Отвергнутая жена дракона, или Хозяйка магического приюта

Глава 1

— Ты сгниешь в глухомани. Я об этом позабочусь, — низкое рычание вырывает меня из серого забытья.

Открываю глаза и в недоумении таращусь на незнакомца, стоящего рядом.

Ему под сорок. Высокий брюнет с длинной, густой шевелюрой. Одет, как аристократ из позапрошлого века. Темный камзол, расшитый серебряными нитями, кружевное жабо. Контрастом изысканной одежде — лицо. Ноздри зло раздуваются. Взгляд у него волчий. Однодневная щетина, багровый шрам на виске.

Бр-р. У меня от него мурашки по коже.

Почему этот расфуфыренный варвар злится на меня, если я впервые его вижу? Откуда он вообще взялся?

Быстро перебираю последние воспоминания. Отдых в Греции. Моя попытка отойти от тяжелого развода, двойного предательства мужа и так называемой «подруги». Езда в арендованной машине по серпантину, и вдруг — грузовик на встречке. Резкое торможение и... Провал в памяти.

Где я? Почему лежу? Попала в аварию? Тогда почему у меня ничего не болит? Мысли одной строкой пробегают в голове.

С трудом сажусь на кровати.

Тело почему-то плохо слушается, зато глаза различают все в малейших деталях. Отчетливо вижу каждую закорючку на пергаменте, лежащем на столе из эбенового дерева. И чернильницу, инкрустированную золотом, с гусиным пером. Мелкие черточки в речном пейзаже, написанном искусным мастером.

Странно оказаться в этой музейной обстановке, и странно видеть настолько хорошо, учитывая, что у меня близорукость аж минус три.

Неужели я спала в линзах?

Не может быть. От спанья в линзах я бы сейчас глаз не смогла раскрыть. Они бы распухли и покраснели, как помидоры. Лучше мое зрение точно не стало бы...

Мужчина обрывает поток моих беспорядочных мыслей.

— В ближайшем будущем я решу, что с тобой делать. А пока подписывай, — он протягивает лист.

Что?!

С недоумением перевожу взгляд на лист.

Сумасшедший какой-то.

Так я и позволила ему решать, что со мной делать. Я ему не вещь и не ребенок! Слава Богу, сорок пять лет прожила на свете. Уж сама как-нибудь с собой разберусь. Да я даже отвечать не стану, потому что с безумцем нет смысла спорить.

Спускаю ноги с кровати на холодный, мраморный пол. При этом чуть выше колен задирается розовый подол незнакомого, шифонового платья, заставляя меня замереть от шока.

Куда делся мой шоколадный загар? И почему мои ноги пухлые, с тонкими лодыжками и без педикюра? А руки? Полные, изящной формы. Тоже без маникюра, с овальными ноготками и нежно-розовыми лунками. И запах въедливый, сладко-приторный. Запястье подношу к носу, осторожненько принюхиваюсь и тут же морщусь.

Точно! Это от меня пахнет, как от клумбы.

Ничего не понимаю.

Идеальное зрение вместо близорукости, другая форма ногтей, лишние килограммы, бледная кожа, и это после двух недель под палящим средиземноморским солнцем!

Поднимаю вопросительный взгляд на мужчину.

— Что вы со мной сделали?

Тут же в панике зажимаю рот ладонью. Тонкий, мелодичный голос — абсолютно не тот, что был у меня раньше, не альт с хрипотцой!

Пока, ошарашенная, перевариваю чужие интонации, вылетающие из своего рта, незнакомец угрожающе склоняется надо мной.

— Целитель сказал, что твой обморок — не притворство. Только поэтому ты валяешься в моем кабинете, а не едешь в карете под конвоем из стражи! Мне плевать, что у тебя не так с головой. Подписывай бумагу и выметайся!

— Так. Во-первых, — говорю с холодком, решительно выставив перед собой ладонь. — Я с радостью уйду. У меня нет никакого желания общаться с грубия...

— Ты не поняла. Ты выйдешь в эту дверь, когда подпишешь бумагу.

— Я ничего не подписываю без своего адвоката.

— Не проблема, — шипит взбешенный дикарь. — Если ты не готова поставить подпись, то я готов овдоветь. Во второй раз.

С тревогой всматриваюсь в темные глаза. Не шутит. По лицу вижу, он готов к насилию.

Это все резко меняет.

На миг меня пронзает нестерпимое желание признаться, что я никакая не Даяна. Что я вообще случайно в этом теле оказалась и впервые вижу этого мужчину. Но столько недоверия читаю в его лице, что тут же понимаю.

Мне не поверят.

Пожав плечами, говорю:

— Что надо подписать?

Беру желтоватый лист, где значится, что леди Даяна Эртирос согласна развестись со своим мужем лордом Браггаром Эртиросом и никаких претензий к нему не имеет. Буквы не русские, но я их отлично понимаю. Да и язык чужой, но мне понятен, как родной.

Даяна, видимо, я. А вот числа... Что это за цифры?

— Это что? — тычу в странную комбинацию цифр пальцем. — Миллионы миллионов.

— Не строй из себя больную. Не прокатит.

— Если вам нужна подпись, будьте добры, ответьте на мой вопрос!

— Сегодняшняя дата, — цедит он сквозь зубы, делает глубокий вдох и сжимает кулаки.

— А-а, ну раз дата... — беру у незнакомца из рук перо, книгу.

Лист опускаю на твердую обложку и быстро подмахиваю подпись чужими, но почему-то понятными мне буквами.

Диана Эр, потому что я Диана Рыбакова.

Почти правда.

Я бы ни за что не стала подделывать чужие подписи, и уж тем более подписываться под соглашением о разводе, в котором женщине ничего не требуется от мужчины. Но все происходящее кажется каким-то сюром. Если начнутся проблемы… реальные проблемы, то всегда можно сказать, что ко мне приставал безумец, и мне пришлось уступить грубой силе из соображений безопасности.

Засовываю ноги в розовые лодочки с дурацкими шифоновыми помпонами. Осторожно встаю с кровати.

Осматриваю свою одежду.

Длинная, розовая юбка, вся в рюшах и нелепых бантиках. Корсет стягивает мне талию, стискивает грудь, мешая нормально дышать, его шнурки болтаются развязанными на груди. Чувствую себя воплощением неухоженности и дурного вкуса.

Я все больше склоняюсь к тому, что моя душа каким-то безумным образом перенеслась в чужое тело. И окончательно убеждаюсь в этом, подойдя к высокому зеркалу.

Глава 2

Он двумя шагами оказывается рядом и опускает руку на дверь, отнимая возможность выйти. Буравит взглядом с такой злостью, что в груди становится холодно, будто в ледяную прорубь упала.

Чеканит резко, по слогам:

— Значит, хочешь знать. Ладно. Я прощаю тебе Эйдена. Но Филу не прощу. Теперь понятно?

Растерянно моргая, смотрю на собеседника. Еще бы узнать, кто такие Эйден и Фила! Расспрашивать дальше не рискую. От моих вопросов он лишь вскипает сильнее. Наверно, думает, что я с ним играю, изображая чокнутую. Как бы не отправил меня в дурку!

Вслух киваю и говорю не без иронии:

— Спасибо за исчерпывающий ответ.

Он убирает руку с двери, открывает ее, и я быстро выскальзываю наружу. Моему взгляду открывается широкий светлый коридор, такой же шикарный, как кабинет хозяина. Полы выложены мрамором, украшены скульптурами, а стены — картинами. Под высокими потолками, точно крохотные солнышки горят лампы. Кажется, прикоснись здесь к любой вещи, и она заскрипит от чистоты.

Обстановка роскошная, вот только…

Куда идти? Я здесь впервые!

К счастью, муженек шагает впереди меня и нетерпеливо оглядывается. Явно хочет поскорее проводить меня на выход. Торопливо бросаюсь следом по широкой каменной лестнице, мысленно перебирая новые для себя имена.

Эйден и Фила. Не забыть бы.

Одно мужское, одно женское. Что за тайна за ними скрывается?

— Лорд Эртирос! — вдруг раздается звонкий, женский голос за моей спиной.

Обернувшись, замечаю высокую брюнетку, быстро шагающую к нам по каменистой дорожке со стороны парадного входа с плотно набитым саквояжем. Волосы аккуратно зализаны в пучок. На поясе сапфирово-синего платья висит связка ключей. Бровки домиком, губки бантиком. Кожа бледная, будто она привыкла от ультрафиолета прятаться под крышей.

Приблизившись, она почтительно склоняет голову перед мужем.

— Как вы пожелали, мой лорд, я собрала для Даяны вещи в дорогу.

— Спасибо, Виттория.

За сдержанным ответом повисает неловкая пауза.

Брюнетка опускает глаза. Под дрожащими ресницами она будто прячет смущение. Словно Браггар ей только что признался в любви. Затем, вздрогнув, протягивает саквояж кучеру и торжественно поворачивается ко мне.

— Надеюсь, в благостном уединении ты осознаешь, что натворила, и раскаешься перед Великим. Да пойдет это время тебе на переосмысление содеянного!

И все?

Хоть бы намекнула на содеянное!

Девица поджимает губы и, смиренно сложив ручки на подоле, встает за лордом, оставляя меня гадать, что я натворила, и кто она такая, эта кошка, влюбленная в мужа?

Как во сне сажусь в большую, черную карету, запряженную двумя гнедыми лошадьми. Напоследок лорд меряет меня холодным взглядом, словно записывая на подкорку жалкий вид той, которую так ненавидит.

Чеканит:

— Прощай, Даяна. Надеюсь, больше не увидимся!

Под мой кивок он захлопывает дверцу, и карета трогается.

Уж как я надеюсь вас больше не видеть, лорд Дикарь!

С таким хамом, как вы, ни одна женщина не захочет иметь дело!

С досадой откидываюсь на спинку сиденья. Кулачком ударяю по его кожаной поверхности.

Отдохнула, называется, на курорте!

Пришла в себя после развода, ага!

За что мне вот это все?

Новый мир, муж, который меня ненавидит, ссылка в глухомань, развод по новому кругу?

Под невеселые мысли меня начинает укачивать на ухабистой дороге. Становится душно, ведь вентиляции здесь нет, а на улице жарко. Хочется хоть глоточек свежего воздуха. Дергаю карету за ручку, но она не открывается.

Отдергиваю занавеску в карете и от нечего делать смотрю на проплывающие мимо серые дома из камня. Мы уже с полчаса трясемся по городской брусчатке под мерный цокот копыт, как вдруг раздаются мужские крики.

— Ловцы! Ловцы дорогу перекрыли… Кого-то учуяли.

— Проклятье, это…

— Он самый! Ох ты, срань собачья!

— Держитесь!

Карета останавливается, и я осторожно отдергиваю занавеску. Вижу сквозь стекло темно-серый, громко гудящий смерч. Настоящий, в два человеческих роста, и совсем рядом. Он грозно танцует по брусчатке, все ближе и ближе подбираясь к карете. Если он продолжит свою траекторию, то нам несдобровать!

Мне же не мерещится? Ущипнув себя за запястье, понимаю, что все происходит взаправду!

Стучу по дверце.

— Эй! Кто-нибудь! Выпустите меня отсюда, пока...

Но договорить не успеваю. Смерч врезается в карету, заставляя ее содрогнуться и накрениться на бок. Лошади ржут, топают копытами. Раздаются громкие, мужские крики. Ругань.

Изо всех сил цепляюсь за спинку сиденья. Как раз вовремя.

Толчок невиданной силы отшвыривает меня к противоположной стене. С болью в плече опять цепляюсь за сиденье — единственную опору в салоне.

Снова толчок. Чуть слабее.

Что за чертовщина происходит?

