Память Света

Пролог ВО ИМЯ МИЛОСЕРДИЯ И ВСЕХ ПАВШИХ

Бэйрд сдавил монету большим и указательным пальцами. От ощущения того, как сминается металл, стало крайне не по себе.

Он отвёл большой палец. На твёрдой меди в неверном свете факелов ясно виднелся отпечаток. Бэйрда пробрал озноб, словно он провёл целую ночь в подвале.

В животе заурчало. Снова.

Северный ветер усилился, заставив взметнуться пламя факелов. Бэйрд сидел рядом с центром лагеря, прислонившись к большому валуну. Запасы еды испортились давным-давно. Голодные люди возле костровых ям что-то бормотали себе под нос, грея руки над огнём. Другие находившиеся поблизости солдаты принялись выкладывать на землю все металлические вещи — мечи, пряжки, доспехи — будто бельё на просушку. Возможно, они надеялись, что с восходом солнце вернёт металлу прежние качества.

Бэйрд скатал то, что некогда было монетой, в шарик. «Сохрани нас Свет, — подумал он. — Свет…» Он отбросил получившийся шарик в траву и поднял камни, которыми занимался до этого.

— Я хочу знать, что здесь произошло, Кайрам, — отрывисто бросил лорд Джарид. Он и его советники стояли неподалёку перед столом, заваленным картами. — Я хочу знать, как они подобрались так близко. А ещё я хочу голову этой треклятой Приспешницы Тёмного, королевы — Айз Седай! — Он в сердцах хватил кулаком по столу. Раньше его глаза не пылали столь исступлённым огнём. Испорченная провизия, странности, творящиеся по ночам — гнёт случившегося его изменил.

За спиной Джарида грудой лежал шатёр командующего. Волосы лорда, изрядно отросшие за время изгнания, развевались на ветру, рваный свет факелов освещал его лицо. Куртка, с тех самых пор как он выкарабкался из-под шатра, оставалась в приставшей сухой траве.

Озадаченные слуги перебирали железные колья шатра, которые, как и весь металл в лагере, стали мягкими на ощупь. Несущие кольца, пришитые к ткани, растянулись и порвались, как тёплый воск.

Ночь пахла неправильно: как затхлая комната, в которую никто не входил годами. Лесная поляна не может пахнуть древней пылью. В животе у Бэйрда опять заурчало. Свет, как же ему хотелось съесть хоть что-нибудь! Но вместо этого он сосредоточился на работе, с силой ударяя одним камнем по другому.

Он держал камни так, как в детстве его учил дедуля. Удары камня о камень каким-то образом помогали отгонять голод и холод. По крайней мере, хоть что-то в этом мире ещё оставалось крепким.

Лорд Джарид хмуро покосился в его сторону. Бэйрд был одним из тех десяти, кто по настоянию Джарида охранял его ночью.

— Я получу голову Илэйн, Кайрам, — сказал Джарид, повернувшись спиной к своим командирам. — Эта ненормальная ночь — дело рук её ведьм.

— Её голову? — раздался в стороне полный сомнений голос Эри. — И каким таким образом вам её принесут?

Лорд Джарид и все остальные вокруг освещённого факелами стола обернулись. Эри уставился в небо; на его плече красовалась эмблема: золотой вепрь, бросившийся на красное копьё. Это был знак личной гвардии лорда Джарида, но в голосе Эри почти не чувствовалось должного уважения.

— Чем, спрашивается, эту голову придётся отделять от тела, Джарид? Зубами?

От подобного возмутительного непочтения к вышестоящему лицу лагерь притих. Бэйрд в замешательстве прекратил бить камнем о камень. Да, ходили слухи о том, насколько неуравновешенным стал лорд Джарид. Но это?

Джарид едва не задохнулся от ярости, его лицо побагровело.

— Как ты смеешь разговаривать со мной подобным тоном? Ты! Гвардеец моей личной гвардии!

Эри продолжал разглядывать затянутое тучами небо.

— Ты лишаешься двухмесячного жалованья, — резко бросил Джарид, но его голос задрожал. — Понижен в звании и до особого распоряжения отправляешься чистить нужники. Если ты ещё раз посмеешь мне перечить, я велю отрезать тебе язык.

Бэйрд вздрогнул от холодного ветра. Среди остатков их мятежной армии Эри был лучшим. Остальные гвардейцы, потупившись, переминались с ноги на ногу.

Эри перевёл взгляд на лорда и улыбнулся. Он промолчал, но каким-то образом слов и не требовалось. Отрезать язык? Каждый кусочек металла в лагере стал мягким, как сало. Кинжал самого Джарида весь перекорёженный лежал на столе — когда лорд вынимал его из ножен, он растянулся. Даже кафтан Джарида болтался нараспашку — лишившись серебряных пуговиц.

— Джарид… — сказал Кайрам. У юного лорда — отпрыска одного из малых домов, сохранивших верность Саранд, было худощавое лицо и пухлые губы. — Ты и вправду думаешь… на самом деле думаешь, что в этом повинны Айз Седай? Они испортили весь металл в лагере?

— Конечно, — рявкнул Джарид. — Кто же ещё? Только не говори, что веришь в сказки, которые рассказывают у костра. Последняя Битва? Пф!

Он перевёл взгляд на стол. Там, развёрнутая и прижатая камнями по углам, лежала карта Андора.

Бэйрд снова взялся за свои камни. Тук, тук, тук. Сланец и гранит. Ему пришлось попотеть, разыскивая подходящие куски того и другого, но дедуля научил Бэйрда хорошо разбираться в камнях. Когда отец Бэйрда ушёл и стал мясником в городе, вместо того чтобы поддерживать семейное ремесло, старик почувствовал, будто его предали.

Мягкий, гладкий сланец. Гранит, с неровностями и выступами. Да, в мире что-то ещё осталось по-прежнему крепким. Что-то — и совсем немногое. Теперь мало на что можно положиться. Непоколебимые в прошлом лорды теперь размякли, подобно… да, подобно металлу. Небо бурлило чернотой, а храбрецы — те люди, на которых Бэйрд равнялся уже много лет — тряслись и скулили по ночам.

— Я обеспокоен, Джарид, — сказал Дэйвис. Немолодого лорда Дэйвиса, как никого другого, можно было назвать доверенным лицом Джарида. — Мы уже много дней не встречали ни единой живой души — ни фермеров, ни королевских солдат. Здесь что-то происходит. Что-то не так.

— Она зачистила местность от людей, — прорычал Джарид. — Она готовится к внезапной атаке.

— Я думаю, Джарид, ей не до нас, — сказал Кайрам, поглядев на небо. Вверху всё так же бурлили тучи. Казалось, прошло много месяцев с тех пор, как Бэйрд видел ясное небо. — С чего бы ей волноваться? Наши люди голодают, еда только и делает, что портится. Знамения…

— Она хочет вытеснить нас отсюда, — произнёс Джарид с горящим от пыла взором. — Это дело рук Айз Седай.

Внезапно в лагере всё смолкло. Воцарилась тишина, если не считать стука камней Бэйрда. Став мясником, он чувствовал себя не на своём месте, зато в гвардии лорда он обрёл дом. Резать коров и резать людей — в этом есть поразительное сходство. Его тревожило то, как легко он переключился с одного на другое.

Тук, тук, тук.

Эри обернулся. Джарид с подозрением воззрился на гвардейца, будто собираясь назначить ещё более суровое наказание.

«Он же не всегда был настолько плох, так ведь? — подумал Бэйрд. — Он хотел, чтобы трон достался его жене, но какому лорду не хочется того же?» Трудно судить о подобном, не учитывая, кто стоит за конкретным титулом. Семья Бэйрда вот уже много поколений с почтением служила дому Саранд.

Эри двинулся прочь от ставки командира.

— И куда это ты собрался? — взревел Джарид.

Эри поднял руку к плечу, сорвал эмблему гвардии, отшвырнул её в сторону и вышел из света факелов, направившись в ночь навстречу северным ветрам.

Большая часть лагеря не спала. Люди жались к кострам, стремясь к теплу и свету. Некоторые, у кого были глиняные горшки, пытались варить сорванную траву, листья и даже полоски кожи, чтобы хоть что-то поесть.

Они дружно поднялись, глядя вслед уходящему Эри.

— Дезертир, — сплюнул Джарид. — После всего, через что мы прошли, он бросает нас. Только потому, что настали трудные времена.

— Люди голодают, Джарид, — повторил Дэйвис.

— Я знаю. Спасибо тебе огромное, что сообщаешь о наших проблемах через каждое треклятое слово. —Джарид дрожащей рукой вытер лоб и хлопнул ладонью по карте на столе. — Нам придётся напасть на какой-нибудь город. От неё не укрыться, особенно теперь, когда она знает, где мы. Вот Беломостье. Мы возьмём его и пополним наши запасы. После сегодняшнего трюка её Айз Седай должны быть ослаблены — иначе бы она уже пошла в атаку.

Бэйрд прищурился, глядя в темноту. Люди вставали, собирая посохи и дубины. Некоторые уходили без оружия. Они скатывали постели, вскидывали на плечи узлы с одеждой.

Затем они потянулись прочь из лагеря — и шли без единого звука, словно вереница призраков. Не бренчали кольчуги, не звякали застёжки на броне. Металла больше не было, у него будто забрали душу.

— Илэйн не осмеливается двинуть против нас всю свою силу, — продолжал Джарид, похоже, пытаясь сам себя убедить. — Скорее всего, в Кэймлине беспорядки. Все эти наёмники, о которых ты докладывал, Шив… Возможно, там бунт. Эления, разумеется, будет настраивать остальных против Илэйн. Значит, Беломостье. Да, Беломостье — именно то, что надо.

Видите, мы его захватим и тем разрежем королевство пополам. Там мы пополним войско и вынудим западный Андор встать под наши знамёна. Оттуда двинемся в… как там зовётся это место? Двуречье? Там мы наверняка найдём подходящих ребят. — Джарид фыркнул. — Я слышал, они десятилетиями не видели лорда. Дайте мне четыре месяца, и у меня будет армия, с которой стоит считаться. Достаточная для того, чтобы Илэйн даже не смела приближаться к нам со своими ведьмами…

Бэйрд поднёс камень к свету факела. Чтобы сделать хороший наконечник для копья, требовалось начать с края и продвигаться к середине. Он нарисовал на камне контур мелом и сколол всё вокруг. После этого нужно было работать лёгкими ударами, откалывая маленькие кусочки.

Одну сторону он закончил раньше; теперь и вторая была почти готова. Казалось, он слышит шёпот дедули: «Наша сущность — это камень, Бэйрд. Неважно, что говорит твой отец. В самой сути своей мы состоим из камня».

Солдаты один за другим покидали лагерь. Удивительно, но они почти не разговаривали. Наконец Джарид заметил это, выпрямился и, схватив один из факелов, поднял его высоко над головой.

— Чем это они заняты? На охоту подались? Мы уже столько недель не видали дичи. Силки пошли ставить, наверное?

Никто не ответил.

— Может, они что-то видели, — пробормотал Джарид. — Или думают, что видели. Я запрещаю болтать о духах и прочей чепухе — это ведьмы насылают на нас видения, чтобы сбить с толку. Это… да, именно в этом всё и дело.

Сбоку раздалось шуршание. Кайрам рылся в своём упавшем шатре и, в конце концов, вытащил небольшой свёрток.

— Кайрам? — окликнул его Джарид.

Кайрам покосился на лорда, отвёл глаза и принялся привязывать к поясу кошель. Затем помедлил, расхохотался и вытряхнул содержимое наружу. Золотые монеты в нём слиплись в единый комок, как свиные уши в горшке. Кайрам сунул ком в карман. Он порылся в кошеле ещё и извлёк кольцо. Кроваво-красный камень в нём по-прежнему был в порядке.

— Пожалуй, по нынешним временам не хватит даже на яблоко, — пробормотал он.

— Я требую объяснить, куда ты собрался. Это твоих рук дело? — прорычал Джарид. — Никак бунт организовал?

— Я тут ни при чём, — ответил Кайрам с пристыженным видом. — Но в этом нет и твоей вины. Я… Мне жаль.

Кайрам вышел из света факелов. Бэйрд понял, что удивлён. Кайрам с Джаридом дружили с детства.

Следующим ушёл лорд Дэйвис, бросившись вдогонку за Кайрамом. Быть может, он хотел остановить молодого лорда? Но вместо этого он пошёл рядом с ним, и они исчезли в темноте.

— Я прикажу, и вас поймают! — пронзительно заорал Джарид им вслед. — Я стану консортом королевы! Никто на десять поколений вперёд не окажет ни вам, ни членам ваших Домов поддержки, не предоставит убежища!

Бэйрд снова взглянул на зажатый в руке камень. Остался всего один шаг — шлифовка. Хороший наконечник для копья, чтобы он стал опасен, требовалось отшлифовать. Он вытащил подобранный с этой целью другой кусок гранита и принялся аккуратно водить им вдоль поверхности наконечника.

«Похоже, я помню всё лучше, чем ожидал», — решил он, пока лорд Джарид продолжал сыпать угрозами.

В изготовлении наконечника была какая-то сила. Эта простая работа каким-то образом отгоняла уныние. В последнее время над Бэйрдом нависла тень, равно как и надо всем лагерем. Как будто… как будто он не мог выйти на свет, как ни пытался. Каждое утро он просыпался с чувством, словно накануне потерял любимого человека.

Подобное отчаяние могло раздавить. Но сам процесс создания чего-то — чего угодно — был возможностью дать отпор, одним из способов бросить вызов… ему. Тому, о ком не говорили вслух. Тому, о котором всякому было известно, что это его работа — не важно, что утверждал лорд Джарид.

Бэйрд поднялся. Позже наконечник надо бы отшлифовать получше, но он уже вполне годился в дело. Бэйрд поднял деревянное древко копья — старое металлическое лезвие отвалилось, когда лагерь поразило проклятье — и закрепил новый наконечник на месте, точно так же, как учил его дедуля много лет назад.

Остальные гвардейцы наблюдали за ним.

— Нам понадобятся ещё, — сказал Морир. — Если ты не против помочь.

Бэйрд кивнул.

— По дороге можно поискать на склоне холма, где я нашел тот кусок сланца.

Джарид наконец перестал кричать — его глаза в свете факелов казались огромными.

— Отставить. Вы моя личная гвардия. Вы обязаны мне подчиняться!

Он с ненавистью во взгляде бросился на Бэйрда, но Морир с Россом перехватили лорда со спины. Росс был в ужасе от собственного мятежа, но лорда он, тем не менее, не отпустил.

Бэйрд достал ещё кое-какие вещички оттуда, где лежала его скатанная постель. После этого он кивнул остальным, и они отправились вместе — восемь человек из личной гвардии лорда Джарида тащили лорда собственной персоной через остатки его лагеря. Они проходили мимо дымящихся костровищ и упавших шатров, брошенных людьми, которые в ещё больших количествах тянулись во тьму, направляясь на север. Навстречу ветру.

На окраине лагеря Бэйрд выбрал хорошее, крепкое дерево. Он махнул остальным, они взяли захваченную им верёвку и привязали лорда Джарида к дереву. Тот что-то бессвязно бормотал, пока Морир не заткнул ему рот платком.

Бэйрд подошёл ближе и пристроил ему под мышку бурдюк с водой.

— Не стоит слишком дёргаться, иначе вы можете уронить его, милорд. Вам, думаю, удастся выплюнуть кляп, он не слишком туго вставлен, и наклонить бурдюк ко рту, чтобы напиться. Вот, я вытащу пробку.

Джарид наградил Бэйрда взглядом чернее тучи.

— Дело не в вас, милорд, — сказал Бэйрд. — Наша семья всегда видела от вас только хорошее. Но, понимаете, мы не можем позволить вам тащиться следом за нами и всё испортить. Нам нужно кое-что сделать, а вы не даёте. Может быть, кому-то следовало высказаться раньше. Но дело сделано. Вот так, порой передержишь мясо подвешенным, и всю вырезку приходится выбрасывать.

Он кивнул остальным, которые разбежались собрать свои пожитки, показал Россу выход породы сланца неподалёку и объяснил, какие камни искать, чтобы вышел хороший наконечник для копья.

Бэйрд повернулся к извивающемуся в путах лорду Джариду.

— Это не ведьмы, милорд. И не Илэйн… Полагаю, я должен называть её королевой. Занятно думать о такой хорошенькой девушке как о королеве. Я бы лучше в гостинице посадил её на колено, чем кланялся ей, но Андору нужен правитель, чтобы следовать за ним на Последнюю Битву, и это не ваша жена. Мне жаль.

Джарид обвис в путах; казалось, гнев вытек из него. Сейчас он плакал. Странно было видеть подобное.

— Я расскажу всем, кого мы встретим — если мы кого-нибудь встретим — где вы, — пообещал Бэйрд, — и что у вас, наверное, есть драгоценности. Они могли бы за вами прийти. Да, могли бы. — Он помедлил. — Вам не следовало вставать на пути. Кажется, все понимают, что ждёт впереди — кроме вас. Дракон возродился, старые узы разорваны, прошлым клятвам пришёл конец — и пусть меня повесят, если я дам Андору уйти на Последнюю Битву без меня.

И Бэйрд ушёл в ночь, положив новое копьё на плечо. «В любом случае есть клятва старше той, что я дал вашей семье. Клятва, которую сам Дракон не способен отменить». Клятва этой земле. Камни в его крови, а кровь — в камнях Андора.

Бэйрд собрал остальных, и они зашагали на север. Позади них, в ночи, в одиночестве захныкал их лорд, когда через лагерь потянулись призраки.

Талманес осадил Сельфара, конь загарцевал, тряся головой. Чалый жеребец, казалось, рвался вперёд, словно чуя тревогу хозяина.

Ночной воздух был наполнен дымом. Дымом и криками. Талманес вёл Отряд вдоль дороги, запруженной перемазанными сажей беженцами. Их поток напоминал мутные воды реки, несущей обломки потерпевшего крушение корабля.

Краснорукие смотрели на них с тревогой.

— Спокойнее! — крикнул Талманес. — Мы не можем бежать всю дорогу до Кэймлина. Спокойнее!

Он вёл своих людей на предельной скорости, на которую только осмеливался, почти трусцой. Было слышно, как звенят их доспехи. Илэйн забрала с собой на Поле Меррилора половину Отряда, включая Исти́на и большую часть конницы. Наверное, предполагала, что придётся быстро отступать.

Впрочем, на городских улицах, наверняка переполненных людьми так же, как и эта дорога, от конницы будет мало проку. Сельфар фыркнул и тряхнул головой. До города было уже недалеко; его стены, черневшие в темноте, были освещены ярким заревом. Словно весь город был одним огромным пылающим костром.

«Во имя милосердия и всех павших», — с содроганием подумал Талманес. Над городом вздымались чудовищные облака дыма. Скверно. Намного хуже, чем при нападении айильцев на Кайриэн.

Наконец Талманес дал волю Сельфару. Чалый пустился галопом вдоль дороги, но вскоре им пришлось пробиваться сквозь встречный поток людей, стараясь не замечать просьбы о помощи. Время, проведённое с Мэтом, наложило свой отпечаток, и он жалел, что ему нечего предложить этим людям. Мэтрим Коутон удивительно и странно влиял на окружающих. Теперь и Талманес совсем иначе смотрел на простой народ. Может быть, причина была в том, что он сам до сих пор не решил, считать ему Мэта лордом или нет.

