Палач демона

– А-а, это, которое в усадьбе на днях приключилось? – догадался Митрич.

– Его, – кивнул Овчаров. Слушай, дед, чего этот кошмар с собой таскаешь?

– А черепушку-то эту, что ли? – старик усмехнулся. Да вот нашел только что, возле ограды валялась…

Взяв череп в руки, Серов обнаружил, что его челюсти могут смыкаться и размыкаться.

– Смотри, Женя, тут, кажется, механизм какой-то хитрый, – с этими словами он протянул находку Овчарову.

– А на зубах, кажется, следы крови… – внимательно разглядывая костяные челюсти, тихо произнес оперативник. Может, это орудие преступления?

– Так, все ясно, – махнул рукой следователь Серов. Отец, с нами поедешь, иди в машину, садись.

– Куды это вы меня везти собрались? – замахал руками сторож. Не поеду я никуда!

– В отдел прокатишься, а потом мы тебя обратно доставим, – пообещал старику Овчаров.

Глава 8

…Бывшие офицеры отправились на вокзал, где узнали о том, что нужный им поезд отходит только на следующий день.

Надо сказать, что на железных дорогах бывшей Российской империи царил тогда самый настоящий хаос. Вокзалы были забиты до предела обозленным людом. Но представители новой власти – сначала эмиссары Временного правительства, а затем и большевики, как ни старались, улучшить ситуацию так и не смогли.

Правда, друзьям повезло. Прикупив в дорогу хлеба, вареных куриных яиц и сала, они, матерясь и щедро раздавая зуботычины, влезли в вагон. Поезд отходил на Орел. Через две недели с лишком, миновав Курск, Марьино и еще Бог знает сколько мелких станций и полустанков, после трех пересадок и ночевки в открытом поле (это в декабре-то!), они прибыли в Харьков. По пути у них несколько раз проверяли документы. Тут только Константин Евгеньевич понял, как на руку оказалась случайная встреча с бывшим однополчанином. Если бы есаул отправился в дорогу, не имея в кармане никаких документов, то его непременно бы арестовали. Проверяющие были повсюду. На перронах, в вагонах, в шинках да и просто на улицах. Одетые черт знает во что, худые и озлобленные люди ходили группами и проверяли документы у встречных-поперечных. И горе тем, у кого этих самых документов не было или же бумаги вызывали подозрения. Их тут же арестовывали и куда-то уводили. К счастью, у приятелей документы имелись.

Однако, несмотря на обилие патрулей, в городах и селах царила самая, что ни на есть, анархия.

Из Харькова, иногда на попутных подводах, иногда пешком через Лозовую, Александровку и Алексеевку, добрались до Джанкоя. Надо сказать, дорога сильно измучила Маматова. Его незаживающая рана сильно ныла, есаулу надоело ежедневно перевязывать сочащийся слизью свищ.

– Заживет эта гадина когда-нибудь? – зло вопрошал он сам себя, заматывая живот очередной относительно чистой тряпицей.

– Больно? – сочувственно поинтересовался его спутник.

– Не очень, но довольно противно и желудок постоянно ноет, – ответил Маматов.

От Джанкоя до Симферополя рукой подать и Севастополь становился все ближе.

А Крым тем временем уже закипал. После Октябрьской революции в Петербурге и Москве непримиримость большевиков и их противников толкала страну в жуткий котел братоубийственной гражданской войны.

Едва Маматов и его спутник прибыли в Симферополь и отправились на базар за продуктами, как, прямо на улице, к ним неожиданно прицепились какие-то люди.

– Кацапы! – это слово было первым, с которым к приезжим обратились в Симферополе.

– Чего тут лазите? Чего вынюхиваете? – спросил один из подошедших – здоровый детина в овечьем тулупе. К нему тут же подтянулось еще человек пять. Они, видимо, сразу же поняли, что эти два кацапа являются царскими офицерами. И, скорее всего, рассудили так: привлекать внимания к своим особам пришлые не станут, а покорно отдадут все, что у них потребуют местные.

В это самое время в украинской Центральной Раде боролись две силы. Самостийники, ратовавшие за абсолютную независимость и автономисты, которые соглашались жить под чужим внешним патронажем.

Когда у власти в России находилось Временное правительство, оно пыталось протестовать против попыток сепаратизма, но остановить националистические настроения на Украине не смогло. Центральная же Рада, напротив, сумела завоевать симпатии уставших от войны солдат. Она просто пообещала им мир. Специально для них господа из Рады нарисовали призрачную и утопическую картинку будущего благоденствия в незалежной. Это все явилось плодами российской революции на Украине, где основную роль сыграли сторонники и противники советской власти. В 1917 году Центральная Рада в Киеве превратилась в один из центров сопротивления большевикам в ходе Гражданской войны на Украине. При этом откровенных украинских националистов в Крыму не терпели, ведь там проживало очень много других национальностей. А в начале октября в Таврической губернии состоялась первая конференция большевиков, на которой был создан большевистский губернский комитет во главе с Миллером. И тогда же произошло объединение всех большевистских организаций Крыма. 6 ноября общечерноморский съезд моряков принял резолюцию о роспуске Центрофлота, не признавшего Советскую власть. Вторая резолюция касалась признания власти Советов и о создании вооруженных отрядов. Затем, был создан Таврический Совет народных представителей, провозглашенный высшим органом власти в Крыму. 26 ноября Учредительный Курултай в Бахчисарае объявил о создании Крымской Народной Республики. Следом избрали правительство – Директорию и приняли Конституцию. Ее 16-я статья провозгласила равноправие всех жителей Крыма независимо от их национальности. 16 декабря, как раз после приезда Маматова с его другом, был избран Военно-революционный комитет. А через четыре дня начались первые вооруженные столкновения между большевиками и мусульманским эскадроном, состоящим из крымских татар. Вот в эту кашу и пришлось окунуться бывшим офицерам. Неразбериха и постоянное перетягивание одеяла от одних националистов к другим, запустили цепочку военных действий. Они шли с 1918 по 1921 год. Сначала большевики взяли Киев, затем, согласно Брестскому договору, Украина оказалась под немцами. Были, правда и те восемь недолгих месяцев, когда гетман Павел Скоропадский объявил республику «Украинской державой». Все это происходило на фоне бесконечного калейдоскопа гражданской войны: белые, красные и зеленые, поляки и сторонники Украинской народной республики, батька Махно и батька Ангел…

Но все происходило уже потом. Сейчас же Беляева и Маматова обступили человек пятнадцать. Разогревая свою ненависть руганью, сжимая кулаки, они кричали что-то обидное. Было ясно, что встреча с ними может окончиться для однополчан очень печально.

В руках у некоторых уже блеснули ножи.

– По-моему, они нас обзывают? – обернувшись к есаулу, спросил Григорий Иванович.

– Ты только понял? – усмехнулся тот. И шепотом спросил: " Маузер далеко?»

– Нет, я за ремень его заткнул, – ответил Григорий.

– Тогда давай на счет «три», – предложил Маматов.

– А, давай! – согласился его собеседник и тут же заорал: «Три!» Выхватив оружие, оба направили стволы прямо в раскрасневшиеся, орущие физиономии самостийников.

– Назад! Окружившие их тут же отшатнулись.

– Пошли, есаул! – громко сказал Беляев и оба со всех ног бросились прочь.

Необходимо признать, что есаулу и его спутнику очень и очень повезло. Они напоролись на обычных уличных гопников. Если же к ним пристали быг эскадронцы, финал встречи мог быть совсем иным. Те были хорошо вооружены и не стали бы долго разговаривать с приезжими. Просто отвели бы их в сторонку и шлепнули возле какой-нибудь глухой стены…

Глава 9

…Усадив деда Митрича вместе с его страшноватой находкой в машину, Серов приказал водителю-сержанту сначала заехать в районную больницу.

– Нам, все-таки надо допросить врачей, которые выезжали на вызов в усадьбу, – сказал он Овчарову.

– Да мне поровну, – отозвался тот. И спустя минут сорок «уазик» подрулил к главному входу двухэтажной больницы.

– Я сам схожу, а ты, Женя, тут с Митричем пока поболтай, – предложил следователь Овчарову.

– Угу, – кивнул головой майор.

Войдя в холл, Серов первым делом осведомился у пробегавшей мимо медсестры где кабинет главврача. Но не успела она ответить, как позади раздался хриплый и весьма недружелюбный голос охранника:

– Вам, это… нельзя туда!

– Почему? – искренне удивился следователь.

– Да, потому… Нельзя и все! – прозвучало в ответ. Следователю хватило всего одного взгляда, брошенного на внезапного визави, чтобы понять: тот твердо вознамерился его «не пущать». Мрачно глядя на визитера исподлобья, охранник привстал со стула, а рука его уже шарила по поясу в поисках резиновой палки.

– Она у тебя с другой стороны висит, – любезно подсказал ему Глеб.

– А, если так? – он предъявил мрачному детине удостоверение.

– Ну и что ты мне своей ксивой в рыло тычешь?

– угрожающе спросил тот. Я таких сколько угодно могу на базаре купить! Не пущу и все!

– Ладно, тогда я сейчас ОМОН вызову, а ты, скотина, с нами поедешь. На тебя дело возбужу.

Угроза подействовала, так как больничный секьюрити сразу же сменил тон: «А за че это? Я же просто свою работу выполняю…»

– За воспрепятствование законному расследованию, – ответил Серов. Короче, я в последний раз тебя спрашиваю, где кабинет главного?

– На втором этаже, – ответил обескураженный охранник.