Все прекращается неожиданно, враз.

Карета перестает трястись. Свист ветра стихает, зато раздаются всхлипы, а потом умоляющие детские крики. Мальчишка лет десяти где-то совсем рядом хныкает и жалобно скулит:

— Не надо, дяденьки, пустите! Я не хочу в интернат! Отпустите! Я больше не буду! Вы меня не увидите, зуб даю! Я случайно!

Что происходит? Кто-то обижает ребенка? Дергаю ручку, но дверца, будто приварена намертво. Не открывается!

— Что происходит? — кричу, тарабаня по стенкам кареты, обитым черным шелком. — Эй, вы! Отпустите ребенка!

На мои стуки и крики никто не реагирует, а через минуту экипаж кареты трогается с места, как ни в чем ни бывало. Снова мерный цокот копыт и проплывающие мимо дома.

Боже, куда я попала?!

Откидываюсь на высокую спинку сиденье. Щекой прижимаюсь к кожаной обивке. Сердце колотится, как бешеное. Дышу часто, собачкой.

Я не знаю, что здесь творится, но уверена, что здесь, в этом мире прилюдно обижают детей. Как так можно? Руки мелко трясутся от возмущения. Ощущаю себя щепкой, которую носят океанские волны, ничуть не интересуясь ее мнением. Еще долго все внутри клокочет, пока не прихожу к четкому решению.

Глава 3

Медленно поднимаю руки вверх, не понимая, то ли мне плакать, то ли нервно смеяться. На морщинистом лице старушки застыло суровое выражение. Ее не трогает моя капитуляция.

Повторяет:

— А ну брысь отсюдова!

— Вы что, — говорю, наконец, — убьете жену хозяина? Вы вообще кто? Сторож-ж… иха?

— А ну цыц! Ты мне зубы не заговаривай! — приказывает та. — Жена хозяйская померла уже как три года.

— Я новая жена. Лорд Эртирос недавно на мне женился.

Грозная женщина медленно опускает кочергу. На лице мелькает прозрение. Она начинает суетливо топтаться на месте, всплескивая морщинистыми руками. Точно, как моя бабушка, когда не понимала, то ли ей бросаться ко мне с обнимашками, то ли в дом бежать, на стол накрывать.

— Так бы сразу и сказала, милонька! — лопочет она. — Что жена-то вторая. А то жена-жена… А ведь умерла жена-то. Тебя как звать-то?

— Даяна.

— А меня Марией кличут.

Женщина машет, приглашая следовать за собой, и мы огибаем дом. Она семенит впереди, постоянно оборачивается, тараторит, что гостей не ждала. Что почтовый ворон письмо принес какое-то, но она после ужина хотела прочитать.

Слушаю ее вполуха, потому что все внимание уходит на осмотр обстановки.

С радостью отмечаю, что за домом находится целое поле овощей, похожих на капусту. Крупные кочаны растут среди сорняков. Надеюсь, эти плоды съедобные?

А то, что я считала лесом вдали, на самом деле продолжение сада. На деревьях виднеются красные яблоки.

Приятное открытие сопровождается еще одним.

За домом расположен добротно сколоченный сарай и то ли коровник, то ли конюшня, от которого несет навозом. Значит, тут есть и домашние животные.

Удивительно, учитывая, что дом с фасада выглядит абсолютно нежилым.

— Почему вы заколотили парадный вход? — встреваю с вопросом в монолог старушки.

— Та надоела мне голотьба. Ходют тут всякие, воруют, что плохо лежит. Вот я и заколотила дверь-то. Пусть думают, что нечем тут поживиться.

— Хитрый ход. И что, помогает?

— Не-е, — безнадежно машет старушка. — Все равно тащут изверги. На той неделе вон рыбу купила на рынке. Повесила сушить - и сперли всю. Златорожку вона, глупу скотину, в коровнике держу теперь запертой. Кур с петухом — в сарае. А Милку держу на выпасе. Она у меня умна кобылка. Чужих к себе не подпускает.

Вот так, за разговорами об уровне местной преступности, мы доходим до кухни. Я останавливаюсь на пороге и с любопытством озираюсь.

В целом, тут приятно.

Дом напоминает средневековую, отреставрированную виллу, в которой мне однажды удалось отдохнуть в Италии. Чисто, светло, просторно. Солнечные лучи наполняют пространство мягким светом. Высокие, белые потолки. Стены выкрашены в приятный нежно-желтый цвет. Штукатурка, вопреки моим ожиданиям, ниоткуда не сыпется.

Вся мебель резная. Видно, что не дешевая и сделана на заказ. Шкафы, столы да стулья на кухне изготовлены из светлого дерева, кажется, клена. Кое-где к стенам приколочены полки с загнутыми краями, а на них в рядок выставлены чистые тарелочки.

Из стены торчит кран, а под ним в полу пробита канавка, уходящая в дыру, напоминающую мышиную норку.

То, что подведена вода, меня очень радует. Какие-никакие удобства!

На столе вижу сковородку, прикрытую крышкой. Наверно, это оттуда аппетитно пахнет жареным луком. Рядом — тарелка с целыми капустными листьями, и блюдце — с чищенными вареными яйцами. Похоже, мое появление отвлекло старушку от обеда.

Она бросает кочергу у очага. Наполняет черпаком две чашки водой из ведра и ставит на стол. Вынимает из шкафа две тарелки и две ложки. Раскладывает на столе.

— Ты давай присаживайся, милонька! Поешь-ка! Небось умаялась с дороги? Я вона лучок да картошку нажарила с хрустящей корочкой. Будешь?

— Спасибо, нет, — давясь слюной, мужественно отказываюсь. — Я лучше яйца с этими аппетитными, полезными листочками поем.

— Ну как знаешь, милонька. Поешь, а потом я тебе купальню сготовлю. Помоешься. Переоденешься во что попроще. А то что такую красоту марать? — женщина благоговейно указывает на мое платье-катастрофу. — Все равно тебя, окромя Златорожки, Милки да меня, никто тута не увидит.

— Я бы с радостью переоделась, — развожу руками. — Только не во что. У меня сумку украли с вещами.

— Ох, ворье проклятое! Совести у них нет, — запричитала та, подвигая мне тарелку. — Ничего, найдем, во что тебя одеть. Принесу тебе платьишко прежней леди Эртирос. Они попроще, не такие видные, как твое. Но для деревни самое то.

На этой фразе она двигает ко мне тарелку, а потом накладывает себе картошку.

Я беру лист хм… надеюсь капусты. Осторожно откусываю кусочек и разжевываю. Да, настоящая капуста. Хоть по знакомой еде скучать не придется!

Затем беру яйцо.

По вкусу яйцо как яйцо. С темными желтками.

Марияуговаривает картошечки попробовать, и мне ужасно хочется поддаться ее уговорам. Но потом даю задний ход. Нет уж, буду из этого тела выжимать максимальный потенциал. Мне, извините, в нем еще жить и жить!

Тепло от желудка медленно растекается по телу. Я впервые за сегодняшний день чувствую себя, как дома. Даже запахи и вкус еды один в один из моего мира!

Расслабляюсь настолько, что очень хочется рассказать женщине свою тайну. Что я вообще-то никакая не Даяна Эритрос, а Диана Рыбакова. Но что-то меня останавливает.

Наверно, виной тому детские крики, до сих пор стоящие в ушах.

Этот мир без сомнения бывает жестоким.

Лучше поостерегусь. Буду молчать, пока не узнаю больше о местных нравах, обычаях и своем прошлом.

— Да что это я? — вдруг спохватывается Мария, легонько шлепнув себя по губам. — Все болтаю и болтаю, старая! Ты, милонька, лучше про себя расскажи. Зачем приехала? Чем заниматься будешь? Когда хозяина ждать?

На меня с любопытством взирают внимательные серые глаза.

А я зависаю, как сломанный ноут.

И действительно.

Глава 4

— Знаете, — быстро нахожусь, — что-то я устала с дороги. Давайте завтра поговорим! А пока я вам посуду помогу помыть.

— Да что ты! Великий с тобой! — старушка испуганно машет на меня ладошкой и аж меняется в лице. — Не надо мне помогать, голуба моя! Ты вона сядь, отдохни на стульчике. А я тебе купальню приготовлю. Водичка тепленькая, к телу приятная. Вот, скоро сама увидишь! Ляжешь в купальню, как ампиратрица. Я, как наперед знала, травки ароматные заварила.

— Спасибо, я в карете насиделась. Если не хотите, чтобы я посуду мыла, тогда пойдемте вместе купальню готовить!

Мария, тихо бурча, недовольно хватает со стола железный ковш, закрытый крышкой. Направляется к выходу и ворчит. Мол, вот прежняя леди Эртирос была леди как леди, а новая покоя не знает. С упреком на меня косится, пока ведет по коридору к высокой, резной двери.

Мы заходим в просторное помещение. Здесь тепло. Стены и пол покрыты запотевшим белым мрамором с серыми прожилками. По периметру расставлены деревянные скамеечки. Видимо, для одежды.

Есть расписные в пастельных тонах ширмы.

На стенках вбиты крючки. Наверно, для полотенец.

Я думала, что в купальне будет ванна или нечто вроде хамама, а тут целых три мини-бассейна, облицованных бирюзовым мрамором. И во всех трех уже имеется вода.

Из того, что в самом центре, идет пар. Именно в нее Мария выливает содержимое ковша, и помещение тут же заполняет густой аромат эвкалипта.

— Не понимаю, — с глазами круглыми, как пять копеек указываю на воду. — Здесь все готово... Когда вы успели?

— Да Великий с тобой! Что тут успевать? Видишь, вон труба тут открыта, — Мария указывает на черную дырку в стенке бассейна, покрытую водой. — Через нее идет водица с источника. Как помоешься, мы все сольем в дырку, вон в ту, которая закрытая пробкой. И новой наполним. Так у нас принято. После себя новую, чистую водицу впускать.

— А как она горячей остается?

— Так хозяин самого лучшего мага для такого дела пригласил. Из столицы. Ходили слухи, он самому ампиратору делал купальню.

— И все равно не понимаю. Столько воды для меня одной? — обвожу руками помещение.

— Если не хватит, спустим и наполним заново. Прежней-то хозяйке хотелось по два раза на дню купаться.

Быстро моргнув, энергично мотаю головой.

Мол, мне второго раза не надо.

А сама никак не могу осознать масштаб здешней роскоши.

Думала, муж сослал меня в суровую деревню. Обещал ведь глухомань! Я настроилась, что тут мне придется в роль аскета вживаться. А оказывается, здесь больше комфорта, чем у меня было в трехкомнатной квартире!

— Но вы же сказали, что нужно что-то готовить? — уточняю.

— Надо тебе како-то платьишко сыскать. Да полотенчико. Ты вон, смотрю, телом добрая. Но ничо. Здесь прежняя хозяйка гостила, когда дочку свою ждала. А потом, как родила, так оставила здесь свои платьишки за ненадобностью. Вот я тебе их в хозяйском шкафу-то и сыщу. И мыло тоже снесу. Ты давай, раздевайся пока, а я пойду за одежкой.

Когда женщина выходит, начинаю расшнуровывать корсет и стягивать с себя платье. Этот долгий, нудный процесс заканчивается моей победой над сложной конструкцией.

Вешаю его на крючок.

Отхожу на пару шагов и в который раз диву даюсь вкусу прежней хозяйке. Кричаще-розовый шифон. Бантики, как у маленькой девочки, рюшечки. Помпончики на туфельках.

Ладно. На вкус и цвет, как говорится...

Я не обязана носить ее гардероб.

Под платьем обнаруживаю на себе подъюбники, веселенькие панталоны в розовый горошек и белую сорочку.