Поджидая своих людей, Талманес рассматривал горящий город с противоположной стороны дороги. Он мог бы всех их посадить в сёдла — пусть они и не были заправскими кавалеристами, каждый в Отряде имел запасную лошадь для дальних походов — но не рискнул, не этой ночью. На улицах города притаились троллоки и Мурддраалы, а значит, его солдаты должны быть готовы к немедленным действиям. Арбалетчики с заряженным оружием шли на флангах широкой колонны копейщиков. Какой бы важной ни была стоящая перед ними задача, он не станет подставлять своих людей под атаку троллоков.

Но если они потеряют тех драконов…

«Да осияет нас Свет», — подумал Талманес. Из-за клубящихся облаков дыма казалось, будто город кипит. Но некоторые части Внутреннего Города, стоявшего на холме и поэтому возвышавшегося над стенами, ещё не были охвачены огнём. В том числе и Дворец. Может, обороняющие его солдаты ещё держатся?

От королевы не было вестей, и, судя по увиденному Талманесом, помощь тоже не пришла. Видимо, королева ещё ни о чём не догадывалась, и это было плохо.

Очень, очень плохо.

Впереди Талманес заметил худощавого Сандипа в сопровождении нескольких разведчиков из Отряда. Тот пытался отделаться от группы беженцев.

— Пожалуйста, добрый господин! — рыдала молодая женщина. — Моё дитя, моя дочь, она осталась на холмах у северной стены…

— Я должен добраться до своей лавки! — вопил тучный мужчина. — Моя посуда…

— Люди добрые, — обратился к ним Талманес, направив своего коня в толпу, — если вы ждёте от нас помощи, то, мне кажется, вам стоит отойти и пропустить нас к этому растреклятому городу.

Беженцы неохотно расступились, и Сандип кивнул Талманесу в знак благодарности. Смуглый темноволосый мужчина был одним из командиров Отряда и превосходным полевым лекарем. Обычно приветливый, сегодня он выглядел мрачнее тучи.

— Сандип, смотри, — произнёс Талманес, указывая в сторону.

Неподалёку стояла большая группа воинов, они смотрели на город.

— Наёмники, — пробурчал Сандип, — уже не первые, мимо которых мы прошли. И кажется, никто из них не собирается и пальцем пошевелить.

— Это мы ещё посмотрим, — ответил Талманес.

Людская лавина продолжала катиться через городские ворота. Люди кашляли, цепляясь за свои скудные пожитки, тащили за собой плачущих детей. Этот поток ещё не скоро ослабнет. Кэймлин был переполнен, как гостиница в базарный день, и выбравшиеся из него счастливчики были лишь малой частью тех, кто оставался внутри.

— Талманес, — тихо произнёс Сандип, — скоро этот город станет смертельной ловушкой. Из него слишком мало выходов, и если Отряд там застрянет…

— Я знаю. Но…

По толпе беженцев у ворот прокатилась невидимая волна. Она была почти осязаема, словно дрожь. Крики стали напряжённее. Талманес обернулся и увидел огромные фигуры, снующие в тени ворот.

— Свет! — вскричал Сандип. — Что это?

— Троллоки, — Талманес развернул коня. — Свет! Они хотят захватить ворота и запереть беженцев внутри!

В городе было пять ворот, и если троллоки захватят их все…

Это и так была настоящая резня. Но стоит троллокам перекрыть напуганным горожанам пути бегства — станет намного хуже.

— Шире шаг! Все к городским воротам! — прокричал Талманес и пришпорил Сельфара, отправляя его в галоп.

В любом другом месте этот домишко назвали бы таверной, хотя Изам ни разу не видел здесь никого, кроме женщины с тусклым взглядом, которая содержала несколько унылых комнат и готовила безвкусную еду. Сюда приходили не для отдыха. Изам сидел на жёстком табурете за сосновым столом, таким обветшавшим, что, похоже, тот состарился задолго до рождения Изама. Гость старался лишний раз не касаться столешницы, чтобы не нахватать заноз больше, чем копий у айильца.

Помятый оловянный кубок был наполнен тёмной жидкостью, но Изам не стал пить. Он сел у стены рядом с единственным окном, чтобы следить за грязной улочкой, освещённой висящими на домах ржавыми фонарями, свет которых едва разгонял вечерние сумерки. Изам позаботился, чтобы его не было видно сквозь заляпанные стекла. Он никогда не наблюдал в открытую. В Городке лучше было не привлекать внимания.

Городок — единственное название, что было у этого места, если у него вообще было название. За две с лишним тысячи лет обветшавшие развалюхи возводились и отстраивались вновь бессчётное количество раз.

Если присмотреться, это место походило на городок приличных размеров. Большая часть зданий была построена пленниками, которые частенько мало понимали в строительстве, а то и вовсе не разбирались. Те, кто присматривал за ними, были столь же невежественны. Значительная часть домов, казалось, стояла лишь потому, что с обеих сторон их подпирали соседние домишки.

По щекам и вискам Изама, тайком наблюдавшего за улицей, струился пот. Кто же за ним придёт?

Вдалеке едва различимо виднелся силуэт рассекающей ночное небо горы. Где-то в Городке, подобно биению стального сердца, лязгал металл о металл. По улице двигались мужчины, полностью укутанные в плащи с глубоко надвинутыми капюшонами и лицами, по самые глаза скрытыми за кроваво-красными вуалями.

Изам был предельно осторожен и не позволял себе задерживать на них взгляд.

Пророкотал гром. Со склонов горы в вечно серое от туч небо то и дело срывались молнии. Об этом Городке, расположенном неподалёку от долины Такан’дар у подножия Шайол Гул, знали лишь единицы. И ещё до считаных единиц доходили слухи о его существовании. Изам был бы не прочь оказаться среди пребывающих в счастливом неведении.

Мимо прошло ещё несколько человек. Красные вуали. Они всегда закрывали ими лица. Вернее, почти всегда. Если видишь одного из них с опущенной вуалью, значит, нужно его убить. Если не убьёшь ты, убьют тебя. Казалось, большинство мужчин в красных вуалях торчали на улице только затем, чтобы испепелять друг друга взглядами да, возможно, пинать попадавшихся им под ноги бесчисленных бродячих собак — одичавших, с похожими на стиральную доску боками. Те немногие женщины, что осмеливались покинуть свои дома, не поднимая глаз, жались по краям улицы. Детей видно не было, да и вряд ли бы их много отыскалось. Городок не место для детей. Изам знал это. Он здесь вырос.

Один из проходящих по улице мужчин задержался взглядом на окне, за которым сидел Изам, и остановился. Изам застыл. Самма Н’Сей, Ослепляющие Взор, всегда были вспыльчивы и преисполнены гордыни. Нет, вспыльчивы — это ещё слабо сказано. Достаточно было малейшей прихоти, чтобы поднять нож на одного из Бесталанных. Обычно жертвами становились слуги. Но то обычно.

Мужчина в красной вуали продолжил смотреть прямо на него. Изам собрал в кулак всё своё спокойствие и не стал демонстративно пялиться в ответ. Его вызвали сюда по неотложному делу, и не стоит забывать об этом, если не хочешь расстаться с жизнью. Но всё же… если этот тип сделает ещё хоть шаг в сторону таверны, Изам немедленно скользнёт в Тел’аран’риод, а отсюда даже Избранные не смогут последовать за ним.

Внезапно Самма Н’Сей отвернулся от окна и мгновение спустя быстро зашагал прочь. Изам почувствовал, как охватившее его напряжение почти улетучилось, и всё-таки здесь оно никогда не покидало его полностью. Только не в Городке. Несмотря на проведённое здесь детство, это место не было домом. Здесь обитала сама смерть.

Какое-то движение. Изам взглянул в конец улицы. В его сторону направлялся ещё один высокий мужчина — в чёрном кафтане, плаще и с открытым лицом. Поразительно, но улица опустела — Самма Н’Сей мгновенно рассыпались по другим улицам и переулкам.

Значит, явился Моридин. Изам не был свидетелем первого визита Избранного в Городок, но был наслышан о нём. Самма Н’Сей были уверены, что Моридин — один из Бесталанных, пока тот не продемонстрировал им обратное. Ограничения, сдерживавшие их, на него не действовали.

От рассказа к рассказу число погибших Самма Н’Сей менялось, но никогда не опускалось ниже дюжины. Судя по тому, что Изам видел своими глазами, этим слухам можно было верить.

Когда Моридин подошёл к таверне, на улице оставались только собаки. Но Моридин прошёл мимо. Изам следил за ним настолько пристально, насколько осмеливался. Кажется, Моридин не обратил внимания ни на таверну, где было приказано ждать Изаму, ни на него самого. Возможно, Избранного ждали другие дела, а Изама он оставил напоследок.

После того как Моридин прошёл, Изам наконец-то глотнул своего тёмного пойла. Местные звали его «пламя» — очень говорящее название. По всей видимости, эта штука была сродни какому-то напитку из Пустыни. Искажённая версия оригинала, как и всё в Городке.

Сколько ещё заставит его ждать Моридин? Изаму не нравилось здесь торчать. Это слишком напоминало о детстве. Мимо прошла служанка — женщина в обтрёпанном почти до состояния лохмотьев платье — и плюхнула на стол тарелку. За всё время они с Изамом не перемолвились ни словом.

Изам посмотрел на обед. Овощи — лук и немного перца — тонко нарезанные и сваренные. Он попробовал чуть-чуть, затем вздохнул и отодвинул тарелку. Овощи были совершенно безвкусные, словно несолёная пшёнка. И никакого мяса. На самом деле, это было даже хорошо. Изам предпочитал не есть мяса, если не видел, как забили животное, или не загнал добычу лично. Привычки родом из детства. Если ты не видел собственными глазами, как прикончили твой будущий обед, ты не можешь знать наверняка. Здесь, в Городке, если видишь мясо, это и вправду может оказаться животное, пойманное на юге, или, возможно, выращенное здесь же — корова или коза.

Но это может быть и нечто иное. Пропадали люди, проигравшиеся в пух и прах и не способные выплатить долг. И Самма Н’Сей, не сохранившие чистоту крови, частенько проваливали испытания. Их тела исчезали. Нередко к моменту погребения хоронить было нечего.

«Чтоб этому месту сгореть, — подумал Изам, почувствовав, что желудок взбунтовался. — Гореть ему…»

Кто-то вошёл в таверну. К сожалению, с этого места Изам не мог видеть оба подхода к двери. Вошедшей оказалась привлекательная женщина в чёрном платье с красной отделкой. Её стройная фигурка и изящное личико не были знакомы Изаму. Он был почти уверен, что может узнать каждого из Избранных — он довольно часто видел их в мире снов. Они, конечно же, не знали об этом. Они считали себя там хозяевами, и некоторые из них были весьма искусны.

Но и он был ничуть не хуже, а в умении оставаться незамеченным ему не было равных.

Кем бы ни была эта женщина, она, очевидно, изменила свою внешность. Зачем же здесь скрывать своё настоящее лицо? В любом случае, наверняка это именно она его вызвала. Ни одна женщина не ходила по Городку с таким властным видом, с такой уверенностью в себе, словно не сомневалась, что даже скалы будут прыгать по её приказу. Изам молча опустился на одно колено.

Это движение пробудило резкую боль в раненом животе. Он до сих пор полностью не оправился после боя с тем волком. Изам чувствовал внутри напряжение — Люк ненавидел Айбару. Это было необычно. Люк был более склонен приспосабливаться, Изам же был несгибаем и твёрд. Что ж, по крайней мере, таким он себя видел.

В любом случае, в отношении именно этого волка они были единодушны. С одной стороны, Изам был в восторге: будучи охотником, он редко сталкивался с такой трудной добычей, как Айбара. Однако ненависть к нему была сильнее. Он обязательно убьёт Айбару.

Скрыв гримасу боли, Изам склонил голову. Женщина оставила его стоять коленопреклонённым и присела за стол. Некоторое время она молчала, постукивая пальцем по оловянному кубку и изучая его содержимое.

Изам замер. Многим из глупцов, называвших себя Друзьями Тёмного, не нравилось, когда кто-то другой проявлял над ними свою власть. На самом деле, с неохотой признал он, Люк, вероятно, был таким же.

Изам же был охотником. И никем иным он быть не хотел. Когда ты уверен в том, кто ты, нет смысла негодовать, когда тебе указывают твоё место.

Чтоб ему сгореть, но его бок и вправду горел от боли.

— Я хочу, чтобы он умер, — тихо, но настойчиво произнесла женщина.

Изам промолчал.

— Я хочу, чтобы его выпотрошили как зверя, чтобы его кишки бросили на землю, его кровью напоили воронов, чтобы его кости сначала побелели, потом посерели и растрескались от жары и солнца. Я хочу, чтоб он сдох, охотник.

— Ал’Тор.

— Да. В прошлый раз ты потерпел неудачу. — Её голос был ледяным. Изаму стало не по себе. Эта женщина была крепким орешком. Как и Моридин.

За годы служения он стал презирать большинство Избранных. При всей своей силе и предполагаемой мудрости, они ссорились, словно дети. Эта же женщина привела его в замешательство, и Изам засомневался, действительно ли он выследил всех. Она отличалась от прочих.

— Ну? — спросила она. — Что скажешь в своё оправдание?

— Каждый раз, когда кто-то из вас отправлял меня на эту охоту, — ответил Изам, — приходил другой, отрывал меня от неё и отправлял на другое задание.

По правде говоря, он бы предпочёл продолжить охоту на волка. Разумеется, он не нарушит приказ, особенно прямой приказ Избранной. Но для него все охоты были похожи друг на друга, кроме охоты на Айбару. Если надо, он убьёт этого Дракона.

— На этот раз подобного не случится, — сказала Избранная, всё так же уставившись в его кубок. Она не смотрела на Изама и не давала ему позволения подняться, так что он продолжал стоять на одном колене. — Остальные отказались от права на тебя. До тех пор, пока сам Великий Повелитель не прикажет тебе иное — пока он не призовёт тебя самолично — ты должен работать над этим заданием. Убей ал’Тора.

Внимание Изама привлекло движение за окном. Избранная не смотрела на проходившую мимо процессию закутанных в чёрное фигур. Их плащи не колыхались на ветру.

За ними следовали кареты — необычное для Городка зрелище. Они ехали медленно и всё равно тряслись и громыхали на неровной дороге. Изаму не нужно было заглядывать в занавешенные окна карет, чтобы знать, что внутри едут тринадцать женщин — столько же, сколько было Мурддраалов. Ни один из Самма Н’Сей не вернулся на улицу: они старались избегать подобных процессий. По понятным причинам, они… остро воспринимали подобные вещи.

Кареты проехали. Что ж. Ещё одного выловили. Изам предполагал, что с тех пор, как Единая Сила очищена от порчи, подобное более не практикуется.

Прежде чем снова уткнуться взглядом в пол, он заметил нечто совсем уж необычное. Из теней проулка на другой стороне улицы выглядывало маленькое чумазое личико. Широко распахнутые глаза мальчишки следили за процессией, но сам он старался спрятаться. Визит Моридина и процессия тринадцати прогнали Самма Н’Сей с улиц. А там, где их не было, уличные мальчишки могли ходить почти без опаски. Иногда.

Изам хотел крикнуть мальчишке, чтобы тот уходил. Сказать, чтобы бежал, рискнул пересечь Запустение. Лучше уж сгинуть в желудке Червя, чем жить в этом Городке и страдать от того, что он делает с тобой. Уходи! Беги! Умри!

Момент был упущен, оборванец скрылся в тенях. Изам помнил себя ребёнком. Он многому тогда научился. Как отыскать еду, в происхождении которой ты почти уверен, и не извергнуть съеденное обратно, когда поймёшь, что это было на самом деле. Как драться на ножах. Как оставаться незамеченным.

И, конечно же, как убить человека. Этот особый урок усвоил каждый, кто сумел прожить в Городке достаточно долго.

Избранная по-прежнему изучала его кубок. Изам понял, что она смотрит на своё отражение. Интересно, какое лицо она видит?

— Мне понадобится помощь, — наконец заговорил он. — Дракона Возрождённого охраняют, и он редко появляется во снах.

— Помощь уже готова, — тихо сообщила она. — Но ты должен выследить его, охотник. Никаких игр, как прежде, и попыток заманить его к себе. Льюс Тэрин почувствует такую ловушку. К тому же, теперь он не станет отвлекаться от своей цели. Времени осталось мало.

Она говорила о провале в Двуречье. За те дела отвечал Люк. Что знал Изам о настоящих городах, о людях, что в них живут? Он чувствовал их притягательность, хотя, возможно, на самом деле эти чувства принадлежали Люку. Изам был всего лишь охотником. Люди его почти не интересовали — за исключением того, как лучше прицелиться, чтобы стрела попала прямо в сердце.

И всё-таки, то дело в Двуречье… От него смердело, как от брошенной гнить туши. Он до сих пор ничего не понял. Что было настоящей целью? Выманить ал’Тора, или удержать Изама в стороне от важных событий? Он знал, что его способности завораживали Избранных — он мог нечто, на что они не были способны. О, они могли имитировать способ, которым он шагал в сон, но для этого им требовалась Единая Сила, переходные врата, время.

Он устал быть пешкой в их играх. Дайте ему просто охотиться; перестаньте менять цель каждую неделю.

Такие вещи Избранным не говорят. Свои возражения Изам держал при себе.

В дверях таверны сгустились тени, и служанка скрылась в подсобных помещениях. Теперь в зале не осталось никого, кроме Изама и Избранной.

— Можешь подняться, — сказала она.

Изам поспешно так и сделал — как раз в тот момент, когда в зал вошли двое. Высокие, мускулистые, в красных вуалях. На них были бурые одежды, как у айильцев, но они не носили ни луков, ни копий. Эти твари убивали куда более смертоносным оружием.

Несмотря на невозмутимый вид, Изам ощутил, как в нём поднимается волна чувств. Детство, полное боли, голода и смерти. Целая жизнь, проведённая в попытках не попадаться на глаза таким людям, как эти двое. Он с трудом сдерживал дрожь, пока они шли к столу, двигаясь с грацией прирождённых хищников.

Мужчины опустили вуали и оскалились. «Чтоб мне сгореть». Их зубы были подточены и заострены.

Обращённые. Это было заметно по их взгляду — не вполне нормальному, не вполне человеческому.

В этот момент Изам едва не сбежал, шагнув в сон. С обоими сразу ему не справиться. Его испепелят прежде, чем он сумеет уложить хотя бы одного из них. Он видел, как убивают Самма Н’Сей; зачастую таким образом они просто изучали новые способы использования собственных сил.

Они не напали. Знали, что эта женщина — Избранная? Почему же тогда опустили свои вуали? Самма Н’Сей опускали вуали только для убийства — и лишь убийства они жаждали с пылким нетерпением.

— Они будут тебя сопровождать, — сказала Избранная. — А чтобы справиться со стражей ал’Тора, ты получишь ещё и несколько Бесталанных.

Она обернулась к Изаму и впервые встретилась с ним взглядом. Казалось, она была… преисполнена отвращения. Словно ей было противно прибегать к его помощи.

Она сказала: «Они будут тебя сопровождать», а не «Они будут тебе служить».

Проклятый пёсий сын. Работёнка, похоже, предстояла мерзкая.

