Отступники

Глава 1. Гостья

Она чувствовала, как миллионы, миллиарды пылинок собираются, слипаются, приставая одна к другой и образуя вновь живое человеческое тело. И душа её горела от этого чувства. Это было хуже, чем ад, из которого её так внезапно вырвало заклинание. Это было хуже любой другой боли, и ей хотелось кричать, но она не могла, и немота тоже приносила сильные страдания. Пылинки, срастаясь друг с другом, жгли и пульсировали. Её раздирало изнутри — несмотря на то, что снаружи она собиралась сызнова. Это была невыносимая боль — и это была разумная плата за жизнь.

Но в какой-то миг она закончилась. Резко, внезапно, будто и не было её вовсе. И началась бесконечная пустота.

Сначала она не чувствовала ничего, даже собственных пальцев, да и видела и дышала тоже с трудом. О том, где и в каком виде она оказалась, думать было рано — на то, чтобы это понять, уйдут часы, а то и дни. Ей предстояло заново обрести зрение, слух, научиться говорить и ходить… Вспомнить своё имя — или придумать новое. Она не знала, сколько времени на это уйдёт, и никуда не торопилась. Сколько дней, месяцев или лет она была мертва, ей тоже не было известно. Это, впрочем, и неважно. Счёт времени она потеряла давно, ещё задолго до смерти.

Она нескоро почувствовала себя по-настоящему живой.

И встать ей удалось тоже нескоро. Ноги держали плохо, и она инстинктивно вытянула руку, чтобы обо что-то опереться, но не нашла опоры. Попыталась сделать шаг и снова чуть не упала, лишь каким-то чудом удержавшись на ногах.

Мир вокруг неё был таким же, каким она его запомнила, — ослепительно светлым. И свет с радужными переливами пока был единственным, что она видела. Из-за этого вернулась боль, слабая, едва ощутимая, и это, как ни странно, заставило её улыбнуться. То, что она снова начала чувствовать боль, делало её действительно живой, а не просто существующей.

Привыкнув к той лёгкой боли, она пошла вперёд. Постепенно погружалась в эту светлую купель, и лучи грели её, медленно заживляя те раны и шрамы, что оставались после соединения частиц, пылинок, пепелинок, в которые она превратилась. Свет приносил удовольствие, однако она вдруг вспомнила, что эта стихия ей чужеродна. Что её всегда, с самого рождения, влекло к тьме. Что тьма была её покровительницей, наставницей и источником сил. И потому, когда свет в её глазах начал гаснуть, она лишь улыбнулась и не стала задерживаться, оставляя позади то светлое место, что стало для неё новым материнским лоном и ознаменовало её новую жизнь.

Тучи затянули небо над Резерфордом — стоило запрокинуть голову, и начинало казаться, что в небесах образовалась чёрная воронка, где иногда мелькали молнии и куда тебя легко могло засосать по воле высших сил.

Джон весь день не покидал замка — не потому, что боялся оказаться в этой воронке. Просто не хотелось попасть под мелкий накрапывающий дождь, грозящий перерасти в ливень, да и дел накопилось по горло. Так что ему было не до прогулок.

К тому же из головы не выходил вчерашний сон — за год ему вообще ничего не снилось, а тут… Осязаемая, плотная темнота, сестра в кровавом платье и смутное пророчество… Никак не удавалось выкинуть это всё из головы. Но и думать об этом тоже было, мягко говоря, неприятно: слова Анны вселяли в душу слабую надежду на то, что никогда не произойдёт. По крайней мере, в этой жизни.

А эта жизнь для Джона не была наполнена чем-либо, кроме будничной суеты, кроме однообразных дел и до боли надоевших мыслей, прогнать которые у него не было сил. Он пытался не вспоминать то, что произошло с ним год назад, но волна этих воспоминаний была слишком сильной, она захлёстывала его с головой и мешала удержаться на ногах — иногда даже в прямом смысле. Джон знал, что здоровье его подкосилось из-за нервного истощения и алкоголя, поэтому старался больше не пить вообще, а вот с истощением он ничего сделать не мог. Ему казалось, что он не способен больше чувствовать ничего, кроме всепоглощающей тоски. Редкая вещь могла вызвать у него улыбку, а уж смех… Джон помнил, что раньше имел привычку смеяться в лицо опасности, но теперь всё было иначе.

Теперь, если бы в его глаза заглянула старая ведьма с косой, он бы, скорее всего, смог выдавить из себя лишь усталую ухмылку.

Но смерть и не думала приходить за ним. Жизнь Джона, казалось, вернулась в прежнее русло и стала почти такой же, какой была до войны с Амфиклией. Да, без Анны, её звонкого смеха и громкого, иногда прямо-таки командирского голоса в замке было пусто, несмотря на присутствие прислуги, гвардии, нередких гостей и просителей. А ещё Джон постоянно думал о том, как изменился бы Резерфорд, если бы в нём вопреки всему поселилась Элет. Наверняка комнаты бы оказались пропитаны запахом различных диких трав: полыни, мяты, розмарина, — а ещё ладаном, теплом и волшебством. Хотя Джон прекрасно понимал, что ни при каких обстоятельствах не смог бы сделать эту бедную девушку своей женой и в его замке она бы вряд ли смогла остаться.

Как бы то ни было, жизнь его продолжалась, будучи довольно тоскливой и размеренной, как раньше. Однако сильно скучать всё же не приходилось: каждый день находились дела, заботы и вещи, требующие его вмешательства.

Как и в тот злополучный вечер.

К нему заглянул Уолтер Таннер, управляющий — немолодой мужчина низкого роста, с брюшком и лысиной, зато очень ответственный, предельно вежливый и исполнительный, хоть и не шибко грамотный. Однако отсутствие образования он полностью компенсировал своей преданностью и умением разбираться как хозяйственных делах замка, так и в людях.

— Сэр, там к вам девка какая-то, — растерянным тоном сообщил Таннер.

— Какая ещё девка? — Джон оторвался от пергамента и насторожился. Если это была одна из тех девушек, с кем ему доводилось делить постель во время своего «изгнания», и она принесла в подоле ребёнка…

Он прошёл вслед за управляющим вниз, по винтовым лестницам, тёмным коридорам, небольшим залам — к главному входу в замок. Тучи над ним между тем стали ещё более мрачными, более плотными, густыми и зловещими. Дождь усиливался, капли, уже довольно крупные, ощутимо больно били по лицу, и волосы Джона успели намокнуть буквально за пару минут.

Посреди внутреннего двора замка он увидел ту самую девушку. Она была закутана в грубый чёрный плащ, который, впрочем, вряд ли спасал её от дождя; из-под капюшона этого плаща выглядывали довольно длинные мокрые локоны цвета воронова крыла. Гостья опустила голову, и лица её Джон не видел, но, когда он приблизился к ней, капюшон вдруг упал с её головы, девушка резко взглянула на него — и это заставило его отпрянуть.

Перед ним стояла Жанетта.

Джон не знал, каким чудом ей удалось убедить его пустить её внутрь. Однако дождь хлестал с каждой минутой всё сильнее, а когда вдалеке разразился гром и в небе вспыхнула ослепительно яркая молния, он подумал, что это для его же блага. И, наверное, безопасности.

Ведьма не отставала от Джона ни на шаг, и это было ожидаемо: он, не тратя времени, сам схватил её за предплечье и потащил вслед за собой, а она, в общем-то, не сопротивлялась. И всю дорогу она безудержно тараторила умоляющим голосом, пытаясь уверить Джона в том, что она — вовсе не Жанетта.

— Пожалуйста, выслушай… те меня, — едва не плакала гостья (он уже понятия не имел, как её называть — Жанеттой или как-то ещё), — я всё объясню, просто выслушайте! Я — не она!

— А кто? Её потерянная сестра-близнец? — зло ухмыльнулся Джон, буквально вталкивая её в свой кабинет и тут же быстро запирая дверь; растерянный, испуганный Таннер остался в коридоре, не успев и слова сказать.

Когда Джон запер дверь на засов, девушка задрожала — и явно не от холода, а от страха, что было очень не похоже на проклятую верховную ведьму. Та, казалось, вообще не ведала никаких человеческих эмоций и чувств. Кроме, разве что, гордыни и жестокости.

В кабинете Джона было лишь одно кресло — возле рабочего стола, и гостья, видимо, не решилась попросить разрешения присесть. Хотя ноги у неё дрожали, и стояла она с явным трудом, уставшая, промокшая и испуганная. Однако Джон не спешил проникаться к ней сочувствием. Сам он садиться тоже не стал, лишь остановился около стола, опершись на него, и внимательно взглянул на девушку.

— Прошу, выслушайте меня сначала, а потом делайте что хотите, — пролепетала она. — Если вам так хочется сорвать на мне всю свою злость на… неё… — Вдруг она слабо кашлянула, прикрыв рот ладонью.

— Я тебя не трону, если ты не тронешь меня, — устало вздохнул Джон.

— Я — трону? — девушка горько усмехнулась. — У меня сейчас сил нет совершенно никаких…

Она не договорила — чуть пошатнулась, но осталась стоять на ногах. Джон насторожился.

Её мокрый, растрёпанный, абсолютно избитый вид отчего-то заставлял его в глубине души ощущать жалость к ней. Возможно, это и правда не Жанетта… Жанетта бы точно нашла способ укрыть себя от дождя, чтобы ни единой капли не упало на её безупречную белую кожу, на уложенные длинными волнами волосы, на изысканное парчовое платье, расшитое золотом, серебром и драгоценностями… Эта же девушка, очень на неё похожая, выглядела, напротив, жалко — Джон решил называть вещи своими именами. Однако кто знает, на какие уловки способна проклятая ведьма, на какие жертвы она готова была пойти, чтобы втереться в доверие и сделать вид, что она — вовсе не она.

— Хорошо, что ты хотела мне сказать?.. — сдался Джон.

Он на мгновение взглянул в окно, возле которого располагался его дубовый стол. Снаружи начиналась настоящая буря, дождь барабанил по стеклу, а чёрное небо вспарывали молнии. Внезапно в сердце кольнуло странным, суеверным страхом: а не связана ли эта ужасная гроза с появлением Жанетты… Может, если ей что-то не понравится, она тут же испепелит его молнией?

Поборов мелкую дрожь в руках, Джон обернулся, выдвинул из-под столешницы небольшой ящичек и извлёк оттуда кинжал: длинное, блестящее, невероятно остро заточенное лезвие, рукоять из слоновой кости с руническим узором… Джон заметил краем глаза, как гостья сжалась и задрожала ещё сильнее. Он понял, что следовало бы взять тот чудесный меч, которым ему в прошлый раз удалось убить чёртову ведьму… Или не убить, но хотя бы на время — на целый год! — вывести из строя. Однако меч сейчас находился в арсенале, под особым присмотром, и Джон мысленно укорил себя за то, что не потрудился забрать его сразу.

Впрочем, жалкий вид гостьи заставил его принять то, что напасть на него она пока попросту бы не смогла.

— Нас здесь никто не услышит? — сдавленным голосом спросила девушка и снова закашляла, уже сильнее… простудилась, что ли? Джон хмыкнул — при такой-то погоде это вовсе неудивительно.

— Никто, если для тебя это так важно.

— Сложно будет начать… — пожала плечами она и плотнее закуталась в плащ, который уже почти высох. Впрочем, Джон не испытывал сильного желания тут же согреть девушку у очага и налить ей горячего чая. — И я уже предвижу, что вы мне не поверите. Однако, как я сказала, я — не Жанетта. Да, она выглядела как я, просто… — Она замолчала, нервно взглянула на кинжал в руке Джона, который он внимательно рассматривал, будто видел в первый раз. — Я была обычной, самой заурядной и ничем не выдающейся ведьмой в Шабаше. Как и все девушки, я просто хотела развивать свой дар, направлять его на добрые дела… Но Жанетта решила иначе. Ты же сам видел, какой древней старухой она на самом деле являлась, а долго поддерживать молодость и красоту с помощью иллюзий, эликсиров и рун довольно сложно даже для неё. И она решила использовать меня в качестве… — Она сделала паузу, подбирая слово. — В качестве инструмента, марионетки, называй как хочешь.

— Когда это было? — прервал её Джон.

— Года… лет пять назад, может, шесть, — вспомнила гостья. — Когда ей пришёл в голову тот план вызвать всадниц и вернуть магии былое величие. На это нужно много магических сил, и, чтобы больше не тратить их на поддержание красивой внешности, она взяла мой разум под свой контроль, завладела мой, как демоны завладевают людскими телами.

Он чуть вздрогнул от этого сравнения — в Элет ведь тоже однажды демонесса вселилась… Та явно была подружкой Жанетты и нахваталась трюков у неё. Или наоборот: ведьма научилась вселяться в людей у адской твари.

— Она изнутри, из моей головы, из души или сердца управляла мной, заставляла делать то, что я делать вовсе не хотела. Но когда ты… вы… — Джон кивнул, молча позволив ей называть себя на «ты», и опустил кинжал. — Когда ты пронзил меня тем мечом, она исчезла. Ты видел старуху — это и была её душа, поселившаяся в моём теле. Она действительно ничего не знала о свойствах меча ровно до того момента, как он пронзил её… — Поймав вопросительный взгляд Джона, девушка слабо улыбнулась и пояснила: — Нет, не меня. Меня ты не убил — она всячески оберегала моё тело от разного рода повреждений, и даже сквозная рана ничего мне не сделала, хотя, как видишь, восстанавливалась я долго. В общем, твой меч почти не нанёс вреда телу, но он смог уничтожить душу.

— Её? — недоверчиво уточнил Джон, подходя ближе к гостье.

— Ну, если не уничтожить, то изгнать… изгнать из моего разума, убить её влияние на меня. Я теперь жива, свободна и почти полностью здорова, магия тоже скоро вернётся ко мне.

Кажется, она закончила свой рассказ — тяжело выдохнула, снова кашлянув пару раз, и беспомощно опустила руки. Джон оглядел девушку с ног до головы: на Жанетту она и правда была похожа, будто копия, сестра-близнец или чрезвычайно точный портрет… и в то же время совершенно не похожа в этом оборванном коричневом платье, с растрёпанными, секущимися, спутанными волосами, осунувшимся лицом, бледным уже не благородно, а болезненно. И глаза у верховной ведьмы, кажется, были светлее и сияли золотом, будто в них навек застыло какое-то магическое заклинание. У его гостьи же были обычные светло-карие глаза с недлинными ресницами, а ещё искусанные губы и несколько длинных царапин на щеке, шее и открытой части плеча.

— И причём тут я? — поднял бровь Джон.

— Ты — единственный, кто остался жив из всех, с кем Жанетта взаимодействовала… Ну, из хороших людей, — добавила она, смутившись. — А мне просто некуда больше идти. Мне, как и всем в Шабаше, стёрли память, я не знаю, откуда я родом…

— А имя помнишь?

— Кара. Вроде бы, — горько усмехнулась девушка. — Жанетта хотела, чтобы я стала ей целиком и полностью, но имя из моих воспоминаний стереть не могла… — Она набрала в грудь воздуха и заявила: — В Шабаш вернуться я уже не могу.

Кара, видимо, собиралась объяснить, почему, но Джон прервал её:

— И как ты докажешь то, что всё сказанное тобой — правда?

