Память Света

Глава 44 ДВА МАСТЕРА

Перрина разбудил шорох. Он осторожно приоткрыл глаза и обнаружил, что находится в тёмной комнате.

«Это дворец Берелейн», — припомнил он. Шум прибоя снаружи стал тише, а крики чаек смолкли. Вдали грохотал гром.

Который час? Пахло утром, но снаружи оставалось темно. Он с трудом различил тёмный силуэт человека, двигавшегося к нему через комнату. Он было насторожился, но учуял знакомый запах.

— Чиад? — спросил он усаживаясь.

Айилка не вздрогнула, хотя, судя по тому как она замерла, Перрин был уверен, что застал её врасплох.

— Мне не следует здесь находиться, — прошептала она. — Я рискую своей честью, балансируя на грани дозволенного.

— Это Последняя Битва, Чиад, — ответил Перрин. — Можно выйти за некоторые рамки… если, конечно, мы ещё не победили.

— Битва в Меррилоре выиграна, но более важное сражение в Такан’даре по-прежнему продолжается.

— Мне нужно вернуться к делам, — сказал Перрин. На нём было только исподнее, но его это не беспокоило. Айилку вроде Чиад ничем не смутить. Он откинул одеяло.

К сожалению, прежняя пожирающая его изнутри усталость не прошла, лишь немного утихла.

— И ты даже не скажешь, что я должен оставаться в постели? — спросил он, устало разыскивая рубашку и штаны. Они оказались сложены у изножья кровати рядом с его молотом. Чтобы до них дотянуться, ему пришлось опереться на матрас. — Что я не могу сражаться в подобном состоянии? Мне кажется, каждая знакомая мне женщина считает своим долгом сказать нечто подобное.

— Я убедилась, — сухо ответила Чиад, — что, когда указываешь мужчинам на их глупость, они только поступают ещё глупее. А кроме того, я — гай’шайн. Это не моё дело.

Он посмотрел на неё, и хотя в темноте не мог видеть залившую лицо девушки краску, учуял её смущение. Её поведение не очень-то пристало гай’шайн.

— Ранду следовало просто освободить вас от всех клятв.

— Он над этим не властен, — резко ответила она.

— Какой прок от чести, если Тёмный победит в Последней Битве? — отрезал Перрин, натягивая штаны.

— Честь — это всё, — тихо ответила Чиад. — Она стоит того, чтобы за неё умереть, и во имя неё стоит рискнуть даже судьбой целого мира. Лучше нам всем потерпеть поражение, чем лишиться чести.

Ну, положим, есть вещи, о которых он и сам мог сказать нечто подобное. Конечно, для этого совсем не обязательно напяливать на себя эти дурацкие белые балахоны, но, даже если бы на кону стояла судьба всего мира, он никогда не совершил бы кое-чего из того, что делали Белоплащники. И Перрин не стал ей возражать.

— Так зачем ты пришла? — спросил он, натягивая рубаху.

— Гаул, — ответила Чиад. — С ним…

— О, Свет! — воскликнул Перрин. — Нужно было сразу рассказать тебе. Чиад, у меня в последнее время вместо мозгов куча железных опилок. Когда мы расстались, с ним всё было в порядке. Он остался в Мире Снов, а там, время движется медленнее. По его ощущениям он там пробыл где-то около часа, но мне нужно к нему вернуться.

— В таком-то состоянии? — спросила она, забыв о том, что обещала не указывать ему на это.

— Нет, — ответил Перрин, садясь на кровать. — В последний раз я едва не свернул себе шею. Мне нужно, чтобы Айз Седай сняла мою усталость.

— Подобные вещи опасны, — заметила Чиад.

— Опаснее, чем позволить Ранду умереть? — спросил Перрин. — Или опаснее того, что Гаул останется в Мире Снов в одиночку, без союзника, защищать Кар’а’карна?

— А таких как он вообще нельзя оставлять без присмотра, иначе он способен пораниться о собственное копьё, — сказала Чиад.

— Я не это имел…

— Тише, Перрин Айбара. Я постараюсь, — и она исчезла, тихо прошелестев одеждой.

