С виду он казался гораздо тяжелее, чем пять кило. Мама помогла Кэлану запихнуть его в рюкзачок, сшитый как раз по мерке, но не успел мальчик его надеть, как со всех сторон раздались крики, толпа заходила ходуном, и женщину с сыном сбили с ног. Вдвоем они заползли под стол и, скрючившись, стали дожидаться, когда все кончится. Прямо над головой лязгнули закрывающие окошки тяжелые ставни, а входная дверь с грохотом захлопнулась. Тут же у входа завязалась драка: снаружи прорвалось человек пятнадцать, и охранники заработали дубинками.
— Мы хотим жрать! — кричал один из прорвавшихся. — Мы хотим жрать сейчас, а не завтра!
Сдаваться они не собирались, и вскоре на полу появились первые пятна крови. Грабители достали оружие — заточки с обмотанными изолентой ручками и куски кабеля. Озверевшие люди яростно резали и лупили друг друга, а те, кто пришел сюда подобно Кэлану с матерью и честно отстоял очередь, в ужасе попрятались под столы.
Один из налетчиков вдруг сграбастал рюкзачок Кэлана, но мальчик вцепился в него изо всех сил. Бандит дернул и почти вытащил драгоценную добычу из-под стола, но мальчик висел на ней, как рвач. Лицо грабителя было залито кровью, сочащейся из разбитого носа.
— А ну отдзынь, пацан, — прохрипел он, тяжело дыша и обдавая Кэлана запахом гнилых зубов, — не то грабки оторву!
Но мальчишка держался за рюкзак обеими руками и отдавать его не собирался.
Тут подоспел охранник и врезал громиле по затылку шокером. Удар был так силен, что даже вцепившегося в пакет Кэлана и то тряхануло. Грабитель на секунду застыл, а затем с протяжным вздохом осел на пол, растянулся… и больше не шевелился. Жизни в нем было не больше, чем в куле с рисом.
Мама снова затащила сына под стол и баюкала в объятиях до тех пор, пока всех налетчиков не обездвижили. Кэлан старался не смотреть на разбитые лица и пятнавшие все вокруг кровавые брызги. Но они были повсюду. И он спрятал лицо на груди у мамы. А затем услышал, что она тихо всхлипывает.
Кэлан мог закрыть глаза и ничего не видеть, но уши заткнуть не мог, потому что все еще цеплялся за рюкзак. И он слышал тихий мамин плач и ругательства охранников, выволакивающих тела мятежников и дубинками отгоняющих от входа толпу.
— Ох, сыночка! — тихонько подвывала мама. — Это не место для тебя! Да и никому другому тут тоже не место!
Кэлан успокоился, он больше не слышал криков охраны и стонов побитых: в маминых объятиях было тепло и уютно, и он обеими руками прижимал к груди рюкзачок с рисом.
Гибернация человека относится к спячке животных так же, как та — к бодрствованию. Гибернация тормозит процессы метаболизма практически полностью. Это скорее род смерти, нежели род жизни.
Раджа Флэттери, директор, снова проснулся от собственного крика. Всегда один и тот же кошмар: жуткая бесформенная масса облепляет его голову, а затем отрывает ее от шеи. Тела он больше не чувствует, но голова по-прежнему мыслит и откуда-то знает, что ей придется бессильно наблюдать продолжение экзекуции. Щупальца массы тянутся к телу и, превратившись в женские пальцы, начинают кусок за куском отрывать мясо от костей с противным тихим треском — словно спичку зажгли… Он проснулся от тщетных попыток вернуть свою плоть на место и приладить ее к костям.
Этот кошмар терзал его каждую ночь все двадцать пять лет с тех пор, как он очнулся от гибернации. Он не хотел себе в этом признаваться, но после его решения относительно когда-то столь любимой им Алисы Марш сны стали еще страшнее. И строились они всегда по одной и той же схеме… Ночь за ночью его мышцы пронзала дикая боль, словно кто-то вытягивал из него вены. И то, что когда-то он прошел на Лунбазе курс, давший ему титул капеллан-психиатра, мало чем могло помочь в такой ситуации. Врач давно сдался в попытках исцелить самого себя.
«Пора бы уже привыкнуть, — убеждал он себя. — Похоже, какое-то время это придется просто терпеть».
Но даже после сеанса самовнушения он видел в зеркале лишь потерявшего всяческую надежду измученного человека. И горькая складка между рефлекторно сдвинутыми бровями лишь ужесточала и без того мрачное выражение лица. Однако однажды он нашел эту гримасу достаточно выразительной и попытался запомнить, чтобы когда-нибудь при случае использовать ее. Какого же цвета у нее были глаза?
Он не помнил. Может, и карие. Образ Алисы Марш выцвел с годами, словно выгоревшая на солнце старая газета. И, похоже, теперь эта женщина в его жизни значила не больше, чем устаревшая сенсация.
Флэттери посмотрел своему отражению в глаза, но тут его внимание привлекли слабые разноцветные вспышки на плескавшемся в волнах под его окном келпе. Он и не подозревал, что это уже настолько зрелый экземпляр. Давным-давно уже обсуждалась гипотеза, что келпы таким образом общаются.
Но если и так, то с кем?
По распоряжению директора все находящиеся под надзором Службы контроля над течениями келпы подрезались при первом же появлении огней.
Из соображений безопасности.
«После появления огней всегда жди неприятностей». Раджа прекрасно помнил, что этот экземпляр был неделю назад основательно обкорнан. Оба — и Алиса Марш, и Макинтош — так надоели ему разговорами о келпах, что он научился пропускать все их сентенции мимо ушей. Но одно высказывание все же врезалось в память: в последнее время рост келпов резко усилился и приобрел характер демографического взрыва. Радже даже совали под нос какие-то графики и диаграммы, но он так и не удосужился их изучить. Флэттери поставил мысленную галочку: надо приказать снова подрезать этот келп.
За призрачно мерцающим келпом сияли реальные огни Калалоча. Тусклые фонари транспортников сновали по всему центру — от ракетодрома проекта до очереди. Будь он сейчас снаружи, то услышал бы нескончаемый скрежет камнедробилки и шипение сварочных аппаратов.
«Криста Гэлли», — вспомнил Флэттери и взглянул на часы. Выходит, он спал не больше часа. Где бы она сейчас ни находилась вместе с этим Озеттом, раньше чем закончится комендантский час они не посмеют высунуться. А вот тогда им будет даже слишком легко затеряться в толпе спешащих на смену рабочих: два неприметных обывателя, идущие по своим делам…
А еще каждый божий день в Калалоч прибывали толпы этих грязехлебов, которых уже давным-давно пора было в приказном порядке прекратить именовать беженцами, чтобы больше с ними не канителиться. Теперь, когда головидение полностью перешло под его контроль, он сможет сосредоточиться на том, как прижать к ногтю эту диссидентскую станцию «Бой с Тенью». Флэттери нутром чувствовал, что стержнем всей этой постоянно досаждающей ему программки был Озетт. Ну что ж, он получит редкостное удовольствие, завязав этот стержень в узел.
Неподалеку от города, на побережье, виднелось тусклое кольцо костров вокруг одного из лагерей грязехлебов. Сегодня утром он должен получить отчет Комитета по делам беженцев. Но что бы они там ни понаписали, надо будет отдать приказ отодвинуть все эти лагеря еще дальше, за черту периметра. А хотят помощи — пусть за нее платят.
Присутствие орды потенциальных штрейкбрехеров доводило фабричных и дорожных рабочих до исступления. И еще: эти лагеря привлекали толпы хищников — как диких, так и двуногих. Флэттери серьезно тревожил постоянный рост их числа — они буквально обложили город кольцом.
Пожалуй, следует переименовать Комитет по делам беженцев в Резервационный комитет.
Раджа Флэттери, лишь сравнительно недавно присвоивший себе титул директора, привык начинать работу еще до рассвета. До него доходили слухи о том, что в народе считают, будто он вообще способен месяцами обходиться без сна, и, честно говоря, они были недалеки от истины. Его персональные апартаменты напоминали скорее рубку корабля, чем жилую комнату, — столько там было различной электроники, мониторов и консолей. Ему нравилось ощущение полного контроля над ситуацией: вся планета лежала перед ним как на ладони. И из этой рубки он, директор, с полотенцем на голой шее, вершил судьбы целого мира.
Ни разу ему не удавалось за ночь проспать более двух часов кряду, чтобы не проснуться в холодном поту. В еженощно наваливающемся кошмаре он видел себя одновременно и палачом, и жертвой и сам себя безжалостно терзал, невзирая на собственные мольбы прекратить эту пытку. А еще он временами видел, как собственными руками вскрывает череп Алисы Марш и достает оттуда ее блистательные мозги… Но все это было лишь подсознательным отражением внутренней уязвимости, которую он не мог себе позволить проявить на людях. От окружающих приходилось скрывать так много… Например, накапливавшийся по капле панический ужас перед открытым космосом, который завладел им еще во время учебы на Лунбазе.
До сих пор Флэттери не спал рядом ни с одной женщиной с Пандоры. Правда, на базе у них с Алисой завязался короткий роман, но вскоре они отправились в полет, а продолжить амуры на Пандоре уже не получилось. Она упорно предпочитала постели директора возню с келпами и всячески противилась восстановлению отношений. А потом вдруг выяснилось, что Флэттери и сам не горит желанием ее вернуть.
Нет, сказать, что с женщинами у него вообще не было отношений, нельзя. Был и флирт, и секс в необходимых для Раджи пропорциях… Но после акта он сразу же отсылал любовницу в гостевую комнату, чтобы остаться со своими кошмарами наедине.
Власть — сильнейший из афродизиаков.
И к этому афоризму он относился без малейшей иронии — он не раз убеждался в его правильности.
Раджа подозревал, что мог бы получить от своих партнерш и больше, но… предложение явно превышало спрос — секс больше не приносил ему привычного удовольствия. С тех самых пор, как он впервые появился в небе над этим миром. И как бы ни был мал этот мирок, он останется его и только его. До тех пор, конечно, пока он его не покинет.
«Шесть месяцев, — пробормотал он. — Двадцать пять лет и потом всего лишь шесть месяцев…»
Лет шестьдесят тому назад на орбиту Пандоры прибыл корабль с тремя тысячами человек, спящих в гибербаках. Из всех выжили только он, Флэттери, да Макинтош. Да, и еще три органических мозга, но они, по сути дела, уже не могли считаться людьми — так, клеточная масса, опутанная проводами. Но только одна из них — Алиса Марш — прошла на Луне курс дублирования ОМ. Остальных двух Флэттери выбрал сам за высокий уровень знаний и эмоциональную стабильность.
«Меньше Земли, но больше Луны, — размышлял он, восстанавливаясь после гибернации. — Пандора — вполне устраивающий меня мирок.
Вскоре оказалось, что он не так уж и устраивает Флэттери.
На Пандоре обитали потомки экипажа «Землянина», скрещивавшиеся между собой и с результатами своих собственных биоэкспериментов. Короче, на данный момент обитателей этой планеты можно было считать людьми только с большой натяжкой. Флэттери это показалось омерзительным, и он решил, что если безднолет сумел отыскать Пандору, то сумеет найти и что-нибудь получше. Но даже если и не сумеет, жить на безднолете лучше, чем здесь.
«Они все сгниют в этой дыре, — думал он. — Да и воняет здесь так, словно они уже давным-давно начали гнить».
В ясные вечера Флэттери любовался сверкающим в лучах заката почти законченным корпусом его собственного безднолета — он был похож на гордо вспарывающий небо острый клык.
«Многих из этих пандорцев вообще нельзя назвать живыми существами, а уж тем более людьми! — думал он. — Даже генетика у них и та осквернена».
Что ж, еще одним поводом больше, чтобы поскорее смыться отсюда. На Лунбазе он очень хорошо понял: космос не имеет середины или периферии. Безднолет — это дом, а не тюрьма. Но помимо громоздких морских судов, эти моряне додумались до космических кораблей, благодаря которым Флэттери и гибербаки удалось снять с орбиты, по которой они крутились уже не один десяток лет. Флэттери решил, что если даже этим ублюдкам такое по силам, то и он сумеет построить безднолет типа «Землянина». И ему это удалось.
«Раз уж контролируешь планету, незачем волноваться о цене», — думал он. Единственным его врагом было время.
А единственным из пандорцев, кому он доверял, был Спайдер Неви. Этот придирался к любой мелочи, лишь бы распоряжения директора были исполнены точь-в-точь. Раньше роль своей правой руки Флэттери планировал отдать командиру орбитальной станции Дварфу Макинтошу, но некоторое время спустя он стал сомневаться в своем выборе. И очень скоро специально посланный отряд принесет ему ответ, насколько его сомнения верны.
Да, Спайдер Неви был самым походящим человеком на роль правой руки, но директор никогда не предоставит ему возможности это понять.
«Ну, и как же ты уживешься с убийцей?»
Большинство товарищей Флэттери по полету умерли сразу же после того, как были открыты гибербаки. Да, их, как и было задумано, доставили к планете в целости и сохранности. А затем космический корабль сбросил свою ношу в этом протухшем мире и исчез за горизонтом, предоставив местному населению вылавливать из моря баки и укрепляться в вере — Корабль было легко принять за Бога.
Они умерли в одну секунду!
Флэттери фыркнул: за тот момент, что медики окрестили секундой, он и его товарищи по несчастью испытали такую дикую боль, какой с избытком хватило бы еще на двадцать жизней! И большинство тех, кто все же пережил выход из гибернации, в первые же пару месяцев все равно распростились с жизнью — стерильная атмосфера Лунбазы никак не способствовала выработке иммунитета против местной микрофлоры и всего прочего.
«Всем прочим» Флэттери окрестил местную фауну: рвачей с кошачьими мордами, ядовитых плоскокрылов, прядильщиков, бегунов-нагульников и — что было, по его мнению, самым опасным — море, битком набитое келпами, которые аборигены называли Аваатой.
Поначалу капеллан-психиатр думал, что самое оптимальное решение проблемы — очистить моря от этой нечисти раз и навсегда. Флэттери потратил тогда на расчистку океана почти половину своих ресурсов. Он был готов истребить все келпы без малейших сомнений.
Но, изучив историю Пандоры и тайны ящика этой планеты, он решил, что поторопился. Они попали сюда как раз во время кардинальных сдвигов — как в геологическом, так и в социальном плане. Назревал очередной переворот: по всей планете шли митинги и беспорядки. Это был самый подходящий момент для того, чтобы назваться посланцами богов, и Флэттери немедля воспользовался подвернувшимся шансом.
Для этого он прикрылся своим титулом капеллан-психиатра, который до сих пор в глазах пандорцев имел определенный вес, и сумел возглавить движение, жаждущее реорганизации экономики. Эти идиоты избрали его своим лидером, поскольку жизни не мыслили без мудрого правления капеллан-психиатра и еще потому, что он сам при каждом удобном случае напоминал им, что является «даром Корабля», который на самом деле был их Господом. Но, прежде чем рассказать им, что он строит еще одного «Господа», Флэттери выждал несколько лет.
Раджа всегда быстро соображал и держал нос по ветру, поэтому во избежание различных религиозных дрязг присвоил себе простой и короткий титул — «директор». Это развязывало ему руки для серьезных действий в области экономики, зато удерживало фанатиков Корабля на разумном расстоянии. По крайней мере до тех пор, пока не настанет день старта.
«Я вовсе не бог, — внушал он им. — И не пророк. Но я сумею указать вам путь к новой, лучшей жизни».
Конечно, откуда им было знать, что Флэттери прошел специальный курс капеллан-психиатра! Пандоранские историки обнаружили, что клон настоящего члена команды «Землянина», Раджи Флэттери N 5 был всего лишь неудачным экземпляром, предназначенным лишь для того, чтобы уничтожить Корабль, если эксперимент выйдет из-под контроля.
Высвобождать подсознательное знание вселенной запрещено. Директива была предельно ясна, поскольку все кругом верили, что ни один нырок в глубокий космос не обходится без «высвобождения подсознательных знаний». Органические мозгопроцессоры (или, как их еще называли между собою техники, «коробки с мозгами») начали ошибаться с пугающей периодичностью. А сам Флэттери N 5 не сумел вовремя нажать нужную кнопку. Этот-то Корабль, который он не сумел уничтожить, и стал для многих пандорцев Богом.
«Раджа Флэттери и его лепта. Ну и почему же он не взорвал нас всех к чертовой матери, как планировалось?»
Да и сам Флэттери не раз размышлял о том, что если он запрограммирован на взрыв, то где в себе искать бикфордов шнур? Только это и удерживало его от того, чтобы использовать во время навигации Корабля слои своего собственного подсознания. Таким образом, остался единственный Флэттери, гадающий в недоумении, как это ему удалось избежать при выходе из гибернации участи остальных членов экипажа.
«Они хотели быть уверены на сто процентов в том, что будь мы хоть семи пядей во лбу, а попав в космос, тут же самоуничтожимся», — прошептал он.
Флэттери просчитал, что любой из имеющихся в его распоряжении ОМП легко доставит его к ближайшей планетной системе. Там они должны закрепиться и создать внутри корабля центробежную силу для нормальных условий обитания человека. Перед тем как извлечь мозг у человека-носителя, с каждым поработал персональный психиатр, и все три ОМП были особым образом подготовлены к подсоединению к неорганической среде. И ведь именно Флэттери когда-то предположил, что особенности характера индивидуума-донора гораздо большее подспорье, чем обычные химические реакции. Индивидуальный подход спасет их от депрессивной чумы, некогда косившей ряды ОМП Лунбазы.
Флэттери потер глаза и зевнул — эти кошмары его окончательно измотали. Кругом одни загадки. Они брали директора в кольцо, мучили его по ночам и вынуждали просыпаться в холодном поту от собственного крика. Но больше всего его волновало одно:
«Какую именно секретную программу они заложили в мой мозг?»
Лунбаза научила его тому, что те, кто его послал, обожают игры внутри игр. Игры, где ставкой является человеческая жизнь.
«Большая игра». Но он сам выбрал этот путь. Игру, в которой на кон было поставлено все человечество. А единственными людьми во вселенной оставались обитатели Пандоры — в этом Флэттери был твердо уверен. Уж ради них он постарается!
Он избегал притрагиваться к келпам, поскольку боялся, что они прочитают его мысли. А они это умели — тому имелись бесспорные доказательства. А рисковать попусту он всегда не любил.
И Кристы Гэлли Раджа ни разу не коснулся только по той причине, что подозревал, что она связана с келпами. Он страстно желал ее, но дневные сны предупреждали его, что она чрезвычайно опасна. Да он сам не менее опасен! Его яйцеголовые по его приказу напичкали эту странную девицу химикатами по самые уши, чтобы придать правдивости слухам, которые распространялись повсеместно по его же приказу. Любой, кто отваживался ее коснуться без особого разрешения Флэттери, получал такой неврологический шок, что иные погибали. Но на все нужно время…
«А если келпы прислали ее, чтобы найти запал установленной во мне бомбы? Если я курок, то кто же тот палец, что нажмет на него? Криста Гэлли?»
Он страстно желал эту женщину, и не только потому, что она была прекрасна. Ему хотелось чего-то большего. Прикосновение к ней несло смерть. Но больше всего он боялся, что она, как и келпы, одним прикосновением разрушит границы, которыми он защитил самые тайные уголки своей души. Ночной кошмар с вырванным из черепа мозгом уже обернулся реальностью. Флэттери слышал о том, что келпы могут проследить твои воспоминания и, следуя по цепочкам ДНК, добраться до святая святых — генной памяти. Но любое вмешательство в его мозг может сослужить службу нажавшего на курок пальца. А затем последует взрыв, который уничтожит не только его — он уничтожит всех! Ему было необходимо разобраться в самом себе. Понять, что же он такое, и только затем начинать разбираться с келпами.
Больше всего на свете Флэттери боялся, что келпы сумеют заставить его уничтожить себя самого, а это автоматически повлечет за собой гибель всего живущего на Пандоре. Этот Раджа Флэттери не желал умирать прикованным к третьесортному мирку. Этот Раджа Флэттери собирался быть директором вселенной до конца своих дней. И у него на заметке было уже немало звезд.
«А может, мне объявить себя сегодня их Богом? — гадал он. — Или дьяволом? А разве у меня есть выбор?»
Пройденное на Луне обучение доказывало, что вроде как есть. Но нутро упорно твердило обратное.
«Меня сюда привел случай, — внушал Флэттери своему отражению в плазмагласе. — И он же выведет меня отсюда. Или не выведет».
Один из мониторов в изголовье кровати засветился, и по нему побежали янтарные буквы: «Криста Гэлли». Флэттери тут же нажал кнопку и развернул страничку поиска. Нет, ее до сих пор не нашли! Ее ищут уже двадцать часов, с ног сбились и до сих пор не нашли!
Раджа нажал еще одну кнопку и рявкнул:
— Пришлите Зенца!
Он сам сделал Одди Зенца шефом службы безопасности около года назад, и до вчерашнего дня Флэттери вполне устраивала его работа. Но то, что Озетту удалось утащить Кристу Гэлли из-под плотной опеки службы охраны, сильно подпортило репутацию ее шефа.
Вчера поздно ночью Флэттери приказал Зенцу персонально уничтожить тех двух охранников, что в тот вечер отвечали за безопасность девушки. И начальник охраны выполнил приказ с присущей ему тщательностью. От остальных охранников (в тот день не находившихся на дежурстве) также ничего важного узнать не удалось. Тогда Зенц взялся за дело сам. Он приложил все усилия и использовал все свои орудия и приспособления для дознания, но и ему не удалось узнать практически ничего.
«Если ее не найдут к полудню, надо будет приказать Зенцу пустить в расход еще двоих. Это поджарит пятки остальным».
Затем он нажал кнопку «Вызов» и отчеканил:
— Срочный вызов Спайдеру Неви. Скажите ему, что он мне нужен.
Флэттери очень хотелось заставить Озетта испытать такие муки, каких не испытывал еще ни один человек. И директор был уверен, что Спайдер Неви сумеет это устроить.
Между людьми и богами есть существенная разница — боги не убивают своих детей. Они не хотят довести себя до вырождения.
Он выглядел как самый обычный келп, похожий на другие так же, как схожи между собой живущие на Пандоре люди. Цветом он слегка отдавал в синеву. Расположив слоевища определенным образом, он регулировал морские течения так, чтобы они несли ему вдоволь пищи и кислорода. Этот келп устроился в районе горячих подводных источников, где почва обильна осадочными породами и теплое течение спиралью поднимается к поверхности. Здесь он и сформировал свой «колодец», такой же, как у всех. Люди называют их лагунами.
Все лагуны океана связывались между собой длинными тянущимися от одного келпа к другому каналами, и наземные жители Пандоры нередко пользовались этими келпопроводами для перевозки под водой как грузов, так и людей. Подобный способ доставки был намного быстрей и безопасней, чем транспортировка того же груза по поверхности. Люди путешествовали по келпопроводам, защищенные своими подводными костюмами, а общались друг с другом посредством сонара. Этот синий келп уже давно заинтересовался людьми и частенько подслушивал их невыносимо медленные разговоры.
Людям нравились лагуны: вода в них всегда была теплой и чистой и водилось много рыбы. Этот синий келп оставался диким, то есть не был пока порабощен Службой контроля над течениями и не подвергался действию электрострекал директора. Это ему удалось благодаря своеобразной мимикрии: он старался скрывать свои огни и внешне вел себя, как десятки других келпов, уже прошедших обработку Контроля. До сих пор ему удавалось дурить людей, и теперь он остался единственным свободным келпом на многие мили вокруг.
Для постройки своей лагуны келп нередко использовал химические соединения, извлеченные из тел утонувших или похороненных в море людей. Смешивая их, он эмпирическим путем создал реактив, легко отпугивающий от его владений любого незваного гостя. Помимо химии, этот келп неплохо разбирался в чтении радио— и световолн, а также звуковых волн, которые издавали проплывающие неподалеку люди.
Те же, кто осмеливался коснуться его листьев, тут же впадали в буйство и, попав в плен жутких галлюцинаций, сами бросались в море. Немало их утонуло, пока келп довел эксперимент до конца. Теперь его окружал порождавший миражи химический щит, и любой человек, заплывший в пограничные воды, тут же в страхе спасался бегством, не в силах выдержать обрушившегося на него иллюзорного бремени страстей человеческих.
Своей территорией келп считал воды, находившиеся в пределах его обзора. Но Флэттери, посылавшего своих прихвостней на покорение свободных келпов, он все еще боялся: в результате деятельности Контроля естественная искусная хореография келпов превратилась в марш роботов. «Лоботомированные» келпы были принуждены тупо выполнять функции клапанов, гонявших течения по океану.
Синий келп неустанно собирал и анализировал запахи и выделения, терпеливо копя информацию об этом необычном вине из ДНК, носящем марку «человек».
И в результате он однажды пришел к выводу, что его сознание пробудилось не само по себе, а из-за воздействия извне. Он открыл для себя, что был лишь одним из множества келпов многих Аваат — которые вместе формировали один общий большой Мозг. Он не раз находил в людской памяти упоминания об этом. И большая часть Мозга была погублена. Или же с ней была утрачена связь. Или обрублена.
Это открытие потрясло келп так же, как любого, кто узнал бы, что его нынешнее сознание составляет лишь малую часть того, которым он обладал прежде. А если представить себе, что утрата уже невосполнима, то впереди ждет лишь депрессия. Но однажды эта депрессия может перейти в ярость. И келп, назвавший себя Аваатой, впал в ярость.
Право самоочевидно. Оно нуждается не в защите, а только в щепетильных свидетелях.
Беатрис Татуш очнулась от муторного сна, в котором она тонула посреди келпа. Но тут на выручку ей пришла субмарина, толкавшая носом катер.
Собранная со вчерашнего вечера сумка плюс портфель послужили ей на жесткой скамье в зале ожидания отличной подушкой. Журналистка сморгнула остатки сна с ресниц и откашлялась. Здесь, в каюте морян, Беатрис постоянно снились кошмары о том, что она где-нибудь тонет. Но этот сон пришел что-то слишком рано.
О эта немилосердная тяжесть воды…
По спине пробежали мурашки. С чего бы? Здесь достаточно тепло. Температура на станции всегда поддерживается на должном уровне. Но вспомнив, что ей придется сопровождать до орбиты эти ужасные мозги, Беатрис почувствовала нервную дрожь. А еще этот сон… Одна только мысль о лишенном тела мозге, предназначенном лишь для того, чтобы двигать корабль сквозь пустоту от звезды к звезде, уже вызывала у нее онемение конечностей и ощущение, словно по позвоночнику провели кусочком льда. Хорошо хоть, что на орбитальной станции тоже есть кондиционеры. Через несколько часов, строго по расписанию, она уже будет там. Осталось несколько часов. Но земля больше не притягивает ее — жить по-настоящему можно только в космосе.
Почему-то знание того, что станцию окружает вакуум, нисколько не удручало ее. Сама она происходила из семьи островитян, кочевников. И была первым представителем своего рода, после четырехсот лет дрейфа ступившего на твердую землю и оставшегося на ней жить. Островитяне доверились континенту намного раньше морян, до сих пор ютившихся в своих подводных селениях. Никакая логика не могла помочь Беатрис удержаться от паники при одной мысли о давящих на нее сверху миллионах килограммов воды.
Постоянная сырость (несмотря на все кондиционеры) раздражала небо, горло и носоглотку. Хотя… на борту баркаса должно быть еще хуже. Большинство работавших под водой специалистов вышло из морян, а им повышенная влажность абсолютно не мешает. Да уж, нелегко было общаться с ними, пока она работала на глубине. Беатрис тяжело вздохнула — ее кораблик подал голос, а это значит, что ей нужно быть на месте уже через несколько минут. Гул мотора катера означал, что специальная команда пригнала его к подводному порту и удерживает в точке рандеву.
Над головой загрохотали сотни гулких шагов, и Беатрис зажмурилась, словно это могло спасти ее от нахлынувших образов местных работяг. У этих и морды были отъевшиеся, и мяса на костях не в пример больше, чем у беженцев из лагерей. Да и в глазах у них светилась надежда, а не отчаяние. Хотя, честно говоря, у тех, кто влачил свое существование в лагерях, в глазах не отражалось ровно ничего. Они были тусклы, и в них не было заметно ни проблеска хоть какой-либо эмоции.
«Представь себе что-нибудь прекрасное, — приказала себе Беатрис. — Что-нибудь вроде сверкокрыла, парящего на фоне заката».
Ох как она не любила плавать на этих жестянках! По ее подсчетам, она продрыхла в зале ожидания часов пять, пока наверху служба охраны гиперперелетов ежовыми рукавицами прощупывала пассажиров судна, их багаж и истинные намерения. Надо будет после этой «ревизии» проверить, все ли из ее оборудования на месте (спасибо Бену за выучку!). Выделенная начальством аппаратура головидения была настолько ветхой, что им с Беном пришлось озаботиться приобретением собственной, дорогой, но зато надежной. Для охранников, обязательно имеющих родню на «черном рынке», аппаратура такого класса могла стать серьезным объектом искушения. Беатрис снова вздохнула, вспомнив Бена и подлые фокусы таможенников.
«Я знаю, что за „Боем с Тенью“ прячутся он и Рико, — призналась она себе. — У них свой, особый стиль, и, как бы они его ни маскировали, я-то их узнаю в любом образе».
Где-то год назад, когда «Бой с Тенью» нагло прорвался на их канал, перекрыв другие программы, Беатрис чуть было не подошла к Рико. Но потом одумалась: они явно имеют причины, по которым избегают приглашать ее. Чтобы скрыть обиду, она с головой погрузилась в свою работу. Теперь ей казалось, что она поняла, почему получила отставку.
«Им был нужен кто-то на другой стороне баррикад, — подумала она. — Я — их последний джокер».
Вчера ее срочно вызвали на замену Бена в «Новостях» и подсунули текст: «…Бен Озетт… работает над сенсационным материалом в Сафо…» Но она-то знала, что он работает лишь по звездодням (как и все последние шесть недель) в ставке директора. А «материал» — это Криста Гэлли. И вся «сенсация» готовится под неусыпным надзором Флэттери.
«Он был там, когда Криста исчезла, однако его имя не упоминается ни в одной сводке. Но ведь он тоже исчез. И головидение почему-то это скрывает!»
Беатрис стало страшно. Приказ скрыть отсутствие Бена придавал всей ситуации какую-то жуткую окраску.
Ей-то казалось, что и Бен, и Рико, и она сама уже притерпелись к тому, что мир вокруг них рушится. «Мы — свидетели, которым хорошо заплатили, — говаривал Бен. — И это мы — глаза и уши народа».
«Нет, мы — прожектора, — зло смеялся в ответ Рико. — Мы не свидетели, мы прожектора!»
Беатрис покорно прочитала в эфире навязанный ей текст, поскольку времени на вопросы не было. Только теперь она поняла, насколько обдуманным было решение ее товарищей. За ней никто не охотится. У головидения были огромные возможности, и она дала себе слово, что использует их все до единой для того, чтобы не дать Бену сгинуть.
«Но ведь он сейчас уже больше не свидетель, — остерегла она сама себя. — Он собирается разрушить этот мир».
Ах, как она его любила! И как долго! Когда-то. А может, когда-то им просто было хорошо вместе, а лишь теперь она поняла, что любит его? Нет, страсть тут уже давно ни при чем… Просто-напросто они плечом к плечу прошли через столько чужих бед и обид, что тем, кто этого не видел, просто не понять подобного братства. Но потом появился Дварф Макинтош. Именно в тот момент, когда Беатрис уже твердо решила, что больше никогда… И вновь страсть накрыла ее с головою.
Беатрис поморгала, чтобы унять в глазах резь хронического недосыпа. Заставила себя сесть (чертовски неудобная железная скамья!) и прикрыла ладонью глаза, чтобы защитить их от резкого света лампы. Рядом раздался деликатный кашель: это охранник. Как бы ей хотелось оказаться в своем офисе на орбите уже сейчас! Без всяких там перелетов и формальностей. Ее офис находился всего в паре десятков метров от штаба Контроля над течениями и от резиденции доктора Дварфа Макинтоша. Теперь ей хотелось думать только о Маке и о том, что их разделяет всего пара часов полета на челноке.
Беатрис устала. И начала она уставать уже много недель назад. И уже чувствовала, что больше не в силах тянуть лямку, что уже больше не может без отдыха. Но с тех пор, как директор заставил ее разрываться между «Новостями» и проектом, у нее не было ни секунды, чтобы присесть хоть на минутку и осознать свою усталость. А сегодня ей предстоял эфир сразу в трех программах.
Самые совершенные механизмы из построенных человечеством трудились, чтобы отвезти ее на орбиту. Когда Беатрис впервые взлетела над Пандорой, она осознала всей кожей: никто и никогда не сможет достать ее здесь, в ее офисе на орбите. Даже сам Флэттери.
Сирена над головой взвыла еще раз, и в ее голосе Беатрис послышалась тоска почти живого существа. Последний звонок. Почему-то ей снова вспомнился таинственно исчезнувший Бен. А может, его уже нет в живых? Он больше не был ее любовником, но тем не менее он был отличным парнем! Беатрис потерла глаза.
Но тут в зал ожидания вошел капитан охраны — молоденький красавчик с длиннющими ресницами. Он вежливо, но без намека на улыбку склонил голову:
— Обследование закончено. Приношу вам свои извинения. Теперь вам следует подняться на борт.
Беатрис встала со скамьи и только сейчас заметила, как ужасно помялся во время сна ее наряд.
— Мне до сих пор не вернули мою аппаратуру и записи. Мне может нагореть, если…
Капитан прервал ее тираду, поднеся палец к губам. На руках у него было всего по три пальца (включая большой), и Беатрис попыталась сообразить, на каком именно острове он родился и зачем его создали именно таким.
«Оркас? Камано?»
Он широко улыбнулся, демонстрируя отличный набор острых клыков, — по слухам, такая улыбка была отличительным признаком частей особого назначения, которые сами себя окрестили Челюстями.
— Ваши вещи уже на борту, — сообщил капитан. — Вы настолько знамениты, что мы легко опознали ваш багаж. Вам будут выделены отдельная каюта и собственный телохранитель.
— Но…
Но он уже подхватил ее за локоть и повлек к выходу.
— Мы задерживаем отправку. Ради проекта, поторопитесь.
Как только они оказались в переходе, охранник тут же подпихнул Беатрис к ближайшему шлюзу.
— Минуточку, — возмутилась она. — Я думала, что…
— На борту вас ждет ваша работа, — ухмыльнулся капитан. — Я уполномочен сообщить вам, что вы выходите сегодня в специальном выпуске «Новостей» сразу по прибытии на орбиту. Короче — еще до ланча.
И он протянул ей диктофон, который она привыкла носить на поясе у бедра.
— Вся необходимая вам информация здесь, — и капитан широко улыбнулся.
Только сейчас до Беатрис дошло, что он действительно печется о ее комфорте. Хотя один взгляд на его зубы уже лишал ее всяческого комфорта. Как журналист, она была готова вывалить ему на голову сотни «зачем» и «почему» о его смертоносных подразделениях, но обычное житейское здравомыслие заставило ее прикусить язычок. Телохранитель встретил ее у шлюза. Он был тоже молод, но коренаст и сгорблен от обилия сумок с ее аппаратурой.
— Был счастлив познакомиться с вами, — раскланялся капитан, а затем поднес ей стило и конверт: — Будьте так любезны. Моя жена просто обожает вашу программу.
— Как ее зовут?
— Анна.
«Анне на долгую память» — наскоро начертала Беатрис и расписалась с множеством пышных завитков. Не глядя на благодарственные расшаркивания капитана, Беатрис направилась к челноку. И не успела устроиться как следует в кресле, как тот стартовал.
Религия не есть любовь. И объект веры никогда не может существовать сам в себе. Помните: люди любят людей, и наоборот. Богов же люди боятся.
Рассвет принес Бену осознание нового поворота в его жизни. Он понял: для того чтобы расшевелить обывателей Пандоры, он будет эксплуатировать возникший вокруг Кристы ореол святости не менее бессовестно, чем это делал Флэттери на головидении. Но теперь он, Бен, использует Кристу против директора. При этом он понимал, что ей это будет стоить многого — она должна будет пожертвовать всем: своей причастностью к человеческому роду и своей женственностью. Но ведь и он сам тоже заплатит. И еще как! Самым дорогим… Но, как бы ни повернулось, Бен поклялся себе, что возникающая между ними любовь до последней секунды останется неприкосновенной. Должен же быть какой-то выход…
Проклятье!
Нет, ничто не должно помешать ему выполнить то, что он задумал. Первый раз в жизни он работал по собственному сценарию. Накануне они с Кристой смотрели «Вечерние новости», и его нисколько не удивило, а скорее даже слегка развеселило то, что его место заняла именно Беатрис.
«Добрый вечер, леди и джентльмены, — зачастила она. — Меня зовут Беатрис Татуш, и я сегодня заменяю уехавшего на журналистское расследование в Сафо Бена Озетта. Самая главная новость на сегодняшний час: Криста Гэлли похищена из Теплицы. Восемь вооруженных террористов, которые скорее всего имеют принадлежность к Теням…»
«Она наверняка уверена, что помогает мне», — пронеслось в голове у Бена.
Но вряд ли это можно было назвать помощью. Сам Бен был отнюдь не в Сафо, а что касается восьми вооруженных до зубов террористов… Они с Кристой просто ушли из парка. Беатрис добросовестно читала скормленный ей кликой директора текст. Она слишком оторвалась от земли, витая на орбите, чтобы самой разбираться в земных делах.
Бену было забавно думать о том, что творилось сейчас на головидении. По документам, головидение принадлежало «Мерман Меркантил», но Флэттери давным-давно закупил это коммерческое сообщество со всеми потрохами. В ход пошли все способы: от подкупа до шантажа и убийств. Бен посвятил этой истории целый выпуск «Боя с Тенью». А дальше последовал его собственный первый ответственный поступок — словно стронул лавину: теперь от разбуженных им сил зависела его собственная жизнь, жизнь Кристы Гэлли и… обобранного до нитки всемогущим директором населения всей Пандоры.
Сейчас они вместе с Кристой неплохо спрятались. Более того, он осмелился коснуться ее — и жив до сих пор. Он даже целовался с ней — и жив! Даже сейчас Бену приходилось сознательно сдерживаться — так хотелось убрать с ее губ упавший локон, поправить покрывало на оголившемся во сне плече и еще…
«Ты слишком молод, чтобы разыгрывать из себя старого козла, — упрекнул он сам себя. — Так не валяй дурака. А то очень быстро станешь мертвым дураком».
И все же он не мог не думать о том чудовищном совпадении, что свело его, одного из сотен тысяч обитателей этой планеты, именно с Кристой Гэлли да еще в одно время, в одном мире, в одной комнатке… Для того чтобы Бен и Криста встретились, понадобились тысячи лет полета в космическом пространстве от звезды к звезде, риск на грани аннигиляции… А ведь Аваата чуть было не погибла целиком: от нее остались лишь гены келпа. И то распыленные в населявших Пандору людях. А вдруг в один прекрасный день они все проснутся по команде и сработают вовсе не так, как хотели бы их человеконосители?
«Но почему? — гадал он. — Почему именно мы?»
Иногда Бену очень хотелось жить самой обычной жизнью. Не спасать больше общество. Спасать только самого себя. Однако его судьба повернулась иначе, и теперь было уже слишком поздно, чтобы попытаться хоть что-то изменить. А тут еще ко всему добавилась любовь. Да, он снова полюбил. И полюбил женщину, какой и вовсе быть не должно.
Конечно, по всем статьям Криста была более человеком, чем другие аваатане. Но что там в нее вложил келп, оставалось только догадываться, в том числе и самой Кристе. Теоретически она обладала поистине энциклопедическими знаниями, которыми могла пользоваться совершенно независимо от накачавшего ее ими первоисточника. По крайней мере, яйцеголовые из лабораторий директора считали, что дело обстоит именно так. За все пять лет, пока Криста являлась объектом изучения, она проявила индивидуальность только в одном. Однако именно об этом она не желала говорить и избегала любых вопросов Бена на эту тему.
Она утверждала, что приходится дочерью Ваате, а Ваата была известна как «святое дитя» поэта-пророка Керро Паниля и Ваэлы таоЛини. А сама Ваата была сотни лет назад зачата в человеческом теле, генетически запрограммированном келпом. Она явилась свету со всей его генетической памятью плюс с постоянной связью с информационным полем всех людей. А после она около двух столетий продремала в коме.
Но истинным ее отцом должен был бы считаться Дьюк, Хесус Льюис, биоинженер, лабораторно осеменивший материнскую яйцеклетку генами келпа. Тот самый, что некогда, экспериментируя с келпом, чуть было не уничтожил все человечество. Что касается Вааты, то она, пожалуй, была больше келпом, чем человеком. Со временем Ваата стала одним из главных богов Пандоры — символом единения человека с богами. Гласом божьим. И Криста Гэлли, в которую Бен так безнадежно влюбился, обладала в полной мере доставшийся ей от легендарных предков аурой власти, тайны, очарования и смертельной опасности. Да, любить такую женщину — нелегкое бремя.
Но Бен твердо верил, что келп — Аваата — является ключом к спасению всех населявших Пандору людей. Хотя общаться с разумным келпом… В этом было что-то непристойное. Но пора бы понять, что нынешние келпы сильно отличаются от тех, что встречали высадившихся на планету пионеров. Бен прочитал немало хроник и знал, что нынешние келпы — лишь обрывки некогда великого Разума. Именно поэтому верующие считали Кристу Гэлли воплощением замысла Авааты. Они тешили себя надеждой, что келпы пытаются найти с ними общий язык. И эта теория имела серьезную научную поддержку.
Но тогда чего же они хотят?
Жить!
И вдруг в мозгу Бена словно что-то вспыхнуло: кто-то подал сигнал тревоги. И ему показалось, что он почти узнал взывающий к нему голос. Он вслушался — но сигнал тревоги прекратился так же внезапно, как и возник. То, что спало в подсознании, пока просыпаться не собиралось.
Формирующие Аваату келпы отвечали за стабильность планеты в целом. После того как биоинженер Хесус Льюис убил в процессе экспериментов большую часть келпа, результатом было то, что континенты наехали друг на друга и смялись, словно туалетная бумага, а одна из лун Пандоры разлетелась в прах. Спустя пару столетий келпы вновь расплодились, а затопленные земли стали подниматься из-под воды. Люди научились жить на твердой поверхности ничуть не хуже, чем под водой. Тем горше было Бену сознавать, что человечество, которому бы расти и процветать на Пандоре, было вынуждено барахтаться в грязи.
«И в этом виноват только директор, — думал он. — И нечего пенять на келпы, коли у него рожа крива».
Но директор категорически отказывался признавать Аваату разумной. Он предпочитал использовать келпы как примитивный механизм, способствующий расширению судоходства и попутно управляющий погодой. Даже ослу было понятно, что рано или поздно такой подход к делу приведет к самым неожиданным результатам. На сегодняшний день келпы размножались на удивление быстро, и процент порабощенных Контролем над течением особей был до смешного низок.
«Келпы сопротивляются натиску Флэттери, — подумал Бен. — И я хотел бы, чтобы к тому моменту, когда они вырвутся на свободу, они действительно оказались разумными».
Тщательное расследование Бена относительно Кристы и изучение секретных материалов выявило причины столь специфического отношения Флэттери к келпам, одна из газет даже назвала его «феноменом Авааты». Бен пару раз беседовал с заваатанами, монахами холмов, использовавших келпы в своих ритуалах.
«Криста говорит, что директор должен быть как-то связан с келпом! — думал Бен. — И монахи мне то же самое говорили».
Девушка вновь заворочалась, и Бен понял, что скоро она проснется. И тогда увидит наконец забитые лотками и лавочками улочки и еще успеет наслушаться воплей торговцев: «Молоко! Соки!» и «Яйца! Лицензионные криксовы яйца!» Одно из небольших удовольствий, которого лишал ее до сих пор директор, — это общение с людьми. Но Бен понимал, что и сам приложит все силы, чтобы оградить ее от этого.
«До поры до времени, — напомнил он себе. — Однажды у нас с ней будет весь мир на двоих».
Из кофейни снизу доносились мирное звяканье фарфора, скрип мебели и металлический звон кофейного аппарата.
Бен прислонился к стене и с облегчением вздохнул. До сих пор он не смел себе признаться в одном: он рад, что до сих пор еще жив. И при этом он не только прикоснулся к запретной плоти Кристы Гэлли — он целовал ее! С тех пор прошло уже двадцать часов, а он до сих пор еще дышит! Стоило им оказаться за пределами действия охраны, как они немедленно поцеловались. И теперь ему оставалось только дожидаться, когда Криста проснется. И еще когда Рико стукнет в дверь условным сигналом. А что будет дальше — посмотрим….
Вечером вы говорите «будет ведро, потому что небо красно»; и поутру: «сегодня ненастье, потому что небо багрово». Лицемеры! Различать лице неба вы умеете, а знамений времен не можете?[25]
Первым, что увидела Криста Гэлли в то утро, когда она впервые проснулась на свободе, была сверкающая чашка в руке Бена Озетта. И ей сразу захотелось, чтобы эта рука коснулась ее, нежно скользнула по щеке и погладила обнаженное плечо. Но рука, придерживающая чашку на колене, оставалась неподвижной. Несколько минут Криста любовалась им, гадая, не заснул ли он на своем посту у ее ложа. Но тут же сама мысль о том, что можно так расслабиться, усевшись на предмет типичной для островитян «живой мебели» типа этого креслопса, заставила ее содрогнуться.
Снаружи доносились звуки, свидетельствующие о том, что Калалоч тоже пробудился. Криста слышала гул людских голосов и рокот моторов — тысячи людей шли и ехали на работу. А где-то в трущобах города-порта потягивались, стряхивая утренний сон, сотни бездомных, изгнанных с их благословенных островов.
Но Криста предпочитала прислушиваться к звуку, идущему от гораздо более близкого ей источника, — к теплому сонному дыханию Бена.
«Боже! — подумала она. — А вдруг я его убила?»
Она хихикнула, представив себе, как Бен сообщает в очередном выпуске «Вечерних новостей»: «Известный обозреватель Бен Озетт был зацелован насмерть…» Она до сих пор чувствовала на губах тепло и вкус этого поцелуя. Это был ее первый в жизни поцелуй, и он потряс ее до глубины души.
Но с виду Бен вовсе не выглядел умирающим. Оставалось надеяться, что антидот, который ей ежесуточно вводили люди Флэттери, до сих пор действует. Когда Бен прикоснулся к ней губами, она пошатнулась от обрушившейся на нее информации о прошлом и настоящем ее нежданного спасителя. И образы были настолько живыми, настолько четкими…
Лучше бы ей не знать всего этого: первый поцелуй Бена с прелестной рыжеволосой девчонкой, Беатрис Татуш… Криста ощутила себя ими обеими и многими другими еще. Из клеточной памяти она легко извлекла воспоминание о первом любовном опыте Бена, о его рождении, о потоплении острова Гуэмес, о смерти его родителей. И его воспоминания осели в ее клетках в ожидании, пока рано или поздно их не разбудят.
Но получив от одного поцелуя такой обвал информации, Криста слегка ошалела и потому не додумалась тут же в этом признаться. И сегодня ночью она видела его сны, его воспоминания. И она видела «Бой с Тенью» его глазами — единственный изрекающий правду орган на теле головидения, насквозь пропитанном фальшью. Она понимала, что Бен (как и она сама) одинок и живет только ради того, чтобы жизнь других людей стала лучше. Пожалуй, об этом она с ним поговорит. Ей не хотелось терять его. Особенно сейчас — когда они наконец-то отыскали друг друга. И уж конечно ей не хотелось стать причиной его смерти.
Бен не боялся прозванного в народе «зудом» эффекта, который вызывало ее прикосновение: шок и затем вполне возможная смерть. Говорили, что это следствие ее родства с келпами — те тоже убивали одним прикосновением благодаря особой химии организма. Но порой Кристу одолевали сомнения, так ли это. Антидот был изобретен лично Флэттери, который тщательно следил за тем, чтобы она ежедневно получала свою дозу. Тем не менее информация, полученная от Бена, не была ни приглушена, ни притуплена. Действовал ли вообще этот реактив? Может, это просто специально распущенные слухи, чтобы держать свору Флэттери на приличном расстоянии от нее?
В первый раз за всю свою сознательную жизнь Криста проснулась не для того, чтобы подвергнуться многочисленным экспериментам, сложным тестам и прочим исследованиям. В первый раз она почувствовала себя не объектом научных изысканий, не рабыней в позолоченной директором клетке, а самой собой — Кристой Гэлли. Да и спала она сегодня на удивление сладко, не то что в раззолоченных хоромах Флэттери. Побег, попытки скрыться и последовавший затем поцелуй дали ей ощущение, будто она заново родилась. Она чувствовала зверский аппетит, и доносившиеся с улицы запахи кофе, роз и сдобы рождали в ней ощущение полноты жизни.
Снизу потек аромат жарившейся на гриле дичи. О, как ей хотелось мяса! Оно было ей насущно необходимо! Эти придурки из лабораторий Флэттери долго и путано ей объясняли, что причиной этой потребности является ее особое, унаследованное от келпов строение генов и что потребность в протеине диктуется метаболизмом Авааты… Глупости! Ей просто охота жрать! А еще ей всегда хотелось фруктов, орехов и злаков. Стоило ей мысленно представить лист салата, как желудок начинал сладостно ныть, а рот наполнялся слюной.
Несмотря на то, что сюда они пробирались под покровом ночной темноты, Криста хорошо запомнила все повороты и извивы пути от Теплицы директора к конспиративной квартире островитян в Калалоче. Это напомнило ей о запутанных лабиринтах келпопроводов. И тем не менее единственное, что она могла сказать о своей дороге сюда, так это только то, что она долго блуждала по городу и что все эти перемещения происходили в непосредственной близости от моря.
Криста и отсюда слышала рокот волн — извечный пульс, задающий ритм жизни маленьким портовым лавочкам и базару, в течение дня наполнявшимся покупателями. Она слыхала о том, что пандорцы любят вставать с рассветом, зато потом никуда не спешат. Конечно, куда уж спешить еле переставляющему ноги от голода человеку? C органически образованных островов началось повальное бегство. Дрейф в океане стал слишком опасным по нынешним временам: слишком много земли поднялось на поверхность, слишком много келпов стало путаться под ногами. Но большинство переселившихся на континент гордо продолжали именовать себя островитянами и одеваться по традиции бабушек и дедушек. Но те островитяне, что Криста встречала до сих пор в лабораториях Флэттери, работали там исключительно подручными или изредка в охране. И все они ничего не рассказывали ей о той жизни, что ведут за пределами базальтового монолита стен резиденции директора. Некоторые из них явно проявляли неприязнь к Флэттери и симпатию к ней.
Криста натянула покрывало до самого подбородка и подставила лицо солнечному лучу. Она чувствовала себя легко рядом с Беном и была уверена в его скромности. Теперь она знала его прежнюю интимную жизнь во всех подробностях, и ей было страшно подумать о том, что он когда-нибудь догадается об этом. Криста почувствовала, как лицо заливает румянец. Она вспомнила его первую ночь с Беатрис и ощутила себя вуайеристкой.
«Люди — очень странные существа», — думала Криста. Бен притащил ее сюда, в эту комнатушку, уверяя, что здесь абсолютно безопасно. Тем не менее он всю ночь охранял ее сон, вместо того чтобы лечь рядом. А ведь все это время он был защищен от ее «смертельного прикосновения». И кроме того, тот поцелуй… Да то, что Бен на него отважился, уже дорогого стоило!
Отношения со всеми другими людьми (в том числе с директором) научили Кристу пользоваться собственной привлекательностью. Но Бен Озетт привлек ее сразу, с первого взгляда. У него были такие же, как у нее, зеленые глаза, разве что немного темнее. И этот поцелуй на сон грядущий она сохранит в сокровищнице своей памяти как один из самых драгоценных раритетов. А еще там же останутся и его воспоминания, отныне принадлежащие и ей в той же мере: его семья (ставшая теперь ее семьей), его любовницы…
Но тут сонные размышления Кристы прервал донесшийся с улицы вопль. Он был настолько безысходен, что даже в теплой постели девушку пробрала холодная дрожь. Бен отставил чашку и ринулся к окну, а Криста не смогла даже пошевелиться.
«Кого-то нашли, — поняла она. — Опять убитого».
Бен рассказывал ей о трупах, которые по утрам находят на улицах. Но все это было слишком далеко от нее, чтобы принимать всерьез.
«Охранка оставляет их там „для примера“, — рассказывал он. — И люди, идя на работу или ведя детей в ясли, натыкаются на эти останки — порой без рук, языков и даже голов. А некоторых вообще разрубают на части. Но стоит кому-либо остановиться, как его тут же хватают и начинают допрашивать: „Знали ли вы этого человека? Пройдемте…“ Но никто не желает „проходить“ с этими. Рано или поздно жену, мать, сестру или сына бедняги так или иначе известят. И тогда тело выдадут для похорон».
По долгу службы Бену приходилось видеть сотни подобных останков — это Криста тоже сумела почерпнуть в захлестнувшем ее во время поцелуя потоке информации. Скорее всего, тот дикий отчаянный вопль, что раздался за окном, был исторгнут грудью матери, потерявшей сына. Криста не имела ни малейшего желания выглянуть в окно. Бен повернулся к ней.
Интересно, а что он узнал о ней во время поцелуя… если узнал? Келп, прикасаясь к ней, бывало тоже считывал информацию. Но так бывало редко. Однако с теми людьми, кто отваживался до нее дотронуться, это случалось всегда. Сначала они испытывали шок, потом несколько часов тряслись с выпученными глазами, затем приходили в себя, но продолжали дрожать от ужаса. И не всем еще удавалось прийти в себя, иные просто умирали.
«Интересно, что они такого увидели? — не раз поражалась Криста. — И почему одни умирают, а другие — нет? Она тщательно изучила историю келпа, но это не принесло ей никакого удовлетворения. Она до сих пор чувствовала себя как бы объектом предпринятого лабораторниками Флэттери исследования корней ее „келпового древа“.
Криста вспомнила холодные прикосновения ресничек келпа, бравших пробы ее плоти. От них она узнала о загадочных, легендарных, почти мифологических Пловцах, которые являлись отдельной ветвью человеческих мутантов. Полностью отдавшиеся стихии воды, Пловцы достигли гигантских размеров и больше напоминали саламандр, нежели людей. Они жили в подводных пещерах, брошенных морянами цитаделях и некоторых лагунах келпов. В течение первых девятнадцати лет своей жизни Криста была больше келпом, чем человеком. Нанятые Флэттери ученые считали ее творением келпа, но она была твердо уверена, что они ошибаются.
Ген келпа проявлялся в изумрудном цвете глаз слишком многих пандорцев (не говоря уже о Бене.) При своем небольшом росте — около полутора метров — Криста, однако, могла свысока взирать на большинство попадавшихся по дороге женщин. Ее сосуды виднелись под кожей не так явственно, как у обычных людей. Но кровь, струившаяся в венах, как и у всех людей, была красной и основанной на железе — это в лабораториях Флэттери узнали в самую первую очередь. Что сразу же доказало: Криста — не келп.
Она вновь вспомнила о поцелуе, и ее губы дрогнули. Ноздри затрепетали — но она никогда не позволяла себе проявлять подобные эмоции в присутствии людей директора. Особенно показывать им, что гневается.
Кристе хватило одного прикосновения к келпу, чтобы воспринять память всех, кто уже дотрагивался до него. До того, как Флэттери встал у власти, в морях потонуло немало людей. И всех их «анализировали» келпы. Прибой в Калалоче рождал в Кристе особые воспоминания, которые приходилось замкнуть в себе крепко-накрепко. Сделав над собой усилие, она обернулась к Бену:
— Ты что, так и просидел всю ночь напролет?
— Я все равно не смог бы уснуть, — ответил он и осторожно присел на край кровати.
Криста тоже села и прислонилась к его плечу. Крики за окном наконец смолкли. Они молча смотрели в окно на залитый солнцем мол, и Криста почувствовала, что ее вновь одолевает дремота, рожденная теплым прикосновением Бена, ласковым ветерком из окошка и неумолчным говором толпы под окнами. Лишь откуда-то издалека доносился скрип и лязг камнедробилок.
— Когда мы уйдем отсюда? — спросила она. Солнечный свет, тихий шепот прибоя и запах жарящегося мяса ее окончательно очаровали. Годы заточения в тюрьме директора исчезли, как не были, смытые бурной волной настоящей жизни. Там, в заключении, просыпаясь по утрам, она мечтала только об одном: чтобы ее не трогали, дали ей свернуться клубком под одеялом и досмотреть сладкие сны. Но сегодня, куда бы ни направил свои стопы Бен Озетт, Криста Гэлли пойдет за ним.
Из-за двери раздался свист. Некто просвистел музыкальную фразу и, чуть помедлив, повторил ее вновь. Вчера в доке Криста уже слышала нечто подобное.
Озетт вскочил и дважды стукнул в дверь. В ответ снова повторилась музыкальная фраза.
— Наши люди, — облегченно вздохнул Бен. — Они помогут нам сегодня уйти. Я хотел показать тебе предместья, но Рико считает, что это рискованно. Теперь уже весь мир знает, что ты исчезла. Награда за твое возвращение и мою голову назначена такая… что смутит любого честного гражданина. Люди голодают.
— Но я не вернусь туда, — сказала Криста. — Я не могу. Я уже видела небо. Да и ты целовал меня…
Озетт улыбнулся и протянул ей чашку с водой. Глоток воды вместо поцелуя.
Она прекрасно понимала, что если Бена поймают, то убьют. Флэттери наверняка уже подписал ему смертный приговор. Уж ВС об этом позаботится… как уже не раз проявлялась «забота» о любом подозрительном служащем в Теплице.
Прошлой ночью, прежде чем добраться до этого убежища, они немало попетляли по узким портовым улочкам, чтобы наверняка не столкнуться ни с одним из уже посланных на поиски патрулей. Когда они оказались в небольшом проходном дворике, Криста внезапно остановилась и, запрокинув голову, устремила взгляд в усыпанное звездами небо. Она купалась в теплом морском бризе, острых запахах безыскусной портовой стряпни и в ни с чем не сравнимом блаженстве, которое испытывает стоящий под открытым небом, когда между ним и звездами только воздух…
— Я хочу выйти, — встрепенувшись, прошептала Криста. — Мы скоро сможем выйти на улицу?
От директора в ответ на подобный вопрос она услышала бы обычное сухое «нет». А потом он начал бы перечислять: снаружи бродят страшные демоны, которые не могут дождаться, когда же, наконец, смогут тебя съесть, — это раз; еще есть ужасные Тени, которые страшно хотят тебя убить, — это два; и не пытайся даже спорить, я не допущу, чтобы эти выродки заманили тебя своими фальшивыми улыбками, — это три.
И все это сопровождалось такими взглядами и ухмылками, что у нее мурашки по спине начинали бегать всякий раз, когда Флэттери начинал ее убеждать в том, что он ее единственная опора и защита и в этом страшном мире ей положиться больше не на кого. И все же большую часть этих пяти лет она верила ему. И верила бы до сих пор, если бы не «Бой с Тенью». А потом появился Бен Озетт с просьбой об интервью, и тут окончательно стало ясно, что Флэттери боялся к ней прикоснуться только потому, что был уверен: она узнает о нем слишком многое и не замедлит с разоблачениями.
— Да, — кивнул Бен. — Мы очень скоро уйдем отсюда. Здесь, похоже, скоро станет жарковато…
Он судорожно вздохнул и выругался сквозь зубы. Затем указал на появившийся в конце улочки патруль охранки. Разбившись на две пары — каждая на своей стороне улицы, — они с индифферентным видом скользили в толпе спешащих на работу рыбаков и бегущих за покупками женщин. И хоть народу на улице было много, эти две парочки толпа обтекала, создавая вокруг них мертвую зону.
У каждого из четверых за плечом была ручная лазерка, а на поясах побрякивали прочие орудия их производства: шокер, запасные снаряды и куча достаточно эффективных мелочей для подавления любого сопротивления. Амуницию дополняли обязательные зеркальные солнечные очки — отличительный знак ВС, личных коммандос директора. При виде их кто-то ухмылялся, кто-то хмурился, кто-то пожимал плечами, а кое-кто горбился и отводил взгляд.
Глядя на их неспешное шествие по улице, Криста почувствовала противный холодок на затылке, который начал медленно стекать по позвоночнику.
— Да не бойся ты, — словно прочитав ее мысли, грустно усмехнулся Бен и взял девушку за плечи. Когда он стоял так, рядом, касаясь ее обнаженного тела, ей хотелось верить в то, что он может читать ее мысли. Или хотя бы эмоции. Ей так нравились его прикосновения. И вновь она почувствовала, как поток его жизни устремляется в нее, проникая сквозь кожу. И пока этот новый рассказ о нем откладывался в ее подсознании, глаза Кристы неотрывно следили за происходящим на улице.
Патрульные вновь разделились: теперь они начали входить в дома — пока один занимался обыском, второй оставался на страже у входного люка.
«Теперь нам не уйти».
— Что нам делать? — прошептала девушка.
В ответ Бен перегнулся через спинку кровати, достал узел с одеждой и бросил ей на колени.
— Одевайся. И попутно приглядывай за ними. Только держись подальше от окна.
Но тут над портом взметнулся всплеск оранжевого пламени, грохнул взрыв, и в небо поползли клубы черного дыма. На улице тут же началась давка: одни бежали к своим лодкам, другие — на пожарные станции. Пандорцы издавна использовали водород для самых разных надобностей: он обогревал их, давал свет и приводил в действие машины, поэтому склады баллонов с этим газом находились в городе буквально на каждом шагу. А значит, пожар был для горожан одним из самых страшных бедствий.
— Что там?..
— Всего лишь моя старая рыбачья лодка. Теперь они ненадолго отвлекутся. А если нам повезет, они могут подумать, что мы с тобой взлетели на воздух вместе с ней.
Тут грохнуло еще раз, Криста вздрогнула и принялась торопливо разбираться в незнакомой ей одежде. Одеваясь, она бросила взгляд в окно — увы, толпа схлынула, а коммандос никуда не делись. Они продолжали свое медленное и неотвратимое движение: от люка к люку, от дома к дому. Улица почти опустела — все, кто был способен бороться с огнем, уже находились на своих постах.
Пока Бен следил за патрульными, Криста натянула старое белое хлопчатобумажное платье, которое оказалось слишком широким: ее отнюдь не маленькая грудь тут же скрылась под тяжелыми складками. Девушка оттянула двумя пальцами платье на животе и вопросительно взглянула на Бена.
Он протянул ей черные рабочие штаны, наподобие тех, что были на нем самом, а из-за спинки кровати извлек длинную шерстяную шаль.
— Не знаю уж, как тебе объяснить… В общем, ты… беременна. И у тебя уже довольно большой срок.
Криста замешкалась.
— Запихай эту шаль под платье — вот и будет живот, — посоветовал Бен. — Да и штаны тебе понадобятся… Вот так. Теперь ты простая беременная островитянка, а я твой муж.
Криста послушно обмотала штанами талию и задрапировала получившееся брюхо платьем. Судя по отражению в зеркале, она получилась очень даже беременной. Разглядывая себя, она видела за плечом отражение Бена, повязывавшего на голову красную бандану, длинные концы которой он оставил свободно болтаться на островитянский манер. На платке был тот же узор, что и на ее платье.
«Мой муж, — улыбнулась она про себя. — И мы при полном параде, чтобы идти на прогулку».
Она медленно положила ладонь на округлость своего нового живота, так, словно надеялась ощутить изнутри слабый толчок. Бен повязал ей на голову такой же, как у него, платок, а сверху нахлобучил соломенную шляпу с большими полями.
— Так одевались на острове, откуда я родом, — пробормотал он. — Ты когда-нибудь слышала об острове Гуэмес?
— Да, конечно. Он затонул за год до моего рождения.
— Верно, — кивнул Бен. — А теперь ты беременная жена одного из уцелевших гуэмесцев. У островитян ты будешь пользоваться огромным уважением. А моряне из-за комплекса вины вообще с тебя пылинки сдувать будут. Конечно, все вышесказанное не относится к людям Флэттери. И документов у нас нет — времени не хватило…
Снизу засвистели. Но уже другую мелодию.
— Это Рико, — радостно улыбнулся Бен. — Ну что, пошли отсюда?
То, что люди хотят, и то, что на самом деле им нужно, — совсем разные вещи… Великое искусство и домашний уют — несовместимы. И рано или поздно каждому приходится делать выбор.
Выключив будильник, Беатрис позволила себе еще пару минут поваляться. Темнота, сгустившаяся вокруг кровати в этой не имеющей окон комнате, была великолепным фоном для приходящих к ней в полусне образов. Необычайно яркие и объемные, они плавали в пространстве с непринужденностью призраков. В некотором роде так оно и было.
Она грезила о Бене, об их последней совместной ночи, и некоторые моменты сознательно растягивала и смаковала. А ведь с тех пор прошло уже два года. Это было как раз накануне ее первого путешествия на орбиту, где она встретила Мака. В ту ночь она страшно нервничала и трусила перед первым космическим полетом, а Бен собирался в Высокие горы на встречу с заваатанским старцем. Несмотря на то, что они были любовниками уже много лет, в ту ночь оба чувствовали себя как-то неловко. То было прощание, и они это понимали, но ни один не решился сказать об этом вслух.
Был ранний вечер, очень ясный и теплый. Розовую полосу заката уже теснила ночная синева. Они сидели в каюте одного из принадлежащих головидению шлюпов. Беатрис до сих пор помнила тихий плеск волн за кормой и резкие крики птиц. Над морем звучал смех и свистки играющих на пирсе мальков, ожидающих, когда их позовут домой на ужин. Беатрис и Бен говорили о детях, о том, как хотелось бы их иметь, и о том, что сейчас не то время, чтобы себе это позволить. В тот вечер остальные члены съемочной группы деликатно смылись на берег, чтобы оставить их вдвоем. Позже Беатрис узнала, что это была инициатива Рико.
— Мой ответ: женщина, — провозгласил Бен, протягивая ей бокал белого вина.
— А каков же вопрос?
Она легонечко чокнулась с Беном, отпила глоток и отставила бокал в сторону. Ей вовсе не хотелось завтра с утра мучиться в космосе похмельем.
Зеленые глаза Бена горели на смуглом лице. А все его стройное мускулистое тело было словно создано для Беатрис — они идеально подходили друг другу. Нет, она никак не могла понять, что же его тянет все время в эти дикие экстремальные экспедиции, когда он мог бы навсегда остаться рядом с ней. Жить и работать. Сама она сделала уже столько репортажей о различных смертях, что на освещение новых просто не было ни сил, ни желания. Пора бы подумать и о себе.
«Я хочу говорить о жизни, о достижениях, о прогрессе…»
— Женщина олицетворяет жизнь, достижения, прогресс, — сказал Бен.
Беатрис вздрогнула.
— Ты что, мысли мои читаешь?
— Как бы я осмелился? — ухмыльнулся он.
Но в его зеленых глазах вспыхнула дьявольская искорка и пронзила ее сердце. Но было не больно, а наоборот, по телу стала растекаться теплая истома, как от прикосновения его ладони под лифчиком. Беатрис была сильной женщиной и сознавала это. И еще она знала, что лишь один человек на свете может вызвать у нее слабость в коленках — вот этот самый Бен Озетт. Она вновь взяла бокал, отпила еще глоток и поставила прохладное донышко себе на грудь.
— А о чем я думаю теперь? — ей вдруг захотелось переменить тему разговора.
— Ты хочешь, чтобы я сказал все, что собирался сказать, а затем мы могли бы мирно насладиться этой ночью.
Беатрис рассмеялась чуть громче, чем ей хотелось, и запустила пальцы в свои густые волосы.
— Интересного вы обо мне мнения, господин Озетт!
Но он не поддержал ее игривого тона — внезапно его лицо стало серьезным.
— По-моему, ты из тех людей, кто хочет видеть счастливыми абсолютно всех: себя, беженцев и даже Флэттери. Ты вела репортажи о самых ужасных катастрофах и кровавых преступлениях, которые в последнее время происходили на планете. Я это знаю, потому что тоже был там. Но все это никуда не делось, оно продолжается, и потому ты решила сбежать от всего сама. Теперь тебе хочется смотреть только на хорошее, на прогресс человечества. Что ж, мне бы тоже хотелось… — А что ты делаешь на самом деле! — Беатрис невольно сжала кулаки и отодвинулась от Бена. — Ну хорошо, будь по-твоему: охранка совсем распоясалась, и это действительно плохо. Но ты же делаешь из тех, кто с ней борется, героев, а значит, вербуешь новых и новых идиотов, готовых идти против нее. А коммандос еще больше ярятся. И конца этому не видно! Просто замкнутый круг! Черт возьми, Бен, и это теперь называется революцией: колеса крутятся все быстрей, а машина буксует на месте, все глубже погружаясь в грязь. Я слишком часто соприкасалась со смертью… Так часто, что уже и счет потеряла. И ты чаще всего был рядом. Но теперь я хочу куда-нибудь отсюда. Я хочу нормальную семью…
Бен поставил бокал на стол и взял ее за руку.
— Я знаю. Я понимаю. Может быть, я понимаю даже больше, чем ты думаешь. И хочу предложить тебе жизнь, достижения, прогресс.
На какое-то время оба замолчали, но их руки продолжали вести безмолвный разговор на языке, понятном лишь очень близким людям.
— Ну допустим. — Беатрис отхлебнула из бокала и постаралась принять как можно более беззаботный вид. — И как же вы это видите, сударь?
— Пока у меня нет никакого конкретного плана. Зато у меня есть ключ. Это информация. Кстати, мы этим как раз и занимаемся, если ты еще не забыла.
— И что же это? — Беатрис подлила еще вина себе и Бену. — Объясни.
— Помнишь, ты как-то собиралась делать репортаж о том, что в службе охраны Флэттери нет ни одной женщины? Сделала. И что было дальше?
— Сверху не одобрили, и пробить не удалось…
— И сколько раз случалось нечто подобное?
— Со мной? Не очень часто. Да и что с того? Сюжетов кругом столько, что мне за всю жизнь не отснять. Да я просто могу взять любой или выбить командировку…
— Вот именно. — Бен многозначительно поднял палец. — Если Флэттери не польстить, то материал ни за что не пойдет в эфир. Он из другого мира. В буквальном смысле слова. Он из того мира, где женщин и детей обрекают на голодную смерть только потому, что они стоят по ту сторону воображаемой границы, и он не позволит им ее перейти. Мы же из мира, который всегда учил нас: «Жизнь — превыше всего. Сохрани жизнь». Пандора слишком опасное для человека место, чтобы мы могли позволить себе роскошь убивать друг друга.
— Но я все равно не понимаю…
— А у меня зарезали половину репортажей. И не потому, что они были плохо сняты. Просто я с каждым разом все больше стягивал с Флэттери его маску. А что случится, если люди его отринут: откажутся с ним говорить, кормить его, содержать… Ну, что тогда?..
Беатрис прыснула.
— А с чего ты взял, что они на это пойдут? Для этого народу нужно…
— Информация. Показать ему, кто он такой на самом деле, а людям показать то, чем им следует заняться. С тех пор как Флэттери захватил власть, целая планета ввергнута в состояние перманентной катастрофы. Он обещал всех накормить, а голодных с каждым днем становится все больше. Но мы продолжаем стоять в очередях, потому что помним: он ведь обещал! А если народ узнает, что сумеет прокормиться без Флэттери и его охранки, станет он тогда его поддерживать?
— Народу нужно чудо, — наконец закончила Беатрис прерванную пылким выступлением Бена фразу и опустила глаза. Не такого разговора ждала она в их последнюю ночь.
Бен наклонился к ней, коснулся губами щеки и пробормотал:
— Прости меня. Но я вынужден вернуться к этой теме. Сегодня я интервьюировал группу женщин, подавших петицию шефу охранки с требованием дать информацию об их пропавших мужьях и сыновьях. А еще одна группа — около пятисот матерей! — заявила, что их сыновья были убиты, но по факту их смерти не было заведено ни одного дела, не велось никаких расследований и никто не арестован. Они обвиняют во всех убийствах охранку и готовы свидетельствовать об этом. Чем все кончится, я не знаю. Знаю лишь, что этих женщин бросили сражаться в одиночестве. Дирекция головидения запретила мне выпускать материал в эфир. Но люди же имеют право и должны знать о… но ведь должен же быть какой-то выход! Прости, это… так… просто мысли вслух.
Бен снова поцеловал Беатрис в щеку, а затем приподнял пальцем ее подбородок.
— А вот теперь я окончательно заткнулся, — и наконец поцеловал ее в губы.
Беатрис плавно осела на коврик возле стола, увлекая любовника за собой.
— Обещаешь? — Она приникла к нему в ответном поцелуе, а пальцы как-то сами проникли к нему под рубашку и трепеща заскользили по такой гладкой и теплой коже.
А его руки тем временем расстегнули ее островитянскую блузку, стянули хлопчатобумажную юбку и вдруг обнаружили, что больше расстегивать и снимать нечего.
— Очаровательное бесстыдство, — прошептал Бен, покрывая поцелуями живот Беатрис, пока та освобождала его от оставшейся одежды.
— А ты не боишься, что мы прожжем ковер?
— Мне что, послышалось, будто кто-то обещал заткнуться?
…Будильник затрещал снова и на сей раз окончательно разбудил Беатрис. Она отключила зуммер и резко села, чтобы стряхнуть остатки дремы. Бен был прав насчет ковра. Даже то, что они опрокинули на себя бутылку с остатками вина, их не охладило. Теперь она была уверена, что именно в ту ночь у Бена зародилась идея о «Бое с Тенью». Она глубоко вздохнула, но лежавшая на сердце печаль от этого легче не стала.
«Какая жалость, что мы не отважились завести малыша. Это спасло бы нас обоих».
Но будь у них ребенок, Беатрис никогда не узнала бы Мака. Отношения с Беном подготовили ее к встрече с Маком. Он был несколько старше и поскольку жил на Лунбазе, то хотел завести семью не меньше, чем она.
Беатрис нажала кнопку старта на карманном информаторе, и тот отозвался: «06.30…» Она приглушила звук и помассировала усталые веки. Основные детали, на которые нужно обратить внимание, ей и так еще раз напомнят перед самым выходом в эфир, поэтому она позволила себе слушать инструктаж вполуха, готовая в любую секунду превратиться в сплошные уши при одном-единственном имени: Бен Озетт. Еще один тяжелый вздох.
Запах в ее кают-офисе был типично морянским: безвкусный воздух, пресный, как синтетическая пища или дистиллированная вода. В крошечной студии головещания с орбиты многочисленные прожектора нагревали и высушивали воздух, отчего Беатрис почему-то было легче дышать. Впрочем, через полчаса ей в эфир. Вот там и надышится.
Она спустила ноги на пол и одернула рукава. Ну и узкая же эта девичья кровать в ее офисе! Свет она не включила, и отражение в плазе было слегка призрачным — смуглая кожа лица почти сливалась с тускло бликующими темными волосами. Их с Беном поколение было первым за два столетия, в котором появилось больше детей натурального человеческого типа, чем мутантов. И она ежедневно благодарила небо за то, что выглядит совсем по-человечески. Но сейчас уже не до сантиментов: первым делом — в душ. А затем пойдем рассказывать пандорцам новые сказки ужасные.
«Это Бен их так называл… — вдруг вспомнилось ей, и она произнесла вслух: — И рассказывали им сказки ужасные…»
Произнесенные полусонным шепотом слова повисли в воздухе, словно были произнесены не ею. Может, это был его шепот? Беатрис мучительно захотелось вновь услышать его голос и поспорить с ним о том, кто из них больше трудится до пота и кому раньше идти в душ. Она усмехнулась, забыв о всех своих заботах. На самом деле они всегда мылись вместе. Пожалуй, теперь это даже символично.
Да, она не желала вслушиваться в болтовню информатора именно потому, что панически боялась услышать что-нибудь плохое о Бене. Достаточно того, что Беатрис наконец призналась себе: она все еще его любит. Хотя и не как изумительного любовника…
«Самоубийство, — промелькнуло у нее в голове. — С равным успехом он мог бы побежать П».
А как иначе это назвать? Сам Бен не раз ее предупреждал, что идти против директора — смертельный номер.
Беатрис разбавила кофе молоком, чтобы остудить, и, машинально отхлебывая мелкими глоточками, принялась составлять сухой отчет:
«06.30. Memo: резюме, Лаунч-бэй, 5, время эфира 06.45. Тема: Криста Гэлли все еще в руках Теней. Вторая тема: органический мозг уже на орбите. Детали: террористы, оружие, наркотики, вспышка религиозного фанатизма, Тени. Последняя ассамблея проекта „Безднолет“ пройдет на орбите, инсталляция ОМП произойдет в ближайшее время. Мелкие детали на месте. NB: быть на месте в 06.40. Время записи: 06.31».
Беатрис взглянула на дисплей — он уже натикал 06.36.
«Nota bene!» — проворчала она. Это означало, что стандартные часы и часы студии слегка различались. Задержка в пять минут давала время голодирекции запустить заранее заготовленный выпуск «Вечерних новостей» на тот случай, если она почему-то не поспеет к эфиру, или же, на самый поганый случай, заменить ее текст, если он им чем-то не понравится. А ведь Бен ее предупреждал!
— Черт бы их всех побрал!
«А если он и в остальном был прав?»
Ближайший эскалатор, ведущий к студии, находился в дюжине метров от ее кают-офиса. Беатрис наскоро рукой пригладила волосы и выскочила в коридор. Но как бы она ни спешила, на сердце спокойней не стало.
Бен обязательно каким-то образом связан с похищением Кристы Гэлли. И Флэттери это знает. Как еще объяснить тот факт, что до сих пор Бен публично не признан непричастным к этому? Ответ был один: Бен уже не раз растолковывал ей весь механизм действия машины пропаганды, вот только она не желала его слушать.
«Они заметили его исчезновение, — размышляла Беатрис. — И если в сводке новостей о нем ничего не будет…» Об этом думать вовсе не хотелось.
«А ведь Флэттери знает и про нас… с Беном», — внезапно озарило ее. И она вспомнила о всех этих загадочных исчезновениях людей и страшных находках на улицах Калалоча. Ведь Бен не раз предупреждал ее об этом, а напоследок раскрыл весь механизм жутких событий. Она знала, что пропадают лишь самые обыкновенные люди. О которых никто не знает. Кто не имеет ни малейшей популярности. И потому она свято верила, что уж их-то с Беном это не коснется! Как же!
Ступив на ступеньку эскалатора, Беатрис содрогнулась от нового откровения:
«Если я не произнесу его имени в эфире, то он исчезнет навсегда!»
Беатрис была приписана к группе ученых, занимавшихся подключением ОМП. И наверняка Бену уже давно известно об ее отношениях с Маком. Подключение органического мозга было одним из пропагандистских козырей Флэттери. А пока она крутится на орбите, как же ей расследовать исчезновение Бена?
Прошлой ночью, узнав последние новости, Беатрис не знала, что и думать. Она спокойно прочитала текст, лишь внутренне пожав плечами в ответ на очевидную ложь, которую ей пришлось произнести с экрана. Она чуть было не поверила сама. Да, Флэттери сумел-таки зажать и ее в свой кулачишко.
«А дальше что, будет еще хуже?» — наконец осмелилась спросить саму себя Беатрис.
Будет. Если исчезнут они оба.
Она ринулась вверх по эскалатору, расталкивая рабочих и не отвечая на их приветствия и комплименты, — потные посредственности из безликой толпы техперсонала.
Ради чего она так спешит?
Ради Бена. Он исчезнет навсегда, если только она не успеет назвать его имя в «Вечерних новостях». Если не опровергнет ложь об его исчезновении.
Задыхаясь, Беатрис влетела в съемочный павильон, расположенный в бывшем ангаре с десятиметровым потолком. Стоило ей ступить на территорию голостудии, как искусные пальцы гримерши занялись ее волосами и замазыванием тревожных морщинок меж бровями толстым слоем грима, в то время как словно из-под земли выскочивший костюмер помогал ей влезть в пуловер с эмблемой головидения на груди. В павильоне висел неумолчный рабочий гул, но ни один из голосов не доносил до Беатрис имени, которое ей было так необходимо услышать. Как же работать, когда о Бене здесь все уже и думать позабыли?!
Она сама видела Бена вместе с Кристой Гэлли не далее чем пару дней тому назад в резиденции Флэттери. Она отчетливо помнила, как, гуляя в папоротниковом саду, он склонился к этой… к этому двуногому келпу так же нежно и заботливо, как некогда склонялся к ней, Беатрис. Она сразу поняла, что он влюблен в эту… Она-то поняла, да вот он сам пока еще наверняка не догадался.
«Мне нужно было тогда с ним поговорить… Нет, не как давним любовникам, а как… настоящим друзьям. А теперь… а теперь он, может быть, уже мертв».
Ее щеки вспыхнули, и тут же включились прожектора студии. До выхода в эфир оставались секунды, а Беатрис, до сих пор ведомая неведомым суфлером по стезе страха, не сказала никому ни слова, не услышала ничего важного…
Бен единственный ее понимал, когда она выходила в эфир. Раз за разом в течение многих лет. И он единственный знал, что ей ответить, когда она в сомнении шептала:
— Я каждый день наблюдаю панораму планеты. Пандора неспокойна, это любому ясно. Мы все здесь в скорейшем времени подохнем при первом же серьезном катаклизме. Дайте нам другой глобус!
Но он всегда находил аргументы против ее «здесь» и «в скорейшем времени».
— Самое главное «здесь» — что народ голодает уже сейчас, — мотал головой он. — Людей необходимо накормить немедленно, иначе для нас с тобой не будет даже «скорейшего времени».
Несмотря на всю свою популярность, Беатрис Татуш до сих пор чувствовала себя на студии мелкой сошкой. Но сегодня, пока парикмахеры занимались ее волосами, а гримеры — лицом, она мысленно составила собственную сводку новостей и постаралась сделать это с умом — так, чтобы не потерять Бена и одновременно не разгневать Флэттери. Она бросила взгляд на автоподсказчика и машинально откашлялась. До начала тридцать секунд. Она проглотила комок, застрявший в горле, выдавила улыбку, обернулась к камере, вдохнула полной грудью и…
— Десять секунд…
Она медленно выдохнула и, глядя прямо в красный глаз монитора, заговорила:
— Доброе утро, Пандора. С вами Беатрис Татуш со сводкой новостей…
Поскольку каждый объект являет собой лишь сумму собственных качеств, а качество — понятие, исключительно зависящее от субъекта, который воспринимает объект, то, следовательно, вся эта объективная вселенная, источник энергии, атомов и звезд существует не иначе как конструкция нашего сознания, как некая сумма символов определенных человеческим мозгом.
Алиса Марш жила исключительно прошлым. Прошлое — это все, что Флэттери ей оставил. Он пытал ее различными химикатами, лазерами, имплантантами, но она все равно осталась самой собой. Алисой Марш.
«Он меня боится, — думала она. — Он боится, что я не сгожусь в послушные ОМП. И он прав».
Он отобрал у нее тело, содрал жилку за жилкой или отодрал ее по нерву от своего собственного тела — какая теперь разница? Ее вены и артерии теперь подключены к органическому питателю, а Флэттери нагло разгуливает во плоти вокруг ее бесчувственного мозга! Единственное, что она могла еще ощущать, так это то, что все еще существует. Но она давно уже не испытывала никаких родственных чувств к людям, да и сама уже не помнила, когда утратила эти чувства. До тех пор, пока ее не прикуют однажды к безднолету, у нее нет необходимости измерять свое существование временем. И вот теперь оно стало ее самой любимой игрушкой. Время, и особенно прошедшее время.
«Даже туман, и тот материален», — мыслилось ей.
Логика талдычила ей о том, что, поскольку она мыслит, значит, существует, а следовательно существует и ее мозг. И если она задается подобными вопросами, следовательно есть материя, которой свойственно задаваться подобными вопросами. Давным-давно на Лунбазе на курсах ОМП ее учили, что когда-нибудь ее мозг понадобится для того, чтобы на основе механическим путем полученных данных делать чисто человеческие выводы. Но Пандора открыла новые возможности, правда, для их реализации нужно было тело. Алиса сумела забеременеть, несмотря на то, что это было раз и навсегда категорически запрещено клону с Лунбазы. И рождение ребенка она сумела сохранить в секрете. Даже от его отца — Раджи лон Флэттери N 6. Директора.
У нее не было теперь ни глаз, ни ушей, и она ощущала себя узником, обреченным пожизненно существовать в вечной безмолвной тьме. Раньше она думала, что, лишившись кожи и тела, перестанет испытывать какие бы то ни было ощущения, но теперь нередко грезила, фантомно переживая свой последний вздох, а отсутствующий язык все еще хранил на кончике вкус контрабандного шоколада.
Алиса думала, что случившееся с ней отсечет напрочь ее эмоции, но на деле оказалось, что она каким-то образом сама освободилась от них. Ныне она уподобилась богам, способным по своему желанию драпировать складки времени, растягивая и ужимая его как вздумается. Теперь только захоти — и секунды замедлят свой бег. Но какова бы ни была ее власть, она все еще помнила о том, что была некогда Алисой Марш. И именно Раджа Флэттери сотворил с ней подобное.
— Тебе придется стать органическим мозгом, — объявил он. И он же внушил ей, что это величайшая честь, что она спасет человечество и что мало кто удостаивается подобной привилегии. Может, насчет человечества он был и прав, но, хотя перед разговором он изрядно накачал Алису наркотиками, остальные доводы ее как-то не впечатлили. Она прекрасно знала, что с древнейших времен, используя именно такие аргументы, одни люди посылали на муки других людей.
— Будь благоразумна, — продолжал обработку Раджа. — Подними это знамя, и ты останешься жить в тысячах тел. Сам безднолет станет твоим телом, твоим скелетом, твоей кожей!
— Избавь меня от лишней болтовни, — ее язык еле шевелился под воздействием наркотиков, добавленных в выпивку. — Я готова. Если ты не позволяешь мне вернуться к изучению келпов и не хочешь убивать меня своими руками — делай что задумал.
Теперь она понимала, что основная разница между нею и келпом состояла в том, что мозг и тело келпа были едины, а вот ее мозг и тело — нет. Воссоединение давало полную комплектацию в том случае, когда было с чем комплектоваться. Вот этого-то Флэттери и не учел.
Но он все равно продолжал говорить, убеждать, что, дав согласие, она навсегда освободится от страха боли и страха смерти и что органический мозг — кратчайший путь к совершенству. Короче, этот жулик сулил бессмертие. Но для Алисы все его доводы были пустым сотрясением воздуха. Уж она-то начиталась отчетов, в которых помешавшиеся «органические мозги» отправляли свои корабли в никуда, а то и самовзрывались. А это значило, что при этом гибли клоны — и ее собственные, и клоны Флэттери, и клоны Мака. Да и с «Землянином», притащившим их на орбиту Пандоры, тоже случилось нечто подобное: целых три ОМ свихнулись, и команде пришлось ради спасения жизни создать искусственный интеллект, который высадил их на Пандору и бросил там.
«Теперь-то я понимаю его все больше и больше, — думала Алиса. — Хотелось бы мне когда-нибудь лично встретиться с Кораблем интерфейс на интерфейс».
Она всегда любила играть словами, и даже отсутствие плоти, для того чтобы расхохотаться от души, не мешало ей получать удовольствие от каламбуров. Но о своем сыне она всегда думала без всяких шуточек. Успокаивает лишь одно: он сделал себе карьеру в охранке Флэттери. Алиса думала теперь о нем, поскольку больше всего сожалела о том, что так и не видела сына ни разу, прежде чем…
…она освободилась от бренной плоти. «Как я хотела бы увидеть его!.. О нет! Я хотела бы, чтобы он увидел меня такой, какой я была до того, как стала…»
Алиса отдала сына переселенцам-морянам в надежде, что Флэттери (даже если узнает, что у него родился сын) не сумеет отыскать их следов. Она боялась, что их найдут и убьют обоих — они не нужны ни нынешнему директору, ни тем более его последышам.
«Я должна о нем молчать, — думала она. — И все же, как ни крути, вырастет еще один Флэттери».
И мальчик узнает о своем родстве — Алиса сумела спрятать свои записи, прежде чем директор превратил ее в органический прибор. Это был ее последний человеческий поступок.
— Твое тело выдало тебя, — сказал ей тогда Флэттери. — У тебя был ребенок. Где он теперь?
— Я избавилась от него, — сказало тело. — Ты сам знаешь, насколько я увлечена работой. У меня нет времени ни на что, кроме келпов. А что до ребенка… Это была… так, временная неприятность.
Подобный аргумент показался Флэттери довольно веским, и потому директор купился на него. И, похоже, ему в голову не могло прийти, что ребенок может быть от него. Что ж, их отношения продолжались так недолго, что в это можно было поверить. Казалось, Флэттери вообще забыл о том, что они были близки. И ни разу не пытался возобновить эту связь за те двадцать лет, что прошли с их последней ночи. Очевидно, он считает, что ребенок был результатом какой-то случайной связи. Он прекрасно видел, насколько Алиса увлечена изучением келпов. Но только Дварф Макинтош полностью разделял ее отношение к этим существам, обладавшим мистической, почти разумной властью над планетой.
«Лучше бы мы с ним остались в келпе, — пронеслось в ее сознании. — А теперь он превратился в то, чего я больше всего боюсь. И мне так плохо без него…»
Даже в своем нынешнем состоянии ОМП Алиса Марш любила вернуться к воспоминаниям о родах. О тех нескольких драгоценных мгновениях, когда она любовалась своим новорожденным сыном. Он почти сразу же перестал плакать и таращился во все глаза на убиравшую комнату наталь. Ребенок родился с буйной гривой черных волос, и в нем уже ощущалась большая внутренняя сила.
— Мальчишка-то вылез на месяц позже, — заметила наталь. — Но, похоже, он не терял время даром.
И буквально через пару минут она препоручила дитя супружеской паре, которая дала ему свое имя. Фредерик и Казимира Бруд. Последние несколько месяцев они регулярно навещали будущую мать и подготовили все необходимые документы. Алисе это стоило большей части состояния, но она хотела дать ребенку как можно больше шансов выжить. Тем временем Флэттери решил сделать из Калалоча столицу планеты — центр экономики и политики Пандоры. Молодая чета Брудов (он — архитектор, она — географ) работала в рамках этого проекта: им было заказано строительство складов и казарм для службы охраны. А впоследствии им светило заключить контракт на строительство университета. Но кто тогда мог предвидеть, насколько изменится планета и насколько переменится сам Флэттери.
«Я могла, — думала Алиса Марш. — Но изучение развития келпа оказалось для меня гораздо важнее, чем развитие моего собственного сына».
Если бы у нее было тело, она сделала бы глубокий вдох, чтобы ослабить напряжение, сковывающее мышцы живота. Но у нее не было ни мышц, ни живота, а рассудок был почти свободен от эмоций.
«Я все сделала правильно, — пронеслось в ее голове. — Если речь вести о человечестве, я все сделала так, как надо».
Даже если они, ослепленные алчностью, не видят зла в разрушении семьи, не видят греха в предательстве друзей, значит ли это, что и нам не следует удерживаться от подобных пагубных деяний?
Флаттерби Боден расстелила на пыльном чердачном столе большой кусок украденной миткали, и все трое ее одноклассников восторженно захлопали в ладоши.