Вопрос был жёсткий, даже, пожалуй, жестокий, но он не мог позволить себе допустить хоть каплю слабости. Если она и правда ни в чём не повинная девушка, ставшая жертвой безумной колдуньи, она, пожалуй, сможет ему простить это недоверие. А если это ложь и перед ним настоящая Жанетта, притворяющаяся, лгущая и пытающаяся выдавить из него жалость и сострадание… С ней уж точно стоит быть осторожным, а от его жестокости ей наверняка никакого вреда не будет.

— Я не могу это никак доказать, — развела руками гостья. — Но я помню всё, что происходило со мной, когда Жанетта мной управляла, и я… я видела смерть Элет. — Ей приходилось брать паузы, чтобы прокашляться. — Мне… мне очень жаль.

— Не говори о ней, — приказал Джон, с трудом подавляя желание направить лезвие кинжала то ли на её горло, то ли в своё собственное сердце. — Ты её не спасла, хотя могла бы.

— Это была не я, — в который раз повторила гостья с отчаянием в глазах.

Вдруг она снова закашляла, куда сильнее, чем прежде, сжала горло двумя руками, и Джон даже испугался — уж не чахотка ли у неё? Тогда её тем более надо выгнать прочь, чтобы не заразила весь замок… Однако что-то помешало ему сделать это прямо сейчас. Он бросил кинжал на стол, быстро приблизился к двери, отворил её и выкрикнул во тьму коридора:

— Таннер! Таннер, где тебя черти носят? Скорее зови сюда лекаря.

Лекарь смотрел на Джона с укором. Это был не старый ещё монах, начавший службу в Резерфорде не столь давно и пока не взявший в толк, что подчиняться теперь должен власти не только церковной, но и светской. Однако Джон понимал, что укор его справедлив.

Лекарь, которого в монахи постригли под именем брат Джереми, велел уложить девушку в тёплую постель, принёс травы, настойки и согревающий компресс, а также предложил служанкам пожертвовать пару шерстяных шалей. Жанетта… или Кара, неважно, выглядела откровенно плохо — лишь укладывая её в постель, Джон заметил, насколько исхудавшей и вымотавшейся она была. Под глазами её пролегли тёмные круги, щёки впали; девушка то и дело кусала губы — видимо, от боли, которую вызывали в горле приступы кашля.

Он сам снял с неё сырой плащ, с платьем она кое-как справилась самостоятельно; осталась в одной не успевшей промокнуть серой камизе, закуталась в одеяло и принесённые служанками шали. Однако он понял, что запасные вещи гостье ещё, возможно, пригодятся, и оставил в комнате старое платье сестры — из тёмно-зелёной шерсти, с жёлтой отделкой на рукавах, — которое Анна обычно носила с широким кожаным поясом. Пояс Джон так и не нашёл, и это отчего-то отозвалось в его сердце странной болью.

Лекарь тем временем продолжал копошиться над Карой.

— Простуда, переутомление… — бормотал он. — Девочка, как давно ты спала?

— Прошлой ночью поспала часа четыре, — слабо отозвалась она, делая несмелый глоток горячего травяного отвара.

Джону стало любопытно, где она провела весь этот год, на какие деньги жила, ела, где спала и что вообще с ней происходило, но он понял, что расспрашивать сейчас не стоит.

— А кто это, сэр? — поинтересовался у него Таннер тихим голосом, пока Кара отвечала на, несомненно, важные расспросы лекаря.

— Да так, знакомая, — отмахнулся Джон, — старая, но не очень хорошая. Запомнит теперь мою доброту, — ухмыльнулся он, прекрасно зная, что глаза его вовсе не смеялись.

Из головы не выходил рассказ Кары — странный, вызывающий сомнения, сбивчивый и несколько нелогичный… Он не знал, верить ей или нет. Старая ведьма была вполне способна на такое — подчинить себе разум человека, завладеть его сознанием… С неё станется. Однако если она так хотела, чтобы Элет присоединилась к ней в её войне, то почему просто не применила то же заклинание? Джон не сильно разбирался в магических тонкостях, а его покойная подруга была не столь опытной ведьмой, чтобы посвящать его, и посему он решил, что об этом судить не может.

Хорошо, но где всё-таки находилась эта несчастная девушка целый год? Сколько она собиралась из того праха, в которое превратилось её тело после встречи с лезвием меча?

И главное, у неё не было никаких доказательств, кроме, возможно, неискренних сожалений о смерти Элет.

— Хорошо, а теперь отдыхай, — ласково улыбнулся Джереми — ласковее, чем эта девчонка заслуживала. — Если почувствуешь себя хуже, дай знать. Вообще, в любом случае зови. А вы, сэр, пожалуйста, — обратился вдруг лекарь к Джону, выпрямляясь и расправляя плечи, будто пытаясь стать важнее и увереннее в собственных глазах, — будьте с ней внимательнее. Девочка не заслужила вашего равнодушия, видит Бог, не заслужила.

Джон лишь закатил глаза и кивком головы отпустил лекаря. Таннер тоже ушёл, оставляя Джона наедине с таинственной гостьей. Та продолжала смотреть на него со страхом и отчаянием в глазах, всё ещё умоляя его поверить одним лишь взглядом. Но Джон не мог. Не мог поверить просто так, на слово. Ему нужно было хоть какое-то доказательство, но Кара предоставить их не могла.

И что же им обоим делать?

— Как ты оказалась здесь? И вообще, где была всё это время? Не в лесу же ты жила… — поинтересовался Джон, присаживаясь на край кровати в изножье.

— Ветра принесли те горстки пепла, в которые превратилось моё тело после столкновения с мечом, в замок Конвей, — отозвалась Кара, отпивая из большой деревянной кружки. Девушка наконец чуть разрумянилась и даже повеселела, перестав быть похожей на покойницу.

— Какой замок?

— Конвей, это к северу отсюда… Он раньше принадлежал Шабашу, да и сейчас тоже принадлежит, хотя там, кроме одной башни и полуразвалившейся стены, ничего не осталось. Однако это место до сих пор ограждено магией от всех обычных людей. После восстановления из праха, — Кара горько ухмыльнулась и снова закашлялась, сильнее сжимая кружку, — которое заняло несколько месяцев, мне сначала не хотелось ни есть, ни пить. Но потом я заставляла себя набирать воду в ключе неподалёку, нашла в подвалах разные запасы еды… — Она попыталась вспомнить. — Там росли дикие яблони, рядом — кусты малины, заросли земляники… И эти вещи, — Кара кивнула на развешенные у очага платье и плащ, — я тоже нашла там. Это ведь был жилой замок, там тоже жили ученицы Шабаша, только вот он оказался разрушен из-за войны ведьм Беатрис и Дженивер…

— Кого? — уточнил Джон, которого, по правде сказать, несколько увлёк этот рассказ.

— Верховные ведьмы, такие же участницы Совета, как Жанетта, — Кара откашлялась и продолжила: — Десяток лет назад, или даже больше, они развязали войну за право быть Главой Совета, половина ведьм Шабаша встала на сторону Беатрис, другая — на сторону Дженивер, однако победа досталась Жанетте хотя бы потому, что она не участвовала в сражениях. В итоге Беатрис и Дженивер погибли, как и некоторые их последовательницы, Конвей оказался разрушен, и все силы Шабаша сосредоточились в его главном замке. Разумеется, люди об этой войне ничего не знали из-за магического барьера, окружающего Конвей.

Кара вздохнула и замолчала. Интересно, она узнала эту историю из воспоминаний Жанетты или из чьих-то рассказов и записей? В любом случае, это могло оказаться как чистой правдой, так и наглой ложью, но Джон ободряюще кивнул девушке — продолжай, мол.

— Я не смогла остаться в Конвее, потому что внезапно нашла там Врата, — сообщила Кара.

— Какие ещё Врата? — Он отчего-то вздрогнул, будто она сообщила ему что-то важное конкретно для него, однако Джон мог поклясться, что не знал, о чём речь.

— А ты не помнишь, чего именно хотела Жанетта? — Кара вдруг опустила взгляд, будто остывший чай в кружке ей был куда более интересен, чем выражение лица Джона и его реакция на её слова.

— Вызвать каких-то богинь… — припомнил он. — Они бы помогли ей захватить власть и сделать магию сильнее, что ли…

— Именно. Всё, конечно, куда сложнее, но в общих чертах — да, — кивнула Кара. — И Врата, через которые могут выйти в мир эти самые богини, как раз находятся в Конвее.

— Откуда выйти? Где они сейчас вообще находятся?

Джону подумалось, что он не хочет знать ответ: слишком уж тёмные и страшные материи оказались темой их разговора… Но всё же знать это было нужно хотя бы по той простой причине, что он оказался связан с этими материями. Связан не по своей воле, а из-за того, что ему довелось встретить в лесу беглую ведьму Элет, которая, опять же невольно, втянула его во всё это. Так что отступать некуда.

— Богини-то? — Кара вдруг взглянула на Джона так, будто он был последним дураком и задал ей совершенно глупый вопрос. — Там же, где и все подобные им создания. Там же, где и демоны, и духи, и призраки.

Джон вздрогнул от того, что она поставила призраков в один ряд с демонами и духами. Он помнил, что призрак его сестры поначалу был довольно жесток и слеп в своей мести, что он убил ту рыжеволосую ведьму и едва не задушил Элет… Однако всё же оставался его сестрой. Анной Резерфорд, девушкой, изнасилованной собственным дядей и умершей при родах. Она не заслужила такой участи, а потому страсть её призрака к убийствам и мести казалась ему вполне понятной.

— Разумеется, чтобы войти в это место и выйти из него, нужны Врата, — продолжила Кара тихим голосом. — А для Врат, как известно, нужен ключ.

— И у неё он был?

— Был… — Кара вдруг усмехнулась. — До тех пор, пока Элет случайно не украла его. Это был тот розовый камень в её браслете. Именно с его помощью Жанетта поначалу пыталась открыть Врата, но поняла, что силы в нём немного, и вернула его в Шабаш. Как он оказался у Элет, я не знаю, но это действительно помешало планам Жанетты.

— Она пыталась его уничтожить, — вспомнил вдруг Джон. На следующее утро после той проклятой ночи слуги, разгребавшие золу в камине, нашли там искорёженный шарик расплавленного серебра и тот самый розовый камень, и это натолкнуло его на мысль, что либо Жанетта, либо сама Элет пыталась сжечь сей странный браслет.

Камень он положил в гроб, в руки почившей девушки.

— Не уничтожить… она ведь просто сорвала его с руки Элет и швырнула в сторону, — пожала плечами Кара. — В любом случае, Артефакт — так она называла камень — был слишком слабым, чтобы открыть врата, и Жанетта хотела найти другой ключ. И она его нашла. А через мгновение погибла.

— И что же… что оказалось другим ключом?

— Меч, которым ты убил её.

Она замолчала, внимательно глядя на Джона, и уже настала его очередь отводить взгляд.

Меч действительно был более чем странным: в один момент он попросту пропал, а потом материализовался в его руке именно тогда, когда был нужен сильнее всего. Больше, правда, загадочное оружие такого не делало, но Джон всё равно был начеку и каждый день заходил в арсенал, проверяя, как дела у старого друга. И вот теперь выясняется, что этот меч — ещё и ключ к Вратам, через которые в мир попадает всякая сволочь…

Если девчонка, конечно, не врёт.

Но зато теперь ему было понятно, откуда на его пути взялась вся эта пресловутая сволочь. Если раньше Джону доводилось сталкиваться с упырями и болотными кикиморами, если до этого он слышал об оборотнях и вампирах, русалках, полуденницах и полуночницах… Но духи? Демоны? Призраки? Это было чем-то из ряда вон выходящим даже для того сумасшедшего времени, в котором он жил.

Джон задумался. Возможно, если его гостья врёт, если не было никакой бедной девушки Кары, телом и разумом которой завладела древняя ведьма, если это всё та же Жанетта, то, может, она бы и не стала раскрывать все свои планы, посвящать его в свои колдовские тайны, вплоть до той истории с войной двух магичек, а также рассказывать о Вратах и ключе. Или эти планы — тоже чистой воды ложь? Сложно было понять.

Он уже не знал, чему верить, а чему нет. В его жизни было слишком много того, чему верить не полагалось, однако порой он всё же верил и не ошибался. И что делать теперь?

— Что ж, зато я наконец-то понял, зачем ты пришла, — вздохнул Джон. — Тебе нужен мой меч?

— Мне нужен ты, — подалась вперёд Кара, во взгляде её заблестела небывалая уверенность, — а потом уже — твой меч.

Джон не отвечал, не зная, что сказать. Тогда она привстала, одной рукой всё также сжимая кружку, а другую протягивая к нему.

— Ты мог бы помочь мне спасти мир, Джон, — сказала Кара. — Кроме нас, никто не сможет. Подумай об этом.

Глава 2. Ключи

Он шёл по лесу, и ему дышалось здесь так хорошо и легко, что он сразу понял — это всего лишь сон. Хрустальный вечерний воздух был насыщен запахами хвои и сладких ягод, влажной земли и свежестью далёкого водоёма. Наверное, недавно здесь прошёл дождь, однако под ногами было на удивление сухо. Узкая тропинка петляла между деревьями, и иногда Джон поднимал голову, чтобы увидеть высокие кроны, а над ними — ослепляюще-голубое небо.

Девушка ждала его возле огромной раскидистой сосны, чьи корни, словно змеи, расходились в разные стороны, а крона со множеством длинных зелёных игл закрывала собой небосвод. Из-за теней, образованных ветвями дерева, Джон не сразу понял, что за девушка перед ним — может быть, сестра, или, упаси, Господи, Кара… Ещё не хватало, чтобы она и во сне донимала его своими убеждениями пойти с ней в Конвей и якобы спасти мир.

Но, подойдя ближе и приглядевшись, он понял, что это вовсе не Анна и не докучливая ведьма.

Опираясь спиной о ствол сосны, Джону улыбалась Элет.

Он тут же напрочь забыл, что это сон, и бросился вперёд. Обхватил её за талию, приподнял над землёй, прижимая к себе так, что заболели руки, а у неё, кажется, хрустнули рёбра. Элет смеялась, сжимала его плечи, гладила по распущенным волосам. Возможно, она тогда тоже на какое-то мгновение почувствовала себя живой.

Джон поставил её наземь, но из объятий не выпустил; впрочем, сама Элет тут же прижалась к его груди, вцепилась пальцами в плечи, а он провёл ладонью по её волосам, другой рукой обвивая её тонкую талию.

Он не очень понимал, что происходит, но ему хотелось, чтобы это не заканчивалось никогда.

— Я… я очень тосковал по тебе, — шёпотом признался Джон.

— Не стоило, — Элет оторвалась от его груди, чтобы взглянуть в его глаза, и улыбнулась, — но я тоже скучала.

Наверное, нужно спросить, где они вообще находятся, что было с Элет весь этот год, в каком состоянии она находилась… и находится сейчас. Но ведь это был мир сновидения. И Джон не был властен над своим разумом: все вопросы вылетели из его головы, вытесненные оттуда невероятной силы потоком чувств.

Элет была всё та же: бледное вытянутое лицо, серые глаза, чуть длинноватый нос, распущенные русые волосы — две тонкие пряди у висков были заплетены в косы и убраны к затылку, а остальные — рассыпаны по плечам. Она улыбалась широко, счастливо, и во взгляде её тоже сияло счастье, но в то же время и странная, глубокая тоска.

