Очнулась она лёжа на твёрдом полу какого-то фургона. Тело ещё болело, но уже не так сильно. В руках и ногах была дикая слабость.
Через два маленьких решётчатых окошка внутрь фургона пробивался свет уличных фонарей. Было видно, что рядом лежат ещё несколько человек в комбинезонах. Тут же находился и Валентин, ещё не пришедший в сознание.
Судя по лёгкой тряске и тихому гудению электромотора, их куда-то везли.
Майя кое-как подобралась к своему другу по несчастью, и похлопала его по щекам.
— Эй, Валёк, очнись.
Парень тихо застонал, медленно приоткрыл глаза и удивлённо спросил:
— Это ты, Майя? Мы ещё живы?
— Живы. Успокойся.
— И чем это нас долбанули? У меня всё тело дрожит и ноет.
— Скорее всего, стреляющими шокерами. — ответила девушка и потёрла спину, куда угодил электрический разряд.
— А куда нас везут?
— Понятия не имею. Но мне кажется, это полицейский фургон. Так что готовься к расспросам, а может быть и к допросам. Документов-то у нас никаких нет.
— Скажем, что нас ограбили в парке традиционалисты. Предложил Валентин.
— Ладно, — кивнула Майя, осторожно поднимаясь на ноги, — Что-нибудь соврём.
Постепенно другие арестанты, попавшие в фургон, тоже стали приходить в себя и переговариваться на своём языке — турецком или арабском. Однако, девушка уже не смотрела на них.
Она выглянула через окошко на улицу, и её внимание привлекли толпы горожан из низших классов, которые стояли на тротуарах, размахивали плакатами и что-то выкрикивали. Людей, среди которых были женщины и подростки, пыталась разогнать полиция в черно-красной униформе.
Стражи порядка, вооруженные пластиковыми щитами и электрошокерами применяли своё оружие без разбора — направо и налево. Демонстранты получали мощные разряды, теряли сознание и падали на асфальт, но их место сразу же занимали другие люди. Толпа отступать не собиралась. Кое-где в полицейских летели булыжники и стеклянные бутылки.
— Что они там кричат? — поинтересовалась Майя у подошедшего к ней Валентина.
Он прислушался к словам протестующих и пригляделся к надписям на плакатах.
— Примерно то же самое, что и традиционалисты в городском саду.
Долой господство ЛГБТ классов и рабство угнетённых! Искореним разврат и содомию! Даёшь равенство, братство и справедливость! Требуем вернуть традиционные моральные устои! Нет однополым бракам, зоофилии и педофилии!..
— Это всё то, о чём говорил наш таксист-гид, — сказала девушка, держась руками за прутья металлической решётки. — Платину человеческого негодования прорвало, и гнев толпы вылился на улицы города. Вот, к чему приводят крайности в политических, расовых и гендерных вопросах. А когда люди переступают черту нравственности и морали, они становятся обречёнными.
— Ты думаешь, это революция эмигрантов-традиционалистов?
— Всё может быть. Но нас это мало касается. Мы здесь чужие, во всех смыслах…
Машина свернула на другую улицу, где было достаточно тихо и малолюдно, проехала ещё несколько сотен метров и остановилась. Вокруг моментально собрались два десятка вооружённых полицейских. Причем все они оказались женщинами с короткой стрижкой. Затем двери фургона распахнулись, и находящихся там парней стали уводить в большое здание с решётками на окнах первого этажа. Майю и Валентина вывели последними, так как они не были похожи на остальных задержанных.
Когда им надели наручники, одна из сотрудниц правоохранительных органов проводила необычную пару внутрь полицейского участка. Но дальше арестантов повели не в камеру предварительного заключения, а в один из кабинетов следственного изолятора, где их уже ждали.
В просторном светлом помещении за широким чёрным столом сидела молодая женщина в форме офицера полиции. У неё были короткие рыжие волосы, зелёные глаза с прищуром и тонкие презрительно поджатые губы.