— Тебе все-таки удалось! — воскликнул Джака — единственный мальчишка в их маленькой компании. Для своих двенадцати лет он был довольно высок. Его отец, как и отец Флаттерби, работал на ракетодроме, а мама — на гиперстанции морян, что увеличивало их паек почти в два раза по сравнению с большинством из тех, кто стоял в очереди.
— Тихо ты! — шикнула Флаттерби. — Мы же не хотим, чтобы нас прямо сейчас застукали. Лит, ты принесла краски?
Лит (самая младшая из всей компании — ей было еще одиннадцать) достала из-за пазухи уродливой хлопчатобумажной блузы четыре тюбика.
— Вот! Но я не достала черной, — добавила она и потупилась.
— Зеленая… — разочарованно протянул Джака. — И ты хочешь, чтобы нам поверили, что мы Тени? Ты сама знаешь, где используют зеленую краску…
— Да тише ты! — Для пущей выразительности Дана поднесла палец к губам и скорчила жуткую гримасу. — А вам не приходит в голову, что сейчас мы самые настоящие Тени? Если нас сцапают, с нами разделаются точно так же, как с ними.
— Ладно, хватит! — перебила ее Флаттерби. — Если мы тут собираемся заниматься только болтовней, то и ловить нас будет не за что. Джака и Дана, раз мы притворяемся, что репетируем, то давайте начинать: сыграйте нам что-нибудь, а мы с Лит раскрасим по лозунгу. Потом мы будем играть, а вы распишете два остальных.
— Не забудьте, охранка сегодня все утро почему-то здесь крутится, — напомнила Дана.
— Это все из-за Кристы Гэлли. Может, они думают, что она прячется где-то поблизости?…
— А может быть, так оно и есть?
— Но сюда они не зайдут, — успокаивающе подняла руки Флаттерби. Кого интересует обычный урок музыки? Она фыркнула и задрала подбородок. — У меня же брат служит в охранке. Я-то знаю, как они обычно действуют.
— Да, вот только он на Виктории, — заметила Дана, — а наши могут действовать и иначе. Их потому и посылают служить подальше от родных мест, чтобы им не пришлось стрелять в кого-нибудь из собственной родни.
— Неправда, — взвилась Флаттерби. — Их отсылают из родных мест не поэтому, а потому что… потому что…
— Ладно, хватит болтать, — перебил ее Джака, пытаясь придать голосу солидности. — Если мы не начнем играть, то они точно сюда сунутся.
Мальчик жил на границе самого большого в Калалоче лагеря переселенцев и в свои двенадцать лет успел навидаться трупов на улице. В отличие от девчонок он знал, что такое голод и что такое охранка, не понаслышке.
Глядя, как он вынимает из футляра флейту, Дана со вздохом потянулась за своим инструментом. Новенькие струны ее караколя, попав в солнечный луч, ярко вспыхнули серебром. Черная витая раковина резонатора была до блеска отполирована четырьмя поколениями музыкантов.
— Дай мне «до», — попросила она, всем своим видом показывая, что готова к работе.
Под звуки настраивающихся инструментов Флаттерби с помощью Лит разорвала ткань на четыре полотнища, метра по три каждое.
— А твой брат уже кого-нибудь убил? — прошептала Лит.
— Конечно же, нет, — сердито отозвалась ее подруга, с преувеличенным усердием разглаживая складки. И, не поднимая глаз, добавила: — Он же не такой, как эти… Да ты ведь с ним знакома.
— Ага, — кивнула Лит и хихикнула, а в глазах у нее запрыгали озорные огоньки. — Он такой прикольщик!
Флаттерби к тому времени уже использовала почти полтюбика и теперь любовалась своей работой. Краска была темно-зеленой и в сумерках могла сойти и за черную. Во всю ширину полотнища большими буквами было написано: «МЫ ХОТИМ ЖРАТЬ!» И хотя эти слова считались лозунгом переселенцев, их можно было услышать в любом районе Калалоча. А по мере того, как уменьшались пайки и росла нужда, эти слова все чаще и чаще звучали в очереди. Флаттерби сама не раз слышала. И не всегда их говорили шепотом.
Именно там, перед очередью, в которой каждый вынужден стоять по многу часов, она и повесит свой лозунг. А Лит решила повесить свой на фасаде их школы, стоявшей прямо напротив офиса «Мерман Меркантил». Джака свой вывесит напротив гиперстанции, а Дана на пристани, напротив студии головидения.
Дана взяла несколько аккордов, и они с Джакой заиграли быструю веселую танцевальную пьесу, которую недавно выучили в школе. Ее друзья еще никогда так здорово не играли, как сегодня, подумала Флаттерби. И хотя Джака порой сбивался, он мужественно продолжал играть дальше.
— А ты как думаешь, действительно ли Кристу Гэлли украли Тени? — спросила Лит.
Она изо всех силенок давила огромный тюбик с краской, стараясь, чтобы буквы получились крупными и их можно было прочитать издалека.
— Понятия не имею, — пожала плечами Флаттерби. — Даже не знаешь, кому верить. Моя мама выросла на Вашоне и считает, что Криста Гэлли что-то вроде богини. А папа говорит, что она обычный каприз природы.
— Кто каприз — твоя мама?
— Да нет же, — фыркнула Флаттерби, — Криста Гэлли, конечно. Папа говорит, что единственный способ победить голод — это установить полный контроль над течениями и что если Криста Гэлли может контролировать келпы, значит, директор правильно делает, что не отпускает ее. А что говорят твои?
— Не так-то уж и много, — нахмурилась Лит. — Они теперь работают сутки напролет. Ма говорит, что так выматывается, что слушать кого-то просто нет сил, а па даже новости не смотрит. Он приходит домой и, ни слова не говоря, отправляется спать. Мне кажется, что они боятся…
В порту раздался взрыв, и дети вздрогнули, а Дана от неожиданности выпустила из рук караколь, и тот с грохотом упал на пол.
— Это совсем близко, — пролепетала она. Когда девочка сильно волновалась, язык ей почти отказывал.
Все четверо бросились к узенькому чердачному окошку. Справа, из-за крыш ближайших домов, повалили клубы черного дыма, а слева, на соседнем доме, заходила ходуном на своих цепях огромная рекламная чашка. На улице было полно народу, а вдоль домов расположились уличные торговцы с лотками. Флаттерби услышала, как Дана судорожно всхлипнула, и указала пальцем на подъезд дома, в котором они находились.
— Охранка! — прошептала она. — Они сейчас войдут сюда!
— Надо быстро спрятать это барахло, — прошипел Джака. — Если они это найдут, то убьют нас на месте.
— Или сделают еще чего похуже, — еле шевеля языком, пробормотала Дана.
Дети бросились сворачивать еще липкие от краски лозунги, но было уже поздно.
Хлипкая крышка люка отлетела в сторону, и на чердак шагнул плотный патрульный, а второй, похожий на него как близнец — такой же коренастый и с короткой шеей, — замер у входа.
— Гляди-ка, — хмыкнул солдат, расправляя скомканную материю дулом лазерника. — Ну, и что это тут у нас? Гнездышко для плоскокрылов? Или…
Не дожидаясь ответа, он дважды выстрелил, и Джака с Лит упали замертво.
Флаттерби хотела закричать, но у нее перехватило горло.
— Они же совсем еще мальки, — проворчал его напарник. — Ты чего?..
— Из мальков выводятся рвачи. А у нас приказ.
Дуло лазерника обернулось в сторону Флаттерби, и девочка даже не успела увидеть вспышки убившего ее выстрела.
Есть у людей четыре вещи,
Что бесполезны в море:
Руль, якорь, весла,
А главное — страх утонуть.
Бен отпер дверь, и в комнату ввалился Рико Лапуш. Кивнув бледной от волнения Кристе, он протянул другу его информатор. Большая часть записей уже явно устарела, но Озетт все равно хотел их прослушать.
— Готовы? — спросил Рико, на всякий случай стараясь держаться от девушки подальше, чтобы ненароком не коснуться ее.
— Готовы, — кивнул Бен.
— Да, — подтвердила Криста.
Рико почесал заросший щетиной подбородок и поправил лазерник в заднем кармане штанов. Они с Беном познакомились незадолго до гибели острова Гуэмес — их дружбе было больше лет, чем Кристе. Инстинктивное недоверие Рико к людям не раз спасало жизнь им обоим, поэтому даже с ее святостью он держался сухо и настороженно.
— Дежа-вю, — усмехнулся он и кивнул на островитянский наряд девушки. — Оно напоминает мне о старых добрых временах, когда все было намного проще. На улицах шагу не ступишь, чтобы не наткнуться на патруль, так что ей надо хорошо сыграть свою роль…
— Вы могли бы обратиться ко мне, — перебила его Криста, чувствуя, что щеки ее вспыхнули от гнева. — У меня тоже есть уши, чтобы слышать, и рот, чтобы ответить. Эта сестричка — не креслопес и не стакан с водой на столе ее брата!
Рико не смог удержаться от улыбки: построение фраз и акцент она скопировала мастерски. Она всему училась очень быстро, особенно если учесть, что информацию она могла черпать прямо из подсознания тех, с кем общалась…
— Спасибо за урок, сестра. Да и одета ты по всем правилам. Снимаю шляпу.
Машинально Рико отметил довольную улыбку Бена и то, что его друг смотрел в лицо своей прекрасной попутчицы без малейшего смущения.
Будучи оператором, он видел в глазок камеры немало красивых женских лиц, но теперь должен был признать: все, что ему рассказывали о внешности Кристы Гэлли, — чистая правда. Как только Бен Озетт стал репортером, Рико тут же устроился к нему в группу. Он прекрасно понимал, что его работа заключается в том, чтобы упаковать ложь в красивую обертку, и отлично с этим справлялся. За последний год он снял столько «горячих» репортажей, сколько иной оператор не снимет за всю жизнь.
«Немного бледновата, но в остальном — изумительно хороша, — подумал он. — Хотя, может, на солнце и подзагорит чуток».
Впрочем, операторы предупреждали, что солнечные лучи могут на нее вредно подействовать, однако в этой заварухе спрятать ее от солнца будет невозможно. Хорошо им командовать — за ними-то никто не охотится!
— Сейчас нам придется немного прогуляться. Медленно, спокойно, не торопясь. — Рико кивнул на информатор, который Бен все еще держал в руке. — И не волнуйся, спрячь эту штуковину. По плану мы должны были выбираться по воздуху, но все дороги к аэропорту уже перекрыты людьми Флэттери. Так что лучше поплывем.
— Но ведь…
— Я не хуже тебя помню, что нам дано указание держать ее подальше от моря… — Рико сердито засопел и, помолчав, буркнул: — Ладно, пошли.
Его уже стало раздражать печальное лицо Кристы. Уж лучше бы она испытывала страх. Или ярость. Или забилась в истерике… Но уныние — это уже ни в какие ворота! Особенно сейчас, когда пошла полоса неудач. И, когда девушка протянула Бену свою тонкую руку, Рико рявкнул:
— Нет! — Потом смешался и добавил уже спокойно: — Извини, но я не могу тебе позволить прикасаться к нему.
— Это твой собственный страх? — взвилась она. — Или твоих операторов? Он же одет!
— Это мой собственный страх.
То, что Бен ее не поддержал, уязвило Кристу в самое сердце, и она сердито отвернулась. Рико, стараясь ее успокоить, заговорил на диалекте островитян, которым почти не пользовался с тех пор, как погиб Гуэмес:
— Я всего лишь даю совет сестре, которой еще только предстоит узнать всю меру любви и доверия, которую испытывают к ней люди. А это значит — говорят ей даже то, что может принести боль.
— А как насчет страха?
«Отлично! — подумал Рико. — Ее не так легко запугать». И продолжил свою церемонную речь:
— Эта сестра быстро раскусила брата. Но пусть позволит брату напомнить ей, что боишься только неизвестного тебе. Пусть сестра даст время брату привыкнуть к ней. Может, прямо сейчас и начнем?
На сей раз девушка промолчала, и Рико подумал, что, какое бы там проклятье она ни несла в себе, делает она это не без изящества. Они дружили с Беном уже около двадцати пяти лет, и за это время у Рико было множество романов. Бен же был влюблен только один раз. И сейчас Рико вспомнил об этом, поскольку заметил, что на Кристу Бен смотрит так, как до сих пор смотрел только на одну женщину — на Беатрис Татуш.
«Что ж, это вовремя, — мысленно усмехнулся оператор. — Беатрис теперь связалась с этим Макинтошем, так что и Бену пора за кого-нибудь зацепиться».
Все, кто работал на головидении, знали, что романы, завязанные на работе, как правило, не очень крепки и непродолжительны, а создание семьи коллегами и вообще невозможно. Бесконечные разъезды и постоянный стресс были слишком серьезным испытанием для близких отношений. Рико давно уже махнул рукой на надежду создать семью и удовольствовался ни к чему не обязывающими встречами с одной рыженькой со студии.
— Нам в порт, — сказал Рико, когда они наконец оказались на улице. — Там сейчас натуральный сумасшедший дом. А возле «Летучей рыбы» охраны, по идее, быть не должно. Конечно, на Виктории тоже есть охранка, но там все же не так опасно, как здесь. Так что идем прямо на корабль.
Они свернули направо и не торопясь двинулись к кишевшему людьми порту. Рико отстал от Бена с Кристой на несколько шагов и плелся за ними, внимательно оглядывая дома и улицу. Он был настолько сосредоточен на поиске соглядатаев, что несколько раз чуть не налетел на Кристу, замиравшую почти на каждом шагу у витрин магазинов. И было от чего — едва ли не в каждой второй лавочке продавались ее изображения и связанные с ее именем сувениры. И с каждым шагом она все ниже надвигала шляпу на лоб.
«Выходит, это правда! — осенило Рико. — Выходит, она действительно ничего не знала!»
Вот она склонилась над безвкусно сшитым платьицем, упакованным в стеклянный ящичек с надписью: «Платье Кристы Гэлли, которое она носила в двенадцать лет. Не продается». Рядышком выстроилась батарея флакончиков, в каждом из которых алело несколько капелек крови, и пробирок с прядями волос (впрочем, слишком темных, чтобы они могли принадлежать ей). Кроме того, покупателям предлагались обрывки других платьев, и на каждом стояла цена и печать, подтверждающая их принадлежность ее святости Кристе Гэлли. А над всей этой выставкой — огромный плакат: «Не прикасаться! Смертельно! К каждой реликвии прилагается герметичный футляр».
«А если подумать о том, что за всю жизнь она не видела ни одной собаки или цыпленка… — мрачно размышлял Рико. — Да она же с ума сойдет от счастья, когда увидит этих чертовых птичек!»
Рико медленно плелся за оживленно беседующей парочкой, не вникая в смысл разговора. Он не ел уже сутки, и несущиеся со всех сторон запахи стряпни заставляли его желудок судорожно сжиматься. К тому же он слегка нервничал — слишком велика была вероятность, что продуманный план сорвется. Правда, взрывы в порту наделали много шума и привлекли большинство патрульных туда.
«Если ребята все сделали правильно, то нам до самой лодки не встретится ни один филер».
Но стоило Рико мысленно произнести эти слова, как тут же пришлось взять их обратно: из-за угла вывернули двое патрульных. Рико нажал кнопку на лежавшей в кармане рации, и тут же где-то в порту грохнул третий взрыв. Но солдаты даже не оглянулись. Рико вздохнул и стал нащупывать закрепленный на поясе лазерник. Это была старая модель с маленькой зоной действия. Глядя, как патрульные неторопливо шагают навстречу, он почему-то вспомнил, как трудно было достать к этому старью заряды.
Бен с Кристой тоже заметили солдат и замедлили шаг, а затем и вовсе остановились. Прохожие торопливо обходили пару, время от времени заслоняя их от Рико, также остановившегося в нескольких шагах. Он уже присмотрел на всякий случай открытый люк. Новый взрыв еще больше усилил суету на улице, и Рико подумал, что останавливаться, когда все кругом бегут, не очень умно. Выглядит это подозрительно. Патрульные подошли уже совсем близко. Форма цвета хаки свидетельствовала об их принадлежности к охранке, а крупные уши и толстые губы выдавали в них уроженцев острова Лумми. Однако вооружены они были только шокерами.
Рико нащупал рукоять лазерника, и в ту же секунду Криста двинулась навстречу солдатам, мастерски изображая тяжелую походку беременной. Ее рука поднялась к голове в традиционном для островитян приветствии.
— Братья, — заговорила она как ни в чем не бывало, — этой матери нужна гостиница. Очень нужна.
Патрульные этого явно не ожидали.
— Через два квартала налево, — машинально ответил один. — А магазины…
Но напарник ткнул его локтем в бок:
— Похоже, эти взрывы — дело рук Теней… так что пошли! Сестра, вам не стоит оставаться на улице. Вы, двое, — он указал на Бена и Рико, — отведите ее куда-нибудь в безопасное место и сами тоже больше не высовывайтесь.
Солдаты развернулись и двинулись в сторону порта, а Рико наконец-то смог перевести дыхание. Он тихонько просвистел пару нот. Любой островитянин с самого детства знал этот сигнал, означавший: «Все в порядке».
— Похоже, Рико просто счастлив. И исключительно благодаря тебе, — улыбнулся Бен.
— А я еще это и заснять успел, — и оператор горделиво щелкнул по крошечной линзе на кармане рубашки. — Шикарный материал для твоих мемуаров, сестра.
Он отключил укрепленную на поясе камеру и протер рукавом похожую на небольшой серый страз линзу видоискателя.
— Может, будем выбираться отсюда? — спросила Криста. — Сами слышали, они говорят, что Тени…
— Это мы, — шепнул, наклонившись к ней, Рико. — Никакой атаки не будет. Впрочем, теперь может начаться бунт. Здесь становится жарковато. Но до «Летучей рыбы» уже рукой подать, — и он кивнул на висевший впереди указатель: «Пирс N 4».
Только что прибывший паром пришвартовался у дальнего пирса, очевидно, не рискуя подойти ближе к порту из-за угрозы взрывов. Пестрая толпа пассажиров со всех концов Пандоры уже потекла живой рекой по трапу. Обладатели двух— или трехколесных мобилей выстроились в очередь у пандуса. Огромное количество ног затопало по причалу, мешая нанесенную ветром пыль с водой из брандспойтов, и жирная грязь полетела из-под колес во все стороны, забрызгивая нарядные костюмы островитян, всегда любивших, собираясь на ярмарку, как следует приодеться.
Почти у половины пассажиров на шеях висели пластиковые идентификационные карточки, свидетельствующие о том, что их владельцы работают в том или ином части проекта. Но какую бы работу они ни выполняли, платил им Флэттери. Они жили обособленно, все больше отдаляясь от собственной родни. И все чаще в спины работников космодрома летели проклятия жителей порта.
Пирс был как бы мостом, связывающим две станции метро: одна ветка вела в городок работников проекта, вторая — к стоянке субмарин. В переходах станций толпились лоточники, торгующие средствами для загара, содовой и сухофруктами. Здесь всегда воняло углем и жареной рыбой и никогда не смолкал гул огромной толпы.
И тут случилось то, чего Рико больше всего боялся. Один из беженцев, мокрый с головы до ног (очевидно, попал под струю из брандспойта), вдруг поднял над головой какой-то плакат, орудуя локтями, пробился сквозь толпу на пирсе к одному из пассажиров и бросился на него. Оба схватились врукопашную и, тузя друг друга, свалились на землю. Оказавшиеся рядом другие пассажиры тут же присоединились к потасовке и, оторвав нападавшего от жертвы, стали со злостью пинать его, не давая подняться. Дюжины две переселенцев бросились было на выручку, но были тут же окружены и тоже сбиты с ног.
Рико с Беном проталкивались сквозь толпу, прикрывая собой Кристу. Со всех сторон раздавались яростные вопли и стоны, то и дело в воду падали тела. Воздух раскалился от ругательств и проклятий, и уже у многих на лицах появились ссадины и синяки.
Криста шла, спрятав кисти в рукава и скрестив руки на груди по старому островитянскому обычаю и, как бы ее ни толкали, не опускала рук, словно верхняя часть ее тела застыла, как в игре мальков «замри-отомри». Внезапно у них под ногами оказался тот самый плакат, с которого все началось, и Бен заметил, как Криста замедлила шаг, чтобы прочесть надпись. На полотнище значилось: «Дай брату шанс!»
Сзади раздался ужасающий треск ломающихся перил и исторгшийся из сотен глоток вопль ужаса. Бен обернулся: целая секция ограждения пирса не выдержала напора толпы и несколько сотен людей оказались в воде.
«Хоть это-то их остудит, — подумал он. — Правда, ненадолго».
— Шагай потише, — прошептал Рико Кристе. — Ты же беременна и устала, да к тому же уже сутки ничего не ела.
Последнее полностью соответствовало истине. Рико вспомнил, как часто голодал в детстве. А вот интересно, Криста Гэлли или директор хоть раз в жизни ложились спать натощак? Они-то с Беном ложились, не раз и не два. Правда, в последние годы это случалось только потому, что они много работали и попросту не успевали толком поесть. Но когда Рико был «мутью» (как презрительно называли островитян), то недоедал постоянно.
Глянув туда, где заканчивались границы лагеря беженцев и начиналась ограда городка работников проекта, Рико заметил расположившуюся в ожидании толпы на небольшой поросшей травой лужайке группу охранников на персональных черных мобилях. Они пока не предпринимали никаких действий, очевидно, ожидая, когда люди выпустят пар и основательно выдохнутся. Тем более что запах свежей крови в такой близости от периметра да еще рядом с неогороженным участком побережья мог привлечь рвачей, а именно охрана от этих тварей входила в прямые обязанности солдат. Если открыть по ним стрельбу, толпа рассосется сама собой, и таким образом охранники убьют двух зайцев, даже не помяв мундиров.
Аппаратура внешнего наблюдения Рико не зафиксировала ни одного охранника на пирсе. Но у него не было ничего, что могло бы зафиксировать действие высокочастотных переговорных устройств, которыми директор снабдил свою гвардию совсем недавно.
Криста шла, уставясь прямо перед собой невидящим взглядом. Бен тронул ее за локоть.
— Прежде чем мы уйдем, скажи им, что они все — одно. Заставь их понять, что они все — одно целое. Если самому себе отрубить руки и ноги, то погибнешь.
Бен сжал ее локоть и тряхнул. Рико только сейчас заметил остановившийся взгляд Кристы, но пылавший в ее глазах странный дикий огонь тут же погас, зрачки сузились, и лицо вновь приняло обычное выражение. И еще Рико заметил, что Бен, взяв девушку за руку, постарался не коснуться ее обнаженной кожи.
— Мы отправимся в порт Надежду, — быстро заговорил Бен на ходу. — Там изумительное озеро и горы, и в это время года вода теплая даже по ночам. Старые острова уже ненадежны и легко уязвимы. С морянами у нас хорошие отношения и есть много сторонников, но тебе трудно будет спрятаться в их подземных городах. Сейчас главная опасность для нас — охранка. Директор разослал по всему побережью воздухолеты. Особенно их много вокруг Теплицы. Его «ястребки» приносят ему в клюве немало интересного. А в море нам угрожают келпы… — он запнулся, взглянул на Кристу и продолжил: — …и новая флотилия директора, а также несколько хороших судов, которые он так выгодно продал охранникам Вашона. Конечно, и они засылают к нам своих шпионов.
Рико вздохнул с облегчением. Он знал, что Бен лжет. И все сказанное им предназначалось для подслушивающей аппаратуры, а не для ушей Кристы. Судя по ее отсутствующему взгляду, она не услышала ни слова.
Девушка пробиралась сквозь толпу на четвертом пирсе, словно ничего не видя вокруг и не слыша доносившихся со всех сторон воплей. Теперь уже пылало несколько рыбачьих лодок, и пожарные пытались их оттолкнуть баграми подальше от остальных. Одно из судов сил безопасности Вашона двигалось на полных парах в сторону Теплицы.
В конце пирса показалась наконец «Летучая рыба», принадлежавшая студии головидения. Рико воодушевился. Он надеялся, что операторы успели сообщить обо всем капитану судна Эльвире. Она всегда спокойно относилась к внезапному изменению планов и терпеть не могла встреч с охранкой Вашона.
Эльвира была самым лучшим капитаном голостудии. Насколько Рико знал, она не интересовалась политикой, у нее не было ни хобби, ни друзей, ни особых религиозных пристрастий. Она страстно любила одно — выходить в море на своей самой быстрой на всей Пандоре амфибии и мчаться на полной скорости как можно дальше и дольше. И если на берегу она была просто одним из лучших водителей, то под водой и в воздухе ей просто не было равных. Она возила Бена и Рико в «горячие точки» уже столько раз, что они давно сбились со счета. Но горячее, чем сегодня, еще не бывало.
Бен поймал взгляд Рико и, вопросительно приподняв бровь, кивком указал на девушку.
Рико поскреб двухдневную щетину. Криста молча стояла, глядя на толпу, которая наконец-то начала расходиться. Подбирая упавших и разбросанные вещи, люди тихонько разбредались по улицам Калалоча.
Все, кто был там в тот день, навсегда запомнили, как утреннюю тишину вдруг расколол оглушительный грохот, подобный удару грома или щелчку огромного кнута. Но не было ни эха, ни сотрясения воздуха. Даже дети перестали плакать, испуганно уткнувшись в материнские юбки.
Рико заткнул уши пальцами, чувствуя, что сейчас потеряет сознание: этот звук проник в него, пронизал насквозь, отозвался в каждой клетке, в каждом нерве. Если бы ударная волна действительно контузила его, то у него до сих пор звенело бы в ушах.
«Она что-то сделала с моим… нет, с нашим сознанием!»
Криста почувствовала, что внезапно обрушившаяся тишина была результатом вспышки ее гнева. Она обрадовалась, когда Бен и Рико стали приходить в себя, но те смотрели на нее с откровенным страхом. Толпа, застыла на несколько мгновений, озираясь в поисках орудия, а затем забурлила пуще и вдруг бросилась на появившиеся на берегу грузовики с охранкой.
Криста развернулась и зашагала к «Летучей рыбе», все еще имитируя тяжелую походку беременной. Поднявшись на борт, она зябко обняла себя за плечи и застыла, глядя на море. Снова послышался детский плач, а ошарашенные жители городка только теперь начали приходить в себя и потирать уши. Рико заметил, что с горящих лодок огонь уже перекинулся на пирс и несколько ближайших к нему магазинчиков. Оба уже опустевших парома на всякий случай погрузились под воду. Рико присоединился к Кристе, а Бен стал отвязывать концы.
— То, что ты видела улицах, копилось месяцами, — сказал Рико. — Они уже созрели. Но еще слишком рано, и они неорганизованны. Сейчас они могут только проиграть. Кто-то из них пойдет за нами. Кто-то бросится громить порт. Да и в лагерях вот-вот начнутся волнения. Теплица в опасности…
— Ее очень хорошо охраняют, — не терпящим возражения тоном бросила Криста. — Они проиграют.
Их взгляды встретились, и Рико в очередной раз отметил про себя, что Криста не щурится даже тогда, когда солнце светит ей прямо в глаза.
— Теперь я понимаю, что ты чувствуешь, когда говоришь, что боишься прикоснуться ко мне. — Она машинально разгладила складки платья на своем фальшивом животе. — То, что я знаю о Тенях, и то, что вы знаете обо мне, по сути, одно и то же. Я знаю лишь то, что говорил мне Флэттери. Я не знаю, почему вы боитесь дотронуться до меня. А ты не думаешь, что я тоже боюсь дотронуться до вас?
Так и не дождавшись ответа, она отвернулась и молча ушла в рубку.
Зло — в глазах смотрящего.
В домашнем кинозале было темно, и лишь один тусклый ночник освещал лицо директора снизу. Этот световой эффект был тщательно продуман, дабы подчеркнуть и без того немалый рост Флэттери (он был на голову выше любого среднего пандорца) и занимаемое положение.
На подлокотнике его любимого красного кресла лежал пустой футляр от голокассеты с оранжевым флуоресцентным грифом: «Только для просмотра». Рядом уже от руки было добавлено: «(TD), только для С. Неви». Ниже черным стандартным шрифтом было набрано название: «Крайняя мера». Флэттери хмыкнул: по его собственному приказу ко всем, кто нарушал секретность этого проекта, тут же применялись крайние меры и их прямиком отправляли к Спайдеру Неви в качестве учебного материала для его начинающих следователей. Да, хорошую охранку чистыми руками не создашь.
— Господин Неви. — Флэттери поприветствовал своего заместителя сдержанным кивком.
— Господин директор, — обычным бесстрастным тоном отозвался Неви.
Даже Флэттери, несмотря на весь его опыт капеллан-психиатра, никогда не мог с уверенностью сказать, что за мысли и эмоции прячутся за каменной маской его помощника. Еще не рассвело, а он уже здесь — как всегда, лощеный, неторопливый, корректный, в идеально сидящем морянском сером костюме.
— Зенц до сих пор их не нашел, — заговорил Флэттери, стараясь казаться спокойным. Но от сдерживаемого гнева голос дрогнул и выдал его.
— Но именно Зенц их и упустил, — отпарировал Неви.
Флэттери осклабился — он не нуждался в напоминаниях. Особенно в напоминаниях Неви.
— Значит, теперь их искать тебе! — Он подкрепил свои слова жестом, энергично ткнув своего заместителя пальцем в грудь. — Верни мне девчонку, а из остальных вытяни все, что удастся. Озетта можешь оставить на сладкое. «Бой с Тенью» — его рук дело, и заткнуть их надо уже сегодня!
Неви только кивнул, давая понять, что задание ему ясно. Вопрос о вознаграждении, как обычно, будет обсуждаться по выполнении. Тем более что Неви никогда не просил лишнего, так как по-настоящему любил свою работу. Как правило, ему поручались беспрецедентные случаи и задачи, не имеющие решения. Но железная воля директора подталкивала и направляла его к разгадке любого казуса.
«Ни один шедевр не создашь без инструментов», — подумал Флэттери.
— Аэропорт уже заблокирован, — продолжил Неви. — Их там, между прочим, ждали. Мы взяли с полдюжины их сообщников и как следует распотрошили их. Все сплошь хлипкие интеллигенты. Люди Зенца как следует прочесали все поселение. Поблизости девчонку прятать больше негде, так что они попытаются ее куда-то срочно перевезти. На материке им оставаться — чистой воды самоубийство. Скорее всего они попытаются уйти морским путем. Последние диверсии это только подтверждают. Я думаю, они двинут на Викторию. Может, есть смысл чуть выждать, а затем раскинуть сеть как можно дальше? Как вы считаете?
— А в доках ты установил слежку?
— Естественно. И еще на всякий случай напичкал «жучками» яхту голостудии. Я уже подключил их к вашей личной системе прослушивания. — Неви бросил взгляд на часы на консоли директора. — Да, вы уже можете их слушать, когда вам будет угодно.
Флэттери невольно протянул руку к командному пульту и тут же проклял себя за несдержанность, вызванную самой обычной усталостью. И, что еще хуже, он успел перехватить взгляд Неви, от которого явно не укрылся промах начальника.
— Ладно, — выдавил из себя улыбку Флэттери. — Ты молодец! Мы легко возьмем их всех. И наградят за это тебя. Зенц мне тут жаловался, что ты отобрал у него лучших людей… Ну так что с того?! Главное, что работа сделана!
Директор удовлетворенно хлопнул ладонью по столу, словно уже раздавил заговорщиков.
Но, похоже, заместитель не разделял его энтузиазма — он все так же молча сидел с бесстрастным выражением лица. Единственной его реакцией на пылкую речь начальника был небольшой корректный поклон. Голова Спайдера Неви имела почти обычную форму и черты лица были вполне человеческими, но нос ему заменяла узкая влажная щель, а смуглая кожа была иссечена багровой сеткой капиллярных сосудов. И от его темных проницательных глаз ничто не могло укрыться.
— А что вы собираетесь делать с этой Татуш?
Флэттери почувствовал, как его лучезарная улыбка начала стремительно выцветать, и усилием воли вернул ее на место.
— Беатрис Татуш нам еще ой как пригодится. То, что она делает в своем проекте «Безднолет», ни за какие деньги не купишь. — Неви попытался что-то сказать, но Флэттери жестом остановил его и продолжил: — Я знаю, что ты имеешь в виду. Ее мелкую интрижку с Озеттом. Но ведь они уже больше года как…
— Это вовсе не было «мелкой интрижкой», — все же перебил его Спайдер. — Их отношения длились несколько лет. А пару лет тому назад, во время подавления забастовки шахтеров, они оба были ранены и…
— Я знаю женщин! — прошипел Флэттери. — Сейчас она его ненавидит. Он удрал вместе с девчонкой, которая моложе ее! Он подвел всю студию, своих коллег… Он саботирует проект, наконец! А разве вчера она не вышла в эфир и не прочла послушно все, что ей понаписали?
Неви молча кивнул.
— Она не хуже нас знает, что одно упоминание имени Озетта в связи с инцидентом с Кристой Гэлли тут же поднимет его популярность до небес, и тогда нам уже не удастся его скомпрометировать никакими средствами. Между ними давно все кончено! А как только он попадет к нам в руки, будет покончено и с самим Беном Озеттом. К тому же сегодня Татуш находится на орбитальной станции, а значит, для нас недосягаема.
Неви и тут смолчал.
— А теперь, — Флэттери азартно потер руки, — я покажу тебе, каких успехов я добился в укрощении келпов всего за два года. Ты знаешь, как трудно было заставить всех смириться с моей идеей, что келпы надо подрезать. Ладно, с этим мы справились, а самопознание келпа уже давно научились подавлять ребята из моей лаборатории на Оркасе. Как они этого добились, объяснять долго, достаточно сказать, что их методы сводятся не только к механическому контролю над келпами и управлению течениями. Благодаря полученным недавно нейротоксинам мы теперь можем управлять эмоциями келпов! Помнишь, что случилось с тем келпом, в котором пряталась группа боевиков Теней у Лилливаупа?
Неви кивнул:
— Еще бы. Вы еще тогда сказали Зенцу: «Руки прочь!»
— Именно.
Флэттери пересел в другое кресло. Стоило ему включить головизор, как свет медленно померк. Прямо в центре комнаты зажглись несколько мониторов, на которых появились изображения различных помещений морянской наблюдательной подводной станции и расположенной рядом с ней келпостанции, выстроенной прямо на месте старого оракула.
Пандорцы называли оракулами участки дна, на которых ризоиды келпа цеплялись за кору планеты. В течение трех сотен лет культивировавшие келп моряне высаживали отдельные растения рядами, а их все более мощные с течением веков корни дробили камень, и таким образом постепенно вся планета покрылась трещинами и складками, проходящими вдоль линий оракулов, что в свою очередь наконец-то привело к образованию на Пандоре островов, а затем и континентов.
Кстати, и личный парк Флэттери — Кущи — был разбит в подземной пещере на месте древнего оракула. Для того чтобы создать свой шедевр паркового искусства, директору понадобилось выкорчевать и сжечь трехсотметровый корень. Но его рабочие и не с такими задачами справлялись.
Двое мужчин внимательно смотрели на висящие между ними мониторы. На первом лысый морянин сидел за контрольной консолью на келпостанциии и, судя по его движениям, очень нервничал. Второй экран фиксировал главный шлюз станции снаружи. Третий также вел съемку снаружи, и его объектом была серая колышущаяся масса келпа. Минуты шли, и если на втором и третьем экранах ничего не происходило, то человек на первом переживал все сильнее.
— Его дети недавно уплыли в келп, — комментировал происходящее на экране Флэттери. — Теперь он за них волнуется. Их рыб-дыхалок уже пора заменять. Все они по долгу службы принимают антидот. Вот только келп, после того как мы его обработали нашим новым препаратом, почему-то приобрел просто непреодолимую страсть именно к этому антидоту.
Между слоевищами келпа появились фигурки детей. Они двигались подозрительно медленно даже для подводной съемки и просто недопустимо медленно для резвящихся в воде непосед.
Морянин включил световой маяк, но тот лишь мигнул пару раз и погас.
— Вот, смотри, он уже в третий раз дает им сигнал «Общий сбор», — ткнул в экран пальцем Флэттери. От возбуждения он уже не мог сидеть спокойно.
Тем временем к морянину присоединилась женщина в мокром насквозь форменном комбинезоне келпорезки Службы контроля над течениями. Мужчина, бурно жестикулируя, заговорил:
— Линна, я не могу дозваться их из келпа. Их дыхалки уже давно должны были иссякнуть… Что там происходит?
Женщина — такая же хрупкая в кости и бледная, как ее муж, — никак не отреагировала на его слова. Она молча смотрела перед собой невидящим взглядом, словно грезила с открытыми глазами. Большинство работающих под водой не носят в помещении вообще никакой одежды. Судя по ее комбинезону, она работала в зоне, которую моряне называют Синим сектором.
— А может быть, это его прикосновение… — пробормотала она. — Прикосновение… особое… Ты не работал с ними, тебе не понять. Они уже не такие скользкие и холодные, как раньше. Теперь келпы такие… они, в общем, такие… ну…
Она смешалась, сконфузилась и замолчала, но даже на экране было видно, как вспыхнули ее щеки.
— Так какие они? — рявкнул морянин.
— Я… знаешь, последнее время они ласкают меня… как ты меня ласкаешь… — Теперь уже не только щеки, но и все лицо женщины порозовело от смущения, что было особенно заметно благодаря контрасту с ее белыми волосами. — Он теперь теплый… Ну, вроде того. И у меня от его прикосновений все внутри дрожит… Все-все, до последней жилочки.
Мужчина криво усмехнулся и вздохнул.
— Ну хорошо, а дети-то тут при чем? Да где ж они, наконец?
И он бросился к ближайшему плазовому окну, пытаясь разглядеть в темной мути воды хоть что-то. Флэттери видел, что из этого окна детей разглядеть было невозможно, и продолжал наблюдать за все возрастающим беспокойством морянина с чувством тихого злорадства.
Морянин снова кинулся к пульту и включил маяк. Его пальцы нетерпеливо барабанили по экрану сканера.
— Но они же только что были там! — уже в отчаянии воскликнул мужчина. — Так не бывает. Это какой-то кошмар! Я включаю красный сигнал.
И он содрал пломбу с ящичка с красной кнопкой. Директор знал, что ни один морянин не подаст красный сигнал по пустякам. С помощью этой кнопки станция оповещала Службу контроля, орбиту, Центр коммуникаций и ближайшую базу морян, что требуется немедленная помощь.
— Видел, а? — возбужденно хмыкнул Флэттери. — А вот теперь он принял решение.
— Я пошел наружу, — сообщил мужчина. — А ты оставайся тут и следи. Ты меня поняла?
Но жена сидела молча, и ее глаза следили за чем-то ведомым только ей. Наверняка она грезила о пятнадцатиметровых слоевищах синего келпа. О том, как они преграждают ей дорогу домой…
Мужчина уже собрался: он нацепил пояс с инструментами и прихватил рыбу-дыхалку. Затем повесил на плечо длинный подводный лазерник и прикрепил к поясу несколько запасных зарядов. Затем, повинуясь внезапно пришедшей в голову мысли, подхватил всю сетку с дыхалками — этими подводными симбиотами морян, которые снабжают их чистым кислородом, вводя его прямо через артерию.
Ну и дела! Внезапно Флэттери передернуло, а по спине побежали мурашки. Он буквально впился в экран, машинально потирая шею.
Морянин уже вышел наружу, и луч его фонарика заскользил по мерцающему огоньками келпу и краю изгороди. Съемка велась вечером, и сгустившиеся под водой да еще на приличной глубине сумерки размывали все детали. Поэтому выражения лица мужчины уже не было видно — только его сероватый силуэт, — и для столь подробной хроники это было серьезным дефектом.
Когда морянин подплыл уже к самой ограде, установленной вокруг келпа на расстоянии его самых длинных слоевищ, внезапный звук заставил его обернуться. Дверь шлюза отворилась, и появившаяся из него женщина медленно и как-то лениво поплыла в колышущиеся объятия водорослей. Из незакрытого шлюза вырвался огромный пузырь воздуха и устремился к поверхности. Мужчине оставалось только бессильно наблюдать, как толща океана крушит его теперь беззащитный дом, а затем…
Экраны мигнули и погасли. Запись кончилась.
Флэттери выключил голо и зажег свет. Неви сидел молча, и на его ужасном лице застыло все то же бесстрастное выражение. Наконец он спросил:
— Выходит, этот келп заморочил их, а потом съел?
— Именно.
— По команде?
— Да. И команду дал я!
Наконец-то Флэттери довелось увидеть мелькнувшую буквально на секунду ухмылку своего всегда непоколебимого помощника. Выходит, и страшный Спайдер Неви изредка позволяет себе подобные вольности.
— Мы оба хорошо знаем, что будет, если поднимется шум. — Директор секунду помедлил, вздохнул и продолжил: — Начнутся всякие там призывы к мести… А в конце концов нас просто вынудят по всенародной просьбе выкорчевать этот келп. Ты видел, что он сделал?
— Да. Но я всегда думал…
— Вот-вот! — перебил его Флэттери. — Все думают именно так. Мы все прекрасно знаем, что келпы сверхчувствительны. А тут еще добавь к этому всякие там религиозные заморочки и суеверия… — От возбуждения Флэттери заговорил быстро, почти захлебываясь и сопровождая свою речь бурной жестикуляцией. — Я должен достичь двух целей: первая — обрести полный контроль над течениями и вторая — я должен найти способ пробудить в келпах сознание. И мне вовсе не обязательно, чтобы они были умницами, мне достаточно будет, если они просто проснутся. И если кто будет разевать рот, мы их заткнем. Пора делать высшие ставки! Мы и так уже потеряли десятки отличных келпопроводов за годы пустой болтовни.
— Так вы таки подобрали к ним ключик?
— Огонечки! — жестом экскурсовода Флэттери указал сквозь огромное плазовое окно на раскинувшуюся внизу опытную станцию. — Когда келп начинает подмигивать, это вовсе еще не значит, что он проснулся. Он в этот период больше похож на неразумное дитя и знает только то, что ему скажут взрослые дяди. А язык общения с ним — химия плюс электричество.
— И вы уже с ними говорили?
— Конечно. Но самым первым делом надо оградить «ребеночка» от общения с его дикими и невоспитанными собратьями. Это необходимо. Иначе они начинают общаться через соприкосновения и обучать друг друга. А для этого у них есть келпопроводы. И они — ты только представь себе! — по километру в ширину. Эта чертова трава общается посредством оторванных и посланных друг другу по течению листьев. Но информация с листочков облетает по пути слишком быстро, а благодаря километровому келпопроводу она не так выдыхается.
— Но как вам… Каким образом вы можете научить их тому, что вам от них надо?
— А я их и не учу. Я ими манипулирую. Это очень древний метод, господин Неви. Все очень просто: я применяю метод кнута и пряника. Сначала поглажу, потом побью…
— И как же они относятся к подобному… предательству?
Флэттери расхохотался:
— Ну да, предательство — это же по твоей части. Профессиональный интерес. Ну хорошо, одного мы подрезаем и держим на свету. Поэтому он не способен запомнить много. По последним исследованиям, можно считать доказанным, что способности келпа к запоминанию начинают развиваться после того, как он вступает в стадию спорообразования. Да ты и сам только что видел, до чего эта водоросль сумела додуматься. Но мы не будем ей позволять заходить так далеко. А еще мы недавно выяснили, что и споры тоже могут стать переносчиками информации от особи к особи.
— Нет, вы меня разыгрываете! Я не могу поверить в то, что вы всерьез можете называть их разумными.
— О, еще как могу! Вы что-то позабыли, господин Неви, что я капеллан-психиатр. И если я не молюсь каждые пять минут, это еще не значит, что меня не интересуют проблемы сознания. Да меня интересует абсолютно все, что оказывается у меня на пути. Вот и выходит, что к келпам у меня двойной интерес.
— «Двойная опасность» — так прикажете вас понимать? — вновь ухмыльнулся Неви.
— О нет, чепуха, — рассмеялся Флэттери в ответ. — Пока ничего подобного. Если исходить из того, что я уже о нем знаю, он должен меня очень сильно удивить, чтобы я начал его расценивать как «двойную опасность». Это не более чем очередная интересная проблема, требующая оригинальных решений.
Неви поднялся. Цивильный пиджак не мог скрыть рельефность его мускулатуры.
— Что ж, решайте свои проблемы, а мне пора решать свои. Пошел искать девчонку и Озетта.
Флэттери чуть было сам не встал, чтобы проводить гостя, но тут же опомнился и важно благословил его движением руки (впрочем, не ощущая ничего похожего на благочестие).
— Да-да, дела, дела… — пробормотал он и, уже не глядя на уходящего, снова включил головизор: вот-вот должна была начаться сводка новостей Беатрис Татуш. Ей предстоит также освещать следующий рейс челнока на орбиту, поскольку событие предстоит поистине историческое: наконец-то органический мозгопроцессор доставят в космос и подключат к безднолету. В последнее время Флэттери привык думать об ОМП как о вещи. Он больше не называл его «она». «Она» — это Алиса Марш. А ОМП — это «это».
И все же настроение у Флэттери было поганое. Он весь кипел. Вовсе не того он ожидал от разговора с Неви. Ему хотелось его… одобрения, что ли? Директор не любил демонстрировать свои слабости, а тут не просто продемонстрировал — разошелся вовсю!
— Все, что тебе понадобится… — буркнул он уже в спину выходящему помощнику, так и не окончив фразу.
Но Неви, видно, пока ничего не было надо — он лишь поклонился и молча вышел. Флэттери вздохнул с облегчением, но тут же машинально проверил причину подобного проявления эмоций. Оказалось, что это чувство облегчения вызвано тем, что он начинает доверять Спайдеру Неви. А уж кому, как не ему — капеллан-психиатру, знать, что доверие рано или поздно заканчивается кинжалом у горла. Ну уж свое-то горло он никому не подставит!
И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла.[26]
Тропа заваатан пролегала по пляжу в километре от Теплицы. Ее протоптали ноги праведников во время постоянных паломничеств к морю, где они собирали листья келпа для обрядов, проводимых в их высокогорной пустыне. Тропа была кое-где укреплена, а кое-где огорожена — заваатане все делают на совесть. На некоторых площадках были даже установлены скамьи для отдыха, с которых открывался изумительный вид на панораму необъятной Теплицы Флэттери и Калалоча. А от акватории порта до самого горизонта море буквально кишело кораблями, лодками, яхтами, и то тут то там мерцали пятнышки акваферм. Но сегодня взгляд на пейзаж внизу вызывал скорее тревогу, нежели мирную благостность: над портом колыхалось несколько черных султанов дыма, сверкали вспышки взрывов, и вопли боли и страха доносились даже сюда — на овеваемую ветром площадку высоко в горах.
Два монаха-заваатанина молча смотрели на царящую в городе сумятицу. Старший из них был высоким, худощавым и с очень длинными руками. Второй был низок даже для обычного пандорца и коротконог, из-за чего был вынужден все время бежать трусцой, чтобы не отставать от своего рослого спутника. Оба были одеты в форму своей клана дирижабликов: полувоенного образца довольно свободные хлопчатобумажные куртки и штаны, оранжевый цвет которых символизировал цвет их духовных наставников дирижабликов.
Огонь всегда привлекал дирижабликов, и сейчас целая их стайка, как зачарованная, медленно плыла в сторону города, над крышами которого мерцали разряды лазерников и в нескольких местах разгорались пожары. Они покачивались на ветру, величаво раздувая свои огромные паруса, а длиннющие щупальца волокли обычные балластные камни. Но если в это накачанное водородом чудо природы попадет хоть малейшая искра, то дирижаблик немедленно взорвется, оставив в воздухе лишь облачко мелких синих спор. Заваатане собирают их для своих самых сокровенных ритуалов, на которые допускаются только просветленные братья. Некоторые не могли добиться этой чести и за десять лет упорного служения.
— Это ужасно, что они не понимают… — прошептал младший монах. — Если бы мы могли научить их, объяснить им…
— Справедливость — тоже своего рода якорь, — предостерег его старший. — Им нет необходимости знать ничего. Ни-чего. Ни чего-то одного, ни чего-то другого … Ни чего-то вообще. Это освобождает сознание от постороннего шума и очищает эмоции.
Он простер над миром свои длинные руки мутанта, а затем тихо повернулся и уселся на скамью, подставив лицо ласковым лучам обоих солнц.
Старший монах Твисп любил ощущение солнечного тепла на коже. В молодости он был рыбаком и искателем приключений, а потом ушел к заваатанам. И вовсе не из за того, что это сулило спокойную старость. Он видел, что служение открывает ему прежде неведомые возможности. Как и большинство монахов, он был очарован творящимся на его глазах мифом о земле, поднимающейся из океанских глубин. Стремясь оградить свою общину от бушевавших по всей Пандоре страстей — политических дрязг, экономических кризисов и борьбы за кусок хлеба, монахи выстроили тайную сеть нелегальных ферм.
Твисп немало успел перепробовать в своей мирской жизни — в какие только свары он не ввязывался! Мало кому из его братьев по вере выпало столько испытаний. Но теперь времена изменились, да и он сам изменился. Сейчас он мог предложить Пандоре нечто большее, чем благочестивые медитации. Но говорить об этом со своим младшим товарищем пока не торопился. Моуз не религиозен, он просто любит думать, и ему будет хорошо в ордене. Уйти от заваатан ему будет трудно.
Два дирижаблика проплыли прямо рядом с площадкой, и Моуз тут же опустился на колени и затянул псалом «Исполнение». Он верил, что однажды этот псалом просветлит его настолько, что мягкие щупальца с небес снизойдут и до него и бережно вознесут его к высшему уровню бытия. Твисп уже сподобился испытать просветление дирижабликов четверть века назад, во время первого пробуждения келпа. И было это еще до того, как железные пальцы Флэттери стиснули Пандору, и до того, как были убиты все, кого он любил.
Рожденные келпом дирижаблики были равнодушны к людям, однако что-то необычное всегда могло привлечь их внимание. Вот и теперь — Моуз заорал псалом с таким усердием, что пролетавшая мимо парочка замедлила ход, затем вернулась и стала колыхаться совсем неподалеку от площадки, гордо сияя на солнце золотыми парусами.
— Эти двое сегодня собираются умереть, — тихо сказал Твисп. — Ты уверен, что тебе хочется пойти с ними?
Моузу уже давно пора было знать, что их тянет на огонь, как бабочек. За годы служения он съел уже достаточно листьев келпа и спор дирижабликов. Два человека на открытом воздухе неподалеку от Теплицы — это всегда патруль. А у патруля всегда оружие. И дирижаблики, стремящиеся к смерти-что-приносит-жизнь, уже знали, как можно добыть столь необходимое им пламя. Они начали стравливать газ из воздушных мешков и с нежными трелями, всегда сопровождавшими этот процесс, стали быстро приближаться к площадке. Теперь псалом Моуза звучал уже не так истово: голос молодого монаха дрожал, и он пару раз пустил петуха.
У каждого дирижаблика было десять щупалец, причем одна пара была длиннее остальных и служила для того, чтобы волочить каменные глыбы, используемые в качестве балласта. Дирижаблики, решавшие, что пришла пора принять смерть-жизнь, сбивались в стаи и пускались на поиски грозы. Но их вполне устраивала любая искра — лишь бы скорее превратиться в шар яркого пламени и затем пустить по ветру легкое облачко синих спор. А еще искру можно было добыть, сильно постучав балластными камнями друг о друга. Или о балласт другого, и когда это удавалось, оба самоубийцы сливались в ослепительном оргазме грандиозного взрыва.
Внезапно огромные оранжевые шары потеряли интерес к монахам, вновь развернулись и уже без колебаний устремились к Теплице. Твисп перевел дыхание и обернулся к Моузу. Парень сидел, крепко зажмурившись, по его лицу стекали крупные капли пота, а вместо пения из горла вырывался какой-то жалкий сип. Твисп дружески похлопал собрата по плечу и сказал:
— Они летят прямо на периметр. А там лазпушки. Через пару минут они станут горсткой пыли. И остальные не замедлят последовать за ними.
Моуз встал и посмотрел туда, куда указывала длинная рука его старшего товарища. Оба дирижаблика, почти прижавшись друг к другу, целеустремленно неслись на максимально возможной при сносящем их в сторону морском бризе скорости.
— Охрана Флэттери не станет стрелять до тех пор, пока они не окажутся над лагерем беженцев, — прошептал Твисп. — И тогда дирижаблики превратятся в оружие. Смотри!
Все произошло почти так, как он предсказывал. Но то ли кто-то из солдат директора свалял дурака, то ли кто-то из островитян успел сделать меткий выстрел, но дирижаблики взорвались прямо над Теплицей. Двойной взрыв был таким мощным, что даже у стоящего далеко от места происшествия Твиспа перехватило дыхание и глаза на секунду ослепли. Большинство наземных строений метрополии директора исчезло в клубах оранжевого пламени, а в высоченной стене со всех сторон образовались чудовищные бреши.
Перед глазами все еще плыли цветные пятна, а по ушам уже ударила чудовищная какофония — грохот рушащихся зданий, вопли боли и стоны умирающих. Ну такое-то Твисп уже слышал. И не раз.
Зато Моуз поднялся в пустынь, когда ему было всего двенадцать. Он редко ходил по тропе и почти ничего не знал о том, как живут его мирские братья. И как они умеют друг друга убивать.
— В наших силах лишь отринуть это, — сквозь зубы произнес Твисп. — Пусть живут как знают, а нас оставят с миром.
Мокрые обрывки шкур дирижабликов разбросало ветром по скалам, где они трепетали оранжевыми пятнышками, как язычки пламени.
«Теперь появятся новые беженцы, — думал Твисп. — Тоже голодные и без крыши над головой. А их куда девать прикажете?»
Орден заваатан помогал переселенцам по всему побережью. Некоторые лагеря им даже удалось превратить в сады, огороды или рыбофермы. Твисп как-то подсчитал, что, оказывается, Флэттери приютил в Калалоче лишь малую толику обездоленных. И тем не менее народная присказка о том, что «повсюду голодают, но в Калалоче от голода умирают», имела под собой серьезную основу. Хотелось бы передать эту статистику «Бою с Тенью».
«Ничего, придет время, когда и директору придется затянуть пояс потуже».
Твисп хорошо помнил, как двадцать пять лет назад израненных и обожженных беженцев с погибшего Гуэмеса на морянской спасательной станции сваливали кучами, как дохлую рыбу. Тогда-то он и познакомился впервые с милыми манерами дирижабликов. И тогда, как и сейчас, вина за случившееся в первую очередь ложилась на капеллан-психиатра.
И все же Флэттери понес не такой большой урон, как могло показаться на первый взгляд. Большая часть его владений располагается глубоко под землей, и старый монах знал о множестве потайных ходов, пронизывающих скалы под Калалочем во всех направлениях. Но Флэттери использует их вовсе не для побега. Твисп хорошо знает его стратегию: заманить под землю как можно больше восставших и убить всех одним махом. Если бы у них было время подготовиться, они еще могли бы надеяться на победу… Чертовы Тени! Слишком рано! Те, у кого не осталось ничего, кроме собственной жизни, еще не готовы к борьбе за нее.
Моуз робко подергал Твиспа за рукав. Он застыл на тропе спиною к городу, не решаясь отвести взгляд от скалы под ногами. У юношей не бывает таких серьезных глаз. Мир, которого он прежде не знал, рухнул ему на голову и придавил своей тяжестью. А ведь как он носился со своей головой! Мыл ее ежедневно по обычаю заваатан. И вся она пестрела пересекающимися шрамами — следами многочисленных операций.
Твисп принадлежал к тем немногим, кто был от этого избавлен. Его седая шевелюра была не тронута и заплетена в косу — память о фамильной прическе его старого друга. Друга, который давно уже мертв. А ведь по слухам, этот его друг по имени Тень Паниль имеет прямое отношение к появлению на свет Кристы Гэлли.
— Нам нужно собрать споры, — перебил его мысли Моуз. — Но для того чтобы собирать пыльцу в долине, нам нужны лазерники.
Твисп прикрыл глаза и вызвал в памяти только что виденный кошмар. Взрыв наверняка не пощадил и деревню. Хотя, с другой стороны… Перепуганный племенной скот Флэттери наверняка уже ринулся во все бреши в ограде. И там, где они пронесутся в дикой панике, не останется ничего живого.
Рвачи уже поняли, что подходить к периметру опасно, но сейчас, когда в воздухе пахнет кровью, а по неохраняемой долине носятся ошалевшие стада, эти твари не замедлят появиться. Вот только охоты на рвачей еще не хватало для полного счастья! Твисп угрюмо усмехнулся:
— Споры быстро портятся. Если мы хотим их собрать, нужно идти прямо сейчас.
Монахи спрятали принесенные с собой листья келпа под приметным белым камнем. Только сейчас Твисп заметил, что Моуз по-прежнему избегает его взгляда.
— Ты что, боишься?
— Конечно, — всхлипнул парень. — А вы разве нет? Нас ведь там убьют! Рвачи скоро почувствуют запах… запах…
— А всего несколько минут назад ты был готов на все ради того, чтобы умереть… в нежных лапах дирижаблика. Велика ли разница? В небе свои демоны. Ты ничего не боишься на тропе только потому, что тебе сказали, будто тропа безопасна. Но ты и сам прекрасно знаешь, что несколько человек уже нашли здесь свою гибель. И кого-то чаша сия не минует и в будущем. Ты чувствуешь себя на тропе в безопасности, забыв, что единственная твоя защита здесь — пара кустов да обрывистая скала. А твое единственное оружие — твои руки.
Твисп широким жестом обвел полыхавший внизу город и раскинувшееся за ним море.
— Силы природы могут убить тебя не хуже любого демона. Как здесь, так и везде. Мы уже в опасности. И она вечно ходит по пятам… Даже если рвачи и явятся, то они пойдут на запах крови, а не за нами. Так что мы все же в относительной безопасности. Расценивай то, что ты еще жив, как чудесный подарок.
Монах вскинул на плечо пустой мешок и, не оглядываясь, стал большими шагами спускаться в долину, где их ждали споры дирижабликов. Моуз не раздумывая припустил следом, глядя куда угодно в поисках неведомых опасностей, но только не себе под ноги.
Жажда власти в первую очередь подразумевает не столько ее употребление, сколько злоупотребление ею.
Два старичка-лоточника укрылись в небольшой подворотне, спасая от разъяренной толпы себя и свой нехитрый товар. Один из них жевал раздавленное пирожное, второй периодически вытирал рукавом сочившуюся из разбитого носа кровь.
— Скоты! — шипел, брызгая кровавой слюной, Торвин. — Все озверели! Покажите мне хоть одного, у кого мозги остались на месте! Кроме тебя, дружище, конечно. Вот ты — человек.
Он похлопал собрата по несчастью свободной рукой по плечу и обнаружил там болтающийся лоскут:
— Ой, Давидик, твое пальто…
Дэвид стряхнул с подбородка крошки и попытался извернуться, чтобы увидеть свое плечо здоровым глазом.
— Ничего, заштопаю. — проворчал он. — Гляди-ка, толпа схлынула. Если кто и остался, так уже помер. И мы можем забрать их карточки для бедных.
— Нетушки! Я никуда не пойду!
И хотя голос Торвина сквозь рукав прозвучал глухо, Дэвид понял, что его друг непоколебим в своем решении. Это тоже было неплохо. Видит он слабовато, а ноги уж и вовсе не годятся для того, чтобы удирать от охранки. А если у них отберут карточки — вот это уже будет катастрофа. Старички жили тем, что скупали и перепродавали их из-под полы. И каждый день рисковали жизнью ради того, чтобы сунуть украденный пирожок или пригоршню сухофруктов какому-нибудь бедняге, у которого карточки не было. Дэвид ошарашено помотал головой:
«Что за идиотизм!»
Они уже давно торговали рядом, дружили, и тем не менее Дэвид не имел права обменять свой пирожок на сухофрукты Торвина. Нет, он должен был сначала оторвать от своей карточки талон на фрукты, а Торвин — его зарегистрировать, и лишь тогда Дэвид мог получить что просил. А если у одного нет в карточке талонов на выпечку, то другой не имеет права угостить его пирожком. Потому что коли Торвин посмеет съесть пирожок без талона, то потеряет свое место в очереди. Если ему повезет, то уже через неделю он снова получит место. А не повезет — может спокойно подыхать с голоду с полным карманом талонов.
— Бред собачий! — вздохнул Дэвид. — Какое счастье, что я уже одной ногой в могиле. Глаза б мои не глядели на это все безобразие! Дождались! Наши дети уже готовы друг другу в глотки вцепиться. Как это понимать: одному положено жрать, а другому — нет! А наш предводитель морит младенцев голодом, потому что ему, видите ли, к звездам захотелось! И пусть летит! Никто не держит! Вот только с кем он нас оставит? С этой сумасшедшей от голода сворой, в которую он превратил наших детей? Ну объясни мне, Торвин, как дальше жить…
— Ба!
Рукав Торвина уже промок насквозь, зато нос перестал кровоточить. Это Дэвид понял по его восторженному тону. Вот когда его самого как-то треснул охранник, так легко не обошлось.
— Думать вредно! — пробурчал Торвин. — Лучше уж нам с тобой помалкивать. Сушим себе сколько положено фруктов, печем сколько положено пирожков — и порядок. Это ж радоваться надо, что у нас есть чем кормить семьи!
— Радоваться? — скорбно хихикнул Дэвид. — Ты вроде уже не малек. Свой ум есть. И кто же тебя учит радоваться, когда за стеной полно тех, у кого и крошки на столе нет? Это не меньший грех, дружище, чем лопать от пуза в то время, когда твои соседи голодают.
— Но мы же добываем карточки для бедных…
— Осквернением могил! — прошипел Дэвид. — Вот до чего они нас довели! Мы мародеры, которых в любую секунду могут пристрелить за те крошки, что мы спасаем для бедных! Это полный бред, Торвин. И сейчас, глядя на эту озверевшую толпу, я это окончательно понял. Все подорвать на фиг и начать сначала! Они хотят жрать сейчас, а не…
— Они… Ты что, об этих скотах, что разбили мне нос? Ну нет, эти-то как раз не голодают! У них есть карточки. Они работают. Если бы они не гнусавили свое «Мы хотим жрать» с утра до вечера, вот тогда бы…
— Слушай, Торвин, по нынешним временам и у старика крыша может съехать. Ты только выслушай меня. Мы с тобой уже старперы. Разве что ты чуток помладше меня. Да неужто ты с ними не поделился бы, если б мог?
Торвин выглянул на улицу, посмотрел в обе стороны и снова сел.
— Да, конечно. Ты ж меня знаешь — я не жадный. Да я и делал это уже не раз.
— Ну так слушай меня, старик. Да, у тех, из толпы, есть карточки. Да, они приносят домой еду, но только на четверых. А если в семье шесть человек… восемь… десять? Им все равно положен паек только на четверых!
— Но ведь никто же не протестует! Кто не работает, тот…
— Когда я или ты совсем состаримся и будем вынуждены пойти на иждивение к своим детям — Корабль, сохрани нас от этого! — вот и появится в семье лишний рот. А паек-то только на четверых! И раз у тебя нет карточки — отправляйся в лагерь беженцев, дружище. Вот и получается, что семьи по шесть, по восемь человек едят только за четверых.
— Нет уж! Те бедолаги, у которых нет ни карточек, ни работы, ни еды, которые заживо гниют в вонючем лагере и спят в грязи, уж они-то не будут бегать по улицам с воплями «Мы хотим жрать!». У них на это сил недостанет! Они же еле ползают. Мы с тобой отрываем от себя крохи, чтобы искупить вину перед своей совестью. А эта толпа только орет! И о чем орет, то и получает!
Дэвид подхватил прикрытый тряпкой лоток и тяжело поднялся на ноги. Но толпа двигалась слишком быстро. Если б не старческие ноги, он ушел бы вместе со всеми. Торвин, осторожно ощупывая нос, прогундосил:
— Я боюсь их, Дэвид. Они могут нас убить. Да-да, и запросто.
Дэвид пожал плечами:
— Они тоже всего боятся. Потому что только с карточкой они могут встать в очередь, да и то лишь когда дойдет до их номера. А не будет карточки — долго ли до того, когда ты или я однажды проснемся в грязи на побережье? И на сколько же ночей у тебя хватит здоровья спать в грязи, а, Торвин?
— А ты меня с ними не равняй, — пробормотал Торвин, все еще массируя нос. — Я так просто не дамся. А когда меня бьют…
— Подумаешь, какая драма! — фыркнул Дэвид. — Какой-то растяпа под напором толпы влетел сюда и опрокинул лоток, под которым ты прятался. Всего-то и делов — кровавая юшка! Да не корчи ты из себя страдальца! Лучше посмотри на Поэта. Вот уж кого действительно побили, так побили.
Дэвид кивнул в сторону ближайшей подворотни, из которой появился темный силуэт. Улица уже полностью опустела, лишь время от времени по ней торопливо пробегали группки вооруженных отнятыми у охраны шокерами восставших. А в конце ее виднелся хвост очереди — самые храбрые (а может, самые голодные) уже отважились вернуться на свои места.
По одной карточке занимать место в очереди имел право один взрослый с одним ребенком, поэтому эта тяжелая работа выпадала в основном на долю иждивенцев. Легко ли в одиночку или даже с мальком вдвоем дотащить до дому двухнедельный паек на всю семью? Охрана бдительно следила за порядком в очереди, поэтому от склада тянулись в разные стороны два хвоста: один из входящих, второй из выходящих.
Для тех очередников, кто сомневался, успеет ли он сегодня попасть на склад, а также для тех, кто хотел хоть как-то разнообразить скудный паек и побаловать своих мальков, вдоль очереди бродили лицензированные лоточники. Дэвид и Торвин были как раз из таких.
Мужчина, к которому приклеилась кличка Поэт, был им хорошо знаком: как и старики, он ежедневно гулял из конца в конец очереди, рассказывая легенды о Корабле и обещая его возвращение. Однако у него хватало ума не позволять себе никаких высказываний против Флэттери и его проекта «Безднолет». Как-то раз он попытался выступить против директора, и его забрали. И кончилось все тем, что он сломался в прямом и переносном смысле. С тех пор он больше не ходил с гордо поднятой головой, а хромал, согнувшись в три погибели. Дэвид слышал, как сегодня Поэт кричал откуда-то с дальнего края толпы:
— Я был на самой вершине горы! Свободу!
— Этого, что ли? — фыркнул Торвин и тут же пожалел об этом: нос снова закровоточил. — Поменьше бы он нюхал споры дирижабликов, был бы здоровее.
Дэвид снисходительно улыбнулся. Они с Торвином были почти ровесниками (обоим под шестьдесят), но познакомились не очень давно, поэтому не так уж много знали друг о друге.
— Меня ведь тоже один раз забирали, — прошептал Дэвид. — Как-то охранник потребовал у меня пирожок. Никаких талонов у него, вестимо, не было. Я знал, что, если уступлю один раз, он станет доить меня ежедневно. Да я бы лучше все бедным раздал, чем этой сволочи! И вот тут-то я сделал ужасную глупость: швырнул свой лоток в очередь, и пирожки тут же расхватали. Ну и дурак! Я думал, что арестуют одного меня! Так вот: всех, у кого обнаружили пирожки, не отоваренные по карточке, забрали тоже.
Лицо Торвина вытянулось:
— Дружище… Я и не знал… И что было дальше?
— Меня привели в большой сарай, разделенный на много маленьких камер простыми занавесками. И в каждой кто-то кого-то пытал. Со всех сторон доносились жуткие крики и стоны… А запах…
Дэвид поперхнулся, глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух из легких. Поэт все еще ковылял по улице, что-то бормоча себе под нос и жестикулируя.
— А он был рядом со мной. В соседней камере. Тогда он был большим человеком, с самого верха, — директором всего головидения. Флэттери тогда только входил в силу… Так вот, он выступил в открытом эфире и заявил, что Флэттери хочет промыть мозги всему миру.
— Какой смелый человек! — прошептал Торвин. Теперь он смотрел на Поэта совсем другими глазами.
— Какой дурак! — в сердцах сплюнул Дэвид. — Ему бы лучше было подобрать тайком команду и подрывать все потихоньку изнутри… Вот хотя бы как ребята из «Боя с Тенью». Он же прекрасно понимал, что ему за это будет.
Дэвид встал, отряхнул пыльные штаны, надел кепку и, глядя из подворотни куда-то вдаль, тихо продолжил:
— А теперь я расскажу тебе, что с ним сделали. Они сложили его пополам и запихали в жестяную бочку. А к яичкам привязали бетонную гирю без дна. Мало того, что он головы не мог поднять, так должен был все время держать коленями эту бетонную дуру. А руки у него были связаны за спиной, и изредка ему приносили еду, но ставили на пол, и ему приходилось есть ртом, как животному. А еще время от времени по бочке колотили железными ломами, так что можно было оглохнуть от грохота. Он был ученым человеком. Я не слышал от него ни одного проклятия. Он только молился. Молился всем богам, которых я знаю, и таким, о которых я никогда не слышал. Они специально свели его с ума — кто ж поверит сумасшедшему? Настоящему сумасшедшему, который ест насекомых и всякие отбросы, лишь бы не умереть с голоду.
Стало тихо. Торвин задумался, обдумывая услышанное. Поэт все еще ковылял по улице. Двое патрульных прошли мимо, даже не взглянув на него.
— Дружище… — прошептал Торвин, облизывая пересохшие губы. — А что они?.. А ты как же?..
— Меня просто побили. Это было не так уж страшно. За неподчинение властям я получил только сутки. Не думаю, что капитан был так уж благодарен тому охраннику, что меня задержал. Во всяком случае, в нашем районе я его больше не видел… Смотри-ка, на улице опять порядок. Пошли работать. Надо бы еще хоть что-нибудь продать и вернуться домой пораньше. А то, когда на улицах неспокойно, моя Энни места себе не находит, пока я не приду.
Старички повесили свои лотки на шеи, поправили товар, вышли на грязную улицу и побрели к очереди, напутствуемые хриплым криком Поэта:
— Брат, брат, да настанет свобода!
Помни, что сила на моей стороне; ты почитаешь себя несчастным, но я могу ввергнуть тебя в такое убожество, что самый свет дня станет тебе ненавистен. Ты — мой творец, но я — твой повелитель.
Спайдер Неви проследил, как Рико втаскивает сходни на палубу «Летучей рыбы», и слегка подкрутил верньер, чтобы увеличить изображение. Теперь спина оператора стала видна крупным планом.
— У него лазерник, — сказал Неви, ткнув пальцем в фигуру на экране. — Прикреплен сзади к ремню. Похоже, он умеет с ним обращаться.
Все это он проговорил, ни разу не взглянув на ведущего вместе с ним наблюдение офицера охраны. «Летучая рыба» на экране отвалила от причала, и Неви подключил еще один сенсор, установленный на выходе из гавани.
Объектив нацелился на окно рубки проходящего судна и дал крупным планом изображение происходящего внутри. В кресле помощника рулевого сидел Рико Лапуш, а Криста Гэлли стояла сзади, облокотившись на спинку. Слева от нее примостился что-то говорящий ей Озетт. Увидев, что за штурвалом стоит Эльвира, Неви, хорошо знавший ее репутацию, беззвучно выругался.
— Если наш катер попытается их перехватить, эта дама легко уйдет. И что тогда?
— Тогда мы прикажем им остановиться, — отозвался Зенц. — А затем дадим предупредительный выстрел.
— А затем?
Зенц откашлялся, прижав рукой щель, заменявшую ему нос.
— Будем стрелять, пока не выведем их из строя.
Неви даже поперхнулся от такой глупости. Снаряд лазпушки дает взрыв с зоной поражения радиусом в тысячу метров. О каком же «выведении из строя» тут можно говорить?
А Зенц, очевидно, принимая молчание Неви за одобрение, продолжал разглагольствовать:
— Директор учредил отдел безопасности всего около года назад. В наши повседневные обязанности уже тогда входили поиск и перехват любых судов, входящих в гавань Калалоча и выходящих из нее, за исключением кораблей компании; поиск и задержание любых военных и наземных отрядов, пересекающих периметр с обеих сторон…
Неви молча слушал болтовню Зенца.
В Теплице хозяином было это трепло, и слова Спайдера не имели тут никакого веса. Но он-то прекрасно понимал, что попытка подобным образом перехватить «Летучую рыбу» выльется в катастрофу огромного масштаба. Флэттери затем и дал ему это задание, чтобы он помешал наделать Зенцу очередных глупостей.
— Мы должны заполучить «Бой с Тенью» и Кристу Гэлли живыми, — напомнил Неви. — А кроме того, найти и выжечь нору, в которой прячутся их сообщники. И приведет нас туда именно эта «рыбка». А для этого она должна быть целой и невредимой.
Зенц гордо выпрямился, снова откашлялся и заявил:
— Мы подозреваем, что Лапуш в течение последних лет командует всеми боевиками Теней и…
— Корабль должен выйти из гавани без помех! — резко оборвал его разглагольствования Неви и включил на консоли рабочую частоту охранки. — Немедленно дай команду своим оглоедам, чтобы воздержались от каких бы то ни было действий.
Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза, затем Зенц кашлянул и склонился над микрофоном:
— Говорит Зенц. Тридцать четвертый, не препятствуйте выходу из гавани белого судна третьего класса.
— Но по приказу директора, сэр, — отозвался молодой голос, — мы обязаны досматривать все выходящие из гавани суда без исключения.
Зенц запнулся, и наблюдавший за ним Неви молча позлорадствовал: до чего ж нелегкая дилемма встала перед и так уже вконец запутавшимся шефом охранки! А выход должен быть таким, чтобы удовлетворил как букву, так и суть приказа директора.
— Я уже лично досмотрел его на стоянке, — буркнул Зенц. — Мы знаем, кто там, на борту.
Неви тут же отключил связь. Зенц дал ему великолепный козырь! Теперь, если что-то и пойдет не так, первой жертвой в святой битве за выживание станет именно он.
— Молодые офицеры плохо разбираются в букве приказа, — сказал Зенц, пытаясь изобразить улыбку.
— Зато они прекрасно умеют бояться, — буркнул Неви. — Вот когда они познают алчность, тогда, считай, доросли до нового чина.
Зенц слушал его вполуха, озабочено потирая шею. Всю прошлую ночь он, вместо того чтобы отдыхать, допрашивал двух своих лучших солдат. А теперь, после приказа Неви, позволившего Кристе Гэлли вырваться из ловушки, похоже, отдых и не предвидится. Стоило ему отпустить это проклятое суденышко на волю, как воротничок стал неимоверно жать шею — тревожный симптом. Похоже, начинается приступ с кашлем и температурой, изматывающий, как грипп.
Этот Неви сведет его в могилу. Но что толку, что понимаешь это, — спрятаться-то все равно негде! Взгляды собеседников встретились, и Спайдер Неви подумал, что Зенц сейчас очень похож на приготовившегося к прыжку рвача. Мысленно он усмехнулся, а вслух произнес:
— Я хочу сделать из тебя героя. В партии, которую я собираюсь разыграть, у меня есть для тебя отличная роль. Если мы доставим к директору группу «Боя с Тенью», считай, мы ему всю Пандору поднесем на блюдечке. А победителей не судят. Думаю, такой вариант тебе нравится больше, чем любой другой?
Чувствуя, как шею сжимает невидимый обруч, Зенц лишь молча кивнул в ответ. Его рука стремительно поднялась к подбородку, и Неви понял, что он пытается удержать от дрожи нижнюю челюсть.
— Только ты и я, и больше никто, — продолжал Неви, все ниже наклоняясь к Зенцу. — И чем больше мы сможем рассказать директору об этих бунтовщиках и их сообщниках, тем больше он будет нами доволен. А ты ведь очень хочешь, чтобы директор был тобой доволен, не так ли?
Белое судно уже вышло в открытое море и легко скользило по волнам, оставляя позади пенящийся след. Невдалеке продолжал маячить катер охранки Вашона. «Конечно, то, что судно выпустили без досмотра, может их насторожить, — думал Неви. — Но пока все преимущества на моей стороне. Пусть знают, что я иду по следу. Главное, чтобы не догадывались, как я близко на самом деле».
Он включил камеры слежения, установленные на пирсе и в порту, намереваясь посмотреть, что там происходит. Судя по тому, что творилось на экранах, мятеж в городе уже набрал обороты. — Они хотят взять штурмом Теплицу, — сухо прокомментировал Неви. — Твои люди сумеют их удержать?
Зенц от возмущения снова обрел дар речи:
— Я, так же как вы, господин Неви, профессионал. Но у меня свой стиль работы. Дадим им выпустить пар как следует, пока они в городе. А уже у периметра устроим такую бойню, что они до конца жизни будут помнить, как лезть в Теплицу. Чем больше они набузят в городе, тем больше сэкономят нам сил и зарядов.
Неви отключил мониторы, выпрямился и одернул пиджак.
— Оборудуй один из личных бункеров Флэттери, — сухо приказал он. — Полное обеспечение всеми предметами комфорта на двоих и рацион на неделю. И не забудь про кофе. Встречаемся на складе через полчаса.
Зенц вскочил, и в его взгляде Неви заметил слабенький росток надежды. Что ж, будем нежить, холить и лелеять это хилое растеньице, чтобы, когда придет нужда, поднести директору хоро-оший букет!
Для меня троны всех королей и правителей не более чем пыль на ветру… Я гляжу на попытки судить, что есть добро, а что — зло, как на извивы драконьего танца, а взлеты и падения надежд и чаяний задевают меня не больше, чем смена времен года.
Криста Гэлли вытянулась на кожаной лежанке, еще хранящей слабый запах Рико. Она скрестила на груди руки и закрыла глаза. С того самого дня, как пять лет назад она оказалась на суше, шум и толпа ужасно утомляли и пугали ее. Но вот что было там, под водой, похоже, ей уже никогда не вспомнить.
Мягкая койка и уютная каюта помогли ей расслабиться и отрешиться от портового шума. Остальные все еще сидели в рубке, глядя на зеленый круглый экран, где точками отмечались все находящиеся вокруг суда.
Капитан яхты — суровая женщина лет тридцати пяти — тем временем проверяла работу корабельных систем. Убедившись, что все работает как часы, она скомандовала:
— Отдать балласт!
Три топливных бака одновременно выбросили длинные языки пламени, и у Кристы перехватило дыхание от ощущения внезапной скорости. Там, где ударил пламенный хвост, море вскипело, и яхта завалилась на правый бок. Бен с Рико в мгновенье ока затянули дверь рубки герметической мембраной.
— Поехали вниз? — расхохотался Рико.
Но капитан корабля не поддержала его игривое настроение. Не отрывая глаз от экрана, она деловито сообщила:
— Хвостов за нами нет. Пойдем на двадцать метров ниже разрешенной зоны, пока не выйдем на курс пять-пять-семь…
Впервые в жизни Криста чувствовала себя спокойно. Даже пережитый на пирсе кошмар больше не тревожил ее. Как только она ступила на борт яхты, все будто само собой уладилось, и теперь можно было наконец-то расслабиться. Впервые за столько лет. Она чувствовала, как ее влечет в открытое море. И неважно, что или кто несет ее туда. Бен достал из кармана детский леденец и протянул ей:
— Тебе нужно подкрепиться. Раз уж мы сумели улизнуть из порта, думаю, самое время навестить кают-компанию. Тебе не кажется, что воздух в рубке несколько суховат?
— Нет. — Криста смеясь помотала головой. — Отличный воздух! Здесь прекрасно дышится! Как в моей комнате в Теплице.
Воздух здесь и впрямь был как в лабораториях Флэттери — чистым и стерильным. Здесь не пахло ни уличной снедью (тут же готовящейся на жаровнях), ни йодистыми испарениями гниющих на пляже водорослей, ни особым, ни с чем несравнимым ароматом органических изделий беглецов с островов. Здесь не было никаких запахов, столь привычных людям снаружи. Людям, боготворившим ее, Кристу Гэлли. Людям, которых она увидела впервые за пять лет. И то всего на пару часов.
Утро уже вступало в свои права, и второе солнце поднялось над горизонтом достаточно высоко — Криста всегда кожей ощущала его движение по небу. Но теперь она была вне пределов Теплицы. И, что бы ни случилось, она дала себе слово, что больше никогда не станет пленницей, заточенной в четырех стенах.
«Но следи за собой, — пришел внезапный совет, порожденный множеством знаний, до сих пор еще неосознанных. — Не позволяй себе стать пленницей слов или обязательств. И помни: остановившись на чем-то одном, ты утрачиваешь свободу выбора».
Но разве это был ее выбор — оказаться среди людей? Что до Флэттери, так он ей вообще не давал что-либо решать самой. Келп исторг ее, и она оказалась в сетях директора. Ее кто-нибудь спрашивал, хочет ли она этого? Раз уж пандорцы признали ее богиней, то теперь придется вести себя так, как они за нее придумали. Но по мере того, как кораблик погружался в воду, в Кристе начала накапливаться энергия огромной мощи — прежде ей и пригрезиться не могло, что такое возможно.
И что же теперь делать, чтобы помочь самой себе и всем этим людям, до сих пор остававшимся для нее чужаками? Даже Бен, в которого она влюблена, и тот на самом деле совсем не знакомый ей человек. И сколько бы раз за все эти пять лет она ни пыталась вспомнить о том, что было с ней до … ничего не получалось.
«Любой человек для меня чужак, незнакомец».
Эта мысль была привычна: сколько лет она снова и снова приходила Кристе в голову! Но сегодня она впервые ощутила, что ее одиночество навсегда ушло в прошлое. Ведь она же прикасалась к Бену Озетту и убедилась, что он думает так же, как и она. А ведь он прожил среди людей всю жизнь…
«Именно этому им и нужно научиться у келпа, — сонно пробормотала девушка. — Мы не одиноки, поскольку все мы части одного целого».
Затем она услышала, как Рико ворчит себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Операторам это не понравится. Как бы ни сложилось, мы не могли ей позволить нырнуть в море. Правда, после того как накрылся обещанный воздушный перелет, им придется согласиться…
Криста отметила, что Рико чувствовал себя на яхте как дома — он улыбался, правда, криво, словно согласился на это путешествие против воли.
— Ты когда-нибудь плавала на таких яхтах? — внезапно послышался голос Бена.
— Никогда, — призналась Криста. — Я любовалась ими из своего окна в Теплице. Но эта яхта лучше всех, что я видела.
— Давай теперь рассмотрим три варианта пути, — сказал Бен, выводя на монитор какие-то диаграммы. — Сейчас мы плывем на самой лучшей яхте из всех, что есть на Пандоре: как на воде, так и под ней. У нее самый мощный двигатель, чтобы перемещаться по поверхности океана, но он легко заглохнет в густых зарослях келпа. Однако благодаря старому доброму двигателю Бангассера, который черпает энергию прямо из воды, а стало быть, в водной среде вечен, мы сможем двигаться со скоростью, которую никому не удастся развить. Если же мы все-таки решим подняться в воздух, придется помнить о том, что топливные баки нужно периодически заполнять.
Он взглянул на Эльвиру, словно ждал от нее подтверждения его слов, но та промолчала. Бен вздохнул и продолжил:
— Сейчас мы опускаемся все глубже. А лазпушки под водой работают куда хуже, чем в воздухе. С другой стороны — нас легче вычислить, потому что все келпопроводы под контролем…
— Чтобы нас теперь отыскать, Флэттери нужны семь пядей во лбу! — хохотнул Рико. — Выше нос, ребята! Мы погружаемся!
И, видя, что ни Бен, ни Криста не разделяют его энтузиазма, он пожал плечами и присоединился к погруженной в расчеты Эльвире. Теперь уже двое склонились над консолями, рассчитывая оптимальный курс, а Криста тем временем завороженно следила, как вода медленно смыкается над плазом рубки.
Как это ни смешно, но когда заходил разговор о жизни Кристы в келпе, именно Флэттери мог понять ее лучше всех. Ведь он пережил гибернацию — удивительное состояние тела и духа, поддерживаемое тупыми автоматами. Если верить его ученым, то и Криста провела юность в анабиозе с келпом: его сотни миллионов ресничек подпитывали ее кислородом и энергией. Специалисты были готовы чем угодно клясться, что именно таким образом она и просуществовала двадцать лет, пока однажды Флэттери не решил ради нужд Контроля над течениями подрезать и укротить ее родительский келп.
— Это как до двадцати лет оставаться в эмбриональном состоянии, — призналась она Бену однажды. — Ну не знаю, как еще объяснить — нет таких слов. Ты не ешь, не дышишь, почти не двигаешься. Людей ты встречаешь только в навеянных Аваатой снах. Сейчас я уже не могу тебе рассказать, что я видела во сне и чем или кем была тогда — все так смешалось. Да меня как таковой просто не было, пока однажды… Пока не настал тот самый день. Но Флэттери знает, каково это. И Макинтош тоже. И тот мозг, что Флэттери хочет подключить к безднолету, тоже знает.
— Но ведь это ужасно! — вырвалось у Бена, и тогда Криста впервые в жизни осознала, насколько это ужасно.
Погружаясь, яхта качалась все сильнее, и эта качка вернула Кристу из прошлого в настоящее. Ее замутило, но она не могла оторвать взгляда от темнеющей массы воды над головой.
«Ко мне нельзя прикасаться — это закон!»
Но тут ей снова вспомнился тот поцелуй. Он длился не более мгновения, но навсегда запечатлелся в памяти. Даже в этом жарком климате Криста была вынуждена по приказу директора скрывать тело под одеждой. Но стоило ей остаться одной в своей комнатке, как она срывала опостылевшие тряпки, наплевав на все сенсоры Флэттери, которыми была напичкана квартира.
И тогда каждой клеточкой кожи она впитывала дивные ощущения, которые дарили прикосновения ветра и света. Если за весь день ничего интересного не происходило, она машинально отмечала тысячи мельчайших соприкосновений между обслуживающими и изучающими ее людьми. После всего этого ей было трудно думать о себе как о человеке. Но теперь, когда она пусть мельком, но увидела, как ее боготворят другие люди, с ней что-то случилось, и внутренние преграды стали рушиться одна за другой. Никогда еще она не чувствовала себя такой свободной!
По мере погружения давление внутри рубки все увеличивалось, и Криста почувствовала, как заложило уши. Затем она поймала себя на том, что вдохнула уже минуту назад, но забыла выдохнуть. Усилием воли она приказала себе расслабиться. В рокот мотора вплетались чьи-то голоса. О чем они говорили?
— Как ты себя чувствуешь?
Голос Бена словно позвал ее куда-то. И вот уже Криста вознеслась над крышей рубки, над плещущимися над ней волнами… Она зависла на высоте нескольких тысяч метров над Калалочем и с удивлением разглядывала свои длинные коричневые щупальца.
Она была дирижабликом, плывущим высоко в небе. Его тень должна была скрыть от досужих глаз маленький кораблик, погружающийся в воду далеко-далеко внизу. Криста продолжала ощущать свое человеческое тело и в то же время до последней клеточки была и реющим в небесных высотах оранжевым шаром с золотым парусом.
Откуда-то издалека до нее донесся зов Бена Озетта. Его голос был пуповиной, соединяющей их обоих. Рукой друга, протянутой упавшему. Он увлекал ее назад, на борт «Летучей рыбы».
Ощутив чье-то прикосновение к щеке, Криста в испуге отпрянула, но Бен и не думал убирать ладонь.
— Как ты меня напугала, — прошептал он. — Ты словно спала с открытыми глазами и почти не дышала.
Подчиняясь его жесту, Криста попыталась сесть и только сейчас заметила у своих ног Рико. Оператор, по обыкновению что-то ворча, распаковывал аптечку. На руках у него были перчатки. Ярко-синее небо над рубкой теперь превратилось в зелено-серую муть океанских вод. Неизвестно откуда Криста знала, что они уже движутся по келпопроводу, начинавшемуся в северном от порта направлении.
Рико взглянул на руку Бена, ласкавшую щеку Кристы, да так и застыл на месте.
— Я была не здесь, — сказала она. — Где-то высоко-высоко в небе. Я была дирижабликом, охранявшим наш кораблик. Но вы позвали меня, и я вернулась.
— Дирижабликом? — нервно рассмеялся Бен. — Привидится же такое. «Газмешок кружит в сумрачном небе. Его щупальца так нежно прикасаются ко мне…» Знаешь эту песенку? «Приди и уйди».
— Я знаю лишь то, что для дирижабликов это бессмысленная игра слов, не имеющая никакого отношения к жизненно важному акту распыления спор. И мне это не привиделось!
Может быть, ее тон был слишком резким? После этих слов губы Бена сжались и превратились в тонкую ниточку, и Криста испугалась, что не знает, как остановить этот страшный процесс.
Рико поднялся с колен и, ни слова не говоря, запихнул аптечку под сиденье. От его сгорбленной спины исходили флюиды страха и злости. Никогда в жизни Криста не ощущала мир так остро: каждую мелочь, каждый запах.
За плазовой перегородкой плыл фантастический подводный сине-зеленый пейзаж, но ее это зрелище мало трогало. Как и город, о котором она запомнила самую малость. Слишком много впечатлений за такой короткий срок.
И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут.[27]
Беатрис была уже готова вести очередной выпуск новостей, как вдруг в студию проскользнул отряд охранников. Здоровенные мужики абсолютно бесшумно просочились в помещение — и вот пожалуйста: у каждой двери по часовому, а остальные с самым отстраненным видом подпирают стены. Они появились настолько незаметно, что ни единый луч прожекторов не отразился в их знаменитых форменных зеркальных очках. У Беатрис мгновенно пересохло во рту, а шею сжало невидимым кольцом — а ведь ей через тридцать секунд выходить в эфир!
«В эфир, — пронеслось у нее в голове. — Сегодня прямой эфир, а не запись».
На ее консоли три монитора показывали изображение, идущее с трех рабочих камер, а четвертый выдавал то, что после монтажа пойдет в эфир. В данный момент по нему разгуливал лощеный Харлан, который рассказывал о погоде на завтра.
«Наверное, и это запись».
Беатрис вздрогнула. Но тут же одернула себя: чепуха, ни один ассистент режиссера не позволил бы Харлану нести подобную чушь в записи. Его бы мгновенно переписали. Стало быть, эфир прямой.
«А может быть, они пришли только посмотреть, что я отважусь сказать, а что — нет?»
Не обращая внимания на суфлера и на яростно размахивающих руками продюсера и режиссера, глядя прямо в камеру, она сообщила, что Бен Озетт и Рико Лапуш пропали без вести. Но никак не связала их имена с похищением Кристы Гэлли. Стоило Беатрис произнести эту фразу, как тут же по съемочной группе поползли шепотки: Бена и Рико тут хорошо знали. Тем более что именно благодаря изобретениям Рико сегодняшнее головидение стало тем, что оно есть.
Тем временем Харлан заговорил о прогнозе для рыбаков на завтра, а это значило, что выход Беатрис в эфир последует буквально через несколько секунд. Офицер охранки осторожно пробрался на середину студии и, изъясняясь жестами, расставил своих людей у каждой камеры. И вдруг Беатрис осенило — этого отряда не было вчера на челноке!
Харлан произнес заключительную фразу и улыбнулся ей с монитора, а ассистент режиссера начал отсчитывать на пальцах секунды до выхода в эфир: три… две… одна…
— Доброе утро. Начинаем новости с орбиты. Вечерний выпуск новостей будет транслироваться в прямом эфире с орбитальной станции. Наша группа получила доступ к уникальному материалу: мы будем фиксировать каждый этап подключения ОМП — органического мозгопроцессора — к безднолету. И приглашаем вас, наших зрителей, стать свидетелями этого исторического момента. Также сегодня в программе новостей — похищение Кристы Гэлли (как вы знаете, до сих пор никто из похитителей не объявился и никаких требований выдвинуто не было). Эти и другие новости вы узнаете в восемнадцать часов. Еще раз с добрым утром!
