ДЕНЬ ШЕСТОЙ

«Над входом в град, я зрел, тьмы те с небес

Низринутых, которые сурово

Вопили: «Кто вступает в царство слез?

Живой кто входит к мертвым, странник новый?»

Но мудрый мой наставник подал знак,

Что хочет тайное сказать им слово.

Тогда, на миг притихнув, молвил враг:

«Войди один, а он да удалится,

Он, что так смело входит в вечный мрак»

— Данте Алигьери, «Божественная комедия. Ад, песнь VIII»

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ ЧЕРНАЯ ДЫРА

«Черные дыры — манящие драконы Вселенной, спокойные внешне, но сильные сердцем, сверхъестественные, враждебные, первобытные, излучающие смертоносную ауру, поглощающие всех, кто оказался слишком близко. Оказавшись на бушующей орбите черной дыры, ничто не может избежать ее страстных, но фатальных объятий. Но хотя эта дразнящая игра может казаться роковой, в конечном счете они безжалостно сверкают, ослепительно пытают, однако недолго, и, наконец, уходят в туманную дымку забвения»

— Роберт Кувер

ГЛАВА 25

— Ответ, Николин? — Карпов нависал над постом связи с какой-то тревожной неуверенностью в глазах.

— Никак нет, товарищ капитан. На последнее сообщение никакого ответа.

— Отправьте еще раз. Скажите, что это мое последнее предупреждение, которое они получат. Они согласятся на мое предложение переговоров, либо мы начнем договариваться об их проведении, либо мы решим этот вопрос в бою.

— Так точно. Начинаю передачу.

Карпов в ожидании заходил туда-сюда, и его шаги звучали громко в тишине, стоявшей на мостике. Напряжение было заметно, хотя персонал находился на своих местах в полной готовности. Они видели Карпова в боевой обстановке ранее, и научились уважать его и восхищаться его способностями. Но они никак не могли подавить очевидные эмоции, которые испытывали от ожидавшего впереди крупного сражения. Капитан только что произвел ошеломляющую демонстрацию силы. Через десять минут после разговора с американским адмиралом он приказал выпустить MOS-III в точку примерно в двадцати километрах к северо-западу от оперативной группы Хэлси. Боеголовка ракеты имела мощность всего в 15 килотонн[71], но почти соответствовала бомбе, сброшенной американцами на Хиросиму, по крайней мере, в той версии истории, которой учили старые книги Федорова. Она взорвалась более чем в ста километрах к югу, и взрыв был хорошо виден над горизонтом.

Несколько минут спустя они увидели и злобное грибовидное облако, все поднимающееся под обманчиво спокойным горизонтом, вызывая вполне оправданный страх у каждого, кто смотрел на него. Мог ли капитан применить еще одну ракету, если американцы не отступят? Голос Николина стал несколько умоляющим, когда он переводил сообщение. Ответом была лишь тишина.

— Ответа нет, товарищ капитан, — подавленно сказал он. — Я повторил трижды.

Карпов принял сердитый вид.

— Да что с ними такое? Они что, не видели, что мы можем?

— Возможно, взрыв повредил их аппаратуру связи, — Роденко стоял рядом, скрестив руки и оценивая ситуацию.

— Николин?

— Возможно, но маловероятно, товарищ капитан. У них нет современно электроники, и во многом их системы гораздо более устойчивы к ЭМИ.

— Согласен, — сказал Роденко. — Кроме того, взрыв произошел на малой высоте. Он в любом случае не мог создать значительного импульса.

— Значит, они соблюдают радиомолчание намеренно, — заключил Карпов. — Это означает, что они что-то готовят. Внезапную атаку.

— Они не смогут застать нас врасплох, товарищ капитан. Мы можем вести постоянное слежение за их авианосцами с вертолетов.

— За сколько они смогут доложить?

— За минуту, товарищ капитан.

Тарасов неуверенно двинулся в кресле и нахмурился. Его лицо явно было сосредоточенным. Карпов уловил его движение краем глаза и осторожно посмотрел. Он уже видел это прежде и знал, что Тарасов что-то засек. Он ждал, внимательно глядя на экран сонара, пока Тарасов не повернулся в его сторону[72].

— Наблюдаю подводную цель, пеленг 240, дистанция 18 000, дизель-электрическая подводная лодка. Скорость шесть узлов, курсом на корабль.

— Кто-то крадется к нам, — сказал Карпов, глядя на Роденко. — Не очень дружелюбно. Готов ли второй Ка-40 к взлету?

— Так точно. Второй вертолет к взлету готов.

— Взлет немедленно. Обойти цель и уточнить буями. Они считают, что могут подкрасться к нам подобным образом, но скоро мы покажем им, что это не так.

* * *

Внимание Карпова не посчастливилось привлечь USS «Арчерфиш». Лодка выполняла седьмой и последний боевой поход, имея задачей спасение экипажей В-29 в случае, если те будут сбиты в последние дни вблизи Японии. Для коммандера Джозефа Фрэнсиса Энрайта это была пресная задача по сравнению в той славой, которую он заработал в прошлом году, обнаружив формирование из пяти кораблей — авианосец с четырьмя кораблями охранения. Мало какому командиру подводной лодки удавалось подобное.

После головокружительной погони с целью опередить японскую флотилию и выйти на огневую позицию, «Арчерфиш» выпустила шесть торпед из всех носовых аппаратов и, как не удивительно, добилась шести попаданий[73]. Вскоре он узнал, что потопил «Синано», крупнейший авианосец своего времени. Заложенный первоначально как третий линкор типа «Ямато», он был благоразумно перестроен в авианосец. За это Энрайт получил благодарность президента, а успех наполнил экипаж гордостью и энтузиазмом.

Следующий поход был не таким славным. Энрайт оказался в маленькой «Волчьей стае» из трех подводных лодок под обозначением «болваны», действующей в Южно-Китайском море. В ходе одного короткого боя они атаковали и потопили японскую подводную лодку, хотя позднее эта победа не была подтверждена. Итак, в своем последнем боевом походе лодка действовала у южной оконечности острова Хоккайдо, мыса Эримо Саки. Ликование по поводу окончания войны было заслуженным, но недолгим. «Арчерфиш» направлялась в токийский залив для участия в церемонии капитуляции, но затем внезапно получила приказ изменить курс и идти на север.

В это время в районе Хоккайдо действовало немало лодок. Две из них оказались поблизости, и присоединились к операции — «Атуле» коммандера Джона Маурера и старая «Гато», первая лодка своего типа, под командованием лейтенант-коммандера Ричарда Фарелла. Вместе они потопили несколько японских сторожевых кораблей и морского охотника вблизи острова, но теперь присоединились к Энрайту и образовали «волчью стаю», направившуюся на север, чтобы искать русских! Это был крайне необычный приказ, от которого у многих членов экипажа отвисла челюсть, когда лодка развернулась на север.

Энрайт не был доволен эти делом. Он все еще собирался взглянуть на Токийский залив, а теперь оказался вынужден душиться в этой лодке, со всей ее роскошной системой кондиционирования. Слишком много потных обезьян. Эта проклятая система должна была исправить проблему, но от нее стало только хуже. Он так и записал в судовом журнале: «установка системы кондиционирования воздуха ухудшила, а не улучшила обитаемость корабля». Это бы не имело особого значения, если бы они могли идти в надводном положении, но по какой-то причине в приказе особо подчеркивалось, что они должны были следовать к целям исключительно в подводном положении, всплывая только для плановых проверок обстановки радиолокаторами. Задачей было обнаружить три русских корабля.

Он вытер лоб носовым платком и посмотрел на лейтенант-коммандера Л.Дж. Бернарда, стоявшего за перископом. Порядок состоял в том, чтобы следовать на перископной глубине, всплывая для проверки обстановки радаром каждые тридцать минут. Затем они должны были уйти на большую глубину и следовать за любыми обнаруженным целями. В данный момент они проползли мимо восточного побережья Хоккайдо и теперь находились примерно в 20 милях к северо-востоку от острова Шикотан. Всплывая, они видел вдали длинные серые силуэты южных Курильских островов.

— Опять помехи? — Спросил Энрайт Бернадра о необычных показаниях, обнаруженных во время последней проверки обстановки.

— Частота и импульс не совпадают ни с одним японским радаром, — ответил Берндард. — Прекратились пять минут назад. Фиксируем импульсы. Похоже, там кто-то шумит.

— На сонаре ничего, только гул вдали, который мы считаем шумами целей.

— Было также предупреждение о тайфуне. Мы видели что-то похожее два часа назад, повреждений нет. Тем не менее, шторм может создать немало проблем.

— Вот о шторме я бы не беспокоился. Я слышал, что из-за него церемонию в Токио могут отложить, и это замечательно. Я хотел бы оказаться там — мы все это заслужили.

— Так если японцы сдались, почему они ведут противодействие?

— Потому что, лейтенант-коммандер, мы теперь ищем не японцев. На этот раз это русские.

— Неужто? Тогда это тоже не имеет смысла. Тем не менее, на сонаре что-то есть, сэр. Мы просто не можем разобраться за этими помехами. Нам нужно всплыть и осмотреться радаром.

Энрайт посмотрел на часы и кивнул.

— Хорошо, — сказал он, пожимая плечами. — Выпустить две дымовые шашки и всплывать. Может быть, радар поможет разобраться в этом бардаке.

Спустя несколько минут лодка всплыла, и вскоре они обнаружили на радаре три объекта. Один из них был опознан как «Гато» благодаря системе «Свой-чужой», два других опознаны не были. Один из них был воздушной целью, приближающейся с севера, второй — надводной. Затем надводная цель исчезла с экрана сразу после того, как появилась.

Энрайт поднялся на рубку, чтобы осмотреть объект в бинокль, но то, что он увидел, было не похоже ни на какой летательный аппарат, который он видел прежде. Он двигался медленно, время от времени вообще словно зависал, а затем снова двигался. Что это, черт его дери?

Он не собирался торчать посреди быстро рассеивающейся дымовой завесы, дабы узнать что-либо еще. У него был пеленг на цель, так что он приказал быстро погружаться и занимать новый курс на северо-восток вместе с «Гато». Короткий сеанс связи подтвердил, что «Атуле» также находилась поблизости, к западу от «Гато».

— Что-то там точно есть, — сказал он Бернарду. — Самое странное, что я когда-либо видел. Что же… У нас есть трое злых ребят на правильной позиции для рывка на север. Так и поступим. — Это было ошибка, о которой он мог бы пожалеть, но приказ был приказом, так что он приказал изменить курс на пять градусов и двигаться вперед.

Торпедист «Атуле» Дон Суини укладывал личные вещи в брезентовый мешок, когда раздался сигнал тревоги. Он просматривал свои награды, думая о возвращении домой в Иллинойс. Одной из них был «Священный орден Золотого Дракона», полученный им 8 июля, когда лодка пересекла 180-й меридиан, находясь в японских водах. У каждого из них был такой, но для солдат, собирающихся домой, он мог быть очень важен. Это могло обеспечить ему Медаль за Победу во Второй Мировой войне на Тихом океане, которую он получит, как только они вернуться в порт. Она бы смотрелась очень красиво вместе с нашивкой торпедиста. По крайней мере, именно так он рассказывал почти всем на лодке последние три дня.

— Эй, Суини, — сказал его товарищ Пол Данн. — Убирай это дерьмо и давай на пост. Ты что, не слышал тревогу?

Они спешно бросились на свои посты, с удивлением заметив, что расчеты уже готовят передние аппараты, словно бой был неизбежен.

— Эй, что тут у вас? — Спросил Суини. — Мы что, с кем-то столкнулись?

— Да кто его знает, Суини. Просто помоги запихнуть эту 21-дюймовую балду в трубу. Они обнаружили что-то на радаре, так что у нас есть работа. Понял?

— Да е-мое, — запротестовал Суини. — Разве война не закончилась? Я думал, япы уже поняли, что мы их разбили.

— Это не япы. Ты что, не слышал? Это русские, и мы идем на них, или они идут на нас. Разницы нет. Так что давай торпеду в аппарат!

* * *

— Подводная групповая цель, Ка-40 наблюдает визуально и сонаром. Помечаю как «Альфа-один», «Альфа-два» и «Альфа-три», — Тарасов координировал действия с «Адмиралом Головко» и вертолетами в режиме реального времени.

Карпов резко развернулся, все еще разрываясь между Николиным, передающим сообщение американцам, и происходящим на посту гидроакустика. Теперь это была не одна цель, а три. Молчание американцев обрело смысл, по крайней мере, в его понимании. Если их единственным ответом после масштабной демонстрации его огневой мощи было попытка атаковать его скрытными подводными лодками, то американцы были более глупы, чем он себе представлял. И он был намерен сообщить им о том, что знает о них, совершенно недвусмысленно.

— Это зашло слишком далеко. Тарасов, Ка-40 уничтожить одну цель по вашему усмотрению. Если они не хотят слушать, следует начать говорить на другом языке.

«Другим языком» стала сброшенная Ка-40 авиационная самонаводящаяся торпеда АПР с водометным реактивным двигателем. Она упала в воду и захватила цель — случайно выбранную Тарасовым подлодку «Атуле» — и направилась к ней. Имея скорость 43 узла и вероятность попадания 90 %, она не подвела.

Несколькими неделями спустя японский мальчик Кендзи Акиро увидел в волнах прибоя к северного побережья Хоккайдо что-то ярко-оранжевое. Прилив подбросил это к берегу и он поспешил подобрать это прежде, чем море потребовало бы это обратно. Он с любопытством осмотрел изображение желтого дракона на оранжевом фоне в окружении, как ему показалось, плетеной веревки. Символы, едва читавшиеся на промокшей бумаге, выглядели странными и совершенно незнакомыми.

Это был сертификат, подтверждающий членство в «Священном ордене Золотого Дракона», и если бы Кендзи Акиро умел читать по-английски, он бы понял, что принадлежал он Дональду М. Суини. Его брезентовый вещмешок, спешно собранный перед объявлением на «Атуле» последней боевой тревоги, прибило к берегу через пять минут.

Для «Атуле» война закончилась, но новая война только начиналась. Сообщение о гибели подводной лодки поступило от Энрайта на «Арчерфиш» по цепочке командования через штаб 10-й эскадры подводных лодок, командующего подводными силами в Тихоокеанском регионе, и оттуда — командующему Тихоокеанским флотом Честеру Нимицу.

Адмирал покачал головой с явным расстройством и закипел от гнева. Для него русские только что перешли черту, из-за которой не было возврата. Если удар по «Уоспу» не был достаточным поводом для ответных действий, то преднамеренное уничтожение американской подводной лодки, выполнявшей разведывательную задачу, стало для него последней каплей. Его приказ адмиралу Хэлси было коротким и предельно конкретным.

— Уничтожьте этих уродов — и немедленно!

ГЛАВА 26

Хаселден внимательно вслушивался в странный рокот в ночи и испытывал то отвратительное ощущение, когда что-то слышишь, пытаешься это увидеть и не можешь ничего сделать. Другие тоже слышали этот глубокий рокот, становившийся все громче с каждой секундой. Они вслушивались и пытались увидеть источник шума. Что это было?

Они были обескуражены, обнаружив, что колонная грузовиков прошла через Махачкалу. Они полагали, что она не будет делать остановок, но их надежды рухнули. Колонна начала замедляться и остановилась.

— Твою мать, — сказал Хаселден. — Мы прошли гораздо южнее, чем я рассчитывал, мы у самой гавани!

— Кто же знал, что они просто возьмут и станут, — сказал Сазерленд. — И что теперь? Почти рассвело, скоро это место будет кишеть русскими. Я слышал, что они ведут работы по демонтажу нефтяных вышек и вывозят все оборудование в Казахстан. По крайней мере, на инструктаже нам так говорили.

Земля здесь образовывала небольшой перешеек, служивший молом для гавани. Они находились у его основания неподалеку от берега, где дорога проходила через железнодорожную станцию и нефтебазу.

— Все становится довольно рискованно, — сказал Хаселден. — Возможно, нам придется раствориться и укрыться где-нибудь прежде, чем они узнают, что потеряли троих солдат. Что делать дальше решим, когда осмотримся.

Хаселден высунулся из-под брезентового тента кузова и увидел очевидные признаки военного положения. Некоторые здания явно подверглись бомбардировке и сгорели, один явно промышленный объект был разрушен самими русскими, чтобы уничтожить оборудование и вывезти буровые установки.

Все, о чем он мог думать, это об этой операции. Они должны были захватить некоего Орлова и попытаться при этом спасти собственные шкуры. Наконец, колонна остановилась на краю города, у самого моря. Они ощущали запах моря и слышали случайные звуки небольших рыбацких лодок, вышедших в море ранним утром.

— С лодкой точно проблем не будет, — сказал он.

— Возможно, — ответил Сазерленд. — Однако уйти на север и пересечь Каспийское море, чтобы попасть в Форт-Шевченко, будет непросто, Джок, особенно, если русским будет что сказать по этому поводу.

— Тормози, я думаю, они остановятся здесь. Ноги в руки, ребята! Мы выходим. Справа от дороги какой-то склад. Туда и быстро!

Они отодвинули брезент, и Хаселден выбрался наружу одним быстрым прыжком. От отбежал от грузовика и подождал остальных, а затем они направились к складу. В эти унылые предрассветные часы город казался спящим, широкая бухта была спокойна и неподвижна, и он мог видеть на ее поверхности ней только две лодки.

Они добрались до склада и проскользнули в приоткрытую дверь, обнаружив внутри множество старых ящиков и бочек, способных укрыть их от любопытных глаз. Хаселден нашел место, с которого они могли следить за грузовиками и надеялся, что он был прав и колонна остановилась окончательно. Куда еще они могли направиться?

Предчувствие его не обмануло. Утреннюю тишину разорвал визг тормозов, и грузовики остановились, один за другим глуша двигатели. Хаселден оценил обстановку. К своему огорчению, он заметил, что ворота крепости открылись, и из них появились солдаты НКВД в серых шинелях и черных ушанках. Они направились у грузовикам, и их старший начал говорить с полковником, старшим колонны. Вскоре женщин, детей и того человека, которого они должны были благополучно доставить в Великобританию, погнали внутрь.

— Твою матерь, — прошипел он. — Они забрали все это гребаное стадо в крепость. Похоже, это какая-то тюрьма.

Сазерленд вытянул шею, чтобы посмотреть, и покачал головой.

— У нас вот такие шансы попасть внутрь, — усмехнулся он. — Мы пришли сюда, чтобы попытаться попасть в тюрьму?

— Тихо, Дэйви, — предупредил его Хаселден. — Что-нибудь придумаем. У нас сейчас есть несколько вариантов. Эта форма и шапки дают нам некоторое прикрытие. Возможно, мы могли бы как-то пробраться внутрь.

— Верно, а может, и не могли бы. Допустим, кто-то из этих пидоров пристально рассмотрит нас или начнет задавать вопросы.

— Тогда мы можем попасть туда другим способом.

— Другим способом? Это каким? У тебя на карте какая-то секретная дырка отмечена?

— Нет, секретной дырки нет. Но если нас найдут, то, как ты думаешь, куда они нас засунут? Прямо в эту самую драную тюрьму.

Сазерленд раздраженно посмотрел на него.

— Ты же не серьезно?

— А ты знаешь более простой вариант? Может попытаемся вломиться в ворота с парой пистолетов и «Стэнов»?

Сазерленд, пораженный предложением Хаселдена, посмотрел на сержанта Терри в поисках поддержки.

— Ты что, действительно намерен проникнуть туда… Под видом заключенных? А дальше? Извиниться и спросить, нельзя ли нас выпустить вместе с этим Орловым?

— Не говори глупостей. Если мы попадем внутрь, возможно, мы сможем связаться с этим человеком.

— А, ты же знаешь русский, да? Только открой рот, и они сразу поймут, что для тебя родной язык Короля, и решат, что к ним в руки сам приплыл шпион.

— Сейчас это язык Королевы[74], - сказал Хаселден. — Стыдно говорить о том, как старый Георг прожег жизнь, но так и есть. Да, лейтенант. Помните, что мы союзники. Почему бы нам не выбросить эту форму и не подойти к воротам в нашем хаки?

— И что мы им скажем?

Сержант Терри усмехнулся, поняв, что Сазерленд включил адвоката дьявола. Они должны были найти способ попасть в тюрьму, а после этого отыскать путь оттуда.

— Допустим, мы просто подойдем к воротам и скажем «здрасьте». Что они с нами сделают? Мы могли бы представиться как офицеры, действующие по программе лэнд-лиза, как мы сделали в Форт-Шевченко, и посмотреть, что будет. Мы попросим встречи с их комендантом, и они найдут того, кто сможет с нами поговорить. Так или иначе, мы должны попасть туда.

— То есть мы пришли сюда, чтобы попасть в эту дыру? — Сказал Сазерленд в последней попытке настоять на своем.

— Если она оказалась достойна таких людей, как адмирал Фрэзер, то с нас тоже не убудет.

— Адмирал Фрэзер? А он тут причем? — Сазерленд узнал, что Фрэзер служил в регионе с тридцатью британскими моряками в 1920 году, когда большевики схватили их и бросили в тюрьму в Баку. Они прибыли там долгие и жестокие месяцы прежде, чем были, наконец, освобождены.

Снова раздался этот звук, который Хаселден не мог объяснить, далекий рокот, который казался им всем странным и нереальным. Он становился все громче и явно доносился откуда-то сверху, так что Хаселден высунулся из-за ящика, глядя в серое предрассветное небо. Небо было затянуто низкими облаками, но он явно заметил что-то вроде самолета над бухтой. Это было логично, но ни один самолет, который он знал, не издавал такого звука. В какой-то момент ему показалось, что массивная тень в небе сгустилась, став с серой черной, и воздух вокруг нее явно кружился. Что это было, черт его бери?

* * *

— Есть! — Зыков показал Трояку большой палец. — Пеленгую сигнал! Они на дороге, похоже, направляются в город.

Наконец-то, с огромным облегчением подумал Федоров. Они истратили много времени и драгоценного топлива, пока обыскали весь район к югу от Кизляра. Сигнала маяка Орлова не было, но то, что они обнаружили, вызвало некоторую тревогу. Трояк решил, что заметил колонну грузовиков и бронемашин, и Федоров осмотрел ее в прибор ночного видения. Мощная оптика показала больше, чем он ожидал.

— Господи! — Быстро сказал он. — Это немцы! Колонна бронетехники. Я даже могу различить номера на машинах, большей частью это грузовики и броневики, но я также вижу несколько танков. Что они здесь делают?

