Отвага и честь

Глава первая

Некогда предатель выстроил себе дом на покатых склонах холмов Оусен. Покойный Казимир де Валтос жил на величественной вилле с мраморным фасадом, прекрасно спроектированной и оборудованной всеми удобствами, доступными человеку его достатка и положения. Его обширное поместье кишело дичью, слуги удовлетворяли любой его каприз, и тысячи рабочих, гнущих спину в его механосборочных мастерских и на оружейных заводах, могли лишь мечтать о такой роскошной жизни, как у их господина.

Богатство, статус и власть — все это было у него когда-то, но теперь предатель был мертв, и его поместье заросло травой и кустарником, от дворца остались одни каменные обломки, разбросанные по некошеному лугу. Мстительные рабочие растащили из усадьбы все, что только можно, когда началась спровоцированная его интригами гражданская война. Они разнесли стены и жгли костры в доме человека, который намеревался стать бессмертным божеством.

Таковы людские мечты, грандиозные и эфемерные.

Подле руин серебрилось на солнце декоративное озеро, питаемое водами из подземного водопровода, связанного с широкой рекой, что несла свои воды на юг с хребта Тембра. Река прорезала себе русло через поместье де Валтоса, разбегаясь на десятки ручейков по холмистой местности. Наконец все они соединялись и змеились на юг, в сторону реки Брэндон, текущей на запад, к океану.

Хотя земли де Валтоса были заброшены, местность безлюдна, а леса одичали, здесь едва ли было пусто. На холмах Оусен тайные наблюдатели несли стражу в бесчисленных оврагах с крутыми склонами и неглубоких долинах.

Предатель умер, но земли его не утратили свою ценность.

Сначала дрогнули травинки, выдавая движение, едва различимую волну, потом из-за деревьев у подножья низкого холма бесшумно вышла человекоподобная фигура в оливковой броне. Она двигалась грациозно, пригнувшись, осторожно делая каждый шаг, и голова в шлеме вращалась — терпеливый глаз охотника прочесывал местность.

«А может, это разведчик», — подумал Уриил Вентрис, сидя в укрытии за кучей глыб на склонах холма над руинами виллы.

Вскоре вслед за первым из-за деревьев показались другие разведчики и парами двинулись к развалинам дворца де Валтоса. Всего их было восемь, и двигались они быстро и отточено.

Они шли уверенно и бесшумно, но в их движениях просматривалось что-то странное, нечеловеческое. Сама стать их чем-то отличалась, словно кости имели иное строение или ступни — иную форму, не как у людей.

Ультрамарины многое узнали о тау и об их быстро растущей Империи на полях битв Мальбеды, Претониса V и Авгуры.

Этот опыт очень пригодился здесь, на Павонисе.

Разведчик, что шел впереди, приблизился к руинам и положил руку в перчатке на боковую сторону шлема в форме заостренного купола с воксом на одной стороне и оптическим прибором, внешне напоминающим драгоценный камень, на другой.

Глядя, как разведчики рассредоточиваются, Уриил понял, что они хорошо считывают местность.

Как и он сам чуть раньше.

На внутренней поверхности встроенного в шлем визора вспыхнул значок: старший сержант настоятельно просил дать его бойцам применить свое смертоносное искусство. Он решил, что пока лучше этот призыв игнорировать. Инстинкты, отточенные в сотнях битв, говорили Уриилу, что добыча еще не попала в ловушку, и риск, что она засечет сигналы воксов, слишком велик.

Едва разведчик прервал сеанс беззвучной связи, из-за деревьев показалось какое-то средство передвижения с изогнутыми боками. Размером с танк, оно парило прямо над поверхностью земли, пригибая стебельки травы, все ближе к разведчикам. Пушка лениво поворачивалась на его заостренном носу, пылающие верхнефюзеляжные двигатели поддерживали его на весу, издавая едва слышное гудение.

Танк был явно инопланетный, его изгибы и источаемая им безмолвная угроза напомнили Уриилу акулу, охотящуюся на морском дне.

По данным разведки, с которыми Уриил ознакомился по дороге на Павонис с Макрагге, это была «Каракатица», транспортер для перевозки личного состава, того же типа, что и «Носорог». Он обладал высокой скоростью и маневренностью и был основательно защищен броней спереди, но уязвим сзади. Здесь следовало бы прибегнуть к описанной в Кодексе засадной тактике.

Инопланетный танк остановился, и из-под передних стабилизаторов вышли два плоских диска с установленными на них орудиями. Они зависли прямо над танком, изгибая сенсорные гребни, вращающиеся на их верхних поверхностях.

Ищейки.

Уриил беспокойно покосился на поросшие травой холмики, разбросанные по территории бывшей виллы де Валтоса.

Очевидно, убедившись, что поблизости никого нет, парящие диски вернулись на место, и шагающий впереди разведчик отстегнул какой-то прибор от жесткого рюкзака. Уриил увидел, как у прибора отросли две тонкие ножки и разведчик поставил его перед собой на землю.

На куполообразной поверхности прибора замигали огоньки, и автосенсоры Уриила засекли легкую пульсацию, расходящуюся над местностью.

Что-то вроде трехмерного картографического прибора? Имперцы, которым уже доводилось сражаться с тау, окрестили этих солдат следопытами, и было за что. Такие отряды высылали вперед армии для проведения рекогносцировки и разработки оптимальных маршрутов наступления.

Следопыты работали быстро, и каждая секунда промедления со стороны Уриила давала им дополнительный шанс обнаружить его солдат. Ультрамарины были на месте, и, наблюдая за работой вражеских разведчиков, он понимал, что пора их выпускать.

— По основным целям, огонь, — шепнул он в закрепленный на горле вокс, зная, что это последний приказ, который ему придется отдать в этом бою.

Едва слова сорвались с его губ, следопыт поднял голову, но у тау уже не было шанса.

Двое космодесантников с массивными пусковыми установками на плечах из подразделения опустошителей Уриила поднялись из-за камней в восточной части разрушенной виллы. Тау разбежались, и двигатели «Каракатицы» взвыли на высокой ноте: пилот повернул машину носом в сторону противника.

Уриил мрачно улыбнулся, глядя, как опустошители стреляют и снаряды свистят по воздуху, оставляя дугообразные следы из дыма.

Первый взорвался над двумя следопытами, пытающимися укрыться в лесу, и превратил их тела в крошево из плоти и разбитых бронепластин. Второй ударил в носовую броню «Каракатицы», и вслед за жутким грохотом повалил черный дым и посыпалась шрапнель.

«Каракатица» пошатнулась от попадания снаряда, но броня осталась цела. Вращающаяся пушка развернулась кверху, извергая из жерла тяжелые снаряды. Горящая дуга соединила танк и тех, кто его атаковал. Холм над виллой взорвался: градом осколков разнесло склон, но бойцы Уриила уже успели нырнуть обратно в укрытие.

Пушка оглушительно ревела, однако Уриил все равно расслышал металлическое покашливание, с которым приземлились еще два снаряда. Он покосился на запад, где открыла огонь другая половина сектора зачистки. Танк стремился повернуть обратно, но снаряды оказались проворнее.

Один ударил в заднюю аппарель, другой — в нишу левого двигателя. Корма «Каракатицы» взорвалась раскаленными алыми брызгами, скосившими еще одного следопыта. Взрыв боеприпасов довершил его разрушение, и горящий танк рухнул на землю.

Уриил поднялся из-за камней и закрепил болтер на сгибе локтя. За его спиной поднялись десять космодесантников в голубой броне и вместе с ним двинулись в бой.

Уцелевшие противники метнулись к вилле, надеясь укрыться там, но Уриил знал: они не успеют.

Когда следопыты добежали до разрушенного здания, травянистые холмики среди развалин зашевелились, и отряд скаутов Ультрамаринов сбросил камуфляжные плащи.

Скауты открыли огонь, выстрелами из болтеров пробивая легкую броню следопытов и сбивая их с ног. Двое погибли на месте, и третий взвыл от боли, когда взрывом осколочного снаряда ему оторвало руку.

Двое оставшихся следопытов стреляли в ответ, их орудия исторгали яркие болты, разрывающиеся с грохотом и яркими вспышками. Пришельцы дали последний отчаянный залп, прежде чем скрыться за деревьями. Они словно забыли, что надо красться бесшумно, так им хотелось избежать расставленной на них ловушки.

Уриил упал на одно колено и вскинул начищенный до блеска, украшенный изображением орла болтер к плечу. Прицельный механизм был встроен в шлем, и Ультрамарин на миг сосредоточился на петляющем беге вражеского солдата, прежде чем нажать на курок.

Болтер сильно дернулся при отдаче, и следопыт упал, его правую ногу ниже колена взрыв снаряда превратил в сплошное месиво. Видя, что бегство — не выход, последний воин тау остановился и бросил оружие. Он развернулся и зашагал обратно к пылающему корпусу «Каракатицы», подняв руки вверх.

— Да ты насквозь проржавел со всеми этими ритуалами прицеливания, — раздался чей-то голос совсем рядом с Уриилом. — Целился-то в спину, а?

Уриил вскинул болтер, затем потянулся и ослабил герметичные защелки на шлеме. Сжатый воздух зашипел, и он поднял шлем с золотыми крыльями. Повернулся к говорящему — космодесантнику в форме ветерана ордена Ультрамаринов, красный шлем которого был украшен белым лавровым венком.

— Ну да, — признался Уриил, — и насчет ритуалов ты прав. Что-то я подрастерял навыки в отъезде.

— Тогда поскорее восстанови их.

— Непременно.

Уриила удивил сарказм в голосе сержанта.

— Ну, пошли. Скауты охраняют пленного, — сказал сержант и направился вниз по склону холма.

Уриил кивнул и последовал за Леархом.

Вести солдат на бой было приятно, даже если его участие после разработки операции сводилось к минимуму. Дым от догорающей «Каракатицы» попал Уриилу в глотку, остатки химикатов запустили в нем сенсорные импульсы. Он ощутил абразивные частицы, которыми на корпусе корабля были выгравированы эмблемы, инопланетную смазку для лафетов и резкий запах сгоревшего экипажа.

Уриил провел рукой по коротко остриженным темным волосам. Виски его уже посеребрила седина, но серые, цвета грозовых облаков глаза не утратили зоркости. Классически правильные черты лица Уриила отличала некоторая резкость и угловатость, без характерной для многих членов Адептус Астартес уплощенности.

Для космодесантника он был несколько худ, хотя в новой броне выглядел не менее громоздким и устрашающим, чем остальные бойцы. На поясе у него был меч Идея, с плеч свисал зеленый плащ, заколотый фибулой в виде белой розы, — она напоминала о его последнем путешествии на Павонис.

Уриил созерцал окончательное уничтожение противника: Леарх выстроил бойцов Четвертой роты вокруг места, где устроил тау засаду.

Два космодесантника охраняли пленного тау, единственного уцелевшего в засаде; тот стоял на коленях лицом к вертикальной плите, заложив руки за голову. Там, где некогда был широкий посыпанный гравием подъезд, стояли два бронетранспортера «Носорог». Их боковые двери были открыты, и стрелок-космодесантник занял место у болтера, установленного на переднем куполе. Убойная команда скаутов подобрала среди руин свои светопоглощающие камуфляжные плащи, те самые, благодаря которым цели узнали об их появлении лишь по звуку выстрела, снесшего им головы.

Наблюдая, как Леарх отдает приказы, Уриил пораженно отметил, насколько его друг изменился с тех пор, как они с Лазанием удалились из крепости Геры в изгнание.

Леарх обещал присмотреть за воинами Уриила и справился с этим прекрасно, он восстановил роту после потерь на Тарсис Ультра и повел их в бой против полчищ орков на Эспандоре. Приказы сержанта исполнялись быстро и с уважением, и, хотя Уриил был уверен, что ему всего лишь кажется, Леарх словно стал чуть выше ростом.

Похоже, командование пошло ему на пользу.

Уриил кивком подозвал Леарха, шагая в сторону «Каракатицы».

— Сержант, — сказал он, как только тот подошел и встал по стойке смирно.

Леарх гулко ударил себя кулаком в покрытую броней грудь и снял шлем.

Леарх был таким, каким и должен быть космодесантник: высокий, осанистый, величественно хладнокровный — живое подобие героев, высеченных из светящегося мрамора на ступенях храма Исправления на Макрагге. Светлые волосы были очень коротко острижены, крупные черты лица выдавали самое благородное происхождение.

Каждый из миров Ультрамара обладал своими особенностями генетики, не искоренимыми никаким отбором, отчего происхождение воина нетрудно было установить. Леарх был явно уроженцем Макрагге, мира-крепости космодесантников и планеты, с которой величайшие из героев шагнули на страницы легенд.

— Капитан, — отозвался Леарх.

— Все в порядке?

— Все под контролем. Караульные на местах, оружие противника собрано, и я установил пикеты на случай, если подойдет вражеское подкрепление.

— Очень хорошо, — сказал Уриил, пытаясь казаться спокойным, — но я спрашивал не об этом.

— Тогда о чем же?

— Собираешься ли ты что-нибудь оставить и мне?

— Все, что необходимо, делается, — ответил Леарх. — Какие приказы еще необходимо отдать?

— Я капитан этой роты, Леарх, — напомнил Уриил, ненавидя себя за сварливый тон. — Приказы отдаю я.

Леарх слишком хорошо владел собой, чтобы выдать эмоции, но Уриил заметил, как по его лицу пробежала тень, и догадался, почему сержант выражается столь официально. Он решил больше не давить. В конце концов, командование роты должно демонстрировать единодушие, особенно теперь — он же еще совсем недавно вернулся.

— Разумеется, сэр. Простите, сэр, — ответил Леарх.

— Поговорим об этом позже. — Уриил развернулся и зашагал к пленному следопыту. — А пока посмотрим, что там скажет наш узник.

Инопланетянин услышал их приближающиеся шаги и повернул навстречу голову в шлеме. Один из караульных космодесантников врезал ему по шее прикладом болтера, и пленный осел у обломка стены, пронзительно вскрикнув от боли.

Тау ухватился за камни, и стало видно, что у него всего по четыре пальца на каждой руке.

— Поднимите его, — приказал Уриил.

Леарх наклонился и рывком поставил пленного на ноги. Уриила поразило, насколько выразительна поза пришельца: это было создание совершенно иной расы, бесконечно далекой от людей, но враждебность считывалась безошибочно.

— Сними это, — велел Уриил, изобразив жестами, будто снимает шлем.

Инопланетянин не пошевелился, и Уриил поднял болтер и приставил его к голове пленника.

— Снимай!

Тау протянул руки, отстегнул три крепления и шнур питания и поднял шлем с головы.

Леарх выхватил шлем, и Уриил увидел лицо пленного.

Кожа существа была цвета старого свинца, серая, напоминающая фактурой старую тряпку, поблескивающая, надо полагать, от пота. От него исходил странный резкий запах: пахло то ли зверем, то ли горелым пластиком и специями, совершенно непонятно.

С макушки на шею спадал хвост блестящих белых волос, закрепленных золотыми лентами с драгоценными камнями.

Пришелец поднял на Уриила взгляд. Его тусклые красные глаза глубоко сидели на плоском лице без малейших видимых признаков носа. Посредине лба проходил вертикальный шрам, то ли с рождения, то ли от раны, и черты лица, хоть и абсолютно не похожие на человеческие, выдавали, что пленник — женщина.

Янтарные зрачки ксеноса пылали ненавистью.

— Это мир Империума, — сказал Уриил. — Зачем вы здесь?

Тау выплюнула быстрый поток экзотических сложных слов с необычной напевной интонацией. Усовершенствованные когнитивные способности Уриила подходили, чтобы вычленить в потоке группы слов, но понять он не мог ровно ничего. Он и не ожидал, что поймет чужой язык, но не терял надежды, что инопланетянка хоть как-то владеет высоким готиком.

— Ты. Понимаешь. Меня? — медленно спросил он, отчетливо выговаривая каждое слово.

Пленница снова заговорила на своем певучем языке, и Уриил понял, что она всего лишь повторяет уже сказанное.

— Не знаешь, о чем это оно? — спросил Леарх.

— Нет. Но мне не нужен переводчик, чтобы понять смысл.

— Так что же?

— Похоже, это имя, звание и номер. Кажется, ее зовут Ла'тиен.

— Ее?

— Да. По крайней мере, мне кажется, что это женщина.

— И что ты хочешь, чтобы с ней сделали?

— Заковать в наручники и посадить в «Носорог». Заберем ее с собой в Брэндонские Врата и посадим в Стеклянный дом. Я запрошу с «Vae Victis» сервитора по ксенолексикону, чтобы провести допрос. Надо выяснить, сколько еще таких, как она, на Павонисе.

— Думаешь, еще есть?

— Возможно, — сказал Уриил, отходя от пленницы. — До Брэндонских Врат всего километров шестьдесят к востоку по равнинной местности. Логично, что противник начал разведку с этих холмов как с возможного места начала атаки. Следопыты — это глаза и уши боевых отрядов тау, и я удивился бы, если бы ее отряд действовал в одиночку.

— Если есть другие подразделения, мы их найдем, — сказал Леарх. — Ретроспективная телеметрия со времен кампании Зейста помогла нам найти этих, и если битва оставила хоть какой-то след, изловить их будет нетрудно.

— Это была не битва, — возразил Уриил.

— Нет? — Леарх шагал рядом с ним. — Тогда что же?

— Как только мы в это влезли, вся моя система надпочечников отреагировала — это вполне могли быть учения. Все как по учебнику, от диверсионных выстрелов до убойной команды в укрытии и группы огневой поддержки.

— Это что, плохо? — спросил Леарх. — Мы выполнили образцовую засаду в точности по Кодексу, застали тау врасплох. Мы обманули экипаж их танка, заставив сделать незначительную ошибку при маневрах, и расстреляли уцелевших. Если бы все боевые операции проходили так безукоризненно!

— Согласен, но следопыты были в высшей степени неосторожны при наступлении. Судя по тому, что я слышал о битвах, которые орден вел с тау на протяжении последних нескольких лет, это в высшей степени странно для бойцов, славящихся именно осторожностью.

— Возможно, это новобранцы, еще не испытанные в боях, — предположил Леарх.

— Возможно, — сдался Уриил. — И все же странно, что мы так легко с ними управились.

— Мы сражаемся, столь точно следуя Кодексу Астартес, именно потому, что привносимый им порядок кажется легким тем, кто в нем не искушен.

— Я знаю, Леарх. Можешь мне не напоминать.

— Разве? Тебя однажды изгнали именно потому, что ты не последовал его учению.

— Да, и я понял, что именно делал не так на Медренгарде. — Уриил подавил раздражение, вызванное словами Леарха, — пусть тот и был, в общем, прав.

— Надеюсь, это так.

— Клянусь тебе, так и есть, друг мой. Полагаю, я так давно не сражался во главе столь безупречных бойцов, что почти забыл, каково это — иметь тактическое преимущество. В последнее время были лишь я и Пазаний против многократно превосходящих сил противника.

— Ну, не так уж и многократно. В конце концов, вы же с ними справились.

Крепость Геры. Уриил не смел верить, что однажды будет снова стоять перед исполинской сверкающей мраморной твердыней, — боялся, что чем сильнее он этого желает, тем дальше цель.

Возносящиеся ввысь белоснежные стены были увенчаны величавыми золочеными орудийными башнями и окаймлены адамантиевыми укреплениями, в равной мере прекрасными и смертоносными. Словно живая структура из невыразимо красивого коралла, крепость будто вырастала из скалы — могучее сооружение, порожденное в стародавние времена гением примарха Ультрамаринов.

Она стояла на мощном горном хребте памятником гению и провидческому дару этого человека. При всем своем величии крепость Геры не была памятником тщеславию — скорее, шедевром архитектуры, возвышающим душу и напоминающим любому, кто взглянет на него, о возможности устремляться к великому. Это было великолепное творение, подобное поэзии в камне, говорящее столь много сердцу, но не самомнению.

Уриил и Пазаний стояли одни на окаймленной статуями площади в конце Виа Фортиссимус, величавой церемониальной дороги, идущей от подножья гор до самых Врат Жиллимана. Исполинские золотые ворота крепости были покрыты гравировкой, иллюстрирующей с десять тысяч деяний Робаута Жиллимана, и Уриил прекрасно помнил ужасный звук, с которым они захлопнулись за ним.

Печальный грохот адамантия прозвучал как конец всему, и теперь, когда ворота медленно приоткрылись, струящийся оттуда свет показался первым светом на заре творения.

За спиной у них скрипел и потрескивал, охлаждаясь после быстрого прохода сквозь атмосферу, корпус «Громового ястреба», принесшего их с вращающегося по орбите корабля Серых Рыцарей. Грузовые сервиторы уже разгружали силовую броню Сынов Жиллимана, которую привезли с Салинаса, и вскоре воздушное судно должно было снова исчезнуть в холодном темном космосе.

— Мы дома, — сказал Пазаний, но Уриила охватили слишком сильные эмоции, чтобы он смог ответить.

Его ближайший друг и боевой товарищ плакал, не стыдясь текущих из глаз слез, окидывая взглядом высокие стены и сияющие бастионы крепости.

Уриил поднял руку, коснулся лица и вовсе не удивился, что тоже плачет от всепоглощающей радости возвращения домой, грозившей вот-вот лишить его самообладания.

— Дома, — проговорил он, словно боясь облекать эту мысль в слово.

— Ты когда-нибудь думал, что мы снова окажемся здесь? — спросил Пазаний дрожащим голосом.

— Всегда надеялся, но старался не думать об этом. Я знал, что если буду думать о том, что потерял, то у меня не будет сил двигаться вперед.

— Я все время думал о доме, — признался Пазаний. — Не уверен, что добрался бы сюда, если бы утратил надежду.

Уриил повернулся к Пазанию и положил руку на наплечник друга. Пазаний даже по меркам космодесантников был настоящим гигантом, каких Уриил больше не знал, и в полной боевой выкладке возвышался над Уриилом. Правая рука его заканчивалась у локтя — ее оторвало под поверхностью другого мира существо, родившееся на заре времен.

Его броню починили и подновили мастера ордена Серых Рыцарей, и после этого частица души Пазания, искалеченная изгнанием, исцелилась.

— Мы оба держимся за то, что не дает нам остановиться, друг мой, — сказал Уриил. — Для тебя это была мысль о доме, для меня — сам путь. Без этого баланса, думаю, мы оба не выстояли бы.

Пазаний кивнул и сгреб его единственной рукой, обнимая. Сердце его было изранено, но уже заживало. Они разделили на двоих приключения и ужасы путешествия, и вернуться из него живыми, не говоря уже о полноте духа, было чудом, что они внезапно и очень остро осознали.

Уриил засмеялся.

— Эй, ты так дух из меня вышибешь, дуралей! — выдохнул он.

Его собственная броня была безнадежно испорчена на пути к искуплению, и он был одет в простой бледно-голубой хитон, на поясе — меч, доверенный ему его бывшим капитаном. Пазаний присоединился к его веселью, последние остатки тьмы, окутывавшей его душу, таяли под ярким солнцем Макрагге и в лучах свободной дружбы.

Пазаний выпустил Уриила, когда Врата Жиллимана распахнулись шире и свет оттуда полился еще ярче.

Оба воина гордо встали по стойке смирно, выпрямив спины и подняв головы.

Они выдержали долгий путь во тьму к сердцу Галактики и в души людей; каждое испытание приближало их к окончательному искуплению. Конец пути был близок, и Уриил чувствовал, как колотится сердце в его лишенной ребра груди, словно в предчувствии боя.

Три воина вышли из сияющей крепости — гиганты из легенд Ультрамаринов, чьи имена служили по всему Империуму синонимами отваги и чести.

Впереди шагал в грозной броне Антилоха и перчатках Ультрамара Марией Калгар, магистр ордена Ультрамаринов. Несравненный воин и непревзойденный стратег, Калгар являлся воплощением всего, что значило быть командиром Адептус Астартес.

Рядом с ним шел высокий воин в сияющей голубой броне, чью голову укрывал кристаллический капюшон. Это был Варрон Тигурий, главный библиарий Ультрамаринов, и Уриил почувствовал на себе силу его взгляда, прозревающего тьму и безжалостно ее изгоняющего.

Справа от Калгара шествовал самый почтенный из действующих членов ордена Ультрамаринов, капеллан Орган Кассий, магистр Святости и хранитель души ордена. В отличие от своих боевых братьев, Кассий носил угольно-черную броню, и в то время как другие двое были прекрасны обличьем, лицо капеллана представляло собой кошмарный хаос иссеченной шрамами плоти и биопротезов.

Когда эти три живые легенды приблизились к ним, Уриил и Пазаний опустились на колени и склонили головы. Находиться в присутствии любого из этих воинов было бы уже неслыханной честью, но чтобы они все трое приветствовали прибывших — это было уже за гранью.