– Вот сразу бы так! – раздраженно произнес Серов и направился к лестнице. Минуту спустя он уже был в кабинете главврача. Тот оказался довольно полным мужчиной лет под пятидесят и довольно любезным. По крайней мере, за порог Глеба не выставил. При виде удостоверения Серова, он понятливо кивнул и поинтересовался по какому делу обязан визиту следователя.

– Ваша «скорая» приезжала на вызов в старую усадьбу, километров за тридцать отсюда.

– Это на свадьбу? Какой ужас! – воскликнул главврач. А вы что именно хотели?

– Мне нужно переговорить с теми врачами, кто выезжал на вызов, – ответил следователь.

– Неужели, что-то не так сделали? – насторожился хозяин кабинета. Жалобы поступили?

– Да нет же! – махнул рукой гость. Просто в их машине мог затеряться важный вещдок.

– А-а, ну так бы сразу и сказали, – главврач облегченно вздохнул. Пойдемте, я провожу вас.

Бригада, дежурившая в ту страшную ночь, оказалась на отдыхе. Но за медработниками сразу же послали санитарку. И получаса не прошло, как все они уже были в кабинете у главного.

– Это наш самый лучший работник Сергей Витальевич Мосолов, – представил следователю врача хозяин кабинета. А это медсестра Татьяна Сергеевна Аникишина и водитель Семен Павлович Мухин.

Назвав себя и объяснив цель своего визита, Серов попросил вспомнить, не видели ли они в руке у погибшего охранника Бориса чего-нибудь постороннего? Например, клочка шерсти?

– Кажется, я видел, – задумчиво произнес врач Мосолов. Помню, еще подумал, какому животному она принадлежит?

– И куда потом делась эта шерсть? – спросил следователь.

– Ваши сотрудники попросили нас отвезти тела погибших в морг. Хотя это и не положено, но мы согласились.

– Не показалось ли вам тогда что-нибудь необычным? – поинтересовался у собеседников Серов.

– Да все там было как-то странно и страшно, – ответила медсестра Аникишина.

– Да, – кивнул врач Мосолов. Раны такие, что я, право, не припомню, чтобы когда-либо видел подобные. И спросил: «Вы уже раскрыли дело?»

– Следствие продолжается, – неопределенно ответил Глеб и, попрощавшись со всеми, отправился в районный морг.

Главврач предупредил заведующего о визите следователя и поэтому тот встретил гостя на пороге своих мрачных владений. Вопреки распространенному заблуждению, будто большинство патологоанатомов, да и прочих работников моргов, люди мрачные и замкнутые, заведующий оказался человеком жизнерадостным.

– Здравствуйте, меня зовут Василием Петровичем Никитиным, – отрекомендовался он. – А я, старший следователь следственного управления майор юстиции Глеб Серов, – представился гость.

– Пройдемте в кабинет, – предложил заведующий.

Там Серов изложил ему суть своего прихода.

– Сейчас посмотрим, – встав со своего кресла, Василий Петрович пригласил следователя в прозекторскую. Кстати, заключения по обоим случаям уже готовы. Вот тело девушки, а вот – охранник, – заведующий указал рукой на два стола, где лежали несчастные жертвы ночного кошмара.

– Сашка, Сашка, ты куда делся? – вдруг крикнул Василий Петрович.

– Да не ори ты, здесь я, вот… – раздалось из соседнего помещения. И на пороге прозекторской появился худой и высокий человек. На нем был белый халат и клеенчатый передник, весь заляпанный бурыми пятнами.

– Ты там чего делаешь? – подозрительно принюхавшись к дыханию подчиненного, спросил Василий Петрович.

– Как это чего делаю? Работаю я… – равнодушно ответил тот.

– Да, это Александр Филиппович, наш прозектор, – спохватившись, сказал Серову заведующий.

И поинтересовался: «Заключения на них где?»

– У меня на столе, в черной папке лежат, – прозектор вышел и быстро вернулся, неся в руке папку.

– Позвольте, – Серов быстро пробежал глазами документы. Вы пишете, что смерть в обоих случаях наступила в результате травм, несовместимых с жизнью.

– Да, – кивнул Александр Филиппович. У обоих нарушена целостность шейных позвонков, порваны сонные артерии и яремные вены.

– Да вот, сами посмотрите! – с этими словами прозектор откинул простыни, прикрывавшие оба тела. Едва бросив на них взгляд, Серов почувствовал, как по коже его пробежал озноб. И хотя за годы службы ему не раз приходилось видеть погибших, самыми страшными из которых были жертвы, разорванные на части в различных ДТП, вид мертвой девушки с почти оторванной головой, потряс его.

– Да… – глубокомысленно заметил прозектор, закуривая сигарету. Рвали так, чтобы наверняка убить!

Быстро набрав номер Овчарова, следователь сказал: " Женя, хватай Митрича и тащи его вместе с черепушкой в морг. Я там.»

Через пять минут Митрич, забившись в угол прозекторской, уже загибался в жесточайших приступах рвоты. Заведующий никак не мог увести старика наверх, в свой кабинет.

– Дедушка, да пойдемте ко мне, выпьем чайку, поговорим, – пытался успокоить он Митрича. Наконец, извергнув из себя все без остатка, старик, поддерживаемый Василием Петровичем, шатясь, побрел прочь. Дело в том, что Овчаров так быстро завел Митрича в прозекторскую, что никто не успел накрыть тела погибших. И, войдя, старик увидел перед собой весь этот ужас. Что тут говорить, если даже привычным ко всему следователю и Овчарову стало не по себе от этого кошмарного зрелища…

– Скажите, Александр Филиппович, можно насести такие ранения вот этой пастью? – с этими словами Серов вручил прозектору череп. Внимательно изучив клыки, зубы и механизм, позволяющий открывать и закрывать пасть, тот с сомнением покачал головой. После чего, попросил у Серова свое заключение.

– Видите ли в чем дело… – медленно произнес он. – Рана-то там не одна. То есть, укус был не один, поэтому следы от зубов накладывались один на другой и перекрывали друг дружку… Но мне все-таки примерно удалось измерить ширину пасти, которая оставила эти страшные следы на шее у потерпевших. Она, по-моему мнению, составляет около двенадцати сантиметров. А у этого медвежьего черепа … – эксперт взял с полки шкафчика металлическую линейку и принялся измерять расстояние между клыками, а также ширину пасти – … позвольте, тоже примерно столько же! Тоже двенадцать…

– Вы сказали, медвежьего? – уточнил Серов.

– Да, ведь это череп медведя, – ответил прозектор. Я охотник и поэтому знаю, как он выглядит. Кстати, мишка ваш покойный был из крупных. Однако, я все же не думаю, что с помощью его пасти можно сотворить такое…

Хотя… Если, допустим, приложить соответствующее усилие…

– Сколько же килограмм оно должно составлять? – заинтересовался Овчаров.

– Ну, я не знаю… – задумчиво протянул прозектор. Знаете, вам, наверное, надо обратиться к специалистам – зоологам. Они точнее скажут.

– Спасибо, а клочка шерсти, случайно в руке у потерпевшего вы не находили? – спросил Серов.

– Ах, да, припоминаю! – Александр Филиппович открыл дверцу металлического застекленного шкафчика и снял с полки маленькую баночку с притертой крышкой. Вот эту самую шерсть я и нашел в руке погибшего.

– Мне надо ее взять и направить на экспертизу. Да, конечно, – кивнул прозектор, протягивая ему баночку.

Составив протокол обнаружения и выемки вещественного доказательства, а также, допросив прозектора в качестве свидетеля, Серов попрощался с ним. Сопровождая все еще шатающегося Митрича, коллеги подошли к ожидавшему их служебному «уазику».

– Я пока с Митричем у себя в управлении побеседую, по дороге, – сказал следователь. А ты, Женя, хватай судебно-медицинское заключение по факту гибели девушки и охранника. И не потеряй! – напутствовал он майора. Ведь здесь подробнейшим образом описаны все повреждения, которые эксперт обнаружил у потерпевших. Сгоняй в институт, пообщайся там с зоологами и прочими биологами… Главное, узнай, можно ли этой штукой причинить такие раны, какие выявлены у погибших?

– Ладно, – взяв документы, кивнул майор. А ты не забудь протокол изъятия на медвежью голову составить.

– Конечно… – кивнул следователь, выпрыгивая из «уазика» и помогая выйти Митричу. Овчаров умчался дальше – разыскивать зоологов.

Отворив дверь рабочего кабинета, Серов учтиво пропустил вперед старика. Тот, сжимая в руках череп, настороженно озирался по сторонам.

– Проходите, садитесь, – пригласил его следователь.

– Меня точно отпустят? – сторож опасливо посмотрел на майора. Я же эту ерунду по правде нашел!

– Да успокойтесь вы, наконец! – положив перед собой протокол допроса, с досадой бросил следователь. Я же обещал, допрошу и отвезу вас обратно! Да, череп я у вас изымаю, как вещдок.

– Чего это? – не понял старик.

– Ну, ведь вы нашли его поблизости от места преступления. И на клыках – кровь. Надо на экспертизу направлять, – пояснил Глеб.

– Направляй… – вздохнул Митрич. Слухай, ты думаешь, что черепом этим их того…, убили одним словом?

– Не знаю, но моя обязанность все проверить, – пожал плечами майор.

– Не может того быть! – твердо сказал старик. Силищи такой, чтобы голову этим черепушкой оторвать, ни у кого из людей нет и быть не может!

– Ладно, там видно будет, – ответил Серов.

Изъяв череп, он упаковал его и, оформив сопроводительную, вызвал стажера. Приказав отвезти его к экспертам, следователь приступил к допросу Митрича.