Перрин улёгся на кровать и потёр глаза ладонями. В этот раз, сражаясь с Губителем, он был куда увереннее в себе и всё равно не преуспел. Он стиснул зубы, надеясь, что Чиад скоро вернётся.

Какое-то движение в коридоре. Он насторожился снова приподнимаясь.

В дверях возникла массивная фигура, затем вошедший снял экран со своей лампы. Мастер Лухан был скроен наподобие наковальни — с небольшим, но сильным торсом и мощными руками. На памяти Перрина у него было куда меньше седины в волосах. Мастер Лухан постарел, но не ослабел. И Перрин сомневался, что подобное, вообще, когда-либо может случиться.

— Лорд Златоокий? — обратился мастер Лухан.

— Ради Света, — откликнулся Перрин. — Мастер Лухан, уж вы-то могли бы звать меня просто Перрином, или даже «тот мой никудышный ученик».

— Ну что ты, — произнёс мастер Лухан, проходя вглубь комнаты. — Не верю, что мог тебя так называть. Ну, может быть, разок.

— В тот раз, когда я сломал новенькое лезвие косы мастера ал’Мура, — улыбнувшись, ответил Перрин. — Я-то был уверен, что смогу сделать её как положено.

Мастер Лухан тихо рассмеялся. Он остановился рядом с молотом, который до сих пор лежал на столике у изножья, и провёл по нему пальцами.

— Ты стал настоящим мастером, — проговорил он, усаживаясь на табурет у кровати. — И, как один мастер другому, я скажу тебе, что впечатлён. Не думаю, что когда-нибудь мне удастся сделать нечто столь прекрасное, как этот молот.

— Вы выковали топор.

— Это так, — ответил он. — Но в нём не было красоты. Это было лишь орудие убийства.

— Иногда убийство необходимо.

— Верно, но в убийстве никогда не будет красоты. Никогда.

Перрин кивнул:

— Спасибо. За то, что нашли меня и принесли сюда. Что спасли мне жизнь.

— Это было в моих же интересах, сынок! — ответил мастер Лухан. — Если нам и суждено выбраться из всего этого, то благодаря вам, парни, попомните мои слова. — Он покачал головой, словно сам не мог в это поверить. Был, по крайней мере, один человек, помнивший всех троих юнцами, которым — а Мэту так уж точно — редко удавалось избегать неприятностей.

«Если честно, — подумал Перрин, — я уверен, что Мэт и сейчас почти постоянно по уши в неприятностях». По крайней мере, в этот момент он не сражался, а, судя по изображению, созданному цветным водоворотом, разговаривал с какими-то шончан.

— Чиад сказала, битва на поле Меррилора закончилась? — спросил Перрин.

— Верно, — ответил мастер Лухан. — Я вынес оттуда несколько наших раненых. Мне скоро возвращаться к Тэму с Абеллом, но я хотел сперва проведать тебя.

Перрин кивнул. Это тянущее чувство внутри него… Сейчас, по крайней мере, оно ощущалось сильнее, чем когда либо прежде. Он был нужен Ранду. Война ещё не окончена. Далеко не окончена.

— Мастер Лухан, — вздохнув, произнёс Перрин. — Я совершил ошибку.

— Ошибку?

— Я загнал себя, — ответил Перрин. — Слишком много на себя взвалил. — Он ударил кулаком об угол прикроватного столбика. — Я должен был это предвидеть, мастер Лухан. Так бывало всегда. Если я работал слишком усердно, то на следующий день пользы от меня не было.

— О чём ты, парень? — произнёс мастер Лухан, подавшись вперёд. — Меня больше волнует, что следующего дня вообще может не быть.

Перрин взглянул на него, нахмурившись.

— Если когда-то и нужно выжать из себя всё, то именно сейчас, — продолжил мастер Лухан. — Мы выиграли один бой, но если Дракон Возрождённый не выиграет свой… Свет, я вовсе не думаю, что ты в чём-то ошибся. Это наш последний шанс у горна. Этим утром настало время сдавать большой заказ. Сегодня нужно просто продолжать работать, пока дело не будет сделано.

— Но что, если я свалюсь…

— Значит, ты отдал себя всего.

— Я могу потерпеть неудачу, потому что растратил все силы.

