Ответ Чемберлену

Событие пятидесятое

Три десятка лет Левин тренером проработал. Ну, не у сборников. Тренировал подрастающее поколение. Всё одно — тренером. Темп, заданный сейчас в сборной, их просто загонит. Сто раз читал в газетах и слушал на совещаниях, что плохо выступили на соревнованиях наши потому, что их сначала вот так загнали на подготовке к соревнованиям, а потом ещё пришли перед самым началом выступления партийные функционеры и час нудели, о престиже государства и о том, что советский спортсмен не может проиграть.

Сейчас Владимир Ильич чувствовал, что организму необходим отдых, хотя бы пару дней. Посидеть в баньке, полежать на диване, просто по молодой зелёной травке босиком походить и силы земли в себя впитать. И это у него тело с большим сердцем, что подросло в Боливии из-за проживания чуть не четырёхкилометровой высоте. На остальных сборников и совсем страшно было смотреть. Все осунулись и задор потеряли. Организм не успевал восстанавливаться за ночь. Отрабатывали приёмы мужики вполсилы и с железом занимались тоже в щадящем режиме. Тренеры же, видя это, только покрикивали и «стимулировали» к активным занятиям спортсменов, тем, что угрожали отчислить из сборной.

Дальше это продолжаться не могло. Левин уже совсем было решил бунт поднять, но передумал. Он им, в смысле, тренерам, не отец. И сборники друзьями тоже не стали. Старше все, и вообще, люди не собрались в коллектив, не стали одной командой, наоборот часто собачились между собой. Хорошо хоть до рукоприкладства не доходило. Так, если всё продолжится в таком ключе, то может и дойти. Нужно о себе заботиться, а не о коллективе. Капитан на корабле один — в данном случае это Главный тренер сборной. Пусть он и ведёт корабль на рифы. Владимир Ильич себе настолько глобальную цель поставил, что излишнее рвение тренера — как капелька воды в море. Она есть, но она ничего не меняет.

Себя только любимого нужно от попадания на рифы спасти. Что Левин и сделал. В воскресенье уехал в Гольево, побродил по зелёной травке у леса, посидел в баньке у председателя Рыжова и утром в понедельник заявился в фельдшерско-акушерский пункт к тете Лене.

— Тётя Лена, Марина мне фиктивный больничный нужен, — а чего темнить?

— Ты бы как-то завуалировал наглость свою, — колокольчиками зазвенела медсестра-дьяволица.

— Очень нужен? — не поддержала её веселья фельдшер.

— Вопрос жизни и смерти. Два дня, но, чтобы диагноз был не проверяемый, или наоборот, проверяемый, но достоверный. У нас там свой врач, и он явную лажу выявит.

— На преступление толкаешь, мажор? — не поддержала серьёзный тон Марина.

— Тётя Лена?

— Уймись, Маринка. Раз Костя просит, значит и в самом деле надо. Выпишу я тебе больничный на три дня, считая воскресенье. Пусть будет ОРЗ. А как вашего врача с пути истинного сбить я тебе расскажу. Записывать не надо. А вот слушай внимательно и не перепутай.

— Вы про йод?

— Йод, — фельдшер согласно кивнула, — Он на самом деле работает, так как это яд. Организм поднимает температуру, это защитная реакция. Но пить или есть его нужно в минимальных дозах! 2–3 капли на кусок сахара рафинада или на чайную ложку. Ещё можно капнуть на кусок хлеба белого. Только не больше, так и язык с пищеводом сжечь можно. Еще можно растворить в воде — 2–3 капли на 200 миллилитров. На стакан. Йод поднимает температуру примерно до 37,5 градусов. И температура держится где-то полчаса.

— Я тоже знаю, — медсестрица-дьяволица, как усердная ученица в школе, потрясла рукой, — нужно съесть за полчаса до измерения температуры пару сантиметров грифеля от карандаша. Размельчить и проглотить. Получится те же 37,5 градусов и примерно на такое, как и при йоде время, где-то на час.

— Эффекты суммируются? — задумался Владимир Ильич, переводя взгляд с одной советчицы на другую.

— Я про графит не слышала, но употреби совместно. Там о другом нужно думать, как красное горло изобразить.

— Свекольным соком? Прямо перед заходом в кабинет врача из бутылки? — предложил Левин.

— Я ещё слышала, что нужно максимально задержать дыхание, тогда и пульс будет высоким и температура чуть поднимется.