– Где вы были в тот день, когда в особняке гражданина Артемьева гуляли свадьбу?

– Дома сидел, – ответил старик. Один ведь я. Жена в позапрошлую зиму померла…

– Кто может подтвердить, что вы были у себя дома?

– Дык, сосед. Он ко мне заглянул, мы посидели маленько, выпили… – ответил Митрич.

– Фамилия и адрес соседа?

– Гаврилов Захар Михайлович. В соседней избе живет. А ко мне от жены сбегает. Ох, и злющая она у него! Не выпить, не закусить не дает!

– Понятно, проверим, – следователь быстро записывал за дедом его показания.

– Место работы? Вы же сказали, что охраняете чего-то там?

– Да, я конюшню сторожу.

– Как, по-вашему, кто мог убить этих людей? Может, волки?

– Нет, – покачал головой старик. Волки, ежели убивают человека, то сразу же по частям его и растаскивают.

– Медведь? – предположил Серов.

– Тоже навряд ли, – с сомнением сказал Митрич. Медведь сначала лапой бьет и когтищами своими лицо человеку сорвать может…

А уж потом наваливается и клыками вцепляется. Хотя, этот могет, наверное…

– А собака крупная? – продолжил строить предположения Серов.

– Собака могет, – кивнул дед. Но только, если натаскали ее на людей. Господи! – воскликнул он и поднял глаза к потолку. Кому же такое понадобилось, чтоб девушку и парня зверьми травить? Но вообще то, не хватит у собаки силенок, чтобы так шею перекусить…

Да, у нас такое уже не раз бывало, – старик понизил голос до шепота.

– Собак натаскивали?.. – заинтересованно взглянул на Митрича следователь.

– Да нет, же!.. – с досадой ответил старик. Люди здесь с давних времен пропадать начали. Мне еще дед мой сказывал, когда я еще совсем мальцом был. Более тыщи душ сгинули. Нечистый во всем виноват!

– Думаю, незачем на него все сваливать! – махнул рукой Серов. Если люди с незапамятных времен пропадали…

– А почему тогда места гиблые у нас на тамбовщине, дьявольскими да хлябными зовутся? Вон, лощина, что в Гавриловском районе, сколько душ человеческих сгубила!

– Сказки, все это! – возразил следователь.

– А, если сказки, тогда скажи, мил человек, почему в эрзяй тоитляй столько людей гибнет? Грибников и охотников? И ведь, все местные, знают, что, где, да почем?!

Глава 10

…Бежали друзья довольно долго. Запыхавшись, оба, как по команде остановились и, обернувшись, посмотрели назад. За ними никто не гнался.

– Оторвались, кажется? – задыхаясь, произнес Беляев.

– Ага! – кивнул Маматов. Но, не зная города, они рисковали наткнуться еще на каких-нибудь бандитов, недостатка в которых город тогда не испытывал. К счастью для приезжих, дальше никаких приключений с ними не произошло. Добравшись, наконец, до рынка, они запаслись провизией. Там же отыскали и человека, готового за весьма умеренную плату довезти их до Севастополя на своей подводе. Он хоть и оказался крымским татарином, по-русски изъяснялся довольно сносно.

– Конечно, можно было поехать и на поезде, – заметил Беляев. Благо, железную дорогу от Симферополя до Севастополя еще в 1875 году построили! И предложил Маматову поехать на вокзал.

– Ты, что, по товарищам соскучился или по какой другой шпане? – ответил есаул. Забыл, сколько раз нас в поездах проверяли, пока сюда добирались? Выведут из вагона, да и шлепнут! Минуту поразмыслив, Беляев согласился с приятелем.

Возница, отрекомендовавшись Исматом, велел обоим забираться на подводу сзади. Сам сел впереди и взялся за вожжи. Надо отметить, что в упряжке была не одна, а две лошади, обе гнедой масти.

– На вид они, вроде ничего, – вслух оценил их состояние Беляев.

– Исмат, сколько же мы до туда трястись будем? – спросил Константин Евгеньевич.

– Трястица не будеш, я же подвода сена ложил, – ответил возница, который видимо, все понимал буквально. Или же просто делал вид.

– Сколько дней ехать, спрашиваю? – совершил вторую попытку есаул.

– Еке або уш кун, – прозвучало в ответ.

– А-а, ясно, – протянул Маматов и тихо сказал Беляеву: " Он над нами издевается, путает татарские слова с украинскими».

– Ну и что, все же и так ясно, он сказал – два или три дня! – ответил Григорий. У нас казаки-татары, тоже так говорили. Не помнишь, что ли, ваше благородие? – иронично спросил Беляев.

– Ага, значит и ты туда же? Прости, друг, прости! Забыл я, что ты у нас пролетарий и большевик, хотя и голубых кровей! – издевательски парировал Константин Евгеньевич. И, завернувшись в огромный бараний тулуп (таких в подводе оказалось три штуки), он заявил, что будет спать.

Путь до Севастополя лежал неблизкий, предстояло преодолеть около семидесяти верст. Ехали по проселочным дорогам, иногда совсем близко от железнодорожных путей.

– Исмат, ты в Севастополе живешь? – спросил татарина Беляев.

– В Крыму, в Крыму я живу, – ответил тот.

В начале пути они проехали Новониколаевку, Левадки, Скалистое, Глубокий Яр и Бахчисарай. Наконец, взяв правее и, миновав Инкерман, спустя четыре дня прибыли в Севастополь. Вручив татарину оговоренную плату, Константин Евгеньевич спросил его, где в городе госпиталь?

– Бельмим, – пожав плечами, ответил возница.

– Ясно, толку от тебя немного, – констатировал есаул и, забрав из подводы свои пожитки, приятели отправились на поиски госпиталя. Обоим сразу же бросилось в глаза почти полное отсутствие людей на городских улицах.

– Что тут случилось? – тревожно спросил Беляев. – Не знаю, наверное, опять твои большевички постарались! – ответил ему есаул. В самом деле, офицеров словно преследовал злой рок.

К сожалению, они ничего не знали о том, что перед их прибытием в Севастополь, по городу прокатилась волна красного террора.

Начало кровавым расправам было положено 15 (28 по новому стилю) декабря 1917 года, когда матросы с эсминцев «Фидониси» и «Гаджибей» разоружили своих офицеров. Затем, не откладывая дела в долгий ящик, они прогнали пленных через весь город и расстреляли на Малаховом кургане. Эта жестокая казнь сыграла роль своего рода запального фитиля к последующим, куда более массовым расправам. Охота на офицеров и всяких там «буржуев» началась по всему Севастополю. Людей хватали прямо на улицах озверевшие команды военных судов врывались прямо в дома…

Не успели друзья добраться до центра, как были задержаны матросским патрулем. На бушлатах у черноморцев красовались алые банты.

– Стой! Документы давай! – приказал старший – невысокий матрос в бескозырке с надписью «Гаджибей».

– Вот, – Григорий Беляев протянул матросам документы на имя Василия Федоровича Белых.

– Ты!.. – обращаясь к Маматову, приказал другой патрульный – высокий и крепкий блондин. Есаул молча дал ему бумагу, в которой значилось, что он – Ефимов Мирон Павлович.

– Откуда и куда путь держите? – внимательно изучив документы, спросил матрос с «Гаджибея». – Разыскиваем врача, одного, – ответил Маматов, благоразумно не упомянув, откуда именно они прибыли в Севастополь.

– Как звать лекаря вашего? – спросил матрос.

– Малич Владимир Евграфович, – пояснил есаул и спросил: «Не подскажете, где здесь госпиталь?» – Он тут не один, – прозвучало в ответ.

– Врач-то ваш часом не из дворян? А то намедни немало их в расход пустили!

– Да что ты, Василий Пантелеич, не видишь, что ли?!.. – вдруг громко крикнул молчавший до того третий матрос. Это же их благородия! В расход гнид!

– Тихо! – рявкнул старший. Обыскать обоих! Есаул с Беляевым попытались было сопротивляться, но их схватили цепкие руки. На помощь патрулю примчался еще с десяток матросов. У задержанных отобрали наган и маузер с патронами, а у Маматова к тому же еще и дамасский кинжал. Попутно обоих сильно избили и, связав руки за спиной веревками, куда-то повели. Как вскоре выяснилось, в порт. Оттуда, закинув в большую шлюпку, доставили на борт какого-то грузового судна. Уже смеркалось и поэтому названия корабля пленникам прочесть не удалось. Подгоняя пойманных пинками и ударами, матросы бросили их в темный и холодный трюм, где уже сидели два десятка арестованных.

– Что делать будем? – подползая к Маматову, спросил Григорий.

– Не знаю, – ответил тот.

– А что тут знать? – услышали они чей-то хриплый голос справа. Помирать, вероятно.

– Зачем? – пожал плечами есаул. Надо как-то выбираться!

– Куда и как, не подскажете ли, любезнейший? – усмехнулся едва различимый в тусклом свете электрической лампочки собеседник. Это был полный мужчина средних лет в дорогом сером пальто и шерстяных брюках. На ногах его блестели лакированные ботинки. Заметив, что собеседники смотрят на его обувь, он усмехнулся и сказал: " Думаете, небось, как большевички такую знатную обувку проглядели? Ничего, они своего не упустят! Перед расстрелом все поснимают, кроме белья. Я то уж знаю, видел…» Лицо его было разбито, а во рту не хватало зубов. Поэтому говорил он, шамкая.

– Простите, забыл представиться, Прохор Семенович Садовников, из купцов.

– Мирон Павлович Ефимов, – ответил Константин Маматов.