Подъюбники стягиваю первым делом. Собираюсь снять и остальное, но совсем голой оставаться никак не хочется. Хотя телом я добра, как великодушно выразилась Мария, и, по идее, никому не должна быть интересна.

Подхожу к двери из светлой древесины.

Здесь нет замка. Что же получается, любой может сюда войти? М-да, раздеваться теперь хочется еще меньше.

Пожалуй, буду купаться в одежде.

Пальчиками правой ступни проверяю температуру воды в трех бассейнах. Теплый, горячий и ледяной. Выбираю для начала теплый. Чувствую себя неловко в своих горошковых панталонах и сорочке, когда прямо в них погружаюсь в воду в самом дальнем от двери бассейне.

Немного поразмыслив, ухожу под воду с головой.

Мне ведь и голову не помешает помыть, а то за день вспотела на жаре. Когда поднимаюсь обратно, чувствую, что-то изменилось в воздухе. По-прежнему пахнет эвкалиптом, но…

Ярко-розовое пятно на белой стене исчезло!

Точнее говоря, мое платье исчезло.

На полу его тоже нет. Оно не упало.

Куда делось платье?

Это добрая женщина его унесла? Но когда бы она успела? От двери до платья метров пять, а я была под водой не больше пяти секунд.

— Мария? — зову ее, озираясь по сторонам. — Вы здесь?

Внезапно в воздухе непонятно откуда раздается смех.

Точнее, тихое детское хихиканье.

Будь я в своем мире, я бы решила, что спятила, и записалась к психиатру. Но я в чужом мире. И законы здесь другие.

Так что…

Глубоко вздохнув, громко произношу:

— Спасибо. Я как раз собиралась выкинуть это платье, да все руки не доходили.

************

Уважаемые читатели!

Если вам понравилась книга, я очень этому рада

В этом случае поставьте, пожалуйста, лайк

Ну, а если ещё и добавите в библиотеку и напишете коммент, я буду на седьмом небе от счастья, а прода будет писаться веселее. Подпишитесь, пожалуйста, на мою страничку, чтобы быстрее всех узнавать о новостях и обновлениях:

https://litnet.com/shrt/thaW

Глава 5

В ответ — молчание.

Не понимаю, что происходит, но при этом радуюсь, что я не разделась до конца.

И вдруг… Прямо из воздуха около стены вылетает нечто ярко-розовое, воздушное и в несколько частей приземляется на светлый мраморный пол. Нет, это больше не мое платье, а его жалкие ошметки.

Протерев глаза от воды, внимательно наблюдаю за происходящим. Значит, невидимый воришка оказался вандалом?

Хмурюсь. Мне не жалко платья. Гораздо больше волнуюсь за обладателя тоненького смеха — ребенка, кажется, девочку. Что она делает в глухомани без присмотра взрослых? Нет, я понимаю, что прямо сейчас она развлекается порчей чужих вещей, но что она делает в целом?

Где ее родители?! Как ей помочь?

Найди я малыша без присмотра взрослых в прошлой жизни, позвонила бы в полицию, А здесь как реагировать, в глубоком средневековье? Тут нет ни телефонов, ни полиции, а детей прямо посреди улицы забирают какие-то ловцы!

Самое логичное — разузнать, где родители, а потом аккуратненько вернуть ребенка на их попечение.

Медленно провожу ладошкой по поверхности воды, разгоняя круги. Спрашиваю небрежно:

— Ты хочешь есть? У нас после ужина остались вареные яйца. Мария варит их сразу десятком, а потом прячет в надежном месте и потихоньку ест, как проголодается. Знаешь где они лежат?

В ответ — тишина.

Предпринимаю новую попытку диалога.

— Или, может, хочешь чай с медом?

И снова молчание.

— Знаю, вокруг полно капусты и яблок. Но разве этого хватит для растущего организма? Тебе нужно сытно есть. Наверно, ты скучаешь по вкусной, горячей еде?

Через несколько секунд раздается нежный девчачий, но очень эмоциональный голосок:

— Я вам не дурочка! Можете, что угодно говорить! Как угодно меня заманивать! Ни за что не поверю! Я про вас все знаю!

— Про меня? — ошарашенно восклицаю. — И что ты про меня знаешь?

— Вы… Хитрая. И вы ненавидите детей.

— Вот это точно неправда! Послушай. Ты, может, знаешь прежнюю меня, но скажу честно. В моей жизни кое-что произошло, и я изменилась. Сейчас я просто хочу, чтобы ты нормально поела.

— Какое вам дело до меня?

— Сама не понимаю, — признаюсь со вздохом. — Мне неприятно думать, что ты голодная. И что рядом с тобой нет взрослого, кто мог бы защитить.

— Меня не надо защищать! Я сама о себе позабочусь. Так что лучше о себе волнуйтесь!

— Да уж. Ты бесспорно талантлива. Не каждая сумеет так ловко оставаться невидимой. Как ты это делаешь?

— Просто делаю, — отрезает девочка.

Ого, какая бунтарка!

По голосу ей лет восемь, а по уровню колючести — она переплюнет любого подростка! По крайней мере, в моем воображении классические подростки разговаривают именно так.

— И делаешь это просто виртуозно! — поддакиваю ребенку. — Думаю, такую смышленую девочку очень любят родители. Они знают, где ты? Что с тобой? Они, наверно, волнуются?

— Родители… — судя по пренебрежению в голосе, девочка имеет на них зуб. — Вы за моих родителей волнуетесь? А за Интернат, который меня не получит, тоже волнуетесь? А за Ловцов, которым никак меня не поймать?

— При чем здесь Интернат и Ловцы? — хватаюсь за голову от ее логики. — Я говорила про родителей! Где твои папа и мама?

— Милонька, — своим появлением в дверях со стопкой тряпок в руках Мария прерывает наш разговор, — ты никак сама с собой болтаешь? Али напеваешь? Ой, а чего это у тебя за тряпицы валяются? Это же платьишко твое было… Охохонюшки мои, что тут творится?

Женщина складывает на скамье стопку вещей и поднимает с пола разорванные куски ткани. Внимательно на меня поглядывает:

— Ты сама порезала аль кто помог?

— Да какая теперь разница? — вздыхаю.

— Ну, коль тебе без разницы, то ладно. Вот, смотри-ка, я тебе принесла вещи прежней хозяйки. Я их простирнула в речке. Все чистенько.

— Спасибо!

— А насчет хулюганов, что такое красивое платьишко испортили, ты не беспокойся. Они свое скоро получат.

Что-то в ее интонациях заставляет меня насторожиться.

— Вы знаете, кто это делает?

Женщина уклончиво качает головой.

— Мы их отловим, хулюганов-то, — она вдруг подмигивает. — Они еще не знают, но им недолго осталось безобразничать. Я не даром свой хлебушек ем. Уж порядок в хозяйском доме наведу!

— Что вы имеете в виду? — сразу напрягаюсь.

Мне не по душе туманные намеки, но она опять лишь качает головой, будто мой вопрос не расслышала.

— Тебе можа еще чего надо? Так я принесу. Говори, не стесняйся!

— Нет, спасибо! У меня все есть. Вы лучше скажите, что вы имели в виду про отлов хулиганов?

— Та ничего особенного. Они свою магию растратили. Пока не восстановятся, не смогут тебе вредить. Ладно. Время — не муха. Улетит — не поймаешь. Так что пойду я, — женщина поворачивается к двери, опять игнорируя мой вопрос, — Ты, как помоешься, приходи на кухню. Я тебе все покажу и ключи дам от хозяйской спальни.

На этих словах женщина выходит, оставляя после себя легкий налет тревоги. Что она не договаривает? Разве это нормально втихаря от хозяйки что-то делать? Я, конечно, еще плохо ориентируюсь в происходящем, но чувствую, что-то тут не так.

Старушка партизанит. Из нее клещами информацию не вытащить!

Может, невидимую девочку удастся разговорить?

Из теплого бассейна перехожу в горячий. Потом в ледяной. Оттуда выскакиваю, как пробка и — бегом в горячий. Потом, согревшись, снова пересаживаюсь в теплый.

Жду невидимую гостью, но она, как сквозь землю провалилась. Не приходит.

Когда мне надоедает отмокать в воде, иду за ширму, взяв полотенце и одежду.

Одежду сознательно не вешаю на перекладину ширмы.

Чтобы не досталась хулюганам.

Глава 6

Посреди ночи меня будит глухой топот.

Спросонья не понимаю. Что за шум?

Ночь же на дворе! Или утро?

Тру глаза и босыми ногами шлепаю по каменному полу к окну. Ступни тут же пробирает дикий холод, но меня так шокирует происходящее за стеклом, что резко становится не до обуви.

Полная луна освещает всадников на лужайке перед домом. Я насчитываю десять мужчин в черных плащах с капюшонами, восседающих на вороных конях. За их вереницей следует пара лошадок, которые тащат клетку на колесах.

Клетка пустая.

Жертва еще не поймана.

Кровь стынет в жилах от ужаса.

Они по мою душу приехали!?

Я ведь из другого мира. Видимо, старушка догадалась об этом и вызывала местную миграционную службу, а, может, вообще местное ФСБ, чтобы меня потихоньку нейтрализовать.

Вот почему она вчера не договаривала!

Ходила вся загадочная.

Кидаюсь к кровати с балдахином, одеваю туфли, хватаю сложенное на краю платье и торопливо натягиваю на себя через голову. К счастью, фасон максимально простой. А главное, нет корсета — ведь одежда предназначалась для беременной женщины. Буквально пара минут — и я в одежде, готова к побегу!

Только как бежать? И куда?

Прижимаю ладони к вискам и лихорадочно соображаю.

Так.

Думай, Диана, думай! Не тормози!

Через черный ход не пройти — это единственный функционирующий вход в здание. Зловещие гости направятся прямиком туда.

Значит, остаются окна.

Из слов сторожихи я поняла, что, пока лорд Эртирос в отъезде, комнаты тут держат запертыми. Женщина доверила мне лишь ключ от хозяйской спальни. Если бежать — то только через свое окно. Моя спальня расположена на втором этаже.

Высовываюсь наружу, прицениваюсь. Учитывая, что первый этаж немного «врыт» в землю, здесь не так уж и высоко. Тем более, под окном — мягкая почва. Спрыгну, и вдоль стеночки прокрадусь к саду. Там густо разрослись деревья и кустарники. У меня появится отличный шанс смыться.

Берусь за оконную раму и, усевшись, уже собираюсь перекинуть ноги наружу, как вдруг со стороны массивного, деревянного гардероба раздается явственный шорох.

Тут же каменею, напряженно вслушиваясь в наступившую тишину.

Снова шорох, потише.

У меня в новом теле отличное зрение и прекрасный слух. Гораздо лучше, чем раньше!

Поэтому нисколько не сомневаюсь.

Тут кто-то есть!

Но откуда? Я ведь, прежде, чем запереть изнутри дверь и рухнуть в кровать, проверила содержимое шкафов и сундуков. Никого не было в комнате, кроме меня.

Любопытство и элементарное собственное достоинство заставляют меня остаться. Уж, извините, если я с монстром из шкафа не смогу справиться… то можно смело топать в дурку!

Слезаю с подоконника и, сбросив туфли, на цыпочках крадусь к шкафу. По дороге прихватываю массивный, серебряный подсвечник. Какое-никакое оружие.

Открываю резко дверцу и… зажимаю ладошкой рот, чтобы не закричать. Не знаю, что я ожидала увидеть со своим распаленным воображением, но точно не милые туфельки, надетые на маленькие ножки, торчащие из-под платьев.

Хм. Вот мы и встретились, малышка из купальни!

Вслух дружелюбно произношу:

— Привет, привет! Что ты делаешь в моем шкафу?