— По крайней мере, тогда причиной твоей неудачи не станет то, что ты берёг себя. Знаю, звучит скверно, и, возможно, я ошибаюсь. Но… как бы это сказать? Всё, о чём ты говоришь, верно в обычное время. Но сейчас не обычное время. Во имя Света, далеко не обычное.

Мастер Лухан взял его за руку:

— Возможно, ты представляешь себя человеком порывистым, но я считаю тебя другим. Пожалуй, я вижу в тебе человека, который научился контролировать себя. Я видел, как бережно ты держишь чашку в руке, словно боишься её раздавить. Я видел, с какой осторожностью ты пожимаешь руки, стараясь не стискивать слишком сильно. Я видел как аккуратно и предусмотрительно ты двигаешься, стараясь никого не толкнуть и ничего не опрокинуть.

Хорошо, что ты этому научился, сынок. Тебе нужен был контроль. Но ещё я вижу в тебе мальчика, ставшего мужчиной, который не знает, как преодолеть эти барьеры. Который боится того, что может произойти, если он немного ослабит контроль. Я понимаю, ты делаешь это из опасения нанести вред людям. Но Перрин… пора перестать сдерживаться.

— Я больше не сдерживаюсь, мастер Лухан, — возразил Перрин. — Честное слово.

— Вот значит как? Ну, возможно ты прав, — мастер Лухан внезапно смутился, о чём поведал его запах. — Что это я? Говорю так, будто имею на это право. Прости, Перрин, но я не твой отец.

— Нет, — согласился Перрин, когда мастер Лухан встал, собираясь уйти. — У меня больше нет отца.

Мастер Лухан посмотрел не него с болью во взгляде:

— Вот что натворили эти троллоки.

— Мою семью убили не троллоки, — тихо ответил Перрин. — Это сделал Падан Фейн.

— Что? Ты в этом уверен?

— Один из Белоплащников рассказал мне об этом, — ответил Перрин. — Он не лгал.

— Тогда, что ж, — сказал мастер Лухан. — Фейн… он до сих пор где-то бродит, верно?

— Да, — согласился Перрин. — И он ненавидит Ранда. И есть ещё один человек. Лорд Люк. Помните его? Ему приказали убить Ранда. Думаю… Думаю, они оба попытаются до него добраться, прежде чем всё закончится.

— Значит, тебе нужно позаботиться, чтобы у них ничего не вышло, верно?

Перрин улыбнулся и повернулся на звук шагов, донёсшийся из коридора. Мгновением позже вошла Чиад, и он почувствовал её досаду от того, что он услышал, как она двигается. Следом вошла Байн — ещё одна фигура, облачённая в белое. А за ними…

Масури. Одна из тех Айз Седай, к кому он сам ни за что бы не обратился. Перрин почувствовал, как сжались его губы.

— Я тебе не нравлюсь, — произнесла Масури. — Мне это известно.

— Я никогда ничего подобного не говорил, — откликнулся Перрин. — Ты очень помогла мне во время наших странствий.

— И всё же, ты мне не доверяешь, но сейчас это не важно. Ты хочешь восстановить силы, и, возможно, я единственная, кто изъявляет желание тебе помочь. Хранительницы Мудрости вместе с Жёлтыми просто отшлёпают тебя как несмышлёное дитя за твоё желание уйти.

— Я знаю, — сказал Перрин, садясь на кровать. Он колебался. — Мне нужно знать, почему ты встречалась с Масимой за моей спиной.

— Я пришла сюда для того, чтобы выполнить просьбу, — ответила Масури, которую, судя по её запаху, развеселил этот вопрос, — а ты заявляешь, что не позволишь оказать тебе услугу, пока я не отвечу на вопросы?

— Так почему ты это делала, Масури? — сказал Перрин. — Выкладывай.

— Я собиралась его использовать, — ответила стройная Айз Седай.

— Использовать его?

— Иметь возможность влиять на того, кто называет себя Пророком лорда Дракона, могло оказаться полезным, — её запах выдал смятение. — Это было ещё до того, лорд Айбара, как я лучше узнала тебя. Как все мы тебя узнали.

Перрин хмыкнул.

— Я сделала глупость, — продолжила Масури. — Это ты хотел услышать? Я была глупа, но с тех пор многому научилась.