– Василий Федорович Белых, – отрекомендовался его спутник Григорий Беляев. Оба назвали те имена и фамилии, которые были указаны в их документах. Они решили твердо стоять на своем. И ни за что не выдать своих настоящих имен. Тем более, своего происхождения.

Но беда в том, что документов, что у них нашли при обыске, оказалось по два на брата!

– Не скажете, чего это матросики так озверели? – спросил есаул нового знакомца Прохора Садовникова.

– Скажу, – кивнул головой купец. Полезли они не на тех, на кого надо. Дело в том, что месяц назад трое большевичков, Мокроусов, Толстов и Степанов собрали около двух с половиной тысяч революционных матросов. И поперли на перехват, идущих на Дон из Могилева подразделений Русской армии. И смогли разбить их. Но позже нарвались на донских казаков под командованием атамана Каледина. И матросский отряд был почти полностью вырублен. Как водится, вину за это досадное поражение возложили на бывших офицеров царской армии, которые имели неосторожность присоединиться к большевикам. В итоге, одного из бывших – лейтенанта Скаловского, матросы расстреляли. После чего убитых матросов, погибших в бою с белоказаками, повезли в Севастополь. Их похороны там закончились массовой демонстрацией. Все требовали немедленно расстрелять царских офицеров. Ко всему прочему, еще и комиссар флота Романец получил телеграмму от большевистского Совнаркома: «Действуйте со всей решительностью против врагов народа… Переговоры с вождями контрреволюционного восстания безусловно запрещены». Тут и началось… Под дикие вопли «Кончим всю явную и тайную контру!» и «Собакам – собачья смерть!» офицеров, а заодно и прочих «буржуев» расстреливали, вешали и просто забивали до смерти. Эти убийства потрясли Крым невиданной доселе жестокостью. Масло в огонь подлили и командированные в Севастополь матросы из Кронштадта…

– Понятно, – внимательно выслушав предысторию этого дикого матросского террора, кивнул есаул и спросил: " Не знаете, сколько человек в охране?»

– Не знаю, – ответил Садовников. Но немало и все вооруженные.

На следующее утро, вопреки ожиданиям, никакого завтрака арестованным не принесли. Вместо этого матросы с перекошенными от злобы лицами втолкнули в трюм еще около трех десятков арестованных. Разглядывая их, Маматов вдруг заметил знакомое лицо.

– Арнольд Карлович! – воскликнул он. Человек, которого он окликнул, небольшого роста и очень тощий, был одет в длинное серое пальто.

Услышав свое имя, он близоруко прищурился и достал из жилетного кармана пенсне. Водрузив его на переносицу, внимательно вмотрелся в лицо Константина Евгеньевича и воскликнул:" Есаул, это вы любезнейший!»

– Тихо, тихо, Арнольд Карлович, не надо так громко! – попросил его Маматов. Но было уже поздно: все, кто находился в трюме, обернулись и молча вперили взгляды в лицо Константина Евгеньевича. Арнольд Карлович Лохманн был ассистентом хирурга Малича. В госпитале под Луцком они вдвоем спасали Маматову жизнь. Теперь же, осознав, что он натворил, врач, качая головой, горестно прикрыл ладонью глаза.

– Простите, простите меня! – шептал он. Обознался я, товарищ! Но было уже поздно. В любом человеческом сообществе, когда над ним нависает смертельная угроза, найдется немало таких, кто ценой жизни других людей, попытается спасти свою…

– Так вы еще и есаул! – иронично произнес купец Садовников. Лучше бы жандармом были. Матросики-то, страх, как злы на вашего брата. Накостыляли донцы им по шеям!

– Да черт с ними, матросиками! – выругался Маматов. Арнольд Карлович, скажите, что с Натальей? Где она? В ответ тот непонимающе вскинул на есаула глаза.

– Какая Наталья?

– Медсестра Абашева! – напомнил ему Маматов. – А-а-а! Перед тем, как весь этот ужас здесь начался, Владимир Евграфович поселил ее у какой-то старой татарки.

– Где?! У кого?! – есаул мертвой хваткой вцепился в лацкан пальто Арнольда Карловича. В водянисто-голубых глазах доктора мелькнул испуг.

– Отпустите меня, пожалуйста, я не знаю, – попросил он. Татарка на Екатерининской, кажется, живет.

– Где точно? Как найти? Имя назовите! – повторял Константин Евгеньевич, как заклинание. Его пальцы продолжали сжимать лацкан пальто хирурга.

– Смотрите, не убейте вы его, – вмешался купец, пытаясь отцепить руку есаула от пальто Арнольда Карловича. Ну и хватка у вас, любезнейший!

– Татарка, часом, не в крепостном госпитале работала? – спросил Садовников у хирурга.

– Да, санитаркой у нас была, – ответил тот, потирая ладонью шею. Чуть не задушили вы меня! – с укоризной взглянул доктор на Маматова.

– Ну, простите меня великодушно, – извинился Константин Константинович. Вы что-то про татарку говорили? – обернулся он к купцу.

– Да, живет она в районе площади Суворова, как зовут, не знаю, – ответил тот. Но говорят, будто она – ведьма! Послушайте, – прервал свое повествование Садовников, к чему вам все это? Нас же не сегодня-завтра расстреляют?

– Ну, это мы еще посмотрим! – отмахнулся от него есаул. А сам Владимир Евграфович, где он сейчас?..

– Так убили ведь его… – сокрушено покачал головой Арнольд Карлович. Такой прекрасный человек был, хирург замечательный! Сколько жизней людских спас! А тут – на тебе! Понабежали к нам в госпиталь, кто в шинелях, кто в бушлатах и давай всех хватать. Орали, как ненормальные, смерть буржуям! Владимир Евграфович вступился за Ангелину Павловну, терапевта нашего, когда матросы куда-то ее потащили. Его схватили, вывели во двор и расстреляли… Вместе с Ангелиной Павловной.

Мне повезло, я им попался позже, когда они уже кровушкой насытились.

– Ну, не знаю, повезло ли вам, – отозвался купец Садовников. Нас же не на бал сюда притащили…

Его слова оказались пророческими. Железная дверь со скрежетом отворилась и на пороге появился здоровенный матрос в черном бушлате с наганом в руке.

– Эй, сволочь! – заорал он. Щас в Евпаторию отходим! Там вас революционная комиссия дожидается. Судить вас, гадов, будем!

Тут завели двигатель, который неохотно заработал, оглашая трюм натужным гулом. Под сию музыку старая посудина медленно отвалила от причала. До Евпатории ржавое корыто добралось ближе к полуночи. Голодные арестанты требовали еды, но матросы дали им только воду. Издеваясь над пленными, кричали, что умирать на голодный желудок веселее.

Утром пленников группами по несколько человек начали выводить на палубу. Там, на носу судна, установили стол, накрытый алой бархатной скатертью. За ним восседали трое. В середине расставил локти пожилой мужчина в кожаной куртке и с пышными усами. С виду заводской рабочий. Перед ним лежала стопка бумаг и стояла чернильница с воткнутой в нее ручкой. По бокам от него сидели двое матросов в бескозырках.

Так как Маматов держался вместе с Григорием Беляевым, Арнольдом Карловичем и купцом Садовниковым, то их вывели в одной группе. Константин Евгеньевич увидел, что возле левого борта стоят десять вооруженных винтовками матросов.

– Вот, вот этот – казачий есаул! – услышал вдруг Маматов. Оказалось, что кричал какой-то сутулый молодой человек, напоминавший приказчика из трактира. Его кривоватый грязный палец указывал прямо в лицо Константину Евгеньевичу. Я сам слышал, как этот худой, – молодой человек показал на Арнольда Карловича, его так назвал вчера! А я тут вообще не причем! Я за трудовой народ жизнь отдам! – продолжал разоряться крикун.

– Ну-ка, ты, гнида, подойди сюда! – приказал Маматову мужик в кожанке.

– Сам ты гнида! – глухо ответил Константин Евгеньевич. Матросы недовольно загомонили. Раздались крики: «За борт его!», «В расход!».

– Тихо! – приказал мужик в кожанке, ударив по столу кулаком. У нас тут суд, а не балаган!

– Это у вас то суд? – усмехнулся Маматов.

– Заткнись, контра! – крикнул ему матрос, сидевший справа. Значит, признаешь, что есаул? – спросил его «кожаный».

– Да, я – есаул Всевеликого войска донского, русский дворянин Константин Евгеньевич Маматов, – прозвучало в ответ…

Глава 11

… – Что такое эрзяй тоитляй? – удивился Серов.

– В переводе с угро-финского это означает «яма мертвецов», – понизив голос, пояснил Митрич. Там постоянно кто-то пропадает, а кто-то и гибнет. Ох, и загадочные у нас места! – задумчиво покачал головой его собеседник.

– Помню, как нас, тогда еще пионеров, после войны учитель истории в музей Тамбовский повез. И там один сотрудник рассказывал, как зимой еще в 1859 году в яме мертвецов странно погибли девять чиновников из Тамбова. Они на охоту приехали, но вернуться в сторожку до темноты не успели. Так вот, разбили стоянку прямо на склоне оврага – на склоне эрзяй тоитляй! Ох, и зря они это сделали! – старик снова покачал головой.

– Ну, и что дальше случилось? – нетерпеливо поторопил своего визави следователь.

– Ну, никто не знает, – пожал плечами Митрич.

– Сделали они шалаш, и спать легли. И все.

Никто не вернулся. И лишь спустя какое-то время, на их трупы наткнулся местный егерь – Петр Баранов. Он сразу же вызвал полицию.