Она, наивная, в ответ молчит. Будто, ее молчание заставит взрослого человека забыть о ее присутствии.

Что ж. Подойду к ситуации с другого конца!

— Тебе нужна помощь?

Из-за вороха платьев, медленно выглядывает прелестное детское личико с удивленно распахнутыми глазами:

— А вы что... хотите мне помочь?

Она такая хорошенькая, что напоминает хрупкую, фарфоровую куколку. Еще и волосы белокурые, с длинными локонами, как у ангелочка! У меня сердце сжимается от того, что девочке приходится прятаться среди старых платьев, вместо того, чтобы спокойно спать в кроватке.

— Конечно, хочу!

— Разве это не вы Ловцов вызвали? — девочка удивленно моргает и бросает испуганный взгляд в сторону окна.

— Нет. Я не вызывала Ловцов. Если ты боишься дядей в черном, то почему не станешь невидимой, как вчера, в купальне? У тебя же отлично получается!

— Не могу, — шепчет девчушка, пряча глаза под дрожащими ресницами. — Я вчера с вами заигралась и случайно истратила все запасы магии. Теперь не получается открыть портал.

— Тогда как ты попала в мой шкаф?

— Меня сюда часто заносит, если мне страшно. Против желания... И вообще! Это вовсе не ваш шкаф, — бубнит малышка. — И платья не ваши!

Внезапно в дверь раздается стук. Тяжелый. Требовательный. Будто хозяин вернулся к себе домой и наткнулся на запертый засов. К горлу подкатывает раздражение. Так и подмывает поставить наглецов на место!

— Именем Императора, откройте! — низкий, отчетливый голос вибрирует властью.

— Как они тебя здесь нашли? — присев на корточки, беру девочку за тонюсенькое запястье. — Дом же огромный!

— Говорят, они чуют запах магии, — губы у девочки дрожат. — Как ищейки.

— Чем чуют?

— Носом, наверно.

— Тогда снимай свою одежду! — встаю и иду к трюмо, на котором в рядок выставлены эфирные масла. — Попробуем сбить этих мопсов со следа!

Глава 7

Когда заканчиваю с задуманным, голова гудит от грохота в дверь, в глазах рябит от устроенного мной хаоса — раскиданных повсюду платьев прежней хозяйки, а в носу стоит въедливый запах эвкалипта.

Открытое нараспашку окно впустило в помещение ночную прохладу, поэтому, подойдя к порогу, зябко кутаюсь в шаль. Оглядываюсь напоследок. Комнату, будто посетил торнадо, не оставив и намека на некогда царивший здесь порядок. Ведь простая житейская мудрость гласит, что в бардаке гораздо сложнее что-либо найти.

Наконец, поворачиваю ключ в замке и, глубоко вздохнув, нажимаю на ручку. Когда дверь открывается, в первую очередь, в глаза бросается черный кожаный нагрудник с замысловатыми узорами, чуть выше уровня моих глаз. Задираю голову, чтобы встретиться взглядом с верзилой, который уже минут пять рвется в спальню.

В его глазах застыло море из льда. Будто никакого тепла внутри не осталось. Невольно ежусь и плотнее кутаюсь в шаль. Становится еще противнее. Большие дядьки — против маленькой девочки? И не стыдно им?

За первой фигурой стоят еще три. Остальные члены черной банды, видимо, рыщут по дому в поисках бедняжки. А эта четверка ощупывает взглядами помещение и... меня.

— Как вас зовут? Представьтесь! — требую холодно. — Уверена, лорд Эртирос захочет узнать имена мужчин, которые ворвались к его жене посреди ночи.

— В сторону! — хрипло рычит главный. — Все обязаны беспрекословно подчиняться Имперским Ловцам.

— Вы себе позволяете, — подпускаю в голос металла, — командовать в моем доме?

Мужлан просто отодвигает меня в сторону, как ледокол отодвинул бы в сторону отколовшуюся льдину, и заходит внутрь. Верзилы в черных плащах теперь топчатся по комнате и своими длинными, узловатыми пальцами цепляют вещи, раскиданные по периметру. Один приближается к шкафу и… Открывает дверцу!

Вынимает оттуда голубое платьице, несет вожаку.

Они обмениваются многозначительными взглядами, и главный кивает:

— Она здесь была.

О чем они думают? К каким выводам пришли, найдя здесь платье? «Была да сплыла»? Или «раз была, то ищем дальше»?

Хотя стараюсь держать невозмутимый вид, горло сжимает страх. Как бы не полезли в сундуки, рядком стоящие вдоль стены! В одном из пяти сундуков, под постельным бельем скрывается маленькая беглянка.

Вижу, с каким отчаянием эти мужчины пытаются ощутить нужный им запах. Самый главный встает над тем самым сундуком и втягивает воздух в широкие ноздри.

— Ваши имена! — скорей бегу к нему, одной рукой прижимая к груди шаль, а другой экспрессивно размахивая. — Назовите свои имена! Вы так храбры, что готовы ворваться к замужней женщине посереди ночи. Надеюсь, ваша храбрость никуда не денется, когда мой муж призовет вас к ответу за беспредел!

Бугай поворачивается ко мне с досадой, как слон к надоедливой мухе. Его капюшон слетает с головы, обнажая блестящую в лунном свете кожу черепа, крючковатый нос с горбинкой и большие ушные раковины. Жуткий тип, словно притопавший с погоста, пренебрежительно цедит сквозь зубы:

— Не мешай. Пока тебя не раздавили, как глупую моль.

— Это я вам мешаю?! — возмущенно развожу руками. — Вы ворвались ночью в мою спальню, обшариваете мои вещи, и я вам мешаю?!

— Послушай, — он плотно сжимает тонкие губы. — Поступил сигнал, что в этом здании скрываются дефектные. Будешь чинить препятствия в их поиске — и тебя признают их пособницей. Тогда никакой муж не спасет тебя от карающей руки правосудия.

Кивком ставит точку на нашем диалоге и отворачивается. Снова принимается осматривать помещение. Пока черные люди озираются по сторонам, ходят и принюхиваются, как гиены, до меня постепенно доходит, что они малышку только что обозвали дефектной.

Ее хорошенькое личико, испуганные глазки мигом проносятся перед глазами, вызывая целую бурю эмоций.

Это она-то дефектная?!

Не знаю, какие нравы в этом мире, но в своем мире я всем сердцем любила племяшку с ДЦП! Я ей второй мамой, считай, была. И нечего мне втирать про дефектных детей, потому что для меня дефектных детей нет и никогда не будет! А если вы по-другому думаете…

Коротко выдыхаю и сжимаю пальцы в кулаки.

С этого момента вся эта ситуация становится слишком личной.

Меня кроет такой злостью, что руки начинают леденеть и мелко трястись. Кончики пальцев покалывает, будто мелкими иголками. Говорят, у кого-то чешутся кулаки на взводе, а у меня сейчас в буквальном смысле зудят ладони.

— Кроме вас, здесь дефектных нет, — шиплю разъяренной кошкой, встав перед главарем. — Убирайтесь отсюда, пока целы! Вам. Здесь. Не рады!

Во мне столько ярости, что еще чуть-чуть, и она хлынет наружу, как вода из рухнувшей дамбы! Меня не волнует, что их четверо, а я одна. Это им стоит сейчас бояться — вот и все, что я знаю наверняка!

Верзила на сей раз от меня не отмахивается. Нахмурившись, вглядывается в мои глаза и… внюхивается! Как настоящая псина. С той лишь разницей, что псина не вызывает отвращения. Внезапно с тревогой поворачивается к другому Ловцу и указывает кивком в мою сторону:

— Проверь!

Подельник подходит ближе и по-змеиному вытягивает в мою сторону бледную узкую физиономию с выступающими, острыми скулами. Вдыхает с шумом воздух и замирает. С видом дегустатора, только что глотнувшего из бокала, «вслушивается» в букет запахов. Секунда, две, три длится молчание.

Затем с напряженным кивком, стараясь не поворачиваться ко мне спиной, обращается к главарю.

— Так и есть. Эгидомантия, доминалис и нуль-арканум в одном лице.

На бледном лице главного верзилы проступает пот. Вижу отчетливо в лунном свете мелкие бисеринки. В глазах мелькает удивление, даже смятение.

Тут я слегка теряюсь. Э-э… В смысле?

Он меня испугался?

Глава 8

— Что прикажете, Верховный? — вожака окружают ловцы.

— Передайте остальным, — коротко кидает он после минутного раздумья, — мы сворачиваемся.

Он быстро шагает к двери, но на пороге внезапно разворачивается и, поймав мой взгляд, угрожающе шипит:

— Мы вернемся. С личным приказом Императора. С сильнейшими магами Империи. В нашу следующую встречу никакая магия защиты, подавления и контроля не спасет тебя от возмездия, альбегар!

— Вы меня точно с кем-то путаете, — бросаю, ошеломленная происходящим. — Я не Альбегар, а Эртирос. Даяна Эртирос.

Ловец усмехается и накидывает на лысую макушку капюшон. Из-под черной ткани на меня с ненавистью таращатся темные радужки.

— Альбегар — не имя.

— Что тогда?

— Существо, меняющее установленный порядок.

— У вас... очень богатая фантазия, — бормочу, растерянная, а мой жуткий собеседник задумчиво продолжает:

— У меня плохое предчувствие на твой счет. Видишь ли, текущий порядок меня более, чем устраивает. А вот ты… Нет!

На этой фразе, мало что объяснившей, черный человек резко разворачивается и шагает за дверь. Остальные следуют его примеру.

Когда последний выходит из комнаты, я иду в коридор, превозмогая желание рухнуть на кровать. Хочу убедиться, что все незваные гости отсюда исчезли.

Меня до сих пор потряхивает от происходящего.

С одной стороны, я рада, что Ловцы разглядели во мне нечто пугающее. Нечто, что заставило их убраться восвояси, трусливо поджав хвосты. А, с другой стороны, тот факт, что они приняли меня за сильного врага, сулит в будущем проблемы. Хотя... Проблемы буду решать по мере поступления. Главное, прямо сейчас я радуюсь, стоя на крыльце и наблюдая, как десять всадников усаживаются на коней и вместе с ужасной клеткой исчезают в дали!

Вздрагиваю, когда за моей спиной раздается шорох.

Резко оборачиваюсь.

— Это вы? — хмурюсь при виде женщины, взирающей вслед уезжающим ловцам.

— Чегой это они? Уехали несолоно хлебавши. Неужто не нашли хулиганов?

Мария топчется на месте. Судя по языку жестов, ей хочется догнать мужчин и уговорить вернуться.

Еще бы.

Ведь это она вызвала Ловцов, а они уехали с пустой клеткой. Получается, присутствие сторожихи ставит под угрозу жизнь девочки, которая мне доверилась. Ну и что мне теперь делать?

Я бы уволила ее, вот прямо сразу. Сходу. Но как уволить, если нанимала ее не я? К тому же, отчасти я сама виновата в случившемся. Ведь чувствовала, что Мария задумала неладное, но не стала на нее давить. Побоялась испортить с ней отношения с самого первого дня. И вот, результат!

Сейчас по-любому придется с ней как-то договариваться, но уже в другой тональности.

Обращаюсь к ней, складывая руки на груди:

— На каком основании вы позволили себе вызвать Ловцов без моего ведома?

Та растерянно всплескивает руками:

— Так зачем бы я напрасно тебя тревожила, милонька, а? Ты вона городская, совсем молоденька еще. Не знаешь, как в наших краях живется. Как с хулюганами управиться тоже не знаешь. Ну, так это ничего, я с ними сама разберусь. Слава Великому, не первый год на свете живу...

