Оттепель

Глава 10 Котел

Западные коллеги повели себя как обычно. Одной рукой они составляли мирный договор, создавая видимость того, что желают как можно скорее прекратить войну с Россией, ну, а другой рукой составляли планы по захвату наших территорий. Иными словами, готовили очередной «сокрушительный» удар.

В принципе, чего-то подобного мы и ожидали. Никто не верил в искренние намерения немцев и французов. И ухищрения их тоже были в принципе понятны — им надо было торопиться.

Французы сильно беспокоились из-за сложившейся ситуации в стране. Мало того, что из-за гуманитарной катастрофы они лишились продовольствия и народ был на взводе, так ещё было не за горами поражение в войне с Россией. А если французский народ поймёт, что все их беды были зря, грянет такая революция, которая сметёт весь старый строй.

Немцы также торопились, прекрасно понимая, что происходит во Франции и что если сейчас не сломить нашу оборону, то Франция выйдет из войны и немцы останутся один на один с Россией. И этого они побаивались. Всё-таки Российская империя показала себя хорошим бойцом.

Также подливало масло в огонь и усугубляло ситуацию трение между государствами. Солдаты зачастую в штыки воспринимали перспективу сражаться плечом к плечу с союзниками. И всё чаще стала звучать риторика, что, мол, лучше волк в друзьях, чем… а дальше вставить национальность предполагаемого друга.

Классика. Если бы на фронте дела шли хорошо, то французы и немцы были бы лучшими друзьями и братьями. А так как дела шли хреново, то всегда хочется во всех бедах обвинить товарища, а не себя. Вот они и обвиняли. Даже нас так сильно не ругали, как друг друга.

Поэтому разведка, не покладая рук, готовилась к отчаянному нападению и по всем своим каналам разыскивала как можно больше информации о том, что же нам готовят враги. Про свою работу мы тоже не забывали, тщательно перепроверяя все документы и суммы репараций, которые бы мы хотели получить от агрессоров. Предварительные, разумеется. Реальные сумму станем уточнять потом.

Тем временем штаб и разведка наконец-то что-то нащупали. Фраучи докладывал о том, что планируются удары по двум направлениям, один из которых будет отвлекающим и скорее всего направлен будет по Киеву, а второй — основной, — снова будет направлен на Минск.

Рокоссовский как в воду глядел. То, что разведка не ошибается в своих заключениях, было подтверждено наблюдением за передвижением врага, а именно по технике, которая готовилась к переброске на предполагаемые места ведения боев. К киевскому направлению сдвигались французские танки с лёгкой броней. Но танков было много и те всё равно представляли довольно серьёзную угрозу, хотя для нас они уже угрозой не казались. Штаб уже разрабатывал как будет вестись оборона при помощи артиллерии и авиации.

По предварительным данным на киевское направление было брошено более пятисот лёгких танков. Планировалось, что этот удар будет нанесён первым, с тем расчётом, что Россия, реагируя на такой массированный удар, перетянет в Украину артиллерию и основные силы, чтобы встретить врага. Но учитывая опыт прошлых боёв, в этом не было необходимости. А если порассуждать, то вполне можно было сделать заключение, что французскую технику и солдат, попросту ведут на убой.

Утром 17 декабря мне позвонил лично Шапошников и объявил о том, что французские танки двинулись в направлении Киева. О втором ударе пока ничего не было слышно. Видимо, объединённый франко-немецкий штаб ждал момента, когда мы (обязательно) клюнем на их уловку и перенесём все наши основные подразделения из Беларуси. А я, в свою очередь, отдал приказ о начале боевых действий.

Что примечательно, на Киевском направлении участвовали только французы Немцев там точно не было. Видимо, те пойдут на Минск. Это очень любопытно, судя по всему, на этот раз обе страны решили разделиться. Видимо, французские и немецкие солдаты совершенно не хотели воевать совместно и решили даже фронты разделить.

Решающее сражение началось неподалёку от украинского города Каменец. Французские танки бодро прошли на десять километров вглубь украинского фронта, не встречая сопротивления. Следом стала подтягиваться их пехота.

Было очень заманчиво уничтожить танки массированным ударом, но французы всё же учились на ошибках, как на своих, так и на ошибках немцев, поэтому пехоту далеко от себя не отпускали.