Об этом страшном происшествии запись имеется официальная. Когда урядник со следователем-то приехали на место, то увидели, что двое погибших лежали у входа в шалаш, еще один внутри, а остальные шестеро на склоне оврага.

– Да – а – а … – удивленно протянул Серов, – значит, такое у вас не редкость?

– Какая там редкость, – отмахнулся сторож, – страсть одна!

– А как они погибли, по какой причине? —

продолжал допытываться следователь.

– Того я не знаю, – развел руками старик. Не сказывал про то музейный работник. Да и в советское время особо про такое говорить было нельзя. Матерьялизм, понимаешь! – усмехнулся Митрич.

– А не встречали ли вы, такого молодого парня, лет тридцати – традцати пяти в черном пуловере и в синих джинсах? – продолжил допрос Серов. У него еще на пальце кольцо золотое с большим красным камнем?

– С усами, парень?.. – сосредоточенно наморщил лоб Митрич.

– Да! – радостно подтвердил следователь, полагая, что старик сейчас выдаст ему на блюдечке все данные подозрительного субъекта.

– Привидение это, – мрачно ответил сторож, он здесь людям уже который год является…

– Да, твою же дивизию! – разочарованно бросил ручку на стол Серов.

– Я точно говорю, не живой это человек, – убежденно повторил старик.

– Где его, обычно, видят? – Глеб решил, во что бы то не стало докопаться до истины.

– Дык, возле усадьбы и видят, – ответил Митрич.

– Мы сегодня с оперативником Овчаровым, когда в склеп залезли, то заметили там что-то странное, – медленно произнес Серов. Точнее, это Женя Овчаров увидел. Там в подвале есть маленькая железная дверца. Так вот, он взглянул в дырку и увидел там горящие свечи. И того молодого человека, который от нас убежал. Майор закричал и тут, по его словам, свечи погасли…

– Ну, вы товарищи и даете! – изумленно глядя на майора, перекрестился Митрич. Мне, вот, хотя и доплачивают, чтобы я за усадьбой приглядывал, но я в склеп – ни ногой! А вы-то куды полезли? Смерти, ищите?

– Нам по долгу службы положено, – усмехнулся Глеб, да и не думаю я, что этот парень – приведение. Скорее всего, он в розыске и скрывается в склепе.

– Да кто ж в своем уме скрываться там будет?! – старик для убедительности, постучал себя кулаком по лбу. Место-то страшное! Души не упокоенные хозяина и хозяйки поместья там бродят. Но они никого не сгубили, так помаленьку пугают только. А вот молодой который, тот самый опасный!

– Так почему вы мне сразу все не рассказываете? – повысил голос Глеб. Хоть вывести его из себя было весьма трудно, тут он все же разозлился.

– Дык, я то и говорю – страсть! – ответил Митрич.

Следователь понял, что толку от Митрича больше не будет, дописал протокол допроса и попросил старика его подписать. Затем взял с собою пятерых крепких полицейских и кое-какой инструмент и повез к старой усадьбе. Войдя в склеп, подсвечивая себе фонариками, полицейские во главе с со следователем полезли в подвал. Глеб задумал взломать таинственную дверцу и, если посчастливиться, задержать дерзкого молодого человека с усами. Однако дверца оказалась на редкость упрямой и долго не поддавалась их усилиям. Но вот, наконец, два здоровенных сержанта, ловко орудуя ломами, сорвали ее с петель.

– Стоять, не входите туда без оружия! – выкрикнул Глеб и, выхватывая на ходу «Макаров», кинулся первым в темную неизвестность. Лучи мощных электрических фонарей быстро разогнали мрак. – «Странно, воздух здесь вовсе не спертый» – подумал следователь. – «Даже свежее, чем в склепе!».

За дверью скрывалась небольшое помещение. В нем находился старинный деревянный письменный стол, столешница которого была обтянута зеленым сукном. На нем стояли два старинных бронзовых канделябра, а рядом хрустальная чернильница в виде крылатой колесницы с двумя конями. Возле стола расположился простой, рассохшийся от времени табурет.

Левую стену подпирал шкаф, полки которого были сплошь уставлены старыми книгами. У правой стенки следователь увидел кровать с тонким матрацем и шерстяным одеялом. В изголовье, вместо подушки лежала стопка книг.

– Так вот откуда здесь свежий воздух! – воскликнул Глеб, обнаружив в противоположном конце комнаты еще одну дверцу. Она оказалась открытой.

– Ушел, собачий сын! – с досадой констатировал следователь. Не успели мы его схватить!

– Да, здесь явно кто-то жил! – согласился один из сержантов.

– Ты, ты и ты! – Серов ткнув пальцем в полицейских, приказал им: «Быстро наверх! Прочесать окрестности!» Сам же, выйдя из склепа, подошел к Митричу, который с любопытством наблюдал за происходящим.

– Ну, почти поймали мы ваше привидение! Можете пойти взглянуть, как оно там обосновалось.

– Нет, ни за что! – твердо ответил старик и перекрестился.

– Да человек он! – не выдержав, повысил голос Серов.

– А ты на меня не ори, – ответил Митрич, потянувшись за сигаретами. Никакой он не человек! Я точно знаю.

Его спокойная уверенность, поначалу взбесила Глеба. Но волю эмоциям он решил не давать.

– Ну, если хотите, то пусть будет не человек, – примирительно сказал он. Но разве привидения спят на кроватях? На сей вопрос, Митрич лишь молча пожал плечами.

Глеб распорядился доставить к нему человек пять местных жителей. Двух в качестве понятых, а остальных, как свидетелей.

После того, как они с любопытством спустились в подвал, чтобы своими глазами увидеть странное прибежище таинственного незнакомца, следователь их допросил. Оформив все необходимые протоколы и опечатав склеп, он простился с Митричем и уехал.

На следующее утро, в кабинет к Серову явился недовольный майор Овчаров.

– Не мог меня подождать, что ли? – укоризненно спросил оперативник.

– Прости, Женя, решил не откладывая все выяснить, – попытался оправдаться Глеб.

– Да ладно, уж! – закурив, Овчаров сел на стул и сказал, что надо срочно выезжать в Москву.

– Зачем? – удивился следователь.

– Чтобы со специалистами из МГУ пообщаться, – пояснил Овчаров. В Тамбове я не нашел никого, кто мог бы ответить на наши вопросы насчет черепа.

– Тогда подожди, пока экспертиза шерсти не будет готова, – попросил приятеля Глеб.

– Ладно, – кивнул оперативник.

Следователь доложил руководству о ходе расследования и оформил командировку в Санкт-Петербург. Он полагал, что пришла пора допросить Георгия Степановича Никитина – отца погибшей Светланы.

…В культурную столицу Глеб Серов прибыл на следующий день, около 9 часов утра. Он рассчитывал, быстренько обернуться и уже вечеров отбыть в Тамбов. Но таксист, которого он остановил, расстроил майора.

– Куда вам? В Вуоксу? Садитесь, через пару часов, возможно, будем на месте…

– Через пару часов?.. – удивился следователь. Я думал добраться быстрее…

– Не получиться, шестьдесят «км» от Питера, да и пробки еще… – пояснил водитель. Так и получилось. Часа примерно через два с лишним Глеб стоял возле огромных кованных ворот солидного трехэтажного особняка.

– Здравствуйте, я следователь следственного управления майор Седов, – нажав кнопку домофона, представился он.

– Встаньте, под камеру и предъявите удостоверение, – попросил его охранник, сидевший за пультом. Я сейчас доложу хозяину.

Прошло около десяти минут, пока следователя, наконец, впустили во двор дома Никитина.

Владелец особняка встретил Серова в холле.

Тот сразу же обратил внимание на абсолютно белые волосы Никитина, резко контрастировавшие с его красным лицом.

– Чему обязан? – вместо приветствия спросил отец потерпевшей.

Представившись, следователь попытался объяснить цель своего визита. Поначалу Никитин наотрез отказывался дать хоть какие-нибудь показания. Тогда Серов вынужден был надавить на него.

– Поймите, это формальность, не я, так другой следователь приедет. Вы ведь хотите, чтобы мы до конца разобрались в этой страшной трагедии, – сказал Глеб.

– Вы разберетесь, как же … – криво усмехнулся хозяин дома. Толку от вас, как от козла молока. Ну ладно, пойдем ко мне в кабинет, там и поговорим. Васька! – крикнул вдруг Никитин. Не пускай ко мне никого, понял?

– Да шеф! – отозвался охранник в черном костюме.

Кабинет Георгия Степановича располагался на втором этаже и являл собою образчик английского стиля. Посреди комнаты стоял большой письменный стол из резного мореного дуба. Его украшал малахитовый письменный прибор и пара подсвечников. «Кажется, серебряные…» – подумал Серов. Позади стола и вдоль стен из книжных шкафов хвастливо выпячивали кожаные корешки дорогие издания. «Надо же, судя по физиономии, – обычный бандит, а так любит литературу» – пронеслось в голове у следователя. «Впрочем, вряд ли он прочел хотя бы одну книжку».

Пройдя к ближайшей полке, хозяин отодвинул книги и достал из-за них початую бутылку виски. Налив два стакана до половины, он предложил один из них гостю.

– Я на службе, – попытался отказаться Серов, но Георгий Степанович жестом руки попросил его замолчать.

– За упокой души моей доченьки, – произнес Никитин и голос его предательски дрогнул.

В такой ситуации следователь лишь мог последовать примеру хозяину дома.

– За упокой души ее, – с этими словами Серов опрокинул стакан.