По уверенным интонациям и резкой жестикуляции понимаю, что женщина считает свое решение верным. Похоже, она меня вообще не принимает всерьез. Считает изнеженной, наивной девчонкой. Думает, что меня можно задвинуть в сторонку, и самой все решать. Таким макаром, она завтра опять Ловцов позовет. Или службу по отлову попаданок. Или еще кого похуже.

— Будьте добры, Мария, впредь обращаться ко мне на вы...

— Да что же это такое, а?! — обрывает меня. — Я ж к тебе со всей душой, как к дочке, а ты вона... На вы! Ох, за что мне все это?

Вздохнув поглубже, говорю:

— Я очень благодарна за доброе отношение. Но я вам не дочка, а ваша новая хозяйка. И прошу относиться ко мне с соответствующим уважением.

Женщина уязвленно передергивает худенькими плечами. Мол, какое уважение к городской девчонке, когда у нее, Марии, и опыта побольше, и понимания жизни, и житейской смекалки. С упреком качает головой и поджимает губы.

— Ну так я и без того со всем уважением… А ежели выкать нужно — могу и выкать, — говорит бесцветным голосом, отворачиваясь.

— Спасибо. Впредь будьте добры, обсуждайте со мной все контакты со внешним миром.

— Уж не извольте гневаться, когда я вас разбужу сегодня утречком, часиков в пять. Прежде, чем мясника пустить, я с вами посоветуюсь, о какой части свиной вырезки с ним балакать можно, а о какой — ни-ни.

Она с вызовом задирает подбородок.

Мол, что, съела?

— Если разбудите меня в пять утра, чтобы обсудить визит мясника, — говорю, — я совершенно точно изволю гневаться. На этот раз встречу с мясником организуйте на свое усмотрение. Самое главное, я не хочу, чтобы Ловцы и любые иные органы власти появлялись здесь без моего ведома.

На улице по-ночному свежо, но я так разгорячилась в пылу спора, что скидываю с плеч шаль и стискиваю ее в руках. Жду реакцию упрямицы. Ну что ей стоит просто сказать: «Хорошо, я поняла»?

— Не понимаю я, — Мария растерянно разводит худыми руками. — Лорд Эртирос завсегда был мною доволен. Даже когда муж мой помер, оставил здесь одну. Ни сумлевался никогда, что справлюсь. И я справилась! Не подвела! А вы… Только приехали, а уже все не то. Все не так. Вот уж не думала, что на старости лет придется пережить такой стыд.

Она всхлипывает. Видно, что расстроилась и очень переживает. Сбавив тон, говорю помягче:

— Организация доставки продуктов, кухня, уборка в замке — это все по-прежнему на вас. Я лишь хочу быть в курсе, что у нас с едой. Откуда мы ее берем, как пополняем запасы. И давайте теперь вместе планировать меню. Я постараюсь вам помогать и в готовке, и в уборке.

— Новая метла вечно по-новому метет, а полу только терпеть остается... — машет рукой старушка. — Тогда уж сразу скажите. Что вы на завтрак желаете?

Мне хочется сказать, что я обойдусь вареными яйцами и кашей. Но тут вспоминаю, что на завтрак у нас планируется особая гостья, поэтому тут же забываю свой непритязательный настрой. Хочется побаловать бедняжку, которая, наверно, давно не ела нормальной еды.

Глава 9

— Твоих друзей?! — озадаченно чешу затылок и невольно скольжу взглядом по помещению. — Тут рядом прячутся твои друзья?

Вместо ответа она ерзает в куче постельного белья, благоухающая эвкалиптом, и, усевшись поудобнее в сундучке, пытливо заглядывает мне в глаза:

— Почему вы мне помогли? Я слышала, что вы злая и ненавидите таких, как я.

С досадой всплескиваю руками.

Опять двадцать пять!

Кто распустил обо мне подобные слухи!

По губам бы надавать тому сплетнику, который запугивал мною ребенка!

— Кто тебе это сказал?

— Я не выдаю имена своих друзей, — девочка упрямо сжимает ротик.

— Преданность — прекрасное качество. Я даже немного завидую твоим друзьям, — улыбаюсь и устраиваюсь поудобнее на тряпках, ведь разговор, похоже, только начался. — Им с тобой повезло. А насчет твоего вопроса... Я помогла тебе, потому что не хочу, чтобы ты боялась прятаталась в шкафу. По ночам дети должны спокойно спать в своих кроватках.

— Но… Вы, может, не до конца поняли. Я, конечно, выгляжу большой, но мне всего девять. У меня магия слишком рано проснулась. В восемь, — она в ужасе округляет глаза. — У нормальных людей и драконов после восемнадцати появляется. Когда они умеют себя контролировать и никому случайно не навредят. А, если навредят, их могут наказать. А я… Вы сами видели, как меня в шкаф занесло. Детям с магией нельзя жить на свободе. Они много всего ломают. И могут даже кого-то поранить. Но я все равно не пойду в Интернат. Ни за что не пойду!

— Вот и я считаю, — осторожно подбираю слова, — что детям лучше оставаться с родителями, чем жить в Интернате!

Ее глазки внимательно сканируют мое лицо, видимо, отлавливая малейшие признаки фальши. Наконец, она неуверенно выдает:

— Вы правда думаете, что меня не надо отдавать Ловцам?

— Не думаю. Знаю. Поэтому я тебе помогла. И помогу твоим друзьям, если ты, конечно, позволишь.

Помолчав, она неуверенно произносит:

— Спасибо, леди Даяна.

— Ну вот, — посмеиваюсь, — ты знаешь, как меня зовут, а как тебя зовут, не говоришь! Непорядок!

— Я Мия, — говорит, секунду помешкав.

— Значит, вот что мы сделаем, Мия. Давай мы подготовим ночлег для тебя и твоих друзей. Сегодня ночью вы, наконец, нормально отдохнете! Сколько вас, кстати?

— Семь. Без меня.

— Целый детский сад! — ахаю невольно. — Как вас только Мария не нашла?

— Пустым людям... ну, без магии которым, нас не поймать, — улыбается девчушка. — Мы же тут с магией. Мой лучший друг умеет наводить морок. А лучшая подруга внушать всякие мысли… Нет, нет, вы не подумайте, мы ничего ужасного дарне* Марии не внушали! (*Дарна — это уважительной обращение к пожилым женщинам, прим. автора) Только убедили не заходить в наши комнаты по ночам. Вот она к нам и не заходила. Так что кровати у нас уже есть. Мы заняли четыре гостевые комнаты. Вы правда-правда не желаете нам плохого?

— Нет, конечно. К тому же, я обычный человек. Без магии. Меня можно не бояться.

— Да как же без магии, когда с магией? — девочка, наконец, вылезает из неудобного сундука и усаживается на краешек кровати, болтая ножками.

Она плотнее закутывается в чистую простыню, потому что холод проник в каждый уголок помещения. Худенькая фигурка кажется крошечным, светлым пятнышком на фоне огромной темной кровати с балдахином.

Я бы закрыла окно, но перед приходом ловцов обрызгала комнату и малышку тоже эфирным маслом. Аромат слишком сильный, даже для меня, любящей эвкалипт. Закрою окна — задохнемся!

— Вы альбегар, — продолжает Мия. — Я все слышала из сундука! Ловцы в вас целых три магии нашли, а, может, у вас еще есть! Папа говорил, в альбегарах часть магии не сразу проявляется. Поэтому их так боятся.

Она заговорила о папе? Вся подбираюсь. Вот бы побольше о нем узнать! Это мой шанс вернуть девочку в безопасное место. В семью.

— Твой папа хорошо разбирается в магии, — осторожно начинаю. — Может, познакомишь нас? Он мог бы объяснить мне, что у меня за магия, и как ею пользоваться.

Мия будто сразу съеживается и опускает глаза.

— Он... Я не буду о нем говорить.

— Ладно, — пожимаю печами. — Расскажешь, когда захочешь. Тем более, люди в черном, наверняка, ошиблись, — с усмешкой добавляю. — Ну, какая там во мне магия? Разве что цифры умею считать да с людьми договариваться.

— В вас есть дар. Я тоже это чувствую.

— Ладно. Тогда, может, подскажешь, что за магия у меня такая?

— Я только про нуль-арканум слышала... Нуль-арканум не даст воздействовать другой магией. Это очень удобно, — вздыхает. — Вот вы моим друзьям завидуете, а я вашей магии.

Киваю с улыбкой, при этом мысленно оценивая со всех сторон подарок, полученный в комплекте с новой жизнью.

Теперь я понимаю, почему девочка решила мне довериться.

У нее не осталось другого выхода. Ведь на меня не возможно было бы воздействовать ментально, как на Марию. Это, получается, меня вообще теперь магией не взять?

Как-то не вяжется это.

Я новичок в этом мире. За что мне продвинутая магия досталась, которую даже Ловцы испугались? Мия прерывает мои размышления, спрыгивая с кровати:

— Леди Даяна, можно я пойду? Я хочу переночевать с подругой. Если я не вернусь в нашу спальню, она будет за меня переживать... Все будут переживать. Я тоже буду волноваться, если их не увижу.

— Конечно, — легко соглашаюсь. — Если обещаешь, что на завтрак спустишься с друзьями на кухню.

— Но как же мы спустимся? Если дарна Мария нас увидит, она сразу сообщит про нас Ловцам.

— Не сообщит! Я что-нибудь придумаю.

— Да, но… если она не сообщит, и об этом потом узнают, ее привяжут к позорному столбу на трое суток. Без воды и еды. Ой, — она зажимает ладошкой рот и с тревогой смотрит на меня. — Я не хочу, чтобы вас тоже наказали!

Глава 10

«Как проснетесь, приходите в мою спальню! Я что-нибудь придумаю», — обещаю Мие перед тем, как она выходит. А потом пол ночи валяюсь в кровати без сна. Обдумываю текущее положение вещей.

Этот мир, конечно, поражает своей вопиющей несправедливостью. Дети прячутся, как беглые преступники, лишь потому что обрели магию раньше большинства. Не вписались в придуманные кем-то рамки и должны теперь за это страдать. Ну, куда такое годится?

Я хочу... нет, я просто обязана создать для них комфортные условия! Если изменить целый мир прямо сейчас мне не под силу, то пусть хотя бы в рамках этого дома дети почувствуют принятие и любовь!... Вот только как это провернуть?

Если Мария узнает про детей и не доложит о них Ловцам, поддавшись, к примеру, моим уговорам, то окажется под ударом. А если доложит, то под ударом окажемся мы с детьми.

Значит, выход остается только один.

И он мне совершенно не нравится.

— Доброе утро, — захожу на кухню, где волшебно пахнет оладушками. — Ого, вы уже приготовили завтрак!

Хотя мне казалось, я вскочила с кровати ни свет ни заря, Мария опередила меня, как минимум на пару часов. Она суетится у сковороды, что установила в очаге на подставке-решетке, а на столе уже благоухают плоды ее усилий.

Две глубокие железные миски с горкой наполнены оладьями, самыми аппетитными, из тех, что я когда-либо видела. С золотистой корочкой, пышные, пахнущие ванилью — уверена, они так и тают во рту!

Рядом — красуются белые пиалки с яблочным вареньем, медом, а на полотенчике разложены яблоки, на которых еще вода не обсохла.

В животе сосет, и я с тоской вспоминаю, что теперь сама выгляжу оладушкой. Беру со стола яблоко и задумчиво подношу к лицу. Втягиваю в ноздри его аромат. Кисло-сладкое, пахнет, как «гала». У сестры такие же росли на даче. Откусываю кусочек, медленно разжевываю сочную, сладкую мякоть с небольшой кислинкой.

Пожалуй, эти яблоки повкуснее конфет. По крайней мере, в этом я убеждаю себя изо всех сил.