— Всё, спасибо, а то выгонят из сборной! — замахал Костик на эскулапов руками.

Надо сказать, что всё именно так он и проделал. Съел кусочек сахара с йодом, разжевал два сантиметра графитового стержня, задержал дыхание, хлебнул из бутылочки, прихваченной с собой свекольного сока, и зашёл через десять минут к врачу в спорткомплексе Динамо. Ну, и, на счастье, в кабинете сидел второй тренер Сборной СССР по самбо Купин Сергей Иванович.

— Тебя, где носит Квасин, мы тебя уже почти отчислили, не звонишь, не приходишь на тренировки⁈ — подскочил он со стула.

— Приболел, Сергей Иванович.

— А вид бодрый, чем болел, воспалением хитрости?

— Простыл немного…

— Родион Сергеич, осмотри молодое дарование, не врёт?

— Раздевайтесь молодой человек.

Через пять минут врач сел рецепты выписывать. Температура почти тридцать восемь, давление повышенное, как и пульс и горло красное.

— Через две недели выезжаем в Испанию, выздоровеет? — недовольно зыркнул на Квасина Купин.

— Молодой. Через два дня зайди, Квасин.

Событие пятьдесят первое

А жаль. Но нет. Очень бы хотелось обратиться к нейросети и грозным таким тоном вопросить. А скажи мне… Как там её в книжках обзывают? Да, по-разному. Пусть будет — Киса.

— А скажи мне, Киса, что там с откатом, удалось потерей мелочи через дыру в кармане уменьшить его?

— Не очень, родной. Мало мелочи потерял. Человеческая жизнь не мелочь.

По Гамбургскому счёту если, то Левин прилично уже потерял, каждое утро в дырявый карман насколько монеток закидывал, а в целый — пригоршню. Кончаются деньги в дырявом правом, и он с левого туда опять закидывал горсточку. Рублей двадцать за месяц растерял. Только нет нейросети, и не спросишь, улучшилась, так сказать, карма или нет. Ещё один раз судьба на Костика покусилась. Нужно было дорогу переходить на перекрёстке, Левин дождался зелёного глазка на светофоре и потопал. Народу было так себе, человек пять. И в это время сверху выезжает запорожец и прёт на красный. Владимира Ильича спасло то, что между ним и горбатым оказалась женщина с авоськами. Запорожец женщину сбил и Костика тоже. Но ударил не по ногам Левина, переломав их, а тётечкой и авоськами, в которых была картошка и капуста. На асфальт Квасина всё же отбросило, но единственная потеря — порванный рукав у куртки и измазанные джинсы. А женщине повезло гораздо — гораздо меньше. У неё оказались переломаны обе ноги и рука. Ещё вся кожа содрана на плече.

А мужик в Запорожце помер. Нет, Левин, может, тут и не причём. Врачи определили причину смерти позже, оказалось — оборвался тромб, и помер гражданин Верещагин, надо понимать, до столкновения с женщиной и Левиным. Именно поэтому и наехал. Некому уже было на тормоза давить. Если бы не было двух предыдущих несчастных случаев с сосулькой и в метро, то заподозрить себя виновником смерти мужчины в Горбатом Владимир Ильич не смог бы. Где он, и где тромб? Но нет. Какая-то неведомая сила нацелилась путем несчастного случая Константина Олеговича Квасина устранить.

Хотелось после этого случая голову Левину вверх к небу задрать и вопросить: «Всё или ещё будет»? Или надо мысленно обращаться к Лукомору в синем плаще с приклеенными звездами из фольги.

Несчастный случай на перекрёстке произошёл в самом конце марта и до десятого июня, когда Левин стал подниматься по трапу самолёта, ничего больше не случалось. Даже травмы на тренировках не было. И тут опять. Трап, когда Владимир Ильич уже шагнул в самолёт, неожиданно отъехал на полметра и проклинатель полетел в щель, и тут трап поехал снова к самолёту. Костику повезло. Он успел полностью провалиться в дыру или щель, что образовалась при отъезде трапа. Метра три с лишним падать. Или четыре даже. Или это у страха глаза велики?

— Квасин, ты жив⁈ — бросился Купин Сергей Иванович их второй тренер, что стоял внизу со списком сборной СССР по самбо и галочки ставил напротив фамилии.

Левин поднялся с бетона. Ощупал себя. Покрутил ногами и кистями рук.

— Вроде цел.