Беатрис выдержала дежурную улыбку до тех пор, пока красный огонек на мониторе не погас, а затем с глубоким вздохом откинулась на спинку кресла. Ребята из группы тут же окружили ее:
— Так что там с Беном?
— И с Рико тоже. Да где ж они?
— А компания об этом знает?
Они все еще на что-то надеялись. Беатрис знала, что они продолжают надеяться, как и вся Пандора, и эта надежда помогала ей, раскрывала ее возможности. Но тут между ее коллег неведомо как проскользнули люди в зеркальных очках и окружили ее со всех сторон. Ну и пусть! Что они могут сделать? Даже если в эфир пойдет запись, съемочная группа уже все слышала, и теперь поди удержи слухи!
Но как только офицер охраны остановился прямо напротив Беатрис, гул в студии затих, как по мановению волшебной палочки.
— Я прошу вас пройти со мной.
Больше всего на свете она боялась этой фразы. В течение двух лет Бен неоднократно предупреждал ее о подобных ситуациях. «Если они тебе скажут „Пройдемте“, не подчиняйся. Иначе уйдешь и не вернешься. Сколько людей уже вот так исчезло! Если такое случится с тобой, то постарайся хотя бы, чтобы это произошло публично. Чтобы они не смогли спрятать концы».
— Включите камеры номер один, два и три! — приказала она. И обернулась к ассистенту режиссера: — Нас записывают?
— Нет! — выкрикнул Гас дрожащим голосом. По его лицу текли крупные капли пота, словно он, а не Беатрис, находился сейчас под безжалостными прожекторами. — Если бы шел сигнал записи, я бы его заметил. Мы идем в эфир вживую.
«Боже, храни Гаса!» — промелькнуло в голове у Беатрис, и она обернулась к офицеру:
— А теперь, капитан… простите, не знаю вашего имени… вы что-то хотели мне сказать?
Что делать?
— Полный порядок, — отрапортовала Эльвира. — «Хвостов» нет. Курс?
Бен не ответил, и тогда Рико наконец выжал из себя: «Виктория». Эльвира, глазом не моргнув, склонилась над лоцией.
Криста, едва ступив на борт судна, поняла, что суровый капитан полностью доверяет Бену и Рико. В Теплице она часто видела проявления лояльности, но настоящего, искреннего доверия — никогда. Да она сама сыграла «на доверие» с патрулем Флэттери, когда представилась возможность бежать. Теперь уже директор подобных глупостей не допустит — уж в этом-то она была уверена.
— Люди Флэттери опутывают вас сетью, как прядильщики, — не раз объясняла она Бену. — для них это вроде обмена: информация за деньги. Но ни у одного из них нет полной картины происходящего, оттого и ползут слухи. Именно поэтому он так болезненно воспринимает каждый выход в эфир «Боя с Тенью».
— А на камбузе, между прочим, готова жрачка! — объявил Рико.
На его консоли справа загорелся зеленый огонек.
— Бен, тебе пора передохнуть. Только принеси мне потом кофе. Нам здесь еще пару часов пасти нашу коровку. Эльвира не любит «хвостов».
Взяв Кристу за локоть, Бен повел ее в граничащую с рубкой кают-компанию. При той сумасшедшей скорости, что развила яхта, передвигаться оказалось довольно сложно — колени подгибались, а корпус отбрасывало назад. Криста внезапно ощутила чудовищный голод. Еще бы — она не ела уже много часов. От голода у нее ломило виски, а при одном воспоминании о вкусных запахах в городе желудок начинал болезненно сокращаться. — Мы, считай, жили здесь, в кают-компании, — заметил Бен. — Ну, когда работа шла. Тогда здесь было полным-полно народу. И такие штучки случались…
После сумрачной рубки Кристе померещилось, что кают-компания, облицованная некрашеным деревом, залита солнечным светом. Она мысленно увидела помещение полным народа: группа новостей расположилась вокруг двух больших квадратных столов и, прихлебывая кофе, яростно спорит перед выходом в эфир. Дивный светлый мирок…
На столах до сих пор остались свидетельства бурной работы: голокубики валялись на скатертях как попало. Криста уселась за стол и взяла в руки первый попавшийся кубик.
— О, это компромат на тебя! — воскликнула она, крутя голограмму под разными углами. — Флэттери умер бы от зависти!
— Скажи спасибо Рико, — пробурчал Бен. — Эти штуки он придумал. Если бы Флэттери не скушал «Мерман Меркантил», он был бы сейчас миллионером. Мы только потому и сумели приподняться, что Рико всю аппаратуру создавал своими руками. Мы всегда были на шаг впереди всех.
— А она очень красивая, — заметила Криста, разглядывая голограмму, на которой Бен и Беатрис улыбались в объектив, держась за руки. — Вы ведь долго работали вместе. Вы были влюблены друг в друга?
Бен неестественно закашлялся, нажал несколько кнопок на консоли, и кухонная машина тихо заурчала.
— Теперь уже трудно объяснить, — тихо сказал он, — были ли мы влюблены или просто пытались выжить, цепляясь друг за друга. Никто не мог нас понять, за исключением, пожалуй, Рико.
— Но ты занимался с ней любовью?
— Да, — ответил Бен, продолжая возиться с консолью кухонного аппарата. — Да. Мы занимались с ней любовью. В течение нескольких лет мы полностью отдавались друг другу и стали очень близкими людьми…
— А сейчас?
Бен все еще не оборачивался, и Криста увидела, как он вздрогнул, словно от удара бичом.
— Сейчас — нет!
— И теперь тебе грустно? Тебе ее не хватает?
Наконец он обернулся. И на лице его отразилась чудовищная борьба между обуревающими его эмоциями и мыслями. Кристе показалось, что сейчас он начнет вдохновенно врать и… И тяжелый вздох убедил ее: все, что он сейчас скажет, будет правдой.
— Да, — признался он. — Я тоскую по ней. И не как любовник. Это давно ушло в прошлое. Даже попытка восстановить наши отношения была бы мучительной для нас обоих. Я тоскую по работе с ней, потому что никто не умел, как она, разговорить объект перед камерой. Мы работали так: Рико следил за технической стороной, а мы с ней на пару «разминали тему». Я слышал, что теперь у нее роман с Макинтошем из Контроля, но сомневаюсь, что он может дать ей столько, сколько я. Но, как бы там ни было, жизнь продолжается. Для нас обоих.
— А если один из вас влюблен, значит, второй свободен?
— Пожалуй, ты права, малышка, — расхохотался Бен.
Криста покатала голокубик в ладонях и положила на стол.
— А в меня ты сейчас влюблен?
Бен снова рассмеялся и взял ее за плечи.
— Я помню каждый миг с тобой. Я помню, как впервые увидел тебя в лаборатории Флэттери. Помню, как ты искоса поглядела на меня и улыбнулась… Наши глаза встретились и… Я в жизни не испытывал ничего подобного. И до сих пор, стоит мне встретить твой взгляд… Да я думаю только о тебе. Я мечтаю о тебе. Похоже это на влюбленность? Или на любовь?
Криста почувствовала, как ее заливает румянец — от пяток до корней светлых волос.
— Со мной происходит то же самое, — призналась она. — Но мне не с чем сравнивать. И как мне теперь жить, зная, что ты… Ты все еще думаешь о ней?
— Любовь не соревнование, — очень серьезно сказал Бен. — Она вот взяла и объявилась. Бывали и у меня трудные времена, когда я ненавидел Би, и все же я понимал, что виноват сам, и все кончалось хорошо. Мы с ней были одного поля ягоды — если любили, так не допускали никого и ничего, что могло нам помешать. Она была потрясающей женщиной, уникальной. Иначе я бы ее не любил. Нас всегда сопровождали слухи и сплетни. Но она их называла «линиями, сходящимися в одной точке». Мы поклялись друг другу, что, если однажды для одного из нас наступят трудные времена, второй…
— И ты согласился на интервью со мной только потому, что она тоже работала в «Теплице»?
Бен снова рассмеялся:
— Ага, подколола меня? Допустим, я скажу «да». Без комментариев. Тем не менее я тогда думал, да и до сих пор считаю, что твоя история — самый горячий материал на всей Пандоре. Но делать о тебе репортаж снаружи было бы полной бессмыслицей. Хотя должен тебе признаться, что, измаявшись одиночеством, я все же надеялся, что встречу в Теплице ее…
— И что дальше?
— Встретил. Любовная страсть куда-то пропала, и мы остались добрыми друзьями. Отличными друзьями, которые прекрасно могут работать на пару.
— А ты сам-то понимал, что Флэттери нас с тобой использует?
Криста сняла шляпу и бандану и положила их на стол. Затем с удовольствием встряхнула волосами — и отметила довольную усмешку Бена. С тех пор как они ступили на борт «Летучей рыбы», он не позволял себе даже малейшего проявления симпатии к ней.
— Конечно, понимал. Потому-то все и… случилось так, как случилось. Флэттери оговорил заранее, что ни одно интервью не пойдет в эфир без его одобрения. Мне платили, давали время на общение с тобой — целых пять раз! Я понимал, что это сюжет века, но Флэттери это тоже понимал и платил за то, чтобы сюжет не появился на экранах.
— Так и было, — вздохнула Криста. — И он понятия не имел, к чему все это приведет. А теперь мы с тобой здесь. Мы вместе. И я счастлива. А кроме того, я ужасно хочу жрать! — Заметив удивленную физиономию Бена, она упрямо добавила: — Как бы это ни выглядело в твоих глазах!
Но Бен понял шутку и, прикоснувшись к ее фальшивому животу, как бы невзначай заметил:
— Да ты и так уже наелась до отвала!
И, пряча усмешку, занялся кухонным аппаратом.
Криста наблюдала, как за окном проносится сине-зеленый морской пейзаж келпопровода, и ее учащенное дыхание туманило зеркальную поверхность плаза. Хотя Теплица находилась на морском берегу, Кристе никогда не позволяли гулять по пляжу. Флэттери боялся, что она снова вступит в контакт с келпом.
Бен тронул Кристу за плечо. За окном были видны останки очередного келпа. Это растение сожгли до самого корня, лишь немногие отходящие от остатков слоевища отростки напоминали о его былом величии.
— Судя по сводкам, этот келп уничтожил три семьи — шестнадцать человек, — пояснил Бен. — Охранка тут же им занялась. Они называют это «прополкой».
И вновь их кораблик, миновав участок открытой воды, нырнул в сумрак келпопровода, но Кристе уже было все равно: все ее сосредоточилось на плече, которого касался Бен. Она была так счастлива, что с трудом сдерживала слезы. Ну как ему объяснить это, как? Ему, который столько раз прикасался к другим людям, сам того не замечая?
Бен достал из распределителя два подноса и водрузил их на стол. Затем разложил ложки, вилки, салфетки и зубочистки. Криста безумно хотела есть, но с тех пор, как она шагнула на борт этого судна, ею овладела какая-то сонливость, от которой вовсе не хотелось избавляться.
Солнечный свет давал ей особую силу, и Криста это знала. И этот изумительный поцелуй Бена тоже придал ей сил. И даже что-то в поведении Рико тоже добавляло ей сил — если бы она знала, что!
Криста взглянула Бену в глаза, но в них отражался только проносящийся мимо унылый сине-серый пейзаж.
— Теплицу атакуют, — донесся до нее голос Бена. А ей что за дело? — Можешь сама посмотреть.
На одном из мониторов в кают-компании шло сражение за периметр. Криста предпочитала старинное слово «стена», но пандорцы редко его использовали, поскольку их морская культура наложила своеобразное вето на ряд слов.
Пока Бен комментировал события, Криста набросилась на свою порцию и съела все до крошки. Затем она принялась за порцию Бена и оставила ему один овощной гарнир. О чем бы он ни сообщал, все слова сливались в ушах Кристы в назойливое пчелиное жужжание. А затем оно превратилось в колыбельную, которую уже два века никто никому не пел:
«Тихо, детка, тише, помолчи, мама купит тебе пересмешника…»
Надо учиться быть осторожной со своими воспоминаниями. На глазах у Кристы вырастали огненные грибы взрывов. И там гибли люди. И во время каждого взрыва время словно застывало: Криста возвращалась в прошлое. Не в конкретный момент, не в час, не в день, а просто в однажды.
При первых взрывах она возвращалась буквально на блинки, затем подольше — на моменты. Минута скоростной памяти, полной эмоций и впечатлений, была отличной крепкой нитью, чтоб залатать драное платьишко общей памяти о себе. Последний раз подобное было с ней уже давно. Тогда она отключилась на четыре часа и смогла заговорить лишь по прошествии трех суток. Флэттери немедленно использовал это событие для того, чтобы припугнуть свою команду и, конечно же, — в первую очередь — объект исследований.
Сейчас Криста испытывала нечто подобное — но не было ни страха, ни горячечного пота, ни кошмаров.
— Криста Гэлли, — позвал ее Бен. — Тебя ждет жизнь. Ты же наша «единственная». Ты же «ее святость». Ты — ожившая легенда. Ты самый главный человек на сегодня.
После этих слов она ощутила некое беспокойство. Да и тон, которым это было сказано, порождал беспокойство.
— Единственная? — пролепетала она. — Единственная, чтобы содеять… что именно?
— Ты — единственная, которую они так долго ждали. И если верить им, то только ты можешь спасти человечество. Или же ты секретное оружие келпа, которое уничтожит все человечество в одну минуту. Ты же сама видела в Калалоче — у тебя есть власть над всеми этими людьми. И тебе необходимо очень быстро научиться всему, что нужно богине. Мы тебе поможем. Но, поскольку никто не посмеет явиться перед богиней во вшивых лохмотьях, тебе будет нелегко отличить праздничный наряд просителей от повседневного.
— Но если люди поймут, кто я…
— Люди не поймут, кто ты, — перебил ее Бен. — То есть не поймут, кто ты в твоем понимании. Они хотят верить в нечто великое. В нечто, что сумеет их остановить.
Тебе надо научиться быть осторожной. Но в то же время ты должна оставаться тайной для всех. Нам необходима великая тайна, чтобы свалить Флэттери. Надеюсь, после всего виденного ты согласишься со мной. Доедай все, если еще не наелась. Скоро мы попадем к людям, у которых еда рассчитана по крошкам.
А ей действительно хотелось есть. Она была безумно голодна! Криста с наслаждением выпила бульон, съела все мясо, но овощи оставила Бену. Даже мясо с сандвича она сглотнула в момент, а затем потихоньку отщипывала крошки от булки, получая несказанное удовольствие от того, как они таяли во рту. И она попыталась растянуть эту благодать как можно дольше.
Наверное, надо было рассказать Бену обо всем. Им обоим это так нужно. Любому человеку необходимо прикосновение к другому. А она ведь тоже почти человек. Да, к ней уже прикасались люди — кто случайно, кто в отчаянной надежде на что-то. Те, кто отваживались ее коснуться, скорее всего принадлежали к секте заваатан, о которой Бен ей рассказывал. У них не было выбора. Они знали, что прикосновение к богине может привести к смерти. Или к невероятным затруднениям.
Когда Криста позволила Бену вчера поцеловать ее, она знала, что он может умереть. Но в то же время почему-то считала, что умрет и сама. И это ее мало тревожило. Первый раз в жизни она ощутила, что тоже не бессмертна, и с радостью поставила свою жизнь на кон. Но когда никто не умер, она даже отважилась ответить на поцелуй. Так, самую малость. Сейчас, стоило просто вспомнить об этом, сердце начинало скакать в груди, как сумасшедшее. У Бена зеленые газа, такие же, как у нее. И в них плещется такая нежность…
Он счастлив!
Криста вспомнила, что до сих пор еще ни разу не видела счастливых людей. Разве что директор…. А вся его свора всегда выглядела запуганной.
— И почему же ты меня поцеловал? — спросила она, пытаясь справиться с природной стыдливостью. Она боялась взглянуть на Бена, но все же совладала с собой и посмотрела ему в глаза.
— Потому что ты мне позволила, — улыбнулся он.
— А ты не боялся, что…
— Ты же не любишь, когда тебя боятся. Бояться, что ты можешь меня убить? Нет! Я создал свою теорию: люди получают то, чего ждут. Стало быть, те, кто тебя боялся, получали сумасшествие. Простая психация — и все.
Криста положила ладонь ему на грудь и тихо сказала:
— Ты ведь на самом деле ничего обо мне не знаешь… Тебе просто повезло. Нам с тобой повезло. — Она стала медленно расстегивать его рубашку. — Ты не выспался. Если уж кто-то должен стеречь твой сон — я готова.
Бен смутился:
— Есть еще и общие традиции. Если мы высадимся там, где есть женщины, ты должна будешь присоединиться к ним. Наверное, для тебя же будет лучше….
— А для тебя? Ведь до сих пор ты не знал, что такое женщина. Или я не права?
— Ты права, но ведь это не повод для…
— Для чего? — и Криста вдруг снова ощутила, как пылают щеки. — Я что, тебе не нравлюсь?
Его лицо просветлело. То ли радость послужила тому причиной, то ли ощущение румянца на собственных щеках — сейчас это было неважно.
— Ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься.
— Тогда все в порядке, — мурлыкнула Криста. — Я останусь с тобой.
— Все не так просто.
— Все зависит только от нас, — вздохнула она. — А теперь тебе нужно отдохнуть. Даже если ты невосприимчив ко мне, отдых тебе необходим.
Вторжение в неизбежный ход событий — кто бы его ни предпринимал, бог или человек, — все же требует определенной осторожности.
Личный бункер Раджи Флэттери находился на глубине тридцати метров, поэтому во избежание возможных психических стрессов и приступов клаустрофобии потолки были сделаны высокими и на них, а также на некоторых стенах транслировалось происходящее снаружи. В данный момент шли последние минуты боя у периметра: на всех мониторах охрана директора добивала последних бунтовщиков.
— Все, завязывайте с этим и пришлите медиков.
Спасибо дирижабликам — теперь кругом пожары. Флэттери отдал приказ и, не дожидаясь подтверждения, отключил связь. Его бункер был со всех сторон окружен, словно сотами, различными комнатушками и офисами, где обитали безгласные исполнительные подчиненные (из которых личный доступ к директору имели хорошо если пятеро).
«Смешно: как мало нужно огня, чтобы все остыли!»
Флэттери смотрел, как отряды его коммандос безжалостно врезались в толпу и проходили насквозь, как нож в масле, оставляя за собой лишь тени, особо яркие и четкие под безжалостными лучами двух солнц Пандоры. И хотя сражение шло на экране, Флэттери почти чувствовал вонь горящих волос.
«Впечатлительность… Подсознание… что за дивные инструменты!»
Его личные телохранители топтались в предбаннике бункера. Так, на всякий случай. Да на всей Пандоре не было более защищенного места, чем его личные апартаменты. И обставлены они были со всем допустимым комфортом. Бокал с красным оркийским сам прыгнул к директору в руку. Из всех пандоранских вин он предпочитал именно этот сорт. Даже с утра пораньше.
— Капитан, — обернулся он к маячившему у дверей силуэту, — что с киношниками? Все прошло как задумали?
— Да, сэр, — раздалось в ответ натужное сипение. — Люди капитана Бруда захватили студию на орбите во время дневного выпуска. И что делать дальше, они тоже знают.
— А что с остальными головизионщиками… Ну, теми, которых послали снимать все это… безобразие?
— Капитан Бруд разрешил им вести съемку, сэр. Когда они закончат, капитан и его отряд отберут весь отснятый материал вместе со съемочным оборудованием. Он думает, что…
Но тут Флэттери, не совладав с собой, завопил на ни в чем не повинного адъютанта:
— Но если хоть кто-нибудь увидит это!.. Капитан Бруд… ему что, дан приказ думать? Кто распорядился? Вы?
Сипение превратилось в растерянное квохтание:
— Нет, сэр.
Флэттери был рад, что не видит лица адъютанта, — в бункере светились лишь экраны. У капитана полностью отсутствовал профиль: на месте носа у него располагались две щели, разделявшие широко поставленные глаза. Разговаривая с Неви, Флэттери мог хоть смотреть ему в глаза, но этому … б-р-р.
Директор заговорил, стараясь подпустить в голос как можно больше металла:
— Сегодня без моего личного одобрения в эфир не должен выйти ни один сюжет. Отряд капитана Бруда обязан полностью контролировать обстановку и заставить их пустить только то, что нужно мне, — даже если потребуется переписать весь материал заново. Ясно?
— Да, сэр.
— А эту жирную гусеницу, их менеджера, Милхауса, доставить ко мне в течение часа. Я должен добиться от них полного подчинения. Я не желаю терять очки на ваших ошибках! Скажите им, что пока могут пускать что-то из старых записей. По крайней мере, пока Бруд не заставит их записать то, что нам надо. А то, что происходит здесь, для всей остальной планеты должно остаться тайной за семью печатями.
— Слушаюсь, сэр. Разрешите выполнять?
— Капитан?
— Да, сэр?
— Вы честный служака, капитан. Ваша семья будет рада, что вы работаете на меня.
— Да, сэр. Спасибо, сэр.
Широкая спина адъютанта исчезла в полумраке коридора. Флэттери глубоко вздохнул и слегка разбавил вино в бокале водой — приходилось сохранять ясную голову. На мониторах отряды коммандос, уже добравшиеся до скал, сжигали тела последних бунтовщиков. Это все штучки заваатан — ритуальные сожжения! Раньше Флэттери всеми силами поддерживал и поощрял как мог их стремление к самоуничтожению. Но после ритуальных сожжений посреди моря волны педантично выкидывали на пляжи Калалоча сотни полуобгорелых трупов.
«И не только в Калалоче, а по всей планете».
Даже сейчас, вспоминая, как первый раз увидел это, Флэттери не смог сдержать противную дрожь, и его замутило. И не только от отвращения. Он понимал, что стоит на пороге религиозного и экономического краха. Стоило любому идиоту коснуться келпа, как он тут же становился пророком. Мало того, что вся планета состояла из крошечных островков, которые связать экономикой было крайне затруднительно, так еще эти келпы! Не планета, а натуральный дурдом!
А после каждого ритуального сожжения женщины в поселениях отказывались покупать рыбу в течение недели. Они не желали даже случайно съесть хоть кусочек рыбы, пообедавшей недавно свежеподжаренным монахом. Флэттери вспомнил то время, когда он еще шел к власти: тогда море постоянно выбрасывало на берег сотни и сотни обгорелых останков. И тогда рыбу на побережье не покупали месяцами. Единственное, что ему тогда оставалось, так это полностью захватить торговлю и поставить продажу рыбы под жесточайший контроль.
«Контроль… — проворчал он. — Контроль — вот главное на этой планете».
Флэттери обернулся к центральному монитору, транслировавшему события в городе: его ребята работали жестче, чем ему хотелось бы, поэтому толпа, вместо того чтобы утихомириться, начала сопротивляться. И все же другого выхода, по-видимому, не было. В толпе была куча беженцев. Но ослабевшие от голода люди не могли противостоять сытым солдатам. Ладно, пусть солдатики учатся. Им предстоит еще много настоящей работы.
«Это и есть моя судьба, — думал Раджа. — Я должен их еще многому научить. Если я брошу этих пандорцев на произвол судьбы, то они просто сдохнут от голода. Или перебьют друг друга».
Он до сих пор никак не мог привыкнуть к своим очевидным успехам: он возвел и укрепил целый город, объединил политику и индустрию под единым знаменем, а кроме того, построил безднолет и подготовил его к полету в космос. И очень скоро он покинет эту вонючую дыру, по недоразумению считающую себя планетой, и устремится в дальние дали вселенной. А путь ему укажет его новый ОМП — Алиса Марш. Люди на Пандоре жили уже несколько сотен лет, а вот не сумели достичь того уровня прогресса, который он, директор, сумел насадить за каких-то два десятилетия.
Капкан уже готов и вот-вот захлопнется. Тогда Флэттери наконец-то удастся пресечь постоянно растущее влияние Теней на умы пандорцев. Уже сейчас этих диссидентов почти переловили. А те, кто еще на свободе… что ж, он позаботится о том, чтобы они так ослабли от голода, что уже не в силах были лезть в драку.
«Разве что между собой, деля объедки… Мои объедки!»
На сегодня потери Флэттери можно было считать минимальными, поскольку материалов на восстановление погибших при пожаре строений хватало в избытке.
Он оттолкнул тарелку и залпом осушил бокал. На очистку территории Теплицы от толпы уйдет еще часа два-три. Он развернулся к консоли и поздравил младших офицеров с победой.
«Ничто так не поднимает моральный дух войск, как грамотно одержанная виктория, — думал он. — Но нет ничего опаснее армии, которой не с кем воевать».
Флэттери знал, что его солдаты не обратят лазерники ни против него, ни против друг друга только до той поры, пока у них есть с кем сражаться: с Тенями, с мародерами и с келпами.
«Пустая голова — площадка для игр дьявола», — хмыкнул он и снова потянулся к кнопке голосовой связи.
— Доложите мне о перемещениях студийной амфибии, полковник.
— Она все еще погружается, — послышался голос полковника Джаффи, — сейчас она приблизительно в пятидесяти кликах от побережья Виктории.
— Ее никто не сопровождает?
— Нет. Амфибия идет одна по сети келпопроводов.
— А келпы ею еще не заинтересовались?
— Не совсем. Но Служба контроля отмечает в том районе некоторое повышение их активности.
— Ситуация контролируется?
— Да, сэр. Если ситуация обострится, мы можем полностью изолировать этот район и пустить течения через другие секции. Давление на навигационную сетку быстро растет, и кое-где она уже выгибается. Все наши суда испытывают трудности с продвижением. Мы попытались их предупредить, но вы же знаете, наши сонарные станции имеют очень узкий радиус действия…
— Я вас понял, полковник. Сообщите Контролю, чтобы сосредоточили все силы в этом районе: они должны удержать сетку любой ценой. Вплоть до уничтожения келпа.
— Да, сэр. Течение пока остается равномерным. А этих, с амфибии, вы хотите арестовать на Виктории?
— Это уже не ваше дело, полковник! — вспылил Флэттери. — Ими займется Белый отряд. Операция закончится тем, что мы выдерем всю заразу с корнем. Я уверен — с Тенями будет покончено раз и навсегда. В любом случае, продолжайте держать меня в курсе относительно поведения этого келпа. — И, не дожидаясь ответа, отключил связь.
«Да, выдерем их с корнем, — со злобной ухмылкой подумал он. — Но не всех. Надо оставить пару бунтовщиков на развод. А когда они снова подымут головы, мы их снова как следует прополем».
Раджа плеснул себе еще с полбокала вина и долил до краев водой.
«Умеренность во всем. И огромное терпение. Мы обрежем их почти под корень, как розовый куст. И пусть растут вновь и цветет под нашим контролем. Пока вновь не придет время их подрезать».
Флэттери вернулся к консоли и потянулся: как хорошо и спокойно в этом бункере! В размерах и комфорте он нисколько не уступает апартаментам наверху. А мониторы передают все детали происходящего снаружи даже более подробно, чем когда смотришь сквозь плаз на реальный мир. И мир этот принадлежит ему. Впрочем, как только безднолет будет полностью готов к старту, он тут же передаст все бразды правления этим мирком любому, кому такая дыра нужна. Но Беатрис Татуш заберет с собой.
Флэттери вывел на экран ее последнюю передачу. От него не ускользнула ни явная симпатия ведущей к Озетту, ни обычно не свойственная ей скованность. Но это лишь доказывало, что она уважает силу директора, но не испытывает слепого страха. У Флэттери такое поведение вызвало лишь прилив уважения к этой женщине. Но недооценивать влияние Озетта на нее тоже не стоит: этот парень в течение нескольких лет капля за каплей вливал ей в уши свой яд.
Флэттери усмехнулся. Он не из тех, кто полагается на случай: насчет Беатрис у него большие планы. И начало их осуществления положит встреча дикторши с капитаном Брудом из недавно созданного Белого отряда. Капитану приказано навести полный порядок в этой крысиной норе — студии головидения, арестовав несколько самых строптивых ее работников и отправив их туда, куда в самом скором времени отправится Озетт. Остальных это научит исполнять приказы, особенно когда директор самолично командует: «К ноге!» Да и помогать «Бою с Тенью» они уже тоже не отважатся.
«Я думал, что эти пираты выйдут в эфир с интервью с Кристой Гэлли сразу после ее похищения. Но они молчат. О чем это говорит?»
А о том, что они все еще не добрались до своей подпольной студии. Флэттери удовлетворенно хмыкнул.
«Им стоит поспешить. А то вряд ли им понравится то, что они будут говорить в моей передаче. Особенно после обработки наркотиками».
Отряд капитана Бруда наведет порядок на голостудии и припугнет Беатрис Татуш. Флэттери всегда любил планы, которые решали не одну, а две и больше проблем одновременно. Капитан Бруд отлично справится с ролью «плохого парня», а доблестный директор благородно вырвет перепуганную даму из его цепких лап. Да после такого она будет просто счастлива оказаться в его роскошных апартаментах в безднолете! Женщине ее красоты и ума там самое место.
«А наши с ней дети будут заселять новые планеты…» — мечтательно подумал Флэттери и выпил за будущее и за точное исполнение всех своих планов.
«Все эти жуткие пандоранские мутации совершенно ее не коснулись!» Флэттери точно знал, что Беатрис не делала в прошлом никаких пластических операций. Значит, такой родилась. «Мы с ней вдвоем положим начало новой расе». Алкоголь уже начал действовать, и Флэттери, прикрыв глаза, представил себе прекрасный девственный сад, по которому они бегут обнаженными… А воздух благоухает ароматом орхидей и диковинных фруктов…
На пульте загорелась лампочка, что означало: в подводный шлюз Кущей вошла амфибия. Коды доступа к этому шлюзу знали только двое — сам Флэттери и Спайдер Неви. Директор бросил взгляд на часы, удивленно хмыкнул и нажал на кнопку, отворяющую входной люк.
«Да, вот это скорость! — восхищенно покачал головой Раджа. — Неви все делает очень быстро. Другие, типа капитана Бруда, тратят слишком много времени, чтобы угадать, чем бы мне угодить. А Неви не гадает — он знает, что мне нужно, еще до того, как я сам это пойму. Вот с кем приятно иметь дело!»
Он встал и одернул на себе черный костюм, сшитый из шкуры рвача. Он всегда носил его в Кущах, поскольку этот наряд производил неизгладимое впечатление на его домашних зверушек и помогал добиваться полного их подчинения. Посмотрев в зеркало, он выбрал самую надменную позу и отрепетировал властный взгляд. Впечатляло. А костюм придавал фигуре директора еще большую выразительность.
На мониторе появилось сообщение, что на амфибии прибыли два человека.
«Какой кретин! Приволочь Зенца в Кущи — это… Это разгильдяйство! Ну сейчас уже поздно за голову хвататься».
Если теперь придется затыкать Зенцу глотку, надо будет приказать, чтобы Неви лично осуществил эту маленькую операцию.
Кущи были личным царством директора, находящимся под Теплицей. Твердую скальную породу резали лазерными пушками и вывозили на поверхность в течение двух лет, расчистив пещеру площадью четыре квадратных километра. Высота потолка в центральной части сферы достигала двадцати метров, и на нем, словно звезды, мерцали закристаллизовавшиеся пузырьки старого засохшего келпа.
Под землей был высажен огромный парк, за которым следил старый биолог-островитянин. Иногда Флэттери называл свой заповедник Ковчегом. Никому из работающей в Кущах прислуги не дозволялось подниматься на поверхность. Лишь один Спайдер Неви приходил и уходил когда захочется, но при этом строго следил, чтобы остальные не нарушали приказа директора. Те же, кто смел ослушаться, быстро исчезали как из Кущ, так и из людской памяти.
Люк бункера директора выходил прямо в сад, к круглому озеру с соленой водой диаметром метров пятнадцать. На его поверхности мерцали голубые блики установленных вдоль края фонарей. Это было все, что осталось от древнего оракула.
К озеру спускался поросший густой травой склон, по которому бежали три узеньких ручейка, начинавшиеся высоко в горах. И хотя животные не могли пока окончательно приспособиться к подземному искусственному освещению, цветы, деревья и трава чувствовали себя здесь великолепно. Стоя в дверях люка, Флэттери в очередной раз любовался своим чудо-садом, в котором он собрал все, что только смог, из земной флоры и фауны, прижившейся на Пандоре.
Здесь, в Кущах, не было людей-охранников. Но охрана была. Как только воду в озере всколыхнула приближающаяся амфибия, ручной рвач директора Хват тут же сделал стойку. Остальные трое, очевидно, прячутся где-нибудь поблизости в кустах. Прозвучали три зуммера подряд и немного позже еще три — это был личный сигнал Неви. Флэттери закрыл за собой люк.
Поднявшаяся посередине озера амфибия была одним из нескольких судов, которые директор сконструировал для собственных нужд. Эту последнюю партию амфибий построили в крупнейшем комплексе «Мерман Меркантил», затем полностью разрушенном землетрясением два года назад. Они могли летать, правда, не очень высоко, но зато были мобильны и на воде и под водой развивали скорость, недоступную другим моделям. Увидев, что люк рубки открывается, Флэттери надел обычную маску непроницаемости, предназначенную персонально для Неви, и нахмурился.
«Что ж, господин Зенц идет первым. Ладно».
Неви закрепил швартовочный конец, но прыгать на берег не торопился, ожидая, когда Флэттери осадит своих рвачей. Зенц замер в люке, открыв рот от изумления так широко, что было видно, как блестит слюна на его клыках.
Директор свистнул, и Хват тут же скрылся в кустарнике. Второй сторож, наоборот, выполз и устроился у ног хозяина. В отличие от Хвата, он был плодом генной инженерии, результатом блестяще проведенной операции по совмещению генов земной кошки и пандоранского рвача-капуцина. Звали его Архангелом. Операцию провел сам Флэттери и весьма гордился ее результатом: тварь получилась преданной и обожала своего хозяина. А эти две черты характера директор ценил у всякого, у кого их удавалось найти.
Глаза Архангела неотрывно следили за каждым движением приближавшихся Неви и Зенца, а когда они подошли совсем близко, сторож ощетинился и выгнул спину. Флэттери мог отдать ему команду «спокойно», но предпочел этого не делать.
«Зенц чувствует, что его загнали в угол. А когда животных загоняют в угол, они способны на любые сюрпризы».
Поскольку он уже все равно не жилец, при нем можно говорить открыто.
— Господин директор, — почтительно склонил голову Спайдер Неви.
— Господин Неви.
Они всегда здоровались только так и никак иначе. Флэттери вообще никогда не видел, чтобы Неви хоть кому-нибудь пожал руку при встрече или расставании. Он вообще избегал физических контактов с другими людьми. Если Спайдер к кому-то и прикасался, то лишь к тем, кого убивал лично. Флэттери не знал, в каких отношениях его суперагент с женщинами, но почему-то не испытывал ни малейшего желания спрашивать его об этом.
Флэттери улыбнулся и широким жестом любезного хозяина обвел прекрасный парк, словно приглашал Зенца полюбоваться Кущами вместе с ним.
— Добро пожаловать в наш маленький секретный садик.
Затем он развернулся и быстро зашагал вверх по склону к рощице фруктовых деревьев.
— Как жаль, что у нас нет времени показать вам весь парк. Здесь у нас почти тропическая жара… Ах да, что вы можете знать про тропики! Здесь у нас редко кто бывает — и сотни людей не наберется, которые видели этот сад.
«И не больше пяти, кто видел, но остался в живых».
Зенц тяжело задышал и выговорил:
— Я… Никогда в жизни я не видел такого!
Флэттери в этом не сомневался.
— Наступит день, и вся Пандора превратится в такой же цветущий сад!
Зенц просиял так, что Флэттери простил себе эту маленькую ложь. Затем он обернулся к Неви:
— Видели, что творится наверху?
Тот кивнул:
— Похоже, у нас сгорело около трехсот зданий. Команды сейчас заняты поиском раненых. Как мы и ожидали, такая ретивость подстегнет их готовность.
— Мы не можем себе позволить повторять прошлые ошибки! Поэтому ты должен заняться исключительно Кристой Гэлли. Ее похищение надо исхитриться использовать так, чтобы это сыграло нам на руку. Арестовать их сейчас легко, но это глупо. Не забывай, что сейчас она приманка, а не дичь.
Две белые бабочки подлетели к собеседникам и закружились над головами. Зенц шарахнулся.
— Они не опасны, — улыбнулся Флэттери. — но очень красивы. Разве нет? Они пьют нектар вихи и опыляют их. Благодаря им у нас теперь гораздо больше семян и саженцев, которые мы можем высаживать не только здесь, а и наверху, вокруг Теплицы. А вы сами знаете, что кусты вихи похлеще любого заграждения — одни колючки чего стоят! Правда, с размножением этих прелестных существ у нас пока проблемы. Видите ли, их куколки… Впрочем, об этом в другой раз. Нам надо еще обсудить два важных нюанса вашей миссии.
Флэттери неторопливо шагал вдоль деревьев, высаженных правильными рядами и находящихся в различных стадиях цветения и созревания плодов. Неподалеку над несколькими ульями кружились жужжащие пчелиные рои. Но Неви до пчел не было никакого дела — это Флэттери знал очень хорошо. И все же он в очередной раз восхитился мастерством, с которым его суперагент носил свою каменную маску невозмутимости. Директор сорвал два яблока и протянул их своим гостям.
— Золотое прозрачное — один из самых выносливых сортов земных яблок. И с момента создания этого райского сада я не перестаю в этом убеждаться.
Флэттери указал гостям на две деревянные скамейки и сел сам. Неви явно изнывал от нетерпения поскорее приступить к делу, но директор не торопился. Он не мог начать беседу, глядя, как Зенц пускает слюни над его великолепным яблоком.
— Есть нечто, что гораздо важнее простой поимки преступников, подчеркивая каждое слово наконец произнес он. — Озетта надо скомпрометировать. Он очень популярная фигура на голостудии, а благодаря Беатрис Татуш информация об его исчезновении просочилась в эфир. Это только укрепило мое желание выставить его перед всей планетой натуральным чудовищем и злодеем. Его нужно изобразить опасным сумасшедшим с бандой таких же, как он, выродков, которые захватили Кристу Гэлли и превратили ее в свою рабыню. А она к тому же от такого ужасного обращения уже на грани жизни и смерти. Будем играть на ее красоте и невинности. Но это уже оставьте мне и головидению. Итак, это первая часть вашей миссии.
— А вторая? — не утерпел Неви.
Перебивать шефа он вообще-то не привык, но, видно, очень уж хотел поскорее взяться за дело. Флэттери было любопытно узнать, как подобный энтузиазм сможет повлиять на качество работы.
— Криста Гэлли в скорейшем времени станет для них обузой, — неторопливо продолжил он. — Они будут сами рады от нее поскорей избавиться. А нам надо, чтобы она сама попросила нашей помощи. Она должна захотеть, чтобы ее спас именно директор. А народ всей планеты должен об этом узнать. И это единственный способ, гарантирующий нам абсолютный контроль над всей планетой и дающий возможность подавить мятежи в деревушках и в этих инкубаторах для Теней — заваатанских монастырях.
— Интересно, — кивнул Неви. — Но это потребует особой подготовки. Думаю, что здесь вашей «фабрике сплетен» с головидения придется изрядно потрудиться. А вы уже выяснили, какие психотропные средства сгодятся, чтобы… переубедить Кристу Гэлли?
— Краткий список веществ вы получите на амфибии, — улыбнулся Флэттери и взглянул на часы. — Могу сказать одно: если она поела, то в любую минуту может впасть в кататонию. Все инструкции, указания и препараты уже приготовлены. Задача переубедить ее полностью на твоих плечах. Способ переубеждения выбирай сам.
На лице Неви расцвела одна из его редких улыбок. И Флэттери снова подумал, что его суперагенту все же ничто человеческое не чуждо… хотя можно ли назвать это существо человеком? Спайдер поднялся со скамейки — ему не терпелось приступить к работе. И все же он задержался, чтобы спросить:
— А Татуш уже улетела сегодня вместе с вашими ОМП?
— Да, как и планировалось. А что?
— Не доверяю я ей. — Неви пожал плечами. — Она будет там, наверху, со Службой контроля… А нам придется полезть в келпы…
— От нее неприятностей не будет. И до сих пор от нее была одна польза. К тому же это уже мои проблемы. Вот и оставь их мне.
Зенц уже покончил с яблоком и теперь с изумлением озирался, восхищаясь всем, что попадалось на глаза.
— А заваатане сюда не прокопаются? У них же в скалах повсюду дыры.
«Он нам пока еще полезен», — напомнил себе Флэттери.
— Мои зверушки страшно любопытны, — ответил он вслух, указывая на Архангела. — К тому же девяносто процентов их мозга занято распознаванием различных запахов. Пока что сюда никто не прокопался. А если такой и найдется, то Архангел устроит ему хорошую встречу. А чтобы больше никто не полез, мы поставим в лазе пару ловушек.
— Отличный план, — просипел Зенц.
— Ты даже не попробовал яблоко. — Флэттери кивком указал на золотистый плод, зажатый в руке Неви.
— Я сохраню его для Кристы Гэлли, — вновь улыбнулся убийца.
Знаете ли вы, как это трудно — пытаться думать как растение?
Необъятный расправил свои серо-зеленые слоевища и принюхался к химическому составу течения. В запахе если и ощущалось нечто чуждое, то совсем слабенько, скорее какой-то незнакомый оттенок. Естественно, его ощущения были намного сложнее: понятия «вкус» и «запах» слишком грубые определения для комплекса информации, получаемой рецепторами келпа. Но зато теперь он точно знал, что течение несет к нему нечто новое.
Необъятный представлял собой клубок слоевищ, переплетенных между собой, как извилины огромного плавающего в море мозга. Он развился из обычного дикого келпа, закрепившегося некогда в развалинах давно заброшенного морянского сторожевого поста. К тому времени, когда на него наткнулась группа аваатологов под командой Алисы Марш, он едва умел отличать себя от всего остального. Именно от Алисы он и получил большую часть информации о людях.
Из ее воспоминаний он почерпнул множество понятий, и в том числе такое, как «рабство». Со временем келп понял, что сам уже давно в рабстве у Контроля над течениями. Ощутив раздражение в одном месте, он расправлял свои слоевища. Раздражение в другой части заставляло его светиться, чтобы указать дорогу в келпопроводе человеческим субмаринам. Короче, он складывал свои плети, вытягивался в определенном направлении, убирал листья с поверхности — и все это зависело лишь от того, в каком месте у него засвербело.
И делалось это очень просто: стимул — реакция. Все на чистых рефлексах. Без намека на обработку информации.
Но Необъятный имел в распоряжении вечность и потому позволил проводить над собой эксперименты. Тем более что люди ему не мешали и не отрывали его от все совершенствовавшегося процесса осознания себя. Благодаря Алисе Марш и ее коллеге Дварфу Макинтошу келп понял, какой реакции они ждут от него на тот или иной электрический разряд. Теперь любая исходящая от людей информация бережно собиралась и копилась в клетках Необъятного. Любая.
Наконец он созрел для того, чтобы наладить обратную связь. Теперь он решил сам попытаться воздействовать на людей. Причем не через прикосновение или химические вещества, а путем световых волн.
Но людям нужно было угождать, а не наоборот. Как-то раз, вскоре после того как он начал себя осознавать, его пронзила ужасная боль: огромный грузовой корабль разрезал на участке больше километра плавающие на поверхности стебли и отсек солидные куски. Но, после того как келп скомкал мертвые плети и отшвырнул подальше, заявились прислужники Флэттери и резали стебли до тех пор, пока он снова не впал в детство. Необъятный помнил, что после этой операции он на какое-то время утратил способность соображать и, когда она вернулась, решил, что никогда и никому не позволит ввергнуть себя в подобное состояние снова.
Особое трепетание слоевищ известило о том, что приближается Единственный, как он называл для себя голомастера. Необъятный чувствовал, что сумеет объединить разрозненные келпы одной волей, связать их единым бытием, тем, что люди называют душой. Но в его генетической памяти был пробел — полное отсутствие образцов, которые были не по зубам мастерам генной инженерии из морянских лабораторий. И этот пробел, словно готовое для будущего яйца гнездо, терпеливо ждал голомастера, который научит Необъятного, как объединить всех людей общим сознанием.
Он уже дважды забирал людей, но ему доставались лишь тела, а волю покорить не удавалось. Необъятный не испытывал никаких эмоций — ни жалости, ни сострадания. Лишь чистый разум и медитативное самоощущение себя. Но это помогало ему жить полной жизнью тогда, когда люди Флэттери с помощью электрострекал и подрезки превращали его тело в послушную марионетку.
Рефлекс — скорейший отклик организма на раздражение, и происходит он без участия мозга. Реакция — это уже ответ на раздражение, и ответ осознанный. Сначала келп, пока рос, считал себя одиночкой. Но когда его стебли переплелись со стеблями соседа, он понял, что значит «реакция». Он научился безжалостно убивать. Но потом усвоил, что за убийство его ждет наказание.
Необъятный собирался жить вечно. И логика подсказывала, что если он перестанет подчиняться людям, то жизнь его закончится очень скоро.
И вот наконец-то к нему приближается Единственный! Келп был уверен в этом так же, как слепая рыба-хлыст безошибочно ощущает присутствие мури.
Родоначальник всех келпов Пандоры Аваата некогда объединил их единым разумом, наделил единым голосом, единой волей. Первая атака на его генофонд произошла в незапамятные времена, когда планета только начинала формироваться. И обязан он был этим обычной плесени. Но затем солнечная буря залила планету потоком жесткого ультрафиолета, и все плесневые грибки погибли. Разве что где-нибудь в соляных кристаллах остались их мумифицированные останки, терпеливо дожидающиеся, когда океан Пандоры вернется к своему доисторическому состоянию.
Следующую атаку предприняли уже поселившиеся на планете люди. А точнее, один человек — биоинженер Хесус Льюис. В результате келп удалось возродить лишь пятьдесят лет спустя. И то ценой нечеловеческих усилий других биоинженеров. Затем, основываясь на их работах, за дело взялись морянские ученые и добились восстановления вида. Теперь келп, как и прежде, царил в океане и усмирял жестокие штормы.
И как прежде, крупные келпы рассылали по воде феромоны своим соседям. Чем больше они разрастались, тем легче было дотянуться друг до друга стеблями, и тогда уже можно было говорить напрямую на интимном языке химии. Необъятный уже занимал около двух с четвертью миллионов кубических километров океана.
Единственный приближался по келпопроводу, ведущему прямо на территорию Необъятного. Этот путь начинался из стойбища синего келпа, известного тем, что он изобрел индивидуальный способ нападения и сумел подчинить себе соседние келпы и объединить их под своей волей. Бедняга, его столько раз подрезали, что он окончательно растерялся и нуждался, чтобы его направили на путь истинный. Необъятный понял это сразу, как только ощутил запах принесенных течением синих слоевищ. Нельзя доверять Единственного такому опасному келпу. Голомастера необходимо сохранить любой ценой!
И Необъятный, слегка проигнорировав удары некоторых электрострекал Контроля, направил течение так, чтобы оно поскорее вынесло Единственного на безопасные глубины его личной территории.
Вы воспитаны в страхе божьей кары, являющейся основой вашего культа. Вы помните тысячи примеров ее из прошлого. И потому мыслите категориями прошлого, то есть мира, который уже ушел. Свободная же воля — свободная от любых рамок и привязок — всегда сориентирована на будущее. Мышление являет собой сиюминутный процесс, в котором вы при помощи своей боязни божьей кары моделируете волевое решение. Таким образом, вы являетесь конвекционным центром, через который прошлое осуществляет подготовку будущего.
— Изменить курс.
В голосе Эльвиры эмоций было не больше, чем в булыжнике. И все же Рико заметил, что ее снующие по кнопкам консоли пальцы слегка дрожат от сдерживаемого волнения. К тому же до сих пор она не прибегала к голосовому управлению кораблем, хотя бы по той причине, что вообще не любила лишний раз открывать рот. Уже одно то, что она стала командовать вслух, должно было сразу насторожить Рико, а теперь вот у нее еще и руки ходуном ходят…
— Почему?
Работая с суровой капитаншей не первый год, Рико усвоил ее манеру общаться с помощью минимума необходимых слов, и она, похоже, это оценила.
— Изменение канала, — она кивком указала на датчик. — Нас сбивают с курса.
— Сбивают с курса? — от удивления Рико почему-то перешел на шепот. Затем быстро окинул взглядом свой пульт и проверил показания датчиков. Судно по-прежнему продвигалось по келпопроводу, но теперь компас почему-то показывал, что огромный подводный коридор ведет не туда, куда вел, когда они в него вошли.
— И кто может нас сбивать с курса?
Эльвира лишь рассеянно пожала плечами — ее сейчас в первую очередь интересовали показания датчиков. Чтобы окончательно сбить возможную погоню с толку, она пошла по самым глубоким каналам, где освещения практически не было и отследить свое продвижение по келпопроводу можно было только по показаниям приборов.
— Мы же еще не вошли в район диких келпов. Вот там, конечно, всякое может случиться…
Рико вызвал на половину экрана одного из мониторов навигационную сетку Контроля над течениями, транслируемую с центрального поста на орбите. На второй половине высветился их собственный курс. При наложении его на сетку стало ясно, что они отклоняются в сторону от фарватера.
«Отклоняемся ли? Или нас тянут? Если судить по искривлениям сетки, создается впечатление, что весь наш сектор всасывается куда-то, притягивается к находящейся за пределами экрана точке».
— А что говорит морфлот? — наконец спросил он.
Иногда Контроль из-за погодных условий или бунта келпов был вынужден изменять сетку без всякого предупреждения.
— Ничего, — буркнула Эльвира. — У них все чисто.
Внезапно амфибия задрожала и пошла рывками, словно по ухабистой дороге. Тряска началась так неожиданно, что Рико машинально вцепился обеими руками в подлокотники кресла. Но, быстро освоившись, тут же сообщил по интеркому:
— Труднопроходимый район. Всем привязаться. Бен, тебе сейчас лучше быть здесь.
На мониторе появились и другие суда, в основном грузовые. И все они, возглавляемые амфибией, двигались в одну сторону, словно их тянуло к ближайшему келпу, который, по-видимому, и был причиной внезапного изменения курса. Сам келп вел себя очень странно — по быстрой смене его огней Рико понял, что растение чем-то взволновано. Оно словно боролось с собой, то направляя течение к себе, то вновь изменяя его по фарватеру.
Бен почти вполз в рубку, цепляясь за все, что попадалось под руку, и с облегчением рухнул на свое кресло.
— Мы можем вызвать Контроль? — спросил он, в то время как его пальцы уже скользили по консоли, выводя на монитор данные.
— Только если укажем свои координаты.
— Мы слишком легко ушли от них, — фыркнул Бен. — Уж наверняка где-то здесь у них спрятан «жучок».
— Был спрятан, — ухмыльнулся Рико. — Как только мы выбрались из гавани, я тут же почистил все что мог. И, конечно, нашел. А Эльвира запихнула эту маленькую бяку в большую креветку и отпустила ее в синее море.
— Ну, ребята, вы даете! — присвистнул с восхищением Бен. — Ну ладно, вернемся к нашим проблемам. Может, идущий впереди грузовик…
«Летучая рыба» вздрогнула, словно от удара огромного кулака. Эльвира молча сражалась с управлением, стараясь увести кораблик как можно дальше от келпа.
Рико знал (как, впрочем и все остальные), что любое нанесение вреда гигантской водоросли служит причиной молниеносного нападения. Огоньки на келпе мелькали уже с сумасшедшей скоростью. И было их много больше, чем обычно. Помимо обычных сине-красных огоньков, свидетельствующих о том, что келп разумен, он периодически наводил на судно белое навигационное освещение и слепил ярким солнечным светом, словно спроецированным с поверхности моря. В этом становище был как минимум один пробудившийся келп, что означало: малейшая ошибка со стороны людей повлечет за собой мгновенную смерть.
— Что ж это Флэттери не выходит в эфир, чтобы напомнить нам в очередной раз, какими безопасными он сделал все келпопроводы?
— Это все одна болтовня. Шоу, — вяло отмахнулся Рико. — Ты же не веришь этому ублюдку ни на йоту.
Грузовику, прежде следовавшему им навстречу, а теперь оказавшемуся в эпицентре вихря течений, устроенного взбесившимся келпом, похоже, приходилось много хуже, чем амфибии. Легкий маневренный кораблик еще может себе позволить заглушить мотор в келпопроводе, но большое грузовое судно, чтобы иметь свободу маневра, должно сохранять постоянную скорость. Навигационная сетка Контроля была составлена с учетом того, чтобы грузовики могли проходить келпопроводы с минимальным изменением курса и скорости. Судя по судорожным рывкам судна, Рико понял, что команда грузовика уже сдалась и не пытается противостоять разбушевавшейся стихии.
— Отклонение, — заметил он спустя минуту после того, как изучил на экране навигационную сетку морфлота. — Глядите, вся сетка поплыла.
— Ребята, нам нужно наверх, — заявил Бен. — Приготовиться к…
— Отставить! — заявила Эльвира. — Если наверху шторм, то там нам будет еще хуже, чем здесь. Прежде всего нам нужна информация.
Бен лишь развел руками и кивнул.
— Судя по идентификационным сигналам грузовика, это «Скромняга Мару», — сообщила Эльвира, все еще сражающаяся с управлением в тщетной надежде удержать свою любимую амфибию подальше от стен келпопровода. Однако эта задача была даже ей не под силу: келпопровод зажил своей непонятной жизнью, и его очертания ежесекундно менялись. Рико заметил, что лоб и верхняя губа неустрашимой капитанши покрылись крупными каплями пота.
Бен тем временем включил радиосвязь, в душе надеясь, что экстремальные обстоятельства не требуют подачи идентификационных сигналов.
— «Скромняга Мару», слышите меня? Вызывает «Серебрянка»! торопливо врал он. — Вы получали какие-нибудь сообщения, объясняющие нынешние возмущения?
В ответ сначала раздался треск статических разрядов, а затем из щелкающего микрофона посыпались обрывки фраз — подводная радиосвязь всегда была ненадежной, а рядом с келпами становилась почти неосуществимой.
— «Скром… Мару»… порядок… внутрь келпа. — Затем раздался странный металлический скрежет. — …ают с курса. Мы собираемся… балласт. Повторяю…
Эльвира рванула штурвал, и амфибия, словно пришпоренная, скакнула вперед. Губы грозной капитанши превратились в узенькую щелку, а костяшки сжимавших рычаги управления пальцев побелели от напряжения.
— Постой, мы не можем… — пробормотал прижатый давлением к креслу Бен. — Нам нельзя погружаться в келп!
— Они скинули балласт, — прошипела Эльвира. — И теперь этот огромный грузовик налегке собирается подняться. А мы для них навроде пробки в бутылочном горлышке, понял?
У Рико от этой перебранки заныли все зубы, и он поспешил сменить тему разговора:
— Бен, а девушка в безопасности?
— Она пристегнулась к койке.
Они вовремя освободили путь грузовику — и пары секунд не прошло, как он пронесся мимо, точно комета с хвостом из контейнеров с грузом. Несколько контейнеров по инерции врезались в стенки келпопровода и застряли там, освещаемые безумно пляшущими огоньками.
— Нет, в этом путешествии слишком много мистики, — снова заговорил Бен. — Давайте-ка лучше выбираться на поверхность. По мне, так лучше помериться силами с ВВС Флэттери. Очень уж здесь плохо.
Эльвира кивнула, и амфибия начала подниматься. Но в ту же минуту, судя по показаниям монитора, стебли келпа с мягкой, но непреклонной настойчивостью начали смыкаться вокруг «Летучей рыбы». Сначала они создали вокруг кораблика сферу, затем оплели его и затянули в непроглядное месиво слоевищ. Течения теперь менялись ежесекундно, и суденышко сотрясалось от кормы до носа. Эльвира еще пыталась хоть как-то править, но ее лицо было белее снега.
— Вот дерьмо! — взорвался Бен и непроизвольно сжал кулаки. — Но ведь Флэттери хвастался, что его Контроль может все…
Рико влепил ему затрещину, и Бен сник.
— Пойду проведаю Кристу, — угрюмо пробормотал он.
По дороге в каюту ему пришлось прибегнуть к помощи шторм-трапа — так трясло кораблик. На пороге рубки он обернулся: его лицо было таким бледным, что Рико сразу понял, о чем он мог подумать в такой момент. И улыбнулся в ответ.
— Рико, — с трудом выговорил Бен, — а если…
— Если келпы пронюхали о том, что она здесь?
— Ага. Что, если они действительно это знают?
— Нам остается только надеяться на то, что мы ей нравимся.
— Боюсь, ее мнение здесь мало значит, — пробормотал Бен и принялся открывать люк. Рико предпочел не обратить внимания на то, как дрогнул при этих словах голос его друга.
— Зато здесь есть кое-кто, чье мнение имеет большой вес, — пробурчал себе под нос Рико.
Люк скрипнул и открылся сам в тот самый момент, когда оператор вспомнил, что келпы могут оказывать большое влияние на Кристу Гэлли. А кроме того, он вспомнил о том, что за последнее время на их амфибии побывал лишь один посторонний предмет.
«Тот чертов „жучок“! Проклятый клещ Флэттери!»
— Мы вышвырнули этого паразита, Эльвира, но он уже подключился к нам. — Рико пытался сформулировать скачущие в голове мысли, — Если этот келп умеет вынюхивать — а я слышал, что умеет, — то, объединив информацию, посчитает, что мы просто банка консервированных креветок!
Капитан наемников может быть солдатом искусным или не очень. Ежели он искусен, доверять ему нельзя, поскольку такой человек извечно стремится к власти и либо пытается подчинить тебя, своего хозяина, либо подчиняет себе остальных солдат в ущерб твоей власти.
По слухам, усиленно циркулирующим внутри отряда, молодой капитан Юрий Бруд был внебрачным плодом любви самого директора и неведомой морянской дамы. Причиной слухов были редкое внешнее сходство капитана с Раджей Флэттери и его головокружительный карьерный взлет. К тому же им обоим была свойственна где-то схожая жесткость в принятии решений, что тоже не могло пройти незамеченным у нижних чинов.
Как и все солдаты его отряда, капитан Бруд провел детство в припортовом районе Калалоча, но в отличие от очень многих мальков ему, помимо обязательных дисциплин, преподавались частные уроки математики, логики и стратегии. В те времена «Мерман Меркантил» заведовала образованием, и против нее могли идти лишь те, кто учил не то, что задавали в ее школах. Достаточно поднаторев в науках, Бруд самолично написал большой труд о промывании мозгов как об основном методе воздействия политических деятелей на массы. Его педагоги развели руками и признались, что он превзошел их.
Старинные роды как островитян, так и морян продолжали стойко хранить верность своим кланам, что на деле являлось пассивным сопротивлением директору. Сначала отряд капитана Бруда проходил обучение в Месе, а затем их отправили в Калалоч для исполнения обязанностей полицейского отряда. И вот тут солдаты вдруг почувствовали себя единой семьей, противостоящей полчищу врагов, островом во враждебном им океане. Все они были взяты из деревень, находящихся слишком далеко от места их службы.
«Выжить в экспедиции, получить новый чин и вернуться на отдых в Теплицу» — это было их единственным кредо.
Капитан сперва слегка сдрейфил. Но тут же его страх сменился гневом — и тогда только головы полетели! Когда пришел приказ заняться «полицейской работой», капитан Бруд и его ребята были уже «дедами» и до возвращения домой им оставалось не больше месяца. Капитан тоже стремился домой, но тем не менее хотел пополнить свой послужной список. Однако он не забывал, что его ребята хотят вернуться домой не только живыми, но и здоровыми. За последний год район, в котором он вырос, сильно изменился — там теперь появился ракетодром и стало поспокойнее. И все же пришлось много работать. Операций на счету было столько, что лишь успевай менять у интенданта форму. А потом оказалось, что служить придется еще один год. И весь этот год каждый день начинался и заканчивался перестрелкой.
Застыв в дверях голостудии, капитан Бруд любовался Беатрис Татуш и размышлял, какого дьявола он должен ее убивать. Конечно, дикторша даже вообразить не могла, о чем он задумался, однако один вид в секунду рассредоточившихся по студии солдат произвел на нее впечатление — во рту у Беатрис пересохло, и она откинулась на спинку кресла, словно ища опоры.
Капитан указал на работающие камеры троим из своего отряда. Солдаты поняли его без слов и, подойдя к операторам, взяли их под прицел.
Беатрис, ослепленная ярким светом прожекторов, лишь слышала всхлипы, ругательства да лязганье оружия. Большой монитор напротив мигнул, погас, снова загорелся, и… на нем появилось сообщение о прибытии последнего челнока. Но в списке пассажиров не было ни ее, ни кого-либо из съемочной группы.
«Но ведь не станут же они нас убивать!» — пронеслось у нее в голове.
— Дак, — обратилась она к ассистенту, — проверь монитор, пожалуйста.
Переведя взгляд с монитора на двери, Беатрис заметила молоденького капитана, с любопытством взирающего на нее, и вспомнила, что уже видела его раньше. Она помнила эти темные глаза и то, как он улыбался, ведя ее по лабиринту космодрома. Чуть заметно улыбаясь, он слегка склонил голову, как бы в приветствии, после чего кивнул троим солдатам, и те взяли на мушку операторов.
Стоило Беатрис понять, что происходит, как ее парализовал страх. Но только на одну секунду. Однако в эту секунду она почувствовала, как от дверей тянет запахом тлена и смерти. И тут же ее посетило видение ее собственной смерти. Среди призраков маячило лицо капитана. Но он больше не улыбался.
А потом…
Потом Беатрис помнила лишь тяжелое дыхание в залитой светом студии…
И солдата, стоящего над мертвым оператором и орущего второй камере что-то вроде «выключай все это дерьмо, все равно вы не в эфире»…
— Заткнитесь, суки! — крикнул третий оператор, — Дело сделано. Заткнитесь. Все равно вы ничего не измените!
— Вот и договорились! — Одним движением руки капитан Бруд выставил за спиной каждого работника студии по солдату. Беатрис стало холодно, по телу поползли мурашки, но ей пришлось взять себя в руки, чтобы не трястись на глазах этого бравого офицера.
«Бен был прав! — с горечью думала она. — Но кто бы в такое поверил?»
А тем временем на висящем напротив нее главном мониторе сама Беатрис брала интервью у директора во время одного из его ритуальных посещений орбиты. Выражение ее лица там, на экране… этот ее восторг!.. эта ее вера!.. Беатрис почувствовала, что ее сейчас стошнит. И все же не отрывала глаз от экрана, предпочитая мерзость, которую видела сейчас, тому… что увидит здесь, в своей студии.
Из хаоса звуков и света вычленился древний заваатанский плач по мертвым, который вдруг отчаянным голосом затянул из какого-то угла Харлан. Только сейчас Беатрис вспомнила, что оператор третьей камеры, парень со смешными, как веера, ушами, был его двоюродным братом. Был. А сейчас тот же солдат, что его пристрелил, уже тащил труп за ноги в другой угол. Голова оператора билась о протянутые по всей студии кабели, а рана на груди уже почти не кровоточила.
Трое убийц, убрав с дороги тела, вновь заняли свои места в павильоне. Теперь пятнадцать человек из гологруппы находились под прицелом у девяти секьюрити. А сверху жарили безжалостные прожекторы. Капитан обошел павильон, затем обернулся к Беатрис и указал на красный огонек на пульте:
— Красный, как я понял, означает, что вы в прямом эфире. И она до сих пор работает, верно? Или я не прав?
Беатрис не ответила. Ей почему-то показалось, что самое главное сейчас — остаться невозмутимой. Но отвести взгляд от его темных глаз… было уже выше ее сил.
Он больше не улыбался. И не склонял головы.
— Кончайте со всеми, — приказал он. И, кивнув в сторону Беатрис, добавил: — А ее оставьте.
Затем капитан крепко взял ее за локоть и повел к входному люку. А крики, стоны, проклятия в адрес Флэттери остались позади. Беатрис казалось, что до люка ей не дойти — под ногами то и дело попадались тела ее друзей. И ноги то подгибались, то вообще отказывали служить.
— Да-да. Полюбуйтесь на дело рук своих. — Капитан Бруд дернул ее за локоть так, что она почти пришла в себя. — Вот она, та самая каша, которую ваше голо так любит заваривать!
Беатрис не могла ответить. Она могла лишь дико закричать. Но демонстрировать свою слабость ей не хотелось. Капитан попытался поддержать ее за локоть, но она оттолкнула его. Осталось только переступить через тело ее гримерши, лежавшее у порога.
«Как же ее звали? — Беатрис снова охватила ледяная дрожь. — Я ведь даже не могу вспомнить ее имени!..»
Ее звали Нефертити. Правильно, Нефертити. Прелестная, смуглая, как сама Беатрис, с дивными раскосыми глазами. Беатрис приказала себе хорошенько запомнить это и сделать все, чтобы мир об этом неведомо как, неведомо когда, но узнал!
— А вы отлично держитесь, — раздался откуда-то издалека голос капитана. — Впрочем, в Месе два года назад было гораздо жарче. И вы там тоже были. Правда?
Беатрис застыла на месте, не в силах сделать ни шага. И… если бы она была в состоянии выдавить из себя хоть звук!
— Я вас там видел. — Капитан был что-то сильно словоохотлив. — Я видел, что вы со своим парнем вытворяли, когда чуть было не подорвались на мине. Вы вдвоем сработали — просто блеск.
Она слабо кивнула и попыталась сказать «да», но вместо слов из ее горла вырвалось сиплое карканье.
Только теперь она обратила внимание на пластиковый квадратик на кармане формы и прочла фамилию: «Бруд». И в ту же секунду обратилась к небесам, моля оставить ее в живых до тех пор, пока она не увидит своими глазами, как умирает капитан Бруд.
Прогулка по коридору закончилась, и они вернулись в съемочный павильон. Где еще не остыли шестнадцать трупов. Беатрис снова уставилась на монитор. Показывали давнюю запись интервью с Дварфом Макинтошем, келпмастером Контроля над течениями. Из всех настоящих людей, попавших на эту планету в гибербаках, он был единственным, кто выжил, кроме всемогущего Флэттери. Он такой высокий, что Беатрис приходилось вставать на приступочку, чтобы взять у него интервью. Она познакомилась с Дварфом в первый же день, как прилетела на орбиту. Накануне была их последняя ночь с Беном. А месяц спустя Беатрис поняла, что влюблена в этого дылду по уши.
— Трупы сжечь, — распорядился капитан, — каюту опечатать, а коробки с пленками, камеры и прочий хлам погрузить на челнок. — И, с поклоном распахнув перед Беатрис люк, сказал: — Мы ожидаем вашу новую съемочную группу с минуты на минуту. Она будет лучше прежней. За этим проследят мои ребята, а они умеют выполнять приказы. Мы будем счастливы путешествовать в вашей компании и следить за вами лично и всей компанией столько, сколько понадобится.
Свободный мозг — мертвый мозг.
Наблюдательный пост Контроля над течениями на орбите представлял собой каюту с внешним обзором. Дварф называл ее «башенкой». Именно там было царство келпмастера Макинтоша, ежедневно спасающего планету от цунами всех видов и размеров. Особенно ситуация обострилась после того, как над становищем самого большого на планете келпа появились постоянные и потому явно подозрительные облака. Правда, они тоже помогали предсказывать поведение келпа. Например, сегодня они спокойны, а значит, во всем районе будет спокойно. Да, сегодня люди могли о Дварфе как бы и позабыть.
«Башенка» была собственным творением Макинтоша. Едва он возглавил Контроль, как тут же изваял себе из плаза и пластали этот наблюдательный пост.
«Я всегда найду себе работу», — частенько ворчал Мак себе под нос. Но только тогда, когда его никто не слышал. Что до звания келпмастера — то это скорее была привилегия, чем серьезное назначение. С одной стороны, ему было больно смотреть, как новоиспеченные варвары Флэттери кромсают келп. С другой стороны, он чувствовал себя гораздо спокойнее на орбите, чем на этой хляби пандорской.
Как и Флэттери, Мака в свое время клонировали. И он вырос в стерильной атмосфере Лунбазы. А потом была гибернация и все связанные с ней прелести. Короче говоря, всю жизнь (за исключением анабиоза) он провел, крутясь на орбите вокруг Земли. А его клоны и того не видели. В те далекие времена Флэттери открыто прикалывался на тему «А есть ли жизнь на Земле?». Но даже тогда Дварф Макинтош все равно выглядывал в иллюминатор, дабы убедиться, что у этой планеты еще есть будущее. И множество разных будущих.
Теперь же из своей «башенки» он наблюдал иную планету и взвешивал ее неосуществленные возможности. Он даже давал каждой флуктуации свое имя. Впрочем, самые дорогие имена он приберег для своих еще не рожденных детей. Последние два года он провел в космосе, упорно отказываясь от обязательного отпуска на Пандоре. Отсюда нельзя было найти ни одной звезды, которая напоминала бы об их солнечной системе. И Дварфу это почему-то очень нравилось.
Однажды его вывела из гибернации чудовищная боль, и, еле придя в себя, он обнаружил, что находится на Пандоре — точнее говоря, с точки зрения галактики, просто черт знает где! Помимо всех планетных ужасов, его еще донимал извечный кошмар: триллионы планетных систем вокруг новых звезд…
Остальные выжившие из его команды вцепились в эту планетку зубами. И очень быстро после этого перемерли. А Алиса Марш… Впрочем, она тоже умерла. Она умерла уже в тот день, когда впервые пошла на Лунбазе на курсы ОМП.
Лишь Мак и Флэттери бредили дальнейшим полетом в дали космоса. Правда, признаться, хоть Мак и обучался вместе с Флэттери на Лунбазе, он всегда Раджу терпеть не мог. А стоило им повстречаться с келпом — вот тут-то их разногласия и поперли наружу.
«Как только Флэттери поймет, что мы натворили, чем по сути своей является келп, то…»
— Доктор Макинтош, челнок готов к стыковке.
Мак выбрался из «башенки» и направился в кают-компанию к своей персональной консоли. Основной канал связи в данный момент контролировал его личный ассистент Спад Солеус.
Быстро осмотрев шесть экранов, демонстрирующих данные о состоянии келпа в районе космодрома, Дварф успокоился — келп вел себя так, как было приказано. А вот на восьмом мониторе появилось нечто неожиданное: громадное становище келпов в районе Виктории извивалось, словно в конвульсиях. Да уж, сегодня погибнет столько грузовиков, что хоть за голову хватайся!
Он отпихнул услужливо придвинутую чашечку кофе.
— По какой причине возмущение не устранено?
Спад лишь неопределенно пожал плечами и снова уткнулся в монитор. Затем еле слышно пробурчал:
— В голопрограмме заявлены изменения. Флэттери никогда ничего не делает без того, чтобы не раструбить обо всем на целый свет!
— Чьи программы заменены? — У Мака перехватило дыхание. Он ведь так надеялся… Нет, он так хотел, он собирался увидеть Беатрис сегодня! Он думал о ней непрерывно в течение всех двух месяцев с тех пор, как в первый раз ее увидел. Он мечтал о ней и верил, как в солнечный мираж, что однажды она навсегда останется на орбите.
— Понятия не имею, — буркнул Спад. — И понятия не имею почему. До сих пор с «Новостями» все было в порядке. Вы что-нибудь понимаете?
Мак отрицательно помотал головой.
— Ах, ну да, вы же сидели себе в своей «башенке». А тут вдруг посреди передачи Татуш сообщает, что Бен Озетт исчез! Ну а дальше можно только догадываться о том, что стало с ее группой.
— Пожалуй, — мрачно кивнул Мак. — Я его вообще-то недолюбливаю, но, откровенно говоря, он мужик что надо. Правда, в последнее время он как-то больше крутился в свите директора.
И хотя тема разговора была для Мака достаточно важной, он не мог не заметить, как Спад посерел, увидев темный экран.
— Не лучший выход для мужчины — болтаться в чьей-то свите, — продолжал бурчать Спад. — Честно говоря, хуже нет. Но коли вы не видели сегодня новостей, так на нет и суда нет.
— Какого суда? Ты о чем?
— Да о том вашем интервью, когда здесь открыли станцию, — обернулся к нему ассистент. — Они сегодня его повторили. Я-то знаю, что два года назад у вас седины было поменьше. Но ой как бы мне хотелось, чтобы эта Беатрис Татуш сегодня смотрела на меня такими сладкими глазками, какими тогда смотрела на вас.
— Молчать! — рявкнул Дварф Макинтош, и ассистент тут же покорно скрючился над консолью.
— Прости, — через минуту сказал Мак.
— Да ладно вам, — буркнул Спад.
— Ты хочешь, чтобы я извинился?
— Как-нибудь в другой раз… Что за чертовщина там творится? Наш келп, и вдруг…
— Это не наш келп, — вздохнул Дварф Макинтош. — Келп свой собственный. Он сам себе хозяин. А мы держим его в цепях. И он поступает, как любое порабощенное существо — пытается разорвать цепи!
— Но ведь тогда люди Флэттери быстрехонько его прополют, а то и еще хуже — вырежут все становище.
— Но это не навсегда. Проблема рабства до сих пор не разрешена. Цепи есть цепи: с одной стороны прикован раб, с другой — хозяин.
— Да бросьте вы, доктор Мак…
Макинтош расхохотался:
— Ты прав. Если взглянуть на все это с исторической точки зрения, то Флэттери лучше всех пандорцев разбирается во всем. Мы, клоны, тоже рабы. Рабы своего времени. Лишь клоны первого поколения имели настоящую закалку. Их тогда выращивали как доноров, если вдруг оригиналу потребуются какие-нибудь органы. Они нуждались в нас и делали все, что им приказывали. А теперь этот клон порабощает келп, затыкает ему пасть, и все это только для того, чтобы свободно совершить действия, надиктованные свыше! И, главное, ему не под силу отсечь нити давно умерших манипуляторов. Он сам не ощущает, сколько времени прошло.
— Ну и что нас ждет?
— Раскрытие карт. И если Флэттери сейчас высунет нос, ему надо будет в ладошки хлопать от счастья, если он хоть на что-то сгодится келпу. А в противном случае я ставлю два против одного, что ему не жить.
— Два чего?
Дварф Макинтош расхохотался — от души и громогласно, как и полагается мужчине его комплекции.
— Я даже не пытаюсь догадаться, откуда идет эта идиома. В те времена, когда я жил на Лунбазе, «два» означало четверть доллара. А доллар — это такие у нас были тогда деньги. Для нас это имело значение…
— А мы в таких случаях говорим: «Да я и шерстинки рвача не дам за его шанс».
— Что ж, пожалуй, так будет честнее. Опа! — Дварф Макинтош махнул рукой в сторону одновременно загоревшихся шести красных огоньков на пульте приема. — И кого же мы не изволили выслушать?
— Директора, — фыркнул Спад и машинально отъехал на стуле от пульта. — Он хотел, чтобы мы сотворили что-нибудь с келпом из восьмого сектора. Будто бы мы и не пытались с ним что-нибудь сделать…
— Ага! Сделаешь с ним что-нибудь… Как же! Стоит нам чуть усилить воздействие, и мы поджарим все, что находится внизу. Прелестное рагу получится: тушеный келп с подводными лодками и другими специями по вкусу.
— А если келп только того и хочет?
— Не дай Бог, если он разжился у нас подобной информацией! У нас есть только один способ решить проблему. Нам нужно найти такой способ воздействия, которым до сих пор мы не только не пользовались, но и не думали о нем.
Спад невозмутимо пожал плечами:
— Я с вами, приятель. Но вот что скажет директор?
Келп на дисплее вел себя уже совершенно нетипично: он стремительно скручивался, словно его самого затягивало в воронку неведомого водоворота. И уж кто-кто, а Дварф Макинтош понимал, что службы Контроля сами чуть не выворачиваются наизнанку, лишь бы его удержать.
Спад ткнул пальцем в один из мониторов:
— Электромеханический контур. В районе келпа движется «жучок».
— Механический или электронный?
— Может, и то и другое вместе, — меланхолически заметил Спад. — Но именно эта блоха и взбесила наш келп.
— Согласен, — кивнул Мак. — Ты словно читаешь мои мысли. Но электрический контур идет от самого келпа. И он должен быть направлен на кого-то еще. Это становище еще не доросло до того уровня, чтобы хоть что-то начать соображать. Ну, по крайней мере, не должно было.
— Док?
— Да?
Макинтош вперился в экран, на котором в ускоренном порядке проходили все метаморфозы келпа за последние полчаса. И вдруг ему показалось, что он начинает понимать, почему именно келп вдруг взбунтовался.
— Я вычислил кривую его неповиновения.
Дварф Макинтош обернулся к склоненному над консолью Спаду. Его ассистент был белее мела и словно раза в два убавился в плечах. Зато указательный его палец удлинился многократно. И этим белым копьем он тыкал в экран.
— Что это такое? — не разобрал с ходу Мак.
— Спираль. Весьма типично для восьмого сектора. — Ассистент говорил монотонно, словно читал лекцию.
— Но это же означает, что одно становище келпа пожелало объединиться с соседним! А ты что видишь? И как ты это понимаешь?
— Возможно, сосед не пошел на контакт и теперь пытается выпихнуть агрессора в его воды.
— Ох, Спад, боюсь, что ты прав.
Тяжело вздохнув, Дварф Макинтош шагнул к своей личной консоли и набрал только одному ему известный код (причем пользуясь исключительно указательными пальцами). Красные огоньки на пульте связи превратились в черные.
— Аварийный режим! — громогласно объявил он, подмигнув Спаду. — Когда в следующий раз Флэттери выйдет на связь, отрапортуй ему, что контакт был прерван по причине повреждения кабеля и что ты самолично этот кабель заклеил лейкопластырем. Тогда, возможно, ты заслужишь прощение. Но я вряд ли ошибусь, если скажу, что моя служба здесь закончена. А теперь мы со спокойной совестью можем наблюдать за тем, что вытворяет внизу этот келп.
Спад позеленел и шумно проглотил слюну, но Мака это только развеселило.
— Ты чего скукожился, Спадди? Это всего лишь растение. Оно не умеет летать и не сцапает тебя здесь.
— Ладно вам… Флэттери тоже никому не доверяет. И я повсюду вижу ловушки, впрямь как он…
— Да, это он любит, — согласился Мак. — Это становище разрослось за пару лет. Однако здесь директор почему-то не применил все положенные по инструкции методы усмирения келпов. Уж слишком быстро оно разрослось.
Дварф Макинтош ждал, что с секунды на секунду раздастся знакомый голос Флэттери, который скажет им, что делать.
— Есть! — воскликнул он, одновременно включая канал связи. — А теперь спрячься за спинкой моего кресла и смотри, как пекутся пироги. Там, внизу, творится какая-то ерундовина. Но я должен быть первым, кто разберется в этой чепухе. А если мы еще и сумеем совладать с этим становищем, то, глядишь, чему-нибудь от него научимся. А кроме того… — теперь Мак уже подмигивал так, что и слепой бы заметил, — Флэттери внизу, а мы с тобой на орбите.
Переговорник издал протяжный писк. Мак потянулся за словарем дешифровки сигналов для космических служб.
— Мы послали к вам нашу птичку пять минут назад, — сообщил бестелесный и бесполый голос. — Есть возражения?
— Да никаких, — отмахнулся Макинтош. — В вашем районе течения стабильны, а погодные условия не собираются меняться в течение ближайшего часа.
— Вас понял, Контроль над течениями. Птичка прилетит теперь уже через… четыре минуты.
Канон в D
Необъятный содрогнулся от нахлынувшего чувства абсолютной свободы и расслабленно потянулся всеми стеблями. Давно уже все формировавшие его становища не испытывали подобного сладкого чувства. А так хорошо, как сейчас, ему вообще никогда не было. И даже продвижение субмарины по его артериям не доставляло ему ни малейшего дискомфорта.
Напротив, приближавшееся суденышко испускало мощные энергетические волны, наполнявшие его стебли подобием пульса. Щупальца держали кораблик очень нежно, чтоб случайно не раздавить хрупкой скорлупы.
Но суденышко пыталось вырваться, и, боясь повредить, Необъятный подтягивал его поближе к своему центру, очень осторожно передавая его из одной плети в другую. Он уже чувствовал, как его сознание соприкасается с сознанием Единственного. Как много в нем было понятного и знакомого Необъятному! Как много было келпового! Голомастер, Рико Лапуш, был там с кем-то еще, с кем-то, кого келп уже когда-то видел до того как… впрочем, неважно. Он очень скоро это выяснит.
Необъятный давно научился получать информацию от странных придуманных людьми волн головидения. И почти сразу после последнего пробуждения решил, что сможет поговорить с людьми на их языке — языке головидения.
Суденышко еще билось, пытаясь вырваться из нежных объятий. Теперь Необъятный наконец вспомнил о боли, которая с недавних пор беспокоила его, но на которую ему некогда было обращать внимание. А боль была чудовищной, поскольку все грузовые и пассажирские амфибии в районе номер восемь всеми силами пробивались к поверхности, безжалостно сжигая и разрезая слоевища на своем пути. Несколько он машинально прихлопнул, но поскольку в его сознание тут же хлынули раздражающие образы смерти, он приказал себе успокоиться и стерпеть.
«Смерть, — подумал он, — еще не ответ на жизнь».
Он даже открыл несколько келпопроводов, чтоб они могли выбраться. Теперь в его стеблях билось только одно судно — белоснежная амфибия голостудии. И как она ни вырывалась, Необъятный цепко держал ее и продолжал подтягивать все ближе к центру. Он очень надеялся, что вырваться ей не удастся и тогда он наконец поговорит со знаменитым голомастером Рико Лапушем.
В сознании вы можете обнаружить структуру, и одна из ее форм — красота.
Беатрис слушала бесстрастный голос командира, отсчитывающий секунды до взлета. Ее дрожащие пальцы машинально оглаживали металлические захваты, словно расправляя складки на рукавах. Она пыталась представить себя в объятиях Мака. Но только чтобы он обнимал ее так же сильно, как когда-то обнимал Бен ночью на старом Вашоне. Но ничего не получалось. Перед глазами стояли лица ребят из ее группы.
«И все из-за ошибки! — беспрестанно крутилось в голове у Беатрис. — Все они умерли только потому, что этот ублюдок совершил ошибку!»
Она знала: капитан чего-то боялся. От него просто разило страхом, перед тем как он отдал свой фатальный приказ там, в студии. Она чувствовала, что капитан не знал, как с ним обойдется Флэттери — наградит или накажет. Беатрис понимала, что теперь от этого зависит и ее жизнь. И жизни еще многих и многих людей.
— Десять секунд до взлета.
Она сделала глубокий вдох ртом и медленно выдохнула через нос (этому методу релаксации научил ее Рико пять лет назад во время одной из смертельных переделок).
— Пять, четыре…
Она еще раз вдохнула и задержала дыхание.
— …Одна…
Сжатый воздух ударил в днище, и пара «катапульт» Аткинсона швырнула челнок в сторону орбиты. Беатрис всегда ненавидела эту часть полета: в памяти обычно сразу всплывало лицо одной толстухи, когда-то в начальной школе усевшейся ей на грудь. А еще в такие минуты она ненавидела собственное лицо — вздувшееся от прилива крови. Правда, на этом катере волноваться о преждевременных морщинках не приходилось — даже если что-то случится с мотором, их быстро подберут со станции. Сейчас Беатрис гораздо больше беспокоил Бруд, и она перебирала в уме доводы, которые приводила бы капитану в надежде остаться в живых.
В экипаже, пилотирующем челнок сегодня, не было ни одного знакомого лица. И больше половины членов команды носили не форму, а цивильную одежду. Все молчали. По-видимому, переваривали происшедшее. Но среди них не было того, кто заварил всю кашу. Этого человека Беатрис теперь боялась даже больше, чем капитана. А ведь Бен столько раз говорил ей, что этот псих однажды доберется и до нее. И тогда — смерть.
«Как он был прав тогда! И как он сейчас далеко!»
Беатрис потерла ладонями лицо и стала массировать уставшие веки. Надо прийти в себя. Сейчас не до истерик. Ей нужна информация. И как можно больше.
«Мак! — вспыхнуло у нее в голове. — Он поможет. Я уверена».
И в ту же секунду ее захлестнула волна страха: а вдруг и он… с ними? Ведь, в конце концов, он был, как и Флэттери, членом первого экипажа космического корабля. И они начали работать вместе задолго до того, как очутились на Пандоре.
«Что, если… что, если…»
Беатрис тряхнула головой, отгоняя страхи. Лучше уж вообще не думать о Маке, чем представлять его своим врагом. Она слишком хорошо его знает. И он вовсе не похож на Флэттери. Она помнит, как Мака потрясла новость о том, что Флэттери решил использовать мозг Алисы Марш для своего ОМП. Он тогда еще сказал ей:
— Я никогда не был сторонником этого метода. А теперь, после всего, что мы узнали о келпах, я просто убежден, что ОМП — не более чем очередной искусственный монстр, который еще дальше уведет нас с пути гуманизма.
По информации, полученной от Флэттери, Алиса Марш серьезно пострадала в аварии во время исследования келпов и была доставлена на поверхность уже при смерти. Мак тогда подробно рассказал Беатрис о том, кто такие клоны, и еще о том, что Алису готовили к этой участи с самого детства. Теперь Беатрис поняла, что Флэттери просто использовал удачное стечение обстоятельств. Однако для Алисы Марш оно было не просто неудачным, оно было фатальным.
«Но как теперь поведет себя Мак?»
Ему ведь тоже потребуется дополнительная информация. Например, сколько человек в ее охране? Как они вооружены? Есть ли у них определенный план или вся эта резня началась спонтанно? Она никак не могла вспомнить, сколько людей работает на орбите. Тысячи две или больше? И сколько у них там, на станции, охранников?
«Не очень много, — вспомнилось ей. — Совсем небольшой отряд, чтобы усмирять рабочих и ловить ворующих продовольствие».
В погрузившемся на челнок отряде капитана она насчитала двадцать три человека. И все вооружены до зубов. Те восемь, которые должны были заменить Беатрис съемочную группу, тащили с собой различную голоаппаратуру. И каждый солдат был носителем какой-нибудь древней, передававшейся из поколения в поколение мутации. Кроме них на борту находились еще два техника из Теплицы — эти должны были курировать подключение ОМП.
Беатрис наконец сумела справиться с противной дрожью в животе и почувствовала, что хоть и пристегнута к койке накрепко, но почти готова к действию.
«Нет, — возразила она сама себе. — Держи себя в руках. Мертвым ты уже ничем не поможешь. А ты единственная оставшаяся в живых свидетельница».
Беатрис все еще надеялась, что запись происходившего в студии успела уйти на чей-нибудь комп и этот кто-то, возможно, ее обнаружит.
«Но даже если так, кому ее можно показывать? Кто может хоть что-то изменить? Флэттери?»
Беатрис стало смешно от этой мысли. И вдруг она ощутила на плече руку капитана. Он держал Беатрис крепко, но не причиняя боли. В этом жесте не было дружелюбия, но был недопустимый при их нынешних отношениях интим. Почему-то ей вспомнилось, как отец так же сжимал ее плечо. Это было в ту ночь, когда он умер. Капитан был, похоже, ровесником ее младшего брата, но в его темных глазах плескалась безграничная усталость. Впрочем, особого ума Беатрис в них не заметила.
— Я знаю, о чем вы думаете, — заговорил он. — Я арестовал за свою жизнь несколько сотен человек. Да и меня самого тоже арестовывали. Так что уж поверьте мне, я вас очень хорошо понимаю.
Жестом он отослал охранников и вдруг бесцеремонно уселся рядом с Беатрис. В его голосе звучала мрачная сила, как если бы он не говорил вполголоса, а кричал. Охранники деликатно удалились на расстояние, с которого уже ничего не могли слышать, отвернулись и, заведя какой-то тихий разговор, лишь время от времени бросали на них искоса равнодушные взгляды.
— Мы с вами попали в переделку. И вы, и я. И нам обоим надо как-то из нее выбираться.
Беатрис ничего не оставалось, как согласиться.
— Мы оба в ловушке. Положение наше — или пан, или пропал. Причем ни один из нас не сможет вылезти в одиночку, так, чтобы не потянуть за собой второго.
С этим ей тоже пришлось согласиться.
«Но я сотрудничаю с ним только до той секунды, пока не встречусь с Маком».
И как это ни угнетало, Беатрис прекрасно понимала, что от сотрудничества с этим страшным человеком зависит ее жизнь.
— Вы человек военный, офицер. Как же это вышло, что вы проявили столь беспримерную инициативу? И ведь у вас было время принять решение. Вы действовали отнюдь не по наитию. Значит, действовали по плану, и мы… и я просто оказалась под рукой…
— Да вы просто ясновидящая! — быстро зашептал капитан, и в глазах его вспыхнули лихорадочные огоньки. — Мы можем только победить! С Флэттери будет покончено! Орбита и безднолет в наших руках! Продуктами станция обеспечена на много лет. Да к тому же у нас в руках органические мозги, которыми Флэттери так гордится! Да мы, черт побери, можем сами их натаскать как надо и улететь подальше отсюда…
Он что-то еще говорил, но Беатрис уже не слушала. Все ее мысли сосредоточились на одной фразе: «Продуктами станция обеспечена на много лет».
«Это в том случае, если он перебьет почти всех, кто живет и работает на орбите».
— …и ему придется это проглотить, — словно в бреду, шептал капитан. — Там сейчас восстание, и он не отважится уничтожить то, что создавал в течение стольких лет. Те, кто сейчас сражается против него внизу, играют мне на руку…
«А ведь он действительно собирается это сделать, — стучало у Беатрис в голове. — Он собирается вырезать всех до единого».
Бруд взял было Беатрис за руку, но она тут же ее отдернула, даже не пытаясь скрыть отвращение.
— Нам, — поправился он. — Они играют нам на руку. Вам и мне. И они поверят всему, что вы им скажете. По крайней мере, хоть ненадолго. — Он наклонился к ней совсем близко и почти беззвучно прошептал: — Вы ведь не хотите совершить еще одну ошибку, которая вновь будет оплачена человеческими жизнями?
Беатрис изо всех сил оттолкнулась от койки и прыгнула, не заботясь о том, куда ее унесет в невесомости. Бруд не стал ее ловить. Чтобы не удариться о стенку, она уцепилась за первую попавшуюся скобу и повисла рядом с двумя охранниками. Они были еще моложе, чем их капитан. Оба копались в куче съемочной аппаратуры.
«А ведь они всерьез собрались выходить в эфир», — подумала Беатрис и оглянулась на капитана. Он стоял спиной к ней и о чем-то разговаривал с охранниками. Судя по тону и резким жестам, он, похоже, объяснял им план дальнейших действий. Выходит, он может обойтись и без ее помощи. Но выходит и так, что, согласившись ему помочь, она сумеет сохранить многим людям жизнь. Но заставить себя вернуться к нему и попытаться договориться было выше ее сил. Она вздохнула и повернулась к своим новым операторам:
— Нет. Эта установка может дать панораму всего лишь пятнадцати уровней. Для челнока это годится, но если снимать в помещении побольше, понадобится камера помощнее.