Перрин взглянул на неё, вздохнул и протянул руку. Ответ был в духе Айз Седай, хотя и наиболее откровенный из всех, что ему доводилось слышать.

— Приступай, — произнёс он. — И спасибо за помощь.

Она взяла его руку. Он почувствовал, как его усталость проходит, отступает, словно старое одеяло запихивают в крохотный ящик. Перрин почувствовал прилив сил. Почувствовал, как они возвращаются к нему, и энергично вскочил на ноги.

Масури тяжело опустилась на его кровать. Перрин сжал кулак. Он чувствовал, что ему по силам справиться с кем угодно, даже с самим Тёмным.

— Чувствую себя прекрасно.

— Говорят, мне нет равных именно в этом плетении, — сказала Масури. — Но будь осторожен, это…

— Да-да, — перебил Перрин. — Я знаю. Тело всё равно устало. Я просто этого не чувствую. — И сосредоточившись, он понял, что это не совсем так. Он чувствовал усталость: она, словно затаившаяся в норе змея, выжидала своего часа. Придёт время, и она поглотит его вновь.

Это означало, что прежде ему нужно справиться со своим делом. Он глубоко вздохнул и призвал свой молот. Он не шевельнулся.

«Всё верно, — подумал Перрин. — Мы же в реальном мире, а не в волчьем сне». Он подошёл и вложил молот в петлю на поясе — это был новый пояс, специально сшитый для более увесистого молота. Перрин повернулся к стоявшей у дверей Чиад и одновременно почуял Байн, которая ждала снаружи.

— Я его найду, — пообещал Перрин. — Если он ранен, я доставлю его сюда.

— Выполни обещание, — ответила Чиад. — Но нас ты здесь уже не найдёшь.

— Вы собираетесь в Меррилор? — удивился Перрин.

Чиад ответила:

— Кому-то нужно доставлять раненых для Исцеления. В прошлом гай’шайн не занимались ничем подобным, но, вероятно, сейчас это возможно.

Перрин кивнул и закрыл глаза. Он представил себя засыпающим, погружающимся в дремоту. За время, проведённое в волчьем сне, его разум здорово натренировался. Если постараться, он мог одурачить самого себя. Это не меняло окружающий мир, зато меняло его восприятие.

Да… он дремал на грани сна… и вдруг увидел проход. Он выбрал путь, ведущий в волчий сон во плоти, и, переносясь между мирами, уловил, как у Масури перехватило дыхание.

Перрин открыл глаза и окунулся в порывы ветра. Он создал вокруг себя пузырь спокойного воздуха и, приземляясь, напряг ноги. От дворца Берелейн в этом мире остались лишь несколько качающихся стен. Одна из них вдруг развалилась, камни рассыпались, и ветер унёс их в небо. Лежавший внизу город практически исчез; лишь оставшиеся кое-где кучи щебня отмечали места, где ранее стояли здания. Небеса стонали, словно гнущийся металл.

Перрин призвал в руку молот и начал последнюю охоту.

Том Меррилин сидел на огромном, почерневшем от сажи валуне, попыхивая трубкой и наблюдая конец света.

Уж он-то знал толк в том, как выбрать лучшее местечко для созерцания представления, и рассудил, что этот валун — наилучшее место в мире. Он находился совсем рядом со входом в Бездну Рока, настолько близко, что, откинувшись назад и прищурившись, Том смог бы заглянуть внутрь пещеры и уловить отблески света и мечущиеся тени. Он так и сделал. Никаких изменений.

«Береги себя, Морейн, — подумал он. — Прошу тебя».

Кроме того, он расположился у самого края тропинки и мог обозревать всю долину. Покручивая ус, Том попыхивал своей трубкой.

Кто-то ведь должен был всё это записать. Он же не мог только тем и заниматься, что беспокоиться о Морейн. Поэтому он задумался, подыскивая в уме подходящие слова для описания битвы, свидетелем которой стал. Такие слова как «эпическая» и «эпохальная» он сразу отбросил. Они слишком поизносились от частого употребления.