— Guten Abend, — поздоровалась она низким голосом, и её слова тут же были переведены на русский язык скрытым в столе автопереводчиком. Затем высокомерно добавила: — Я полковник полиции Фрида Брунхель. Особый отдел.
— Почему нас сюда привезли? — настороженно спросила Майя, остановившись посреди кабинета.
— Да, почему нас задержали? — в свою очередь поинтересовался Валентин.
— Присаживайтесь. — Полковник Брунхель лениво шевельнула пальцами в направлении пары металлических стульев. — И положите руки на стол.
— Зачем? — удивилась Майя. — Мы и так в наручниках. И нам до сих пор не предъявили никаких обвинений.
— Делайте, что вам говорят, — непререкаемым тоном сказала полковник. — Мы имеем право задержать вас на три дня без объяснения причин, только за подозрение в преступной деятельности.
Вы подозреваетесь в связях с движением традиционалистов, которые сейчас бунтуют, а завтра могут пойти на штурм правительственных зданий.
— Мы не имеем к вашим традиционалистам никакого отношения, — быстро ответил Валентин, положив руки на гладкую пластиковую столешницу. — Мы случайно встретили их в городском саду, а потом нас подстрелили ваши сотрудники.
Фрида Брунхель глянула на центральную часть стола, где появлялись и исчезали какие-то голографические знаки и символы. Затем внимательно посмотрела на парня.
— Вижу, что ты не врёшь. Надеюсь, так будет и дальше.
— А зачем нам врать? Мы простые законопослушные туристы из России.
— То, что вы из России, я уже в курсе. А вот на счёт всего остального — не знаю.
В парке, когда вы отключились, вас обыскали на предмет наличия оружия и карт личности, но кроме платёжной карты, старых денег и древних смартфонов больше ничего не нашли. Поэтому, начнём с выяснения ваших личностей.
— А может, сначала вызовем Российского консула? — предложила Майя. — Мы имеем на это право.
— Ха, нашла, что вспомнить, — ухмыльнулась рыжая Фрида. — В Евросоюзе права имеют только её граждане в зависимости от класса и официально зарегистрированные туристы. А вы кто такие?
Назовите свои имена и фамилии.
— Валентин Лукьянов.
— Майя Плисецкая.
— Ты врёшь, — сказала полковник Брунхель, подозрительно взглянув на девушку. — Частично врёшь.
— С чего вы это взяли?
— Ты что, милашка, никогда раньше не была в полиции?
Детектор лжи, встроенный в столешницу не ошибается. Так что не пытайся меня обмануть. Я этого не люблю.
Поджав губы, Майя нехотя ответила:
— Как скажите. Мне скрывать нечего.
— Назови свою фамилию.
— Гришина.
Фрида Брунхель кивнула, и продолжила допрос задержанных.
— Место вашего жительства?
— Россия, город Великий Новгород, — ответил Валентин.
— Аналогично, — сказала девушка.
— Дата вашего рождения?
— Семнадцатое марта тысяча девятьсот девяносто третьего года, — ответил Валентин с чуть заметной издёвкой.
— Седьмое августа тысяча девятьсот девяносто пятого года, — тем же тоном объявила Майя и затаила дыхание в ожидании бури эмоций со стороны рыжей Фриды.
Однако, полковник Брунхель спокойно приняла их слова, даже не удивившись сказанному, и некоторое время к чему-то прислушивалась, глядя в стол.
Наконец, её глаза стали осмысленными, а губы растянулись в подобие улыбки.
— Ну, что ж, я вас нашла в архивной базе Российской Федерации.
Вы действительно жили в Великом Новгороде, но в сентябре пятнадцатого года внезапно и совершенно бесследно исчезли. Как сквозь землю провалились. Так говорят у вас на родине. Но с тех пор вы почти не изменились.
— И что из этого следует? — ненавязчиво поинтересовался Валентин.
— А то, что вы можете быть не только сообщниками традиционалистов, но ещё и русскими шпионами!..
Майя невольно расхохоталась, представляя себя тайным агентом России.
— Вы смеётесь над нами? Какие ещё шпионы?