В процессе инструктажа Беатрис украдкой бросила взгляд на капитана и убедилась, что он наблюдает за ней. Неожиданно он подмигнул, и она почувствовала ползущий по позвоночнику ледяной холодок.
— Публика хочет увидеть ОМП в процессе транспортировки и узнать побольше о его… ее прошлом. Давайте начнем с того, что немного пороемся в записях, — предложила Беатрис и протянула двухчасовую инструкцию для операторов, работающих в условиях невесомости, своим новым ассистентам. Эти двое мужчин и женщина, к счастью, не присутствовали в студии во время резни. Даже несмотря на то, что они были людьми капитана, Беатрис предпочитала общаться с ними. Что до остальных членов отряда, то любого, даже случайного контакта с ними она предпочла бы избежать.
Органический мозгопроцессор представлял собой плазмагласовый контейнер довольно сложной конструкции, в котором находился живой человеческий мозг. От него во все стороны торчали кабели, с помощью которых его очень скоро подключат к безднолету. Но больше всего Беатрис в свое время потрясло то, что жизнедеятельность ОМП поддерживало… тело!
Впервые она узнала об этом несколько лет назад, когда делала свой первый репортаж на эту тему. Ученые извлекли мозг из нежизнеспособного тела и поместили его в череп молодого и здорового, но получившего смертельную черепно-мозговую травму человека. Мозг и тело поддерживали жизнедеятельность друг друга, однако общение с пересаженным мозгом было невозможно — у него были отсечены все средства коммуникации. Этот живой, здоровый мозг оставался заключенным в саркофаге чужого ему тела.
Беатрис глубоко вздохнула и заставила себя вернуться к профессиональным обязанностям.
Она решила начать свой репортаж с интервью с медтехником — мужчина обладал набором разнообразных лицевых тиков и во время съемки все их неоднократно продемонстрировал. Но Беатрис не узнала от него ничего нового. Все это ей уже в свое время рассказывал Мак.
— …Как вы хорошо знаете, земляне высадились на Пандору в результате ошибочных действий ОМП.
— Я слышала, что мозг для ОМП обычно берут у детей с неисправимыми врожденными дефектами различных органов. Мозг для этого ОМП был взят у взрослой женщины. Есть ли разница и если да, то какая?
— Есть, — кивнул техник, — причем по двум параметрам. Во-первых, мозг был изъят из тела, которое все равно нельзя было спасти, и поэтому он… простите, она должна быть нам благодарна за то, что ее жизнь не оборвалась и, более того, ей оказана высокая честь служить на благо человечества. Во-вторых, эта женщина была одной из немногих выживших после гибернации. Она знает, что человечество должно выжить при любых обстоятельствах, а потому уже одна мысль о том, что она служит этой великой цели, является гарантией ее психологического комфорта.
— А она была к этому готова?
Техник взглянул на Беатрис с откровенным изумлением:
— Конечно. В свое время она прошла специальный курс обучения для ОМП. Остальные данные мы введем ей после подключения.
— Каким человеком она была?
— Простите, не понял вопроса.
В процессе интервью тики медтеха все усиливались, но теперь достигли апогея.
— Вы сказали, что она согласна выполнить свой долг из любви к человечеству. А была ли в ее жизни обычная любовь? Был ли у нее муж? Или дети?
Операторы все еще возились с аппаратурой. Жаль, камера не подключена. Мог бы получиться великолепный кусок.
Глядя на обнаженный мозг в прозрачной коробке, Беатрис не могла не думать о том, что это не просто кусок живой плоти, а человек. И вдруг техника со всех сторон обступили секьюрити из тех, кто участвовал в бойне на студии, а он, похоже, не имел ни малейшего понятия, чем это может ему грозить.
«И никто так ничего и не узнает, если только я не скажу об этом в эфире. Я похожа сейчас на этот мозг. Я жива, но отрезана от всех средств коммуникации. Интересно, о чем он грезит?»
— Я знаю о ней очень мало, — запинаясь, заговорил техник. — Да и то по записям. Я знаю лишь, что она имела ребенка, которого была вынуждена отдать под опеку, так как не смогла бы совмещать его воспитание с научной деятельностью по изучению келпа.
— Еще два года назад доктор Макинтош заявил, что ОМП — жестокий, преступный, малоэффективный и в конечном счете никому не нужный эксперимент. Как вы можете прокомментировать это заявление?
Медтех закашлялся.
— Я отношусь к доктору Макинтошу с глубоким уважением. Из основного экипажа «Землянина», или, если вам угодно, Корабля, выжили только трое: он, директор и этот ОМП. Естественно, в работе прежних ОМП были допущены ошибки, но теперь мы их усовершенствовали, и они будут работать как следует.
— Пожалуй, для кого-то из наших слушателей термин «усовершенствование» звучит несколько неопределенно. Вы же «усовершенствовали» его по образцу первого в истории человечества искусственного разума. Аппарата, который оказался умнее и совершеннее своих создателей. Для многих наших слушателей он до сих пор персонифицируется как Корабль, который до сих пор многие на планете почитают за бога. Почему же ваш отдел выбрал направление работы со скомпрометировавшими себя ОМП, вместо того чтобы заняться разработкой искусственного разума?
— Направление работы было нам спущено сверху.
— А, так вам было приказано вести исследования в этом направлении? Но почему? Почему директор посчитал, что лучше поставить на ошибочный, порочный вариант, вместо того чтобы использовать тот, который, между прочим, спас его жизнь? И ее жизнь, — Беатрис указала на ОМП, слепой, глухой, безмолвный, оплетенный проводами, связывающими его с теплым, дышащим, но неодухотворенным телом.
— Довольно! — раздался голос капитана. И Беатрис снова ощутила ползущий по спине липкий холод и с трудом сумела унять в руках дрожь. В помещении воцарилась мертвая тишина. Медтехник и люди из «ее группы» усиленно рассматривали пол и носки своих ботинок.
— Я поговорю с вами в каюте.
Она покорно последовала за Брудом в тускло освещенную пассажирскую каюту.
— Я был обязан вас остановить, — ледяным тоном начал он. — Я выполнял свои обязанности, не считаясь с тем, что думаю обо всем этом сам. Но очень скоро необходимость притворяться отпадет. Готовьтесь к стыковке. На станции вы получите материалы для сегодняшнего выпуска «Вечерних новостей».
За люком стыковочного шлюза станции их уже дожидались трое местных охранников, готовых к встрече со съемочной группой. Но к встрече с капитаном Брудом они не были готовы. Капитан придержал Беатрис за локоть и, прежде чем они шагнули в коридор, быстро прошептал ей на ухо:
— Их там трое. — В его глазах вновь вспыхнули уже знакомые лихорадочные огоньки, и она отвернулась, чтобы не видеть его лица. — Выберите себе одного. Одного, чтобы… развлек вас.
Беатрис буквальна окаменела от его требования и спокойного, почти фривольного тона, которым он произнес эти слова. На затылок словно кто-то положил ледяную ладонь, и она вспомнила, что чувствовала нечто подобное тогда, когда в студии началась бойня.
— Вам ни один не нравится? Какая неприятность.
Бруд отпихнул ее себе за спину и жестом приказал своим людям открыть огонь. Через пару секунд четверть отряда внутренней охраны орбиты лежала на полу.
— Вышвырните их через тамбур челнока, — приказал капитан. Занять станцию. Если убьете кого-нибудь одного, то убивайте уж всех, кто находится в том же помещении. И чтобы трупов я не видел. Беатрис сейчас объявит, что на орбите начался переворот. А чтобы остановить заговорщиков, прислали наш отряд.
— Зачем вы издеваетесь надо мной? — прошептала Беатрис. — Зачем вы говорите, что у меня есть выбор, когда его у меня нет? Вы же все равно всех здесь убьете. Но вы хотите, чтобы и я…
Бруд поднял руку в благословляющем жесте. До сих пор этот жест ассоциировался у Беатрис только с Флэттери.
— Диверсия… — вздохнул капитан. — Но это лишь часть игры. Да, кстати, вы уже лучше держитесь, чем в прошлый раз. Смотрите-ка, меня все это забавляет, а вас бодрит.
— Для меня это пытка, — выдохнула Беатрис. — Я не хочу быть сильной такой ценой. Я не хочу, чтобы умирали люди.
— Все однажды умирают, — заметил капитан, знаком приказывая своему отряду приступить к делу. — Но лучше, когда умирают не просто так, а с пользой для тех, кто еще живет.
Любой, кто принимает власть над городом, жители которого привыкли к свободе, должен помнить, что если он не уничтожит свободу, то она уничтожит его.
Любимым цветом Спайдера Неви был зеленый, он находил его умиротворяющим. Сейчас он мчался на амфибии Флэттери сквозь зеленые воды океана и, откинувшись на спинку мягкого кресла, позволил себе наконец полностью расслабиться. Вокруг на десятки тысяч километров раскинулись плантации молодых келпов, и, куда ни бросишь взгляд, море кишело стеблями с нежно-зелеными листочками.
В солнечные дни Спайдер поднимался на поверхность и, вдыхая соленый, насыщенный йодистыми испарениями воздух, любовался раскинувшимися вокруг зелеными полями келпов. Зеленый цвет его успокаивал. Зато красный он не любил — этот цвет напоминал ему о работе и всегда казался агрессивным. Интерьер рубки судна Флэттери был выдержан в красных тонах и обставлен красной же мебелью. Даже кружка, которую ему подал Зенц, и та была красной.
— И что такого особенного в этой Татуш? — прокулдыкал Зенц. — А, директор на нее запал, что ли?
Неви не стал отвечать. Во-первых, он почти пропустил его треп мимо ушей, а во-вторых, ему не было до этого дела. Гораздо важнее было сделать первый глоток кофе за весь день с того момента, как они увидели выставленные морфлотом сигналы опасности. Неви их чуть было не проморгал, потому что они тоже были красными, как и все в рубке. С пульта донесся сигнал опасности. Неви рефлекторно вскочил и пролил кофе на брюки. Но даже в коматозном состоянии он отреагировал бы на этот сигнал точно так же. Их амфибия стала тормозить.
— Включай, — приказал он Зенцу, — послушаем, что говорят.
Зенц настроился на частоту морфлота. Сегодня, как обычно, когда они вышли в чистую воду, Неви отключил радио, так как болтовня в эфире его раздражала. Особенно когда он собирался немного отдохнуть.
— …Вы приближаетесь к закрытому району. В секторе восемь — сбой, мы не можем обеспечить безопасность прохода. Назовите свой порт назначения, и мы передадим вам сетку альтернативных курсов. Будьте готовы оказать помощь пострадавшим. Повторяю. Тревога по красному коду. Вы приближаетесь…
Неви остановил судно, но оставил работающим двигатель.
— Идиоты! — проворчал он сквозь зубы. — Их же предупреждали, чтобы они держали ее подальше от келпов.
— Вы думаете, что они там, внутри? Но ведь они могли проскочить этот сектор до того, как…
Неви обернулся к Зенцу и ожег таким злобным взглядом, что тот осекся и замолчал.
— Врубай дисплей. Посмотрим на их «сбой».
Параллельно Неви набрал личный код связи с апартаментами директора. Море на глазах менялось: несколько минут назад оно было штилевым, затем покрылось рябью, а теперь его поверхность избороздили небольшие барашки волн. У горизонта были видны силуэты нескольких всплывших грузовиков.
— Слушаю? — раздался резкий женский голос.
— Это Неви. Свяжите меня с директором.
Зенц вывел на монитор вид на сектор восемь сверху. Больше всего это было похоже на ураган — гигантская бешено крутящаяся воронка. Но в центре ее был келп, и именно он закручивал вокруг себя воду, причем не столько на поверхности, сколько на глубине. Ну что они там тянут, в этом чертовом офисе?
— Директор сейчас занят, господин Неви, — сообщил женский голос все тем же официально-хамским тоном. — У нас тревога. Неизвестные взорвали наш офис на поверхности. Отделение секьюрити атакует энергостанцию Калалоча. Кроме того, келп из восьмого сектора…
— Я сейчас нахожусь как раз в восьмом секторе! — Спайдер старался говорить как можно спокойнее, но уже с трудом сдерживался. — Если он не может подойти, выведите меня на прямую связь с Контролем над течениями.
— С Контролем над течениями уже час как потеряна связь. Мы пытаемся выяснить причину, но пока…
— Я оставляю свой канал включенным! — зарычал Неви. — Свяжите меня с директором, как только он освободится!
В ответ дежурная отключилась. Неви нажал на точку на переносице, пытаясь унять внезапно разыгравшуюся мигрень.
— Вам следовало бы окоротить эту бабу, — просипел Зенц. — Что она хотела сказать этим «Отделение секьюрити атакует энергостанцию Калалоча»? Секьюрити охраняет энергостанцию! Вот так! И никак иначе!..
— Нам необходимо срочно узнать, где сейчас находится Гэлли, и захватить ее как можно скорее, — перебил его Неви. — Как бы дела ни повернулись, обязательно найдется кто-то, кто захочет за нее поторговаться. — Он постучал пальцем с великолепным маникюром по экрану, демонстрирующему панораму восьмого сектора, а затем очертил по контуру стремящуюся к центру спираль. — Подозреваю, что она находится где-то здесь. А все течения направлены к центру. Значит, добраться туда побыстрее можно только одним способом: придется нам последовать за ними.
— Вы хотите сказать… Нам — плыть туда?! — заклекотал Зенц. — А как же атака на энергостанцию? А кто же будет командовать моими людьми?…
— Твои люди, похоже, не рассуждают о том, кто именно ими командует. Они сами разберутся, кого слушаться. Но если ты не согласен, я могу тебя прямо сейчас отправить наружу и еще радио дам в придачу!
Лицо Зенца побледнело, а затем его пухлые щеки вспыхнули от ярости.
— Я не трус! — задыхаясь, пробулькал он. — Но ведь в Теплице сейчас тревога, а я…
Его перебил сигнал личной связи директора, и тут же раздался знакомый голос:
— Господин Неви, у нас возникло несколько проблем, требующих немедленного решения и полного внимания. Что вы хотели мне сообщить?
— Мне необходима прямая связь с Контролем. Этот келп ведет себя как берсерк, и, если вы хотите заполучить Гэлли живой, его необходимо срочно усмирить или уничтожить!
— Я вижу, что он творит. По отношению к нему уже применили все, что можно. Правда, все суда уже выбрались на поверхность. Здесь у нас тоже несладко. Полчаса назад мой верхний офис взлетел на воздух. Погибли моя секретарша Рэйчел и охранник Элисон. Причем похоже, что он сам и приволок туда эту чертову бомбу. Выбирайтесь оттуда как можно скорее и гоните сюда на всех парах. Нам придется применить код «Брут». Что это такое, вам расскажет наш шеф безопасности.
И Флэттери прервал связь.
«Код „Брут“? — нахмурился Неви. — Ну что ж, выходит, началось. По крайней мере, теперь нам уже не придется выбирать, на чью сторону становиться».
Чью сторону возьмет Зенц, было ясно. Для него, бедняги, возвращение назад, к Флэттери, означало только одно — смерть. Слишком много ошибок, слишком мало стратегии.
«А может, он все же знал, что произойдет? Может, он сам спланировал переворот?»
Зенц уже связался со своим командным центром в Теплице и чавкал в микрофон какие-то важные указания. Но если переворот устроили секьюрити, то Зенц просто не мог быть в курсе.
Неви сосредоточился на изображении на мониторе. Похоже, за эти несколько минут никаких серьезных изменений там не произошло.
«Так что же опасней: вернуться или продолжить погоню?»
Он решил, что стоит продолжить. На Пандоре множество различных фракций, и все только и ждут, чтобы их объединил какой-нибудь мощный символ. Криста Гэлли годилась для этой роли идеально. И лучше, чтобы символ поднесли народу его руки, а не руки Теней. К тому же ему уже случалось проходить сквозь взбесившийся келп, и до сих пор он не сталкивался с проблемой, которая оказалась бы ему не по зубам. А если даже победят заговорщики, Неви в их глазах станет отважным героем, спасшим Кристу Гэлли и страшно любимого всеми Бена Озетта. Тогда вся пресса окажется на его стороне.
«Но от Лапуша все равно надо избавиться. Уж слишком давно он доставляет мне одни неприятности».
Но Неви вовсе не собирался становиться диктатором Пандоры (если только из-за этого началась нынешняя заваруха). Он предпочитал держаться в тени и лишь подхлестывать события, чтоб они складывались так, как ему нужно. Его неприязнь к Флэттери и его методам за все годы совместной работы превратилась в непосильную ношу. И все же он не собирался садиться на трон правителя.
«Код „Брут“, — повторил он про себя. — Переворот».
Нет, Зенцу затеять такую бучу не по плечу. К тому же у него превосходное алиби: когда все началось, он находился в открытом море один на один с личным агентом директора. Личным палачом директора.
Зенц уже закончил переговоры со штабом, а конфигурация спирали келпа так и не изменилась. Неви проверил наличие горючего: все четыре бака полны до краев. Он выключил мотор и перевел режим движения с подводного на воздушный.
— Возвращаемся? — встрепенулся Зенц. Но чего в его голосе было больше — страха или нетерпения, — понять было трудно.
— Нет, — с улыбкой ответил Неви, — Мы сейчас поднимемся в воздух, чтобы установить их точные координаты. А затем нырнем за ними. Горючего нам хватит как минимум на час.
Через час пришлось приводниться, чтобы пополнить запасы водорода, но Неви уже знал: то, что они ищут, находится прямо под ними.
Высшая сущность любви в том, что она превращает объект любви в существо уникальное и не имеющее замены.
Беатрис быстро протащили по коридору и заперли в съемочном павильоне голостудии. Там же оказались и три техника из команды Бруда, которые не принимали участия в убийстве встречавших их охранников, но говорить с ними не хотелось. Они, впрочем, тоже молчали. За спиной журналистки на огромном разборном экране светилось то же лого, что было вышито у нее на груди, — огромный объемный глаз, зрачок которого висел черной дырой над сценой, а ресницы почти касались голов воображаемой аудитории.
Беатрис всегда любила живую природу и ненавидела стерильную атмосферу студии, наводившую ее на мысль о клаустрофобии. Именно поэтому они с Беном так отлично сработались — они предпочитали кровь и грязь живого мира клюквенному соку и пудре сцены. Последние репортажи Беатрис обеспечили ей отличный контракт и гарантированное эфирное время. Однако все это осталось лишь на бумаге. Теперь же она с тоской вспоминала о трудных, но таких интересных годах вознесения девчонки с островов на самую верхушку голоолимпа.
Здесь, на орбите, Беатрис снимала небольшую каюту, от которой до студии было больше километра по прямой. Засыпая и просыпаясь там, она видела сквозь огромное плазовое окно Пандору. Ее отец был рыбаком, и Беатрис частенько тогда думала: «Вот сейчас у него перерыв на обед, а здесь, на станции, нет ни дня, ни ночи».
Данные ей Брудом инструкции были сухи и деловиты: «Расслабьтесь и отдыхайте, а мы сделаем всю работу сами. От вас требуется всего лишь правильно прочитать в эфире то, что вам напишут в шпаргалке».
А сейчас за каждым ее шагом следил с колосников маленький злой глазок видеокамеры секьюрити — беспородного гибрида дилетантской «мыльницы» и благородного профессионального триангулятора. Да, с каждым годом аппаратура на головидении все больше приходила в негодность. Как Беатрис сейчас не хватало ее собственного диктофона!
«Лучшего у меня не было… — с грустью думала она. — Кстати, а ведь последняя запись вполне могла сохраниться!»
Интересно, а может, люди Бруда вместе со всем студийным барахлом и его притащили сюда?
«Рико смонтировал этот аппарат для меня своими руками. Как, впрочем, и все наши триангуляторы… Те, кто разбирается в камерах, всегда предпочитали его аппаратуру любой другой».
И в сердце Беатрис вдруг вспыхнула надежда: а ведь точно, ее собственная аппаратура не потребовалась внизу, и ее так и не распаковали, а значит…
«Значит, она здесь». — Беатрис была в этом уверена.
Ладно, записи сейчас дело десятое, главное — ее камеры.
И все же ей хотелось бы знать, что сделали с ее записями…
«Последнюю запись надо сохранить. Но если другого выхода не останется, буду писать поверх нее».
Что бы они там ни затеяли, вряд ли задействуют аппаратуру во всем объеме. Правда, если посмотреть с точки зрения логики, они взяли с собой трех операторов…
Ее камеры до сих пор лежат в челноке.
Беатрис очень не хотелось возвращаться в коридор, где только что на ее глазах убили троих человек, но…
Беатрис украдкой взглянула на следящую за ней камеру.
«Интересно, в каком режиме она работает: прямой трансляции или записи?»
Скорее, трансляция — вряд ли они станут переводить пленку. Техники занимались предварительной проверкой аппаратуры и тихо переговаривались между собой. На Беатрис они не обращали ни малейшего внимания.
«А вдруг это все же идет в запись и в данный момент за мной никто не наблюдает?»
Вспыхнул световой сигнал, означавший, что уже три часа. В это время обычно начиналась подготовка к шестичасовому выпуску новостей. Достать свои записи — это еще полдела, главное — исхитриться запустить их в эфир вместо того, что будет сниматься под носом техперсонала Бруда. Она знала, кто мог бы ей помочь это провернуть — тот, кого сейчас она хотела видеть больше всех на свете. Мак сможет перекодировать частоту передачи и запустить ее материал.
Один раз такое уже удалось. Он сделал это по личной просьбе Беатрис. Ее и Бена…
«Но ведь Бен же и меня учил этому! — вдруг вспомнила Беатрис. — Он всегда подозревал, что может случиться нечто подобное».
Большинство пандорцев были слишком истощены, чтобы попытаться поднять восстание. Тысячи из них были вынуждены ночевать прямо на земле и в канавах, прикрывшись лишь куском драной полиэтиленовой пленки, которая не спасала ни от рвачей, ни от дождя, ни от холода. Дома Беатрис всегда учили: «Никогда не сдавайся! Борись до конца!»
Она помнила, как часто дед говорил ей: «Ключ ко всему — обучение, агитация и организация». И совсем недавно она повторила этот завет Дварфу Макинтошу.
Флэттери сумел организовать этот мир. Теперь Беатрис была готова использовать созданную им организацию против него самого.
В ее руках средства информации. Каждый человек имеет тело. И если все тела правильно сориентировать, они сумеют завоевать свободу.
Но удастся ли ей при этом остаться в живых?
А если даже и не удастся… Надо думать о том, что нужно суметь передать в эфир.
«Этим я помогу Бену с Рико. А может, и спасу их», — подумала Беатрис, хотя где-то в глубине души была почти уверена, что спасать уже некого. Несмотря на дикую усталость и пережитый сильный стресс, она заставила себя тщательно, во всех деталях, вспомнить все, что произошло в течение последних суток.
«Я должна добраться до Мака, — твердила она себе. — Если только Бруд… если только он не…»
Беатрис была не в силах закончить эту мысль. Надо думать о другом. Надо сконцентрироваться на поставленной задаче. Эта маленькая студия на орбите появилась только благодаря ее собственным усилиям — только так она могла найти предлог почаще улетать сюда, к звездам. Помещение было чуть больше того, что устроили ее же стараниями на челноке. Флэттери не возражал, поскольку очень хотел, чтоб его проект «Безднолет» получил освещение во всепланетных масс-медиа. И не пожалел на это ни средств, ни техники. Теперь-то Беатрис понимала, что за всем этим скрывалась совсем другая цель: пока люди, раззявив рты, восторгаются чудесами Флэттери, он исподтишка ворует у них жизнь.
Студия состояла из шести рабочих отсеков и одного жилого, где Беатрис останавливалась на время работы на орбите. Отсеки были совсем крошечными. С окружающим миром студию связывали лишь шесть мониторов да пара больших настенных часов. Обычно все шесть экранов работали как отдельные мониторы — на них демонстрировались репортажи из «горячих точек», различные видеоматериалы из записей и студийные записи, что значительно облегчало монтаж передачи. В центре студии находилась съемочная площадка, фоном для которой служил большой экран.
Бой часов и бурчание в желудке напомнили ей о том, на каком свете она находится, и Беатрис объявила:
— Три часа до выхода в эфир.
Однако консоль известила ее, что микрофон не включен.
— Мы уже на пять часов отстали от графика! — крикнула Беатрис.
Никакой реакции. Техники продолжали работать, обращая на нее внимания не больше, чем на мебель вокруг. Они монтировали запись прибытия отряда капитана Бруда.
Беатрис вывела запись своего материала об ОМП на монитор, и вновь ее охватила дрожь: перед ней был мыслящий мозг, запертый в саркофаге бездушной, но живой оболочки. И вдруг она подумала о той, чье тело лежало в коматозном состоянии. И ей показалось, что она почти что наверняка знает, чье это тело.
— Мне нужно переговорить с доктором Дварфом Макинтошем! — объявила Беатрис.
Она уже не в первый раз обратилась с этим призывом и получила все тот же ответ — никакой реакции. С того момента, как они состыковались со станцией, техники ее полностью игнорировали. Но по их осторожным косым взглядам Беатрис поняла, что их необщительность продиктована скорее приказом капитана Бруда, нежели собственной антипатией.
В отличие от прежних моделей этот ОМП после подключения сможет общаться посредством нейроэлектронных контактов. Кроме того, его подключат к корабельной нейромускулатуре, и он начнет жить ощущениями корабля. Флэттери считал, что это удержит нынешний тип ОМП от фрустраций, присущих всем прежним моделям.
Беатрис прекрасно понимала, что Флэттери больше не желает иметь дело с искусственным интеллектом, который бросил его на Пандоре. И все же находились люди, которые все еще верили, что однажды Корабль вернется. Гибербаки, в которых на планету прибыли Флэттери, Мак и Алиса Марш, были бесспорным доказательством того, что Корабль существует — Бог он там или нет.
«Если я попытаюсь разговорить хоть одного из этих техников, — подумала Беатрис, — это будет воспринято как мятеж против Бруда. Но, с другой стороны, это может помочь мне связаться с Маком».
К тому же Контроль над течениями и Дварф Макинтош находились буквально в нескольких метрах под студией. Беатрис будто слышала его голос и видела огромное тело, осторожно лавирующее между креслами. Контроль и голостудия были связаны между собой длинным кабелем, но между ними не было прямого сообщения. Ни одного коридора или лесенки. И оба помещения полностью звукоизолированы.
Беатрис попыталась вспомнить, что Мак рассказывал об их позывных, когда она выходила на связь во время своих командировок на планету. Но в памяти всплывали лишь его философские высказывания и нежные слова. И тембр его голоса. Но о том, как связаться с ним… Полная пустота в голове. Она попыталась наудачу нажать несколько кнопок, но это не принесло никакого результата.
«Он знает, что сегодня у меня передача, — успокаивала себя Беатрис. — Может, он сам заглянет сюда, чтобы меня навестить?»
Но только не ценой своей жизни! Только не это!
Манипулировать келпом при помощи разрядов — все равно что гальванизировать паралитика. Фокус в том, чтобы паралитик не начал шевелиться сам.
Криста чувствовала страшное давление на свое сознание. Но это вовсе не походило на давление воздуха. Это было неописуемое чувство — нечто подобное мог бы испытывать один полюс магнита, когда рядом оказался второй.
— Не стоит бояться того, что келп занялся нами, — прошептала она. — По отчетам лабораторий Флэттери, меня лично келп в течение двадцати лет оберегал. Надеюсь, он будет оберегать нас всех…
— Главное слово в твоей речи — это «надеюсь», — усмехнулся Бен. Он упорно избегал взгляда Кристы, словно одно это могло помочь ему удержать судно на верном курсе. — Но если даже ты права, он будет заботиться о тебе, а не о нас. Мы для него — мусор.
— Келп так не думает, — перебила она. — Ты придаешь слишком большое значение словам Рико. Келп, он… Я была с ним знакома до того, как люди Флэттери его обкорнали. Это он меня оберегал. И потому бережно отнесется к нам всем.
— Тысячи людей уходили в глубину, но ни один не удостоился твоей участи.
— А почему келп выбрал именно меня?
Бен наконец отважился взглянуть ей в лицо, и от выражения его глаз Кристу пробрала дрожь. Все, что она до этого знала о нем, его внимательное, уважительное отношение к людям — все это мгновенно превратилось в глыбу льда под его леденящим взглядом.
— Я сам все время задаю себе этот вопрос, — пробормотал он. — И не только я.
— Потому-то Флэттери и не позволял мне выходить в море. Он говорил, что это делается для моей безопасности, но на самом деле он подозревал во мне шпиона Авааты. Некий бикфордов шнур. Но меня взрастила сама планета, и я могу понимать людей без всяких прикрас. Разреши мне… коснуться келпа. И тогда он успокоится. Я знаю, чего он хочет.
— Ни за что. Если Флэттери и Операторы правы, то твой химический состав теперь уже изменился. Он может тебя убить. А я не хочу, чтобы тебя убили.
— А я не хочу, чтобы вообще кого-либо убивали! — взорвалась Криста. — Сейчас келп возбужден. Он может взбрыкнуть в любой момент… И если никто не скажет ему, что…
Амфибия так стремительно рванулась вниз, что Бен едва успел ухватиться за скобу, чтобы не влететь в пластальную переборку.
Невзирая на увеличившееся давление, Криста продолжала:
— Аваате нужна наша помощь. И нам нужна помощь Авааты. Ты должен помочь мне, Бен.
И в ту же секунду грянул беззвучный гром. Такой же, как и тот, что остановил толпу на пирсе. Словно выхлоп нематериального выстрела необычайной мощности.
Почувствовав, что судно начало медленно вращаться вокруг своей оси, Криста уцепилась за сетку. Бен сначала зажал уши, но потом безвольно опустил руки и теперь сидел, тряся в недоумении головой. Суденышко сотрясалось так, что ныли зубы. Однако хватка келпа ослабла. Он выпустил свою добычу!
На панели интеркома замерцал огонек, и Криста услышала голос Рико:
— Бен, ты только посмотри на келп!
Из всех осветительных прожекторов остался лишь один, и то, что в его луче смогли разглядеть Бен с Кристой, было серо-черным и словно погруженным в смертельный сон. Они не осмелились попытаться активизировать огоньки келпа, хотя без них дорогу под водой найти было почти невозможно.
Но пока они наблюдали за пляской стеблей в воде, из обшивки вдруг тоненьким фонтанчиком брызнула вода, намочившая обоих. И это сделал тот самый келп, что минуту назад был так беспомощен, словно сам себя вырвал с корнем.
Криста поняла, что его поведение было просто затишьем перед бурей. Она поняла это не умом, а скорее всем своим существом, как уже случилось однажды в начале путешествия, когда она ощутила себя дирижабликом.
— Не похоже, что наши дела идут на лад, — вздохнул Бен. — Ты только посмотри на размер этих слоевищ! Иные с полдюжины метров длиной, а в толщину… Поди разбери.
— Отнесись к этому как к информации. Теперь ты понял, как выглядит настоящий келп?
— О чем ты?
— Ты сам сказал. Толщина некоторых из его слоевищ превышает объем нашего судна. Так что для келпа наша амфибия хрупка, как яйцо. Но он ее до сих пор не разбил.
— Может, ты и права, — пробурчал Бен. — До сих пор нам удавалось как-то оставаться в живых. Посмотрим, что ты скажешь, если келп вдруг передумает.
Снаружи вспыхнул свет и тут же угас.
— Это не наши прожекторы, — озадаченно сказал Бен. — Мы сейчас технически не способны их зажечь. Особенно из-за недостаточного количества кислорода.
Сквозь плаз были видны плавно колышущиеся серые слоевища и оборванные листки, огибающие их суденышко подобно стае рыбок.
— Видел? — указала в окно Криста. — Келп не хочет причинять нам зла. Если ты только позволишь мне…
— Мы все тут же сдохнем! — закричал Бен. — Он просто на время затих. Может, получил что хотел. А может, и наоборот. И еще неизвестно, что для нас хуже. — Он кивнул на бьющий из стены тоненький фонтанчик. На полу каюты уже появились лужицы. — Нам нужно разобраться во всем этом, чтобы выбраться отсюда. Давай попробуем.
Криста собралась с духом и выпалила:
— Я ничего не могу сделать, пока ты не позволишь мне…
— У вас все в порядке? — перебил ее по интеркому Рико.
— Похоже, пробита труба охлаждения, — отозвался Бен. — Пока течет помаленьку, но уже чувствительно. А что у вас?
— Ничего смертельного, но есть пробоины. Эльвира приказала подниматься на поверхность. Так вы оба целы?
— Целы, только промокли чуть-чуть, — Бен отодвинул ногу от подбирающейся все ближе лужицы.
И оба расхохотались. Возможно, Криста только сейчас обнаружила, что промокла насквозь. Бен поднял панель над ее койкой и тут же отпрянул — в лицо ему хлынула вода. Криста чувствовала себя безмерно усталой, но стоило ей взглянуть на свое отражение в плазе, как она зашлась от смеха. Мокрые волосы слиплись, и в их чудесном обрамлении влажно поблескивали зеленые глаза. На ее лице все еще читалось волнение, которое девушка слишком явно пыталась скрыть. Криста не могла понять, почему сейчас, когда дела, казалось бы, пошли на лад, у нее так саднит под правой грудью? Она прогнала с лица улыбку и расправила складки платья.
— Воду я сейчас перекрою, — пробормотал Бен и стукнулся головой о стол. Если он и хотел еще что-то добавить, то эти слова можно было прочитать лишь по движению губ.
Но тут в воздухе появились, закрывая переборку, бегущие строчки «Вечерних новостей». Фотографии Бена, Рико и с десяток других пропавших без вести. Дольше всего камера задержалась на лицах Бена и Рико. Кроме того, показали снимки Бена вместе с Беатрис. Но их было мало. Жаль, что сейчас Криста не видела Эльвиру. Она вздохнула и прошептала так, чтобы Бен смог услышать:
— А Беатрис красивая.
— Очень.
— Вы выглядите такими счастливыми.
— Да! — почти выкрикнул Бен.
Затем Криста услышала ругательство, короткое «плоп», и вода перестала журчать. Бен обернулся к ней, вытирая лицо остатками того, что еще недавно было его рубашкой. Он не мог не заметить, что зеленые девичьи глаза сейчас ощупывают его торс.
— Мы оба были счастливы, когда были вместе, — проворчал он, не оборачиваясь, чтобы не видеть снимков. — Но частенько мы оказывались по разные стороны баррикад. А в конце концов она предпочла улететь туда, — Бен ткнул пальцем в потолок.
— А ты хотел бы… другого?
— Нет, — вздохнул он. — Так должно было случиться. А у меня были свои дела на поверхности.
«Дела!» — подумала Криста. А ей-то хотелось услышать: «Так должно было случиться. Но теперь у меня есть ты». Но почему-то он этого не сказал.
Внезапно ее охватило странное, но уже знакомое состояние: волной накатила слабость, ноги не слушались, руки затряслись. Как тогда, когда дирижаблик унес ее во сне.
С год назад Криста стала видеть вещие сны. Сначала только по ночам. Она и сама понимала, что это не только сны, а что-то еще, и потому окрестила их для себя видениями. Позже они стали наваливаться в любое время суток, а последний поразил ее настолько, что на несколько секунд она перестала дышать. Криста была уверена, что видения насылает келп. И с каждым днем они приходили все чаще.
Это ощущение Криста называла «видеть сон другого человека». И вот теперь от келпа исходила очень похожая эманация.
Она увидела одновременно две картины. Первая — Рико в зеленой тоге, сплетенной из листьев келпа. А за его спиной — колышущиеся плети, на которых вместо листьев росли люди.
Они были покрыты выращенной келпом мембраной, но естественной, как ногти (только подстригать ее не было нужды). Их легкие не нуждались в воздухе, а ноги не скучали по твердой поверхности земли.
Второе видение явило келп небывалых размеров. Одна из плетей вдруг взмыла в воздух и ярко осветила верхушку водоросли. И тут же засветился весь келп, а за ним и вся планета. Глядя сверху, Криста увидела, как стебли светящегося келпа сложились так, что стали напоминать человеческий мозг. И этот мозг тоже светился. Криста испытывала чувство необычайной легкости, какое бывает лишь во сне.
И вдруг видения исчезли. Криста неохотно вернулась к действительности — ей все еще хотелось грезить. И теперь она уже была абсолютно уверена в том, что келп хочет ей что-то сказать.
«Мне необходимо выбраться наружу».
Она обернулась и посмотрела на снимок счастливых Бена и Беатрис, затем взглянула Бену прямо в глаза и, чуть дыша, сказала:
— Я счастлива, что ты рядом со мной, Бен. Так же счастлива, как Беатрис. И если мы сумеем найти общий язык, мы сумеем низвергнуть Флэттери. И келп об этом знает. А возможно, и Флэттери знает об этом. Живя внутри келпа, я многое поняла. Этот келп взбунтовался. Но ведь и мы взбунтовались! Этот келп усмирили, но он жив. Помоги мне добраться до него, и я сумею решить все наши проблемы.
— Нет! — отрезал Бен. — Ты не выйдешь. Мы все останемся внутри амфибии. Может, нам удастся добраться до оракула или до побережья.
— Но у нас нет времени! Не знаю откуда, но я знаю, что именно сейчас я смогу стать Аваатой, мыслящим центром всех келпов. Покажи, где здесь выход.
— Да не можешь ты этого знать! — закричал Бен. — Химия твоего тела давно изменилась. Да ты сама мне это говорила! Может быть, ты и останешься в живых. А вдруг нет? Давай подождем хоть несколько…
— Мы не можем ждать, — простонала Криста. И, устало потерев глаза, продолжила: — Думаю, что он использовал келпы для сбора информации. А в процессе этого сбора вытащили меня. И теперь он уже знает то, что хотел, а это дает ему власть над всей планетой. Он сломает ей хребет и даже не поморщится!
Криста видела, что Бен колеблется. Ему очень хотелось поверить ей. Точно так же он смотрел на нее вчера, перед как поцеловать. Он и теперь хотел поцеловать ее. Но, по словам Флэттери, это было опасно. И директор хорошо знал, что говорил. Правда, его желания опережали его возможности.
— Оставайся здесь. — Голос Бена показался ей удивительно тихим. Да и вокруг внезапно стало тихо. Пронизывающее Кристу биение пульса келпа исчезло. Бен взъерошил ее мокрые волосы.
— Сегодня Флэттери нас не достанет. Так что давай выбираться из этой дыры. Дай Рико и Эльвире попробовать свои силы.
Криста была готова поклясться, что он пытается убедить себя. Ему было страшно. А она так мало знала о природе страха! Но тот день, когда ей пришлось покинуть келп, энергетически был очень похож на сегодняшний. Только сегодня она сознает, в каком направлении нужно двигаться. Приближался вечер, и они были под водой на глубине четырех дюжин километров.
Немедленная выгода всегда подрубает корни будущей выгоды.
Эту запись Беатрис сделала два года тому назад, когда Контроль над течениями воцарился на орбите. Тогда она впервые в жизни оперлась на руку до сих пор недостижимого доктора Макинтоша и впервые испытала на себе все прелести невесомости.
А теперь ее держали в плену, и люди капитана Бруда делали то, что извечно делают солдаты с мирным населением во время оккупации. Правда, двигаться в условиях пониженной гравитации было трудно. И все же, даже после всего увиденного, ей казалось, что уболтать людей Бруда на передачу сообщения Маку вовсе не так уж сложно. Тревожила лишь одна мысль: «А что, если они и его убили?»
Мак очень чуткий человек, но его все симпатии оставались на планете, лежащей в ста пятидесяти километрах от станции. Беатрис всегда было трудно такое понять. Ее это ранило. Ведь даже Бен пытался ей помочь.
«Я уверена, что Бен жив, — убеждала себя Беатрис. — Я чувствую это».
И еще она очень надеялась, что Мак тоже жив. Отчасти потому, что он был частью смысла ее жизни, отчасти потому, что все ее нынешние планы зависели от его помощи.
«Бруду Мак тоже нужен, — размышляла она. — Ведь он хочет использовать меня как заложницу». Люк распахнулся, и на пороге возник капитан Юрий Бруд в бронекомбинезоне. Он ткнул пальцем в пустующее кресло за редакторским пультом.
— Вы думаете, что мои солдаты тупые вояки? И они не способны технически обеспечить передачу? — Он слегка запыхался, и в его темных глазах посверкивали искорки смеха. — Ладно, так уж и быть, мы, новички, покажем вам, на что способны. Директор приказал расстрелять вас сразу, как только мы ступили на борт челнока. Но Леон выдал в эфир слишком плохую копию приказа. Прочитать ее было невозможно.
Беатрис отвернулась от трех мониторов, на которые сейчас техники Бруда вывели хронику последних событий в Калалоче. Когда появилось изображение, на вспомогательном мониторе, висевшем прямо перед ее носом, вспыхнула красная надпись. Впрочем смотреть было не на что — ни боев, ни даже мелких стычек. Беатрис мельком глянула на экран и сразу поняла, в чем дело.
— Вы хотите выдать все это за несчастный случай с нападением дирижабликов? — спросила она. — Но вам это не удастся. Кто-нибудь из репортеров головидения все равно хоть что-то снял. И вам не удастся заткнуть все рты… — Заметив усмешку Бруда, она замолчала.
Почему-то перед ее мысленным взором всплыло лицо Флэттери. У Бруда точно такой же тонкий нос, бесформенные брови, и он так же вскидывает голову при беседе, словно хочет, чтобы его визави заглянул ему в ноздри.
Он ворвался в студию, дыша словно загнанный носорог, однако тут же попытался сделать вид, что абсолютно спокоен. А теперь он смотрел Беатрис прямо в глаза. От одного его взгляда у нее снова затряслись поджилки.
— Вы наверняка обратили внимание, как много новых лиц появилось среди членов экипажа в последнее время, — сказал Бруд. — В студии тоже появились новые люди. Заметили?
Он улыбнулся, и от этой улыбки Беатрис стало совсем нехорошо.
— Вы хотите сказать, что большая часть экипажа… подменена?
— Знали бы вы, сколько народу в последние дни занимались этим! — промурлыкал Бруд. — И все хотели одного — сделать дело. Наше дело.
— Наше дело — сообщать новости. Мы говорим правду о…
Хохот капитана прервал ее обличительную речь.
— Да, ваше дело — сообщать новости и говорить «правду». А наше — исполнять приказы. И если для их исполнения слегка придется покривить душой и «правду» приукрасить, то я пойду на это. Таким образом мы сделаем людей счастливее.
— Таким образом мы доведем людей до гибели! И вы будете в ответе за массовую резню, а затем…
— Смотрите сюда, — перебил он и ткнул пальцем в ближайший монитор, по которому побежали строчки. — Вам больше по вкусу такой мир?
Светящиеся буквы складывались в слова, и Беатрис читала:
«Тема: Жители Калалоча были вынуждены покинуть свои дома, чтобы избежать последствий нападения дирижабликов. Взрыв разделил поселение на две части.
Монитор N 1: эпизод со спасением старушки из горящего дома. Девиз: «О'кей, дорогуша! Жива — и о'кей!»
Устный комментарий: «Сегодня войска секьюрити Вашона спасли эту женщину из пылающего дома. Но погибло, по непроверенным данным, около тысячи человек. По прогнозам специалистов, сегодня остались без крыши над головой около пятнадцати тысяч человек. Многие из них нуждаются в оказании первой помощи».
Монитор N 2: эпизод с командой спасателей в форме охранки, восстанавливающих разрушенную стену вокруг Теплицы. Фон — стада домашнего скота.
Устный комментарий: «Тысячные стада скота мечутся вокруг Теплицы. Взрыв разрушил ограду пастбищ, и животные вырвались на свободу. Специалисты прогнозируют, что большинство особей можно будет вернуть в заповедник. Включая пару уникальных для Пандоры лам».
Монитор N 3: пылающие дома.
Устный комментарий: «В некоторых районах Калалоча до сих пор бушует огонь. Пожар длится уже более пяти часов. Большая часть рынка уничтожена, и больше сотни лоточников пропало без вести. Склад, хранивший семьдесят процентов отпущенного району риса и фасоли, потушить, по мнению специалистов, удастся только через пару суток. Пламя, вода и дым уничтожили большую часть припасов на этот год. Судя по прогнозам специалистов, запасов продовольствия не хватит на всех голодающих».
— Но это же… Но ведь все совсем не так! — выкрикнула Беатрис. Отчаяние взяло верх над осторожностью. — Флэттери хранит все основные запасы в подземных хранилищах.
— Ти-хо! — прошелестел Бруд. И, улыбаясь, поднес указательный палец к губам и кивнул на мониторы.
Беатрис уже успела возненавидеть его улыбку и потому тут же отвернулась.
Леон, единственный журналист из всех трех технарей, нахмурился и усиленно закашлял. Не смея в присутствии Бруда заговорить с Беатрис, он украдкой указал кивком на четвертый монитор.
«Монитор N 4: Порт. Горящие корабли и лодки. Усеянный человеческими телами пирс. Изображение дергается, словно снимающего все время толкают.
Устный комментарий: «По заявлению специалистов, более пяти тысяч человек сегодня оглушены взрывом на пирсе Калалоча. Однако при этом не пострадало ни одно судно, и они продолжают двигаться по расписанию».
Монитор N 5: Две плачущие женщины, поддерживающие друг друга. Обе зажимают руками уши. Фон — дым и языки пламени.
Женщина: «Нас ударило прямо по ушам. Это было как взрыв. Я знаю, это все они … Не понимаю, что с нами случилось. Все кругом мертвы…»
Устный комментарий: «Миссис Гратцер и ее соседка готовы под присягой подтвердить, что по меньшей мере два дирижаблика четвертого класса, привлеченные кострами лагеря перселенцев, взорвались и уничтожили несколько квадратных миль восточной части Калалоча. При этом были сожжены три морозильника с запасом рыбы на год».
Женщина: «Все, что мы зарабатывали годами, взлетело на воздух. А карточки, эти бумажки, остались!»
Устный комментарий: «Их можно будет использовать как облигации внутреннего займа в „Мерман Меркантил“.
Женщина: «Если идет речь о займе, то нам нужны гарантии».
Монитор N 6: Человеческие трупы на пирсе Калалоча.
Устный комментарий: «Для этих людей уже настал Судный день. Но для десятков тысяч голодающих и бездомных Калалоча испытания только начались».
Все мониторы одновременно потемнели, и на консоли Беатрис высветилась надпись: «Принято для эфира. В сокращенном варианте».
«Выходит, Бруд был прав. Они хотят извратить события».
Теперь Беатрис уже ничего не боялась. Она измучилась вконец, и ей было очень плохо.
— Мне необходимо встретиться с доктором Макинтошем, — пробормотала она. — Меня пригласили, чтобы освещать инсталляцию ОМП. И я намерена это сделать.
— Доктор Макинтош в данный момент очень занят, — ответил Бруд. — У Контроля над течениями большие проблемы. Он знает, что вы здесь.
— Тогда позвольте мне спуститься в его офис.
— Нет! — капитан расхохотался. — Не думаю, что позволю вам это сделать. Он сам придет сюда, когда настанет время.
— А как же все те, кто с ним работает?
— Они ничего не заметили и потому ничего не подозревают. Мы вели себя очень тихо и действовали избирательно. Когда меняют поршни, шестеренки оставляют. А с ними можно договориться. Мы же, таким образом, можем выиграть время и сделать все, что собирались.
— И что тогда?
В ответ Бруд опять расплылся в улыбке. Только вот чести не отдал.
— Я вернусь, чтобы проверить, как вы тут без меня. Валяйте и дальше эту бодягу с ОМП. Отличная работа, Леон. Ты, впрочем, и сам знаешь, что делать.
И капитан исчез также быстро, как появился.
— И что он имел в виду, Леон? — спросила Беатрис.
Парень не ответил. Он был таким же высоким и смуглым, как Бруд. И вдруг Беатрис осенило: а что, если они родственники?
Леон отошел к консоли редактора и уселся спиной к Беатрис. А затем, не оборачиваясь, сказал:
— Мы работали сюжет о Кристе Гэлли. И о Бене Озетте.
Беатрис стало холодно. Слова застряли в горле, и она одними губами прошептала:
— А… а тема сюжета?
— Криста Гэлли спасена солдатами службы охраны Вашона.
— А Бен… Что с ним?
Леон надолго замолчал. То, что он напечатал на своем мониторе, потрясло Беатрис: «Репортер головидения погиб при взрыве дирижабликов».
Тщетно она пыталась сдержать дрожь в руках и губах. Тщетно.
— Это ложь, — пролепетала она. — Как и все остальное. Все это ложь. Ведь правда? Правда ведь?..
Не оборачиваясь, Леон еле слышно прошептал:
— Не знаю.
Не боги ограничивают людей. Сами люди ограничивают себя и других.
— Доктор Дварф, — прошептал Спад, — вы были правы. В этом секторе возмущение коснулось не только одного келпа. Сами посмотрите.
Дварф Макинтош обернулся к монитору, который обеспечивал работу «сеткомастера». Несмотря на внушительные размеры, Макинтош был крупным специалистом по мелочам. Он предпочитал возню с кабелями и чипами так называемому «культурному отдыху» работников орбиты.
Он с трудом протиснулся между консолями и датчиками, и склонившись над плечом Спада, заглянул в его монитор.
— Сигнал пришел уже тогда, когда мы поняли, что келп из сектора восемь проснулся. Мне пришлось попотеть, пока я вычислил его частоту.
— Но остальные келпы, по-моему, ведут себя спокойно, — заметил Макинтош, читая диаграмму на мониторе. — И этот к тому же добровольно освободил около двадцати наших грузовиков. Если наши данные не врут.
Спад кивнул:
— Было дело. Но этот келп до сих пор и сам свободен. Большинство судов уже на поверхности. И вот-вот там появится команда карателей. Но им сложно добираться без келпопроводов. Впрочем, мы в ближайшее время отладим сетку, и они уж разберутся с этим бредом.
— Слишком узкий фокус, — пробормотал себе под нос Макинтош.
Он настолько погрузился в созерцание келпа, что почти ощущал себя физически внутри водоросли. Чтобы избавиться от наваждения, он как следует потянулся и пошлепал пальцем по нижней губе.
— Но, не разобравшись с тем, вторым сигналом, мы не можем силой изменить навигационную сетку. Я в этом полностью уверен. Что ты можешь сказать о том, втором?
Вместо ответа Спад вывел на монитор Макинтоша диаграмму.
— Он передвигается.
— Ну да, — кивнул Макинтош, — Все келпы со временем разрастаются. И терпеть не могут келпопроводов. Об этом всегда нужно помнить.
— А как вы сами считаете? Ведь те келпы, которые посадили когда-то моряне, имели корни — разве нет?
— Слишком сильный сигнал, — возразил Макинтош. — Мы же регистрируем становище только тогда, когда оно начинает проявлять активность. И тогда ребята Флэттери его подстригают. Или оставляют как есть. Судя по сигналу, это становище размером с меня или с тебя…
— И оно может перемещаться.
— И оно может перемещаться.
Мак задумчиво почесал подбородок.
— И этот сигнал может заставить келп действовать так, как ему нужно. Даже несмотря на страх, что его обкорнают до самой кочерыжки. И в течение последнего часа сигнал усилился. Если Флэттери об этом узнает, то совсем осатанеет. У него и так хлопот полон рот — восстание и все прилагающиеся к нему радости. И какие же из всего этого следуют выводы?
Спад сурово нахмурился (явно подражая Маку) и задумчиво потеребил подбородок.
— Похоже, кто-то движется сквозь келп и при этом пытается выдать себя за мини-становище.
Макинтош издал восторженный вопль и схватил своего ассистента за плечо. Тот потерял равновесие, и оба свалились на пол. Выпученные глаза и разинутый рот перепуганного ассистента были примерно одного размера.
— В десятку! — ликовал Макинтош. — То, что мы принимали за возмущение в восьмом секторе, оказалось всего-навсего чем-то или кем-то, кто притворяется становищем. Он поднял Спада с пола, крепко обнял и снова воткнул в кресло, оборудованное наушниками и датчиками «сеткомастера».
— Но кто это? — пискнул Спад.
— Ты сам понимаешь, что в данный момент нам с тобой об этом лучше не догадываться.
Макинтош говорил настолько убедительно, что «сеткомастер», невзирая на треск в наушниках, сумел удержать остальные келпы в повиновении.
— Сейчас для нас главное — найти классного эксперта по информационным сетям, — возвестил Макинтош, и в его глазах вспыхнули искорки. — И лучшим экспертом станет для нас Беатрис Татуш. Срочно сообщи ей, что нам нужна ее помощь.
Спад откинулся на спину кресла и усмехнулся:
— Помощь… Теперь это так называется?
— Заткнись! — приказал ему Мак и тоже заулыбался. — Давай, работай! И оч-чень быстро!
Людьми движут две силы — любовь и страх. В зависимости от обстоятельств ими управляют и те, кто завоевал их любовь, и те, кто внушает им страх. Однако тот, кто внушает страх, имеет обычно гораздо больше власти, чем тот, кто внушает любовь.
Топливомер тихонько задребезжал, и Спайдер Неви выругался сквозь зубы. Они были так близки к цели, так близки… Но как ее прикажете настигнуть с опорожненными досуха баками?
— Нам придется опуститься прямо в этот студень, — буркнул он. — Следи за всеми мониторами и датчиками. Я не хочу, чтобы келп откусил нам задницу.
Они уже видели пару грузовиков, которым удалось выбраться на поверхность. С задними винтами у судов были явные проблемы, и двигались они как-то замедленно, словно келп успел накачать их своими токсинами. Впрочем, всем известно, что продвижение по келпопроводам опасно. С другой стороны, путешествовать по поверхности моря гораздо опаснее — там мореходов подстерегают штормы, ураганы и многие другие подобные сюрпризы природы.
Зенц машинально кивнул и вдруг побледнел.
— Но… Но я должен быть там… Дома. А этот келп… он же совсем рехнулся. И нас только двое…
— Даже если нас только двое, один полезет туда. В конце концов, мы здесь по твоей милости, а значит, изволь — заступай на вахту.
Неви оглянулся и увидел на лице Зенца именно то выражение, которое и ожидал увидеть, — неприкрытого страха. И боялся Одди Зенц не келпа, не океана, а именно его, Спайдера Неви. И этот страх давал Неви огромную власть, даже большую, чем власть Флэттери над людьми Пандоры. Флэттери носил маску, которая оставляла надежду тем, кто на нее смотрит. Неви не носил маски и надежды не оставлял никому.
— Но если мне придется вылезти, чтобы почистить дюзы, вы бросите меня здесь.
Неви выдал одну из своих редких улыбок.
— Мне льстит то, что ты признаешь мои способности. Но я предназначил тебе совсем другую роль в этой драме. И она еще не сыграна до конца. Я не стану приносить тебя в жертву за просто так. Зная меня, ты давно должен был уяснить, что я всегда убиваю ради чего-то и никогда — просто так. Человеческая жизнь имеет для меня определенную цену, мистер Зенц. И ты это прекрасно знаешь. Я оцениваю ее эквивалентно тому, что смогу от нее получить. А слово «цена» подразумевает «комфорт», не так ли? Убийство для меня — лишь повод прибарахлиться. Я мог бы прихлопнуть тебя, как надоедливую муху, но… тогда кто-нибудь другой однажды сумеет устоять перед соблазном, и вот он-то достигнет вожделенной цели. Понял?
Бледный как полотно, Зенц не отрываясь глядел сквозь плаз на келп и судорожно сжимал и разжимал свои макароноподобные пальцы.
— А вы знаете, почему я убиваю? — вдруг спросил Зенц.
Неви молчал. Он был слишком занят поисками участка чистой, не занятой келпом воды. Но стоило приблизиться к поверхности, как он понял, что подобных «лужаек» нет. Похоже, им придется туго: драться с келпом в его собственном становище… мало не покажется.
— Да знаю я, почему ты убиваешь, — наконец, как бы между делом, бросил Неви. — Как любое из низших животных, ты убиваешь, чтобы была еда. Это твоя работа, а дальше кончика носа ты и не видишь. Ты убиваешь потому, что приказали. И если ты не убьешь — убьют тебя. В этом-то и разница между мной и тобой. Я лично чувствую себя скульптором. Скульптором человечества. Народ — это каменная глыба, и я отсекаю все лишнее, чтобы получить то, что мне нужно. Но камень растет, а значит, мне нужно работать как можно чаще. Впрочем, время у меня еще есть.
Неви дал команду приступить к приводнению. Теперь нужно было запастись горючим. Дюзы с шумом начали всасывать воду, но почти сразу захлебнулись, забитые листьями. Даже если послать Зенца их чистить, все равно это займет гораздо больше времени, чем они могут себе позволить. Неви посмотрел на датчик,
«Пятнадцать минут. Ну от силы двадцать. Вот дерьмо!»
— Ладно, чистка отменяется. К северо-западу отсюда есть дикое становище. Там мы и загрузимся. А потом посмотрим — возможно, придется еще раз связаться с директором. Да не трясись ты так! Если я скормлю тебя келпу, это будет напрасная трата «людских ресурсов», а я человек бережливый.
Лицо Зенца слегка прояснилось, он встал и с унылым видом начал облачаться к костюм для подводного плавания.
— Это я так, на всякий случай, — пробормотал он. — Если что, я готов. Я много слышал о диких келпах. Люди исчезают там даже тогда, когда не дают им ни малейшего повода для нападения.
Неви поднял судно в воздух. Зенц его раздражал, но он твердо решил не убивать его до тех пор, пока это не посулит ему наибольшей выгоды.
Дорога к чистой воде заняла минут десять, и все это время амфибия двигалась навстречу урагану. Впереди, у горизонта, маячила темная масса, но в лагуне келпа было тихо и ярко светило солнце.
Неви включил дюзы, но на консоли тут же загорелась красная лампочка — они все еще были забиты. Неви попытался их продуть, но ничего не вышло.
— Надо поскорее отсюда убираться, — проворчал Неви. — Этот ураган движется слишком быстро.
Зенц что-то буркнул себе под нос, но все же поплелся на корму. Люк был открыт. Зенц хмыкнул.
«Неви таким образом хочет подстраховаться: если судно сейчас погрузится, то вода хлынет в люк и меня затопит, а если взлетит — меня просто снесет».
Неви знал, как выкрутиться в обеих ситуациях. Но сейчас лучше всего было встать и самому закрыть люк. Ему очень захотелось сделать это сию же минуту, чтобы дать старине Зенцу понервничать, но он все же передумал. Пусть работает спокойно — им еще минут пятнадцать здесь торчать, а ураган уже на носу.
Неви снова вышел на личную частоту Флэттери и немедленно получил ответ.
— Господин Неви, — голос директора был ледяным, — время уходит. Вы уже задержали их?
Спайдер слегка удивился подобной проницательности, до сих пор многие годы ему удавалось скрывать свои намерения. Солнечная активность двух светил Пандоры частенько создавала помехи, кроме того, в аппаратуру на море частенько залезали насекомые, отчего передатчики работали еще хуже. Да и келпы частенько вмешивались и гасили радиоволны. Но сегодня связь была отличной.
— Нет, — угрюмо признался Неви. — Мы еще до них не добрались. Сейчас мы заправляемся перед последним рывком. Полагаю, нам удастся захватить всех бунтовщиков живыми.
— Забудь про них! — рявкнул Флэттери. — Мне нужна Криста Гэлли. И немедленно! И не давай ей сказать ни словечка, пока не привезешь сюда. Понял?
— Понял, но я…
— В сегодняшних «Новостях» будет объявлено о гибели Озетта. Его тоже привези, но так, чтоб никто не видел. А вот с этим ублюдком Лапушем делай все, что тебе угодно.
— Так вам больше не нужна моя помощь там?
— Нет, — поспешно бросил Флэттери, но голос его звучал не очень уверенно. — Нет, я уже обо всем позаботился. Мы отозвали часть секьюрити с охраны доков и часть отрядов охотников за демонами. Эти ублюдки… их слишком много. Они взяли штурмом продовольственный склад, и теперь там шаром покати. Мы уже расстреляли человек триста, а они все прут и прут. Я приказал взорвать все продовольственные склады, которые подвергаются хоть малейшей опасности разграбления. Когда они увидят, как их драгоценная жрачка взлетает на небеса, то дважды подумают, прежде чем сунутся грабить то, что осталось. Короче, занимайся своим делом, а здесь у меня все под контролем. И не вызывай меня больше, пока беглецы не окажутся у тебя в руках.
Неви откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, замер так на несколько минут, слушая треск статики в наушниках и ровный гул работающих дюз. Затем протянул руку, чтобы отключить связь, но внезапно застыл: в треске разрядов прослеживалась странная закономерность — до сих пор он не слышал ничего подобного. Ему казалось, что звучит какая-то мелодию, но он не мог ее уловить. На музыку накладывались голоса о чем-то беседующих людей, но нельзя было разобрать ни слова. Откуда-то издали наконец донесся голос Флэттери:
— Господин Неви… Господин Неви… Господин Неви… Господин…
Неви отключил связь и взглянул на море: приближающийся ураган было видно уже невооруженным глазом. Поверхность воды покрылась рябью, а все усиливающийся ветер стал отгонять амфибию из центра лагуны к стеблям синего келпа. Неви взглянул на приборы и убедился, что баки почти полны. Но больше всего ему не нравилось то, что, хоть он и выключил радио, его имя продолжало звучать — тихо, но явственно.
Едва дождавшись окончания заправки, Неви выключил помпы и подал звуковой сигнал — это означало, что Зенцу пора возвращаться. Шум воды стих, но Зенц не возвращался.
«Но ведь вода здесь абсолютно чистая! — пронеслось в голове у Неви. — Он должен был вернуться уже давно, сразу, как прочистил дюзы!»
Он снова подал сигнал и еще раз, но ответа так и не дождался. Кормовой люк все еще был открыт. Тогда Неви сам пошел на корму. Странный голос, эхом повторяющий его имя, стал громче, и теперь на него накладывался гул множества других голосов. Неви почувствовал, как по рукам побежали мурашки, и, прежде чем покинуть рубку, взял наизготовку лазерник.
Во рту появился противный металлический привкус; многие ему говорили, что это один из признаков страха. Неви сплюнул на палубу, но привкус все равно остался.
Сознание человека само заявляет о себе, и, таким образом, стоит этому огню вспыхнуть, он обнаруживает поистине космическую протяженность и не имеет границ ни в пространстве, ни во времени.
Необъятный ощутил запах какой-то неприятности в водах одного из ближайших становищ. Там шла какая-то борьба. Об этом же свидетельствовали принесенные течением оторванные листья. Направление течений вдруг резко изменилось, и до келпа донесся отчетливый запах страха. Затем также внезапно все успокоилось. Однако направление течений не изменилось.
Затем до Необъятного донесся запах смерти. Смерти человека, а не келпа.
«Похоже, резальщика самого подрезали», — подумал он.
Он потянулся к соседу дальними стеблями, но не смог дотянуться. Он ловил в воде лишь срезанные листья и куски слоевищ. Но эти клочки информации никак не складывались в общую картину. То был особый язык келпов, столь непохожий на то, что люди называют общением.
Потом появились люди. Они опустились в воды Необъятного, словно дирижаблики, и принесли с собой обрывки грез соседнего келпа.
Но ее святость была уже здесь. Ее присутствие разбудило соседний келп. Тот самый, из которого ее достал мясник Флэттери.
«А остальные — те, что с ней? Кто они?»
Вне его сетки обнаружилось несколько рыбаков. В океане Пандоры еще осталось несколько органических островов, все еще рискующих плавать по поверхности. Они использовали самые спокойные течения сетки. Необъятный щадил рыбаков, разведчиков и их плавучие города. Но те, кто командовал этими людьми, по-прежнему были к нему безжалостны.
Они всех заставляли себе подчиняться, и теперь острова были вынуждены двигаться по четкому расписанию. Этим занимался поработитель келпов — Контроль над течениями. Но за последние двадцать пять циклов вулканическая деятельность на дне океана усилилась, что вызывало такие мощные штормы, каких Необъятный не помнил за все свое существование. И эти штормы частенько стали приносить острова в его царство. Он воспринимал их как Необъятных людской породы и, гордясь своим благородством, не трогал.
Прилетевшие на своем летающем творении люди накидали в лагуну Необъятного листьев его соседа. Келп осторожно протянул стебель и обнюхал людей. От них пахло страхом и смертью, но, чтобы разобраться, нужно было прочесть информацию в их сознании — байт за байтом.
Необъятный ждал, когда выкинут все обрывки соседа, чтобы узнать о нем как можно больше. Затем, прикоснувшись к тому, кто был в воде, он выяснил, что это человек-одди-зенц. Он обвил стеблями человека-одди-зенца и потянул на дно. Необъятный знал, что этот человек убил столько других людей, сколько прошлый шторм, а может, и больше.
С тех пор как Необъятный проснулся, он все время пытался связаться с соседними келпами. «Чем больше келпов, тем лучше, — думал он. — И чем ближе мы друг к другу, тем лучше». Он не мог понять созданий, убивающих себе подобных. Наверное, это были больные особи. Но если они безжалостны к своим, то чужим от них вообще пощады ждать не приходится. И Необъятный решил, что станет отвечать им тем же.
Мы, островитяне, умеем пользоваться течениями. Мы понимаем, что обстоятельства и времена меняются. Измениться вместе с ними — это нормально.
Беатрис знала, что убивать Мака не в интересах капитана, особенно если Бруд связан с войсками на планете. Впрочем, она даже не пыталась думать о том, что вообще в интересах капитана Бруда. Из всего, что она успела о нем узнать, можно было сделать вывод, что он пытается исправить свою ошибку и повернуть к собственной выгоде путем нагромождения новых. Но долго ему так не продержаться. Однако он из тех, кто, идя ко дну, топит всех, кто оказался рядом.
Беатрис вывела на большой экран карту Пандоры и стала внимательно изучать. Карта была обзорной, и одним нажатием кнопки можно было получить любые сведения об интересующем районе: плотность населения, сельское хозяйство, рыбоводство и полезные ископаемые. Она могла с одного взгляда определить, где находятся фабрики (как подводные, так и наземные) и поселки фабричных рабочих.
Только сегодня, увидев людей капитана в работе и наконец-то прислушавшись к звучащим в сознании предостережениям Бена, она наконец поняла, как вышло, что все люди Пандоры (включая ее саму) однажды обнаружили, что скованы по рукам и ногам. В рабов их превратили голод и искусные манипуляции директора. Он распоряжался продовольствием, транспортом и идеологией. На экране перед Беатрис разворачивалась география голода.
Самым большим фабричным комплексом был Калалоч, предназначенный для удовлетворения нужд ненасытного проекта. На экране он выглядел как желто-голубая амеба с черным глазом посередине. Щупальца амебы были поселениями, и голубым цветом отмечались те, что принадлежали Калалочу. Оттуда все дороги вели либо в порт, либо в очередь. Люди в них жили либо в бараках, либо в перенесенных на берег остатках островных построек.
Желтым цветом (он почти терялся в океане голубого) были помечены лагеря переселенцев. Голодные, лишенные крова, они были слишком слабы, чтобы заниматься физическим трудом, и слишком истощены, чтобы бунтовать. Служащие директора ежедневно обходили лагеря и забирали с собой немногих счастливчиков, которым давали работу: мыть мостовые, очищать от птичьего помета камни в садах Флэттери или копаться на свалках в поисках вторсырья. За это им предоставлялось место в очереди и крохотный паек. Но таких были единицы на тысячи голодных, которыми Флэттери наводнил пригороды Калалоча. В лагерях были запрещены частные продуктовые лавки, а маклеры черного рынка слишком часто исчезали, чтобы это можно было списать на случайность.
В черте Калалоча также находились пристань, фабричный аэродром, деревня, Теплица Флэттери и несколько постов секьюрити, охранявших периметр от демонов.
Вдоль побережья располагалось еще несколько поселений: сельскохозяйственные и рыбоводческие фермы, снабжавшие Калалоч продуктами. И все они были окружены лагерями переселенцев. Охранники безжалостно расстреливали всех воров, а также хозяев нелегальных теплиц и садов на крышах хижин. Как и пойманных на браконьерстве рыбаков. И обо всем этом Бен неоднократно говорил. Да Беатрис и сама все это видела, но предпочитала закрывать глаза, поскольку получала достаточно продуктовых карточек и могла не голодать. А чтобы не терзаться муками совести, убеждала себя, что Флэттери кормит всех, кто хочет работать.
В течение последних двух лет у нее было очень много работы. И она давала работу другим. Беатрис уже и забыла, когда в последний раз голодала.
«За последнее время новых рабочих мест не прибавилось, — вдруг подумала она. — А претендентов становится все больше и больше».
Теперь она вновь стала такой, как все: загнанная в угол, не имеющая права выбора и вынужденная бояться всех и каждого.
…То отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб.[29]
Все свои двенадцать лет Боггс был голодным. Но сегодня его терзал совсем иной голод, и мальчик сам это понимал. Он проснулся, но не почувствовал обычной ломоты в костях от сна на промерзшей земле. Когда он приподнял голову, на подушке из глины осталась прядь его волос. Он знал, что это значит: голод скоро оставит его навсегда. Он огляделся, но никто из родных еще не проснулся. Их скукоженные фигуры были едва различимы в тени скалы, под которой семья укрылась на ночь. Сегодня он должен раздобыть для них еду или хотя бы попытаться поскорей умереть. Умереть ему и так придется, но чем скорей, тем лучше.
Боггс родился с заячьей губой, щелью вместо носа и короткими ногами — родовыми признаками семьи его отца. Все шестеро его братьев унаследовали эту мутацию, но выжили только двое. Отец тоже давно умер. Как и Боггс, он с раннего детства до самой смерти жил в состоянии хронического недоедания. Даже материнскую грудь из-за заячьей губы не мог сосать как следует — часть молока всегда выливалась изо рта на подбородок. Мама пыталась собирать капельки пальцами и давала сыну их облизать. Потом Боггс видел это много-много раз, когда она кормила его братишек.
С неделю назад он наблюдал, как мать хотела накормить грудью его десятилетнего брата. Это было в тот день, когда им не удалось раздобыть никакой еды — даже ни одного жучка не поймали. Но ничего не получилось: у нее уже два года не было молока, и брат умер, сжимая в кулачке прядь своих рыжих волос. Боггс спохватился, что все еще держит собственные выпавшие волосы, и отшвырнул их прочь.
— Я возьму леску, мать, — сказал он на островитянском диалекте. — И принесу вам жирную рыбищу.
— Ты никуда не пойдешь. — Хриплый женский голос заполнил всю крошечную пещерку. — У тебя нет лицензии на ловлю рыбы. Они убьют тебя и отберут нашу леску.
Отец не раз пытался достать такую лицензию в социальном отделе. Все знали, что временные разрешения выдаются направо и налево — и даже можно было расплачиваться за них после рыбалки частью улова. Но директор строго регламентировал количество выдаваемых за день лицензий. Он называл это «консервацией», мотивируя тем, что, если рыбачить будут все, кто хочет, очень скоро в прибрежных водах не останется ни одной рыбешки. И тогда голодать придется всем.
— Консервация! — фыркнул Боггс и уставился на вожделенную леску, обмотанную вокруг щиколотки мамы, как браслет с подвесками из двух сверкающих крючков. К ней прилагался мешочек с наживкой, но ее они съели несколько недель назад. Теперь у них осталось лишь десять метров синтетической лески и два крючка.
Боггс подполз к матери и заглянул в огромные выпуклые голубые глаза — единственное наследство, оставленное ей ее матерью. Зрачки были подернуты полупрозрачной пленкой. Боггс запустил руку в волосы и сунул матери под нос клок волос, поскольку она уже почти ничего не видела.
— Ты сама знаешь, что это значит! — Ему было трудно говорить, но он держался из последних сил. — Со мной покончено. — Он коснулся и ее головы, и в руке оказалась еще одна прядь — на сей раз седая. — С тобой тоже. Смотри!
Женщина посмотрела без всякого интереса — ей уже не нужно было никаких доказательств — и кивнула.
— Бери, — выдохнула она и приподняла костлявую ногу, чтобы Боггсу было удобнее разматывать леску.
Он выбрался из пещерки на берег и огляделся: повсюду, сколько хватало взгляда, копошились просыпающиеся костлявые люди в лохмотьях. Кое-где в утренний воздух поднимались струйки дыма от костров.
Боггс взял жестяную банку, заменявшую ему котелок, встал, пошатываясь, и заковылял к воде. Он-то думал, что потеть уже не может, но через минуту лоб покрылся солеными каплями. Сначала было холодно, но мальчик прилагал столько усилий, стараясь удержаться на ногах, что согрелся.
Впереди уже маячил невысокий волнолом — кусок скалы, вдающийся в море. Время от времени волны капризного прилива разбивались о камень и окатывали с ног до головы счастливых обладателей рыбацкой лицензии.
Чтобы одолеть сто метров от пещерки от волнолома, Боггсу понадобилось полчаса. Он уже стал плохо видеть, но все же постарался повнимательнее осмотреть окрестности — не видно ли где патруля.
— Чтоб их демоны сожрали! — пробурчал он.
В лагерях переселенцев было введено регулярное патрулирование; поначалу это мотивировалось необходимостью охранять жителей от рвачей, а позже — от нахлынувших с юга полчищ нервоедов. Боггс с содроганием вспомнил, как недавно на одну семью напали нервоеды и в мгновение ока сквозь глазные яблоки добрались до мозга, чтобы отложить там свои яйца. И все это произошло без единого стона или крика. Боггс так никогда и не узнает, почему эти люди не кричали — то ли были слишком истощены, то ли уже сразу ничего не чувствовали. Это было ужасно, и патруль на месте испепелил еще бьющиеся в конвульсиях тела.
Так что и от патруля бывала польза. А еще солдаты следили, чтобы каннибализм не стал нормой. Директор усиленно поддерживал слухи о черном рынке и его огромных запасах, подрывающих экономику Пандоры. Но Боггс никогда не видел ни «огромных запасов», ни даже намека на какую-то там «экономику». Это слово он как-то услышал по их крохотному радиоприемничку и запомнил его. Для него оно было простым сочетанием букв, не имеющим ни малейшего смысла.
Слева замерцали слабенькие огоньки — это были три костерка из древесного угля на краю обрыва над волноломом. Топлива в лагере почти не было, а ведь нужно было как-то сжигать умерших. Но когда непогребенных трупов накапливалось слишком много, патруль приходил на помощь и сжигал их лазерниками. Солдаты называли это «а-ля охота на нервоедов».
У ближайшего костра кто-то дежурил. Боггс подошел поближе и узнал Сильву. Он нерешительно остановился и покашлял. Сильва была его ровесницей, и о ней ходил слух, что однажды она убила всех своих братишек и сестренок, пока те спали. Но пока она поддерживает общий огонь, ее никто не посмеет тронуть. Похоже, она не заметила Боггса. Ему нужна наживка, но драться за нее у него уже не было сил.
Он опустился на четвереньки и стал пробираться к крайнему костерку. Затем лег на живот, протянул руку и ощупал теплую скалу. Наконец пальцы наткнулись на что-то, что не было камнем. Он вцепился в это, дернул изо всех сил и сжал добычу в кулаке. С одной стороны этот предмет был горячим, с другой — ледяным. Боггс не стал разглядывать то, что удалось добыть, и, подхватив банку, пополз назад. Сильва его не заметила.
«Принесу и ей рыбку, — мысленно пообещал Боггс. — Я поймаю большую рыбу для мамы и братьев и маленькую для Сильвы».
Прибрежного патруля вроде не было.
«Они уже сегодня прошли, — подумал мальчик. — Они уже были здесь, проверили лицензии и теперь ушли в горы — искать тайные склады продуктов».
Боггс вышел на волнолом и встал подальше от других рыболовов. Они вполне могли его прогнать, потому что пришли раньше. А еще могли отобрать у него леску и рыбу и избить, как когда-то избили его отца…
«…Но сначала им придется дождаться, когда я что-нибудь поймаю. Пора приниматься за дело».
Он лег на край волнолома, чтобы с берега его было труднее заметить, размотал леску, привязал к ней камешек и насадил на крючки то, что до сих пор сжимал в кулаке.
«Это наживка, — твердил он себе. — Это наживка».
Боггс размахнулся и изо всех оставшихся сил забросил свою «удочку» в воду. Потом легонько подергал за леску — так, хорошо, крючки ни за что не зацепились. Наживки оставалось еще на две или даже три попытки.
— Мальчик, а у тебя есть лицензия?
Услышав за спиной тихий голос, Боггс оцепенел. Все тело вдруг ослабло так, что он не мог даже пошевелиться. Да что там пошевелиться — рта раскрыть не мог.
— Если есть, то ты поздновато пришел. Она действительна лишь на один день, и тратить время впустую — слишком большая роскошь.
С обрыва скатилось несколько камушков, а затем на волнолом рядом со скорчившимся мальчиком спрыгнул тощий долговязый мужчина. Он был абсолютно лысым, но на подбородке и щеках торчали редкие волосенки. Его блестящая, словно лакированная, лысина составляла странный контраст с испещренным глубокими морщинами лицом.
— Я такой же нелегал, как и ты, — быстро прошептал старик. — Короче, решил воспользоваться последним шансом. А ты?
— Я тоже.
Старик обошел Боггса и склонился над его наживкой. Потыкав в нее пальцем, он усмехнулся:
— И у меня то же самое.
Он говорил совсем тихо. И не только потому, что боялся патруля. Похоже, ему было стыдно.
Внезапно леска Боггса слегка дернулась, а затем рванула с такой силой, что мальчишка едва не вывихнул руку.
— Одна есть! — От возбуждения старик заговорил громче и, облизывая сухие губы, предложил: — Парень, она точно клюнула, дай я помогу ее удержать…
— Нет!
Боггс намотал леску на кулак и потянул.
— Нет! Она моя!
Рыба явно была большой и сильной. Боггс изо всех сил уперся ногами в скалу и всем телом подался назад. В глазах у него потемнело. Будто издалека доносились восторженные восклицания старика. Боггс присел на корточки, быстро сгреб свободной рукой все камни, какие нашлись рядом, и улегся за этой баррикадой, ухватившись за туго натянувшуюся леску обеими руками.
Затем дернул, что-то с плеском вылетело из воды, шлепнулось на берег и вцепилось ему в обе лодыжки. Нет, это не рыба. Боггса держали человеческие руки. Раздался смех.
— Ты поймал просто великана, парень! — проревел чей-то бас. — А лицензию ты можешь показать?
И снова взрыв хохота.
— А вы?.. А вы…
— Охрана? — подсказал голос. Теперь он звучал ближе. — Можешь прозакладывать свою задницу, парень, что так оно и есть! Ну, где твоя лицензия?
Секьюрити схватил мальчика и поднял в воздух. Боггс открыл глаза и увидел мокрый костюм для подводного плавания и стоящие торчком влажные черные волосы.
— Так у тебя ее нет? Я прав? — Мужчина поставил Боггса на ноги и встряхнул так, что у того кости застучали. — Так есть или нет?
— Нет, но… Я…
— Воришка, крадущий последние крохи у голодающих? Да? И ты думаешь, что имеешь право сам решать, кому жить, а кому умереть? Так, да? Такое право есть только у директора. Ну что ж, рыбий корм, я тебе покажу, где водятся рыбки покрупнее!
Охранник закусил загубник своего акваланга, закинул мальчика себе за спину и, сжав лапищей у себя на груди обе руки мальчика, прыгнул вместе с ним с волнолома.
Вода хлынула Боггсу в носовую щель, он захлебнулся и забился изо всех сил. Потом вода попала в легкие, и мальчик затих. Последнее, что он видел, — это мерцающая водная гладь над головой и уносящиеся к ней пузырьки воздуха изо рта.
Порази мечом своей мудрости сомнения, порожденные нетерпением сердца. Приди к гармонии с самим собой и поднимайся на бой, великий воитель!
Твисп и Моуз набрали полные мешки пыльцы взорвавшихся дирижабликов и теперь несли их в свой горный храм. Всю дорогу Твисп сосредоточенно молчал, а Моуз не переставая что-то бормотал себе под нос. Хотя последнее время Твисп все реже показывался в горной обители, монахи не придавали особого значения его частым приходам и уходам. Некоторые из них знали, что он сотрудничает с Тенями, но не подавали виду. А даже если бы узнали, то все равно никто не стал бы мешать ему.
Все еще продолжающиеся в городе бои нисколько не коснутся монастыря. Это Твисп знал по опыту. Он шел, откинув плащ за спину, закатав рукава и подставив лицо солнечным лучам. Сейчас он мог себе позволить хоть на несколько часов позабыть о кодах, шифровках и прочих деталях его тайной жизни. Но уже сегодня его могут призвать, чтобы он принял решение и отдал приказ, который кардинально изменит жизнь на Пандоре. А пока этого не произошло, он предпочитал нежиться под теплым солнышком, чувствуя, как соленый бриз, точно женские ручки, нежно гладит волосы.
Собирая пыльцу, оба монаха перемазались с ног до головы и изрядно вспотели. Лица их были покрыты синими пятнами. Пыльца, в которой заключалась сама душа Авааты, впитывалась в кожу и сквозь поры проникала в кровь. Твисп ходил по этой тропе уже столько раз, что ноги сами вели его. Точно так же он доверялся своей интуиции, когда путешествовал по келпопроводам.
«Тот, кто контролирует настоящее, контролирует и прошлое, — произнес голос в его мозгу. — А тот, кто контролирует прошлое, контролирует и будущее».
Нечто подобное он уже где-то читал. Но гораздо раньше услышал это высказывание от келпа.
«Аваата контролирует прошлое, — подумал он. — Она путешествует по нашей памяти, по нашей генетической памяти, и этим прокладывает нам твердый курс в будущее».
Будто со стороны он увидел свои ноги, как они размеренным шагом поднимаются по узкой горной тропке, избегая ненадежных камней и осыпей. И они выполняют эту работу без малейшего участия того, что большинство людей назвали бы сознанием.
«Дешевый трюкач!» — подумал Твисп о себе с усмешкой.
Идущий следом Моуз запел какой-то гимн. Твисп прислушался, но не узнал мелодии. Ему стало интересно: где сейчас путешествует сознание молодого монаха и почему он запел эту странную мелодию? Но Твисп слишком уважал внутренний мир любого человека, чтобы спрашивать о нем столь откровенно.
Каждый новый контакт с келпом или с пыльцой дирижабликов помогал Твиспу все глубже погружаться в свое прошлое. Да, потеря тех, кого любишь, всегда порождает боль. И не менее мучительно больно вспоминать о них. Но зато были и другие воспоминания, очищавшие душу и исцеляющие душевные раны. Например, то, как он впервые коснулся губами соска материнской груди, сладкий вкус ее молока, нежный убаюкивающий голос и тихое «тук-тук» ее островитянского сердца.
А дважды келп переносил его в более глубокое прошлое, в память его человеческих предков, однажды явившихся из бездны космоса. И из этих путешествий во времени Твисп почерпнул гораздо больше, чем знания по истории своего вида. Он обрел в них мудрость, сознание, лишенное всяческих рамок и оков, наличие коих присуще людям машинного века типа Флэттери. Потому-то директор и пытался всячески мешать любым контактам с келпом, а в конце концов и вовсе их запретил. Даже в качестве религиозного ритуала.
«А вы хотели бы, чтобы ваши дети узнали ваши секретные мысли, надежды, стремления? Прочитали бы сны, о которых вы никогда и никому не расскажете. А?» — вопрошал Флэттери и был абсолютно уверен в своей правоте.
Но это высказывание только еще больше утвердило Твиспа в мысли, что у директора обыкновенная паранойя.
Но Флэттери удалось подчинить себе большинство пандорцев. По крайней мере, тех, кто зависел от его подачек и хотел иметь легальную крышу над головой. Он сумел убедить людей, что келпы выделяют вредный нейротоксин, и изобрел антидот, необходимый представителям тех профессий, кто был вынужден работать под водой.
«И этот антидот вовсе не безобидная микстурка, прописанная больному для успокоения, нет, — благодаря ему люди ощущают воздействие келпа, но искаженно. И действительно начинают его бояться».
Прежний пандорский ритуал погребения умерших в море был категорически запрещен. Теперь тела сжигали, и память, заложенная в клетках, улетала с дымом к небесам. Флэттери мотивировал это требованиями элементарной гигиены.
«Брошенные в воду трупы все равно выносит на берег, — говорил он. — Один небольшой прилив — и мы задохнемся от вони разлагающихся останков».
Твисп потряс головой, чтобы отделаться от навязчивого образа Флэттери, от мягкого голоса с искренними интонациями, от его липкой манеры убеждать. Не стоит переводить пыльцу на воспоминания об этом подонке. Он видел глубокие исторические корни нынешних событий.
«Люди порабощали людей во все времена, — думал старый монах. — И выход в новую галактику — еще не выход из положения».
Как же удалось людям древности сбросить ненавистные цепи голода?
«Благодаря смерти, — ответил голос в его мозгу. — Смерть утешала обиженных и избавляла их от обидчика».
Но Твисп надеялся, что пандорцы найдут лучший выход. Это был путь Флэттери: голод, убийство, натравливание брата на брата. Следы, что ноги монаха оставляли в пыли, вели прочь от директора, а не за ним.
«И что хорошего, если я сяду на его место? Просто сменяем длинного убийцу на длиннорукого».
К тому моменту, когда драгоценная ноша была доставлена в обитель братьев по клану дирижабликов, Твисп уже не нуждался ни в каких дополнительных ритуалах. Он и так плыл по бескрайнему океану памяти келпа. Его сознание удерживал лишь звук голосов монахов, приготовляющих пыльцу к ритуалу. Твисп пробормотал какие-то извинения и удалился, чтобы побыть в одиночестве на своем любимом утесе. А за его спиной монахи уже опустились на колени, и старцы, проходя мимо каждого, высыпали специальными ложечками на высунутые языки щепотки синей пыльцы. Процедура сопровождалась псалмами, песнями Земли, песнями Корабля и пандоранскими островитянскими и морянскими песнями.
Щепотка пыльцы позволяла встретиться с теми, кто умер, отправиться в путешествие в свое прошлое и вспомнить о том, что давно и прочно забыто. А еще можно было прожить жизни своих родителей или более далеких предков. И лишь немногие могли нырнуть в глубины памяти всего человечества — они-то потом и становились наставниками других на пути к Истине. Твисп отдался ритму тихо рокочущего водяного барабана и плавно скользнул в тот день, когда впервые познакомился с келпом.
Двадцать пять лет назад он впервые ступил на землю, но не как свободный, а как пленник ДжиЛаара Гэллоу. Это было в тот день, когда он с несколькими друзьями остановил победное продвижение армии Гэллоу и тем закончил гражданскую войну. И в тот же день гибербак с орбиты принес на планету Флэттери.
Тот день пандорцы впоследствии назвали «Вершиной Авааты» в благодарность келпу за ту роль, которую он сыграл в их победе. Но Твисп еще ни о чем этом не знал. Он просто ждал, когда Гэллоу его убьет. А затем келп увел его к бородатому бродяге по имени Ной. Старик был слеп, перепутал Твиспа со своим внуком Авимаилом и накормил его свежим пирогом. Даже теперь, много лет спустя, Твисп помнил вкус рассыпчатого, тающего во рту теста.
— А теперь иди, и слушай, и смотри! — напутствовал его слепой.
Твисп повиновался и навсегда остался благодарен Ною, келпу и тому солнечному дню «Вершины».
— Наш ковчег достиг суши. И мы останемся здесь навсегда, — сказал Ной. — Мы оставляем море.
До сих пор Твисп избегал келпа. Он считал: пандорцы пандорцами, а Твисп — Твиспом. Но потом в жизни людей появился директор. И тогда Твисп почувствовал, что не может отделить себя от других. Боль его сопланетников стала и его болью.
Твисп много читал, изучал историю и, как все островитяне, ходил с пустым желудком. Голод отвоевывал у людей дом за домом, поселение за поселением. Те, кто не верил посулам директора, стали уходить в горы и рыть подземные ходы. Теперь же благодаря щепотке пыльцы Твисп в первый раз увидел, как много он успел сделать и как это было сложно.
И вдруг до него донесся тихий голос. Это был голос из другого мира, мира старца Ноя, и Твисп уже не надеялся услышать его в своем мозгу.
— Срази голод пищей, — прошелестел голос. — Срази тьму светом, а иллюзию иллюминацией.
— Авимаил, — одними губами выговорил Твисп. — Наконец-то ты здесь. Как ты меня нашел?
— По запаху свежего пирога, — рассмеялся тот. — И по страстному призыву твоего сердца.
И Твисп заскользил в поисках друга по келпопроводам извилин своего мозга. Здесь не было ни стеблей, ни листьев — он добрался до самой сердцевины своего келпа.
«Этот дирижаблик должен помнить что-то о становище своего деда. Просто чудо, что ему удалось избежать ножниц Флэттери».
— Это не чудо, старец, а иллюзия чуда.
Теперь голос звучал уже не внутри Твиспа, а снаружи. Монах медленно обернулся и только сейчас заметил, что молодой Моуз уже давно теребит его за плечо.
— Ты тоже путешествовал по стеблям келпа, братец?
— Да, — ответил Моуз, не разжимая губ.
Все ученики Твиспа рано или поздно начинали говорить без помощи органов речи. Вот и этот научился. Один раз, приняв пыльцу, он посмотрел в зеркало и провалился в такие места, о которых и вспомнить потом не мог.
— Я помню, что… — с трудом подбирая слова, начал молодой монах, но Твисп его перебил, также продолжая мысленное общение.
— Ты сказал «иллюзия». И что же такого показал тебе келп?
— Это язык, на котором общаются дирижаблики, пока зреют на ветке. Они учатся проецировать иллюзии, как голограммы. Старец, если вы последуете по стеблю до самого корня, вы познаете власть и силу иллюзий.
Но тут Твисп снова провалился в глубины своего сознания.
«Нет, — подумал он. — Не в свое сознание, а в сознание Авааты».
— Именно так, — прошелестел тихий голос.
Твисп увидел свое тело с огромной высоты и, безразличный к этой оболочке, устремился в космические бездны.
«Что есть иллюзия? И что есть реальность?» — спросил он.
— А что есть карта? Она иллюзия или реальность? — спросил голос.
«И то и другое, — ответил Твисп. — Она реальна, потому что ее можно взять в руки и пощупать, и она иллюзорна, потому что на ней лишь значки, символы и условные изображения того, что существует в реальности. Карта — это не часть ландшафта».
— Ты прав, рыбак. А с чего ты начнешь, если захочешь построить лодку?
«Нарисую чертеж».
— А ведь твой чертеж тоже станет реальностью, однако он не будет лодкой. А что ты будешь делать дальше?
В его мозгу чередой пронеслись образы всех лодок и судов, которые он построил своими руками, на которых хоть раз ловил рыбу или плыл по волнам океана.
«Дальше я…»
Он попытался собраться с мыслями, гадая, что хочет услышать от него Аваата.
— Не думай об этом, — остановил его голос. — Что ты станешь делать, когда создашь чертеж?
«Построю модель».
— Но ведь это тоже пока не лодка. Это модель. Иллюзия, символ. И тем не менее она реальна. Если ты захочешь научить людей жить по-новому, как ты этого сможешь добиться?
«Дать им модель поведения?»
— Возможно.
«Начертить им карту дальнейшей жизни?»
— Возможно.
В наступившей тишине до Твиспа донесся пульс волн далекого океана.
— Но и карта, и модель имеют свои ограничения, — продолжал голос. — Какие?
Твисп почувствовал, что сейчас его мозг взорвется от напряжения. Аваата подталкивала его к какому-то очень важному решению. Если бы он только сумел это ухватить!..