Талманес бросился в сторону, едва увернувшись от топора троллока. От удара содрогнулась земля, и раскололся булыжник на мостовой. Талманес пригнулся и вогнал клинок в бедро чудовища. Троллок с бычьей мордой откинул голову назад и взревел.

— Испепели меня Свет, как же ужасно воняет у тебя изо рта, — прорычал Талманес, выдернув меч и отступив назад. Тварь опустилась на одно колено, и он отрубил ей руку, державшую оружие.

Тяжело дыша, Талманес отскочил назад, позволив двум своим спутникам добить троллока копьями в спину. С троллоками всегда желательно сражаться группой. Разумеется, против любого противника хочется иметь на своей стороне союзников, но против троллоков особенно — из-за их размеров и силы.

В темноте трупы были похожи на груды мусора. Талманесу пришлось поджечь караульные помещения у ворот, чтобы осветить местность, а около полудюжины оставшихся стражников были временно зачислены в Отряд Красной Руки.

Чёрная волна троллоков начала отступать от ворот. Твари слишком сильно растянули свои силы, пока спешили сюда. Или, вернее, пока их сюда гнали. С этим отрядом был Получеловек. Талманес потрогал рану на своём боку. Она была влажной.

Караулки догорали. Придётся отдать приказ поджечь несколько лавок. Был риск, что пламя распространится дальше, но город и так был потерян. Осторожничать не имело смысла.

— Бринт! — прокричал Талманес. — Подожги эту конюшню!

Когда Бринт пробегал мимо с факелом, подошёл Сандип:

— Они вернутся. И, вероятно, скоро.

Талманес кивнул. Теперь, когда бой завершился, горожане потоком хлынули из переулков и укромных мест, робко пробираясь к воротам, и, как им казалось, к безопасности.

— Мы не можем оставаться здесь и удерживать эти ворота, — продолжил Сандип. — Драконы…

— Я знаю. Скольких мы потеряли?

— Я ещё не считал. Но не меньше сотни.

«Свет! Когда Мэт узнает об этом, он с меня шкуру спустит».

Мэт ненавидел терять людей. В нём была мягкость, сравнимая с его гениальностью — странная, но вдохновляющая комбинация.

— Выдвини разведчиков на ближайшие улицы, пусть следят за приближением Отродий Тени. А из туш троллоков сложите баррикады, они подойдут не хуже чего-либо другого. Эй, солдат!

Один из проходивших мимо изнурённых воинов замер. На нём были цвета королевы.

— Милорд?

— Нужно, чтобы люди узнали, что эти ворота безопасны. Есть ли какой-нибудь сигнал, который поймут андорские крестьяне? Что-нибудь, что приведёт их сюда?

— Крестьяне, — задумчиво повторил солдат. Похоже, это слово ему не очень понравилось. В Андоре им редко пользовались. — Да, Королевский марш.

— Слышал, Сандип?

— Я передам трубачам, Талманес, — ответил тот.

— Хорошо.

Талманес опустился на колени, чтобы вытереть меч об одежду мёртвого троллока. Бок отозвался болью. По обычным меркам рана была несерьёзной. В сущности, царапина.

Рубаха троллока была настолько грязной, что он даже засомневался, стоит ли ею воспользоваться, но троллочья кровь была вредна для клинка, так что он всё же протёр меч, прежде чем встать. Не обращая внимания на боль, он направился к воротам, где был привязан Сельфар. Он не рискнул вступать верхом на нём в битву с Отродьями Тени. Сельфар был отличным мерином, но не обученным в Порубежье.

Никто не сказал ему ни слова, когда он забрался в седло и вывел Сельфара из ворот на запад, в сторону замеченных им ранее наёмников. Они приблизились к городу, но это было не удивительно. Сражение манило воинов так же, как огонь манит замёрзших путников зимней ночью.

Но в бой они не вступили. Когда Талманес подъехал ближе, его приветствовала небольшая группа из шести наёмников с тугими мускулами и, вероятно, не менее тугими извилинами. Они узнали его и Красноруких. В последнее время Мэт был довольно популярен, а вместе с ним был популярен и Отряд. Несомненно, они также заметили пятна троллочьей крови на его одежде и повязку на боку.

Теперь его рана яростно пылала. Талманес натянул поводья Сельфара и стал неспешно похлопывать по седельным сумкам. «Где-то здесь должен быть табак…»

— Ну? — произнёс один из наёмников. В нём легко было узнать главаря — по лучшим доспехам. Часто такие шайки можно было в итоге возглавить, просто оставаясь в живых.

Талманес выудил свою не самую лучшую трубку из одной из седельных сумок. «Да где же этот табак?» Лучшую трубку он никогда не брал с собой в бой. Его отец говорил, что это к несчастью.

«О», — подумал он, вытаскивая кисет. Затем засыпал немного табака в трубку, вытащил зажигательную палочку и наклонился, чтобы зажечь её от факела в руках настороженного наёмника.

— Мы не будем сражаться, если нам не заплатят, — заговорил главарь. Он был крупным и на удивление ухоженным мужчиной, хотя подстричь бороду было бы не лишним.

Талманес закурил трубку и выпустил клубы дыма. Позади него зазвучали трубы. Королевский марш оказался легко запоминающейся мелодией. К трубам присоединились крики, и Талманес обернулся. Главная улица была забита троллоками, и на это раз их было больше.

Арбалетчики построились в шеренги и начали выпускать стрелы по команде, которую Талманес не мог услышать с такого расстояния.

— Мы не… — снова начал командир.

— Вы хоть знаете, что это? — тихо спросил Талманес, не вынимая трубки изо рта. — Это начало конца. Это падение государств и объединение человеческого рода. Это Последняя Битва, проклятые тупицы.

Наёмники неловко зашевелились.

— Вы… вы говорите от имени королевы? — произнёс главарь, пытаясь хоть как-то спасти ситуацию. — Я лишь хочу, чтобы о моих людях позаботились.

— Если вы будете сражаться, — ответил Талманес, — я обещаю вам великую награду.

Люди ждали.

— Я обещаю, что вы останетесь в живых, — закончил он и затянулся.

— Это угроза, кайриэнец?

Талманес выпустил дым и наклонился с седла к командиру наёмников:

— Этой ночью я убил Мурддраала, андорец, — тихо проговорил он. — Он задел меня такан’дарским клинком, и рана почернела. Так это называют в Порубежье. Это значит, что у меня в лучшем случае осталось несколько часов до того, как яд от клинка сожжёт меня изнутри, и я умру самым мучительным образом. А потому, друг мой, советую верить мне, когда я говорю, что мне нечего терять.

Командир моргнул.

— У вас есть два варианта, — продолжил Талманес, развернув коня и громко обратившись ко всему отряду. — Вы можете сражаться вместе с нами и помочь этому миру увидеть рассвет нового дня, и может вам даже удастся немного заработать, хотя обещать этого я не могу. Либо вы можете остаться здесь, смотреть, как погибают другие, и убеждать себя, что вы не сражаетесь бесплатно. Если вам повезёт, и остальные спасут мир без вас, то вы проживёте достаточно долго, чтобы ваши трусливые шеи оказались в петлях.

Ответом была тишина. Из темноты позади слышались звуки труб.

Главарь наёмников посмотрел на своих товарищей. Те закивали в знак согласия.

— Помогите удержать ворота, — сказал Талманес, поворачивая своего коня. — А я приведу остальные отряды наёмников.

Лейлвин обвела взглядом несметное число лагерей, заполонивших место, называемое Полем Меррилора. Сейчас, когда луна и звёзды в ночном небе были скрыты за облаками, она почти могла представить, что её окружают не огни походных костров, а корабельные фонари в оживлённом ночном порту.

Скорее всего, ничего этого она никогда больше не увидит. Лейлвин Бескорабельная — не капитан и уже никогда им не будет. Предаваться пустым мечтам означало бы отрицать саму суть того, кем она стала.

Байл положил ей на плечо свою руку с толстыми, загрубевшими от работы пальцами. Она потянулась и накрыла её своей. Проскользнуть в одни из этих врат, открытых в Тар Валоне, было просто. Город Байл знал хорошо, хоть и ворчал по поводу пребывания в нём.

— От этого места у меня волосы даже на руках дыбом встают, — бурчал он. И продолжал: — Как же я хотел, чтобы ноги моей здесь больше не было! Никогда.

Но всё равно пошёл с ней. Хороший он человек, этот Байл Домон. Хороший, насколько это возможно в этих чуждых местах, даже несмотря на его неприглядные делишки в прошлом. Всё это уже позади. И пусть он не понимает, как нужно жить правильно, он, по крайней мере, пытается понять.

— Вот это зрелище, — сказал он, пристально разглядывая безмолвное море огней. — Что ты собираешься делать дальше?

— Поищем Найнив ал’Мира или Илэйн Траканд.

Байл почесал свою бороду — с выбритой на иллианский манер верхней губой. Волосы на его голове были разной длины. Теперь, когда она его освободила, он перестал брить половину головы. Ну, а освободила она его, конечно же, для того, чтобы они могли пожениться.

Это было им на руку — здесь бритая голова привлекала бы внимание. Когда разрешились некоторые… сложности, из него получился неплохой со’джин. Однако в конце концов она была вынуждена признать, что Байл Домон не создан для того, чтобы быть со’джин. Слишком грубо он был вытесан, и никогда никаким волнам не сгладить эти острые края. И ей он нужен именно такой, хотя вслух она этого не признает.

— Уже поздно, Лейлвин, — сказал Байл. — Может, подождём до утра.

Нет. Пусть в лагерях и царил покой, но то была не сонная дремота, а спокойствие ждущих попутного ветра кораблей.

Лейлвин не знала толком, что здесь происходит — задавать вопросы в Тар Валоне она не рискнула, опасаясь, что её выдаст шончанский акцент. Собрать такие грандиозные силы нельзя без тщательной подготовки. Масштаб происходящего её поразил; она слышала об этой встрече, на которую явилась большая часть Айз Седай, но увиденное превзошло все её ожидания.

Лейлвин зашагала по полю, Домон последовал за ней, и они присоединились к группе тарвалонских слуг, которых им было позволено сопровождать благодаря взятке Байла. Лейлвин не нравились его методы, но ничего другого она предложить не смогла. Она старалась не думать о его старых связях в Тар Валоне. Что ж, если ей уже не суждено ступить на борт корабля, то и Байлу больше не судьба заниматься контрабандой. Это было слабым утешением.

«Ты — капитан корабля. Лишь это ты умеешь, лишь этого желаешь. А ныне — Бескорабельная». Лейлвин задрожала и, чтобы не обхватить себя руками, сжала кулаки. Провести остаток своих дней на этой вечно неизменной суше и больше никогда не помчаться быстрее лошадиного аллюра, не вдохнуть воздух в открытом море, не направить свое судно к горизонту, не поднять якорь, паруса и просто…

Лейлвин встряхнулась. Нужно найти Найнив и Илэйн. Может, она и Бескорабельная, но не позволит утянуть себя в эту пучину. Лейлвин определилась с курсом и начала движение.

Настороженный Байл слегка ссутулился и пытался разом следить за всеми вокруг. Несколько раз он бросил взгляд и на неё, сжав губы в узкую линию. Теперь она знала, что это означает.

— В чём дело? — спросила она.

— Лейлвин, что мы здесь делаем?

— Я уже объясняла. Нам нужно найти…

— Да, но зачем? Ты понимаешь, что собираешься сделать? Они же — Айз Седай!

— Раньше они относились ко мне с уважением.

— И поэтому ты считаешь, что они предоставят нам убежище?

— Возможно. — Она смерила его взглядом. — Выкладывай, Байл. Тебя что-то беспокоит.

Он вздохнул.

— Для чего нам убежище, Лейлвин? Мы могли бы подыскать себе корабль где-нибудь в Арад Домане. Там, где нет ни Айз Седай, ни Шончан.

— Я не собираюсь плавать на тех кораблях, что тебе по душе.

Он невозмутимо посмотрел в ответ:

— Я умею честно вести дела, Лейлвин. Я не буду…

Она подняла руку, прерывая Байла, потом положила её ему на плечо. Они остановились посреди тропинки.

— Я знаю, любовь моя. Знаю. Я говорю всё это, чтобы отвлечься, выплыть из потока, влекущего в никуда.

— Зачем?

Одно это слово — как заноза под ногтем. Зачем? И правда, зачем она прошла весь этот путь, путешествуя в компании Мэтрима Коутона, в столь опасной близости от Дочери Девяти Лун?

— Мой народ живёт с очень неправильным представлением о мире, Байл. И поэтому они творят несправедливость.

— Они отвергли тебя, Лейлвин, — тихо ответил он. — Ты больше не одна из них.

— Я всегда буду одной из них. Меня лишили имени, но не происхождения.

— Прошу прощения за оскорбление.

Она резко кивнула.

— Я по-прежнему верна Императрице, да живёт она вечно. Но дамани… они основа основ её власти. Это с их помощью Императрица поддерживает порядок, не даёт Империи развалиться. И природа дамани — ложна.

Сул’дам могли направлять. Способности можно было развить. Даже теперь, спустя месяцы после того, как ей открылась истина, её разум был не в силах охватить все последствия. Другой мог бы больше заинтересоваться политическими выгодами, он мог бы вернуться в Шончан и воспользоваться этим знанием ради власти. Лейлвин почти хотелось так и поступить. Почти.

С одной стороны, мольбы сул’дам, с другой… чем лучше она узнавала этих Айз Седай, совершенно не похожих на тот образ, который внушали им всем…

Что-то надо было делать. А вдруг её действия приведут к риску развала всей Империи? Она должна обдумывать свои шаги очень и очень тщательно, как заключительные ходы при игре в шал.

Парочка продолжала двигаться в темноте вслед за прислугой. Частенько то одна, то другая Айз Седай посылала слуг за чем-нибудь забытым в Белой Башне, потому перемещение туда и обратно было обычным делом, что было на руку Лейлвин. Даже когда они миновали границу лагеря Айз Седай, их так никто и не окликнул.

Подобная беспечность её удивила, но только до тех пор, пока она не увидела несколько стоящих вдоль дорожки человек. Их было непросто заметить. Им как-то удавалось сливаться с пейзажем, особенно в темноте. Лейлвин заметила их лишь тогда, когда один из них шевельнулся, отделившись от остальных, и зашагал вслед за ней и Байлом, чуть поотстав.

Несколько мгновений спустя стало очевидно, что именно они привлекли его внимание. Быть может, походкой или поведением. Они постарались одеться попроще, но борода Байла всё равно выдавала в нём иллианца.

Взяв Байла за руку, Лейлвин остановилась и повернулась к преследователю. Судя по описаниям, это был Страж.

Страж подошёл к ним. Они всё ещё были недалеко от внешней границы лагеря. Палатки в нём были расставлены по кругу. Лейлвин с тревогой отметила, что некоторые из палаток светились слишком ровным для свечи или лампы светом.

— Эй! — окликнул Стража Байл, дружелюбно подняв руку. — Мы ищем Айз Седай по имени Найнив ал’Мира. Если её здесь нет, то как насчёт Илэйн Траканд?

— Они не в этом лагере, — ответил Страж, длиннорукий мужчина с грациозной походкой. Черты его лица, обрамлённого длинными тёмными волосами, выглядели… незавершёнными — будто высеченные из камня скульптором, который внезапно потерял интерес к своей работе.

— А! — сказал Байл. — Выходит, мы ошиблись. Не могли бы вы нам подсказать, где они остановились? Видите ли, у нас очень срочное дело.

Он говорил спокойно и вежливо. При необходимости Байл мог быть очаровательным. Ему это удавалось куда лучше, чем Лейлвин.

— Возможно, — ответил Страж. — Но сперва ответьте на один вопрос. Ваша спутница, она тоже хочет найти этих Айз Седай?

— Да, она… — начал Байл, но Страж поднял руку.

— Я бы хотел услышать это от неё, — сказал он, разглядывая Лейлвин.

— Таково мое желание, да, — заговорила Лейлвин с «иллианским» выговором. — Моя престарелая бабуля! Эти женщины, они обещали деньги, и я точно собираюсь их получить. Айз Седай не лгут. Это известно всем. Если не можете отвести нас к ним сами, то найдите того, кто сделает это вместо вас!

От такого словесного напора Страж замялся и округлил глаза. Затем он, к счастью, кивнул.

— Сюда.

Он направился в сторону от центра лагеря, его подозрительность как будто исчезла.

Лейлвин облегчённо вздохнула, и они с Байлом зашагали вслед за Стражем. Байл смотрел на неё с такой гордостью, так широко улыбаясь, что точно выдал бы их, стоило только Стражу оглянуться. Она и сама не могла сдержать легкой улыбки.

Иллианский акцент давался Лейлвин нелегко, но они решили, что её шончанский выговор более рискован, особенно среди Айз Седай. Байл утверждал, что ни один настоящий иллианец не примет её за соотечественницу, но её знаний достаточно, чтобы обмануть чужака.

Когда лагерь Айз Седай остался позади, Лейлвин почувствовала облегчение. То, что у неё были две подруги Айз Седай — а они, несмотря на противоречия между ними, были подругами — не означало, что Лейлвин хотелось находиться в лагере, населенном этими женщинами. Страж вывел их на открытое пространство, находившееся примерно посередине Поля Меррилора. Там раскинулся очень большой лагерь с огромным количеством маленьких палаток.

— Айил, — тихо объяснил ей Байл. — Их здесь десятки тысяч.

Любопытно. Об Айил рассказывали устрашающие истории. Не может быть, чтобы все эти легенды были правдивыми. Тем не менее, эти рассказы, пусть и преувеличенные, подразумевали, что Айил — лучшие воины по эту сторону океана. Сложись всё иначе, и Лейлвин с удовольствием сразилась бы с парочкой айильцев в тренировочном поединке. Она положила ладонь на свою сумку. В её большом боковом кармане была спрятана дубинка. Оттуда её было легко выхватить.

Эти айильцы, вне всяких сомнений, были высокими людьми. Лейлвин прошла мимо нескольких из них, отдыхавших возле лагерных костров. На первый взгляд они казались полностью расслабленными, однако их глаза смотрели куда проницательнее глаз Стража. Опасные люди: даже отдыхая возле костра, они готовы убивать. В ночном небе Лейлвин не смогла рассмотреть знамёна, реявшие над этим лагерем.

— Какой король или королева правит этим лагерем, Страж? — спросила она.

Мужчина обернулся, черты его лица были скрыты ночной тенью.

— Ваш король, иллианка.

Идущий рядом с ней Байл напрягся.

«Мой…»

Дракон Возрождённый. Лейлвин гордилась тем, что не сбилась с шага, но была близка к этому. Мужчина, способный направлять. Это даже хуже — намного хуже, чем Айз Седай.

Страж подвёл их к шатру, расположенному почти в центре лагеря.

— Вам повезло, свет в её палатке ещё горит.

У входа в палатку не было никакой охраны. Страж спросил разрешения войти и получил его. Откинув полог палатки одной рукой, он кивнул им. При этом вторая его рука лежала на рукояти меча, а сам Страж занял оборонительную позицию.

Ей очень не хотелось подставлять свою спину этому мечу, но она вошла, как ей велели. Палатка освещалась одним из этих неестественных светящихся шаров, а за письменным столом сидела знакомая женщина в зелёном платье и писала письмо. Таких, как Найнив ал’Мира, в Шончан называли теларти — женщина, чья душа пылает огнём. Как теперь понимала Лейлвин, Айз Седай должна быть свойственна безмятежность вод. Что ж, Найнив при случае могла быть и такой, но в её исполнении безмятежные воды сразу за излучиной обрушивались яростным водопадом.