— У нас не так много времени, — понизила голос Элет. Джон прекрасно понимал это — сны всегда коротки… Элет сильнее сжала его плечи и ещё пронзительнее посмотрела в глаза. — Ты должен сделать то, что тебе предназначено. То, чего не смогла сделать я.

— Ты имеешь в виду… — начал Джон, вздрогнув, но Элет не дала ему договорить:

— У тебя есть ключ — так воспользуйся им. Не прячь его. Не мешай предназначению. Попробуй спасти мир.

— Попробовать? Ты думаешь, ей можно верить?

Элет молча кивнула.

Вопросы вертелись на языке, но задать не получилось ни один.

Джон боялся, что Элет исчезнет, растворится в воздухе, как призрак… как Анна при их последней встрече или в том сне… Но она не растворилась, даже не отошла от него, не выпустила из объятий. Лишь улыбка пропала с её лица, а взгляд стал донельзя серьёзным и даже несколько угрожающим.

— Сделай это, Джон, — сказала Элет тихо. — Сделай. Ради меня. Ради всего мира.

«Тебе-то что, — подумал он, но вслух не сказал, — ты ведь всё равно больше не живёшь в этом мире».

Ветер шумел в кронах деревьев, вдалеке пели птицы и журчал лесной ручей, по чистому небу проплывали редкие прозрачные облака, вдруг мимо пролетела какая-то желтоватая бабочка с огромными крыльями… Время здесь текло равномерно и медленно. Было бы очень хорошо, если бы Джон смог навсегда остаться в этом месте. Он бы тогда вообще перестал чувствовать что-либо, кроме этого тихого умиротворения, и каждое мгновение видел бы перед собой Элет, отпускать которую у него не было сил.

Но она просит его воспользоваться ключом, то есть мечом отца Маора. Запереть дверь в мир иной, не позволить всадницам вырваться оттуда, а заодно закрыть червоточину, из которой на землю выползали демоны и прочие отродья тьмы. Спасти мир… Как это пафосно звучит. Джону казалось, будто над ним зло шутят, делая вид, что он герой, и зная на самом деле, что он — всего лишь человек, обычный, слабый, порочный человек, не способный даже надолго бросить пить или забыть свою потерянную любовь.

— Прошу тебя, Джон, — попросила Элет вновь, и голос её стал ещё тише, — воспользуйся ключом. Верь ей. Пожалуйста.

Джон не ответил, не в силах оторвать от неё взгляда. Приподнял руку, коснулся кончиками пальцев её тёплой кожи на щеке. Она была всё такая же. Как живая, но в то же время он прекрасно знал, что мёртвая.

— Прошу… — растворилось в воздухе последнее её слово.

А потом он проснулся.

Кара действительно заболела, правда, не слишком тяжело. Она часто кашляла, постоянно мёрзла и лишь через неделю после своего появления в жизни Джона пошла на поправку. Большую часть времени она проводила в постели, в небольшой комнате гостевого крыла. Вид оттуда открывался на маленький лесок и широкий тракт, ведущий до Бронзовых холмов, недалеко от которых находился замок сюзерена Резерфордов — лорда Хидельберга, на кого в своё время возлагала большие надежды Элет. Однако надежды её потухли, стоило ей получше познакомиться с тем миром, который принял её в свои неласковые объятия после бегства из Шабаша. Иногда Джон задумывался, что судьба предопределила смерть несчастной девушки как раз по той причине, что она разочаровалась в своих идеалах, целях и планах и больше не знала, ради чего стоит продолжать путь. Да, Джон готов был ей помочь, но его помощи, видимо, оказалось мало.

Пока Кара боролась с простудой, кашлем и ознобом, у него было время подумать над её словами и просьбой явившейся ему во сне Элет. Он не знал, стоит ли верить ли этому сну: вдруг это больное воображение явило ему образ из прошлого, потому что смертельная тоска и чувство вины не позволяли забыть о ней? Джон всё чаще стал заходить в арсенал, чтобы проверить тот меч, который мысленно начал называть Ключом по примеру Кары.

Может, стоит всё-таки рискнуть? Сходить с ней туда, куда она просит, воспользоваться Ключом так, как она скажет, и закрыть навсегда дверь в тот мир, откуда, по сути, возвращаться никто не должен?

На словах всё было просто. А на деле… чёрт знает, что ему предстояло на деле.

Каре тоже скучать не приходилось: она попросила у Джона разрешения взять в библиотеке несколько книг. Он было подумал, что она найдёт какие-нибудь магические фолианты, и заранее предупредил её, что подобной литературы в его скромной библиотеке уж точно не сыскать. Однако Кара лишь усмехнулась. Выяснилось, что её интересовали только поэмы и романы. И Джон выдохнул с облегчением. Ещё не хватало, чтобы какая-то мутная девчонка начала в его замке практиковать сложные заклинания.

В конце концов он решил поговорить с ней снова.

Кара сидела в кресле у зашторенного окна; на столе рядом с ней горели свечи, чей свет падал на тонкие пергаментные страницы, покрытые мелким полууставным почерком. В нижней части каждой страницы, под последним абзацем, была нарисована небольшая виньетка. Джон пригляделся, но так и не смог понять, что именно читала его гостья. Это Анна за свои неполные семнадцать успела перечитать, кажется, все книги, что были в крошечной замковой библиотеке Резерфорда. Джон же особой любви к чтению не испытывал, и его несколько удивило, что Кара заинтересовалась его небольшой коллекцией книг.

— Добрый вечер, — улыбнулась она, не отрываясь от книги, и Джон отчего-то застыл у дверей, не решаясь проходить в глубь небольшой комнаты.

— Я подумал насчёт того, что ты говорила… — начал он. — И, допустим, я тебе верю. Допустим, я возьму свой меч, мы пойдём в Конвей и закроем Врата. Но ты должна сказать мне, как долго идти туда и, вообще, в какую сторону-то?

— Я сотворю путеводное заклинание, и оно покажет нам, куда идти, — медленно подняла голову Кара. — Хотя я сама неплохо помню путь. Идти туда… не меньше трёх недель, по крайней мере, я шла столько. Но кто знает, что нас будет ждать на пути. Мы можем дойти быстрее, а можем где-то задержаться из-за непредвиденных обстоятельств. Ты же сам знаешь, как сейчас неспокойно на тракте.

Джон вздохнул. Опять в путь… опять оставлять замок и земли, пусть не столь большие и богатые… опять пропадать где-то, доверившись лишь управляющему и капитану гвардии, положившись на их совесть и порядочность и понадеявшись, что они не продадут Резерфорд потенциальному врагу, как только тот покажется на горизонте.

— Не беспокойся, — словно прочитав его мысли, улыбнулась Кара. — Я наложу на твой замок особый щит. Благодаря ему в течение определённого времени сюда не сможет попасть кто-либо, желающий зла тебе, твоим людям и владениям.

— И ты в том числе? — усмехнулся Джон, и Кара взглянула на него с укором. — Ладно-ладно, извини. В конце концов, я пока ещё точно не решил, согласен я или нет.

— Время не ждёт, — спокойно заметила она. — Но я, впрочем, готова подождать ещё немного.

— Почему бы тебе не взять мой меч и не пойти сделать всё самостоятельно?

— В момент закрытия Врат я буду творить очень сложное и мощное заклинание, — Кара вдруг резко захлопнула книгу, — которое предполагает весьма активную жестикуляцию. А ключом в этот момент воспользуешься ты. Я всё объясню, когда мы окажемся на месте, не переживай.

— Да уж, попробуй тут не переживать… — вздохнул Джон.

— Что ж, если ты так и не смог довериться мне…

Кара вдруг встала, положив книгу на стол, привычно кашлянула, поправила подол платья и зачем-то вынула из подсвечника две свечи.

— Подойди, — позвала она, вглядываясь в пламя.

— Зачем?

— Подойди.

Джон подошёл, и тогда Кара протянула ему одну из свечей — пришлось взять. Крошечный язычок пламени бился на фитиле, с каждым мгновением всё сильнее увеличиваясь в размерах. Ведьма сжимала свою свечу одной рукой, а пальцами другой провела над огоньком, и её глаза вдруг вспыхнули золотом — за год Джон отвык от такого и поэтому вздрогнул. Однако Кара сейчас не казалась пугающей, не выглядела как дитя Преисподней и порождение тьмы. Джон ведь помнил Жанетту — та, даже не творя магию, напоминала оживший труп и казалась самим воплощением зла. Эта же девушка, колдуя, выглядела точь-в-точь как Элет — сосредоточенной и при этом не на шутку увлечённой процессом колдовства.

Кара задрожала, но её пальцы лишь сильнее сжали свечу. На костяшки попало несколько обжигающих капель воска, но она и бровью не повела. Джон же зашипел, когда на его пальцы упала горячая капелька, — это было действительно больно, хотя боль была очень короткой.

В конце концов ведьма заговорила:

— Я клянусь, что не желаю причинить вред ни тебе, ни твоим владениям. Я клянусь, что сказала правду, что целью своей ставлю лишь добро и желание помочь этому миру избавиться от тьмы. Я клянусь, что правда являюсь той, за кого себя выдаю. Принимаешь ли ты мою клятву, Джон Резерфорд?

Она подошла к нему почти вплотную, и он заметил, как сильно она нахмурилась от напряжения и сосредоточения, как плотно сжала и без того тонкие губы, мог поклясться, что даже слышал, как скрипят её зубы… Вряд ли у Жанетты магия отнимала бы столько сил.

Кара приблизила свою свечу к его свече, и их огоньки слились в один. Ведьма внимательно взглянула на Джона, в горящих золотом глазах застыло ожидание и призыв.

— Принимаешь ли ты мою клятву? — повторила она.

До конца не понимая, что участвует в магическом ритуале, Джон набрал в грудь побольше воздуха и громко ответил:

— Принимаю.

— Ты уверена, что этот камень пригодится? — спросил Джон, перешагивая через огромную лужу. — Не достаточно ли одного меча?

— Я не знаю… — растерянно протянула идущая вслед за ним Кара — она так задумалась, что наступила во всю ту же лужу, но не обратила на это внимания. — Жанетта знала, что силы Артефакта не хватит для открытия Врат, но он может нам пригодиться.

Они направлялись в фамильный склеп Резерфордов — туда, где была похоронена Элет. Тогда, год назад, Джон так и не смог зарыть её в землю или сжечь, ему казалось, что она заслужила лучшего, хотя бы после смерти. В жизни бедная девушка пережила немало горя и невзгод, её обманывали и предавали, ею манипулировали, а она, в свою очередь, всегда была очень добра, всегда старалась помогать людям и не пускать в своё сердце ни тени зла. Элет не заслужила столь ранней и несправедливой смерти, и тогда Джону казалось разумным хотя бы похоронить её достойно. Да и сейчас, спустя время, он не жалел о том, что сделал.

Он помнил, как на пиру в честь зимнего солнцестояния у лорда Хидельберга один из соседей Джона, сэр Говард, явно перебрал вина и как бы невзначай заметил, что сэр Резерфорд опорочил свой фамильный склеп, похоронив там шлюху, подобранную им во время своих странствий. Джон до сих пор не понимал, как ему удалось сдержать себя и не вонзить Говарду кинжал в глаз. Вместо этого он слабо усмехнулся и сказал, что похоронил там вовсе не шлюху, а свою законную жену, с которой заключил брак в Атолезе — так, кажется, назывался городок, где жил отец Маор… Именно он и стал свидетелем их клятв Господу в вечной любви и верности и теперь легко может это подтвердить. Джон знал, что Говарду вообще-то нет до личной жизни соседа никакого дела, что искать священника в Атолезе он не будет и что отец Маор в случае чего обязательно поддержал бы ложь Джона.

Они с Карой осторожно спустились в старую фамильную усыпальницу, освещая себе путь двумя факелами. Внутри было темно, холодно и сыро, в углах висели клочья серой паутины, а сами пауки изредка давали о себе знать, проползая по стенам и потолку. Вдалеке что-то капало, но в целом здесь было тихо и несколько жутко. Жутко даже Джону, который последний год посещал фамильный склеп чаще обычного. Он чувствовал, как в горле встал невесть откуда взявшийся ком, как сердце заколотилось сильнее, как задрожали ноги, заставляя его замедлить шаг… Мельком взглянул на Кару — она испуганной не выглядела.

— Она дальше, — Джон кивнул на плотны, вязкий сумрак склепа, — рядом с сестрой.

Кара понимающе кивнула.

— Мне так жаль, — повторила она, и Джон, как ни старался, так и не расслышал в её голосе притворства. — И сестру, и… — Она не договорила, видимо, так и не поняв, кем была Элет Джону.

Он, впрочем, сам до сих пор этого не понимал.

Первые дни после смерти Элет ему было совсем плохо. Он не ел и не пил ничего, кроме вина или эля, почти не спал и то и дело срывался: хватал кинжал и проводил им по запястьям и предплечьям, ожидая, что боль физическая заглушит душевную и ему станет легче. Но ничего не помогало: ни алкоголь, ни глубокие порезы, ни втайне ото всех пролитые слёзы, от которых болели глаза и было как-то холодно в груди.

И если запах алкоголя можно было перекрыть листочком мяты, а шрамы от порезов спрятать за тканью рукавов, то потухший, навеки опечаленный взгляд Джона явно видели все, и с этим ничего нельзя было поделать.

— Мы пришли, — сказал он вдруг — сам не заметил, как дошёл до нужных захоронений. Он привык к этому пути и точно знал, сколько времени нужно, чтобы преодолеть расстояние, разделяющее вход в склеп от могил Анны и Элет. — Там наверху есть держатель для факела, прикрепи туда, так удобнее будет.

Кара кивнула и сделала, как он сказал. Пламя тут же вырвало из сумрака две эффигии, совсем новые, только-только вышедшие из-под резца скульптора. Ожидаемо, что Гилберт, похоронив умершую из-за него Анну, не стал заказывать для неё надгробие, посему об этом пришлось заботиться Джону. Но он не роптал. Может, Анне уже было всё равно, есть над её могилой эффигия или нет, но для него это было важно. Он боялся забыть, как вообще они с Элет выглядели, а потому не поскупился. Скульптуру Анны делали с портретов, а Элет он описывал словами, и всё равно она вышла весьма похожей, будто в чёрный гладкий камень вселилась частичка её души.

Кара тем временем замерла возле могилы Элет. Она оперлась руками на крышку гробницы-саркофага и закрыла глаза. Через мгновение крышка слабо затряслась, будто её что-то толкнуло изнутри, но тут же всё прекратилось. Кара устало выдохнула, сильнее склоняясь над эффигией, и проговорила, не открывая глаз:

— Силы ещё не до конца вернулись… Сейчас.

Она зажмурилась, глубоко вздохнула, медленно проскрежетав ногтями по камню, сжала пальцы в кулаки. Каменную глыбу с эффигией снова мелко затрясло, но на этот раз тряска так быстро не закончилась, напротив, она усилилась, и Джон испугался, что гроб таким образом может попросту разрушиться, рассыпаться в пыль.

От него и правда откалывались и падали на пол крошечные кусочки камня, пылинки, и он не сразу понял, что это из-за того, что крышка с эффигией начала постепенно отъезжать. Будто кто-то невидимый, обладающий неограниченной силой, двигал эту крышку в сторону, но не полностью, а оставляя открытой лишь верхнюю часть гроба, так, чтобы были видны только голова и грудь похороненной.