Мой взгляд скользит по столу и натыкается на вскрытый конверт. В груди тут же нарастает паника. После встречи с Ловцами теперь любой контакт с внешним миром разгоняет адреналин в крови и заставляет сердце биться быстрее.

— Вы получили письмо? — беру в руки конверт, желтоватый, из грубой, шершавой бумаги.

— Ага, от сынка весточка пришла. Пишет, внучек у меня народился. Зовёт в город-то, шоб проведать. Хочет телегу за мной прислать. Вона, завтраком вас накормлю, а потом сяду ему ответ писать. Хозяин мне артефакт подарил, надо сыскать будет. Я болтаю, а на бумажке слова сами появляются.

От этой новости у меня невольно рот расплывается в улыбке! Все складывается, гораздо лучше, чем я надеялась.

— И когда вы поедете к сыну? — спрашиваю, но женщина смотрит на меня нахмурившись, как на дурочку.

— Когда-когда? Да вот, как ноги отвалятся или руки иссохнут, пущай тогда телегу шлёт! А пока руки и ноги шевелятся, я работать буду!

— Мария, мы должны поговорить, — мягко произношу, усаживаясь напротив нее за стол.

— Поговорить… Зря я, старая, надеялась, что посидим тихонько, спокойно с утречка! Чай попьем со сладеньким, — бурчит женщина и шумно ставит на стол белые чашки да тарелки из тонкой керамики и ворчливо добавляет: — Ну? Чё опять не так?

— Как бы вы отнеслись к тому, если бы моя сестра отправила ко мне своих деток погостить?

— Так у вас сестрица есть? — радуется она. — И ребятишки ейные к нам приедут?

— Восемь детей с хорошим аппетитом. Шумные и игривые. Скоро будут здесь.

— Скоро? — всплескивает руками и выпучивает глаза и бросается к шкафу. — Щас мы им тогда наготовим!

Достает ведерко с яйцами, мешочек муки — видимо, для новой порции оладий.

— Знаете, к чему я веду? — говорю теперь с ее спиной, потому что Мария энергично замешивает тесто. — В вашем возрасте будет непросто пережить шумных гостей. Думаю, у сына вам будет спокойнее. Заодно со внуком поможете на первых порах. Чем плохо?

— Ага. Чтобы я потом вернулася, а тут корова сдохла вместе с курями?

— Я позабочусь о детях и животных, только научите, как. Расскажите, с кем договариваться по поводу закупки еды, как оплачивать, а сами спокойно отправляйтесь в отпуск!

— Отпуск? — женщина склоняет голову набок и поджимает бледные губы. — Не поняла я чегой-то такое…

— Это такое время для отдыха от работы.

— Еще чего! Не хочу я от работы отдыхать! — ахает домоправительница, хватаясь узкой ладошкой за грудь. — Да где же это видано? На хозяйку свалить восемь голодных ртов, дом, огород да всю скотину! Я вам не злыдня бессовестная, чтобы бросить вот так, одну!

Она встает посреди кухни и экспрессивно машет руками.

Наш разговор начинает утомлять. Некоторых с отдыха на работу не загнать, а Марию — в отпуск не выгнать. Ее вообще тяжело переубедить в чем-либо. Наверно, потому что за много лет она привыкла хозяйничать, подчиняясь одному лишь лорду Эртиросу в его редкие приезды.

— Спасибо за желание помочь, — говорю нетерпеливо, — но после завтрака будьте добры, напишите сыну, чтоб выслал за вами телегу. Сегодня вы мне все расскажете, покажете, объясните про соседей — у кого что покупать из еды, а завтра можете ехать.

Старушка, правильно уловив интонации в моем голосе, — спорить со мной бесполезно — пожимает плечами.

— Ну, вы хозяйка. Вам решать... Да вот, чуть не забыла. Письмецо к вам пришло с утренним вороном. От лорда соседа.

Она протягивает мне крупный конверт из дорогой, гладкой бумаги, которая даже пахнет необычно. Чем-то тонким, пряным.

— А насчет всего остального. Воля ваша. Не понимаю вот только. Не справитесь ведь тута без меня, как пить дать. Вона вы какая нежная. Да вы в жизть ничего небось сами не делали! Ну, вот узнаете, как оно, работать. Вам не понравится. И чё дальше?

Пока вполуха слушаю, какая я беспомощная, бегло осматриваю конверт. Хм. Не перепутал. На лицевой стороне так и написано: «Леди Даяне Эртирос от лорда соседа». Адресовано точечно мне, а не предыдущей хозяйке.

Глава 11

— Пока Мария здесь, пожалуйста, держите свою магию при себе ладно? — обвожу умоляющим взглядом ребят.

Лучи восходящего солнца играют бликами в их волосах, заставляют кого-то щуриться от яркого света, а кого-то отступать в тень. Они неуверенно переглядываются. На детских лицах, чуть припухших после бессонной ночки, отражается весь спектр сомнений от недоумения до паники.

Мол, прятать магию?! Это вы о чем?

Вообще-то, теперь и я сомневаюсь, смогут ли мои маленькие гости придержать магию в случае необходимости. Большинство детей, стоящих передо мной, — подростки.

Смутно помню, где-то с двенадцати лет наступило горячее времечко в моей жизни. На фоне бушующих гормонов весь мир казался неправильным. Все и всех хотелось срочно исправить. Либо добиться справедливости, либо уйти с глаз долой. Наказать взрослых своим отсутствием. Чужое спокойствие казалось равнодушием, иная точка зрения — непониманием и глупостью. Отсюда вытекали необдуманные поступки, и слова вылетали пулями, прежде чем успевала их осознать в своей голове.

— А вдруг мне на кухне чихнуть захочется? Я же заболела, — гундосит Фетиша, девочка альбинос, и ей тут же отвечает ее копия:

— Нос почеши.

— А если не поможет?

— Если не поможет, дерни меня за рукав. Я тебя прикрою.

— Что происходит, когда ты чихаешь, милая? — встревоженно спрашиваю у малышки, но та застенчиво опускает глаза с белесыми ресничками и прячется за спину сестренки.

— Обычно что-нибудь падает, — со смешком отвечает за нее Мия. — Когда люди, когда деревья.

Спросить, как ее прикрывает сестренка не успеваю.

— Если дарна Мария такая злая, то зачем вообще нам идти к ней на кухню? — недовольно выпаливает Леон, на вскидку самый старший юноша лет шестнадцати.

Он одет довольно дорого. И манера держаться уверенная. Наверно, из обеспеченной, уважаемой семьи. А вот шевелюра у него такая пышная и длинная, что плачут по ней ножницы. Юноша выглядит бунтарем, подростком, который однажды отказался стричься маме назло.

— Да, — кивает рыжеволосая Лика. — Зачем нам показываться дарне Злючке?

— Вы у меня в гостях. Я хочу, чтобы вы чувствовали себя, как дома. А дома обычно едят на кухне или в столовой. Так удобнее. И уютнее.

— Клянусь, ребят, я сегодня так не выспалась из-за ловцов, — Лика подавляет зевок, — что даже вас слышу с трудом. Муть какая-то в голове. Не факт, что услышу эту вашу дарну Злючку, если она решит позвать Ловцов. Леди Даяна, — она, не моргая, заглядывает мне в глаза, — вы и правда очень милая, радушная и все такое, но давайте будем реалистами! Нельзя нам показываться на кухне! Не-льзя.

— Нельзя, нельзя… — закатывает глаза Серан, напоминающий молодого Брюса Ли. — Трусиха ты, со своими «нельзя»! А я, может, хочу уже нормально поесть. На нормальной кухне. За нормальным столом. И чтоб огонь в очаге трещал и чтобы, наконец, пахло едой, как дома. И чтоб еды вдоволь. Если дарна Злючка решит позвать Ловцов, я напялю на нее морок бесконечного лабиринта. Пока она будет тыкаться по собственной кухне, мы сумеем удрать.

— Зачем удирать, гений, когда можно просто не нарываться? — бурчит рыжеволосая Лика, демонстративно хлопая себя по лбу. — Здесь удобно. Кровати мягкие. С помывкой проблем нет. Это вам, мальчишкам, все равно, где жить. Хоть в лесу, хоть в яме с помоями. А нам... — после многозначительного "нам" она указывает тонкими, изящными пальчиками на остальных девочек, -— нам не все равно.

— Ой, сейчас чихну! — восклицает девочка альбинос, и Неиша резким взмахом ручек будто накидывает поверх сестры что-то невидимое.

Внезапно волосы и платьице чихнувшей девочки взлетают, будто под напором сильного ветра, и хрупкую фигурку толкает порывом воздуха. Чтобы не упасть, она выставляет перед собой ладошки и упирается ими в невидимую преграду. Прижимается к ней, точно к стеклу лицом. Ее носик смешно при этом плющится. Получается забавная рожица. Пока все дружно хихикают, Неиша снова делает волшебный пас руками, в результате чего невидимый купол исчезает.

— Спасибо, — деловито кивает ей близняшка, поправляя белое платьишко.

Пока все смеются, мне не до смеха. М-да. Прикрыла, называется, сестру. Так прикрыла, что любому непосвященному стало бы понятно, что здесь чихает ребенок с магией!

С грустью себе признаю.

Я поторопилась.

Похоже, придется прятать детей до отъезда Марии. Причем, самым тщательным образом.

— Знаете что? — говорю. — Дарна Мария не злая. Но вам и правда лучше с ней не встречаться. Скажу, что вас сюда привезли больными. Ничего серьёзного, просто якобы посидите в карантине. Будете спать и есть вдоволь. Я буду лично носить вам еду.

— И чем мы заболели, по-вашему? — интересуется Мия.

— Простыли.

— Вот вызовет нам дарна Злючка лекаря, — бросает Лика. — Он сразу все поймет.

— Какие тогда варианты? — пожимаю плечами. — Я открыта к предложениям.

Пора подключать их головки. Не говорить же им, что я попаданка, поэтому понятия не имею, чем болеют в этом мире. И вообще очень плохо здесь ориентируюсь.

— Скажите дарне, что у нас лунная корь, — говорит самый старший, Леон. — Она вызывает красные пятна по всему телу и чесотку. Не опасна для детей, зато тяжело проходит у взрослых. Исчезает сама в течении недели и...

Он замолкает. И все мы напряженно замираем, потому что в дверь стучат. А потом раздается приглушенный голос Марии:

— Ну-ка, милые мои, живей на кухню, оладьи-то простынут! Всё жду, жду, уж думала, так и до гробовой доски дождусь, пока вы тут копаетесь. Да уж, никуда я не денусь, пока все не соберётесь!

— Ой, все, — сдавленным голосом гундосит Фетиша. — Сейчас опять чихну!

*********

Дорогие читатели!

Я к вам с небольшим сюрпризом!

Визуалы

Глава 12

— Опять?! — шипит Лика.

Неиша быстро взмахивает обеими руками над головой сестры. Под прозрачным куполом длинные, белые волосы девочки вздымаются дыбом, а саму ее с силой припечатывает к невидимой поверхности.

М-да. Это что у нее за магия, если она деревья своим чихом ломает? Женская версия Соловья-разбойника?

Требовательный стук в дверь отвлекает меня от Фетиши.

Говорю погромче:

— Спасибо, Мария. Подождите, пожалуйста, на кухне. Я сейчас спущусь.

— Вы, хозяйка, — раздается приглушенный голос, — сами, как хотите. Можете оладушки хоть ледяными есть, а уж детей я собираюсь вкусненьким, горяченьким накормить!

К горлу подкатывает раздражение.

Вот же неугомонная душа!

Так и рвется причинить всем добро!