Что-то изменилось, быстро подумал он. Немцы дошли до станицы Ищёрской к востоку от Моздока на Тереке, когда части 3-й танковой дивизии совершили смелый бросок с форсированием реки. Но в той версии истории, которую Федоров изучал перед операцией, они смогли удержать тот плацдарм всего несколько дней. Видимо, теперь было не так. Колонна находилась далеко на юг от Терека и двигалась быстро этим серым утром. История изменилась! Немцы обошли Грозный и, похоже, что эта колонна шла к Каспийскому морю и Махачкале.

Внезапно Зыков обнаружил сигнал системы «свой-чужой» на юге, неподалеку от города, но затем он пропал. Они прошли в этом направлении, пролетев над самим городом. Даже ночью грохот винта Ми-26, несомненно, вызвал интерес и привлек нежелательное внимание, так как им пришлось пройти достаточно низко, чтобы перехватить сигнал передатчика Орлова, находящегося в массивном режиме. Федоров приказал пилоту уйти тот берега и зависнуть примерно в трех километрах над море прежде, чем снова попытаться осмотреть район у югу от города. Зыков снова поймал сигнал, и сердце Федорова подскочило к горлу. Они нашли его!

Вскоре они уже копались в картах, отмечая его позицию и пытаясь определить точное местоположение.

— Похоже, что это рядом с бухтой, — сказал Федоров. — Прямо у причалов… Они что, хотят перевести его на корабль? Давайте снизимся. Нужно осмотреть окрестности.

— Корабль был бы даже и лучше, — сказал Трояк. — Легко найти, как только он покинет порт, и легко взять штурмом. Если мы снизимся, то всех здесь перебудим, — предупредил он.

— Ничего не поделаешь. Пилот, можем ли мы спуститься ниже облачности, чтобы взглянуть на город?

Пилот кивнул и пошел на снижение. Сигнал сразу усилился. Вскоре они оказались ниже облаков, и понимая срочность момента, Федоров начал торопливо осматриваться. Рядом с причалами он заметил колонну грузовиков, и поразился тем, как выглядят окрестности. Он бывал ранее в Махачкале, но это было не 2021, а 1942 год. Прямо перед ними виднелось приземистое крепко сложенное сооружение, похожее на старую тюрьму, и он внезапно все понял.

— Назад в облака, быстрее! — Он понимал, что они не могли задерживаться, паря в небе на огромном ревущем вертолете.

Трояк вопросительно посмотрел на него.

— Что будем делать, товарищ полковник?[75]

— Видите это сооружение? Готов поспорить, что сигнал идет оттуда. Оно похоже на тюрьму или что-то в этом роде. Я видел охрану и колючую проволоку по периметру. Орлов там! Но мы не можем просто сесть там с одним отделением. Мы уже привлекли внимание охраны. Нужно набирать высоту.

— А что дальше?

Федоров быстро соображал. У них было одно отделение. Здесь была охрана, возможно, целый батальон НКВД. Это была тюрьма, и, значит, проход туда был сильно ограничен. Им потребуется больше сил, чтобы спасти Орлова, и чем дольше они задерживались здесь с вертолетом…

Нет, рисковать Ми-26 было нельзя. Если с ним что-либо случиться, у них не будет возможности попытаться отправить Карпову два регулирующих стержня. Он понял, что нужно делать.

— Вы можете включить его куртку отсюда?

— Думаю, что да.

— Тогда включите маяк системы «свой-чужой» на передачу. Вы говорили, что в этом случае он будет обнаруживаться в радиусе 50 километров, так что мы легко сможем поймать его снова. Но на данный момент нам нужно убрать отсюда этот большой и толстый вертолет. Курс на «Анатолий Александров». Нам нужны дополнительные средства.

— А что дальше, товарищ капитан второго ранга?

— А дальше мы захватим тюрьму, найдем Орлова и вернемся домой.

Трояк бросил последний взгляд на здание тюрьмы и его окрестности прежде, чем вертолет ушел в облачность.

— Вас понял, — уверенно сказал он.

— Вы думаете, мы можем захватить это место и удерживать его некоторое время?

— Разумеется, товарищ капитан.

— Однако… Судя по той колонне, немцы могут появиться там в ближайшее время. Здесь нет никакой организованной обороны. С историей что-то случилось. Они не должны были пройти так далеко на юг.

— Вас понял. Что же, мы сможем что-то сделать, если вы скажете. Я могу остановить эту колонну.

— Остановить?

— У меня полная рота морской пехоты на «Анатолии Александрове», и другие средства.

— Да, они у нас есть, — задумался Федоров. Вмешательство означало большой риск, но затем ему пришло в голову, что они могли исправить то, что пошло не так, и спасти Махачкалу и драгоценные нефтепромыслы Баку. Если бы немцы взяли их, последствия были бы одному черту ведомы.

Он колебался некоторое время, не желая делать того, что могло вызывать новые искажения истории, но в то же время, он смотрел на вражеские войска, вторгшиеся в его страну. На ум пришли слова из письма Орлова.

«Федоров, ты это читаешь? Ты меня слышишь? Я знаю, ты потратил много долгих ночей на мои поиски. Ну, вот и я. Да, это я, Геннадий Орлов, тот самый, что поставил тебе фингал в офицерской столовой… Я всегда был в душе большевиком. Это не значит, что я не боюсь умереть. Я служил, как проклятый, потому что люблю свой народ, свою страну и свою Родину. Я хочу сказать вам, мои товарищи по оружию, что никогда не знал трусости или паники. Я оставил вам возможность найти собственную жизнь, то, чего у меня самого никогда не было. Не знаю, что могло случиться с вами и кораблем, на котором я когда-то служил. Мое предсмертное желание одно: уничтожьте наших врагов раз и навсегда. Будьте храбрыми, будьте героями, и история запомнит вас защитниками Родины. Если вы когда-либо найдете это и узнаете о моей судьбе, я надеюсь что вы, отважные русские моряки, отомстите за мою смерть».

— Старшина, — медленно сказал он. — Вы возглавите десант.

— С радостью, товарищ капитан! — Улыбка Трояка сняла часть груза с его души. Они отправлялись на войну.

ГЛАВА 27

Адмирал Фрэзер сидел в кают-компании «Герцога Йоркского» и размышлял. Его взгляд упал на длинный меч в позолоченных ножнах, который он всегда держал среди своих личных вещей. Это была особая награда, которую полагалось носить в особых случаях и на церемониях. Он намеревался взять его для церемонии капитуляции в Токийском заливе на борту линкора «Миссури», но она была отложена. Война еще не была окончена. Он все еще не мог отложить свой меч навсегда.

Он смотрел на этот меч, и к нему вернулись воспоминания о всех его приключениях и пережитых трудностях. Тогда он был лишь коммандером Фрэзером, только что получил это звание в свои молодые тридцать один и очень этим гордился. Они только что покончили с немцами в Первой Мировой, на земле и на море, и он участвовав в интернировании немецкого флота. Это было пьянящее время. Англия смело шла навстречу любым вызовам и добивалась успеха. Его первым заданием после получения этого звания стало назначение на Белогвардейскую Каспийскую флотилию, чтобы помочь привести ее корабли в боеспособное состояние.

Фрэзер возглавил небольшую группу моряков Королевского флота, отправившихся в долгий путь через Дарданеллы и Черное море в Батуми, где они сели на поезд, направившийся на восток, к Каспийскому морю. Он начал ощущать себя немного похожим на знаменитого Т.Э.Лоуренса, отважного британского офицера, поднявшего такую бурю на Ближнем востоке во время войны. Однако поезд попал в засаду, и машинист отказался вести его дальше, что вынудило Фрэзера буквально вернуться в Батуми. Единственный корабль, который им удалось найти, шел в Измир на западном побережье Турции, но их это устраивало.

Оттуда они отправились на другом поезде, на этот раз через Турцию в Багдад, но там уже не нашли никакого транспорта за исключением лошадей и верблюдов. Да уж, Лоуренс Аравийский номер два, подумал он, двинувшись дальше по суше на лошадях, верблюдах и пешком. Он и его группа пересекли Персию с небольшой группой гуркхов и добрались, наконец, до небольшого порта с одним причалом на побережье моря под названием Энзели.

Корабли, которые им предстояло проверить и переоборудовать, были покрыты толстым слоем ржавчины и не имели реальной военной ценности, так что Фрэзер решил отправиться на север в Баку, где надеялся найти большую часть Белогвардейской Каспийской флотилии. Вместо нее он обнаружил несколько жалких плавающих корпусов, ржавевших без регулярного обслуживания. Тем не менее, Фрэзер, с типично британской напористостью и принципом «бери и сделай» поставил перед собой задачу переоборудовать это в небольшой флот… Пока не прибыли большевики.

Красные не слишком любезно относились к внешнему вмешательству в свою революцию, в особенности тем, кто помогал Белым. Вся группа Фрэзера была схвачена, их связали и раздели на причалах, обыскали, а затем вернули одежду только для того, чтобы бросить в тюрьму. Это сооружение было едва обустроенным, со вшами, без коек, с голым земляным полом. Единственным источником света и свежего воздуха было зарешеченное отверстие в потолке. Воду давали из одного крана на полчаса в день. Там не было нормального отхожего места, кроватей, суровые условия и плохая еда, представляющая собой немногим более чем водянистый суп с рисом и черный хлеб вперемешку с соломой, вскоре подорвали их здоровье и дух.

Хуже всего было злодейское психологическое насилие, которому они подвергались, в частности то, что их заставляли смотреть на казни и потрошения[76] заключенных, в особенности женщин. Однажды армянский начальник тюрьмы приказал разом казнить почти девяносто человек, которых расстреляли из винтовок, а затем медленно добивали из пистолетов, в то время как британцы были вынуждены на это смотреть. Целые семьи осуждались и умирали подобным образом, хотя иногда детей оставляли в живых. Они бесцельно бродили по тюрьме, плача и ища пропавших родителей в течение нескольких дней, прежде, чем исчезали.

Комиссары допрашивали британцев, изучая из политические, религиозные и прочие убеждения, и многим говорили, что с ними скоро будет все то же, что они видели. Как выяснилось, это был ужасный блеф, чтобы усилить их страдания, и Фрэзера не удивило, когда один из них, матрос Марш, свел счеты с жизнью, перерезав вены куском стекла. Большевики обошлись с ними еще хуже, оставив тело гнить в камере пять на пять метров, где они были заперты. Он пролежал там четыре дня, источая ужасное зловоние прежде, чем охранники, наконец, вынесли его. Еще четверо умерли таким же образом.

Коммандер Фрэзер и все его люди считались погибшими, но вскоре о них узнали, когда один из них был освобожден и привлечен в роли переводчика, чтобы способствовать договору с грузинской армией на юге. Тогда они пошли на смелый шаг, чтобы Британия узнала о них снова. На случай, если слова окажется недостаточно, он проглотил медальон с портретом матери Фрэзера в качестве доказательства, что тот все еще жив.

Великобритания не собиралась так этого оставлять, особенно вступив в имперское правление после победы в Первой Мировой войне. Недовольство Короны тяжелым положением своих моряков вскоре привело к их освобождению. Они провели в том, что вскоре было названо «Черной дырой Баку» два долгих года. Двенадцать из тридцати выжили, и среди них был и Фрэзер.

Странным капризом судьбы, корабль, встретивший их, когда они прибыли в Батуми на поезде, назывался HMS «Железный герцог». То же название носил и фрегат Королевского флота, сражавшийся с русскими другого поколения в Черном море в 2021 году. В этот год экономика временно возобладала над политикой. Интерес Британии к Каспию заключался исключительно в оставшейся там нефти. Офисы «Бритиш Петролеум» в Баку располагались всего в нескольких кварталах от старой тюрьмы, где перенесли столько страданий Фрэзер и его люди. Там же ожидали возвращения Х-3 лейтенанта Райана «Черные береты» Фэйрчайлд, чтобы отправиться на «Огонь Аргоса».

Но это был другой мир, которого адмирал Фрэзер никогда не увидит. Ему было более чем достаточно своего.

Фрэзер мучался кошмарами долгие и одинокие ночи в последующие годы. Затем началась война, и он начал подниматься по служебной лестнице. Мало кто знал об этом, видя его в адмиральской фуражке и белом кителе, но за приятной улыбкой скрывалась стальная решимость, рожденная в долгие ночи в «Черной дыре Баку», из стонов тех, кто страдал там. Что касается меча, вызвавшего у него эту лавину горьких воспоминаний, это был последние подарок от выживших, когда они благополучно вернулись домой. Он всегда держал его при себе.

Русские, подумал он. Черчилль был прав, верно? Наш союз сделал нас странными попутчиками в борьбе с Гитлером и Тодзё. Теперь, когда с ними было покончено, мы трезвеем и смотрим друг на друга, задаваясь вопросом, как нам, черт возьми, жить дальше. И что с этим проклятым кораблем и его оружием из ада? Если Тови и Тьюринг правы… Если корабль прибыл из другого времени, мы можем пожать настоящую бурю, если выпустим его в моря нашего мира. Что произойдет, если мы бросим против него объединенную мощь союзных флотов? На этот раз не будет переговоров. На этот раз будет война.

Он посмотрел в иллюминатор и увидел «Короля Георга V», гордо шедшего по правому борту. Мы уже сталкивались с этим монстром, и ты и я, подумал он. Возможно, Тови тогда должен был покончить с ним, когда у него была такая возможность. Я лично считаю, что мои шансы на победу с ударной группой против одного корабля были бы хороши — сталь против стали, и к черту проклятые ракеты.

Но даже думая об этом он вспомнил о бомбе, и представил себе, как подобное оружие ударяет прямо в сердце его оперативной группы, разрывая корабли невероятной силой… Он посоветовал адмиралу Нимицу сообщить русским, что если они намерены разыграть эту карту, то мы можем ответить той же разрушительной силой. Возможно, это бы немного их отрезвило и предотвратило бы наихудшее.

Однако он понимал, как бы поступил на месте этого капитана Карпова. Он бы смотрел, как на него надвигается волна стали и огня, и он сделает все, от него зависящее, чтобы защитить свой корабль и его экипаж. Все.

* * *

Орлов шел по темному коридору похожей тюрьмы, хотя и ничего не знал об ужасном наследии лагерей в этом регионе, да его это и не заботило. Он знал, что здесь был комиссар — человек, за которым он охотился, и только поэтому он позволил этим ушлепкам засадить его в грузовик, направлявшийся в Баку. Они приведут его к человеку, который был ему нужен, а потом он его убьет. Все было просто, хотя он и не ожидал того, что случилось ночью, когда колонна вдруг остановилась, и машины одна за другой заглушили моторы.

Он услышал это, знакомый шум, доносившийся из-за ворчания двигателей грузовиков в колонне. Затем, когда воцарилась относительная тишина, звук стал громче — настойчивый, тревожный, глубокий рокот. Он сразу же поднял глаза, поняв, что звук доноситься небо. Сержант НКВД внимательно проследил за его взглядом и, увидев, что Орлов смотрит куда-то в небо, невидимое за брезентовым тентом грузовика, высунулся наружу и посмотрел в затянутое низкими облаками серое небо.

Затем Орлов ощутил тихую вибрацию куртки, которую мог ощутить только он, словно от мобильного телефона, переключенного в режим «без звука». В одно мгновение он понял все. Кто-то вызывал его! Рокот немедленно обрел смысл. Вертолет! Сердце забилось сильнее от осознания. «Киров»… Они каким-то образом нашли его! Да, они искали его, но как смогли найти? Он находился глубоко в Центральной Азии на краю внутреннего моря. Как они могли отследить его по маяку в куртке? Все казалось очевидным, но Ка-40 никак не мог оказаться здесь, если только корабль не находился в Черном море. Это было поразительно, но он точно знал, что слышал.

Когда он покинул корабль, тот приближался к Испании, направляясь к Гибралтару. Мог ли он изменить курс, чтобы отправиться на восток, в Черное море? Затем он вспомнил о той ночь, когда выдул полбутылки водки и отправил то сообщение Николину азбукой Морзе! Господи, подумал он. Должно быть, они перехватили его! Они пытаются найти меня!

Нужно было решать, что делать.

Он мог включить маяк в куртке и сообщить им свое точное местоположение. Опять, он мог просто снять ее и бросить в ближайший костер. Чем больше он думал о своем положении, тем больше ему нравилась идея о возвращении на корабль. Путь, на который он ступил, привел его к опасному обрыву. Это место явно было тюрьмой. Его, несомненно, обыщут, выдадут тюремную одежду, а затем он застрянет здесь, пока не встретит Моллу, чтобы лично задушить его. Затем он, вероятно, умрет, если не найдет выхода. Он мог удовлетвориться убийством Моллы, но тогда потеряет все свои привилегии и власть, которые представлял себе.

Однако теперь, когда в дело вмешался «Киров», он мог просто взять пирог и съесть его! На «Кирове» было не так уж плохо в этом холодном суровом мире. Все, что ему грозило — мелкие дисциплинарные меры за побег с корабля. Никто не знал, что он убил пилота Ка-226.

Однако затем его словно ударило по голове воспоминанием о приближающихся С-300. Они пытались убить меня! Они не хотели рисковать, оставляя меня на свободе. Это точно был Карпов. И еще Федоров, понял он. Это единственный, кому было дело до истории. Вероятно, он боялся, что я сделаю что-то, что все испортит.

Наполняясь угрюмым гневом, он не обратил внимание на сержанта из грузовика, который толкнул его, направляя ко входу в тюрьму вместе с остальными.

— Давай, дубина стаеросовая! Выходи!

Орлов ощутил толчок в плечо и обернулся, угрожающе глядя на сержанта.

— Еще раз тронешь — убью, — прямо сказал он, и храбрость, похоже, оставила сержанта, растаяв под угрожающим взглядом Орлова. Затем тот развернулся и направился к воротам.

Ну и пусть Федоров пытается найти меня, подумал он. Что он сделает, посадит вертолет во дворе и отправит за мной несколько морпехов? Это место походило на крепость. У Трояка было двадцать морских пехотинцев, но их будет недостаточно, чтобы взять тюрьму под контроль и удерживать достаточно долго, чтобы найти меня, особенно учитывая, что куртки на мне больше не будет.

Он вспомнил шепот «Светланы» в наушниках, который мог сделать его самым могущественным человеком в этом жалком мире. Он был тем, кто бы знал, что будет завтра. Это знание, несомненно, сделало бы его богатым. Да, они заберут эту куртку, и, скорее всего, отнесут комиссару, учитывая ее необычный вид и ткань. И это замечательно. Это вызовет у него интерес ко мне. Я подберусь близко. Я убью его, а затем свяжусь с Федоровым и узнаю, что мы можем сделать.

Рокот вертолета ослаб, и он понял, что они набирали высоту, чтобы избежать обнаружения. Они знают, где я. Замечательно. У меня есть дело, которое я должен сделать до того, как они придут за мной, если посмеют.

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ ПАДШИЕ АНГЕЛЫ

«Но и свое познали. Не должны

Мы вызывать на новую войну

Противника, но и страшиться нам

Не следует, коль Он ее начнет.

Всего мудрее — действовать тайком,

Обманчивою хитростью достичь

Того, что в битве не далось. Пускай

Узнает Он: победа над врагом,

Одержанная силою меча,-

Лишь часть победы»

— Джон Мильтон, «Потерянный рай»

ГЛАВА 28

Американские подводные лодки ушли на глубину 50 метров и замерли, не подозревая, что передовой сонар Карпова все еще отслеживает их. Дизель-электрические подводные лодки могли быть очень тихими, но не для современных гидроакустических систем и не для людей, которые ими управляли. Тарасов внимательно отслеживал подлодки, легко выдавая Карпову данные по их курсу и скорости, дабы избежать столкновения. В свою очередь, Карпов не беспокоился о них. По его правому борту держался замечательный противолодочный фрегат «Адмирал Головко», а на левой раковине шел «Орлан». Каждый корабль имел в воздухе вертолет, отслеживавший все потенциальные угрозы. Карпов был уверен, что ничто не сможет подойти достаточно близко, чтобы нанести какой-либо вред, особенно учитывая малую дальность торпед этой эпохи.

Его внимание переключилось на показания «Фрегата». Он словно сам сканировал окружающее пространство, пытаясь понять, что делали американцы. Ка-226 вел слежение за группой целей на юге, в 150 километрах, сразу за пределами дальность собственных систем корабля. Судя по происходящему на планшете, заполненном точками, обозначающими контакты, противник накапливал силы. В 2021 году он вел бой против одного американского авианосца и нескольких кораблей сопровождения. Теперь ему противостояла настоящая армада — более 60 отметок, и еще больше дальше на юге.

Роденко очень беспокоился, следя за тем, как за горизонтом нарастает угроза. Демонстрация силы, проведенная капитаном, не принесла ничего, кроме молчания со стороны врага. Пока что американский флот не пытался идти на сближение, но Карпов упорно оставался на месте, описывая циркуляцию и оценивая ситуацию.

Капитан отметил явную обеспокоенность Роденко и подошел к нему.

— Что такое, Роденко? Почему у вас такое длинное лицо?

Новый старпом пожал плечами и сказал очень тихо, чтобы никто более его не услышал.

— Шансы очень круты, товарищ капитан. Это очень крупные силы.

Карпов сложил руки на груди, не отвечая некоторое время. Затем он повернулся к Роденко и тихо ответил.

— Это молчание меня несколько раздражает. Я ожидал хотя бы какого-то ответа на послание, которое мы им отправили.

— Я опасаюсь, что мы очень скоро получим этот ответ, — сказал Роденко. — Эти флоты скоро двинутся на нас. Можете быть уверены.

— Вы считаете, что они решаться атаковать нас после того, что мы только что показали им?

— Так точно, товарищ капитан. Я полагаю, что мы только усилили их решимость. Почему еще они могут не отвечать на наши запросы?

Карпов согласился. Затем он задал вопрос, которого Роденко не ожидал.

— А что бы сделали вы, Роденко? Как бы вы поступили в ситуации на месте американцев?

Роденко поднял брови, удивившись, что Карпов спрашивал его мнения.

— Полагаю, товарищ капитан, у меня бы не было выбора, кроме одного массированного удара, максимально рассредоточив свои силы. Они знают, что если поставят свои корабли рядом, мы сможем нанести им огромный урон.

— И как бы вы отреагировали на подобные действия?

— Ушел бы дальше на восток. Учитывая позицию ударных групп на юге, я хотел бы иметь возможность уйти в Тихий океан в случае необходимости. Ка-226 фиксирует цели, приближающиеся с запада, из Японского моря. Думаю, они намереваются отрезать нас.