— Ты вернулся к нам, Уриил Вентрис, — промолвил лорд Калгар, и сердце Уриила воспарило, ибо в голосе его прозвучали уважение и радушие. — Не думал, что когда-либо вновь увижу тебя.

Уриил взглянул на лорда Калгара и ощутил воодушевление при виде столь безупречного воина. Черты лица Марнея Калгара были тверже гранита из самых глубоких карьеров, но они светились мудростью и благородством; глаза были холодны как сталь и одновременно человечны.

— И я не думал, милорд, — проговорил Уриил, не в силах сдержать слезы.

— Варрон сказал, что мы увидим тебя, но я ему не поверил, — сказал Калгар. — И зря.

— Да, — согласился Тигурий, — зря. Разве я не говорил, что Часовой с Башни будет биться с нами, когда Трижды Рожденный снова облечется плотью?

— О да, ты говорил, Варрон, — подтвердил Калгар, — и однажды ты объяснишь, что это значит.

Калгар отвернулся от своего главного библиария и положил раскрытую ладонь на голову Уриила. Рука магистра ордена могла сокрушить прочнейший металл и бережно удержать хрупкую стеклянную скульптуру. Жизнь Уриила была в руке его господина и повелителя, но он не мог представить, кому бы еще с такой же радостью доверил свою участь.

— Что скажешь, Уриил? — спросил Калгар. — Ты вернулся к нам прославленным?

— Мы вернулись в орден, исполнив Смертельную Клятву, — сказал Уриил.

— Тогда добро пожаловать.

— Создания из моих видений, — проговорил Тигурий, и Уриил почувствовал, что в этих словах таится неподвластный его пониманию смысл. — Создания демонического рода… вы их нашли?

— Да, милорд, в мире, захваченном Губительными Силами. Мы нашли их и уничтожили. Путешествие было долгим и тяжелым, и мы видели много ужасного, но также много славного и вдохновляющего. Я видел, как люди становятся чудовищами, а чудовища — героями.

— Ты присоединяешься к сказанному, Пазаний? — спросил Кассий. Сардоническая усмешка на его лице была всего лишь последствием ужасных шрамов. — Ты уже однажды сделал это и был изгнан из ордена. Должно быть, это была рана столь же тяжкая, как и потеря руки.

Пазаний пожал плечами:

— Внутри я цел, милорд капеллан.

— Посмотрим, — сказал Тигурий, обращаясь к обоим. — Вы вернулись к нам как братья, но вы ходили по земле и дышали воздухом проклятого мира. Брат Леодегарий из ордена Серых Рыцарей уверяет, что ваша плоть чиста, и его слова было достаточно, чтобы позволить вам вновь ступить на землю Макрагге живыми.

Тигурий возвышался над Уриилом и Пазанием, кристаллическая матрица его капюшона мерцала отблесками таинственного огня.

— Вы расскажете мне обо всем, что случилось с вами в пути, — объявил он. В темных зрачках его глаз таился свет древних сил. — И горе вам, если я обнаружу, что хоть что-то запятнало ваши души.

Глава вторая

Силовики окружали ее, и бежать было особо некуда. Ее ноги устали, легкие горели, светлые волосы до плеч намокли от пота. Она бежала уже без малого три часа, но Дженна Шарбен не собиралась сдаваться без боя.

Она сморгнула пыль с глаз, досадуя, что потеряла шлем в схватке со здоровяком, пытавшимся пришпилить ее к стене метательной сетью. Дженна увернулась от снаряда и нанесла преследователю два быстрых удара булавой по ребрам. Да его можно было бы вырубить одним ударом по шее. Дилетант.

Им было приказано взять ее живой, и это давало ей определенные преимущества.

Ее черная броня стала серой от пыли. Дженна прижалась к полуразрушенной стене и услышала, как два бойца пробежали мимо руин, в которых она скрывалась.

Когда-то это был имперский арсенал и территория Арбитрес, но мало что уцелело, разве что развалины, валяющиеся на земле плиты из камнебетона и непонятно за счет чего держащиеся стены и покореженные порталы.

Дженна переместилась ближе к двери и подобрала горсть мелких каменных осколков. Она швырнула их на сильно поврежденный деревянный пол и тут же услышала, как силовики развернулись и побежали обратно к ее укрытию.

Щелкнул микровокс, и Дженна затаилась, ожидая.

В дверной проем влетела фигура в серой форме, и Дженна пропустила ее. Тотчас показался второй боец, и тут она вскочила на ноги и обрушила булаву ему на бедро. Человек завопил от боли и, выронив дробовик, рухнул наземь, хватаясь за покалеченную ногу. Второй удар окончательно вывел его из игры.

Дженна услышала, как заряжают дробовик, подняла взгляд и увидела худощавого бойца в серой облегающей форме, стоящего на коленях на расколотой каменной плите в нескольких метрах над ней. Даже с выключенным визором Дженна узнала нападающего.

— Умно.

Она крепче сжала булаву, мускулы напряглись в ожидании схватки.

— Ты всегда бежишь сюда, — заметил оперативник. — С чего бы?

Дженна вместо ответа раскрутила булаву и запустила ее в противника, и в этот самый момент ствол дробовика взорвался пламенем.

Булава не отличалась выдающимися аэродинамическими характеристиками и пролетела мимо цели. Дженна напряглась в ожидании боли, но рассмеялась, когда поняла, что боец тоже промазал. Заряд ушел в скрипучий деревянный пол.

Затвор дробовика щелкнул еще раз.

— Мимо, — сказала Дженна, поднимая руки вверх. — Поработала бы над точностью стрельбы, боец Аполлония.

— Я целилась не в тебя, — сообщила та и опустила дробовик.

Дженна посмотрела вниз, туда, где выстрелом разнесло балку, поддерживающую пол.

— Вот черт! — Разбитые доски со скрипом подались у нее под ногами.

Она провалилась под пол, прямо на кучу камней и штукатурки. Броня существенно смягчила удар, но, перекатившись набок, Дженна почувствовала, будто из легких вышибло воздух.

— Не двигайся, — выдохнул кто-то у нее за спиной. Дженна подняла голову и увидела, что над ней стоит здоровенный вояка, целясь из дробовика ей в грудь. Она заморгала на свету, присмотрелась сквозь клубы пыли, поднятой при падении, и обнаружила еще один ствол, направленный на нее сквозь дыру в полу.

— Отличная работа, боец Дион, — похвалила Дженна, судорожно глотая воздух. — Я так и думала, что вы на пару поймаете меня.

Она с трудом поднялась на колени, прижимая ладонь к старой огнестрельной ране в животе.

— Вы в порядке, мэм? — спросил Дион, включив посеребренный визор на шлеме.

— Да уж, — сказала Дженна, снимая с ворота вокс, — голова немного закружилась — и все.

Оперативник кивнул и поставил оружие на предохранитель.

— Всем подразделениям, — сказала Дженна Шарбен, командир силовиков Брэндонских Врат, — учения окончены, повторяю, окончены. Всем собраться на площади Освобождения для отчета.

Дженна вывела своих стажеров из руин резиденции Арбитрес и повела по вьющейся тропе мимо замшелых груд пластила и гранита на площадь Освобождения. Резиденцию когда-то окружала высокая стена из усиленного камнебетона с колючей проволокой наверху и многочисленными бойницами. Это было мрачное устрашающее сооружение в сердце Брэндонских Врат, предназначенное напоминать населению о долге перед Империумом.

«Этого напоминания явно оказалось недостаточно», — подумала Дженна.

Это были кровавые дни, когда влияние картелей, представлявших собой промышленный хребет Павониса, достигло апогея, и Вирджил де Валтос сделал попытку сбросить имперское правление.

Дженне довелось увидеть лишь первые залпы той революции.

Когда она пыталась эвакуировать губернатора Миколу Шонаи из Имперского дворца, некий червяк по имени Алмерз Чанда, тайный советник де Валтоса, стрелял в Дженну и едва не убил. Апотекарий Астартес спас ее, но даже после полного выздоровления время от времени случались фантомные боли.

Дженна перебралась через каменные обломки — все, что осталось от стены. Дрожь пробежала по телу, когда она вспомнила танковые подразделения, сокрушающие стену, их стволы, выкашивающие уцелевших судей, едва ли не ползком выбирающихся из разрушенного здания.

Никому так и не удалось выяснить, каким образом агенты де Валтоса протащили взрывное устройство в здание, но, тем не менее, это случилось, взрыв разнес весь корпус и тем самым уничтожил возможность мало-мальски эффективного сопротивления де Валтосу со стороны Адептус Арбитрес.

Вирджил Ортега, ее бывший наставник, погиб в бою — судья редкой отваги и порядочности и человек, у которого она могла многому научиться. Она горько сожалела, что его больше не было: тренировать совершеннейших новичков было не совсем то, чего она ожидала, когда ее откомандировали на Павонис.

До восстания каждый картель собирал и тренировал собственные боевые отряды, в результате чего образовалось немало частных армий, верных лишь финансирующему их картелю. Эти бойцы были всего лишь наемными головорезами, исполнявшими волю картелей, применяя силу и едва ли уважая Закон Империума.

Одним из первых действий Администратума, обосновавшегося на Павонисе после переворота, был роспуск этих частных армий, в результате чего тысячи мужчин оказались без работы. Микола Шонаи протестовала против столь радикальных мер, но шли последние месяцы ее пребывания на посту, и ее мнением пренебрегли.

Последним напоминанием о пребывании Адептус Арбитрес в Брэндонских Вратах служили набор и подготовка новых бойцов. Это было поручено Дженне Шарбен, и выполнить поставленную задачу оказалось намного сложнее, чем можно было представить.

Любой, у кого имелись прочные связи с картелями, находился под подозрением у Администратума, и Дженне пришлось отвергнуть многих перспективных рекрутов по причине их былого сотрудничества с картелями из черного списка. Эти ограничения раздражали тем более, что практически все, кто искал работу до мятежа, с неизбежностью оказывались связаны с картелями.

Несмотря на все это, Дженна выстояла. С помощью Лортуэна Перджеда, помощника губернатора из Администратума и бывшего служителя при покойном инквизиторе Барзано, ей удалось набрать почти две сотни силовиков, обеспечить их оружием, формой и подготовкой и организовать штаб в спокойном месте на окраине города.

Базой для их операций стала заброшенная тюрьма, сожженная и разграбленная в начале восстания, но приведенная в порядок в прошлом году. Официально она называлась «Исправительное заведение Брэндонских Врат», но местные жители называли ее Стеклянным домом.

Для патрулирования целого города этой базы было, разумеется, недостаточно, но хоть что-то, с чего можно было начать.

Дженна отбросила мрачные мысли, обходя вместе с подопечными голубые стены крепости Ультрамаринов. Под зорким прицелом пушек они приблизились к контрольно-пропускному пункту, охраняемому гвардейцами Сорок четвертого Лаврентийского гусарского полка. Каждый из подходов к площади Освобождения был снабжен таким пунктом — ступенчатым сооружением из мешков с песком и камнебетонных балок, в котором располагался отряд гвардейцев в блестящих кирасах и изумрудно-зеленых брюках.

Над каждым пунктом уныло висели флажки с изображениями героев и вставших на дыбы лошадей, позади были припаркованы танки типа «Химера».

Дженна знала, что лаврентийцы — стойкие, закаленные солдаты, проведшие большую часть последних семи лет в боях с зеленокожими мародерами в Восточном Пределе. Когда их присылали сюда, на Павонис, с линии фронта, это было назначение почти что на курорт, но Дженна не видела, чтобы дисциплина или режим учений как-то страдали от этого.

Он услышала, как щелкают затворы тяжелых болтеров. Поворотный мультилазер «Химеры» следил за каждым ее движением, хотя всего четыре часа назад они проходили мимо этого самого контрольно-пропускного пункта, направляясь на учения. Капитан со своими бойцами показался из укрытия, и Дженна знала, что он будет проверять и пересчитывать людей не менее тщательно, чем прежде.

Капитан Медерик просканировал ее транзитные бирки, взмахнув считывающим жезлом, и повторил эту процедуру с каждым из силовиков, проходящих под пристальным взглядом охраны с тяжелыми болтерами.

— Хорошо поупражнялись? — спросил он, завершив досмотр.

— Могли и лучше, — призналась Дженна. — Они три часа пробегали за мной, хотя все же поймали.

— Три часа, — ехидно ухмыльнулся Медерик. — Если бы я спустил на тебя Псов из Сорок четвертого, тебя через три минуты приволокли бы ко мне связанную и с кляпом во рту.

— Ну-ну, — сказала Дженна, заметив, как блуждающий взгляд Медерика прошелся по ее тренированной фигуре в местах, не прикрытых броней Арбитрес. — Я бы заставила твоих гончих гоняться за собственными хвостами.

— Да?

— Да.

— Надо бы как-нибудь проверить, судья Шарбен, — сказал Медерик, давая ей знак проходить. — У нас лучшие в секторе разведчики.

— Это гордыня, капитан Медерик, — с вызовом заявила Дженна. — Она вам не подобает.

Она развернулась и зашагала мимо «Химеры», чтобы догнать своих бойцов.

— Я запомню, — усмехнулся Медерик. — Не сомневайся.

Медерик разозлил ее, даже не попытавшись скрыть, что она его привлекает. Она сказала себе, что ее выводит из себя его слишком очевидное влечение, а также то, что он пытался унизить ее как профессионала, но в этом таилось кое-что еще. Он был нездешний, чужак.

И что с того, что сама она не родилась на Павонисе? Это был ее мир, потому что она сражалась, чтобы защитить его. Лаврентийцы защищали этот мир, ставший ей второй родиной, но их присутствие служило зримым доказательством недоверия, питаемого Империумом к народу Павониса.

— Все хорошо, мэм? — спросила Аполлония, оглядываясь назад.

Это была миниатюрная женщина с коротко остриженными волосами и большими миндалевидными глазами, одна из лучших учениц Дженны. Многие, в их числе и сама Дженна, в свое время недооценили ее, но она оказалась отличным примером того, что не стоит судить о людях по внешности. Она была намного крепче, чем казалась, и на учениях отлично справлялась со всеми заданиями.

— Да, все хорошо, — отозвалась Дженна. — Гвардейцы в своем обычном репертуаре.

— Чем быстрее они уберутся, тем лучше, — встрял Дион, замедляя шаг, чтобы идти вровень с ними.

— Придержи язык, боец Дион, — предупредила Дженна. — Такое отношение лишь заставит их пробыть здесь дольше. Понятно?

— Понятно, мэм, — лихо отсалютовал Дион.

— Аполлония?

— Да, мэм. Понятно.

Дженна кивнула и постаралась забыть об этом случае. Дорога расширилась, и они вышли на центральную площадь Брэндонских Врат.

Площадь Освобождения когда-то была популярным у городских богачей местом, где можно было собраться, погулять и посплетничать, но с начала восстания она оказалась совсем заброшенной.

Слишком много воспоминаний, предположила Дженна. Слишком многие погибли здесь.

Даже сейчас она порой просыпалась от звучавших в ушах наполненных страхом и ненавистью криков рабочих, грохота выстрелов, воплей раненых и умирающих или бешеного стука собственного сердца.

Площадь Освобождения была теперь не местом встреч горожан, но символом былых поражений планеты. Некоторые жители все еще появлялись здесь, Дженна насчитала несколько сот человек, собравшихся в центре площади.

Приглядевшись, она все поняла.

Малиновый «Носорог» прелата Куллы был припаркован у подножия огромной статуи Императора, на которой повесили предателя Вендаре Талоуна. Огонь пылал в черных черепах, привинченных к броне танка, и изогнутые бронзовые трубы органа поднимались из-за ониксовой кафедры, транслируя собравшейся толпе бранные речи.

На вершине этого передвижного алтаря стоял Кулла — высокий, грозного вида священник с огромным огненным цепным мечом и болтером, поднятыми к небесам. Облаченный в изумрудную ризу проповедника Сорок четвертого Лаврентийского, Кулла участвовал в учениях вместе с солдатами, к которым он каждый день обращался с наставлениями. Он казался не человеком, чья внешность была дана от рождения, но ожившей причудливой каменной скульптурой. Раздвоенная борода и бритая, покрытая татуировками голова придавали ему устрашающий вид — на что и был расчет.

Служители в рясах с капюшонами пели духоподъемные гимны, а хоругви в виде золотых херувимов реяли в клубах дыма от благовоний, поднимающихся из дыморассеивателей танка.

В начале восстания корабли Министорума и Администратума привезли сонмы новых клерков, писцов и проповедников, дабы восстановить на Павонисе духовное и бюрократическое равновесие, но для Куллы ничей пыл не был достаточен, и он вышел на улицы, чтобы проповедовать собственный пламенный извод Имперского Кредо.

Судя по шуму толпы, Кулла уже вошел в раж, и Дженна остановилась послушать.

— Всем нам подобает изгонять неверующих. Такие существа не обладают ценностью, присущей человеку. На самом деле их и не следует считать людьми, это лишенные разума животные, несчастные лжецы, трусы и убийцы!

Приверженцы Куллы, по большей части бедствующие рабочие и батраки, встречали его слова шумным ликованием, и Дженна не могла отрицать, что речь прелата обладает весьма сильным действием.

Проповедник распростер руки, и на сетчатке глаз Дженны остались огненные сполохи от его меча.

— Не оплакивайте неверующих, что живут среди нас, будь то ваши друзья и родичи. Никто не должен плакать над гниющим трупом недостойного неверующего! Что еще сказать? Ничего. Не должно быть ни последних слов, ни обрядов, ни памяти. Ничего. Каждый раз, когда умирает неверующий или пришелец, Империум лишь выигрывает, и их забытые Императором души будут вечно пылать в недрах варпа!

— Похоже, для разбора полетов придется искать другое место, — заметил Дион.

— Да, пойдем обратно в Стеклянный дом и сделаем это там, — сказала Дженна. В ушах у нее все еще гремели голоса прелата Куллы и его паствы.

Два «Носорога» направлялись на юг, в Ольцетин, город мостов, затем повернули на восток и двинулись по шоссе 236 на север вдоль реки к Брэндонским Вратам. Шоссе было в хорошем состоянии — как-никак главная транспортная артерия, соединяющая столицу планеты с прибрежным городом-портом Пракседесом, и Ультрамарины довольно быстро совершили круговой объезд. Все на шоссе пропускали «Носороги» вперед, установленные на куполе штурмболтеры нацеливались на любое транспортное средство, подобравшееся слишком близко, покуда водитель не торопился убраться с дороги.

Окрестности Брэндонских Врат представляли собой развитую, расползающуюся в разные стороны промышленную зону, правда, в настоящее время по большей части бездействующую. В некоторых зданиях еще рокотали машины, но куда больше было пустых и заброшенных — рабочие лишились своих мест из-за прежней связи с картелями.

Ультрамарины остановились, лишь чтобы сдать пленницу-тау под надзор силовиков в почерневший от огня Стеклянный дом, и быстро двинулись дальше. Они проехали мимо возведенных из листовой стали стен лагеря Торум, штаба Сорок четвертого Лаврентийского полка, и оказались в самом городе, пройдя под северными Торговыми вратами.

Промышленный центр Павониса сильно изменился с тех пор, как Уриил в последний раз бывал здесь.

Городские стены были укреплены лаврентийскими танками «Гидра», и вооруженные стражи в зеленой форме и серебряных кирасах патрулировали улицы, охраняя мир, отвоеванный Уриилом и его людьми.

Их маршрут пролегал через финансовый центр города, где в основном и шла торговля, сделавшая Павонис одним из экономических центров субсектора. У Уриила было достаточно времени, чтобы полюбоваться сложной архитектурой Карнелианской биржи с ее высокими башнями и позолоченными арками, прежде чем они скрылись из виду и танк выехал на площадь Освобождения.

Имперские гвардейцы охраняли въезд на эту просторную площадь, но Ультрамаринов не остановили, и те проехали мимо солдат, почтительно творящих знамение аквилы. Они обогнули гигантскую статую посреди площади, где проповедник на малиновом «Носороге» вещал перед собранием верующих. Сердце Уриила замерло, когда он увидел это место, некогда посвященное славе Императора, а ныне ставшее пристанищем уродливого практицизма блокпостов.

База Ультрамаринов располагалась в парке Белахон, некогда прекрасном оазисе природы, зелени, озер и утонченной красоты, превращенном в заросшую пустошь с застойным озером посредине. На южной окраине парка над горизонтом возвышались железные шпили Темплум Фабрика, нависая над более скромным зданием Библиотеки Дешанель.

«Носороги» двинулись к модульной крепости с высокими голубыми стенами, многоугольными бастионами и оборонительными башнями. Именуемая крепостью Идея, она была построена технодесантниками и сервиторами роты близ руин бывшего здания Арбитрес. Танки приблизились, обменялись протоколами распознавания с башнями согласно Кодексу, и ворота открылись.

Два танка проскользнули в крепость, и едва они остановились близ трех «Лендрейдеров» в массивной броне, самых мощных боевых танков в арсенале космодесантников, как упал подъемный мост. Машины преодолели последние метры, и Уриил покинул танк, поворачивая голову вправо-влево, чтобы расслабить затекшие мышцы.

Сборные сооружения были равномерно распределены по территории, в них находилось все необходимое для участвующей в войне роты космодесантников: центр командования, арсенал, апотекарион, трапезная и казармы. Группы космодесантников практиковались в ритуалах прицеливания, другие обучались ближнему бою маленькими группами под надзором сержантов. Технодесантники возились с двигателем «Лендрейдера», в то время как размещенные на башнях пушки «Гром» сканировали город на предмет возможной угрозы.

В центре крепости Идея развевалось на ветру знамя Четвертой роты, удерживаемое недвижным воином в полной боевой выкладке Ультрамаринов и ярко-зеленом плаще. На полотнище виднелось изображение латной рукавицы, сжимающей знак Ультрамаринов на фоне золотого лаврового венка, — символ отваги и чести всех, кто бился под ним, и Уриил склонился перед столь благородным штандартом.

Поддерживаемая в безупречном состоянии «Химера», окрашенная в цвета роты, стояла рядом с командным центром, как и более скромный легкий танк с белой розой СПО Павониса.

— Кажется, у нас гости, — заметил Леарх, подходя к Уриилу чеканной поступью, словно только что с плац-парада.

— Именно, — согласился Уриил. — Лорд Уинтерборн и полковник Лоик, судя по средствам передвижения.

— Хочешь, пойду с тобой?

— Да, но сначала нам надо отдать почести знамени.

Уриил и Леарх направились в самое сердце крепости и встали перед знаменосцем. Его звали Пелей, и он носил титул «Древний», который даруется лишь чистым душой и сердцем, заслужившим право нести полковое знамя в огонь бесконечных битв.

Пелей был знаменосцем Четвертой роты уже тридцать лет. Орел сиял на его груди, белые крылья сверкали. Алые шнуры удерживали плащ у него на плечах, к наплечникам были присоединены свитки с клятвами и печати чистоты. Солнце блистало на серебряном и золотом шитье штандарта, и гордость, преисполнившая Уриила, когда он коснулся ткани, могла залечить все его раны.

— Это знамя делает тебе честь, Древний Пелей, — сказал Уриил. — Оно никогда не выглядело так хорошо.

— Благодарю, милорд, — ответил Пелей. — Для меня честь носить его.

Космодесантники, которые были с Уриилом во время его последней патрульной миссии, выстроились у него за спиной, не ожидая приказа. Уриил опустился перед штандартом на одно колено, и его солдаты сделали то же, склонив головы перед его великим наследием. Ни разу в истории знамени не дали упасть, как бы этого ни хотелось врагам всех мастей.

— Во имя Императора и примарха, которым мы служим, вверяю тебе свою жизнь и жизни этих воинов, — сказал Уриил, скрестив руки на груди в знаке аквилы. — Вверяю тебе нашу преданность, умение и доблесть. Во имя этого стяга, нашего ордена и Императора вверяю тебе наши жизни.

Воины у него за спиной произнесли каждый свою собственную присягу, и Уриил дождался, пока последний не закончил, и только тогда поднялся на ноги. Принося присягу ротному знамени, он испытал теплое чувство признательности, словно все, во имя чего он сражался, принимало его снова в ряды Четвертой роты.

Он обратился к Леарху:

— Отправь людей сделать все необходимое после битвы и присоединяйся ко мне в командном центре, когда закончишь.

— Есть, сэр, — чопорно поклонился Леарх.

Уриил развернулся на каблуках и направился к продолговатому строению, служившему командным центром полка. Стены его были глубокого синего цвета, тарелка системы наблюдения вращалась в настоящем лесу антенн на бронированной поверхности. На стену была нанесена с помощью трафарета эмблема Ультрамаринов, и двое космодесантников с обнаженными мечами несли караул у входа.