Когда они вошли, Найнив продолжала писать. Она больше не носила косу — свободно распущенные волосы едва касались плеч. Это выглядело странно, словно корабль без мачты.

— Я сейчас, Слит, — сказала Найнив. — Честно говоря, в последнее время вся ваша суета вокруг меня сильно смахивает на беготню наседки, потерявшей яйцо. Неужели у твоей Айз Седай нет для тебя работы?

— Лан очень важен для многих из нас, Найнив Седай, — ответил Страж Слит тихим, серьёзным голосом.

— А для меня он не важен, да? Нет, ну правда, я вот подумываю, не отправить ли вас, к примеру, дрова колоть. Пусть только ещё хоть один Страж попробует заглянуть ко мне и поинтересоваться, не нужно ли…

Она подняла взгляд и, наконец, заметила Лейлвин. Лицо Найнив тут же стало бесстрастным. Холодным. Обжигающе холодным. Лейлвин заметила, что потеет. Её жизнь — в руках этой женщины. Почему Слит отвёл их к Найнив, а не к Илэйн? Наверное, им не следовало упоминать Найнив.

— Эти двое пожелали встретиться с тобой, — доложил Слит. Лейлвин даже не заметила, когда он успел вытащить меч из ножен. Домон тихо что-то пробормотал себе под нос. — Они утверждают, что ты обещала им заплатить. Однако в Башне они не представились, и им удалось проскользнуть через одни из врат. Мужчина из Иллиана. Женщина же откуда-то ещё. Она скрывает свой акцент.

Похоже, она не так уж хорошо изображала иллианский выговор, как ей казалось. Лейлвин бросила взгляд на меч Стража. Если она откатится в сторону, то он, возможно, промахнётся, если будет целиться в грудь или шею. Она могла бы вытащить дубинку и…

Перед ней была Айз Седай. Если Лейлвин откатится в сторону, ей не удастся подняться на ноги. В лучшем случае, её поймают потоками Единой Силы. Лейлвин повернулась к Найнив.

— Я их знаю, Слит, — холодно произнесла Найнив. — Ты правильно сделал, что привёл их ко мне. Спасибо.

Меч Слита в мгновение ока оказался в ножнах, и Лейлвин почувствовала дуновение прохладного ветерка на шее, когда Страж тихо, словно шёпот, выскользнул из палатки.

— Если ты заявилась просить прощения, — сказала Найнив, — то ты пришла не по адресу. Мне почти хочется передать тебя Стражам, чтобы тебя допросили. Может, им удастся выжать из твоих вероломных мозгов что-нибудь полезное о твоём народе.

— Я тоже рада тебя видеть, Найнив, — спокойно ответила Лейлвин.

— Так что случилось? — требовательно спросила Найнив.

«Что случилось? О чём эта женщина вообще говорит?»

— Я пытался, — неожиданно заговорил Байл голосом, полным сожаления. — Я сопротивлялся, но они с лёгкостью меня одолели. Они могли сжечь моё судно, потопить нас, убить моих людей.

— Было бы лучше, если бы и ты, и твои люди сгинули, иллианец, — сказала Найнив. — Тер’ангриал в итоге оказался в руках Отрёкшейся. Семираг скрывалась среди Шончан, выдавая себя за кого-то вроде судьи. Говорящая Правду? Так это называется?

— Да, — тихо подтвердила Лейлвин. Теперь до неё дошло. — Мне жаль, что я нарушила клятву, но…

— Ах, тебе жаль, Эгинин? — Найнив встала, опрокинув стул. — «Жаль» — не то слово, которое бы я использовала, поставив под угрозу весь мир, подведя нас к границе тьмы и чуть ли не столкнув нас в пропасть! Женщина, эта Отрёкшаяся приказала изготовить копии! И одну из них даже защёлкнули на шее Дракона Возрождённого. Подумай! Сам Дракон Возрождённый под контролем Отрёкшейся!

Найнив вскинула руки.

— Свет! Лишь мгновения отделяли нас от конца, и всё из-за тебя. Конец всему. Ни Узора, ни мира, ничего. Из-за твоей беспечности миллионы жизней могли прерваться в один миг.

— Я… — Лейлвин внезапно показалось, что её промахи чудовищны. Жизнь кончена. Имя утрачено. Корабль отобран самой Дочерью Девяти Лун. Но всё это пустяки по сравнению с тем, что сообщила Найнив.

— Я сражался, — более уверенно сказал Байл. — Я сражался изо всех сил.

— Похоже, я должна была поддержать тебя, — проговорила Лейлвин.

— Я пытался это объяснить, — мрачно сказал Байл. — Что б мне сгореть, но я пытался много раз.

— Пф! — воскликнула Найнив, подняв ко лбу руку. — Что ты здесь делаешь, Эгинин? Я надеялась, что ты умерла. Если бы ты погибла, пытаясь сдержать клятву, тогда бы мне не пришлось тебя винить.

«Я отдала его Сюрот сама, — подумала Лейлвин. — Такова была цена за мою жизнь. Единственный путь к спасению».

— Ну, так что? — Найнив ожгла её взглядом. — Выкладывай, Эгинин.

— Я больше не ношу этого имени. — Лейлвин опустилась на колени. — Я лишилась всего, в том числе, как теперь выяснилось, и чести. Я отдаю себя в качестве платы.

Найнив фыркнула.

— В отличие от вас, Шончан, мы не держим людей в качестве животных.

Лейлвин по-прежнему стояла на коленях. Байл положил ладонь ей на плечо, но не пытался поднять её на ноги. Теперь он отчетливо понимал причины, по которым она должна была поступать именно так. Он уже почти стал цивилизованным.

— А ну, поднимайся! — рявкнула Найнив. — Свет, Эгинин. Я помню тебя такой сильной, что ты могла жевать камни и выплёвывать песок.

— Именно моя сила вынуждает меня поступать подобным образом, — ответила Лейлвин, опуская взгляд. Неужели Найнив не понимала, насколько это сложно? Проще было бы перерезать себе горло, вот только у неё не осталось чести, чтобы требовать себе столь лёгкого конца.

— Встань!

Лейлвин подчинилась.

Найнив схватила с кровати свой плащ и накинула его.

— Пошли. Я отведу тебя к Престолу Амерлин. Может она разберётся, что с тобой делать.

Найнив вырвалась в ночь, и Лейлвин последовала за ней. Решение принято. Другого пути, другого способа сохранить крупицу чести и, быть может, помочь своему народу пережить ложь, которую ему вдалбливали так долго, не существовало.

Лейлвин Бескорабельная теперь принадлежала Белой Башне. Не важно, что они скажут, не важно, что они с ней сделают, ничего не изменится. Она принадлежала им. Она станет да’ковале этой Амерлин и будет плыть сквозь этот шторм, как корабль с порванным парусом.

Возможно, с тем, что осталось от её чести, Лейлвин удастся заслужить доверие этой женщины.

— Это часть старого порубежного способа облегчить боль, — сказал Мельтен, снимая повязку на боку Талманеса. — Волдырник замедляет действие порчи от проклятого металла.

Мельтен был сухощавым парнем с растрёпанной копной волос на голове. На нём была простая рубаха и плащ андорского лесоруба, но говорил он, как Порубежник. В его сумке лежал набор цветных шариков, которыми он иногда жонглировал перед другими Краснорукими. В другой жизни он наверняка стал бы менестрелем.

Для Отряда он был не самой подходящей кандидатурой, но то же самое можно было сказать обо всех Красноруких.

— Я не знаю, как он подавляет действие яда, — продолжил Мельтен, — но он работает. Имейте в виду, это не обычный яд. Его нельзя просто взять и высосать.

Талманес прижал ладонь к боку. Жгучая боль казалась колючей лозой, заползшей под кожу и при каждом движении рвавшей его плоть. Он чувствовал, как яд движется внутри него. «Свет, как же больно».

Вокруг сражались Краснорукие, прорубаясь через Кэймлин наверх ко дворцу. Они вошли через южные ворота, оставив отряды наёмников под командованием Сандипа охранять западные.

Если где-то в городе и оставался очаг сопротивления вторжению, то, скорее всего, он был во Дворце. К несчастью, пространство между Талманесом и Дворцом кишело троллоками. Они постоянно на них натыкались и ввязывались в стычки.

Не попав наверх, Талманес не мог узнать, держится ли ещё там кто-нибудь. А это значило, что ему нужно с боем провести людей до дворца, оставляя бродившим по городу кулакам троллоков возможность зайти с тыла и отрезать им путь к отступлению. Но с этим ничего нельзя было поделать. Нужно выяснить, в каком состоянии оборона дворца, если его ещё кто-то оборонял. А уже оттуда он сможет пробиться дальше вглубь города и добраться до драконов.

Пахло дымом и кровью. Воспользовавшись небольшой передышкой, солдаты сложили мёртвые тела троллоков вдоль правой стороны улицы, чтобы освободить проход.

В этой части города тоже были беженцы, но их было гораздо меньше. Не поток, а скорее струйка, вытекавшая из темноты, пока Талманес с Отрядом зачищали главную улицу, ведущую ко дворцу. Эти не просили солдат защитить их имущество или спасти дома, они лишь радостно всхлипывали при виде сражавшихся людей. Мадвин направлял их навстречу свободе по безопасному коридору, прорубленному Отрядом.

Талманес повернул голову в сторону Дворца, стоявшего на холме, но едва различимого в ночи. Хотя бóльшая часть города пылала, до дворца огонь ещё не добрался, и его белые стены парили в темноте, как призраки. Никакого огня. Это должно было означать, что сопротивление продолжается, так ведь? Разве троллоки не напали бы в первую очередь на Дворец?

Талманес послал вверх по улице разведчиков, позволив себе и своим людям короткую передышку.

Мельтен закончил с перевязкой Талманеса, затянув наложенную припарку потуже.

— Спасибо, Мельтен, — кивнул ему Талманес. — Я уже чувствую, что снадобье работает. Ты упоминал, что это только одна часть облегчения боли. В чём состоит другая?

Мельтен отстегнул металлическую фляжку со своего пояса и протянул её Талманесу:

— Шайнарский бренди. Чистейший.

— Пить во время боя — не самая лучшая идея, парень.

— Возьмите, — спокойно ответил Мельтен. — Оставьте фляжку себе и отхлебните как следует, милорд. Иначе к следующему удару колокола вы и на ногах стоять не сможете.

Помедлив, Талманес взял фляжку и сделал один большой глоток. Жидкость обжигала, словно его рана. Он закашлялся и убрал бренди.

— Мне кажется, ты перепутал бутылки, Мельтен. Эту ты наполнил в дубильном чане.

Мельтен расхохотался:

— А ещё говорят, что у вас нет чувства юмора, лорд Талманес.

— Его и нет, — ответил Талманес. — Не отходи далеко, твой меч ещё пригодится.

Мельтен кивнул, его глаза торжественно засветились:

— Сокрушитель Ужаса, — прошептал он.

— Что?

— Так говорят в Порубежье. Вы убили Исчезающего. Вы — Сокрушитель Ужаса.

— Да в нём к тому времени было штук семнадцать стрел!

— Неважно. — Мельтен крепко схватил его за плечо. — Сокрушитель Ужаса. Как только боль станет совсем нестерпимой, поднимите в мою сторону два кулака. Я сделаю, что дóлжно.

Талманес встал, не сумев подавить стон. Они оба всё понимали. Несколько Порубежников из Отряда подтвердили, что раны от такан’дарского клинка были непредсказуемы. Одни быстро загнивали, другие ослабляли раненого. Но когда они чернели, как у Талманеса… это было хуже всего. Единственной надеждой было найти Айз Седай в течение нескольких ближайших часов.

— Вот видишь, — пробормотал Талманес, — хорошо, что у меня нет чувства юмора, иначе я бы решил, что это Узор так шутит надо мной. Дэннел! Карта у тебя под рукой?

Свет, как ему не хватало Ванина.

— Милорд, — отозвался Дэннел, спеша к нему через тёмную улицу с факелом и второпях нарисованной картой в руках. Он был одним из драконьих капитанов в Отряде. — Кажется, я нашёл более короткий путь к тому месту, где Алудра держит драконов.

— Сперва мы пробьёмся ко Дворцу, — возразил Талманес.

— Милорд, — уже спокойнее заговорил большеротый Дэннел, одёргивая свою форму, словно она была ему не впору. — Если Тень завладеет драконами…

— Я прекрасно осознаю опасность, Дэннел. Спасибо. Как быстро смогут двигаться эти штуки, если мы до них доберёмся? Мне не по душе то, как сильно Отряд растягивается по городу, а Кэймлин горит быстрее, чем надушенные любовные письма, адресованные любовнице Благородного Лорда. Я хочу забрать оружие и покинуть этот город как можно быстрее.

— Я могу сравнять с землёй вражеское укрепление парой выстрелов, милорд, но драконы не передвигаются быстро. Они прикреплены к подводам, и это поможет, но быстрее, чем… скажем, обоз, они не поедут. А ещё нужно время, чтобы установить их для стрельбы.

— Тогда мы точно идём ко Дворцу, — сказал Талманес.

— Но…

— Во Дворце, — решительно продолжил он, — мы можем найти женщин, способных направлять, которые создадут нам переходные врата прямо в хранилище Алудры. Более того, если дворцовая стража всё ещё сражается, мы будем уверены, что наши спины прикрывают друзья. Мы обязательно вернём драконов, но сделаем это по-умному.

В этот момент он заметил Ладвина и Мара, бежавших к нему вниз по улице.

— Впереди троллоки! — сообщил Мар, подбегая к Талманесу. — Не меньше сотни. Затаились на дороге.

— Стройся! — прокричал Талманес. — Прорываемся ко Дворцу!

В палатке-парильне повисла мёртвая тишина.

Авиенда была готова к недоверию. К вопросам. Только не к этому мучительному молчанию.

Пусть Авиенда и не ждала подобной реакции, она была понятна. Когда она увидела в будущем Айил, медленно утрачивающих джи-и-тох, у неё самой возникли те же чувства. Она стала свидетелем смерти, бесчестия и падения собственного народа. По крайней мере, теперь есть с кем разделить эту ношу.

Горячие камни в котле тихонько шипели. Надо бы подлить ещё воды, но никто из шестерых сидящих в палатке не сдвинулся с места. Все присутствующие женщины, обнажённые по обычаю палатки-парильни, были Хранительницами Мудрости: Сорилея, Эмис, Бэйр, Мелэйн и Кимер из Томанелле Айил. Уставившись прямо перед собой, каждая находилась наедине со своими мыслями.

Одна за другой, они выпрямляли спины, словно принимая новую ношу. Это обнадёжило Авиенду. Она и не думала, что новость их надломит, но всё же приятно видеть, что они повернулись лицом навстречу опасности, а не убежали от неё.

— Затмевающий Зрение сейчас слишком приблизился к миру, — сказала Мелэйн. — Узор некоторым образом запутался. Во снах мы всё ещё видим множество вещей, которые могут или не могут произойти, но возможностей слишком много. Мы не можем отличить одно от другого. Судьба нашего народа неясна для Ходящих по снам, как и судьба Кар’а’карна после того, как он в Последний День плюнет в глаза Затмевающему Зрение. Мы не знаем, истинно ли то, что видела Авиенда.

— Мы должны проверить, — с застывшим, словно окаменевшим, взглядом, произнесла Сорилея. — Мы должны узнать наверняка. Каждая ли женщина сейчас видит подобные видения вместо других, или это особый случай?

— Эленар из Дэрайн, — предложила Эмис. — Её обучение почти закончено — она следующая из тех, кому предстоит отправиться в Руидин. Мы можем попросить Хэйди и Шанни подбодрить её.

Авиенда еле сумела не вздрогнуть. Ей было прекрасно известно, как именно могут «подбодрить» Хранительницы Мудрости.

— Было бы неплохо, — подавшись вперёд, произнесла Бэйр. — Возможно, так происходит всегда, когда кто-то проходит через колонны во второй раз? Может быть, потому это и запрещено.

Никто не посмотрел на Авиенду, но она чувствовала, что речь о ней. То, что она сделала, было запрещено. Рассказывать о произошедшем в Руидине также не дозволялось.

Но ругать её не станут. Руидин не убил её; так сплело Колесо. Взгляд Бэйр был всё так же устремлён вдаль. Пот стекал по лицу и груди Авиенды.

«Я не скучаю по ванне», — твердила она себе. Она не какая-нибудь мягкотелая мокроземка. На самом деле, по эту сторону гор особой нужды в палатках-парильнях не было. По ночам здесь не было пронизывающего холода, так что от жара в палатке было скорее душно, а не приятно. А поскольку воды для принятия ванны было достаточно…

Нет. Она стиснула зубы.

— Можно мне сказать?

— Не глупи, девочка, — ответила Мелэйн. У женщины был огромный живот, ведь она вот-вот должна была родить. — Ты теперь одна из нас, так что нет нужды спрашивать разрешения.

«Девочка?» По-видимому, потребуется время, чтобы они действительно увидели в ней равную себе, но они и вправду старались. Ей не приказывали заварить чай или плеснуть воды на камни. Поблизости не было учениц или гай’шайн, так что все делали это по очереди.

— Меня гораздо больше беспокоит само видение, чем то, что оно может повториться, — сказала Авиенда. — Оно действительно сбудется? Можем ли мы его предотвратить?

— Руидин показывает два типа видений, — вступила в разговор Кимер. Это была молодая женщина, всего лет на десять старше Авиенды, смуглая и с тёмно-рыжими волосами. — В первый визит — о том, что может быть, во второй, к колоннам — о том, что было.

— Третий тип видений тоже возможен, — возразила Эмис. — Пока что колонны всегда точно показывали прошлое. Почему бы с такой же точностью им не показать будущее?

У Авиенды сжалось сердце.

— Но почему, — тихо спросила Бэйр, — колонны показывают безысходное падение, которое нельзя изменить? Нет. Я отказываюсь в это верить. Руидин всегда открывал нам то, что нужно увидеть. Чтобы помочь Айил, а не погубить. В этом видении тоже должен быть смысл. Может быть, оно должно привести нас к большей чести?

— Это неважно, — отрезала Сорилея.

— Но… — начала было Авиенда.

— Это неважно, — повторила Сорилея. — Если увиденное тобой неизбежно, если нам суждено… пасть, как ты говоришь, разве кто-нибудь из нас откажется от сражения, от попытки что-то изменить?

В палатке стало тихо. Авиенда покачала головой.

— Мы должны действовать так, словно это можно изменить, — сказала Сорилея. — Лучше не задумываться над твоим вопросом, Авиенда. Следует решить, что делать дальше.

Авиенда поняла, что кивает.

— Я… Да, да, ты права, Хранительница Мудрости.

— И что же нам делать? — спросила Кимер. — Что менять? Сперва нужно победить в Последней Битве.

— Я почти хочу, — сказала Эмис, — чтобы то видение было невозможно изменить — хотя бы потому, что оно доказывает нашу победу.

— Ничего оно не доказывает, — возразила Сорилея. — Победа Затмевающего Зрение разорвёт Узор, так что ни одному видению будущего нельзя безоговорочно верить. Даже несмотря на все пророчества об Эпохах, что ещё грядут, если победит Затмевающий Зрение, всё вокруг обратится в ничто.