— Уйти в Тихий океан?

— Зайти им на правый фланг, товарищ капитан. Недостатком широкого строя фронта является то, что мы можем обойти его с фланга, оставив большую часть строя слишком далеко, когда решим прорываться. Мы не можем просто оставаться здесь и нарезать круги. У них достаточно кораблей, чтобы образовать достаточно широкую сеть, если они решат внезапно изменить курс на север. Оставаться на пути центра их строя опасно.

— Согласен. Но они пожалеют о попытке поймать нас. У нас есть три акулы, Роденко, с достаточно острыми зубами, чтобы разорвать эту сеть, если они посмеют накинуть ее на нас.

— Я согласен, товарищ капитан, но если мы уйдем на восток, у нас появятся и другие варианты. Мы сохраним преимущество маневра, а также в дело вступят наша скорость и запас хода. Мы сможем уйти юго-восточнее, и несколько улучшить наши шансы. Если нам нужно будет вступить в бой, мы сможем атаковать в движении, словно хороший боксер.

— И тогда американцы будут пытаться поймать нас, — указал Карпов на планшет. — Они решат заставить нас вернуться к Курилам или в Охотское море.

— Так и будет, товарищ капитан, если мы останемся здесь.

На продолжение дискуссии времени не было. Ка-226 доложил об изменении обстановки.

— Товарищ капитан, вертолет ДРЛО сообщает, что группа Хэлси изменила курс и движется на север со скоростью 25 узлов.

Роденко посмотрел на Карпова.

— Началось. Они идут. Не сомневаюсь, что группа Спрага придет в движение в течение десяти минут.

— Количество целей на новом курсе?

— Наблюдаю восемнадцать целей, идут строем широкого фронта. Три цели следуют в пятнадцати километров впереди основных сил.

— Радиолокационный дозор, — заключил Карпов. — Начать противодействие на всех определенных ранее частотах. Классифицировать и подавлять все обнаруженные сигналы радаров.

— Так точно.

Роденко был прав. Американские корабли направились на север, сокращая дистанцию, и вскоре корабль обнаружил их собственными средствами. Слева от Хэлси двигались дополнительные силы. «Зигги» Спраг также пришел в движение.

— Но то, что мы видим, не дает представление обо всем их флоте на юге. Возможно, он формируют более обширный заслон, — Карпов изучал обстановку, всматриваясь в каждую светящуюся точку, обозначающую вражеский корабль. — Они должны были оставить в резерве по крайней мере треть своих сил.

— Авианосцы, товарищ капитан, — предположил Роденко. — Они не захотят рисковать ими.

— Согласен, и, скорее всего, они оставили их прикрытыми эсминцами. Это означает, что корабли, которые мы наблюдаем, будут относиться к более крупным типам, возможно, также в сопровождении эсминцев.

— Они пытаются сблизиться на дистанцию артиллерийского огня, — сказал Роденко, указывая пальцем на экран.

— Верно, у них нет «Москитов-2». И я полагаю, что авианосцы не начали поднимать самолеты именно потому, что они намереваются скоординировать воздушный удар с атакой надводных кораблей. Если они обнаружат нас силами надводных кораблей, те смогут координировать действия авиации.

Роденко кивнул в знак согласия. Карпов оценивал ситуацию, поглаживая подбородок и глядя на планшет. Они двигались на скорости пятнадцать узлов. Капитан повернулся к посту связи.

— Николин, приказ группе: курс 90 градусов, увеличить ход до 30 узлов. «Орлан» впереди, «Адмиралу Головко» занять позицию по нашему правому борту. — Затем капитан посмотрел на Роденко и подмигнул. — Давайте проветримся.

— Так точно, — сказал Роденко и повторил приказ рулевому.

Карпов все еще размышлял. Цели, наблюдаемые за пределами их собственных систем, должны были быть авианосцами. Для него они все еще оставались реальной угрозой. Их самолеты были старыми и тихоходными, поэтому массированный удар силами сотен самолетов должен был быть очень затруднительным в организации. И у меня все еще есть С-400, подумал он. Я могу атаковать их даже на взлете, пока Ка-226 находится в воздухе в роли вертолета ДРЛО. Они не знают, что бы можем достать их с такой дальности, и это может быть очень неприятным потрясением — атака в тот момент, когда они будут собираться в группы над своими авианосцами, прежде, чем смогут рассредоточится, как предполагает Роденко.

В его глазах горел огонь, и он понимал, что вскоре он загорится и в хвостах его ракет. Они молчали перед лицом демонстрации подавляющей мощи. Очень хорошо. В эту игру можно играть и вдвоем. Посмотрим, когда они решат выйти на связь.

Он повернулся к Роденко и заметил, что теперь тот смотрит на него с интересом.

— Боевая тревога, — сказал он. — Все занять места по расписанию. Оповестить остальные корабли.

— Так точно. — Затем ему пришла в голову мысль и он повернулся к капитану с вопросом. — Товарищ капитан, что насчет двух кораблей радиолокационного дозора?

Два корабля группы Спрага все еще держались очень близко от них. Периодически они подходили на пятнадцать километров, но не пытались подойти ближе.

— Нужно сбросить их с хвоста, — сказал Карпов. — Дадим Ряхину вкусить боя. Посмотрим, какой у него опыт. Уничтожить оба корабля двумя П-800 «Оникс».

Известная по экспортной версии «Яхонт», это была сверхзвуковая противокорабельная ракета, похожая на изначальный «Москит». Карпов знал, что ему приказ был еще одной красной тряпкой, выкинутой перед бешеным быком на юге, но не мог позволить эти кораблям продолжать за ними слежение. Он приказал Николину предупредить их, но не получив ответа, приказал «Адмиралу Головко» их уничтожить.

Битва наконец началась.

* * *

Спраг вышел на крыло мостика, глядя на группы технического обслуживания, готовившие «Хэллдайверы» к вылету. Началось, подумал он. Приказ пришел всего насколько минут назад, и он касался всех оперативных группы флота в регионе. Огромная стальная лавина поворачивала на север. На этот раз это не будет ни разведкой, ни одинокой ударной группой с нескольких авианосцев. Нет, на этот раз они шли в полную силу, чтобы поздороваться с «Дядюшкой Джо» и поставить русских на место.

Несколько часов назад он видел огромный взрыв над горизонтом на северо-востоке. Зловещее грибовидной облако замерло вдали, образовавшись за минуту, и прошло несколько часов прежде, чем ветры срезали его вершину и развеяли его до бледного следа над морем. Что бы не вызвало его, взрыв был намного сильнее, чем все, что он когда-либо видел в жизни. Он слышал слухи о подобном взрыве в Северной Атлантике, но сам там не был, и не мог получить подобного опыта. Он думал о том, что война закончится так же, как и началась. Мы потеряли «Уосп» в 1941, и тогда же было сказано, что какая-то бомба огромной мощи уничтожила «Миссисипи» и всю 16-ю оперативную группу. Теперь мы снова потеряли «Уосп» — и увидели над горизонтом взрыв еще одной бомбы.

От этого веяло какой-то пустотой, эхом надвигающейся гибели. Не важно, подумал он. Мы намерены покончить с этим. У меня есть заслон из быстроходных крейсеров и эсминцев — четыре легких крейсера и восемь эсминцев 62-й эскадры. У Хэлси есть еще лучшие силы прикрытия — пять крейсеров, три из них тяжелые, и 50-я эскадра эсминцев. За ними следовали настоящие Тяжелые Аргументы. У меня есть «Южная Дакота» и «Северная Каролина», у Хэлси — «Миссури» и «Айова». Если русская флотилия окажется в пределах досягаемости любого их этих кораблей, дело будет сделано. Все, что мне нужно — это один линкор достаточно близко.

Мы уже бывали в сложных ситуациях. Японцы бросили против меня четыре линкора во главе с «Ямато» у острова Самар, а также восемь крейсеров и одиннадцать эсминцев, а все, что у меня было — это кучка эсминцев со 127-мм пукалками, прикрывающих «Джипоносцы». Но мы не пустили врага в бухту и дали им прикурить. Именно это нужно сделать сейчас, подумал он. Собрать все силы в железный кулак против русских и закончить эту войну раз и навсегда.

Он посмотрел на часы. Им было приказано подготовить ударные группы к взлету к 16.00. Они были готовы уже десять минут. Когда «Уосп» был потоплен после первой вылазки на север, его авиагруппа понесла потери, но из изначальных 260 самолетов на палубах трех оставшихся авианосцев имелось еще 180. У Хэлси было еще 350. Вместе они могли поднять более 500 самолетов, затмив ими небеса. Одновременно он знал и о том, что британцы также идут к назначенной им позиции. Адмирал Фрэзер вел ОГ-37 к северной оконечности Хоккайдо, следя за левым флангом на случай, если у русских имелось что-либо во Владивостоке. Группа Фрэзера включала еще четыре авианосца, 27 надводных кораблей, включая два хороших линкора, и еще 260 самолетов.

Он подумал, что такой расклад обещал быструю и решительную победу, но правила игры изменились. Далекое облако на горизонте все еще стояло зловещим предзнаменованием полного уничтожения. Мир в последние годы совершенно сошел с ума, подумал он. Господи… Посмотрите, что стало с Токио после того, как Кёртис Лемей взялся за бомбардировщики. Мир сошел с ума, и теперь у нас действительно есть все возможности покончить со всем этим, если дело дойдет до еще одной полномасштабной войны.

Значит, у русских есть бомба… Мне сообщили, что у нас тоже есть. Совершенно секретная информация. Даже аэродромные группы, работавшие на аэродроме на Тиниане, не знали об этом, однако Нимиц сообщил мне об этом по защищенному каналу. Он бросят против нас еще одну, и мы должны будем ответить тем же. Это была страшная логика войны. Мы уже готовились открывать шампанское, праздновать и готовиться к долгому пути домой. Теперь это. Экипажи энергично работали, самолеты были вооружены и подготовлены к вылету. Нам нужен только приказ, и да поможет русским Бог, потому что мы отправим их в ад.

В этот момент влетел мичман с докладом. Джон Малхолланд был атакован. Он вел слежение за русскими силами двух эсминцев радиолокационного дозора, «Беннер» и «Сазерленд». Что-то появилось из неоткуда, словно пара камикадзе-одиночек, спикировавших прямо на оба корабля. Спраг немедленно вышел на связь, чтобы прояснить ситуацию.

— Оба корабля поражены, — раздался торопливый и измученный голос. — Сильные пожары, «Сазерленд» тонет. Радары вышли из строя. Не видим целей. Перед тем, как это случилось, они изменили курс и направились на восток на высокой скорости.

— Хорошо, коммандер. Подберите выживших и отходите на юг. Мы займемся ими. — На лице Спрага отражался неподдельный гнев.

Он повернулся к капитану Уильяму Синтону, стоявшему у планшета.

— Уроды только что атаковали Малхолланда, — гневно сказал он. — Мне приказано разобраться с этими ублюдками. Каков ближайший эсминец нашего ближнего прикрытия?

— «МакКи», сразу по правому борту от нас.

— Прикажите ему стать борт-о-борт. Я намерен немного покататься.

— Сэр? Вы переносите флаг?

— Верно, капитан. Адмирал Баллентайн все еще ведет свои авианосцы от Токийского залива. Нам нужна скорость, огонь и броня, так что он оказался так любезен отправить мне небольшой подарок, чтобы компенсировать потерю «Уоспа» — линкор «Висконсин». Я намеревался перенести флаг на «Пижона», но «Виска» немного быстрее, а это именно то, что мне нужно, чтобы разделаться с этими гопниками.

«Пижоном» прозвали самый заслуженный линкор флота, получивший за войну 15 боевых звезд — «Северная Каролина». Однако его максимальная скорость составляла 26 узлов, что было меньше, чем у нового «Висконсина» типа «Айова», способного развить тридцать. Его прозвищем было «Виска» — именно так, через А[77]. Из доклада Малхолланда Спраг знал, что русские бежали на восток, и подумал, что дополнительная скорость скоро возымеет важное значение. «Висконсин» обеспечит ее ему, как и море огня вместе с однотипными «Миссури» и «Айовой».

— «Большой Т» твой, Билл. Палубы заполнены, ребята готовы. Я намерен лично отвесить Сталину в челюсть.

— Так точно, сэр. Удачной охоты, — Синтон резко отдал честь.

Тем не менее, покидая мостик, Спраг услышал и другой внутренний голос, более отрезвляющий, напоминающий ему о мудрости, которой научила его долгая война. Он требовал отринуть браваду и жажду мести, потому что понимал, что многим сегодня суждено умереть… Господи, помоги нам, прошептал он. Господи, помоги нам всем.

ГЛАВА 29

Оберлейтенант[78] Эрнст Велльман, командир 3-го панцергенадерского Шютцен-полка медленно натянул перчатки и посмотрел на человека.

— Значит, вы говорите, что русские в развале? — Спросил он у широкоплечего лейтенанта Кобана из 1-й роты 82-го казачьего эскадрона.

Русские казаки воевали на стороне немцев, подумал Велльман, и был чертовски полезны. Это конкретное подразделение было создано из пленных, захваченных в Миллерово во время молниеносного продвижения к Сталинграду несколько месяцев назад. Немцы захватили около 18 000 пленных и пытались держать их за линией фронта. Некий предприимчивый офицер, говоривший по-русски, знал, что многие из них недовольны своей судьбой в советской армии и очень симпатизировали немцами. Он подбросил идею придать им бесхозных лошадей и сформировать конвой для остальных пленных. Как ни странно, это сработало. Недовольные казаки были слишком рады сменить сторону и присоединиться к немецкому наступлению. Уже несколько частей занимались охраной и разведкой в обширных кавказских степях. Они знали местность, могли легко проникать за линию фронта за счет знания русского языка и возвращаться с ценными разведывательными данными.

— Мы всю ночь вели разведку верхом, — сказал Кобан. — НКВД установили несколько заслонов, чтобы задержать нас. Они откатываются к Махачкале. Захватите ее, и дорога на Баку ваша.

— Какие вражеские силы нам противостоят?

— В лучшем случае батальон, херр оберлейтенант. Если вы будете двигаться быстро с вашими броневиками, вы можете прибыть в город к вечеру.

Вельман посмотрел на этого человека. Светлые волосы были всклочены ветром, шинель промокла от дождя, лицо покраснело от холода после долгих часов в седле. Эти казаки были с ними, они вместе форсировали реку у Ищерской, они храбро сражались бок-о-бок с его панцергренадерами. Они доказали свою надежность сотню раз.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я буду двигаться все утро и мы посмотрим, сможем ли прорваться. Русские все еще упорно сражаются за Грозный, но мы обошли их. Вестхофен дал мне разрешение вести весь полк — с поддержкой панцеров Либенштайна. Я поведу свою колонну, а вы, лейтенант Кобан, покажите нам дорогу.

* * *

— Букин займется операцией с Ми-26, - сказал Федоров. — Я назначаю вас командиром спасательной группы.

— Так точно, товарищ капитан второго ранга, — Трояк, сложив на груди крепкие руки. Он был сосредоточен и готов.

— Учитывая, что мы знаем, где Орлов, каковы ваши соображения?

— Малой группы будет не достаточно, — сказал Трояк. — Нам нужно будет захватить и удержать объект, чтобы найти и безопасно вывести Орлова. — Он указал на разложенную на столе карту города. — Проблема в немцах. Они движутся по дороге, на которой мы заметили ту колонну. Если мы не остановим их, вскоре они смогут достичь гавани.

— Мы можем остановить их?

— Думаю, что да, товарищ капитан. У нас хорошее вооружение, включая противотанковое, а также ПЗРК, не говоря уже о двух танках и БТР-ах.

— Где бы вы высадили основные силы?

— Вот здесь, прямо в гавани, на широком пляже у перешейка. Это рядом с объектом, где находится Орлов. Все, что нам нужно сделать — это перекрыть вот эти дороги, ведущие в район порта. Я выставлю там заслоны и мы остановим немцев.

План выглядел хорошим. У них были достаточные силы, и они были русскими. Его беспокоило лишь то, что внезапное появление кораблей на воздушной подушке и современных морских пехотинцев может встревожить местное население, но вряд ли больше, чем война и немцы, которые катились на юг, словно лесной пожар.

— Возможно, местные примут нас за подкрепления, учитывая их отчаянное положение, — сказал Федоров. — В конце концов, мы русские, как вы и сказали. Все, что нам нужно, это сказать, что нас прислали из Баку с новейшей техникой.

— Именно так мы и поступим, товарищ капитан. Проблем, с которыми мы не справимся, не возникнет, — уверенно сказал Трояк.

— Полагаю, что вы правы, но что, если бы воспользовались Ми-26? Могли бы мы его защитить? — Это был ключевой момент. Они не могли допустить потери либо повреждения вертолета, кроме того, оставалась и проблема с топливом.

— Мы могли бы приземлиться на оконечности вот этого перешейка, — сказал Трояк, указывая на карту. — Затем мы могли бы отправить роту, оставив отделение охранять вертолет. Этого должно хватить. — Старшина понимал, что Федоров очень беспокоился о вертолете.

— Так что лучше — отправлять крупные силы или предпринять быстрый налет с использованием вертолета?

— В любом случае у нас не будет слишком большой огневой мощи, — сказал Трояк. — Если немцы атакуют крупными силами, нам нужно будет выставить наши силы на берегу против них. Если мы воспользуемся вертолетом, мы сможем взять до девяноста человек, половину личного состава и без бронетехники. В этом случае нам нужно будет полагаться на скорость. Я выступаю за десантную операцию всеми силами. У нас есть танки и БТР, и они могут оказаться очень полезны.

— Да, но мы не должны ничего и никого здесь оставить. Вся техника должна быть вывезена — как и все наши люди. Если кто-то погибнет, мы должны будем забрать тела. Мы не можем оставить здесь никого.

— Мы никогда никого не оставляем, товарищ капитан. Можете быть уверены.

— Хорошо. Начинайте готовить операцию. Нам нужны корабли на воздушной подушке и тяжелая техника, которую они могут перевозить. Мы должны быть готовы в течение нескольких часов. Я займусь координацией с Букиным как старший по званию.

— Это не проблема, товарищ капитан. Для него я все еще товарищ старшина.

* * *

Вскоре Ми-26 снова сел на палубу «Анатолия Александрова» и морские пехотинцы принялись за погрузку своих грузов. Добрынин носился по кораблю в поисках любых дополнительных припасов, и вскоре большие баки вертолета были заправлены под завязку. Он думал, что они захотят немедленно отправиться к тихоокеанскому побережью, но Федоров рассказал ему о внезапной смене планов.

— Вы хотите снова забрать Ми-26?

— Нет, если удастся этого избежать, но мне нужно, чтобы он был здесь, если у нас возникнут проблемы, — пояснил Федоров.

— Адмирал настаивал на особой важности операции на востоке, Федоров. Это очень долгий путь. Что за задержки?

— Вы говорите так, словно мы опаздываем. Вспомните, что сейчас 1942 год. До того момента, когда мы должны быть на Тихоокеанском побережье еще почти три года.

— Товарищ Федоров, у нас есть два корабля на воздушной подушке проекта «Кальмар», на каждом из которых находится плавающий танк ПТ-76 и 60 морских пехотинцев. Кроме того, у нас есть еще больший корабль проекта «Аист» с тремя БТР и еще большим количеством морпехов. У вас есть штурмовая группа в 180 человек. Зачем вам еще и вертолет?

Федоров понимал, как Добрынин беспокоился обо всем, и на него давила напряженность происходящего.

— Он нужен мне в резерве до достижения результата. Я знаю, что вы беспокоитесь об операции Букина, но мы сделаем все — и это и на востоке, — успокоительно сказал он. — Мне придется оставить здесь какие-то силы для защиты «Анатолия Александрова». Мы не можем потерять корабль и его реакторы. В противном случае ни один из регулирующих стержней не будет иметь значения. Оставьте это мне.

Он все еще терзался опасениями и глубоким внутренним беспокойством по поводу этих двух стрежней. Он понятия не имел, будут ли они работать и некоторое время обдумывал ситуацию.

Предположим, мы благополучно выполним эту операцию. Предположим, что дальше мы используем стержень № 25 и все пройдет именно так, как мы ожидаем. Тогда мы окажемся в 2021. Что дальше? Дальше мы узнаем, смог ли вертолет добраться до Тихоокеанского побережья и связаться с «Кировом». Когда мы вернемся, это станет историей. А что если мы узнаем, что операция потерпела неудачу — из-за нехватки топлива, вызванной тем, что я упорно настаивал на использовании Ми-26 для поисков Орлова. То, что он был еще здесь, просто соблазняла использовать его снова. Мобильность, которую он способен обеспечить, очень желанна… Но если я стану причиной того, что он так и не доберется до Карпова, что тогда? Что сделает Карпов, запертый в прошлом с тремя самыми мощными кораблями в мире?

Он думал об это, задаваясь вопросом, что будет, если начнется еще одно сражение с американцами на Тихом океане. Ситуация будет слишком заманчивой для Карпова, и у него действительно будет возможность изменить все. Но даже если мы доберемся до него, даже если эти два стержня будут работать, куда они забросят «Киров» и остальные корабли? Адмирал просто предположил, что они вернутся домой в 2021, но это было отнюдь не обязательно. Они могли отправиться куда угодно, хоть еще дальше в прошлое!

Он снова уперся в тупик. Не было никакой возможности это узнать. Все, что они могли, это просто брести, словно слепые в темноте. У них не было понимания тех сил, с которыми они играли, и они никак не могли действительно контролировать свои перемещения во времени.

И еще этот инцидент в Иланском… Что на самом деле случилось? Был ли это разрыв во времени, в который я прошел, или я сам как-то спровоцировал это перемещение? Трояк спустился по той же лестнице, и с ним ничего не случилось. Но Миронов поднялся по ней и попал из 1908-го в 1942-й! Это просто сводило с ума.

Если это был разлом, разрыв в ткани времени, вызванный Тунгусским метеоритом, то он явно допускал перемещение между двумя точками континуума. 30 июня 1908 года было жестко связано с августом 1942[79]. Промежуток составлял тридцать четыре года. Что случится, если я пройду по этой лестнице с другой стороны в этом времени? Меня тоже перебросит на тридцать четыре года вперед? Я окажусь в 1976? Однако все это бесполезные спекуляции. Нет никакой возможности это узнать. Единственное, что он действительно мог контролировать на данный момент, это эту операцию, так что он отринул эти размышления, когда к нему вернулся Трояк.

— Товарищ капитан, личный состав готов.