Но нужно отдать должное новому командующему фронтом генералу Говорову, который сохранил предельное хладнокровие, не разрешая своим подчинённым нанести превентивный удар, а напротив приказывал ждать, когда враг поглубже зайдёт за линию фронта, окончательно лишая себя шансов на спасение.

На некоторых участках Говоров даже имитировал отступление. Это отступление заключалось в том, что бойцы, находящиеся в первой и второй линиях окопов, спешно их покидали и уходили в глубину, изображая панику. Однако отойдя на несколько сотен метров, они занимали новые позиции. Ну, а дождавшись нужного момента, Говоров по максимуму использовал артиллерию и штурмовую авиацию.

«Промедление» Говорова дало ложную надежду противнику, что мы клюнули на их уловку. Танки шли вперёд, пехота догоняла, двигаясь с расстоянием максимум в один километр. По крайней мере, французы пытались придерживаться такого порядка хода войск. Но очень скоро на пути грузовиков встали заведомо выкопанные траншеи, которые для танков проблем не составляли — те просто по ним проехали на своих гусеницах, а вот для колёсного транспорта это оказалось серьёзной проблемой и, в итоге разрыв между пехотой и танками увеличивался, а командование пока не осознало серьёзность проблемы и не дало указания танкам остановиться или поворачивать.

Говоров для ответной атаки выбрал момент, когда разрыв между танками и грузовиками с пехотой будет максимальным. В итоге, как только по поведению французов стало ясно, что они решили изменить тактику, танки тут же были втянуты в бой.

Пока наша артиллерия тренировалась меткости, а авиация била танки с воздуха, Говоров кинул в разрыв между французскими танками и пехотой неприятеля наши загодя замаскированные танки, которые были ранее размещены в наиболее подходящих местах.

В итоге грузовая техника и пехота стали лёгкой добычей для нашей бронетехники, которая, обстреляла машины пехоты. После, наши танки развернулись и пошли добивать в спины прореженные артиллерией и авиацией танки французов. И теперь главная задача не попасть под удар собственной артиллерии.

В разгар танковых боёв под Каменцом выдвинулась и немецкая техника. Началось наступление, которое, собственно говоря, и должно было стать Блицкригом. В направлении к Минску была выдвинута целая танковая армия, состоящая аж из трёх корпусов. Два корпуса ударили на Белосток, и ещё один корпус вёл наступление на Брест.

Как предполагало моё военное руководство, захватив Белосток и Брест, немецкие корпуса должны будут нанести удар и по Минску. Брест, на мой взгляд, наиболее значимый город, и немцы впервые в этой истории использовали тяжёлые танки, которые назывались Львы. По замыслу немцев, это была очередная вундервафля, которая была обязана переломить ход сражения. Но что хорошо, моя разведка уже знала параметры этих махин и хорошенько подготовились к предстоящему бою.

Наши разведчики докладывали, что танки весят аж под сто тонн каждый, и что каждый из танков оснащён совершенной современной оптикой, а также очень мощными дальнобойными пушками, которые по убойности могли бы потягаться даже с артиллерией.

В своей прежней жизни я не особо интересовался танками, да и в танчики не играл, но помню, что к середине Великой Отечественной войны немцы тоже создали свой убер-танк — Королевский Тигр. Тот был помощнее и Пантер, и Тигров, но всё равно до веса Королевского Льва он не дотягивал. Насколько помню, в моём мире, Королевский Тигр весил не то 60, не то 80 тонн.

Что примечательно, у немцев с названиями какая-то однобокость.

В моём мире были Пантеры, и Тигры, и Леопарды, (правда эти кошки пошли уже попозже), а здесь вот Львы. Всё же, немцы, похоже, кошатники. А, может, просто мне подражают?

Чувствую, следующий танк будет зваться Васька, а главным вдохновителем создания этих танков будет принцесса Мария Эдита Баварская со своими живописаниями о жутких русских котах. Надо будет подумать на досуге, может медведя себе завести, чтобы усугубить весь тот ужас, что оказывает сложившаяся репутация на моих врагов? Как раз должна скоро приехать новая партия одарённых для передачи способностей, и в их числе будет тот самый дрессировщик медведей. Жалко, что мне не сказали, какими именно медведями он управляет, бурыми или белыми? Хотя какая разница, главное, чтобы не пандами. А то знаю я эти логические аномалии. Аналитики слыша слово медведь видят грозного зверя, а на деле окажется безобидный зверёк.