— Мое видение как-то связано с планами Ранда, — сказала Авиенда.

Все повернулись в её сторону.

— Судя по вашим словам, — продолжила она, — завтра он готовится сообщить нечто важное.

— Кар’а’карн… обожает устраивать эффектные представления, — с теплотой в голосе сказала Бэйр. — Он как крокобар, который всю ночь строил гнездо, чтобы ранним утром спеть об этом всем вокруг.

Авиенда удивилась, узнав о всеобщем сборе на Поле Меррилора. Она нашла это место лишь при помощи уз с Рандом ал’Тором, пытаясь определить его местоположение. А когда прибыла сюда и увидела столько собравшихся вместе армий мокроземцев, то призадумалась. Может, этот сбор был началом событий из её видений?

— Мне кажется, будто я знаю больше, чем следует, — сказала она самой себе.

— Ты увидела будущее, значительную часть того, каким оно может стать, — сообщила Кимер. — Это изменит тебя, Авиенда.

— Завтрашний день — ключевой момент, — сказала Авиенда. — Это связано с его планом.

— Из твоего рассказа, — ответила Кимер, — следует, будто он собирается пренебречь Айил, своим собственным народом. Почему он покровительствует всем, кроме тех, кто этого больше всех заслуживает? Он пытается унизить нас?

— Не думаю, что причина в этом, — возразила Авиенда. — Полагаю, он собирается выдвинуть собравшимся требования, а не вознаграждать их.

— Он говорил о какой-то цене, — заметила Бэйр. — Цене, которую он собирается заставить всех заплатить. Никто не смог выведать у него секрет этой цены.

— Чуть ранее, сегодня вечером, он отправился в Тир через переходные врата и принёс оттуда какую-то вещь, — добавила Мелэйн. — Об этом рассказали Девы. Теперь он держит слово и повсюду берёт их с собой. Когда мы спросили его об этой его цене, он ответил, что Айил не стоит об этом беспокоиться.

Авиенда нахмурилась.

— Он заставляет людей платить ему за то, что, как мы знаем, он и так должен исполнить? Возможно, он провёл слишком много времени с послом Морского Народа.

— Нет, он прав, — возразила Эмис. — Эти люди требуют от Кар’а’карна слишком многого. Он имеет право требовать что-то взамен. Они слабы. Возможно, он намеревается сделать их сильнее.

— И, выходит, он сделал для нас исключение потому, — тихо сказала Бэйр, — что знает: мы уже сильны.

Палатка погрузилась в тишину. Выглядевшая озабоченной Эмис плеснула в котёл на горячие камни немного воды. Зашипев, та превратилась в струйку пара.

— Вот именно, — сказала Сорилея. — Он не желает нас унизить. По-своему, он пытается оказать нам честь. — Она покачала головой. — Ему следовало бы знать нас лучше.

— Часто Кар’а’карн оскорбляет нас нечаянно, словно ребёнок, — согласилась Кимер. — Мы сильны, так что его требования — какими бы они ни были — нам не страшны. Мы можем заплатить ту же цену, что и остальные.

— Он не делал бы столько ошибок, если бы лучше знал наши обычаи, — пробормотала Сорилея.

Авиенда спокойно встретила взгляды других Хранительниц. Да, она не смогла обучить его как следует, но им известно, что Ранд ал’Тор упрям. Кроме того, теперь она равна им по положению. Однако, при виде неодобрительно поджатых губ Сорилеи, Авиенде было трудно чувствовать себя равной.

Возможно, она слишком много времени провела с мокроземцами вроде Илэйн, но Авиенда внезапно поняла, что хотел сказать Ранд. Предоставить Айил право не платить цену — если, конечно, он именно это имел в виду — было оказанием чести. Если бы он всё же выдвинул к ним требования наравне с остальными, те же самые Хранительницы Мудрости могли оскорбиться из-за того, что он приравнял их к мокроземцам.

«Что же он задумал?» Она видела подсказки в Руидине, но в ней всё сильнее росла уверенность, что завтрашний день станет для Айил началом пути к гибели.

Она должна это предотвратить. Это её первая задача в качестве Хранительницы Мудрости и, возможно, самая важная из всех, что ей предстоит когда-либо решить. Она обязана справиться.

— Её заданием было не только его обучение, — сказала Эмис. — Чего бы я ни отдала, чтобы знать, что он под надёжным присмотром хорошей женщины.

Она выразительно посмотрела на Авиенду.

— Он будет моим, — уверенно заявила Авиенда. «Но не ради тебя, Эмис, и не ради нашего народа». Она была поражена силой собственных мыслей. Она была Айил. Её народ значил для неё всё.

Но это был не их выбор, а её собственный.

— Имей в виду, Авиенда, — сказала Бэйр, положив ладонь ей на руку. — Он изменился с тех пор, как ты ушла. Стал сильнее.

Авиенда нахмурилась:

— В каком смысле?

— Он принял объятия смерти, — с гордостью ответила Эмис. — Пусть он всё ещё носит меч и одевается как мокроземец, но сейчас он один из нас, целиком и полностью.

— Я должна это увидеть, — сказала Авиенда и встала. — Я выясню всё, что смогу, о его планах.

— Осталось не так много времени, — предупредила её Кимер.

— Одна ночь, — ответила Авиенда. — Этого достаточно.

Остальные закивали, и Авиенда начала одеваться. Неожиданно остальные сделали то же самое. Похоже, они сочли её новости достаточно важными, чтобы поделиться ими с другими Хранительницами Мудрости, а не продолжать обсуждение, сидя в палатке-парильне.

Авиенда первой вышла в ночь. Прохладный воздух, контрастируя с изматывающей жарой палатки, приятно ощущался на коже. Она глубоко вздохнула. От усталости мысли еле ворочались, но сон подождёт.

Полог палатки зашелестел, выпуская остальных Хранительниц Мудрости. Мелэйн и Эмис, о чём-то тихо переговариваясь, быстро скрылись в темноте. Кимер направилась прямиком к палаткам Томанелле. Наверняка она собиралась поговорить со своим дядей — Ганом, вождём Томанелле.

Авиенда собралась было отправиться по своим делам, когда её руки коснулись старческие пальцы. Она обернулась и увидела стоявшую позади неё Бэйр, уже одетую в блузу и юбку.

— Хранительница Мудрости, — по привычке сказала Авиенда.

— Хранительница Мудрости, — с улыбкой ответила Бэйр.

— Что-нибудь…

— Я отправляюсь в Руидин, — сказала Бэйр, глядя на небо. — Не откроешь ли для меня переходные врата?

— Ты собираешься пройти через стеклянные колонны.

— Кто-то же должен. Пусть Эмис говорит что угодно, но Эленар не готова. По крайней мере, не готова увидеть… нечто подобное. Эта девочка половину времени проводит вопя, будто гриф над последним куском гниющей туши.

— Но…

— О, хоть ты не начинай. Ты теперь одна из нас, Авиенда, а я настолько стара, что вполне могла бы нянчить твою бабушку, когда та была ещё ребёнком. — Бэйр покачала головой; в лунном свете казалось, что её белые волосы сияют. — Будет лучше, если отправлюсь я, — продолжила она. — Способных направлять следует сохранить для грядущей битвы. И я не позволю сейчас какому-то ребёнку проходить через колонны. Справлюсь сама. Ну, так как насчёт переходных врат? Ты выполнишь мою просьбу, или мне заставить сделать это Эмис?

Хотела бы Авиенда посмотреть, как кто-то заставит Эмис сделать что-нибудь. Может быть, Сорилея смогла бы. Она ничего не ответила и создала нужное плетение.

От мыслей о том, что кто-то увидит то, что видела она, скрутило желудок. Если Бэйр вернётся с точно таким же видением — что это будет значить? Станет ли из-за этого такое будущее более вероятным?

— Было страшно, правда? — тихо спросила Бэйр.

— Ужасно. Это заставило бы копья плакать, а камни — рассыпаться в прах, Бэйр. Я бы предпочла станцевать с самим Затмевающим Зрение.

— Тогда тем лучше, что иду я, а не кто-то другой. Это должна сделать самая сильная из нас.

Авиенда чуть было не выгнула бровь. Бэйр была крепкой, как дублёная кожа, но и другие Хранительницы Мудрости не были похожи на нежные бутоны.

— Бэйр, — спросила Авиенда. Ей в голову пришла одна мысль: — Ты не встречала когда-нибудь женщину по имени Накоми?

— Накоми, — Бэйр словно попробовала имя на вкус. — Это древнее имя. Никогда не встречала никого с таким именем. Почему ты спрашиваешь?

— Во время путешествия в Руидин я встретила айилку, — ответила Авиенда. — Она утверждала, что она не Хранительница Мудрости, но вела себя так, будто… — Авиенда покачала головой. — Так, всего лишь пустое любопытство.

— Что ж, мы узнаем правду об этих видениях, — сказала Бэйр, шагнув к переходным вратам.

— Что если они истинны, Бэйр? — неожиданно для самой себя спросила Авиенда. — Что если ничего нельзя сделать?

— Говоришь, ты видела своих детей? — обернулась Бэйр.

Авиенда кивнула. Она не вдавалась в подробности об этой части видений. Они были слишком личными.

— Измени одно из имён, — сказала Бэйр. — Никому не говори, как звали этого ребёнка в видениях, даже нам. Тогда и узнаешь. Если что-то пойдёт по-другому, то и остальное может измениться. Обязательно изменится. Это не наша судьба, Авиенда. Это путь, которого мы избежим. Вместе.

Авиенда поймала себя на том, что кивает. Да. Простое изменение, маленькое изменение, но наполненное смыслом.

— Спасибо, Бэйр.

Пожилая Хранительница Мудрости кивнула ей и шагнула сквозь врата, побежав сквозь ночь к раскинувшемуся впереди городу.

Талманес налетел плечом на огромного троллока с кабаньей головой и в грубой кольчуге. От твари мерзко разило дымом, мокрым мехом и немытым телом. Троллок даже хрюкнул от резкого удара Талманеса. Эти твари всегда удивлялись, когда он на них нападал.

Отступив, Талманес вырвал свой меч из бока троллока, и тот осел. Тогда он сделал выпад и вогнал клинок в горло твари, не обращая внимания на острые когти, царапавшие его ногу. Жизнь покинула маленькие, но слишком человеческие глаза.

Люди сражались, кричали, хрипели, убивали. Улица круто поднималась ко дворцу. Полчища троллоков укрепились на ней, удерживая позицию и мешая Отряду добраться до вершины.

Талманес осел, привалившись к стене дома. Соседнее здание пылало, озаряя улицу яркими всполохами и обдавая его теплом. По сравнению с ужасной жгучей болью в ране, этот огонь казался прохладным. Жжение уже распространилось вниз по всей ноге до самой ступни и поднималось вверх, подбираясь к плечу.

«Кровь и проклятый пепел, — подумал он. — Всё бы отдал за пару мирных часов наедине с трубкой и книжкой». Люди, говорившие о славной смерти в бою, были полными идиотами. Нет ничего славного в том, чтобы погибать среди такого месива из огня и крови. Уж лучше умереть тихо и спокойно.

Талманес с трудом поднялся на ноги. По лицу тёк пот. Ниже по улице, в тылу, вновь собирались троллоки. Они перекрыли обратную дорогу, но войско Талманеса всё ещё могло двигаться дальше, прорубаясь через тех троллоков, что были впереди.

Отступать будет непросто. И не только потому, что эта улица была забита троллоками. Бой в городе означал, что небольшие группы этих тварей могли окольными путями обходить их с флангов.

— Задайте им жару, ребята! — прорычал Талманес, бросаясь вверх по улице на троллоков, перекрывших проход. Дворец был уже совсем близко. Талманес принял на свой щит удар меча козломордого троллока за мгновение до того, как тот снёс бы голову Дэннела. Талманес попытался отбросить меч твари, но, Свет, троллоки были сильны. Ему с трудом удалось устоять на ногах под натиском этого отродья, пока Дэннел не пришёл в себя и не повалил тварь, ударив её по ногам.

Мельтен занял место рядом с Талманесом. Порубежник был верен своему слову и держался поблизости к командиру на случай, если понадобятся его услуги, чтобы покончить с жизнью. Вдвоём они возглавили натиск. Троллоки поддались, но затем вновь сгрудились в кучу. В свете огня они представляли собой рычащую массу оружия, глаз и тёмного меха.

Их было слишком много. У Талманеса же было чуть больше пяти сотен бойцов, так как ему пришлось оставить часть отряда охранять ворота для обеспечения отступления.

— Держать строй! — прокричал Талманес. — За лорда Мэта и Отряд Красной Руки!

Если бы здесь был Мэт, он был бы жутко недоволен и ругался бы напропалую, а потом взял бы и спас их всех, сотворив чудо прямо на поле боя. Талманес не мог воспроизвести Мэтову смесь безумия и вдохновения, но его крик, похоже, ободрил солдат. Шеренги уплотнились. Гавид разместил оставшиеся у Талманеса две дюжины арбалетчиков на крыше ещё не сгоревшего здания. Залп за залпом, стрелы полетели во врага.

Подобное могло бы сломить людей, но не троллоков. Несколько тварей упало, но не так много, как хотел бы Талманес.

«Где-то там ещё один Исчезающий, — подумал Талманес. — Он гонит их вперёд. Свет, я не могу сражаться ещё с одним. Да и с первым не следовало!»

А ещё он не должен был сейчас стоять на ногах. Бренди из фляжки Мельтена давно закончилось, приглушив боль, насколько это было возможно. Его мысли и так были затуманены на грани того, что он едва мог соображать. Стараясь сосредоточиться, он присоединился к сражавшимся в первых рядах Дэннелу и Лондреду, залив троллочьей кровью мостовую.

Отряд славно бился, но бойцы были измотаны, и за противником было численное превосходство. К троллокам в тылу присоединился ещё один кулак.

Это был конец. У Отряда оставалось два варианта: либо напасть на врага у себя в тылу, при этом, подставив спину тем, что спереди, либо разбиться на небольшие группы и отступать к воротам боковыми улочками.

Талманес приготовился отдать приказ.

— Вперёд, Белый Лев! — раздались крики. — За Андор и королеву!

Талманес резко обернулся и увидел, как на вершине холма в ряды троллоков ворвались люди в бело-красной форме. Второе войско андорских копейщиков хлынуло из переулка и зашло в тыл окружившей Талманеса орде. Троллоки дрогнули перед теснившими их пиками, и в считаные мгновения вся эта масса тварей разлетелась в разные стороны, как лопнувший гнойный нарыв.

Талманес пошатнулся. На мгновение ему пришлось опереться на меч, тем временем Мадвин возглавил контратаку, а его люди истребляли бежавших троллоков.

Группа офицеров в окровавленной форме Гвардии Королевы спешила вниз по холму. Выглядели они не лучше Отряда. Во главе был Гайбон.

— Наёмник, — обратился он к Талманесу, — благодарю за твоё появление здесь.

Талманес нахмурился:

— Звучит так, будто это мы вас спасли. А, на мой взгляд, всё было как раз наоборот.

Лицо Гайбона исказилось в свете огня.

— Вы дали нам передышку. Эти троллоки атаковали дворцовые ворота. Приношу свои извинения за то, что мы пришли не сразу: сначала мы не поняли, что отвлекло троллоков в этом направлении.

— Свет, так Дворец ещё держится?

— Да, — ответил Гайбон. — Но забит беженцами под завязку.

— Есть направляющие Силу? — с надеждой спросил Талманес. — Почему королева не вернулась с андорской армией?

— Из-за Приспешников Тёмного. — Гайбон нахмурился. — Её Величество забрала с собой почти всю Родню. Во всяком случае, самых сильных. Она оставила четырёх женщин, способных вместе создать врата, но убийца прикончил двух из них, прежде чем оставшиеся смогли с ним справиться. Вдвоём они не могут послать за помощью и используют свои силы для Исцеления.

— Кровь и растреклятый пепел! — выругался Талманес, хотя и почувствовал вспышку надежды при этих словах. Может быть, эти женщины и не могли создать переходные врата, но они могли Исцелить его рану. — Ты должен вывести беженцев из города, Гайбон. Мои люди удерживают южные ворота.

— Замечательно, — произнёс Гайбон, выпрямляясь. — Но вести беженцев придётся тебе. Я должен защищать Дворец.

Талманес поднял бровь. Он не подчинялся приказам Гайбона. У Отряда было своё командование, и подчинялся он напрямую королеве. Мэт сразу прояснил это, заключая контракт.

К сожалению, Гайбон Талманесу также не подчинялся. Он сделал глубокий вдох, но вновь пошатнулся, почувствовав головокружение. Мельтен схватил его за руку, не позволив упасть.

«Свет, эта боль! Почему его бок не может поступить благородно и просто онеметь?! Кровь и проклятый пепел! Нужно добраться до тех женщин из Родни».

— Те две женщины, которые могут Исцелять… — с надеждой начал Талманес.

— Я уже послал за ними, — ответил Гайбон. — Сразу, как увидел здесь это войско.

Уже что-то.

— И я определённо собираюсь остаться здесь, — предупредил он. — Я не оставлю свой пост.

— Почему? Город потерян, парень!

— Королева приказала отправлять ей через переходные врата регулярные донесения, — пояснил Гайбон. — Рано или поздно, она захочет узнать, почему мы не прислали очередного посыльного. Она отправит кого-то, способного направлять, узнать, в чём дело, и этот человек прибудет на дворцовую площадку для Перемещений. И тогда…

— Милорд! — раздался чей-то голос. — Милорд Талманес!

Гайбон осёкся. Талманес обернулся и увидел Филджера, одного из разведчиков, карабкавшегося к нему по залитым кровью камням мостовой. Филджер, худой и с редеющими волосами, был покрыт двухдневным слоем грязи. Его появление наполнило Талманеса ужасом: Филджер был одним из тех, кто оставался охранять городские ворота.

— Милорд, — проговорил Филджер, задыхаясь, — троллоки захватили городские стены. Они собираются наверху, пускают стрелы и бросают копья в любого, кто подойдёт слишком близко. Лейтенант Сандип отправил меня сюда, чтобы я передал вам это.

— Кровь и пепел! Что с воротами?

— Держим. Пока… — ответил Филджер.

— Гайбон, — сказал Талманес, повернувшись обратно. — Прояви немного милосердия, парень; кто-то должен защищать эти ворота. Пожалуйста, выведи беженцев и помоги моим людям. Эти ворота — наш единственный выход из города.

— Но посланник королевы…

— Королева поймёт, что растреклятого здесь произошло, как только заглянет сюда. Оглянись! Защищать дворец — безумие! Это уже не город, это погребальный костёр!

Лицо Гайбона отражало внутреннюю борьбу, губы вытянулись в тонкую линию.

— Ты знаешь, что я прав, — продолжил Талманес с перекошенным от боли лицом. — Лучшее, что ты можешь сделать, это прислать подкрепление моим людям у южных ворот, чтобы продержать их открытыми для всех беженцев, что смогут до них добраться.

— Возможно, — проговорил Гайбон. — Но позволить дворцу сгореть?

— Из этого тоже можно извлечь выгоду, — предложил Талманес. — Что если оставить часть солдат сражаться у дворца? Чтобы они сдерживали троллоков, сколько смогут. Так они отвлекут их от выбирающихся из города жителей. А когда не смогут дольше держаться, то уйдут из дворца с другой стороны и, будем надеяться, доберутся до южных ворот.