— Как ты там оказался? — вокруг стала собираться толпа.

— Не знаю. Трап как-то дёрнулся…

— Что тут случилось, товарищи? Все живы? — мужчина в форме лётчиков гражданской авиации, прямо как у Мимино, бежал к ним от кабины трапа, а с ним и стюардесса, что билеты проверяла.

Левина ощупали в десять рук и признали отделавшимся лёгким испугом. Сам Костик скорее признал бы себя обделавшимся. Зуб на зуб не попадал. Так это неожиданно произошло, что испугался уже только на земле. Можно ли с таким запасом неудачи лететь? Самолёт штопором не пойдёт на посадку?

— Всё нормально. В осадок выпал, — попытался успокоить собравшихся Владимир Ильич. — Мне бы сесть уже в самолёт, а то коленки дрожат, — улыбнуться-то улыбнулся, но при этом не само получилось, а пришлось команды мимическим мышцам давать напрямую. Типа: «Левый уголок губ ползёт вверх». Потом: «Теперь правый уголок губ ползёт». Так и получилось, как скомандовал, сначала рожу налево повело, потом правая сторона выровняла.

Заводил Костика под руку в салон тот самый лётчик, на Мимино похожий. Довёл до люка и помог перешагнуть порог. При этом те пассажиры, что ещё не сели, стояли внизу и лицезрели посадку знаменитого «выжившего» в Ту — 154. Место оказалось у иллюминатора, но Левин поменялся сразу с Николаем Барановым, оказавшемся его соседом. Ну, его нафиг эти красоты за окном, ещё чего доброго разгерметизируется иллюминатор, если Квасин рядом с ним сидеть будет.

Так весь перелёт до Мадрида Владимир Ильич и просидел, ожидая неприятностей, с закрытыми глазами, даже от еды отказался. Была рыба и побоялся костью подавиться. Только чай с булочкой схомячил и опять зажмурился.

«Наш самолёт через пять минут совершит посадку в аэропорту столицы Испании городе Мадриде. Просьба пассажиров пристегнуть ремни».

Надо выдыхать или рано ещё? Левин через плечо Баранова глянул на землю за бортом в иллюминатор. Земля, как земля, полоски зелёного и коричневого. Ничего интересного.

Колёса чиркнули по бетонке, самолёт чуть подпрыгнул, но потом одумался и плюхнулся на взлётно-посадочную полосу. Перегрузка на несколько секунд вдавила в кресло и отпустила. Владимир Ильич хотел по привычке поаплодировать пилоту и даже хлопнул разок, но соседи на него заозирались.

— Ты чего Квасин? — толкнул его в бок Николай.

— Показалось, что муха пролетела. — Левин раскрыл ладони, — Нет ничего. Показалось. — Блин так попаданцы и палятся, сейчас в СССР никому и в голову не придёт благодарить пилота овациями за удачное приземление. Это их работа. Такая же почётная, как и у сталевара или врача. И получает пилот не в десятки раз больше, чем сталевар. Не так и плохо было в СССР. Все были равны.

Событие пятьдесят второе

Бывают ли такие совпадения? Или это не совпадение? Испания большая страна… Мадрид — большой город… И Чемпионат Мира — это серьёзное соревнование. Пусть даже по самбо. Всё же заявились на соревнования десять стран: СССР, Монголия, Болгария, Испания, США, Франция, Голландия, Италия, Япония и Мексика.

А что получилось в результате? В результате эти соревнования — этот Чемпионат Мира решили провести в пригороде Мадрида на Тренировочном Спортивном Комплексе «Торрехон». Да, да в том самом пригороде, в котором расположена военно-воздушная база США. В том самом пригороде, в котором Левин решил провести диверсию. Более того — этот Тренировочный Спортивный Комплекс использовали солдаты и офицеры США для занятий спортом, тут и в баскетбол свой играли, и в бейсбол, тут занимались боксом и даже дзюдо. С железом качались… Тут просто кишело американскими лётчиками. Владимир Ильич, строя планы диверсии, самым слабым кусочком планирования считал именно путь до Торренхона из Мадрида и обратно. У него нет испанских денег, и как «уговорить» водителя такси в Мадриде везти его сюда, не имея ни цента, ни песо за душой. Чеки предлагать? Придумал в конце концов способ, но он Владимиру Ильичу не нравился. Он купил в магазине в Москве два обручальных массивных кольца. Золото — универсальный товар, и возможно шофёр такси позарится на пять грамм благородного металла. Имелся минус, кольца нужно было декларировать на границе, и если он их истратит на оплату такси, то потом нужно будет объяснять куда они делись, привлекая к себе ненужное ему внимание.