Джон резко отвернулся, сделав вид, что его больше интересует могила сестры, нежели то, что делала Кара. Он представлял, как может выглядеть труп спустя год после захоронения, и не очень хотел смотреть на то, во что превратилась Элет.

Снова стало горячо и больно в груди, а в глаза будто бросили горсть песка, и Джон, словно в поисках поддержки, спасения, осторожно коснулся рукой гладкой, холодной, каменной щеки изваяния сестры. Она сейчас тоже наверняка превратилась лишь в голый скелет, едва прикрытый полуистлевшим саваном… Но её гробница была закрыта, и у него не было шанса в этом убедиться.

Джон уже тысячу раз пожалел, что позволил Каре забрать камень. Он всё ещё не вполне доверял её, постоянно искал какой-то подвох в её словах, какую-то ошибку, доказательство того, что она лжёт… И не находил. Что ж, если это и обман, то обманула его вовсе не Жанетта. Он сам себя в таком случае обманул.

— Бедная девочка… — громко вздохнула Кара, но Джон даже не оглянулся. — Мне правда жаль.

Сзади снова послышался скрежет и гул движущегося камня — длился он около минуты, и Джон повернулся лишь тогда, когда всё стихло.

Кара сидела, опершись спиной о гробницу, и сжимала тусклый розовый камень в трясущихся руках. Она тяжело дышала, то и дело жмурилась, будто переживая приступ острой боли, и, кажется, действительно очень устала.

Джон приблизился к ней и наклонился.

— Всё в порядке?

— Ничего, мне просто нужно немного поспать, — пожала плечами она и слабо улыбнулась. Джон протянул руку, помогая ей встать. Кара пошатнулась, но на ногах всё же удержалась. — Да уж, телекинез у меня никогда не получался…

Джон ухмыльнулся — у Жанетты-то явно получались абсолютно все заклинания одинаково хорошо. А Кара и вправду устала: шла медленно, то и дело останавливаясь для передышек, пальцы её тряслись, а глаза слезились.

— Не переживай, я скоро приду в себя, — сказала она, когда они вышли из склепа. Вдохнуть свежий воздух после затхлости и сырости склепа Джону было безумно приятно, а для Кары, видимо, попросту жизненно необходимо, поэтому они оба застыли возле выхода, не спеша возвращаться в замок. — Ещё не хватало, чтобы моё слабое здоровье соврало наше путешествие.

Глава 3. Кровавая полночь

Они покинули Резерфорд на рассвете.

Это было прохладное утро позднего лета. Стояло безветрие — видимо, день будет душным, но не жарким. Жары в Кэберите не было уже долгое время, в том числе и в этом году. В народе поговаривали, что Господь посылает северным странам небывалые холода, а южным — адское пекло в наказание за грехи, но Джон лишь ухмылялся, слушая эти домыслы. В этом королевстве всегда не было слишком тепло, и Господь здесь наверняка ни при чём.

Кара уверяла, что до Конвея идти недолго, поэтому Джон взял с собой немного: одну лошадь и две седельные сумки с самыми необходимыми вещами: едой, тёплой одеждой, водой и деньгами. Также прихватил кинжал и два меча: обычный, недавно выкованный замковым кузнецом, и Ключ.

Стражу Джон с собой не позвал, даже десять гвардейцев, даже пять. Всё потому, что ведьма смогла его убедить этого не делать. Это случилось буквально за пару дней до их выхода, и слава Богу, что Джон ещё не успел рассказать всему замку о том, куда и зачем собирается.

— Наша миссия должна оставаться тайной, — сказала она, не отрываясь от шитья — перешивала старые, изъеденные молью платья Анны, испорченные рубашки и плащи Джона, чтобы обновить свой скудный гардероб. — Я не хочу, чтобы кто-то из твоих подданных узнал о том, куда мы идём, что происходит в Шабаше, чего хотела Жанетта и кто её поддерживал.

— Но почему? — Джон оторвался от созерцания вида за окном, которое выходило на далёкие Бронзовые холмы. — Если люди узнают о её замыслах…

— В этом уже нет никакого смысла, — сдержанно усмехнулась Кара. — Пытаться её остановить нужно было раньше. Теперь она мертва, а ты не думай, что остальные ведьмы в Шабаше такие же, как она. Это на самом деле очень хорошее место, полезное, приносящее только благо нашему королевству. Именно из Шабаша выходят придворные маги и знахарки, помогающие людям в деревнях. Там учат разной магии, далеко не всегда тёмной и опасной.

Джон тут же вспомнил, как Элет спасла его от смерти — и не один раз. Он был благодарен ей до сих пор, хотя и не знал, кому и как теперь возносить эти благодарности. Разве что воспоминаниям, обрывкам снов и мечтаний…

И правда, ведь делать зелья её научили именно в Шабаше. Раз уж там учат в том числе и спасать жизни, то, может, действительно стоит помолчать и спасти репутацию этого места?

Помимо всего прочего, была ещё одна причина, по которой Джон не стал брать с собой гвардейцев. Он понимал, что путь предстоит неблизкий и явно опасный. На дорогах наверняка бродят разбойники, а ещё всякая нечисть вроде упырей или тех же оборотней. Если Врата на тот свет оказались приоткрыты, если в мир то и дело вырываются призраки и духи… Джон не хотел, чтобы кто-то снова погибал из-за него, как это случилось с Элет. Он решил взять всю эту ношу на себя и ни с кем, кроме Кары, её не разделять. Неважно, адский дух бы угрожал его людям или шайка разбойников. В любом случае умирать за него они не будут.

Пожалуй, эта причина была даже важнее для Джона, чем спасение репутации Шабаша. Ну узнает простой люд, что какая-то поехавшая ведьма хотела захватить мир, и что дальше… Он понимал, что в Резерфорде и окраинах и так об этом что-то знали: Жанетта ведь жила здесь долгое время, её видели многие, в том числе и те разбойники, на которых не повезло (или, скорее, как раз повезло) наткнуться ему и Элет. Да, эти слухи могут разойтись по всему королевству, и тогда зажиточные горожане перестанут отдавать своих одарённых дочерей на обучение, бедняки не будут доверять знахарям, а лорды и королева прогонят придворных магов прочь из замков. Но через несколько лет это забудется и всё вернётся на круги своя. Джон ведь прекрасно знал, как это бывает.

Однако чувство вины действовало на него сильнее. Он не хотел больше быть причиной чужих страданий и смертей. Не хотел видеть эти смерти. Не хотел втягивать в опасное, мутное, странное предприятие тех, кто от него зависел.

Поэтому и не взял с собой никого, кроме лошади.

Кара, хоть и не подавала виду, была рада, что они наконец отправились в путь. Как успел заметить Джон, она была девушкой весьма сдержанной и редко проявляла какие-либо яркие эмоции, кроме, разве что того момента, когда они встретились впервые. Но тогда она была уставшей, измотанной и простуженной. Выздоровев, Кара стала куда спокойнее и уравновешеннее.

Они шли весь день почти молча, лишь пару раз она попросила у него воды. Но к вечеру они внезапно разговорились, чего Джон никак не ожидал, несмотря на то, что задал вопрос первым — от нечего делать:

— А главы Шабаша сами решают, кто станет, например, знахарем, а кто — придворным магом?

— В основном да, но они обычно прислушиваются к желаниям ведьм, — пожала плечами Кара.

— А ты помнишь, кем хотела стать?

— Уж точно не придворной магичкой у королевы, — коротко рассмеялась она, отведя взгляд. — У меня никогда не было больших амбиций. Странно вообще, что Жанетта выбрала меня.

— Мы не всегда выбираем, кем нам родиться и быть во взрослой жизни, — заметил Джон, посмотрев на неё с долей сочувствия. — Я, например, точно не выбирал.

— Но не то чтобы тебе совсем уж плохо живётся?

— Да, может… может, при немного других обстоятельствах я мог бы быть счастлив.

Кара на это ничего не ответила, лишь коротко усмехнулась.

На закате, как она и рассчитывала, они дошли до деревни — действительно большой и довольно богатой, судя по тому, что за высоким частоколом виднелись новые двухэтажные дома. Джона здесь сразу узнали и отвели на ночёвку в дом старосты, посчитав, что их маленького постоялого двора будет недостаточно для его благородия. Лошадь оставили в стойле, дав ей овса и сена. Вскоре вышел и сам староста.

Это был не старый ещё мужчина по имени Алрик, с седыми волосами и длинной тёмной бородой, в которой тоже серебрилась седина.

— Как только узнали, сир, что вы, дескать, к нам, так сразу и… заходите-заходите! — Он открыл дверь, пропуская Джона в дом — высокий, крепкий, двухэтажный, с белёными стенами, кирпичным фундаментом и искусно расписанными ставнями. — А это никак жёнка ваша?

— Если бы я женился, вы бы уже узнали об этом, поверьте, — усмехнулся Джон, заранее подготовивший себя к подобным вопросам. — Это моя двоюродная сестра.

— И по совместительству его придворная ведьма, — добавила Кара, проходя вслед за ним в тепло крестьянского дома.

Хотя это звучало несколько нелогично, старосты вопросов не возникло: видимо, он попросту не знал, что в Шабаше ведьмам стирают память и они забывают всё о своих родственных связях. С другой стороны, радовало, что Алрик не знал Жанетту в лицо и теперь не спутал Кару с ней.

В доме старосты было уютно и просторно. Джону и Каре выделили одну комнату с общей кроватью — свежий тростник на полу, несколько свечей, вода и полотенца на столе, белоснежная постель… Высокий потолок, длинные льняные занавески — редко в доме у простолюдина можно их увидеть. В общем, Джону здесь вполне понравилось, к тому же он помнил, как и на какие средства жил год назад… Его пристанищами были грязные постоялые дворы, общие комнаты в ночлежках, иногда вообще подворотни, а сеновалы или просто расстеленный на земле плащ служили ему постелью. Лишь когда в его жизни появилась Элет, он понял, что вовсе не прочь заночевать в лесу, под деревом, заснув на лесной подстилке — лишь бы она была рядом.

Пока Джон и Кара располагались в комнате, внизу готовился ужин, и здесь, на втором этаже, уже чувствовался запах жареной курицы, тушёных овощей, гороховой похлёбки и свежего хлеба. Вспомнив, что за день съел лишь пару кусков солонины с чуть чёрствой хлебной коркой, Джон тут же услышал тихое журчание в животе. Кара, видимо, его тоже услышала, потому что посмотрела на него как-то хитро и улыбнулась.

Вскоре их позвали за стол. Помимо старосты, усевшимся во главе стола, трапезу с ними разделила его жена — полная низкая женщина по имени Элва, с длинной седой косой, тремя рядами бус на шее и ярко-красной шёлковой отделкой на сером платье. Джон знал, что простолюдины редко могли себе позволить даже самую тоненькую полоску шёлка, и в очередной раз убедился, что староста этой деревни был весьма богат.

Через минуту после того, как все расселись, на кухне появилась дочь старосты — совсем ещё юная девушка лет семнадцати, высокая, стройная и очень красивая. Джон невольно засмотрелся на неё, благо смотреть было на что: ярко-рыжие волосы, убранные в высокую причёску, карие глаза, кротко смотрящие в пол; вырез синего, расшитого цветами платья обнажал верхнюю часть небольшой девичьей груди, а на тонком правом запястье висел скромный браслет с деревянными бусинами.

— А это Гилина, — сказал староста, с явной гордостью смотря на дочь, которая осторожно отодвинула стул и присела как раз рядом с Джоном, — моя младшая дочь, радость и помощница.

— Ой, помощница… — возразила Элва. — Тоже скоро уйдёт скоро от нас, и какая будет помощь?

— Не век же ей в девках сидеть, — отозвался Алрик. — Обе её сестры уже давно замужем, а она у нас как обиженная.

Несмотря на то, что речь шла о ней, Гилина скромно молчала, изредка поднося ко рту ложку с похлёбкой.

— Главное, чтобы жених ей нравился, — подала голос Кара и внимательно посмотрела на девушку. Та, кажется, смутилась ещё больше.

— Нравится, куда деваться, — усмехнулся староста. — Он, кстати, скоро тоже придёт, с минуты на минуту. Каждый вечер ходит.

— Ага, за дармовыми харчами, — снова забрюзжала хозяйка. — Попробуй его накорми…

— Ничего, скоро он сам Гилину кормить будет, — спокойно отозвался Алрик, а потом добавил суровее и строже: — Хватит, мать, бухтеть, при гостях-то.

Кара сдержанно рассмеялась, Джон тоже хохотнул в кулак. Гилина всё ещё сидела тихо, и он подумал, что здорово было бы услышать её голос… Сложно было сказать, нравился ли ей пресловутый жених или нет. Видно, что родителей она уважала и даже боялась, а потому молчала.

Ещё через несколько минут в дверь действительно постучали — чисто для вежливости, потому что никто не успел ни открыть, ни даже пригласить войти, однако гость всё равно зашёл. Видимо, это и был пресловутый жених Гилины, и он явно чувствовал себя в этом доме совершенно своим человеком.

Женишок был явно старше своей невесты года на три: за двадцать ему уж точно перемахнуло. Он был красив — пшеничные волосы, голубые глаза, тонкие губы, растянутые в нагловатой ухмылке… Ухоженный, высокий, хорошо одетый, уверенный в себе, чем он совершенно не понравился Джону. Не любил он таких пижонов, хоть убей.

Увидев, что место возле Гилины занято, женишок немного помрачнел, но всё же не растерялся — поздоровался со старостой и остальными, пожелал приятного аппетита и уселся возле Кары, смерив её при этом оценивающим взглядом. Возможно, окажись на её месте Элет, Джона бы возмутил этот взгляд.

— Друг мой, ты бы представился, — вдруг подала голос Гилина. Она заговорила за этот вечер впервые, и Джон чуть вздрогнул от неожиданности. — Я думаю, сэр Резерфорд будет рад с тобой познакомиться.

— Я Валомир, ваше благородие, — отчеканил женишок, наклонив голову и тем самым изобразив поклон. — И раз уж вы к нам нагрянули только сегодня, я думаю, вам будет интересно знать, что у нас тут последнее время… происходит.

Джон приободрился. Разумеется, ему пришлось соврать крестьянам, что он у них вовсе не проездом, а приехал с проверкой, потому что намерен навести наконец порядок в своих землях после произвола дяди. И, видимо, женишок решил воспользоваться случаем и донести на всех, кого так или иначе недолюбливал.

— Валомир, ну не к ужину же, — покачала головой Элва.

— И что же тут у вас такое происходит, что за столом лучше не говорить? — усмехнулся Джон.

— Вампир-душегубец завёлся, — заявила хозяйка. — Ну, говорят так.

— Да, правда, — заявил Валомир. — Трупы-то все обескровленные.

Элва закатила глаза, а Гилина со вздохом опустила ложку в полупустую тарелку.

— Так, давайте по порядку, — вдруг встряла Кара. — Кто-то у вас в деревне нашёл обескровленные трупы, и теперь вы думаете, что это вампир?

— Не один раз нашёл, — кивнул женишок, заливая себе в рот огромную ложку похлёбки. — Уже неделю где-то почти каждое утро находим убитого. Мужчины, женщины… разные люди, и у всех рана на шее как будто от зубов.