«Размеры»!
Сам ли он это понял или келп вложил ответ в его сознание, результат был один.
«Размеры! Модель никогда не даст нам полного ответа, потому что ее невозможно испытать в полной мере, в применении ко всем сферам жизни!»
Из его груди вырвался вздох облегчения.
— Ты прав, друг Твисп. Ну а если ты сможешь создать иллюзию жизни, опыт, полученный в процессе ее проживания тоже будет иллюзией? Или же станет реальным опытом?
Внезапно его отшвырнуло в прошлое Пандоры, и он увидел мир глазами одного из своих предков — участника войны клонов. И он увидел висящую в небе черную тушу Корабля, и его последние слова отдались звоном в ушах: «Порази меня, Святая Бездна!» Твисп и не ожидал, что голос Корабля окажется не электронным стерильным подобием человеческого, а страстным и живым. В нем звучали мольба и благоговение. Так прощаются навсегда, уходя тропою дальних солнц, чтобы сгинуть без следа. И еще этот голос был очень похож на тот, что Твисп не раз слышал в своем мозгу.
«Корабль снял с себя бремя людей и отправился к Святой Бездне, — прошептал Твисп. — И чтобы научиться жить в полную силу, нам нужно научиться избавляться от бремени самих себя».
Но тут он понял, что сказал он это вслух или просто подумал и Моуз слышал его слова.
— Мы должны овладеть искусством насылать иллюзии, — все еще со стороны услышал Твисп свой голос. — А если мы научимся брать врагов в плен, не причиняя им вреда, то таким иллюзиям просто цены не будет!
И его сознание захлестнула волна одобрения и теплой поддержки.
Мы, островитяне, умеем пользоваться течениями. Мы понимаем, что обстоятельства и времена меняются. Измениться вместе с ними — это нормально.
До выхода «Новостей» в эфир оставалось чуть больше часа, но Беатрис уже видела, что ее «новая группа» не сумеет уложиться в график подготовки. У них возникли какие-то технические проблемы, и они сражались с трудностями, не смея спросить ее совета. Результат их деятельности на экране не очень впечатлял. Даже на самый неискушенный взгляд от всего материала разило откровенной фальсификацией. Да, цензор над цензорами хорошо поработал. Леон шепнул ей, что материал об ОМП ни в коем случае не выпустят.
Она почему-то вспомнила, как несколько лет назад, когда Контроль над течениями еще размещался в морянском поселении под водой, ее группа записала одно из «Духовных наставлений» Флэттери — так называлась серия пропагандистских передач, в которых Директор «запросто» беседовал с представителями различных социальных слоев Пандоры. Все шло прекрасно, пока не настало время выйти в эфир.
«Келпы наступают на нас» — вот самый больной вопрос нашего времени. Келпы уничтожают суда, нарушают связь…»
У Беатрис волосы встали дыбом, когда она вспомнила, как при помощи монтажа, редактирования, различных фоновых и голосовых наложений она выставила Флэттери полным идиотом. Зато добилась того, что в передаче почти не осталось лжи.
«Мы с Маком тоже виноваты. Сколько мы сделали для укрепления власти директора».
В данный момент любая отсрочка, любая заминка Беатрис только на руку. Ей нужно время, чтобы обдумать, как сказать в эфире то, что необходимо, но так, чтобы при этом не убили ни ее, ни остальных. Главное — подобрать нужные слова. Большинство бедняков будет слушать ее по радио. Она хотела, чтобы ее услышали и поняли все. Внезапно в голове возникла мысль, что келпы тоже на ее стороне. Сначала она отмела ее как истерический бред, но, подумав, решила, что в этом есть доля правды.
«Когда совершается очередной государственный переворот, то за этим всегда стоят конкретные люди и организации», — подумала она и стала мысленными галочками отмечать подходящие кандидатуры: недовольные из лидеров «Мерман Меркантил», Тени, перемещенные островитяне, капитан Бруд (который скорее всего работает на «Вашон секьюрити»)…
«Или заваатане», — подумала она, хотя прекрасна знала, что они не станут действовать подобным образом. Их единственным ответом на политическую борьбу всегда было стремление закопаться поглубже под землю или забраться повыше в горы.
«Бруд попал в оппозицию, — продолжала размышлять Беатрис. — Резня на студии была большой ошибкой. И теперь он пытается как-то оправдать свой поступок и обернуть его в свою пользу. А если же на планете сейчас происходит переворот, он выждет, пока кто-нибудь не победит, и постарается примазаться к победителю».
Тут Беатрис пришло в голову, что у Флэттери нет друзей, зато чертовски много врагов. Он дал слишком много поводов, чтобы его возненавидело все население планеты. Он снизошел на планету в очень подходящий момент и заявил: «Я ваш капеллан-психиатр. Я могу перестроить ваш мир так, что это спасет вас всех. Ваши дети заслуживают лучшего мира».
«Ну почему, почему ему все тогда поверили?»
Впрочем, после стольких лет работы на студии Беатрис могла ответить на этот вопрос. Он ежедневно выходил в эфир, если не в прямой трансляции, то в видеозаписях своих так называемых «Мотиваций». Только теперь она поняла, сколько лжи было в этих передачах. А ведь она сама принимала участие в создании многих из них. Не говоря уже о последнем цикле «Проект „Безднолет“. Флэттери верили потому, что он не давал ни минутки передышки и всех настолько отвлек насущными проблемами — голодом, поиском работы, самой работой, — что ни у кого не оставалось времени подумать и проанализировать то, что происходит на самом деле.
Флэттери стал самым кошмарным демоном в этом населенном демонами мире, но, в отличие от всех остальных тварей, он был человеком. И, что еще хуже, он был оригиналом человека — его гены никогда не подвергались ни вмешательству келпа, ни искусственным мутациям, изуродовавшим половину населения планеты. Теперь Беатрис понимала, почему он сумел так высоко подняться. Пандорцы сами ему помогли. И она была в числе самых активных помощниц. Сейчас, пойманная в ловушку, она тихо радовалась тому, что люди Бруда никак не могут добиться чистого сигнала передачи. Ей это может ой как пригодиться.
«Если я скажу все, что написано в шпаргалке, то помогу ему снова».
Пора было себе признаться, в чем именно она помогала Флэттери. Нет, она не помогала ему справляться с социальными и геологическими потрясениями. Она не помогала ему переселять жителей органических островов, разбившихся о поднявшиеся из воды скалы, или спасать морян, чьи подводные города ломались как скорлупки при сминании земной коры.
«Я помогала ему готовить побег. Он строил свое жестяное яйцо вовсе не для того, чтобы разведывать новые планеты. Он строил себе личный корабль».
Беатрис выругалась сквозь зубы и треснула кулаком по консоли. Так, спокойно. Консоль может еще пригодиться. В тусклом стекле экрана она увидела отражение незнакомого женского лица. Волосы были черными и всклокоченными. Под налитыми кровью глазами лежали темные круги. Землистый цвет лица, запавшие щеки и в центре этого кошмара — красный нос. Она машинально протянула руку, чтобы вызвать на помощь Нефертити, но рука замерла на полпути. Никогда уже Нефертити не будет расчесывать ей волосы и шептать на ухо за секунду до эфира: «Ты сногсшибательна, Би! Срази их наповал!»
И кулак снова в ярости обрушился на консоль. Леон приподнял голову, глянул в сторону Беатрис и тут же снова уткнулся в схемы. С выходом в эфир что-то не ладилось. Он и его люди еще не успели привыкнуть к невесомости, и каждая накладка, вызванная непривычной обстановкой, злила их все больше и больше.
Беатрис понимала, что если прочтет текст так, как ей написали, то поможет не только Флэттери, но и Бруду. Но вот эта ноша была ей уже не под силу. Сейчас Бруд занят транспортировкой ОМП на станцию. Какое счастье, что хоть этого она не видит! Если Леон не успеет отладить технику до возвращения капитана, тот просто взбесится. Беатрис даже представить себе не смела, каков капитан Бруд в гневе.
Дварф Макинтош был нормальным человеком, точнее, голубоглазым клоном из гибербака, а Беатрис была островитянкой почти без отклонений от нормы. В течение нескольких поколений одни мутации сгладились, другие закрепились, но в результате стало рождаться все больше островитян, близких к человеческому стандарту. Похожих на Флэттери и Макинтоша. Один их внешний вид уже давал пришельцам право управлять аборигенами.
«Но ведь Флэттери нельзя назвать нормальным в полном смысле слова. В его мозгу что-то не так устроено. Нормальные люди не уничтожают представителей своего вида».
Беатрис знала историю генетического геноцида, проведенного Хесусом Льюисом. И ее собственная семья пострадала от его последствий. Теперь она наконец-то поверила в слова Бена, обвинявшего Флэттери в порабощении всей планеты. Он превратил и островитян, и морян в рабов, и чем страшнее был спровоцированный им же самим голод, тем крепче была его хватка на горле Пандоры.
Последние двадцать пять лет были временем беспрерывной череды катастроф планетарного масштаба: корни келпов сминали земную кору, и она вздымалась, формируя первые островки суши. В результате этих мощных горообразующих процессов большинство морянских городов было разрушено, а большинство плавучих островов разбилось о скалы. Ее остров тоже так погиб. Беженцы были вынуждены поселиться на диких, необжитых землях и заново, после трехсот лет морских путешествий, учиться выживать на суше. Но Флэттери не помог им, он только добавил новых проблем.
«Эта планета восстала против нас. Она хочет нас уничтожить, — сказал Беатрис Мак, когда они познакомились. — Но мы не дадим ей этого сделать».
Но Мак никогда не выступал против Флэттери открыто. Он предпочел остаться в комфортабельных условиях орбитальной станции, где мог вкусно есть, сладко спать и грезить о полетах к дальним звездам. Но кроме этого, он стал главой Контроля над течениями и самым главным специалистом планеты по изучению ее самого загадочного аборигена — келпа. Ему было нелегко расставить приоритеты в своей работе.
«Келп — изумительнейшее создание, — признавался он Беатрис. — Но Контроль над течениями нам просто необходим. Если нам не удастся наладить поставки пропитания, люди перемрут от голода. Контроль над келпами сильно облегчает нам жизнь, а в таких делах результат превыше всего».
А потом он изобрел «сеткомастер» — навигационную сетку, которая позволила следить за навигацией с орбиты и переместить штаб Контроля из морянского города в космос. Несмотря на то что во время последнего землетрясения подводный комплекс сильно пострадал, в нем осталось несколько действующих лабораторий, продолжающих изучать течения. Благодаря сетке регулировкой всех течений на полушарии мог управлять один человек.
Два года тому назад, когда «сеткомастер» в торжественной обстановке был подключен, Беатрис стояла рядом с Маком в качестве почетной гостьи. И хотя официально ее пригласили как известную журналистку, она предпочитала думать, что Мак, приглашая ее, больше думал о себе, чем о работе. Стоило ей появиться, как в его голубых глазах вспыхнули искорки, и с тех пор они частенько вместе гуляли по коридорам станции, любуясь сквозь прозрачные потолки звездами. А затем случайные прикосновения, нежные пожатия рук плавно перетекли в любовный роман.
«Надеюсь, что у нас еще будут такие прогулки», — подумала она и всхлипнула, проглотив слезы.
Над входным люком загорелась красная лампочка, и Беатрис вздрогнула от неожиданности. Это был студийный аналог дверного звонка, дублировавшийся на всех рабочих консолях. Во время записи люк всегда был заблокирован.
«Кто-то хочет войти».
Но кто бы это ни был, он не из отряда Бруда. Беатрис поняла это по тому, как побледнело и вытянулось лицо Леона.
«Это Мак! — взмолилась она. — Пусть это будет Мак!»
— Ни с места! — ткнул пальцем ей в грудь Леон, отбросив прежнюю предупредительность. — Я сам этим займусь. Ваш текст появится на экране в считанные минуты. Текст стандартный. Я заменяю режиссера, и вы должны подчиняться моим указаниям. И выполнять их полностью.
Затем он подплыл к люку, пристегнулся поясом к скобе, нажал кнопку интеркома и объявил:
— Идет запись! Вход запрещен для всех, кроме персонала студии.
Беатрис задержала дыхание. Значит, они собираются работать при закрытых дверях. До сих пор на студии присутствие аудитории только поощрялось. Никто и никогда не запрещал работникам станции в свободное время зайти и посмотреть на съемку.
— Я Спад Солеус из Контроля над течениями, — раздался высокий голос, напоминавший о недавнем счастливом времени, и вызвал у нее непроизвольную улыбку. — У нас ЧП. Доктор Макинтош должен немедленно обсудить ситуацию с Беатрис Татуш.
От этих слов сердце Беатрис затрепетало в груди, а на щеки вернулся румянец. Зато ладони мгновенно вспотели.
— Она в прямом эфире. Передайте доктор Макинтошу, чтобы подождал.
— Он не может ждать. У нас полетела связь, и сетка может разладиться в любую минуту.
— Но у нас приказ. — Судя по тону, Леон уже начал терять терпение. — Разве что после программы…
— Но доктор Макинтош командир орбитальной станции! — заявил Спад. — И он действует по приказу Флэттери. Сетку нужно восстановить немедленно! Нам нужно воспользоваться вашей аппаратурой, и Беатрис Татуш нам нужна для консультации. Должен вам напомнить, что все энергоснабжение станции контролируется нашими службами и мы можем обесточить вас в любую секунду.
— Подождите минутку, — уже более вежливым тоном сказал Леон. — Я попробую что-нибудь сделать.
Он выключил интерком и прижался лбом к переборке.
— Вот дерьмо! — Он с размаху стукнулся лбом об стенку, и только ремень удержал его от полета через всю студию. — Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
«Молодец, Спад!» — подумала Беатрис. Он ведь наврал Леону про энергоснабжение. Да, некоторые кабели действительно шли через помещения Контроля, но далеко не все. Эту студию Беатрис оборудовала с помощью Мака, и никто не знал всех тонкостей ее устройства так, как они вдвоем. А Леон здесь вообще был чужаком. Кроме того, у него и так голова шла кругом от всех навалившихся проблем. Но без приказа капитана Бруда он и шагу не смеет ступить. А вызвать Бруда так, чтобы не переполошить всю станцию, он тоже не может.
Сердце Беатрис колотилось, как сумасшедшее, а руки тряслись так, что их пришлось засунуть в карманы. Но, даже несмотря на опасность, дилемма, которую должен был немедля решить Леон, ее даже рассмешила.
«Вот-вот, пусть покорчится», — злорадно подумала Беатрис.
Леон вновь нагнулся к интеркому:
— Сюда не войдет ни один человек, пока мы…
— Мы можем перехватить вашу линию и переключить на себя и без вашего согласия! — перебил его Спад. — На орбите команды отдает доктор Макинтош, а он приказывает…
Леон ударом ладони отключил связь, отстегнулся и поплыл к своему столу, но, не рассчитав силы толчка, налетел на двух техников. Выпутавшись из проводов, они повисли у него на плечах и помогли опуститься в кресло.
Беатрис проскользнула к люку, включила интерком и воткнула в него штекер своего личного переговорника, запустив его плавать под потолок. Все это заняло четыре секунды. Ее манипуляций никто не заметил. Вернувшись к своей консоли, она включила личный коммуникатор и набрала номер Мака. Тут же на всех консолях студии загорелся огонек связи, и в следующую секунду над Беатрис навис разъяренный Леон.
— Я же приказал ничего не касаться! — взревел он. Теперь он больше не притворялся мягким интеллигентным редактором — перед ней во всей красе явился офицер охранки, распекающий своих подчиненных во всю мощь глотки. — Да я бы тебя с дерьмом смешал, если бы нам не нужна была твоя мордашка! Но мы сделаем все по плану, сестра! Только попытайся еще раз, и полетишь отсюда со станции без челнока, поняла?!
Беатрис спрятала довольную улыбку. Да, студия звукоизолирована, и этот тип мог орать на нее сколько угодно безнаказанно. Вот только интерком был включен, а подсоединенный к нему переговорник болтался всего в каком-то метре от орущего Леона. Чтобы изобразить испуг, ей даже не понадобилось прибегать к актерскому мастерству — слишком часто за последние сутки это было ее естественным состоянием.
— Я буду слушаться! — закричала она изо всех сил. — Только не убивайте меня, как вы убили всех остальных! Я буду слушаться!
Леон кивнул и направился к своим сотрудникам, но не успел он до них доплыть, как на станции завыла сирена общей тревоги.
Несмотря на бьющий по ушам тоскливый вой, Беатрис была счастлива. Она очень хорошо помнила по прежним учениям, что последует за этим сигналом. Четыре гудка подряд означали: «Пожар. Срочная эвакуация сектора Контроля над течениями». Студия головидения также относилась к этому сектору.
И пока Леон и его помощники метались по студии, вопрошая, что, черт возьми, происходит, Беатрис, откинувшись на спинку кресла, шептала: «Спад, я тебя обожаю!»
Власть, как и любая другая живая тварь, ради самосохранения пойдет на что угодно.
Первым, что увидел Рико, шагнув в кают-компанию, были широко раскрытые остекленевшие глаза Кристы Гэлли, безвольно раскинувшейся на койке. Ее зрачки лучились зеленым фосфоресцирующим светом. Рико видел это впервые, но, сам не зная как, понял, что сейчас она пребывает в ином мире. В первую секунду ему больше всего захотелось удрать и задраить за собой люк, но он взял себя в руки и остался.
Бен распростерся на полу, сжимая одной рукой ее лодыжку. Его собственные ноги все время дергались, как у ребенка, видящего кошмарный сон. Да и сам Рико воспринимал всю открывшуюся ему сцену как какой-то ночной кошмар.
— Бен! — позвал он, не решаясь отойти от люка. Но тот не ответил.
Тогда Рико бросился на колени, склонился над своим лучшим другом и вдруг заметил, что и у Бена глаза широко открыты. Но оба, судя по движению груди, дышали. Голова Кристы была повернута в его сторону, и Рико явственно слышал ее дыхание. Рико вспомнил предостережения Операторов и не стал прикасаться к лежащим.
Он выругался сквозь зубы и полез в нагрудный карман за ампулой — небольшой розовой трубочкой длиной с фалангу его мизинца. С одной стороны из нее торчали два прикрытых изоляционными чехольчиками проводка. Рико содрал изоляцию, отбросил в коридор и развернул гранатку «усиками» от себя.
— Черт тебя побери, Бен! Операторы же предупреждали, что, стоит ей намокнуть, она сразу же начнет вырабатывать яд в три раза быстрее!
Отдача от выстрела ощутимо встряхнула его, но ему уже было все равно — вряд ли его тело понадобится ему надолго. Он вновь склонился над Беном.
— Ты только дыши, — шептал он. — Ты, главное, не переставай дышать!
Рико обернулся, взглянул на Кристу и сам удивился той ярости, что охватила его при виде этой хрупкой девушки. Умом он понимал, что не столько ее ненавидит, сколько боится, но организм не улавливал разницы и продолжал фонтанировать адреналином.
«Если она его убила, то я…»
Здравый смысл не позволил Рико закончить эту мысль.
Из груди Кристы вырвался стон. Звук показался Рико каким-то потусторонним, и он почувствовал, как по спине поползли мурашки.
— Криста? Ты меня слышишь?
Она еле заметно пошевелилась, словно преодолевая сопротивление собственного тела. Затем закрыла лицо руками, словно заслоняясь от удара, и беззвучно прошептала одно слово. Но по движению ее губ Рико понял, что она сказала «Флэттери…»
Казалось, что фраза не окончена, и он стал ждать продолжения. Тело Кристы вытянулось, оцепенело и до Рико явственно донесся шепот:
— Он… Наркотики…
— Флэттери пичкал тебя наркотиками?
Криста опустила веки, что, видимо, означало «да».
— Так это он сделал тебя ядовитой? Он, а не келп?
И вновь она подняла и опустила веки.
«Летучая рыба» сделала резкий поворот, и Рико швырнуло на пол. Он судорожно вцепился в ближайший ремень и постарался подобраться поближе к переборке. Какое-то время суденышко вертелось, как юла, но затем выровнялось.
Металлическая обшивка амфибии скрипела и стонала, похоже, ей приходил конец.
«Келп играет с нами! Он знает, что Криста здесь!» — пронеслось в голове у Рико.
Криста болталась на своей койке, пристегнутая страховочными поясами и мокрая до нитки. Рико одним прыжком оказался рядом с ней и до тех пор, пока амфибия не перестала метаться, удерживал ее за ремни, следя, чтобы девушка не ударилась о стенку. Затем наступила пауза. Значит, можно перевести дух и оглядеться.
Рико обернулся к Бену и попытался, не прикасаясь к нему, понять, насколько серьезен его транс. Бен дышал легко, и на его щеках играл обычный румянец. Более того — он непроизвольно повернулся на бок и протянул руку к Кристе. После их бредового разговора Рико истолковал это как добрый знак. И все же залез в нагрудный карман Бена и достал вторую ампулу — для Кристы. Ее глаза то и дело закатывались, а пальцы правой руки растопырились: то ли она дает отпечатки пальцев, то ли отталкивает что-то от себя…
Рико не решился стрелять в девушку. А через несколько секунд она и сама успокоилась.
— А что, если… — спросил Рико сам себя. Операторы предупреждали его, что антидот может быть опасен, если его ввести лишь одному из двоих, которые могут соприкоснуться. Например, человеку ввести, а келпу — нет. Так, может, ей этот антидот вообще вреден?
«А может, химия ее тела изменилась именно потому, что Флэттери пичкал ее своей отравой? А вдруг этот антидот в больших дозах может… убить ее?»
Но Рико колебался не только поэтому, его страшило то, что она сотворила с его лучшим другом. Сам Бен не мог сказать, что с ним сделалось. И тут Рико понял, что будет ждать развития событий, чтобы понять, стоит ли стрелять вообще. И ждать долго не пришлось: глаза Кристы вновь засветились зеленым, а пальцы растопырились в отталкивающем жесте. И Рико приготовился всадить в нее заряд.
«А ведь Флэттери это понравилось бы, — вдруг отпечаталось в его мозгу. — Он был бы просто счастлив объявить всему миру, что ее святость Криста Гэлли убита Тенями».
И вдруг Рико как-то сразу, в одну секунду, осознал, увидел все пружины этой хитрой махинации. Сверкнувший в его мозгу свет тут же был продублирован разноцветным мерцанием, вспыхнувшим за плазовым окном кают-компании.
— Да, я понял. — Рико говорил это для Кристы, хотя и не был уверен, что она слышит. — В этом есть смысл. Он сделал тебя настолько ядовитой, что никто не смел и близко подойти. А затем публично заявил, что во всем виноваты келпы. Я правильно понял?
Она лишь слабо кивнула и устало опустила веки. Теперь ее тело обмякло, расслабилось, и Рико готов был поклясться, что причиной этому был не антидот.
Коридор залили разноцветные потоки света, и амфибия забилась, словно в конвульсиях: оказывается, она уже всплыла и Эльвира прочищала дюзы, чтобы поскорее подняться в воздух. Каждый рывок машины исторгал из груди Кристы стон, а по щекам девушки струились обильные слезы. И Рико вдруг захотелось ее успокоить. Только сейчас он понял, что Флэттери использовал Кристу, так же, как и всех, кто его окружал. И что ее жизнь в Теплице была отнюдь не райской.
«Она была там такой же рабыней, как все мы. Диковинкой из кунсткамеры. А он сделал из нее чудовище».
— С тобой когда-нибудь случалось что-нибудь подобное?.. Ну, до того, как Флэттери стал тебя накачивать своими снадобьями.
Она молчала, лишь зрачки двинулись слева направо и обратно.
— Я думаю, он надеялся, что твой яд убьет нас. После чего он заберет тебя и раскричится на весь мир, какой он герой и какая ты ядовитая гадина! И если бы я выстрелил в тебя этим антидотом… — Рико осторожно убрал ампулу в нагрудный карман, — ты умерла бы и он раструбил бы на всю планету, что мы тебя безжалостно убили. И тогда весь народ Пандоры поднялся бы против нас…
Криста вновь опустила веки. Внезапно Бен издал слабый стон.
— Рико, как у вас? Порядок? — спросила по интеркому Эльвира.
Бен попытался что-то сказать, но, поняв, что пока ему это не удастся, просто слабо кивнул. Криста тоже кивнула, но сумела выговорить чуть слышное «да».
— Я их накачал разными лекарствами, — усмехнулся Рико. — Им пока не очень хорошо, но скоро станет лучше. Здесь мне делать больше нечего, так что скоро я присоединюсь к тебе. Ты собираешься полетать или поплавать?
— Как получится. Ты бы приглядел за штурвалом.
— Иду! — радостно отозвался Рико. Он уже убедился в том, что Бену с Кристой ничего не угрожает и их со спокойной душой можно оставить в кают-компании.
И все же на прощание он сообщил:
— Интерком оставляю включенным. В случае чего немедленно сообщите мне, о'кей? А когда Эльвира меня отпустит, я вернусь.
Криста снова растопырила пальцы и выговорила:
— Келп… он счастлив…
— Келп счастлив? — Рико воздел руки и произнес с нескрываемым сарказмом: — Ну тогда и я счастлив! …А ты-то откуда знаешь?
Она пошевелила пальцами и с трудом изрекла:
— Сво-о-бода.
И повторила, тщательно артикулируя это слово:
— Сво-бо-да!
Рико глянул в плазовое окно и остолбенел при виде внезапно пришедших в движение повсюду, насколько хватало взгляда, келпов, прежде столь бездейственных и столь прекрасных теперь в свете двух солнц Пандоры. Алки — меньшее из двух — с год назад начало пульсировать, и до сих пор его пульсация пронизывала планету. А от горизонта к ним приближалась темная туча. Ближайший келп поспешно собрал слоевища и нырнул в глубину.
— Ну совсем как малек в ванне, — рассмеялся Рико.
Еще ни разу в жизни он не видел такие… разумные келпы.
— Надеюсь, что ты права, — пробормотал он себе под нос. — Да я уверен в том, что ты права. Келпы помогут нам гораздо больше, чем Флэттери со всеми его посулами.
Рико уже совсем собрался уходить, но вдруг вернулся и потряс за плечо сначала Кристу, а потом Бена.
— Мы пробьемся, дружище, — шепнул он Бену.
Впрочем, он сказал это не столько для друга, сколько для себя.
Вернувшись в рубку, Рико включил интерком и вызвал кают-компанию. Умом он понимал, что его друзья в безопасности, но ему самолично хотелось в этом убедиться.
— Мне неприятно об этом говорить, но, похоже, что именно Контроль спас наши задницы, — признался Рико. — Келп уволок нас на глубину и попытался содрать с нас обшивку своими сучьями. Но вмешался Контроль, келп задергался и отпустил добычу. А затем они сумели как-то дать келпу по башке, и он прочухивается до сих пор. Но что бы они ни сделали, мне это понравилось. — Рико проверил показатели датчиков и заговорил снова: — Похоже, келп сбил своей собственной пульсацией нашу сетку. Но теперь все постепенно налаживается. Я отключил охлаждающую систему, чтобы сэкономить топливо, так что вы оба можете греться где-нибудь поближе к моторам. И поскольку мы все здесь от рождения дышим воздухом, я надеюсь, что вытащу вас из этой переделки.
Сообразив, что не все здесь дышали воздухом с рождения, он прервал связь и задумался. Но его тягостные размышления прервала активная деятельность Эльвиры, готовящей амфибию к полету.
«Бену об этом пока знать необязательно, — решил Рико. — Да и мне тоже, если честно».
— Поболтай со мной, дружище. О чем угодно.
— Рико… По… рядок…
И хотя голос, произнесший эти слова, был слабым и тихим, Рико широко улыбнулся. Амфибия мужественно пробивалась вперед, и Эльвира неустанно вызывала морфлот. Но связь отсутствовала. Лишь статические разряды били по ушам.
— На нас идет шторм, — сообщил Рико Бену. — И вскоре нам не поздоровится!
Вообще-то Рико не хотелось волновать друга сообщением о том, что шторм может их уничтожить. Да при том, что морфлот упорно молчит и все море кишмя кишит келпами, думать о шторме… Лучше подумать о чем-нибудь другом.
Любой, кто угрожает рассудку или его символической системе, угрожает целостности самого человечества.
Наконец Бен очнулся, и первым, что он ощутил, были волосы Кристы. На его губах еще сохранился соленый вкус ее волос. Шум работающих механизмов свидетельствовал о том, что опасаться больше нечего. Какая вода, когда кругом воздух!
Он помнил начало разговора с Кристой. Они болтали ни о чем, шутили, и вдруг… вдруг его тело осталось, а он сам унесся неведомо куда. И после этого путешествия до сих пор не мог поднять головы. Он даже попытался звать на помощь, но ни гортань, ни легкие не повиновались. Криста лежала рядом, и ее расширившиеся от страха зрачки из зеленых стали голубыми.
«О нет! — взмолился он. — О нет, они были правы!»
Во время взлета он цеплялся за ноги Кристы, та только слабо повизгивала, но не брыкалась. Похоже, она была просто не в состоянии двинуть ногой. Бен был тяжелее и потому проще перенес перепад давления. Он собрался расстегнуть ремни Кристы, но его руки внезапно стали неподъемно тяжелыми, и он повалился рядом с девушкой. Он мог дышать и видеть, но любое движение вызывало судороги. Бен заставил себя сползти с койки, чтобы не видеть Кристу. Он положил руку на щиколотку девушки и всем телом ощутил ее судорогу. Бен вспомнил, в кармане лежит ампула с антидотом, но у него не было сил ею воспользоваться.
«Рико скажет, что я идиот», — подумал он.
Теперь, когда связь с морфлотом была утрачена, им оставалось только одно — подняться в воздух. Вот только как на это отреагируют местные хищные птички? Рико и так уже досталось. Ему только… этой каши не хватало.
«Эльвира найдет выход, у нее рукаве куча сюрпризов».
Зов пронизал Бена насквозь: он ощутил его каждой клеткой кожи, мышц и крови. Но после всего, что с ним случилось, он чувствовал себя медузой на песке и был абсолютно беспомощен. Он мог лишь дышать широко отрытым ртом и валяться на полу. Но с ним бывало и похуже. Теперь он мог беспрепятственно путешествовать по сознанию Кристы. Но Рико и пластальные переборки судна мешали ему. Они словно черный занавес окутывали мысли Кристы.
И все же он прорвался. Образы из ее воспоминаний хлынули в его мозг.
— Бен! — донесся до него издалека слабый зов Рико. Оператор еще что-то говорил, но Бен услышал только страшный взрыв, с которым антидот вошел в его тело. Зов пронизывал все тело и тем не менее Бен ощущал, как Рико теребит его, пытаясь привести в себя.
Время трепетало, словно тонкая нить, туго натянутая между ним и Рико. Стальные плитки коридора, всегда отливавшие серебром, неожиданно вспыхнули золотом. И Бен забыл обо всем.
Но теперь он понимал гораздо больше, чем прежде. В мозгу Кристы Гэлли нашли приют тысячи тысяч воспоминаний. И теперь из ее сознания в сознание Бена просачивались капли памяти, насыщающие жажду его пересохшего рта. Но разум не поддавался опьянению эмоций — лепесток за лепестком он обдирал заветный цветок, пока не обнаружил внутри готового к драке Рико Лапуша.
И все же, хотя Бен все видел и слышал, он ощущал странное отторжение от собственного тела. Что, впрочем, было скорее любопытно, чем страшно. Он вспомнил передачу, которую они готовили вместе с Беатрис, о людях, вернувшихся из объятий смерти. И все интервьюируемые рассказывали одно и то же. Они вспоминали о теплых объятиях смерти, о полном спокойствии… Но никто не упоминал о зове. Они рассказывали, как видели свои тела из разных точек комнаты. Вспоминали, как суетились медики, которые пытались заставить забиться уже остановившееся сердце. Описывали все, что происходит с душой, оставившей тело, с такой точностью, что теперь Бен мог стать крутым экспертом по этой части: он испытал все это на себе.
Однако то, что испытал он, не испытывало до сих пор ни одно тело и ни одна душа. Он ощутил себя мальком, морянским ребенком, с восторгом взирающим на светлеющую поверхность воды из лагуны келпа. Над ним светился круг чистой воды, а обрамляющие его плети келпа тоже светились и окружали мерцающий водный свод синеватым гало. С трудом вынырнув из чудесных видений и вернувшись под безжалостные лучи двух солнц, Бен заметил на стене скукоженную тень Рико. А в лагуне резвились Пловцы — легендарное племя, умевшее проходить сквозь келпопроводы голышом.
И он осознал себя Кристой, когда та была еще ребенком. Точнее, это был Бен со всеми его воспоминаниями, но он же был и Кристой-ребенком, взлелеянным келпом.
Он чувствовал, что Рико чем-то взволнован, и попытался сказать ему: «Все в порядке. Я здесь».
Но ничего не получилось. Губы не повиновались.
И тут появилась Пловчиха. Она была уже старухой, но Бен до сих пор ни разу не видел Пловцов. Он представлял их себе губастыми, как лягушки, хилыми тварями с тусклыми рыбьими глазами и хвостами вместо ног. Пловчиха приблизилась, и Бен понял, что они ровесники. С ее плеч свисал красный плащ, и она протянула Кристе несколько кусочков сырой рыбы, которую та с жадностью проглотила. Криста покинула келп, и потому Пловчиха явилась за ней из своих неведомых глубин. Но она не захотела говорить. А может, и не могла вовсе.
Откуда-то издалека, из-за сияющего кольца стеблей келпа, до Бена донесся зов Рико.
— Я устрою вас поудобнее и сделаю все, чтобы вы не замерзли, — разнесся эхом по вселенной голос оператора.
Круг лагуны над головой стал удаляться, а голос Рико — приближаться.
— Криста дышит, — сообщил голос Рико. — Не знаю, слышишь ли ты меня, Бен, но мы с Эльвирой вытащим тебя из этой заварухи. С тобой все будет в порядке. И с этой проклятой девчонкой тоже будет полный порядок. Мы уже почти вынырнули. Мы найдем, куда вас пристроить… — Рико с трудом удавалось скрывать подступающие к горлу слезы. — Мы найдем, где вас спрятать, дружище. И ты еще будешь ого-го!
Рико коснулся его плеча и вышел из каюты.
Только теперь Бен почувствовал, что может оборвать пуповину, связывающую его с келпом. И когда он представил себе, как пойдет по коридору, его захлестнула радость бытия. Но он уже чувствовал в себе силы, чтобы пересечь мостик между своим сознанием и сознанием Кристы.
Мерцание огней в коридоре и внезапный рывок судна были доказательством того, что амфибия пытается выбраться на поверхность. Бен еще подумал, что было бы глупо помереть в разгерметизированном судне, в полном сознании, задерживая в груди последний глоток воздуха. А еще ему вспомнилось, как тонул остров Гуэмос и как они с Рико чуть не погибли в тот день. А ведь тогда ему было очень страшно. Сейчас же он испытывал лишь легкую грусть и покорность судьбе.
И вдруг его пронзила новая мысль: а что, если этот нейротоксин (каким бы он ни был) парализует его дыхательные пути? Или сердце? Он очень надеялся на Рико. Уж кто-кто, а этот парень сумеет его поддержать. Бен почувствовал, как начинает приходить в себя.
«Значит, антидот работает», — подумал он.
Он снова попытался перейти мостик между своим сознанием и сознанием Кристы, но вдруг обнаружил, что вместо этого вернулся на «Летучую рыбу». Пол под ним был жестким, и он с облегчением осознал, что если слегка изменить позу, то станет лучше. Он чувствовал себя великолепно, вот только трудно было определить, кто это говорит с ним… по интеркому? Кажется, Рико. И он чем-то очень обеспокоен.
— Поболтай со мной, дружище. О чем угодно.
Бен старательно откашлялся — во рту пересохло, и говорить было трудно, но он все же сумел выговорить:
— Рико… По… рядок…
Где-то рядом вздыхала Криста — она все еще не пришла в себя.
«Интересно, а ее куда уволокло?»
— На нас идет шторм, — сообщил Рико. — И вскоре нам не поздоровится!
Бену стало смешно. Ему очень хотелось спросить Рико: «И вправду шторм? Такой крутой? А что ты называешь сильным штормом?»
Но он хохотал так, что просто сил не хватило задать эти вопросы.
Новый правитель неизбежно вынужден принижать тех, кем он управляет. Но таким образом он приобретает врагов в лице тех, кого в процессе становления новой власти оскорбил, и не находит друзей даже среди ее сторонников.
Флэттери предпочел безопасность своих пещер прогулке под теплым солнышком. Неви и Зенц выполняли задание, секьюрити уничтожали восставших, а Криста Гэлли — где бы она сейчас ни пряталась — тоже обречена: ее судьбу будет решать директор. Флэттери улыбнулся и поднял лицо к небу. Он любил смотреть на небо. Он обожал природу. Разве можно сравнить эти вечно изменчивые формы со стерильным садиком на корабле? А на Лунбазе? О нем вообще не стоит вспоминать. Вот-вот должен начаться послеобеденный дождь. Как и остальные выжившие после гибернации уроженцы Лунбазы, Флэттери был неравнодушен к природным явлениям.
Он облокотился на парапет, тянущийся вокруг Теплицы, и стал наслаждаться видом созданной его гением деревни. Но тут ветер бросил ему в лицо удушливый запах гари. На Флэттери был красный пиджак, означающий для всех служб охраны, что он еще жив, и напоминающий всем остальным, что он — директор. Пусть они поглядят на него, бесстрашно появившегося на крепостных стенах. Пусть сообразят наконец, против кого посмели восстать.
И все же два солнца — это перебор. Сколько бы он ни прожил на этой вонючей планете, обилие солнц его раздражало. Да и все исследования его лабораторий — и геологических, и социологических, и келповедческих говорили об одном: надо уносить ноги с этой проклятой обанкротившейся планетишки! Скоро здесь такое начнется… Что дожидаться нет никакого смысла.
Одна из его секретарш вдруг преградила ему дорогу. Как, бишь, ее зовут? Вентана?
— Отчеты о возмущениях келпов, сэр. — Она помахала в воздухе стопкой бумажных листков.
Флэттери кивком приказал одному из охранников взять у секретарши материал, а сам застыл на солнцепеке, обмахиваясь шляпой. Поля белой шляпы были намеренно сделаны широкими, для того чтобы потрафить островитянам. А ее цвет, по мнению Флэттери, символизировал чистоту, правду и справедливость. Отчеты Контроля его мало интересовали. Он заранее знал, что ничего нового они сообщить не могут. К тому же между станцией и восьмым сектором стоит огромная грозовая туча. Он любил природу, но терпеть не мог солнечных ожогов. На его залысинах уже появились два угрожающе красных пятна, и Флэттери терпел из последних сил, но не чесался. Персональный врач только месяц назад избавил его от возникшего под воздействием солнечных лучей раздражения кожи, и вот опять!
«Но народ должен меня увидеть, — думал Флэттери. — Личное появление всегда действует безотказно».
На небольшом расстоянии его сопровождала тройка самых надежных телохранителей. Со стены хорошо были видны деревня, порт и часть города. Лучший обзор открывался лишь с вершин гор, на которых обосновались беспомощные заваатане. Большинство их, словно неграмотные крестьяне, верили в божественную сущность Корабля и в то, что он однажды вернется, как некий бог-машина, чтобы разрешить все их проблемы. При этой мысли Флэттери расхохотался так громко, что его телохранители вздрогнули и стали настороженно озираться.
— Спокойно, джентльмены, — помахал он им шляпой. — Вы же сами видите, что здесь нам не грозит никакая опасность. Сюда никто не заберется.
— Приношу директору свои извинения, — склонил голову Аумок, чистокровный островитянин — но мой долг состоит в том, чтобы всегда быть начеку.
Флэттери милостиво кивнул, принимая извинение. «Этот парень неплохо работает», — подумал он, а вслух сказал:
— Очень хорошо. Полностью полагаюсь на ваш профессионализм.
Если похвала и польстила Аумоку, он этого никак не проявил и продолжил бдительное наблюдение за ближайшими окрестностями.
— Но там, наверху никого нет, кроме заваатан! — улыбнулся Флэттери.
— Вы в этом уверены, сэр? — спросил телохранитель.
Впервые за десять месяцев, что он служил в охране директора, островитянин посмел оспорить мнение шефа. Флэттери только осклабился в ответ.
Последнее время заваатане действительно вели себя подозрительно: они стали частенько бродить под стенами и по пляжу группками, в которых всегда было одно и тоже количество монахов. Но всегда это были разные люди. На курсах подготовки капеллан-психиатров он изучил историю подавления неортодоксальных религиозных объединений. И присутствие в такой близости от его Теплицы неизвестного количества враждебно настроенных элементов, к тому же в физической подготовке превосходивших большую часть его охранников…
«Как они быстро бегают по своим горным тропкам! И зачем им это?»
Флэттери все же решил ознакомиться с отчетами Контроля о странном поведении келпов и о передвижении судна голостудии.
— Итак, Марта, как вы считаете, их удастся поймать?
Его офицер связи — невысокая толстушка, выглядевшая в своей синей форме довольно смешно, закусила губу. Флэттери как-то переспал с ней и убедился, что на ощупь она много приятнее, чем на вид. Лет пять назад, впрочем, она была очень даже ничего. Начинала она свою карьеру рядовым телохранителем, но затем проявила достаточно серьезные познания в радиоаппаратуре и электронике. Так что, когда она подала заявление на должность в отделе связи, Флэттери не думая его подписал. К тому же, убирая ее подальше от себя, он пресекал все сплетни о новой пассии директора.
— Я… Не знаю, что и сказать, — наконец выговорила она. — «Жучок», который я поставила к ним на судно, работает отлично, и, судя по его показаниями, судно легло на обратный курс и…
— Вы думаете, они идиоты? — перебил ее Флэттери. — Я приказывал подсадить «жучка» прямо на Кристу Гэлли или исхитриться запихнуть его ей внутрь, а вы сунули его куда попало! Судя по показаниям Контроля, ваш «жучок» сейчас мирно плывет в порт на грузовике, везущем несколько тонн дохлой рыбы.
Офицер побледнела и словно сделалась ниже ростом. Флэттери позабавил ее растерянный вид.
— Я боялась… — призналась Марта. — Я побоялась к ней прикоснуться.
Она опустила голову, словно подставляя шею под карающий меч. Скопившиеся в ямках ключиц капельки пота ярко сверкали в безжалостных солнечных лучах. Перед штормом всегда так жарко и стихает малейший ветерок. В воздухе уже запахло дождем.
Флэттери вспомнил их единственную приватную встречу. Это тоже было днем, и жара стояла такая, что их тела были скользкими от пота. Его густая черная поросль на груди буквально приклеилась к ее маленьким тогда белым грудкам. Тогда она его не боялась. Ну разве самую малость. И то был благоговейный страх. Да, тогда все было проще.
«Черт побери! Чего это я опять впал в сантименты?»
Флэттери выпрямился во весь рост, сразу став выше Марты на две головы, и рявкнул:
— А вам мало моих заверений, что она абсолютно безопасна?
Офицерша судорожно кивнула, но так и не подняла головы.
Флэттери был доволен собой: если даже эта, так хорошо знающая его женщина боится Кристы Гэлли, то что говорить об остальных! Они должны просто трепетать от страха. Отличная была идея — начать накачивать ее нейротоксинами! А кроме того, он успел озаботиться и еще одним новым фокусом, благодаря которому Гэлли уже должна лежать в состоянии полной кататонии. Так что далеко она не убежит, вернется как миленькая!
Сейчас благодаря последним инъекциям нейротоксин должен буквально брызнуть у нее из всех пор, и тогда столь давно созданная Флэттери легенда об ее ядовитости наконец станет правдой, в которой любой (а в данный момент в первую очередь его враги) сможет убедиться на собственной шкуре. Только он, директор, может ее спасти. Очень скоро Тени убедятся, что украли настоящее чудовище, и попытаются поскорее от нее отделаться.
«Химия способна творить чудеса!» — подумал Флэттери с улыбкой и заговорил отеческим тоном:
— Я понимаю ваш страх, Марта. Самое главное, что ее неумелые попытки обмануть нас не достигли успеха. Доложите о понесенных нами потерях.
Внезапно вспыхнувшие лучи двух лазерников заставили на секунду обоих собеседников зажмуриться. Открыв глаза, Флэттери обнаружил, что его охранники зажарили парочку спускавшихся со скал рвачей-капуцинов.
— Интересно, а…
Но он так и не закончил фразу вслух. «А если эти заваатане уже научились дрессировать рвачей?»
— Мне нужна карта основных мест обитания рвачей, скоординированная с ближайшими к ним монастырями заваатан.
Марта кивнула и стала расстегивать висевший на ремне чехол переговорника. Аумок тут же развернулся и впился глазами в ее руки. Марта так и не заметила, что, пока аппарат связи не блеснул в солнечных лучах, дуло лазерника телохранителя было нацелено ей в голову. Не торопясь, она набрала код своей личной связи.
Флэттери знал кое-что об истории заваатан, но по сравнению с тем, сколько ему хотелось бы знать, это было чудовищно мало. Они были хорошо организованы, но вели себя довольно спокойно. Если бы они еще не совали носы во все дыры… По слухам, они незаконно выращивали на побережье различные овощи и зерновые, а затем раздавали урожай беженцам. Флэттери это здорово мешало, так как ослабляло его основанное на страхе голода влияние. Но ему не хватало полиции, чтобы охранять объект и Теплицу и одновременно ежедневно устраивать облавы на территории в несколько тысяч квадратных километров. «Безднолет», вне всякого сомнения, был гораздо важнее.
Один из солдат приблизился к стене, размахивая только что снятыми шкурами рвачей, и Флэттери одобрительно кивнул.
«Заваатанам меньше достанется», — подумал он.
Он мысленно поставил галочку, чтобы не забыть отдать шкуры на анализ: где эти рвачи выросли, с кем общались, что ели, когда и почему.
— Что слышно о ходе военных действий, — обернулся он к Марте.
— Периметр практически полностью под нашим контролем.
Офицер связи надавила пальцем на бледный участок кожи за ухом, где был имплантирован приемник.
— Почему-то идут большие помехи. В городе ущерб минимальный. Часть зданий повреждена, но им, как обычно, потребуется в основном косметический ремонт. Палки и камни — плохая защита от лазерников. Арестованных собирают во внутреннем дворе.
Она замолчала, прислушиваясь к дальнейшим сообщениям.
— В первую очередь доложите о положении дел на энергостанции, в порту и с навигационной сеткой, — приказал Флэттери.
Марта пробормотала несколько слов в микрофон передатчика и из бесстрастного комментатора в секунду превратилась в растерявшуюся женщину. Текущая из имплантанта через среднее ухо прямо в мозг информация ошеломила ее настолько, что она вновь склонила голову, словно не в силах была вынести ее бремя.
— На энергостанции скопились огромные силы противника. Атаковавший наши части охраны отряд секьюрити осуществил прорыв и закрепился вне зоны действия наших лазпушек. Меньше чем в километре оттуда находится лагерь беженцев, где собираются отряды в поддержку бунтовщиков.
— «Операция Эйч»! — рявкнул Флэттери. — Обработайте их с воздуха.
Марта еще больше побледнела и, чтобы ее не подслушали телохранители, перешла на шепот:
— «Операция Эйч», сэр… Но ведь в лагере останется полно свидетелей… И они будут знать, что бунтовщиков поджарил не дирижаблик, а…
— Используйте цепеллины, — приказал он. — У нас есть несколько штук в ангаре, которые выглядят точь-в-точь как эти твари. Поднимайте их в воздух! О свидетелях позаботимся позже. Я хочу, чтобы всех бунтовщиков — и военных, и беженцев — немедленно уничтожили! Понятно?!
Марта кивнула, и ее пальцы забегали по кнопкам передатчика.
— Что в порту?
— Порт в рабочем состоянии, сэр. Все суда движутся в соответствии с расписанием. Много пострадавших, но все потери возмещаются из вспомогательного состава. Челнок с ОМП вылетел по расписанию и прибыл на орбиту. Контроль над течениями сообщает, что отменил электрообработку келпа, так как, хоть сетка в секторе восемь в данный момент пока и не поддается восстановлению, келп больше не проявляет открытой агрессии.
«Отменил?!»
Вот когда Флэттери пожалел, что врал Макинтошу! Он-то был уверен, что келп сдастся, если его достаточно долго лупить электроразрядами. Ему бы никогда не пришло в голову, что Макинтош прекратит обработку.
«Идиот! О чем он только думал, оставляя келпа в сознании? Он что, не знает, сколько нам нужно действующих келпопроводов?»
Флэттери глубоко медленно вдохнул носом воздух и также медленно выдохнул через рот.
— Это помогло?
— Несколько торговых судов пропало без вести. Остальные уже на поверхности и возвращаются в порты, так как приближается шторм.
— Прикажите доктору Макинтошу немедленно восстановить келпопроводы в этом секторе или я это сделаю сам, своими методами. Даю ему на все один час.
— Слушаюсь, сэр.
Настроение Флэттери сильно подпортилось. В центре Калалоча сверкнули две небольшие вспышки и через секунду послышался грохот взрывов. Директор жестом подозвал к себе одного из охранников.
— Пусть из захваченных главарей бунта выжмут все что можно. Впрочем, я не ожидаю, что мы узнаем что-то особо интересное. Остальных загоните вон туда, — он указал на обрыв, находящийся на полпути к монастырю. — Пусть полюбуются на то, что натворили. Это у вас не займет много времени.
Из всего, что сообщила Марта, больше всего его заинтересовали сведения о келпе. Он сплел такую хитрую сеть небылиц, легенд и откровенной лжи вокруг Кристы Гэлли, что уже сам запутался, что в созданном мифе правда, а что — его выдумки. Когда-то он приказал ее изолировать от келпов, руководствуясь скорее интуицией, чем на проверенными данными, и теперь убеждался в том, что интуиция его не подвела.
«Келп ее учуял!»
— Я приказала Контролю над течениями применить хирургическое вмешательство, — сообщила Марта. — За час они должны восстановить сетку любой ценой. Я объяснила им, что это жизненно важно.
— Может быть, необходимо просто уничтожить это становище?
— В этом нет нужды. Келп как неорганизованная толпа — стоит ему нанести малейший вред, как он тут же приходит в себя и успокаивается. Конечно, этот сектор пока не будет столь эффективно работать, как прежде, но, по крайней мере, станет проходимым.
— Когда его подрежут, проследите, чтобы образцы тканей доставили в лабораторию на предмет полного анализа. Необходимо выяснить, как ему удалось противостоять обычным средствам воздействия. Все обнаруженные новые химсоединения отправить в токсинохранилище.
— Заваатане, сэр… Не считаете ли вы, что было бы политически правильным…
— Отдать им обрезки этого келпа? — фыркнул Флэттери. — Нет уж, пусть сами собирают. Я не желаю иметь ни малейшего отношения к их ереси. Кроме того, я хочу, чтобы токсины были только у меня в руках. Я еще устрою хороший сюрприз этим, как их называет Неви, паразитам.
Марта вновь защелкала кнопками переговорника.
Флэттери не сомневался, что келп почувствовал присутствие Кристы Гэлли. Как иначе объяснить его внезапный бунт? И случилось это сразу после того, как амфибия Озетта избавилась от подсаженного Мартой «жучка».
«Келп учуял ее, как только „жучок“ попал в воду», — резюмировал Флэттери и снова улыбнулся. Да, завидовать тем, кто сейчас находится на борту «Летучей рыбы» не приходится: уж келп заставит этих Теней побледнеть!
— Что там у нас с остальными летательными аппаратами? — спросил он Марту.
— Погода ухудшается, сэр. Очень плохая связь и высока вероятность аварии. В пределах досягаемости в воздухе патрулируют два «Кузнечика», но они очень хрупкие и не могут летать на большие расстояния. У вас есть для них приказы, сэр?
— Пусть ведут наблюдение, насколько позволяют погодные условия. Я хочу знать, куда двинутся беглецы, когда у них начнутся еще большие неприятности. Неви вот-вот должен до них добраться.
Флэттери машинально отметил, как вздрогнула Марта при одном упоминании имени его спецагента.
«Это одно из его главных достоинств, — подумал Раджа. — При одном упоминании его имени людей уже пробирает дрожь».
Он отпустил Марту и вновь возвратился к созерцанию раскинувшегося перед ним пейзажа. Это было его царство. Невдалеке металлически поблескивала живая изгородь из вихи; их острые, словно кинжалы, листья жадно тянулись к Алки, поливавшему их живительным потоком ультрафиолета. Этот кустарник заменял любую колючую проволоку, и поэтому Флэттери распорядился высадить по всему периметру эти восхитительные кустики. Два века семена этого удивительного растения мирно дремали на дне океана, дожидаясь, когда на планете вновь появится суша. И дождались. Теперь буйные заросли служили отличной защитой от любых хищников, как многоногих, так и двуногих.
Сейчас в их ветвях резвилась стайка бегунов-нагульников. И хотя эти многоножки были плотоядными, с человеком они старались не встречаться. Они вообще предпочитали падаль. Этот вид (как и некоторые другие) выжил благодаря тому, что сумел пробраться на органические острова и прятаться на их периферии. Кое-кто из бедноты даже пробовал с голодухи ловить их, но занятие это было очень опасным. Два года на этом самом месте, прямо под обрывом, на глазах Флэттери стая этих тварей накинулась на старика-островитянина и задавила массой. Пока старик охотился за половиной стаи, вторая пряталась под скалой, чтобы напасть на охотника. Как только он приблизился к засаде, многоножки взобрались на него, и он под тяжестью копошащихся тварей рухнул на землю. Все произошло в течение нескольких блинков, и Флэттери надолго запомнил этот урок. Он приказал выжечь все гнезда бегунов-нагульников в округе и передать их обжаренные трупики жителям деревни. Это был красивый политический жест.
Но директор знал, что все твари и растения, которые хорошо умеют защищаться, могут быть использованы для защиты Теплицы. Его садовник отлично разбирался не только в растениях, но и в животных, и теперь помимо изгороди из вихи еще одну линию обороны составляли гнезда бегунов-нагульников. А еще одну стаю поселили со стороны тропы, ведущей в горы. Флэттери частенько любовался теперь по вечерам, как черные, сверкающие на солнце многоножки резвятся в поблескивающих металлом ветвях вихи.
— Смотрите! — крикнул один из телохранителей и указал на подкрадывавшегося к стайке рвача. Охранник установил лазерник на максимальную мощность и прицелился, но Флэттери знаком остановил его.
Последние двадцать метров до своей жертвы капуцин преодолел тремя огромными прыжками и набросился на нее, урча от голода. На секунду стая словно оцепенела, и рвач успел схватить и проглотить несколько многоножек, но оказалось, что пауза понадобилась бегунам для того, чтобы принять решение и перегруппироваться. В следующую секунду рвач исчез под черным сверкающим живым ковром и рухнул прямо в куст. Флэттери взглянул на собирающиеся над морским горизонтом тучи и мечтательно улыбнулся:
— Красота-то какая! Чудо как красиво!
Мы нечто большее, чем сами способны измыслить.
Пока директор любовался, как бегуны-нагульники до костей объедают труп рвача, за ним, в свою очередь, наблюдал заваатанский старец Твисп. Это зрелище напомнило ему о тех временах, когда он был простым моряком. Пыльца все еще действовала, и в мозгу старика во всех деталях высветилась картина, как стая мальков поскребучек на его глазах с быстротой молнии сожрала мури, превышавшую их размерами во много раз. С тех пор Твисп научился относиться к поскребучкам с уважением. Так же, как и впоследствии к бегунам-нагульникам.
«Маленькие шустрые бандиты», — думал он о тех и о других. Но была у них одна особенность, о которой Твисп не мог думать без смеха: их крошечные пенисы в процессе спаривания отрывались и оставались в теле самки — таким образом, сперма всегда достигала матки, что обеспечивало выживание вида. Новый пенис у самца вырастал за несколько недель.
На Пандоре среди мужчин даже появилось что-то вроде нового вида спорта: поймать бегуна-самца и оторвать у него причиндалы. Приготовленные на пару, они считались одним из самых изысканных деликатесов, и ходили слухи, что сам директор не брезгует салатом из «нагульнячьих пипок». Но поймать даже одну многоножку было нелегко, и многие охотники возвращались не только с пустыми руками, но порой и недосчитавшись собственных пальцев.
Эти твари были настоящей хорошо организованной бандой — они всегда оставляли половину стаи в засаде. Еще большее сходство с грабителями с большой дороги придавало им то, что верхняя половина их мордочек была черной, словно они носили маски. Твисп никогда не слышал, чтобы бегуны-нагульники нападали на человека первыми, но стоило их разозлить, как они моментально и безжалостно атаковали. Сам он никогда не пытался испытывать их терпение.
Он уважал этих маленьких тварей за их умение моментально объединяться против общего врага. Кроме того, если одна особь из всей стаи начинала ощущать голод, это чувство передавалось всем. Тени уверяли, что со временем все жители Пандоры сумеют сплотиться, как бегуны-нагульники.
— И это время пришло, — глядя на Флэттери, прошептал Твисп.
Эти слова унесло порывом ветра, и в его крови было еще достаточно пыльцы, чтобы услышать грозную музыку зарождающегося вдалеке шторма.
«Да-а-а!» — простонал ветер, как всегда на открытом пространстве. Только в пещере за надежным плазом прорвавшийся иногда сквозь люк порыв жалобно выл: «Не-е-ет!» В первый раз Твисп явственно услышал это тридцать лет назад. Тогда рядом была женщина, которую ему вряд ли удастся забыть. И тот ветер оказался прав, как, впрочем, и сегодня.
Бегуны-нагульники покончили с трапезой и, позевывая и облизываясь, лениво расползлись по кустам. Даже отсюда были видны их узенькие алые язычки.
Твисп обучал монахов своего клана, все время держа в голове образ стаи нагульников. Заваатане так же, как и отряды Теней в каждом поселении, уже были подготовлены к восстанию. И все же где-то на подсознательном уровне старик понимал, что сражаться надо иными методами. И он спросил у ветра:
— Как я могу спасти их всех… включая Флэттери?
Ветер мгновенно стих, и на долину обрушилась жара.
Твисп уже давно знал, что Флэттери приручил несколько стай бегунов-нагульников, а все остальные уничтожает. Неустанное наблюдение за Теплицей принесло немало плодов: так Твисп точно узнал, где находятся секретные гнезда «директорских» бегунов, а также где у них выходы на поверхность. Терпеливо и внимательно изучал он эти живые мины, раздумывая, как бы в нужный момент развернуть их против Флэттери и его клики.
Картина гибели рвача отвлекла его внимание от куда более трагических сцен: сотни людей — покалеченных, обожженных — все еще выбирались из дымящихся руин того, что еще утром было Теплицей. Повсюду валялись трупы. Восстание голодных против общего врага было так же неизбежно, как накапливающий силы за горизонтом шторм. Твисп наблюдал за ползущими по тропинке кучками беженцев, надеющихся укрыться за безопасными стенами монастыря.
«Новые рекруты. Для нас и для Теней».
Но улыбка его была скорее угрюмой, чем радостной. Пандорцы никогда не отличались воинственностью: слишком мало было на планете людей и слишком много демонов. Даже доведенные голодом до отчаяния, пандорцы всеми силами пытались избежать необходимости воевать с такими же людьми, как и они. Исключение составляли охранники, которым Флэттери очень хорошо платил именно за это. Болезнь, от которой Твисп, как ему казалось, отделался много лет назад, вновь дала о себе знать, стоило ему только взглянуть на Флэттери.
— Я ведь тоже когда-то поначалу поверил в него, — прошептал монах. — Разве я был не прав?
Но он знал ответ ветра еще до того, как услышал его. Тогда он был слишком ленив и надеялся найти кого-то, кто будет думать за него, кто будет заботиться о нем и принимать за него решения. Как и многие другие, он мечтал только об одном: жить тихо и спокойно.
Но потом произошли такие события, что его терпение превратилось в лохмотья, как нынче его монашеская ряса. И все двадцать пять лет с тех пор он надеялся, что однажды народ Пандоры восстанет и сдерет с плеч директора королевскую мантию, сотканную из страха и голода. Надежда и мечта — разные вещи, это Твисп хорошо знал. Чтобы надежды оправдались, необходимо время. А для многих и многих пандорцев подобное ожидание — непозволительная роскошь. Им смертный приговор уже вынесен, и исполнителем его было время.
Едва освоившись в кресле директора, Флэттери первым делом прибрал к рукам «Мерман Меркантил», получив таким образом полный контроль над поставками продовольствия. Затем захватил все транспортные и коммуникационные артерии планеты. И это стоило жизни нескольким близким друзьям Твиспа, тогда занимавшим важные посты в «Мерман Меркантил» и Контроле над течениями.
«Слишком много тогда было несчастных случаев и подозрительных совпадений».
К горлу подступил комок. Все они были молоды, наивны и ни один из них не имел ни малейшего шанса спастись от всемогущего директора. И теперь, как и раньше, время было на стороне Флэттери. Он один мог себе позволить ждать. «Какая ирония судьбы! — грустно улыбнулся Твисп. — Тот, кто может позволить себе ждать, ждать не желает. Интересно, а на что он надеется?»
— Старец!
Твисп с раздражением отвлекся от своих мыслей — он узнал голос Моуза. Мало ему своих переживаний, так еще этот мальчишка лезет с разговорами.
— Ну что еще?
Молодой монах никогда не осмелится подойти к нему и встать рядом над обрывом. Это было одно из негласно установленных правил их взаимоотношений.
— Почему вы стоите там? — проскулил Моуз.
— А почему ты стоишь там? — не оглядываясь, спросил Твисп.
— В палате необходимо ваше присутствие. Это очень срочно. Там, внизу, готовятся к чему-то важному, но я не понимаю к чему!
Твисп промолчал.
— Старец, вы слышите меня?
И вновь Твисп не ответил.
— Старец, молю вас, только не заставляйте меня снова идти туда, вниз! Вы же знаете, как я боюсь внешнего мира, у меня щеки бледнеют от страха!
Твисп ухмыльнулся себе под нос и двинулся к входу в пещеру. Тем более что начался вечерний дождь, обрушившийся на долину, как стая бегунов-нагульников на свою жертву. Он уже знал, какое решение приняли Операторы. Что пришло время отказаться от надежд и ожидания. Что Флэттери пора скинуть. Что люди уже поднялись, хоть они и не организованны до конца и не вооружены. Что только заваатане и Тени имеют достаточно сильную организацию, которая может обеспечить свержение директора. Что в очередной раз тысячи людей отдадут свои жизни во имя жизни вообще и свободы в частности.
— Пойдем со мной к Операторам, — усмехнулся старец. — Я покажу тебе нечто такое, отчего щеки твои быстро покраснеют. Ты будешь свидетелем. Впрочем, это тоже небезопасно.
Твисп истово поклонился у входа в пещеру и вошел. Его оранжевая ряса на фоне грозового неба казалась ярче, чем обычно.
В темном коридоре стояли двое послушников-охранников в шлемах, вооруженные лазерниками. У одного из них, парня лет пятнадцати, на бритой голове рос костяной гребень, отчего он выглядел выше Твиспа. Вторым охранником была совсем юная девушка. Оба носили черные доспехи клана рвачей и оба, как положено, были настороже, о чем свидетельствовали цепкие быстрые взгляды, которыми они буквально впились в пришедших. Убедившись, что все в порядке, они сняли крепления люка из пластали и открыли для монахов проход в следующую пещеру. Все эти предосторожности — задраенные люки, толстые стены, вооруженные охранники — были предприняты не из-за угрозы нападения рвачей или плоскокрылов, а ради того, чтобы не допустить людей Флэттери в святую святых монастыря. За все годы, проведенные в горах, Твисп сам большим докой по части организации охраны. В результате его деятельности рейды секьюрити были редкими — считалось, что заваатане слабые, беззащитные и безобидные сумасшедшие, до одури нюхающие пыльцу.
— Иллюзия — это самое сильное оружие, — обучал Твисп послушников. — Старайтесь выглядеть перед ними жалкими сумасшедшими, глупыми и вызывающими чувство брезгливости. Кто вас таких арестует?
В результате патрули охранки никогда не заходили дальше первой палаты — так называлась огромная прорезанная в скале круглая зала, в которой жили около трехсот монахов из девяти кланов. В центре залы была общая трапезная, а каждому клану был отведен свой спальный сектор, где все имели личные ниши. Эти крохотные кельи, выдолбленные высоко в стене, опоясывали залу тремя ярусами. Многочисленные веревочные лестницы, свисавшие из келий, слегка приглушали гул голосов живших здесь монахов. Освещение обеспечивали четыре гидрогенных мотора, установленные на нижних уровнях монастыря. Монашеское общежитие выглядело так убого, что патрули Флэттери редко задерживались тут хоть на несколько минут. Разве что из любопытства.
Здесь жил и Моуз. У Твиспа тоже имелась своя ниша на третьем ярусе справа от главного входа. Но он очень редко ночевал там. Уже более года старец жил в потайной пещере вместе с теми, кто был известен Теням под именем Операторов.
Твисп c Моузом поднялись в одну из келий на втором ярусе. Ее стену украшал старинный гобелен островитянской работы. Но никто (разве что детишки во время игры) ни за что не догадался бы, что за ним скрывался ход в другую пещеру. Сделав несколько шагов, монахи оказались в зале — базальтовые стены были сплошь покрыты фресками, рассказывающими о различных стадиях взаимоотношений человека и келпа. Они остановились у барельефа «Эффект Лазаря», который изображал человеческую руку, касающуюся указательным пальцем келпового стебля, протянутого ему из моря. Твисп поддел палец на барельефе ножом, камень со щелчком отодвинулся, и огромная каменная плита в казавшейся монолитом скале развернулась, открывая проход. Этот каменный лабиринт был создан Операторами, когда они решили подключить к своей работе заваатан. Во время очередных геологических пертурбаций на Пандоре многие ходы засыпало, и их приходилось восстанавливать. Единственным человеком, кто знал этот лабиринт в совершенстве, был глава Операторов — островитянин Твисп.
Моуз побледнел от волнения — даже до него доходили слухи о тысячах крестьян и беженцев, которые приходили за помощью к заваатанам и исчезали без следа. Да молодой монах своими глазами видел около сотни людей, которые входили в большую пещеру, а потом не возвращались. Операторы называли их посланцами к обиженным и намекали, что все они ушли во внешний мир. Моуз слушал, но до сих пор у него не было случая увидеть то, что скрывалось за слухами и легендами.
Юноша редко позволял себе вспоминать о том, что родился и провел первые годы своего голодного детства всего в пяти километрах от того места, где сейчас стоял.
«Они никогда не возвращались!»
Твисп почти физически ощутил страх, исходящий от молодого монаха.
«И зачем я его мучаю? А вот Бретту здесь понравилось…»
Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Сейчас не время тосковать по умершим друзьям. Лучшей тризной по ним будет уничтожение гнезда их убийц.
— Идем, — сказал Твисп. — Со мной тебе нечего бояться. Пора и заваатанам размять мускулы. Он ободряюще улыбнулся и первым шагнул в ярко освещенный коридор. Но Моуз стоял как вкопанный и жалобно смотрел на своего спутника. Старец обнял юношу за плечи и потянул за собой. Как только молодой монах оказался в коридоре, каменная плита со скрежетом встала на место.
— Я хочу, чтобы ты запомнил все, что сегодня видел и еще увидишь.
Моуз проглотил слюну и кивнул:
— Да… старец.
Ему удалось взять себя в руки, лицо порозовело, а ритуальные шрамы на голове и шее налились кровью. Он поплотнее закутался в плащ, словно ему было холодно, и двинулся вслед за наставником.
Здесь, в коридоре, царила какая-то первозданная тишина. После непрерывного живого гула первой палаты она не успокаивала, а настораживала. Освещали проход старинные зеленые лампы морянской работы, горящие ровным холодным светом, без копоти и тепла. Стены здесь сходились под правильными углами, что было характерно для морянской архитектуры и совершенно чуждо островитянам. Весь коридор был облицован пласталью и уходил далеко вперед, сверкающий и прямой как стрела.
Откуда-то с потолка донесся электронный голос, и Моуз снова в испуге застыл на месте, втянув голову в плечи.
— Охранный код для спутника?
— Один-три, — ответил Твисп.
— Продолжайте движение.
Лишь пройдя еще какое-то расстояние, Моуз наконец отважился спросить:
— Что это за место?
— Сам увидишь.
— А что значит «охранный код»?
— Это дополнительная проверка, — объяснил Твисп. — На тот случай, если бы ты был врагом, а я — твоим пленником. Назови я другой код, эту часть коридора полностью перекрыли бы. Не знаю, удалось бы мне тогда спастись, но тебя-то уж точно убили бы.
И Твисп усмехнулся про себя, заметив, что молодой монах ускорил шаг, пытаясь держаться к нему поближе.
— Операторы находятся глубоко под нами. Они живут под морским дном.
— Это все построили моряне? — спросил Моуз.
Коридор резко свернул налево и закончился тупиком. Твисп прижал ладонь к преграждавшей путь блестящей стене, и панель скользнула в сторону, открыв небольшую комнатушку, в которой могло уместиться не больше полдюжины людей.
— Это все построили люди, — ответил старик. — А моряне они были или островитяне… какая, в конце концов, разница?
Панель скользнула на место, и Твисп произнес одно-единственное слово: «Операторы». И комнатка почти бесшумно поплыла вниз.
— Ой, старец… — Моуз ухватился за руку Твиспа и прижался к нему всем телом.
— Не бойся. Здесь нет никакой магии. Сегодня ты увидишь еще много разных чудес. Но все они — дело рук человеческих. Со временем все наши братья и сестры узнают о них. Ну как, я был прав? Щечки-то у тебя вон как разрумянились!
Моуз улыбнулся, но до конца спуска продолжал цепляться за надежную руку наставника.
Я, как и все мои соотечественники, боюсь будущего — полного загадок и новизны, но время неустанно подталкивает нас к нему навстречу.
Доуб изо всех сил жал на педали своего трака, чтобы заставить его вползти на очередной холм по бегущей в безлюдной гористой местности проселочной дороге. Конечно, ехать по ней было то еще удовольствие, зато она была не такой узкой, как две другие, хоть и ровные. Правда, сегодня трак не так часто брыкался, как обычно. Наверное, боялся взбучки. В этом месяце Доуб и Грэй уже в третий раз отважились на подобное путешествие, и все ради того, чтобы узнать, не украли ли с причала лодочку Стеллы — старушку «Кашет».
— Да сядь ты этой твари на голову! — окончательно выйдя из себя, гаркнул Грэй.
Оба мужчины насквозь промокли под дождем. Мокрые, коротко стриженные волосы облепили их головы, словно толстый слой влажной краски.
— А может, мне нравятся такие упражнения! — заорал в ответ Доуб. — Мамуля говорит, что это развивает мускулатуру.
— Это о сексе так говорят, дурень!
Сегодня Доуб впервые услышал от напарника что-то похожее на шутку. Грэй зашел к нему с полчаса тому назад, когда закончил работу. Но вместо рубахи-парня, жившего по соседству, Доуб увидел угрюмого незнакомца с плотно сжатыми губами. Грэй работал в личной охране директора, и Доуб знал, что, когда он в таком настроении, лучше не задавать ему вопросов.
А сегодня, как назло, вопросы так и лезли из него. Огромные клубы дыма над городом явно означали, что сегодня там творится что-то невероятное.
— Это хорошо, что дождь, — как бы невзначай заметил Доуб. — Воздух чище станет. И для растений хорошо. Надеюсь, когда-нибудь и здесь, в горах, тоже что-нибудь начнет расти.
— Заваатане это могут…
— Могут — что?
— Да вырастить тут чего-нибудь. У них огромные фермы в горах. Они такие же умные, как островитяне, только колдуют не на островах, а на земле.
Доуб недоверчиво посмотрел на соседа. Впрочем, он и сам слышал кое-какие слухи. Да и кто их не слышал…
— А ты меня не разыгрываешь? Они выращивают там, на верхотуре, всякую еду и директор им разрешает?
— Точно. У него не хватает сил, чтобы одновременно наводить порядок и внизу, и наверху.
— Но ведь там, наверху, один камень.
— Ты говоришь так потому, что все так говорят. А в первый раз ты об этом от кого услышал, вспомни-ка!
— Ну, в новостях. А вот тех, кто бывал наверху, я лично пока не встречал…
— Я там был, — буркнул Грэй.
Доуб остановился и уставился на соседа: сегодня что-то произошло. Что-то такое, отчего его лучший друг стал совсем другим человеком. До сих пор Доуб знал его как весельчака и заводилу. Грэй частенько заходил к нему вечерами выпить бормотухи и поболтать о всяких технических новинках. А иногда, когда Доуб себе мог позволить, они прихватывали жен и вчетвером спускались в город, чтобы весело провести вечерок в каком-нибудь кабачке. Да, сегодня Грэй был сам на себя не похож… Но… Но он сказал, что был наверху!
— Ты? — ошарашенно переспросил Доуб. — Ну и… как оно там?
Он понимал, что задал очень опасный вопрос. И еще он понимал, что может поплатиться за свое любопытство.
— Там… Там очень красиво, — вздохнул сосед.
И стал рассказывать, стараясь перекричать рев трака.
— Там сотни садов. Поля с пшеницей, которая вызревает за один сезон. И каждый участок окружен цветами…
На лице Грэя появилось странное задумчивое выражение, и Доуб насторожился. Он уже не раз видел у друга в глазах тоску с тех пор, как тот устроился в охрану директора. До сих пор Грэй ничего не рассказывал о своей работе, а Доуб и не спрашивал. Меньше будешь знать — дольше проживешь.
Правда, когда Стелла начинала крыть директора на чем свет стоит, он не возражал. Она была его ровесницей — обоим по двадцать два. Но она выросла в актерской семье и потому из кожи лезла, стараясь показать, что уже совсем взрослая. Она додумалась развести гидропонный садик прямо в комнате и так расстаралась, что человеку повернуться было негде. А в подполе она растила грибы. Грэй, конечно же, знал об этом, но делал вид, что не знает. По другой линии в роду Стеллы были островитянские садовники, передававшие свои секреты из поколения в поколение. Ее семья владела патентами на семена, которые в результате направленных мутаций давали на Пандоре наилучший урожай, и около трех столетий хранила секрет гидропоники. Доуб считал, что, если бы он позволил, Стелла вырастила бы цветы на стенах.
А еще она с утра до вечера болтала как заведенная. Но Доуба это вполне устраивало: чем больше она говорила, тем меньше приходилось это делать ему.
Грэй махнул рукой, давая понять, что надо заглушить мотор. Трак злобно фыркнул и замер на верхушке холма, с которого открывался вид на долину.
— Надеюсь, я могу на тебя положиться, — сказал Грэй. — Нам есть о чем поговорить.
Доуб глубоко вздохнул и кивнул.
— Да, конечно, старина. Только я немного побаиваюсь, сам понимаешь.
Грэй мрачно усмехнулся.
— Понимаю, как не понять. — Он указал на раскинувшийся внизу лагерь беженцев. — Там, внизу, тысячи голодных. Любой из них не задумываясь убьет тебя за один плод из садика Стеллы. А люди Флэттери прикончат тебя, если узнают, что ты нелегально выращиваешь еду. А я могу убить тебя, если ты хоть кому-нибудь проболтаешься о том, что я тебе сейчас расскажу.
Доуб растерялся. По жесткому взгляду Грэя он понял, что тот не шутит. И все же ему страшно хотелось услышать то, что хочет рассказать друг.
— Даже Стелле?
Взгляд Грэя потеплел — Стелла ему всегда нравилась. Он относился к ней как дочери — своей-то у них с Билли не было.
— Там видно будет, — кивнул он. — А теперь слушай.
Грэй заговорил почти шепотом и все время, пока говорил, с опаской озирался по сторонам. Доуб наклонился к нему поближе, делая вид, что копается в пульте управления. Почему-то ему казалось, что за ними следят.
— Как ты знаешь, я уезжал на месяц. Меня послали наверх шпионить за заваатанами. Заслали меня с хорошей легендой, скрытой камерой и паролями, чтобы можно было выйти на связь и вернуться. Воздушная разведка доложила Флэттери о том, что наверху есть нелегальные фермы, как сельскохозяйственные, так и рыбоводческие, и он захотел узнать детали. То, что я там увидел… изменило всю мою жизнь.
Грэй поднял крышку контрольной панели и сунул под нее подпорку. Друзья выросли в поселении морян, и Доуб до сих пор не переставал удивляться, насколько прочно морянская методичность и аккуратность въелась в его соседа.
Грэй по-прежнему обшаривал взглядом дорогу — здесь, на диких территориях вне периметра, хватало врагов и помимо людей — и шептал:
— Это, считай, островитяне, только без островов. Их там, наверху, тысячи! Флэттери и понятия не имеет, что их так много. Они здорово умеют маскировать свои посадки. Те крошечные садики, что видели с воздуха шпики директора, специально оставили на виду. А вот под камуфляжной сеткой и под землей у них… Но это отдельная история. Они по-прежнему выращивают пузырчатку, только теперь не строят из нее, а заливают ею голые камни… Вот такие, как здесь. И сажают свои огороды. Поверь, им хватает и на еду, и на семена, совсем как в старые добрые времена.
А на плоскогорьях они заготавливают «переносные огороды». И делают это так: отливают из пузырчатки двадцатиметровый квадратный «коврик» толщиной всего в палец и проделывают в нем канавки. Потом туда засыпают семена — и готово: сворачивай, неси куда хочешь, расстилай хоть на камне, хоть на песке — урожай обеспечен. В эти «коврики» уже заранее закладываются все необходимые удобрения, вода и химическая защита от вредителей. Как думаешь, Стелле это понравилось бы?
— По твоим словам, там прямо рай небесный, — пробормотал Доуб. — Она до сих пор тоскует по жизни на острове, хоть ей и было только пять, когда мы переселились на сушу. Да и я по всему этому соскучился. Даже не столько по океану, сколько по свободе. Тогда мы боялись переселения, но нам и в голову не приходило опасаться друг друга.
Доуб вдруг испугался, что сказал слишком много, и прикусил язык: признаваться секьюрити в том, что ты его боишься, было равносильно признанию в каких-то грехах. По нынешним временам страх в глазах уже являлся достаточным поводом для ареста и последующего расследования.
— Да, — вздохнул Грэй. — Мы ведь с тобой действительно боимся друг друга. Разве не так? Даже мы с тобой. А вот те, там, наверху, — он кивнул на горные вершины, — они осторожны, но и только. Страха там нет.
— И о чем же ты доложил своему начальству? Неужели ты…
— Думаешь, я рассказал, как они там счастливы? Думаешь, я сумел предать нормальных людей, которых встретил впервые за двадцать лет? Нет. Нет, я наврал в своем отчете и даже заготовил фальшивые снимки. Только не думай, что я такой уж смельчак. Я знал, что Флэттери подозревает о существовании этих тайных поселений и ферм. И еще я знал, что именно Флэттери хочет увидеть. Больше всего ему хочется, чтобы они оказались хлипкими и маломощными, просто потому что у него силенок не хватает их прикрыть! Ты только посмотри вокруг, Доуб, — Грэй широким жестом обвел открывающуюся с холма панораму города и порта. — Для охраны и устрашения всего этого нужен его боесостав целиком. А тот уже изрядно потрепан. Сегодня в Калалоче были волнения. Говоря начистоту, вспыхнуло восстание. Это подавят, начнутся другие. А то, что сообщают в новостях, — лапша на уши всяких болванов, которую варят по указанию Флэттери крупные специалисты по ее профессиональному развешиванию. Его вранье дурит нас, а дураков легче держать в ежовых рукавицах.
Так что ему было необходимо убедиться в том, что наверху нет ничего серьезного. Вот я и показал ему пару чахлых грядок и хилых деревьев, высаженных у грязных хижин. Видел бы ты, как он обрадовался! Так что теперь, надеюсь, он туда не полезет. У него и здесь дел полно. Его основные военные силы сосредоточены у нас и на Виктории, кроме того, под его контролем все еще находится весь рыболовный флот и куча морских патрулей. Но мир гораздо больше, чем тот кусок планеты, что он прибрал к рукам. Намного больше, Доуб и растет с каждым днем. Я думаю, что вам со Стеллой следует перебраться наверх.
— Что ты сказал? — Доуб резко выпрямился и стукнулся головой о крышку панели. — Ты что, с ума сошел? Ведь она же у меня… Короче, нам сейчас ни о чем таком и думать нельзя.
— Да я все знаю, Доуб. Стелла ждет ребенка. Она сама рассказала об этом Билли, а та не смогла удержаться и проболталась мне. Но ведь скоро она уже не сможет этого скрыть, а значит, вам понадобятся дополнительные продовольственные карточки. И тогда к вам придет комиссия, чтобы обследовать ваши социальные условия. Ты хочешь, чтобы они увидели ваши сады? Ты готов пойти на такой риск?
Доуб вздохнул и сплюнул на дорогу.
— Вот дерьмо!
— Ты послушай меня. — Грэй по-прежнему говорил вполголоса. — Выход есть. «Кашет» сможет идти под водой?
— Отчего нет. Конечно, ей не угнаться за последними моделями или, скажем, патрульным катером, но старушка бегает еще очень даже ничего.
Грэй оглянулся на фургон трака. Он был невелик — всего два метра в ширину и четыре в длину. Доуб зарабатывал себе на жизнь тем, что возил запчасти в различные автомастерские на побережье.
— А ты сумел бы вместе с прицепом проехать сотни три кликов по пересеченной местности?
Доуб с сомнением покачал головой:
— Не выйдет. Две сотни — это верх. Топлива не хватит. Будь у меня преобразователь… я бы всю планету мог объехать.
— Понял, — задумчиво кивнул Грэй. — Вот только море тебе по дороге не попадется. А преобразователь не работает на пресной воде. Впрочем, у меня есть старая канистра со сжатым водородом — его тебе хватит на всю дорогу.
— Ты это о чем? — Дрожащей рукой Доуб откинул со лба густую каштановую челку. — Ты что, думаешь, нам дадут доехать на этом траке прямиком до самой верхотуры? Как же! Уже на полдороге нас схватят за задницы.
— Вот поэтому ты будешь добираться туда иначе, — спокойно ответил Грэй. — У меня есть карта, и я составил для тебя план. Ты же не против самой идеи, а? А я сумею доставить вас со Стеллой к моим друзьям заваатанам. Ну, согласен?
Доуб поднял голову и вдруг заметил поднимающийся по дороге к ним навстречу отряд секьюрити. Вид у солдат был довольно зловещий.
— Вот дерьмо! — пробормотал Доуб.
Он опустил крышку панели, завел мотор и стал разворачивать машину в сторону дома.
— Нет! — крикнул Грэй. — Мы едем в город, чтобы установить стартер на «Кашет». Только за этим и едем! Ну-ка, помаши им по-приятельски!
И охранник первым приветственно помахал солдатом. Доуб с мрачным видом сделал то же самое. Командир отряда помахал в ответ, и секьюрити зашагали дальше по своим делам.
— Видел? — обрадовался Грэй. — И вот так везде. Главное — знать, что именно им нужно, что для них проще, и ты выпутаешься из любой ситуации. Ладно, о переезде наверх поговорим на обратной дороге. Да не волнуйся ты так, все продумано до мелочей.
И впервые за весь разговор Грэй широко улыбнулся.
«Сады… — Доуб поймал себя на том, что тоже улыбается. — Стелле там точно понравится».
Воздержание от действия не дает свободы от него. Равно как одним самоотречением внутренней свободы не завоюешь.
Твисп всегда считал, что «палаты» — отличное название для их подземного дома, где каждый член совета имел отдельный кабинет, несколько офисных помещений, а кроме того, персональную спальню. Общими были лишь залы для совещаний, но и их было несколько. Конечно, на взгляд морян, все это было сооружено топорно и впопыхах, а Флэттери вообще назвал бы город примитивным. Но строители сейчас были заняты в первую очередь разгребанием завалов, образовавшихся во время прошлогоднего землетрясения, названного в народе Великим разломом 82 года.
Комнаты Твиспа находились рядом с эскалатором. Он распахнул люк и жестом пригласил Моуза войти.
— А теперь посиди здесь. — Старик указал на низкий диван, сделанный из органики, как креслопес.
Моуз огляделся: если не считать черных блестящих стен из оплавленной до стекловидного состояния горной породы, в остальном это было типичное жилище островитянина. Вся комнатка — не больше четырех шагов в длину. Стены увешаны полками с сотнями рукописных книг. Текст был написан, точнее, выцарапан, на подобии бумаги, сделанном из слоевищ келпа. Твисп начал собирать свою библиотеку, еще когда был рыбаком и работать с видео— и голоаппаратурой попросту не имел возможности. На каждом острове была своя крошечная типография с ручным прессом, где записывали хронику и делали оттиски художественных произведений, которые хотелось оставить потомкам.
Твисп задраил люк и с улыбкой обернулся к своему ученику:
— Бери любые книги, что понравятся. Что в них проку, когда они просто стоят на полке.
Моуз опустил голову.
— Я… я никогда вам не говорил… — промямлил он. Грязные поломанные ногти впились в ладони. — Я не умею читать.
— Знаю, — кивнул Твисп. — Ты так хорошо научился скрывать это, что даже я не сразу все понял.
— И вы мне ничего не сказали?
— Я ждал, когда ты сам об этом заговоришь. Желающие поучить всегда найдутся. Вот только если человек сам не захочет учиться, толку от таких уроков не будет. Научиться читать очень легко. Вот писать — это уже посложнее.
— Учение никогда не давалось мне легко.
— Ничего. — Твисп ободряюще похлопал юношу по плечу. — Говорить же ты научился. Научиться читать не труднее. Мы с тобой ежедневно будем заниматься за кофе, и сам увидишь, что еще до конца месяца станешь читать. Но предлагаю начать с кофе. Его попьем прямо сейчас, а к занятиям приступим завтра. Не возражаешь?
Моуз просиял и с готовностью кивнул. Наверху, в монастыре, с тех пор как директор стал распоряжаться продовольствием, ему нечасто приходилось пить кофе. Но молодой монах не роптал, так как добровольно принял обет бедности — привыкать не приходилось, ведь он вырос в нищете. Здесь, у заваатан, нищета не была угрюмой и безрадостной — наоборот, ему очень нравилось в монастыре. Твисп занялся приготовлением кофе, не вставая из-за стола, — его длинные руки доставали до любой полки шкафчика с продуктами.
Кроме полок с книгами, дивана, столика и буфета в комнате еще как-то поместилась каменная ванна с нагревательным баком. Моуз откинулся на спинку старинного дивана, и тот сам принял наиболее удобное для сидящего положение. Да, с его матрасом в каменной нише просто не сравнить! На одной из полок стояло несколько голокубиков. Большинство из них хранило голографическое изображение рыжеволосого парня, стоящего в обнимку со смуглой хрупкой девушкой.
— У меня скоро совещание, — сказал Твисп с легким вздохом, и его мощные плечи поникли. Встряхнувшись, он засыпал ароматный порошок в кофеварку. — Я могу пригласить тебя с собой… По старинному обычаю мы начнем с обеда… Но лучше я накормлю тебя чем-нибудь здесь. Чувствуй себя как дома. Этот люк ведет к выходу наверх, а вот тот, — он кивком указал соседнюю стенку, — в палаты совета. Если пойдешь со мной, заранее подготовься к тому, что увидишь много необычного.
— В моей жизни каждый день случается что-то необычное.
Твисп расхохотался.
— Ну что ж, тогда думаю, тебе здесь понравится. Ты помнишь клятву, которую дал, принимая послушничество у заваатан?
— Да, старец, конечно, помню.
— Тогда повтори ее, пожалуйста.
Моуз откашлялся и сел прямо.
— Отрекаюсь отныне и вовек от любых видов и форм грабежа и покражи еды во всех ее видах, равно как от разрушения домов и мародерства. Я обещаю хозяевам домов не вторгаться в их жилища, когда никого нет дома, и не беспокоить самих хозяев просьбами при встрече, в чем даю клятву. Да не принесу я беды и разрушения, да не стану я угрозой ничьей жизни, ничьему здоровью! Я исповедую лишь добрые мысли, добрые слова и добрые дела.
— Отлично! — похвалил Твисп и подал юноше чашку горячего кофе. — Я позвал тебя сюда, потому что совет хочет выслушать твое мнение. Сегодня нам нужно принять очень важное и тяжелое решение. До сих пор нам еще не приходилось брать на себя такой ответственности. И это решение может потребовать от заваатан (в том числе от нас с тобой) нарушения нашей клятвы. Особенно той ее части, где речь идет о человеческой жизни и здоровье. Я хочу, чтобы ты присутствовал на заседании совета, и именно от тебя может зависеть, решим мы, что клятву стоит нарушить, или же нет.
Твисп, прихлебывая кофе, подошел к молодому монаху и заметил, что чашка в руке юноши дрожит.
— Ты сможешь высказать свое мнение по этому поводу, Моуз?
— Да, старец. Я это сделаю, — ответил Моуз. Его голос прозвучал твердо, а руки спокойно легли на колени. — Дать клятву… Это уже на всю жизнь. И я обещаю быть верным этой клятве, пока жив. И я сдержу свое обещание! — Моуз завершил речь коротким кивком и застыл, не поднимая глаз.
«До чего же он запуган, — с жалостью подумал Твисп. — В этом мире наконец-то начинают устанавливаться сносные условия для жизни, а люди боятся друг друга. Даже своих близких».
Внезапно раздавшийся стук в люк, ведущий в палату совета, заставил обоих вздрогнуть. Твисп открыл дверь и впустил рыжеволосую молодую женщину, одетую в широкую зеленую рясу клана келпа. На карманчике слева на груди было вышито ее имя: «Снейдж». Ее голубые глаза влажно блестели, а веки были совсем красными.
«Она только что плакала!»
— До заседания совета осталось пять минут, сэр, — шмыгнув носом, сообщила Снейдж и протянула Твиспу ноутбук. — Вот последние сводки, сэр. — И добавила дрожащим голосом: — Боюсь, проект «Богиня» закрылся. Мы уже несколько часов не имеем от них ни малейшего известия.
Ее губы дрогнули, и по щекам покатились крупные слезы. Твисп мысленно оценил состояние секретарши как депрессию.
— Но ведь Лапуш каждый час должен был выходить на связь с помощью своей камеры…
— Возможно, все дело в нарушении связи, — всхлипнула Снейдж. — Келпы не вмешиваются, но, похоже этот сектор глушат с берега. То связь просто идеальная, то сплошные помехи. Может, дело в повышенной солнечной активности… Только это не похоже на солнечную активность! Помехи идут только по определенным каналам.
Снейдж вытянула из рукава носовой платок и высморкалась.
— Вы очень расстроены. — Твисп наклонился к ней. — Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Да, сэр. Вы можете вернуть мне Рико. Я понимаю, что Криста Гэлли гораздо важнее… Намного важнее для нас, но я…
— Ваш монитор работает?
Она судорожно кивнула, утирая глаза рукавом.
— Тогда фиксируйте все сообщения, идущие из офиса Флэттери. И те, что поступают к нему, тоже. И еще, пожалуй, то, что идет с челнока. И немедленно передавайте все в зал совета. Мы вернем их… Рико и Озетта не так просто запугать.
Услышав последнюю фразу, Снейдж приободрилась, еще раз высморкалась и перестала плакать.
— Спасибо. — Она даже попыталась улыбнуться. — И, прошу, извините меня, пожалуйста… Я должна вернуться в офис. Еще раз спасибо.