— Отлично, старшина. Выдвигаемся.

Трояк глянул через фальшборт и поднял руку над головой, приказывая рулевому корабля на воздушной подушке заводить двигатели. Раздался свист, а затем крупные двигатели завелись с громовым ревом.

Федоров проинструктировал личный состав, рассказав, что было поставлено на карту.

— Я знаю, что мы можем встретить сопротивление, но не должны вредить русским, если этого можно избежать. Если мы сможем взять охрану в плен и удерживать их до нахождения Орлова, то все просто замечательно. Но мы не можем потерпеть неудачу. Никто не должен остаться. Ни одной единицы техники или оружия. — Он остановился на этом, и каждый подумал о том, что им, возможно, придется сделать, действуя против своих же соотечественников, в той же мере, что и против немцев.

— Просто надеюсь, что моего прадеда здесь нет, — пробормотал старший матрос Субакин. Остальные засмеялись.

Они двинулись в путь.

* * *

Орлов услышал шаги и улыбнулся про себя. Наконец-то, подумал он. Наконец-то комиссар был здесь. В тюрьме у него забрали шинель, шапку и куртку, как он и ожидал. Сейчас они висели на вешалке в углу, как предметы интереса или доказательства для предстоящего допроса. Орлову внезапно вспомнилась первая встреча с Лобаном в Гибралтаре. Он задумался о том, не проявит ли Молла любопытство и не наткнется ли на «Светлану» как и Лобан?

Дверь открылась, и из-за нее показался человек среднего сложения в обычной форме НКВД, с кобурой с пистолетом на боку и двумя тонкими кожаными ремнями, пересекающимися на груди. Прямо на том месте, где должно было быть его отсутствующее сердце, подумал Орлов. Хотя в целом он был столь же невыразительным, как и его форма, его глаза и лицо говорили о многом. Комиссар был намного моложе, чем ожидал Орлов, и вокруг него стояла аура холодного высокомерия человека, который познал слишком много власти прежде, чем стал достаточно мудрым, чтобы знать, как ею распорядится. Он посмотрел на Орлова и прищурился. Холодные черные глаза напоминали осколки обсидиана.

Комиссар подошел к столу, грохоча сапогами по старому деревянному полу, но не сел, а встал, глядя на Орлова холодным взглядом черных глаз, держа одну руку на кобуре. Затем он спокойно вытащил пистолет, поднял его и направил прямо в голову Орлову.

— Фамилия, — Молла говорил ровно, кратко и нетерпеливо.

— Орлов.

— Где ты взял эту форму?

Орлов посмотрел на него, ощущая, как щеки начали краснеть от злости. Но ему нужно было подобраться ближе.

— Снял с покойника. Ему она уже не нужна, а мне было бы немного легче добраться туда, куда мне было нужно.

— С покойника? Ты убил его?

— Разумеется, — быстро ответил Орлов. — Я не думаю, что он бы отдал мне ее.

— Ты убил офицера НКВД? — Голос Моллы принял обвинительный тон, а глаза сузились еще сильнее.

— Да, убил. Он хотел увезти меня в Новороссийск, а я туда не хотел.

Рука Моллы, которой он держал пистолет, не дрогнула, а палец медленно переместился на спусковой крючок. Это был «Наган» модели 1895-го года, старый надежный револьвер, созданный во времена последнего царя. Орлов мог четко видеть патроны в барабане и знал, что Молле нужно лишь нажать на спуск, чтобы выстрелить, но не обратил на это внимания. Он мог думать лишь о том, чтобы оказаться ближе к комиссару.

— Они говорят, что ты утверждал, что у тебя приказ для меня?

— Это ложь.

— Конечно, это ложь. Никто не может отдавать мне приказы, за исключением Берии, но его в данный момент здесь нет.

— К счастью для нас обоих, — сказал Орлов, пожимая плечами.

Молла ощутил в этом человеке что-то странное, какое-то родство, проявляющееся в таком безбашенном поведении. Он сидел под прицелом пистолета, и все же комиссар не думал, что его прямые и откровенные ответы были порождены страхом. Большинство на его месте явно были бы запуганы, в их глазах стояло бы жалкое умоляющее выражение, они бы изо всех сил пытались бы доказать свою невиновность. Но не он. Нет. Такого мы не видели уже очень давно. Он был падшим ангелом, как и я, темным серафимом, привязанным к аду и решившим обратить все вокруг в огонь, пока он жив. Словно он считает себя неуязвимым!

— Эта куртка тоже была на том офицере? — Молла указал на куртку Орлова.

— Нет, она моя. Я забрал только шинель и шапку.

— Твоя? Никогда не видел ничего подобного.

— Именно это сказал мне Лобан в Гибралтаре, — Орлов продолжал забрасывать наживку, надеясь, что комиссар решит копнуть глубже.

— Лобан? Ты был в Гибралтаре?

— А где, по вашему, НКВД впервые вышел на меня? Они засунули меня под свою гребучую Скалу, а Лобан отправил меня в небольшой круиз.

— Ясно… — Было ясно, что Молла знал, кто такой Лобан, и именно на это надеялся Орлов. — Значит, тот офицер НКВД хотел отправить тебя в Новороссийск[80]?

— Полагаю, он намеревался сдать меня военным. Я дезертир.

— Дезертир?

— С флота. Оттуда у меня эта куртка.

— Офицер?

— Главный корабельный старшина.

— Разумеется, ты знаешь, что делают с дезертирами. Верно? Но у меня есть еще несколько вопросов прежде, чем я тебя убью. Или мне оставить тебя немцам, трус? Лобан ничего больше не посылал?

— Он послал намного больше, но я не нашел этому применения. Я прошел долгий путь и многое бросил по дороге.

— Ясно… — Комиссар медленно опустил пистолет и сел на край стола, чуть ближе к Орлову. — И куда же ты шел, Орлов? Что ты делал в Кизляре? Ты завербован немцами? Собирался перейти линию фронта, чтобы попасть к этим скотам?

— Конечно нет, — запальчиво сказал Орлов. — Я русский! Я искал скотов по эту сторону линии фронта. Людей, которые вытаскивают женщин и детей из домов среди ночи и вывозят в такие места, как это. Таких как ты, комиссар.

Молла вскочил, снова схватив револьвер. Он убил сто человек за гораздо меньшее. Допросил тысячи, превращенные в горелое разорванное мясо. Он был молод, нахален и полон уверенности в себе, но теперь понимал, что человек, которого он видел перед собой, был из той же темной породы, демоном, способным убить без угрызений совести. Такие люди были самыми опасными, подумал он. Я мог бы использовать его… Если бы смог его контролировать. Затем в нем вспыхнул праведный гнев, когда он осознал, что сказал ему Орлов. Заперты мы в аду или нет, мы сохраняем порядок.

— Ты, вонючий кусок говна! — Рявкнул Молла на Орлова. — Скажи мне… В какой глаз мне тебе всадить первую пулю? — Он снова поднял пистолет, направив ствол прямо в лоб Орлову.

— Скажи мне, — мрачно сказал Орлов, глядя прямо в ледяные черные глаза. — Сколько ты сможешь дышать, когда я возьму тебя за горло обеими руками?

ГЛАВА 30

Герцог сидел за столом, сложив руки. Его глаза светились решимость. Он рассматривал, сидящего перед ним, находя его преданным, обладающим высокими манерами и безупречными моральными качествами и навыками, которые были ему наиболее полезны. Нужно было переходить к сути вопроса.

— Рад, что вы прибыли так быстро, мистер Томас.

— К вашим услугам, Ваша Милость.

— Действительно. Что же, я должен предупредить вас о начале долгосрочного задания, о котором упоминал на нашей последней встрече. К слову, доставленный вами материал был проверен и принят на обработку, которая завершиться завтра. Я очень доволен.

— Благодарю, Ваша Милость.

— Теперь к делу. Я собираюсь в небольшое путешествие. Полагаю, оно будет довольно долгим, и я хотел бы попросить вас сопровождать меня. Ваша задача будет заключаться в обеспечении моей безопасности и охране определенных вещей, которые я буду перевозить. Вы также будете моим агентом во всех отношениях — моим непосредственным помощником. Вас интересует подобное предложение?

— Сэр… Это предложение само по себе честь для меня.

— Отлично. Однако я должен предупредить вас, мистер Томас, что это займет очень длительный период времени. Дата окончания не определена. Однако учитывая обстоятельства, я полагаю, что компенсация будет соразмерной.

— Благодарю вас, сэр. Я глубоко польщен и очень заинтересован.

— Кроме того, ситуация потребует от нас прекратить связь с внешним миром на протяжении всего задания. Если у вас имеются какие-либо насущные личные вопросы…

Томас заметил, что герцог поднял бровь, что, как он знал, говорило о том, что тот пришел к полному и окончательному решению. Он намекал ему, что альтернативы нет. Эта должность потребует от него полной отдачи. Господи, подумал он. Должность в поместье Элвингтон! Помощником Его Милости герцога Роджера Эймса! Это быстро помогло ему отринуть все потенциальные возражения.

— Я всецело в вашем распоряжении, сэр.

— Хорошо. Тогда вскоре мы отправляемся. Скажем, в течение сорока восьми часов. Однако прошу вас уладить все свои личные вопросы, если вам нужно сделать это. Боюсь, что я не могу сказать ничего конкретного в отношении характера и продолжительности этого задания.

— Буду ждать с нетерпением, сэр. И благодарю за ваше внимание.

— Хорошо. Вам предоставят информацию о том, где нужно будет меня встретить. Я обеспечу вам необходимую одежду. Секретарь возьмет у вас размеры. Однако если у вас есть какие-либо личные предпочтения, без чего вы не сможете обойтись, отметьте это отдельно. Благодарю вас, мистер Томас. Мы увидимся через несколько дней.

Томас вежливо поклонился и вышел. Герцог проследил за ним, тихо улыбаясь. Если бы ты только знал то, что тебе предстоит узнать, подумал он. Это была настоящая компенсация! Мир, который мы знаем, не продержится еще неделю. Это был замечательный эксперимент, это была великая игра, но, боюсь, теперь на небесах возникли проблемы, которые невозможно было решить. Ангелам пришло время сделать свой прыжок на свободу, и вы, дорогой мистер Томас, только что получили то, что мало кто будет иметь в ближайшее время — свою жизнь.

Он сунул руку в карман, нащупывая предмет, который обычно держал там. Мне нужно найти для него более безопасное место, подумал он. Хорошая цепочка, простая, но долговечная, должна решить вопрос. Холод металла показался ему обнадеживающим. Он достал этот предмет и поднял на свет, любуясь мастерством исполнения. Он походил на сувальдный ключ из черного металла, призванного создать впечатление древности, но он знал, что внутри имелась отлично проработанная полость, в которой находилось нечто очень особенное. Нечто, на что он готов был поставить всю свою жизнь.

Аномалия, о которой он узнал, была очень любопытной. Он очень внимательно, разумеется, со здоровым подозрением изучил данные, и немедленно прилетел в Лондон, чтобы увидеть это собственными глазами. Герцог был попечителем Британского музея, и время от времени делал щедрые пожертвования. Ему нравилось это место, и он часто проводил здесь долгие часы, просто бродя по залам и любуясь экспонатами. Он мог потеряться здесь на какое-то время, забыть о мирских заботах окружающего мира и погрузиться в лучший мир в собственном воображении. Лучший мир.

Итак, его очень заинтересовал один из особенных экспонатов — Мраморы Элгина[81], и он решил взглянуть на них лично. Он засомневался в Томасе и не поверил первому докладу. Он захотел сам увидеть аномалию, и ему пришла в голову мысль снова посетить музей.

— Вы уверены, что их не меняли в последнее время? — Спросил он смотрителя.

— Абсолютно, сэр. Этот кусок находился в этой витрине на протяжении многих лет совершенно нетронутым.

— Может, было какое-либо повреждение, что-либо, что может дать понять, что произошло?

— Нет, сэр, по крайней мере, официально. Разумеется, было бы страховое требование, но мы не смогли найти ничего подобного. Мы знаем, что это случилось в 1941 году, когда Мраморы эвакуировались для защиты. Как вы знаете, часть их была помещена в туннели метро, но не все. Это, к примеру, был доставлен в Соединенные Штаты, на борту HMS «Родни», если быть точным.

— HMS «Родни»? Это не линкор?

— Именно, сэр. Он был построен в межвоенный период и хорошо служил на протяжении всего конфликта. И участвовал в нескольких очень занятых боях, сэр.

— Продолжайте. Я полагаю, что это имеет отношение к повреждению мрамора.

— Согласен, сэр. Этот старичок участвовал во многих боях, но особенно примечательны два эпизода. Один из них случился в мае 1941, когда, как мы полагаем, произошел этот откол. Если вы помните, сэр, тогда Джон Тови вел охоту за «Бисмарком». Старина «Родни» должен был отправиться в США на капитальный ремонт. На его борту находилось немало бежавших от войны пассажиров, хорошая сумма в золотых слитках из казны и несколько фрагментов мраморов Элгина, в частности, этот. Все они должны были отправиться в США на хранение, но тут вмешались немцы. Адмиралу Тови пришлось отправить «Родни» в погоню, для чего он был не слишком хорошо приспособлен. Он мог выдавать 21–23 узла в хороший день, но к тому моменту его котлы были сильно изношены. Оказалось просто чудом, что Дэлримпл-Хэмилтон — капитан корабля в те дни — сумел вывести его прямо в гущу событий и перехватить немецкий корабль.

— Значит, этот корабль участвовал в сражении с «Бисмарком»?

— Именно так, сэр. Пока не подошел адмирал Тови на «Короле Георге V» и не решил вопрос. Сражение в море довольно захватывающее дело, сэр. «Родни» относился к типу «Нельсон» и был вооружен большими 406-мм орудиями в трех башнях в носовой части, — Челмсли сложил руки в большую окружность, наглядно демонстрируя калибр орудий.

— Эти орудия были настолько мощными, что «Родни» перетряхнуло до основания. Большую часть повреждений, полученных в этом бою, он нанес себе сам. Это, а также неспокойное море, серьезно сотрясло грузовые отсеки. Мы полагаем, что образец был поврежден именно тогда — вероятно, один из ящиков упал и раскрылся. У нас есть доклад, сэр. Его упаковали обратно на борту. Как бы невероятно это не прозвучало, отколотый кусок просто засунули обратно.

— И на это никто не обратил внимания?

— Возможно, но мы уже не узнаем наверняка. Все, что мы знаем, это то, что жалобы не поступало, и страховая сумма не выплачивалась… Вот так вот, это. — Челмсли указал на стенд, на котором «Лошадь Селены» готовилась к запланированному перемещению в глубокий подземный склад.

— Повреждение было обнаружено во время этого самого осмотра. Вероятно, мы бы и не обратили на это внимания, если бы не все эти военные новости и потребность убрать экспонаты.

Экспонат был скульптурой из знаменитых «Мраморов Элгина», частей Парфенона, которые были перевезены в Англию Томасом Брюсом, 7-м эрлом Элгином в период с 1801 по 1812 годы. Некоторые называли его спасителем произведений высокого искусства, вывезшим их на берега Королевства, другие — вандалом и грабителем. Среди последних был знаменитый поэт Байрон. Как бы то ни было, мраморы были здесь, и герцог очень любил осматривать их.

— «Что алтари его рукой хранимы, нет, все поправ, увозит силой он», — сказал герцог, цитируя Байрона. — Однако, по крайней мере, они здесь, и, в общем, целы. Одному богу ведомо, что бы случилось в ином случае.

— Именно, сэр.

Герцог посмотрел на скульптуру, все еще восхищаясь самым, возможно, ярким представителем коллекции Элгина. Лошадь, со вздутыми венами на шее и морде, влекла по небу колесницу богини Луны Селены через долгую темную ночь. Очень возвышенный образ. Что же, грабеж это был или нет, но кентавры теперь сражались с воинами Лапина здесь, в 18-м зале Британского музея. Жаль, что это сражение закончится здесь, раз и навсегда. Они пережили столетия раздоров и разладов, но уже не могло быть хранилища достаточно надежного для того, что наступало.

— А второй бой?

— Сэр?

— Вы сказали, что линкор участвовал в двух примечательных боях.

— Ах, да, сэр. Второй представлял собой довольно загадочный инцидент в Средиземном море. Вместе с однотипным «Нельсоном» он участвовал в крупной операции по проводу конвоя на Мальту. Я не вполне уверен, что именно тогда случилось, но оба линкора и все их охранение развернулось и помчалось на полном ходу к Гибралтару, бросив конвой. Это было необычно, но, как мне сказали, они столкнулись с чем-то очень загадочным. Оба корабля, «Нельсон» и «Родни», получили повреждения, и Королевский флот очень стремился это скрыть.

— Я понял… Что же, война есть война, а секреты есть секреты, и они очень часто оказываются попутчиками. Хорошо, мистер Челмсли. Поврежденный сегмент находится в этой части?

— Да, сэр. Я отложил его в сторону, но это, разумеется, та самая голова лошади, которую вы видели. Будьте так любезны надеть вот эти перчатки, если захотите осмотреть ее поближе.

— Разумеется. Это все, мистер Челмсли.

— Я буду снаружи, если понадоблюсь, сэр.

Герцог подождал, пока смотритель не уйдет, а затем медленно натянул белые музейные перчатки и начал осматривать небольшой скол. Он подался вперед, заметив любопытную выемку в камне и был действительно поражен увиденным. Неужели, подумал он?

Он потянулся в карман, достал небольшой предмет, и украдкой осмотрелся, убеждаясь, что рядом нет камер наблюдения. Челмсли заверил его в полной конфиденциальности, но он был от природы осторожен.

Ключ лежал у него на ладони, резко контрастируя с белым сатином перчатки. Он потянулся к выемке, и, вставив в нее ключ, поразился, что он идеально подходил! Ключ остался в сколе и он понял, что, вероятно, этот объект был когда-то встроен туда. Господи, ключ! В Мраморах Элгина!

И не просто ключ.

Уникальная форма и особенные зубцы этого ключа делали его непохожим ни на один другой. Он был одним из немногих привилегированных особ, которым довелось держать его. Но теперь он понял, что кто-то намеренно разместил то, что открывалось этим ключом в этой самой скульптуре — Лошади Селены! Когда этот фрагмент был отколот? Возможно, во время перевозки по морю, о которой говорил Челмсли? Было бы удивительно, если бы это было так. Кто вставил это туда, многие века назад, когда эта скульптура была создана в античной Греции? И кто мог это сделать, если бы обнаружил это на борту HMS «Родни» в мае 1941? Его разум наполнился вопросами, принесшими с собой волнение.

Мы не были первыми, понял он.

Были и другие…

Он сжал ключ в руке и надежно убрал его в специальный внутренний карман пиджака, напомнив себе достать цепочку, чтобы носить его под одеждой на шее. Он не должен был потерять его ни в коем случае.

Эта мысль вывела его из задумчивости, и его ум побежал по подробностям договоренностей. Теперь все было в порядке. Он не упускал из виду ничего важного. Герцог был очень осторожным человеком.

Теперь он еще больше уверился, что все сработает так, как было запланировано. Настройка была очень точной, по крайней мере, так они полагали. Место было защищено, всякий сброд и посторонние личности жили своими жалкими жизнями в незнании. Это было прекрасное утро для начала пути, и все было почти готово. Завтра он направиться в Ньюкасл и проведет последний осмотр достопримечательностей. Оттуда он отправиться через дамбу к Снуку, попав на длинный узкий Святой Остров к замку Линдисфарн. Он был уверен, что будет небесполезно прибыть на целый день раньше.

Эх, если бы они действительно знали, в чем дело, подумал он. Базальт Скалы Беблоу скрывал гораздо больше, чем кто-либо из них мог себе представить. Базальт был замечательным твердым камнем. Он перенес бесчисленные приливы как моря, так и времени, не говоря уже о всех политических потрясениях на протяжении многих веков. Как жалко, что этого он не переживет.

Осталось всего три дня… Все ангелы были готовы отправиться с небес на землю, в миры новообретенной свободы. На что это будет похоже, подумал он? Сатана падал с небес десять дней — девять дней падения в ад. Но, разумеется, этот вариант не для меня, не для Его Милости Сэра Роджера Эймса, герцога Элвингтона. Я отправлюсь на особую встречу с еще одним герцогом. А прочие ангелы и демоны пусть падают, если хотят.

ЧАСТЬ ОДИНАДЦАТАЯ ПРОРЫВ

«Возникшая меж пэрами вражда

Под лживым пеплом мнимой дружбы тлеет

И вспыхнет пламенем в конце концов»

— Уильям Шекспир. «Генрих VI»

ГЛАВА 31

Линкоры просто поразительные корабли, подумал Хэлси. Он находился на борту одного из них, и видел идущего по его правому борту близнеца. «Миссури» и «Айова» были произведениями искусства, стальными монстрами с длинными изящными обводами, в которых одновременно ощущалась резкость форм и кипящая энергия корабля.

Говори мягко, но держи в руках большую дубину, подумал он. Именно это я и делаю сейчас. «Большая дубина», линкор «Айова» словно подмигнул ему, выполнив поворот вправо и доложив об этом семафором. Его длинный острый нос разрезал набухающее море, оставляя пенистый белый след и омывая бак, под которым виднелся номер «61», выполненный четкими квадратными цифрами.

Два корабля мчались на севере вместе, но теперь, в соответствии с новым планом, предложенным британским адмиралом Фрэзером, расходились более широким строем. «Айова» ушел вправо, чтобы занять позицию на расстоянии не менее десяти километров к северо-востоку. Корабль Хэлси, «Могучий Мо», не менял курса. Два линкора были ядром формирования за счет своих огромных 406-мм орудий. Тяжелые крейсера также прикрывали их с флангов с интервалами в десять километров. «Бостон» и «Сент-Пол» шли значительно восточнее на скорости 33 узла. Каждый из них был вооружен девятью 203-мм и двенадцатью 127-мм орудиями.

Третий корабль этого же типа, «Чикаго» шел по левому борту, а далее за ним находились легкие крейсера «Сан-Диего» и «Флинт» с шестнадцатью 127-мм орудиями. Между крупными кораблями находились эсминцы 50-й эскадры, и вместе все корабли Хэлси образовывали катящуюся на север стальную лавину, растянувшуюся почти на сто километров. Когда «Айова» сместился вправо, он заметил, как маленький эсминец «Гатлинг» мягко сместился вправо, занимая прежнее место линкора в строю.