Оба воина ударили себя в грудь рукоятками мечей, когда Уриил набрал код доступа и вошел в командный центр.

Интерьер был залит мягким зеленым светом бесчисленных информационных панелей в стенах. Жужжали распознаватели, и, хотя вентиляторы на потолке рассеивали излучаемый машинами жар, было слишком тепло. Где-то слышалось бормотание на бинарном языке, сливаясь с шипением машинного языка на устах сервиторов.

Технодесантник Харк сидел на троне из серебра и стали в конце помещения, присоединенный к различным логическим машинам проводами, идущими от рук, груди и черепа. В глазах пульсировали огоньки: он сопрягал бесчисленные потоки данных, собранных системой наблюдения на крыше и «Vae Victis» на орбите.

Несколько служителей ордена занимались курильницами, смазывали хранителя технологий роты священными маслами и читали мантры, ублаготворяющие духов машин.

В центре гололитический проекционный стол был освещен прозрачной голокартой, бросающей отблески на три фигуры, собравшиеся вокруг нее.

Ближе всех к Уриилу стоял полковник Адрен Лоик, командир местных сил обороны. Со времени восстания частичный контроль над вооруженными силами Брэндонских Врат был передан офицеру, избираемому Администратумом, причем в равной мере и за боевые качества, и за отсутствие связи с картелями. Уриил понимал, что это политическое назначение. Куда менее ясно было, что Лоик представляет из себя как командир.

Ворот кремовой формы полковника был расстегнут, и порозовевшая кожа блестела от пота. Голова с заостренным черепом была обрита наголо, и он промокнул лоб шарфом, прежде чем отсалютовать Уриилу. На боку у него были пистолет и дуэльная сабля, но Уриил усомнился, что он умеет по-настоящему искусно с ними обращаться.

Рядом с Лоиком стояли два старших офицера Сорок четвертого Лаврентийского. Уриил уже не раз встречался с ними, и оба произвели на него большое впечатление. Впервые он увидел их, когда Ультрамарины высадились, во второй раз — когда устанавливали систему командования, в последний — когда определяли зоны ответственности.

Командир полка лорд Натаниэль Уинтерборн был щеголеватым дворянином с утонченными манерами и пристрастием к этикету, из-за которого поначалу казался напыщенным. Однако при первой же встрече Уриил понял, что это железный человек. Уинтерборн многое требовал от своих гвардейцев и многого от них добивался, пусть на этом поприще было трудно снискать славу.

Высокий и страшно худой, в изумрудно-зеленом мундире, словно слишком широком для него, он явно обладая немалой силой, что нравилось Уриилу. Его черты выдавали знатное происхождение, тщательное воспитание и солдатское честолюбие.

Прямо за спиной Уинтерборна стояли два адъютанта. Один держат полковничий шлем с изумрудным плюмажем, другой — двух худых, похожих на волков животных с блестящим черно-золотым мехом, устрашающего вида челюстями и глазами прирожденных хищников. У одного из зверей отсутствовала левая передняя лапа, что не делало его менее грозным.

Если Уинтерборн был пламенным сердцем полка, то его правая рука, майор Алитея Орнелла, представляла собой воплощение деловитости. Неулыбчивая и холодноватая, она отличалась пунктуальностью и дотошностью и не менее полковника была заинтересована в том, чтобы солдаты полка хранили славные традиции Имперской Гвардии. Как и ее командир, она была одета в длиннополый мундир, но адъютантов, чтобы держать шлем и домашних любимцев, у нее не было.

— Лорд Уинтерборн, майор Орнелла, — сказал Уриил, непроизвольно обращаясь к ним сообразно мере уважения, если не близости к нему. — Полковник Лоик.

— А, мой добрый Уриил, — приветствовал его Уинтерборн. — Ужасно жаль, что приходится беспокоить вас вот так, но нам сообщили, что у вас случилось что-то вроде стычки с пришельцами.

— Совершенно верно, лорд Уинтерборн, — подтвердил Уриил. — Следопыты-тау и их танк.

— Называйте меня Натаниэль, — махнул рукой Уинтерборн. — Так все делают — по крайней мере, я их прошу, но они не слушают.

Трехлапая собака ткнулась носом в ногу полковника, и он погладил ее страшную голову; сам Уриил на такое не пошел бы — слишком рискованно.

— В любом случае, перейдем к делам, — продолжал Уинтерборн, лаская животное. — Проклятые тау заполонили Восточный Предел, прямо как паразиты шкуру старого Финлэ. Мы уже с ними сражались, скользкие засранцы, за ними нужен глаз да глаз, а то мигом окажутся у тебя за спиной. Помнится, однажды на Улголаа они…

— Вероятно, нам лучше сосредоточиться на насущных делах? — предложила майор Орнелла, аккуратно прерывая воспоминания полковника.

— Разумеется, да, — закипал Уинтерборн. — Алитея то и дело возвращает меня к реальности. Так вот, эти тау — где вы столкнулись с этими паршивцами, Уриил?

Похоже, Уинтерборна не обидело вмешательство подчиненной, и Уриил подошел к гололитическому столу, на котором высветилась проекция окрестностей командного центра в радиусе трех сотен километров.

Главные города выглядели сплошными световыми пятнами, местность отображали стилизованные изображения гор, рек, лесов и холмов. Брэндонские Врата располагались в центре карты, Пракседес — на западном берегу, Ольцетин — примерно на полпути между этими двумя городами. Мадорн находился прямо к югу от хребта Тембра, мощной зубчатой преграды, поднимающейся в трехстах километрах к северу.

Далее, к востоку, Альтернакса притаилась в сердце густого леса Греша. Картель Аброгас когда-то обладал в этой местности значительными земельными угодьями, но во время восстания туда упала неисправная магматическая бомба с «Vae Victis» и уничтожила их вместе с приличными кусками леса, сгоревшего во время пожара.

На юге Йотусбург, город трущоб, располагался поодаль от других городских поселений, его чурались, словно зловонной жертвы чумы. Он напоминал черную топь и был заселен десятками тысяч рабочих Адептус Механикус, трудившихся в Диакрийском поясе, жутком месте, наполненном дымящимися нефтеперегонными заводами и буровыми установками, от которых почернело юго-восточное побережье континента. В других городах были гетто, Йотусбург весь представлял собой таковое.

Уриил взял со стола световой стилус и нарисовал голографический круг вокруг холмов Оусен, в шестидесяти километрах к западу от Брэндонских Врат.

— Вот тут.

— Проклятие, как близко, — посетовал полковник Лоик. — Чуть ли не на пороге.

— Вы в чем-то правы, Адрен, — согласился Уинтерборн, не замечая или сознательно игнорируя неловкость, испытываемую Лоиком при виде проявляемой старшим по званию фамильярности. — Хреновы пришельцы скоро к нам за обеденный стол усядутся. Что скажете, Уриил?

— Думаю, полковник Лоик прав. Тау слишком близко и слишком осмелели, мне это не нравится. Судя по тому, что мне довелось наблюдать, они прокладывали маршрут для более крупного отряда.

— Подготовка к вторжению, да? — предположил Уинтерборн. — Думают, у нас вот так можно забрать мир, принадлежащий Императору, верно?

— Из командования сектором не приходило никакой информации о возобновившейся угрозе, — сообщила Алитея Орнелла. — После побед вашего ордена при Зейсте и Лагане имперские стратеги считают, что тау отступили к прежним рубежам.

— Магистры Ультрамаринов пришли к тому же выводу, — поделился информацией Уриил, — но тот факт, что силы тау уже на Павонисе, нельзя ни отрицать, ни терпеть. Если они проводят военную разведку, значит, готовится вторжение. Возможно, не скоро, но рано или поздно. Наш долг — не дать им никакой информации, которая помогла бы осуществить план захвата этого мира, будь угроза реальной и близкой или чисто теоретической.

— Конечно, — согласилась Орнелла. — Так что это, по-вашему, — разведотряд?

Уриил задумался.

— Нет, полагаю, это что-то большее.

— Да? — откликнулся Уинтерборн. — Скажите же мне, Уриил, что, по-вашему, задумали эти ксеносы?

Уриил снова посмотрел на гололитическую проекцию.

— Думаю, тут присутствуют более значительные их отряды, чем можно судить по тому, что произошло. Меня не удивит, если вдруг окажется, что тау на Павонисе уже довольно давно.

— Уверяю вас, капитан Вентрис, мои патрули СПО не обнаружили ничего, что могло бы подтвердить ваши подозрения, — сказал полковник Лоик.

— Не сомневаюсь, что так и есть, полковник. Я удивился бы, если бы было наоборот.

Лоик побагровел, но Уриил сделал успокаивающий жест.

— Я не собирался неуважительно высказываться о ваших людях, полковник. Даже нам удалось определить месторасположение тау лишь благодаря информации, полученной на Авгуре ценой жизней Астартес.

— Я верю солдатской интуиции, Уриил, — сказал Уинтерборн, — но вам придется предъявить что-то большее, чем подозрения. Расскажите мне все. Почему вы решили, что тау здесь, хотя люди умнее нас утверждают, что он вернулись к себе и зализывают раны?

— Этот мир таков, — сказал Уриил.

— А что с ним не так? — настороженно спросил Лоик.

— Полагаю, природа Павониса делает его привлекательной целью для тау. — Уриил прошелся вокруг стола, собираясь с мыслями. — До восстания де Валтоса это был торговый узел подсектора. Конечно, система картелей отдала опасно большую власть в руки людей, не способных с ней справиться, но надо признать, что они были высококлассными торговцами и промышленниками. Посмотрите, как она управляется: главный орган правительства называется Сенатская палата праведной коммерции, и ее главный чиновник — управляющий сделками.

— Так что же делает планету столь привлекательной для тау?

— Она подходит для того, как они привыкли работать. Практически каждый раз, когда имперские войска бились с тау, это случалось в тех мирах, где ксеносы-дипломаты или торговцы сначала скрытно посягали на лидерство в масштабах планеты, устанавливая торговые связи, предлагая сотрудничество и сделки. Если правительству планеты не хватает ума отвергнуть подобные предложения, быстро образуются торговые связи, и влияние тау растет, а правители богатеют. Скоро тау устанавливают свое военное присутствие, которое превращается в настоящую оккупацию всего за несколько месяцев. К тому времени, как население поймет суть происходящего, бывает уже слишком поздно, и мир Империума превращается в часть Империи Тау.

— Отвратительно, — помотал головой Уинтерборн, словно отказываясь верить услышанному. — Подумать только, граждане Империума опускаются до сделок с ксеносами.

— Тау не похожи на другие расы, с которыми вы воевали, лорд Уинтерборн, — сказал Уриил, тщательно подбирая слова. — Это не зеленокожие и не флоты-ульи. Они не занимаются бездумным опустошением миров и не ищут разрушения ради разрушения. Вся эта раса работает на благо своего вида, и, вообще-то, они во многом достойны восхищения.

— Но это ксеносы, — запротестовал Уинтерборн, — дегенераты, не уважающие ценность человеческой жизни и наше святое предназначение править звездами. Невыносимо!

— В самом деле, и любой мир, на который положили глаз тау, в случае, если он их не примет, будет атакован их армиями со всей возможной жестокостью. Тау предлагают простой выбор: либо присоединиться к их Империи по доброй воле, либо быть завоеванным и стать частью их Империи насильно.

— Думаете, здесь как раз такая ситуация? — спросил Уинтерборн.

— Да. Тау полагают, что коммерческая жилка здешних правителей сделает их благосклонными к захватчикам, когда придет время начать ассимиляцию Павониса.

— Если она еще не началась, — заметила Орнелла.

— Именно, — сказал Уриил.

Глава третья

Один в своей комнате, Уриил позволил себе погрузиться в незамысловатый процесс заботы о своем боевом снаряжении, чтобы успокоить разум. Почитание памяти воина, который перед ним носил эту броню в сражениях, было для Уриила так же естественно, как дыхание, и помогало думать. Он прошелся мягкой щеткой по нагрудной пластине, тщательно удаляя красную пыль Павониса с рельефного изображения золотой аквилы.

Будучи капитаном роты космодесантников, Уриил имел право на личную комнату в модульных казармах: три на три метра, настоящая келья со стальными стенами с простой койкой и настенным хранилищем для оружия и кабинкой для гигиенических процедур у другой стены. Серый сундук из оружейной стали в изножье койки содержал в себе немногочисленные личные вещи Уриила: тренировочный костюм, гигиенические принадлежности, точило для меча, блестящую черную клешню хищника, пойманного им на Тарсис Ультра, и истертый фрагмент боевого знамени, захваченного им на поле битвы на Фракии.

В обычных обстоятельствах космодесантник не слишком нуждался в уединении и практически всю жизнь проводил в обществе боевых товарищей. Такие нерушимые узы братства позволяли Адептус Астартес сражаться как одно целое, так, как простые смертные не могли и мечтать.

Остальные части брони Уриила стояли в углу кельи, каждая пластина была час назад снята с его усовершенствованного тела и почтительно помещена на прочную раму полковым сервом.

Жестокие Мортиции грубо срезали с Уриила его собственный доспех на Медренгарде, и ему пришлось оставить немногие сохранившиеся части на Салинасе. Необходимость заставила его одолжить силовую броню, принадлежавшую некоторое время ордену Сынов Жиллимана, но теперь у него был собственный доспех.

Когда пришла пора возобновить Клятвы Братства, магистр кузницы проводил Уриила в просторные, освещенные факелами сводчатые помещения армориума, чтобы воин выбрал новую броню, прежде чем покинуть Макрагге.

В священном хранилище снаряжения ордена находились десятки доспехов, они выстроились, словно воины на параде, и Уриил остро почувствовал, что это свободное снаряжение просто ждет, чтобы доблестные воины снова понесли его в бой. Отблески огня плясали на полированных пластинах. Уриил с почтением прошел мимо их рядов, зная, что души павших героев неслышно, незримо оценивают его боевую доблесть.

Каждый доспех был творением забытого искусства и технологии, носить любой из них было бы честью. Уникальную связь между доспехом и воином невозможно было понять без глубокой веры, присущей Адептус Астартес.

Едва Уриил остановил взгляд на сияющих пластинах, которые он теперь полировал, как понял: этот доспех — для него. Он потянулся и приложил раскрытую ладонь к позолоченной нагрудной пластине и почувствовал связь с доспехом на таком уровне, какой и сам не смог бы объяснить в полной мере.

— Броня брата Амадона, — одобрил его выбор магистр кузницы, голос его напоминал хрип, исходящий словно из самых глубин груди рослого воина. Хранитель армориума лишь изредка снисходил до того, чтобы «говорить телом», и Уриилу хватило сообразительности понять, что эти почести предназначены не ему, а доспеху.

— Брат Амадон пал при штурме бреши на Коринфе от руки вождя зеленокожих варваров, когда бился рядом с нашим возлюбленным магистром ордена.

— Коринф, — проговорил Уриил, не желая осквернять звенящую тишину армориума чем либо громче шепота. — Битва, отнявшая у нас Древнего Галатана.

— Та самая, — подтвердил магистр кузни, глядя, как Уриил обходит доспех, чувствуя, будто с ним говорит душа брата Амадона прямо сквозь разделяющие их столетия.

— Он великолепен, — выдохнул Уриил. — Я чувствовал что-то похожее на Салинасе, когда увидел броню, принадлежащую Сынам Жиллимана, но тут намного сильнее. Это словно… оно нуждается в том, чтобы я его носил.

— Героические деяния каждого воина, носившего доспех, входят в его наследие, капитан Вентрис. Лишь когда души доспеха и его владельца в согласии, каждый из них сможет достичь подлинного величия.

Уриил улыбнулся этому воспоминанию, откладывая пластину, довольный тем, что смог удалить все следы последних нескольких дней, проведенных в поле. Он повесил пластину обратно на раму и вынул меч из потрепанных, покрытых пятнами кожаных ножен. Уриил решил, что можно было, в принципе, обзавестись и новыми, но его бывший капитан передал ему меч вместе с ними, и ему ничего не хотелось менять в оружии без особой необходимости.

Он достал из ящика точило и прошелся им вдоль лезвия клинка, прикрыв глаза и чувствуя себя более одиноким, чем когда-либо.

Иногда одиночество было желанно, и многие воины обрели просветление в одном из солиториумов ордена в дальних пределах Макрагге.

Это был не тот случай.

Еще до повышения в звание капитана Четвертой роты Уриил бился плечом к плечу с Пазанием, одним из лучших сержантов Ультрамаринов. Вместе они свергли древнего звездного бога, одолели щупальце Великого Пожирателя и низложили свирепого воина Губительных Сил.

Пазаний был его давним и самым близким другом, братом, бывшим с ним рядом во всех битвах и испытаниях, через которые им пришлось пройти с юных лет.

Теперь он лишился даже этого.

Исполнение Смертельной Клятвы было, как оказалось, всего лишь первым шагом на пути к возвращению в ряды блистательного ордена. Их отвага и верность не подвергалась сомнению, никогда не подвергались, но они изменили Кодексу Астартес и отправились в миры, безнадежно оскверненные мерзким прикосновением Хаоса. Уриил достаточно сражался со служителями Губительных Сил, чтобы понять: человек может абсолютно серьезно считать себя свободным от заразы, но на деле иметь тайную червоточину в темных глубинах души.

Едва за ними захлопнулись ворота крепости Геры, пятьдесят с лишним бойцов Первой роты отвели их прямо в апотекариум.

Уриила и Пазания подвергли мучительным процедурам с целью определить чистоту их плоти и обнаружить возможные аномалии генетического свойства. Их тела были изучены с большей тщательностью, чем это делают с потенциальными рекрутами, которых проверяют вплоть до клеточного уровня на предмет возможных слабых мест.

Эти исследования причиняли немало физических мучений и длились неделя за неделей, но оба воина пошли на них по собственной воле.

В конечном счете апотекарии ордена объявили, что Уриил свободен от заразы, его плоть чиста так же, как и по вступлении в ряды Ультрамаринов более ста лет назад.

Пазанию посчастливилось меньше.

Заслуженный сержант потерял на Павонисе руку ниже локтя в бою с чудовищным созданием, известным как Несущий Тьму, но продолжил сражаться, когда Уриил обратил чудовище в бегство. Адепты с Павониса заменили руку Пазания бионическим протезом, который почти не уступал утраченной конечности. Лишь позже, когда зеленокожий воин вонзил клинок в предплечье сержанта в недрах космического корабля, Пазаний осознал природу произошедшей с ним ужасной трансформации.

Сереброкожие воины Некронтир, служившие Несущему Тьму, были созданы из инопланетного металла, обладающего способностью к самовосстановлению даже после самых сильных повреждений. Каким-то образом частица этой силы попала в аугментическую руку, изготовленную для Пазания, и конечность обрела практически сверхъестественную способность к регенерации металла.

Устыдившись, Пазаний скрывал эту тайну от Уриила до тех пор, пока чудесные свойства его руки не обнаружились в проклятой крепости Кхалан-Гол, принадлежащей кузнецу войны Хонсю. Создания Хонсю отсекли руку Пазания для своего темного повелителя и забрали с собой заразу Некронтир, но это не отменяло самого факта: Пазаний солгал своему капитану — в высшей степени серьезное нарушение.

Объявленные свободными от физической нечистоты, Уриил и Пазаний были направлены в дымящиеся благовониями реклюзиумы под присмотр капелланов ордена. В храме Исправления они пережили заново все свои испытания начиная с того момента, как покинули Макрагге, перед величавым неподвижным телом Робаута Жиллимана. Оба воина рассказывали о своих приключениях снова и снова, и каждая мельчайшая деталь дотошно проверялась, пока хранители святости ордена не сочли, что теперь они знают во всех подробностях, что произошло во время исполнения Смертельной Клятвы.

Многое в рассказе Уриила — договор с Омфалом Демониумом, освобождение Кровавого Сердца и союз с ренегатами Ардарика Ваанеса — вызвало изумление и осуждение, но, хотя такие союзы считались вредоносными, никто не усомнился в благородстве намерений Уриила, услышав о результатах.

Уриил не без колебаний рассказал капеллану Кассию о бескожих и о том, как не смог сдержать клятву обеспечить их безопасность и предложить им лучшую жизнь. Из всего, что рассказал Уриил, смерть вожака бескожих причинила ему наибольшие страдания. Хотя это был лишь единственный возможный итог мучительной жизни существа, память о его печальной кончине запечатлелась в сердце Уриила навсегда.

Многие другие моменты, касающиеся их Смертельной Клятвы, были фантастичны и могли вызвать сомнения, но правда Ультрамарина — это его жизнь, и даже обвинявшие Уриила, в первую очередь Като Сикарий из Второй роты, не сомневались в его честности. Вопреки этому Уриил и Пазаний согласились, чтобы дознаватели из подразделения библиариев изучили всю историю их похождений на каждой стадии испытаний.

Довольные, что их сердца — это все еще сердца воинов, исполненных отваги и чести, капелланы отправили Уриила и Пазания на последний, самый важный круг испытаний.

Библиотека Птолемея была одним из чудес Ультрамара, хранилищем знаний, уходящих вглубь тысячелетий и десятков тысячелетий, в те времена, когда факты и достоверность сливались с мифами и преданиями. Легенды гласили, что ее назвали в честь первого и могущественнейшего из библиариев ордена, и знания, хранящиеся в ее недрах, были больше тех, что содержал Конклав Агриппы, многообразнее Арканиума Телея и, по слухам, включали практически все слова, возникшие за время существования человечества.

Весь отрог горного хребта, на котором была выстроена крепость Геры, принадлежал библиотеке. Ее многочисленные флигели, архивы, колоннады и церемониальные постройки образовывали рукотворную гору сияющего мрамора и гранита, соперничающую с высочайшими горами Макрагге.

Верхушки высоких колонн терялись в тени далекой крыши, пол из зеленого мрамора с прожилками блестел, словно ледяной. Огромные книжные шкафы из стекла и стали поднимались на невообразимую высоту по обе стороны центрального нефа, заполненные немыслимым количеством прикованных цепями книг, свитков, инфодисков, карт, каталогов, кристаллов с данными и тысяч других форм хранения информации.

Безмолвные сервиторы в длинных лазурных одеяниях призраками проносились в звенящей тиши библиотеки, кто-то на колесах, кто-то на телескопических ногах, позволявших добираться до верхних полок, более специализированные — на индивидуальных гравитационных пластинах. Сервочерепа с длинными пергаментными свитками и перьями в бронзовых футлярах парили в воздухе, их горящие красные глазницы походили на светлячков в могильной тьме.

Уриил провел немало времени в Библиотеке Птолемея, готовясь стать членом ордена Ультрамаринов. Здесь он изучил наследие ордена и его героев, как и историю и политику Империума в целом. Однако большая часть времени ушла на заучивание хитросплетений величайшего труда его примарха — Кодекса Астартес.

Такая дотошность была основой обучения Астартес. Взращенный и снаряженный для битв, космодесантник не был бездумной боевой машиной, созданной средствами древней науки. Десятилетия подготовки позволяли ему стать больше чем просто воином. Каждый Астартес воплощал лучшие качества — человечность, отвагу, честь и способность сражаться не только по приказу, но и потому что он знал, зачем.

Топот сандалий Уриила по полу растревожил пыль и благоговейную тишину, создающую в библиотеке совершенно особую атмосферу. Пазаний шел рядом с ним, тоже без брони, в таком же хитоне глубокого синего цвета, препоясанном веревкой с узлами.

Это были одеяния кающихся, но веревка с узлами представляла собой атрибут устремляющихся, чьи испытания почти подошли к концу. Апотекарион постановил, что их тела чисты от заразы, и совет капелланов счел их сердца столь же чистыми.

Окончательное решение касательно того, будут ли их имена снова внесены в почетные списки Ультрамаринов, зависело от Марнея Калгара, и решение магистра ордена должно было опираться на слово его главного библиария.

Арканиум был сердцем библиотеки, подступы к нему охраняли воины в серебряных латах, вооруженные длинными шестами со сверкающими лезвиями, шлемы их представляли собой высокие капюшоны, пронизанные пси-деструктивными кристаллическими сетями. Никто не обратил против них оружие, когда они подошли, но Уриил не удивился: эти стражи уже знали об их целях и могли распознать любое дурное намерение.

Внутри арканиум представлял собой куб двадцать на двадцать метров с арочным входом в каждой стене, мягко освещенный толстыми свечами в высоких железных канделябрах в форме орлов и вставших на задние лапы львов. Стены были из деревянных балок, потертых и побелевших, словно привезенных с далекого берега, а пол — из темного сланца. Комната сильно отличалась от других помещений и производила впечатление намного более древнего сооружения, существовавшего еще задолго до самой библиотеки.