— Гадость, — поморщилась Гилина и отодвинула от себя тарелку с недоеденной похлёбкой.

Джону внезапно стало смешно. Помнится, год назад они с Элет едва ли не в каждой деревне, где им доводилось останавливаться, натыкались на какую-нибудь адскую тварь. И вот снова… Уже, можно сказать, обычные трудовые будни: вычислить очередного монстра, поймать и убить.

Чёрт возьми, как же он по этому соскучился.

— Это не наше дело, — заявила Кара, расчёсывая свои смоляные волосы. Затем она, ничего не стесняясь (Джон заметил, что ведьмам вообще не было свойственно стеснение), быстро сняла тёмно-зелёное платье, оставив на себе лишь серую нижнюю сорочку. — Нам нужно торопиться, поэтому завтра мы уходим.

— Но это же мои владения, — пожал плечами Джон. Он подошёл к окну, задёрнул шторы, затем быстро сбросил с себя камзол и кинул его в сумку у кровати. — Я должен навести здесь порядок, это мой долг.

— Мы же можем опоздать…

— А твой дар тебе на что? Попытайся выяснить, где находится вампир, мы его быстро поймаем и пойдём дальше.

— Если бы это было так легко… — вздохнула Кара, присев на краешек своей кровати. — Я же не всесильна, в конце концов. Но ты прав, стоит попробовать. Правда, я всё-таки займусь этим утром, если ты не против.

— Я-то не против, — Джон стащил с хвоста шнурок, распустил волосы, тряхнув головой, — только если ночью опять кто-то умрёт…

— Одним больше, одним меньше, — девушка рассмеялась, откинулась на кровать, и её волосы рассыпались по большой подушке, — но сейчас, за пять минут, я вампира уж точно не найду. Вряд ли мы уже успеем что-то предотвратить. Если бы мы пришли сюда утром и нам сразу обо всём рассказали, то да, а теперь…

— Хорошо, я понял тебя. Тогда завтра и разберёмся.

Ближе к полуночи ему вдруг приспичило отлить. Джон не хотел вылезать из тёплой постели, вставать и спускаться вниз, однако приспичило ему очень сильно, поэтому пришлось.

Джон накинул рубашку, обулся и быстро, но в то же время тихо спустился по деревянной лестнице на первый этаж, а оттуда вышел из дома на свежий воздух. Ночь была чудо как хороша: свет луны разливался по округе, превращая дома, деревья, колодцы и заборы в причудливые силуэты, звёзд в небе было невероятно много, и сияли они как-то по-особому, будто у каждой была своя душа. Слабый ветерок едва колыхал ветви деревьев и шуршал их листвой, пролетал между травинок и гнал прочь лёгкие облака. Издалека доносились уханья совы, в траве пищали сверчки, где-то поблизости поквакивали лягушки.

Однако эта ночная красота и спокойствие ему отчего-то не понравились. Было тут что-то тревожное, непонятное, пугающее, заставляющее ждать какого-то подвоха.

Сделав всё необходимое, Джон уже хотел поскорее вернуться в дом, как вдруг услышал со стороны забора протяжный скрип, будто кто-то открывал калитку. Насторожился — какие могут быть гости так поздно? Разве что кто-то, наоборот, не входил, а выходил… но кто и зачем?

Жизненный опыт подсказывал: нормальные люди по ночам обычно не шастают.

Джон быстро завязал штаны и, жалея, что не взял с собой оружия (хотя зачем ему было бы брать оружие в такой ситуации…), осторожно направился к калитке. Возле неё уже никого не было, и ему пришлось выйти на улицу, чтобы осмотреться и понять, что происходит. Лёгкий порыв ветра заставил тонкую прядь волос упасть на лицо, и Джон нервным жестом заправил эту прядь за ухо, чтобы не мешала ему оглядывать улицу.

И вот уж кого там он точно не ожидал застать, так это Гилину.

Девушка ещё не успела отойти далеко от дома, да и вообще, шла она достаточно медленно. При желании Джон мог бы её догнать. Однако он не стал.

Ещё несколько часов назад он смотрел на Гилину с симпатией, но теперь его от неё что-то отталкивало. Несмотря на то, что она уходила всё дальше и ему была видна лишь её спина, всё в ней будто кричало: «Не подходи ко мне!» Но Джон и не собирался подходить. Он отчего-то вздрогнул, чувствуя, как сердце начинает биться чаще, а зубы — постукивать. Странной жутью веяло от этой девушки. К слову, это была вполне знакомая жуть, которую ему не раз доводилось ощущать год назад.

Когда Гилина всё так же медленно скрылась за поворотом, Джон поспешил вернуться в дом, спрятаться под одеяло и покрепче закрыть глаза, сделав вид, будто ничего не видел.

Но забыть не получалось. Шли часы, он лежал, смежив веки, но уснуть не мог. Вызывало вопросы буквально всё: зачем Гилина вышла из дома ночью? Куда она направилась? Почему шла такой странной, медленной походкой, будто её кто-то заворожил? А если её и правда заворожили, чему Джон бы ни капли не удивился…

Он вдруг вскочил, резко сев в постели.

За окном уже начал загораться рассвет; сквозь тонкие шторы было видно, как светлело и розовело ночное небо, как гасли звёзды и становилась прозрачнее луна. Джон взглянул на Кару — та ещё спала, и пришлось потрясти её за плечо.

— Ещё рано, — пробормотала девушка.

— Мне кажется, вампир — это Гилина, — безо всяких предисловий начал Джон, не прекращая трясти Кару до тех пор, пока она не открыла глаза. — Вампирша, точнее. Ночью я видел, как она куда-то ушла.

— А ты-то что ночью…

— Выходил отлить, — прервал её он. — Я видел, как она вышла на улицу и медленными шагами куда-то направилась. И догонять её у меня желания не возникло, потому что от неё исходила какая-то… какая-то тёмная энергия, что ли… она меня оттолкнула, не в прямом смысле, конечно, и даже, можно сказать… — он нервно сглотнул, не желая этого признавать, но всё же признал: — Испугала.

Кара закатила глаза, зевнула и, поведя плечом, чтобы сбросить ладонь Джона, привстала.

— Если тебе это не приснилось и ты не врёшь, то налицо проклятие, — сказала она. — И тогда, в принципе, всё сходится.

— Что сходится?

Оцепенение, вызванное ночным приключением, ещё не прошло — его по-прежнему чуть трясло, да и страх перед Гилиной, засевший в душе, никуда не делся. При мысли о том, что он увидит её сегодня за завтраком или просто случайно столкнётся с ней в доме, становилось неуютно — мягко говоря.

— Сходятся твои предположения насчёт того, что она вампирша, — Кара откинула одеяло и села, свесив ноги, — и твои, опять же, описания своих ощущений. Она проклята — поэтому так и действовала на тебя.

— Разве вампиризм — это проклятие, а не что-то вроде заразной болезни, передающейся через укус? — усмехнулся Джон.

— Ну, это распространённое заблуждение. Равно как и то, что вампира остановит чеснок или осина.

Опустив босые ступни на пол, Кара уселась поудобнее и взглянула на Джона очень внимательно, будто заподозрила во лжи. Впрочем, он сам ещё не был ни в чём уверен, в том числе и в вампиризме Гилины. Может, она просто шла на тайное свидание с Валомиром? А это страх, эта оторопь… наверное, просто возникли по привычке, оказались навеяны воспоминаниями о том, что происходило с Джоном год назад.

— Вампиризм — это проклятие, — начала Кара, не сводя с него этого своего взгляда. — Им нельзя заразиться, но его можно получить, если его кто-то сотворит… Проклятие накладывается с помощью магии, заклинаний и рун. Я помню, мы изучали это в Шабаше… не на практике, конечно, — рассмеялась она, заметив, как Джон округлил глаза. — Вампирская сущность проявляется в человеке по ночам, ближе к полуночи, и он, повинуясь зову проклятия, должен выпить крови, чтобы днём прийти в себя. Одной жертвы бывает достаточно.

— А если не выпьет?

— Рано или поздно жажда возьмёт верх и вампиру придётся убить человека, неважно, днём или ночью. Но изначально проклятье работает так, что вампиризм проявляется только в полночь. Так охотиться легче и безопаснее.

Она замолчала, и Джон пока не стал просить её продолжить. На самом деле описание поведения голодного вампира напомнило ему столь знакомую жажду алкоголя… Он невесело ухмыльнулся и задумался. В целом всё выглядело вполне логично: и странная походка Гилины, и то, что она вышла ночью, и эта жуть, охватившая его при виде девушки… И всё же ему до последнего не хотелось верить, что вампирша — это она. Что она, пусть и вынужденно, убивала людей. Ну не могла такая милая, скромная, невинная девушка делать столь ужасные вещи…

— И если вампир укусит человека, он не обратит его… своим ядом? — поинтересовался Джон.

— Да нет у вампиров никакого яда, — закатила глаза Кара, коротко рассмеявшись. Он даже чуть обиделся: ну откуда ему, самому обычному человеку, знакомому с магией крайне поверхностно, знать все подробности? — Если вампир укусит человека, то просто выпьет всю его кровь, вот и всё. — Она пожала плечами, будто говорила о каких-то элементарных вещах, например, как пожарить картошку на костре.

— Но мы можем как-то понять, что Гилина проклята, прямо сейчас, днём?

— Да, обычно проклятие оставляет какой-то след, — задумалась девушка, скрестив руки на груди. — Может, глаза разного цвета… хотя мы бы заметили это сразу… или какой-нибудь знак на теле… Слушай, ты же пялился на неё вчера весь вечер, может, заметил что-нибудь подозрительное?

— Во-первых, я не пялился, — вспылил Джон, чувствуя, что краснеет. Вообще-то он всё-таки пялился, но совсем чуть-чуть. Красивая девушка ведь, просто радость для глаз. — А во-вторых, нет, не заметил.

— Да, по-моему, на той части её сисек, что не прикрыта платьем, действительно не было ничего, — хмыкнула Кара и встала. — Что ж, у нас есть ещё день, чтобы убедиться в правдивости твоих предположений. И, будем надеяться, наша дорогая вампирша осталась довольна ночной охотой…

«Кара. Меня зовут Кара», — твердила она себе, мысленно пробуя на вкус это имя.

Немного странно было воспринимать себя так, но она постепенно привыкала.

Каре не очень хотелось задерживаться в этой деревне, она желала как можно быстрее преодолеть этот нелёгкий путь от Резерфорда до Конвея и поскорее сделать то, что нужно было сделать. Однако она понимала, что обязана удержать Джона во что бы то ни стало. И если он просил её помочь разобраться с вампиршей, то она должна помочь. Его доверие многое значило для Кары. Так что придётся сейчас искать Гилину и расспрашивать её, а заодно попытаться разглядеть на её теле какие-то знаки, говорящие о проклятии. В конце концов, не существует такого проклятия, которое не оставляло бы какого-либо отпечатка.

Она встретила девушку на первом этаже: видимо, Гилина встала уже давно, потому что заспанной или растрёпанной вовсе не выглядела, волосы её были осторожно уложены в косу, а карие с зелёными крапинками глаза весело светились. Если она и ходила куда-то ночью, то это вряд ли сильно на ней сказалось. Однако Кара помнила все последствия проклятия вампиризма, в том числе и полные провалы в памяти в дневное время суток.

Гилина несла в руках большое ведро, наполненное водой, от которой шёл едва заметный пар.

— Доброе утро, госпожа, — улыбнулась девушка, когда Кара приблизилась к ней.

— Лина… можно же тебя так называть? — Получив в ответ кивок, она продолжила: — Слушай, нужно поговорить… это касается вампира, который не даёт вам спокойно жить.

— Простите, я хотела сейчас немного ополоснуться, — Гилина кивнула на ведро, — но потом я с радостью выслушаю вас, ваше благородие.

— О, нет, не называй меня так, — рассмеялась Кара. — Вступив в сестринство Шабаша, я отказалась от всех титулов, так что прибереги их для Джона. А я для тебя — просто Кара. И, кстати, с купанием я тоже могу тебе помочь.

Это был неплохой шанс хорошенько изучить её и найти знак проклятия… И заодно попытаться выяснить, кто мог бы наложить это самое проклятие и кому бедная девушка могла так насолить.

Ещё вчера, за ужином, Кара почувствовала присутствие некой магической искорки и через некоторое время смогла определить, что искорка исходила от Валомира. Но теперь её вдруг начали одолевать сомнения. Это же простой деревенский парень, вряд ли в полной мере осознающий свой талант… А Гилина — его невеста, так что проклятие наложил точно не он. Хотя Кара и не могла быть полностью уверена. Из-за того, что с ней недавно произошло, её магическое чутьё сильно ослабло.

Они с Гилиной дошли до комнаты девушки — небольшой, но уютной. Большую её часть занимала кровать, а на полу возле неё уже стояла деревянная бадья, куда дочь старосты и вылила воду из ведра. Впрочем, бадья и так была почти полна. Гилина тут же быстро сняла с себя простое домотканое серое платье, нижнюю сорочку, распустила волосы и забралась в воду.

И пока Каре не удалось найти на её прекрасном юном тельце ничего, что было бы похоже на знак проклятия.

Она молча подала Гилине мыло и набрала чистой воды в ковшик, чтобы помочь смыть пену с кожи и волос. Молча наблюдала, как девушка водила кусочком мыла по рукам, плечам, шее… При этом щёки её были розовее, чем летний закат. Кара усмехнулась — стеснение Гилины её умиляло.

— Помочь? — предложила она.

Девушка молча кивнула и, протянув ей скользкое серое мыло, повернулась к ней спиной. Хорошенько намылив всю спину, Кара осторожно провела пальцем вдоль позвоночника Гилины, отчего та едва заметно задрожала, но ничего не сказала.

Молчание затянулось.

Наверное, стоило спросить у неё что-то и попытаться вывести разговор на тему проклятия… может, узнать что-то о Валомире и его даре, в частности то, как часто он его использует… Кара задумалась. С этой девушкой надо быть аккуратнее: одно неверное слово — и никаких полезных сведений от неё не дождёшься.

— А когда состоится ваша с Валомиром свадьба? — как бы невзначай поинтересовалась Кара, присев на корточки возле бадьи и убирая влажную прядь с плеча Гилины. — Мы с Джоном с радостью бы посетили вас в такой счастливый день.

— Мы пока не решили, — чуть покраснела Гилина. — Да и денег для пира нужно подкопить… Мой отец-то ведь староста, придётся всю деревню приглашать. — Она едва заметно усмехнулась.

— Ну, а сам жених тебе как? — Кажется, их девичья светская беседа вполне задалась. — Ты его любишь? — И Кара погладила Гилину по округлому плечу, будто в знак поддержки.

— Ну… Его мне родители выбрали…

— И что, совсем не нравится?

Гилина отчего-то промолчала, и это можно было трактовать двояко: если нравится, то смутилась, замялась, не захотела говорить о том, что чувствует… А если нет, то всё и так понятно.

— А относится он к тебе хорошо?

— Ну… — Гилина чуть повела плечами, и Кара вновь слегка погладила её. — Он иногда бывает… чересчур настойчив. Но я себя в обиду не даю.