– Ну что, будешь писать? – Никитин сел за стол и предложил гостю начинать допрос. Ответив на все обычные в таких случаях вопросы, Георгий Степанович вдруг сказал:" Я не верю, что вы, менты, сможете найти того, кто это сделал. Поэтому, я сам начну расследование.»

– Но это незаконно, – ответил Серов.

– Плевать я хотел на закон! – рявкнул хозяин дома. У меня дочь погибла страшной смертью, а ты мне тут про закон чешешь!

– Так я здесь для того, чтобы расследовать эту трагедию, – напомнил ему майор. И попрошу обращаться ко мне на «вы»!

– Ладно, извините, – пробормотал Никитин. Но не верю я ментам. То-есть, полицейским!

– Лучше скажите, могли организовать нападение ваши враги? Ведь их у вас предостаточно?

– Да, врагов хватает, – кивнул Никитин. Но они постарались бы убить меня, а не мою Светланку!

И убивали бы не так. Стреляли или взрывали бы.

А здесь, черт знает, что такое! Вот вы можете, сказать, кто ее убил? Кто?!

– Я пока не знаю, – ответил следователь.

– Вот то-то же, не знаю… торжествующе передразнил его Никитин. А то, расследование…

– Я направил на экспертизу клочок шерсти, который нашли в руке у погибшего охранника. И еще кое-что обнаружил… – пояснил Серов.

– Хочешь сказать, не человек убил? – Никитин взглянул собеседнику прямо в глаза.

– Возможно, – уклончиво ответил тот. Но за всеми преступлениями, обычно стоят люди. Надо копать.

– Ну и копай, и я тоже копать буду, – хозяин кабинета налил себе еще один стакан. До краев. – Вам не предлагаю, говорите же, служба!

Проглотив граммов двести и, даже не поморщившись, Никитин продолжал:" Найду того, кто дочь мою… Сам, своими руками… Медленно кончу…»

– Что-то необычное вы в тот вечер не заметили? – напоследок спросил следователь.

– Артемьев рассказывал про жуть какую-то, которая рядом с его домом вроде бы обитает… – подумав, ответил Никитин и спросил: «Свету когда из морга вашего забрать можно?»

– Когда экспертиза готова будет, – ответил Серов. – С супругой вашей можно побеседовать?

– Она в клинике сейчас лежит, – взглянув на Серова мутными глазами, ответил Георгий Степанович. В Питере она, – с этими словами, он на клочке бумаги нацарапал «паркером» адрес частной психиатрической клиники.

– Спасибо, – попрощавшись с хозяином, следователь сказал, что сейчас заедет и переговорит с супругой Никитина.

– Постой! – остановил его хозяин дома. Васька! Скажи Игорю, чтобы машину подал. Человека в клинику пусть отвезет, потом билет возьмет до Тамбова и отправит!

Поблагодарив Георгия Степановича, Серов сел в «БМВ» и отправился к его жене, Ксении Владимировне. Если бы не охранник Игорь, который заверил врача, что визит согласован с Георгием Степановичем, к его жене следователя бы не пустили.

К сожалению, толку от беседы с ней оказалось немного. Женщина была в состоянии сильнейшего нервного потрясения. Поэтому, выяснить у нее что-то полезное для следствия не представлялось возможным…

Глава 12

… – Направо! – скомандовал мужик в кожанке. Махнув рукой, он указал жестом, куда именно следует отвести есаула. Двое матросов, схватив Константина Евгеньевича, отвели его к левому борту. Где уже стояли человек двадцать.

– Ну что, знаете вы его? – спросил мужик в кожанке у Арнольда Карловича. Хирург замялся. – Да что ты, скотина, к нему пристал! – заорал есаул, не желая, чтобы молчание врача было расценено членами комиссии, как попытка скрыть врага революции. Сказано, же было, знает он меня! После ранения я в том госпитале лежал, где он служил! Лечил он меня!

– Заткнись, гнида! – заорал в ответ мужик в кожанке. Ты, хоть, понимаешь, что через полчаса тебе конец?

– Ну и что! – в запале крикнул Константин Евгеньевич. Зато умру, как честный человек!

Однако, несмотря на всю свою браваду, есаул почувствовал, как враз ослабли его колени. Ощутив, охватившую все его существо подлую слабость, он выпрямился и решил умереть с достоинством, не посрамив чести русского офицера и дворянина.

– Смотрите, не каждый бы так смог! – прошептал Григорию Беляеву, стоявший рядом с ним мужчина средних лет. По выправке видно было, что он тоже из офицеров.

– Лучше бы заткнулся … – с досадой ответил Григорий. Теперь его уж точно шлепнут.

– А они и так никого не помилуют, – ответил его собеседник. И оказался прав. Всех, кого привезли на старом судне, после короткого разбирательства, отвели к правому борту. Но матросы – не конвоиры и потому сделали одну, но очень большую ошибку – не связали своим пленникам руки.

– Эй, ты! – обратился председательствующий на судилище к молодому человеку – тому, что указал на есаула. Говоришь, жизнь за народ отдашь? Не нужна нам пока твоя жизнь. На! – с этими словами мужик в кожанке протянул тому заряженный револьвер.

– Ну что встал, как столб? – заорал на него «кожаный». Пристрели кровососа!

Понимая, что теперь его собственная жизнь висит на волоске, молодой человек повернулся и направился к спокойно стоявшему рядом с другими приговоренными Константину Евгеньевичу.

– На тебе, контра! – вдруг тоненько и хрипло вскрикнул свеженазначенный палач. И направил ствол нагана на есаула. Но тот вместо того, чтобы взмолится о пощаде или хотя бы молча принять неизбежное, вдруг резко нагнулся и, как пантера, прыгнул на молодого человека. Выхватив из его руки револьвер, Константин Евгеньевич врезал своему несостоявшемуся убийце по носу и навел наган на заседавшую за столом комиссию. Мужик в кожанке и двое его подручных враз побледнели. Их глуповатые лица приняли одинаковое выражение тоскливого ужаса. Матрос, что стоял слева от приговоренных, передернул затвор и вскинул карабин. Но выстрелить не успел. Пуля, выпущенная из нагана угодила ему прямо в лоб. – Хватай оружие! – крикнул Константин Евгеньевич товарищам по несчастью. Но остальные матросы, которых к слову на судне было человек двадцать, уже пришли в себя. Загрохотали выстрелы, начали падать убитые и раненные люди…

Увидев, как упал насмерть сраженный пулей Григорий Беляев, есаул дважды выстрелил в окаменевших за столом членов комиссии и, сунув наган за пояс, кинулся за борт. Следом за ним прыгнули еще несколько человек. Черная ледяная вода возле судна вся закипела от выпущенных в беглецов пуль.

Барахтаясь в киселе из полузамерзшей воды и льда, чувствуя как все тело сковывает адский холод, Константин Евгеньевич пытался сообразить, где причал? Справа? Слева?

Одновременно в его голове, словно серебряный колокольчик, звенело одно и то же: «татарка на Екатерининской!», «татарка на Екатерининской!». Тут он вдруг ударился головой обо что-то твердое и, по всей видимости, железное. Это оказалось бортом судна, на котором матросики растрелилвали пленных. Осторожно высунул голову на поверхность и осмотрелся. Затем несколько раз глубоко вдохнув, есаул вновь нырнул под воду и поплыл по направлению к причалу. Понимая, что на берегу тьма-тьмущая матросов, которые с превеликим удовольствием сразу же его пристрелят, вылезать на сушу офицер не стал. Сколько времени он провел в ледяной воде, Константин Евгеньевич не помнил. И как очутился в шаланде, под тулупом, тоже. В себя он пришел от сильных ударов по щекам шершавой ладонью.

– Глядь-ко, дед Панас, живой кажись! – прозвучало у есаула над ухом. Отогнув тулуп и приподняв голову, Константин Евгеньевич увидел мужика с седой бородой.

– Ну, шо, будем жить, али нет? – спросил тот.

– Даст Бог, будем, – ответил есаул.

– Ну, вот и ладно, – седобородый закурил трубку и, откинувшись назад, привалился к скамье.

– Диду! – обратился к нему паренек лет пятнадцати, шо теперь с ним делать будемо?

– Идти есть куда? – поинтересовался тот, кого звали дедом Панасом.

– Да, – ответил их чудом спасенный собеседник.

– В Севастополь.

– Не близко… – дед Панас выбил трубку и медленно произнес:" Иди Михайло, взгляни, нет ли матросиков поблизости.» Услышав эти слова, есаул протянул руку к поясу. Туда, где у него должен был быть наган. Но револьвера там не было!

– Шо, шпалер потерял? – усмехнулся дед Панас. Не треба он тебе сейчас! Да ты не бойся, мы тебя не выдадим, – продолжал бородатый. Как стемнеет, так на хату отведем. Там и отсидишься, а потом – иди себе с Богом!

Как про себя заключил офицер, дед Панас и его внук Мишка были контрабандистами. Поэтому ни со старой, ни с новой властью общаться им было не с руки.

– Как я к вам то попал? – спросил их Константин Евгеньевич. Выплыл, что ли?

– Ха! Выплыл он! – засмеялся Мишка. Когда мы в своей шаланде с дедом сидели, глядим, кто-то о борт башкой бьется! Оказалось, ты самый и был.

– От берега далеко меня выловили? – поинтересовался офицер.

– Ой, далеко! – уже откровенно заржал Мишка. Шагах в пяти!

– Аккурат возле причала ты нам в борт и начал долбиться! – пояснил бородатый.

– Так, вы, что, не в море были? – удивился Константин Евгеньевич.

– Нет, – замотал головой дед Панас. Мы, как возле причала пришвартовались, так там и стояли. Это тебя к нам прибило.