Но это я отвлёкся. Вернёмся к Королевскому Льву. Сюрприз, о котором узнаёт чужая разведка, как правило, перестаёт быть сюрпризом. При всех своих положительных качествах Королевский Лев имел свои недостатки. Огромный вес, который тащил сравнительно слабый двигатель, заставлял расходовать до двенадцать литров горючки на один километр.

Из-за того, что немцы и французы лишились поставок молибдена, (металла, необходимого для создания прочной брони), толщина лобовой брони танка составляла аж двадцать пять сантиметров, а лобовая броня башни тридцать пять сантиметров. Толщина брони бортов составляла по двадцать сантиметров. Максимальная скорость танка составляла двадцать два километра в час, причём двигатель на максимальной скорости ревел так, будто принадлежал не танку, а дизельному трактору.

Кстати, ещё одна деталь, обнаруженная разведчиками. У этого танка в боку башни находилась дверца, нужная для быстрого пополнения боезапасов. Эта дверца была явным уязвимым местом.

Немецкие тяжеловесы наводили на воспоминания о тяжёлой немецкой кавалерии. Рыцарь, обряженный в тяжёлые доспехи, сидит на могучем першероне, который тоже закован в доспехе. Таранный удар рыцарской конницы очень страшен. Но беда в том, что ни рыцари, ни их кони никогда не могли выдерживать длительные битвы, просто-напросто выдыхались и уставали. Так и здесь. Немецкие Королевские Львы, образно говоря, выдохлись. Они оказались слишком неповоротливыми, а дверца в боку башни стала тем уязвимым местом, которое стало основной целью для наших лёгких, но очень юрких танков.

Да, наши танки — это даже не Т-26. Если немцу удавалось попасть в нашу бронемашину, её просто разрывало на части. Но преимущества в скорости и манёвренности свели на нет и тяжёлую броню, и хорошую оптику, и мощные снаряды немецких монстров.

В результате немецкий корпус, во главе которого стоял генерал-майор Гудериан (странно, что в этой реальности Гудериан занимал более скромную должность, чем в моей) потерял две трети сил чуть ли не в самом начале боя. А ещё треть тяжёлых танков остановились просто потому, что у них элементарно закончилась горючка.

Наша разведка, предполагая о месте и времени атаки, дала задачу нашим диверсантам заведомо уничтожить топливные хранилища. В итоге немецкое командование, ослеплённое такой близкой победой и уверенные в том, что от одного вида тяжёлых танков русские в ужасе побегут, здорово просчитались и не учли этого маленького момента. Всё-таки танки нужно заправлять чем-то. И тактики так и не смогли достучаться до генералов, которым срочно нужна была победа.

Хотя, даже если бы не было проблем с горючкой, немцам бы это, наверное, не помогло. Пехота в данном бою оказалась совершенно бесполезна. Наша артиллерия, лёгкие танки и авиация, хоть и не причиняли особого вреда тяжёлым танкам, но пехоту попросту не подпускали к тяжеловесам. Если у тех и была возможность помочь танкам заправиться, то наши обстрелы такую возможность попросту исключали. В результате немецкие танкисты либо бросали «пересохшие» танки, либо пытались слить оставшуюся горючку у подбитых танков. Но уже не для того, чтобы наступать, а чтобы спасти хоть что-то из своей техники.

Под Белостоком ситуация складывалась иная. Там было два танковых корпуса и на этот раз тяжёлых Львов сопровождали ещё и лёгкие Пантеры. И здесь победа не далась нам так легко. Однако к этому удару мы были готовы, и мощный танковый кулак попал под перекрёстный огонь с двух сторон. Сверху били штурмовики. Жуков даже отписал десяток бомбардировщиков, чтобы те засыпали бомбами ту точку, где мы встретили врага.

Тяжёлые танки и здесь выжили. Зато Пантеры (это я так по привычке называю лёгкие танки) после бомбардировки почти все закончились и для авиации почти не осталось целей.