А вот это уже интересно… В голове у Кары уже рисовалась вполне знакомая картина: девушка отказывает мужчине, владеющему магией, и тот от обиды проклинает её… Она знала множество мужчин, и большинство из них были порывисты, безрассудны, обидчивы, порой глупы и жестоки… Хотя Валомир с первого взгляда не создавал такого впечатления, он вполне мог в глубине души затаить злость на невесту и проклясть её. Может, он и жениться не собирался вовсе, а просто хотел разок поиметь её на сеновале и отказаться от свадьбы — мол, девка порченная, ещё и легкодоступная, не нужна мне такая. Так что чёрт его знает.

— Это хорошо, что не даёшь, — кивнула Кара. — Держи его в узде, моя дорогая.

Когда Гилина закончила купаться, Кара принесла ей большое белое полотенце, и девушка обернула в него волосы. Тогда-то ведьма и увидела на её шее два маленьких красных пятнышка, похожие на следы от укуса комара или клопа… Но это явно были не укусы. Кара пригляделась, напрягла своё магическое чутьё (главное, чтобы Гилина не заметила блеснувшее в глазах золото) и теперь уже точно разглядела знак вампирского проклятия.

Что ж, значит, Джон прав. И если бедняжку действительно проклял женишок… С ним тоже, пожалуй, придётся разобраться.

— Значит, Валомир, — задумался Джон, закинув ногу на ногу. — А ты уверена?

Кара прошла в глубь комнаты, придерживая подол платья.

— Нет, — пожала плечами она, — но у нас ещё есть время, чтобы проверить.

На самом деле времени было не так много. Близилась осень, и с каждым днём темнеть начинало всё раньше. А если вампирша выходит на охоту с наступлением темноты, то им тем более стоило поторопиться. Нужно покинуть дом раньше Гилины, то есть ложиться спать сегодня точно не стоит.

— К слову, дело даже не в Валомире, — вдруг добавила Кара.

Джон выронил оселок, которым точил свой меч, выругался, поднял и повертел в пальцах.

— Ну проклял и проклял, чёрт с ним, — продолжила ведьма. — Главное — девушку расколдовать. Снять с неё проклятие.

— А ты можешь? — поднял бровь Джон.

— Могу, — кивнула Кара. — Но это удастся сделать только во время действия проклятия, то есть ночью. Нам придётся выследить Гилину, поймать где-нибудь, где будет удобнее расколдовывать… И я всё сделаю. С тебя причитается.

Кара прошла к окну, оперлась руками о подоконник и посмотрела вдаль — на улицу, что была видна со второго этажа почти полностью, на разнообразные дома и заборы, сады и огороды, бегающих вдоль улицы собак, на сидящую на одном из деревьев кошку и женщину, собирающую яблоки в саду, что находился напротив дома старосты.

Какая спокойная, размеренная жизнь… даже не верится, что по ночам она оказывалась грубо нарушена вмешательством потусторонних сил.

— Ну, я же всё ещё согласен идти с тобой в Конвей, — ухмыльнулся Джон.

— Но это в твоих же интересах, — заметила Кара, повернувшись к нему лицом. — Впрочем, если ты хочешь сдохнуть от рук какой-нибудь нечисти, то далеко ходить не придётся. Сегодня же ночью тебе выпадет такой шанс.

Джон снова ухмыльнулся, будто смерть от тоненьких нежных ручек Гилины была его главной мечтой. Точнее, не ручек, а клыков.

На сегодняшний ужин Валомир не явился, будто заподозрил, что его, кажется, раскрыли. Гилина сидела молча, ковыряя вилкой жареную с овощами свинину. Видимо, она всё ещё была смущена после разговора с Карой… или её смутили эти взгляды Джона, может, невольные, но весьма недвусмысленные. Алрик и Элва изредка переговаривались о каких-то хозяйственных заботах, один раз женщина заикнулась о грядущей свадьбе и расходах на неё, но эту тему развить не удалось.

— А что вампир? — вдруг поинтересовалась Элва. — Выходил он этой ночью? Нашли кого-нибудь?

— Нашли не вампира, а новый труп, — пожал плечами Алрик. — Что делать, никак с мужиками не поймём… Охотиться на этого вурдалака надо, да кто решится-то? У нас народ оружием владеть не обучен. Вся надежда на вас, ваше благородие.

— Попробую сегодня разобраться, — сквозь зубы процедил Джон, поперхнувшись куском огурца.

Однако весь день он занимался какой-то ерундой, даже не пытаясь делать вид, что хочет разобраться с вампиром раз и навсегда. Кара, конечно, сама ему сказала, что действовать придётся ночью, но крестьяне ждали от него помощи прямо сейчас, неважно, в каком виде! Придётся выручать его, что поделать…

— Мы сегодня с Джоном после обеда ходили смотреть на тот труп, — сказала Кара, и он снова поперхнулся. — Все раны говорят о том, что это и вправду был вампир, уж простите, что без подробностей, но мы всё-таки ужинаем… Сегодня ночью мы собираемся предотвратить очередное убийство. Ведь правда, Джон?

Он кивнул, продолжая кашлять, и сидящая рядом с ним Гилина, улыбаясь, похлопала его по спине.

В тот день стемнело как-то уж слишком быстро. Джон решил не ждать до полуночи: в конце концов, вчера ночью он увидел выходящую из дома Гилину куда раньше, чем пробило двенадцать. Он подготовил Ключ, хорошенько наточив его лезвие, и при этом искренне надеялся, что волшебный меч не исчезнет в самый неподходящий момент…

— Когда проклятие действует, вампир становится намного сильнее, — предупредила Кара, выходя из комнаты.

Джон поджидал её уже несколько минут — ведьма попросила оставить её одну, и теперь он понял, зачем. Из своего повседневного платья она переоделась в дорожную одежду — чёрные штаны, рубашка с высоким воротником и жилет, плотно обтягивающий талию. Однако подобный наряд не делал Кару похожей на мальчишку. Напротив, несмотря на эти штаны и высокие, до колен, ботфорты, она казалась ещё женственнее и привлекательнее…

— Так что я не удивлюсь, если эта хрупкая девчонка без особых усилий собьёт тебя с ног одним ударом, — ухмыльнулась ведьма, — причём собьёт с ног в прямом смысле. Потому что в переносном, кажется, она тебя уже и так сбила. Ты что, впервые за год живую женщину увидел?

— Давай не будем об этом, — закатил глаза Джон. Они подошли к скрипучей лестнице, ведущей на первый этаж, и начали осторожно спускаться. — Лучше скажи, что я должен буду делать, когда мы найдём её. Она попытается забраться в чей-то дом или будет поджидать случайного прохожего?

— Скорее второе, но и первое я не отрицаю, — задумалась Кара. — В общем, будем следить за ней. Напасть надо неожиданно. Держи её крепче, а я попробую снять проклятие… — И она осторожно коснулась кончиками пальцев деревянной руны, висевшей на её поясе вместе с дорожной кожаной сумочкой. — Желательно, чтобы нас никто не увидел.

— Но как быть с Валомиром? — вдруг осенило Джона, и он замер в дверях, обернувшись к Каре лицом. — Мы расколдуем Гилину, уйдём, а он снова…

— Значит, придётся разбираться и с Валомиром, — вздохнула Кара. — Думаю, он почувствует, когда его проклятие исчезнет, и явно захочет узнать, в чём дело.

— Ну или мы задержимся здесь ещё на денёк и поговорим с ним утром…

Ведьма лишь закатила глаза на это предложение.

Около часа они провели в саду возле дома, внимательно следя за выходом. Гилина не появлялась, и Джон уже начал беспокоиться. Взглянул на небо — луна была не полной, но достаточно крупной, жёлтой, а вокруг неё плавали туда-сюда полупрозрачные чёрные облака. Однако свет этой луны был весьма ярким, и облакам не удавалось полностью скрыть ночное светило.

— Вампиризм с фазами луны никак не связан, — заметив беспокойство Джона, сказала Кара. — Неважно, новолуние сейчас или полнолуние, растущая луна или убывающая. Она выйдет, не переживай. Главное, не показываться ей на глаза…

Вдруг дверь скрипнула, и оба они замерли, даже, кажется, на мгновение перестали дышать.

Гилина вышла, совершенно не замечая их — да и трудно было бы заметить, ибо они спрятались за стеной дома и могли видеть девушку лишь краем глаза. Она шла, как и прошлой ночью, медленно, уверенными шагами, ступала тихо и неизменно смотрела вперёд. Кажется, вчера она даже не разделась перед сном, но сегодня на ней была лишь белая длинная сорочка, а ветер чуть развевал её распущенные огненные волосы. Она была красива — и страшна. Как и прошлой ночью, Джона передёрнуло от этого неизведанного ужаса перед проклятой.

Он подался вперёд, кладя ладонь на рукоять меча, но Кара остановила его резким жестом.

— Пока рано, — шепнула она.

Гилина тем временем покинула пределы сада, выйдя за калитку, и повернула налево. Ещё один несильный порыв ветра всколыхнул подол её сорочки и длинные локоны. Джону показалось, что он даже ощутил какой-то странный ледяной запах, что обычно исходит от мокрого гранита.

— Пойдём, — кивнула Кара.

Они пошли вслед за Гилиной, стараясь держаться на приличном расстоянии и никак не привлекать к себе внимание.

Улицы в этот час были тихи и пусты. Джон заметил пушистую серую кошку, сидящую на невысоком заборе, — ещё одна хищница, которой не спится… Где-то стрекотали сверчки, дул лёгкий ветерок, приводивший в движение придорожную сухую траву. Джон нервным жестом заправил за ухо прядь. Они с Карой ступали очень тихо, но всё равно их шаги были слышны и создавали гулкое эхо, а вот шаги Гилины — нет.

Джону стало любопытно, куда она идёт.

В конце концов вампирша снова повернула — направо, в небольшой переулочек, который вёл к выходу из деревни.

— Я думаю, пора, — сказала Кара и замерла, напрягаясь. Глаза её сверкнули золотом — на миг, но этого было достаточно для того, чтобы Гилина вдруг остановилась.

Она, видимо, попыталась сделать шаг, но не смогла — нога зависла в воздухе. Джон тут же бросился к ней, намереваясь схватить, чтобы Кара поскорее провела свой ритуал, но её заклинание сорвалось. Гилина резко обернулась, и Джон увидел, что её глаза горели алым, а через мгновение она кинулась на него, и атакованным оказался уже он.

Он услышал, как клацнули зубы прямо напротив его лица, но успел вовремя увернуться, и вампирша не смогла укусить его. Джон попытался извлечь меч, хотя и понимал, что причинять вред ей нельзя. Впрочем, воспользоваться Ключом он не смог — Гилина внезапно толкнула его в плечо, а потом — в грудь. Равновесие удержать не удалось. Меч выпал из рук, звякнув о камни мостовой.

Всё это длилось не более пары мгновений, за которые Кара попросту не успела воспользоваться новым заклинанием. Однако, когда Джон упал, она всё же выпустила из рук мощную энергетическую волну (Джон ощутил её сполна — его буквально пригвоздило к грязной мостовой), но эта волна никак не навредила вампирше, хотя и немного сбила с толку.

Шум, к слову, стоял жуткий, хотя в этом проулке было пусто, и спящие жители деревни вряд ли их слышали.

Гилина бросилась вперёд, Джон тут же успел ногой ударить её так, чтобы она упала на него, быстро перевернул, укладывая на землю и сильно прижимая. Она пыталась вырваться, пиналась и наносила удары кулаками, постоянно клацала зубами и шипела… Но за ту минуту, что шёл бой, она ни разу не произнесла ни одного человеческого слова.

Джону не хотелось признавать этого, но он испугался — не столько за себя, сколько за бедную Гилину.

Наконец Кара додумалась подойти ближе, и он кинул на неё укоряющий взгляд, но она не обратила на него никакого внимания. Впрочем, они ещё успеют поговорить.

Ведьма закрыла глаза и присела на одно колено, положив ладони на голову Гилины. Та снова зашипела и обнажила клыки, но Кара вдруг осторожно и, можно сказать, ласково погладила её по волосам. Джон тоже ослабил хватку, боясь оставить синяки на её руках. Пока ведьма снимала проклятие, он невольно рассматривал вампиршу с ног до головы, наблюдая за тем, как к ней постепенно возвращаются человеческие черты. Лицо стало спокойнее, из карих глаз исчезли алые оттенки, и клыки словно втянулись обратно в дёсны… Он не знал, произошли ли какие-то изменения в её теле, скрытом под белоснежным льном сорочки, однако понял, что с трудом мог оторвать взгляд от небольших округлостей под кружевным вырезом, он тонкой шеи, от белых пальцев, которыми она сначала упиралась в его грудь, а потом вдруг расслабила и опустила на свой живот… и закрыла глаза.

Кара всё ещё что-то нашёптывала, не убирая рук с головы Гилины, но девушка, кажется, совсем перестала подавать признаки жизни.

— Она жива? — спросил Джон через минуту, на всякий случай не прекращая сжимать её плечи и прижимать к земле.

— Дышит, — уверенно отозвалась Кара. — Подними её. Булыжники холодные.

Джон поднял и невольно прижал к себе, обняв за талию одной рукой и за шею другой. Она и правда дышала, он чувствовал, как тихонько бьётся её сердце… Но то, что Гилина не открывала глаз, ничего не говорила и вообще никак не реагировала на происходящее, его пугало.

— Гилина? — позвал он её.

Вспомнился тот вечер, когда в Элет вселилась демонесса Суккуб, и, если бы не отец Маор, убила бы и её, и Джона. Он помнил, как держал Элет почти так же, а священник читал молитвы, пытаясь изгнать из неё адскую тварь. И сейчас картина до боли напоминала ту, прошлогоднюю…

А буквально через пару часов после изгнания демонессы Джон и Элет переспали. И не то чтобы он был бы против, если это повторится сегодня.

Внезапно Гилина подняла голову, оторвавшись от его плеча.

Джон уже подумал, что она, возможно, потеряла память и ей придётся всё объяснять… и решил, что никто, кроме Кары, не справится с этим должным образом.

— Всё закончилось? — вдруг пролепетала Гилина, и он машинально кивнул в ответ. — Я… я правда не хотела этого делать… я правда…

— Я знаю, — вдруг подала голос Кара. — Да встань ты уже, — кивнула она Джону.

Он осторожно поднялся, помог встать рыдающей Гилине и снова прижал её к себе. Понял, что она дрожит — и явно не только от безумного испуга, но и от холода, потому что ночь была довольно ветреной, а на девушке ничего, кроме ночной сорочки, не было. Поэтому он быстро снял с себя плащ и накинул его на её плечи. Гилина взглянула на него с благодарностью, однако в её глазах всё ещё стояли слёзы.

— Не бойся, — сказал Джон, снова прижимая её к себе.

— Ты помнишь что-нибудь? — спросила ведьма, подойдя к ним ближе и скрещивая руки на груди.

— Кара! — с укором воскликнул Джон.

— Что? Это важно вообще-то.

— Да, помню… — неуверенно отозвалась Гилина. — В этом-то вся и беда.

— И о том, кто в этом всём виноват на самом деле, тоже помнишь?

Гилина не успела ответить. Где-то справа от них послышался звон стали о камень, и лишь в тот момент Джон вспомнил, что так и не поднял выбитый из рук меч. Зато его поднял кто-то другой.

Валомир.

Кара была права — он, видимо, почувствовал, что наложенное им заклинание исчезло, и решил узнать, что произошло.