– Значит, правильно плыл, – сам себе сказал есаул и тихо спросил: «Больше никого не видели?»

– Зачем, не видели? С десяток мертвяков мимо пронесло, – ответил дед Панас. Мы то сразу поняли, что ты из этих.

– Не из каких я, не из этих! – возмущенно ответил офицер.

– Ну, тогда, значит, из тех, – примирительно махнув рукой, заключил дед Панас. И повернулся к Михайле:" Чисто ли на причале?»

– Никого уже там нет, – ответил паренек.

– Тогда пошли, – распорядился старый контрабандист.

Они привели спасенного в хату к какой-то пожилой женщине. Звали ее теткой Клавой и приходилась она деду Панасу родной сестрой. Хозяйка всех накормила, напоила водкой и уложила спать. Ночью у Константина Евгеньевича начался сильный жар и пару дней он провалялся с температурой. Потом, однако, разнообразные настойки и притирания, коими потчевала больного хозяйка, взяли верх над болезнью.

– Что это ты, милок, в бреду какую-то татарку с Екатерининской поминал? – спросила тетка Клава. Она, часом не в Севастополе живет?

– Я не знаю … – стараясь не выдать местонахождение своей Наташеньки, соврал есаул.

– Да ладно тебе!.. – тетка Клава махнула рукой и, глядя офицеру прямо в глаза, произнесла: «Ее звать Вазиха, она моя подруга! Я с ней с детства знакома. Но она, конечно, годков на двадцать постарше меня будет. Вместе жили здесь, в Евпатории. Так, зачем она тебе понадобилась? Говори или сдам тебя матросам!»

– У нее живет моя девушка, – ответил Константин Евгеньевич. И мне, как можно скорее, надо попасть в Севастополь.

Внимательно глядя ему в глаза, будто пытаясь найти там ответ на свой вопрос, тетка Клава медленно кивнула.

– Тогда ясно. Но смотри, если что худое с Вазихой сделаешь, я тебя прокляну и весь род твой!

– Да мы и без тебя, тетка, уже прокляты! – ответил есаул. Посмотри, что с Россией-матушкой сотворили!

– Я тебе помогу, – пропустив мимо ушей замечание собеседника, сказала тетка Клава. Но помни, Вазиха вовсе не такая ясная и открытая, как ее имя. Она знает много такого, о чем простые люди даже и не догадываются. В Севастополь отправишься завтра, перед рассветом. В провожатые возьмешь Михайлу. Вот, держи, отдашь Вазихе, скажешь – от меня! – с этими словами она передала Константину Евгеньевичу золотой браслет с зеленым камешком. – «По виду, явно старинной работы» – отметил про себя есаул.

В четыре часа утра, тетка Клава, разбудив офицера и своего внучатого племянника, снабдила их провизией и отправила восвояси. Добираться решили пешком, так им было легче прятаться от красных патрулей.

– Пойдем вдоль берега, – пояснил Михайло. Торопиться не станем, а то помрем от усталости. Ведь до Севастополя-то верст около сотни будет!

Добирались почти неделю. И, наконец, вот он – город русской морской славы! Промокшие, грязные и голодные как волки, они подошли к маленькому одноэтажному домику, что притулился неподалеку от площади Суворова…

Глава 13

…Вернувшись через три дня в райотдел, Серов столкнулся в коридоре с оперативником Овчаровым. Войдя в кабинет, тот положил на стол Серова бумаги.

– Заключения экспертиз по черепушке принесли, – лаконично пояснил оперативник. Я перехватил.

– Спасибо, Женя, – поблагодарил его следователь. А с учеными-зоологами ты встречался?

– Встречался, – кивнул тот. Говорил сразу с двумя. С профессором, доктором биологических наук Иваном Федоровичем Бертеневым и кандидатом биологических наук Сергеем Витальевичем Полетаевым. Они оба утверждают, что одним черепом причинить такие повреждения, как у потерпевших, просто невозможно.

– Но они же не видели этого черепа? – спросил следователь. Я ж его на экспертизу отправил.

– Да он им и не нужен, – отмахнулся Овчаров. – Они говорят, чтобы так отделить голову, как у Светланы, перекусить позвоночный столб и раздробить позвонки, необходимо приложить огромные усилия. Словом, нужно какое-то приспособление.

– Может, оно и было, но мы его не нашли? – предположил Серов. Или убийца унес его с собой?

– Вряд ли, – с сомнением покачал головой оперативник. Выжившие охранники говорят о том, что нападение было молниеносным. Когда тут какие-то приспособления применять?

– Да, согласен, – кивнул следователь. Значит, не человек?.. А ты не спрашивал их, какое животное может оставить такие раны?

– По-твоему, я вообще дебил? – вскинул брови оперативник. Спрашивал, конечно. Они сказали, что лев, медведь, волк, тигр, леопард, гиена, ягуар. Из этого списка у нас только медведи и волки.

– Согласен, но если кто-то дома держит хищника, леопарда или тигра и натравливает его на людей?

– Нет, – замотал головой майор Овчаров. Ученые сказали, что с крупными кошками очень непросто справится даже профессиональному дрессировщику. Некоторых эти кошечки даже загрызли. Да и как ты это себе представляешь? Держать дома льва, тигра или леопарда? Его же выгуливать надо, а соседи что скажут? Нет, это не вариант!

– Может, собаки? – словно утопающий, цепляясь за последнюю соломинку своей версии, поинтересовался Серов. Особенно, крупные? Мастиффы, стаффорды?

– Нет! – безжалостно разбил его надежды Овчаров. Ну, тоесть, если долго грызть будут, тогда может быть и смогут голову отделить. Но, ведь, здесь, все произошло очень быстро! Накинулся, рванул клыками и все…

– Жаль, если не собаки… – с сожалением вздохнул следователь. Тогда было бы намного проще…

И он углубился в изучение выводов экспертов.

– Смотри! – спустя минуту воскликнул Серов. Женя, тут сказано, что на клыках черепа кровь сразу трех групп. Причем, одна совпадает с группой Светланы – первая, а другая – третья. Как у охранника Бориса!

– А еще одна? – спросил Овчаров, которая тоже на клыках осталась?

– Видимо у раненных секьюрити Виктора и Владимира Петракова одна и та же группа – вторая. Я же их не направлял на судебно-биологическую экспертизу. Сейчас заполню постановление, а ты, будь добр, притащи ко мне обоих раненных. Еще бы узнать группу крови жениха… Он же тоже был ранен.

– Ладно, – проворчал майор.

– Тебе не кажется, что кто-то сильно старается запутать расследование? – нахмурившись, спросил он на прощание.

– Хочешь сказать, подбросил фальшивую улику? Черепушку? – уточнил следователь.

– Да, возможно…

– Может старик, как-то замешан? – предположил оперативник.

– Митрич-то? – удивился Серов. Нет, вряд ли…

– Возможно, кого-то покрывает? – не сдавался Овчаров. Например, того парня с усами, который от нас так быстро смылся?

– Не думаю, но на всякий случай давай-ка выставим за ним тапки (на сленге оперативников – организуем наружное наблюдение).

– Лишним не будет, – одобрительно кивнул собеседник.

– Женя, я съезжу к Артемьеву, – Глеб поднялся со стула. Узнаю, как там его сын. А ты – за охранниками.

Николая Михайловича следователь нашел в его особняке. Прием Серову был оказан примерно такой же, как и в доме у Никитина. Владелец, сначала не хотел пускать его в дом, но потом, все-таки решил побеседовать.

– Я понимаю, у вас служба, сроки, – сказал Артемьев гостю. Но поймите и вы меня! У меня сын в психиатрической лечебнице!

– Я все понимаю, Николай Михайлович, – ответил следователь.

– Ваш коллега хотел его задержать и допросить, – возмущенно сказал хозяин особняка.

– Да, я знаю, – кивнул Серов. К сожалению, встречаются еще такие, как наш Семенов…

– Его бы активность, да в нужное русло, – почесал левую бровь Артемьев. Да уж ладно, проходите.

Они поднялись в гостиную и, предложив гостю сесть, Николай Михайлович принялся расхаживать по комнате.

– Не обращайте внимания, нервы, – отрывисто бросил он. Спрашивайте.

– Мною получены сведения о том, что ваш сын состоял в каком-то сообществе, – начал следователь. Они там мистикой интересовались. Короче говоря, всякой нечистью, которая, якобы, встречается на тамбовщине. Что вам про это известно?

– Миша действительно интересовался всякими необычными проявлениями, – пожал плечами хозяин дома. Но я не понимаю, как это связано с этим кошмаром?

– Может, ему кто-нибудь угрожал? – не отвечая на вопрос Артемьева, продолжал допытываться Серов. Он никому не был должен? В казино не играл? С криминальными субъектами не общался?

– Нет, конечно! – возмущенно ответил Николай Михайлович. Миша, умный и рационально мыслящий молодой человек.

– А Никитин говорит, будто вы в тот злополучный вечер рассказывали ему про какие-то местные страсти? – Серов вопросительно взглянул на Артемьева.

– Да, припоминаю, – кивнул тот. Здесь, в этом районе до революции жили мои предки. Обычные крестьяне. Так вот, в 1918-ом, кажется, местные ополчились на владельцев усадьбы. В итоге, старики погибли. Но хозяин, вроде бы, успел прихватить с собой на тот свет и нескольких нападавших. По словам местных жителей, здесь происходят всякие странные и страшные дела. То привидений люди увидят, то убитых найдут. Причем, убивает явно не человек. Тела, обычно, сильно покалечены. Так люди говорят. Такое как отмечалось до революции, так и тянется до наших дней. Вот взгляните, если любопытствуете, – хозяин взял со стола несколько пожелтевших от времени листов бумаги и протянул их следователю.