— Тут нет ничего смешного, — парировала Фрида Брунхель, чеканя слова, будто забивала гвозди. — Первый сигнал о вашем появлении в городе мы получили ещё вчера вечером от ВИТОСов ресторана «Розовый фламинго». Вы показались им достаточно подозрительными.
В тоже время у нас не было никакой информации о вашем прибытии в Кёльн, хотя мы отслеживаем всех туристов. Вас не видели ни в аэропорту, ни на вокзалах наземного транспорта. А это уже серьёзно.
Второй раз мы засекли вас под кольцевой автодорогой возле бара «У Марка», и даже получили видео вашей бурной ночи в номере подземной гостиницы. Запись была интересной, но очень немногословной.
Кстати, Валентин, ты уже определился с личной сексуальной ориентацией? Кто же ты на самом деле, гей или би?
— Я?.. — встрепенулся парень и, после секундной заминки, твёрдо ответил: — Я самый обычный русский мужик, то есть гетер, или ненормал, по вашему определению. И никем другим я больше быть не собираюсь!
Он искоса посмотрел на Майю и заметил её одобрительную улыбку.
— Очень жаль, — разочарованно хмыкнула рыжая Фрида. — Не люблю обычных геттеров, поскольку сама давно в классе бисексуалов. А то могли бы поразвлечься после допроса на нарах одиночной камеры. Это иногда так заводит…
— Нет уж, спасибо. Мне как раз больше нравятся обычные девушки.
— Ну ладно, продолжим, — отрезала полковник Брунхель, возвращаясь к основной теме разговора. — На чём мы там остановились? Ах, да…
Когда вы отправились на такси кататься по всему Кёльну, мы установили за вами слежку, и задержали вас в саду любви, в момент переговоров с активистами молодёжного сектора традиционалистов. А то, что вы приехали в парк незадолго до их атаки, это для нас был определённый знак.
Шпионаж, он ведь не всегда направлен на кражу секретной информации. Правда?
— Понятия не имею, — пожал плечами Валентин. — Я никогда не был и не собираюсь быть шпионом.
— Ты может быть, а твоя милая подруга?
— А я тем более. — ответила за себя Майя. — И, кстати, вам не кажется странным, что мы выглядим слишком молодо для настоящих шпионов.
Фрида Брунхель усмехнулась.
— Что же тут странного?
Вы думаете, мне сейчас двадцать пять лет, и я так рано смогла получить высокое офицерское звание?!
Просто над вашими телами и лицами поработали более опытные пластические хирурги. Они смогли вернуть вам внешность двадцатилетнего возраста.
И тут возникает главный вопрос — каковы ваши цели в нашем городе? Зачем вас сюда направили? Раскачать межклассовую ситуацию, вывести чёрных ненормалов на улицы Кёльна и всей Германии, как это было вчера в других странах Европы?!
— Бред! — воскликнула Майя, хлопнув ладонями по столу. — И пусть ваш детектор лжи покажет вам, что я именно так и думаю.
Вы сами виноваты в том, что происходит в вашей стране. Довели Европу до ручки своей извращённой толерантностью, сексуальным развратом и новой половой дискриминацией, похожей на обычный нацизм, а теперь пытаетесь свалить всё на мифических русских шпионов!
И вообще, никаких пластических операций нам никто не делал, потому что мы ещё очень молоды. Мне всего лишь двадцать лет.
— Нет, это невозможно! — мотнула головой Фрида Брунхель, во все глаза изучая показания детектора. — Здесь, наверно что-то сломалось, или…
— Или я говорю правду.
— Но, как такое может быть? Если вы родились в середине девяностых годов, то вам сейчас должно быть не меньше пятидесяти лет.
— Должно, но не обязано, — возразил Валентин. Мы вообще не отсюда!..
Полковник Брунхель недоумённо обвела их растерянным взглядом.
— Так откуда же вы?
— Мы из прошлого, — спокойно ответила Майя и с некоторой жалостью добавила: — Из прошлого, которое вы потеряли…