Обернувшись к детям, прикладываю палец ко рту. Осторожно приоткрываю дверь так, чтобы сквозь узкую щелочку проскальзнуть в коридор. Тут же захлопываю ее за собой, чтобы любопытная домоправительница не успела много разглядеть. Мария после такого маневра смотрит на меня нахохлившись, как воинственный воробей.

— Вам лучше к ним не приближаться, — говорю и добавляю мрачно: — Лунная корь.

— Да как же это? — всплескивает она руками. — Неужто в дороге заболели? Охохо… Это же надо за лекарем посылать…

— Не надо лекаря. У детей она проходит легко, в отличие от взрослых. Им просто нужен покой и хорошее питание.

— Так это я для вас лекаря собиралась вызвать! Вы-то не дитё уже.

— Тому, кто в детстве разочек переболел, болезнь больше не страшна, — говорю, а сама с замиранием сердца отслеживаю реакцию собеседницы.

Надеюсь, что иммунитет существует и в этом мире, и мои слова не окажутся полной дичью. К счастью, Мария ни капли не удивляется.

— Так вы переболели уже! Вон оно как...

— А вы?

— Нет еще.

— Значит, еду я буду носить детям сама.

— Вот уж благодарствую! — с облегчением выдыхает добрячка. — Сейчас пойду вон письмецо справлю сыну, чтоб телегу за мной выслал. А потом вам все подробно расскажу. Как за Златорожкой ухаживать да за курями, да за поместьем. Милку-то я с собой возьму. Чтоб вам меньше забот было.

Мне приходится два раза относить в спальню поднос, наполненный едой. Оладушки, варенье, мед и яблоки дети встречают на ура. Когда они окружают стол и принимаются уплетать еду, я отправляюсь на кухню к Марии. Ее руки, загрубевшие от работы, уже уверенно держат корзину с тряпками и старой деревянной табуреткой. У ног стоит чистое железное ведро.

— Берите-ка ведерко, — говорит она. — Будем Златорожку доить.

Мы идем по узенькой тропинке в сторону коровника. Туфли, не предназначенные для таких прогулок, тут же мокнут на носочках. Утренняя свежесть заставляет поежиться и обхватить себя свободной рукой, но это ни капли не мешает мне любоваться восходом. Благо, полюбоваться есть на что.

Первые лучи солнца падают на округу мягким, розоватым светом. Над травой стелется дымка, и я, жительница мегаполиса, вдруг ощущаю себя здесь посторонней.

Запахи здесь совсем иные, чем в городе. Сначала — это яркий аромат влажной земли и травы. А, чем ближе подходим к коровнику, тем сильнее проступает крепкий, густой дух навоза, влажного дерева, да и в целом незнакомой для меня жизни. Я ведь была офисным работником. Где я, и где дойка коровы?

Хотя какая разница, кем я была раньше?

Если фермерские навыки помогут уберечь детей, стану образцовой фермершей!

Коровник небольшой, с крышей, покрытой соломой. Внутри тускло мерцает свет, пробивающийся сквозь узкие щели в стенах. Златорожка стоит в самом дальнем стойле, размеренно пережевывая сено, изредка фыркает и качает большой головой. И никаких золотых рогов, разочарованно вздыхаю. Зато глаза такие большие и печальные, что, будь моя воля, ее бы звали Грустноглазка.

— Ну, вот она, ваша новая подруженька, — хмыкает Мария. — Теперича будет вашей заботой, ежели с ней подружитесь. Ежели нет — останусь тута, никуда не уеду.

С таким напутствием только сильнее начинаю нервничать. Я таращусь на корову, она на меня. Невозмутимость уровня сфинкс. Смотрит и знай себе, жует. Надеюсь, корова с такими умными глазами не станет меня бодать или лягать, даже если что-нибудь пойдет не так.

— Не бойтесь, не кусается, — Мария, ставит табуретку в стойло и подзывает меня ближе. — Подойдите-ка. Научиться надобно. Без этого никак.

Я с опаской приближаюсь. Осторожно глажу животину по холке. Мой гид охотно начинает объяснять процесс.

— Прежде всего влажной тряпицей мою вымя, чтобы чистенько молоко вышло. Вот. Готово. Теперича жмякните вымя, да не сильно — дайте ей понять, что вы тут хозяйка. Корова, она животина нежная, но упрямая, ежели руками неверно водить.

Мария показывает, как нужно ощупать вымя. Сжимаю его неуверенно. Чувствую под руками теплую, мягкую кожу.

— Теперь тяните, да не бойтесь! Лёгким движением, но настойчиво.

Я пробую, вот только ничего не выходит. Мои пальцы скользят по вымени безрезультатно. Чувствую лёгкий укол стыда. Мария вздыхает и перехватывает мои руки, заставляя заново повторить движение.

— Да вы смелее, голуба моя! Не бойтесь, не оторвете!

В этот раз все получается. Молоко тонкой струйкой брызгает в ведро с приятным металлическим звоном. Чувствую прилив облегчения, и даже что-то вроде гордости.

— Вот и ладненько, — одобрительно бурчит Мария. — Неплохо для горожанки.

Старательно сосредотачиваюсь, повторяя ритмичные, спокойные движения. Молоко бежит с тихим шипением, и ведро потихоньку наполняется. До ноздрей долетает приятный молочный запах. Есть в этом процессе что-то уютное и медитативное.

Пока я практикуюсь, Мария охотно рассказывает о корове:

— Коровка — она чувствует всё, ежели ты злая или добрая. Гладить её нужно, ласковым словом облагодетельствовать, иначе молока не даст. А, коли ты к ней с душой, так она тебе в ответ ещё больше даст.

Процесс оказывается не таким простым, как я думала поначалу. Скоро плечи начинают ныть от монотонных движений, зато запах коровника — раньше неприятный, резкий — становится привычным. Я почти перестаю его замечать.

Глава 13

Когда заканчиваю, Мария одобрительно похлопывает меня по плечу.

— Во-от! Теперь поняли? Ухаживайте за ней, как за собой — не забывайте кормить, чесать. Корове ласка нужна, тогда и молочко будет сладким. Вижу, Златорожка вас, как родную приняла. Вот и хорошо. Вот и ладненько.

Я переставляю потяжелевшее ведро из стойла в проход. Ведро с молоком светится мягким белым светом в полумраке коровника, подтверждая, что это не сон, что я реально это сделала! Я только что подоила корову, товарищи! Видели бы меня сейчас коллеги из прошлой жизни — глазам бы не поверили!

Едва заканчиваю с первым боевым крещением, как Мария принимается за новые наставления. Не отходя далеко от кассы, начинает вбивать в меня азы ухода за коровой. Грубоватый голос звучит так, точно она обращается к ребенку, которому придется повторить все не один раз.

— Корова доится дважды в день, утром да вечером, не забывайте!

Она поднимает крепкую, загрубевшую руку и загибает пальцы.

— Первый — как солнышко встанет, а второй — перед тем, как оно за гору скатится. Утречком подоите — молочко сладенькое, вечерком — пожирней.

Я быстро моргаю, пытаясь представить себя, встающую в такой нечеловеческий час без будильника для того, чтобы отправиться в коровник.

— Кормить её надо хорошо, — продолжает она, — сено, овёс и свёкла. А лучше всего — свежая трава, да побольше. Сено и трава — это основа, а вот овёс да овощи — добавка, чтоб молочка больше дала. Вода всегда должна быть свежая, чистая. Вот поди за этой Златорожкой поухаживай плохо, так она тебе молока мало даст. Умные они, коровы, каждую мелочь чувствуют.

Мария шагает к деревянному ящику в углу и берет пригоршню овса. Показывает мне в сухой ладошке.

— Вот это — как сладость для неё. Не часто, но пусть поест. Свёкла — утром и вечером, по большому куску.

Пока впитываю информацию, она ловко высыпает овес в корыто, и Златорожка принимается его жевать, тихонько похрустывая.

— Теперь про выгул, — продолжает Мария. — Корова не дерево — ей ходить надо! В поле выводите её, часиков на пять-шесть. Чем больше гуляет, тем лучше молоко. Я из-за ворья ее в коровнике держала, но под присмотром — так можно и дать ей погулять.

Она показывает на широкий луг за полем с капустой и яблочным садом.

— Травки там навалом — пусть ест, гуляет. Но за ней пригляд нужен! У коров нрав такой: могут забрести куда-нибудь в чащу, да потом ищи-свищи. Раньше можно было к колышку привязать, и она знай себе, гуляет на одном месте. А теперь вот из-за ворья не отпустить.

Я вздыхаю, представляя себя, бегущую за коровой по холмам. Увы, мой богатый офисный опыт не подготовил меня к погоне за рогатым скотом.

— Ну что, — говорит Мария, видя мою задумчивость, — ухаживать-то за ней надо ещё и телесно. Чесать, чистить. Как захочешь, чтоб шубка её блестела, так бери вот эту вон щетку и прочищай. Каждый день! Она ласку чувствует, а ухаживай плохо — так и молоко тебе кислятиной отдаст.

Старушка поднимает большую жесткую щетку и привычным, наработанным движением проводит по тугому коровьему боку. Животинка лениво мычит, но похоже, ей нравится этот массаж. Я подхожу ближе и смотрю, как шерстка под щеткой расправляется. Забираю щетку и стараюсь в точности повторить движения Марии. Златорожка снова мычит — надеюсь, это она на коровьем говорит «спасибо!»

— А, главное, не забывайте: корова в стойле долго не стоит, готовьте ей хорошее место для сна. Подстилка из соломы — да чтобы сухо было, иначе заболеет.

Я киваю, чувствуя в голове перегруз от этой бесконечной цепочкой правил. Мария замечает моё замешательство и усмехается, легонько похлопывая меня по плечу:

— Да ладно вам, будет волноваться! Всё это поначалу кажется делом сложным, а вот как привыкните, будете Златорожку, как родную, привечать. Она вам и молочком вкусным отплатит, и добрым нравом. Главное — не лениться и следить за ней.

Смотрю на корову и качаю головой. Даже не верится, что желание спасти детей привело меня к гордому званию доярки!

— Теперь идем в курятник? — предлагаю.

Мария одобрительно кивает.

Идем по извилистой тропинке к курятнику, который выглядит со стороны обычным сараем. Небольшое, но крепкое строение изнутри кажется еще меньше.

Земляной пол устлан соломой, а вдоль одной из стен установлены небольшие деревянные ящики с высокими бортиками и наполненные соломой. В таком вот подобии гнезда уютно пристроились пестрые курочки, чтобы нести яйца. Вдоль стен, чуть выше уровня пола, прибиты небольшие деревянные перекладины — насесты. На них тоже сидят куры, уютно друг к другу прижавшись.

В дальнем углу стоит поилка, деревянная миска, в которую наливали воду. Вода там чуть мутная, и Мария ее сливает на землю за дверью сарая. Идем к колодцу, что стоит рядом с сараем, и набираем воды. Чистую воду аккуратно наливаем в поилку. Рядом с поилкой находится кормушка, длинная, деревянная и слегка потертая временем, заполненная остатками зерна. Зерно рассыпано по всему полу вокруг неё, и куры время от времени подбирают его, стуча клювами по земле.

Запах здесь уже совсем другой: смесь сырого дерева, сена, перьев и какого-то тонкого, чуть кислого аромата, словно кто-то незаметно распылил по воздуху капельку уксуса. Куры то и дело кудахтают, перекликаясь между собой, а петух, гордо взирающий с верхушки насеста, смотрит на нас, как на непрошеных гостей.

— Ну что, хозяйка, готовьтесь, — заявляет Мария с хитроватой улыбкой.

Глава14

— К чему? — вся внутренне группируюсь, напряженно озираясь по сторонам.