По долине прокатилась волна ветра, встрепав кадин’соры Айил, сражавшихся с противниками в красных вуалях. В ряды Принявших Дракона, защищавших путь в пещеру, одна за другой ударили молнии, подбрасывая людей в воздух. Затем молнии начали бить в ряды троллоков. Тучи то надвигались, то расходились, будто Ищущие Ветер соперничали с Тенью за контроль над погодой, и ни та, ни другая сторона не могла завладеть преимуществом надолго.

По долине шныряли огромные тёмные твари, сеявшие смерть. Гончие Тьмы не падали, несмотря на то что их дружно атаковали десятки людей. Правая часть долины была укрыта густым туманом, который, по каким-то причинам, не мог развеять даже ураганный ветер.

«Решающая, — подумал Том, покусывая чубук трубки. — Нет. Слишком ожидаемо». Если использовать слова, которые люди ожидают услышать, они начинают скучать. Великая баллада не должна быть предсказуемой.

Никогда не будь предсказуемым. Когда твои действия ожидаемы, когда люди начинают предугадывать твои движения и приглядываться, куда ты ловкой рукой спрятал шарик, или начинают улыбаться задолго до того, как ты доберёшься до поворота сюжета — значит, пора сворачивать плащ, раскланиваться и отправляться восвояси. По крайней мере, именно это они меньше всего от тебя ожидают, когда всё идёт хорошо.

Он снова откинулся назад, всматриваясь в туннель. Разумеется, он не смог её разглядеть. Она находилась слишком глубоко внутри. Но он чувствовал её через узы.

Она смотрела на конец света со стойкостью и решимостью. Он невольно улыбнулся.

Внизу, словно гигантская мясорубка, бушевала битва, превращая людей и троллоков в куски мёртвой плоти. Айильцы дрались по периметру поля боя, преследуя своих извращённых Тенью собратьев. Казалось, силы почти равны, вернее, были равны до появления Гончих Тьмы.

Какие же эти Айил всё-таки стойкие. Они, казалось, ничуть не устали, хотя сражались уже… Том не мог сказать точно, сколько прошло времени. С тех пор как они прибыли в Шайол Гул, он спал, возможно, пять или шесть раз, но не знал, можно ли это приравнять к дням. Том взглянул на небо — никаких признаков солнца, хотя, благодаря Ищущим Ветер с их Чашей Ветров, широкая полоса белых облаков в небе рассекла чёрную массу туч. Казалось, облака ведут свою битву — отражение битвы на земле. Чёрное против белого.

«Роковая?» — пришло ему на ум. Нет. Не совсем верное слово. Он точно напишет об этом балладу. Ранд это заслужил. И Морейн тоже. Эта победа будет принадлежать не только ему, но и ей. Но Тому нужны слова. Верные слова.

Он пытался найти их в грохоте копий о щиты, который производили айильцы, когда бежали в атаку. В завывании ветра в туннеле, в том, что он чувствовал её решимость стоять до конца.

Доманийские стрелки внизу отчаянно взводили свои арбалеты. Когда-то их было несколько тысяч. Сейчас осталась крохотная горстка.

«Возможно… ужасающая?»

Это слово было верным и в то же время неверным. Потому что оно не было неожиданным, хотя и очень, очень точным. Он чувствовал это нутром. Его жена стояла насмерть. Силы Света были на краю гибели. Свет, как же он боялся. За неё. За них всех.

Но это слово было обыденным. А он искал нечто лучшее, нечто совершенное.

Тайренцы внизу отчаянно выставили алебарды навстречу атакам троллоков. Принявшие Дракона дрались самым разным оружием. Единственный оставшийся паровой фургон, вёзший стрелы и арбалетные болты через последние Врата из Байрлона, лежал сломанный неподалёку. Припасы не доставляли уже много часов. Здешнее искривление времени, эта буря творили с Единой Силой нечто странное.

Том отдельно отметил для себя фургон. Он использует его в неожиданном ракурсе, покажет, как его холодные железные борта отражали стрелы, пока он не разрушился совсем.

В каждой шеренге, в каждой натянутой тетиве, в каждой руке, что держала оружие, был свой героизм. Как это передать? И как вместе с тем передать страх, разрушения, бесконечную странность всего происходящего? Вчера был необычный день своего рода кровавого перемирия, когда обе стороны прекратили все схватки, чтобы убрать трупы павших с обеих сторон.