В центре стоял тяжелый стол из темной древесины. На нем лежали четыре огромных фолианта, с корешками в метр длиной и толщиной сантиметров в тридцать. Каждая книга была прикована тяжелой цепью из холодного железа за поблекший от времени золоченый корешок, страницы были из мелованного пергамента, пожелтевшего за тысячелетия, и исписаны мелким безупречным почерком.

Уриил глубоко вдохнул при виде этих книг, и мириады ароматов коснулись его гортани и перенесли его ум в далекие века, когда были созданы эти рукописи. Он почувствовал дубильную кислоту, сульфат железа и гуммиарабик чернил, тепло кожи, пошедшей на пергамент, и мел, с помощью которого поверхность листов готовили к письму. Но более всего его чувства сосредоточились на образе выдающегося человека, создавшего эти могучие фолианты, того, кому несчетные миллиарды обязаны жизнями.

Эти великие труды жили в мечтах Уриила все десятилетия обучения, но до сих пор ему разрешали видеть лишь копии.

— Это то, о чем я подумал? — начал Пазаний.

— Думаю, да. — Уриил приблизился к книгам, протянув вперед руку.

Они оба смотрели на фолианты, слишком погрузившись в благоговение перед поучениями, ведущими Ультрамаринов вперед уже десять тысяч лет, чтобы заметить, что дверь позади них закрылась, зато отворилась другая.

— На вашем месте я не стал бы это трогать, — произнес чей-то звучный голос. — Скверно будет, если система защиты арканиума убьет вас прежде, чем я успею передать свои рекомендации магистру ордена.

Уриил поспешно убрал руку от книги и посмотрел в затененные капюшоном глаза главного библиария Ультрамаринов, стоявшего по другую сторону стола: они с Пазанием и не заметили, как тот появился.

Варрон Тигурий выглядел впечатляюще, хотя и не превышал ростом Уриила, облаченного в броню. Скорее, дело было в глубине познаний и величии, налагаемом его званием и положением, оттого Тигурий и казался огромным и устрашающим.

Уриил почувствовал, как при виде библиария в разукрашенной броне, покрытой печатями и резными письменами, по позвоночнику пробежала дрожь. Знаки и амулеты неизвестного происхождения покрывали его латы — каждую пластину. Связка бронзовых ключей, висевших на толстой цепи у него на шее, и увенчанный черепом посох, знак его ранга, блестели, словно на них застыл коронный разряд.

Глаза Тигурия напоминали бездонные озера, ясные, искрящиеся насмешливым юмором, хотя кроме самого библиария никто не знал причины этого веселья. Бледная кожа и впалые щеки делали его лицо угловатым, что не часто встречалось среди Астартес.

Главный библиарий подошел к ним, и Уриил почувствовал, как у него по коже ползут мурашки в присутствии могучего воина. Тигурий веками бился, проявляя отвагу и честь, присущую Ультрамаринам, и спас бойцов Четвертой роты в диких пустошах Бороса, но он не был членом братства космодесантников.

Его власть и тайные знания делали его одиночкой даже внутри ордена воинов, связанных клятвами братства, что крепче адамантия. Для кого-то Тигурий был не намного лучше чародея, владеющего силами, обычно приписываемыми поклонникам нечистых духов или колдунам варпа, в то время как для других он был боец, ведомый самим Императором.

Мудрые предупреждения Тигурия спасли Ультрамаринов от гибели при столкновении с флотом-ульем «Бегемот», предсказали скорое приближение магистра войны Нидара и отправили Уриила и Пазания на Медренгард.

Как бы Уриил ни уважал мощь, власть и ранг Тигурия, он слишком через многое прошел благодаря прозрениям этого человека, чтобы в принципе питать к нему искреннюю симпатию.

— Эти священные страницы хранят вековую мудрость. — Тигурий обошел стол и перевернул лист ближайшего фолианта, не касаясь его. — Наш возлюбленный примарх занес сюда первые свои записи, будучи еще мальчиком. Вы это знали?

— Нет, — признался Уриил, сам этому удивляясь, ведь каждый Ультрамарин изучал историю прародителя ордена, заучивал события его жизни, битвы и учение в ходе интенсивной подготовки к вступлению в орден.

— Это мало кому известно, — сказал Тигурий. — Это малая часть истории примарха, и не та, о которой я люблю распространяться: мне нравится покой этого места, и не хочется, чтобы сюда толпами повалили паломники. Можете себе представить бродящие тут тысячи и тысячи людей, как в храме Исправления?

Уриил покачал головой и оглянулся на Пазания. Друг тоже молчал: сержант интуитивно чувствовал, когда надо говорить, а когда закрыть рот и дать сказать Уриилу.

— Думаю, сюда пришли бы очень многие, — проговорил Уриил.

— О да, — согласился Тигурий, словно только что об этом подумал. — В юности примарх бывал здесь и читал книги, когда ему хотелось оказаться подальше от политиканства Макрагге. Сотни километров от ближайшего поселения и выше, чем кто-либо поднимался на гору Геры, отличное место, чтобы обрести покой. Так оно и есть даже сейчас, и я хочу, чтобы так и оставалось.

— Тогда зачем вы вызвали нас сюда? — спросил Уриил, удивляясь интонации собственного вопроса, почти что неуважительной.

— А вы как думаете?

— Не знаю.

— Тогда подумайте как следует, — отрезал главный библиарий. — Вы воин и не дурак, капитан Вентрис. Я ожидаю от вас большего.

— Из-за вот этого, — сказал Уриил, показав на фолианты.

— Именно. Кодекс Астартес. Скажите мне, что они собой представляют?

Уриил посмотрел на книги, испытывая одновременно смирение и почтение в присутствии реликвий, которых касалась рука Робаута Жиллимана.

— Они делают нас теми, кто мы есть? — предположил он.

— Почему?

— Почему что?

Тигурий вздохнул.

— Почему Кодекс Астартес делает нас теми, кто мы есть? В конце концов, это же просто книга, правда? Что отличает ее от других текстов, записанных на протяжении тысячелетий?

Во вздохе библиария Уриил с внезапной ясностью уловил, что его судьба висит на волоске.

Инстинктивная отстраненность, которую большинство воинов чувствовали по отношению к Тигурию, не давала Уриилу в полной мере осознать этот простой факт, и он подавил раздражение, вызванное бестолковостью библиария. Если ему не удалось убедить Тигурия, что они с Пазанием достойны реабилитации, то их жизни закончены, а впереди — лишь казнь на скале Галлана.

Он опустил взгляд на Кодекс Астартес, чтобы прочувствовать честь находиться рядом с ним. Он помнил наизусть обширные фрагменты труда их примарха, столько, сколько не под силу выучить самым одаренным из простых смертных, но даже это было лишь частицей мудрости, заключенной в этих страницах, ибо никто и надеяться не мог запомнить все это целиком, не обладая выдающимися способностями к познанию, присущими одному из потерянных сынов Императора.

— Это больше чем просто книга, — сказал Уриил. — Ее учение стало камнем в основании Империума накануне Великой Ереси. Ее слова — клей, скрепивший верные Императору силы, когда восставшие потерпели поражение.

— Хорошо, — энергично кивнул Тигурий, — а чему она учит нас, Ультрамаринов?

— Она устанавливает принципы, согласно которым должен быть организован орден, — сказал Уриил. — До Ереси легионы были автономными боевыми единицами со своими собственными кораблями, производственными мощностями и командованием. Кодекс уничтожил эту систему и определил, как отныне должны быть организованы космодесантники, чтобы впредь такая власть никогда не попала в руки одного человека.

— Космодесантник узнает это в свой первый день в стенах Дома ордена, — бросил Тигурий. — Это расскажет мне любой новичок. Это то, чем Кодекс является, но я хочу, чтобы ты сказал мне, что он значит, что он значит для тебя, прямо здесь, прямо сейчас.

Уриил попытался понять, что именно желает услышать почтенный библиарий, вспоминая времена, когда он бился согласно Кодексу, когда учение Кодекса спасало ему жизнь, и ту страшную, гнетущую пустоту, образовавшуюся в сердце, когда он отказался от Кодекса.

— Думай, Уриил, — прошипел Тигурий, в глазах его замелькал огонь. — Находиться в одном помещении с этими реликвиями — значит стоять в присутствии самой истории. Посредством этих трудов человек может вновь прикоснуться к временам, когда боги войны ходили среди людей и основатель нашего ордена вел Ультрамаринов в бой.

— Это краеугольный камень, делающий космодесантников столь грозными, — с внезапной ясностью сказал Уриил. — Без него мы всего лишь генно-модифицированные убийцы.

— Продолжай, — кивнул Тигурий.

— Без Кодекса Астартес Империум не пережил бы последствия Великой Ереси. Он связывает воедино всю тысячу орденов Космодесанта и дает нам общую цель, связь с прошлым и друг с другом. Каждый орден, признает он это или нет, обязан своим существованием Кодексу Астартес.

— Именно, — подтвердил Тигурий. — Это живая история, ощутимая связь со всем, что мы есть.

— И вот почему вы вызвали нас сюда, — сказал Пазаний. — Знать, откуда мы идем, значит знать, кто мы и куда идем.

Тигурий рассмеялся.

— Ты говоришь немного, Пазаний Лисан, но когда говоришь, это стоит послушать.

— Я сержант, милорд, — сказал Пазаний, — это мой долг.

Тигурий перевернул еще один лист Кодекса, по-прежнему не прикасаясь к нему.

— Этот глубокий труд, эта легендарная связь с нашим прошлым и нашими братьями ведет нас во всех делах, но на Тарсис Ультра вы проявили неуважение к его учению. Вы порвали с верой, которая делает нас Ультрамаринами, и оставили своих воинов сражаться без вас, а сами взяли на себя командование Караулом Смерти и влетели в самое сердце биокорабля тиранидов. Это гордыня или просто спесь?

— Ни то, ни другое, милорд, — сказал Уриил. — Так было надо.

— Надо? Почему?

— Командир Караула Смерти капитан Баннон погиб, и его отряд нуждался в командовании.

— Это мог сделать любой из людей Баннона. Почему ты? Ты что, такой особенный?

— Я раньше бился вместе с Караулом Смерти, — сказал Уриил.

— Миссию можно было завершить без вас?

Уриил пожал плечами, оглядываясь на Пазания.

— Не знаю. Возможно. Я знаю, что должен был остаться со своей ротой, но у нас получилось. Разве это ничего не стоит?

— Разумеется, стоит, — сказал Тигурий серьезно и безапелляционно. — Да, ты спас Тарсис Ультра, но какой ценой?

— Ценой? Не понимаю.

— Тогда расскажи мне об Ардарике Ваанесе.

— Ваанесе? — Уриил удивился, что Тигурий упомянул ренегата из Гвардии Воронов. — Что именно? Уверен, вы читали записи из реклюзиума. Должно быть, вы уже все о нем слышали.

— Верно. Но я хочу услышать еще раз. Что ты ему предложил на Медренгарде?

— Шанс вернуть честь, но он отказался.

— И что с ним стало?

— Не знаю. Думаю, он погиб.

— Погиб. И что ты узнал у него?

— Узнал у него? Ничего, — пожал плечами Уриил. Он уже устал от того, что за его ответами следуют новые вопросы Тигурия.

— Ты уверен? Может, не слова, но его дурной пример?

Уриил подумал о Медренгарде, хотя это были неприятные, болезненные воспоминания. Космодесантники-ренегаты, вместе с которыми бились он и Пазаний, на одно краткое светлое мгновение приняли свою судьбу и отправились в сердце цитадели Железного Воина. Но Ардарик Ваанес в конце концов покинул их и предоставил самим себе.

Внезапно Уриил все понял.

— Судьба Ваанеса могла стать моей судьбой, — сказал он, все более уверенный в том, что ему открылось. — Он позволил своему эго сделать себя слепым по отношению к долгу и братству. Он поверил, что знает лучше, чем учение его ордена.

— Судьба Ардарика Ваанеса — классический пример того, как судьба может одолеть даже лучших из нас, если мы не бдим ежечасно, — сказал Тигурий, и Уриил услышал в тоне библиария предостережение. — Любой из нас создает лестные образы себя, благодаря которым чувствует себя особенным, неординарным и всегда более значимым, чем на самом деле. Вот почему космодесантники — такие грозные противники: они безоговорочно верят в свою способность одержать победу даже в неравном бою. Это пробуждает храбрость и самоуважение и дает психологическую защиту тому, кто окружен смертью и вечно в бою. В конце концов, любой из нас считает себя лучше обычных людей, разве нет?

Уриил кивнул, хотя признаться в подобном было неловко.

— Возможно, я когда-то так и думал.

— Про себя точно знаю, — мрачно признался Пазаний. — Не было случая, чтобы я кому-то что-то поручал и не думал, что сам справлюсь лучше.

— Этот эгоцентризм не только помогает, он может и сильно повредить, — сказал Тигурий. — Он делает нас слепыми к нашим недостаткам и неудачам и не дает увидеть страшную правду: такие же люди, как мы, в некоторых сложных ситуациях ведут себя недостойно. Вы полагаете, что другие люди падут жертвами своих пороков, другие, но не вы, и не вооружаете свои души против искушения, думая, что с вами ничего худого не случится, даже если вы знаете, насколько это вероятно.

Тигурий положил на стол раскрытую ладонь и дал Уриилу и Пазанию знак подойти.

— Когда ты был послушником и узнал о Великой Ереси против Императора, думаю, ты решил, что никогда не сделаешь такого, на что пошли люди магистра войны. Ты покачал головой и подумал: странно, что кто-то на такое решился. Я прав?

Уриил кивнул, и Тигурий продолжал.

— Разумеется. Уверен, вы подумали, что просто не смогли бы совершить такое, но опыт показал, что это не так и что вы способны на подобное. Эта вера делает нас всех уязвимыми перед искушением, именно потому, что мы считаем себя в безопасности. Лишь когда мы признаем, что любой из нас подчиняется силам, неподконтрольным нам, смирение торжествует над необоснованной гордыней, и мы можем признать свою способность идти путем зла и совершать постыдные деяния. Скажи мне, чему это учит тебя, Уриил?

— Что в должных обстоятельствах любого из нас поджидает падение.

— Или в недолжных обстоятельствах, — добавил Пазаний.

— Я однажды пал, потому что думал — я на это не способен, — сказал Уриил, — но на Медренгарде я увидел, куда именно ведет этот путь: к деградации и проклятию.

— Хочешь себе такой судьбы?

— Нет, — уверенно заявил Уриил, — совершенно точно нет.

— Тогда ты узнал что-то очень важное, — сказал Тигурий.

Глава четвертая

Имперский командующий и губернатор системы Павониса Куделькар Шонаи на первый взгляд не производил большого впечатления, он был рыхлого телосложения, со скошенным подбородком и начинал лысеть. Он не был воином, хотя, как в прошлом году выяснил Лортуэн Перджед, внешность его была обманчива, и в невзрачном теле скрывались острый ум и твердое сердце.

Второй из двух сыновей в семье, брат Куделькара Думак, был, по общему мнению, будущим преемником Миколы Шонаи на посту губернатора Павониса. Однако Думак погиб от пули убийцы во время одного из многочисленных восстаний рабочих, предшествовавших попытке переворота де Валтоса. Накануне бунта, когда заканчивался срок полномочий Миколы Шонаи, Лортуэн быстро подготовил Куделькара, чтобы тот смог занять место тетки.

Ситуация была далека от идеальной, но в качестве старшего адепта Администратума на Павонисе Лортуэн сделал все, что было в его силах. Большинство картелей запятнали себя связями с предателями, и вышестоящие лица считали, что лишь отпрыски рода Шонаи могут стать достойными кандидатами на пост имперского командующего, коль скоро они согласились с его рекомендацией не брать на эту должность чужака.

Об этой рекомендации Лортуэн впоследствии не раз пожалел, но его бывший начальник любил говорить, что сожаление подобно грузу: оно превращается в бремя, лишь если держаться за него. Арио Барзано, инквизитор Ордо Ксенос, знал массу подобных изречений, но он пал от руки воина-эльдара у подножия северных гор, и Лортуэн лишился вдумчивого наставника и верного друга.

С тех пор сдерживать политику молодого губернатора Шонаи стало неблагодарной задачей. Он представлял себе реставрацию как настойчивое установление торговых связей с иномирными конгломератами и торговыми домами. Собственной инфраструктуры у планеты почти не осталось, и ее экономика находилась в плачевном состоянии, но Куделькар не отличался робостью, и едва отстроенный дворец стал пристанищем бесконечных делегаций с близлежащих систем, каждая из которых пыталась добиться исключительного права на торговлю с Павонисом.

Воцарилась пьянящая атмосфера космополитизма, и Павонис несомненно получил от всего этого финансовые выгоды. В принципе, это не представляло бы трудностей, не будь Лортуэн обязан присматривать за деятельностью молодого губернатора. Назначенный на Павонис после восстания постоянным наблюдателем, Лортуэн находил это практически столь же утомительным, как и межзвездные скитания на службе инквизитору Империума.

Лортуэн Перджед был уже немолод, его тело уже вышло из возраста, когда могли помочь омолаживающие процедуры. Ум его был по-прежнему быстр, но сморщенное тело покрылось пигментными пятнами, и даже небольшая прогулка с тростью, увенчанной костяным набалдашником, сильно утомляла его. По справедливости, ему должны были позволить провести остаток дней в какой-нибудь отдаленной библиотеке, коротая время за пыльными книгами и спокойными размышлениями.

Лортуэн закрыл глаза и улыбнулся, представив себе такой исход, но чьи-то сердитые голоса резко вернули его к реальности. Он открыл глаза и окинул взглядом обширную губернаторскую приемную.

Адепт вздохнул, понимая, что мечта о спокойной отставке становится все более недоступной.

Сенатская палата праведной коммерции была основой традиционного управления Павонисом, но с падением картелей она утратила значение. Вместо строгого помещения для дебатов Куделькар Шонаи выстроил длинный атриум со стеклянными панелями в сердце дворца и там исполнял свои обязанности губернатора.

Хотя помещение было открыто небу благодаря вращающимся клапанам в изогнутой кровле, полости с антеннами защищали его от опасности нападения, а глушители голосов на стенах предотвращали подслушивание. Пара рослых генно-модифицированных скитариев в архаичных кирасах, увешанных амулетами и украшенных резьбой с двойными клятвами, охраняла непосредственно губернатора.

Скитарии были подарены высшим магосом Роксом Ваалом, адептом Механикус наивысшего ранга во всем Диакрийском поясе, который желал как можно скорее восстановить импорт машин на очистные станции юго-востока.

Их раздутые биомеханические тела и имплантированное оружие были приспособлены наносить страшный ущерб, в духе древнего варварского обычая гладиаторских боев, и, что уж греха таить, они пугали Лортуэна больше, чем космодесантники. С Адептус Астартес все было более или менее ясно, но эти киберчудовища были сами себе закон. Покрытые шрамами и татуировками, они больше походили на обитателей болот миров-ульев, чем на охрану, приличествующую губернатору планеты.

Длинный стол из полированного дерева из остатков леса Греша стоял посреди комнаты, вдоль одной стены тихо бормотали бронзовые когитаторы, обмениваясь потоками данных о колебаниях рынка сектора, ценах на материалы и курсах валют системы.

Слуги в ливреях, ибо Куделькар не мог вынести прозаических сервиторов, когда столько людей шаталось без дела, стояли, держа серебряные сосуды с вином и склонив головы перед зеркальными дверями, готовые исполнять повеления господина.

Встреча, о которой просил лорд Уинтерборн из Сорок четвертого Лаврентийского, началась скверно: клерикус Фабрика Гаэтан Бальтазар нарушил распорядок дел, потребовав, чтобы губернатор Куделькар арестовал прелата Куллу или, по крайней мере, запретил ему вещать на улицах Брэндонских врат. Будучи самым высоким по рангу представителем Адептус Министорум на Павонисе, Бальтазар возмущался, что речи прелата баламутят население, в то время как столь необходимы единство и восстановительные работы.

Лорд Уинтерборн в ответ отпустил едкое замечание, касающееся вялости проповедников Темплум Фабрика, которых более волновала доктрина интроспекции и тихого усердия, чем преследование врагов Императора.

Лортуэн сидел справа от губернатора Куделькара, которого, похоже, радовало, что эти двое сбросили пар. Лаврентийский полковник и клерикус Фабрика разгоряченно обменивались репликами, но Лортуэн не обращал на них внимания — он обратился к своей аугметической памяти, чтобы ознакомиться с данными о сидящих вместе с губернатором деятелях.

Слева от губернатора расположились старшие офицеры Имперской Гвардии, одетые в полную официальную форму, в блестящих оперенных шлемах и алых плащах. Лорд Уинтерборн выглядел аскетично — старый вояка, привыкший к кампаниям, а майор Орнелла старательно записывала гневный диалог между полковником и священнослужителем.

Напротив Уинтерборна и справа от Лортуэна сидел полковник Лоик, командир СПО Брэндонских Врат, в знак уважения к своему командиру явившийся без оружия. Лоик наблюдал за спором с угрюмым стоицизмом. Лортуэн знал, что Адриен Лоик занимает свой пост в силу чисто политических причин и является на самом деле надежным, но невыдающимся воином. Что, собственно, и способствовало его назначению.

Гаэтан Бальтазар в одеяниях цвета охры сидел рядом с Лоиком, великолепный в своей ризе и высокой золоченой митре. Споря с лордом Уинтерборном, Бальтазар постоянно перебирал пальцами четки.

Рядом со священником сидела Дженна Шарбен, командир силовиков из Брэндонских Врат, плотно сцепив пальцы. Дженна нравилась Лортуэну. Она служила провожатым Арио, когда тот расследовал деятельность картелей, и проявила себя как умная и решительная женщина. По прямому указанию Лортуэна ей поручили подготовку нового контингента силовиков, и, судя по ее запавшим глазам, эта работа оказалась весьма напряженной.

Какими бы важными и впечатляющими ни были все эти люди, они меркли на фоне трех космодесантников, сидевших в конце стола. Капитан Уриил Вентрис, сержант Леарх и устрашающего вида воин в сияющей черной броне, казалось, заполняли собой все помещение. Шлем воина в черном был выполнен в виде ухмыляющегося черепа, и воинственные жесты свидетельствовали о нетерпении и желании убраться отсюда.

Лортуэн уже был знаком с Уриилом и Леархом, а третьего воина не знал. Он был очень рад увидеть капитана Вентриса, но удивился произошедшей в том перемене.

Когда Лортуэн работал с инквизитором Барзано, им довелось сражаться вместе с несколькими космодесантниками, из которых многие со временем стали преданными союзниками. Лортуэна всегда удивляло, что космодесантники, видимо, по причине генетического превосходства Адептус Астартес, не меняются, даже если со времени предыдущей встречи прошел не один десяток лет. В глазах Уриила Вентриса, однако, читалась добытая большой ценой мудрость, свидетельствующая о пережитых ужасах и страшных уроках.

Лортуэну был знаком этот взгляд — именно так смотрел его господин в последние месяцы перед смертью.

В конечном счете, спор между Уинтерборном и Бальтазаром закончился, когда Куделькар ударил ладонью по столу.

— Довольно! — рявкнул Куделькар. — У меня уши болят от вашей болтовни. Я мог бы потратить время с большей пользой, чем слушая, как вы спорите.

Гаэтан Бальтазар, похоже, приготовился ответить на вспышку губернатора, но благоразумно предпочел промолчать и просто кивнул. Лорд Уинтерборн, явно непривычный к тому, чтобы ему мешали вдосталь поспорить, прикусил губу и сплел пальцы рук.

— Спасибо, — сказал Куделькар более спокойным тоном. — Мы же разумные люди, правда? Уверен, что ваши разногласия могут быть разрешены. В конце концов, мы все хотим стабильного безопасного мира, где процветает торговля и все внимают учению Императора.

— Разумеется, — подтвердил Бальтазар. — Но этот Кулла проповедует сплошную ненависть. Он забывает о руководстве и защите, которые воплощает Император. Он раздувает пламя страха, а это отнюдь не способствует стабильности, к которой вы стремитесь, милорд.

— Кулла задира, причем весьма успешный, — заметил Уинтерборн. — Я видел, как он выходил против зеленокожих и одерживал верх, весь в крови, а потом опять нарывался. Мы в Восточном Пределе, Бальтазар, и, если вы вдруг не заметили, до Терры весьма далеко. Мы можем положиться лишь на наши пушки, танки и мечи.

— Ересь! — возмутился Бальтазар. — Император защищает! Солдат вроде вас должен это ценить.