— Хороший план, — с неохотой согласился Гайбон. — Так я и поступлю. Но что будешь делать ты?

— Я должен добраться до драконов, — ответил Талманес. — Мы не можем позволить Тени завладеть ими. Они находятся на складе на окраине Внутреннего Города. Королева хотела, чтобы их держали подальше от чужих глаз и собравшихся у города отрядов наёмников. Я должен их найти. Если получится, то забрать с собой. Если нет — уничтожить.

— Хорошо, — сказал Гайбон, отвернувшись. Он выглядел расстроенным, принимая неизбежное. — Мои люди сделают так, как ты предлагаешь. Одна половина выведет беженцев из города и поможет твоим солдатам удерживать южные ворота. Другая — останется и будет некоторое время защищать дворец, а затем отступит. Но я иду с тобой.

— Нам действительно необходимо столько ламп? — требовательно спросила Айз Седай со своей табуретки в дальнем конце комнаты. С тем же успехом это мог быть и трон. — Подумай только, сколько масла ты тратишь.

— Эти лампы нужны, — буркнул Андрол. Ночной дождь барабанил в окно, но мастер не обращал на это внимания, пытаясь сосредоточиться на сшиваемом куске кожи. Это будет седло. Сейчас Андрол работал над ремнём, которому предстояло стать подпругой.

Он прокалывал двойной ряд дырок в коже, ища успокоение в работе. Пробойник, которым он работал, оставлял ромбовидные отверстия. Можно было взять ещё и молоток, тогда бы работа двигалась быстрее, но сейчас он просто получал удовольствие от самого процесса прокалывания этих дырок вручную.

Андрол взял разметочное колёсико, отметил расположение следующих стежков и принялся проделывать ещё одно отверстие. Нужно было выровнять стороны ромбиков по отношению друг к другу так, чтобы при натягивании кожи кромки отверстий не растягивались. Аккуратные швы помогут на долгие годы сохранить седло в хорошем состоянии. Чтобы швы усиливали друг друга, они должны проходить рядышком, но не слишком близко, потому что кожа между отверстиями может порваться, и они превратятся в одну большую дырку. Избежать этого помогало расположение отверстий в два ряда со смещением.

Мелочи. Как важно убедиться, что даже в мелочах всё сделано верно, и…

Рука дрогнула, и стороны отверстий-ромбиков сошлись криво. Кожа порвалась от натяжения, и вместо двух дырочек получилась одна дыра.

От расстройства он чуть не зашвырнул работу в другой конец комнаты. Уже в пятый раз за сегодняшнюю ночь!

«Свет, — подумал он, упёршись ладонями в стол. — Что случилось с моим самообладанием?»

К сожалению, он мог с лёгкостью ответить на этот вопрос. «Чёрная Башня, вот что случилось». Он чувствовал себя, словно многоногий начи, который застрял в пересохшей луже во время отлива и теперь отчаянно ждёт прилива, наблюдая за группой бредущих по пляжу детишек, собирающих в корзины всё съедобное на вид…

Он вдохнул и выдохнул, затем снова взял в руки незаконченный ремень. Это будет его самая некачественная работа за многие годы, но он закончит её. Одинаково скверно — наделать ошибок в мелочах и оставить что-то незавершённым.

— Занятно, — произнесла Айз Седай из Красной Айя по имени Певара. Он чувствовал спиной её взгляд.

«Красная». Что ж, общие цели, как утверждала тайренская поговорка, объединяют необычных товарищей по плаванию. Возможно, вместо этой ему следовало использовать салдэйскую пословицу: «Если чей-то меч приставлен к горлу твоего врага, не трать времени на то, чтобы припомнить, когда он был приставлен к твоему».

— Итак, — сказала Певара, — ты рассказывал о своём прошлом до того, как пришёл в Чёрную Башню, не так ли?

— Мне так не кажется, — ответил Андрол, начиная шить. — Почему вы спрашиваете? Что желаете узнать?

— Просто интересно. Был ли ты одним из тех, кто пришёл сюда сам, чтобы пройти проверку, или же ты один из тех, кого они нашли во время поисков?

Он туго натянул нить.

— Я пришёл сам, о чём Эвин, полагаю, вчера вам и сообщил, когда вы расспрашивали его обо мне.

— Хммм… — ответила она. — За мной следят, понятно.

Он повернулся к ней, опуская работу.

— Вас что, специально этому учат?

— Ты о чём? — невинно спросила Певара.

— Незаметно менять тему разговора. Вот вы сидите, почти обвиняете меня в том, что я за вами шпионю, а сами дотошно расспрашиваете обо мне моих друзей.

— Я хочу знать, какие средства в моём распоряжении.

— Вы хотите знать, с чего бы это кто-то сам решил прийти в Чёрную Башню, чтобы научиться направлять Единую Силу.

Она не ответила. Андрол почти видел, как она ищет ответ, не нарушающий Трёх Клятв. Разговаривать с Айз Седай — всё равно что пытаться преследовать зелёную змейку, промелькнувшую в мокрой траве.

— Да, — сказала она.

Он удивлённо моргнул.

— Да, я хочу знать, — продолжила она. — Мы союзники, хотим мы того или нет. Я хочу знать человека, к которому забралась в постель. — Она пристально посмотрела на него. — Образно говоря, конечно же.

Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Андрол терпеть не мог разговоров с Айз Седай, их привычку выворачивать всё шиворот-навыворот. Этот допрос, напряжение ночи, да ещё и неспособность разобраться с этим седлом, всё вместе…

Он будет спокоен, испепели его Свет!

— Нам следует попрактиковаться в создании круга, — сказала Певара. — Это будет нашим преимуществом — пусть и маленьким — против людей Таима в случае, если они придут за нами.

Андрол выбросил из головы свою неприязнь к женщине и заставил себя сосредоточиться. У него есть другие поводы для беспокойства.

— Круг?

— Ты знаешь, что это такое?

— Боюсь, что нет.

Певара поджала губы:

— Порой я забываю, насколько вы все невежественны… — Она умолкла, будто осознав, что наговорила лишнего.

— Все люди невежественны, Айз Седай, — сказал Андрол. — Предмет нашего невежества может меняться, но сущность мира такова — ни один человек не может знать всего на свете.

Это, похоже, также был не тот ответ, которого она ожидала. Её холодные глаза изучающе смотрели на него. Большинство людей не любили способных направлять мужчин, но в её случае это было нечто большее. Она всю жизнь провела, выслеживая подобных Андролу.

— Круг, — принялась объяснять Певара, — создаётся, когда женщины и мужчины объединяют свою мощь в Единой Силе. Это должно быть выполнено определённым образом.

— Тогда М’Хаэль узнает об этом.

— Мужчины не могут сформировать круг без женщин, — пояснила Певара. — Более того, в соединении должно быть больше женщин, чем мужчин, кроме всего нескольких случаев: в круг могут соединиться одна женщина и один мужчина, также две женщины и один мужчина, а также две женщины и двое мужчин. Стало быть, самый большой круг, который мы можем создать, будет состоять из троих: меня и двоих из вас. И всё же это может оказаться полезным.

— Я найду вам двоих для тренировок, — сказал Андрол. — Среди тех, кому я доверяю, мне кажется, Налаам самый сильный. Эмарин тоже очень силён, и не думаю, что он достиг пика своей силы. Так же как и Джоннет.

— Они самые сильные? — спросила Певара. — Не ты?

— Нет, — сказал он, возвращаясь к своей работе. За окном снова припустил дождь, и холодный воздух пробрался под дверь. Рядом, впуская тени в комнату, слабо светила одна из ламп. Андрол с тревогой следил за темнотой.

— Мне тяжело в это поверить, мастер Андрол, — сказала Певара. — Все они считают вожаком тебя.

— Верьте во что хотите, Айз Седай. Я самый слабый среди них. Возможно, самый слабый мужчина во всей Чёрной Башне.

Это заставило её умолкнуть, и Андрол встал, чтобы вновь заправить гаснущую лампу. Как только он сел обратно, стук в дверь известил о появлении Эмарина и Канлера. Одинаково промокшие под дождём, в остальном они были настолько непохожи, насколько это вообще возможно. Один был высоким, утончённым и осторожным, второй — своенравным сплетником. Каким-то образом они нашли что-то общее и теперь, видимо, наслаждались обществом друг друга.

— Ну? — спросил Андрол.

— Это может сработать, — ответил Эмарин, снимая свою промокшую под дождём куртку и вешая её на крюк возле двери. Под курткой он носил одежду, расшитую на тайренский манер. — Но тут нужен настоящий ураган с ливнем. Стража не теряет бдительности.

— Я чувствую себя, словно призовой бык на ярмарке, — проворчал Канлер, повесив свою куртку и стряхивая грязь с сапог. — Везде, куда бы мы ни пошли, любимчики Таима краем глаза следят за нами. Кровь и пепел, Андрол. Они знают. Они знают, что мы попытаемся бежать.

— Вы нашли какие-нибудь слабые места? — спросила Певара, подавшись вперёд. — Какой-нибудь участок стены, охраняемый менее тщательно?

— Похоже, это зависит от конкретных стражников, Певара Седай, — ответил Эмарин, кивая женщине.

— Хмм… Полагаю, что да. Я уже говорила, насколько занимательным нахожу то, что из всех вас наиболее уважительно ко мне относится тайренец?

— Вежливость — не знак уважения, Певара Седай, — ответил Эмарин. — Это всего лишь признак хорошего воспитания и уравновешенной натуры.

Андрол улыбнулся. Эмарин был просто неподражаем, когда дело касалось оскорблений. В половине случаев человек лишь после окончания разговора понимал, что над ним насмехались.

Певара поджала губы:

— Что ж, хорошо. Понаблюдаем за сменой караулов. Когда начнётся очередная буря, мы используем её как прикрытие и переберёмся через стену на наименее охраняемом участке.

Двое мужчин повернулись к Андролу, который поймал себя на том, что наблюдает за тенью стола в углу комнаты. Кажется, она увеличилась? Подбирается к нему…

— Мне не по душе бросать людей, — сказал он, заставляя себя отвести взгляд от тени. — Здесь масса мужчин и мальчишек, ещё не попавших под контроль Таима. Мы никак не сможем вывести их, не привлекая лишнего внимания. А если их оставить, то мы рискуем…

Он не мог этого сказать. Они и сами не знали, что происходит, не знали наверняка. Люди менялись. Некогда надёжные союзники внезапно становились врагами. Они выглядели такими же, как и раньше, но в то же время другими. Словно их глазами смотрел другой человек. Андрол поёжился.

— Женщины, которых прислали мятежницы, всё ещё ожидают за воротами, — сказала Певара. Уже некоторое время те Айз Седай стояли там лагерем, заявляя, что Возрождённый Дракон обещал им Стражей. Пока что Таим не впустил ни одну из них. — Если мы доберёмся до них, то сможем взять Башню штурмом и освободить тех, кого здесь оставили.

— Неужели это и в самом деле будет так просто? — спросил Эмарин. — У Таима целое поселение заложников. Многие перевезли сюда свои семьи.

Канлер кивнул. Его семья тоже была здесь. Он не оставит их по доброй воле.

— Помимо прочего, — тихо сказал Андрол, поворачиваясь на стуле лицом к Певаре, — неужели вы действительно думаете, что Айз Седай могут здесь победить?

— У многих из них десятки, а то и сотни лет опыта.

— И сколько из этих лет они сражались?

Певара не ответила.

— Здесь сотни мужчин, которые могут направлять, Айз Седай, — продолжил Андрол. — И каждого долго и тщательно учили быть идеальным оружием. Мы не изучаем ни политику, ни историю. Мы не учимся править странами и народами. Мы учимся убивать. Каждого, будь то мужчина или мальчик, здесь подталкивают к границе его возможностей, заставляют перешагнуть их и расти дальше. Увеличивать свою мощь. Разрушать. И многие из них безумны. Смогут ли ваши Айз Седай с ними справиться? Особенно, если многие из тех, кому мы доверяем — большинство тех, кого мы пытаемся спасти — в случае нападения Айз Седай, вероятнее всего, будут сражаться на стороне Таима?

— Твои доводы не лишены смысла, — сказала Певара.

«Вылитая королева», — подумал Андрол, невольно восхищаясь её самообладанием.

— Но мы обязательно должны передать информацию за пределы Чёрной Башни, — продолжила Певара. — Идти напролом, скорее всего, не слишком разумно, но и сидеть здесь, пока нас всех не перехватают поодиночке…

— Я считаю, что разумно кого-нибудь отправить, — сказал Эмарин. — Мы должны предупредить Лорда Дракона.

— Лорда Дракона, — фыркнул Канлер, усаживаясь возле стены. — Да он бросил нас, Эмарин. Мы для него — ничто. Это…

— У Возрождённого Дракона на плечах весь мир, Канлер, — тихо возразил Андрол, перебивая говорившего. — Не знаю, почему он оставил нас, но предпочитаю думать, что он считает нас способными справиться самостоятельно.

Андрол повертел в пальцах кожаные ремни, затем встал.

— Пришло время испытать Чёрную Башню на прочность. Если ради защиты от самих себя мы должны прибегнуть к помощи Айз Седай, то нам придется им полностью подчиниться. Если же нам требуется помощь Дракона, то на что же будем годны мы сами, когда его не станет?

— Теперь наши разногласия с Таимом не уладить мирным путём, — сказал Эмарин. — Мы все знаем, что он делает.

Андрол не смотрел на Певару. Она поделилась своими подозрениями о происходящем, и, несмотря на годы, в течение которых закалялась её сдержанность, когда она рассказывала об этом, то не смогла скрыть страха в голосе. Тринадцать Мурддраалов и тринадцать направляющих, проведя вместе ужасающий ритуал, могли обратить любого направляющего к Тени. Против его воли.

— То, что он делает — чистое, концентрированное зло, — согласилась Певара. — Это больше не раскол мужчин, следующих за двумя разными лидерами. Это работа Тёмного, Андрол. Чёрная Башня подпала под влияние Тени. Вы должны это признать.

— Чёрная Башня — это мечта, — ответил он, глядя ей в глаза. — Убежище для способных направлять мужчин, наш дом, где ни у кого нет надобности бояться или бежать, где мы избавлены от ненависти окружающих. Я не отдам свой дом Таиму. Никогда.

В комнате повисла тишина, слышался только стук капель дождя по стеклу. Эмарин принялся кивать, а Канлер встал, взяв Андрола за руку.

— Ты прав, — сказал Канлер. — Что б я сгорел, если это не так, Андрол. Но что мы можем сделать? Мы слабы, нас мало.

— Эмарин, — сказал Андрол, — ты слышал о Ноксском Восстании?

— Ещё бы. Оно вызвало настоящий переполох, даже за пределами Муранди.

— Проклятые мурандийцы, — сплюнул Канлер. — Они сопрут у тебя куртку прямо с плеч и изобьют до крови, если ты не предложишь им ещё и свои ботинки.

Эмарин вскинул бровь.

— Нокс был далеко от Лугарда, Канлер, — сказал Андрол. — Думаю, ты бы увидел, что его население не сильно отличается от андорцев. Восстание произошло около… Ох, уже десять лет прошло.

— Группа фермеров свергла своего лорда, — сказал Эмарин. — Судя по всему, он это заслужил. Дезартин был ужасным человеком, особенно со своими подданными. У него было одно из самых многочисленных войск в Муранди за пределами Лугарда, и было похоже, что он основал своё собственное маленькое королевство. Король ничего не мог с этим поделать.

— И Дезартин был свергнут? — спросил Канлер.

— Простыми мужчинами и женщинами, которые устали от его жестокости, — подтвердил Андрол. — В конце концов, многие из наёмников, которые прежде были его прихвостнями, нас поддержали. Несмотря на то, что он был очень силён, его гнилая сущность привела его к падению. Кажется, что здесь всё плохо, но большинство людей Таима не так уж преданы ему. Такие, как он, преданности не внушают. Они окружают себя лишь прихвостнями, которые надеются урвать себе немного власти или богатства. Мы можем найти и найдём способ его свергнуть.

Остальные кивнули, хотя Певара просто наблюдала за ним, поджав губы. Андрол не мог избавиться от ощущения, что выглядит болваном. Он считал, что другие должны прислушиваться не к нему, а к кому-нибудь выдающемуся, вроде Эмарина, или сильному, как Налаам.

Краем глаза он увидел под столом удлиняющиеся, тянущиеся к нему тени. Он стиснул зубы. Они не посмеют забрать его с собой в окружении стольких людей, не так ли? Если тени собираются поглотить его, они дождутся, пока он останется один, пытаясь уснуть.

Ночи вселяли в него ужас.

«Они теперь приходят, когда я не держусь за саидин, — подумал он. — Проклятье, Источник же очищен! Моё безумие не должно прогрессировать!»

Он стиснул сидение стула и держался за него, пока страх не ушёл, и темнота не отступила. Канлер, выглядя необычно весёлым, сказал, что принесёт им чего-нибудь выпить. Он побрёл было в сторону кухни, но они не должны были ходить поодиночке, поэтому он помедлил.

— Думаю, я тоже чего-нибудь выпью, — со вздохом сказала Певара, присоединяясь к нему.

Андрол сел, чтобы продолжить работу. Эмарин тут же придвинул табуретку, присаживаясь рядом — непринуждённо, словно в поисках хорошего места, где было бы удобно отдохнуть и поглазеть в окно.

Однако Эмарин был не из тех, кто делает что-либо просто так.

— Ты принимал участие в Ноксском Восстании, — тихо сказал Эмарин.

— Разве я утверждал что-то подобное? — Андрол возобновил свою работу над ремнём.

— Ты сказал, что, когда наёмники перешли на другую сторону, они сражались вместе с вами. Ты сказал «с нами», упомянув повстанцев.

Андрол помедлил. «Проклятье. Мне действительно надо следить за своими словами». Если Эмарин это заметил, значит и Певара тоже.

— Я просто был в тех местах проездом, — сказал Андрол, — и был вовлечён в нечто непредвиденное.

— У тебя необычное и разнообразное прошлое, друг мой, — сказал Эмарин. — Чем больше я узнаю о нём, тем любопытней становится.

— Я бы не сказал, что только у меня здесь интересное прошлое, — тихо ответил Андрол. — Лорд Алгарин из Дома Пендалон.

Эмарин отпрянул с широко распахнутыми глазами.

— Откуда ты знаешь?

— У Фаншира была книга о тайренских знатных родах, — ответил Андрол, упоминая одного из Солдат, который до прихода в Башню был учёным. — В ней была интересная запись про род, проблемой которого являются мужчины, имеющие некие сложности, наделившие его дурной славой. Последний такой случай имел место не далее как пару десятков лет назад.

— Ясно. Что ж, полагаю, ни для кого не новость, что я дворянин.

— Причем такой, у которого есть опыт общения с Айз Седай, — продолжил Андрол, — и который относится к ним с уважением, несмотря на то — или вследствие того — что они сделали с его семьёй. Заметь, кстати, что это тайренский дворянин. Который не прочь служить под командованием — как ты бы их назвал — деревенских парней и симпатизирует гражданским восстаниям. Извини, мой друг, но подобная позиция не самая распространённая среди твоих соотечественников. И, думаю, не ошибусь, если предположу, что у тебя тоже интересное прошлое.

Эмарин улыбнулся.

— Сдаюсь. Ты бы превосходно проявил себя в Игре Домов, Андрол.