Это не было похоже ни на что, что когда-либо видел Хэлси — длинная цепь отдельных кораблей. Оперативная группа должна была быть плотно сгруппирована, а небольшие корабли обеспечивать разведку и усиливать противовоздушную оборону группы. Но не здесь. Каждый корабль будет сам по себе — в пределах видимости двух других по оба борта, но с очень широкими интервалами. Соображения Фрэзера сначала показались ему нелепыми, но только пока он не увидел то грибовидное облако по правому борту, как и предупреждали его русские. Поэтому они расположили свои корабли таким образом, чтобы если противник ударит по ним еще раз, они не могли выбить больше одного или двух кораблей линии. Это был холодный расчет, но это могло сработать. У них было достаточно кораблей, чтобы поймать противника стальной сетью, и как только вражеские корабли будут обнаружены, их координаты, курс и скорость будут переданы всем остальным, и вся линия бросится на них, словно кнут, и русским придет жестокий конец в холодных северных морях.

Таков был план.

Оперативная группа Хэлси составляла только часть линии. Дальше на западе «Зигги» Спраг покинул «Большой Т» и лично вел вперед более тяжелые корабли на линкоре «Висконсин». По оба его борта держались меньшие, но не менее грозные «Южная Дакота» и «Северная Каролина» с парой легких крейсеров по обоим флангам.

Да уж, подумал Хэлси. Этот кнут был сплетен из стали. Мы идем на север силами пяти линкоров, и как только мы обнаружим этих уродов, мы сообщим на авианосцы и введем в дело 500 самолетов. Бомба у них там или нет, русские откусили больше, чем могли прожевать. Он с нетерпением ждал возможности вцепиться во врага огромными клыками «Могучего Мо», чтобы покончить с этим делом раз и навсегда.

Надеюсь, погода будет с нами сотрудничать и обеспечит чистое небо для хорошей охоты. В последние несколько недель пара тропических штормов изрядно потрепала флот. Тайфун «Фрэнсис» только что прекратился в 180 милях к востоку от Токио, но к широте Токио приближался второй тайфун «Грейс». К счастью, их строй уже ушел далеко на север, однако Хэлси все еще хранил тяжелые воспоминания о большом тайфуне в декабре, после которого немало хороших кораблей оказалось в ремонте, а людей в госпиталях. Тайфун «Кобра» потопил три эсминца, оторвал нос крейсеру, повредил авианосцы и даже линкоры, застигнутые в открытом море.

Теперь он был известен также как «Тайфун Хэлси». Синоптики доложили ему о тайфуне и давали свои указания, чтобы избежать его, но оказались чертовские не правы. В результате он отправил 3-й флот в самый разгар ветров, достигающих 270 километров в час. Они потеряли сто самолетов и, что еще хуже, 790 человек, а Мать-Природа потрепала флот так, как уже не были способны японцы.

Вероятно, те решили, что это был еще один из их «Божественных ветров», подумал Хэлси. Но не в этот раз. Ветер при тайфуне «Грейс» достигал не более 130 километров в час, а барометр не опускался ниже 985. Это означало волнение моря, но не шторм. Он приказал авианосцам выдвинуться дальше на север, чтобы точно избежать проблем, но ожидал, что все будет хорошо.

Флот был столь же силен, как и прежде. Хэлси шел на север, сняв перчатки и будучи готов ко всему. Он вел около шестидесяти кораблей, а за ними находились еще шестьдесят адмиралом Спрюенса, Баллентайна и других. ВМФ США был самым сильным тайфуном в море, и этот тайфун смешался на север.

* * *

Радары «Кирова» показали длинную линию целей, идущих широким строем фронта на север. Некоторое время Карпов изучал обстановку с Роденко, готовясь отдать приказы другим кораблям своей небольшой группы. Линия состояла из тридцати четырех кораблей, идущих с интервалами от 5 до 10 километров. Она растянулась почти на 200 километров, упираясь левым флангом в Курильские острова и уходя далеко на восток в Тихий океан с другого.

— Они применили этот подход в Атлантике, когда мы шли к Ньюфаундленду, — сказал Карпов. — И то же самое британцы планировали сделать на западных подходах к Гибралтару. — Он ясно помнил оценку ситуации, сделанную Федоровым на последнем совещании с адмиралом Вольским в Медине.


«После того, что случилось с американцами, Тови будет опасаться сосредотачивать свои силы в любое подобие единой боевой группы. По этой же причине я полагаю, что он не войдет в Гибралтарский пролив этим вечером, даже если доберется раньше. Нет. Он будет ждать нас у западных подходов, и рассредоточит свои корабли в сеть, которую нам придется прорвать. Как только мы определимся с направлением прорыва, он бросит на нас все силы одним безумным рывком. Его единственная проблема заключается в том, чтобы как можно скорее подойти на дальность огня 356-мм орудий своих линкоров, чтобы получить шанс добиться нескольких попаданий. И будет достаточно всего одного снаряда такого калибра, чтобы решительно переломить ход боя в его пользу.

Затем он услышал свой собственный голос, отвечавший Вольскому.

— Если он рассредоточит свои силы, как предполагает Федоров, мы должны определить для прорыва одну точку, желательно у самого края их линии. Мы можем атаковать и быстро вывести из строя их корабли. У нас недостаточно ракет, чтобы справиться со всеми линкорами в подобных условиях. Но мы можем нанести сильный удар, а затем уйти через пробитую брешь на полном ходу.

У адмирала возникли сомнения. Он услышал тяжелый голос Вольского, видел как тот покачал пальцем перед ним.

— А что если Тови расположит свои линкоры достаточно близко друг к другу для взаимной поддержки? Их орудия имеют серьезную дальность, верно, Федоров?

— Так точно, товарищ адмирал. При достаточной освещенности для прицеливания их зона поражения составляет 28, возможно, до 32 километров.

— Значит, даже если мы выведем из строя один из крупных кораблей, другие, возможно, смогут нас достать. Не слишком хорошая ситуация, Карпов».


Не слишком хорошая ситуация… Для Вольского было типично отбросить самый прямой и очевидный вариант. Он подумал, что адмирал был слишком осторожен. Тогда я посоветовал ему положить по ракете П-900 в каждый из линкоров. Затем предложить переговоры. Враг увидит, что четыре лучших его корабля получили повреждения и загорелись. Даже если одна ракета не нанесет каждому серьезных повреждений, это станет серьезным психологическим ударом.

И то, что Вольский сказал дальше, также пришло ему на ум от понимания того, что враг действует так же, как и у Гибралтара.


«Вот такая обстановка, товарищи офицеры. Я выслушал ваши соображения, и остался еще один вопрос, который мы не обсудили.

— Товарищ адмирал, я правильно понял, что вы не рассматриваете применение специальной боевой части?

— Рассматривал, Карпов, и отбросил этот вариант. Оружие, о котором я думаю сейчас, это наш разум. Мы имеем два варианта. Первый несет значительный риск. Мы прорываемся с боем и надеемся ускользнуть. Это может сработать, если нам повезет. Со своей стороны вы предлагаете ударить противника по лицу и пригрозить ему еще большим, если он не отойдет в сторону. Да, это серьезный подход. В стиле вашего старого знакомого Орлова. Но я предлагаю другое решение. Что если мы поговорим с противником прежде, чем быть его по лицу? Возможно, это сделает его более настроенным на разговор.

— Переговоры? Прежде, чем дать им понять, что мы можем сделать, если они не отступят?

— Именно. Я полагаю, товарищ Карпов, они уже знают, на что мы способны после того, что случилось в Северной Атлантике. Они знают, что мы можем с ними сделать прежде, чем они смогут сделать что-либо нам. Они знают, насколько мы опасны. Они знают все это, и все же они здесь. Это ведь можно счесть проявлением отваги?»


Сначала переговоры. Что же, адмирал, я так и поступил, сказал Карпов воображаемому Вольскому, ощущая странность в том, что его нет и желание, чтобы он здесь был. Когда он был здесь, вся ответственность за вступление в бой и нанесение урона врагу ложилась не только на его плечи. Он мог советовать и предлагать решение, как опытный боевой офицер. Но вся моральная сторона ответственность ложилась на Вольского.

Но адмирала здесь не было. Он находился за много десятилетий от них, ведя собственный бой с американцами. Жив ли он еще, подумал Карпов? Он отправил меня, сделал ход конем, дав мне Краснознаменный Тихоокеанский флот, и все, что он него осталось, продолжало вести бой с американцами.

Сначала переговоры. Вот что из этого вышло. Хэлси все еще был там, полный решимости, как и британский адмирал, и шел навстречу.

— Нам предстоит настоящий бой, Роденко, — тихо сказал он. — Они выставили эту линию с целью найти нас. Наши помехи подавили их радары, и теперь им нужно обнаружить нас визуально.

— Что они и делают, товарищ капитан, — ответил Роденко.

— Я также ожидаю, что скоро появятся самолеты.

Что-то в голосе Карпова выдавало его опустошенность, усталость и желание бросить все. Роденко внимательно следил за капитаном, видя, как его взгляд перемещался по тактическому планшету, отмечая те или иные объекты. Он словно что-то оценивал, делал какие-то выводы, но его движения казались механическими. Он производил впечатление машины, компьютера, занятого холодными расчетами военных операций. Но Роденко понимал, что он был человеком, пережившим за последнее время множество эмоциональных потрясений. Карпов выглядел опустошенным и очень уставшим. Его начал наполнять адреналин, когда флот столкнулся с силами капитана Таннера… Казалось, это было так давно, хотя на самом деле всего несколько дней реального времени назад. Капитан мало спал, и время от времени от него можно было уловить запах водки. У всех людей был свой предел.

Он задался вопросом, что будет, если с Карповым что-то случится. Как ему продолжать бой? Что, если это случится в тот самый момент, когда Карпов решит применить ядерное оружие? Хватит ли ему духу сделать то же самое?

— Что же, я не намерен сидеть здесь и ждать, пока эти самолеты не заполонят собой весь экран радара. Если я замечу, что они начинают собираться над авианосцами, я намерен атаковать их. Если какой-либо их корабль обнаружит нас, утоплю к чертовой матери.

— Так точно, товарищ капитан, — быстро ответил Роденко. Он ясно слышал в голосе Карпова напряжение и близость к краю. Все на мостике ощущали это.

Роденко бросил взгляд на корабельный хронометр. Было лишь вопросом времени, когда американцы приблизятся достаточно, чтобы обнаружить их. Затем появятся самолеты — возможно больше, чем у них имелось ракет. В воздухе начнется дикая резня… И кто-то все же сможет прорваться.

— Товарищ капитан, «Орлан» запрашивает указаний.

Карпов подавленно посмотрел на Николина.

— Скажи им, что я намерен атаковать американцев здесь, — сказал он, указывая на тактический планшет. — На правом фланге. Мы начнем действовать по собственному усмотрению, и определим цели для них. Ка-226 занять позицию, позволяющую нам лучше видеть то, во что мы стреляем. Я намерен пробить брешь в их линии в этом месте и потопить все, что сочту нужным. «Адмиралу Головко» продолжать вести противолодочную оборону силами вертолетов. Сонар в активный режим. Я не хочу сюрпризов.

— Вас понял, товарищ капитан.

Роденко следил за изменением обстановки с каждым оборотом луча сканирования на экране радара дальнего обзора. Он ощутил беспокойство, так как обнаружил что-то, похожее на концентрацию малоразмерных целей на юге. Оператор радара тоже заметил это и повернулся, чтобы доложить, но Роденко поднял руку, давая ему знак молчать. Сообщать плохие новости было его работой.

— Товарищ капитан, наблюдаю крупное воздушное формирование на юге.

Он заметил, как взгляд Карпова мгновенно переместился с тактического планшета на него. Капитал облизнул губы, словно очень хотел пить. Протер лоб правой ладонью. На этот раз в нем не ощущалось уверенности. Его подбородок не был поднят, а глаза казались темными тлеющими углями, а не яркими и живыми. Роденко не привык видеть его в боевой обстановке таким. Не последовало команды внести отметку в журнал о начале боя, как он сделал со всем пафосом перед сражением с «Ямато». Карпов имел вид человека, идущего на свою последнюю великую битву, уверенный, но настороженный и словно обремененный каким-то предчувствием, словно у Наполеона перед Ватерлоо. Спустя мгновение он сказал тихо, но твердо.

— Самсонов, П-400[82] к пуску. Стрельба на предельную дальность, два залпа по восемь. Испортим им праздник.

— Так точно. Целераспределение выполнено, к стрельбе готов.

— Сколько их у нас останется?

— Шестнадцать, товарищ капитан.

— Шестнадцать? А, да. Мы израсходовали половину боезапаса против американцев в 2021 году. Теперь мы используем оставшиеся в 1945 и уничтожим их прежде, чем они смогут представить хоть какую-то опасность. Возможно, на этот раз мы сможем вырвать сорняк с корнем прежде, чем он разрастется.

Карпову вспомнился разговор Вольского с доктором Золкиным сразу после того, как он изложил свой план действий против британцев.

«— Могу сказать тебе, Дима, что он один из лучших офицеров флота.

— Согласен, — ответил Золкин. — Его храбрость вне всяких сомнений. Это очень хорошо, но в то же время это делает его несколько коварным».

Да, я коварен, — подумал Карпов. — А чего еще ждать от падшего ангела?

ГЛАВА 32

Линия двигалась на север долгие два часа, преодолев за это время чуть более 50 морских миль. Хэлси держал три корабля радиолокационного дозора перед основными силами, но все они докладывали о проблемах с радарами. Так что он отдал приказ поставить наблюдателей на крылья мостика и на марсы, и полагаться на бинокли и чистый горизонт.

Эсминец «Фокс» шел впереди, мчась на север на тридцати узлах. Море позади них потемнело — на юге бушевал тайфун, но впереди волны наоборот утихали, а небо прояснялось. Названный в честь отважного лейтенанта морской пехоты Майлза С. Фокса, DD-829 типа «Гиринг», опоздавший на войну, был оснащен новейшим радаром и выполнял функцию корабля передового охранения. Он прибыл в регион в середине августа, как раз после прекращения боевых действий.

Коммандер Джон С. Фаи стоял у штурвала, несколько бушуя из-за того, что радары вышли из строя. Он перевелся сюда с DD-609, USS «Гиллеспи», был участником кампаний у Соломоновых островов и острова Пелелиу, так что не чурался боя. Но экраны радаров были «в снегу», и он быстро понял, что противник ведет противодействие.

— Они рядом, Пем, — сказал он своему старпому Пембертону Саузхарду. — Я ощущаю это. Проверьте все. Я слышу запах хорошего боя, и он будет очень скоро.

— Так точно, сэр, — Саузхард был компетентным офицером, испытывавшим некоторое разочарование от того, что корабль опоздал на войну в Тихом океане. Японцы капитулировали после того, как они ушли с острова Уэйк, и он шутил, что это случилось потому, что они узнали, что «Майлз С. Фокс» идет против них. Он не вполне понимал, что делать по поводу слухов, что они теперь ищут русских, а то пылающее облако на северо-западе произвело на него удручающее впечатление. Все на мостике были напряжены и насторожены. Все понимали, что возникли неприятности.

Первый боевой отчет предоставил энсин Пайн.

— Сэр, по правому борту. Наблюдатели видят инверсионный след.

Коммандер Фаи поднял бинокль как раз вовремя, чтобы заметить это. Что-то спикировало из облаков к самой поверхности моря. Оно приближалось к кораблю, поэтому он немедленно отдал приказ повернуть круто влево и дать полный ход. У корабля было достаточно запасов топлива для внезапного рывку, но ракету нельзя было обмануть настолько примитивным маневром. Она без проблем ударила в переднюю часть эсминца перед орудием номер один. Корабль сильно сотрясся. Начался пожар.

Пожар охватил коридор рядом с отделением подготовки боезапаса номер два, носовой офицерский кубрик, помещение с якорным устройством и саму башню номер один. Командир группы борьбы за живучесть и половина самой группы погибла при ударе и вторичных взрывах. Фаи немедленно приказал направить к носу дополнительные силы. Они обнаружили, что главная пожарная магистраль перебита и начали тянуть шланги с главной палубы.

Да, враг был рядом. Коммандер Фаи сохранил достаточное присутствие духа, чтобы заметить инверсионный след ракеты и прикинуть точку, откуда она была выпущена относительно позиции его собственного корабля. След был также замечен со второго эсминца охранения «Шевальё», и вместе они начали составлять триангуляцию. Через десять минут они решили, что достаточно точно определили координаты противника. Этого не было достаточно для рапорта типа «замечен корабль», но Фаи настоял на передаче сведений Хэлси на «Миссури».

Это стоило им семи погибших и тридцати двух раненых, а «Фокс» был выведен из строя и списан, впервые понюхав пороха, но Хэлси получил то, что хотел. Он определил координаты противника и отдал приказ всем кораблям изменить курс на перехват, исходя из предположения, что противник все еще шел на восток.

Оно было верным.

* * *

Последний «Хэллдайвер» готовился к взлету с «Большого Т», и под его измененным фюзеляжем находилось что-то весьма странное. Техник Джулиан Лоури все еще ломал себе голову по поводу того, что это было — некая толстая 770-килограммовая бомба с крыльями. У нее был большой круглый нос, весь заполненный какими-то сложными приспособами, по крайней мере, так ему говорили, потому что сам он никогда не заглядывал внутрь.

— Это что-то типа яповских ракет?

— Да нихрена, — ответил боцманмат Род Мэдисон. — Япы просто засовывают туда какого-нибудь дурака и летают, как камикадзе. У нас все не так, — отметил он. — У этой фиговины есть свой радар.

— А ты откуда знаешь?

— Мы работали на подвеске боеприпасов, когда приперли эту штуку. Я слышал инструктаж. Там радар, говорю тебе. Вот почему они назвали это «Летучая мышь».

Мэдисон был прав. Перед ними была одна из первых в мире «умных» бомб, именуемая ASM-N-2 «Летучая мышь» или Марк.9. Это был потрясающий результат совместной работу RCA, «Вестерн Электрик» и других заслуженных инженерных компаний. Впервые эти бомбы были испытаны в апреле 1945 на Борнео, где с их помощью были потоплены пара японских транспортников и поврежден корабль сопровождения «Агуни» с дистанции двадцати морских миль. Это были первое настоящее противокорабельное оружие типа «выстрелил и забыл». Бомбы были произведены в количестве более 3 500 штук и предназначались для применения с многочисленных типов самолетов, от бомбардировщиков до гидросамолетов и многоцелевых «Хэллдайверов». Стоимость проекта оценивалась в 700 миллионов долларов, и превосходил его по затратам только Манхэттенский проект. Американцы осознавали, на что способны ракеты и бомбы с радарным управлением и горячо желали создать собственные.

Разработка шла долго, с множеством вариантов под различными названиями, предложенными прежде, чем успех был достигнут в этой. Задача обеспечения наведения снаряда на цель была очень сложна. Впервые она была решена немцами с их планирующей бомбой «Фриц-Х», которая была на самом деле радиоуправляемой и направлялась наводчиком с бомбардировщика. Американцы же хотели обеспечить бомбе собственную радиолокационную систему наведения, хотя одна группа утверждала, что могла легко достичь большего успеха за счет дурацкого, но оригинального решения. Они предлагали разместить в носу бомбы объектив, который бы проецировал изображение цели на белый экран. За ним располагался голубь, обученный клевать изображение, которое за счет чувствительного экрана выдавало бы управляющие сигналы воздушным рулям ракеты! Излишне говорить, что сторонники радара взяли верх.

— Говорят, у русских есть управляемые ракеты, — сказал Лоури. — В прошлый раз нашим летунам дали прикурить.

— Да? Ну дык смотри, Лоури. У нас тоже есть такая хреновина.

— А ты видел здоровую русскую бомбу этим утром?

— Ага, точно. У нас такие тоже есть.

— А ты откуда знаешь?

— Думаешь, у них есть что-то, чего у нас нет? Прочисти башку, Лоури. Мы гоняли раски грузовики и самолеты многие годы. Если у них что-то есть, значит, у нас тоже это есть.

Самолет был подготовлен и вырулил на взлет. Счастливчика в его кабине звали Род Бэйнс. Сигнальщик Билл Томко направлял его флагами. Винт самолета начал набирать обороты и он уже готов был дать команду на взлет, когда кто-то указал на небо. Он обернулся и сначала увидел только мощные группы «Хэллкэтов», собиравшихся в ударную группу, чтобы направиться на север. Затем он заметил, как Лоури и боцманмат раскрыли рты, а в небе появились тонкие полосы, приближающиеся так быстро, что едва можно было поверить, что что-то могло лететь настолько быстро. Ракеты ударили в плотные группы самолетов с оглушительными взрывами. Он увидел, как три самолета попали в первый огненный шар и их пылающие обломки рухнули с неба, словно раненые ангелы.

Голуби у русских тоже были.

— Твою ж мать! Смотри! Это что еще?

Появившиеся с севера ракеты, всего восемь, ударили прямо в рой самолетов над их головами. Сигнальщики застыли, глядя неверящими глазами на то, как ракеты начали взрываться одна за другой. В этом было что-то несправедливое, словно на боксерском матче два бойца стали перед рефери лицом к лицу и один ударил другому в челюсть прежде, чем начался раунд. Самолеты сломали строй и бросились врассыпную во все стороны, словно потревоженные пчелы.

Когда потрясение и изумление прошли, на летной палубе начал ощущаться гнев. Лоури потряс кулаком Бэйнсу, словно хотел заставить того свершить заслуженную месть. Билл Томко дал ему сигнал флагами, указывая на нос корабля.

— Давай, грохни этих сукиных детей, понял? — Его «Хэллдайвер» рванул вперед, «Летучая мышь» под фюзеляжем отправилась на войну.

А затем появилась «летающая рыба» и начался полный хаос. Кто-то указал на левый борт корабля.

— Эй, глядите! Еще ракеты, идут быстро!

Старшина-артиллерист Бенни Бенсон едва успел заметить их — три ракеты летели над морем на предельно малой высоте, оставляя за собой белые хвосты. Он смог хорошо рассмотреть две из них за секунду, когда они повернули и направились к легкому авианосцу «Монтерей». Третья пошла прямо на «Большой Т», приближаясь с ревом, не похожим ни на что, что он слышал раньше. Ослепительный огненный шар вспыхнул у левого борта, когда ракета пробила тонкую броню и ворвалась в ангар. Им повезло, что все самолеты успели взлететь. Самолет с «Летучей мышью» взлетал последним за счет тяжелой нагрузки.