— Да утихомирьтесь же, — сказал Уинтерборн. — Император, конечно, защищает, но я не ожидаю, что Он все сделает за меня. Нужно всего лишь хоро…

— Молчать! — рявкнул космодесантник в черной броне. У него был звучный властный голос, привычный к приказам, которым повинуются без возражения. — Вы не слышали своего командира? Вам должно быть стыдно за то, что вы ссоритесь по поводу тонкостей юрисдикции, в то время как вас собрали здесь, чтобы обсудить нависшую над вашим миром смертельную угрозу. Капитан Вентрис?

Собравшиеся испуганно притихли. Уриил благодарно кивнул и встал в полный рост, нависая над чиновниками и даже над скитариями.

Капитан Ультрамаринов сложил руки на широкой груди.

— Капеллан Клозель выражается резко, но у него есть на то право.

— Смертельная угроза? — вопросил Куделькар, подался вперед и оперся руками на стол. — О чем это говорит ваш товарищ?

— На Павонисе наблюдается присутствие ксеносов, губернатор Куделькар. Но ваши важные чины спорят друг с другом, покуда враг планирует наступление на ваши земли.

Лортуэн вытаращил глаза от удивления, услышав о возможной угрозе.

— Вы уверены? — спросил он. — Мы не видели ничего, что могло бы подтвердить это.

— Адепт Перджед. — Уриил почтительно кивнул, и Лортуэн как искушенный оратор понял, что он собирается с мыслями касательно непонятной ситуации. — Мы недавно устроили засаду их передовому разведотряду следопытов в холмах Оусен. Полагаю, они искали подступы к Брэндонским Вратам, возможно, чтобы сюда могли пройти более значительные силы.

— Да хранят нас святые! — выдохнул Гаэтан Бальтазар, поворачиваясь к губернатору. — Мы должны мобилизовать все резервные подразделения и немедленно перебросить Сорок четвертый!

Куделькар поднял ладонь и глубоко вдохнул, прежде чем ответить пришедшему в ужас клерикусу Фабрика.

— Успокойтесь, Бальтазар. Полная передислокация наших вооруженных сил привела бы в первую очередь к всеобщей панике.

— Но если нас атакуют…

— Нас что, атакуют прямо сейчас? — отрезал Куделькар, стукнув кончиками пальцев по гладкой поверхности стола. — Если то, что говорит капитан Вентрис, соответствует действительности, и это всего лишь разведчики, у нас есть время продумать и дать отпор как полагается.

— Как полагается — это значит передислоцировать Сорок четвертый и поднять уровень боеготовности, — сказал Уинтерборн. — Потом активировать второй и третий резерв.

Куделькар помотал головой.

— Павонис переживает не лучшие времена, лорд Уинтерборн. Я не ожидаю, что боевой офицер вроде вас станет вникать в тонкости управления планетой, но я занимаюсь сложными переговорами с несколькими могущественными торговыми конгломератами субсектора, чтобы обеспечить грядущее процветание планеты. Если бы мы вдруг превратили наш мир в военный лагерь ради одного конфликта с пришельцами, которых нетрудно одолеть, это сильно подпортило бы, если бы не вовсе сорвало переговоры.

Лорд Уинтерборн рассвирепел, его тощее тело тряслось от гнева.

Уриил заметил это и сказал:

— Губернатор Куделькар, было бы ошибкой недооценивать тау. У них развитые технологии и искусные воины.

— Я слышал об этом, но заметил, что вы подбираете слова, что свидетельствует о вашей неуверенности в собственных выводах, капитан Вентрис. Кроме присутствия этой боевой единицы пришельцев, что может подтвердить ваши подозрения?

— Ничего конкретного, — сказал Уриил, — но там, где объявились следопыты, обычно появляются и остальные.

— Но этих остальных вы не видели?

— Это правда, — признал Уриил.

— Лорд Уинтерборн? Полковник Лоик? — спросил Лортуэн. — Ваши силы не обнаруживали признаков их присутствия?

— Нет, — решительно заявил Лоик. — Мои патрули не замечали никаких следов пришельцев.

— Мои тоже, — сообщил несколько успокоившийся Уинтерборн, — но, милорд губернатор, я склонен согласиться с капитаном Вентрисом. У его ордена есть опыт борьбы с тау, и если он считает, что на Павонисе имеются инопланетные силы, тогда, по моему мнению, необходимо готовиться к битве.

— Если угроза станет очевидной, мы будем действовать, уверяю вас, — сказал Куделькар.

— А что вам требуется, чтобы она стала очевидной? — грозно вопросил капеллан Клозель, и даже Куделькар вздрогнул от его ледяного тона. — Чтобы клинок почета тау перерезал вам горло? Чтобы над дворцом подняли вражеский стяг?

Губернатор собрался, видя гнев капеллана, и расправил плечи.

— Я правильно понимаю, что вы убили всех тау, которых обнаружили?

— Нет, один уцелел, — сказал Уриил. — Мы ее сдали людям судьи Шарбен в исправительное учреждение Брэндонских Врат.

Куделькар перенес внимание на Дженну Шарбен.

— От этой пленницы удалось добиться внятных сведений о расположении ее соплеменников?

Шарбен покачала головой:

— Нет, милорд. Сервитор ксенолексикона дал нам возможность говорить с ней, но она пока что отказывается сообщать что-либо кроме своего имени, звания и должности.

— Тогда вам следует допрашивать более настойчиво, судья Шарбен, — заявил Куделькар, строго глядя на нее. — Выясните, что ей известно, и быстро. Вы меня поняли?

— Да, милорд, — коротко кивнула Шарбен.

— Вы собираетесь мобилизовать наши вооруженные силы? — настаивал Адрен Лоик. — Учитывая, что нас сдерживает Администратум, любой приказ взяться за оружие должен исходить от имперского командующего и ратифицироваться Администратумом.

Последнее едкое замечание подразумевало Лортуэна, и тот благосклонно улыбнулся.

— Вы слишком уж рветесь в бой, полковник Лоик, — сказал Лортуэн. — Полагаю, вы помните, что эти ограничения предназначены не допустить повторения инцидента с де Валтосом.

— Де Валтос был псих, — бросил Лоик. — Это совсем другое дело.

— Возможно, но я ратифицирую приказ о мобилизации лишь в том случае, если у нас появятся новые доказательства присутствия ксеносов или если судья Шарбен сообщит нам, что получила от пленной тау ценную информацию. Губернатор Куделькар совершенно правильно отказывается рисковать восстановлением планеты и ее будущим процветанием из-за ничем не обоснованного подозрения.

Уриил перегнулся через стол, грозно сдвинув брови. Несомненно, он воспринимал происходящее как предательство бывшего союзника.

— Мои солдаты не подчиняются власти Администратума, адепт Перджед. Поэтому я почтительно информирую вас, губернатор Куделькар, что Ультрамарины будут готовиться к войне. Я настаиваю на том, чтобы вооруженные силы Павониса последовали нашему примеру, пока не стало слишком поздно.

— Хорошо замечено, — сказал Куделькар, вставая из-за стола и завершая аудиенцию. — Мы снова соберемся через неделю и обсудим этот вопрос, но пока что не будет никаких сверхплановых боевых операций.

И Куделькар покинул приемную, сопровождаемый скитариями. Дверь открылась, и он обратился к собравшимся:

— А теперь простите, господа, но я опаздываю на встречу с тетушкой. Те, кто знает ее, поймут: Микола Шонаи — не тот человек, который позволяет посетителям заставлять себя ждать.

Уриил сидел на мраморной скамье в садах губернаторского дворца. Поверхность скамьи была потертой и выщербленной, и он вспомнил, как последний раз сидел здесь. Изменилось немногое, что, однако, удивляло его после знакомства с Куделькаром Шонаи: новый губернатор не выглядел сентиментальным человеком. Траву недавно подстригли, а о цветах явно заботились, их аромат приятно отличался от вездесущего запаха горелого металла, свойственного промышленным районам Брэндонских Врат.

Сад окружала высокая стена. Эта часть дворца была одной из немногих избежавших значительных разрушений во время восстания, и Уриил чувствовал себя спокойно впервые за многое время. Здесь окончилась его последняя экспедиция на Павонис, когда он сидел перед могилой Арио Барзано — героя, который погиб, спасая планету от страшного заговора безумца.

Простой могильный камень перед Уриилом был всего лишь плитой из бледного минерала с хребтов Тембра, слова же были вырезаны рукой самого Уриила:

«Каждый человек — это вспышка во тьме. Если бы мы все сияли так ярко».

Барзано был словоохотливый харизматичный человек, но и весьма опасный. Его слово и авторитет инквизитора могли привести к разрушению этого мира, но он хотел попытаться спасти его, и одно только это уже вызывало в Урииле уважение.

— Никогда не думал, что вернусь, — сказал Уриил, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени, — но, кажется, будет правильно, если мы поговорим здесь, как считаете?

— Ну разумеется, капитан Вентрис, — сказал Лортуэн Перджед, появляясь из беседки у него за спиной. — Вам давно известно, что я здесь?

— С тех пор, как вы вошли в сад. Ваша трость и согбенность — звук ваших шагов легко узнать, адепт.

Лортуэн неловко опустился на скамейку рядом с Уриилом.

— Я подозревал, что найду вас здесь.

Уриил пожал плечами.

— Я подумал, что это будет правильно.

— Верно.

— У вас такой ухоженный сад.

— Мы решили, что это будет правильно, — улыбнулся Лортуэн. — В конце концов, этот мир обязан своим выживанием Арио и вам.

Уриил ничего не сказал и внимательнее пригляделся к Лортуэну Перджеду. Он был потрясен, как тот изменился со времени его последнего визита на Павонис. Адепт Перджед уже тогда был стар, но сейчас буквально стоял одной ногой в могиле. Его кожа ссохлась и покрылась пигментными пятнами, от волос остались легкие седые пряди, прилипшие к черепу, и Уриил заметил за ушами тусклый блеск аугментических распознавателей звука.

— Вы сильно постарели со времен нашей прошлой встречи.

— После вашего отъезда настали трудные времена, капитан Вентрис. Восстановление планеты, на которой совсем недавно произошло восстание… весьма утомительная работа. Впрочем, полагаю, вам тоже пришлось нелегко. Я не знал, что космодесантники стареют, но время коснулось и вас. Поверьте, у меня не было намерения вас обидеть.

— Ничего, — сказал Уриил. — Мы стареем, но намного медленнее, чем смертные.

— Но что же вас так изменило?

— Вещи, о которых я предпочел бы не говорить.

— Честный ответ. Простите за любопытство, — сказал Лортуэн, положив руки на костяной набалдашник трости. Они посидели в дружелюбном молчании, потом Лортуэн спросил: — Так что вы скажете о губернаторе Куделькаре?

— Думаю, он наивен, а пост губернатора мира Восточного Предела не прощает наивности. Тау уже на Павонисе, и нам нужно незамедлительно остановить их, или последуют дополнительные жертвы, когда до Куделькара дойдет, что Империя Тау не занимается разведкой в чужих мирах просто так.

— Возможно, вы правы, Уриил, но мы пытаемся поднять этот мир из руин. Скоро будут заключены выгодные контракты с ближайшими системами. Прервать этот процесс — значит обречь Павонис на разрушение, а его народ — на многовековую нищету.

— Ничего не делать — значит обречь их на рабство, — заметил Уриил.

— Если вы правы. Вы должны признать, что высказали всего лишь смутное предположение, что тау планируют скорое вторжение. Куделькар — деловой человек и думает о будущем своего мира.

— Неправда! — Уриил подался вперед. — Он губернатор мира, принадлежащего Императору, и ему нужно думать об опасности, которой может подвергнуться его мир прямо сейчас. — Космодесантник показал на могильную плиту. — Думаете, Арио колебался бы, действовать или нет? Представьте, что он оказался бы здесь. Что он сделал бы?

— Арио всегда был склонен к скоропалительным решениям. Я же предпочитаю быть более осторожным. Полагаю, не надо спешить, но я готов встретить вас на полпути, Уриил. Я отдам приказ о приведении в боевую готовность второго резерва СПО.

— А Сорок четвертый?

— Пока что распоряжения для них остаются прежними. — Лортуэн с трудом поднялся на ноги, опираясь на трость. — Только пешие патрули и дежурство по гарнизону. Никакой активной мобилизации. Я не хочу вызвать панику на улицах наших городов.

— Уверен, что вид охотников-тау сделает это за вас, — парировал Уриил.

В ста километрах к северу от Брэндонских Врат, высоко на хребте Тембра, над облаками, где воздух разрежен, сеть антенн Кализ распространялась по высочайшим пикам Павониса, словно обширный лес остриженных деревьев из стальных балок. Это были тысячи и тысячи ощетинившихся вокс-антенн, не менее чем пятьсот метров в высоту, с помощью вантов глубоко закрепленных в скалах.

Сеть обеспечивала работу воксов, собирая, перераспределяя и передавая сигналы по поверхности планеты.

Ее мощность была такова, что позволяла даже межпланетные коммуникации, пусть и с приличной задержкой времени.

Сеть Кализ была сооружена картелем Верген около восьмисот лет назад, и ее конструкции покрылись патиной и требовали постоянного присмотра. Сотни адептов, техов, рабочих и сервиторов, занятых здесь, жили на станции Механикус «Эпсилон» в похожих на коробки постройках, сбившихся вместе на склоне крутой горы много ниже раскачивающихся мачт.

Увенчанные свободно вращающимися тарелками антенн и укрытые от самых страшных ветров, эти сооружения тем не менее продувались сквозняком, тут было сыро и холодно. Даже в столь нестабильные времена, когда с деньгами и рабочими местами было туго, слухи о заболеваниях мозга, вызванных излучением от воксов, и тяжелых условиях приводили к тому, что здесь решались работать лишь совсем уж отчаявшиеся.

Рабочие старались большую часть времени проводить под крышей, но когда с севера налетел особенно свирепый шквал, три одинокие фигуры двинулись к поврежденным мачтам в районе, известном просто как Глубокий каньон Шесть.

Третий техник Диман Шорр плотнее запахнул непромокаемый плащ, мысленно проклиная всех, кого знал на «Эпсилоне» и кого миновало сие поручение. Он перечислил уже тридцать имен, когда Герран потянул его за рукав, чтобы сообщить, что они прибыли на место.

Горные тропы были окаймлены стальными шестами, связанными цепями и помеченными знаками, позволяющими техам ориентироваться без помощи карты и не снимая шлема. Такие цепные тропы давали рабочим возможность ходить по бесконечным маршрутам, вьющимся по склонам, и не теряться.

Шипящий дождь, почти что град, лупил по нему, заливая визор шлема потеками грязной воды, пока он пытался разглядеть ступенчатый желоб, уходящий вниз в каньон. Дождевая вода лилась по нему настоящим водопадом, и надо было проявлять величайшую осторожность, чтобы не поскользнуться и не переломать ноги. Вызвать сюда эвакомедиков было практически невозможно.

Капюшон Шорра развевался, ледяной ветер вгрызался в тело до костей, угрожая сбросить его на склоны, по которым они и так карабкались почти весь день. Плащ был старый и тонкий, техник устал, замерз и промок насквозь. Он не мог себе позволить заменить плащ, а адепты Бога-Машины, похоже, не были склонны проявлять излишнюю заботу о своих техах и ничего более приличного не выдавали.

Практически десять часов подряд они с Герраном тащились по цепным тропам в дождь и ветер от станции Механикус к Глубокому каньону Шесть в компании безмолвного грузового сервитора с удлиненным хребтом, бугристыми плечами и обезьяньей осанкой, позволявшей ему носить тяжести по гористой местности, неподходящей для транспортных средств. Сервитор тащил запас еды и воды, аптечку, веревки, всепогодный вокс и пару лазерных карабинов.

— Староват я уже для этого, — пробурчал Диман, ступая в поток ледяной воды, текущей вниз по желобу. У него перехватило дыхание от внезапного прикосновения холода.

— Ты что-то сказал? — спросил Герран, и Диман понял, что забыл выключить встроенный в шлем вокс.

— Ничего. Ерунда. Пошли глянем, что стряслось с этими гребаными мачтами. Может, там адепт нужен для починки. Чем раньше вернемся, тем лучше. Не хочу помереть прямо здесь от непогоды.

— И чего нас вообще сюда послали? — проворчал Герран. — Я же только что проинспектировал Верхний хребет.

— Потому что нам свезло, надо полагать. — Диман осторожно продвигался вниз.

— Свезло? — переспросил Герран, не понявший сарказма. — Чегой-то мне так не кажется. Говорю же, адепт Итум взъелась на меня. Знала же, что я вернулся со смены, и все равно отправила сюда. Так нечестно, и все тут.

— А что, не нравится — увольняйся, — сказал Диман, которого утомило брюзжание младшего коллеги. И так все обстояло не лучшим образом. — Многие не отказались бы занять твое место. Ты должен быть благодарен, что был при Шонаи до всей этой заварушки. Единственная причина, по которой ты остался работать на Механикус.

— Вот уж да, так и сделал бы, — сказал Герран.

Диман уже хотел сказать ему, чтобы не валял дурака, но тут он заметил сквозь потоки дождя слабое сияние на дне оврага.

— Вот зараза, — прошипел он, — похоже, Итум уже послала команду чинить мачты. Эта дура в собственных приказах путается.

Диман позволил Геррану протиснуться мимо него и жестом подозвал грузового сервитора. Громоздкое создание было нечувствительно к дождю и холоду. Диман порылся в одном из вьюков в поисках вокса и вытащил антенну на всю длину, хотя было сомнительно, чтобы связь хорошо работала в таком узком желобе. В наушниках зашипело и забулькало, и Диман включил полную громкость, чтобы уловить сигнал Механикус.

— Как всегда, — сказал он, услышав лишь белый шум. — Тысяча вокс-мачт, и ничего не ловит. Гребаную штуковину давно пора выкинуть.

— Диман? — позвал Герран, и тот обернулся и увидел, что младший напарник стоит на краю желоба, озаренного тем самым слабым свечением. — Иди сюда, глянь.

— Что там? Еще одна бригада работает?

Герран покачал головой, и Диман вздохнул, выключил вокс и сунул его обратно в багажный вьюк, затем прошел последние несколько шагов до конца желоба и входа в Глубокий каньон Шесть.

Во все направления расходилась на сотни метров гладкая каменная поверхность, поднимаясь на другом конце долины отвесными скалами. Вся долина была заполнена жужжащими генераторами и серебристо-стальными мачтами, их было около сотни, но внимание Димана привлекли совсем не они.

Это была группа солдат-пришельцев.

— Что-то не похоже на другую бригаду, — сказал Герран.

Глава пятая

Их было около сорока, закованных в оливкового цвета броню солдат с длинным оружием со стволами квадратного сечения и рабочих или инженеров в громоздкой рабочей одежде. Поодаль стояла группа грозного вида клювастых созданий с тощими телами и блестящей розовой кожей. На затылках у них поднимались гибкие гребни с шипами, их длинные винтовки выглядели совсем допотопными.

Свечение, которое Диман заметил из желоба, исходило от нескольких дисков, зависших над пришельцами, но его куда больше беспокоили похожие на коробки приборы, которые пришельцы старательно закрепляли проводами между реле генератора.

Три машины с изогнутыми боками и огромными нишами для моторов стояли позади группы, превращая антигравитационными полями дождевую воду в шипящую водяную пыль. Солдаты были в шлемах, но можно было хорошо разглядеть плоские, серые, совершенно не похожие на человеческие лица инженеров. Они работали быстро и слаженно, и Диман понял: что бы они там ни делали, это уже почти завершено.

Пришельцы их не заметили. Солдаты слишком сосредоточились на том, чем занимались инженеры, и сильный дождь помог двум техам остаться невидимыми, но такое везение не могло длиться вечно.

Диман сразу сообразил, какие последствия может иметь происходящее для всего Павониса, и медленно попятился назад к грузовому сервитору и всепогодному воксу.

— Давай, — прошипел он, — надо отсюда выбираться.

Герран стоял с разинутым ртом у входа в Глубокий каньон Шесть, зачарованный видом пришельцев.

— Кто это? Что они делают?

— Не знаю, но это какая-то диверсия. Хочешь остаться и выяснить? Ну, давай же.

— Диверсия? — в ужасе спросил Герран. — Зачем?

— А ты, блин, как думаешь?! — рявкнул Диман, стараясь не повышать голос, пусть даже их слова звучали в микрофонах внутри шлемов, а значит, особенно с учетом ветра и дождя, пришельцы не могли их услышать. — Если они демонтируют генераторы и мачты, избыточный траффик за несколько часов заблокирует остальную сеть.

Диман добрался до грузового сервитора и быстро вытащил дрожащими пальцами лазерный карабин из водонепроницаемого чехла. Он вскинул оружие на плечо и, раскрыв вьюк, извлек внешний вокс.

Герран присоединился к нему и достал второй карабин, а потом принялся подниматься из желоба по скользким от бурлящей воды ступеням. Он прокарабкался шесть метров, прежде чем сообразил, что Диман не идет за ним.

— Какого хрена ты делаешь? Ты же сказал, надо уходить!

— Да, но надо сообщить об этом.

— Может, сначала выберемся, а потом будешь орать?

— Заткнись, Герран.

Диман переключил тумблер, и из трубки вырвался сердитый ответ, оглушительно громкий в тесном желобе.

— Твою!.. — крикнул он. — Полная громкость! — Он выключил прибор, но худшее уже случилось. — Гребаный идиот! Беги!

Практически тут же рассеянное свечение в другом конце каньона стало ярче, и в овраг ворвались световые точки. Диман разглядел сквозь дождь летящие у него над головой два диска. Огоньки мерцали у них по периметру, и Диман понял: везение закончилось.

— Святая Капилена, мать милосердия! — закричал Диман, разворачиваясь и припуская со всех ног по ступеням за Герраном. Грузовой сервитор остался позади.

Огоньки следовали за ними вверх по желобу, и Диман почувствовал, как сердце бешено колотится в груди, пока он боролся с потоком, несущимся вниз. Казалось, у него к сапогам привешен груз, и он упал на колени, когда над ним мелькнула слепящая вспышка света и ударила в стену желоба.

Над ним пронеслась буря из света и грохота, в глазах помутилось, тело сотряс приступ тошноты. Диман споткнулся, на него посыпались, словно осколки гранаты, куски разбитого камня. Ветер сорвал капюшон, и холодные стрелы воздуха ударили в лицо сквозь потрескавшийся пластик визора.

Диман в панике оглянулся через плечо и как раз увидел, как грузового сервитора сбили с ног пульсирующие бело-голубые лучи света. В его мясистом теле образовались дымящиеся сквозные дыры, и Диману как-то не хотелось думать, какое именно оружие так разделало сервитора и что оно может сделать с его телом. Кто-то прыгнул вниз в желоб, но из-за дождя и тумана невозможно было разглядеть.

Кто бы это ни были, передвигались они быстро.

Диман с трудом поднялся на ноги и пару раз выстрелил вниз, прежде чем продолжить подъем. Он сомневался, удалось ли попасть, но надеялся, что выстрелы могут ненадолго припугнуть противника.

Летающие диски все еще парили над оврагом, и Диман бешено палил в воздух, надеясь сбить хоть один, но проклятые штуковины словно чувствовали, как он целится, и дергались по воздуху зигзагами.

— Шевелись! — заорал Герран от входа в желоб, и Диман едва не рассмеялся от облегчения. Он поскользнулся и снова полез вверх, когда вдруг услышал странный звук, похожий на шкрябанье кремня по камню.

Он был всего в трех метрах от Геррана, когда непонятное существо с бледно-розовым телом, напоминающее огромную бескрылую птицу, вытянулось в подобие человека позади его напарника. У существа были тощие жилистые конечности, его чудовищную голову венчал шипастый гребень. Руки его взметнулись так стремительно, что глаз едва уловил движение, и Диман увидел, как из живота Геррана показался зазубренный клинок.

Из клювоподобной пасти существа вырвался боевой клич, похожий не то на скрежет, не то на вопль, и оно вытащило нож из тела Геррана. Тот рухнул с переломанным позвоночником, и вода, текущая по оврагу, окрасилась его кровью.

Двойной патронташ пересекал грудь существа, пестрая набедренная повязка напомнила Диману о картинках с хищниками диких миров. Существо было вооружено длинноствольной винтовкой со штыком самой грубой работы.

В памяти всплыло давнее обучение в третьем резерве, и Диман упал на одно колено, одновременно вскидывая лазерный карабин на плечо. Существо снова заскрежетало и приготовилось палить из винтовки.

Диман выстрелил первым, и убийца Геррана оказался сбит с ног, с рваной дымящейся дырой в груди. Древний карабин зашипел под дождем, и Диман торопливо перезарядил его, но тут снова раздался скрипучий щелкающий звук.

Лучи света полоснули по нему, но он проигнорировал их, тяжело, отрывисто дыша. В скалу совсем рядом попала картечь, и он побежал, пригнувшись, прочь из желоба, но тут выстрел в плечо отбросил его назад.