— Не сказал бы, — поморщившись ответил Андрол. — В последний раз, когда попробовал, я едва не… — Он осёкся.

— Что?

— Лучше промолчу, — сказал Андрол, покраснев. Он не собирался рассказывать об этом периоде своей жизни. «Свет, если я буду продолжать в том же духе, люди решат, что я такой же выдумщик, как и Налаам».

Эмарин вернулся к наблюдению за бьющим в окно дождём.

— Если я правильно помню, Ноксское Восстание было успешным только на первых порах. В течение двух лет линия наследования была восстановлена, а все инакомыслящие изгнаны или казнены.

— Да, — тихо подтвердил Андрол.

— Так что давай здесь сработаем получше, — сказал Эмарин, оборачиваясь к нему. — Я твой человек, Андрол. Мы все твои люди.

— Нет, — ответил Андрол. — Мы люди Чёрной Башни. Я поведу вас, если должен, но дело не во мне или в тебе, или в ком бы то ни было из нас. Я буду возглавлять вас только до возвращения Логайна.

«Если он вообще вернётся, — подумал Андрол. — Переходные врата в Чёрную Башню больше не работают. Может, он пытается вернуться, но не может попасть сюда?»

— Отлично, — сказал Эмарин. — Что нам делать?

Снаружи раздался раскат грома.

— Надо подумать, — ответил Андрол, поднимая кусок кожи и свои инструменты. — Дайте мне час.

— Мне жаль, — тихо произнесла Джесамин, опускаясь на колени рядом с Талманесом, — но я ничего не могу поделать. Эта рана мне не по силам.

Талманес кивнул, возвращая повязку на рану. Вся кожа на боку почернела, словно после сильнейшего обморожения.

Женщина из Родни нахмурилась. У неё были золотистые волосы, и выглядела она молодой, но у способных направлять настоящий возраст по внешности не угадаешь.

— Я удивлена, что ты всё ещё в состоянии ходить.

— Не уверен, что это можно назвать ходьбой, — отозвался Талманес, ковыляя обратно к солдатам. Пока ещё он мог кое-как передвигаться самостоятельно, но головокружение накатывало всё чаще.

Гайбон спорил с Дэннелом, который показывал что-то на своей карте и яростно жестикулировал. Дым был настолько густым, что многие повязали на лица платки. Словно отряд растреклятых айильцев.

— …даже троллоки отходят из этого квартала, — настаивал Гайбон. — Там слишком много огня.

— Троллоки отходят к стенам по всему городу, — возразил Дэннел. — Они хотят, чтобы город горел всю ночь. Огня нет в единственном месте — там, где расположены Путевые Врата. Твари снесли все ближайшие к ним здания, чтобы не подпустить огонь.

— Они использовали Единую Силу, — произнесла Джесамин из-за спины Талманеса. — Я почувствовала: с ними Чёрные Сёстры. Я бы не советовала ходить в этом направлении.

Джесамин была последней выжившей из Родни, вторая женщина погибла. И хотя Джесамин была недостаточно сильна, чтобы создать переходные врата, бесполезной она не была. Талманес лично видел, как женщина испепелила шестерых прорвавшихся сквозь строй троллоков.

Ту стычку он пропустил из-за приступа боли. К счастью, Джесамин дала ему пожевать каких-то трав. В голове от них ещё сильнее затуманилось, но боль стала терпимее. Казалось, будто его тело зажали в тисках и медленно сдавливали, но зато он ещё мог держаться на ногах.

— Отправимся кратчайшей дорогой, — вмешался Талманес. — Квартал, где ещё нет огня, слишком близко к драконам, а я не хочу рисковать и давать Отродьям Тени шанс найти Алудру и её оружие.

«Если только это уже не случилось».

Гайбон бросил на него недовольный взгляд, но это было дело Отряда. Ему рады, но командует здесь не он.

Отряд Талманеса продолжал пробираться через тёмный город, постоянно ожидая засад. Они знали приблизительное расположение склада, но добраться туда было непросто. Большинство улиц покрупнее были перекрыты обломками разрушенных зданий, огнём или врагами. Отряду приходилось пробираться такими закоулками, что даже Гайбон и коренные кэймлинцы с трудом определяли нужное направление.

Им попадались столь яростно пылавшие кварталы, что плавилась даже мостовая. Талманес до сухости в глазах вглядывался в пламя, а потом в очередной раз вёл своих людей в обход.

Мало-помалу они приближались к складу Алудры. Дважды им попадались троллоки, рыскавшие в поисках беженцев. Оставшиеся арбалетчики убивали больше половины тварей, прежде чем те успевали хоть что-то сделать, а затем Отряд разбирался с уцелевшими.

Талманес следил за стычками, но сам больше не решался в них участвовать. Он слишком ослаб из-за раны. Свет, почему он оставил своего коня? Глупый ход. Хотя троллоки всё равно бы его спугнули.

«Мои мысли начинают ходить по кругу». Он указал мечом на перекрёсток дальше по улице. Разведчики бросились вперёд и, проверив оба направления, сообщили, что всё чисто. «Я едва соображаю. Ещё немного, и я погружусь в темноту».

Но сначала он защитит драконов. Он должен.

Из переулка Талманес вышел на знакомую улицу. Уже близко. Одна сторона улицы пылала. Статуи на ней казались бедолагами, пойманными в огненную ловушку. Огонь свирепствовал, и белый мрамор медленно превращался в чёрный.

Противоположная сторона улицы была окутана тишиной, на ней ничего не горело. Только тени от статуй танцевали и резвились, словно участники какого-то обряда, сжигающие своих врагов. В воздухе едко пахло дымом. Эти тени и горящие статуи казались затуманенному разуму Талманеса живыми. Танцующие создания из тени. Гибнущая красота, пожираемая расползающейся под кожей болезненной чернотой, убивающей душу.

— Уже совсем близко! — сообщил Талманес и неуклюже побежал, с трудом переставляя ноги. Он не мог задерживать Отряд. «Если этот огонь доберётся до склада…»

Наконец они добрались до выжженного участка земли. Огонь, очевидно, уже побывал здесь, но ушёл. Раньше на этом месте стоял огромный деревянный склад, но теперь он был разрушен. Лишь тлели доски да лежали кучами камни и обгорелые трупы троллоков.

Люди молча собирались вокруг. Тишину нарушал только треск пламени. По лицу Талманеса тёк холодный пот.

— Мы опоздали, — прошептал Мельтен. — Они забрали их, верно? Ведь драконы взорвались бы, если бы попали в огонь. Отродья Тени пришли, забрали драконов и сожгли это место.

Обессиленные Краснорукие опускались на землю рядом с Талманесом. «Прости, Мэт, — подумал Талманес. — Мы пытались. Мы…»

Резкий звук, похожий на гром, прокатился по городу, пробрав Талманеса до костей. Солдаты подняли головы.

— Свет, — проговорил Гайбон, — Отродья Тени используют драконов?

— Может, и нет, — ответил Талманес. Силы вновь вернулись к нему, и он опять побежал. Его люди последовали за ним.

Каждый шаг отдавался болью в боку. Он бежал вниз по улице со статуями — справа от него бушевало пламя, а слева царило холодное спокойствие.

БУМ.

Взрывы были тише, чем от драконов. Может, есть надежда встретить Айз Седай? Джесамин, казалось, воспряла духом, заслышав звуки взрывов, и теперь в своих юбках бежала наравне с его людьми. Отряд промчался две улицы от склада и, не сбавляя скорости, завернул за угол, наткнувшись на задние ряды рычащего войска Отродий Тени.

Талманес издал дикий клич и обеими руками поднял свой меч. Жжение от раны распространилось по всему его телу, до самых кончиков пальцев. Ему казалось, что он стал одной из тех статуй, обречённых сгореть вместе с городом.

Он обезглавил троллока, прежде чем тот догадался о его присутствии, и тут же бросился на следующую тварь. Она плавно отступила, словно утекая от его удара. Лицо без глаз; плащ, не шевелящийся от ветра. Бледные губы растянулись в ухмылке.

Талманес рассмеялся. «Почему бы и нет?» А люди говорили, что у него нет чувства юмора. Талманес перешёл в Яблоневый Цвет На Ветру, нанося удар с такой же силой и яростью, с какой его заживо пожирало пламя изнутри.

Мурддраал был в заведомо более выгодном положении. Талманесу и в лучшие времена понадобилась бы чья-то помощь для такого боя. Тварь двигалась, словно тень, перетекая из одной стойки в другую и пытаясь достать Талманеса своим ужасным клинком. Очевидно, Мурддраал думал, что ему хватит одной царапины.

Наконец, Исчезающий достиг своей цели, зацепив кожу на его щеке кончиком клинка и оставив там аккуратный надрез. Талманес вновь рассмеялся и отбил его меч своим, заставив Исчезающего удивлённо открыть рот. Такой реакции от человека тварь не ожидала. Обычно люди падали, поражённые жгучим пламенем боли, и кричали, понимая, что жизнь окончена.

— Во мне уже побывал один из ваших треклятых мечей, козье отродье! — выкрикнул Талманес, раз за разом нанося удары. Кузнец Бьёт по Клинку. Такой грубый приём, но идеально подходящий к его настроению.

Мурддраал оступился. Талманес плавным движением отвёл меч в сторону и отсёк бледную белую руку Безглазого у локтя. Отрубленная рука продолжала извиваться в воздухе, клинок выпал из судорожно сжимавшихся пальцев. Талманес сделал резкий разворот и, перехватив меч обеими руками, отрубил Исчезающему голову.

Брызнула тёмная кровь, и Мурддраал повалился на землю, хватаясь оставшейся рукой за окровавленный обрубок. Талманес встал над ним, но меч внезапно показался ему слишком тяжёлым. Оружие выскользнуло из пальцев и со звоном упало на брусчатку. Талманес пошатнулся и, потеряв равновесие, начал падать лицом вперёд. Чья-то рука подхватила его сзади.

— Свет! — воскликнул Мельтен, взглянув на тело. — Ещё один?

— Я разгадал секрет, как их побеждать, — прошептал Талманес. — Просто нужно быть уже мёртвым.

Он тихо засмеялся, но Мельтен лишь продолжил недоумённо смотреть на него.

Вокруг, корчась, падали на землю дюжины троллоков. Они были связаны с Исчезающим. Солдаты Отряда обступили Талманеса — кто-то был ранен, несколько человек погибло. Они были настолько измотаны, что эта шайка троллоков могла стать для бойцов последней.

Мельтен поднял меч Талманеса и вытер его начисто, но Талманес с трудом мог стоять, поэтому убрал клинок в ножны и попросил подать ему троллочье копьё, чтобы он мог на него опираться.

— Эй, там, в конце улицы! — раздался голос издалека. — Кем бы вы ни были, спасибо!

Талманес заковылял вперёд. Филджер и Мар, не дожидаясь приказа, отправились вперёд на разведку. Улица была тёмной, повсюду лежали только что поверженные троллоки, поэтому Талманесу понадобилось какое-то время, чтобы перебраться через трупы и разыскать говорившего.

Кто-то в конце улицы соорудил баррикаду. Наверху стояли люди — у одного из них в руке был факел. Женщина с волосами, заплетёнными в косички, и в простом коричневом платье с белым фартуком. Это была Алудра.

— Солдаты Коутона, — произнесла она так, словно её это не удивляло. — Вы явно не торопились мне на подмогу.

В одной руке она сжимала толстый кожаный цилиндр, размером с мужской кулак или даже побольше, с коротким чёрным запалом. Талманес знал, что эти штуки взрывались, если их поджечь и бросить. Отряд уже использовал их прежде, метая из пращей. Они были не такими разрушительными, как драконы, но всё равно довольно мощными.

— Алудра, — обратился к ней Талманес, — драконы у тебя? Пожалуйста, скажи мне, что ты их сберегла!

Алудра фыркнула и махнула людям, чтобы они раздвинули часть заграждения и пропустили внутрь солдат. На улице позади неё оказалось несколько сотен, а может, и тысяч горожан. Когда они расступились, взгляду Талманеса открылось прекрасное зрелище: на улице в окружении жителей Кэймлина стояла сотня драконов.

Бронзовые трубы были жестко прикреплены к деревянным повозкам, в которые впрягалось по паре лошадей. Тем не менее, они были довольно манёвренными. Насколько знал Талманес, повозки можно было крепить к земле, чтобы справляться с отдачей, и драконы могли стрелять сразу, как только выпрягали лошадей. А людей, которые могли бы тащить их вместо лошадей, на улице было предостаточно.

— Думаешь, я могла их бросить? — спросила Алудра. — Эта толпа не обучена стрельбе, но повозки может тащить не хуже кого-либо другого.

— Мы должны их вывезти, — произнёс Талманес.

— Ты только что это понял? Вообще-то, я именно этим и занималась. А что с твоим лицом?

— Да вот попробовал острый сыр, который мне так и не удалось переварить.

Алудра вздёрнула подбородок в ответ. «Может, мне стоит больше улыбаться, когда я шучу, — рассеянно подумал он, прислонившись к заграждению, — и тогда они будут понимать, что я имею в виду». Что, в свою очередь, приводило к вопросу, а хотел ли он, чтобы люди его понимали. Часто забавнее было как раз наоборот. К тому же, улыбаться — это так вульгарно. А как же утончённость? И…

И у него действительно были проблемы с концентрацией. Он моргнул, глядя на Алудру. Её лицо в свете факела выглядело озабоченным.

— А что с моим лицом? — Талманес коснулся рукой своей щеки. Кровь. Мурддраал. Точно. — Всего лишь царапина.

— А вены?

— Вены? — переспросил он, а затем заметил свою руку. Чёрные извивающиеся линии, словно растущий под кожей плющ, спускались по его запястью и тыльной стороне ладони к пальцам. Казалось, будто они темнели прямо на глазах. — Ах, это! Увы, я умираю. Ужасно прискорбно. У тебя, случайно, не найдётся немного бренди?

— Я…

— Милорд! — раздался голос.

Талманес моргнул, затем с усилием повернулся, опираясь на копьё.

— Да, Филджер?

— Ещё троллоки, милорд. Полчища! Они собираются позади нас.

— Восхитительно. Накрывайте стол. Надеюсь, нам хватит посуды. Я ведь так и знал, что нужно было послать служанку за пять тысяч семьсот тридцать первым прибором.

— Ты… в порядке? — спросила Алудра.

— Кровь и проклятый пепел, женщина! Разве похоже, что я в порядке? Гайбон! Путь к отступлению отрезан. Далеко до восточных ворот?

— Восточных? — отозвался Гайбон. — Около получаса ходьбы. Нужно двигаться дальше вниз по холму.

— Значит, идём вперёд, — сказал Талманес. — Возьми разведчиков и указывай дорогу. Дэннел, устрой так, чтобы горожане тянули драконов! И будь готов к их установке.

— Талманес, — вмешалась Алудра. — У нас осталось совсем мало смеси и драконьих яиц. Нам понадобятся запасы из Байрлона. А если ты решишь воспользоваться драконами сегодня… Тогда всё что, я могу пообещать — это несколько выстрелов.

Дэннел кивнул:

— Драконы сами по себе не предназначены для передовой, милорд. Им нужна поддержка, нельзя подпускать врага слишком близко, чтобы он их не уничтожил. Мы можем поставить к ним людей, но без пехоты мы долго не продержимся.

— Именно поэтому мы и уходим, — ответил Талманес. Он повернулся, сделал шаг и чуть не упал от слабости. — И я думаю… думаю, мне нужна лошадь…

Могидин шагнула на плавучую каменную платформу в открытом море. Синяя, похожая на стекло вода время от времени покрывалась рябью от ветерка, но волн не было. И точно так же, насколько хватало глаз, не видно было земли.

Моридин стоял на краю платформы, сцепив руки за спиной. Море перед ним полыхало. Огонь не дымил, но был горячим, и вода рядом с ним шипела и вскипала. Каменный настил посреди бесконечного моря и пылающая вода. Моридин всегда любил творить невозможное в своих осколках снов.

— Сядь, — приказал Моридин, не оборачиваясь.

Она повиновалась, выбрав одно из четырёх кресел, вдруг появившихся в центре платформы. Безоблачное небо было глубокого синего цвета, солнце зависло примерно в трёх четвертях своего пути к зениту. Как давно она не видела солнца в Тел’аран’риоде? В последнее время вездесущая чёрная буря полностью заволокла небо. Но, опять же, это был не совсем Тел’аран’риод и не совсем сон Моридина, а… слияние того и другого. Временная пристройка на краю мира снов. Пузырь объединённых реальностей.

На Могидин было чёрное с золотом платье, и кружево на рукавах своим узором смутно напоминало паутину. Едва-едва. Не стоит злоупотреблять символикой.

Могидин устроилась в кресле, всем своим видом стараясь демонстрировать самообладание и уверенность в себе. Когда-то ей без труда удавалось их достичь. Сейчас попытки уцепиться за оба этих состояния походили на ловлю семян одуванчика в воздухе — ты их хватаешь, а они, будто в танце, ускользают из рук. Могидин скрипнула зубами от злости на саму себя. Она была одной из Избранных. Она заставляла королей рыдать, а армии — трепетать от ужаса. Из поколения в поколение матери пугали детей её именем. А теперь…

Она потянулась к шее и нащупала висевший на ней кулон. Он был по-прежнему цел. Она знала, что так и есть, но прикосновение к нему успокаивало.

— Не очень-то привыкай его носить, — сказал Моридин. Поднявшийся вокруг него ветер погнал рябь по безупречной поверхности океана и принёс с собой слабые крики. — Ты ещё не окончательно прощена, Могидин. Это испытание. Возможно, когда ты вновь ошибёшься, я отдам твою ловушку для разума Демандреду.

Она фыркнула.

— Ему станет скучно, и он её выбросит. Демандреду нужно только одно — ал’Тор. Любой, кто не ведёт его к этой цели, не представляет для него интереса.

— Ты его недооцениваешь, — тихо произнёс Моридин. — Великий Повелитель доволен Демандредом. Очень доволен. Тогда как тобой…

Могидин откинулась в кресле, заново переживая все былые страдания. Боль, какую мало кто познал в этом мире. Боль, превосходящую всё, что способно вытерпеть человеческое тело. Она ухватилась за кор’совру и обняла саидар. Это принесло ей некоторое облегчение.

Прежде направлять Силу в той же комнате, где находилась кор’совра, было мучительно больно. Но теперь, когда кулон был у неё, а не у Моридина, всё изменилось. «Не просто кулон, — подумала она, сжимая его. — Это моя душа». Тьма внутри! Она никогда бы не подумала, что ей — не кому-нибудь, а ей! — придётся испытать одну из ловушек для разума на себе. Разве не она была самой осторожной на свете паучихой?

Она накрыла державшую кулон руку второй рукой. Вдруг он упадёт, или кто-то его отберёт? Она не должна его потерять. Она не может его потерять.

«Во что я превратилась? — Её замутило. — Мне нужно стать прежней. Найти способ». Она заставила себя отпустить ловушку для разума.

Близилась Последняя Битва; троллоки уже наводнили южные земли. Началась новая Война Тени, но только ей и другим Избранным были известны глубинные тайны Единой Силы. Те, которые не смогли выудить у неё эти ужасные женщины…

«Нет, не думай об этом». Боль, страдание, крах.

В этой войне им не противостояли ни Сто Спутников, ни Айз Седай с многовековым мастерством и опытом. Она проявит себя, и прошлые ошибки будут забыты.