«Древний кошмар тамбовщины» – вслух прочел Серов. Это что такое? – вопросительно взглянул он на Николая Михайловича.

– Уцелевшие записи одного из местных краеведов… – ответил тот.

«… Ужасный, нечеловеческий вопль огласил, казалось, все села окрест Моршанска» – продолжил читать Серов. «Что это?! Кто?!» – шептались насмерть перепуганные крестьяне. И трясущимися руками старались как можно надежнее запереть свои ветхие жилища.

– Пустое… – обреченно выдохнул седой, будто лунь старик, увидев, что его домочадцы пытаются надежнее привалить дверь избы тяжелой скамьей.

– Он явил себя снова!

– Кто, кто явил, деда?.. – трепеща, словно осиновые листья на ветру, испуганно шептали наперебой маленькие внучата.

– Он, пес-ведун, – тихо ответствовал старец и, перекрестившись, стал истово молиться потемневшим от времени старым иконам.

Следующим утром за околицей местные крестьяне наткнулись на жуткую картину. Сразу даже нельзя было понять, кто же все-таки распрощался здесь с жизнью?

Из разодранной в клочья материи торчали окровавленные ребра и кусок позвоночника. Кости рук и ног несчастного кто-то неведомый переломал как спички, а поодаль валялась человечья голова. На которой отчетливо зияли следы ужасных острых зубов. Местами, череп был прокушен, будто был из папье-маше…

Прибывший вскоре полицейский урядник сначала принялся дотошно опрашивать крепостных. После чего аккуратно отметил в своей служебной книжечке: «Имя погибшего неизвестно, вероятно, сгинул от нападения диких зверей». Рядом с кошмарными останками нашли и странный ржавый нож, отдаленно напоминавший серп. Присмотревшись, на потемневшем от времени мощном остром клинке можно было различить какие-то непонятные изображения, по-видимому, исполненные серебром.

Над Моршанском и окрестными селами, как уже не раз бывало в старину, вновь расправил свои черные крыла нечеловеческий ужас…»

– Ну и ну! – оторвав глаза от текста, только и сказал следователь.

– Подобное и до войны было, и после, – пояснил Николай Михайлович.

– До какой, гражданской? – уточнил Серов.

– И до гражданской, и до Великой Отечественной, – ответил Артемьев. И после…

– Вы хотите сказать, что ни одно из подобных убийств не раскрыто? – удивился следователь.

– Не берусь утверждать, но вроде бы так, – кивнул владелец дома.

– То-есть, вы, в самом деле, считаете, что в смерти Светланы, охранника Бориса, в ранениях вашего сына и двух охранников виновны привидения? – с любопытством глядя на Николая Михайловича, спросил Серов.

– Я понимаю, звучит дико, но мне так кажется, – пожал плечами хозяин особняка. У меня врагов нет, а если бы и были, то не такие, кто желает смерти моему сыну или его невесте. В крайнем случае, их могли бы похитить и потребовать выкуп. Но не убивать и не сводить же с ума! – Артемьев, вдруг весь затрясся и прижал ладони к лицу. Извините меня за этот срыв, – попросил он Серова, справившись с приступом горя. Понимаете, Миша – мой единственный сын. Но он не может ничего рассказать. Он – сошел с ума!

– Не отчаивайтесь, у нас хорошая медицина, врачи должны помочь, – попытался успокоить Артемьева следователь.

– Очень хотелось бы на это надеяться, – тихо пробормотал хозяин дома.

– Можно мне увидеть вашего сына? – осторожно спросил Серов у Николая Михайловича.

– Так он же невменяем! – почти выкрикнул тот. Зачем он вам? Бесполезно все это!

– Позвольте, пожалуйста, попытаться, – не реагируя на экспрессивный выпад Артемьева, тихо повторил просьбу следователь. Поверьте, это очень важно.

– Хорошо, вот адрес клиники, – хозяин особняка взял со стола блокнот и, написав строчку, вырвал лист и протянул Серову.

– Спасибо, – коротко поблагодарил его майор.

– Я сейчас позвоню доктору и предупрежу его о вашем приезде, – Артемьев вытащил из кармана брюк сотовый телефон и набрал номер. Переговорив с врачом, он обернулся к гостю:" Все, можете ехать. Но хочу предупредить, вас о том, что я сам начну расследование.»

– То же самое сказал мне и Никитин, – вздохнул Серов. И я, как и его предупреждаю вас о том, что это – незаконно.

– Дело в том, что вчера мне позвонил генерал Сартаков, – глядя на следователя неподвижными глазами, сказал Николай Михайлович. Он руководит спецуправлением, которое занимается аномальными явлениями. Сартаков посоветовал мне нанять одного очень опытного в этой сфере детектива. Он живет во Франции, но сам является потомком русских дворян, эмигрировавших после революции.

– А что же наши, не могут, что ли? – удивился Серов.

– Наши все еще находятся под впечатлением от диалектического материализма. Который, как известно, отрицает возможность существования паранормальных явлений и, тем более, сущностей, – пояснил Артемьев.

– Вы, получается, верите во все это … – следователь замялся, подыскивая нужное определение, … мистическое?

– Да, – коротко ответил его собеседник.

– Ну, тогда я вынужден вас просить от том, что когда вы подключите к расследованию этого русского француза, то обязательно поставьте меня в известность, – Серов встал и, попрощавшись, покинул особняк Артемьева…

Глава 14

…Постучав в некрашеную дощатую дверь, Константин Евгеньевич почувствовал, как у него сжало сердце. Никто не отзывался. «Неужели и Наташеньку взяли?» – подумал он. Но тут же прогнал от себя эту мысль.

– Померли они все, что ли?! – раздраженно засопел замерзший и голодный Михайло.

– Тихо ты! – шикнул на него есаул.

Но вот, наконец, послышались чьи-то шаркающие шаги и дверь дома, заскрипев на давно не смазанных железных петлях, нехотя отворилась. На пороге появилась высокая и костлявая старуха, облаченная в старый серый больничный халат. Голова ее, словно тюрбаном, была обмотана цветастым платком, а на шее вперемешку висели янтарные бусы и серебряные цепочки с прикрепленными к ним серебряными же монетами.

– Ну, чего вам еще надо? – будто ворона, нацелив на непрошенных гостей свой длинный тонкий нос, спросила она.

– Здравствуйте! – в ответ на не слишком то любезный прием ответил офицер. Нас к вам послала ваша подруга из Евпатории.

– Какая еще подруга? – женщина недоверчиво просверлила есаула большими черными глазами.

– Ну, тетка Клава, сестра деда Панаса, – вмешался продрогший на утреннем тумане Михайло.

– Так бы сразу и сказали! – проворчала женщина. – А то ходят вокруг да около…

– Вас зовут Вазиха? – спросил офицер.

– Да, – кивнула та. Люди еще ведьмой Вазихой кличут.

– Нет, мы так вас звать не станем, лучше будьте тетей Вазихой. Да! – спохватился есаул. Вам тетка Клава вещь одну передала, – с этими словами он вытащил из кармана грязную тряпицу и развернул ее.

– Давай сюда! – схватив браслет, тетя Вазиха быстро огляделась по сторонам. Ты, что же делаешь? Не мог после отдать? Глаза же кругом!

– Да нет тут никого, – обозрев окрестности, ответил Константин Евгеньевич.

– Знаешь ты много! – презрительно скривив губы, хозяйка грубо втолкнула обоих гостей в дом.

– На днях, вот так же к соседке пришли, вроде за самогоном, а потом забрали и – в расход!

– Красные? – поинтересовался Михайло.

– А то кто же? Других у нас пока нет, – кивнула женщина.

– Скажите, Наталья Абашева, медсестра еще у вас? – с надеждой спросил Маматов.

– Откуда знаешь, что у меня? Кто сказал? – хозяйка подозрительно нацелила на есаула свой длинный нос.

– Врач, Арнольд Карлович, – ответил офицер.

– Откуда его знаешь? Где видел? – прозвучали новые вопросы.

– Тетя Вазиха, вы не обижайтесь, пожалуйста, но вы прямо, как чекист! – покачал головой Константин Евгеньевич. Знаю его еще по госпиталю, они вместе с Владимиром Евграфовичем меня выхаживали.

– Земля ему пухом, расстреляли доктора Малича, – уставившись в пол, глухо произнесла хозяйка.

– Арнольда Карловича тоже, неделю назад в Евпатории… – сказал офицер.

– И ему пусть земля пухом, – ответила тетя Вазиха.

– Так, Наталья у вас? – повторил вопрос есаул.

– А зачем она тебе, ты ей кто будешь? – упрямо допытывалась женщина.

– Я люблю ее, – просто ответил Константин Евгеньевич.

– Погоди-ка.., – оставив гостей в прихожей, хозяйка скрылась в глубине дома.

– Спустя минуту послышался тихий шепот, затем женский вскрик и в сени вбежала Наталья.

– Наташенька! – прохрипел есаул, сжимая девушку в объятиях. Слава Богу, ты спаслась! А я то уж думал, что всех расстреляли…

– Нет, меня, верно, крестик твой спас, – ответила Наташа, достав из-за ворота платья золотой крест, подаренный ей на прощание Маматовым.

– Ну и хорошо, – резюмировала тетя Вазиха и приказала:" Проходите в дом, нечего в сенях торчать. И тихо сидите, чтобы не один шакал не пронюхал!»