Диман выронил карабин, тяжело рухнул наземь и покатился, чувствуя, как острые скалы рвут одежду. Шлем сбило с головы, от удара помутилось сознание, и его захлестнул холод.

Яркие вспышки плясали перед глазами, и Диман поднял голову, чувствуя, как из рассеченного лба течет кровь. Он попытался подняться с земли, но конечности словно налились свинцом. Острая боль в бедре явно свидетельствовала о переломе.

Из оврага поднялась горстка созданий, выглядевших, словно их освежевали, и они собрались вокруг того, которого пристрелил Диман. Движения их были нечеловечески быстры и скорее напоминали птичьи. Перья стояли дыбом, переливаясь разными цветами. Одно создание было крупнее остальных, с сильными мышцами и гребнем ярко-алых перьев. Оно было вооружено чем-то значительно менее примитивным, с коротким стволом и пусковой установкой.

Подле него находилось трое отвратительных четвероногих, словно сбежавших из чьего-то кошмара. Более всего они походили на освежеванных волков. Розовая плоть блестела под дождем, шипастые гребни вздымались на мощных плечах. Диман испуганно всхлипнул, видя, что они явно состояли в родстве со своими повелителями — те же гребни из жестких перьев, те же страшные клювообразные пасти.

Красноперый вожак испустил несколько высоких вскриков и свистов.

В ответ двое из его отряда опустились на колени рядом с телом убитого собрата и налетели на него с длинными ножами, отрезая полоски мяса и заглатывая их. На скелете в мгновение ока не осталось плоти, и куски мертвечины были распределены между всеми.

Димана едва не вырвало от этого зрелища. Кровь убитого зверя текла из клювов его собратьев, они запрокидывали головы и скрежетали. Он всхлипнул, когда инопланетные псы влились в этот чудовищный хор.

Красноперый что-то пролаял на своем отвратительном наречии, и три пса помчались по скалам к Диману.

Он попытался отпрянуть, но знал, что от этого не будет толку, ногу разрывала невыносимая боль. Чудовищные псы заскрежетали, скача по скалам, на их челюстях пенилась густая слюна.

Диман ожидал жгучей боли от их укусов, но вместо этого они принялись кружить вокруг него, пригнув головы и раззявив слюнявые пасти. Дыхание их было горячим и воняло падалью и скисшим молоком. Он закрыл глаза и свернулся калачиком, бормоча молитвы, затверженные в детстве:

— Император, тот, кто всегда со мной, защити своего покорного раба…

Могучая рука перевернула его на спину и схватила за шею. Диман едва не задохнулся от резкого маслянистого запаха пота пришельца.

Он открыл глаза и понял, что смотрит в молочно-белые глаза без зрачков, глубоко посаженные в черепе, увенчанном гребнем, шипы которого были от красного до пурпурного цвета. Его охватил неведомый прежде ужас.

— Красноперый, — выговорил он.

Существо склонило голову набок, тонкая мембрана прикрыла глаз. Челюсть двигалась, из клюва вырывались противные щелкающие звуки. Они повторялись до тех пор, пока Диман не понял, что создание пытается повторить сказанное им слово.

Он кивнул и улыбнулся сквозь боль, надеясь и молясь, чтобы этот момент понимания спас его жизнь. Наконец чудовище вроде бы управилось с гласными и прокаркало:

— Кррасспрр.

— Да. Ты. Красноперый.

— Красспрр.

Существо повернуло голову к своим собратьям и повторило имя, которое ему дал Диман, затем снова защелкало и засвистело.

Любая надежда на то, что понимание спасет ему жизнь, улетучилась, когда чудища приблизились со своими тесаками.

Исправительное учреждение Брэндонских Врат занимало площадь около квадратного километра и было окружено по периметру двадцатью сторожевыми башнями. Оно представляло собой настоящий небольшой город, разделенный стенами на пять секторов (каждый для особой категории заключенных), которые в настоящий момент служили чем-то вроде автопарка и стрельбищ.

Здесь содержалась всего тысяча заключенных, хотя в принципе когда-то ужасные недра заведения вмещали до двадцати тысяч несчастных. Со времен восстания многое изменилось, но тюрьма не стала менее страшным местом как для заключенных, так и для охраны.

Посреди открытого двора стояла круглая башня, украшенная мозаикой, барельефами на возвышающие душу религиозные сюжеты и письменами, предположительно вдохновляющими обитателей на исправление, но на деле лишь разжигающими их ненависть. Башню венчал поляризованный стеклянный купол, откуда воины могли видеть весь город и благодаря которому учреждение получило обиходное название Стеклянный дом.

Расположенное на окраине Брэндонских Врат за вратами Коммерции, заведение это обладало не самой приятной репутацией места пыток и казней, причем еще до восстания де Валтоса. Здесь обычно собирались неугодные, схваченные войсками картелей за любую деятельность, которую господа считали преступной.

Те, кому хватало ума протестовать, требуя соблюдения прав рабочих, получивших травмы на производстве, или озвучивать мнения, которые картели считали подрывными, скоро обнаруживали, что двери их домов выламывают среди ночи, а их самих солдаты вытаскивают из постелей и тащат в ад исправительного учреждения.

На заре восстания многие его бывшие обитатели сбежали, когда их родные и друзья напали на тюремный комплекс, и прихватили с собой все мало-мальски ценное. Тюрьму вернула в рабочее состояние Дженна Шарбен со своими людьми: другого учреждения для содержания преступников просто не было. Заплесневелые камеры и горы мусора и камней наводили на мысль скорее о зоне боевых действий, чем о пенитенциарном центре, где приводили в исполнение закон.

Коридор, по которому шла Дженна Шарбен, был темным и пыльным; шипящие световые полоски, вмонтированные в стеклянные блоки в стенах, едва обеспечивали достаточно освещения, чтобы не спотыкаться о мотки нерабочего кабеля и груды камней. Пол покрывали лужи, запах плесени и тысячи грязных камер висел в воздухе.

С ней шел боец Дион. Дженна полагала, что однажды Брэндонские Врата смогут гордиться им. Он обладал грубоватой внешностью и не отличался изяществом манер, но при этом был прямодушен и справедлив. Как и она, он нес шлем на сгибе локтя, булава была пристегнута за спиной. Дион и Аполлония были лучшими ее воспитанниками, и их пример мог восстановить испорченную репутацию силовиков, некогда славившихся честностью и приверженностью правосудию.

— Так о чем говорят в верхах? — спросил Дион, когда они подошли к камере, где содержалась пленница. Ультрамарины привезли ее пару дней назад, а еще сутки спустя доставили сервитора ксенолексикона, но это совершенно не помогло добиться сколь-нибудь внятной информации.

— Говорят, что пора разобраться.

— Что именно это означает?

Вот это большой вопрос, подумала Дженна.

— Это означает, что губернатору Куделькару нужна информация от пленницы. — Она не стала сообщать, что губернатора, похоже, не слишком интересовали способы получения этой самой информации. Не стоило такие вещи передавать буквально младшим по званию.

— Так какая именно информация требуется?

— Любая, какую удастся выбить. Если Ультрамарины правы и тау действительно готовят вторжение, необходимо предоставить губернатору доказательства.

— И вы знаете, как это сделать? Полагаю, в Адептус Арбитрес вас обучали техникам ведения допроса.

— Верно, — согласилась Дженна, — но эти техники требуют времени и, в конечном итоге, сотрудничества со стороны пленных. Одного у нас нет, а другое мы в обозримом будущем не получим.

— Тогда как будем действовать?

— Приложим усилия и посмотрим, что будет.

Дженна свернула за угол и остановилась перед стальной дверью, снабженной магическим замком, кажется, совсем новым. У входа стояли два силовика, и оба вытянулись в струнку, увидев Дженну. Она надела шлем.

— И ты надень и опусти зеркальный визор.

— Зачем?

— Просто сделай это. Так будет проще.

— Для пленного?

— Нет. Для нас. И внутри не называем имен. — Она обратилась к охране: — Открывайте.

Дверь открыли, и Дженна и Дион вошли в лишенную окон комнату, пахнущую застарелым потом и чем-то резким, совершенно чужим и потому особенно неприятным. Стены были из голого камнебетона, исцарапаны и изгажены сотнями потерянных душ, которые содержались здесь в разное время. В каждом углу стояло по курильнице, испускающей ароматный дым, неприятный для ксеносов, но едва ли способный подавить вонь от обитателя камеры.

Боец Аполлония стояла у дальней стены камеры, заложив руки за спину, с опущенным визором шлема. Тау сидела на табуретке, сплетя на коленях странные четырехпалые руки.

Напротив сидел, имитируя позу заключенной, сервитор ксенолексикона, которого привезли Ультрамарины. Облаченный в бледно-голубой хитон, с блестящими имплантатами и хорошо поддерживаемым оттенком кожи, биомеханический гибрид служил прекрасным образцом мастерства Механикус.

Вместо ушей у него были приемники широкого диапазона, нижняя половина лица представляла собой кошмарную мешанину подвижных частей из бронзы и серебра. Челюсть, спроектированная, чтобы имитировать форму рта дюжины различных инопланетных рас, была сплошной массой подвижного металла с искусственными жвалами, зубами и множеством искусственных языков, легко приспосабливающихся к структуре речевого аппарата допрашиваемого.

Дженна встала рядом с сервитором и обратилась к пленнице:

— Я собираюсь задать тебе несколько вопросов. Тебе же лучше, если ты ответишь на них честно. Понимаешь меня?

Рот сервитора щелкнул и задвигался, воспроизводя внутреннюю анатомию рта тау, и повторил только что сказанное на языке, странном и едва ли похожем на какой-либо из человеческих. Дженна подумала: интересно, а как же создатели сервиторов узнали, какие конструкции способны воспроизводить слова и слоги языка тау?

Изучение и рассечение черепов тау, предположила она, и мысль эта ее не встревожила.

Плоские черты и отсутствие носа затрудняли считывание выражения лица женщины-тау, но Дженне показалось, что она заметила легкое отвращение. Неужели сервитор неудачно имитирует ее язык?

— Меня зовут Ла'тиен Оссениа. Шас'ла Виор'ла, огненный воин отряда Каис.

Дженна обошла пленницу, вынимая булаву из чехла за спиной.

— Понимаю. Ты считаешь, что ты хороший солдат, но все, что ты делаешь, лишь создает дополнительные трудности для тебя. Ты расскажешь нам то, что мы хотим знать, и чем быстрее ты это сделаешь, тем легче отделаешься.

Сервитор снова передал ее слова, и пленница снова повторила единственную фразу, которую они слышали уже бесчисленное множество раз.

Дженна ударила пленницу булавой по пояснице, и та упала на пол с беззвучным криком боли. Еще пара коротких ударов по плечу и бедру — и пленница вся съежилась.

Дженна сапогом перекатила ее на спину и приставила булаву к горлу. Подобное насилие не доставляло ей удовольствия, но такова была ее работа, которую она старалась исполнять как можно лучше.

— Вот что тебя ждет, если не будешь сотрудничать с нами.

Она услышала, как сервитор переводит, и сильнее надавила на грудь пленницы.

— Это я еще не активировала электрошок. Представь, какой будет боль, когда я его включу.

Дженна спрашивала еще три раза и неизменно получала все тот же ответ:

— Меня зовут Ла'тиен Оссениа. Шас'ла Виор'ла, огненный воин отряда Каис.

Каждый упрямый отказ отвечать все сильнее выводил Дженну из себя. Разве это создание не понимает, что она пытается пощадить его? Она била пленницу по коленям, животу и ребрам, каждый раз рассчитывая, что боль будет сильной, но не приведет к серьезным повреждениям.

После получасового избиения Дженна рывком поставила пленницу на колени и нажала кнопку на булаве. Она сунула оружие в лицо пленнице и с удовлетворением заметила страх в янтарных глазах.

— Все еще не хочешь говорить, а? — поинтересовалась Дженна и кивнула Диону и Аполлонии. — Тогда пора снимать перчатки.

Крики пленной тау разносились по Стеклянному дому большую часть ночи.

Два воздушных судна обогнули выпирающую скалу, держась близко к склону, пролетая над скалистым ландшафтом под громкое жужжание моторов. Бреющий полет был невозможен в такой близости от сети Кализ: то и дело из-за горизонта внезапно появлялась очередная антенна, которая легко могла оторвать у корабля крыло.

Один из кораблей был тяжелым боевым судном, его крылья ощетинились снарядами, множество пушек торчало из передних секций и на верхней палубе. Это был «Громовой ястреб», рабочая лошадка Адептус Астартес, несравненное воздушное судно. Его броня была ярко-голубого цвета, гласис под кабиной пилота украшала блестящая белая перевернутая омега — символ Ультрамаринов, а над ней — золотой орел.

Второе судно было поменьше, спускаемый аппарат класса «Аквила», получивший столь почетное имя благодаря конструкции в виде крыльев орла. На крылья и боковые панели были нанесены золотые геральдические кони Сорок четвертого Лаврентийского гусарского полка, и пилот его старался держаться поближе к кораблю Астартес.

Оба потихоньку сбрасывали скорость, приближаясь к высеченному в скалах каньону, и наконец опустились, ревя двигателями и поднимая пыль со скал. Приземляться было сложно, через горы дул с севера сильный ветер, сбивая с курса, но пилоты — лучшие из лучших — быстро и без потерь выполнили посадку.

Из боевого корабля выскользнул трап, и на нем показались космодесантники, они выбежали из пассажирского отделения и заняли оборонительную позицию вокруг корабля. Почти тридцать воинов из ордена Ультрамаринов разошлись веером, так, как предписано Кодексом.

Уриил трусцой покинул «Громовой ястреб» с болтером на боку и мечом на бедре. Легкий дождь колотил по броне, но он не чувствовал ни холода, ни влаги.

— Похоже, тихо, — сказал ему Леарх.

— Это да, — отозвался Уриил, оглядывая местность и формируя в голове ментальную карту, — но я и ожидал чего-то подобного.

Леарх кивнул и молча присоединился к подразделению скаутов, построившемуся на западном краю периметра. Уриил сошел с трапа на хребет Тембра, его усиленные способности к ориентированию в пространстве позволяли определить, где лучше расположиться перед атакой или занять оборонительную позицию.

Не дожидаясь приказа, каждое подразделение Ультрамаринов расположилось правильно, и Уриил почувствовал гордость от того, что является частью такой слаженной боевой машины.

Капеллан Клозель стоял вместе со своим ударным отделением, воинами, ходившими в атаку с прикрепленными к броне тяжелыми прыжковыми ранцами, позволявшими им спускаться на врага с небес на огненных крыльях. Астартес высшего разряда, незаменимые в жестоком хаосе ближнего боя. Однако какими бы грозными они ни были, это были отнюдь не безмозглые убийцы, но тщательно подобранные бойцы с врожденным пониманием хода битвы.

Такой Ультрамарин знал, когда надо ударить по врагу, а когда отступить.

Клозель мало общался с Уриилом со времен Смертельной Клятвы, и тот то и дело ловил на себе строгий гневный взгляд капеллана, но считал, что это вполне справедливо. В конце концов, у этого задания было две цели: убедиться, что добытый большой ценой мир сохраняется, и, не в меньшей степени, испытать способность Уриила командовать своими людьми.

Технодесантник Харк, отсоединенный от центра командования и несколько странно выглядящий в красной броне и шипящей сервосбруе, возился с «Громовым ястребом», проверяя, не пострадал ли дух машины при трудной посадке. На его правом наплечнике виднелся черно-белый знак Механикус, на левом — синий Ультрамаринов. Вид воина-Ультрамарина в броне с чужим гербом вызывал у Уриила некоторую неловкость, но союз Адептус Астартес и Механикус с Марса уходил корнями в глубь веков.

Уриил направлялся к лежащему впереди каньону, когда «Аквила» спустила на землю свой нижний отсек, и оттуда появился лорд Уинтерборн, великолепный в зеленом мундире, высоких сапогах, золотом шлеме и с прогулочной тростью из черного дерева. Рядом с ним рычали и рвались на сворках собаки, повсюду сопровождавшие полковника. Уриил знал, что это гончие псы. Они поводили носами из стороны в сторону, обнюхивая мокрые скалы.

Четыре лаврентийских штурмовика в сияющих золотом кирасах с тяжелыми ранцевыми лазганами прикрывали своего полковника, за ними следовал писец в длинном одеянии с пощелкивающим пишущим оборудованием и вокс-сервитором со стеклянными глазами.

— Уриил, — заговорил Уинтерборн, — хорошо, что вы пришли на выручку. Моим ребятам не терпелось вступить в бой, но сюда было не так просто добраться, верно? Вы и ваш чудесный корабль — просто подарок судьбы.

— Рад помочь, лорд Уинтерборн.

— Натаниэль, — автоматически повторил Уинтерборн. — На удивление странное дело.

— Да. — Уриил отладил термовизор, чтобы лучше ориентироваться в горах в темноте. — Странное и при этом важное.

— Похоже, ваши подозрения подтверждаются, а?

Уриил кивнул.

— Если собираетесь кого-то атаковать, сначала вырубите их коммуникации.

В командный центр Ультрамаринов поступали сообщения о системных неполадках в планетарных коммуникационных сетях. Проблемы подобного рода были слишком обычными, чтобы вызывать подозрения, но их оказалось очень много сразу, и в сознании Уриила тотчас мелькнул сигнал тревоги.

Сети Кализ было много веков, Адептус Механикус и местные технические специалисты зашивались, поддерживая в рабочем состоянии ветхие генераторы и реле. До Глубокого каньона Шесть гвардейцы или силы СПО смогли бы добраться лишь за десять дней — именно там Адептус Механикус обнаружили первоисточник системных проблем. Уриил тут же предложил помощь Ультрамаринов.

— И как вы собираетесь это сделать? — спросил Уинтерборн.

— Отправимся туда и будем готовы к бою. Мы пойдем по одному спуску, а вы со своими людьми — по другому. Если там есть вражеские подразделения, уничтожим их и посмотрим, какой ущерб они нанесли.

— Как просто. Мне нравится, — сказал Уинтерборн, с трудом удерживая собак на сворке. — Мать вашу! Жермена! Финлэ! К ноге!

Животные не обращали внимания на хозяина и продолжали рваться с привязи, их пасти покрылись пеной, отчаянный лай разносился по долине.

— Что с ними? — спросил Уриил.

— Проклятие, если б я знал! К ноге! К ноге, кому говорю!

Еще один рывок — и псы вырвались и помчались по скалам к ближайшему желобу, ведущему вниз, к Глубокому каньону Шесть. Уриил и Уинтерборн побежали за ними, а следом и штурмовики.

Они вскоре догнали собак, одна из которых принюхивалась к земле и рычала у входа в желоб. Трехногое животное кружило по склону холма и заливалось голодным лаем. Уинтерборн подбежал к своим питомцам и прошелся тростью по их бокам.

— Проклятые непослушные твари! — кричал он, собирая поводки и затягивая ошейники. — Никакой дисциплины, вот в чем ваша беда. Надо было вас пристрелить.

Уриил опустился на колени на землю, которую обнюхивали псы, и пробежал пальцами по скользкому камню. Его усовершенствованное зрение и автоматические органы чувств уже уловили шлейф запаха слишком хорошо знакомого вещества.

— Кровь.

— Человеческая? — спросил Уинтерборн, и Уриил кивнул:

— Да, и ей не больше одного дня.

— Откуда вы знаете?

— Запах слишком свежий. Еще немного — и дождь смыл бы все следы. Острый нюх здесь не только у ваших собак, лорд Уинтерборн.

— Дурной знак, — заметил Уинтерборн, передал сворку вокс-сервитору и обнажил меч, великолепную саблю с изогнутым клинком и сетью кристаллических нитей по всей длине, горящих огнем.

Уриил сообщил своим людям, что обнаружили собаки, и поведение Ультрамаринов заметно изменилось: они уже не просто чувствовали скорую битву, но готовились к ней.

— Вам стоит присоединиться к вашим солдатам, лорд Уинтерборн, — сказал Уриил. — Пора выступать.

— Именно, — кивнул Уинтерборн, отстегивая висящую на бедре кобуру. Полковник лаврентийцев извлек простой лазерный пистолет с матово-черным корпусом. Это было обычное оружие и старое, очень старое, но о нем явно заботились. Уриила удивило, что оно совершенно лишено украшений, с учетом того, как многие полковые командиры стремятся произвести впечатление великолепным оружием.

Уинтерборн заметил его взгляд и улыбнулся.

— Этот пистолет принадлежал моему отцу. Спас меня из многих передряг, скажу я вам. Я берегу его, а он бережет меня.

Уриил кивнул штурмовикам Уинтерборна и предоставил полковнику командовать ими. Он побежал к своей роте и быстро провел ритуал боеготовности. Каждый воин осмотрел снаряжение одного из своих братьев, проверил броню и оружие, которое и так уже трижды проверялось, потому что так поступают Ультрамарины.

Когда значки, соответствующие каждому из бойцов роты, загорелись на визоре зеленым светом, Уриил расширил угол зрения и убедился, что все воины его отряда на месте. Готовы.

Приблизился капеллан Клозель, и Уриил протянул руку:

— Отвага и честь, капеллан Клозель.

— Отвага и честь, капитан Вентрис, — отозвался тот, но руку ему не пожал.

— Мои люди пройдут по желобу, — сообщил Уриил, пряча раздражение, вызванное манерами Клозеля. — Ваши штурмовики будут ждать моего сигнала к началу маневра.

— Помните учение Кодекса, — сказал Клозель. — Руководствуйтесь им во всем.

— Буду, капеллан, — обещал Уриил. — Вам нет нужды обо мне беспокоиться. Библиарий Тигурий напомнил мне о моем долге перед учением нашего примарха.

— О да, не сомневаюсь, но Тигурий не может все предвидеть.

— Что это значит?

— Это значит, что он хотел, чтобы вы вернулись в ряды Ультрамаринов, — сказал Клозель, — и у него были свои причины, помимо блага ордена.

— Вы сомневаетесь во мне, капеллан? Моя честь незапятнанна, в моей преданности нет сомнения. Высшие чины ордена согласны с этим.

— Не все, — сказал Клозель и отвернулся. — Просто знайте, что я убежден: хорошо, что вы вернулись. Бейтесь как следует, и, возможно, вам удастся меня убедить, что сражавшийся в Великом Оке может вернуться не изменившимся.

— Я изменился, капеллан, — прошептал Уриил, когда Клозель отошел к своим воинам.

Уриил прогнал из головы мрачные слова капеллана и отдал распоряжения. Скауты должны были остаться у «Громового ястреба», пока Уриил пойдет с одним отрядом по южному желобу к основанию каньона. Лорд Уинтерборн со своими штурмовиками поднимется на скалы над базой и будет ждать приказа Уриила к наступлению.

Уриил подозвал своих людей ближе, Леарх был рядом с ним. Он смотрел в темный желоб, ведущий в темноту по узкой расселине в скалах, и вспоминал последний раз, когда воевал в этих горах.

Тогда он и его воины провалились на тысячи метров вниз в глубокую шахту и встретили Несущего Ночь в забытой гробнице, сооруженной, когда Галактика была еще юной. Там погиб Арио Барзано, и Пазаний потерял руку — страшная рана, которая принесла ему лишь боль и наказание.

Наказание, из-за которого Уриил отправился сражаться без своего лучшего друга.

Глава шестая

Холодный ветер дул с востока, хватка суровой зимы Макрагге немного ослабла, близилась весна, и снега на нижних склонах уже таяли. Посадочные платформы располагались у подножия гор, на которых были выстроены Библиотека Птолемея и Зал мечей, восточные ветра несли с собой перемены и счастье.

Уриил, однако, не чувствовал себя счастливым, шагая из верхних галерей к мраморной лестнице, ведущей вниз, туда, где перед кораблями системы «Громовой ястреб» выстроилась Четвертая рота. Над платформами поднимался пар, моторы урчали, технодесантники проверяли машины. Штандарт, гордо поднятый Древним Пелеем, шумно хлопал на ветру.

Около сотни воинов в ярко-голубой броне Ультрамаринов стояли неподвижно, словно статуи, опустив руки по швам и высоко подняв головы, ожидая приказа отправляться на задание. Капеллан, технодесантники, апотекарии, механики, водители, пилоты и всевозможный вспомогательный персонал собрались для официального начала кампании. С тех пор как Четвертая рота высадилась на Тарсис Ультра, ее не водил в бой специально назначенный капитан, и такой момент заслуживал особой атмосферы.

Уриил мечтал об этом с тех пор, как они с Пазанием были изгнаны с Макрагге, и вот теперь он узнал, насколько горьким может быть искупление. Сегодня он в первый раз был вынужден идти в бой без верного товарища.