Бэйнс оглянулся через плечо, увидев пожар на «Тикондероге» и сжал зубы, а затем покачал крыльями на прощание всем, оставшимся на летной палубе. По крайней мере двадцать ангелов упали с небо от ударов молниеносных ракет по плотным формированиям. Ставки были сделаны. Оставшиеся самолеты ударной группы разлетелись во всех направлениях и заняли разные высоты, как им и было сказано на инструктаже, и направились на север. Угроза ракет не могла позволить им собраться снова.

* * *

Карпов начал с авианосцев противника. Получив данные по ним при помощи системы ДРЛО на вертолете Ка-226, Самсонов дал два залпа по восемь ракет П-400 по каждой авианосной ударной группе, надеясь заставит вражеские самолеты врасплох. Восемь ракет, нацеленные на группу Спрага, сбили более двадцати самолетов, аналогичные результаты принес удар по авианосцам Хэлси. Но и союзники теперь были научен горьким опытом. Их авианосцы немедленно бросились врассыпную вместо того, чтобы идти сосредоточенной боевой группой. Каждый прикрывали два эсминца, в особенности после того, как три П-900 поразили «Тикондерогу» и «Монтерей». Последний получил тяжелые повреждения от двух ракет.

Этот удар изменил всю будущую историю, хотя Карпов никак не мог узнать об этом. Дежурным по кораблю на «Монтерее», был Джеральд Р. Форд, будущий вице-президент при Ричарде Никсоне, впоследствии ставший 38-м президентом Соединенных Штатов. Когда-то ему было суждено стать самым долгоживущим президентом в истории США — он прожил 93 года и 165 дней, но теперь все изменилось в дыму и пламени удара «Испепелителя»[83]. Дежурному по кораблю не было суждено покинуть корабль живым.

Это изначально стало сражением на истощение. Удары по авианосным группам израсходовали все П-900 «Киров», кроме одной. Осталась только ракета?10, которая все еще была оснащена специальной боевой частью. «Киров» все еще имел в запасе семнадцать ракет «Москит-2», девять «Старфайеров» и последнюю П-900. Два других корабля несли еще тридцать ракет. Единственный вопрос заключался в том, будет ли этого достаточно, чтобы ослабить американскую военную мощь конвенциальными средствами, или же они будут вынуждены принять более жесткие меры.

По мере того, как сражение разгоралось, Карпов, наконец, полностью начал понимать своих противников. Американцы не намеревались отступать. Они намеревались продолжать атаку всеми силами, имевшимися у них в распоряжении, как и британцы. Разве я не сделал бы также, подумал он? Разве я не должен сделать это же здесь и сейчас? Я позволил призракам Вольского и Федорова смутить меня, и Золкин тоже не помог мне. Это была война, да, война, которую я сам породил, но все равно война.

Он еще раз обдумал ситуацию и принял решение. Если он не сможет сохранить достаточно огневой мощи для дальнейших действий, он умрет, его корабль будет потоплен и все закончится. Чтобы этого не случилось, он должен был показать американцам, что его действия не были блефом. Учитывая диспозицию вражеских сил, он легко мог пробить брешь в американской линии без помощи ядерного оружия и уйти в Тихий океан.

Они не собирались вести переговоры. Его мысли о том, чтобы сесть за стол с Макартуром, Нимицем и Хэлси были пустыми фантазиями. Это были люди войны, и их ответом на его вызов стала мобилизация всей мощи своего флота для его уничтожения. Вольский был прав, по крайней мере, в одном. Как они станут вести переговоры после всех потерь, которые они уже понесли в этом столкновении?

Он раздраженно покачал головой, понимая, что при всей своей силе его корабельная группа все равно оставалась мелким игроком, опасным шахматным конем, не способным, тем не менее, поставить противнику мат собственными силами. У него были два варианта. Он мог направиться во Владивосток и надеяться, что сможет укрыться там от гнева флотов Союзников. В этот период советский Тихоокеанский флот не стоил упоминания, однако на Дальнем Востоке имелись мощные сухопутные силы. Если бы американцы решились атаковать, им пришлось бы высаживать десант на советскую территорию.

Затем он словно провалился в бездонный колодец, вспомнив всю ту бюрократию, встретившую их во Владивостоке 2021 года. Вольского там не будет. Это будит сталинский Советский Союз, и генеральный инспектор Капустин и его цепной пес Волков представлялись мне чем-то отвратным, сталинский НКВД будет во много раз хуже[84]. Идти домой означало идти на определенный риск. Ему придется выйти из бухты Золотой Рог парией для собственной страны, а не гордым воином, возглавившим флот в 2021 году.

Но что еще ему оставалось? Роденко советовал сбежать в Тихий океан и перевести дух. Возможно, в дальнейшем они смогут договориться с американцами. Теперь он понимал, что ощущал Люцифер после свержения с небес. Уйдя на восток они станут изгоями, блуждающими по морям и преследуемыми всем миром. Каким же все казалось простым дни назад, когда американский флот собирался в Токийском заливе. Он полагал, что может сделать решительный шаг и изменить все, но теперь он понял, что мир не собирается покориться его воле без боя. Все было не так просто.

— Роденко, нам нужно пробить брешь в их строю. Затем мы пойдем на прорыв на максимальной скорости.

— Есть данные с Ка-226, товарищ капитан. Противник окажется в зоне действия «Фрегата» в любую минуту.

— Хорошо. «Головко»[85] шесть ракет к пуску, двумя залпами по три. Первый залп по этому кораблю, — он указал на планшет. — Есть данные по нему?

— Так точно, товарищ капитан. Николин прослушивает переговоры между кораблями. Это тяжелый крейсер.

Карпов указывал пальцем на «Сент-Пол».

ГЛАВА 33

Это был замечательный тяжелый крейсер, быстрый, достаточно защищенный, с приличным вооружением в виде девяти 203-мм орудий. Их дополняли двенадцать 127-мм универсальных орудий, сорок восемь 40-мм «Бофорсов» и двадцать четыре 20-мм орудий «Эрликон», обеспечивавших кораблю значительный возможности ведения противовоздушной обороны в роли корабля внешнего прикрытия скоростных оперативных групп, выигравших войну на Тихом океане. Всего было построено семнадцать кораблей этого типа, но только семь из них встали в строй до окончания войны. «Сент-Пол»[86] был одним из них. Он был введен в строй в последние дни войны, когда авианосцы Хэлси совершали свои последние налеты на Хонсю и Хоккайдо. Крейсер также участвовал в обстрелах японских объектов на побережье и удостоился чести сделать последний залп с капитального корабля в эту войну.

Враг так и не смог достать его в ходе его короткой службы, но вскоре судьба «Сент-Пола» круто поменялась. Случилось что-то, чего не могли предотвратить все его многочисленные зенитные орудия. На экранах радаров не было ничего кроме снега, и операторы заметили приближающиеся ракеты в последний момент. «Адмирал Головко» выпустил три ракеты «Оникс» в соответствии с приказом Карпова. Они разогнались до скорости 2,6 Маха и поразили корабль тяжелыми ударами с интервалами десять секунд, вызвав пожары от носа до кормы. Как и многие враги Карпова, экипаж корабля так и не увидел того, что нанес этот молниеносный удар.

Хэлси получил сообщение об этом, когда проводил совещание на боевом мостике «Миссури», определяя предположительные координаты противника на основе сообщений с кораблей радиолокационного дозора. «Айова» шел примерно в десяти километрах по его правому борту, уже начав менять курс для перехвата противника. По его приказу «Могучий Мо» выполнил поворот на пятнадцать градусов вправо, вспенивая море на скорости 30 узлов.

— Откуда у русских эти чертовы ракеты? — Капитан корабля Стюарт С. Мюррей пытался осознать происходящее. — Мы должны были что-то узнать об этом.

— Видимо, мы что-то знали, — сказал Хэлси. — Или, по крайней мере, британцы. Этот гриб, который мы видели сегодня утром, вызвало то же самое оружие, которым они потопили «Миссисипи» и ОГ-16 еще до войны. Адмирал Фрэзер говорит, что британцы уже сталкивались с этими русскими — они полагают, что это мятежный корабль. Раньше он был один. Теперь, согласно докладам, их три. То есть там, по крайней мере, три вражеских корабля. Никто не знает, откуда они взялись и зачем. Даже советское руководство утверждает, что они ничего не знают об этих кораблях, но они там — морские черти, которые только что атаковали «Сент-Пол». А он так и не сделал ни одного выстрела в ответ.

На ум пришли слова Фрэзера, от которых ему стало большее, чем от сообщений о «Сент-Поле». «Дело в том, адмирал, адмирал, что это не обычный корабль. Как я говорил ранее, он быстр и оснащен передовым вооружением — противокорабельными ракетами, и может наносить удары с огромной дистанции, даже дальше, чем 406-мм орудия. Если взглянуть на эту чертову штуку, как сделал я в одну черную ночь, он похож на линкор. На нем нет орудий серьезнее 127-мм скорострелок, но он смог превратить «Ямато» в металлолом.

— Ну что же, Лучезарный, — Хэлси обратился к капитану по прозвищу, чтобы перевести разговор в более личное русло. — Посмотрим, насколько хороши эти линкорыта типа «Айова». Я полагаю, что противник прорывается в Тихий океан. Они видят, что мы делаем и пытаются пробить брешь в нашей линии, атаковав «Сент-Пол». Я полагаю, что они направляются именно туда, и мы тоже. Хорошо то, что мы идем правильным курсом для перехвата. Плохо то, что когда этой поймет Карпов, на нас полетят ракеты. Удвойте группы борьбы за живучесть на «Айове» и «Миссури». Выложите дополнительные пожарные шланги. Снимайте людей с любых постов, которые сочтете возможными. Если эти диаграммы верны, и враг там, где мы полагаем, мы выйдем на дистанцию визуального обнаружения в течение часа.

— Еще пару часов будет достаточно светло, — ответил Мюррей.

— Это будет необходимо. Оповестите всех. Артиллеристы не смогут полагаться на радар. Я бы поставил наблюдателей все площадки и мачту — даже на саму антенну радара. Нам придется действовать по старинке. Каким-то образом они смогли вывести из строй все радары на этом корабле.

— Это просто в голове не укладывается, адмирал. Как русские могли настолько обойти нас? В начале войны они даже не могли выпускать грузовики, которые были им нужны. Как они могли построить корабли, способные на все это, да еще так, чтобы мы об этом ничего не знали?

— Чего языком чесать, — сказал Хэлси. — Ладно, я намерен очень пристально посмотреть на эти корабли, причем лично. Убедитесь, что «Миссури» готов к бою.

— Так точно, сэр, — Мюррей обрадовался этому приказу, но затем оглянулся через плечо. — А если они сбросят на нас еще одну такую большую хреновину? Что тогда, Бык?

Глаза Хэлси блеснули темным огнем из-под седых бровей.

— Мы будем координировать атаку с авиацией, — сказал он после долгой паузы. — Уроды пытались показать нам подлый прием, но нас все больше и мы идем прямо на них. «Коупенс» получил повреждения, но авианосцы в порядке. Они сохраняют боеспособность, хотя я и приказал им отойти южнее.

Мюррей обратил внимание на то, что Хэлси не ответил на его вопрос, но ничего не сказал.

* * *

В тысяче миль от них другие люди готовили ответ на этот вопрос. На аэродроме Норт-Филдс на острове Тиниан кипела работа. Большие серебристые В-29 двадцатой воздушной армии выкатывались из ангаров и готовились к боевому вылету. Американцы заняли этот стратегически важный остров чуть больше года назад, в июле 1944, и это означало, что у «Суперкерпостей» появилось место для отдыха поблизости от территории Японии. Изначально Норт-Филдс именовался Уши-Поинт, будучи местом базирования японских разведывательных самолетов, до тех пор пока 1500 солдат американских инженерных частей не создали здесь целую сеть взлетно-посадочных полос, стоянок и ангаров.

Для этого им потребовалось переместить тысячи тонн кораллов и земли, построив то, что стало крупнейшим аэродромом своего времени, занимающим всю северную часть острова. Здесь базировалось 265 бомбардировщиков В-29, наносивших удары по Иводзиме, Окинаве, сжигавших крупные города Японии в последние месяцы войну. Бомбардировщики должны были поддержать операцию «Олимпик» — запланированное вторжение на территорию Японии, но император пришел в себя и капитулировал несколько дней назад.

Но ничего еще явно не кончилось. Поступили сведения, что силы Хэлси вели бой, хотя мало кто знал подробности происходящего. Они знали только то, что им сообщили. Затем все увольнительные были отменены и всем было приказано находится на местах. Подразделения, обслуживающие полосу А и вовсе были почти что заперты в своих «Куонсетовских хижинах» под присмотром военных полицейских и хмурых старшин. Что-то случилось.

— Что думаешь, Джей-Эс? Почему они заперли нас здесь? — Двое солдат инженерных частей пытались разобраться в случившемся, надеясь, что их вовремя отпустят в столовую и они все-таки застанут там что-нибудь особенное в честь окончания войны. В меню точно что-то было, но никто, похоже, не знал, что происходит. Прошло много времени с тех пор, как кто-либо из них видел любые признаки японцев.

Последний раз он видел их во время налета семь месяцев назад. По периметру аэродрома были установлены три наблюдательные вышли. Он тогда находился на летном поле, занимаясь проверкой, когда с одной из вышек заметили противника и включили сирены, завывшие по всему острову. Затем он увидел их. Пара яповских «Зеро» сверкнули крыльями на солнце и зашли в атаку. Он никогда так работал собственными руками, пытаясь закопаться в утрамбованную поверхность, которую отчищал от серого коралла последний час.

«Зеро» пронеслись прямо над полем, грохоча пулеметами, и он видел, как струи трассеров бьют прямо в утрамбованную землю летной полосы. Они шли прямо на него, с обеих сторон, пара снарядов ударила всего в полуметре от него. Затем вражеские самолеты исчезли, преследуемые синими истребителями*. Это был последний сюрприз, который японцы смогли преподнести американцам на острове, и Джей-Эс после войны с гордостью рассказывал об этом всем своим девяти детям. Да, на него свалилось такое счастье после того, как он вернулся домой, и он всегда говорил своим карапузам, что их могло бы и не быть на свете, если бы японский пилот не промахнулся на полметра.

— Знаю не больше твоего, — сказал он. — Но готов поспорить, что это связано с новыми самолетами, прибывшими для 509-й.

В этот день ожидалось что-то более интересное, чем новое меню. Джей Эс был прав. Пару очень необычных самолетов 509-й специальной авиационной группы выкатили со стоянки и переместили в секретный ангар. Один из них пару дней назад получил собственное имя — «Энола Гей». Как-то раз он смог взглянуть на него и первым, что он заметил, было то, что у самолета не было пушечных установок, а бомбоотсек выглядел как-то совершенно неправильно, но в целом самолет ничем особенным не отличался от остальных самолетов 6-й бомбардировочной группы с большим «R» в круге на хвосте. Весь последний месяц они загружали в него странные «тыквенные бомбы», как это прозвали техники, и выполняли облеты Японии. Он понятия не имел, что по своим массогабаритным характеристикам они были аналогичны другой, очень специфической бомбе, и «Энола Гей» готовился к очень особенной операции.

На днях они присвоили самолету это название, что было еще одним намеком на то, что что-то намечалось. Джей Эс видел, как Алан Карл занимался нанесением рисунка под бдительным взглядом коммандера Роберта Льюиса. Нельзя было смотреть под руку тому, кто рисовал эмблему на самолете! Джей Эс был из инженерных частей флота, но даже он это знал!

Инженерам-строителям пришлось соорудить специальную траншею для погрузки бомб на самолеты 509-й группы. Никто не мог сказать зачем, но это никого не волновало. Они просто сделали свою работу как положено.

Джонни ничего не знал об этом, но вскоре узнал. В ту ночь база жужжала, словно пчелиный рой, словно это был еще один военный день, в который ожидалась крупная операция. Несколько сот В-29 поднялись в воздух и направились на север. Среди них был один очень особенный самолет, окруженный таким количеством с виду совершенно одинаковых, что нужно было чертовски много удачи, чтобы поразить именно его. Таким образом «Энола Гей» мог доставить к цели бомбу… Очень необычную бомбу.

Таков был план.

* * *

Линкор «Айова», бортовой ВВ-61 шел на восток, вспенивая море изящным носом. Капитан Чарльз Уэлборн уже нюхал порох и рвался в бой. Враг атаковал крейсер «Сент-Пол», и хотя тот тонул, он успел сообщить о «трех кораблях, курсом на ЮЮВ от нас, скорость тридцать». «Айова» шел столь же быстро и правильным курсом перехвата. Бой начнется в течение часа.

«Большая дубина» был готов — все десять 406-мм орудий с длиной ствола 50 калибров, лучшие в мире. Будучи головным кораблем своего типа, он удостоился от секретаря военно-морского флота Фрэнка Нокса эпитета «величайший корабль, когда-либо созданный американской нацией». Это было верно до тех пор, пока не были введены в строй «Миссури», «Висконсин» и «Нью-Джерси», но как головной корабль «Айова» пользовался особым статусом.

«Айова» нес службу в Атлантике, на случай, если немецкий линкор «Тирпиц» решиться появиться в отрытом море, чего так и не случилось. Затем он был переведен на Тихий океан, под командование таких людей как Спрюенс, Хэлси и Ли. За все это время линкор подвергся лишь паре попаданий японских береговых батарей, которые выдержал без малейших проблем. Один матрос заработал легкий порез на лице, но более ни один человек на его борту не был ранен.

Экипаж ликовал по поводу известий о капитуляции Японии, что было с размахом отмечено в тот же день, когда Хэлси сделал свое обращение к флоту. Чтобы накормить 2 500 человек ушло немало времени. В этот день на «Айове» было подано 907 литров томатного супа-пюре, 108 килограммов соленых крекеров, 1290 килограммов индюшатины «Янг Том Тарки», 8,2 килограмма клюквенного соуса, 2,7 килограмма шалфея, 679 килограммов картофельного пюре, 4 500 булок «Паркер Хаус Роллс», 23,8 литров сладких солений, 543 килограммов пирожков с вишнями, а в качестве специального угощения 2800 пакетов конфет, 2800 пачек сигарет, 238 литров мороженого и 2419 литров лимонада. Они шли в бой сытыми и довольными, с уверенностью, порожденной долгими месяцами в море и ощущением собственной непобедимости.

Корабль мчался навстречу самому серьезному бою в своей короткой карьере. Длинный изящный киль разрезал море на скорости 33 узла. Турбины толкали 52 000 тонн вперед с такой скоростью, чтобы было невероятным подвигом, повторить который не был в состоянии ни один другой линкор. Скорость, огромная огневая мощь и превосходная защита позволяли многим считать эти линкоры лучшими из когда-либо спроектированных и построенных. «Айова» почти получил возможность сразиться с «Ямато» во время Филиппинской кампании, однако теперь он столкнулся с кораблем, который победил этого монстра, и при этом враг был не один. По поступившим сообщениям вперед находилась небольшое быстроходное русское соединение, и они быстро приближались. Один из этих кораблей был линейным крейсером, два других — крейсер и эсминец[87]. По крайней мере, так сообщили с «Сент-Пола».

«Айова» был не один. На севере тяжелый крейсер «Бостон» спешил на юг к точне перехвата, и его 203-мм орудия были готовы к бою. Линкор также сопровождал эсминец «Ингерсолл», но ему было приказано оказать помощь «Сент-Полу». Первыми врага заметили с высокой главной мачты «Айовы». Берт Кук из Ватерлоо, штат Айова, был первым, кто заметил русских — три, как и сообщали корабли передового дозора. Но это были не корабли, а лишь странные огни в небе.

Это были приближающиеся ракеты.

* * *

Российская группа мчалась на восток, проходя в непосредственной близости от поврежденного «Сент-Пола». Карпов внимательно следил за этим кораблем, а орудийные башни «Кирова» были готовы открыть огонь при обнаружении любых признаков жизни. Однако все прошло без инцидентов. Пылающий крейсер медленно дрейфовал с крупной зияющей дырой в борту, где «Оникс» пробил 152-мм броню. К ним двигались еще два корабля — крупный с юга и второй, намного меньше, с севера.

— Мне приказать «Головко» дать второй залп «Ониксами»? — Спросил Роденко у Карпова.

— Прикажите им взять на сопровождение второй крейсер на севере, как им и было приказано раньше.

— Так точно. Но это их последние П-800. У них останутся еще восемь П-900.

— Я умею считать ракеты, Роденко. Этого более чем достаточно. «Головко» должен заняться вторым крейсером и обеспечивать противолодочную оборону. «Орлану» поставлена задача не стрелять и полностью сосредоточиться на противовоздушной обороне. Что касается крупной цели на юге, я полагаю, что это американский линкор. — Он посмотрел Роденко в глаза. — Все честно. Это задача для «Кирова».

ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ ВОЙНА В РАЮ

«И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.

— Откровение Иоанна Богослова, глава 12, стихи 7-9

ГЛАВА 34

«Айова» все еще носил камуфляжную окраску, будучи единственным кораблем своего типа, полагавшемся на окраску в деле маскировки. Разводы камуфляжа были плавными и включали больше кривых, но их предназначение было все тем же. Не дать человеческому глазу определить размер и скорость цели с большой дистанции.

После поединка с «Ямато» Карпов не горел желанием взглянуть на американский линкор собственными глазами. Он был абсолютно убежден к том, что единственным серьезным преимуществом «Кирова» в морском бою была дистанция. Корабль мог вести бой как авианосец, нанося удары в пределах 370 километров — дальности ракет П-900. Однако после удара по американским авианосцам в боезапасе осталась только одна ракета этого типа. Это окупилось повреждением четырех кораблей — «Монтерея» и «Тикондероги» в группе «Спрага» и «Коупенса» и «Шангри-Ла» в группе Хэлси. Но только «Коупенс» получил достаточные повреждения, чтобы утратить боеспособность, получив два попадания, повредивших ходовую часть и гидравлические системы. «Монтерей» тоже хромал после двух тяжелых ударов, но остальные скоростные авианосцы американского флота были целы и относительно невредимы. Пожары были взяты под контроль, а корабли сместились дальше на юг, чтобы избежать новых ударов. Карпов не мог тратить на них ракеты — на него надвигались американские линкоры.

Необходимость прорыва через американский строй означала, что в момент сближения бой начнется на малой дальности. Карпов намеревался нанести повреждения противнику до того, как это случится. Он решил начать с настоящих «рабочих лошадок» своего корабля — смертоносных «Москит-2». Корабль вышел из Владивостока, имея на борту стандартную загрузку из двадцати ракет этого типа. Три из них уже были израсходованы. Он решил начать бой с «Айовой» с трехракетного залпа.