Твисп вышел вслед за Снейдж, и вскоре они с Моузом уже находились в информационном центре — огромном зале, полном суетящихся людей. Моуз узнал несколько знакомых лиц — это были те беженцы, что приходили к заваатанам и навсегда исчезали в недрах первой палаты. Все они были одеты либо в такие же зеленые рясы, как рыжая Снейдж, либо в темно-коричнивые комбинезоны совсем недавно образованного клана землепашцев.
По мере того, как Твисп шел к своему месту, переступая через змеящиеся повсюду кабели, мимо информационных экранов и столов, заваленных кипами бумаг и переговорными устройствами, его походка становилась все более упругой, плечи распрямлялись и сам он, несмотря на свою седую бороду, молодел с каждым шагом. Этот центр был его любимым детищем, результатом напряженного двадцатипятилетнего труда. Именно здесь находились Операторы — коллективный мозг распространившихся по всей планете Теней.
«Флэттери считает, что мы базируемся на Виктории, — говорил Твисп членам совета, когда все только начиналось. — И я хочу, чтобы и весь остальной мир тоже так думал. Организация Теней не более чем иллюзия, но мы будем поддерживать ее всеми силами. В этой игре на кон поставлены вся планета и вопрос выживания человеческого рода. Мы должны набраться терпения».
Он надеялся, что и сегодня их терпения хватит, чтобы не наделать глупостей.
Прогнав со старинного креслопса парня из обслуги, Твисп предложил Моузу сесть. Небольшой закуток, где они находились, бы отделен от инфоцентра огромным листом плаза. Сквозь него Моуз увидел, как рыжая Снейдж дружески кивнула Твиспу и вновь попыталась улыбнуться.
Эта девушка напоминала Твиспу малютку Карин Алэ, которая стала одной из первых жертв Флэттери.
«Зато скольких она спасла… Чертовски хорошенькая была девчонка!»
Старик тряхнул головой, чтобы отделаться от грустных воспоминаний, и уселся за свою консоль. У каждого сидящего за круглым столом члена совета были личная консоль и монитор, в центре зала стоял головизор.
Твисп скинул драную рясу и остался в оранжевом комбинезоне клана дирижабликов. На груди у него был вышит символ Теней — две сошедшиеся в пожатии руки. Как и их глава, остальные трое членов совета явились на заседание в сопровождении свидетелей. Пятое кресло пустовало, и монитор над ним был погашен.
Все трое приглашенных, как и Моуз, сидели, боясь пошевелиться, и, широко открыв глаза, озирали все явившиеся им чудеса. Твисп откашлялся и произнес слова, которые члены совета жаждали услышать в течение двадцати лет:
— Братья и сестры, время пришло.
Внесли миску с супом, и после древнего обряда благословения еды суп разлили по тарелками. Все ели в благоговейном молчании. Это был классический островитянский рыбный бульон — почти прозрачный, и лишь на дне мисок плавали несколько оранжевых кружочков мури. Сверху бульон был посыпан мелко нарезанным зеленым луком, острый запах которого разносился по всему залу.
Пустое кресло принадлежало Дварфу Макинтошу — единственному оставшемуся в живых члену экипажа Корабля. Если, конечно, не считать Раджу Флэттери, директора. Макинтош порвал с прежним товарищем по гибернации. Он предпочел более близкое по духу учение заваатан, напоминавшее ему чем-то философию дзен. Он обрил себе голову, по его собственным словам, «в память о погибшей душе Флэттери и чтобы никогда не забывать, кто я есть».
В прошлые времена Макинтош и Флэттери публично спорили почти по любому поводу. Дошло до того, что побежал слушок, будто директор перевел Контроль над течениями на орбиту только для того, чтобы убрать подальше Макинтоша. Недавно Маку удалось усовершенствовать систему связи, используя в качестве основного центра приема-передачи келп. И теперь все каналы инфоцентра были подключены к келпу. Кроме того, Макинтош разработал систему кодов, благодаря которой любой из членов совета мог моментально связаться с ним на орбите.
«Надеюсь, этот канал связи нас не подведет, — подумал Твисп. — Что бы там ни было — солнечная активность или специально созданные помехи на общественных каналах, келпу это не страшно. Надо распорядиться, чтобы Снейдж поискала связь с Рико на этой линии. Вполне возможно, что, даже если запись до нас не дошла, келп ее поймал и сохранил».
После трапезы Твисп предложил членам совета принести присягу, и каждый по очереди произнес несколько фраз. Эти тихие слова могли стать причиной гибели множества людей на всей планете. Все были торжественны и серьезны. Судя по выражению лиц, люди понимали важность момента. Они были согласны, что время пришло. И, что еще более важно, знали, для чего пришло время.
Семидесятипятилетняя островитянка Венус Брасс, чьи дети и муж были на ее глазах сожжены солдатами директора и которая сама чудом избежала смерти, сумела создать целую империю из продовольственных ферм. Но Флэттери забрал все ее земли и отдал своей «Мерман Меркантил». Эта фирма занималась посреднической деятельностью между крупными рыболовецкими судами, а также одиночками вроде Твиспа и рынком. Захапав «Мерман Меркантил», Флэттери уже не задумывался о том, сколько он заработал при каждой частной сделке, — директор всегда был в выигрыше.
Калебу Нортон-Вангу, законному владельцу «Мерман Меркантил», было всего двадцать три — он являлся самым молодым членом совета. Он был сыном Скади Ванг — главы «Мерман Меркантил» и друга Твиспа Бретта Нортона. Однажды лодка с родителями Калеба по непонятным причинам взорвалась прямо у него на глазах. Но тогда еще никто и подумать не мог, что к этому приложил руку их замечательный директор.
В тот вечер Калеб уцелел чудом — он долго просил у родителей разрешения поиграть с другими ребятами на берегу. Ему было тогда всего десять лет. Остальные годы своей жизни он строил планы мести Флэттери и пытался вернуть «Мерман Меркантил».
Твисп, спавший в своей лодке, проснулся от взрыва и криков мальчика. Позже он взял ребенка с собой, и они вместе отправились в горы. От отца Калебу передалось умение видеть в темноте, а от мамы — способность общаться с келпом с помощью прикосновения. Однако, обнаружив, что келп хранит память его родителей, Калеб стал по возможности редко пользоваться келпосвязью.
«Он еще очень молодой, неопытный, — думал Твисп. — Он слишком торопится, а потому делает одну ошибку за другой. И не желает их признавать!»
Последнее время он редко виделся с Калебом, поскольку тот курировал Викторию — второй плацдарм Флэттери. Твисп всегда боялся, что парень сорвется и начнет вендетту против директора и его людей. Он надеялся только на то, что воспитал мальчика как следует и тот не расправится с Флэттери так же, как он расправился с его родителями.
Слово взяла представительница не входящих в метрополию островов Мона Плоскокрыл — краснолицая женщина средних лет.
— Мы с вами хорошо спрятались. — Ее низкий островитянский голос разнесся по всему помещению. Нахмурив густые брови, она продолжала: — Каждый из наших фермеров имеет запас продовольствия на шесть месяцев. Член совета с побережья сообщил, что у них положение не хуже.
Венус Брасс кивнула, подтверждая ее слова.
— Но, откровенно говоря, — продолжала Мона, — наши люди вовсе не горят желанием принять участие в восстании. Они не голодают и потому хотят, чтобы их оставили в покое. Они без вопросов примут любого беженца. Мы, естественно, приготовились к обороне… Но я вынуждена предупредить вас, что наши люди не способны убивать себе подобных.
Венус Брасс вновь кивнула. Ее хриплый голос после нежного щебетания Моны напоминал воронье карканье:
— У нас то же самое. Наши люди стараются обрести свободу в море, а сушу уже окрестили бедой. Мой народ сильный и смелый, но он уже познал грех. Как и народ Калеба, они жили рядом с людьми Флэттери, торговали с ними и даже заключали браки. Они не хотят никого убивать. Да у них родня в охранке! Как же это?! Но вы все видели, как Флэттери двинул свои отряды против…
Ба-бах!!!
Все вздрогнули. Оказалось, что это Калеб треснул кулаком по столу.
Твисп ощутил, что тоже машинально сжал кулаки, но заставил себя расслабиться и положил руки на колени.
— Вот об этом-то и мечтает Флэттери! — воскликнул Калеб. Никогда прежде Твисп не слыхал, чтобы его питомец говорил с такой горечью. — Мы способны только болтать о том, что ничего не можем сделать, чтобы прекратить массовые убийства. Неужели из всех присутствующих я единственный свидетель преступления Флэттери против людей?!
— Если мы будем говорить о том, что не в наших силах, то рано или поздно выясним, на что реально способны…
— И, как обычно, все закончится пустой болтовней! — воскликнул Калеб. — Мы все учили историю и знаем, что люди голодают только тогда, когда другие люди отбирают у них еду. Наша задача — всего-навсего прекратить этот грабеж. И не в следующем году, ни даже в течение следующего часа, а немедленно!
Венус вскочила с места и, подбоченившись, закричала:
— Твои люди готовы начать прямо сейчас?!
Калеб хмуро улыбнулся.
«Этот мальчик умен не по годам… — пронеслось в голове у Твиспа. — Он уже знает, как и когда использовать подобную улыбку».
— Флэттери тоже не дурак, — между тем продолжал Калеб. — Но у меня есть план действий, вполне отвечающий нашим целям. Мои люди уже согласились ему следовать. И, судя по сообщениям моих информаторов, большая часть из вас со мною согласна.
— То есть… О чем это ты? — просипела Мона и села в кресло. — Если мы проявим хоть какую-нибудь активность, Флэттери тут же нас засечет и пришлет отряд усмирения.
Этот аргумент приводился так часто, что навяз на зубах, однако Калеб мужественно выслушал его. Он лишь попытался посмотреть в глаза Твиспу. Глава Операторов очень хорошо помнил этот нетерпеливый, властный взгляд. Отец Калеба, Бретт Нортон, точно так же смотрел на человека, которого ему пришлось убить, чтобы спасти жизнь Твиспу и жене.
Мона тем временем продолжала защищать своих людей:
— Они согласны и в дальнейшем принимать беженцев, но уговорить их оставить буквально из ничего построенные дома не получится. Они не пойдут на открытый конфликт, но будут по-прежнему вести тайную работу на благо Пандоры.
— Понял, — усмехнулся Калеб. — Они выбрали путь бегунов-нагульников. Все знают, что, если в стае появляется хоть одна голодная особь, голод начинают ощущать все. Мы связаны между собой, и у нас есть план, как накормить всю стаю.
Твисп с трудом удержался от улыбки.
«Похоже, парень пронюхал о моем повышенном интересе к бегунам».
Все члены совета имели равные права. Но если решение было принято сообща, все должны были ему подчиниться. Твисп понял, что пора вмешаться в обсуждение.
— У каждого из нас есть свой план, — сказал он. — Но теперь пора их все свести в один общий. Участники проекта «Богиня» уже четыре часа не выходят на связь. Думаю, это заставит нас поторопиться с принятием решения.
Присутствующие тревожно зашептались. Четверо свидетелей, и так перепуганные насмерть, после этого заявления побледнели еще больше.
Твисп поднял руку, призывая всех к тишине:
— Но у нас на сковородке есть еще одна рыба. Успокойтесь и выслушайте меня.
На его мониторе появилось сообщение о том, что Дварф Макинтош отправил ему послание. Твисп кивнул Снейдж, чтобы та его приняла и расшифровала, и продолжил:
— Флэттери правит людьми при помощи страха и голода. Но его главная цель — улететь с планеты на безднолете. Думаю, все здесь не против того, чтобы избавиться от него как можно скорее.
Члены совета согласно кивнули, лишь Мона нашла нужным вставить:
— Да, но он хочет забрать с собой около трех тысяч самых здоровых и обученных людей, а свою проклятую охранку оставить здесь…
— Но они сами хотят лететь, — перебил ее Твисп. — И если они сами захотели осваивать вселенную — это их дело. Главное для нас то, что мы наконец от него избавимся. Но мы должны ослабить его власть до того, как он улетит. Он должен сбежать от нас, а не улететь по своей воле, — только тогда мы можем быть уверены в том, что он не вернется. Мы можем нанять преступников, не нарушая при этом собственных принципов. Но если мы его не свалим, то наше будущее и будущее наших детей повиснет на ниточке.
Снейдж прочитала сообщение Макинтоша.
— Твисп, проект «Богиня» захвачен.
— Захвачен? Ну, это звучит получше, чем «потерян». Где они сейчас? И кто их захватил?
— Келп. Доктор Макинтош полагает, что келп унюхал Кристу Гэлли и решил захватить ее. Это он устраивал все эти помехи. Но келпосвязь действует по-прежнему хорошо.
— Хватает ли ему информации, чтобы разобраться в сложившейся ситуации? — спросил Твисп, массируя лоб, чтобы избавиться от внезапного приступа мигрени. Сегодня он как никогда чувствовал свой уже немалый возраст.
Снейдж принесла ему передатчик, и Твисп подключил его к своей консоли. Тут же послышался спокойный голос Мака:
— Келп из восьмого сектора захватил нашу амфибию и уволок ее в глубь становища. Для этого ему пришлось перекрыть несколько келпопроводов, в результате чего несколько торговых судов и грузовиков получили повреждения и бог знает сколько пропало без вести. Пока что точное число потерпевших аварию судов неизвестно. Контроль над течениями попробовал воздействовать на него всеми возможными методами. Никакого результата…
Члены совета обменялись недоуменными взглядами. Твисп и сам был озадачен.
«Келп сопротивляется. Но именно это нам и было нужно».
— У нас есть свои люди в том районе? — спросил Калеб. — Кто-нибудь из клана келпа, кто знает, что можно предпринять?
Мона пробежалась пальцами по консоли и кивнула:
— Да. Там неподалеку оракул и наблюдательный пост, где полно народа.
— Но если там сейчас невозможны любые подводные перемещения, то это означает, что наши люди тоже в опасности, — заявила Венус. — Я могу отправить туда субмарину, но если в этот район невозможно попасть, то…
— Сейчас для нас самое главное — это полностью разрушить планы Флэттери, — перебил ее Твисп. — Куда бы ни направились его люди и что бы они ни предприняли, у них на пути должны вставать наши и полностью их блокировать. Причем так, чтобы директор ни о чем не узнал. Любой его шаг должен приводить к новым потерям и новым вопросам. Мы должны сломать его морально. Не свидетельствует ли его попытка вмешаться в дела Контроля о том, что он принимает нас всерьез?
— Возможно, — сказала Снейдж. — Но я сомневаюсь.
— Попросите доктора Макинтоша остановить систему Контроля, — сказал Твисп. — Само собой, тут же последуют репрессии. Но мы с вами знаем о келпах гораздо больше, чем люди Флэттери, да и большая часть становищ на нашей стороне. Как это ни опасно, течения нужно остановить в масштабе всей планеты.
Сам старый рыбак, проведший большую часть жизни в открытом море, глава Операторов лучше других знал, на какую судьбу он обрекает тысячи людей, которые сейчас находятся в море — как на его поверхности, так и под водой. Тысячи ничего не подозревающих моряков будут застигнуты внезапным штилем, и многие из них — во владениях недружественных келпов. Но жребий брошен. И ответственность за это полностью лежит на Флэттери.
— Победим мы или погибнем, теперь зависит от полного объединения для совместных действий всех жителей Пандоры, — объявил Твисп. — Мы должны взять его измором. Бороться голодом против голода, страхом против страха…
Калеб поднял руку, прерывая его, и, извинившись почтительным кивком, сказал тихо, но твердо:
— Нам не нужно бороться голодом против голода. — Его голос в эту минуту был похож на голос отца. — Мы люди. Мы будем бороться с голодом едой.
На несколько мгновений над столом совета повисла тишина, затем свидетельница Моны вскочила:
— Я — за! Мы все — за!
— Ну тогда, может, ты нам и объяснишь, Калеб, как нам одним махом скинуть Флэттери и накормить всех голодных! — проскрипела Венус.
— Это так просто, что вы охнете от изумления, — усмехнулся молодой человек. — Сейчас на ваших мониторах появится краткий план. Вы сами понимаете, что в первую очередь нам нужно объединиться, как предлагает Твисп. Кроме того, нам немедленно нужно выпустить в эфир Озетта и Кристу Гэлли. Мы можем рассчитывать на «Бой с Тенью?»
— Да, ты прав, — не отводя глаз от своего монитора, кивнула Мона. — Сейчас ключ ко всему — время. Люди не присоединятся к нам, если не будут знать, зачем и как. Но Бену Озетту они поверят, а Кристу Гэлли вообще боготворят. И план действий они должны узнать именно сейчас.
— Мои люди сейчас агитируют в бедных кварталах, — спокойно сообщил Калеб. — Их около пяти тысяч. На бедняков лучше всего действует живое слово.
— От Макинтоша больше не поступало сообщений? — спросил Твисп.
Снейдж, прикусив нижнюю губу, кивнула:
— Есть. Он сообщает, что Беатрис Татуш на орбите и она заболела… попив воды.
Изумленно подняв брови, она еще раз прочла сообщение, словно не верила своим глазам.
Твисп почувствовал, что сердце вот-вот выскочит у него из груди.
— Это наш личный код с Маком на случай прослушивания, — объяснил он. — Очевидно, Флэттери прислал вместе с Беатрис отряд секьюрити. Похоже, он подозревает Мака. Черт, как это некстати! — Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, старик продолжил: — Очень плохо, что она не на нашей стороне. Макинтошу так нужна сейчас поддержка верных людей.
— Ну что ж, давайте прикинем, какую помощь мы можем оказать ему отсюда, — предложил Калеб. — Нужно мобилизовать наши суда с побережья и выручить «Летучую рыбу».
И молодой человек встал, намереваясь немедленно отправиться на Викторию.
«Он нужен нам здесь».
— Калеб, — остановил его Твисп. — Нам с тобой предстоит другое путешествие. Оно займет часа три. На побережье живут сообразительные ребята, они и без тебя сумеют справиться. Я прошу тебя, ради старых добрых времен, сплаваем вместе на станцию у оракула. Может, кому-нибудь удастся связаться с келпом и выяснить, чего он добивается.
Корни и крылья. Но позвольте крыльям пустить корни, а корням взлететь.
Стелла Блисс распаковала три ящика с орхидеями в торфяных горшочках и разместила их под деревьями в небольшой аллее, ведущей к крыльцу дома Уиттлов. Ей вчера предложили эту работу, и только что расцветшие орхидеи оказались как нельзя кстати. По профессии она была цветочным скульптором и уже сделала себе имя и клиентуру.
Сегодня она была одета в новую лиловую блузку с пышными рукавами и плотные рабочие перепачканные землей штаны. Блузка подчеркивала ее слегка увеличившуюся вследствие беременности грудь, а штаны так туго облегали бедра, что она сомневалась, сумеет ли влезть в них в следующий раз.
Стелла пыталась не обращать внимания на охранников и слуг, под любым предлогом останавливавшихся, чтобы посмотреть, как она работает. Она терпеть не могла находиться в центре внимания, хотя должна была к этому уже привыкнуть: при росте в двенадцать ладоней волей-неволей привлекаешь к себе взгляды, даже если на тебе рабочая одежда.
Стелла любила одеваться в яркое, так что сама напоминала цветок. Доуб рассказывал своим родителям, что дома пчелы летают за ней роями, но никогда не жалят. Пышная темные волосы обрамляли смуглое скуластое лицо с сияющими зеленовато-голубыми глазами. Пухлые губы всегда были сосредоточенно поджаты. Но в последнее время она часто улыбалась, задумчиво прислушиваясь к биению новой жизни внутри себя.
Семья Стеллы выращивала декоративные и плодовые растения в течение уже девяти поколений. Но главным, конечно, были их эксперименты в выведении новых съедобных сортов. Однако девушка не забывала и о цветах, а также об опылявших их пчелах.
Теперь в ней подрастал представитель десятого поколения садовников. Стелла мечтала о том, что это будет девочка, о всем похожая на свою мать. Она знала, что так и будет, как знала о ее рождении ее собственная мать и знали все женщины их рода на протяжении многих поколений. Но эта многовековая традиция в нынешние времена ложилась на нее тяжелым бременем ответственности. Орхидеи были гордостью Стеллы — она долго выводила этот вид и теперь была счастлива, что результат ее трудов наконец оценят по достоинству художники, музыканты и скульпторы со всех концов Пандоры.
Узнав, что его честь Алек Декстер дальтоник, она решила расположить цветы, доверившись собственному вкусу. Большинство выбранных орхидей были в лиловой гамме, и художница не могла противиться искушению продемонстрировать все найденные ею нежнейшие оттенки их восковых лепестков.
Хлипкий с виду, но держащийся с большим гонором охранник сунул нос во все ее коробки и даже потыкал ножом в пару торфяных горшочков. С того момента, как Стелла переступила границы поместья, ее уже дважды обыскивали, причем один раз лично — женщина из охраны. И она подозревала, что этот обыск тоже не последний на сегодня. Чтобы не вспылить, она постаралась думать только о цветах.
Охраны кругом было полно — один наряд дежурил на входе, второй патрулировал дом. Здесь жил глава охраны «Мерман Меркантил, который, по мнению Флэттери, являлся для Теней мишенью номер один. По слухам, он был первым из трех претендентов на пост директора в случае, если Флэттери по каким-то причинам не сможет выполнять свои обязанности.
Его огромный дом, выстроенный из камня и пластали, устоял во время последних землетрясений, превративших пол-Калалоча в руины. Поместье было окружено массивной двухметровой каменной стеной, край которой был густо усажен битым стеклом и острыми кусочками металла. Находясь в этом чудесном саду, было трудно поверить, что очередь этого сектора находится всего в квартале отсюда. На крики, стоны и рев моторов, доносящиеся время от времени из-за каменной ограды, здесь никто не обращал внимания.
Мрачный охранник сорвал одну из орхидей и заложил себе за ухо, все в свежих шрамах после недавней трансплантации. Стеллу чуть не стошнило. Это и пропотевшая под мышками форменная рубашка — были не самым приятным зрелищем, особенно в такой душный вечер.
— Ну, и что вы там нашли, — спросила она, когда охранник закончил обыск. — Агрессивно настроенных червей?
Охранник нахмурился, нервно переводя взгляд со Стеллы на начинающие скапливаться у горизонта грозовые тучи и обратно.
— У меня нет чувства юмора! — рявкнул он. — Не заводи меня!
— Вы что, боитесь, что толпа однажды ворвется сюда и…
— Я ничего не боюсь! — гордо заявил он, выпячивая цыплячью грудь. — Моя обязанность — защищать господина Декстера, и я с ней отлично справляюсь.
Не ответив, Стелла склонилась к ящику и достала несколько горшочков, которые хотела высадить вдоль аллеи. Ей всегда нравился этот процесс — она любила вдыхать запах свежего торфа и держать в руках своих питомцев, ощущая пальцами гибкость стеблей и упругость корней. Закончив посадку, она почистила свои коротко остриженные ногти над одним из горшочков, чтобы ни крошки торфа не пропало даром.
— Должно быть, вы любите цветы, и вам непросто было решиться сорвать цветок и заложить за ухо.
— Я пьян, — буркнул охранник. — Но если бы цветок хорошо пахнул, было бы лучше.
— Это нетрудно исправить. Понюхайте-ка вот этот, — предложила Стелла и протянула охраннику лиловую орхидею. Он взял цветок, поднес к носу и снисходительно улыбнулся. Его лицо слегка просветлело, и Стеллу это порадовало.
— Да, — кивнул он. — Этот будет получше.
— Этот вид начинает пахнуть только тогда, когда растению исполняется год. А растить его надо не меньше пяти лет. Я могу научить вас.
— Цветочки! — фыркнул охранник, однако уходить не торопился. — Что от них проку! Ты бы лучше выращивала то, что можно есть.
— Что? — Стелла отшатнулась от него в притворном ужасе. — Всех, кто без лицензии выращивает фрукты и овощи, расстреливают на месте. А вот на выращивание цветов лицензии не нужно. К тому же душа тоже нуждается в пище. Цветы дают человеку духовную пищу, которую, впрочем, не измеришь фунтами и килограммами.
Парень по-прежнему хорохорился, но держался уже без прежней наглости. Стелла собралась было рассказать ему о своих пчелах, но вовремя прикусила язык: на сбор меда у нее тоже не было лицензии.
Полив высаженные цветы, Стелла вымела с дорожки комки торфа и листья. Закончив работу, она поняла, что слегка нервничает. Похоже, сегодня она застряла в городе. Сюда ее подбросила соседка Билли, так как в моторе «Кашет» что-то перегорело и лодка не заводилась. Но ночевать в городе Стелле совсем не хотелось. Она вообще не любила город — его узкие улицы и закрывавшие небо дома наводили на нее тоску. Конечно, был еще общественный транспорт, но из-за беспорядков в городе он не действовал. А идти пешком десять кликов, да еще и без надежной защиты Доуба было просто опасно.
— Стелла, милочка, вы закончили? — выглянула из люка парадного хозяйка дома миссис Уиттл.
Это была сухощавая седоволосая женщина с бледной кожей потомственной морянки. На ее лице всегда цвела радушная улыбка. Именно эта хрупкая, всегда спокойная и деликатная в общении женщина во время печально знаменитого землетрясения в 73 году собственноручно спасла целое судно, нагруженное произведениями искусства. После первого толчка она записалась в команду добровольцев, эвакуирующих подводный музей, и приняла на себя командование старой грузовой субмариной. Не заботясь о себе, она до последнего грузила на суденышко экспонаты и не прервала работы даже тогда, когда треснул фасад здания и из щелей ударили струи воды с такой силой, что, попади под такую струю человек, его рассекло бы пополам, как мечом.
— Да, миссис Уиттл. Вам нравится?
Пожилая женщина окинула взглядом аллею и, судя по выражению лица, осталась крайне довольна.
— Очаровательно. Вас не напрасно мне так нахваливали, милочка. Но у меня возникли некоторые затруднения, и вы можете помочь мне с ними справиться.
— Чем я могу вам помочь?
— Сегодня часть нашей прислуги не вышла на работу… вы сами знаете, что творится в городе. Вы не могли бы задержаться еще на какое-то время? Нам нужен человек, который встречал бы гостей и провожал к столу. У меня есть список приглашенных, а на столе лежат карточки с фамилиями, которые нужно будет прикалывать гостям на грудь. А после этого вы можете остаться до конца приема уже в качестве моей гостьи. Вы ведь не откажете мне?
Стелла всегда испытывала к богатым исключительно негативные чувства. Всего в ста метрах отсюда бедняки простаивали сутками в очереди, чтобы получить крохотный паек, оплачиваемый тяжелым изнурительным трудом. Слуги из богатых домов не стояли в очередях, и на их продовольственных карточках стояла печать: «Доппаек». А что касается охранников, то им с черного хода складов наваливали полные сумки продуктов без всяких карточек. Стелла взялась за подобную работу только для того, чтобы иметь прикрытие для своих домашних занятий. Оплата ее практически не интересовала — ее огородик давал ей гораздо больше еды, чем она могла купить на все заработанные карточки. А чтобы получить карточку со штампом «Доппаек», нужно было преодолеть столько бюрократических рогаток, что у нее никогда не хватило бы на это ни сил, ни терпения.
Но сегодня «Кашет» не заводилась, и поэтому попасть домой ей не удастся.
— Да, — кивнула она. — Я могу остаться. Вот только я неподобающе одета… И потом, мне нужно, чтобы меня после этого отвезли домой.
Миссис Уиттл улыбнулась еще шире и взяла Стеллу за локоть.
— Ну что вы, милочка, вам не о чем беспокоиться. Конечно же, мы доставим вас домой, обещаю вам. А теперь пойдемте скорей в гардеробную моей дочки. Думаю, мы отыщем там что-нибудь, что вам придется по душе и по фигуре. О, там есть элегантное черное платье, которое будет на вас выглядеть просто изумительно. Впрочем, уверена, что вы великолепно выглядите в любом наряде.
От этого комплимента Стелла смущенно покраснела.
— Благодарю вас! А… ваша дочь не обидится?
Лицо миссис Уиттл на мгновение потемнело, но она тут же взяла себя в руки и гордо подняла голову.
— Нет, милочка, думаю, не обидится. Ее убили во время беспорядков в колледже в прошлом году. Это было ужасно.
— О, простите. Я… очень вам сочувствую.
— Что ж, она хотела жить своим умом, — вздохнула миссис Уиттл. — И всеми силами пыталась отстоять право на это. — И, чуть помолчав, прошептала: — Я так гордилась ею. Когда-нибудь я расскажу вам о ней подробнее, но сейчас не время и не место.
Платье было черным и блестящим. Оно непривычно обтягивало бедра и поднимало потяжелевшую в последнее время грудь, а декольте было таким глубоким, что Стелла почувствовала себя неловко — никогда еще не она появлялась на людях в таком виде.
— Ох, видел бы меня сейчас Доуб, — прошептала она, красуясь перед огромным трельяжем. — Ему бы здорово понравилось.
— Можете оставить его себе, милочка, — вздохнула миссис Уиттл, глядя на Стеллу повлажневшими глазами. — Да и вообще, поройтесь в этих шкафах и возьмите все, что понравится. Незачем им тут висеть без толку — в конце концов, это не картины.
Стелла попыталась отказаться, но миссис Уиттл, не слушая никаких возражений, собрала большую коробку дочкиных вещей. Затем она отвела Стеллу на ее пост к маленькому столику в прихожей.
Вскоре заявился почетный гость Алек Декстер. Он засучил до локтей рукава пиджака и рубашки и на чем свет стоит костерил жару и духоту. Стелла приколола ему на грудь карточку и машинально разгладила ткань. Но, вместо того чтобы присоединиться к гостям, важная персона осталась со Стеллой, беззастенчиво оглядывая ее с ног до головы. Стелла поймала оценивающий взгляд Декстера и с вызывающим видом уставилась ему прямо в глаза. Это безмолвное сражение продолжалось несколько секунд, пока гость не капитулировал.
— Я сегодня весь день в бегах, — извиняющимся тоном пробормотал он. — А после вечеринки мне еще предстоит произнести речь на двухчасовом обеде в «Прогресс-клаб», а затем еще в восемь коктейль у директора. Потому-то я никак не могу сбросить вес и страдаю одышкой. А вы просто очаровательны, милочка. — И, склонившись как можно ниже к ее груди, якобы ему трудно было разобрать буквы на ее нагрудной карточке, он прочел вслух: — Стелла. Стелла Блисс.
Затем Декстер протянул руку, она ее пожала и отметила про себя, что у него потные ладони.
«Не думала, что большие шишки позволяют себе потеть на глазах у подчиненных».
Высокий гость Алек Декстер достал платок, промокнул выступившие на лбу и верхней губе капли пота и жестом подозвал к себе своего шофера, торчавшего у входа в надежде поймать хоть малейшее дуновение ветерка.
— Мне нужна другая рубашка, — приказным тоном объявил он. — Сегодня подойдет серо-голубая.
— Но ведь все улицы перекрыты, — возразил парень. — Я не успею привезти ее до обеда.
Голос его звучал довольно уныло, но выражение лица оставалось почтительно-бодрым, и Стелла поняла: чего Алек Декстер не терпит, так это жалоб своего персонала.
— Ну тогда купи мне рубашку! — рявкнул хозяин. — Магазины открыты до комендантского часа. И ближайший из них всего в нескольких кварталах. — Отпустив парня взмахом руки, он уже в спину ему добавил: — Потом эти деньги спишешь на мелкие расходы. И помни: либо ты изменишь свое отношение к работе, либо тебе придется искать другую!
Сквозь распахнутый шофером люк на фоне сгущающихся сумерек были видны два стоящих спиной к входу охранника и третий, склонившийся к висящему и пищащему у него на поясе переговорнику. Секьюрити отстегнул аппарат, сказал в него несколько фраз и внезапно бросился в дом. Перескакивая враз по пять ступенек, он взлетел на крыльцо и бросился к его чести Алеку Декстеру. Лицо охранника было белым как полотно. И хотя разговор велся шепотом, Стелла отчетливо расслышала каждое слово.
— Общая тревога по коду «Брут», сэр. Вы останетесь здесь или отправитесь в Теплицу?
— Черт! — выругался Декстер, и его щека дернулась, словно он получил пощечину. Он, как и мистер Уиттл, был одним из трех возможных заместителей директора. Его лицо побелело так же, как у охранника.
Потирая лоб, он молча наблюдал, как во двор поместья въезжает грузовик, набитый секьюрити, как солдаты выпрыгивают из кузова и разбегаются, занимая оборонную позицию. С полдюжины их, чумазые и потные, поднялись наверх и, оттолкнув высокую персону, прошли в зал для приема.
— Это наши? — спросил потрясенный Декстер у своего охранника.
Тот лишь пожал плечами:
— Не знаю, сэр. — Лазерник плясал в его дрожащих руках, и он держал его так крепко, что костяшки на пальцах побелели.
— Хм, — нахмурился Декстер. — Боюсь, что нам трудно определить, на чьей они стороне, пока мы сами не знаем, на чьей стороне мы. Говоришь, общая тревога? А Флэттери? Он не….
— Да, сэр. Общая тревога. И Флэттери ее объявил.
— Ну что ж, подождем немного. Если нам придется принять бой, то я предпочитаю сражаться здесь, рядом с этой очаровательной дамой.
Он склонился перед Стеллой в поклоне и поцеловал ей руку. Затем спокойным шагом направился в зал для приема к хозяйке и ее гостям. Сквозь распахнутый люк Стелла увидела стол, ломившийся от деликатесов, многие из которых она видела впервые в жизни. В центре красовалась высеченная из цельной ледяной глыбы метровая фигура дельфина.
С улицы донесся шум боя, и охранники бросились задраивать двойной входной люк. И тут Стелла по-настоящему испугалась.
А мистер Декстер так ни разу и не взглянул на ее орхидеи.
Тот, кто обладает сознанием, должен уметь бороться с иллюзиями.
Бомбы, сброшенные с «ястребов» Флэттери на восьмой сектор, серьезно повредили зеленый келп, уничтожили десятки тысяч рыб и стаю дельфинов и подняли со дна такую тучу ила, что отказали фильтры во всех подводных судах в радиусе пятидесяти кликов от эпицентра взрыва. Синий келп, чье становище находилось по соседству, инстинктивно подтянул к себе все стебли и постарался как можно глубже нырнуть. Он спрессовал свои листья так плотно, что едва мог дышать. О питании думать уже не приходилось.
Но даже сжавшись в комок, синий келп занимал площадь около ста километров в поперечнике. А его внешние плети в расправленном состоянии могли дотянуться до соседних келпов, находящихся от него на расстоянии более двухсот восьмидесяти его диаметров. Остальные завоевывали еще необжитые пространства чистой воды и росли не по дням, а по часам. Но, подчиняясь инстинкту самосохранения, он избегал контактов с одомашненными соседями — все они служили человеку из страха перед электрострекалами. Все это синий узнал, регулярно считывая информацию с их приносимых течениями обрезанных умирающих стеблей. И в скором времени к нему опять принесет огромное количество подобных останков. Эти взрывы несут смерть его зеленому соседу. Но не ему. Так что еды вскоре будет хоть отбавляй, а значит, можно будет разрастись еще больше.
Но в этот день течения несли и что-то иное, незнакомое. И запах этого чего-то будоражил келп, не давая ему окончательно свернуться и надолго спрятаться на дне. Это нечто обладало странной аурой, тревожащей его генетическую память и задевающей неведомые струны где-то в самой глубине подсознания. Он никому не позволял приблизиться, не распознав прежде, что это такое, и синий келп, не в силах больше сдерживаться, широко распахнул стебли навстречу сильному и очень приятному запаху.
Накормите людей и лишь потом требуйте от них добродетели.
Волнение, вызванное взрывами, еще не успело утихнуть, а «Летучая рыба» уже выскочила на поверхность и беспомощно закачалась на волнах. Лучи солнца ворвались в салон так неожиданно, что Рико зажмурился. Он ощупью нашел свои солнечные очки, но они мало помогли — перед глазами все еще плясали ослепительно яркие пятна. Кое-как проморгавшись, он выглянул наружу и заметил тонкую едва заметную линию у горизонта по правому борту. Это было очень похоже на землю. По левому борту на протяжении двух-трех километров море бурлило, как вода в котле.
Рядом с командирским креслом Эльвиры растеклась большая лужа морской воды. Сама капитанша трясла головой, пытаясь оправиться от контузии, полученной при первом же взрыве. Ее нос распух, и комбинезон на груди был испачкан кровью.
«Что бы там ни было, но Эльвира вытащит нас из любой передряги», — подумал Рико.
Каким-то образом ей удалось вернуться из машинного отделения сразу после того, как амфибия вздрогнула от первого взрыва. А потом взрывов было так много, что Рико со счету сбился.
— Эта сволочь Флэттери только и умеет, что взрывать на фиг всех, кто с ним не согласен, — проворчал он.
Огоньки келпа гасли один за другим, и бурное море на глазах покрывалось всплывшими оборванными плетями.
— Сестра моя келп, — проговорила Эльвира, глядя, как и Рико, на волны. — Она отступает, чтобы спасти себя.
— Эльвира, мне не очень нравится твое «сестра моя». Больше всего на свете я хотел бы оказаться как можно дальше отсюда.
— Воздухолеты! — воскликнула она, указывая пальцем в небо. Ее пальцы машинально отстучали на консоли команду на погружение. Но мотор молчал.
— Сдох, — с непроницаемым лицом констатировала она. — Фильтры забиты илом и… останками келпа.
— Не дрейфь, Эльвира! — Рико взял ее за руку и слегка пожал, чтобы успокоить. — Это те самые гады, что сбросили бомбы. Если прикинуть, сколько тонн этой дряни они сюда приволокли, то выходит, что горючее у них уже на пределе. И подводные мины нам тоже не грозят.
Рико отстегнулся от кресла и принес Эльвире полотенце.
— Держи. Вытрись и переоденься в чистый комбинезон. Похоже, нам придется здесь ненадолго задержаться, а я не хочу, чтобы ты заболела — ты же мокрая хоть выжимай.
Капитан взяла полотенце, и Рико с удовлетворением отметил, что она начинает приходить в себя.
— С орбиты Флэттери может отследить курс даже одноместной лодчонки, — размышлял он вслух. — Эти ребята на воздухолетах не могут приводниться, а поскольку у нас на борту Криста Гэлли, кинуть на нас бомбу они тоже не решатся. А нам нужно попытаться доставить ее и Бена к хорошим медикам. И чем скорее, тем лучше.
Две взрывные волны встряхнули судно, и лишь после этого сверкнули вспышки двух новых взрывов. Рико даже на мгновение увидел лица пилотов.
— Это же совсем мальчишки! Ты видела их, Эльвира? Они выросли при Флэттери и не представляют себе жизни без него. — Он с размаху треснул кулаком по подлокотнику. — Почему они там? Им бы сейчас любиться за запертым люком с какой-нибудь милашкой… Да неужто матери не сумели объяснить им, что к чему?!
— Их матери голодают, Рико. Они хотят жрать!
Лапуш удивленно уставился на Эльвиру. До сих пор он не слышал от нее ничего, кроме отрывистых команд или неизбежных комментариев к ним. Капитан отстегнулась и теперь прокладывала через валявшуюся как попало мебель путь на корму.
— Зачем ты туда идешь? Море еще неспокойно. Фильтры опять забьет.
— Сиди тихо! — бросила она, и это прозвучало как приказ.
Эльвира стянула комбинезон и тщательно вытерлась, демонстрируя прекрасную, типично морянскую мускулатуру.
— Займись ребятами, а пойду чистить фильтры.
И только когда она надела костюм для подводного плавания, Рико вдруг осознал, что вид ее светлой кожи и стройного тела заставил его вспомнить о том, что он мужчина. Особенно его впечатлили заострившиеся от холода соски маленьких грудей. Они оба понимали, что между ними никогда ничего не может быть, но это неожиданное возбуждение напомнило Рико о Снейдж. Ему сейчас очень ее не хватало.
Эльвира права. Ее план логичен и разумен. Рико быстро прикинул в уме, что нужно сделать в первую очередь.
«Бен и Криста. Надо последить, чтобы они продолжали дышать. Кроме того, надо слушать радио и быть готовым к сюрпризам со стороны „Вашон секьюрити“.
Эльвира шагнула к люку, не попрощавшись с Рико даже взглядом. Несмотря на бешеную качку, Рико добрался до шкафа и вытащил оттуда три подводных скафандра. Затем, цепляясь за скобы направился вниз, в кают-компанию. По дороге он прислушивался к прерываемым помехами переговорам между экипажами воздухолетов.
— «Страж» рапортует базе. Груз сброшен. Мы накрыли вашу рыбку.
— Вас понял, «Страж». Мы отметили ваши координаты. Наша птичка уже вылетела. Расчетное время прибытия — тридцать минут. Доложите обстановку.
«Тридцать минут!» — Рико словно ошпарило.
Эта «птичка», должно быть, амфибия, причем из самых быстроходных.
— Здесь не хватит места для хорошей драки, и это нам на руку. Мы должны успеть подготовить им несколько сюрпризов.
Радио продолжало во всех подробностях рассказывать о «Летучей рыбе» и тех, кто на ней находится, но вскоре сигнал ушел в сторону.
Рико склонился над Беном и с ужасом убедился, что не замечает движения грудной клетки. Однако, судя по цвету лица, Бен довольно неплохо себя чувствовал и без дыхания. Лапуш попытался измерить пульс приятеля и приложил руку к его шейной артерии. Сердце билось, но очень медленно — не более двух ударов в минуту. Глаза Бена были по-прежнему открыты и по-прежнему лишены какого бы то ни было выражения. Чтобы увлажнить слизистую оболочку глаз, Рико несколько раз поднял и опустил веки Бена и оставил его глаза закрытыми.
Затем он отстегнул ремни и с трудом запихнул друга в скафандр.
— Мы на поверхности, — сообщил он на тот случай, если Бен его слышит. — Они сбросили на келп несколько бомб, но, думаю, нанесли ему лишь поверхностные повреждения. Эльвира сейчас очищает фильтры от листьев. Флэттери посадил нам на хвост свой транспорт, и тот может прибыть с минуты на минуту. Нам нужно исхитриться и выскочить из этой ловушки.
Криста застонала и попыталась сесть, забыв, что пристегнута к своей койке.
— Твоя подружка приходит в себя. Я и ее наряжу в скафандр, а затем зашифрую сообщение для Операторов — пусть знают, что у нас тут творится. Но, похоже, о нашем присутствии здесь известно и еще кое-кому.
Он застегнул скафандр Бена, на всякий случай ослабив воротник, и обернулся к Кристе. Девушка плакала, не отрывая красных зареванных глаз от лежащего в беспамятстве на полу Бена. Похоже, она уже полностью сознавала, где находится.
— Ты меня понимаешь? — спросил Рико. Несмотря на то, что она была пристегнута ремнями, он предпочитал держаться от нее подальше.
Криста кивнула:
— Да.
— Раньше с тобой такое случалось?
— Да, — призналась она, и ее голос дрогнул. — Один только раз. До того, как он начал делать мне уколы. Я сделала вид, что выпила его пилюли, но потом их выплюнула.
— И что было дальше?
Она слабо пожала плечами.
— Почти то же самое. Что-то вроде приступа. Но это длилось… совсем недолго. — Она кивнула своим мыслям и продолжила, но уже шепотом: — Никто, кроме Бена не сумел меня заставить почувствовать себя человеком.
Рико заметил, что ее зрачки начали расширяться.
«Возможно, в ней еще бродит какая-то тайная отрава. Черт бы побрал этого Флэттери!»
— Мы на поверхности, — сообщил он. — И абсолютно беспомощны. Тебе нужно переодеться в скафандр на случай срочного погружения.
И вдруг в его памяти вспыхнули предостережения Флэттери и Операторов: «Ей нельзя позволить погрузиться в море. Ей запрещено вступать в контакт с водорослями». Но все это были лишь меры предосторожности на случай возникновения некой опасности, а вот если их настигнет «Вашон секьюрити», опасность станет настолько определенной, что из этих двух зол лучше выбрать кота в мешке.
— Если ты сама не справишься со скафандром, я тебе помогу. Как мне ни грустно в этом признаваться, я до сих пор боюсь к тебе прикоснуться.
И Рико на вытянутых руках подал ей костюм.
— Я не могу выпутаться из этой сбруи, — пожаловалась Криста.
Рико нажал кнопку мгновенного освобождения креплений, и через секунду девушка была свободна. Оператор тут же отскочил подальше. Отчасти в этом была виновата качка, отчасти — условный рефлекс.
Заметив это, Криста сама отпрянула от Рико, побледнев и стиснув зубы от негодования.
— Интересно, что я, с твоей точки зрения, такое?
— Не знаю, — честно ответил он. — А ты сама-то знаешь?
— Я знаю, что я никогда даже не допущу мысли… Я не способна даже подумать о таком… — Она указала на распростертого на полу Бена. — Я не способна на такое!
— Это все наркотики, — тяжело вздохнул Рико.
Он пытался говорить сердитым тоном, понимая, что Кристе вовсе не нужен новый враг, ей нужна поддержка и подтверждение ее слов. И наконец он нашел фразу, которая, по его мнению, должна была ее успокоить:
— Все эти снадобья, которыми ты напичкана, — продукт работы Флэттери, а вовсе не твоего организма.
Криста рыдала, не в силах оторвать глаз от Бена. И это говорило в ее пользу.
«Так-то так, — одернул Рико сам себя, — но Бен-то еле дышит».
— Давай одевайся, — поторопил он девушку. — У нас почти нет времени.
Криста послушно сбросила платье и полезла в скафандр. Рико вновь склонился над Беном. Тот слегка пошевелился, и Лапуш предпочел посчитать это добрым знаком. Да и дыхание Бена стало выравниваться.
Похоже, Криста понятия не имела о том, что значит скромность. С другой стороны — на монстра она тоже не походила.
«Да уж, столько лет прожить в качестве подопытной зверушки… Откуда тут набраться девичьей стыдливости».
Рико, как и Бен, вырос на острове, а островитяне всегда были очень щепетильны в отношении соблюдения приличий. Что, однако, не помешало Рико отметить, что у Кристы самые красивые ноги из всех, какие он видел за всю свою жизнь. И вновь он вспомнил о Снейдж, надежно спрятанной у Операторов. И вновь вздохнул. Надо будет помимо общей сводки передать и короткую весточку персонально для нее. Он обернулся к Кристе.
«Пожалуй, девочка бледновата», — подумал он.
Она еле двигалась. Натянуть костюм и справиться с застежками ей удалось, лишь приложив максимум усилий. Она еле дышала, лоб был покрыт каплями пота, а лицо было еще бледнее, чем тогда, когда Рико впервые ее увидел. Глаза ее вновь начали стекленеть, а ноги затряслись мелкой дрожью.
— Может, тебя опять пристегнуть?
Криста покачала головой.
— Нет, — ответила она с трудом ворочая языком. — Начинается…
И рухнула на койку навзничь, уставившись широко открытыми глазами в пустоту.
— Ты еще здесь? — выкрикнул Рико. — Ты слышишь меня?
— Да, — пролепетала она. — Да…
Рико до сих пор не мог заставить себя прикоснуться к ней. Что бы там ни источало ее тело, но это самое чуть не прикончило Бена, и Лапуш не хотел стать следующей жертвой. Он осторожно склонился над ней и вставил застежки ремней в гнезда. Закрепив их, он опустил изголовье койки. Девушка вновь погрузилась в свои грезы.
Проделав все это, Рико поспешил надеть скафандр и между делом заметил, что море начало успокаиваться. Он слышал, как Эльвира скребет фильтры, и надеялся, что на нее келп не станет насылать видения, как, по слухам, проделывал это с другими. Судя по звукам, неустрашимая капитанша пребывает в добром здравии.
— Похоже, нам везет, — пробормотал он себе под нос. — Лучший в этом чертовом мире штурман уверен, что выбраться из всей этой байды — раз плюнуть.
Внезапно на носу судна раздался протяжный скрежет и прокатился эхом по всей «Летучей рыбе». За ним последовал еще один. Когда келп схватил их, звук был точно таким же. Рико бросился в рубку, но было уже слишком поздно.
Судно накренилось, и его вышвырнуло через открывшийся люк на палубу. Сквозь пляшущие перед глазами темные пятна он сумел заметить, что кораблик поднимается в воздух. Рико снова стукнулся головой, но не настолько сильно, чтобы не увидеть, как «Летучую рыбу» обхватили щупальца дирижаблика и повлекли за собой в небо.
— Вот дерьмо!
Он с трудом поднялся на четвереньки и пополз по накренившейся палубе к спасительному плазу рубки. Там он сможет открыть оружейную стойку и выстрелить из лазерника в…
Впервые в жизни он видел дирижаблик так близко и поразился, насколько эта тварь огромна — больше ста метров в диаметре, и два сгребших амфибию щупальца не короче. Даже самое маленькое щупальце было толщиной с тело Рико.
Дирижаблик поднимался все выше и выше.
«Теперь понятно, откуда взялась эта качка. Прежде чем схватить нас, он сбросил свой чертов балласт».
Только теперь Рико вспомнил об Эльвире и, вскарабкавшись на край палубы, взглянул на раскинувшийся внизу океан. Она была жива! Наполнив воздухом скафандр, Эльвира всплыла на поверхность и теперь гребла, перевернувшись на спину. Она наверняка заметила Рико, но не помахала ему рукой.
— Проклятье!
Он даже не мог спустить ей трап, поскольку боялся завести мотор: малейшая искра — и несколько сотен кубометров водорода из мешков этого чудовища тут же взорвутся. Дирижаблик между тем подтянул «Летучую рыбу» к самому брюху. Никогда еще Рико не был так близко к оранжевому чуду природы, но издалека не раз видел, как они взрываются. Особь намного меньшая, чем та, что их схватила, исхитрилась испепелить целый квартал в Калалоче, попутно живьем поджарив шесть сотен человек. Они с Беном делали об этом репортаж.
Но выжившие тогда завидовали мертвым. Рико вспомнил, что Бен не захотел ограничиться кратким репортажем и они снимали и записывали все подряд: обгоревшие тела, закопченные кости, леденящие душу крики, стоны и блевотину.
— Главное — сними глаза выживших, — твердил Бен. — А остальное я сам сделаю.
Бен брал интервью и расспрашивал людей не столько о взрыве, сколько о том, как они теперь живут. Они отсняли восемнадцать часов рабочего материала об умирающих и заживо сожженных. А затем, привлеченные запахом падали, город атаковали рвачи. Съемочной группе тоже пришлось отбиваться от почуявших запах добычи тварей. Кадры этой атаки, отбитой под руководством Рико, обошли весь мир.
Растянувшись на палубе, Лапуш тем не менее следил за курсом. Берег все приближался, но внизу бесновался шторм. Оставалось только надеяться, что вес судна не заставить дирижаблик опуститься слишком низко. С большим трудом Рико пробрался в рубку и уселся в кресло командира. Похоже, утащившая их тварь хорошо знала, в каком направлении лететь. И пунктом ее назначения был берег. Если животное сдуру не разобьет судно о скалы, то есть может быть, и удастся приземлиться.
Рико не нравилось подобное сотрудничество с дирижабликом, но лучше как-нибудь высадиться на сушу, чем погибнуть. Интересно, а есть ли в шифровальной книге Операторов код на такой поганый случай? Ладно, главное — спасти Эльвиру от людей Флэттери. О том, что случится, если сделать это не удастся, Рико даже думать не хотел.
Впереди показался скалистый лик прибрежных утесов, омытых волнами вечернего шторма. Над сушей угрожающе нависли черные и люминесцентно-синие, как вспышки лазерников, тучи.
«Никакого огня, — заклинал себя Рико. — Мы не должны пользоваться открытым огнем».
Облачное прикрытие было как нельзя кстати. При такой почти нулевой видимости воздухолеты Флэттери и шпионы с орбиты не сумеют за ними проследить. Суденышко тряхнуло. Подняв голову, Рико смог разглядеть брюхо дирижаблика во всех подробностях — оно было испещрено беловатыми шрамами от когтей плоскокрылов, Нос «Летучей рыбы» накрепко завяз в его кожистых складках.
Внезапно Рико повалило на пол и стало швырять по всей кабине, как тряпичную куклу: дирижаблик уже летел над сушей, ловко лавируя между скалами. Вскоре болтанка прекратилась. Рико добрался до кресла и выглянул в плазовое окно. Однако все, что ему удалось увидеть, — это необъятное брюхо дирижаблика и выпущенное им облачко голубой пыльцы. Оператор быстро ощупал руки и ноги — целы, потом несколько раз кашлянул — ребра тоже не сломаны. Все в порядке, если не считать синяков да шишек.
— Отлично! — подбодрил он себя. — Все мне советовали: «Держи ее подальше от келпа»… А теперь гляди-ка куда мы добрались!
Рико несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь — безуспешно. Оставалось лишь надеяться, что суденышко будет все так же плавно снижаться. Очень уж не хотелось разбиться в лепешку о скалу, когда до земли рукой подать.
С неба обрушился вечерний дождь и омыл плаз рубки. Рико снова вспомнил об Эльвире, которая боролась со штормом в открытом море, и мысленно пожелал ей удачи. Вот только шансы ее, похоже, равны нулю. Скорее всего, она уже в объятиях своей сестры — келпа.
— Надеюсь, у этого чудовища осталось уже не так много водорода, — прошептал он себе под нос и смело включил освещение кабины и радио.
Пара ламп зажглась, но радио молчало. Рико снова сделал глубокий вдох — и в нос ему ударила вонь гнивших на берегу листьев келпа. Кое-как откашлявшись, он отправился проведать Бена и Кристу.
Если вы считаете, что созерцание важнее действия, то почему навязали мне кошмар войны?
Мак ждал ответного звонка от охраны, когда его внимание привлекли появившиеся на мониторе данные: в восьмом секторе были зафиксированы многочисленные взрывы, серьезно повредившие келп.
«Он не стал ждать, — подумал Мак. — Флэттери всегда получает то, что хочет, даже если придется выбрать из двух зол большее».
Он был уверен, что где-то там находилась Криста Гэлли. Этим и объяснялся интерес директора к этому сектору. На мониторе высветились сравнительные таблицы состояния изувеченного домашнего келпа и его не пострадавшего дикого синего соседа. Мак еще с Алисой Марш проводил некоторые исследования этого самого большого становища в мире.
«Он научился прятаться от нас, притворяясь таким же домашним, как келпы вокруг него. И при этом он пользуется такими методами, что наша аппаратура не способна пока его отследить».
Но теперь, когда его коснулись последствия бомбежки, он может впасть в буйство. Если он действительно настолько велик, как показывали датчики, то один мог полностью заменить Контроль над течениями.
«Если этот келп на нашей стороне, то Флэттери влип, — подумал Мак. — А если он не с нами, что тогда?»
Но еще больше его занимали мысли о Беатрис. Обычно по прибытии на орбиту она тут же связывалась с ним. Но сегодня почему-то молчала. А когда Мак сам не смог связаться с ней, позвонив в студию, он заподозрил неладное. Прежде Беатрис никогда не отключала личный канал — это было не в ее характере. А буквально через блинк после ухода Спада одной из ведущих внешний обзор видеокамер было зафиксировано, как из шлюза челнока выбросили человеческое тело. Охранники студии тоже не отвечали на вызов.
— Что за чертовщина!
«Сеткомастер» сообщил, что нащупал синий келп и провел его анализ. Синий был абсолютно не поврежден и обладал мощным потенциалом развития. Оказывается, во время взрывов он рефлекторно сумел погасить ударную волну.
«Это новый тип келпа. Он впитал воспоминания всех наших одомашненных келпов и научился их использовать».
Установленные на домашних келпах датчики не пострадали от взрывов, но почему-то на мониторе вместо множества пляшущих кривых, отражающих частоту их колебаний, пульсировала одна-единственная — синего келпа.
С другой стороны, навигационная сетка начала потихоньку восстанавливаться. Лишь небольшой район моря в северо-западном углу сектора никак не реагировал на сигналы, и там ничто не изменялось. Оставалось только надеяться, что ущерб там не слишком велик, как сейчас кажется.
— Ну что ж, — пробормотал Мак. — Похоже, он пока настроен весьма дружелюбно.
Макинтош мечтал, что однажды сумеет найти способ, как с помощью Контроля над течениями натравить келпы на Флэттери. Мак работал в этом направлении со всеми разумными становищами, какие ему удалось обнаружить. Директор слишком далеко зашел. Мак всегда считал, что война действует на человека как очень сильный наркотик, и не хотел, чтобы пандорцы к нему привыкли.
— Я хочу увидеть этот сектор визуально, — отдал он команду монитору сектора. — Думаю, нам удастся их засечь.
Но на экране бурлили грозовые тучи и полностью закрывали сектор. Где-то там, под ними, были Озетт, Лапуш и Гэлли. Если только глубинные бомбы не разнесли их в клочки.
«А студия все не отвечает. Если Спаду не удастся к ним пробиться, придется искать какой-нибудь другой способ вызвать их на разговор».
Под ложечкой противно засосало, и это не имело никакого отношения к невесомости, к которой Мак давно привык. Он приказал себе успокоиться. Точно так же, как в момент стыковки челнока с Беатрис на борту. Только тогда его на мгновение пробрала дрожь. Мак прикинул, сколько человек прилетело этим рейсом. Челнок был рассчитан на тридцать-сорок пассажиров, в зависимости от массы багажа. На сей раз везли ОМП со всей системой жизнеобеспечения, и к нему должно было сопровождать несколько специалистов. Если на борту что-то произошло, то любой участник пролета должен об этом знать.
Про ОМП вспоминать не хотелось. Особенно о том, как Флэттери его раздобыл. Ее звали Алисой, она была женщиной, а не бесполым существом. Но директор быстро привык называть свой новый ОМП «это». Когда-то, еще на «Землянине», именно Мак отвечал за системы жизнеобеспечения ОМП. И теперь его мутило при мысли, что придется вернуться к исполнению этих обязанностей.
— Ладно же, — прошептал он. — Прежде чем до этого дойдет, я успею преподнести Флэттери несколько очень неприятных сюрпризов.
Тихий звонок, извещающий о том, что в поле зрения голокамеры келпа начинает что-то формироваться, отвлек Мака от грустных мыслей. Эту систему слежения он отладил после долгих консультаций с Беатрис. Они надеялись, что однажды благодаря ей смогут увидеть генерируемые келпом образы. Но они и мечтать не смели о том материале, что получили за первые же два месяца работы экспериментальной модели.
Этот келп уже довольно долго вел привольную жизнь, и потому ему было что сказать. Но до сих пор его мысли выражались миганием вспыхивающих разноцветных огоньков и странными звуками. Однако он порой выдавал и ясные, отчетливые образы, связанные с реальными событиями и конкретным временем. Что же до звуков и игры цвета, то это вполне могло быть его «мыслями». Или чем-то другим. Но пока Макинтош был не в состоянии их расшифровать.
Мак оттолкнулся от кресла и перелетел к своему новому детищу — голоэкрану. Невесомость, типичная для всех находившихся слишком близко к оси вращения станции помещений, ему почти не мешала. Все равно выбирать не приходилось — для Контроля над течениями это была идеальная точка. Правда, первое время он чувствовал себя лучше всего в отсеке швартовки челноков — там была хоть какая-то сила тяжести.
Он мог создать нормальное тяготение на всей станции, но тогда пришлось бы ускорить ее обороты, а это в свою очередь сильно затруднило бы наблюдение за планетой. Да и при его габаритах отсутствие веса было предпочтительнее присутствия.
С тех пор, как Мак познакомился с Беатрис Татуш, он стал подумывать о том, чтобы соединить свой кабинет и голостудию прямым коридором.
На голоэкране вспыхнуло изображение летящего над морем довольно крупного дирижаблика, по обыкновению волокущего двумя щупальцами какой-то балласт. До сих пор картинка ни разу еще не получалась такой четкой. Один из датчиков определил этот образ как источник раздражения келпа. Глыба, которую волок за собой гигант, вдруг сверкнула металлическим блеском, и Мак впился глазами в трехмерное изображение, висевшее перед ним словно в воздухе.
— Это не камень!
И тут на его глазах разыгралась полная картина пленения «Летучей рыбы». А когда похититель очутился над скалами, Мак увидел все происходящее уже глазами дирижаблика. Переживая за друзей, он даже вскочил на ноги, но тут дирижаблик взорвался, и экран погас.
— Там где-то неподалеку есть оракул, — пробормотал Мак. — Возможно, нам удастся организовать бригаду спасателей.
Он вернулся в свое рабочее кресло и вызвал по интеркому Спада. И тут же раздался вой сирен.
Четыре гудка означали, что где-то в районе оси вспыхнул пожар. То есть в том секторе, где находился Мак. Больше всего он испугался за челнок и склад горючего.
Сирена завывала без остановки, сообщая о том, что источник пожара находится в секторе, в котором размещались Контроль над течениями, голостудия и швартовочная станция челноков. При подобной тревоге все люки между помещениями автоматически блокировались. По всей станции во всех остальных секторах сейчас тоже выли сирены и мигали сигнальные лампочки. Из интеркома донесся спокойный голос:
— Всем находящимся в заблокированной зоне немедленно надеть скафандры. В случае пожара помещение будет разгерметизировано. Приготовиться к разгерметизации. Всем находящимся в заблокированной зоне…
Макинтош быстро набрал на своей консоли команду «Проверка» и ввел код Контроля над течениями. Если датчики не зафиксируют в помещениях Контроля ничего опасного, то люки разблокируют. Затем Мак последовал указаниям интеркома и натянул скафандр, сразу же активизировав переговорник внутри шлема. После чего выскочил из кабинета и оказался в коридоре как раз в ту минуту, когда здоровенный охранник со всего размаху обрушил приклад своего лазерника на голову Спада. Тот кубарем покатился к люку голостудии, а солдат бросился за ним и, уцепившись за ближайшую скобу, повис над своей жертвой.
— Стой! — закричал Макинтош, но охранник не услышал и снова ударил Спада прикладом, на сей раз в лицо. Несчастный ассистент потерял сознание и растянулся на полу.
Макинтош включил переговорник на полную мощность и завопил:
— Да остановись же!
Охранник, явно привыкший к земной силе тяжести, не умел маневрировать в условиях невесомости. Резко обернувшись на крик, он отпустил скобу и по инерции понесся прямо навстречу Макинтошу. По пути, пытаясь уцепиться за что-нибудь, солдат выпустил из рук лазерник, который полетел прямехонько к Маку. Поймав оружие, тот устремился к Спаду и, зависнув рядом, с облегчением заметил, что парень уже приходит в себя.
— Я слышал… Они говорили, что убьют ее… — еле шевеля разбитыми в кровь губами прошептал ассистент. — Это я врубил тревогу… Я просто не знал, что еще придумать…
— Ты хорошо придумал, — ответил Мак. — А теперь давай одевайся. Если возникнет вакуум, лучше быть в скафандре.
Пока Спад одевался, в коридоре появился отряд пожарных, а за их спинами уже стали скапливаться зеваки. Несмотря на громоздкие скафандры, пожарные двигались так быстро и легко, что Мак им даже позавидовал. Заметив, что все еще держит в руках лазерник, он огляделся в поисках его хозяина, но охранник исчез. Люк голостудии все еще был заблокирован.
Макинтош подключил кабель своего переговорника к шлему Спада и сказал:
— Для Беатрис учебная тревога не в диковинку. Так что она наверняка уже надела скафандр.
— А она знает сигнал «Отбой»?
Макинтош кивнул.
— Знать-то знает — вот только сумела бы воспользоваться своими знаниями.
Чтобы в заблокированном по пожарной тревоге помещении не возник вакуум, требовалось, чтобы бортовой компьютер получил две команды «Отбой»: первую — от своих автоматических сенсоров и вторую — от средств визуального наблюдения. Поскольку сенсоры в студии, естественно, не засекли и намека на возгорание, компьютер ждал сигнала от поста, ведущего визуальное наблюдение. И пока вторая команда не будет получена, подозрительный участок останется заблокированным для всех, кроме пожарных.
Интерком снова ожил:
— Внимание! Сектора с восьмого по шестнадцатый на центральном уровне! Через три минуты будет откачан воздух. Готовность: три минуты. Всем находящимся в заблокированной зоне немедленно надеть скафандры…
Электронный прибор, позволявший пожарным открыть заблокированный люк, не сработал. Не сработал он и со второй попытки. Макинтош подключил кабель переговорника к плате у люка и попытался выйти на связь со студией.
— Ну, что там? — спросил Спад по внутренней связи.
— Ничего, — грустно помотал головой Мак. — Помехи. Но они же не…
На третьей попытке люк все-таки поддался и распахнулся. Пожарные бросились внутрь. Макинтош, спрятав лазерник за спину, рванулся за ними.
Беатрис была единственной, кто уже надел скафандр. Она стояла у стены рядом с люком и, как только Мак шагнул в студию, бросилась к нему. Если бы при этом она не держалась за скобу, их обоих унесло бы к противоположной стене.
Все остальные находившиеся в студии еще только разбирались в устройстве скафандров, и вторжение пожарной команды явилось для них полной неожиданностью. Один из чужаков попытался прорваться, но был пойман на лету двумя пожарными, которые приковали его к скобе и на всякий случай спеленали страховочными ремнями. Остальные заметили лазерник в руках Мака и застыли на месте.
Пожарные рассыпались по студии, и, убедившись, что непосредственной опасности нет, один из них послал компьютеру команду «Отбой». Интерком тут же объявил: «Отбой», и Мак принялся расстегивать шлем. Беатрис забарабанила кулаками по его груди:
— Они перестреляли всю мою группу! Они убили твой наряд охраны! Вон там, в шкафу, у них спрятано оружие!
Один из пожарных тут же бросился к шкафу.
— Этих — арестовать! — приказал Макинтош, — а оружие раздать нашим. Боюсь, оно нам может понадобиться.
Пожарные быстро связали Леона и двух его помощников ремнями и веревками, входившими в их снаряжение. Никто из троих даже не пытался оказать сопротивления: они понимали, что в условиях невесомости их шансы равны нулю. Пожарным же, привыкшим к отсутствию тяжести, их задание не показалось сложным — даже волоча за собой на буксире пленников, они двигались так легко, что Мак снова невольно залюбовался ими.
Беатрис крепко обняла его и поцеловала в губы. Даже не ощущая сквозь скафандр тепло его тела, она согрелась от одного его присутствия.
— Я представлял себе нашу встречу совсем по-другому, — улыбнулся Мак и, почувствовав, что она все еще дрожит, обнял ее крепче.
— Их еще много на станции. Я насчитала тридцать два человека. Их главарь, капитан Бруд, скорее всего находится в отсеке ОМП.
— Спад, ты слышал?
— Да, доктор Мак.
— Полностью заблокируй желтый сектор. Доступ только для своих. К сожалению, кое-кто из наших тоже окажется в этой зоне, но зато мы выиграем время.
Спад активизировал ближайшую консоль и отдал приказ.
Макинтош подлетел к пожарному в белом шлеме,
— В этом коридоре есть большая кладовая. Сейчас она пуста. Заприте пленников там, а затем я буду ждать вас в учебной лаборатории. Это рядом с Контролем. Если найдете оружие наших охранников, возьмите с собой. Желаю вам поймать как можно больше этих крыс.
— Слушаюсь, командир! Да, кстати, они все привыкли к нормальной силе тяжести, сэр. Вы сами видели, как они неуклюже передвигаются. Так что нашим оружием будут невесомость и вакуум.
— Вы абсолютно правы, — согласился Макинтош. — А также стратегия.
Он взял Беатрис за руку и повел ее к выходу.
Даже когда твои плоть и жир пожираемы пламенем, ты цепляйся за нее, покуда жив.
Спайдер Неви молил небеса, чтобы Флэттери было также весело в осаде взбунтовавшейся черни, как ему самому сейчас в лапах келпа. По воде тихо плыло тело Зенца: старый неудачник лежал на спине с закаченными глазами, а вывалившийся изо рта загубник тянулся за ним на шланге. Обвившаяся вокруг пояса длинная плеть неотвратимо тянула его к краю лагуны.
Хорошо хоть у него хватило ума надуть воротник костюма — только поэтому его голова и плечи не погрузились под воду. Впрочем, толстяк и так не потонет. Метким выстрелом Неви перебил плеть и нырнул в лагуну. Он схватил Зенца и повлек к люку, все время опасаясь, как бы келп не очухался и не схватил его самого за пятки. Обошлось. И Зенц тоже вроде жив.
«Было бы намного легче, если бы он все же утонул, — подумал Неви. — Впрочем, он еще может мне пригодиться. От живого намного больше проку, чем от мертвого».
Впрочем, не стоило забывать, что здесь келп все еще может до них дотянуться. А один зомби из двух членов экипажа — более чем достаточно. Судно стало медленно поворачиваться. Неви выругался сквозь зубы.
«Он подтягивает нас к себе поближе».
Спайдер обвязал тело Зенца линем и вытянул на корму. Затем багром снял налипшие листья и куски плети.
Если раньше ситуация выглядела нелепо, то теперь Неви стало просто смешно. Теперь ему уже все равно, сохранит Флэттери власть или нет, кто бы там ни залез наверх, — уж его-то, Спайдера, услуги всегда найдут спрос. И суперагента вполне устраивала такое положение дел. Ему это напоминало партию в шахматы, когда у тебя есть три-четыре хороших хода в запасе, пока твой противник потеет, пытаясь избежать шаха. Что ж, пришло время и Флэттери узнать настоящую цену Спайдеру Неви.
«Он ведь меня специально отослал, разве не так?»
Зенца спасла автоматика, которой был напичкан его комбинезон, — именно она не позволила ему после атаки келпа уплыть неизвестно куда. Впрочем, инстинктивно отбиваться от своего спасителя она ему тоже не мешала. Неви, который весил шестьдесят пять килограммов, пришлось изрядно попотеть, прежде чем удалось втащить на борт почти стокилограммовую тушу напарника и отволочь ее в кресло второго пилота. Он и сам удивлялся, какого черта он так заботится об этом старом дураке. Единственным объяснением было, пожалуй, соображение, что если он не сумеет доставить Флэттери Кристу Гэлли и Озетта, то хоть привезет директору козла отпущения.
Неви снова вывел амфибию в центр лагуны и стал готовиться к вертикальному взлету. Правда, при этом он сожжет больше горючего, чем может себе позволить, зато келпу уже не удастся его задержать.
Включив автопилот, Спайдер дал команду на взлет, и его тут же вдавило в кресло. Словно огромный жук, маневренное суденышко взмыло сразу на сто метров над морем. Установив курс, Неви позволил себе расслабиться. Черт! Обычная подзарядка, на которую требуется не больше десяти минут, заняла больше часа. И это в то время, когда и секунды нельзя потерять!
Спайдер включил радио, но разобраться, что именно происходит сейчас в Теплице, ему так и не удалось. Тогда он попытался связаться с Флэттери по его личному каналу, но ответа не получил. Зато, поймав фрагмент переговоров между воздухолетами, услышал такое, что чуть не подпрыгнул в кресле.
«Какой идиот додумался посоветовать Флэттери бомбить судно, за которым мы охотимся?»
Неви злобно припечатал кнопку отключения радио и отключил автопилот, а то его уже мутило от этой качки. Надо немедленно на что-то решаться. Причем до того, как Зенц очухается. Он установил желтую стрелку на мониторе в перекрестье зеленых линий навигационной сетки на координаты, указанные воздухолетом.
Судя по сопению в соседнем кресле, шеф службы безопасности начал приходить в себя.
При одной мысли о том, что Зенц может быть шефом чего бы то ни было, Неви чуть не расхохотался.
Скорее уж — не-безопасности.
Правда, нужно признать все-таки, что Зенц целый год неплохо справлялся с городскими бунтами, которые случались все чаще. Но голодные мятежники — это одно, а Криста Гэлли и Тени — совсем другое.
— Сто метров в диаметре!.. — вдруг прохрипел Зенц. Он широко открыл глаза и уставился прямо перед собой. Его зрачки то сужались, то расширялись в каком-то странном ритме.
Неви даже головы не повернул — Зенц начал бредить, как только судно поднялось в воздух. И все это время нес какую-то чепуху о гигантском дирижаблике.
— Келп как с цепи сорвался, когда Криста Гэлли… — бормотал он, захлебываясь. — Огромный дирижаблик подхватил амфибию и…
— Это все глюки, — отмахнулся Неви.
Он знал, что напарник его не слышит, но сказал это тем ровным и спокойным тоном, каким всегда говорил с Зенцем. Это всегда себя оправдывало: старик начинал нервничать и пресмыкаться, и Неви легко добивался от него чего угодно. Вот и сейчас, как знать, может, один звук его голоса заставит Зенца даже в бреду присмиреть и заткнуться. Неви очень на это надеялся. И так нервы на пределе!
Шторм накинулся на суденышко с такой силой, что ремни больно впились Спайдеру в грудь, а желудок устремился прямо к горлу. Как большинство пандорцев, он предпочитал путешествовать по келпопроводам, особенно во время вечерних штормов, но сегодня все решала скорость. Кошка заигралась, и мышка чуть не сбежала. А может, Зенц не бредит? Мало ли что мог показать ему келп. А вдруг это правда?
Если Озетт и Гэлли сумели выбраться на материк, то у них одна дорога в этих диких землях — прямехонько в лапы к рвачам. А головизионщик отнюдь не производит впечатления крепкого парня. Неви знал, что Флэттери нужны оба и живыми. И — по крайней мере пока — то, что нужно директору, нужно и его правой руке. И забывать об этом ни в коем случае не следует.
«Но еще больше им обоим нужен живой Зенц», — подумал он.
Неви всерьез задумался о дирижаблике: не отразится ли контакт с ним на психике Кристы Гэлли?
«А что, если он действует по ее просьбе? И что он еще может сделать?»
А тут еще эти заваатане, изрывшие все побережье… Но селиться в этих диких краях, не имея надежной охраны, — чистой воды самоубийство. Хотелось бы знать, как же они охраняют свои фермы и монастыри? Или кто их охраняет? Во всяком случае, пока монахам удавалось оставлять с носом и Флэттери, и рвачей, а это не могло не вызывать у Неви определенного уважения к ним.
Судно выскочило из шторма, и впереди замаячила береговая линия. Но оба солнца все еще прятались за пеленой туч, и видимость была средненькой. Неви знал, что заваатане обработали на этом острове территорию в несколько тысяч квадратных километров, но все следы своей деятельности умело скрывали под камуфляжными сетками. И не нужно обладать большим воображением, чтобы представить себе стоимость раскинувшихся внизу плодородных земель.
Причем этот фокус заваатане ухитрялись проделывать очень быстро: там, где еще пару недель назад стояли голые скалы, сегодня можно было собирать урожай. В высокогорные районы они проводили трубы и качали воду помпами, а в долинах хватало небольших озер и речек. На многих озерах монахи построили рыбоводческие фермы. И объем продукции этого тайного комплекса намного превышал их собственные потребности — Неви был уверен. Он был гораздо лучше Флэттери осведомлен об этой стороне деятельности заваатан, но не спешил делиться с директором своей информацией. Спайдер Неви отчитывался лишь в том, за что ему заплатили.
«Интересно, а куда они девают излишки?»
Он знал, что, когда получит ответ на этот вопрос, для него не останется никаких вопросов о Тенях.
«Нет еды — нет Теней».
Да, обидно будет, если Флэттери все же исхитрится уничтожить фермы ради того, чтобы прикрыть эти закрома для бунтовщиков. Их ведь можно использовать с умом и получать огромную прибыль…
Только сейчас Неви вдруг с полной ясностью осознал, что Тени имеют все шансы на победу, и от этой мысли у него холодок пробежал по коже.
Он уважал заваатан уже хотя бы за то, что, несмотря на железную хватку Флэттери, они сумели не только не поддаться ему, но все эти годы успешно отстаивали свою независимость. Спайдеру очень не хотелось марать руки в грязных делишках директора, но чего уж там — выполняя одно это последнее задание, он уже измарался по уши.
Глядя на расстилающуюся внизу благодатную цветущую землю и рощицы молоденьких деревьев, Неви улыбнулся — здесь-то он и отмоется добела. Профессиональная охрана на этой планете еще долго будет в цене. Например, охрана от Флэттери и его кулдыкающего шефа службы безопасности.
«В нынешнем году здесь появится еще много новых ферм — в этом сомнений нет».
Землетрясения последних лет все больше и больше людей загоняют на плоскогорья. И, как не старайся, их не удержишь и даже не сосчитаешь тех, кто ушел. Впереди опять возникла стена дождя — амфибия нырнула в нее, и видимость резко ухудшилась.
Неви перевел взгляд на монитор. Шум плотных водяных струй, внезапно обрушившихся на металлическую шкуру корабля и обзорный плаз, почти оглушил его. Чтобы хоть что-то различить внизу, он включил посадочные огни, но дальше пары сотен метров все равно ничего не было видно. Резкий зуммер напомнил, что судно все еще идет на предельной скорости. До указанных воздухолетом координат оставалось всего несколько километров. Зенц тем временем уже пришел в себя настолько, что заворочался, усаживаясь поудобнее.
— Ну, и что с тобой было? — спросил Неви.
— Ни за что не хотел бы вернуться туда снова.
— Куда вернуться? Где ты был?
— Везде, — просипел Зенц и вытер рукавом вспотевший лоб. — Я был везде… в один и тот же момент. И я видел, как их прихватили.
— Они должны быть где-то здесь, поблизости.
— Они на берегу. В горах.
Неви недоверчиво хмыкнул: он считал, что здесь давно уже не осталось диких скал — все засажено до сантиметра.
«Нет, сюда Флэттери не стоит направлять войска, — подумал он. — Ни один солдат не вернется на побережье».
— Приближаемся к точке назначения, приготовиться к посадке, скомандовал Неви. — Ну, видишь их?
— Нет… Да! — Толстый палец ткнул в экран. — Вон они, рядом с… Вы только поглядите! Я знал, что мне это не приснилось!
От возбуждения Зенц стал брызгать слюной. Неви брезгливо поморщился. Ливень закончился так же внезапно, как начался, и теперь оранжевые останки дирижаблика и обломки разбившейся амфибии были видны как на ладони.
Погибший дирижаблик и при жизни был одним из самых крупных, а теперь обрывки его шкуры разлетелись на несколько сотен метров. Кое-что ветер отогнал к морю, остальное перекатывалось по грязному песку у подножья отвесных скал. Судя по характеру повреждений, судно голостудии с размаху налетело на эту неприступную стену.
Неви не хотелось приземляться рядом с останками монстра — он не раз видел, как действует на заваатан эта порхающая в воздухе голубая пыльца. Пляж был слишком узким, и поверхность его не внушала доверия. А у скал валялось множество огромных валунов. Оставалось выбирать между посадкой на воду и посадкой на вершине утеса. Но первый вариант его мало привлекал — встречаться с водорослями снова ему как-то не хотелось. Хватит с него и дохлого дирижаблика.
— Электронное и инфракрасное сканирование, — скомандовал он. Слегка подстрахуемся, чтобы избежать каких бы то ни было сюрпризов, а затем сядем и подумаем, как извлечь их из этого гроба.
Внезапно до Неви дошла вся абсурдность ситуации: Флэттери уже почти закончил подготовку своего драгоценного безднолета и вот-вот смотается; его сейчас больше всего волнуют мысли об идеальной колонии, которую он собирается основать где-то неизвестно где, но главное — за миллионы километров отсюда. Пандора нестабильна, а о ее лунах и говорить не приходится. Неви понимал, что бегство Флэттери — подтверждение того, что их самые худшие опасения оправдаются. Однако он сомневался, что доживет до этого.
Особенно если начнет задумываться, что для него опаснее — водородный мешок, голубая пыльца или щупальца. Лучше от греха подальше опуститься на край утеса — вон и площадочка ровная имеется, и не очень крутая тропочка вниз.
Когда днище судна коснулось камней, Зенц уже окончательно пришел в себя после келпирования.
«Если эта девчонка и вправду святая, как о ней болтают, посмотрим, каким чудом она спасется от этого убийцы».
Лишь этого требует от нас Корабль, лишь в этом заключена суть богоТворения: обрести в себе человека и подняться с ним вровень.
Взломав монтировкой не желавший открываться люк, Рико ворвался в кают-компанию и увидел, что Бен уже пришел в себя и, цепляясь дрожащими от слабости руками за подлокотники кресла, пытается встать.
— Бен, дружище…
Оператор перелез через опрокинувшийся стол и склонился над другом, следя, однако, за тем, чтобы ненароком к нему не прикоснуться. В морянских зеленых глазах Бена уже светилось сознание, но, похоже, ему еще трудно было сфокусировать взгляд. Вокруг валялись обломки мебели и куски обшивки разбившегося судна.
— Ты можешь говорить?
— Я… — Бен закашлялся и просипел: — Я… да. Похоже, могу.
— Да ты сиди! — прикрикнул на него Рико. Он внезапно ощутил странный гул в голове и сделал глубокий вдох, стараясь снять напряжение. — Мы уже никуда не спешим… Так что расслабься и отдыхай.
— Криста… — Голос Бена звучал словно издалека, и в нем появились незнакомые обертоны. — С ней ничего не случилось?
Гул не прекратился, а, напротив, перерос в вибрацию, от которой губы и пальцы Рико слегка зазудели. Как это похоже на Бена! В первую очередь он думает о других, а потом уже о себе. Оператор бросил взгляд на второе кресло — ни малейшего движения. Во время аварии все лампы погасли, и в полумраке каюты Рико показалось, что девушка не дышит.
«Черт!»
— Да сиди ты! — повторил он, усаживая Бена в кресло. — Я сейчас сам посмотрю, что с ней.
Но тело еще плохо слушалось после контузии: руки ослабели, а колени дрожали. Внезапно в каюте стало еще темнее — это ливень обрушил на суденышко плотные потоки воды. Но человеческие тени почему-то были уже не обычного серого цвета — они мерцали переливами зелено-голубых оттенков с узенькими трепещущими язычками лимонно-желтого пламени по краям.
Вокруг тела Кристы Гэлли распространилось золотистое сияние, и в его неверном свете Рико заметил, что, хотя девушка по-прежнему не подавала признаков жизни, губы у нее нормального розового цвета. Обрадовавшись, он нагнулся к ней, чтобы пощупать пульс, но тут же, спохватившись, отпрянул. Он все еще не мог заставить себя прикоснуться к ней.
Она лежала, чуть приоткрыв рот. Надутый воротник комбинезона поддерживал голову, что помогало ей дышать. Но даже сейчас она была удивительно прекрасна. Рико любовался ее отрешенным лицом и мысленно молил небеса: «Ради Бена, ради всей изголодавшейся Пандоры, сделайте так, чтобы она не умерла!» У него на глазах окружавшее тело девушки золотистое сияние приобрело глубокий изумрудный оттенок. От него самого тоже струился зеленый свет, но более прозрачный и салатового оттенка; его язычки плясали в воздухе, словно ножки огромной амебы. Один из них дотянулся до изумрудного протуберанца ауры Кристы, и Рико понял, что она жива. Теперь оставалось лишь следить, чтобы она оставалась живой и впредь.
— Рико?
— Да, Бен? — рассеянно произнес Рико и удивился, что слышит свой голос будто со стороны.
«Но ведь я здесь, и голос мой при мне».
— С ней ничего не случилось?
Рико решительно набрал полную грудь воздуха, собираясь ответить, и прозрачное зеленое облачко мельчайшей пыльцы оказалось в его легких.
— С ней все в порядке, — еле ворочая языком, проговорил он. — Действие наркотиков Флэттери уже закончилось.
Он медленно обернулся: на сером фоне водяных струй вырисовывался темный силуэт Бена. Бьющие в плаз потоки высекали из него разноцветные искры, которые летели в Бена, а от него рикошетом рассыпались по всей каюте. Журналист ссутулился в кресле, устало потирая глаза, и вокруг него тоже плясало сияющее пламя. Но оно было не зеленым, как аура Кристы и Рико, а обычным, оранжевым и даже на вид теплым.
«Споры дирижабликов…»
— Похоже, я надышался пыльцы, — признался Рико Бену. Говорить было все труднее — язык онемел и еле шевелился во рту. — А ты как себя чувствуешь?
— У меня мигрень, — раздался жалобный голос Бена. — И чертовски сильная… А еще у меня руки и ноги не слушаются, хотя и могут двигаться, как надо. Наверное, контузия.
Рико помог ему удобнее устроиться в кресле. Их ауры переплелись. Бен уткнулся лбом в колени и обхватил голову руками.
— Да, я понял, о чем ты… Я и сам хожу, как одурманенный. Причем началось это давно.
— Да, — пробормотал Рико и снова глубоко вздохнул, — это началось давно. На тебя действовали наркотики Кристы. Точнее, снадобья Флэттери.
— Верно, наркотики, — согласился Бен. — Он накачивал ее какой-то пакостью, чтобы все думали, будто она выделяет ядовитый сок келпа. Фигляр.
Бен встал и, опираясь одной рукой на плечо Рико, а второй на переборку, на негнущихся ногах направился к креслу Кристы. Рико молча наблюдал, как он проверяет пульс девушки и пытается уловить дыхание.
— Она жива, — наконец сообщил Бен. — И если она в таком же состоянии, в каком был я, то может нас слышать. — Он похлопал ее по плечу и, склонившись к уху, прошептал: — С тобой все будет в порядке.
Рико надеялся, что это правда, а не ложь в утешение. Но в то же время нутром чувствовал, что со всеми троими «в порядке» уже никогда не будет. От этих мыслей его салатовая аура словно съежилась и, лишь когда он вытряхнул их из головы, снова расправилась и весело заплясала, сплетаясь с изумрудными и оранжевыми протуберанцами.
«Опасно не ее прикосновение, а наркотики, которыми ее накачали, — напомнил он себе. — Но как долго они действуют — вот вопрос».
А еще он вспомнил, что одна доза пыльцы действует совсем недолго, но удлиняет время для того, кто ее наглотался. А времени у них совсем не оставалось. Единственным, на чью помощь они сейчас могли рассчитывать, был… келп. Рико чувствовал это интуитивно и доверял своему чувству.
«Это все пыльца…» — пробился слабый голос рассудка.
— Ладно, надо проверить, что уцелело, — сказал Бен.
Рико с трудом сосредоточился. Он знал, что Бен прав и если они оба надышались пыльцы, то обоим надо предельно сконцентрироваться.
— Если мы не возьмем себя в руки, считай — мы уже трупы, — услышал он собственный голос.
Бен усмехнулся.
Рико снял с пояса лазерник и проверил заряд.
— Они уже знают, что мы приземлились, — пробормотал он. — Надо поскорее выбираться из этих обломков. А то они нас быстро вычислят.
Чтобы собраться с силами, он прислонился к переборке.
— Не настолько хороши наши дела, чтобы мы тут могли в полном составе рассиживаться и предаваться грезам, — через минуту проворчал он и решительно полез в вывороченный люк.
— Принеси мне немного пыльцы, — крикнул ему в спину Бен. — Это поможет нам решить проблему транспортировки Кристы.
— Ни в коем случае! Ей уже достаточно. Кроме того, мы не знаем, чем именно ее пичкал Флэттери. Большая доза может убить ее…
И вновь Рико услышал свой голос словно со стороны. Бен продолжал настаивать и убеждать его в том, что все правильно, мол, она уже получила дозу пыльцы, но, чтобы поставить ее на ноги, нужна гораздо большая доза, что Криста пробует пыльцу не в первый раз и до сих пор все обходилось…
— Рико, я не шучу. Ей она необходима как антидот. Ты же сам видишь, что с ней творится. Ну подумай ты своей головой!
Но Рико ничего не желал понимать. Больше всего его сейчас занимала мысль о том, что у них нет времени на долгие споры.
Поэтому, не говоря ни слова, он вернулся в каюту и взял Кристу за ноги. Бен подхватил девушку под мышки, и они вдвоем перенесли бесчувственное тело в остатки того, что еще недавно было рубкой «Летучей рыбы».
Как ни странно, несколько ламп еще работали, и в их свете друзья смогли оценить величину ущерба. Если кают-компания и корма почти не пострадали, то вдоль граничащей с рубкой переборки шла огромная трещина, а нос и вовсе валялся отдельно. Одно из крыльев выскочило из пазов и торчало под невероятным углом уродливым скелетом — обшивку с него содрало, как кожуру с апельсина.
Бен пнул обломки кресла и стал устраивать Кристу на полу, а та все цеплялась за его руки и шептала его имя. Рико тем временем расчищал путь на свободу, раскидывая в стороны куски обшивки и толстой шкуры дирижаблика. Внезапно он почувствовал запах водорода, и его это сильно встревожило. Конечно, дождь им здорово помог, он потушил все, что загорелось, но если здесь до сих пор сохранилась высокая концентрация водорода, то любая искра грозит новым взрывом. При этом он имел в виду вовсе не те мистические искры, которые видел в кают-компании, а вполне реальные — от перекореженной, но до сих пор не обесточенной аппаратуры.
— Бен, водород еще не рассеялся до конца! Это не очень опасно, но нужно действовать осторожно. А поскольку мы все еще слегка плывем от пыльцы, нужно быть осторожными вдвойне. Так что, пока я не разгребу проход, сиди смирно.
С этими словами Рико залез на остатки фюзеляжа и, орудуя остовом крыла, как копьем, попытался скинуть на землю придавивший рубку большой кусок оранжевой шкуры. Попутно он обозревал окрестности. Разбитое судно лежало у подножья высокого утеса, вдоль которого тянулась отделяющая его от моря не очень широкая полоса пляжа. Большая часть останков дирижаблика была раскидана по песку и камням до самой воды. Корпус амфибии все еще обвивали два огромных щупальца. Пыльца до сих пор действовала, и поэтому для Рико все вокруг светилось, мерцало и переливалось ярчайшими красками.
«Зато снаружи газ уже рассеялся, — подумал он. — Ветер с моря, и довольно свежий. Он разогнал водород без остатка».
Рико ощутил вонь подгоревшего жира и жженой плоти и вдруг обнаружил, что прожигает мешавшую выбраться шкуру своим лазерником. Ах да, попытки убрать ее привели к тому, что он наглотался еще пыльцы и понял, что сознание упорно куда-то уплывает, а медлить нельзя. Жирный вонючий дым заполнил всю кабину, и Рико услышал у себя за спиной надсадный кашель Кристы.
— Криста!
В голосе Бена звучала не тревога, а радость! Когда Рико наконец скинул ошметки шкуры на землю, в рубку хлынул свет и ворвался поток свежего воздуха. Ливень смыл большую часть пыльцы в море, но все же им досталась приличная доза. Голова Рико шла кругом; она бы уже давно оторвалась и воспарила в небеса, если бы ее не удерживал якорь — звук человеческой речи. И Рико заставил себя заговорить.
— Мы просто надышались пыльцы, — бормотал он как заклинание. — Это все скоро пройдет…
Заглянув в рубку, он обнаружил Кристу уже вполне ожившей: девушка лежала, опираясь на локоть, и, тряся головой, отчаянно кашляла и моргала.
— Бен, мы спасены, — внезапно громко и отчетливо произнесла она. — Аваата присмотрит за нами.
И в ту же секунду сквозь дыру в обшивке проскользнуло щупальце, обвилось вокруг пояса Рико и осторожно вынесло его наружу. И хотя объятия дирижаблика были довольно крепкими, боли Рико не почувствовал. Он услышал возглас Бена и почувствовал, как рука друга скользнула по его руке в тщетной попытке удержать. Берег и обломки их суденышка почти мгновенно скрылись из глаз, и перед Рико раскинулся безбрежный океан.