Моридин продолжал смотреть в своё нереальное пламя. Только и было слышно, как оно потрескивает и как бурлит вскипающая вода. Он ведь, в конце концов, объяснит, зачем призвал её, не так ли? В последнее время он вёл себя всё более и более странно. Возможно, его вновь начинало одолевать безумие. Когда-то человек по имени Моридин — или Ишамаэль, или Элан Морин Тедронай — был бы в восторге, заполучив кор’совру кого-нибудь из соперников. Он бы изобретал наказания, приходя в экстаз от её мук.

В начале что-то такое и вправду было; а потом… потом интерес пропал. Он всё больше времени проводил в одиночестве, глядя в огонь, размышляя. Пытки, которым он подвергал их с Синдани, казались почти рутиной.

И таким он представлялся ей куда опаснее.

У края платформы воздух рассекли врата.

— Моридин, нам и вправду обязательно встречаться раз в два дня? — спросил Демандред, шагнув сквозь них в Мир Снов. Высокий, привлекательный, с блестящими чёрными волосами и внушительным носом. Прежде чем продолжить, он бросил взгляд на Могидин, заметив ловушку для разума у неё на шее. — У меня полно важных дел, а ты их прерываешь.

— Тебе надо кое с кем встретиться, Демандред, — тихо ответил Моридин. — И ты будешь делать то, что тебе велено, если только Великий Повелитель, не сообщив мне, не назначил тебя Ни’блисом. Твои игрушки подождут.

Лицо Демандреда потемнело, но больше возражать он не стал. Он позволил вратам закрыться и отвернулся, взглянув в морскую глубь, затем нахмурился. Что там, в воде? Она не додумалась посмотреть и теперь чувствовала себя дурой. Что сталось с её предусмотрительностью?

Демандред подошёл к одному из кресел рядом с ней, но садиться не стал. Он стоял, рассматривая Моридина со спины. Чем Демандред занимался всё это время? Пока она была привязана к ловушке для разума, она выполняла приказы Моридина, но подобрать ключик к Демандреду ей не удалось.

Она вновь задрожала, вспоминая месяцы, проведённые в его власти. «Я отомщу».

— Ты отпустил Могидин, — сказал Демандред. — А что с этой… Синдани?

— Это тебя не касается, — произнёс Моридин.

Могидин не преминула заметить, что кор’совра Синдани всё ещё висела у Моридина на шее. Синдани. На Древнем Наречии это значило «последний шанс», но одной из тайн, которую Могидин всё же раскрыла, была личность этой женщины. Моридин сам спас Ланфир из Синдола, освободив её из рук существ, кормившихся её способностью направлять.

Чтобы её спасти — и, разумеется, наказать — Моридин её убил. Это позволило Великому Повелителю поймать её душу и поместить в новое тело. Жестоко, но очень эффективно — Великий Повелитель предпочитал решать проблемы именно так.

Моридин не сводил взгляда с языков пламени, а Демандред с него, поэтому Могидин улучила момент, чтобы выскользнуть из кресла и подойти к краю каменной платформы. Вода, на которой та покоилась, была совершенно прозрачной, и сквозь неё Могидин отчётливо видела людей. Колыхаясь, будто водоросли, они висели в глубине с прикованными к невидимому грузу ногами и со связанными за спиной руками.

Их были тысячи. Каждый глядел из глубины широко распахнутыми, полными ужаса глазами. Они были обречены тонуть вечно: не мёртвые — им не было позволено умереть — они постоянно хватали ртом воздух, а вдыхали лишь воду. Пока она смотрела, из глубины поднялось что-то тёмное и утащило одного из них вниз. Словно цветок в воде распустилось кровавое облако, и остальные фигурки при виде него задёргались ещё сильнее.

Могидин улыбнулась. Зрелище чужих страданий поднимало ей настроение. Вероятно, эти люди всего лишь плод воображения, но, быть может, это те, кто не оправдал надежд Великого Повелителя.

На краю платформы распахнулись ещё одни переходные врата, и через них ступила незнакомая женщина. Пугающе непривлекательная особа с крючковатым носом картошкой и косящими в разные стороны бесцветными глазами. На женщине было платье из жёлтого шёлка с претензией на элегантность, но оно только ещё сильнее подчеркивало её безобразие.

Могидин презрительно усмехнулась и вернулась в кресло. Зачем Моридин пустил на встречу Избранных чужака? Эта гостья могла направлять; должно быть, она из этих бесполезных женщин, которые в эту Эпоху именовали себя Айз Седай.

«Надо отдать ей должное, — подумала Могидин, опустившись в кресло, — она и вправду сильна». Как Могидин упустила Айз Седай с подобными способностями? Её источники почти сразу же заприметили жалкую вертихвостку Найнив, а эту страхолюдину упустили?

— И это та, кого ты желаешь нам представить? — скривился Демандред.

— Нет, — рассеянно ответил Моридин. — Вы уже встречались с Хессалам.

Хессалам? На Древнем Наречии это означало… «Непрощённая». Женщина дерзко встретилась взглядом с Могидин, и что-то в её позе показалось той знакомым.

— У меня много дел, Моридин, — сказала новоприбывшая. — Хорошо бы это было…

Могидин ахнула. Эта манера…

— Не смей обращаться ко мне подобным тоном, — негромким голосом оборвал её Моридин, не оборачиваясь. — Не смей разговаривать так ни с кем из нас. Сейчас даже Могидин в большей милости, чем ты.

— Грендаль? — в ужасе воскликнула Могидин.

— Не произноси этого имени! — Моридин резко обернулся; языки пламени на воде взметнулись ввысь. — Она лишена его.

Грендаль — Хессалам — села, не глядя в сторону Могидин. Да, то, как эта женщина держалась… всё верно, это она.

Могидин едва не подавилась ехидным смешком. Грендаль всегда пользовалась своей внешностью, чтобы ошеломлять соперников. Что ж, та и теперь ошеломляла, но по-другому. Как изощрённо! Её, верно, аж корчит от этого. Что же она могла натворить такого, что её наказали подобным образом? Статус Грендаль — её авторитет и легенды, что о ней ходили — всецело были связаны с её красотой. А теперь? Может, начнёт подыскивать себе любимцев среди самых уродливых людей, чтобы они могли соперничать с её собственным безобразием?

На этот раз Могидин засмеялась. Тихонько, но Грендаль услышала и метнула в неё такой взгляд, который сам по себе мог поджечь океанскую воду.

Могидин ответила спокойным взглядом, почувствовав себя увереннее. Она подавила порыв погладить кор’совру. «Ну, давай, Грендаль, — подумала она, — теперь хоть из кожи вон лезь. Мы с тобой, милочка, оказались на равных — и ещё посмотрим, кто выиграет этот забег».

Ветер усилился, и море вокруг них взволновалось, хотя платформа оставалась неподвижной. Моридин позволил огню погаснуть, и неподалеку поднялись волны. Под водой Могидин могла слабо различить тела — лишь тёмные силуэты. Некоторые были мертвы. Другие, освободившись от цепей, рвались к поверхности, но стоило им почти добраться до воздуха, как каждый раз что-то снова утягивало их вниз.

— Теперь нас мало, — сказал Моридин. — Мы четверо и та, что наказана более всех — это все, кто остался. По определению это делает нас сильнейшими.

«Некоторых из нас — да, — подумала Могидин. — А кое-кто из нас погиб от руки ал’Тора, Моридин, и, чтобы его вернуть, потребовалось вмешательство Великого Повелителя». Почему Моридина так и не наказали за его провал? Но, пожалуй, не стоит заходить слишком далеко в поисках справедливости под властью Великого Повелителя.

— Тем не менее, нас слишком мало. — Моридин взмахнул рукой, и на краю платформы возник каменный дверной проём. Не переходные врата — просто дверь. Это был кусок сна Моридина; он мог управлять им. Дверь открылась, и через неё на платформу прошёл мужчина.

Темноволосый новоприбывший обладал чертами салдэйца — слегка крючковатый нос, раскосые глаза. Он был высоким и привлекательным, и Могидин узнала его.

— Предводитель этих едва оперившихся мужчин-Айз Седай? Я знаю его, это Мазри…

— С этим именем покончено, — сказал Моридин. — Точно так же, как мы, будучи Избраны, отказались от того, кем были раньше, и от старых имён. С этого момента он будет известен только как М’Хаэль. Один из Избранных.

— Избранный? — Казалось, что Хессалам подавилась этим словом. — Это дитя? Он же… — Она осеклась и умолкла.

Не в их праве спорить, быть ли кому-то Избранным. Они могли ссориться между собой и даже плести заговоры, если соблюдать осторожность. Но сомневаться в решениях Великого Повелителя… это не позволялось. Никогда.

Хессалам больше ничего не сказала. Моридин бы не посмел назвать этого человека Избранным, если бы так не решил Великий Повелитель. Спорить было не о чем. Но всё-таки Могидин задрожала. Таим… М’Хаэль… был, по слухам, силён — возможно, так же силён, как и остальные они, но сделать Избранным кого-то из этой Эпохи, с их дремучим невежеством… Её уязвляла мысль, что этот М’Хаэль будет считаться равным ей.

— Я вижу в ваших глазах протест, — сказал Моридин, глядя на них троих, — хотя только одна из вас была достаточно глупа, чтобы заявить об этом. М’Хаэль заслужил свою награду. Слишком многие из нас ринулись сражаться с ал’Тором, когда его считали слабым. Вместо этого М’Хаэль завоевал доверие Льюса Тэрина, после чего взял на себя подготовку его оружия. Он воспитывает новое поколение Повелителей Ужаса, которое послужит делу Тени. Какие результаты вы трое можете продемонстрировать с момента освобождения?

— Ты узнаешь, что за плоды я собрал, Моридин, — тихо произнёс Демандред. — Ты сочтёшь их бушели и стада. Только помни моё условие: я встречусь с ал’Тором на поле битвы. Его кровь принадлежит мне, и никому другому. — Он повернулся, по очереди заглянув каждому в глаза, и под конец посмотрел на М’Хаэля. Между ними, казалось, мелькнуло некое… узнавание? Эти двое уже встречались.

«Он встанет тебе поперёк дороги, Демандред, — подумала Могидин. — Он хочет заполучить ал’Тора не меньше твоего».

За последнее время Демандред изменился. Когда-то для него не имело значения, кто убьёт Льюса Тэрина — лишь бы тот был мёртв. Что же заставило Демандреда настаивать на том, чтобы взять всё в свои руки?

— Могидин, — произнёс Моридин. — У Демандреда есть планы на будущую войну. Ты будешь ему помогать.

— Помогать ему? — воскликнула она. — Я…

— Ты так быстро забылась, Могидин? — вкрадчиво перебил её Моридин. — Ты будешь делать то, что тебе приказали. Демандред хочет, чтобы ты присмотрела за одной из армий, которая сейчас лишена надлежащего надзора. Произнеси хоть одно слово жалобы — и ты поймёшь, что боль, которую ты познала до сих пор, это лишь тень настоящих страданий.

Её рука потянулась к кор’совре на шее. Она взглянула ему в глаза и почувствовала, как испаряется её самообладание. «Я ненавижу тебя, — подумала она. — Я ненавижу тебя ещё больше за то, что ты сделал это при всех».

— Настали последние дни, — сказал Моридин, поворачиваясь к ним спиной. — В ближайшее время вы получите окончательную награду. Если у вас есть поводы для вражды, отбросьте их в сторону. Если у вас есть тайные планы, завершите их. Заканчивайте ваши игры, потому что… это конец.

Талманес лежал на спине, глядя в тёмное небо. Казалось, будто облака над ним отражают свет снизу. Свет умирающего города. Это было неправильно. Разве свет не должен идти сверху?

Он упал с лошади вскоре после того, как они направились к воротам. Это он ещё помнил. Большую часть времени. Боль мешала думать. Люди кричали друг на друга.

«Надо было… надо было чаще подшучивать над Мэтом, — подумал он, и на его губах появилась слабая улыбка. — Глупо думать об этом сейчас. Я должен… должен найти драконов. Или мы их уже нашли?..»

— Говорю тебе, эти чёртовы штуковины так не работают! — услышал он голос Дэннела. — Это тебе не растреклятые Айз Седай на колёсах! Мы не можем вызвать стену огня. Мы можем только стрелять этими металлическими шарами в троллоков.

— Они взрываются, — теперь это был голос Гайбона. — Мы можем использовать лишние так, как я предлагаю.

Глаза Талманеса закрылись.

— Да, шары взрываются, — ответил Дэннел, — но сначала ими нужно выстрелить. Ничего не получится, если мы просто положим их в ряд и будем ждать, пока троллоки сами по ним пробегутся.

Чья-то рука потрясла Талманеса за плечо.

— Лорд Талманес, — произнёс Мельтен, — Нет никакого позора в том, чтобы покончить с этим прямо сейчас. Я знаю, что боль очень сильная. Позвольте последнему объятию матери принять вас.

Звук обнажаемого клинка. Талманес напрягся.

И тут он понял, что совсем, совсем не хочет умирать.

Он с трудом открыл глаза и протянул руку стоявшему над ним Мельтену. Джесамин держалась поблизости, сложив руки на груди. Она выглядела встревоженной.

— Помоги мне встать, — сказал Талманес.

Мельтен заколебался, но затем выполнил его просьбу.

— Тебе не стоит подниматься, — вмешалась Джесамин.

— Это лучше, чем быть с честью обезглавленным, — проворчал Талманес, стиснув зубы от боли. Свет, это его рука? Она была такой чёрной, словно обуглилась в огне. — Что… что происходит?

— Мы окружены, милорд, — мрачно ответил Мельтен с печалью в глазах. В том, что они все погибнут, он уже не сомневался. — Дэннел и Гайбон спорят о том, где разместить драконов для последнего боя. Алудра отмеряет заряды.

Наконец поднявшись, Талманес опёрся на Мельтена. Перед ним на широкой городской площади собралось две тысячи человек. Они жались друг к другу, словно путники, ищущие тепла морозной ночью. Дэннел и Гайбон установили драконов полукругом, выгибающимся наружу к центру города, разместив беженцев за ними. Краснорукие теперь обслуживали драконов, на каждого из которых требовалось по три пары рук. Почти все в Отряде прошли хоть какое-то обучение.

Стоявшие рядом здания пылали в огне, но со светом происходили странные вещи. Почему он не освещал улиц? Улицы были слишком тёмными. Как будто их покрасили. Как будто…

Талманес моргнул, смахнув выступившие от боли слёзы. Теперь он понял. Троллоки заполнили улицы и, словно чернила, текли в сторону расставленных полукругом и направленных на них драконов.

Что-то пока удерживало их. «Они ждут остальных, чтобы напасть всем сразу», — решил Талманес.

Крики и рычание доносились и сзади. Талманес повернулся и вцепился в руку Мельтена, когда весь мир вокруг пошатнулся. Ему пришлось подождать, пока всё вокруг встанет на свои места. Боль… боль, как ни странно, притупилась. Как пламя, гаснущее на свежих углях. Она насладилась им, но теперь в нём почти ничего не осталось, чтобы прокормить её.

Когда всё успокоилось, Талманес увидел, откуда исходил этот шум. Площадь, которую они заняли, примыкала к городской стене, но горожане и солдаты держались от неё на расстоянии, так как она, словно толстым слоем сажи, была покрыта троллоками. Они потрясали в воздухе своим оружием и рычали на стоявших внизу людей.

— Они бросают копья в любого, кто подойдёт слишком близко, — сказал Мельтен. — Мы надеялись добраться до стены и пройти вдоль неё до ворот, но теперь это невозможно. Невозможно, пока эти твари там наверху грозят нам смертью. Все другие пути отрезаны.

Алудра подошла к Гайбону и Дэннелу:

— Я могу поместить заряды под драконов, — тихо произнесла она. Тихо, но недостаточно твердо. — Эти заряды уничтожат оружие, но при этом могут сильно покалечить людей.

— Действуй, — совсем тихо ответил Гайбон. — То, что сделают троллоки, будет ещё хуже, а мы не можем отдать драконов в руки Тени. Поэтому они и выжидают. Их командиры надеются, что внезапная атака даст им возможность сокрушить нас и захватить оружие.

— Они двигаются! — закричал один из солдат, стоявший у драконов. — Свет, они идут!

Тёмная масса Отродий Тени бурлящим потоком двинулась по улицам. Зубы, когти, клыки, чересчур человеческие глаза. Троллоки шли со всех сторон, предвкушая добычу. Талманес с трудом сделал вдох.

Крики на стенах стали громче. «Мы окружены, — подумал Талманес. — Прижаты к стене, пойманы в ловушку. Мы…»

Прижаты к стене.

— Дэннел! — Талманес попытался перекричать шум. Капитан драконов обернулся со своей позиции, где люди с горящими лучинами в руках ждали приказа провести единственный залп.

Талманес сделал глубокий вдох, наполнивший его лёгкие огнём:

— Ты говорил мне, что можешь снести вражеское укрепление парой выстрелов.

— Конечно! — отозвался Дэннел. — Но мы ведь не войти пытаемся…

Тут он замолк.

«Свет, — подумал Талманес. — Мы все слишком устали. Мы должны были догадаться».

— Эй, вы, в середине, взвод драконов Райдена, кругом! — прокричал он. — Остальные, держать позиции и стрелять в приближающихся троллоков! Бегом, бегом, бегом!

Дракониры тут же бросились выполнять приказ. Под скрип колёс Райден и его люди стали поспешно разворачивать драконов. Остальные по очереди начали обстреливать выходящие на площадь улицы. От оглушающих выстрелов горожане кричали, закрывая уши руками. Казалось, наступил конец света. Сотни, тысячи троллоков превращались в лужи крови, когда среди них взрывались драконьи яйца. Площадь наполнилась белым дымом, струившимся из стволов драконов.

Стоявшие в тылу беженцы, уже перепуганные увиденным до смерти, завопили ещё сильнее, когда Райден повернул оружие в их сторону. Многие в страхе попадали на землю, освобождая путь. Путь к городской стене, кишевшей троллоками. Драконы Райдена были обращены в противоположную сторону от стрелявших по троллокам, будучи выстроены дугой, они образовывали подобие чаши. Таким образом, все трубы были направлены на одну и ту же часть стены.

— Дайте мне эту треклятую лучину! — прокричал Талманес, протянув руку. Один из дракониров подчинился и передал ему зажигательную палочку с красным тлеющим концом. Талманес оттолкнулся от Мельтена, полный решимости хотя бы немного простоять без чьей-либо помощи.

К нему подошёл Гайбон. Его голос звучал приглушённо для напряжённого слуха Талманеса:

— Эти стены простояли сотни лет. Мой бедный город. Мой бедный, бедный город.

— Теперь это уже не твой город, — ответил Талманес. Он поднял зажигательную палочку высоко над головой, словно бросая вызов толпившимся на стене троллокам. Позади пылал Кэймлин. — Теперь он их.

Талманес резко опустил палочку, оставив в воздухе красный след. За его сигналом последовал рёв драконьего огня, разнёсшийся эхом по всей площади.

Троллоки, а, скорее, их части, взлетели на воздух. Стена под ними взорвалась, словно кто-то на бегу пнул сложенные в кучу детские кубики. Талманес пошатнулся, в глазах у него стало темнеть, но он успел увидеть, как стена обвалилась наружу. Когда он упал, теряя сознание, ему показалось, что от его падения задрожала земля.