Но и проблемы с ракетами становились очевидными. Они вышли в море, намереваясь вести бой с современными кораблями. Ни одна ракета не была перепрограммирована для удара по траектории, делающей их опасными для кораблей эпохи Второй Мировой войны. «Москиты-2» поражали цели, двигаясь над самой кромкой воды, и их точность фактически работала против них, направляя их прямо в бортовую броню наиболее защищенных кораблей, которых видел мир.

Тем не менее, удар сверхзвуковой «бомбы» с бронебойной боевой частью, летящей на скорости Мах 2,6, был значительным. Ракетам предстояло преодолеть 305 миллиметров закаленной стали, рассчитанной на то, чтобы выдержать удар 900-килограммового снаряда. «Москиты» имели боевую часть 450 килограммов, но их удары были сокрушительны из-за воспламенения остатков топлива, добавляющего огненного ада ко взрыву[88].

Огромный корабль покачнулся от удара. Бушующее пламя взвилось выше бортов и охватило верхнюю палубу. Три удара пришлись с интервалом десять секунд и вызвали колоссальный пожар на миделе. По всему кораблю раздались сирены тревоги. Группы борьбы за живучесть бросились на левый борт, таща пожарные рукава, и принялись заливать бушующий ад. Огонь подобрался к батарее 127-мм орудий настолько близко, что одна из сдвоенных установок начала натурально плавиться, так как пламя ракетного топлива раскалило ее докрасна, достигнув 1800 градусов.

Тем не менее, огонь слишком быстро поглотил все, что могло гореть, а сотни тренированных людей действовали быстро. Издали могло показаться, что «Айова» превратился в пылающий огненный шар, но вскоре дыма стало больше, чем огня, а когда и дым развеялся под напором ветра, оказалось, что почерневший броневой пояс остался в целом нетронутым. Две из трех ракет не пробили его, а третья ударила в длинный высокий нос корабля. Огонь пронесся по коридорам в районе башни номер один, но вскоре пожар был взят под контроль, и жизненно важный отсеков удар не затронул.

Слава тебе Господи за броню, подумал капитан Уэлборн. Он удара мы закачались, словно боксер, улетевший на канаты от удара в живот. Но с «большими дубинами» все в порядке, рассудил он, глядя на огромные башни. Если бы только у меня была цель! А затем он понял, что ракеты давали ему точный пеленг на цель. Дымные следы указывали место, откуда они были выпущены. Все, что мне нужно, это определить пеленг и обнаружение врага станет только вопросом времени, но как определить дальность? Горизонт был почти в тридцати пяти километрах, солнце начало садиться после 18.00. Закат произошел в 20.56, но в этих высоких широтах было еще достаточно светло[89]. Если они продолжат сближение, то вскоре он увидит силуэты вражеских кораблей на фоне яркого неба.

Но «Айова» мог вести стрельбу и за горизонт. Его орудия были способны отправлять огромные 1223-килограммовые снаряды на 44 километра. Уэлборн не собирался ждать, когда противник атакует его снова не отвечая, и приказал башне номер один открыть огонь. У них не было никакого огневого решения, они даже не видели цели, просто знали ее пеленг, но огромные орудия дали залп. «Айова» прочистил горло, и ударная волна сбила последние остатки пламени в передней части палубы.

Грохот огромных орудий ободрил членов экипажа, и именно на это рассчитывал Уэлборн. Не лежать на канатах. Бить в ответ, видишь противника или нет. Через минуту 3670 килограммов металла вспенили океан. Враг увидит это и поймет, что мы целы и готовы к бою.

* * *

Они это видели. Роденко доложил о том, что наблюдает приближающиеся снаряды, словно это были ракеты. Как ни странно, они появились из-за горизонта, а затем легли точно по их курсу всего в нескольких тысячах метров впереди «Орлана». Ослепший и нокаутированный «Айова» ударил в ответ, едва не попав им в подбородок. «Орлан» находился ближе к месту падения снарядов, и с него ясно видели огромные гейзеры, взлетевшие над морем.

— Роденко, я полагал, мы подавили их радары управления огнем, — раздражение Карпова было очевидным. Снаряды легли намного ближе, чем следовало.

— Так точно, товарищ капитан. Они никак не могут видеть нас через поставленные помехи.

Карпов в одно мгновение понял, что произошло.

— Пятнадцать влево, — скомандовал он рулевому. — Они ведут огонь по следам наших ракет. Мы должны менять курс после каждого залпа. Самсонов, три «Москит-2» к пуску. Ка-226 обеспечить визуальный обзор этого корабля. Я должен увидеть, какие повреждения им нанес первый залп.

Роденко нервно следил за экраном системы «Фрегат», все еще получавшей данные от вертолета. Он заметил что-то, похожее на грозовой фронт на юге, а затем понял, что это было.

— Наблюдаю цель, — рефлекторно доложил он. — Воздушная групповая цель, пеленг 190, скорость 400, курсом на корабль.

— Дистанция?

— По показаниям Ка-226 двести километров. «Фрегат» обнаружит их примерно через пять минут[90]. После этого им потребуется около двадцати минут, чтобы достичь нашей позиции.

Капитан кивнул головой, положив руку на подбородок. У них осталось шестнадцать П-400. Не считая них, у них имелся ЗРК средней дальности «Кинжал», в зону досягаемости которого цели еще не вошли. Настоящим ядром противовоздушной обороны соединения был «Орлан». Корабль располагал 152 быстрыми, как молнии зенитными ракетами и был готов к бою.

— Николин, «Орлану» занять наш новый курс и готовность к воздушному налету. В скором времени он нам будет нужен.

Сколько там самолетов, думал он? Цели шли сплошным облаком, как это описал Роденко, плотным и широким. Несмотря на его упреждающий удар по американским авианосцам, им удалось поднять в воздух значительные силы палубной авиации. И все, что пройдет через заградительный огонь, прибудет как раз в разгар боя с линкором.

Расклад был прост. Они могли выпустить сотню снарядов ради одного попадания. Так говорил Федоров. Наш боезапас ограничен, но мы добиваемся попадания каждой выпущенной ракетой. На «Кирове» осталось еще двадцать четыре противокорабельные ракеты, но он знал, что каждая из них достигнет цели. Меньшие легкобронированные корабли, такие как крейсера и эсминцы, они разрывали на части. Но огромным линкорам они наносили тяжелые, но не смертельные раны. Что мы сделали с «Ямато», подумал он, но все равно не смогли его потопить… Я не могу тратить драгоценный боезапас на попытки пробить тяжелую броню этого корабля.

— Самсонов, «Москиты-2» настроены на выполнение «горки»?

— Так точно, товарищ капитан. Это лишь нужно выставить при целеуказании.

— Три ракеты настроить на «горку». Готовность к пуску. Я полагаю, первый залп ударил по их броне. Нам нужно лучшее огневое решение.

Второй залп «Айовы» лег значительно дальше, так как они изменили курс. На этот раз целых девять снарядов. Карпов улыбнулся, понимая, что он был прав. С помехами все было нормально. Американцы просто стреляли наугад. Это было проявлением шока и непонимания. Так действовали итальянцы, так же действовал и капитан «Кирисимы» Ивабути, преследуя нас в темноте.

— Носовые орудия к бою, — сказал Карпов.

— Так точно. Орудия к стрельбе готовы.

— Открыть огонь. Шестнадцать снарядов. Покажем им, на что способна высокоточная артиллерия.

Пришло время танцев с ударами.

* * *

Первые снаряды ударили перед самым носом, поразив всех на мостике «Айовы». Они падали парами, очевидно, стрельба велась из сдвоенного орудия, и по размерам всплесков Уэллборн понял, что их калибр был не менее 127-мм.

— Кто это стреляет, черт возьми? — Крикнул он, решив, что один из эсминцев выскочил на сцену, приняв его корабль за вражеский. Однако ни в одной четверти не было видно ни одного корабля. Они были совершенно одни в море, а небо тоже было чистым. Снаряды падали словно с самих небес.

— Вахтенный, есть ли какие-либо цели?

— Сэр, это верхняя палуба. Все чисто…

— Постойте! С главной мачты наблюдают корабль, пеленг 340!

Уэлборн ничего не увидел в том направлении, а в следующее мгновение раздался глухой удар и взрыв. Корабль получил попадание снарядами малого калибра. На правом борту вспыхнуло одно из сдвоенных зенитных орудий «Бофорс». Затем снаряды ударили по длинному наклонному форштевню корабля.

— Штурман, дистанцию до горизонта — живо! Рулевой, десять вправо.

Капитан увидел новый взрыв, прямо на башне номер 1. Дым развеялся, и он ощутил, как на сердце полегчало. Она была защищена 500-мм броней, и словно даже не обратила внимания на снаряд малого калибра. Напряженно подождав, он оглянулся через плечо на штурмана.

— Сэр, по показаниям с главной мачты до горизонта 19 с половиной миль.

Это невозможно, подумал капитан. Он все еще ничего не видел на горизонте, однако мачта «Айовы» имела высоту 50 метров над водой. Прибавить к этому высоту любой цели вдали, и можно будет правильно определить дальность до горизонта.

— В ярдах, черт тебя бери!

— Сэр, есть, сэр. Дистанция до горизонта… Три четыре три два ноль.

Капитан подошел к самому иллюминатору, поднял бинокль и пристально всмотрелся в далекий горизонт, наконец, заметив, как ему показалось, какую-то тень на чистой поверхности моря.

— Старший артиллерист, все орудия на три пять ноль! На дистанции 33 000 ярдов открыть огонь!

Еще один взрыв возвестил о попадании малокалиберного снаряда. Он знал, что у него есть считанные секунды. Мимолетный момент первого контакта, когда известная дальность до горизонта могла обеспечить точную дистанцию до цели. Он знал, что дальномерные расчеты тоже работают над этой проблемой, но «Большая дубина» даст залп прежде, чем они закончат. Вражеский корабль мог повернуть в любую секунду, и они потеряют и пеленг и дальность.

Затем огромные орудия грохнули снова. Оглушительный рев огненного шара сотряс воздух, подняв волны в сотне метров от корабля и буквально снес гейзеры от еще двух вражеских снарядов. За ним пришло облако белого дыма, и Уэлборн посмотрел на север, высматривая вражеский корабль. Это были морские орудия, подумал он, улыбаясь про себя. Они так привыкли полагаться на радар, что на одних оптических дальномерах работали на износ. Давайте, ребята, подумал он. Сделайте все как надо.

* * *

Карпов усмехнулся, видя на экране картинку, передаваемую от оптической системы высокого разрешения Ка-226. Он видел, как снаряды накрыли вражеский корабль и четко заметил несколько попаданий.

— Интересно, они вообще поняли, что это было? — Сказал он Роденко. — Слегка пожали им челюсть перед тем, как загнать пару ракет в дымовые трубы.

Но где были те бушующие пожары, которые он ожидал увидеть? Он знал, что все три ракеты поразили цель. Почему корабль не горел, как «Ямато»? Затем он увидел ослепительную вспышку и сначала подумал, что корабль взорвался, но он не взорвался. Он увидел как «Айова» дал залп главным калибром.

— Роденко, дистанция?

— 33 200 метров, товарищ капитан.

— Мы что, прошли горизонт? — Карпов потянулся к биноклю — да, он смог заметить яркую вспышку над поверхностью моря.

— Пятнадцать влево! Всем кораблям изменить курс.

— Есть пятнадцать влево, курс сорок градусов.

Он смотрел, как корабль выполнил резкий поворот, слышал, как Николин передает приказ Ельцину и Ряхину. «Орлан» немедленно повторил маневр за «Кировом», но «Адмирал Головко» по его правому борту все еще шел прежним курсом, когда раздался вой падающих снарядов. Огромные гейзеры взлетели в небо далеко от «Кирова» но между «Орланом» и «Головко» — три, затем еще три…

Что-то вспыхнуло, раздался взрыв, и глаза Карпова широко раскрылись от шока, когда он понял, что случилось. Он поднял бинокль и всмотрелся в тучу огня и дыма впереди. Затем налетел грохот вторичных взрывов от черно-красного облака на том месте, где только что был «Адмирал Головко».

— Господи…

Роденко посмотрел на экран, как и большинство персонала мостика. Фрегат разломился на две части. Острый нос задрался вверх и быстро оседал в море в клубах дыма. Центральная часть корабля просто исчезла, а кормовая опрокинулась и уже затонула. Они видели прыгающих в море членов экипажа, однако стена огня поглотила их. Через несколько секунд налетел приглушенный грохот взрывов, корпус корабля передал какие-то толчки и Карпов понял, что «Головко» продолжает взрываться под водой. «Адмирал Головко» погиб вместе с 200 членами экипажа, линии жизни которых закончились в этом кратком огненном шторме.

Карпов медленно опустил бинокль. Все что нужно — одно попадание из орудия такого калибра… Звучал в голове предупреждением голос Федорова. Он осознавал, что это было не более чем случайность. Они скользнули по горизонту и с линкора, должно быть, заметили высокую надстройку «Кирова». Они стреляли наугад, просто по нашему пеленгу на дальность горизонта. Они стреляли в нас и попали… Затем все мысли словно смело волной гнева.

— Сукины дети, — прошипел он.

Роденко пристально взглянул на капитана, увидев в его глазах потрясение и злобу.

— Сукины дети! Самсонов! Три «Москит-2» к пуску! Залп по готовности!

— Так точно! Залп!

В это короткое мгновение весь ход боя резко изменился. Карпов полагал, что сможет запугать весь Тихоокеанский флот США. Он считал, что покажет им, что такое реальная мощь, когда выпустил одну-единственную ракету. Он полагал, что запугает этим маленьких людей, но они не были маленькими людьми. Они прошли четыре года самой жестокой морской войны в истории человечества. За эти годы они потеряли один линкор — «Миссисипи», потопленный самим Карповым в еще одном приступе ярости, и два авианосца — оба «Уоспа» в начале и в конце долгой и страшной войны. Японцы уничтожили еще десять авианосцев, восемь крейсеров, девяносто эсминцев, и все же американцев это не сломило. Он вспомнил, что говорил ему Федоров об этой войне. За неделю они могли потерять больше, чем за всю десятилетнюю войну в Ираке. Американские морпехи прокладывали себе путь на заброшенных скалах в море и разбивали утесы, чтобы выкурить оттуда стойкого врага, ведущего изнурительную войну на полное истощение. Тысячи погибали за крошечные острова, и все же они продолжали сражаться.

Теперь они шли за ними, мрачно подумал он. Теперь мы ощутим тяжелую руку войны на нашем горле. Хэлси был где-то там, мрачный и решительный, ведя свои линкоры в жаркую погоню за противником, а теперь нам предстояло встретиться еще и с их авиацией!

Ракеты дымными стрелами унеслись прочь. Око за око, зуб за зуб. Он намеревался потопить этот корабль и убить всех, кто находился на его борту. А затем он сожжет всю оставшуюся часть американского флота в пламени своего гнева.

ГЛАВА 35

Персонал мостика возликовал, увидев взрыв на горизонте. «Большая дубина» только что нанес врагу тяжелый удар. А затем они увидели тот самый страшный след приближающейся ракеты, и на этот раз все зенитные орудия левого борта открыли огонь. Небо расцвело разрывами снарядов всех калибров, от 20-мм зенитных автоматов до 127-мм скорострельных орудий. Однако ракеты были просто слишком быстрыми. Чтобы поразить их, требовалась удача.

Первая ракета ударила в башню номер один. Она приближалась над самой водой, а затем внезапно набрала высоту и спикировала на корабль. Пробив тонкую бронированную палубу, предназначенную для преждевременного срабатывания взрывателей авиационных бомб, она взорвалась между внешней палубой и более тяжелым слоем брони ниже. Кроме того, имелась и третий слой брони, так что ракете требовалось пробить все 190 миллиметров стали, чтобы достичь жизненно важных частей корабля.

Она ударила под нужным углом и пробила все три бронированные палубы, но затем столкнулась с чем-то более существенным — барбетом башни номер один, имевшем толщину 440 миллиметров. Жгучее пламя объяло башню, но не проникло внутрь. Пятнадцать членов экипажа внутри свалились с сотрясением мозга, однако члены сменяющего расчета быстро поднялись в башню снизу, вынесли убитых и раненых и продолжили вести огонь.

Им пришлось затопить боеукладку номер один этой башни, однако три других остались нетронутыми, и, кроме того, еще множество метательных зарядов осталось в погребе четырьмя палубами ниже самой башни. Огромные снаряды продолжали подаваться в башню по направляющим для подготовки к выстрелу и укладывались в механизмы заряжания. Башня, словно огромные часы, пропустила удар или два, пока расчет оправлялся от шока и сменялся, а затем орудия пробили двенадцать с громовым ревом.

Еще две ракеты были на подходе. Одна сделал «горку» и ударила в палубу прямо за кормовой башней главного калибра. Если бы башня не была развернута на борт, большие орудия оказались бы повреждены, но ракета лишь пробила палубу и взорвалась у камбуза и столовой рядового состава. Булки там будут немного пережаренными, если их когда-либо попадут снова.

Третья ракета ударила в центр корабля, разнеся часть надстройки, в которой когда-то была создана специальная каюта для Франклина Делано Рузвельта, которого «Айова» доставлял на Тегеранскую конференцию. Взрыв повредил башню с двумя 127-мм универсальными орудиями и засыпал градом осколков боевой мостик. Цитадель, в которой находился капитан Уэлборн, была защищена 444-мм броней, так что повреждений, стоивших внимания, не было. Вскоре пожар перекинулся с кают ФДР на офицерскую кают-компанию, однако члены экипажа уже приступили к тушению.

«Айова» получил шесть попаданий, однако не считая огня, дыма и нескольких контуженных, не получил серьезных повреждений. Главное достоинство линкора — способность переносить тяжелые удары — играла теперь решающее значение. С каждой минутой дальность уменьшалась, и расчеты работали с оптикой, вырабатывая огневые решения и пытаясь направить огромные снаряды во врага.

Русские выполнили разворот, уйдя за горизонт, но Уэлборн знал, что вскоре увидит их снова. Если они собирались уйти в открытое море, им придется изменить курс на восток. Он прикинул, что они повернули на десять-пятнадцать градусов влево, и был прав.

— Старший артиллерист! Орудия пятьдесят пять на правый борт, дальность 34 000 ярдов! Ориентир — столб дыма.

Он знал, что им просто повезло попасть в цель и не рассчитывал, что в ближайшее время они добьются еще одного попадания, но тем не менее решил отмечать свое сближение с врагом ливнем горячей стали.

— Сэр, наблюдаем визуально авиационное соединение. Самолет по левой раковине![91]

Капитан увидел, как небо медленно заполнялось крошечными пятнышками. Он не видел никакого подобия единого формирования. Некоторые самолеты шли у самой воды, другие на высоте, рассыпавшись по всему небу. Они шли на радиосигнал «Айовы», безошибочно направляясь к месту разгорающегося сражения. Снова взглянув на север, он увидел несколько полос, приближающихся к самолетам с невероятной скоростью. Враг стрелял по приближающимся самолетам ракетами — и ракеты были столько точны, что безошибочно поражали цели, несмотря на все попытки уклониться от них. Вскоре небо над кораблем расцвело огненными шарами и злобными черными облаками дыма.

— Капитан, на связи адмирал Хэлси.

Уэлборн взял трубку и включил громкоговоритель.

— Рад слышать вас, адмирал. Снимайте перчатки и присоединяйтесь. Враг сразу за столбом дыма у вас на горизонте. Мы положили в них 406 миллиметров стали третьим залпом.

— Отлично, Чак. Задай им перца. Мы только что заметили твою мачту у горизонта, так что подойдем через минут тридцать, но правильным курсом для перехвата. Подстрахую тебя со спины. «Могучий Мо» идет на 33 узлах, а за нами Спраг на «Виске». Втроем мы сделаем из этих ребят металлолом.

«Бык» бросился вперед на линкоре «Миссури», выйдя из себя после того, как вражеские ракеты начали сбивать самолеты у него над головой. Происходящее обращалось во все более дикий управляемый хаос в море. Огромные корабли рвались вперед, вспенивая море острыми носами, огромные орудия выпускали снаряды, а сотни самолетов шли в вышине над ними.

— Прикажите зенитчикам прекратить огонь, — крикнул Уэлборн, перекрывая шум. — Мы не можем попасть в эти драные ракеты и можем попасть в наших собственных ребят.

Он проследил взглядом первые самолеты, прошедшие мимо его корабля, держа курс на столб дыма вдали и увидел, как по ним ударили вражеские ракеты. Задайте уродам, подбодрил он про себя летунов. Но не забывайте и о моих больших орудиях.

«Большая дубина» выстрелил снова.

* * *

Карпов следил за стрельбой «Орлана», ракеты которого устремлялись к целям на невероятной скорости Мах 15, в пять раз быстрее пули, выпущенной из хорошей винтовки. Самолеты в небе были похожи на медленные беспилотные мишени, и сверхсовременная система управления огнем «Орлана» обеспечивала их поражение с поразительной точностью — одна ракета, одна цель. Три, пять, девять синих «Хэллкэтов» и «Хэллдайверов» рухнули с небес. Название последних — «ныряющий в ад» — оказалось очень символичным, так как они словно ныряли в бездну погибели, когда ракеты поражали их одного за другим.

— «Кинжалу» готовность, — скомандовал он. — Нужно поддержать «Орлан».

Тяжесть потери «Адмирала Головко» все еще лежала на душе, словно холодный камень. Они потеряли лучший корабль ПЛО, двести человек и весь оставшийся боекомплект, который теперь нужно было списать со счета. Он определил цели для всех оставшихся 8 «Калибров» фрегата, но теперь они уже не могли быть запущены. Специальная боевая часть тоже была потеряна, подумал он. Вертолеты вполне можно было принять на оставшиеся корабли, но сейчас было не до этого.

Экипаж также ощущал себя по другому. Каждый раз, как они видели вспышку на горизонте, за которой налетал грохот залпа американского линкора, начиналась долгие беспокойные мгновения. Карпов видел, как один из членов экипажа все поглядывал на потолок цитадели, словно ожидая, что 406-мм снаряд может ударить в нее в любой момент подобно тому, как «Хаяси» врезался в кормовую цитадель во время боя с японцами. Однако Карпова по настоящему беспокоил не линкор, а массивное формирование приближающихся самолетов.