В прежние времена угодить солдатам было важнее, чем угодить народу, так как у солдат было больше власти, чем у народа. Сегодня все правители считают более важным удовлетворить потребности народа прежде, чем потребности солдат, так как ныне первые имеют больше власти, нежели последние.
Голомастер Рико Лапуш был очень ценным приобретением. Необъятный ценил его как лучшего из людей скульптора образов. Почти десять дней он наслаждался, прокручивая человеческие голопередачи и так и сяк. Благодаря этим передачам он наконец-то разобрался в хитросплетениях человеческого поведения. Если у него в памяти находились факты для сравнения, он сопоставлял их с новыми и получал более полную информацию. Еще он научился у людей лгать. А потом, со временем, постиг разницу между ложью и иллюзией, между правдой и мистификацией.
Теперь Необъятный хотел научиться искусству голографики. Он уже пытался предпринимать некоторые опыты в этой области: создавал иллюзорные корабли-призраки, фабриковал фантомные радиопередачи, чтобы подшутить над людскими радиостанциями. Но голографика сулила намного больше возможностей и удовольствия. Теперь Необъятный уже неплохо разбирался в людях и знал их историю. И он считал, что голографика — язык образов и символов — может стать идеальным языком для общения с ними.
Кроме этого, конечно, были и иные формы общения, например голосовой способ при помощи электрических волн. Люди давно уже использовали его для общения: информировали друг друга о косяках рыбы, об изменении погоды и передавали загадочные звуковые модуляции, которые называли музыкой. Если не считать музыки, все остальное Необъятный легко понимал, но эти разговоры были ему уже не очень интересны. Но потом отыскался человек, осмелившийся называть себя келпмастером, и нашел способ, как использовать для связи электропотенциал самих келпов. Эта линия связи пролегала между орбитой и заваатанским монастырем, и Необъятный всегда был в курсе переговоров. Он и сам иногда пытался передавать сообщения по этой линии, используя образы реального и идеального миров. И хотя келпмастер и слушал его, судя по всему, в технике голографики Необъятный разбирался довольно слабо.
Келп и мечтать не смел, что заполучит в учителя самого Лапуша — голомастера! Уж кто-кто, а он хоть и был келпом, но уже научился отличать мастерское голо от ремесленных поделок.
Щупальце унесшего Рико дирижаблика в свою очередь держала длиннющая плеть синего келпа, и по ней к Необъятному напрямую транслировался весь заснятый автоматической камерой Лапуша видеоряд.
Флэттери был у людей самым главным, но Необъятный не видел для него будущего. Этот человек поработил не только келпы, он осмелился поработить представителей своего собственного вида! Флэттери не доверял своих мыслей ни единому живому существу. Он планировал украсть у людей этой планеты будущее, и от его мыслей за версту несло стойкой вонью чудовищной алчности. Захватив контроль над келпопроводами, Флэттери наложил свою загребущую лапу и на средства коммуникации между людьми и залил эфир потоками лжи. Необъятный вообще удивлялся, как человечество в таких условиях до сих пор не вымерло. Допустив подобное, они предали самих себя.
«Ради спасения собственной шкуры Флэттери не задумываясь пожертвует любым из них, — однажды осенило Необъятного. — Даже если это будет последний живой человек на планете».
У синего келпа в отношении Флэттери не было больше никаких иллюзий.
Но он понимал, что до тех пор, пока люди позволяют Флэттери быть своим директором, они не в состоянии реализовать свой потенциал единения. А не сделав этого, они не сумеют объединиться с келпом. Флэттери видел в этом угрозу для себя, и поэтому до тех пор, пока он у власти, настоящая Аваата не возродится. Как ни наращивай мозговые клетки, Флэттери их все равно обкорнает.
Со дня своего пробуждения Необъятный неутомимо искал способ объединить все искалеченные директором становища. И вот теперь он нашел ответ: с помощью голографики. Если он научится проектировать голообразы, то сможет говорить и с людьми, и с келпами на понятном им языке. И никакие расстояния не будут больше помехой.
«Язык общения между разумными существами разных видов, — мечтал он. — Да это же революция!»
Проследить за Рико Лапушем в последние дни было непросто, так как большую часть времени он проводил на материке. Голомастер находился в пределах досягаемости келпов всю жизнь — и тогда, когда жил на древнем плавучем острове, и тогда, когда позже перебрался в подводный город морян. Но за всю жизнь он ни разу не сделал даже попытки вступить с келпом в контакт.
«Для него это вопрос свободы личности». В отличие от Флэттери с его параноидальным страхом лишиться власти, Рико просто считал, что его мысли и внутренний мир — сугубо интимная зона, и ничье присутствие в ней он не потерпел бы. И в силу своего характера он не сумел бы почувствовать себя одним из объединенных, как это получалось у многих заваатан. Так что всю информацию о Рико келп получил из других источников и его собственных голорепортажей.
Вполне возможно, что голомастер Рико Лапуш может стать для келпа и войномастером, если одних образов окажется недостаточно. Но в любом случае, для образов время уже наступило. Прежде Необъятный позволял людям, восставшим против Флэттери, использовать себя как примитивный канал связи, теперь же пора наладить обратную связь и активно вступить в борьбу с директором.
Необъятный объединит все становища и восстановит в правах истинную правительницу Пандоры — Аваату. И он поможет людям после победы над Флэттери научиться жить в симбиозе со всей планетой. Но для выполнения этой задачи оракулов и келпопроводов мало, лучшим их оружием станут образы, и келпам нужно как можно скорее научиться ими пользоваться.
«Объединение с келпами нарушает права человека! — декларировал Флэттери. — Если ваш сын вступает в связь с келпом, то и он, и все остальные, кто находится в этой связи, и даже сам келп вторгаются в самые интимные уголки вашего внутреннего мира, копаются в сокровенных мечтах вашей юности, в ваших снах и мыслях. Но ведь это же прямое насилие над вашим мозгом!»
Он издал закон, по которому контакт «с целью общения» был признан преступлением, и разработал столько видов наказания за все виды «контакта», что люди действительно стали бояться общаться с келпами. К счастью для келпов, заваатане полностью игнорировали законотворчество директора.
Необъятному нужно было забрать Рико как можно быстрее и так, чтобы тот не успел никого предупредить. Их общий враг Неви буквально наступал им на пятки, и тут уже было не до дипломатических расшаркиваний. Что же до Кристы Гэлли — перед ней синий келп испытывал глубокое благоговение. Она станет играть первую скрипку в симфонии келпа. Но без гения Рико келп видел будущее келпорожденной мрачным и безнадежным. Впрочем, без помощи голомастера таковое будущее ожидает всех жителей Пандоры.
Дирижаблик переключил канал связи с камеры Рико на собственный панорамный обзор. Обломки «Летучей рыбы» покоились на крыше одного из древнейших оракулов, сохраненных маленькой, но твердой в вере общиной заваатан. Его пещера (кстати, намного превышавшая размерами подземные хоромы Флэттери) дала приют и самим монахам, и живому корню келпа. Проникнуть туда на лодке любого типа было почти невозможно. Монахи использовали естественный ход, проточенный корнем в камне, и лишь расширили его и отвели от него несколько ответвлений. Схожая система туннелей была построена и в оракуле, находившемся под монастырем Твиспа.
В своем оракуле Флэттери, прежде чем там поселиться и начать проводить свои эксперименты, истребил все живое. Он выжег одно из крупнейших поддерживающих континент келпогнезд. Но большинство оракулов заваатанам удалось спасти, и сейчас они составляли длинную цепочку вдоль побережья, обеспечивающую, помимо всего прочего, людям и келпам связь со всей планетой и орбитой.
От заваатан Необъятный узнал механизм возникновения образов и видений в человеческом мозге и на этой основе разобрался, каким образом сам создает видимые им образы. Но вот когда он научится проецировать их для других, а Рико Лапуш заснимет их и пустит в эфир, тогда и начнется возрождение Авааты и человечества Пандоры.
«Будь проклят Флэттери! — думал Необъятный. — Будь прокляты его эгоизм и алчность!»
Келп быстро, но осторожно, чтобы не напугать Рико, втянул оператора в пещеру оракула. Он вовсе не хотел, чтобы знакомство голомастера с его новым учеником — Аваатой началось со страха.
Сможем ли мы когда-либо испытывать чувство счастья после того, как убили в бою своих братьев?
Стоило Мертвяку заявить после раздачи полуденной пайки, что он побежит П, как все отделение навалилось на него и постаралось кулаками и ногами добавить ему хоть немного ума, ну а коль учение не пойдет впрок — отделать его так, чтобы он попросту был не состоянии бежать по мысу Рвача. Но ничего у них не вышло.
— Знаю я, почему ты это затеял, — сказал ему командир отряда Кремень. Его сестра недавно вышла замуж за брата Мертвяка в Лилливаупе, так что они были свояками.
После «внушения» он отвел Мертвяка за валуны, обозначающие границу одного из лагерей беженцев в Калалоче и диких земель, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.
— Все, кто на это пошел, как и ты, кормились, убивая других. Ты просто хочешь помочь своей семье. Хочешь, чтобы они получили твою страховку, так?
Ни слова не говоря, Мертвяк сел, оперся спиной о валун и, запрокинув голову, уставился на синее безоблачное небо.
— И кто же получит твою пайку? Мать? Или брат? Или та маленькая аппетитная белесая шлюшка, которую ты на днях приволок в лагерь?
Мертвяк сделал движение, точно хотел задушить командира, но рука его остановилась в миллиметре от шеи свояка. Кремень и бровью не повел. Кремень — он Кремень и есть.
— Эх, братишка… — Он выругался и лихорадочно зашептал, глядя Мертвяку в глаза: — А не лучше ли вернуться домой живым? До конца срока осталось всего-то чуть больше месяца. Подумай, только месяц! И если ты все еще не можешь перестать об этом думать… — он огляделся по сторонам, — то дома ты с этим справишься! Дома все забудется…
— Я уже не нужен дома! — перебил его Мертвяк. — То, что я здесь натворил… Я уже не нормальный человек. И ты — тоже. Нам нельзя возвращаться домой. Нельзя!
— И поэтому ты собираешься пробежаться туда-обратно по мысу Рвача? Но ты же сам знаешь, чем это кончается. Да, Лишайник пробежал по периметру месяц назад, да, Плевок тоже благополучно вернулся и отхватил сразу годовой паек, но их было всего двое. Двое из двадцати восьми! Это же натуральное самоубийство. И ты сам это прекрасно знаешь.
— Все равно, это лучше, чем возвращаться домой таким, — ответил Мертвяк так тихо, что Кремень еле разобрал слова за свистом ветра. — Если мне это не удастся, они получат мою страховку и жалованье. А если я вернусь, то мой выигрыш будет им хорошим подспорьем.
— Все так. Вот только им гораздо нужнее всех пайков ты сам. Если я вернусь домой без тебя, моя сестрица меня дерьмо жрать заставит.
— Я не могу вернуться. И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни был. Нас снова заткнут в какую-нибудь дыру. Или отправят охотиться за Тенями куда-нибудь на край света. А когда не останется никого, кого нужно убивать, нас…
Мертвяк сплюнул и замолчал. Кремень посмотрел вокруг и даже заглянул за валун. В отдалении его отряд патрулировал берег моря. Ребята прикрывали друг друга, в любую минуту готовые отразить нападение рвачей, Теней и прочих демонов.
— Ты мне родич, — вернулся к разговору командир. — А кроме того, ты еще и лучший солдат нашего отряда. Да ребята прекрасно знают, что обязаны тебе жизнью. Что, и это для тебя ничего не стоит?
— Это стоит не больше кучки дерьма. Это всего лишь значит, что я добыл больше всех ушей. Против нас выходят с камнями и палками, а мы доблестно палим в них из лазерников и газовиков… Да так твою перетак, Кремень, даже будь они животными, и то это нельзя было бы назвать честным спортом.
— По-моему…
— А по-моему, тебе хватит думать за меня — лучше подумай о себе самом. Я научился в отряде убивать, но научиться получать от этого удовольствие не могу! И научиться спокойно спать по ночам — тоже! Кроме того, я слышал, что в Лилливаупе ни одного убийцу не возьмут на работу.
Мертвяк встал, поправил форму и закинул лазерник за плечо.
— Будь что будет. Я побегу П, даже если ты запретишь делать ставки. Но тебе все же лучше уступить. Солидный выигрыш — это хороший стимул. А кроме того, я придумал один хитрый трюк.
Кремень машинально окинул взглядом берег, нависшие над ним утесы и разбросанные там и сям валуны. Когда живешь в диких землях, осторожность входит в привычку. Кроме того, на этом самом месте всего неделю назад они выжгли два гнезда нервоедов. А этих тварей Кремень ненавидел больше всех остальных вместе взятых демонов.
— Ладно, валяй, — вздохнул он и зашагал к своему отряду.
Жаркие солнца уже успели слизнуть с горизонта последние тучки пронесшегося шторма и высушили досуха черные камни мыса Рвача, выдававшегося в море узким клином на три километра. Название свое этот мыс получил за то, что пользовался особой популярностью у желавших бежать П.
Народная игра «Бежать П» была ровесницей человечества Пандоры. Еще первопоселенцы бились об заклад, делая ставки на бегуна, отважившегося без одежды и оружия обежать поселение вдоль внешней границы. Те, кому удавалось спастись от кишевших вокруг периметра демонов, получали свой выигрыш продовольственными карточками или вещами. Позже эта игра была негласно запрещена корпусом Вашона. В старину каждый, кто пробегал П, делал в знак своей победы татуировку над бровью — синий шеврон. Теперь же запретили и это, но игра осталась, лишь перешла в более отдаленные районы. Причем наибольшей популярностью пользовались те, где демонов было больше. Из двадцати восьми бегунов, которых лично знал Кремень, уцелели двое, но и это ровно в два раза превышало среднестатистическую норму победителей по всей планете.
— Обычно принято ставить два к одному, — объявил Мертвяк. — Что означает: либо вы вшестером делите мой месячный паек, либо я, когда вернусь, получаю с вас сразу годовой.
— Если ты только вернешься… — проворчал Маклин. — Ну, и что ты предлагаешь?
— Я хочу бежать пять к одному.
— Пять — к чему?!
— Да он больной на голову!
— Хрен тебе!
— Вот дерьмо, а ведь при таких ставках он из кожи вылезет, но вернется! — хмыкнул Маклин. — Я выхожу.
— Сначала выслушайте меня, джентльмены, — попросил Мертвяк. — Видите вон ту скалу? Я не только пробегу П, но и доплыву до нее, а затем вернусь обратно. Но при ставках пять к одному.
— Не расслабляться! — одернул изумленных солдат Кремень. — Не забывайте: мы здесь как на ладони и такой кучей представляем собой очень соблазнительную мишень. Ладно, к делу. Играем или нет? Кто хочет сделать ставку?
— Я согласен.
— Принимаю.
— Я тоже.
— А вот моя.
Солдаты отсчитали по пять месячных продовольственных купонов и сдали их Кремню. Мертвяк ставил пять своих против их двадцати пяти. Кремень предпочел не участвовать в пари, но свояк не стал его уговаривать, а лишь спросил:
— Сделаешь для меня кое-что?
— Говори.
— Назовите эту скалу моим именем. Я хочу, чтобы обо мне помнили, а горы — они подолговечнее людей.
— Скала Мертвяка, — произнес Маклин. — Неплохо звучит. Мне нравится.
Кремень метнул в него один из своих знаменитых взглядов, и солдат тут же принялся с преувеличенным вниманием оглядывать окрестности. Командир обернулся к Мертвяку:
— Ладно, раз ты готов, нечего тянуть. Хотя, честно говоря, мне было бы легче пристрелить тебя прямо здесь, чем смотреть, как ты будешь бежать. Но если ты помедлишь еще минуту, я, пожалуй, так и поступлю.
Мертвяк полез в карман и протянул командиру бумажный конверт:
— Держи. Здесь все мои бумаги. Остатки жалованья, премиальные и страховка в случае чего пойдут брату.
— А уши кому?
— А вот хрен тебе!
Мертвяк расстегнул рубашку, демонстрируя висевшее на груди ожерелье из ссохшихся коричневых ушей. Человеческих ушей. Но сейчас они выглядели невинно, как раковины или клочки кожи. Так и не сказав больше ни слова, Мертвяк разделся догола, отдал свой лазерник Кремню и в одних ботинках побежал к мысу. Его фигура быстро уменьшалась, и вскоре он был похож на малька, крутящего на бегу обруч вокруг шеи.
Отряд разделился: одни несли охрану, другие наблюдали за бегуном в бинокли. Через минуту менялись.
— Он уже добежал до конца мыса, — доложил Маклин. — Кто поставит против того, что он поплывет, не скинув ботинки?
Все молчали, лишь Радуга помахал еще одним купоном. Бинокли шарили по мысу в поисках рвачей или, что еще хуже, нервоедов. Радуга проиграл. Но когда Мертвяк помахал им с верхушки скалы, все заговорили разом, не скрывая удивления.
«Больше всех удивляется сейчас сам Мертвяк», — подумал Кремень.
— Да, этот парень заслужил, чтоб его имя осталось в истории! — расхохотался Маклин.
Мертвяк все еще стоял на вершине скалы и, потрясая ожерельем из ушей, что-то кричал в небо. Но, судя по яростным жестам, он не молился, а проклинал.
На обратном пути, когда до оконечности мыса оставалось не более десяти метров, дорогу ему преградил рвач, до этого, видно, гревшийся на солнышке на отмели. Оба нырнули, вода взбурлила и окрасилась зеленым — друзья Мертвяка поняли, что он все же исхитрился каким-то образом ранить рвача. Но ни тот, ни другой больше так и не появились на поверхности.
Кремень раздал выигрыш и сунул в карман конверт с документами Мертвяка. И, ни на кого не глядя, принялся собирать одежду своего родича. А еще через минуту отряд направился в лагерь.
Мечты, сумасшедшие мечтания движут жизнь вперед.
Сначала Кристе снился ставший уже привычным за последние годы сон о том, что она вернулась в свою подводную колыбель и келп баюкает ее, укачивая на теплых течениях. Но потом она потерла глаза, и перед мысленным взором заскользили, словно стайка рыбок в лагуне, совсем иные образы: склонившееся над ней такое красивое лицо Бена, висящий в объятиях щупальца над каменным колодцем Рико… Были и другие мерцающие, переменчивые, приходящие и уходящие без спроса…
— Криста!
Это был голос Бена.
— Криста, просыпайся! Келп утащил Рико.
Она открыла глаза, но образы не исчезли — они наслаивались друг на друга, проступая деталями в самых неожиданных местах, — словно стопка рисунков на целлофане. Но тут, заслоняя их все, появился Бен. Он тряс ее за плечи, и в глазах его была усталость и тревога. Вокруг него по-прежнему теснились различные образы, но теперь уже выплывшие из его памяти.
— Я видел, как вокруг его пояса обвилось щупальце, — рассказывал Бен. — Боюсь, что оно утащило его под воду.
— С ним все хорошо, — прошептала Криста. — Все хорошо…
Бен помог ей встать и подвел к пролому в обшивке. Криста глубоко вдохнула насыщенный запахом пыльцы воздух и почувствовала, как где-то внутри нее нарастает биение пульса, создающего волны, которые смывали усталость и боль. Тело снова ей подчинялось.
— Я видела Рико. Келп спас его. С ним все в порядке.
— Это все пыльца, — тихо возразил Бен. — Если келп действительно уволок его, то Рико уже захлебнулся. А нам пора уходить. Тут кругом демоны, да и люди Флэттери…
«Он мне не верит! Он думает, что я… что я…»
Плотный вечерний воздух вновь превратился в образ Рико. Он был мокрым с головы до ног и судорожно дышал. Вдруг он поднял голову и весело расхохотался. А окружало его… его окружала чья-то очень дружественная аура. Но чья она, Криста не видела. Она лишь знала, что рядом с Рико друг.
— Заваатане — вот кто нам нужен, — сказала она, вдыхая пыльцу полной грудью. — Они в пещерах под нами. Они уже идут сюда.
— Это все действие пыльцы, Криста, — не сдавался Бен. — У тебя галлюцинации. Нам нужно срочно разыскать Рико и побыстрей убираться отсюда. Люди Флэттери…
— …уже здесь, — подхватила она. — Да, они уже здесь. Это не галлюцинация, это… — она хихикнула, — это… целлофан.
Мысленно она перебрала несколько листов целлофана и нашла нужную картинку — две фигуры на краю обрыва. Она приблизила изображение и узнала обоих — это были люди из личного окружения Флэттери — Неви и Зенц, причем последний в самом плачевном состоянии. Он был лишь телом, пустой оболочкой, которую одушевлял стоящий рядом Неви. Это было видно по тянущимся внутрь Зенца щупальцам черной ауры его партнера. Колышущееся пятно мрака принюхивалось к ветру, словно взявший след рвач.
Криста почувствовала, как Бен подталкивает ее к пролому. Омытое штормом небо уже очистилось от облаков, и в нем сияли, перекрещиваясь, две радуги. Глядя на них, Криста засомневалась в себе. А вдруг Бен прав? Вдруг она просто надышалась пыльцы? Арка радуги засияла еще ярче и стала пульсировать в такт пронизывавшему ее тело пульсу.
— Ты их видишь? — спросила она.
— Что — радуги? Да, вижу. Дай мне руку, я помогу тебе спуститься.
— А ты не думаешь, что это какой-то знак?
— Ну, по преданиям, Господь сотворил радугу как знак того, что потопа больше не будет. Но это было на Земле, а мы с тобой на Пандоре. И я вроде не слышал, чтобы Господь переносил свои знамения и обещания с планеты на планету. Ну, спускайся же.
Но звучавшее в голосе Бена нетерпение возымело обратное действие. Кристе расхотелось торопиться и вообще куда-то идти.
«Рико в безопасности, — думала она. — Бен мне не поверил, потому и дергается».
Она поставила ладонь козырьком ко лбу и оглядела край нависающего сверху утеса. Его очертания полностью совпадали с ее видением, однако там, где она видела Неви с Зенцем, сейчас было пусто.
И тут она снова увидела Рико. Он уже выпутался из притащившей его в пещеру плети келпа и сейчас стоял посреди разбросанных по песку обрывков шкуры дирижаблика. Он сердито смотрел на них, и вся его фигура — склоненная набок голова, руки в боки — выражала нетерпение. Он словно говорил: «Ну сколько вас можно ждать?»
— Посмотри-ка вон туда, Бен. Видишь Рико?
Криста указала на усевшуюся на камень фигуру у самой полосы прибоя. Бен рассмеялся и погрозил ей пальцем:
— Я вижу лишь солнечные блики на воде. Но они слишком яркие, чтоб на них долго смотреть. Да и ты побереги глаза. — Но там же Рико…
— Это все пыльца, — вздохнул Бен и, соскочив на камни, обернулся к Кристе: — Постарайся не прикасаться к шкуре дирижаблика. Думаю, нам следует подняться наверх и обследовать утес.
— Нет! — выкрикнула она, даже прежде, чем успела понять — почему. — Только не наверх. Я чувствую, что там нехорошо. Я видела, что там, наверху, Неви и Зенц. Они хотят нас поймать.
Бен подхватил Кристу за талию, помог ей спрыгнуть и поставил рядом с собой.
— Ну хорошо, — со вздохом согласился он. — Я тебе верю. Но если не на утес, то куда же?
Она беспомощно огляделась, а потом с надеждой посмотрела на лижущие берег волны.
— Вот туда мы точно не пойдем, — твердо сказал Бен. — И даже не проси. Может, ты и можешь там жить, но я уж точно не смогу.
Он внимательно огляделся и, прикусив губу, задумался.
— Даже если ты видишь там Рико, как, по-твоему, мы можем до него добраться?
Криста с грустью смотрела на колышущиеся на ветру обрывки шкуры дирижаблика. Пусть это просто растение, пусть оно уже мертво, но даже сейчас она ощущала струящуюся от этих останков теплую волну любви. И тут у нее в памяти всплыли давно забытые картины детства. Она вспомнила, как келп нянчил ее, кормил, оберегал и на языке ферментов и химических соединений обучал обычаям людей. Одного прикосновения к шкуре ей было достаточно, чтобы понять, что этот дирижаблик вырос в одном становище с нею.
Криста медленно оглядела пляж. Бен во многом был опытнее ее в этом мире, и она должна полагаться на его мнение. Без ресничек келпа ей тоже грозила бы под водой смерть. Наконец-то она вспомнила! Яркая лавина воспоминаний захлестнула ее. И сейчас ей больше всего на свете хотелось вернуться туда, назад, схорониться в надежных зарослях келпа, и ей уже было все равно — сможет она дышать под водой или нет.
«Ты эгоистка, — прозвучал в голове предостерегающий шепот. — А эгоизм больше недопустим».
Криста не раз слышала, что прибрежные районы абсолютно бесплодны. Теперь она убедилась в этом: куда хватало взгляда, повсюду были лишь камни, камни, камни… Черные скалы, серый песок и буроватая пена на гребешках зеленых волн. И все же здесь была жизнь: тут и там и даже в трещинах утеса трепетали зеленые травинки. Нечто, а может, некто вновь заговорил в ее голове и указал ей на один из валунов.
— Туда!
Она взяла Бена за руку и ткнула пальцем в сторону огромного черного камня с небольшим вихи на макушке. Он лежал метрах в тридцати от стены утеса — ровно на полпути между ним и морем.
— Нам туда. И мы окажемся там, где нужно.
Но в этот момент из-за ближайшей скалы показались Неви с Зенцем. С лазерниками наизготовку они зашагали, огибая валявшиеся тут и там обломки скал, к обломкам амфибии. Увидев их, Криста не только не удивилась, но и не испугалась. Рядом мрачно выругался Бен и стал озираться, пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие. Но она знала, что в этом нет необходимости. Она это знала, и все.
И это открывшееся ей Знание было так огромно, что весь мир замолк в удивлении. Она не слышала больше ни плеска волн, ни свиста ветра, ни неспешных шагов двух осторожно ступавших по каменной осыпи убийц.
— Руки за голову и встать лицом к обшивке! — вспорол тишину дрожащий кулдыкающий голос Зенца.
— Да, — шепнула Криста Бену, — мы именно туда и стремились.
Взявшись за руки, они молча наблюдали, как за спиной Неви и Зенца тот самый валун с вихи начинает медленно и беззвучно, словно на шарнирах, вылезать из земли.
— Руки за голову!
Верхняя часть валуна бесшумно откинулась, словно крышка, и из его недр скользнули, как тени, несколько мужчин, вооруженных сетями и арканами.
— Скажи мне, что ты тоже это видишь, — прошептал Бен. — Скажи мне, что это уже не пыльца, а на самом деле.
— Все так, как должно быть, — почти пропела в ответ Криста. — Мы на пороге великих событий, и они не заставят себя ждать.
Неви посмотрел ей в глаза, и его что-то насторожило в ее взгляде — даже не оглянувшись, он отпрыгнул в сторону и откатился по песку за ближайший валун. Но сети были уже в воздухе, и в следующий момент одна из них опутала ошарашенного Зенца, а вторая лишь скользнула по руке отскочившего суперагента. Еще через секунду блеснули две вспышки, и оба метателя сетей рухнули на песок. Зенц заворочался, пытаясь высвободиться. А дуло лазерника Неви уже смотрело в глаза Кристе, и даже с расстояния тридцати шагов его отверстие в стволе показалось девушке огромной черной пропастью.
— Я убью ее! — объявил Спайдер. — Можете мне поверить. У меня это быстро.
Все застыли в молчании, и Кристе показалось, что все они являются тщательно выписанными персонажами на огромной картине. И она, похоже, догадывалась, кто художник.
Неви тоже застыл, не сводя глаз со своей жертвы. Его бледное лицо было по обыкновению непроницаемо. Криста вновь услышала вялые шлепки прибрежных волн, и в голове у нее стало проясняться.
«Но ведь есть же какое-то…»
И тут ее посетило полузабытое, но очень знакомое чувство. Ничего подобного она не ощущала с тех пор, как ее вытащили из моря…
— Связь, — прошептала она.
Она слышала дыхание стоящего рядом Бена и ощущала его, как свое. Они были единым существом, с единым сердцем, бьющимся в единой гармонии с радугами, волнами и пульсацией Великой Бездны. Она слышала его мысли и невольно восхитилась тем, что он решил пожертвовать собой ради нее. Она явственно видела, как он мысленно выстраивает порядок действий: «Рывком спрятать ее за спиной, а самому принять выстрел, чтобы отвлечь внимание и дать шанс снова бросить сеть». За секунду до того, как он решился, Криста тронула его за плечо:
— Нет. В этом нет необходимости. Разве ты не чувствуешь?
— Я чувствую стеснение в груди. Он — единственная преграда между нами и…
— Нашей судьбой? О нет, никаких преград нет.
За спиной Неви появился широко улыбающийся Рико и помахал Кристе рукой.
Спайдер встал и, осторожно ступая по скользким от прошедшего недавно ливня камням, направился к ним. Криста всегда любила запах дождя — он был таким же влажным, как запах моря, но в нем не было и десятой доли оттенков запаха морского побережья: запаха волн и водорослей. И мертвого дирижаблика, распростершегося на песке, как спящий любовник.
— Ну, видишь? — с улыбкой обернулась она к Бену.
— Думаю, да. — отозвался тот.
Неви прорычал что-то, и оставшиеся в живых охотники стали вытаскивать Зенца из сетей. И вновь Криста почувствовала себя лишь персонажем картины.
— Замри, — прошептала она.
Бен застыл.
Неви остановился, и его лицо выразило крайнее изумление.
— Где они? — проревел он и сощурился, хотя солнца били ему в спину. — Куда они делись?
Криста с трудом удержалась от смеха, и Рико, оценив ее мужество, беззвучно зааплодировал.
— Не понял, — сказал Бен. — Мы что теперь — невидимки?
— Нет, мы не невидимки, — ответила Криста. — Нас просто невозможно увидеть. Для него мы сливаемся с фоном, на котором стоим. Думаю, это Рико научил келпа такому фокусу.
Бен сжал ее руку и только открыл рот, чтобы еще о чем-то спросить, как вновь грянули выстрелы.
Сегодня утром я начну восхождение к горним высотам, неся с собой все надежды и невзгоды матери своей; и там… из всего, что в нашем суетном мире немощной плоти рождается и умирает под солнцем, я призову Огонь.
Твисп вел Калеба к мерцающему впереди огоньку у края оракула. Эта пещера была из маленьких — когда-то здесь пролегал один из тянувшихся на несколько километров вдоль побережья боковых отростков того самого корня, который Флэттери приказал выжечь. Это была укрытая от посторонних взглядов пещерка, где легко дышалось и всегда пахло йодом и солью.
Походка Калеба была почти точной копией походки его отца. Да и сам он и фигурой, и манерами слишком часто напоминал Твиспу Бретта: такой же высокий, широкоплечий и так же пытливо взирающий на мир, моментально реагируя на любое движение или изменение света. Пока еще были живы родители, Калеб ходил к оракулу чаще других. Даже в сумраке пещеры Твисп сумел разглядеть, что недавняя еще юношеская угловатость Калеба сменилась уверенной грацией молодого атлета.
— Да, твой отец тобой гордился бы, — вздохнул Твисп.
— Зато тебя он любил больше всех.
Они остановились около края пруда и какое-то время просто наблюдали за колыханием стеблей келпа у самой поверхности воды. Здесь, в пещере, можно было говорить только тихо, так как любой звук разносился эхом по самым дальним уголкам. За их спинами тихонько возились монахи. Они разбирали большой бур, при помощи которого велись все горные работы.
— Твои родители познакомились, когда были моложе, чем ты сейчас. А у тебя есть кто-нибудь?
И вновь Твиспу показалось, что он смотрит на Бретта: тот так же внезапно заливался румянцем, правда, у Калеба была более смуглая кожа. Это от матери. Зато рыжий цвет волос был даром отца.
— Так как? У тебя уже есть кто-нибудь?
— Виктория — большой остров. Там живет много женщин, — со вздохом ответил Калеб.
— Много… — задумчиво пробормотал Твисп. — И одна из них разбила тебе сердце?
Молодой человек сердито засопел, даже развернулся было, чтобы уйти, но передумал.
— Старец, вас не проведешь! — И вдруг рассмеялся. — Я что, прозрачный?
Твисп развел руками.
— Твое поведение говорит само за себя. Я сам через это прошел. Подумай, тридцать лет уже минуло, а она до сих пор мне снится.
Он не стал продолжать. Ему было важнее дать выговориться Калебу.
Молодой человек уселся на край пруда, спустил ноги в воду и погладил босой ступней потянувшийся к нему стебель.
— Когда я путешествовал по келпопути, по стеблю моего отца, я видел тебя его глазами. Ты был ласков с ним и строг, ты был добр и позволял ему слишком много говорить. — Калеб опять рассмеялся. — Я знаю, он был хорошим человеком. И ты тоже хороший человек. И я хочу стать хорошим человеком. Но… — он медленно покачал головой, — но я — это я. Я другой. И моя жизнь не похожа на вашу.
Он соскользнул в пруд и закачался на большой плети, как в гамаке; над поверхностью воды остались лишь голова и грудь. Даже в озарявшем пещеру мерцании красных и синих огоньков келпа Твисп увидел, как изменилось выражение глаз Калеба. В них действительно появилось нечто новое.
— И в чем же ты другой? Ты дышишь, ешь, опорожняешься…
— Ты забыл, зачем мы пришли сюда, — резко перебил его Калеб, и в его голосе не было ни капли почтения, присущего юноше, разговаривающему со старшим по возрасту. — Сколько людей погибло сегодня, пытаясь добраться до Флэттери? Далеко они добрались?
Твисп не ответил, и молодой человек продолжил:
— Буду откровенен: я уважаю тебя, но требую ответного уважения к себе. И хочу, чтобы ты признавал мое право действовать так, как я считаю нужным. Если это у нас не получится, нам придется снова идти в атаку. И ты это сам прекрасно знаешь.
Последние слова он произнес сонным голосом, и Твисп понял, что келп уже овладевает им, чтобы отправить в путешествие по закоулкам прошлого. Но старый монах решил помочь юноше направить мысли к тем событиям в недавнем прошлом, что порождали в нем ощущение неудачи и неуверенности в себе.
— Та женщина не дает тебе заснуть, — тихо произнес Твисп. — Расскажи мне о ней.
— Хорошо, — согласился Калеб и опустил веки.
До чего же его глаза походили на отцовские! Такие же серые и такие же не по годам мудрые.
— Да, она здесь. До того, как мы познакомились, она уже успела родить двух мальков. Ее зовут Кита, и она знает о келпе столько же, сколько мы знали прежде, когда были с ним чужими. У нее было немало любовников. Но я был последним. А она навсегда останется для меня последней!
Последние слова сопровождались таким мучительным стоном, что у Твиспа волосы встали дыбом. Калеб в отчаянии с размаху ударил кулаками по воде, но келп лишь обхватил его поплотнее и стал укачивать, успокаивая.
— Старец, — прошептал, дергая Твиспа за рукав, Моуз. — Вы видели его глаза?
Старый монах кивнул, но, прежде чем он успел ответить, келп замигал огоньками с такой скоростью и так ярко, что Твисп опешил — никогда еще в жизни он не видел ничего подобного. Это было похоже на пронизываемое множеством радуг северное сияние, вобравшее в себя все возможные оттенки и цвета воды, скал и воздуха. Моуз в испуге отшатнулся, но Твисп удержал его за руку.
— Старые друзья, — прошептал он, — Они рады наконец встретиться вновь.
Все дело было в наследственности Калеба: его мать, Скади Ванг, и ее мать были первыми людьми, вступившими в контакт с вновь проснувшимся разумом того, кого люди называли келпом, а сами келпы — Аваатой.
Когда Твисп впервые встретил Скади, она была еще очень молоденькой смуглолицей девушкой, терпеливо продолжавшей работу своей матери по возрождению келпа. По ее собственному выражению, она «вычисляла волны», и ее исследования поспособствовали созданию служб Текущего контроля, который уже при Флэттери переименовали в Контроль над течениями. Благодаря ее деятельности были спасены тысячи островитян и в навигационной науке Пандоры свершился переворот.
Келп любил Скади — об этом он сам рассказывал Твиспу задолго до рождения Калеба. И когда Флэттери начал обрезать водоросли, Скади, тогда владевшая «Мерман Меркантил», прекратила с ним все деловые отношения. А три дня спустя оба родителя Калеба были убиты.
И сейчас, когда Калеб лежал перед Твиспом на плети келпа, лицо юноши неуловимо изменилось — на нем словно проступили черты его матери. Даже волосы и кожа казались темнее, чем обычно. Келп бережно держал его на своей огромной зеленой ладони. А вокруг в безмолвной симфонии мерцали огоньки. Старый монах внезапно вспомнил, как Скади опустила руки в воду и взмолилась: «Помоги нам!» — и келп помог. Он спас их, и это навсегда изменило жизнь Твиспа. И не только его.
После смерти Скади вошла в историю Пандоры, и в ее честь было воздвигнуто множество памятников. Когда одно из последних землетрясений почти полностью разрушило старый подводный корпус Контроля, изображавшая Скади статуя была найдена целой и невредимой — ее укрыл стеблями ближайший келп. Но то, что келп узнал Скади, привело Флэттери в ярость, и он начал планомерную вендетту, не прекращавшуюся по сей день.
Старик смотрел, с какой нежностью келп обнимает юношу и баюкает его, словно в колыбели.
— Твисп! — позвал его Калеб. — Так вот что собиралась сделать моя мама? Она хотела полностью перекрыть все поставки фирмам Флэттери и довести его до полного банкротства. Я уже много лет пытался докопаться до причин ее смерти, но тщетно. И вот сегодня я узнал… — Он всхлипнул и заплакал навзрыд, но продолжал говорить, хотя Твисп с трудом разбирал его слова: — И у нее получилось бы, обязательно получилось бы… Но теперь он захапал все… практически все… И нет способа каким-нибудь… каким-нибудь чудом связаться сразу со всеми людьми планеты… чтобы они перекрыли ему кислород, но для этого необходимо… необходимо какое-нибудь небесное знамение… вмешательство Господа…
Его голос пресекся, и теперь из пруда доносились лишь судорожные всхлипывания, и ритм мерцания огоньков полностью им соответствовал.
При возрастании количества переменных аксиоматика не изменяется.
Беатрис обожала состояние свободного падения. Она прикрыла глаза и представила себе, что лежит раскинувшись на одной из тех мягчайших органических кроватей, что выращивали древние островитяне. И больше всего ей сейчас хотелось оказаться в такой вот кровати вместе с Маком, но только в каком-нибудь другом мире и под другой звездой. Но даже такая кровать не может обеспечить прелести состояния невесомости.
Макинтош мягко подтолкнул Беатрис, и они плавно влетели в Паутинку — так назывался релаксационный зал, устроенный прямо в тубусе оси орбиты. Еще его называли приватным парком, так как это было любимое место отдыха всего персонала станции. Кто-то использовал его для медитации, кто-то — для послеобеденного сна, а некоторые влюбленные парочки — для интимных встреч. Все пространство цилиндрического зала было иссечено перекрещивающимися под разными углами белыми канатами, разделявшими его на разновеликие комнатки и совсем крошечные гнездышки. Часть секций была оборудована голопроекторами, превращавшими всю Паутинку в калейдоскоп фантастических миров, надежно изолирующих любого посетителя от всех его тревог и забот. Беатрис уже бывала здесь и потому, не желая отрываться от собственных грез, плыла, все еще прикрыв веки.
— На сей раз акклиматизация длится дольше, чем обычно, — объяснила она Маку. — Мне ужасно не хочется открывать глаза.
— После того, что тебе пришлось испытать сегодня, меня это не удивляет. Мне тоже, честно говоря, не хочется.
Беатрис услышала, как щелкают под его пальцами кнопки прикрепленного к поясу передатчика, и кожей лица и рук ощутила пульсирующее тепло от замерцавших в завораживающем ритме разнонаправленных цветных прожекторов.
— Итак, мы сейчас с тобой в Ангел-порте, в последнем заповеднике островитян, о котором ты так много слышала. Правда, здесь тепло?
Да, ее щеки нежно погладил порыв теплого ветерка. И она представила себя лежащей на пляже в Ангел-порте с мокрыми от купания волосами и лениво потягивающей ледяной коктейль. А рядышком дожидается блюдо с сочными кусочками манго и папайи. Но сюда, на орбиту не долетал шум прибоя, и ощутить всем телом упругую, веселую ярость волн тоже не было никакой возможности…
Беатрис открыла глаза. Она стояла на пустынном пляже. Вдали, у самого горизонта, высились заросшие кустарником скалы, а с другой стороны неподалеку стояло несколько симпатичных хижин, где можно было понежиться в тени после загорания. Голопроекторы давали практически панорамный обзор: куда ни повернись, они транслировали изображение как бы глазами зрителя.
Иллюзия была отработана до мельчайших деталей — вплоть до их собственных следов на песке, ведущих от мокрой полоски прибоя; вплоть до пенистого следа якобы привезшего их сюда корабля, но уже успевшего скрыться за ближайшим мысом. А с одного из утесов уже градом сыпались тюлени, собравшиеся полакомиться одуревшей от шума судовых моторов рыбой.
— Нам нужно хоть несколько минут побыть только вдвоем, — сказал Мак. — Правда, для того, чтобы обезвредить всю эту нечисть, понадобиться больше, чем несколько минут. Я не зря так придирчиво отбирал ребят в свой экипаж — у меня исключительно сильная команда. Так что теперь, когда поднята тревога, у этого Бруда нет ни малейшего шанса.
Придерживаясь за петлю на поясе Беатрис, он вместе с ней медленно поворачивался в фокусе голопроекции.
— Никто не знает, кто такие эти Тени, — вдруг сменил он тему разговора. — А ты, случаем, не знаешь?
— Я… Нет, не знаю.
— А все потому, что на самом деле их не существует. Спроси у каждого по отдельности и узнаешь, что они не устраивают митингов, не шлют друг другу сообщений и вообще не поддерживают никаких контактов между собой. Просто однажды что-то ломается, отчего-то перекрывается келпопровод или происходит еще какая-нибудь авария. Но важен результат — пострадавшим всегда оказывается Флэттери. Например, часть его грузов просто исчезает по пути к порту назначения…
— Именно это я и хотела бы узнать. Кто именно делает все это, откуда он знает, где и когда нужно действовать, и как у него это получается.
Макинтош прижал Беатрис к себе, и они плавно поплыли по спирали. Видение заповедного пляжа перемещалось вместе с ними, чтобы сберечь их психику от дезориентационного стресса.
«Вот здесь, наверху, и есть его настоящий дом», — подумала Беатрис.
И вдруг поняла, что понятие «наверху» имеет теперь для нее совсем иной смысл, нежели всего пару лет назад.
— Они называют это «бросить бутылку». Ты швыряешь что-нибудь в море, а дальше уж — как повезет. Но если ты умеешь контролировать течения или хотя бы часть из них, то результат предсказать намного легче. Тени — это не организация. Это все те, кто использует выпавший шанс, чтобы хоть как-нибудь насолить Флэттери. Ну, к примеру, удалось изменить курс грузовика с генераторами водорода — и ладно. Теперь иди по своим делам и больше никогда так не делай, чтобы тебя не вычислили. А кто-то другой засечет заблудившийся транспорт и направит его еще чуть иначе, и… оглянуться не успеешь, как он уже причаливает в нелегальном поселении пионеров.
Иллюстрируя свои слова, Мак указательным пальцем выписал в воздухе прихотливую кривую и ткнул им в ладонь другой руки, тут же мгновенно сжавшейся в кулак.
— Поставки. Все дело в них. Флэттери теряет, а люди подбирают. И никаких Теней. — Он улыбнулся и подмигнул. — Гениально. И каждый может принять участие. Играют все!
— Да, но…
И тут Беатрис вспомнила о Бене.
«Интересно, а как долго Бен играл в эти игры?..»
— Заваатане, Рико и Бен… — Мак помедлил, подбирая слова, — они вовсе не хотят смерти Флэттери. Их цель — выжить его отсюда. Даже после всего, что он натворил, они не хотят его убивать только потому, что он тоже человек. Можешь себе такое представить? А ты хоть раз задумывалась, насколько сильно вы, пандорцы, уже отличаетесь от нас?
— Наши враги на Пандоре всегда вели себя более жестоко по отношению к нам, чем мы к ним, — ответила Беатрис. — Только келпы составляют исключение. Но и они убивают людей год за годом.
— А кто заварил всю кашу? Кто сжигал их и подстригал?
Она вновь прикрыла глаза, и внезапно у нее пресеклось дыхание.
— Что с тобой?
Беатрис медленно вдохнула.
— Не знаю. Я вдруг поняла, что весь этот чудесный пейзаж не более чем сфабрикованная людьми фикция. Это не реальность… Но люди все равно верят нам. И устраивают в горах склады оружия и разводят там сады. Но я предпочитала не видеть тех, кто бежит в поисках укрытия.
Мак привлек ее к себе и наконец-то поцеловал. И не просто чмокнул в щечку, а надолго приник губами к ее губам — именно этого она и ждала с момента их прилета. И именно это было ей нужно, чтобы вернуться в реальный мир.
— Я тоже попыталась сделать хоть что-то, но… — она запнулась, — похоже, я неудачно выбрала место. Столько людей убито.
— Да, — кивнул Мак, — я тоже пытался кое-что делать.
Он погладил кончиками пальцев ее губы.
— Ты не скоро сладишь со своими нервами и сама это понимаешь. А через несколько минут нам нужно вернуться из мира иллюзий и покончить с капитаном Брудом. Что бы он там ни придумал, его люди уже продемонстрировали, насколько они слабы в наших условиях. А потом подумаем, чем мы можем помочь твоим друзьям внизу.
— А вдруг их уже… нет в живых?
— Нет, не думаю.
— Откуда ты знаешь?
— Мне келп сказал.
Должно быть, на лице Беатрис отразилось столь неприкрытое изумление, что Мак рассмеялся.
— Уж кому, как не тебе, знать, насколько сильно я заинтересовался келпом. Но с тех пор как Флэттери посадил меня на Контроль, у меня появилась возможность немного поэкспериментировать. И результаты превзошли все мои ожидания.
Он снова поцеловал ее и стал рассказывать об изобретенной им системе келпосвязи и попытках объединить все келпы.
— И каким же богом окажется для людей келп? — продолжал он. Милосердным? Мстительным?
— Сейчас у нас есть более насущные вопросы, — перебила Беатрис. — Бруд не дурак. И я больше ни о чем не могу думать, пока его не… не нейтрализуют.
Мак изменил направление, и они устремились к небу — изумительному синему небу в облачках, простиравшемуся во все стороны и скрывавшему мягкую посадочную сетку у выхода из Паутинки.
— Лично меня гораздо больше беспокоит Флэттери, — произнес Мак, когда свободное падение завершилось. — Он сейчас так разогнался, что сокрушит все стоящее на его пути.
— Но ведь он же капеллан-психиатр! Его учили милосердию.
— Его учили примиряться с неизбежностью и следить, чтобы мы примирились тоже. Это факты. А вся романтическая болтовня лишь для прикрытия. Он был запрограммирован на то, чтобы не дать нам выпустить искусственного монстра во вселенную.
— Но если все это так, как объяснить его нынешнее поведение?
— Очень просто. — Мак широко улыбнулся, и от его глаз разбежались лучики морщинок. — Ты читала в «Истории», что Флэттери N 5 так и не нажал кнопку, что взорвала бы корабль. Тот Флэттери был намного симпатичнее нынешнего. Все дело в программе, которая заставляет его предпринимать различные шаги и управляет им.
— Но тогда это и нам под силу! — воскликнула Беатрис и попыталась тряхнуть Мака за плечи, в результате чего они врезались в одну из стен. — Используй свои келпы, чтобы перепрограммировать его!
— А ты не считаешь, что это слегка поздновато?
— Но тогда…
— У меня есть другая идея, и она связана с Кристой Гэлли.
К Кристе Гэлли Беатрис давно уже испытывала интерес, намного превышавший профессиональный. Ведь именно в ее глазах Бен прочитал нечто, что окончательно отдалило его от Беатрис. И хотя к тому моменту их роман был уже завершен, женщина, которая способна на подобное, да еще моложе ее, Беатрис, не могла не интересовать журналистку.
— И что же ты задумал?
Она сама удивилась, насколько резко прозвучал ее голос.
— Думаю, келпы сами подвели нас к решению проблемы.
Ее голова покоилась на плече Мака, и, взглянув искоса, Беатрис увидела, что он улыбается.
— Я считаю, что Криста Гэлли — эксперимент келпов в области создания искусственного разума. Живая самообучающаяся программа. И было бы славно, если бы нам удалось использовать ее.
Переговорник на поясе Мака ожил и издал мелодичный сигнал. Не отнимая рук от талии Беатрис, он голосовым приказом активизировал связь.
— Я слушаю.
— Бруд и еще двое из его команды заперлись в отсеке ОМП. Он передал, что, если через пять минут вас не будет, он начнет размазывать некие мозги по стенке.
И мы стоим на скрытой тьмой равнине, куда занес нас буйный вихрь борьбы.
Орбита удерживала нос безднолета широким пластальным кольцом. Два цилиндрических тела синхронно вращались вокруг своих осей. Очень скоро кольцо соскользнет и останется на орбите Пандоры, а корабль умчится в темные бездны вселенной. И управлять им будет ОМП — обнаженный человеческий мозг.
Органические мозгопроцессоры имели существенные преимущества перед автоматическими навигаторами — это давным-давно было доказано еще на Лунбазе. Для управления безднолетами требовался уровень оперативности мышления, недостижимый для обычных «жестянок». Лишенный тела, не обремененный обычными человеческими заботами мозг получал удовольствие (так, по крайней мере, считалось) от самого процесса составления сложнейшего курса. К тому же у ОМП, в отличие от автонавигаторов, имелся хороший стимул для работы — для него это была единственная возможность оставаться в живых.
Данный, конкретный ОМП, который техники готовили к инсталляции, он же Алиса Марш N 6, не испытал ни боли, ни удовольствия, когда микролазер вплавил в него гнезда для подключения штекеров. Алиса обучалась астронавигации на Лунбазе и родила ребенка через год после их шумного прибытия на Пандору. Флэттери она сказала, что ребенок погиб во время землетрясения, после чего с головой окунулась в изучение келпов. Ее тело погибло во время аварии на подводной станции, но Флэттери проследил, чтобы неповрежденный, но не имеющий возможности говорить мозг остался жив.
Ничего, скоро он заговорит, скоро он обретет тело, способное двигаться, — безднолет «Ницше». И начнет рассчитывать для него курс, сознавая разницу между возможным и желаемым и чувствуя острую необходимость по-прежнему видеть сны. Сейчас он (или уже оно?) лежал за двумя запертыми люками и грезил о банкете, который Флэттери дал в честь Алисы — она была там и почетной гостьей, и главным блюдом одновременно.
С другой стороны люков Дварф Макинтош собрал группу захвата и теперь пытался вступить в переговоры с капитаном Брудом. Но отсек ОМП не отзывался. Три из четырех внутренних видеокамер были отключены, и лишь на последнем мониторе сновали изображенные крупным планом длинные тонкие пальцы нервотеха, исследующие путаницу кабелей, в центре которой дремало то, что осталось от Алисы Марш.
— Подключение должно состояться только на следующей неделе, — произнес кто-то. — Что происходит?
Из-за рамки экрана выдвинулось нацеленное на нервотеха дуло лазерника. Длинные белые пальцы застыли на секунду, а затем быстро исчезли с экрана.
— Этому идиоту лучше не шутить с лазерником здесь, в отсеке, — проворчал еще кто-то. — А то как бы нам всем в пыль не разлететься.
— Не стреляйте, капитан! — приказал Мак. — Говорит Макинтош. Вы во взрывоопасной зоне.
— Бруд мертв! — заявил хриплый мальчишеский голос. — Да примет его Корабль. Да примет и простит Корабль нас всех.
Дуло лазерника уставилось на зрителей, экран осветился ярчайшей вспышкой и потемнел.
Беатрис дернула Мака за рукав:
— Он островитянин. Он исповедует ту же древнюю религию, что и моя семья. Некоторые из них считают, что постройка безднолета по образу и подобию Корабля — кощунство и богохульство. Другие полагают, что ОМП нужно позволить умереть и что он, а точнее она, тоже человек и, значит, его держат здесь в рабстве.
Макинтош прикрыл микрофон интеркома ладонью и сказал:
— Честно говоря, я не очень-то верю, что капитан мертв. Это было бы слишком просто. И зачем стрелять в камеру, а не в ОМП? Ты островитянка, вот и попробуй с ним поговорить. Сыграй роль фанатички и, если он так уж хочет, пообещай, что выпустишь его в эфир. Мои ребята останутся здесь и помогут чем смогут.
— А ты куда?
В глазах Беатрис он прочитал животный страх при мысли, что им придется расстаться.
«Что же они с ней сделали!»
Мак обнял ее и прижал к себе. Его ребята тут же с безразличным видом деликатно отлетели в сторону.
— Мы со Спадом знаем несколько входов и выходов на станции, которые не указаны ни на одном плане.
Беатрис прижалась к нему так тесно, как только позволяли скафандры.
— Я все переживу, кроме разлуки с тобой. Конечно, не стоило устраивать мелодраму на глазах твоих ребят, но я не могу этого не сказать.
— Я очень рад, что ты это все же сказала. — Мак улыбнулся и поцеловал ее.
Кто-то из команды смущенно закашлял, а кто-то откровенно хихикнул.
— С тобой останется Хаббард, а остальные будут охранять подходы. Судя по твоим подсчетам, несколько человек из команды Бруда еще бродят по станции. А сам он что-то затевает, нутром чую.
Помахав команде рукой, Макинтош включил двигатель скафандра и помчался в сторону помещений Контроля.
Судьбу человека определяют силы тьмы, бесчувствия и безлюбовья.
Рико не мог видеть сквозь иллюзию и знал, что и Бен не может видеть его. Точно так же он не мог видеть и Неви с Зенцем. На всякий случай Рико просвистел сигнал: «Затихарись!» Оставалось только надеяться, что Неви не пересечет границ зоны, на которую распространялась иллюзия, потому что тогда они снова станут видимыми. Но тут суперагент открыл стрельбу, и Рико упал на песок.
«Что ж, пришло время подкинуть ему еще один сюрприз», — решил он и откатился под прикрытие большого камня.
Тем временем Неви выпустил весь заряд в сторону скал, за которыми прятались Бен и Криста. Спиной к спине с ним стоял Зенц и удерживал на мушке с дюжину заваатан.
— Береги заряды! — скомандовал через плечо Неви. — Нам придется задержаться здесь ненадолго.
И повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием, шорохом прибоя и слабым потрескиванием остывающего ствола лазерника.
Рико почувствовал, как его обвивает влажная плеть, и почему-то ему вспомнились сильные отцовские руки, когда тот одним махом поднимал его с берега на палубу. А живот щекотала кожистая почка келпа, и это нежное прикосновение больше всего напоминало ласку маленькой женской ладони.
Он вспомнил о Снейдж, и в ту же секунду в десяти метрах от Неви в воздухе повисло ее лицо. Набежавшая волна лизнула кусок шкуры дирижаблика и обдала пеной ботинки агента.
— Что за черт?!
Неви шагнул вперед, потом сделал еще шаг, а за ним след в след передвинулся Зенц. Оглянувшись через плечо и тоже увидев Снейдж, он смертельно побледнел. Однако у него хватило мужества по-прежнему держать оборону.
— Рыжая башка, — прохрипел он, — а где у нее все остальное?
И тут Рико обнаружил, что может путем концентрации на образе управлять им. В нем словно забил источник энергии, самовосполняющийся и самоусиливающийся. Несколько раз неглубоко вздохнув, чтобы выровнять дыхание, он материализовал остальную часть образа. Теперь Снейдж явилась во всей красе — она стояла, подбоченившись, и в упор смотрела на Неви. Ее зеленый комбинезон отлично гармонировал с оранжевой шкурой дирижаблика, на которой она «стояла». Правда, получилась она чуть выше своего настоящего роста. Рико стало интересно, сумеет ли он заставить ее говорить.
— Отлично, — буркнул Неви. — Теперь она здесь уже целиком.
Зенц опять оглянулся через плечо, и даже стоявший в десяти метрах Рико услышал его хриплое, булькающее дыхание. Зенц тесно прижался спиной к спине Неви и простонал:
— Неви, эта дерьмовая башка отрастила себе ноги. Нам лучше вернуться на судно.
— Заткнись!
Неви вновь остановился и принялся пристально вглядываться в скалы за спиной Снейдж. Рико видел примерно то же самое: полузаваленная камнями полоса пляжа между утесом и морем, несколько больших валунов и полуприкрытая шкурой дирижаблика разбитая «Летучая рыба». А чуть подальше колыхалась сверкающая масса моря, лижущая прибрежные скалы, словно зеленая лава.
— И где они? — спросил Неви у Снейдж. — Мне они нужны.
Рико просвистел сигнал, означавший, что зааватаане готовы к атаке. Только сейчас он заметил, что созданная им Снейдж не отбрасывает тени.
«Думаю, с тенью не стоит возиться. Если Снейдж заговорит, этого будет более чем достаточно».
И все же тень тут же появилась и послушно легла на кусок шкуры у ног иллюзии. Она лежала параллельно естественным теням, только обрывалась там, где кончалась шкура (причиной этому были волны прилива, время от времени размывающие световые границы образа). Оставалось надеяться, что Неви просто не обратит на это внимания.
Рико улыбнулся и сконцентрировался на образе, в глубине души испытывая чувство огромной благодарности к Аваате.
— Сложите оружие! — велела Снейдж. — Все кончено.
Ее губы при этом даже не шевельнулись.
— Вот черт! — прошептал Рико.
Зенц в ответ выстрелил лазерника. Камень, валявшийся буквально в метре от укрытия Лапуша, исчез в синей вспышке. Это было так неожиданно, что Рико выпустил образ из-под контроля, но Аваата его удержала. Неви тоже выстрелил и сделал еще шаг вперед.
— Она ненастоящая, — бросил он Зенцу. — Сам посмотри.
— А может, мы просто надышались пыльцы? — предположил тот. — Тут вон сколько этого добра…
— Ты хоть раз видел, чтобы двое видели одну и ту же галлюцинацию?
Он осторожно двинулся вперед и остановился в шаге от Снейдж. Прищурившись, Неви оглядел ее с ног до головы и пробормотал:
— Что-то здесь не так…
У Рико перехватило дыхание: если Неви сделает еще шаг, то увидит Бена с Кристой, а он, Рико, уже не сможет увидеть его, потому что по этому куску шкуры дирижаблика как раз и проходила граница между реальным миром и храмом воображения со скульптурой из света.
Есть порог самосознания, перейдя который разумное существо обретает черты божества.
Глаза Моуза были так широко раскрыты, что он казался меньше ростом не только себя нынешнего, а даже того умирающего с голоду малыша, каким привели его беженцы десять лет назад. Воспоминания — вот что не давало ему поддаться воздействию келпа полностью, так, как поддался ему Калеб. Твисп не переставая боролся с келповоздействием уже с четверть века. Для Калеба келп может оказаться вроде наркотика.
«Нет, не келп, — поправил себя Твисп, — а прошлое».
Он на себе испытал это, когда келп стал отправлять его в конкретную часть его прошлого, в определенный год, к единственной женщине. Твисп считал ее самой красивой женщиной Пандоры. Но позже, когда Флэттери и другие вышли из гибербаков, пандорцы впервые за два столетия смогли увидеть, как выглядят настоящие, не подвергавшиеся мутациям люди.
«И все они просто бесились от того, что были лишь клонами», — вспомнил Твисп.
И еще он вспомнил давнюю церемонию под председательством Раджи лон Флэттери, когда все выжившие после гибернации вычеркнули из своих имен «лон» на веки вечные. Это было проделано с нелепой торжественностью, однако ничего не изменило. Люди Флэттери остались такими же, как прежде. И тех качеств, которые требовались пандорцам, — более быстрых рефлексов, более высокого интеллекта и умения работать в команде — у них от этого не прибавилось.
— Чему тебя не учили в школе, — сказал Твисп Моузу, — так это тому, что Флэттери не смог подчинить себе Карин Алэ. И тогда ее убили его боевики, так же, как родителей Калеба. Она была первой его жертвой. Кое-кто считает, что Неви сделал это собственноручно. В те времена главой Контроля над течениями был Тень Паниль, и он был влюблен в Карин. Его тоже убили. Он был моим другом.
Старый монах заговорил шепотом.
— И я в конце концов перестал уходить по келпопутям. Я предпочитаю вспоминать все сам, а не переживать заново. Это слишком больно. И воспоминания не могут стать наркотиком. Если я следую по келпу, то только в «сейчас», а не в «тогда».
— Тогда, наверное, на келпопути мои щеки порозовеют, старец, — сказал Моуз. — Голубая пыльца порой приводит меня в мою душу и оставляет там. Но я не знаю, куда приведет меня келп.
— Глотая пыльцу, ты путешествуешь по собственному сознанию, а келп отправляет тебя в путешествие по нашему общему сознанию. И щеки у тебя от этого не запылают. От тебя требуется лишь искренность и предельное внимание: одному легко потеряться в лабиринте чужой жизни. Но Калеба учили сдерживать келп, как мы учимся сдерживать свои чувства.
— И что же он там обнаружил, старец?
Твисп покачал головой.
Красные, зеленые и синие огоньки стали еще ярче и замерцали с такой скоростью, что казалось, воздух в пещере сгустился от бегущих световых волн. Монахи-ремонтники бросили бур и столпились у края пруда, изумленно взирая на это чудо.
— Я слышал, что такое бывает, — сказал один из них, — но никогда не видел своими глазами.
— Такого не видела даже его мать, великая Скади Ванг, — заявил другой.
Твисп с трудом удержал рвущийся на волю поток слов, который память обрушила на кончик его языка. Воспоминания — они помогали Твиспу противостоять воздействию келпа и они же утягивали Калеба все глубже внутрь. Для Калеба келп был лодкой, плывущей по океану жизни, для Твиспа — якорем.
Над поверхностью пруда появилась туманная дымка. Каждый атом в пещере завибрировал с явственным звоном, и туман над водой окрасился теплым зеленым светом. В нем плавали частички и обрывки образов из чьего-то прошлого. Твисп видел огонь и младенца, прижавшегося к груди матери, блик воспоминания капитана Юрия Бруда: смуглая круглая влажная грудь в свете свечи. И она стремительно удалялась по темному туннелю, а плеск волн только подчеркивал скорость, с какой это происходило.
Твиспу казалось, он что-то утратил, у него было ощущение дежа-вю, только без «вю». Из тумана до него донесся голос. Женский голос.
— Он вступит в контакт с одним из прибрежных оракулов, — объявил голос. — Есть новости от Кристы Гэлли и остальных. Через меня Калеб встретится с моим сыном, а через него — с Раджой Флэттери. Он пробудит внутреннее «я» Флэттери. Директор не способен править, не имея секретов, а для келпа секретов нет. Калеб найдет цепочку ДНК, по которой сумеет подобраться к подсознанию Флэттери. А Аваата странслирует все, что он там увидит, по всей Пандоре.
Пещера превратилась в площадку для огромной голопроекции. Пляшущие в мерцании огней образы постепенно опустились на пол и растаяли, а туман сконцентрировался в бешено вращающийся и двигающийся нелепыми скачками шар, в котором бушевала мешанина звуков и цветов.
— Калеб должен сосредоточиться, — сказал Твисп. — Слишком легко заблудиться в лабиринтах чужой жизни. Он должен сдерживать Аваату, как мы сдерживаем свои эмоции. И тогда мы увидим план лабиринта.
Тот, кто устраняется от действия, созерцая красоты своей души, блуждает в саду иллюзий и лишь грезит, что он — пловец на Пути.
Флэттери наслаждался в Кущах чашкой вечернего кофе, неспешно прогуливаясь вдоль аллеи, усаженной орхидеями, чьи корни крепко цеплялись за скальную породу, а оранжевые чашечки наполняли воздух сладким ароматом. В центре пруда брызгал маленький поливальный фонтанчик, параллельно выполнявший функции конденсатора: все листья и скалы вокруг были усеяны миллионами мелких капелек.
Огни келпа в пруду сияли ярче, чем обычно. Флэттери замедлил шаг. Это было не похоже на обычное поведение келпа, который, так же как Флэттери, очень редко вел себя непредсказуемо.
Флэттери резко развернулся и почти бегом поспешил на командный пункт.
— Я ведь приказал подрезать это становище! — завопил он, тыкая для убедительности пальцем в сторону моря. — Я требую немедленно его подрезать!
Марта что-то пробормотала в переговорник.
— Это не к добру, — проворчал Флэттери, набирая на консоли код вызова телохранителей. — Франклин, проследите, чтобы это было сделано. Можете использовать артиллерию с берега.
— Есть, сэр.
На поясе Франклина всегда висел небольшой мешок, в котором хранились сандалии, документы и дневник первого убитого им человека. Он рассказывал, что сберег эти вещи для семьи убитого, но те отказались их принять. Телохранитель бесшумной походкой опытного солдата скользнул к люку.
— Сейчас не время миндальничать, — объяснил Флэттери Марте. Все идет прекрасно, но это не значит, что мы можем расслабиться. Это становище — наш единственный потайной выход, и нам надо немедленно принять меры для того, чтобы он был в полном порядке. Ты поняла, что меня беспокоит?
Марта кивнула.
— Поняла, но… — Она вздохнула и добавила: — У меня тоже есть причины для беспокойства. Со связью творится что-то непонятное.
— То есть как это, непонятное?
— Работает сразу множество сильных высокочастотных передатчиков. И такое впечатление, что они где-то поблизости. Вокруг нас.
— Да, мы окружены, — прошипел Флэттери. — Это все келп. Ничего, мы им уже занялись. Докладывай об понесенном ущербе, новости с орбиты и все, что имеется о Кристе Гэлли.
— Неви и Зенц доложили, что высадились на побережье. Они уже засекли Гэлли и Озетта и считают, что проблем с их задержанием не будет.
— А Лапуш?
— Его утащил келп. А капитан ранена во время бомбежки, ее состояние неизвестно.
«Его утащил келп!»
Сегодня все разговоры о келпах все больше и больше нервировали Флэттери. Он поймал себя на том, что вытирает вспотевшую ладонь о собственные волосы. Встретившись взглядом с Аумоком, он понял, что телохранитель заметил этот жест.
— Келпопроводы под контролем?
— Мы так думаем. Мы…
— Вы так думаете?!
— Команда Бруда сейчас на орбите. Пока не отчитывался. Вечерний выпуск «Новостей» с орбиты по неизвестным причинам не вышел в эфир.
— Мы перешли на запасные генераторы, — перебил ее полковник. — На главной энергостанции полный провал… черт, неудивительно, что их войска прошли сквозь нашу охрану. Это же «бригада рептилий» службы безопасности! Черт бы их взял!
— Так это что, означает код «Брут»? — спросил Флэттери.
Полковник отрицательно покачал головой.
— Нет, директор. Этот отряд полностью блокирован. Их целью был захват энергостанции. Им это удалось. Теперь они все силы бросят на ее защиту.
— На защиту?! — взревел Флэттери. — Не будут они ее защищать! Они взорвут ее к чертовой матери! А что бы вы сделали на их месте?
— Я… Я бы понял, что перешел Рубикон. А раз нет пути назад, значит, надо биться до конца.
— Ладно, черт побери, примите все необходимые меры. Ваша задница уже на очереди сами знаете куда, мистер.
Марта помахала директору рукой.
— Я приказала, чтобы подводное прикрытие порта удвоили. Но не получила подтверждения и даже не уверена, слышали ли они меня. Также невозможно выйти на связь с отделением прибрежной артиллерии. И вообще в эфире полная каша.
У Флэттери похолодело в животе.
«Только не келп. Этого не может быть. Кто-то взял келп под контроль. Но кто?»
Наиболее вероятными кандидатами были двое: Дварф Макинтош и амбициозный и честолюбивый капитан Бруд. И еще, пожалуй, Криста Гэлли, но это маловероятно. Только сейчас Флэттери понял истинную причину происходящего:
«Мы полностью отрезаны. Наша сила в координации, а нам обрубили связь».
Надо было немедленно наводить порядок.
— Что-то мы себе позволили расслабиться, господа, — объявил он. — Но наша беспечность может стоить нам наших задниц! Так что пора закручивать гайки.
Так, штанишки им он спустил, слегка выпорол, а теперь надо их утешить и сплотить вокруг себя.
— Только что в верхнем офисе взорвались бомбы.
Флэттери забрал у Марты переговорник, поднес к уху, выслушал донесение и сообщил остальным:
— Дик и Мэтт живы, остальные не выскочили. Да воссияет над ними свет вечности!
— Да воссияет над ними свет вечности! — повторил угрюмый хор голосов, и все невольно подвинулись ближе друг к другу.
— На их месте должны были находиться мы, господа. И если мы сейчас не примем самых жестких мер, то окажемся рядом с ними. Все приказы передавать исключительно на частоте службы безопасности. Остальные каналы перестроить на прием.
— Есть, сэр.
Все мониторы и голопроекторы одновременно замерцали, меняя частоту настройки, и на экранах заплясали цветные вихри. В смешении красок промелькнуло чье-то лицо. Лишь секунду спустя Флэттери понял, что это было его собственное лицо.
— Есть новости от Контроля над течениями? — спросил он.
Но все его подчиненные в мистическом трансе застыли под буйным ливнем бьющих с экрана красок. Потом, очнувшись, словно роботы, разошлись по своим местам. Флэттери и сам был в полном шоке.
— Контроль над течениями полностью снял опеку келпа из сектора номер восемь, — деревянным голосом сообщила Марта. — Также полностью освобождены все келпы на планете. Сенсоры показывают, что пока все спокойно, но келпы вновь объединяются. Велика вероятность поломки «сеткомастера».
— А что от Бруда?
— Ничего. Головидение в кратких новостях сообщило о гибели всей съемочной группы Татуш от рук Теней.
Кабинет по-прежнему заливало водопадом красок, но их мерцание замедлилось, и Флэттери уже не чувствовал себя в центре затягивающего светового водоворота. Издалека донесся слабый женский голос. Очень знакомый голос. И он звал его.
— Бои на продовольственных складах завершились, — доложила Марта. — Погромщиков под лозунгами «Мы хотим жрать!» так много, что сопротивляться им бесполезно. Часть наших соединений уже сдалась и открыла склады. Все склады за периметром захвачены.
«А там тысячи и тысячи пайков, приготовленные для челноков. Это же весь мой запас для безднолета!»
Флэттери почувствовал, как мурашки бегут по коже.
— Там одного зерна хватит на то, чтобы кормить три тысячи человек в течение десяти лет, — пробормотал он. — Вяленой рыбы на пятьдесят тысяч человек! Только добавь воды, разболтай и вари. Винный концентрат — разбавь литром воды и хоть упейся! Хлеб и рыба, чтобы накормить толпы людей… Вино, разбавленное водой… Если бы безднолет мог путешествовать во времени, я мог бы стать Иисусом Христом. Вот дерьмо-то!
Сознание — дар змия.
— Стоять!
Длиннолицый охранник, вооруженный шокером и лазерником, занял квадратными плечами весь проем коридора, ведущего в Службу контроля над течениями. Один из его ремней был пристегнут к скобе.
— Я капитан орбиты! — рявкнул Мак. — А ты кто еще такой?
— Служба безопасности, — ответил охранник, взяв лазерник наизготовку. — Подробности можете узнать у капитана Бруда. Контроль над течениями взят под охрану по личному приказу директора.
Макинтош оттолкнулся от переборки за спиной и, как пушечное ядро, обрушился на стража. Удар в плечо, захват кисти — и лазерник с шокером перешли к Дварфу. А сыплющий проклятьями охранник повис вверх ногами, удерживаемый в этом положении двумя пожарными.
— Ты будешь висеть так сутки. А может, и двое, — с доброй улыбкой сообщил ему Макинтош. — Если, конечно, проживешь так долго. Но сколько времени ты проживешь, зависит от того, сколько ты сейчас мне расскажешь.
— Я уже сказал все, что знаю! — раздался полузадушенный вопль.
— В шлюз его! — приказал Макинтош.
Охранника подхватили под руки и поволокли к выходному шлюзу Контроля.
— Нет! Нет! Не надо! — взмолился тот. — Я правда больше ничего не знаю!
— Сколько человек в отряде?
— Шестнадцать.
Мак не спеша стал откручивать крепежные винты люка.
— У меня другая информация. Так сколько же ваших прилетело и сколько из них вошло на станцию?
— Мы все здесь, коммандор. Шестнадцать солдат и шестнадцать технарей.
— И где они все?
Молчание.
— В шлюз его, джентльмены. И поставьте декомпрессоры на самый медленный режим. Так что мы еще успеем поговорить, если тебе придет охота. Но уже по интеркому. Декомпрессоры мы остановим только тогда, когда ты нам споешь арию до самого конца.
Едва Мак захлопнул люк за спиной пленника, как заметил, что по эскалатору в коридор спускается еще с полдюжины людей Бруда в полной боевой экипировке.
Мак повернул рычаг, и из шлюза с шипением начал выходить воздух.
— Вся команда челнока из наших! — истерически завопил пленник. — На борту осталось два солдата и три механика! В состав гологруппы входят двое солдат и три техника! Группа захвата ОМП — три солдата, два техника! Захват Контроля — четыре солдата, четыре техника, считая меня и капитана Бруда! Остальные должны захватить безднолет. Прошу вас, не откачивайте воздух! Не оставляйте меня здесь!
— Пусть посидит пока там, на случай, если я передумаю, — приказал Макинтош. — И если обстоятельства позволят, мы пополним нашу коллекцию в шлюзе. Но главное — захватить Бруда, чтобы понять, что у Флэттери на уме. Внеплановое подключение ОМП, захват Контроля и безднолета… Похоже, дела у директора идут не так хорошо, как ему хотелось бы. Вполне вероятно, что он уже собрался в небольшое путешествие.
Внезапно взвыли сирены и замигали лампочки над всеми люками. Цветозвуковое сочетание означало нападение извне. Мак всегда считал учения по этой части пустой тратой времени и сейчас очень пожалел о своем легкомыслии.
— Рэт, бери своих людей и иди отбивать челнок. Барб, твое дело — безднолет, ты лучше всех в нем ориентируешься. В подмогу возьми Уиллиса и его инженеров. Только помни: никаких лазерников. Вы в скафандрах, вот и используйте вакуум. Остальные остаются держать оборону здесь. Флэттери нам больше не доверяет, так давайте докажем ему, что он совершенно прав.
Мак знал, что, пока на станции царит невесомость, у него есть ощутимые преимущества перед капитаном Брудом. К тому же даже если его технарям удастся разобраться в старой автоматике, то принципиально новая аппаратура, выращенная островитянами по спецзаказу Макинтоша, может стать для них весьма неприятным сюрпризом. Да и вряд ли можно называть аппаратурой резервуары с тканью келпа, обрабатывающей информацию электрохимическим путем и использующую в качества банка данных собственные клетки. Это и был центр связи орбиты с Пандорой. Скорость обработки информации и передачи сигнала многократно превышала возможности любой созданной прежде механической аппаратуры.
«Слишком поздно, Радж, — подумал Мак. — Контроль над течениями уже никогда не будет прежним».
Бруд не имел ни одного шанса. К тому времени, когда его техники сумеют разобраться в кухне Макинтоша, все они успеют обзавестись правнуками.
Я есть — это свято, а дом мой — бездна.
От жара обоих солнц над пляжем поднялся легкий туман; оставшиеся после ливня лужи стремительно испарялись, и мокрый песок быстро превратился в сухой. Но даже сквозь туман солнца палили нещадно, и Криста почувствовала, что нос и плечи у нее обгорели. С моря прилетел порыв ветра и словно погладил ее обожженную кожу прохладным шелковым платком. Ветер рассеял туман, и она увидела, что море теперь намного ближе, чем было.
— Прилив начинается, — прошептал Бен.
И хотя он стоял рядом и держал ее за руку, его голос донесся словно издалека. Отчего-то он часто заморгал, и все его движения стали вялыми и сонными.
«Опять надышался, — поняла Криста. — Интересно, что люди при этом чувствуют?»
Ее лично пыльца скорее возвращала к реальности, нежели уводила от нее. Она была для Кристы персональным антидотом, антиамнезином, открывавшим клапаны, сдерживающие поток воспоминаний.
Она помнила Зенца. Когда он впервые появился в ставшей ей домом лаборатории в Теплице, то был еще в чине капитана. С его приходом не стало одной из исследовательниц — молодой островитянки, преподававшей социальную психологию в колледже таоЛини. Кристе Адди нравилась. Она приходила раз в неделю, расспрашивала девушку о ее снах, а потом они мирно коротали время за чашкой чая в солярии. Тогда Кристе был двадцать один год, и она ничего не помнила о том, что было с ней до того момента, как ее извлекли из моря.
Адди Тень Облака пыталась найти способ вернуть ей память. И в процессе этих занятий она стала первым настоящим другом Кристы среди людей. Но из-за Зенца Криста больше не осмелилась заводить друзей. Пока не встретила Бена. Она помнила, как Зенц вошел однажды в лабораторию и, даже не снимая лазерника с плеча, как-то буднично предложил Адди: «Иди за мной». И тут же в коридоре, у самого люка комнаты Кристы, спокойно и деловито застрелил ее. У Кристы началась бурная истерика, и Флэттери пообещал, что уберет Зенца. А еще через четыре года бывший капитан вновь замаячил на горизонте, но уже в чине главы службы безопасности. И вот тогда-то Криста всерьез задумалась о побеге из Теплицы.
Туман еще не рассеялся и скрывал все, что происходило на расстоянии нескольких десятков метров. Еще вчера, увидев Зенца, Криста перепугалась бы до беспамятства, но сегодня она его ничуть не боялась. Всколыхнувшаяся в ней память келпа предупредила ее о том, что второй плывший сквозь туман человек, Спайдер Неви, тоже опасен. И еще она узнала о сложности отношений между ним и Зенцем: как ни странно, это скорее помогало им действовать совместно, нежели мешало.
Келп показал Кристе инцидент в лагуне, когда Неви набирал горючее. И ей даже удалось вломиться в сознание Зенца. Никогда в жизни она не видела, чтобы в человеке скопилось столько страха. Но помимо этого, в нем жила еще и ненависть, рожденная страхом перед Флэттери и потом переродившаяся в чудовищную форму страха перед Спайдером Неви.
«Если их разлучить, они быстро сломаются», — подумала она.
Созданный Флэттери мир рушился, он сам пожирал себя и умирал в корчах, уже не успевая найти себе новые жертвы. Именно это и увидел Зенц, когда попал под воздействие келпа. И только ему и Кристе было известно, что в этот момент он принял твердое решение не позволить Флэттери затоптать его, а Неви — придушить.
Единственным, чего туман не скрывал от Кристы, было море. Дымка раздвинулась перед ней, словно занавес, открывая весело бегущие волны со вскипающими бурунчиками и сверкающее на солнце, простирающееся до самого горизонта водное царство. И везде, куда только хватало взгляда, из воды плавно вздымались и вновь опускались стебли келпа. Криста любовалась игрой стеблей и далеким горизонтом и чувствовала себя спокойной и умиротворенной.
— Нашел время нанюхаться! — пробормотал Бен и яростно затряс головой.
— У Рико есть план, — сообщила Криста. — И он готов привести его в действие… Уже начал.
Перед Кристой возник еще один световой щит Рико, и ее наэлектризованные волосы, тихонько потрескивая, взметнулись короной над головой. Выпарившие всю влагу из песка солнца покрыли ее кожу легким налетом соли. Туман придал голограмме Рико еще большую достоверность. Находящаяся с ее «изнанки» Криста теперь словно смотрелась в затуманенное зеркало, почему-то отказывающееся отражать ее и Бена. На глазах девушки две тени приблизились к самым границам скрывавшей их с Беном проекции и остановились, чтобы обсудить дальнейшие действия.
— Прикрой меня слева, — приказал Неви. Его голос звучал абсолютно спокойно и буднично. — А я засеку цель и залягу.
— Но ведь они же… Они же исчезли!
— Это обычный съемочный трюк, — отмахнулся Неви. — Они там, и никуда им от нас не деться. Повтори задание.
— Прикрытие. Десять метров слева. Только я ни черта не вижу сквозь эту кашу, — невнятно пробулькал Зенц.
— Озетт! — крикнул Неви. — Она больна! Ей нужно вернуться в лабораторию, или она умрет! Ты и сам это знаешь! У вас нет выбора! Отдай ее нам!
Бен приложил палец к губам, призывая ее не отвечать, и прошептал: — Он нас не видит. Замри.
Гигантский голоэкран на дымке тумана плясал перед глазами Кристы, и она не могла различить лиц тех, кто стоял за ним. Внезапно ей показалось, что две гротескные тени за экраном слегка засветились, что придало всей картине какой-то странный сюрреалистический оттенок. Три вспышки лазера разорвали световой занавес, и он взорвался тысячами сияющих осколков. Бен толкнул Кристу, и оба упали на камни. В ту же секунду изображение изменилось.
— Не шевелись, — прошептал Бен. — Превосходное голо. Высший класс!
Они лежали, скорчившись за огромным черным валуном, наполовину прикрытым куском нагретой солнцем шкуры дирижаблика. Тесно прижавшись к Бену, Криста почувствовала себя в полной безопасности. Сквозь укрывавший их световой занавес пробивались реальные солнечные лучи. Прикоснувшись к шкуре, Криста почувствовала, как в ее тело потоком вливаются новые силы и крепнет убеждение в том, что Неви уже проиграл.
— Пока мы остаемся внутри проекции, они нас не увидят, — прошептал Бен. Он пытался говорить как можно отчетливей, явно борясь с оцепенением, навеянным все еще действующей на сознание пыльцой. Он лежал неподвижно, а взгляд быстро перебегал с одного предмета на другой. Бен хотел оставаться в курсе происходящего.
— До сих поверить не могу! — вновь зашептал он. — Мы внутри голопроекции!.. Но где, черт возьми, он сумел найти триангулятор? А как же с монтажом?..
— Все, что нужно, ему дала Аваата, — отозвалась Криста.
— Хотелось бы видеть, что творится снаружи. Сейчас мы внутри светопроекции. Видишь край экрана? Он проходит как раз там, где кончается шкура.
Бен протянул руку и потыкал пальцем в световой экран, любуясь, как он то появляется, то исчезает. Там, где его палец погружался в экран, на секунду возникало небольшое темное пятно.
— А туман доводит эту иллюзию до полного совершенства, — наигравшись, заметил Бен. — Все это легкое мерцание — следствие преломления света лазеров в мельчайших капельках воды, из которых состоит туман. Но как красиво!
— Озетт! Я все равно увезу ее, живую или мертвую! — раздался голос Неви всего в двух шагах. — Если она будет мертва, мы убедим весь мир, что это ты убил ее. Если останется в живых… то у тебя появится шанс сохранить и свою жизнь. И доброе имя.
— Он идет сюда, — прошептала Криста. — Значит, что-то заподозрил.
— Не волнуйся, он уже понял, что его дурят, но нас не видит.
Еще три вспышки разорвали экран, и верхушка валуна над их головами мгновенно накалилась докрасна. Бен закрыл собой Кристу, чтобы защитить от жара. Похоже, на нее пыльца действовала иначе, чем на него: не одурманивала, а наоборот — приводила в себя. Наконец-то Криста почувствовала, что полностью освободилась от воздействия снадобий Флэттери.
— Я думаю, что пыльца… Ты был абсолютно прав, — зашептала она Бену на ухо. — Она полностью нейтрализовала все, чем меня напичкали в лаборатории.
Криста покрепче прижалась к Бену, и ей показалось, что ее собственное тело тает и просачивается сквозь тело любимого… что атомы, из которых они оба состоят, совершенно перемешались. Она словно превратилась в поток света — не материальный, но несущий определенную идею, образ, иллюзию. При этом она не испытывала ни боли, ни удовольствия — эта метаморфоза была естественной и происходила с ней помимо ее воли и желания.
— Бен, — прошептала девушка, борясь со страхом. — Бен, ты здесь?
— Да, — дохнуло теплом ей в ухо. — Я здесь.
— Прости. — Она вдруг осознала, что происходит нечто особенное, некая безудержная сила нарастает в ней, совладать с которой она не сумеет. — Прости.
И вновь, как тогда в порту Калалоча, лава неизмеримой ярости поднялась в ее сердце и взорвалась с оглушительным и одновременно беззвучным грохотом. На пляже воцарилась полная тишина. Лишь волны прибоя все так же с тихим шорохом набегали на камни.
«Добро пожаловать домой, Криста Гэлли!» — раздался в голове беззвучный голос. Это говорил с ней умирающий дирижаблик, это говорила с ней Аваата.
И Кристу вновь охватило уже знакомое чувство легкости, отрешенности от своего физического тела. Воздух между ее рукой и шкурой засветился и наполнился уже знакомой вибрацией. И она поняла, что огромный дирижаблик, с которым она мысленно связана, прощается с ней. Она физически ощутила солнечное тепло, согревавшее его гигантский парус.
«Мы связаны единым стеблем, Криста Гэлли…»
Теперь она все вспомнила. До того, как ее вытащили на сушу после «подрезки» келпа глубинными бомбами, она жила там в одном из стручков. Воспоминания нахлынули с такой отчетливостью, что она застыла, словно окаменев. Но рядом раздался стон Бена, и Кристе пришлось вернуться из прошлого к настоящему. Голограмма исчезла, и лишь остатки тумана клубились над усеивающими пляж скорчившимися телами.
— Мне показалось, что я умер, — признался Бен. Он уже поднялся на ноги и стряхивал с брюк песок. — Как ты это… Что вообще ты такое сделала?
Криста не ответила. Ей до сих пор казалось, что она одновременно существует в двух мирах: здесь, на пляже с Беном, и в море, с ее добрым стражем — Аваатой. Буквально в двух шагах лежал Неви — в глазах его не было ни тени сознания, а из носовой щели сочилась кровь. Девушка подошла к нему и подняла выпавший из его рук лазерник. Рико, уже пришедший в себя, неуверенной походкой приблизился к Зенцу и разоружил его.
— Прошу прощения, сестра, — склонился он перед Кристой в шутливом поклоне, — но брат многого не понял и хотел бы получить разъяснения.
Он покачнулся и с трудом удержался на ногах, уцепившись за ближайший валун.
Монахи тоже стали понемногу приходить в себя: они поднимались на четвереньки и трясли головами. Но нескольким из них уже никогда не суждено было подняться — Неви стрелял метко. Криста ощущала себя так, словно стала больше, выше и сильнее, — даже Рико смотрел на нее теперь снизу вверх. Еще один глубокий вдох насыщенного пыльцой воздуха — и она почувствовала, как в тело вливается невиданная сила. Прилив уже поднялся так высоко, что одна из волн лизнула ее ногу, а другая окатила все еще лежащего без движения Неви.
— Ну что, Рико, ты до сих пор считаешь, что меня надо держать подальше от келпа?
Он покачал головой и попытался улыбнуться:
— Существует два железных правила. Первое: никогда не спорь с вооруженной женщиной.
Криста вспомнила о лазернике, который все еще держала в руках, и взглянула на него с неподдельным удивлением, так, словно в первый раз в жизни видела эту вещь.
— Ну хорошо, а второе? — спросила она.
— Никогда не спорь с вооруженным мужчиной!
И все трое расхохотались.
— Да, но ты спорил с Неви! — воскликнул Бен. — И посмотри, чем это кончилось!
— Я с ним не спорил, — уточнил Рико, — я его просто дурил. Точнее, дурила его Аваата. А теперь, ребята, у нас с вами работы невпроворот. Хотите — верьте, хотите — нет, но нам надо любой ценой сохранить Флэттери жизнь. Если нам это не удастся…
— Спасать Флэттери?! — взревел Бен. — Это он заварил всю кашу. Так пусть теперь расхлебывает!
— Нет, расхлебывать будем все вместе, — возразила Криста. — Жизнь человека на Пандоре неприкосновенна. Рико прав. Нам нужно остановить его, но он должен остаться в живых.
Некоторые из зааватан уже поднялись на ноги и, качаясь, побрели к Кристе. Бен подхватил Неви под мышки и оттащил подальше от полосы прибоя, а подошедшие монахи связали ему руки за спиной куском прочного линя.
— Я никогда не видел голограммы такого качества. — Бен обернулся к Рико. — Как тебе это удалось?
— А я думал, ты меня об этом уже не спросишь, — ухмыльнулся оператор.
Он поднял лежащую на берегу плеть келпа, ласково погладил и бережно опустил в воду.
— Маленький фокус. Думаю, наши друзья-монахи позаботятся об этих двух обормотах. А вас я прошу следовать за мной. Я хочу познакомить вас с моим другом Аваатой — лучшей в мире голостудией.
С края обрыва донесся предостерегающий крик одного из монахов-охранников, и тут же над пляжем закружилась стая злобных рвачей. Бен вырвал лазерник из рук Кристы и оттолкнул ее за спину Рико, а сам немедленно открыл огонь. Он стрелял короткими очередями, и воздух вокруг него напитался запахом озона. Двум рвачам все же удалось прорваться сквозь огненный заслон, и они вынырнули из тумана всего в какой-то дюжине метров от Бена. Остальные отступили, волоча с собой тела погибших, чтобы тут же, устроившись на безопасном расстоянии, их съесть. А двух прорвавшихся вперед тут же расстреляли заваатане.
— Они такие… такие быстрые… — прерывающимся от пережитого волнения голосом пробормотала Криста и только теперь заметила, что судорожно цепляется за локоть Рико.
На сей раз он не стал шарахаться и вырывать руку — напротив, он обнял девушку за плечи и прижал к себе.
— Да, здесь, наверху, нельзя расслабляться. А у тебя, старина, есть еще порох в пороховницах.
— Кое-кто из нас навсегда останется молодым! — рассмеялся Бен. — Так что надо соответствовать.
Он взял Кристу за руку, и все втроем с облегчением вздохнули.
— Если они все не слопали друг друга, то мы можем освежевать одного — будет тебе шкура рвача на память, — предложил Рико Кристе.
— И что мне делать с этой мертвечиной? — фыркнула она, непроизвольно вздрогнув. — Гораздо больше меня интересует жизнь!
— Съел? — подмигнул Бен Рико. — А теперь пошли. Я хочу посмотреть на эту вашу невероятную студию.
Вечерний бриз разогнал остатки тумана, и теплые лучи солнц ласкали кожу. Гидрокостюм Кристы от тепла обвис и, пока она шла вслед за Беном по пляжу, то и дело цеплялся за острые края камней, в изобилии валявшихся у подножья утеса. Потайной вход, прятавшийся под валуном, охраняли два заваатанина в зеленых комбинезонах.
— За мной! — скомандовал Рико. — Правда, я туда попал более экзотическим путем. Смотрите под ноги — ступеньки влажные, и легко поскользнуться.
Криста шагнула в темный проход, и в лицо ей дохнуло прохладной влагой. Все стены туннеля были украшены барельефами, изображавшими келп, море, рыб и солнца. Прежде чем погрузиться в подземную тьму, девушка оглянулась, словно прощалась с солнечным светом.