А дальше случилось то, что должно было случиться. Немцы на белорусском направлении умудрились вклиниться в нашу оборону, но слишком увлеклись и две армии генерала от инфантерии Толбухина стали срезать клин. Мы попросту вошли к ним в тыл. Как следствие, получился классический котёл, подобный тому, что немцы устроили нам под Харьковом в Великую Отечественную войну. Там мы тоже готовились к наступлению, сосредоточили силы и средства на выступе, который вклинивался в немецкие войска, но немцы нас опередили и срезали Харьковский выступ. А здесь получилось в точности до наоборот. Мы провели тот же приём, и в результате на минском направлении немцы оказались между армиями Жукова и Толбухина.

Сражения в общей сложности шли почти неделю, включая наступление на Украине, которое продлилось едва ли два дня. Украинский фронт под командованием Говорова после разгрома французских танковых частей перешёл в контрнаступление. За первые три дня украинский фронт вошёл на территорию Австрийской Польши, продвинулся на 100 километров вглубь. Возможно, Говоров пошёл бы и дальше, но Рокоссовский вовремя напомнил ему, что не стоит увлекаться, потому что теперь стояла задача освободить ту часть Польши, которая относилась к Российской империи. А что касается Австрийской Польши, нам до неё дела нет. Всё-таки освобождение нашей части Польши было первоначальной задачей. Говорову был отдан приказ дать войскам отдохнуть и усилить наступающие части танками.

На минском направлении наши силы окружили обе немецкие армии и попросту принялись расстреливать их, не оставляя им хоть каких-то шансов на решительные действия, да и на простое выживание. В результате немецкое командование объявило о сдаче в плен. Как мне доложили, в плен сдалось порядка двухсот пытидесяти тысяч человек. Мне так никаких китайцев не понадобится, а ведь их ещё и кормить надо. Тут в пору за голову браться. С одной стороны победа, с другой стороны новая головная боль. Надо срочно вызывать Джугашвили, пусть теперь голову ломает. Он умный и придумает куда деть новых пленных. Кстати, а мы Беломорканал уже вырыли, может, подкинуть ему идею?

В общем, контрнаступление врага захлебнулось и вражеские силы были разбиты. Можно было праздновать победу в очередной битве и выдохнуть, что мы оказались на этот раз сильнее и умнее врага.

На следующий день после окончания боев, с самого утра у двери Министерства иностранных дел стоял посол Австрии, который при виде Пылаева принялся вопить, брызгать слюной и потрясать вычурно оформленной нотой протеста. Тот выражал протест против вторжения российской армии на территории Австро-Венгерской империи. Мы понимаем, что со стороны посла это была лишь формальность, хоть и довольно ярая, но это выглядело довольно комично на фоне того, что Австро-Венгрия сама дала коридор французам и немцам. Так что, хотят они того или нет, но по тем же самым коридорам в сторону Германии будет двигаться и российская армия, только в обратном направлении. И если уж невзначай мы этот коридор расширим в три, а то и в четыре раза, это уже не наши проблемы. Сколько нам понадобится, настолько мы тот коридор и расширим.

Следом за послом начали прибывать и другие уведомления. Неожиданно началось шевеление со стороны тех неофициальных французских и немецких делегаций, которые ратовали за сепаратный мир. Они сразу стали напоминать о намерениях, а так же упомянули о недоразумении, случившемся из-за сложности коммуникации политической элиты и военной. И что если бы политики знали о готовящемся ударе, то обязательно бы предупредили российскую империю, а войска постарались бы задержать.

Однако делегаты имели наглость настойчиво требовать, чтобы мы немедленно прекратили уничтожать дорогостоящую немецкую военную технику. Мол, о каком мире может идти речь, если Россия нападает на французско-немецкие войска. Правда, они совершенно позабыли о том, что это они на нас напали. Всё в стиле Запада. Нас старались обвинить за то, что враги больно ударились о нашу стену.

Чуть позже пришла ещё одна любопытная новость. Жуков доложил, что в плен попал командующий корпусом вундервафель генерал-майор Гудериан. Георгий Константинович не мог понять интереса императора к какому-то мелкому генералу, пусть и командующему корпусами тяжёлых танков.

Не буду же я объяснять ему, что в моём мире Гудериан считался едва ли не лучшим танкистом своего времени и буквально легендой.

Хотя вот здесь я порой не могу понять своих соотечественников из моей реальности, которые чуть ли не до небес превозносили немецкого полководца и его навыки. Во-первых, Гудериан был врагом, и применял эти навыки против наших солдат. А во-вторых, если уж он такой великий, то чего же проиграл русским войскам?