Ему нужно слово, которое бы выразило ощущение хаоса, смерти, какофонии и отчаянной храбрости.

Снизу, по тропинке, на которой ожидал Том, начала подниматься группа вымотанных Айз Седай. Они миновали лучников, внимательно осматривающих поле боя в поисках Исчезающих.

«Изысканная, — решил Том. — Вот подходяще слово. Неожиданное, но верное. Величественно изысканная. Хотя нет. Не «величественно». Пусть остаётся само по себе. Если слово подходящее, оно справится без посторонней помощи. Если же оно неверное, то другими словами только подчеркнёшь его неуместность».

Именно таким и следует быть концу света. Небо, разрываемое на части противниками, сражающимися за контроль над стихиями, люди разных народов, бьющиеся из последних сил. Если победа достанется Свету, то благодаря всего лишь тончайшему перевесу.

Конечно же, это приводило его в ужас. Хорошая эмоция. Она обязательно войдёт в балладу. Он попыхтел трубкой, понимая, что делает это только чтобы унять дрожь. Целая стена ущелья неподалёку взорвалась, осыпая обломками скал сражавшихся внизу людей. Он понятия не имел, чьи направляющие это сделали. Здесь сражались и Отрёкшиеся. Том старался держаться от них подальше.

«Это тебе за то, старик, — напомнил он себе, — что не понял, когда нужно было убраться». Но он был рад, что не сумел сбежать, что его попытки бросить Ранда, Мэта и остальных оказались неудачны. Разве он и в самом деле хотел отсидеться в какой-нибудь тихой таверне, пока идёт Последняя Битва? В то время как она отправилась бы на неё в одиночестве?

Он покачал головой. Нет, он был таким же глупцом, как и все остальные. Просто у него было куда больше опыта, чтобы это понять. Проходят годы, прежде чем человек сумеет сложить всё воедино.

Приближающаяся группа Айз Седай разделилась: большинство осталось внизу, а одна, устало прихрамывая, направилась в сторону пещеры. Это была Кадсуане. Теперь осталось куда меньше Айз Седай, чем было. Потери росли. Разумеется, большинство отправившихся сюда знали, что здесь их ждёт гибель. Эта битва была наиболее отчаянной, и у сражавшихся здесь шансы выжить были минимальны. Из тех, кто вошёл в Шайол Гул, на ногах остался едва один из десяти. Том знал наверняка, что старик Родел Итуралде перед тем, как принять здесь командование, отправил жене прощальное письмо. То самое.

Кадсуане кивнула ему и продолжила путь к пещере, в которой Ранд сражался за судьбу мира. Едва она повернулась к Тому спиной, он, не выпуская из одной руки курительную трубку, которую держал во рту, другой рукой вынул нож и метнул. Он угодил Айз Седай точно между лопаток, перебив позвоночник.

Она рухнула на землю словно мешок картошки.

«Какой истёртый оборот, — подумал Том, раскуривая трубку. — Мешок картошки? Нужно другое сравнение. Кстати, как часто падают мешки с картошкой? Не слишком часто». Она рухнула как… Как что? Как овёс из разорванного мешка, высыпавшийся кучей на пол амбара. Да, так будет лучше.

Едва Айз Седай упала, как плетение, использованное ею для маскировки «под Кадсуане», исчезло, явив иное лицо. Оно было смутно знакомым. Доманийка. Как же её имя? Джини Кайд. Да, точно. Хорошенькая была.

Том покачал головой. Её походка была совершенно иной. Неужели никто из них не понимает, что походка человека так же индивидуальна, как нос на лице? Каждая женщина, пытавшаяся проскользнуть мимо него, считала, что изменить лицо и платье и, возможно, голос, будет достаточно, чтобы его одурачить.

Он поднялся со своего места, подхватил труп под мышки и оттащил в ближайшую расщелину, в которой уже было пять трупов, так что там становилось довольно людно. Вынув изо рта трубку, он снял плащ и положил так, чтобы прикрыть торчащую руку Чёрной сестры.

Затем он снова проверил туннель. Хотя Том не мог видеть там Морейн, это занятие его успокаивало. Вернувшись на своё место, он вынул перо и листок бумаги. И под гром, крики, взрывы и вой ветра принялся сочинять.