И как раз вовремя. Петух грозно расправляет крылья, хвост и приглушенно кричит, на меня глядючи. Предупреждает, что он здесь главный?

Ну-ну. Забавно.

И очень по-мужски.

Решив ему подыграть, съеживаюсь и на шаг отступаю.

— Вы не бойтесь, — подсказывает Мария. — Он поначалу никого не жалует. Потихоньку увидит, что вы худа не творите ни ему, ни курям, и успокоится. Вы, главное, собирайте яйца аккуратно, не пугайте курей. А ежели клюнет — не бойтесь, это не больно.

Пока Мария объясняет, как заботиться о курах, как их кормить и выгуливать, у меня крепнет ощущение, что животные отнимут львиную часть моего времени и энергии. А мне ведь о детях нужно позаботиться, в первую очередь.

Кормить их нормально.
Организовать досуг, учебу наладить.

Раньше-то у них куча времени уходило, чтобы прятаться и подворовывать. А теперь, когда прятаться будет не надо, чем им заниматься? В потолок весь день плевать, пока я себе пятки стираю, без устали бегая вокруг животных, а потом готовлю завтраки, обеды, ужины?

Нет уж. Я им найду занятие поинтереснее.

А пока…

Задумчиво поворачиваюсь к женщине:

— Мария, сколько яиц в среднем несут куры в день?

— Пару дюжин точно снесут.

— А корова сколько в день дает молока?

— Да вот помножьте то, что в ведре надоили, на два. Столько и дает.

Прикидываю в уме. Примерно литров десять в день. Это хорошо. По чашке молока на человека хватит с лихвой. Из остального буду делать простоквашу и творог.

И яйца, двадцать четыре штуки на девять человек.

По 2-3 яйца на человека.

— Что вы делаете обычно с капустой? — указываю на поле, заросшее огромными кочанами.

— Что, что… Известно что. Едим!

— Всю капусту успеваете съесть за сезон?

— Великий с вами! Ее и целой деревне будет много. Что успеваем со скотиной — то съедаем. Что не успеваем съесть — тем земля питается.

— А рынок тут далеко?

— Да не… Всего час пути. Это ежели Милка в хорошем настроении и бодренько топает.

— А если без Милки?

— Можа за пол дня дотопаете.

— Знаете, — я быстро делаю выводы, — оставьте тут все-таки и Милку тоже. И расскажите вкратце, как о ней заботиться.

Мария смотрит на меня круглыми глазами, как на безумную. Ей, наверно, кажется, что я беру на себя больше, с чем способна справиться. Но для меня домашняя скотина — это не обуза, а, в первую очередь, ресурсы. Вот и лошадь тоже, как выяснилось, очень ценный в местных обстоятельствах ресурс.

Я еще не знаю, повезу ли на рынок продавать капусту, или пирожки с капустой, или заквашу на продажу, но сгнить ей точно не позволю! Земля прекрасно напитается сорняками, не хватало еще овощами ее кормить!

Старушка поджимает тонкие губы, так что вокруг рта появляются новые морщинки. Тяжело вздыхает, качает головой. Всем своим недовольным видом показывает, что она против того, чтобы оставить здесь драгоценную лошадку. Но разве может она возразить? Даже если хозяйка сумасобродка, она по-прежнему остается хозяйкой. Субординацию никто не отменял.

Мария безнадежно машет рукой, мол, спорить бесполезно.

— Ну, пойдемте тогда что ли с кобылкой знакомиться.

Мы идем на луг через поле капусты. Тут на свободном выпасе, без всяких оград и колышков пасется гнедая лошадка. Я, конечно, в лошадях не разбираюсь, но по-моему, она выглядит здоровой, сильной и очень красивой.

Когда мы приближаемся, Милка поднимает голову. Фырчит и лениво обмахивается хвостом. Гладкая рыжая шерсть поблёскивает на солнце, словно соткана из золота.

— Давайте. Идите к ней, позовите ее, — говорит Мария, что-то доставая из кармана. — И нате-ка вот, держите. Морковкой ее угостите.

Делаю пару шагов вперёд. Вообще-то я впервые общаюсь с лошадью. Мой голос звучит тихо, но надеюсь, увереннно, когда я протягиваю ей на открытой ладошке морковь:

— На, Милка, это тебе.

Лошадь поднимает голову, смотрит на меня тёмными, почти человеческими глазами. Она будто раздумывает, стоит ли мне доверять. Затем Милка делает несколько шагов ко мне и утыкается мордой в ладонь. Берет у меня морковь, деликатно скользнув по ладони мягкими, теплыми губами. Чувствую запах шерсти — густой, с привкусом земли и травы.

Пока она хрустит корнеплодом, я осторожно касаюсь её шеи. Милка спокойно принимает мою ласку, а у меня сердце замирает от новых ощущений. Мы стоим так несколько минут. Она жует — я глажу. А потом лошадь фыркает и требовательно тычется мордой в мою ладонь.

— А-а, понравилась морковка, да? — радуюсь я. — Потом тебе еще принесу вкусняшку.

— Ну, все, вот и познакомились, — несколько ревниво бурчит Мария. — Вечером покажу, где она ночует, как о ней заботиться. Как упряжь на нее надевать. А пока пойдем в дом. Покажу наши запасы. Сегодня вот мясник приезжал. Я взяла свинину, на всякий случай выбрала куски побольше. Как сердце чуяло, что пригодится. В погребе солью обложила. Думаю, пускай себе лежит. Не пропадет. И видите, как вышло удачненько?

— Как часто приезжает мясник?

— Раз в неделю. Через семь денечков снова ждите.

— Кто-нибудь еще приезжает к нам? — продолжаю допытываться.

— Не, больше никто. Ради меня одной-то кто сюда потащится? Много ли мне надо? Так-то у мясника домик неподалеку. Он на рынок как раз мимо нашего поместья едет. Вот и заезжает заодно раз в неделю.

Чем ближе мы подходим к дому, тем отчетливее до ушей долетают звуки лошадиного храпа. Оборачиваюсь. Милка по-прежнему пасется на лугу. Тогда почему с другой стороны дома раздается лошадиное ржание?

— К нам пожаловали гости? — встревоженно смотрю на старушку.

Первая мысль — неужели она против моей воли позвала Ловцов?!

Глава 15

— Что вы так смотрите на меня. Побойтесь Великого! — возмущенно бурчит старушка. — Не звала я никого. А если кому приехать приспичило, так нет в том моей вины!

Она идет справа от меня, резко одергивает на себе темное платье и качает головой. Будто ее обидело мое предположение. Да ладно…

Ей ли обижаться? Настучала раз — может настучать и второй.

Иду вдоль каменистой стены, напряженно вслушиваясь в звуки перед парадным крыльцом. Если это все-таки Ловцы...

Может, стоит сбегать в дом, предупредить детей, чтобы сидели тихо? Хотя какой в этом толк? Они, наверняка, привыкли отслеживать гостей и соблюдать осторожность.

Вся в размышлениях, прежде чем свернуть за последний угол, настороженно замираю. Мария тоже останавливается вслед за мной. Видимо, мы обе хотим для начала осознать, с кем нам предстоит встретиться.

Перед крыльцом на каменистой дорожке стоит упряжка вороных лошадей. Блестящая полировка антрацитового экипажа, большие колеса говорят о богатстве хозяина. А золоченые вензеля на дверце мне уже знакомы.

Браггар Эртирос, владелец экипажа и этого места, широкими шагами меряет лужайку перед домом, как хищник, посаженный в клетку. Он тяжело дышит. Сжимает — разжимает крупные пальцы с таким видом, будто хочет кого-то придушить. Заметно, что мужчина не просто зол, а взбешен.

Время от времени он разворачивает какие-то бумаги и, пока на них смотрит, мышцы его широких плеч и шеи вздуваются, точно канаты. Вот тут реально становится страшно.

Я Ловцов не так сильно боялась, как его!

А потом… Из экипажа выходит знакомая женская фигурка в элегантном пепельно-голубом платье и приближается к Браггару. Меня кроет досадой.

Опять Виттория!

Сама не понимаю, почему испытываю к ней неприязнь. Что-то неискреннее есть во вкрадчивых интонациях и приторных манерах.

Женщина о чем-то говорит. Голос медоточивым ручейком журчит в пространстве, как вдруг до ушей доносится мое имя, заставляя навострить ушки.

— Даяна просто запуталась, мой лорд. Не ее вина, что она родилась злобной эгоисткой. Позвольте мне поговорить с ней. Я бы хотела в память о нашей прежней дружбе усовестить ее...

Рядом со мной раздается шорох, так некстати отвлекая от разговора, и я вспоминаю про Марию.

Если домоправительница встретится с мужем, она наверняка проговорится, что ко мне приехали «племянники». Браггар захочет с ними познакомиться, и кто его знает, чем это обернется?

Может, он почует от них магию?

Вдруг вызовет ловцов?

Или просто скажет, что не давал согласия на их присутствие в своем доме, и прикажет уезжать из поместья?

Слишком много вероятных вариантов развития событий, и ни один мне не нравится.

Я поворачиваюсь к старушке, которая уже открыла рот, чтобы окликнуть хозяина, и взбудоражено обхватываю ее за плечи:

— Мария, миленькая, выручайте! Нам надо чем-то кормить гостей, а у нас ничего не готово. Приготовьте нам что-нибудь достойное, чай заварите, а я постараюсь их развлечь, пока они ожидают обед.

Женщина, растерянно потоптавшись, кивает и суетливо бросается в сторону черного хода. Точь в точь, как моя бабуля. Для нее тоже накормить гостей — всегда было делом чести.

Спровадив старушку, иду к Браггару.

Он уже заметил меня и быстро шагает навстречу. Темно-зеленый, с бирюзовым отливом камзол небрежно расстегнут, открывая мощную шею. На лице написана злость. Приблизившись, он резким движением протягивает мне листок:

— Это что?

— И вам добрый день, лорд Эртирос, — стараясь не показывать своей растерянности, беру у него из рук желтоватую бумагу, уже изрядно помятую.

Рассматриваю вчерашний лист, где я согласилась с разводом, ни на что не претендуя. Только тут до меня начинает доходить причина его гнева. Кажется, мою подпись «Диана Р.» мужу не зачли нотариально, и он приехал с претензиями.

— Я жду объяснений, — коротко бросает он, указывая на мои закорючки внизу листа. — Что это?

Вид у него такой грозный, что, случись наша встреча вчера, я бы сжалась в комочек, пролепетала извинения и пообещала исправить ошибку. Вот только кое-что изменилось со вчерашнего дня. Я встретила маленьких беглецов, которым собираюсь помочь.

Если подпишусь «правильно» — допустим, скопирую старую подпись Даяны, то сама окажусь здесь на птичьих правах, так еще и детям выбью почву из-под ног. Поэтому вариант «ни на что не претендую» уже отпадает.

Все, приказываю себе. Отставить панику. Что я, разъяренных мужчин у себя в офисе мало перевидала? Пф-ф… Твердо встречаю взгляд мужа, полыхающий ненавистью, и, взмахнув бумагой, говорю:

— Что это? Это протест против вашего произвола.

— Что ты несешь? — говорит он, нахмурившись. — Совсем спятила! Учти, тебя с радостью примут в лечебнице.

— Напомните, — сдержанно интересуюсь, — сколько продлится развод с душевнобольной?

Кажется, мой вопрос попадает в цель, потому что лицо Браггара перекашивает, как от зубной боли.

Он нехотя цедит сквозь зубы:

— Ты права. Овдоветь будет проще.

— А за убийство жены, — говорю медоточивым голосом, — что полагается по закону?

Муж шагает ко мне, подходит вплотную.

Стеной нависает надо мной и шипит, склонившись к моему уху:

— Что бы там ни полагалось, оно того стоит.