— Смотрите-ка! — воскликнул Бен, указывая в небо. — Дирижаблики! Они несут судно, на котором прибыли эти двое!
Из-за края обрыва выплыло несколько дирижабликов. Двое несли в щупальцах серебристое тело амфибии. Затем они закружились в танце, выпуская из водородных мешков воздух. Свист стравливаемого воздуха напоминал старинный островитянский сигнал «Все в порядке». Огромные оранжевые паруса раскрывались и опадали в едином ритме. Солнечные лучи пронизывали мембраны, и даже снизу Криста могла разглядеть ювелирный рисунок кровеносных сосудов.
— Стражи оракула, — сказал один из заваатан. — Их, как и нас, Аваата прислала к вам на помощь. Не нужно их бояться.
Кристе показалось, что теперь ветер доносит другой свист: «Авааатаа, Авааатаа, Авааатаа…»
— Пошли, — поторопил друзей Рико. — Ребята тут сами все приберут. А у нас не так уж много времени.
Они спустились по скользким ступенькам, и за поворотом, там, где Криста ожидала встретить тьму, открылась большая ярко освещенная пещера. Свет струился из пруда, и Криста физически ощутила его тепло и пульсацию жизни, исходящую от плавающих в воде темно-зеленых листьев.
— А меня сюда Аваата перенесла под водой, — сообщил Рико. — Через вот этот пруд. Еще один выход из моря находится там, на пляже, но им можно пользоваться только при отливе. Я с трудом там протиснулся. Ну а здесь — полный комфорт.
Здесь пахло как в прекрасном саду, вот только цветов не было видно. В центре пруда из воды вздымался огромный корень, спиралью уходящий в потолок.
— А ведь он идет оттуда, сверху, — заметил Бен. — Эту скалу изрядно перекорежило во время землетрясения в 82-м. Вы только поглядите на это чудовище!
Криста внимательно оглядела корень и убедилась, что Бен прав — он не рос из пруда, а наоборот, врастал в него. Чем выше, тем он был толще. А там, где на высоте тридцати метров он уходил в скалу, базальтовый потолок мерцал тысячами искр, отражавшихся от слюдяных вкраплений.
— Это один из самых старых корней, — тихо сказала Криста. — Он очень древний.
Стены и купол пещеры покрывал сплошной ковер ползучих растений. Как только все трое двинулись к пруду, раздались приветственные аплодисменты. Собравшиеся для встречи гостей заваатане скандировали: «Крис-та, Крис-та, Крис-та!» И в такт их голосам пульсировал свет в пещере.
— Посмотри на себя, — прошептал Бен. — Ты же вся светишься!
И это был не образ, не фигура речи — действительно, все тело Кристы, кроме кисти, за которую держал ее Бен, озарилось ровным мягким сиянием. Но это не было отражением света келпа — это был ее собственный свет, пульсирующий в такт биению сердца. И с каждым его ударом она ощущала себя все сильнее и сильнее.
— Благодарю вас! — Криста поклонилась встречавшим ее заваатанам. — Спасибо вам всем. Ваши мечты о новой Пандоре в самом скором времени исполнятся.
Она ступила на край бассейна и словно растворилась в бьющей оттуда мощной волне энергии. Вновь, как когда-то, огромное сердце Авааты раскрылось перед ней. Она одновременно смотрела тысячами глаз людей всей планеты. И некоторыми из них видела сейчас саму себя, стоявшую на краю пруда.
И она услышала свой голос, разносящийся по пещере с небывалой мощностью:
— Страх — разменная монета в царстве Флэттери. Будем ему платить той же монетой.
С ее простертых над прудом рук прозрачной вереницей вспорхнули самые разные образы и заполнили всю пещеру. Ее тело растворялось в море, и она вздымала тысячи рук к небу с радостью и надеждой.
Кто-то из объединившихся судорожно вздохнул, и по пещере разнесся, нарастая, общий возглас:
— Келп! Смотрите на келп!
Для этого не понадобилось выходить наружу — на огромном голоэкране открылась удивительная по красоте и масштабности картина: во всех морях Пандоры келп воздел свои стебли к небу, и становища сомкнулись, образуя огромные переливающиеся разноцветными огоньками арки. И плывущие в небе дирижаблики тоже светились, связывая между собой самые отдаленные становища как диких, так и одомашненных келпов.
Сквозь мерцание светового занавеса Кристе улыбался Рико, и она подумала, как он не похож на того Рико, которого она увидела впервые. Этот Рико был счастлив.
— Вы видите Аваату! — кричал он. — Келп восстал! Да здравствует Аваата!
Радостные возгласы и аплодисменты потонули в нежной мелодии, которую вела флейта и подчеркивал рокот водяного барабана.
— Но как?.. — От волнения Бен не закончил фразу. Он во все глаза смотрел на явившееся чудо — парад образов со всей Пандоры, такой объемный и яркий, словно все, кто находился в пещере, смотрели на него с морского обрыва.
— Это что-то вроде келпопроводов, но в мозгу, — пояснил Рико. — Но теперь, чтобы войти в контакт, уже не надо прикасаться друг к другу.
Оператор обернулся к Кристе и взял ее за руки. И тут же их окружило яркое сияние.
— Это заняло всего несколько секунд реального времени, но я уходил на много-много лет, — сказал он. — Я прожил твою жизнь, свою, даже жизнь Флэттери. И я узнал, что его тело — это бомба для келпа. Если Флэттери умрет, погибнет и келп. Стоит его сердцу остановиться, как тут же сработает механизм, открывающий его токсинохранилища, и все моря Пандоры в одночасье будут отравлены. Теперь вы понимаете, почему мы должны остановить его и спасти от его собственной злобы. Войди в келп, Криста. Расскажи об этом всему миру.
Криста почувствовала, как сильные руки помогают ей перейти на спираль корня и как в толпе монахов нарастает взволнованный шепот. И тут же она ощутила прилив радости и юной силы — она вошла в сознание Калеба Нортон-Ванга.
А еще через мгновение она почувствовала, что сеть связанных между собой разумов разрастается: все люди, собравшиеся по всей планете у оракулов, разделили общее сознание. И это был не просто обмен мыслями, это было неведомое доселе ощущение радости жизни, разделенное каждым, кто объединился. Криста чувствовала себя легкой, как пылинка, плывущая в потоках теплого воздуха, и каждая клеточка ее тела рассылала по всему света лучистые послания любви. Одна из искорок, вылетевшая из ее лба, устремилась в космос, туда, где тоже были еще не потерявшие надежду люди. И вот она уже сама смотрит с орбиты на Пандору и восхищается ее сияющими всеми цветами радуги морями.
«Теперь ты сама видишь, Криста Гэлли, — раздался беззвучный голос. — Срезанный стебель вновь пустил корни. В тебе все части воссоединились, но Аваата — это много больше, чем просто вновь объединившееся целое».
Если вы овладели каким-то действием, искусством, дисциплиной, мастерством, то воплощение его направьте так далеко, как только можно, раздвиньте его за все мыслимые и немыслимые границы, а затем смело вторгайтесь в царство магии.
По приказу Дварфа Макинтоша все сектора станции в районе оси были заблокированы, а люди из них эвакуированы. В опасной зоне остались лишь коммандор и несколько пожарных, взявших на себя роль службы безопасности. Мак понимал, что, если Бруда загнать в угол, он может решиться на любой шаг, и потому приказал Спаду подготовить автоматы расстыковки на тот случай, если понадобится развести орбиту и безднолет. Но он был уверен, что Бруд в первую очередь нацелился на Контроль над течениями — захватить его легче, чем отправиться на авось в космический полет.
«Если нам повезет, ему не удастся захватить и безднолет, и станцию и удержать их, — думал Мак. — А если очень повезет, то ему вообще ничего не удастся захватить».
Еще со времен Лунбазы Дварф возненавидел ощущение тяжелого лазерника в руках, и хотя невесомость давала им большое преимущество перед Брудом и его людьми, все же капитан, глядя на энтузиазм парней своего отряда, сам вовсе не рвался в бой. Он был старшим по возрасту членом экипажа «Землянина» и успел обучить немало других групп, прежде чем сам по просьбе Флэттери отправился в полет.
Но теперь его уже не втянешь в подобную авантюру. С тех пор как Беатрис вошла в его жизнь и наполнила ее новым смыслом, он решил: никаких гибернаций, никакой «временной» смерти! Представив себе, как он держит на мушке капитана, Мак почувствовал, как тоскливо заныло под ложечкой, а руки затряслись. Он проверил крепления на главном входном люке Контроля.
«Не заперто».
По знаку командира четверо его людей натянули шлемы и загерметизировали скафандры. Затем проверили внутреннюю связь.
— Первый готов! — отрапортовал один из пожарных.
— Второй готов.
— Третий на связи.
— Четвертый здесь.
— Только аккуратно, — напомнил Макинтош. — Мы не для того все это так долго строили, чтобы разнести в хлам. Кроме того, не забывайте, что келпоштекеры не уцелеют в вакууме. Так что разгерметизацию прибережем на самый крайний случай. Второй и третий, прикрывайте меня с боков. Четвертый идет с первым. Ясно?
Четверо солдат разом подняли кулаки к плечам, подтверждая готовность (хотя номер второй при этом висел вверх ногами).
— Пошли!
Мак распахнул люк, и они ринулись в помещение, служившее им на протяжении последних лет родным домом. Во второго попали сразу, как только он появился в проеме. Третий, используя его тело как щит, ворвался в помещение и одним сильным ударом вывел из строя сразу двух охранников. Четвертый проплыл под самым потолком и завис над Брудом.
Капитан сидел, вольготно раскинувшись в командирском кресле, а дуло лежавшего у него на коленях лазерника было недвусмысленно направлено на «сеткомастер». Он даже не надел скафандра.
Мак на секунду застыл, не в силах оторвать взгляда от блестящего дула, нацеленного на мозговой центр системы, управлявшей всеми одомашнеными келпами в масштабах планеты.
— Доктор Макинтош, немедленно пристрелите обоих ваших людей, или через секунду эта штуковина отойдет в область легенд.
В одно мгновение в мозгу Мака выстроилась четкая логическая цепочка.
«Он блефует. Если он уничтожит „сеткомастер“, то в течение года на Пандоре будет твориться такое, что не уцелеет никто». Но тут до Мака дошло, что капитан, вполне возможно, и не собирается возвращаться на Пандору. Вполне возможно, что он планирует воспользоваться безднолетом.
«Но ведь он не захватил его. Пока не захватил».
— Я хочу добавить, что, если меня сейчас убьют, — спокойно продолжал Бруд, — ваш ОМП тоже станет легендой. У нас есть своя связь, можете убедиться.
Мак заметил отражавшихся в главном мониторе четырех техников, спрятавшихся за шкафами. Все они находились на траектории выстрела лазерника Бруда. Только бы не дошло до стрельбы! Как оказалось, скафандры — плохая защита от лазерника.
Бруд набрал на консоли Мака код связи по интеркому.
— Я оставил присматривать за ОМП верного человека. Вы не могли не заметить, как он молод и горяч. И еще он очень нервный, чем не раз доставлял мне немало хлопот. Можете расспросить свою голозвезду, что случается, когда Уши начинает нервничать. Ты на связи, Уши?
Послышался кашель, а затем голос:
— Д-д-да, босс. Они тут мне все чего-то говорят, да я их не слушаю.
— Как идет подключение?
— Порядок! — Голос действительно звучал очень молодо. — Технари говорят, что еще максимум два часа — и все.
— Вы хотите подключить ОМП? — ошеломленно спросил Мак, даже не пытаясь скрыть удивления. — Но зачем?
— Мы можем захотеть отправиться в небольшое путешествие, доктор. Так, вернемся к этим двум мешкам с дерьмом. Я приказал вам от них избавиться.
— Я не стану этого делать, капитан. — Мак вновь овладел собой. Он откинул забрало шлема, уселся в кресло Спада и принял такую же небрежно-вольготную позу, что и Бруд.
— Если вы думаете, что я блефую…
— Нет. Вы не блефуете. Вы затеяли нечто серьезное. Игру, в которой «сеткомастер» — один из ваших козырных тузов. И вы не станете его обменивать на жизнь двух обычных рабочих.
— Хорошо, пусть убираются.
Мак кивнул своим ребятам и скомандовал по внутренней связи:
— Все в порядке. Охраняйте люк. И этих двоих и четверых техников заберите с собой.
— Они останутся!
— Выйдут все, кроме вас и меня, — заявил Мак. — Вы сами понимаете, что это оптимальный вариант. Кроме того, у ваших охранников появится шанс остаться в живых. А что до остальных… они все равно ничего не могут сделать, пока ситуация не изменится. Разве я не прав?
Бруд сердито засопел, но все же махнул рукой, приказывая всем выйти. Первым вынесли раненого, на которого капитан даже не взглянул. Он неотрывно следил за мониторами «сеткомастера», транслирующими происходящее в различных секторах морей Пандоры. Все они были залиты каким-то странным сиянием, а голопроектор окутывала странная дымка.
Внезапно с главного монитора хлынул поток серебристого сияния, расплескался широкой волной по полу и лизнул ботинок Бруда. Голопроектор тоже засветился подобно маленькой луне. Судя по отражению на переборке, этот странный свет залил все помещение.
«Это келп, — пронеслось в голове Мака. — Вот только что все это значит?»
Лазерник капитана по-прежнему был нацелен на «сеткомастер», но по показаниям дисплеев Мак увидел, что вся сетка странным образом изменилась — волны шли тугими спиралями вокруг становищ. Либо Бруд не заметил сияния, либо не знал, что это необычное явление.
«Кто-то перехватил управление всей системой и теперь перенастраивает ее!»
Но что бы сейчас ни происходило, это означало, что «сеткомастер» вышел из игры. Теперь он был всего лишь аппаратом, регистрирующим происходящие изменения, — не больше.
— Так это Флэттери послал вас сюда? — спросил Макинтош.
Бруд бросил на него косой взгляд, но довольно вежливо ответил:
— Да, это он меня послал.
— И вся эта пальба, которую вы здесь устроили, что, тоже по его приказу?
— Я следовал… духу, а не букве его приказов.
— Тогда почему я об этом…
— Потому что вы тоже часть приказа, доктор.
Бруд развернулся вместе с креслом к Макинтошу, и тот поразился, насколько мрачными и старческими были глаза на этой еще мальчишеской физиономии. Теперь дуло лазерника Бруда было направлено на грудь Мака. А сияние продолжало струиться уже со всех экранов за спиной бледного от напряжения капитана.
«Вся планета светится, — думал Мак. — Это келп. Но что же все это значит?»
— Мне было приказано захватить Контроль над течениями и не спускать глаз с этой Татуш. — Бруд говорил тихо, почти шепотом. — Нам было велено исключить из программы новостей любое упоминание об Озетте, заменить — при необходимости — часть ее группы и проводить журналистку на орбиту. Директор считал, что она вполне могла повлиять на вас, и поэтому нам следовало взять под охрану как Контроль над течениями, так и проект «Безднолет».
— И поэтому вы запугали ее до смерти, перестреляли всю группу, убили моих охранников и теперь собираетесь уничтожить «сеткомастер» и спереть безднолет. И вы собираетесь повесить эту лапшу на уши Флэттери, капитан?
Бруд усмехнулся, показав острые белые зубы, но его глаза остались холодными, как пласталь.
— Это у нас семейное, доктор. До вас вряд ли дошли слухи о том, что мой настоящий отец — Флэттери. А моя мать — я даже имени ее не знаю — была одной из его многочисленных наложниц. Ну а в результате их интрижки получился я. Во всяком случае, так говорят.
Мака не столько поразило сообщение о родстве капитана с Флэттери, сколько звучавшая в его голосе холодная ярость.
«Горячий гнев сжигает того, кто гневается, но холодная ярость убивает других».
Мак хотел ответить, но капитан Бруд остановил его жестом и продолжил:
— Держите свои соболезнования при себе, доктор. Мне от них ни холодно ни жарко. Я не один такой. Нас, привилегированных ублюдков, более чем достаточно. Если он узнает однажды правду, то будет мне благодарен уже за то, что я его не доставал на эту тему, а если не узнает… — Он пожал плечами и прикусил губу. Серебристое сияние поднялось уже до его лодыжки. — Другим повезло меньше. К примеру, моей матери — кем бы она там ни была. Директору нужна власть. И мне нужна власть. И так или иначе, но я ее получу.
— Внизу объявлен код «Брут». Ваша акция — часть операции?
Бруд расхохотался, и от одного вида его острых зубов Мака пробрала дрожь.
— Я победитель, доктор. Я заранее присоединяюсь к победившей стороне. Беспроигрышный вариант! Если победит Флэттери, то окажется, что я спас для него безднолет и его драгоценные келпопроводы. А если проиграет, значит, я спас все это для того, кто его одолеет.
— А что будет, если та или другая сторона обратится к вам за помощью?
— А у нас связь барахлит — надо же, какая неприятность! Так ведь это у вас дело обычное, доктор, не так ли?
Мак улыбнулся:
— Есть такое. Это наша вечная головная боль.
— Да, я знаю. Мои люди хоть и новички в невесомости, но в технике разбираются. Мы уже давно подглядывали за вами, так, для практики. Я очень неплохо вас знаю, доктор Макинтош. А насколько хорошо вы знаете меня?
— Да я вовсе вас не знаю.
— Не скажите. Вы, например, знали, что я не буду стрелять в «сеткомастер», во всяком случае, пока. И вы знали, что, если бы я действительно захотел, чтобы ваши люди умерли, они бы умерли. И вы вместе с ними. А теперь расскажите, что вы еще обо мне знаете.
Мак поскреб подбородок. Капли крови номера два, словно рассыпанное ожерелье из красных бусин, легкой стайкой подплыли к нему. Дварф попытался припомнить, кому из пожарных он дал этот номер, но в голове было пусто. Впрочем, раз Бруду пришла охота поболтать, тем лучше — нужно тянуть время всеми возможными способами.
— Да, вы все продумали, — усмехнулся Мак. — Даже то, что можете поспешить и встать не на ту сторону. Но и в этом случае у вас остается для бегства безднолет. Если, конечно, вы сумеете собрать экипаж.
— У меня есть вы, доктор, — сверкнул ответной улыбкой Бруд. — Член самого первого экипажа. И кроме того, у меня есть ОМП. И еще, готов спорить на что угодно, вы, как человек умный, наверняка предусмотрели какую-нибудь дублирующую его систему, типа «сеткомастера». Да, именно так: дубль для дубля…
Бруд вновь расхохотался. Дулом лазерника он согнал капельки крови в один шарик и запустил его в дальний угол. Серебристая пласталь лазерника покрылась мелкими красными брызгами.
Откуда-то из глубин тренированной памяти Мака выплыл инструктор с Лунбазы, рассказывающий о том, насколько «чистое» оружие лазерник: огненный сполох практически мгновенно закупоривает все сосуды, и крови не выливается ни капли. Практика, однако, доказала, что бывает и иначе.
Но тут ярчайшая вспышка резанула по глазам, и Мак рефлекторно зажмурился. Бруд, похоже, пытался встать с кресла, но ему почему-то это не удавалось.
— Что за чертовщина?!
Мак осторожно открыл глаза, и по его щекам покатились крупные слезы, однако, если хорошо прищуриться, он что-то видел. И то, что он увидел, заставило его и без того учащенно стучавшее сердце заколотиться как сумасшедшее.
«Если бы свет был твердым, то он выглядел бы именно так».
Теперь свет был уже не таким ярким, но Дварф ощущал всем телом, всей кожей его материальную плотность: он не был горячим, как, скажем, солнечный свет, и упруго давил на тело, как активизированный скафандр.
Мак оттолкнулся от кресла, подлетел к Бруду и попытался завладеть его плавающим над консолью лазерником. Но Маку не повезло: в ту же секунду, когда он взялся за приклад, капитан открыл глаза, дернул оружие к себе, а еще через мгновение его дуло смотрело в лоб Макинтоша.
— Доктор, вы что, еще не поняли, кто здесь хозяин? Я в любой момент могу вас зажарить, но пока не буду торопиться. Пожалуй, я приготовлю из вас с вашей подружкой обед из двух блюд. Но это чуть позже. А сейчас вам лучше честно рассказать, что за хрень такая здесь происходит.
Его перебил прорвавшийся по интеркому перепуганный голос:
— Капитан Бруд, мы ничего не видим! Весь отсек залило ярким светом. И идет он от… от мозга! Я…
Потом раздался какой-то шум, похожий на звуки борьбы, и Мак понял, что его отряд захватил отсек с ОМП. Последние события сбили с Бруда спесь, и первый раз за все время их знакомства Мак увидел в глазах капитана что-то похожее на страх.
— Я, честно говоря, сам не понимаю, что происходит… — начал Мак, но Бруд не дал ему договорить.
— Не делайте из меня идиота! — завопил он, брызгая слюной, тут же разлетевшейся во все стороны маленькими сияющими шариками.
— Скорей всего, это работа келпа, — самым спокойным тоном, на которой был в данный момент способен, объяснил Мак. — Мы сейчас вовсю используем подключение к нему, в частности, оборудование ОМП тоже базируется на нем…
Но тут Бруд издал странный горловой звук и изумленно уставился на что-то за спиной Мака. Дварф уцепился за скобу и плавно развернулся, прикрыв глаза ладонью. Все мониторы демонстрировали различные сцены из истории Пандоры, начиная с прибытия Корабля.
— Это… это мои воспоминания… — задыхаясь, прошептал Бруд. — Все дома, в которых мы жили… моя семья… кроме… кроме… Кто это такая?
На всех экранах, заслоняя остальные картины, стало проступать женское лицо. Оно то выцветало и растворялось, то появлялось вновь еще отчетливее… Уж кто-кто, а Мак узнал ее с первого взгляда: это была Алиса Марш. Но сейчас она выглядела так, как двадцать лет назад.
Ее тихий голос заполнил все помещение и, казалось, полился одновременно со всех сторон:
— Если вы готовы к нам присоединиться, то мы можем начинать.
В наступившей тишине свет сгустился и превратился в огромный висящий прямо в воздухе люк. Он выглядел таким же материальным, как рука Мака, и кроме него уже ничего не было видно: все помещение Контроля, все столы, кресла, аппаратура — все исчезло за сияющим световым занавесом. Мак остался наедине с люком, хотя и слышал тяжелое дыхание стоящего в двух шагах от него Бруда. Но ощущение полного одиночества было настолько сильным, что он чуть было не протянул руку, чтобы дотронуться до капитана и убедиться, что тот все еще здесь.
«Бой с Тенью», — подумал Мак. — Выходит, они научились делать и такое…»
— Это еще что за дерьмо? — раздался злобный выкрик Бруда. — Если опять какие-нибудь фокусы келпа, то меня просто так не обдуришь! А если все это светопреставление твоих рук дело, то считай, что ты уже покойник.
И, прежде чем Мак успел его остановить, Бруд выстрелил прямо в люк. Но лазерник почему-то вышел из повиновения и заработал на полную мощность, выжигая весь заряд без остатка. Судя по лицу капитана, это было для него полным сюрпризом. А люк разлетелся на тысячу сияющих осколков, тут же превратившихся в тысячи люков и дверей поменьше, которые закружились в танце перед ошеломленным Маком.
Беспрерывно палящий лазерник раскалился настолько, что Бруд уже не мог держать его в руках и попытался отбросить взбесившееся оружие, но пластальной корпус уже раскалился докрасна и прикипел к ладоням. Лицо капитана побагровело, вены на шее набухли, крик рвался из груди, но он стиснул зубы и не издал ни стона, пока заряд не выгорел до конца.
Мак был все это время словно в каком-то коконе — он не слышал ни звука, не чувствовал никаких запахов. Он только смотрел, как капитан беспомощно кружится в воздухе, держа на отлете сожженные до костей ладони. Обернувшись, он вновь увидел перед собой люк, но если раньше он напоминал стыковочный шлюз орбиты и безднолета, то теперь был точной копией двери, ведущей в конференц-зал на Лунбазе. Мак бывал там только тогда, когда руководство знакомило всех с планом новых экспериментов в области изучения искусственного разума. При одном воспоминании о некоторых совещаниях у него до сих пор шевелились волосы на голове, а ладони покрывала липкая испарина. Но сегодня эта дверь не вызывала у него неприятных ассоциаций.
В том, что это иллюзия — голограмма самого высшего качества, он не сомневался. Он уже имел опыт работы с голопроекциями четвертого и пятого поколений, но эта… Она выглядела абсолютно реальной, словно свет перешел в иное качество и приобрел объем и вес, свойственный объектам иной субстанции.
— Как они этого добились? — спросил он вслух. — Это что, голопроекция тысячного поколения?
На миг ему показалось, что каждый атом в комнате, сам воздух и его судорожное дыхание заняли свои четко определенные места на картине. Мак протянул руку вперед, зная, что она должна пройти сквозь висящий перед ним образ, но пальцы ощутили плотную поверхность реальной двери. Бруд и все окружающее вновь растворились в сиянии фона, и перед Маком остался один-единственный материальный объект — старинная дверь, будившая воспоминания о Лунбазе. Ему даже послышались какие-то голоса по ту сторону, а затем их заглушил радостный смех Беатрис.
— Присоединяйтесь к нам, доктор, — вновь пригласил льющийся со всех сторон тихий голос. — Без вас у нас ничего не получится.
Мак неуверенно потянулся к дверной ручке, и дверь тут же вновь преобразилась: теперь это был вход в арборетум на Лунбазе, огромную оранжерею под плазмагласовой крышей. Он любил бывать там и порой часами бродил в лунных сумерках по поросшим мягким мохом лужайкам, прислушиваясь к шороху листьев деревьев и всей грудью вдыхая запахи цветов. Да, эту дверь ему очень хотелось открыть, даже несмотря на некоторую настороженность, все еще таящуюся где-то в глубине души: ему была неприятна мысль о том, что, вполне возможно, его сознанием манипулируют.
Его пальцы нащупали вполне реальные винты, и через мгновение люк распахнулся, обнаружив комнату, которая была освещена еще ярче той, в которой он находился. Но почему-то он мог смотреть не щурясь, и режущая боль в глазах прошла. А навстречу ему из светящейся дымки уже спешила…
«Я умер! — пронеслось у Мака в голове. — Похоже, Бруд все же пристрелил меня, и я уже на небесах…»
Противостояние человека и его собственной тени выявляет таящийся в нем свет личности.
Добровольная пожарная команда, преобразившись в боевую единицу, не потеряла ни смелости, ни решительности. Сейчас, ожидая штурма отсека ОМП, они курсировали по коридору, чтобы исключить возможность нападения на них врасплох даже на самых дальних подступах. Как ни странно, большинство мужественных пожарных составляли женщины (их вообще на станции было намного больше, чем мужчин). У всех на поясах громоздких огнезащитных скафандров висел набор различных инструментов и электронных отмычек для не открывающихся и заблокированных люков. Некоторые пролетали мимо Беатрис в форсированном режиме, и ее разгоряченное лицо овевали тугие струйки воздуха. Все они имели другие профессии и другие обязанности — участие в пожарной дружине было сугубо добровольным. Но по первому же сигналу тревоги они бросали все дела и спешили в объявленный опасным сектор. Страшнее огня на борту станции была лишь угроза разгерметизации. И все же, несмотря на шуточки, которыми пожарные обменивались по внутренней связи, все они изрядно нервничали — об этом красноречиво говорили их глаза.
Журналистка с самого начала подозревала, что запершийся в отсеке юнец сейчас занят подключением ОМП. Оставшимся с Беатрис отделением командовал инженер Хаббард. Как и все остальные члены команды, он был добровольцем и давно привык совмещать свои прямые обязанности с возложенной на него ответственностью за безопасность станции. Он сформировал крепкую команду единомышленников и использовал каждого в соответствии с его профессиональными навыками. А многочисленными тренировками добился практически мгновенной готовности, когда бы и где бы ни прозвучал сигнал тревоги.
Четыре женщины подвели к люку и к переборке — в том месте, где проходил сварочный шов, — два автогена. Аппараты весили по пятьдесят килограммов, но здесь, в условиях невесомости, основную сложность при транспортировке представляли их пышные формы.
«Похоже, эти дамы здесь с самого начала проекта», — подумала Беатрис, глядя, как ловко аборигенки орбиты пользуются не только руками, но и ногами. На их скафандрах даже ступни имели что-то вроде перчаток, чтобы можно было работать пальцами ног. Попав на станцию в первый раз, Беатрис решила, что тут имеют место остаточные островитянские мутации, однако последующие визиты убедили ее в том, что это чисто орбитальное «приобретение». Мак сам не раз демонстрировал изумительную ловкость пальцев ног и тоже пользовался модифицированным для этих целей скафандром.
— Заговорите ему зубы, — попросил Хаббард. — И через пятнадцать минут мы вскроем этот отсек, как консервную банку и прищучим этого пацана.
— Эти пацаны расстреляли в упор всю мою группу, — с горечью отозвалась Беатрис. — И, прежде чем покончить с вашими охранниками, еще и зубоскалили на эту тему. Так что прищучить этого пацана так просто вам не удастся. И это еще не гарантия того, что мы сохраним ОМП.
— А как действовали бы вы на нашем месте? — В голосе Хаббарда не было ни пренебрежения, ни недоверия, лишь желание побыстрей услышать ответ.
— Видите ли, я помогала Маку настраивать аппаратуру и знаю, что в этот отсек ведет один из служебных туннелей. Он начинается в соседнем помещении и выходит прямо к центральной консоли. Я хорошо знаю этот лаз и могла бы…
— Для этого у нас есть Шорти, — возразил инженер. — Она природой приспособлена для самых узких туннелей. А кроме того, она в скафандре, и если мы создадим там вакуум…
— Нет, — перебила его Беатрис. — Это слишком рискованно. ОМП нужно сохранить при любых обстоятельствах, а я уже видела, на что способны люди, которые начинают задыхаться. Нет, нам нужно, чтобы эти… пацаны были абсолютно спокойны. Им не привыкать палить во все, что движется рядом не по их желанию.
— Да, вы правы, — кивнул Хаббард. — Шорти, передай Кронину, чтобы немножко поколдовал со своей химией. Нам нужно, чтобы мальчики вырубились в одну секунду. А заодно и те, кто еще там застрял. Короче, нам нужно, чтобы и ОМП, и техперсонал в конце операции были живы и здоровы. Ясно?
— Есть, босс.
— Внимание всем! — объявил Хаббард. — Переключить внутреннюю связь на частоту пожарной охраны — три-три-один. — Он обернулся к Беатрис и пояснил, одновременно нажимая на какие-то кнопки на своем шлеме: — Таким образом мы сможем общаться друг с другом, не подключаясь к интеркому, и он нас не сможет подслушать.
Беатрис оценивающе взглянула на притороченные к поясу Хаббарда инструменты.
— Давайте-ка посмотрим, что у вас есть интересного. Возможно, я сумею с их помощью активизировать некоторые сенсоры в отсеке. Лишние глаза и уши нам не помешают.
Оглянувшись на ящичек интеркома, она замерла, пораженная необычным явлением — он светился изнутри. Но это вовсе не было похоже на короткое замыкание, сопровождаемое тусклым багровым мерцанием и искрами, нет — из щелей переговорника веерами расходилось пульсирующее серебристое сияние. И прямо на глазах становилось все ярче и ярче.
Хаббард машинально потянулся к прикрепленной к поясу канистре, но Беатрис остановила его:
— Это флуоресцентный свет. Он холодный. Это свет келпа, который мы посадили здесь, на орбите, с год назад.
Она сняла с пояса инженера электродетектор и поднесла к плававшему в декоративной вазе стеблю с характерными сине-зелеными листьями.
— Келпа? — ошарашенно переспросил Хаббард. — Он что, вроде лампочки? Но к чему он подключен?
— Смотрите-ка, его цепи не перегружены… Мы использовали его в качестве банка данных и экспериментировали в области голографии… Ага, это где-то здесь, — удовлетворенно кивнула Беатрис, продолжая сканировать стебель. — Это даже электрическим током не назовешь, скорее уж… радостным возбуждением.
Она протянула руку и погладила мокрые листья — и в ту же секунду вздрогнула, увидев физическим зрением то, что происходило в отсеке ОМП. Юный солдат застыл посреди лаборатории, испуганно оглядываясь по сторонам, что, однако, не мешало держать ему лазерник наизготовку. Беатрис смотрела на него одновременно с двух точек: первая как бы располагалась на высоте ее собственного роста, так, как если бы она действительно могла видеть сквозь стену. А вторая… «Вторыми глазами» она видела мальчишку-солдата лишь по пояс, как мог его «видеть» ограниченный срезающей поле зрения снизу подставкой… ОМП. Она смотрела на него «глазами» мозга Алисы Марш. Юнец был изрядно чем-то напуган. Он судорожно вцепился в свой лазерник, и его указательный палец на спусковом крючке побелел от напряжения.
— Идите скорее туда, — прошептала Беатрис Хаббарду. — Запустите туда кого угодно, только скорее. Мальчишка психует и вот-вот начнет палить во всех без разбору.
Она ухватилась за влажные листья, как за руку друга, и вновь ее сознание раздвоилось: команды Хаббарда доносились до нее словно из дальнего далека. А затем она уже полностью отключилась от реального мира и заскользила молекулой по узким коридорам стеблей, пока не оказалась там, где ее уже ждали родные глаза и губы. От неожиданности Беатрис отпустила стебель келпа, и ее видение тут же стало, мерцая, растворяться на фоне пластальных стенок коридора. Она оглянулась вокруг и осознала, что отплыла от стебля достаточно далеко. Подтянувшись на паре скоб, она вернулась и вновь, уже как утопающий за соломинку, уцепилась за стебель, чтобы вернуться в только что открывшийся ей удивительный новый мир.
«Я не должна поддаваться, — упрямо зудело у нее в голове. — Я должна остановить это! Бен, как ты был прав!»
Ей одновременно было и муторно, и очень хорошо. Она держалась из последних сил, но в то же время подпитывалась энергией из чудесного свежего источника. Умом она понимала, что должна отпустить листья и прервать этот головокружительный полет по зеленоватым туннелям внутри плетей келпа, но с другой стороны, ее репортерская натура влекла ее вперед, к новому, невероятному сюжету. Проскользнув сквозь келпоштекеры, Беатрис оказалась в сетях безднолета, а еще через мгновение — уже на Пандоре. Судорожно вцепившись в стебель, она целиком сосредоточилась на своем полете. Полностью сконцентрироваться ей мешали лишь чьи-то странные стоны и всхлипывания где-то рядом. Беатрис не сразу поняла, что это ее собственные стоны.
И вновь она вернулась на станцию и всего в метре от себя увидела побелевшие от ужаса глаза мальчишки-солдата и его ощеренные, как у загнанной крысы, острые зубы.
«Я вижу глазами Алисы… — подумала Беатрис с содроганием. — Теперь я стала глазами Алисы».
Колдующие над ОМП руки техников заметно дрожали, и с каждым подключенным проводом мозг светился все сильнее.
— Бруд ни о чем таком не говорил! — Мальчишка нервничал все больше и больше. — Что, так и должно быть?
— Не знаю, — дрожащим шепотом отозвался техник. — Хотите прекратить подключение?
Парень растерянно потер лоб и веки. Беатрис знала, что он видит человеческий мозг, уже опутанный сетью подключенных к нему датчиков, кабелей и келпоштекеров. Но сейчас из этой паутины она, Беатрис, смотрела на него глазами Алисы Марш. От напряжения бедняга так взмок, что волосы у него слиплись от пота а на рубашке под мышками расплылись темные пятна.
«Чего он боится? — спросила сама себя Беатрис. — Ответственности или этого странного светящегося мозга?»
Он происходит из островитян, а значит, какие-то отклонения от нормы в физиологическом плане его вряд ли смущают. Покажи обнаженный мозг морянину — и он вздрогнет, а островитянин лишь пожмет плечами и пойдет себе дальше.
— Нет, — наконец выговорил он. — Нет! Капитан приказал подключить эту штуку, невзирая ни на какие обстоятельства. Надеюсь, что связь с ним скоро восстановится.
Парень тороплива отщелкал на кнопках код и приник ухом к переговорнику.
— Капитан, Брюхо на связи! Прием!
В ответ — лишь треск помех.
— Капитан, вы меня слышите?
Выругавшись, Брюхо шагнул к интеркому. Но в условиях невесомости чуть было не пролетел мимо люка. В последнюю секунду зацепившись за скобу, он повис над люком и злобно уставился на технарей:
— Какой код у Контроля над течениями?
— Два-два-четыре, — ответила одна из женщин, не поднимая головы. — Он активизируется и голосом.
Парень отщелкал номер, и из интеркома выплеснулось серебристое сияние. От неожиданности он отскочил, поднял лазерник и щелкнул предохранителем. «Нет! Только не стреляй!» — беззвучно взмолилась Беатрис. И в ту же секунду пролезшая по техническому люку Шорти прыгнула ему на спину. Техники с визгом разбежались, а ошалевший Брюхо принялся палить по интеркому.
И он стрелял до тех пор, пока не кончился заряд. Для Беатрис время словно замедлило свое течение. Вот дуло медленно поворачивается и нацеливается прямо… прямо на нее!
«Так не бывает, — равнодушно подумала она. — Лазерник работает со скоростью света».
Дуло было так близко, что заряд даже не успел полностью выйти из него, как уже коснулся границ окружавшего мозг Алисы Марш сияния. А уже в следующую секунду ствол оказался пустым. Брюхо дико закричал, пытаясь отбросить раскалившийся лазерник, но пласталь прикипела к ладоням и не желала отдираться иначе как с огромными кусками вздувшейся волдырями кожи. Шорти собралась в комок и мощным ударом рук и ног одновременно запустила парня под потолок, где он беспомощно повис, не в состоянии спуститься вниз. Да и не до этого ему было. И все же выстрел лазерника как-то повлиял на поле, излучаемое мозгом, — теперь Беатрис чувствовала себя так, словно оно окружало и защищало ее от всего мира. И ей очень хотелось довериться ему — она больше не испытывала ни малейших сомнений, ни страха.
Ее словно накрыло сияющей сферой, внутри которой царили тишина и гармония. А ладонь Беатрис согревало теплое пожатие друга, нежное и вечное, как свет солнца.
«Это сенсация! — шепнула явившаяся неведомо откуда залетная суетливая мыслишка. — Ты потрясешь весь мир!»
Но Беатрис не откликнулась — она плыла в океане тепла и света. Света, физически ощутимого.
«Это центр. Это — сердце, — лениво текли мысли. — Это… мое сердце».
Перед Беатрис появился люк, и хотя у нее не было ни рук, ни ног, она сумела его распахнуть. А за люком… стоял ее братишка. И ему снова было одиннадцать. Черный от загара, голопузый, он гордо потрясал только что расстегнутым поясом, на котором висела его сегодняшняя добыча — четыре крупные ящерицы.
«Три я обменяю в лавке на кофе, — сказал он, старательно небрежно швырнув одну на стол. — Думаю, четвертой тебе хватит, чтобы заплатить за курс в колледже, а когда понадобится, свистни — я поймаю для тебя еще».
Ей было в то время шестнадцать, но тогда (как и сейчас) она лишь молча застыла, не в силах выразить благодарность словами, и мальчишка шмыгнул на улицу, а оставшиеся три ящерицы глухо зашлепали по его тощему заду.
Люк за ним захлопнулся, а затем… перед Беатрис пронеслась вереница разных люков, отчетливо связанных с тем или иным событием ее жизни. Но были среди них и такие, которые когда-то она так и не осмелилась открыть и потому понятия не имела, что таится за их запорами. Как изменилась бы ее жизнь, переступи она в свое время эти пороги? Но вот перед ней возник простой занавес из шкур, закрывающий дверной проем их первого на твердой земле жилища. И Беатрис недрогнувшей рукой отвела его в сторону. Их первый домик был тоже построен из пузырчатки, но куда ему было до того, в котором они жили прежде! Тот весь светился, чувствуя себя частью огромного организма — острова, а этот был какой-то… мертвый.
Беатрис вошла в тот момент, когда дедушка поднялся, чтобы провозгласить тост, и все члены семьи сидели вокруг стола, подняв бокалы и почтительно ожидая его слов.
«За нашу пчелку Би, успешно окончившую Академию голографии, и за нового заместителя директора „Вечерних новостей“!»
Она очень хорошо помнила этот вечер. Ее личный праздник совпал с празднованием 475-летия прибытия Корабля на Пандору. Уже давно стало традицией отмечать очередную годовщину этого события и всегда оставлять за столом пустое кресло для первопоселенцев. Изначально это место предназначалось Кораблю, но со временем он стал отдаляться, превращаясь в миф, и его место заняли вполне реальные умершие прабабушки и прадедушки.
«Корабль, приземлившись здесь, оказал нам великую услугу», — тем временем продолжал дедушка. Тут же вкруг стола пробежал возмущенный ропот. Оказывается, тогда Беатрис этого не запомнила, и сейчас это ее крайне заинтересовало.
«Корабль скинул нам на головы гибербаки, было такое, — согласился дед. — Но ведь это мы, пандорцы, сумели выловить их из моря и активизировать. И мы с этим справились без всякой помощи извне! И с той минуты мы больше не были жалкими бедняками на жестокой планете — нет! Мы убедились в своей сметливости, сообразительности. Мы поверили в себя! А что до Флэттери — это просто испорченный ребенок, которому нужна хорошая порка. Ты что-то хотела сказать о самосовершенствовании, мать? О вознесении на небеса? Так мы и есть фактор вознесения! И, спасибо Кораблю, мы еще восстанем, чтобы встретить зарю, и небесный свод нас не остановит… Верно, девочка?»
Общий смех отдалился и затих, а перед Беатрис маячил новый люк, похожий на синий драгоценный камень. Он был похож на большинство обычных люков станции, но поперек крышки сияла ярко-васильковая надпись: «Настоящее». Она потянулась к ручке и ощутила шелковистое прикосновение отполированной стали. Глубоко вдохнув, Беатрис распахнула люк и нырнула в него очертя голову.
И вновь голова ее закружилась, как в ее первый визит на орбиту, когда она еще понятия не имела, что такое невесомость. Беатрис чувствовала свое тело, чувствовала его небывалую силу и ловкость и в то же время не видела его. А еще она ощущала присутствие других людей где-то поблизости, но что-то говорило ей, что бояться их нечего. За ее плечом свет стал сгущаться, формируясь в ее тень, а спустя еще несколько секунд эта тень превратилась вдруг во вполне реального Дварфа Макинтоша.
— Беатрис! — воскликнул он, обнял ее и поцеловал. — Теперь я точно убежден в том, что уже умер и нахожусь на небесах.
И Мак от души расхохотался.
— Нет, мы еще не умерли, — возразила она. — Но считай, что уже попали на небеса. Это все из-за келпа и его штекеров, которые ты вздумал подключать к ОМП. Я знаю, что сейчас нахожусь на орбите, но в то же время я сейчас здесь, с тобой.
— Вот-вот, именно келпоштекеры и голопроектор в Контроле обеспечили весь этот иллюзион. Сначала свечение со всех мониторов, потом… Мне показалось, что вся планета полыхает разноцветными радугами. Сначала я подумал, что это как-то связано с варварами, которых Флэттери додумался допустить до сложной техники. Но теперь я более чем уверен, что это связано с возмущениями келпа и коллапсом навигационной сетки. И я сильно подозреваю, что стоят за всем этим твой друг господин Озетт и не менее известная в народе Криста Гэлли.
— Но если и так, то каким образом? Мы же на орбите. И наш келп не имеет контакта с келпами внизу. Это какая-то физическая аномалия, иначе я не могу объяснить то, что мы сейчас оказались вместе. И в таком странном месте.
— Все дело в свете. Раньше келп для общения использовал химический обмен. А теперь мы сами научили его пользоваться светом. Я поставил у себя голопроектор, надеясь найти контакт с келпом, а он обскакал нас на несколько веков и обрушил свое мировосприятие на наши неподготовленные головы. Он просто берет свет, расщепляет его по желанию, переводит в электроны или же химические молекулы, а затем лепит из него любой материальный объект. Наши криптографы когда-то ознакомили меня с таким феноменом — «цифровая кодировочная система». Но, впрочем, ты знаешь о голографии намного больше, чем я, и посему тебе лучше знать, что нас ожидает.
— Но если ты прав, если все это лишь голообразы, созданные келпом, то он научился использовать волновую структуру света на практике. Нам придется крепко держаться друг за дружку, коль уж мы с тобой не более чем две голопроекции. Хотя… келп мог найти пути и в другое измерение.
— Вы правы, — раздался приятный женский голос. — Мы являем собой реальную реорганизацию света в материю. И отныне можем проникать всюду, куда только доходит свет.
— Кто вы? — спросила Беатрис. — Вы… Аваата?
В ответ она услышала мелодичный смех, легкий, как лунный луч, резвящийся на поверхности подернутого рябью пруда. Окружающее сияние сгустилось в третью фигуру. Эта женщина была настолько бела и настолько ярко светилась, что ее конуры едва угадывались на фоне ослепительного серебристого сияния. И все же Беатрис сразу же узнала ее.
— Вы Криста Гэлли, — выдохнула она и оглянулась в поисках Бена, но их по-прежнему окружала сферическая световая стена.
— Не волнуйтесь, Беатрис. Бен и Рико со мной. И в такой же безопасности, как вы, доктор Макинтош и весь экипаж орбиты. Но они сейчас созерцают лишь наши коконы, оболочки, а то, что присутствует при нашей с вами встрече, — это и есть подлинная суть каждого из нас.
— Но я же вижу и слышу вас! — возразил Мак. — И мы с Беатрис чувствуем друг друга.
Криста рассмеялась, и Беатрис вдруг ощутила непреодолимое желание расхохотаться. Но все же сумела это желание в себе подавить.
«Вот теперь я в безопасности, — опять завиляла хвостом очередная мыслишка. — Ни Флэттери, ни Бруд здесь до меня не доберутся».
— Да, здесь мы в полной безопасности, — согласилась Криста.
Только сейчас Беатрис поняла, что в этом странном месте ее мысли другие слышат так же отчетливо, как и слова.
«Да можно ли это назвать местом? А как иначе?»
— Да, это место. И в нем гармонически сочетаются «кто», «когда» и «где». Вообще-то это его координаты. Доктор Макинтош, вы, должно быть, заметили, что свет как бы уплотнился? Это защитная реакция нашего сознания на непонятное ему явление. Наше подсознание влияет на развитие событий. И порой совершенно невероятным образом. Скажите, вы видели много люков или только один?
Беатрис обернулась к Маку и с удивлением увидела, что он, вместо того чтобы дать прямой ответ, озадаченно смотрит на свои скафандроперчатки.
— Да, их было много, но…
— И один из них напомнил вам о чем-то настолько приятном, что вы поддались искушению и открыли его?
— Да, и был сражен наповал.
— Как и я, — вмешалась в разговор Беатрис. — Но сначала эти люки привели меня… в мое прошлое. В прошлое моей семьи.
— Аваата любит успокаивать людей. Она всегда найдет для начала спокойный уютный уголок, дающий вам возможность расслабиться. Вас ведь недавно изрядно напугали. Аваата не хочет вас пугать. Ей нужна ваша помощь. Ваши консультации.
— Консультации? — Беатрис протянула руку, надеясь ухватиться хоть за что-то материальное. — И что же, вы думаете, я могу предложить ей после всего, что увидела здесь?
— Сами поймете. Отнеситесь к этому как к передаче «Боя с Тенью», но имеющей канал передачи на весь мир. Сегодня мы собираемся сделать звездой репортажа Флэттери. Пусть на него посмотрит вся планета. Ну а дальше-то что?
— Дальше — просто. Надо остановить людей. Пусть не убивают друг друга, — вмешался Мак. — Поскольку далеко не все доберутся персонально до него, остальные набросятся на его машины и на тех, кто представлял его власть. Но если это начнется, то мы все вновь окажемся в опасности. Это и Авааты касается. Физическое уничтожение Флэттери может обойтись нам гораздо дороже, чем вы думаете.
— Да, но у нас теперь есть потрясающий способ! — восхитилась Беатрис. — Он просто неправдоподобно всемогущ! Мы можем использовать его как божью весть, как чудо!
— Я видел на мониторах, что все становища келпов на планете полыхают огнями, — перебил ее Мак. — Так, значит, это происходит на самом деле?
— Да, — кивнула Криста, — так и есть.
— Но в таком случае внимание всего мира сейчас приковано к этому феномену, верно? Любой бросит все дела ради того, чтобы хоть недолго поглазеть на такие чудеса.
— Мои люди не глазеют, а любуются, — раздался из-за световой завесы новый голос. — Они бежали из Калалоча в панике, а теперь стоят и насмотреться не могут.
И свет вновь сгустился в тень и, в один миг обретя трехмерность, оказался молодым мускулистым рыжеволосым мужчиной. И хотя Беатрис впервые в жизни увидела Калеба Нортон-Ванга, она в ту же секунду осознала, что знает всю его прошлую жизнь так же хорошо, как он знает все о ней. А в следующую секунду поняла, что и Мака с Кристой Гэлли это касается.
«Теперь они все обо мне знают», — подумала Беатрис, и улыбка Мака подтвердила то, что в данную минуту он слышал и разделял ее мысли.
— Теперь мы все части Авааты, — объявила Криста Гэлли. — Как, впрочем, и многие другие. Но мы с вами флагманы. Вы, доктор Макинтош, до сих пор считали, что я лишь кукла, созданная келпом. До сегодняшнего дня я сама не знала своей истории. Жизнью своей я обязана Аваате, рождением — человеку, а чувством ответственности и за того, и за другого — им обоим. Разве ныне мы не обладаем общим сознанием?
— Так и есть, — согласно кивнула Беатрис. — Но Флэттери необходимо остановить. Необходимо остановить развязанные им братоубийственные войны. Но сумеем ли мы справиться, не спровоцировав новые смерти?
Она запнулась, вновь переживая свое противоборство с Неви на пляже. И вдруг ей открылась еще одна прежде не использованная возможность, дарованная все той же Аваатой: все они могли говорить одновременно, и тем не менее она успевала услышать каждого в отдельности и мысленно обработать информацию.
Калеб: — Я могу говорить посредством келпа со всеми своими сторонниками… Вспомните, что вытворяла Аваата, когда Неви искал вас. Да кто сумеет устоять перед суперголограммой на все небо?
Криста Гэлли: — Я вовсе не собиралась сражаться с Неви. Я присутствовала там как свидетельница — не более того. Это все дело рук Рико и Авааты. Но, заметьте, ни один из них не использовал другого для достижения своих целей.
Калеб: — Принимаю ваши комментарии (легкий поклон) и прошу сообщить мне, как можно поскорее договориться с Аваатой.
Криста: — Мы сами начали с того, что просто искали с ней контакт. У каждого из нас были свои причины, но все они привели нас на одну тропу. Там, где есть келпы, Аваата может проецировать все, что ей вздумается. И, как вы уже успели убедиться, получается у нее отменно — мы не просто голопроекции, мы можем коснуться друг друга и ощутить прикосновение!
Мак: — Наша главная проблема — Флэттери. С ним и раньше-то было нелегко договориться, а теперь, когда он почувствовал себя императором целой планеты, он возомнил, что имеет исключительное право на судьбоносные решения. Он параноик, а это значит, что он окружил себя капканами и ловушками на случай внезапной атаки. И не стоит забывать о том, что он профессиональный психоаналитик. И наверняка сумел создать не только физический пояс защиты, но и психологический. Однако, если он умрет, вместе с ним умрут и Аваата, и все люди на планете. А значит, мы не можем позволить ему удариться в панику и натворить невесть чего.
Калеб: — А почему бы Аваате не покорить его, как она… покорила нас? Он вовсе не похож на типичного самоубийцу, а значит, у нас еще есть время.
Криста: — Ты спрашиваешь, почему Аваата не может включить его в себя, как включила нас? Но у него нет ни одного гена келпа. Сама материя его отторгнет.
Калеб: — А если она его притянет?
Беатрис: — Или келп потянется к нему? Это вполне возможно. Есть ведь еще и заваатане…
— Да! — прогудел хор голосов со всех сторон. — Да, еще есть и заваатане…
И тут световой занавес раздвинулся, и Беатрис увидела под ногами измученный, исстрадавшийся Калалоч. Она плыла над ним на огромной высоте, подгоняемая порывами свежего ветра.
— О Беатрис, ты вошла в контакт с дирижабликом! — прозвенел рядом голос Кристы. — Да воссоединим мы руки в Аваате, чтобы отправиться вместе с ней.
Беатрис уже совсем не чувствовала своего тела, растворившегося в серебристом сиянии, однако явно ощущало ласковое пожатие Мака и твердую руку Калеба, взявших ее за руки. Но все это было где-то далеко, на втором плане. Главным сейчас было ее вольное парение над резиденцией Флэттери.
А за ней плыли еще три дирижаблика, и все они расправили паруса в традиционном приветствии.
Она направилась прямиком к тому месту, что еще хранило следы недавнего взрыва других дирижабликов. По руинам ползали сотни людей, но большинство из них было одето в форму персональной охраны Флэттери.
— Мы должны добраться до Флэттери раньше всех других, — прозвенел голос Кристы. — Если его убьют, ни для кого из нас не останется ни малейшей надежды.
Беатрис стравила воздух из пузыря и плавными кругами пошла на посадку. Кое-кто из людей поднял голову. Но ни один и не подумал не только стрелять в нее, но даже целиться.
«Все на поверхности планеты теперь едины, — подумала она. — Взрыв дирижаблика — это самоубийство. И все это понимают».
Но ведь у Флэттери вполне могли остаться верные солдаты. А если это засевшие в горах снайперы?
Опустившись почти до двухсот метров над бывшей Теплицей, Беатрис только сейчас заметила несколько десятков снующих туда-сюда людей в оранжевых комбинезонах. Их было больше сотни, и все они принадлежали… к заваатанскому клану дирижабликов. Монахи разыскивали гнезда нагульников и помечали их оранжевыми флажками.
«Но ведь таким образом они показывают людям подземные ходы в резиденцию Флэттери. Нам нужно попасть туда прежде них».
— Отлично! — раздался рядом ликующий голос Мака. — Даже если мы не сумеем его отловить, он полезет по одному из своих тайных туннелей. Вот тут-то мы его и перехватим и направим прямо в бархатные лапки Авааты!
Остальные три дирижаблика, плывшие метрах в пятнадцати позади Беатрис, тоже были гигантами и тащили в щупальцах куски базальта для балласта.
Отсюда, сверху, открывался отличный обзор. И она видела одуревшие от чувства свободы стада домашнего скота Флэттери. Экзотические, легендарные животные с Земли. Их кормили и лелеяли в ущерб голодающим, и все же Беатрис ни на секунду не пожалела, что животные спаслись.
«Найдутся люди, которые сумеют позаботиться о них не хуже Флэттери, — подумала она. — Бен, как всегда, был прав: это не столько склад живой пищи, сколько бесценный банк генов».
Она плыла уже так низко над землей, что не могла не заметить машущих ей руками и выкрикивающих приветствия монахов в оранжевых комбинезонах. Кончики ее длиннейших щупалец коснулись верхушек вихи, и ей не понравилось это ощущение. Но все же даже так близко к земле, где возможность маневрирования была существенно снижена, ее дирижаблик не испытывал ни страха, ни сомнений.
«Не пугайся, человек, — тут же донесся до нее беззвучный шепот Авааты. — Пусть конец этого мешка со спорами послужит сигналом начала нашей общей жизни на Пандоре».
— Что ты называешь концом?
«В отличие от людей, мы разрушаем себя. Без инициирующего огня наши споры разносит ветер, но они бесплодны, ибо ничто не спалило их оболочку».
— То есть ты хочешь сказать, что, пока не взорвешься, твои споры стерильны?
«Да. Нам не хватает сил на регенерацию. Но отныне я буду жить еще и в тебе… А теперь поспеши. И остальные тоже должны поторопиться. Найдите для каждого щупальца свой ход и разыщите Флэттери. И тогда Аваата… Аваата…»
Беатрис показалось, что балластный камень рухнул ей на грудь — так закололо сердце. Она медленно погрузила свои щупальца — одно за другим — в норы, помеченные заваатанами. Остальные три дирижаблика шумно выпускали водород из своих мешков где-то рядом.
— И на что это похоже с их точки зрения? — спросила она у остальных. — На мать, которая душит своего ребенка, чтобы он криком не выдал всю деревню?
И она вновь полностью погрузилась в чувства дирижаблика. Десять щупалец — это как десять пар глаз. Шкура умирающего воздухоплавателя слегка флуоресцировала, и люди, суетящиеся внизу, при этом свете напоминали крыс, мечущихся в закрытой комнате. Навстречу ей устремились взгляды. И не только взгляды — но и острые, как иглы, зубы. Но ее щупальца упорно продолжали лезть в норы, несмотря на боль от укусов и на ссадины от рытья.
— Я не могу! — истерически воскликнула Беатрис. — Они кусают меня прямо в лицо! Эти отвратительные маленькие твари, они…
— Послушай меня, Беатрис, — раздался сбоку спокойный голос Мака.
Но ведь он, хоть и был рядом, не мог видеть этих… гадостных созданий, которые грызут и грызут, впиваются и впиваются… Она даже глаза закрыть не может, потому что дирижаблик имеет столько глаз, что их не закроешь все разом…
— Беатрис, ответь мне, — взмолился Мак. — Прошу тебя, не исчезай. Я здесь, рядом. Мы все рядом. Мы все держимся за руки, и нас ведет Аваата. А ты сейчас находишься на орбите и сжимаешь в ладони несколько листьев. Неужели ты не чувствуешь, что я с тобой? Я рядом с тобой!
Мака сменила Аваата, но ее голос был похож на голос Алисы Марш: «Помни, что ты держишься за руки, даже если не ощущаешь этого. И когда ты повествуешь о своем, напомни другим, что все вы держитесь за руки. Пожатие двух рук не менее значимый символ, чем сжатая в кулак одна рука. Выбирай, куда ты пойдешь. Аваата одним прикосновением обучает тебя. Она использует для этого химические соединения. Иные называют ее способ учебоинъекцией. Но человечество выживет только в том случае, если сохранит память о своих мифах, легендах и символах».
Беатрис чувствовала присутствие Мака. И прежде давивший на грудь камень куда-то делся. Теперь она дышала в полную силу и дивилась тому, что, оказывается, дирижаблики тоже дышат!
«Мы… скорее похожи на вас, чем не похожи… — прошелестел в мозгу голос кого-то очень родного. — Мне очень нравится о-очччень глубокий вдох… когда ты настолько свободен, чтобы успеть его сделать…»
А бегуны-нагульники времени даром не теряли — они грызли, ели, обкусывали… и ее лицо саднило от укусов…
— Они грызут щупальца дирижаблика, — напомнил ей голос.
— Я приземляюсь, — сообщила Криста Гэлли.
— Я тоже, — отозвался Калеб. — А теперь хватаем его за задницу!
Норы были все же слишком узкими, чтобы бегуны могли применить свой излюбленный маневр и напасть все скопом. А сверху на них давила масса щупалец дирижаблика, и все, на что они были способны, это вернуться на метр-два назад и укусить незваного гостя побольнее. Беатрис погрузила десять щупалец в норы в камне почти наполовину, как вдруг ощутила, что добралась до пустого пространства. И там она увидела такое… Даже изгрызенные до мышц щупальца были способны видеть. И они рассказали ей о…
Из ее груди вырвался вздох восхищения.
Сад был невероятно прекрасен, и Беатрис в первое мгновение подумала, что это бред умирающего дирижаблика. Но движение ринувшихся в заросли испуганных реальных животных вернуло ее на землю. Точнее — под землю. Она слышала стоны своих попутчиков, все еще пробиравшихся сквозь норы нагульников, и всеми силами пыталась успокоить их, концентрируя внимание на самом прекрасном в ее жизни саде.
— Вы уже почти у цели, — шептали ее губы. — Не сдавайтесь, вы почти у цели.
Ее израненные щупальца (а может, лицо) нежно гладила листва неведомых деревьев. Стены пещеры были сплошь покрыты ковром вьющихся растений и мягчайшего моха. Она не могла остановить изливавшийся из нее поток света, даже если бы захотела.
До нее словно издалека доносились крики. Кричал мужчина, чьи руки были съедены бегунами до костей. Беатриса тут же увидела его. Он был старше ее и пытался загнать взбудораженных бегунов в свой сачок. А уже в следующую секунду его захлестнула лавина копошащихся телец, и крики о помощи заглушило шуршание жвал.
Тут же на готовенькое явилась парочка крупных кошек. Но хотя они были сильнее и больше рвачей, это им не помогло. Да и кто мог противостоять бесконечному потоку изливающихся из тридцати ближайших нор нагульников? Даже солдаты с лазерниками явились в их царстве на мгновение — и вот их уже не стало. Правда, оружие осталось в целости и сохранности — бегунам пласталь не по вкусу.
И тут из пруда в центре сада вынырнула амфибия, которая не могла принадлежать никому, кроме Флэттери. «Вынырнула» — это мягко сказано: она выскочила на поверхность, словно получила под водой хорошего пинка. Беатрис поняла, что ей здесь больше делать нечего. Лучше вернуться в нежные светлые объятия Алисы Марш, чем смотреть на всякие ужасы!
Фердинанд Арагонский… всегда замышлял и исполнял великие деяния, наполнявшие души его подданных трепетом и восторгом и требовавшие всех их сил. Одна затея вырастала из предшествующей с такой быстротою, что у приближенных короля не оставалось времени строить против него заговоры.
Наверху продолжались бои, и Флэттери отправил всех еще остававшихся ему верными охранников на защиту верхних бункеров, а самых надежных людей собрал на охрану у хода в Кущи. Помещение, правда, тесновато, но попасть в него было почти невозможно, и он мог там спокойно дожидаться результатов сражений.
— Здесь мы можем отсидеться, наблюдая за всем, что происходит наверху, — сказал он Марте. — Пожары постепенно погаснут, люди настолько устанут, что будут не в силах даже поднять лазерники, — вот тогда-то мы и разберемся, кто есть кто. К тому же скоро стемнеет, а ночью вряд ли кому-нибудь захочется здесь находиться — периметр-то поврежден.
При одной мысли о демонах Флэттери пробрала дрожь, но он был уверен, что и Марта, и другие еще сохранившие ему верность люди остались с ним не из-за страха перед ночными тварями: они все еще верили директору и считали, что он спасает Пандору от хаоса. Здесь, под землей, у всех слегка кружились головы — на Пандоре многие страдали клаустрофобией.
Флэттери отметил, что, даже несмотря на это, его люди довольно неплохо держатся. Но вернувшись к себе в Кущи, он запер входной люк на все запоры.
«Если потребуется сидеть в осаде долго, придется забрать их всех с собой. Но чем позже это произойдет, тем лучше».
За всю жизнь, начиная с Лунбазы, у Флэттери не было столь защищенного и уютного жилища — разве что его гробница на «Землянине». Тогда он слишком хорошо узнал, что полное, абсолютное одиночество ничем не лучше смерти. И лишь усвоив это, понял, что готов к работе капеллан-психиатра. Да и кто лучше него, прошедшего специальное обучение, мог понять иной, чуждый человеку искусственный разум? На Лунбазе приняли верное решение. И Флэттери искренне гордился этим.
«Гордыня — ступенька на пути к падению…» — прошептал кто-то в его голове, и Флэттери, вздрогнув, прогнал эту мысль.
Возможно, в этой истории с келпами он и совершил какие-то ошибки, но… Келпы были ему необходимы, и не только ему — всей Пандоре, так что оставлять их в живых или нет — даже вопроса такого не могло возникнуть. Первый капеллан-психиатр Пандоры приказал их уничтожить, в результате чего едва не погибла вся планета с теми, кто ее населял. Создание Службы контроля над течениями и «прополка» келпов были делом достаточно рискованным, так как люди не имели возможности контролировать поведение всех водорослей. Лет десять назад пришлось отказаться от опеки ряда становищ и сконцентрироваться только на контроле прибрежной зоны, чтобы худо-бедно обеспечивать торговые пути.
А потом, пять лет назад, в его жизнь вошла Криста Гэлли. Он с самого начала подозревал в ней агента келпов. С одной стороны ему нужно было убедиться в этом окончательно, с другой — он инстинктивно избегал любого прямого контакта со всем, что связано с келпами. Хромосомы у девушки оказались вполне человеческими. А потом лаборантка, проводившая анализ, умерла от воздействия токсинов, и ее смерть положила начала слухам о «смертельном прикосновении Кристы Гэлли». И он уж постарался сделать все, чтобы эти слухи периодически получали фактическое подтверждение. Такие слухи охраняли ее лучше целой армии охранников.
«Вовремя пущенный слух — неоценимое средство воздействия на массы как в религии, так и в политике», — усмехнулся Флэттери.
Несмотря на то, что на поверхности еще шел бой, Флэттери чувствовал себя довольно спокойно: он все еще был уверен в том, что ему удастся удержать ситуацию под контролем.
«Ну что ж, зато утрясется проблема с перенаселением, — промурлыкал он. — Старина Томас Мальтус вновь выходит на арену».
Всех, кто сражался против него, ожидает голод — это так просто! В своих руках он сосредоточил все ресурсы мира и потому мог позволить себе ждать сколько угодно. Отсюда, из этого бункера, он имел доступ к трем самым крупным на планете продовольственным складам, где хранилось столько провианта, что можно было в течение десяти лет кормить пять тысяч человек. Конечно, фруктов и овощей в Кущах столько не вырастишь, но для самых приближенных — хватит. Оставалось только набраться терпения и ждать.
Но тут из пруда до Флэттери донеслось слабое шипение, и ему стало слегка не по себе — здесь, в его личном бункере, не может быть никаких необъяснимых явлений. Затем почти сразу над головой раздалось тоненькое попискивание и завыла сирена тревоги. Большинство сенсоров наверху уже погибли во время пожара или были погребены под руинами, а контролирующие гнезда бегунов датчики давали не изображение, а сразу сирену. Флэттери активизировал систему безопасности, и посвистывание заполнило весь бункер.
— Что случилось? Здесь указано, что опасность на уровне А?
— Атака нагульников, — ответил дежурный. — Они охраняют уровень А и сами чаще всего на него проникают, пытаясь прорваться на нижние уровни. Но сейчас их больше, чем обычно, и сегодня они забрались глубже, чем всегда.
— А этот писк? Он все громче!
— Так их же там вон сколько! Обычное дело, — ответил дежурный, но, взглянув на датчики, нахмурился и прикусил губу. — Да, похоже, они упорно ползут сюда.
— Взрывайте ловушки.
Дежурный нажал красную кнопку на консоли, и писк превратился в жуткий вопль, полный боли и страха. Тут же в стене рядом со входным люком возникла трещина, и в нее полезли несколько десятков нагульников.
— Вам следует здесь немедленно навести порядок — не будем же мы их разводить в Кущах…
— Это еще не все, — сказал охранник. — Теперь, когда они прорвались, их так просто не остановишь. Боюсь, мне понадобится помощь.
— Мы не можем держать на охране Кущей больше необходимого минимума людей. Это вы занимались системой расселения тварей и некогда гарантировали абсолютную безопасность, так что выпутывайтесь сами! И немедленно наведите порядок!
— Есть, сэр! — Охранник ссутулился, вздохнул и поднял лазерник. — Но их здесь чертова уйма. Мне хоть бы патронов еще!
И, не дождавшись ответа, направился в сторону пруда, где уже кишмя-кишели буроватые пищащие твари. Прямо над ними из кустов вырывался странный белый свет и точно такой же струился из трещины возле люка.
— Мне это не нравится! — воскликнул Флэттери. — А что ваши датчики говорят по поводу этого?
Охранник пробежался нервными пальцами по всем вживленным в лицо имплантантам и потерянно опустил руки:
— Ничего не работает. Все датчики обесточены.
Рядом с Флэттери истошно завопил Архангел, и только сейчас всесильный директор осознал, что дело гораздо серьезнее, чем несколько забредших в сад бегунов. Они прибывали уже сотнями и нисколько не боялись людей.
— Стреляй, — грустно сказал Флэттери охраннику, — а я подкину им еще пару огненных сюрпризов.
К тому времени, когда он открыл люк и позвал на помощь, все Кущи уже были залиты потоками света. Флэттери добежал до амфибии, нырнул в люк и задраил его за собой.
Проверив наличие горючего и действие автоматики, он уже собрался приступить к погружению, как вспомнил, что не отдал швартовы. Флэттери поискал глазами на берегу охранника, и тот прямо у него на глазах рухнул на землю и исчез под копошащейся мохнатой массой бегунов, словно под огромной шубой. А еще через несколько мгновений «шуба» развалилась на клочки и расползлась во всех направлениях, оставив на земле лазерник, окровавленные остатки формы и обглоданные добела кости. Архангела тоже нигде не было видно. Флэттери вспомнил о вызванных на подмогу пяти охранниках. «Для того, чтобы закрыть люк за ними снаружи, много ума не надо. Если им не удастся справиться с этим нашествием, то…» — и Флэттери мрачно усмехнулся.
Но охрана оказалась на высоте и сумела отогнать тварей от пруда так далеко, что Флэттери отважился вылезти на берег и самолично отдать швартовы. Теперь у него оставался только один путь — нырнуть поглубже под Кущи и затаиться. Сияние кругом стало уже таким ярким, что директор с трудом разбирал данные на дисплеях. Он был уверен, что это какое-то новое оружие, изобретенное Тенями.
— Отребье всех мастей, — злобно прошипел он. — И почему они не хотят успокоиться? Неужели все же догадались, что я собираюсь удрать с этой планеты?
И тут он заметил повисшие в воздухе на фоне ослепительно серебристого сияния лица Кристы Гэлли, Беатрис Татуш, Дварфа Макинтоша и еще какого-то юного незнакомца. Флэттери помотал головой, чтобы избавиться от наваждения, и вновь склонился над аппаратурой. Лишь оказавшись под водой, он вздохнул свободно. Да, пахло в лодке не цветочками, как в Кущах, но для Флэттери это был запах свободы.
Он намеревался переждать всю эту заваруху в водах своей персональной лагуны. Запас пищи на борту был рассчитан на экипаж из шести человек — ему этого может хватить на месяц, а горючее амфибия сама производит из морской воды — так что сидеть в ней можно до тех пор, пока мембраны держат. Сделанные по островитянскому методу из келпоткани, они уже двести лет использовались в навигации и доказали свою надежность. Такая мембрана могла и пятьдесят лет прослужить.
Но свет на поверхности пруда становился все интенсивнее, и внутри поднялось легкое волнение. Флэттери подумал о том, что придется выходить на открытую воду, руководствуясь лишь показаниями аппаратуры, а не по удобному защищенному келпопроводу, и ощутил, как у него пересохло во рту.
— Поплыву в космопорт, — вслух произнес он. — Челнок подготовят к полету всего за три часа.
Амфибия медленно плыла в подводном туннеле, и впереди простиралось мерцающее россыпью огоньков древнее становище.
«Ну, и что случилось с артиллерией? Почему она так и не разбомбила этот келп, хоть я и приказал?»
Переливающиеся синие и красные огоньки, мигающие в океанской глубине, почему-то напугали его даже больше, чем залившее Кущи серебристое сияние. А Флэттери очень не любил испытывать чувство страха.
«А что, если эти идиоты начнут палить прямо сейчас? Тогда я, считай, труп».
Впервые изменив своей вечной уравновешенности, Флэттери позволил страху перерасти в злость и устремился к келпу.
После того как Контроль перестал воздействовать на келпы, прибрежные воды успокоились, и двигаться в них было довольно легко. Флэттери тоже начал успокаиваться — теперь его настораживала лишь странная, пронизывающая воду пульсация, начавшаяся еще в Кущах. Подплыв к ведущему в космопорт келпопроводу, Флэттери обнаружил, что тот открыт. Приписав такое неожиданное везение последнему из приказов Контроля, он направил амфибию под укрытие его мощных стен. И лишь оказавшись в центре становища, понял свою ошибку.
И тут одновременно произошло несколько событий, изрядно поколебавших решимость Флэттери плыть в космопорт. Последний километр он прошел на максимальной скорости, не жалея горючего, и все показания аппаратуры были в норме. Но мотор вдруг неожиданно заглох, амфибия беспомощно повисла в центре становища, а концентрация водорода в кабине резко увеличилась. Мембраны очистки воздуха работали, но уже на пределе.
«Я болтаюсь посреди келпа без горючего, а мои очистные мембраны вместо кислорода фильтруют из воды водород!»
Флэттери изо всех сил пытался мыслить логически, потому что это было единственным, что удерживало его от подступавшей к горлу истерики. Можно, конечно, попытаться выплыть, скидывая балласт, но надолго такого способа движения не хватит. Связи у него нет, точнее, она молчит. Он почувствовал себя так, словно его амфибию втягивало в черную дыру и ждать помощи было неоткуда.
«Это все штучки келпа, — подумал директор. — Он во все времена умел глушить нашу связь».
Вот когда он пожалел, что относился к келпу слишком мягко. Келп облегчал его жизнь, и Флэттери позволял водорослям распускаться пышным цветом, не замечая, что они выходят из-под его контроля.
«Нет, человек келпу не товарищ! — подумал он и зевнул. — Ну вот, уже надышался…»
Перепугавшись до смерти, он испытал новый всплеск активности и заметался в поисках спасения. К счастью, кислорода в кабине было еще достаточно, чтобы голова работала ясно. Флэттери проверил электромотор и обнаружил, что заряда в батареях не хватит ни на движение, ни на сбрасывание балласта.
«Этот чертов келп высасывает из меня жизнь капля за каплей!»
Все, что он мог, это удерживать амфибию в двадцати метрах от поверхности и не давать ей погрузиться глубже. Аппаратура точно сошла с ума, и по датчикам уже ничего нельзя было понять. На море спускалась ночь, и серебристое зеркало поверхности над головой постепенно темнело. Зато внизу стебли келпа постепенно начали светиться все тем же серебристо-белым сиянием, что и в Кущах.
— Это все проделки Теней! — взревел Флэттери. — Это саботаж! Вы еще пожалеете!
И тут амфибию залили ярчайшие потоки света, окутавшие ее сверкающей сферой. Даже зажмурившись и закрыв глаза ладонями, Флэттери продолжал ощущать сквозь веки ослепительную, почти материальную белизну, на фоне которой, словно алая музыка, текли ручейки нескольких голосов.
Над люком загорелась лампочка, взвыла сирена, и механический голос сообщил: «Герметизация кабины нарушена, прошу воспользоваться респиратором…»
Давно она уже квакает? Он не помнил. Он помнил другое…
Свет.
А потом женский голос. Очень хорошо знакомый ему женский голос… Но не Кристы Гэлли… Сирена взвыла в последний раз, и лампочка взорвалась.
Флэттери помотал головой и простонал:
— Воздуха!
Звук собственного голоса вытолкнул его из начинавшегося уже бреда, и Флэттери изо всех сил пополз к шкафу со скафандрами. Первым делом он прижал к лицу загубник и включил подачу воздуха из баллона. И хотя руки у него ходили ходуном, он был счастлив, что дышит.
— Ну, я еще покажу им, кто здесь хозяин! — злобно подумал он.
Чувствуя, как в кровь начинает поступать адреналин, Флэттери вспомнил старую островитянскую пословицу: «Не дразни рвача-врага, коли жизнь дорога».
«Вот я и есть сейчас рвач, и у меня еще достаточно сил».
Директор бормотал эти фразы, пока не почувствовал, что дыхание окончательно выровнялось, и тогда он злобно крикнул прямо в респиратор:
— Чего вы от меня хотите?! Если вы меня убьете, то все умрете тоже. Вы все сдохнете! Все!
Его дыхание затуманило плаз скафандра, но заливающее кабину сияние не стало тусклее. Наоборот, каждая осевшая капелька засверкала, и Флэттери показалось, что каждая из них — лицо. Сотни крошечных лиц глядели ему прямо в глаза.
«Да, убийство — это твой метод. Мы предпочитаем другие».
От звука этого тихого раздавшегося прямо в голове голоса по всему телу Флэттери пошли мурашки: теперь он его узнал. Этот неповторимый тембр и типичный для Лунбазы акцент могли принадлежать только Алисе Марш — его коллеге по первому экипажу. И (по крайней мере, какое-то время) она была для него больше, чем просто коллега. Но ведь это не может быть Алиса, ведь она же… Нет, не мертва, но все-таки…
— Так что… что здесь происходит?
Флэттери услышал характерный шорох стеблей и листьев келпа и понял, что они оплетают кораблик. А затем один из стеблей проник прямо сквозь сияющий белым плаз кабины, и Флэттери почувствовал, что не может оторвать от него глаз, что бы кругом ни творилось. Амфибия дернулась, забилась, и послышался треск отдираемой обшивки. Флэттери в последнюю секунду успел застегнуть скафандр и потянулся за лазерниками, но передумал и прихватил еще пару баллонов с кислородом.
«Ты можешь продолжать борьбу, если хочешь, — вновь раздался голос Алисы. — Тебя никто не станет убивать. Мы не причиним тебе ни малейшего вреда».
Официальная версия гибели Алисы гласила, что она попала в аварию на подводной станции. Теперь же у Флэттери перед глазами поплыли картины из ее жизни, и он узнал ее самый большой секрет. И его ледяное сердце затрепетало от страха.
Алиса тогда отправилась проводить подводные эксперименты с неприрученными келпами. План исследований был рассчитан на полгода, но она знала, что может работать и девять, и десять месяцев. К тому времени Флэттери уже надоела их связь, и Алиса это чувствовала. Но если бы он узнал, что она беременна, то заставил бы ее избавиться от ребенка — в этом она была твердо уверена. А возможно, избавился бы и от нее: ни один из десяти тысяч клонов не смел и надеяться иметь детей. И не исключено, что Алиса, Флэттери и Макинтош были последними во всей вселенной выжившими клонами из прежнего большого экипажа.
Мальчика взяла на воспитание семья Брудов. Его назвали Юрием, и первые два года жизни он провел на подводной станции, где кроме него жили еще четырнадцать взрослых.
Флэттери прикрыл глаза, стараясь отдалиться от воспоминаний Алисы.
«Всего-то у нас и было с ней… Мы же только там, на Лунбазе…»
— А ты считаешь, что мое тело для этого не годится? — спросила она.
Образы все еще стояли перед его глазами, а в мозгу вновь звучал ее голос.
«Ну как я мог предположить… Ты же возилась с этими келпами..»
Теперь уже прямо в голове, как голофильм, пошло его собственное воспоминание о том, как он самолично проделал трепанацию черепа и навсегда разлучил Алису Марш с ее телом. И спрятаться от этого воспоминания не было никакой возможности.
— У келпа ты можешь узнать все, что тебе только понадобится, — вдруг раздался голос Мака. Причем говорил он Бруду. — У тебя, конечно, накопилось множество вопросов. Так отправляйся в путешествие по своим генетическим цепочкам и гуляй там, пока хватит терпения.
— Я знаю, кто мой отец, — ответил Бруд. — Это Раджа Флэттери.
Амфибия дернулась в последний раз, и вода, сорвав люк, хлынула Флэттери прямо в лицо. Обломки тут же уплыли куда-то, но светящаяся сфера все еще маячила перед глазами Флэттери, и на ней кружились новые образы. Флэттери увидел Неви с Зенцем, связанных на пляже, и Бруда с приварившимся к рукам лазерником на орбите. Он смотрел, как рушатся дома в Калалоче и как превращается в руины его Теплица.
А по всему побережью келпы вздымали над водой стебли и освещали море зеленоватым светом.
«Тебе еще многому нужно научиться, Раджа Флэттери, — произнесла Алиса Марш. — Ты же умный человек. Почти гений. Тебе это необходимо, как воздух. Лишь это тебя спасет».
Что-то схватило его за правый локоть и потащило назад, прочь от светящейся сферы. Он вырвал руку, но его схватили вновь и потащили куда-то, а он лишь слабо отбивался. Флэттери вновь начал задыхаться — воздух в акваланге заканчивался, а запасные он потерял. Сквозь окутывающую голову сонную одурь до него донеслись слова: «Как я уже сказала тебе в ту ночь, когда ты меня убил, я не уверена, что ты способен понять всю грандиозность и необъятность этого удивительного создания».
Беатрис смотрела, как перед глазами Флэттери разворачивается картина его воспоминаний об операции над Алисой Марш. Голо— и видеоэкраны, становища и само небо, светясь, транслировали изображение на всю планету.
«Ты должен мне тело», — сказала Алиса самым что ни на есть будничным голосом, словно с тех пор, как они познакомились на Лунбазе, не прошла целая жизнь.
Келп начал подготовку кокона для Флэттери, такого же, как тот, в котором он протяжении двадцати лет пестовал Кристу Гэлли, а до нее — Ваату и Дьюка. Беатрис почувствовала, как реснички келпа уже припали к коже Флэттери и начали анализ кровяного давления и прочие необходимые тесты. Эти живые анализаторы будут кормить его и следить, чтобы пленник ни в чем и никогда не испытывал недостатка, а слоевища и стебли надежно укутают и спрячут тело от морских хищников. Все это она поняла, погладив шкуру дирижаблика.
Флэттери достиг пика славы: он был на всех экранах планеты.
Как много интересного упускает наше сознание лишь потому, что мозг наш не подготовлен для его восприятия. Наша задача — создавать все новые и новые планы восприятия, для того чтобы наш мозг мог одновременно оперировать как можно большим количеством тем.
В ту секунду, когда Калеб скрылся в недрах сияющей сферы, Твисп не смог побороть волнения. Он знал его мальчиком, потом у него на глазах (как некогда и его отец) юноша превратился в молодого мужчину. И вот сейчас, внезапно, как и когда-то, много лет назад, невыносимое предчувствие утраты зашевелило волосы на затылке, и он отшатнулся от края пруда.
«Калеб так похож на своего отца. Такой же упорный, уверенный в себе, неистовый…»
Отец Калеба, Бретт, был глубоко потрясен смертью десятков тысяч островитян в «Мерман-плаза», потрясен тем, что люди сами убивали детей и родителей по их собственной просьбе.
«Целый остров затонул!»
Твисп не раз слышал о гибели острова Гуэмес, он видел кинохронику, запечатлевшую спасение выживших, но Бретт наблюдал происходящее собственными глазами: разорванные на части тела, красное от крови море — и слышал своими ушами крики раненых и умирающих.
Словно в ответ на эти мысли, на светящейся сфере поплыли некоторые из запомнившихся ему картин, и были они ярче, чем в воспоминаниях.
Но были там и другие картины и образы — туманные и почти слаборазличимые, как возникающие на грани сна и яви. Твисп вновь увидел Калеба, но уже возмужавшего, отстаивающего свою позицию на требующем крови Флэттери совете. И они согласились пойти за ним.
— Вы все хотите погибнуть в борьбе, — сказал он. — Но, может, лучше накормить бедных?
Хорошо, уговорили, он пошлет армию против Флэттери, но состоять она будет из ангелов, несущих мешки с едой.
«Пока едят — не воюют», — написали на рясах пилигримов и раздали их во всех ближайших лагерях.
Твисп понял, что юноша вырос и ему не грозит превращение в нового Флэттери.
«Он больше не юноша, — напомнил себе Твисп. — Аваата заботится о нем. И его мать тоже».
Твисп вспомнил, как поначалу было трудно себя убедить в том, что он снова может общаться со Скади Ванг. Ее появившееся на сфере улыбающееся лицо было таким же юным и пленительным, как тогда, когда они познакомились столько лет назад.
«А как же она теперь без любви Бретта?»
Твисп почувствовал, что трудно дышать, и ослабил воротник. В озарявшем Калеба нимбе кружились все новые и новые образы. Все они были хорошо знакомы старому монаху, и что-то объединяло их всех…
«Да они же все мертвы!»
Сзади послышались тихие шаги — очевидно, это Моуз.
Но в этот момент силуэт Калеба на поверхности пруда словно выцвел на фоне еще ярче засветившейся воды, и Твиспу показалось, что тело начинает погружаться. Вокруг мельтешили призраки, напоминавшие о событиях жизни их обоих. Что-то происходило. Твиспа охватил благоговейный восторг, но страха он почему-то не испытывал.
Вода в пруде закружилась вокруг лежащего посередине тела юноши и пошла светящимися волнами, настолько яркими, что каменный барьер осветило целиком. Присутствующие монахи замолкли, а затем запели псалом «Возрождение». Это был один из древнейших псалмов, строившийся по принципу «вопрос — ответ» и дававший возможность импровизировать. Впервые Твисп слышал его от своего деда.
«Протяни нам навстречу свои листья… И открой сердце своих цветов…»
Свет был уже таким ярким, что тело Калеба растворилось в нем. Никогда еще Твисп не видел подобного. Но почему-то сияние не причиняло глазам боли, и можно было смотреть на него не щурясь. Старый монах почувствовал приближение состояния транса.
— Так везде! — крикнул женский голос у выхода из оракула. — Море, небо — все светится!
Твисп узнал голос: это была Снейдж — одна из Операторов.
— А на нем, как на экране, картины! — восторженно выдохнул еще кто-то. — Как здесь — только на все небо!
Свет залил уже всю пещеру, и Твисп больше не различал вокруг ни лиц, ни фигур. Даже тесно прижимавшийся к нему Моуз теперь был лишь стал светящимся пятном на светящемся фоне.
— Криста Гэлли в безопасности! — донесся ликующий голос Снейдж. — Они все в безопасности! Битва прекратилась!
На светлом экране перед глазами монахов прошли сцены последнего сражения Кристы и Бена с Зенцем и Спайдером Неви. И несмотря на то, что изображение было ярким и детальным, а вся сцена на пляже длилась около часа, старому монаху понадобилось всего несколько мгновений, чтобы во всех подробностях узнать, что же там произошло. Когда в финале Неви упал, по рядам наблюдающих монахов пробежал довольный ропот. Но тут действие перенеслось в другую пещеру, и весь экран заслонило ненавистное лицо директора.
Наступила полная тишина, лишь кто-то из монахов не удержался от сдержанного проклятия.
— Это что, чудо, старец?
— Флэттери заменили сознание. Это для нас намного важнее, чем любые чудеса, — ответил Твисп. — Аваата решила, что пора сменить директора.
Световые сполохи выплеснулись фонтаном из недр оракула и омыли всех стоявших вокруг пруда. Даже самые темные из них были лишь ярчайшими вспышками света на еще более сверкающем фоне.
— Смотрите, старец!
Твисп оглянулся на Моуза и увидел, что молодой монах воздел руки к потолку, словно хотел взлететь, и с его пальцев полились потоки упругого белого сияния и потянулись навстречу другим таким же, заполнившим уже всю пещеру. И хотя от световых бликов рябило в глазах, Твисп видел, что и другие монахи воздели руки и обмениваются сияющими посланиями. Он вспомнил, как когда-то, когда он был еще ребенком, к ним в школу пришел биоархитектор и показал много удивительного. Среди прочих было и такое «чудо» — он продемонстрировал живую амебу, приоткрыв все жизненные механизмы ее клетки: что ей нужно, чтобы начать двигаться, а что — чтобы поймать добычу и переварить ее.
— Так кто же мы на самом деле? — тогда вслух удивился Твисп. Хищники или жертвы?
Ответ обрушился на него с такой силой, что заставил его рухнуть на колени:
«Вы все мои братья, и я — ваша сестра».
Твисп попытался удержать равновесие, и его длинные руки ухватились за каменный край пруда. И вдруг навстречу ему из сияния протянулась чья-то рука — мокрая, но вполне реальная, и на каменный бордюр выбрался Калеб. Пещера наполнилась шумом голосов: монахи беседовали с Аваатой и своими предками, освобожденными из их воспоминаний и из тюрьмы генетических кодов.
— Давайте соединим руки и поблагодарим Аваату! — предложил Калеб. Его сильный звучный голос привлек общее внимание, и разговоры прекратились. — Аваата уничтожила созданную Флэттери чудовищную пародию на общество, а его самого взяла в плен. Там он останется до тех пор, пока не постигнет то, что мы знаем хорошо: все живущие имеют право на жизнь! Сегодня каждый получит еду. И пока мы держим планету в любящих руках, наши беды не вернутся.
Все находящиеся в пещере подали друг другу руки и встали вокруг пруда с оракулом, омываемые его ясным светом, в волнах которого кружились пленительные образы. Теперь тишину в пещере нарушали лишь восторженные вздохи и возгласы изумления.
И вновь пещеру захлестнул ослепительный поток света, и вновь растворил в себе без остатка пруд и древние каменные стены, и потолок. Теперь Твисп видел только хоровод держащихся за руки людей, а между ними клубился светящийся туман. И он чувствовал, что сейчас все жители Пандоры объединились в одну цепочку и стоят, устремив взоры на этот удивительный экран. Было тепло, и можно было уже не бояться ни демонов, ни охранки, ни голода.
Старый монах тихонько покинул праздник у пруда и, натянув у себя в келье рясу, поднялся на любимый балкон в горах над Калалочем.
Где-то далеко у подножья гор сверкало в ночной темноте море. А по тропе наверх с трудом взбирался старый фургон. В первую секунду Твисп насторожился, но затем разглядел ползущую за ним на прицепе лодку. Машина упорно лезла в гору, и Твисп подумал, что в Калалоче всегда будут такие люди: упорные и надежные, умеющие добиваться всего.
— Добро пожаловать, — прошептал он замерзшими на ночном ветру губами.
«Все у них получится», — подумал он и погрузился в мечты.
Первым, о ком подумал старик, был Калеб. Совсем немного времени пройдет, и келп поможет ему справиться с трудностями первой любви, а там, глядишь, внуки и внучки Скади Ванг и Бретта Нортона еще замучают дедушку Твиспа просьбами рассказать о них самих.
А что сбудется из того, что показал келп об остальных? И каким образом?
Избранные Аваатой Бен и Криста займутся налаживанием жизни на Пандоре, и им хватит работы еще на много лет. А Рико и Снейдж поселятся где-нибудь неподалеку, и работать будут все вместе. Это Твисп точно видел на экране. А Алиса Марш уведет безднолет «Ницше» в глубины космоса, за пределы связи, и на борту увезет Дварфа Макинтоша и Беатрис Татуш. Вместе со своим новым симбионтом, Аваатой, они откроют новую страницу в истории человечества. И если даже найденная ими планета поначалу будет не так прекрасна, как хотелось бы, совместными усилиями ее превратят в цветущий сад.
А еще с ними вместе полетит Юрий Бруд и даже наладит общение со своей матерью — ОМП Алисой Марш, что принесет им обоим утешение и облегчение. Благодаря келпу Алиса вновь обретет тело и утраченного было сына, а он запишет ее размышления и издаст для последующих поколений «Социологию вознесения». Экипажу этого безднолета предстоит стать жителями нового мира — где земля, солнце и море совсем другие.
Раджа Флэттери так и будет жить в келпе, не в чем не испытывая нужды, — узник собственной гордыни и алчности. Люди будут время от времени его навещать, а легенды о нем станут передавать из поколения в поколение.
А Твисп, хотя дни его сочтены, останется на этой планете и постарается хоть немного улучшить жизнь на ней. И он был счастлив, что встретит конец своей жизни не в одиночестве, как боялся раньше.
«Я наверняка войду в легенды как старец из горного монастыря», — усмехнулся он.
Внизу царила тишина, и еще недавно озарявшее окрестности сияние кануло в море, лишь пена светилась призрачным светом. Над седой головой Твиспа вздымался яркий звездный шатер с двумя лунами. И вдруг где-то внизу раздался чей-то заливистый смех, и старый монах подумал, что страх и смерть ушли отсюда навсегда.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