Валомир держал Ключ обеими руками, целясь то ли в Джона, то ли в Гилину, в глазах его плескалась ярость, губы дрожали, а лицо было перекошено от гнева.

— Я же говорил, что ты шлюха, — обратился он к невесте (наверняка уже бывшей), и голос его напоминал шипение змеи. — Так чем он лучше меня, а? Тем, что рыцарь и богатенький?

Гилина лишь покачала головой и сильнее прижалась к Джону.

— И за это ты её проклял? — Кара без страха подалась вперёд, и Валомир направил острие меча на неё. — За то, что отказала тебе? Посмела тебя не полюбить?

— Ты, чёртова ведьма, это не твоё дело…

— Ой, да брось, — усмехнулась она.

Валомир зарычал и бросился на неё, занёс меч, видимо, намереваясь опустить лезвие на её голову, но Кара увернулась, пригнулась, а затем едва заметно махнула рукой, и горе-женишок тут же выронил меч из рук. Ведьма подняла Ключ, внимательно осмотрела лезвие.

— Кобель ты, — сказала она Валомиру.

— И ты не понимаешь, что проклял не только её, — подал голос Джон, поглаживая по голове трясущуюся Гилину, — но и себя самого? И всю деревню? Ты не подумал о том, что рано или поздно она бы убила всех твоих односельчан?

— Я думал, что она быстро поймёт, что делает… и согласится стать моей, — усмехнулся Валомир, видимо, нисколько не испугавшийся того, что у него отняли оружие.

— Дубина ты пустоголовая! — воскликнула Кара, и эхо подхватило её чуть визгливый голос. — Она не помнила того, что творила по ночам! Господи, ну и бездарность… Кому только не выпадает стать магом в наше время…

Джону даже стало смешно с её досады.

— Боюсь представить, что было бы, если бы ты всё-таки женился на ней, — сказал он. — Ладно, хватит разговоров. Что будем с ним делать? — Он наклонил голову, обращаясь к Гилине, но она не сразу это поняла. — Я имею полное право приговорить его к смерти за то, что он использовал магию против тебя.

— Нет, не надо… — пролепетала Гилина. — Не убивайте его, ваше благородие, пожалуйста…

— Ты что, всё ещё хочешь за него замуж? Он не оставит тебя в покое, как только мы уйдём, снова придумает что-нибудь, чтобы забраться тебе под юбку.

— Я знаю, но… не надо убивать. Прошу вас.

— Ему бы в Шабаш, — вздохнула Кара, приблизившись к Валомиру почти вплотную. Тот стоял неподвижно, явно осознав, что ведьму стоит бояться и слушаться. — Такой талант пропадает… Да и ученицы-ведьмочки были бы просто в восторге от такого любвеобильного красавца. Откуда ты узнал о проклятии вампиризма, а?

— Нашёл какие-то записи в доме старого колдуна, — признался тот.

— Где-где?

— Тут неподалёку к северу лес… там раньше жил старый колдун, знахарь, к нему ещё мои дед с бабкой лечиться ходили. Я, когда понял, что колдовать могу, тут же пошёл туда, нашёл у него какие-то свитки, куски пергамента, даже книги…

— Грамотный, стало быть? — усмехнулась Кара. — Жаль твоих родителей, потому что они потратили время и обучили тебя чтению, а ты потом читал всякие тёмные заклинания. — Она протянула руку и взяла его за подбородок, вглядываясь в глаза. — Знаешь, что? Я, кажется, придумала.

Она сделала резкий жест, и Валомир тут же рухнул на мостовую со свёрнутой шеей.

Гилина взвизгнула, и Джону пришлось прижать её лицо к своей груди, чтобы она не перебудила половину деревни своим воплем.

— Она же просила! — вскрикнул он чуть тише, чем Гилина. — Просила не убивать его! Я бы сослал его куда-нибудь на лесоповал или в рудники…

— Она просила тебя. — Кара не повернулась к нему лицом, зато присела, склоняясь над Валомиром, и зачем-то провела рукой по его сломанной шее. — Ну вот, теперь все решат, что его убил вампир. По крайней мере, это была его последняя жертва. Вампира больше нет.

Гилина нервно сглотнула. Стараясь не смотреть на труп, она вытерла краем плаща слёзы, убрала упавшие на лицо рыжие спутанные пряди и внимательно взглянула на Джона — так, что его отчего-то передёрнуло.

— Спасибо, сэр Резерфорд, — улыбнулась она — впервые за вечер.

Джон хотел сказать, что благодарить надо не его, а Кару, которая всё ещё что-то колдовала над трупом, но не успел — Гилина привстала на цыпочки, сжала его плечи и прижалась к его губам, не размыкая собственных губ. Но он тут же заставил их разомкнуться и поцеловал её по-настоящему, сведя на нет все её попытки сделать поцелуй наиболее невинным.

В голове мелькнуло, что Кара, наверное, даже обрадуется, когда получит свои благодарности хоть и не в первую очередь, зато в несколько ином виде.

Глава 4. В чаще

На рассвете ему снова приснилась Элет.

Вокруг было абсолютно пусто, лишь слабый ветер шевелил ковыль под ногами и подол её серого платья. Джон втянул холодный воздух и почувствовал, что она пахла так же, как те цветы, что он приносил на её могилу. Обычно это были белые гиацинты.

Элет смотрела без улыбки, и он вздрогнул, насторожился.

— Всё хорошо? — брякнул он, не подумав, но Элет тут же тихо рассмеялась.

— Да, спасибо, что послушал меня. — Она приблизилась и положила руку на его плечо. Её серые глаза засияли, на бледных щеках вспыхнул слабый румянец. — Иди дальше, иди к своей цели, и когда ты дойдёшь до ней, то найдёшь меня.

— Я найду тебя, — повторил он, как заворожённый. Элет будто не просила, а приказывала — мягко, ненавязчиво, тихим спокойным голосом, но всё же давила на него, манипулировала, настаивала… Однако эти мысли быстро улетучились из его головы. Пусть приказывает — он с радостью подчинится. — Я найду, ты только снись мне.

— Как бы я хотела сейчас быть с тобой и помочь тебе… — покачала головой Элет.

— Как раньше — я и ты против всего мира, — усмехнулся Джон, беря её за руку. — Мне так тебя не хватает…

Чувство, что он должен ей что-то сказать, снова поселилось в его душе, и он никак не мог вспомнить, что именно нужно сказать. Это был какой-то вопрос или… Джон зажмурился, покачал головой, а когда открыл глаза, то уже никого не увидел. Только бескрайнее поле ковыля и серое небо — без звёзд, без луны и без облаков.

Уже проснувшись, Джон понял, что испытывает перед Элет вину. В течение целого года после её смерти он не прикасался ни к одной женщине, и вдруг в его жизни появилась Гилина. Он совсем не знал её, а она не знала его; он был рыцарем, дворянином, некогда служившим в королевском Легионе, а она — всего лишь дочерью деревенского старосты. Ему вот-вот исполнится двадцать семь, ей совсем недавно стукнуло семнадцать.

Словом, они явно не были созданы друг для друга.

Но что-то тянуло его к ней, и дело было вовсе не в снятии проклятия — это влечение Джон почувствовал ещё до того, как понял, что Гилина была вампиршей.

Но он помнил о том, что ему нужно делать. Просто пойти дальше, добраться до Конвея, выполнить всё, о чём просила его Кара, и вернуться домой. Если он, конечно, останется в живых. Если их план не провалится и ведьмы не прикончат их обоих — и весь остальной мир в придачу. Или если Кара не лжёт… Если этого всего не произойдёт, он вернётся, женится на девушке из рыцарского дома и проживёт остаток дней так, как живут нормальные люди. Впрочем, Джон прекрасно понимал, что нормальным человеком не был никогда и уже не сможет им стать.

— Мы заглянем в тот заброшенный дом в лесу, — заявила Кара после того, как они оставили деревню и вернулись на тракт. — Нам по пути.

— Сама же торопила и боялась задерживаться, — закатил глаза Джон. С каждым днём ведьма наглела всё сильнее, но в то же время она вызывала в нём если не симпатию, то хотя бы проблески доверия. Жанетта была другой, и прямо противоположный характер Кары вселял в Джона надежду, что она ему не лгала.

— Я, в отличие от некоторых, нас задержу не более чем на пару часов, — усмехнулась она, поправляя сумку на плече. — Если в доме этого покойного колдуна нашлись сведения о проклятии вампиризма, думаю, я смогу обнаружить там что-то полезное для себя. Может, даже найду сведения про Врата… А ты постоишь у дверей на случай нападения каких-нибудь упырей или оборотней, — добавила она с издевательской усмешкой.

Да уж, Жанетта бы точно не стала его подкалывать. Почему-то ему казалось, что верховная ведьма была довольно прямолинейной.

Они шли около часа — ведьма установила поисковое заклинание, которое должно было довести их до заброшенного дома, поэтому долго блуждать по лесу им не пришлось. Впрочем, этот лес Джон знал неплохо, всё-таки то были его не слишком обширные владения, которые ему доводилось не раз объезжать и осматривать. Однако стоило предположить, что дом находился далеко не на опушке, и когда заклинание начало заводить их в глубины леса, Джон всё же поёжился от странного, явно навеянного чем-то потусторонним холода. Кара же продолжала упрямо разводить ветви и перешагивать через поваленные бурей деревья. Но больше всех в данном случае была недовольна их лошадь.

Внезапно издалека раздался стук. Поначалу Джон не обратил на это внимания, но стук учащался и становился громче, стало понятно, что это не какой-нибудь дятел или вроде того, а самый настоящий топор.

В Резерфорде с вырубкой лесов дела обстояли строго. Как и отец, Джон всегда старался держать своих подданных в ежовых рукавицах и не разрешал рубить деревья кому попало. К тому же здешние места граничили с владениями его соседа, сэра Говарда, и всегда являлись предметом споров между Резерфордами и Говардами. Отец рассказывал, что соседи часто посягали на эти леса, но при Джоне пока прецедентов не было.

— Подожди-ка. — Джон коснулся плеча Кары, и она замерла, прислушиваясь. — Слышишь?

— Слышу. Кто-то деревья рубит, — пожала плечами она и хотела было пойти дальше, но он сильнее сжал её плечо.

— Это мои деревья, — процедил он. — Мы, если ты помнишь, пока ещё в моём феоде. Нужно сходить проверить.

— Да Боже мой, да пожалуйста! — воскликнула Кара, закатив глаза. — Иди куда хочешь, только как ты без меня потом дом найдёшь — я не знаю.

— Никак, поэтому не будем разделяться и ты пойдёшь со мной. Если это люди моего соседа Говарда, поможешь их отпугнуть своей магией.

— Я тебе не огородное пугало, — скрежетнула зубами Кара, когда он кивнул в сторону, откуда доносился звук топора. — Сам пугай, мне надо как можно быстрее добраться до этого проклятого дома и найти там то, что мне нужно.

— Хорошо, значит, до Конвея ты тоже пойдёшь одна, — ослепительно улыбнулся Джон, недвусмысленно касаясь рукояти меча, что висел на его поясе.

Ведьма отчего-то покраснела и молча, сжав губы и глубоко вздохнув, направилась за ним.

Возле опушки, после которой шли владения Говарда, он обнаружил двух лесорубов — они уже повалили небольшую сосенку и теперь занимались второй. Они действовали на пограничной полосе, значит, были людьми Говарда, как и догадывался Джон. Стоило запомнить их лица, чтобы после всех этих похождений вернуться и предъявить соседу… Но как только лесорубы увидели его с обнажённым мечом, стремительно приближающегося к «месту преступления», то сразу бросились прочь. Джон не стал их догонять. Идущая позади него Кара расхохоталась.

— Видишь, пугало не пригодилось, — сказала она. — Ладно, пойдём назад.

И вот они снова пробираются сквозь чащу, ведомые поисковым заклинанием. Лес сгущался, между деревьями оставалось всё меньше просветов, но Кара упорно шагала вперёд. Если она и устала, то не подавала виду, а вот Джон уже изрядно вымотался и запыхался. Иногда колючие ветви больно били по лицу и плечам, он то и дело спотыкался… Ему пришлось оставить лошадь на опушке, чтобы было легче идти. И лишь Каре было всё нипочём.

Шли они уже достаточно долго, но дома, как бы он ни выглядел, пока не было видно. Джон сомневался, смогут ли они вообще разглядеть его в темноте чащи, но всё равно продолжал терпеливо шагать, переступая через поваленные стволы, старые пни и уворачиваясь от ветвей. А ведь Кара обещала, что они задержатся всего на пару часов… Ага, как же.

Вдруг она замерла, и Джон едва не врезался в её спину.

— Что там? — спросил он, но Кара не ответила.

Джон пригляделся. В лесу царил сумрак, но он всё же смог разглядеть возле одного из деревьев женскую фигуру. Подумалось, что это призрак, но всё же такого знакомого голубоватого свечения вокруг фигуры не было… Может, русалка? А водятся ли они вне озёр и рек?

Кара стояла, не шевелясь, но всё внимание встретившейся им женщины, кажется, было обращено к Джону. Он нервно сглотнул.

На этой женщине было зелёное платье, плотно облегающее фигуру: высокий воротник, длинные рукава, узкий подол. Кожа незнакомки была смуглой, едва ли не коричневой, будто она много дней провела под палящим солнцем, волосы — чёрными, заплетёнными в две тугие косы, а глаза — тёмно-зелёными, такими яркими, что Джона передёрнуло от неестественности этого цвета. Кара так и продолжила стоять, тупо пялясь на незнакомку, и ему пришлось обойти её.

— Ты спас нас! — воскликнула вдруг эта необычная женщина.

— Кого? — не понял Джон, а незнакомка тем временем, не обращая внимания на ветви и брёвна под ногами, начала стремительно приближаться к нему.

— Это дриада, — вдруг шепнула ему на ухо Кара. — Хранительница этого леса.

— Ты спас наш лес от вырубки, а моих сестёр — от смерти! — продолжала вещать дриада. — Как нам отблагодарить тебя?

— Вас тут несколько, что ли? — поднял бровь Джон, нервно сжимая рукоять меча, хотя защищаться сейчас, кажется, ему не придётся.

— Нас много, и каждая готова отблагодарить тебя, только скажи, как, — лучезарно улыбнулась подошедшая к нему дриада.

Джон оглянулся и убедился, что она не соврала: из-за деревьев начали показываться другие дриады — тоже очень смуглые, зеленоглазые и темноволосые, в зелёных, коричневых, чёрных, бежевых платьях разных покроев. В целом они очень походили друг на друга и правда выглядели как сёстры, но всё же черты лиц, фигуры и рост у них были разные.

И все они были чертовски красивы, несмотря на столь непривычную внешность. Пожалуй, именно это в них и привлекало.

Впрочем, Джон заметил, что любая женщина, связанная с нечистой силой, неважно, ведьма, русалка или дриада, была красива — именно чертовски, дьявольски, не такой красотой, какой обладали простые человеческие женщины.

— Ты можешь взять любую из нас, — вдруг проговорила одна из дриад, невысокая, тоненькая, в жёлтом шёлковом платье с глубоким вырезом и без рукавов.

— Нет-нет, дамы, ну что вы… — заговорил Джон, усмехаясь и краснея.

— Или всех! — кивнула ещё одна, кажется, самая бледная из всех сестёр, а в глазах её плясали жёлтые искорки. — Каждая готова отдаться тебе так, как ты захочешь!