Сопровождаемый четырьмя вооруженными стражами, Пазаний прибыл проститься с Уриилом в ротную капеллу вечером предыдущего дня, когда тот готовился принять доспехи брата Амадона. Уриил был одет в облегающий поддоспешник, его окружали четверо подмастерьев из армориума в красном.

Уриил подготовил свое тело постом, маслами и физическими упражнениями.

Его душа была укреплена размышлениями и боевым катехизисом.

Он был готов облачиться в броню космодесантника, и подмастерья, распевая бинарные песнопения, чтобы умилостивить Бога-Машину, одновременно смазывали священными маслами разъемы, осуществляющие взаимодействие доспеха с телом.

Капелла представляла собой длинное сводчатое помещение из серебристого камня, ярко освещенное дюжиной факелов и сиянием из окна-розы высоко на западной стене. Огненные блики плясали на стенах и на полированном латном нагруднике, висящем на прочной раме перед огромной статуей в полукруглом алтаре. Воссозданный в блистающей бронзе рукой Меллике, величайшего воина-ремесленника среди Ультрамаринов, Робаут Жиллиман взирал на Уриила сверху вниз глазами из сапфиров величиной в кулак космодесантника.

Стражи провели Пазания в капеллу, держа мечи наголо, и сердце Уриила разрывалось при виде того, как обходятся с его другом. Подмастерья попятились, склонив головы, когда Пазаний остановился перед ним, все еще одетый в черный хитон кающегося. Как и Уриил, он был признан чистым от порчи душой и телом, но за преступное сокрытие правды о своей зараженной руке был объявлен виновным в нарушении Законов Честности ордена.

— Можете идти, — сказал Уриил сопровождающим его воинам.

— Нам приказано находиться с заключенным постоянно, — возразил один из них, держа на плече черный клинок. — Исполнение приговора начинается на закате.

Стражи были облачены в броню искуснейшей работы, отделанную золотом и серебром и отполированную до зеркального блеска. Они были все совершенно разные, но каждый воин заработал право носить такой доспех в бесчисленных боях доблестными деяниями, в которые было бы трудно поверить, если бы их совершил кто-либо кроме Ультрамаринов.

— Этот человек — герой отваги и чести, — объявил Уриил. — Вы не посмеете более называть его при мне заключенным. Понятно?

— Да, милорд. Приказ исходит от самого капеллана Кассия.

— Я уверен, что Пазаний не попытается совершить побег, — сухо заметил Уриил. — Верно?

— Да, — сказал Пазаний. — У меня и так неприятности, не хватало еще пополнить побегом список моих преступлений.

За нарушение Законов Честности Пазания приговорили к ста дням в камере ордена и к исключению из рядов Четвертой роты на время, пока Макрагге не совершит полный оборот вокруг солнца. Вдобавок его понизили в звании с сержанта до боевого брата. Находиться вдали от своих братьев всего на день более необходимого уже было самым суровым наказанием, какое можно было наложить на Ультрамарина.

— Мы подождем тебя снаружи, брат, — предупредил Пазания страж, и охрана покинула капеллу.

— Очень признателен, скоро вернусь, — уверил их Пазаний, когда тяжелая деревянная дверь полковой часовни закрылась за воинами-ветеранами. — Тебе понадобится помощь вот с этим. — Он кивком показал на броню.

— У меня есть подмастерья армориума.

Послушники в длинных одеяниях ждали у подножия статуи.

— Подмастерья? — скривился Пазаний. — Да что ремесленники понимают в том, как носить броню? Нет, тебе нужен такой же воин, чтобы облачиться, и это будет единственным правильным решением. В конце концов, я все равно не смогу подойти к доспеху ближе, пока ты не вернешься.

Уриил повернулся к послушникам и попросил:

— Оставьте нас.

Те поклонились и вышли из капеллы.

— Сто дней, — сказал Уриил, когда они остались одни. — Это неправильно.

— Не будь сентиментальным, — хмыкнул Пазаний. — Сто дней как раз отсижу без проблем, я, в конце концов, этого заслуживаю. Я солгал своим братьям, и, что более важно, я солгал тебе. Это справедливое наказание. Мы с тобой оба это знаем, и жаловаться я не собираюсь.

— Ну да, ты прав. Нам будет не хватать тебя.

— Знаю, — сказал Пазаний без тени тщеславия, — но у вас там есть хорошие сержанты. Венас, Патреан… Леарх.

— Я слышал о Леархе хорошие отзывы. Ты читал почетные свитки после высадки Четвертой на Эспандор?

— Именно. — Пазаний опустился на колени, чтобы снять со стойки первую латную пластину. — Гаргант и орда зеленокожих. Ничего так.

Уриила рассмешил тон друга.

— Это было большое достижение, Пазаний, и ты хорошо это знаешь.

— Да, но меня возмущает, что нас там не было. Как-то оно неправильно — знать, что наши воины ходили в бой без нас. Как будто мы подвели их.

— Так и было, но это в прошлом, и у меня есть моя рота. Когда эта экспедиция на Павонис закончится, тебя восстановят в рядах, и мы снова будем сражаться плечом к плечу.

— Да знаю я, просто…

— Просто — что?

Было заметно, что Пазаний испытывает неловкость, косясь на запечатанные двери капеллы.

— Продолжай. Скажи мне.

— Леарх.

— Что такое?

— Следи за ним.

— Следить? Зачем? Потому что нас приговорили по его обвинению? Ты же знаешь, что он был полностью прав.

— Да, и за это я на него не держу зла. Он поступил смело, действуя по правилам, теперь я это вижу.

— Тогда что?

Пазаний вздохнул.

— Леарх обещал, что присмотрит за ротой до нашего возвращения, и, судя по всему, он великолепно с этим справился: отличные рекруты, серьезные тренировки и воины, которыми можно гордиться. Более того, он водил их в бой на Эспандоре против орды зеленокожих — достойное испытание для роты ветеранов.

— Тогда что тебя беспокоит?

— Никто не ожидал, что мы вернемся живыми, Уриил. Леарх был среди тех немногих, кто ждал нас, но даже он начал думать, что мы погибли. На Эспандоре он почувствовал, что значит командовать ротой, и ему понравилось. Сдается мне, наше долгое отсутствие навело его на мысль, что он мог бы принять на себя командование Четвертой.

— И тут мы вернулись.

— Точно. Пойми меня правильно, Леарх отличный солдат, и я доверил бы ему свою жизнь, но он живой человек, и я сильно подозреваю, что в глубине души он не слишком рад, что ты восстановлен в должности.

— Думаю, ты неправ, друг мой.

Пазаний пожал плечами.

— Надеюсь, но довольно слов, давай-ка наденем броню, а?

Уриил кивнул, и часть за частью Пазаний облачил его в броню брата Амадона. Он начал с сапог, потом надел наголенники и набедренники. Пояс защелкнулся на бедрах Уриила, и теперь, когда были присоединены силовые разъемы, Пазаний почтительно поднял латный нагрудник с орлом и черепом и закрепил его на груди капитана.

Надевая каждую деталь брони, Пазаний говорил о деяниях, в которых они участвовали, называл имена давно погибших героев и былые сражения. Были поименованы все заслуженные почести, и вскоре оба воина говорили о блистательном наследии брони.

Затем пришла очередь пластин, защищающих предплечья Уриила, наплечников, наручей и латных рукавиц. Руками, защищенными специальными пластинами, Пазаний поднял тяжелые автореактивные наплечники и дал проводам доспеха соединиться с внутренними механизмами.

Наконец он поднял тяжелый ранец, обеспечивавший электропитание, и теплообменники, позволяющие ему работать. Уриил почувствовал его огромный вес и напряг мышцы, но ранец был закреплен лишь тогда, когда броня завибрировала жизнью и поток энергии прошел через тело Уриила.

Он почувствовал, как дендриты биомониторинга соединяются с разъемами, имплантированными в тело, и мускулы наливаются силой. Он острее ощутил ритмы своего тела и стал одним целым с броней. Это было продолжение его плоти, позволяющее ему сражаться и двигаться так, словно он был одет в легчайший хитон, будучи защищенным от пращей и стрел враждебной Галактики.

Он помнил похожее ощущение, когда облачался в доспех Сынов Жиллимана на Салинасе, выполненный ремесленниками ордена Серых Рыцарей, но те ощущения были бледной тенью нынешних. Броня, защищавшая его в бою в Доме Провидения, была всего лишь одолжена, и между ним и ею не возникло уз.

Сейчас все было иначе. Это был уровень связи, который Уриил не чувствовал с тех пор, как впервые получил собственный доспех много десятилетий назад. Это чувство единства походило на забытое счастливое воспоминание, всплывшее в памяти, и неожиданное появление делало его лишь приятнее.

Когда броня ожила на нем, Уриил почувствовал необыкновенную легкость, воссоединяясь с героическим наследием, частью которого был доспех. Ожидание почетной службы и исполнения долга наполнило обоих, и Пазаний взял его за плечо, чтобы поддержать.

— И как тебе?

— Словно домой вернулся, — признался Уриил.

Пазаний кивнул и, скользнув взглядом мимо могучей фигуры Робаута Жиллимана, посмотрел на гаснущее красноватое свечение в окне-розе. Уриил заметил, как выражение лица друга стало жестче. Солнце опускалось за далекие горы.

— Пора?

— Да, — сказал Пазаний.

Уриил вытянул вперед руку, и Пазаний пожал ее, запястье к запястью. Этот жест символизировал союз между воинами, бившимися и проливавшими кровь, защищая человеческую расу. Пазаний притянул Уриила к себе и обнял. Он был таким огромным, что ростом почти не уступал Уриилу в полной броне.

Они дружили еще до того, как стали Ультрамаринами, и узы преданности между ними были такими же прочными, как в легендах о древних примархах.

Они были больше чем друзья, больше чем братья.

Они были Астартес.

— Я лучше пойду, — сказал Пазаний, кивнув на дверь капеллы. — Они ждут.

— Я скоро приведу Четвертую роту назад, — проговорил Уриил срывающимся голосом. — Мы вернемся. Это всего лишь короткая поездка на Павонис — убедиться, что мир продолжается.

— Знаю, — рассмеялся Пазаний. — Буду ждать.

— Отвага и честь, друг мой.

— Отвага и честь, Уриил.

Уриил ступил на посадочную платформу и подошел к своим бойцам. Они были в броне, лица скрыты шлемами, но он знал их всех.

Космодесантники могли показаться на взгляд смертного безликими и одинаковыми, но ничто не могло быть дальше от истины. Каждый был героем с собственными легендами и почетным списком, великолепием не уступающим творениям поэтов и сказителей Империума.

Быть их капитаном — великая честь, и Уриил знал, что никогда не забудет этот момент. Побывать в тех местах, где он побывал, и пережить ужасы, которые он пережил, было достижением, с которым мало кто мог потягаться, и он гордился этим.

Уриил стоял навытяжку, когда по ступеням, по которым только что сошел он сам, спустился гигант в ярко-синей броне и золотом плаще, развевающемся на ветру, словно огромное крыло.

Марией Калгар, лорд Макрагге, приблизился к Уриилу, его грубоватое мужественное лицо было открыто и светилось радостью. Магистр ордена Ультрамаринов остановился перед Уриилом и критически оглядел его с ног до головы.

Легендарные деяния Калгара были известны повсюду, куда ступала нога человека, это был могучий воин, сокрушавший целые армии и обращавший врага в бегство единым взглядом. По правде говоря, он был ростом не выше Уриила, но шире в плечах и немного коренастее.

Магистр ордена был настоящим бойцом.

Марией Калгар был гигантом, но благодаря своей силе и порывистости. Вся его фигура излучала мощь, и достаточно было находиться рядом с ним, чтобы почувствовать уверенность и целеустремленность.

Демоны эльдаров и Губительные Силы пали перед Калгаром, и иные, завидуя его статусу и послужному списку, называли его гордецом, но Уриил знал, что это не так. Гордость, движущая Калгаром, была той, что ведет в бой всех благородных и добродетельных воинов на защиту тех, кто не в силах сам защитить себя.

— Броня брата Амадона, — сказал Калгар одобрительно.

— Да, милорд.

Уриил расправил плечи.

— Хорошо смотрится на тебе, — кивнул Калгар и коснулся блестящей белой омеги на наплечнике Уриила. — Последний раз я видел тебя в броне без геральдических знаков, и ты шел навстречу неизведанному.

— Это было в другой жизни. Теперь я понимаю, зачем нам Кодекс.

— Знаю. Варрон пересказал мне твои слова в арканиуме, а он хорошо разбирается в людях. Он говорит, ты усвоил то, что должен был усвоить.

— О да. Некоторые знания даются большой ценой.

— Некоторым людям надо учиться именно так, или уроки окажутся бесполезны.

— А чему научит эта миссия? — спросил Уриил.

Калгар улыбнулся и наклонился ближе, чтобы лишь капитан услышал его слова:

— Она покажет тем, кто смотрит с небес, что ты истинный воин Ультрамара.

Уриил кивнул и взглянул через плечо Калгара на галерею, где стояли магистры ордена, пребывающие на данный момент на Макрагге, чтобы наблюдать за отправкой Четвертой роты. Здесь были воины, которые однажды судили его, но теперь собрались, чтобы увидеть, как он возвращается в их ряды.

Агемман из роты ветеранов стоял впереди магистров, его благородные черты сияли гордостью, и Уриил практически незаметно почтительно кивнул регенту Ультрамара. Этот великий воин говорил с Уриилом в ночь перед вынесением приговора. Именно Агемман убедил Уриила принять наказание на благо ордена, и за это он был в вечном долгу перед первым капитаном.

Рядом с Агемманом стояли три боевых капитана Макрагге, магистры Ультрамаринов и стражи Восточного Предела. Их имена стали легендой, деяния их были беспримерны, их честь безупречна: Сикарий из Второй роты, Гален из Пятой и Эпат из Шестой.

Из всех собравшихся лишь у Сикария глаза были холоднее зимнего неба, его немигающий взгляд ни на мгновение не оставлял Уриила, которому салютовала Четвертая рота, вытянувшись по стойке смирно с таким грохотом, будто сотня молотов опустилась на наковальни.

— Веди их с отвагой и честью, и более никто в тебе не усомнится, — сказал Калгар, поймав взгляд Уриила.

Тот ударил кулаком по орлу на груди.

— Разрешение покинуть Макрагге, милорд.

— Разрешение дано, капитан Вентрис.

Рев моторов «Громового ястреба» нарастал, и Уриил благодарно пожал руку, протянутую ему магистром ордена.

— Хорошо, что это миссия именно на Павонис, — сказал Марией Калгар.

— Помню свое первое задание в качестве капитана Четвертой роты.

— Будем надеяться, что эта поездка окажется более спокойной.

— Как пожелает Император.

Внизу каньона почва была абсолютно ровной, и Уриил распознал следы применения ступенчатого плавления Механикус в жидкой, слегка волнистой структуре породы. Дождь лил во тьме Глубокого каньона Шесть, тени высоких скал сохраняли низкую температуру. К краям каньона прилепились островки густого кустарника и жесткие кочки утесника. Щупальца липкого тумана ползли по верхушкам антенн, наполнивших каньон.

Уриил замер и просканировал пространство. Никакого движения, только потоки воды струились по трещинам в скалах и колебалась ветром скудная растительность, но Уриил остро ощущал, что за ним наблюдают.

Каждое из его чувств говорило, что каньон пустынен, но те из них, что не имели названия, не менее ясно подсказывали, что он и его воины здесь не одни. Он вышел из ступенчатого желоба, по которому добрался сюда с места посадки «Громового ястреба», и его отряд последовал за ним. В двух сотнях метров к северу он видел, как из узкой расселины появился зеленый мундир лорда Уинтерборна, окруженного штурмовиками. Уриил покачал головой, заметив, что один из штурмовиков удерживает собак на сворке. Тащить непослушных питомцев туда, где может разгореться бой, — чистой воды безумие.

Уриил выставил вперед болтер, осмотрелся и позволил своим авточувствам собрать информацию об окружающей местности. В воздухе ощущалось электричество, что было вполне естественно, но присутствовал и странный запах плоти, не полностью смытый слабым дождем.

— Боевое построение, — скомандовал Уриил по внутренней сети. — Первое звено — направо, второе — налево. Харк, за мной.

Близость огромных антенн затрудняла коммуникацию, и слова прерывали щелчки статического электричества. Чтобы убедиться, что все всё поняли, Уриил приложил правый кулак к груди и медленно описал им дугу, направленную вовне. Он перехватил болтер и повторил жест левой рукой, медленно продвигаясь в сторону антенн.

Космодесантники рассредоточились, Уриил и еще пятеро воинов свернули налево, остальных Леарх повел вдоль стен каньона. Харк шел рядом с Уриилом. Технодесантник держал наготове болт-пистолет и зубчатый топор. Это напоминало Уриилу, что при всей своей преданности Марсу Харк в первую очередь Ультрамарин. Механические конечности его сервосбруи были подобраны, из портов на спине бесшумными толчками выходил газ.

— Что скажешь? — спросил Уриил, зная, что Харк видит местность совсем не так, как все остальные.

— Система не работает, — сказал Харк голосом, совершенно лишенным интонаций. Жужжащая линза со щелчком встала на место над его правым глазом. — Судя по остаточным потокам, генераторы еще в порядке, но…

— Но что? — спросил Уриил и положил ладонь ему на плечо.

Внезапно воины остановились и упали на колени, выставив вперед оружие.

— Туда присоединены какие-то приборы, не относящиеся к оборудованию системы, — сказал Харк, поворачивая голову из стороны в сторону.

— Что за приборы?

— Понятия не имею, но не имперского производства.

— Тау?

— Энергетические отпечатки совпадают с ранее виденными образцами ксенотеха, — подтвердил Харк.

Уриил передал это Клозелю и Уинтерборну.

— Похоже, здесь действительно побывали тау.

— Мы осмотрели северный проход, — сказал Уинтерборн.

— На хребте сверху, — доложил Клозель.

Уриил посмотрел на Леарха и кивнул.

Оба звена осторожно двинулись вперед к лесу антенн. В воздухе шипели и трещали разряды, и авточувства Уриила бурно реагировали на искажения, вызванные антеннами. Армия зеленокожих могла спрятаться в сотне метров от него, и он не узнал бы об этом. Подумав, он отключил свои авточувства за исключением самых необходимых: в такой ситуации инстинктивное чувство опасности было полезнее.

Шаг за шагом они приблизились к системе. Уриил заметил приборы, о которых доложил Харк, у основания примерно пятидесяти антенн и у нескольких генераторов. Прямоугольной формы, они были величиной примерно с ранец космодесантника и выполнены из твердого материала, напоминающего пластик. На поверхности каждого был вырезан круг, охватывающий другой круг, поменьше.

Уриил узнал эмблему тау, символизирующую один из заселенных ими миров, но какой именно — не понял.

— Что это?

— Не могу сказать с уверенностью, капитан Вентрис, — ответил Харк. Конечности его сервосбруи сгибались и разгибались, словно хвосты скорпионов. — Необходимо разобрать и изучить их.

— Тогда попробуй догадаться.

Харк не двинулся, но его серворуки изобразили что-то вроде пожатия плечами, словно сама мысль о догадке казалась служителю Бога-Машины отвратительной. Свет за линзами шлема Харка замигал: технодесантник анализировал огромный объем информации, имплантированный в его аугментику.

— Оценка: вмешательство в переговорную сеть предполагает, что это приборы глушения, что и объясняет появление волновых фронтов неизвестного спектра, обнаруженных мной.

— Сможешь их обезвредить?

— Вероятно, если смогу определить источник питания.

— Сделай это.

Харк присел на корточки перед ближайшим прибором, серворуки протянули несколько странного вида приспособлений и инструментов. Уриил оставил технодесантника выполнять работу и перешел туда, где Леарх приготовил свое звено к бою.

— Перестройте их, — приказал Уриил. — Встаньте по периметру и держитесь в сотне метров.

Леарх кивнул.

— А это что за штуки?

— Харк думает, что это приборы глушения.

— Тау?

— Да. Узнаю их эмблемы.

— Должно быть, этого достаточно, чтобы губернатор Шонаи мобилизовал свои вооруженные силы. Даже он не сможет проигнорировать это.

— Надеюсь. Остается молиться, чтобы мы не опоздали.

Едва Уриил сказал это, приборы взорвались.

Огонь и свет полыхнули, за ними последовало несколько тяжелых ударов. Взрывная волна сбила Уриила с ног и отбросила на Леарха. Они вместе рухнули наземь, и Уриил почувствовал, что из легких как будто выбило дыхание. Он выпустил болтер и почувствовал во рту привкус крови.

Замелькали красные значки: в броне обнаружены повреждения. Визор потерял прозрачность (эта автоматическая реакция защищала от слепящего света), но уже приходил в нормальное состояние.

Он лежал на спине, глядя на высокие скалы каньона и пылающие остатки облака, состоящего из обломков. Осколки металла и камня сыпались дождем, и он слышал жуткий стон покореженного металла.

Уриил быстро проверил значки статуса своих людей и с облегчением обнаружил, что все живы. Помотав головой, чтобы прийти в себя, он поднялся на ноги и увидел свой болтер на расстоянии нескольких метров. Он быстро подобрал его и еще раз проверил своих людей.

Каменная пыль вилась вокруг Уриила, и он услышал резкий щелчок, словно удар бича, а за ним еще последовательность таких же звуков.

Сначала он решил, что это выстрелы, но секундой позже понял, в чем дело.

— Вперед! К стенам каньона!

Перед ним заклубился дым, он упал ничком, и тут же в воздухе просвистел провод, словно лезвие косы, за ним другой, потом еще один. Уриил поднялся и побежал к краю каньона. Металл гнулся, и огромные антенны падали.

Гигантские вышки выкручивало ветром и гравитацией, тонны металла обрушивались грациозно, почти что неторопливо. Благодаря высоте и особенностям конструкции они казались тонкими и изящными, но это были невероятно мощные инженерные сооружения, и падали они с грохотом, напоминающим канонаду.

Одна за другой вышки обрушивались на землю, скрежетал металл, лопались провода. Каньон сотрясало от ударов, Уриил шатался как пьяный, пробираясь сквозь этот хаос. Что-то застряло в его наплечнике, и он пошатнулся и упал на одно колено под тяжестью удара.

Высвободившийся кусок металла грохнул по скале у него за спиной, словно стрела, выпущенная мстительным богом, посыпались осколки металла и обломки породы. Уриил выругался и двинулся вперед, выполняя ускользающий маневр, как предписано Кодексом, пока не сообразил, что от произвольно падающих обломков это не спасает.

Он чувствовал, что остальные здесь, рядом, но видел их лишь как значки на визоре, настолько густая пыль поднималась вокруг.

Наконец он достиг края каньона и прижался к скале. Оглядевшись, он увидел остальных бойцов звена. Они были изрядно побиты обломками при взрыве, но в целом вроде бы не пострадали.

— Ко мне! — приказал Уриил.

Вышки продолжали падать.

Воины собрались вокруг него, и Уриил шепотом поблагодарил свою броню, когда в воксе раздался голос капеллана Клозеля:

— Уриил! Уриил, вы меня слышите? Что там у вас случилось?

— Приборы, присоединенные к вышкам. Похоже, они были еще и начинены взрывчаткой.

— Жертвы?

— Раненых нет. Впрочем, я что-то не вижу технодесантника Харка.

— Мы спустимся к вам.

— Нет. Оставайтесь на месте, капеллан. Не хочу, чтобы еще кто-то спускался сюда, пока мы не убедимся, что взрывов больше не будет.

— Очень разумно. Хорошо, буду ждать ваших приказаний.

Двигаясь вдоль стены каньона, к Уриилу подошел Леарх, и капитан отключил связь. Сержант выглядел так, будто его поколотили, передние пластины его брони были покрыты царапинами и щербинами от многочисленных ударов. Кровь текла из щели в доспехе пониже правого плеча.

— Ты ранен?

— Ерунда. Что, во имя Жиллимана, тут происходит?

— Не знаю. Харк осматривал приборы, и… В общем, ты сам видел, что потом случилось.

— Должно быть, они были оснащены защитными ловушками.

— Нет. Харк их нашел бы. — В сознании Уриила всплыла новая, малоприятная догадка. — Детонаторы запустили вручную.

— Значит, враг близко.

Уриил кивнул.

— Бери свой отряд и посмотри, жив ли еще Харк.

— А ты что будешь делать?

— Свяжусь с Уинтерборном.

Леарх передал приказ, и его звено построилось, хотя от стен каньона все еще отражались удары. На этот раз Уриил был уверен: стреляют.

Глава седьмая

Куделькару Шонаи нравилось считать себя прямым человеком, способным при необходимости действовать и не предающимся бесполезным колебаниям. Этого он ожидал от других и выходил из себя, когда окружающие не оправдывали подобных ожиданий.