Американские самолеты сократили дистанцию наполовину за последние десять минут, и теперь находились в тридцати километрах, на оптимальной дистанции для мощной противовоздушной обороны соединения. «Орлан» продолжал пуски своих замечательных ракет 9М96Е, предназначенных для поражения цели прямым попаданием. Их отменная маневренность, достигавшаяся за счет системы рулей и двигателей малой тяги, позволяла выполнять маневры с высочайшими перегрузками. По сути, это было высокоманевренное устройство направленного взрыва, создававшее направленный поток поражающих элементов, разрывавших американские самолеты на части один за другим.

И, тем не менее, каждая выпущенная ракета сокращала боекомплект. «Орлан» начал бой, имея 180 ракет и уже выпустил 46, каждая из которых поразила цель, несмотря на то, что три поразили уже сбитые самолеты.

Роденко доложил о том, что зенитный огонь был убийственным, но американцы продолжали упорно ломиться вперед.

— Должно быть, это группа с авианосцев Хэлси, — сказал он, указывая на тактический планшет. — Вторая группа на удалении пятьдесят километров приближается со стороны группы Спрага.

— Сколько?

— Наблюдаю 160 отметок. Группа с атакованных нами авианосцев Хэлси еще больше, более 250 самолетов. У «Орлана» осталось 152 ракеты после отражения первой атаки «Зигги» Спрага, кроме того, у нас имеется еще 100 ракет комплекса «Кинжал». Это означает, что даже если мы добьемся попадания каждой ракетой, более 150 самолетов смогут прорваться, и нам придется полагаться на системы самообороны. Авиационная группа Хэлси должна направляться с этого линкора, — он указал на отметку линкора «Айова» на тактическом планшете.

Взгляд Карпова опустел, губы плотно сжались, челюсть напряглась.

— Я не могу дать сотне самолетов подойти близко, — сказал он низким угрожающим голосом.

Капитан развернулся и двинулся прочь. Роденко обеспокоенно посмотрел ему в след. Он увидел, как Карпов наклонился над рабочим местом Самсонова, одновременно потянувшись в карман кителя. Затем он услышал это.

— Самсонов, П-900 номер десять к пуску.

— Есть ракету номер десять к пуску… Товарищ капитан, она оснащена специальной боевой частью, — крупный командир БИЦ вопросительно посмотрел на капитана.

— Все верно, Самсонов. Ракету номер десять к пуску по главной цели. — Карпов достал командирский ключ и склонился над устройством ввода, глядя на прозрачную крышку. На пульте управления имелись два разъема для ключей, но он уже давно приказал Мартынову перенастроить систему на активацию одним. На этот раз не будет Вольского, способного отменить приказ. И старшина Трояк не появится за спиной и не сорвет ключ у него с шеи.

Где ты сейчас, старшина, подумал он? Кто знает, что там с Вольским, жив он или нет? А Федоров? Это больше не имело значения.

— Вы намерены использовать спецБЧ? — Спросил низким и напряженным голосом подошедший к нему Роденко.

— Вы видите ситуацию столько же отчетливо, сколь и я, — быстро ответил Карпов. — Самолеты идут прямо над линкором и направляются к нам. Мы сможем сбить значительно их число, даже большинство, но сколько из них все же прорвется? И сколько зенитных ракет у нас останется после этого? Если мы израсходуем боекомплект, для нас все будет кончено. Пришло время для решительных действий.

— Товарищ капитан…

— Что «товарищ капитан», Роденко? Вы думаете, мы просто играем с огнем? Это война. Я намерен уничтожить этот линкор и все в радиусе пяти километров от него. Затем ЗРК добьют уцелевших, если они посмеют атаковать нас после этого.

Карпов поднял предохранительную крышку и вставил ключ.

— Не беспокойтесь, Роденко. Я не прошу вашего подтверждения. Всю ответственность я беру на себя. Или мы или они, и я не намерен допустить, чтобы этот корабль взорвался, как «Адмирал Головко». — Он решительно повернул ключ и увидел, как на панели управления загорелись индикаторы, подтверждающие готовность ракеты к запуску.

— Товарищ капитан, — вмешался Самсонов. — Ракета к пуску готова. Параметры норма. Ожидаю приказа.

— Один момент, если позволите. Николин, передайте «Орлану» приказ немедленно прекратить огонь. Я не хочу, чтобы они сдуру сбили нашу ракету.

На мостике установилась напряженная тишина. Медленно уходили секунды. Все глаза были обращены на Карпова. Затем Николин доложил:

— «Орлан» подтверждает получение приказа. Все системы прекратили огонь и на предохранителе. Они запрашивают новых указаний.

— Молодец, Ельцин, — сказал Карпов. — Николин, кодовый сигнал «адский огонь». Ядерная тревога. Предупредить все вертолеты.

Раздался сигнал тревоги, предупреждающий экипаж об опасности ядерного взрыва и требующий надеть средства защиты в случае необходимости. Карпов выпрямился, переводя взгляд с одного человека на другого. Они видел их глаза и вспомнил, как они смотрели на него в тот момент, когда он отчаянно перехватил руку Самсонова и не дал ему уничтожить подлодку «Ки Уэст». Тогда он видел в их глазах прощение и личное искупление, понимание своего возвращения к здравому рассудку и здравому сердцу.

Теперь он собирался отринуть это, сжечь, забросить в самые глубины бушующего ада. Мы думали, что остановим войну, мрачно подумал он. Мы не понимали того, что мы и были воплощением этой войны, и до тех пор, пока корни этого сорняка не будут выполоты из наших сердец, для нас нигде не будет спасения от опустошающего пламени. Даже если это будет война на небесах.

Он подошел к Самсонову и медленно потянулся к кнопке пуску, отодвигая его руку ради внезапной иронии. На этот раз я не остановлю эту руку, подумал он. Нет… На этот раз кнопку нажмет моя рука, а не его. Всю ответственность я беру на себя. Я темный ангел погибели, и смерть полетит на моих крыльях.

Он сильно надавил большим пальцем на кнопку и раздался звук сирены. Он поднял глаза, посмотрев на переднюю палубу, на которой открылась красная крышка люка, из которой вылетела ракета П-900. Направляющий импульс направил ее в нужную сторону, а затем заработал двигатель. Как и все прочие выпущенные ими ракеты, «Калибр» устремился ввысь и на юг, оставляя за собой желтое пламя и горячий белый дым. Ад готовился разверзнутся.

* * *

Капитан Уэлборн смотрел на горизонт в бинокль, когда старпом указал ему на ракетный след.

— Еще одна, сэр. Шатается, как пьяный матрос по палубе.

П-900 набрала высоту для краткого полета на дозвуковой скорости, а затем ушла на предельно малую высоту, выполняя серию маневров, направленных на противодействие артиллерийским системам с цифровым управлением.

— На этот раз только одна, — сказал Уэллборн, глядя на приближающуюся ракету. — Всем постам, приготовиться к удару!

Это были его последние слова.

Последний прием пищи тоже стал для экипажа последним — томатный суп-пюре, соление крекеры, жареная «индюшатина», клюквенный соус, картофельное пюре с маслом, булки, маслины, пирожки с вишнями… Ракета взорвалась в тот самый момент, когда наводчик 20-мм зенитки нажал на спуск в надежде, что ему повезет.

И их не стало.

ГЛАВА 36

Капитан «Миссури» Мюррей смотрел в бинокль на север, на далекий силуэт «Айовы» на горизонте. Это было последнее, что он увидел в жизни. Вспышка была во много раз ярче и жарче солнца, и «Лучезарный» Мюррей мгновенно ослеп.

Хэлси заметил вспышку краем глаза, и сразу же понял, что произошло. Любой человек, когда-либо видевший ядерный взрыв, никогда этого не забудет. Русские взорвали первую бомбу утром, а теперь вечер озарило второе солнце, вспыхнувшее у горизонта. Она атаковали нас снова, подумал он. Господи, там же «Айова» Чака Уэлборна!

В голову пришли слова адмирала Фрэзера, сказанные им на той первой встрече на борту «Миссури». «Предположим, адмирал, что я скажу вам, что ваша 7-я эскадра не имела никакого отношения к исходу инцидента в Северной Атлантике. Не было героического самопожертвования ваших отважных эсминцев, о котором писали газеты. Предположим, что я скажу вам, что корабль, который мы сочли немецким рейдером, не имел никакого отношения к Германии, и что он не был потоплен в тот день. Предположим, что я скажу вам, что «Миссисипи» и остальные корабли, которые вы потеряли, были уничтожены одним взрывом невообразимой мощности, способным уничтожить целый флот в плотном построении или целый город. Думаю, вы знаете, о каком оружии я говорю. Вы, американцы, работали над ним. Как и мы».

Ослепительная вспышка длилась мгновение, а за ней налетели ударная волна, дикий ветер и далекий низкий гул, словно рев разъяренного дракона. В этот раз все было намного хуже, чем в прошлый раз, потому что «Миссури» находился намного ближе к месту взрыва чем утром. Два солнца на восходе, подумал Хэлси, два солнца на закате. Он повернулся, глядя в сторону растущего грибовидного облака на том месте, где только что линкор «Айова» вел стрельбу главным калибром по невидимому противнику. «Большая дубина» исчез, изломанный и погребенный под растущим столбом кипящей воды, достигающего ста метров в ширину. В первую секунду после взрыва температура подскочила до 4 000 градусов. В полумиле от места взрыва она достигла 1 760 градусов, но лишь на мгновение. Море закипело до состояния пара, но по мере того, как температура падала, пар быстро охлаждался и оседал плотной завесой тумана, которая станет известна как «Облако Уилсона». Оно медленно поднималось, словно окончательно хороня остов некогда гордого линкора, ставшего не более чем тенью на поверхности моря.

Затем сам океан обрушился на них набегающей стеной волы, окруженной белой пеной. Взрыв породил гигантскую волну, и Хэлси ощутил, как она подняла «Могучий Мо». Однако линкор легко выдержал удар, пойдя в обратную сторону и зарывшись носом в море. В районе взрыва находилось более ста самолетов, только что достигших «Айовы». Все в радиусе километра от линкора мгновенно сгорели. На расстоянии пяти километров самолеты оказались сметены с неба ужасной взрывной волной. Самолеты на большей дистанции бросились во все стороны, некоторые почти теряли управление и едва не падали в море. Ракеты и бомба унесли жизни 165 летчиков.

В десяти милях от них пилоты второй волны вскинули руки, защищая глаза от вспышки, а некоторые даже ощутили жар взрыва, но выжили. Перед ними появилось титаническое грибовидное облако, и они разделились, чтобы обойти его слева и справа, словно пилоты Таннера, столкнувшиеся с облаком от извержения вулкана Демон. Еще один демон явился в мир, но они выжили. Никто не знал о радиации, прожигавшей их тела, но ни один из них бы не стал об этом думать, даже если бы знал. Они увидели, как «Большая дубина» погиб страшной смертью и внутри каждого из них разгорелось собственное пламя. Сотни самолетов группы Хэлси уцелели, а ударные соединения Спрага только начали подходить к месту событий.

Одним из них был Род Бэйнс, шедший в хвосте основной группы с большой бомбой ASM-N-2 «Летучая мышь» под фюзеляжем. Он видел, как по авианосцам ударили ракеты, видел, как горит «Тикондерога», пока набирал высоту, чтобы присоединиться к своим товарищам. Теперь ему вспомнилось, как Лоури потряс ему кулаком, когда он взлетал. Задайте им. Задайте им жару.

Он толкнул ручку управления двигателем вперед, набирая скорость и идя на радиосигнал «Висконсина» «Зигги» Спрага. Они все это видели. Никто не мог не заметить грибовидного облака, раздувшегося до трехсот метров и моря, все еще кипящего под вечерним небом. Тем не менее, осмотревшись, он заметил, как один из пилотов показывал ему большой палец. Все самолеты вокруг него — «Хэллкэты», «Хэллдайверы» и «Эвенджеры» — упорно рвались вперед.

* * *

— Цель уничтожена, — доложил Роденко.

Карпов не мог оторваться от грибовидного облака, внезапно охваченный картинами того, что это все означало. Они не страдали, сказал он сам себе. Все кончилось слишком быстро. В одну секунду они были, в другую исчезли. Возможно, это, наконец, потрясет американцев и они поймут, с кем имеют дело? Да, поймут. С безумным Владимиром Карповым, командующим Краснознаменным Тихоокеанским флотом, охваченным лишь стремлением к разрушению. Ты что, действительно считал, что сможешь командовать этими людьми, подчинить их своей воле, заставить выполнить твои требования? Тогда зачем, за «Адмирал Головко», за годы вражды, навязанной Западом России? Ты думал, что они будут плясать под твою дудку, так смотри, что из этого вышло. Иди и смотри!

— Вы в порядке, товарищ капитан?

Он медленно повернулся, посмотрев на Роденко запавшими и пустыми глазами. В его душе была пустота в форме Бога, подумал Роденко, но Бог был не в состоянии ее заполнить.

— Воздушная групповая цель, удаление двадцать, скорость четыреста, курсом на корабль, — голос оператора радара прозвучал особенно резко в напряженной тишине, и, наконец, вывел Карпова из прострации. Не было времени осуждать себя. Для этого время придет потом. Корабль все еще находился под атакой. Тем не менее, его движения были вялыми, а грибовидное облако, темнеющее на горизонте, вызывало у него странное ощущение нереальности происходящего.

— Товарищ капитан?

* * *

Ельцин не мог поверить в то, что видел собственными глазами. Они только что выполнили поворот на пятнадцать градусов влево, а затем произошел взрыв. Предыдущий взрыв, произведенный Карповым для демонстрации силы, произошел за более чем сто километров от них, далеко за горизонтом. Тогда они не видели взрыва, но этот произошел гораздо ближе. Они знали, что специальные боевые части имелись в погребах их собственного корабля, но никогда не видели реального боевого применения ядерного оружия. Весь горизонт словно объяло пламя.

Но затем его поразило то, что вторая волна самолетов продолжала подходить тем же курсом, обходя грибовидное облако, расцветавшее над горизонтом. И еще одна крупная группа наблюдалась на западе. Карпов приказал ему прекратить огонь, чтобы П-900 со специальной боевой частью безопасно достигла цели. Что он планировал делать дальше? Собирался ли он смести самолеты с неба еще одним ядерным взрывом, или же они должны были снова открыть огонь зенитными ракетами?

Он взял себя в руки, отринул охвативший его ужас, и приказал радисту вызвать «Киров» и запросить указаний. Ответа не было. Радист продолжал повторять: «Орлан» «Кирову», прием. Запрашиваю указаний, как поняли?… «Орлан» «Кирову», прием. Запрашиваю указаний, как поняли?…

Ощущая подавленность и понимая, что вражеские самолеты находились всего в нескольких минутах от них, Ельцин вышел из бронированной цитадели на крыло мостика с биноклем. Они шли всего в двух километрах впереди тяжелого атомного ракетного крейсера, но, взглянув в сторону кормы, он не увидел никаких следов корабля. «Киров» пропал. Что произошло?

Да, все они ощутили суровый порыв ветра от взрыва и волну, но даже его гораздо меньший корабль легко перенес их, и вражеских самолетов рядом тоже не было. Неужели «Киров» постигла та же участь, что и «Адмирал Головко», пораженный случайным снарядом американского линкора? Нет, по корме не было видно никаких признаков взрыва, а «Киров» был очень большим кораблем. Если бы с ним что-либо случилось, это было бы заметно. Но что за странное сияние озарило море? У него не было времени на подобные вопросы.

Напряженные секунды уходили, и он понимал, что «Орлан» остался один, и вскоре должен был подвергнуться массированному авиационному налету. Время уходило. Он бросился обратно на мостик.

— Воздушная тревога! ЗРК к бою. Системам ближней дальности готовность!

Взвыла сирена, и несколькими секундами спустя ракеты снова устремились из пусковых установок в носовой части палубы навстречу американским самолетам. Одна за другой ракеты с ревом уносились прочь на хвостах горячего белого дыма. А затем он услышал в отдалении низкий гул множества воздушных винтов и увидел в небе синие пятнышки, продолжавшие рваться вперед среди разрывов его смертоносных ракет.

Они приближались — «Хэллкэты», «Хэллдайверы», «Эвенджеры», и, в том числе, один конкретный летчик по фамилии Бэйнс с большой толстой бомбой «Летучая мышь» под фюзеляжем, который ощущал себя очень радостно. Он увидел что-то в море впереди и прищурился от солнечного света, отраженного от странных обводов этого корабля. Небо вокруг было наполнено хаосом, огнем и дымом. Один за другим самолеты падали, объятые пламенем.

«Да, твою ж мать», — подумал он. Цель в пределах досягаемости. Он сильно ударил по рукоятке сброса. Бомба «Летучая мышь» устремилась вперед, одна против лавины ракет, выпущенных «Орланом».

* * *

— Прошу прощения, адмирал. Я знаю, что вы очень заняты в эти дни, и мне тяжело требовать вашего внимания, — Каменский уселся на стул, сжимая под мышкой увесистый том.

— Это скоро закончится, — сказал Вольский. — Как вы можете видеть, обстановка здесь не настолько шикарная, как в моем кабинете над землей. Боюсь, что Москва продолжает зарываться все глубже по мере того, как конфликт набирает силу. И мы тоже зарываемся.

— Все настолько плохо?

Вольский долго смотрел на старика.

— Я видел это, господин Каменский. Видел это собственными глазами. Похоже, что прошлое не смогло удержать нас. Мы постоянно прыгали взад-вперед в какое-то далекое будущее, намного после этой войны, а потом и сами оказались в ее разгаре. Из огня да в полымя, так сказать. В эти странные заходы в будущее мы узнали, что война должна была начаться здесь, на Тихом океане, и она началась, несмотря на все наши усилия ее предотвратить. Возможно, просто не так легко изменить время и судьбу. Мы также видели то, что осталось от мира после этого небольшого недоразумения, и осталось от него очень мало.

— Понимаю, — сказал Каменский. — Настолько, насколько человек в состоянии понять. Можем ли мы сделать что-либо еще?

— Я задавался этим вопросом множество раз, и это меня не радует. Я оставил морпехов в пункте материального обеспечения, как вы знаете. Возможно, мы еще получим новое письмо.

— Я понимаю… Вы все еще надеялись, что Федоров появится и сообщит, что все в порядке?

— Разумеется! Но ведь это дурное желание, верно? Мы так и не поняли, как управлять этими странными перемещениями во времени. Я все еще не уверен, что им удастся вернуться. Предположим, Федоров выполнить свою задачу и вернется, но в 2022 или 2025 год. Мне приходила в голову такая возможность. Это означает, что если мы закопаемся достаточно глубоко, чтобы выжить, мы сможем их дождаться. Но у нас нет двух-трех лишних лет. Я готов поспорить, что у нас осталось не более нескольких дней прежде, чем все выйдет из-под контроля. И я задаюсь вопросом, что я могу сделать за эти три дня. Что бы сделали вы, Каменский?

— Я? Думаю, отправился бы в небольшую поездку. На самом деле, так я и планирую поступить. Если бы вы могли оторваться от своих обязанностей, я бы предложил вам отправиться со мной.

Вольский улыбнулся, но затем тепло исчезло из его взгляда, устремившегося куда-то вдаль.

— Я не думаю, что в мире осталось место, где мы могли бы укрыться от того, что наступает сейчас.

— Не будьте настолько пессимистичны, адмирал. Нужно верить. — Он нащупал что-то в левом кармане. Другой рукой он все еще сжимал толстую книгу под мышкой.

Да, подумал он. Небольшая поездка. Ему действительно хотелось, чтобы адмирал смог бы отправиться с ним. Он уже достаточно ощущал себя виноватым, так как считал, что скрывает что-то для самого себя, и думал, что должен был что-то сделать для адмирала и остальных людей в военной форме, оказавшихся не в состоянии изменить судьбу, которую формировали собственными руками. Война надвигалась на них, словно тяжелый шторм, и похоже адмирал находил ее чем-то… чем-то неизбежным. В конце концов, они все поймут, что они делают. Войну. Эта жестокая правда скрывалась за всеми этими золотыми нашивками и узорами на фуражках, за наградами на груди. Он вздохнул, ощущая тяжесть ключа в кармане. Он казался таким маленьким и незначительным, но вот двери, которые он мог открыть…

— Что же, возможно, вам не придется ждать появления Федорова. После всех наших планов и дискуссий мне пришло в голову, что исход этих операций очень скоро станет для нас очевидным.

— Что вы хотите этим сказать?

— Наш план… План Федорова, все это дело насчет Орлова и регулирующих стержней на вертолете. У меня все еще дух захватывает, когда я думаю о том, какую силу мы могли бы получить после того, как Капустин дал нам два других стержня.

— Мы все еще не знаем, будут ли они работать. Один стержень обладает доказанным эффектом — номер 25. Добрынин только начал операцию.

— Да, но они прошли испытание, — быстро ответил Каменский. — То есть, если они когда-либо использовались. Понимаете, я поделился этими соображениями с генеральным инспектором, но не нашел времени, чтобы поговорить с вами, адмирал. Мы были так заняты, но когда все устаканилось, я решил покопаться в истории. — Он достал том из-под мышки и положил на стол перед адмиралом.

Вольский присмотрелся к тексту на переплете.

— «Хронология войны на море»? Это книга Федорова?

— Нет, моя собственная, но такая же. Очень занятная книга, адмирал. Я перечитывал события конца 1945, когда закончилась война. Видите ли, мне пришло в голову, что если ваши инженеры и морские пехотинцы сумеют доставить эти регулирующие стержни на Тихий океан и связаться с пропавшими кораблями, то мы очень скоро об этом узнаем.

— Каким образом?

— Об этом будет написано в этой книге, адмирал. Это станет историей.

— Вы хотите сказать, что книга… Изменится?

— Именно. И я бы не говорил с такой уверенностью, если бы не видел подобного раньше. Она изменялась. Я видел это уже несколько раз.

— Изменялась? Федоров говорил мне то же самое. Как это возможно?

— Я правда не знаю. Все, что я знаю, это то, что сведения, которые я читал о событиях последних дней войны в районе Курильских островов, теперь совсем не соответствуют тому, что я читал несколько дней назад.

— Вы уверены?

— Настолько, насколько может быть уверен старик. Да, я знаю, вы решите, что я просто забыл о том, что прочитал несколько дней назад. Да, все это очень субъективно. Но, уверяю вас, история изменилась. Вы поймете это, как только сами все увидите.

— Так что именно случилось? Вы знаете что-то о «Кирове» и Карпове?

— Взгляните сами, адмирал. — Он открыл книгу, перелистнув сразу толстую стопку страниц. — Переверните страницу, пожалуйста… Да, вот, в правой колонке. Посмотрите сами…

Загрузка...