И тут такой подарок. Они будут бороться в том самом Торренхоне. И не нужно искать американских пилотов по барам. Они сами придут в тренировочный комплекс поболеть за своих американских самбистов.

Узнал всё это Костик от переводчицы. Ну да, по порядку. Прилетел Ту-154 в Барахас — это главный международный аэропорт Мадрида. Он расположен практически в пределах города, примерно в 14 км к северо-востоку от Мадрида. У трапа советских самбистов встречала целая делегация. Полномочного посла не было, самбисты — не самые важные гости Испании, есть у того полно других проблем. А вот помощника или атташе по культуре к ним посол прислал. И не одного, а с двумя переводчицами. Прислали двух человек и организаторы чемпионата. Тут-то и выяснилось, что Мадрида они не увидят толком. Будет две экскурсии сегодня вечером — автобусная и пятнадцатого числа перед вылетом их на пару часов завезут в город и дадут прогуляться по нему. И даже немного денюжек дадут — сувениров прикупить. Жить они будут в Торренхоне в казарме ВВС США. Как раз построили новую на двести человек, но ещё не заселили. Питаться будут в ресторане в городе, куда их будет привозить автобус. И на всё время пребывания в Испании за ними будут закреплены две сотрудницы посольства СССР, работающие переводчиками.

— Прошу любить и жаловать — это Инесса Владимировна, а это Олечк… Ольга м… Ивановна, — атташе по культуре выдавил улыбу в сторону первой и расцвёл в сторону второй.

Обе носительницы испанского языка стоили того, чтобы на них обратить внимание. Инесса Владимировна просто поражала своей внешностью. Она была худышкой. Ну, как — худышкой? Она могла мумию играть без всякого грима. Освобождают ту по замыслу режиссера и автора сценария от бинтов, а там скелет, обтянутый кожей. Где такое можно достать? А потом мумия ещё и двигаться должна. Тяжело режиссёрам. А тут вот она — готовая. В женщине при росте около метр семьдесят и тридцати кило не было. Про таких ещё говорят: «Ноги, как руки, руки, как палки, а вместо головы шишка». Такое ощущение складывалось, что ногу Инессу Владимировны можно было в районе ляжки обхватить пальцами одной руки, а для обхвата руки в районе бицепса хватит двух пальцев — большого и указательного. Почему ляжки? А потому, что при всей своей худобе эта, на вид пятидесятилетняя женщина, носила мини-юбку. Красно-коричневый кусочек ткани прикрывал разве что трусы. Смотрелось это дико. Две такие белые ходульки торчат из тряпочки, и как это обычно бывает — желание узнать, что там под мини-юбкой спрятано в этом случае не возникало. Возникало противоположное — не видеть этого. Так и ещё не всё, на плечики женщине была накинута мужская короткая ей рубашка белая, как у милиционеров летняя парадная. Может она и была. Из рукавов коротких торчали веточки, а пояс при поворотах обнажал пупок. И застёгнута рубашка была на нижние пуговицы только, и открытый ворот демонстрировал пергаментную кожу на груди. Лифчика не было, да и не выпускают на минус третий размер лифчики. Потому соски угадывались под накладными карманами. Волосы были чёрные, как смоль, может и крашеные, длинные и собраны на макушке в шиньон. Он же шишка. Ужас ужасный. Плюс совершенно белая кожа, несмотря на юг и лето. Белоснежка, блин.

Вторая переводчица — Олечка, была полной противоположностью первой. Левин её смутно помнил, она училась в МГИМО на курс старше его, и была первой красавицей курса. Эдакая длинноногая блондинка с васильковыми глазами и лопающейся от троечки на груди кофточке. Видимо, где-то ещё и ходить правильно девушку научили. Есть же в СССР манекенщицы и где-то, и кто-то их должен учить ходить по подиуму походкой от бедра. Олечку именно эти гуру и просветили, и научили как ходить надо. Идёт она по коридору института, а следом, высунув язык и пуская слюни, десяток воздыхателей.

— Костя? Рада видеть тебя! — и правда рада, вон как все тридцать два зуба продемонстрировала.

Самбисты облизнулись, втянули воздух носами, создав вокруг Левина вакуум и понуро стали забираться в автобус.