Поместье Шонаи раскинулось среди холмов у западной оконечности хребта Тембра на берегах озера Масура и занимало около тысячи гектаров земли, на которой располагались декоративные сады, леса и всевозможные причудливые строения. Великолепный дворец, все башни и арки которого были возведены около тысячи лет назад основателем картеля Шонаи, Гаитом Шонаи, представлял собой комплекс роскошных сооружений из мрамора, стекла и стали. Это было чудо своего времени, монумент богатству и могуществу, но сейчас он больше походил на тюрьму.

Там жили его мать и тетка, и сложности в их взаимоотношениях сделали некогда счастливый дом подобием покойницкой. Куделькар провел большую часть последних двух дней, прогуливаясь в садах у озера и на террасах, и это был побег. Свежий воздух бодрил, пейзажи были великолепны, а главное — здесь не было ледяной атмосферы его дома.

Хотя в Галтригиле он был в безопасности, протокол и проклятый старый дурак Лортуэн Перджед требовали, чтобы его то и дело сопровождали жуткие скитарии и рота тяжеловооруженных лаврентийцев. Его мать не выносила присутствия вооруженных людей в доме, и даже его обычно невозмутимая тетушка Микола нервничала при виде скитариев. Учитывая, какие междоусобицы разрывали Павонис несколько лет назад, он считал, что это вполне можно понять.

Куделькар остановился у резной деревянной скамьи над озером — сверкающей гладью ледяной воды, питающейся талыми водами с хребта Тембра. Он сел. Солнце уже клонилось к закату, и поверхность озера покрылась пенными барашками. Поднялся сильный ветер, он нес холод с гор, высящихся, словно зубчатая крепость, на севере.

Куделькар помнил золотые летние дни, беготню в садах и купание в озере вместе с братом, но это было давно, и он прогнал воспоминания. Думак был мертв, он погиб от пули убийцы, целившегося в его тетку, и боль от этого убийства еще не утихла. Его мать так и не оправилась от потери и затаила обиду на сестру.

Великолепный пейзаж не только давал отдохновение от семейных склок, но и позволял Куделькару обдумать большое количество сделок, переговоры о которых он вел.

Многие сделки предполагалось заключить с клиентами из иных миров, могущественными гильдиями соседних систем и даже соседнего подсектора. Он приехал в Галтригил по распоряжению тетушки Миколы, которая обещала ему встречу с представителем серьезного бизнеса, весьма заинтересованным в сотрудничестве с Шонаи и желающим грядущего процветания Павониса.

Куделькар был настроен скептически, и если бы предложение исходило не от экс-губернатора Павониса, он никогда не согласился бы на встречу с этим человеком. Встреча должна была состояться два дня назад, но представитель не смог прибыть в назначенное время, к великому огорчению Куделькара.

Он уже собирался было вернуться в Брэндонские Врата, но тетушка Микола уговорила его остаться, напомнив, что никто не может с точностью предсказать время прибытия корабля из далекого мира.

Он с неохотой согласился и провел последние двое суток, прогуливаясь и отдыхая душой на лоне окультуренной природы поместья. По правде говоря, он был рад уехать из Брэндонских Врат. Они больше напоминали казарму, чем столь любимый им оживленный город, каким он был до восстания. Политика Администратума, карающего любого, замеченного в подозрительных связях с картелями, оставила множество людей без работы, и подспудно ощущалось сопротивление новым хозяевам планеты.

Наивность и обманутые ожидания уничтожили на корню многие возможности, появившиеся накануне переворота де Валтоса, и вновь разжечь огонь восстания было нетрудно. Куделькара поражало, что вроде бы умные люди не желают этого замечать. Население голодало и пребывало в страхе, что вполне могло породить недовольство. Люди без гроша в кармане и с пустыми желудками были способны практически на что угодно.

Как бы он ни подвергал разносу Гаэтана Бальтазара и лорда Уинтерборна касательно пламенной риторики прелата Куллы, он знал, что придется отправить полковника Сорок четвертого арестовать этого человека. Проповедник расшевелил осиное гнездо, что могло закончиться весьма скверно.

Деловые соглашения, которыми занимался Куделькар, должны были дать народу Павониса столь нужные рабочие места, а самоуважение человека, способного заработать себе на жизнь, сняло бы царящую в обществе напряженность.

Тетушка Микола обещала, что эта сделка облегчит страдания народа и принесет Павонису процветание, о каком можно было только мечтать. Это звучало неправдоподобно, но его тетушка умела обольщать словами, когда хотела склонить человека на свою сторону.

Его размышления прервало знакомое шарканье и стук трости Лортуэна Перджеда. Старик был в толстом коричневом одеянии адепта Администратума, но все же, кажется, испытывал неудобство от вечерней прохлады, и рука, сжимавшая набалдашник трости, побелела.

— Что вам нужно? — спросил Куделькар, даже не пытаясь скрыть досаду, вызванную этим вторжением. — Не видите, я занят.

— Ваша тетушка послала за вами.

Куделькар вздохнул.

— Что ей нужно на этот раз?

— Она говорит, что представитель, которого вы ждете, уже в пути.

Уриил бежал сквозь дым и пыль, поднимаемую падающими вышками, держа болтер у груди. Сквозь такую завесу он практически ничего не мог разглядеть, но грохот перестрелки становился все громче, как и непонятный высокий скрипучий звук. Среди отголосков взрывов Уриил расслышал рев пушек и треск неизвестного ему оружия.

Он увидел, как в клубах пыли впереди движутся тени, уловил блик света на золотом латном нагруднике и устремился туда. Снова раздался скрежет, на этот раз громче, и Уриил вскинул болтер и двинулся вперед, поводя стволом оружия в направлении взгляда. Закричал от боли человек, и это был ужасный крик — но он тут же оборвался.

Воины, сопровождающие Уриила, рассредоточились, держа оружие наготове. У четверых были почти такие же болтеры, как у него, у пятого — тяжелый огнемет, из широкого жерла которого с шипением вырывался огненный конус.

От брони Уриила рикошетом отлетел небольшой круглый снаряд, но он продолжал идти вперед. Он не думал, что выстрел был предназначен ему.

Выйдя из облака пыли в дым сражения, он увидел, что писец и вокс-сервитор Уинтерборна мертвы — их убило не то взрывом, не то падающими обломками. Уриил с облегчением услышал, как Уинтерборн приказывает своим солдатам стрелять. Его штурмовики все еще сражались, обмениваясь залпами с ордой розовокожих пришельцев, из чьих странных птичьих черепов торчали длинные шипы.

— Крууты, — проворчал он, узнав расу наемников, служивших тау.

Они двигались так, будто их мышцы представляли собой стремительно разворачивающиеся пружины, неестественно подпрыгивая, что производило жутковатое впечатление. Мерзкий скрежещущий звук исходил от них, и они размахивали длинными винтовками, по форме напоминающими пороховое оружие варваров из диких миров.

Натаниэль Уинтерборн выстрелил из своего древнего лазерного пистолета из-за груды искореженного металла. Мундир его был изодран, шлем пропал. Кровь заливала правую сторону лица и текла из длинного пореза на руке, но тощий полковник продолжал пылать боевой яростью. Его псы были рядом и бешено лаяли на круутов.

Один из круутов вскочил на кучу обломков, за которой скрывался Уинтерборн, и попытался отрубить ему голову зазубренным штыком винтовки. Уинтерборн выстрелил существу прямо в лицо и снес большую часть черепа. Круут по инерции полетел вперед и свалил полковника на землю.

Собаки принялись рвать тело, Уинтерборн поднялся, его форма была залита кровью пришельца. Характерные гулкие выстрелы болтеров влились в какофонию битвы, и несколько круутов тут же упали как подкошенные, оказались рассечены надвое или просто были разорваны болтами. Еще десятки уцелели после обстрела, их пронзительные боевые кличи стали лишь громче и злее.

Штурмовик рухнул, получив ранение в живот, другому круут вонзил в грудь пилообразный клинок. Уриил прицелился в убийцу, мощного зверя с ярким гребнем из алых перьев, но тот с гортанным криком отпрыгнул от жертвы, и Уриил потерял его в клубах пыли.

Пальба усиливалась, и Уриил почувствовал три удара по броне, но не настолько сильных, чтобы повредить ему. Крууты наседали на штурмовиков, и еще один пал под ударами клювов и ножей. Тень метнулась рядом с Уриилом, он обернулся и увидел, что на него с шипением бросился круут.

Уриил перехватил его в полете, сомкнув железные пальцы на горле, и клинок только царапнул броню. Одно быстрое движение — и позвонки хрустнули. Круут умер без единого звука. Справа выскочил еще один зверь. Уриил отшвырнул мертвого круута и одновременно обнажил меч. Клинок описал золотую дугу и аккуратно обезглавил нападающего.

Уриил быстро оглядел поле битвы, его обостренные чувства мгновенно улавливали ритмы боя. Жидкий огонь вырвался из огнемета, и сразу несколько пришельцев завопили, сгорая. Выстрелы из болтера выбивали немилосердную дробь, и лишь иногда треск инопланетного оружия звучал в этой симфонии разрушения.

— Вперед! — крикнул Уриил. — Бейтесь с ними! Капеллан Клозель, нам нужны ваши люди! Ко мне! Быстро!

Его космодесантники стреляли и убивали с методичной точностью, двигаясь с натренированной легкостью лучших бойцов Галактики. Уцелевшие штурмовики бились как могли, но круутов было слишком много, чтобы удалось их сдержать.

Командир лаврентийцев бился с парой круутов на клинках, и хотя тощий полковник держался стойко, Уриил понял, что его сил хватит ненадолго. Уриил помчался на помощь к Уинтерборну, рассек одного из его противников мечом и выпустил в грудь другому очередь из болтера.

Уинтерборн взмахнул мечом и церемонно поклонился Уриилу, на лице появилось выражение облегчения.

— Благодарю, Уриил, — выдохнул он. — Весьма признателен. Не думаю, что я долго продержался бы.

— Все еще не закончилось, — сказал Уриил. На них налетело несколько круутов, и он, схватив тело убитого зверя, запустил им в нападающих. Один упал, но другие легко перескочили через него. Уриил встретил их во всеоружии.

Клинок ударил по его броне, и он врезался наплечником в грудь круута, отбросив его назад с раздробленной грудной клеткой. Почувствовал, как по ноге скользнул штык, и наступил на него, раздался треск, Уриил погрузил меч в живот круута и, потянув назад, распорол того до ключиц.

Зверь упал с жутким визгом, и тут поднялся круут, в которого Уриил швырнул труп. Меч Уинтерборна вылетел вперед и распорол ему грудь, но, едва успев нанести удар, полковник был сбит с ног мощной тварью с пенящейся пастью и страшными когтями.

Сначала Уриил решил, что одна из собак полковника пошла на своего хозяина, но потом заметил, что животное совсем тощее и напоминает круута. Его челюсти сомкнулись на предплечье Уинтерборна, и человеческий крик боли был ужасен.

Уриил не успевал помочь полковнику: оставшиеся два круута атаковали. Один выстрелил наугад из винтовки, пуля ударила в нагрудную пластину брони Уриила, оставив ровную круглую вмятину посредине орла. Меч Уриила взметнулся и рассек вражеское оружие надвое, когда второе чудовище, мускулистое, с красным гребнем, ударило его прикладом винтовки по шлему.

Глаза «собаки» были мутно-жемчужного цвета, ее взгляд встретился с взглядом Уинтерборна, зубы впились в плотную ткань мундира. Кровь струилась по рукаву, и полковник почувствовал клыки совсем рядом с костью предплечья. Сквозь боль он вслепую отбивался от чудовища, нашаривая пистолет.

Оружие выпало из разжавшихся пальцев, когда зверь уронил его наземь, до него были все равно что сотни километров. Меч остался в груди другого пришельца и тоже был недоступен. Он отбивался руками и ногами, но зверь не обращал на это внимания. Уинтерборн закричал, заметив, как из клубов дыма и пыли к нему несутся еще два чудища, распахнув пасти, готовые разорвать его.

Они так и не добежали до него.

Два черно-золотых стремительных тела перехватили их и сплелись с ними в хаосе лязгающих клыков и царапающих когтей. Сердце Уинтерборна возрадовалось, когда его верные псы, которых он приобрел на Вастиане, бросились его защищать. Жермена каталась в пыли с одним из чудовищ, Финлэ, задира Финлэ, потерявший лапу при артобстреле Бораниса, бился с другим.

В раненой руке Уинтерборна пульсировала боль, и он протянул здоровую руку, чтобы воткнуть пальцы в глаза атакующего зверя. Тот взвыл от боли и на миг ослабил хватку. Полковник вырвал руку из челюстей, веером брызнула кровь, и он пополз по скале к оброненному пистолету и наконец крепко сжал его, когда сверху навалилась безмерная тяжесть, придавливая его к земле.

Он почувствовал горячее зловонное дыхание существа на своей спине. Слюна брызгала из пасти твари и заливала его затылок. Он попытался сбросить с себя чудовище, но оно оказалось слишком тяжелым. Прежде чем зверюга сомкнула челюсти у него на шее, тяжесть внезапно исчезла, и позади с рычанием заметался комок меха. Уинтерборн приподнялся, опираясь на здоровую руку, и увидел, как Финлэ грызет и рвет когтями инопланетного зверя.

Увечье не сделало его собаку менее грозной, и она яростно билась за своего хозяина. Мелькали оскаленные клыки, брызги крови взвивались в воздух. Чудовище пронзительно взвизгнуло, и Уинтерборн беззвучно закричал от гордости, когда Финлэ перегрыз врагу глотку.

Уинтерборн оглянулся через плечо, и сердце его сжалось.

Жермена погибла, ее брюхо было вспорото, остекленевшие глаза смотрели в небо, но мертв был и ее убийца, на горле которого сомкнулись собачьи челюсти. Противник Финлэ тоже был мертв, его морда превратилась в кровавую маску там, где старая искалеченная в боях собака сокрушила его череп своими челюстями.

Позади мертвых животных стоял на коленях капитан Вентрис, отбиваясь от двух круутов. Один кружил, пытаясь пробить броню Уриила длинным ножом, другой — чудовище с гребнем из огненно-алых шипов — пытался попасть Уриилу в шею штыком винтовки.

Уриил был намного массивнее круутов, настолько, что равный бой трудно было представить, но оказалось, что силой пришельцы вполне могли помериться с космодесантником.

Уинтерборн поднял пистолет, стараясь прицелиться поточнее, когда чудовище добралось клинком до шеи Уриила.

Микола Шонаи постарела за годы, прошедшие со времени спасения Павониса от мятежа Казимира де Валтоса. Ее седые волосы стали белыми, как снег, и хотя зеленые глаза были по-прежнему ясными, генетический дефект сетчатки не давал возможности прибегнуть к помощи офтальмохирургии, и ей предстояло носить очки, чтобы видеть существенно дальше своего непосредственного окружения.

В длинном кремовом одеянии она напоминала ассистентку ученого или мага, но Куделькар знал ее достаточно хорошо, чтобы не обманываться и не позволять себе недооценивать ее ум. Некогда она управляла планетой Императора, а такое достижение нельзя сбрасывать со счетов.

Его тетка прохаживалась по вымощенной мрамором дорожке южной оранжереи, где он ее и обнаружил. Она утверждала, что думать на ходу намного лучше, и теперь, когда она обернулась к нему, чувствовалось волнение, которое она излучала. Воздух в оранжерее был теплый и влажный, и Куделькар видел, как потеют в тяжелой броне телохранители, хотя на скитариев жара не действовала. Ему подумалось: а вдруг они могут менять свой метаболизм, приспосабливаясь к изменчивой среде?

Вечернее солнце светило сквозь стеклянные стены и потолок, создавая душную атмосферу, пригодную для выращивания растений, произошедших от нескольких уцелевших в опустошенном лесу Греша экземпляров.

Она поспешила к нему, оглядела с ног до головы.

— Ты ведь переоденешься в парадный мундир, правда?

Прозвучало это как вопрос, но Куделькар достаточно хорошо изучил повадки тетушки, чтобы не понять, что это на самом деле утверждение. Микола смахнула пылинки с его плеч и покачала головой.

— Думаю, да. Ты же хочешь произвести хорошее впечатление, — сказала она.

— Хорошее впечатление на кого? — переспросил Куделькар, отстраняясь.

— На представителя, на кого же еще? — ответила она, словно бестолковому ребенку, и принялась приглаживать его волосы влажной ладонью.

Куделькар бросил на Лортуэна Перджеда сконфуженный взгляд.

— Адепт Перджед сказал, что он вскоре прибудет.

— Гм-м… о да, разумеется, — сказала Микола, поправляя на нем сюртук. — Вот так, думаю, будет неплохо.

— Ты хочешь, чтобы я произвел хорошее впечатление на человека, с которым я даже не знаком, — заметил Куделькар, отводя ее руки. Тетя Микола вечно тряслась над ним, больше, чем мать, но это было слишком даже для нее. — У него что, и имя есть?

— Конечно есть.

— И какое же?

Микола замялась, отвернулась на миг, но Куделькар заметил по ее движениям, что ей неловко.

— Его зовут Аун.

— Аун? — переспросил Перджед, со свистом втянув воздух в легкие. — Что это вообще за имя?

Микола пожала плечами, словно имя представителя ее в высшей степени не волновало.

— Это имя из другого мира, адепт Перджед. Знаю, оно странное, но наши, полагаю, кажутся ему не менее странными.

Куделькар решил, что с него хватит уклончивых ответов тетушки, и посмотрел ей прямо в глаза.

— Ну, хоть фамилия у него есть? И кого или что он представляет? Знаешь, ты ведь почти ничего не сказала мне о том, кто это и знакома ли ты с ним. Ты наплела невесть что о благах, которые он может принести Павонису, но если не скажешь мне, кто он и что за организацию представляет, я уйду прямо сейчас.

Микола сложила руки на груди и отвернулась.

— Ты прямо как твой дед — догадываешься почему?

— Если ты имеешь в виду, что я не собираюсь мириться с уклончивыми ответами на конкретные вопросы, тогда, пожалуй, да. Не пытайся сменить тему и навязать мне чувство вины. Если я собираюсь делать дела с этим человеком, мне нужно знать о нем больше. Я не могу идти на переговоры в полном неведении.

Микола обернулась, и он едва не попятился перед стальной решимостью в ее взгляде.

— Очень хорошо. Ты хочешь знать правду?

— Да.

— Ты увидишь, что это все к лучшему, — сказала Микола, оглядывая его телохранителей и Лортуэна Перджеда, — но поначалу тебе не понравится.

— Уверяю, тетя, ложь мне нравится еще меньше.

Она кивнула.

— Я никогда не лгала тебе, Куделькар, но сознательно оградила тебя от некоторой части информации до поры до времени.

— Это звучит как очередная попытка уклониться от ответа, — сказал Куделькар. — Время пришло, так что переходи к делу.

— Я перейду, если не будешь перебивать, — отрезала Микола, подходя к нему. — Аун представляет клан Дал'ит.

— Дал'ит? — прошипел адепт Перджед. — Слезы Императора, что ты натворила, женщина?

— Тихо ты, высокомерный человечек.

— В жизни о них не слышал, — сказал Куделькар, встревоженный словами Перджеда.

— Это не должно тебя удивлять, — раздался чей-то голос у него за спиной, и Куделькар узнал едкую интонацию матери.

— Не вмешивайся, Паулук, — сказана его тетка.

Куделькар вздохнул. Его мать и тетка вместе — все равно что два голодных тигра в клетке. Зачем они решили жить в одном доме, пусть и таком большом, что они могли и не видеться, оставалось для Куделькара загадкой.

Лицо Паулук Шонаи было узким и враждебным, как всегда, безжизненные седые волосы стянуты в пучок. Он почувствовал, как напряжение усилилось до предела. Несмотря на тепло оранжереи, от его матери веяло холодом.

На миг Куделькар задумался, не пострадают ли от этого холода растения.

— Здравствуй, мама. Не присоединишься к нам?

Мать взяла его за руку и воззрилась на сестру.

— Ну?

— Ну — что? — спросила Микола.

— Расскажешь ему? Об этом Ауне?

— Расскажет — что? — поинтересовался Куделькар.

Тетка поджала губы, и Куделькар почувствовал, как в ней закипает гнев.

— Я как раз собиралась рассказать ему, Паулук.

— Губернатор, — настойчиво сказал Лортуэн Перджед, — вас надо срочно увести отсюда.

— Почему, что происходит?

Прежде чем Перджед смог ответить, Куделькар услышал приближающийся гул машин снаружи. Он поднял голову и увидел, как три воздушных корабля скользнули над оранжереей. Колышущиеся ветки, листья и ползучие цветы не дали разглядеть детали, но было ясно, что он никогда прежде не видел ничего похожего.

— Что это за корабли? — спросил он. — Я не узнаю модель.

— Губернатор, — повторил Перджед, — нам надо идти. Сейчас.

Корабли были тускло-оливкового цвета, в камуфляжном рисунке, но Куделькар толком ничего не смог понять по их форме. Два были поменьше, клиновидные, явно боевые, третий — транспортный, с четырьмя двигателями. Все были изящной формы и летели с грацией и скоростью, несвойственной имперским воздушным судам, на которых доводилось путешествовать Куделькару.

Боевые корабли закружили над головой, а пассажирский — вокруг своей оси и опустился в сумерках на каменную террасу позади оранжереи на колеблющийся столб растревоженного воздуха. Микола распахнула большие двери, ведущие на террасу, и поманила Куделькара за собой.

Уклончивые ответы тетки и попытки адепта Перджеда увести его не давали принять решение. Он посмотрел на мать и встревожился: она явно была в панике.

— До сегодняшнего дня я не знала, клянусь, — сказала Паулук. — Она взяла с меня обещание не говорить тебе.

Решив, что пора выяснить, что же такое происходит, Куделькар вышел на террасу, его волосы и сюртук развевались в потоках теплого воздуха, исходящих от корабля. Перджед, лаврентийцы и скитарии последовали за ним, и он заметил, что они держат оружие наготове, сняв с предохранителей. Он заслонил глаза от летящего песка, когда из заднего отсека корабля опустился трап и оборудованная оружием машина покинула ярко освещенное нутро.

Она была похожа на человека, высотой по меньшей мере в два человеческих роста и необычайно красива. Собранная из пластин материала, напоминающего оливково-зеленую керамику, она была создана рукой мастера и художника. Прямоугольная голова повернулась к нему, и пусть она лишь смутно напоминала человеческую, Куделькару показалось, что мерцающий красный свет глаз излучает ум.

Была ли это вообще машина, или в ней находилось живое существо? Разумеется, она была достаточно велика, чтобы кто-то мог пилотировать ее изнутри. На первый взгляд машина выглядела как автоматический грузовой сервитор, но смертоносное оружие, установленное на обеих руках, подсказывало Куделькару, что она предназначена не для труда, но для битвы.

Он отвлекся от созерцания, пальцы матери крепко сжали его предплечье. Куделькар почувствовал, что ее страх отчасти передался ему, когда лаврентийцы прицелились в грудь машины и вживленные в тела скитариев пушки вывернулись наружу.

Куделькар сообразил, что ситуация может очень быстро принять опасный оборот, и попытался сохранить видимость спокойного и солидного человека. За первой машиной последовали две точно такие же, двигаясь бесшумно и грациозно, автономно, что обычно не было свойственно машинам. Куделькар окончательно решил, что ими управляют живые пилоты.

Во рту пересохло от напряжения, но он повернулся к телохранителям и сказал:

— Не стреляйте, но будьте наготове.

Три машины встали у правого борта корабля, и из него вышли еще три и заняли место слева. Куделькар ничего не знал об их возможностях, но был уверен, что в перестрелке ему и его людям придется худо.

— Микола, — прошипел он, — что ты натворила?

— То, что было нужно, чтобы спасти наш мир, чтобы его у нас не отняли чужаки, — сказала его тетка, взглядом пригвоздила к месту адепта Перджеда и зашагала к кораблю. Его задние двигатели приняли горизонтальное положение и ушли в ниши, ничем не нарушая теперь плавные линии кормы. Микола остановилась у трапа, а наверху показалась стройная фигура.

Пришелец был облачен в длинные бело-золотые одеяния, покрытые переливающимся алым узором, с высоким воротником из серебра с красной эмалью. В каждой из скрещенных на груди рук было по короткому жезлу цвета карамели с сияющим самоцветом. Плоские нечеловеческие черты серого, цвета зимних сумерек лица абсолютно ничего не выражали.

Тетка поклонилась пришельцу и обернулась к племяннику:

— Куделькар, позволь представить тебе Аун'рая из клана Дал'ит, посланца Империи Тау.