И они продолжили наступать, а первая дриада, стоявшая к Джону ближе всех, уже обняла его за плечи, приближая к себе в поисках поцелуя.

— Так, а ну кыш! — вскрикнула вдруг Кара, и спиной Джон почувствовал волну жара. Он выкрутился из объятий дриады и оглянулся — на пальцах ведьмы горели огоньки. — Кыш, а то я спалю тут всё к чертям!

Дриады замялись.

— Нечего лапать чужих мужчин! Кыш! — продолжала угрожать Кара, зажигая огоньки на второй руке. Она гнала их, будто бродячих кошек, решивших стянуть у крестьянки молока из крынки, и, кажется, ни капли их не боялась. А вот дриады…

Дриады вмиг разбежались с визгом, прячась среди деревьев и зарослей. Джон расхохотался.

— Чужих мужчин? — спросил он, глядя на донельзя разозлённую и оттого забавную Кару.

— Надо же было как-то их убедить… — стушевалась она, пожимая плечами. — И вообще, мне стало обидно, что они не обратили на меня внимания, будто ты здесь один. Сначала Гилина, кажется, совершенно не поняла, кто именно избавил её от проклятия… Теперь эти… Вечно вы, мужчины, получаете всю славу и почёт. Несправедливо.

— Ладно-ладно, прости. — Джон положил руку на её плечо, привлекая внимание. — И погаси, пожалуйста, огонь, иначе ты правда рискуешь спалить мой лес.

Заброшенный дом некогда был построен возле огромной старой сосны и теперь, кажется, совсем сросся с ней. Его крыша покосилась и прогнила, стены покрылись мхом, а двери не было вовсе. В целом этот дом напоминал скорее своеобразную деревянную пещеру или пасть какого-нибудь лесного чудища.

Джону не хотелось туда входить. Да и Кара тоже как-то сжалась, замешкала, растеряв весь свой пыл.

— Ну, королевских апартаментов я и не ждала… — пробормотала она и всё же прошла внутрь.

Джон последовал за ней, на мгновение замерев в проходе: внутри дома было темно хоть глаз выколи, и он не представлял, каким образом ведьма решила там что-то найти. Но потом он вспомнил об её умении зажигать огоньки на кончиках пальцев и понял, что темнота ей, в принципе-то, не страшна. Элет, кстати, тоже умела создавать огонь из ничего, только язычки пламени она обычно держала на ладони.

Джон зашёл в дом вслед за Карой, и через секунду на её пальцах и вправду вспыхнуло пламя, озаряя старинную неказистую постройку оранжевым светом. Когда глаза привыкли к полумраку, Джон разглядел небольшой очаг, заполненный золой, низкую лежанку в углу — на ней была куча тряпья и почему-то еловых веток… В противоположном углу находился стол, к которому тут же направилась Кара: по поверхности стола были разбросаны свитки разного размера, кусочки пергамента и бересты, а рядом стояла стопка книг. Также пергамент и береста валялись на полу, потом Джон разглядел их и на лежанке, и у очага, но Кару заинтересовали именно книги. А ещё он обратил внимание на то, что по всему пространству дома были расставлены вёдра, кадки и корыта, полные воды. Видимо, крыша протекала, и дождевая вода попадала в эти ёмкости, заполнив их доверху. Интересно, а сколько вообще этот дом пустует? Надо было расспросить Валомира об этом старом колдуне, прежде чем Кара свернула ему шею.

Держа огонёк на приличном расстоянии от пожароопасного пергамента, ведьма начала судорожно пролистывать верхнюю книгу из стопки — тут же повеяло пылью и запахом древности. Джон усмехнулся. В его замковой библиотеке стоял похожий запах, разве что книг там было явно побольше, хотя и не особо много. Кара листала быстро, и он не понимал, как она успевала прочесть хоть что-то, но, судя по её хмурому, сосредоточенному лицу, ничего нужного она пока не нашла.

Джон же, стараясь ступать аккуратно и не забывая на всякий случай держать меч наготове, принялся изучать валяющиеся под его ногами предметы. Осторожно поднял кусочек бересты, но не смог ничего прочитать — как из-за темноты, так и из-за непонятности знаков, что были на ней вырезаны. Тогда Джон, положив бересту на лежанку, взял кусочек пергамента, но и на нём надписи оказались ему непонятны.

— Ты знаешь, что там написано? — поинтересовался он, продолжая изучать случайные пергаменты и бересту.

— Это древнеанкерский, мы учили его в Шабаше, — отозвалась Кара, захлопывая книгу. — Здесь ничего… А ты случайно не нашёл что-нибудь важное?

— Я-то древнеанкерский не учил, — пожал плечами Джон, протягивая ей найденный свиток.

Это был язык народа, который сейчас населял южное королевство — Анкер, и в данный момент его речь и письменность были куда более похожи на кэберитский или, скажем, драффарийский, нежели на то, что Джон мог наблюдать на этих странных записях.

— Чёрт, мне придётся перерыть здесь все записи, что ли? — вспылила Кара. Она взяла свиток, быстро изучила его и зло бросила его на пол.

— С чего ты вообще взяла, что можешь найти тут что-то про Врата?

— Не знаю… но надеюсь, что найду.

Кара вздохнула и приступила к следующей книге — та была гораздо больше, чем первая, и тяжелее, в коричневой обложке с жёлтыми хрупкими страницами. Джон успел краем глаза заметить в ней странные иллюстрации и огромные красные буквицы. Он не знал, чем может помочь Каре, поэтому начал просто поднимать с пола пергамент и бересту и класть на стол, чтобы ведьма смогла изучить их, если в книгах не найдёт ничего, что ей нужно.

Так прошло несколько минут, может, полчаса. Джон уже привык к полумраку дома, но когда он взглянул в маленькое окошко, то увидел, что снаружи тоже начало темнеть. И как им идти обратно? А, главное, где ночевать? Не в этой же хибаре… Он ощутил острое раздражение и непреодолимое желание наорать на Кару как следует, но всё же сдержался. Если записи этого колдуна и правда могут помочь им в спасении мира, то стоило потерпеть.

Однако ночевать в этом доме он всё равно зарёкся: здесь, помимо всего прочего, веяло странной жутью, будто у стен были глаза, неотступно следившие за ними. Джон поёжился.

— Есть! — вдруг вскрикнула Кара, отчего он подпрыгнул на месте и ему показалось, что его сердце остановилось.

— Не пугай так, — нервно усмехнулся он, подходя к ней. — Что нашла?

— Здесь есть о богинях… — Кара поднесла огонёк на указательном пальце ближе к книге, и Джон разглядел мелкие незнакомые буквы. На двух жёлтых страницах было четыре полоски текста, и над каждой красовалась иллюстрация — женщина в доспехах и на коне, причём цвет доспехов и коней был разным, и оружие в руках женщин тоже было у каждой своё. — «Снимется печать, и откроются Врата, и появится Белая Всадница на белом коне, и корона будет на её челе, и лук в её руках… — Кара начала читать громко, но с каждым словом её голос становился всё тише, глуше, и Джону пришлось приблизиться к ней, чтобы слышать то, что она читала. — И имя ей будет — Чума. Снимется печать, и откроются врата, и появится Алая Всадница на рыжем коне, и огонь будет на её челе, и меч в её руках, и имя ей будет — Война. — Джон разглядел иллюстрацию: волосы Войны развевались, напоминая губительный пожар, а меч её неизвестный художник нарисовал попросту огромным, больше, чем рыжий конь, на котором она ехала. — Снимется печать, и откроются Врата, и появится Чёрная Всадница на вороном коне, и траур будет на её челе, и весы в её руках… И имя ей будет — Голод. Снимется печать, и откроются Врата, и появится Бледная Всадница на бледном коне, и страх будет на её челе, и коса в её руках, и имя ей будет — Смерть…» — Голос Кары дрогнул. Джон видел, что под изображением Смерти — бледной женщины с черепом вместо головы и огромной косой в костлявых руках — были ещё какие-то слова, но она их не дочитала. — Печать ещё не снята, — вдруг сказала ведьма и захлопнула книгу, — но повреждена, поэтому духи, демоны и призраки и проникают в наш мир. Ключ может исправить это. И никакие Всадницы не появятся. Ты понимаешь?

— Понимаю, — отрешённо кивнул Джон, не сводя взгляда с закрытой книги.

— Теперь ты веришь мне?

Но он не успел ответить.

В дом внезапно влетел резкий порыв ветра, потушивший огонёк на пальцах Кары и разбросавший по полу все обрывки пергамента и кусочки бересты, что так заботливо собирал Джон всё это время. Ставня, висящая на одной петле, громко захлопала, стёклышко в окне заходило ходуном. Джон вздрогнул, но тут же извлёк меч из ножен, готовый защищаться.

В то же мгновение в очаге вспыхнуло пламя, причём оно было куда жарче, чем холодные огоньки, что горели на пальцах Кары. Ходившее ходуном стекло разлетелось вдребезги с ужасно громким звуком, который эхом отразился от стен. Пара маленьких осколков, словно капли дождя, резанули по лицу, но Джон не выпустил меча, со скрежетом зубов терпя боль на лбу и левой щеке и благодаря Бога, что стекло не попало в глаз.

— Кажется, хозяин не рад незваным гостям… — сообщила Кара дрожащим голосом.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил Джон, но она не успела ничего сказать: одна из кадок, полная воды, вдруг рухнула, и добрый десяток литров вылился на пол, образуя небольшие лужицы, в некоторых из которых уже плавала береста.

Затем упала ещё одна кадка, и лужицы стали больше, вода ручейками потекла к стенам, и Джон невольно прижался к столу, боясь замочить сапоги. Хотя это, конечно, было не самым страшным в тот момент.

Очередной порыв ветра пронёсся прямо возле Джона, и несколько прядей упали на лицо, залезли в рот и глаза. Джон попытался убрать их, но в следующую минуту ещё более сильный порыв ударил его прямо в лицо, и этот удар был намного сильнее, чем если бы его нанёс обычный человеческий кулак.

Джон почувствовал привкус крови во рту. Замахнулся мечом, рубанул наугад, но ветер продолжал носиться по дому, опрокидывая ёмкости с водой, разнося кусочки пергаментов и усиливая магическое пламя в очаге.

— Зажги свет, — попросил Джон Кару, которая судорожно прятала книгу в свою сумку.

— Я не могу, у меня не получается! — выкрикнула она, в её голосе слышалась паника. — Этот колдун, он блокирует мою магию…

После её слов ситуация стала ещё менее понятной.

— Он же умер?

— Это призрак!

Действительно, как он сразу не догадался…

Вспомнилось, как в прошлом году он встретил призрак Анны — тогда тоже было холодно, порывы ветра сбивали с ног и вокруг веяло жутью и бесовщиной. Только вот этого призрака, в отличие от Анны, точно разговорить не удастся, пробудить в нём человечность вряд ли получится. Джон заскрежетал зубами от злобы и бессилия. Он понятия не имел, как загнать призрака назад, на тот свет, на изнанку мира… Но ведьма-то должна знать!

— Как прогнать его?

— Есть заклинания, но я… — она замялась, — я не могу…

— И что делать?

— Я не знаю!

Кара взвизгнула, когда призрак уронил одну из бочек и ледяная вода намочила её ноги. Но почему он метался порывами ветра и никак не желал показывать своё лицо?

— Твой меч особый, — напомнила Кара дрожащим голосом, — может, он нас спасёт?

— Мне бы твою уверенность, — закатил глаза Джон и снова рубанул наугад.

Но призраку было всё равно.

— Попробуем выбраться отсюда, — решил Джон и схватил Кару за руку. Та взглянула на него недоверчиво.

— Думаешь, он позволит нам выйти?

Но раздумывать было некогда: Джон, не выпуская её, резко рванулся к выходу. Под ноги им тут же упала уже пустая бочка — пришлось её обойти, на что ушло несколько драгоценных мгновений. Вода доходила им уже почти до щиколоток, Джон почувствовал, что сапоги промокли насквозь, а штаны Кары были мокрые уже до колен.

Он снова взмахнул мечом, надеясь, что ему удалось хоть как-то задеть буйного призрака. Но в дверном проёме, до которого они уже почти добрались, вдруг возникло нечто, похожее на смерч, — воронка из воздуха, засасывающая в себя оборванный пергамент, бересту, листья, еловые иглы и пыль. Эта воронка становилась всё больше и больше, она не давала им пройти, готовая поглотить в себя что угодно.

Джон рубанул мечом и по ней, но ничего не произошло.

Не выдержав напора, Кара рухнула на колени, намокая по самые уши, и он помог ей подняться, не прекращая держать меч наготове. Смерч тем временем начал приобретать очертания, напоминающие человеческие: приподнятые руки, голова с развевающимися волосами и бородой, длинное, закутанное в бесформенный рваный балахон тело… Наконец-то колдун предстал перед ними во всей красе.

Он продолжал метать в них порывы ветра, но они были уже не столь сильны. Видимо, дали о себе знать удары, нанесённые волшебным мечом, который некогда оказался способен развоплотить величайшую из ведьм.

— Врата закроет лишь потерянная дева, — вдруг зашептал призрак весьма тихо, но всё же этот шёпот пробирал до костей, — бездомное дитя зимы и северных вод ударит сталью о камень…

Джон замер, невольно прислушиваясь к его словам.

— Бей! — заорала Кара, пытаясь подняться, но снова упала в воду.

Ему пришлось ударить, целясь в то место, где у призрака должно было быть сердце.

Сзади упала ещё одна, кажется, последняя бочка, и он почувствовал, что вода забрызгала его плащ и дорожный камзол насквозь.

Огонь в очаге вспыхнул вдруг так, будто в него подбросили огромную охапку сухих листьев, — и погас.

Дом накрыла темнота.

Джон дёрнулся вниз, на ощупь схватил Кару за плечо и буквально поволок к опустевшему выходу.

Он не знал, что стало с призраком, удалось ли ему отправить его на тот свет… Главное, что Кара успела схватить книгу и они могут убегать оттуда, имя при себе хоть что-то полезное. Ради чего стоило рисковать жизнью и натерпеться адского страха.

Глава 5. Призраки прошлого

Джон торопился: уже через два часа в Резерфорд приедут его сослуживцы из Легиона, и они вместе отправятся на юг, к Амфиклийским границам — на войну. Молодой рыцарь уже год состоял в Легионе, но до сих пор ни разу не участвовал ни в одном сражении, кроме учебных схваток и турниров, — просто поводов не было. Поэтому теперь его слегка трясло. Джон не очень понимал, чего ему ожидать от войны, а рассказы знакомых и истории из книг казались ему несколько неправдоподобными, ибо зачастую противоречили друг другу.

С одной стороны, ему не терпелось, а с другой… Кому хочется оставлять дом и семью, чтобы отправиться в незнакомые места, где придётся рисковать жизнью, убивать и постоянно созерцать смерть?

Он напоследок проверил, всё ли необходимое собрано, не забыл ли он чего, запряжены ли лошади, начищены ли мечи, шлем и кольчуга…

Утро только-только наступило, в воздухе веяло рассветной прохладой, а со свежей весенней травы ещё не сошла роса. Джон не знал, проснулась ли Анна — обычно она любила поспать подольше, часов до десяти-одиннадцати… Это в детстве ей приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы успеть на уроки географии или истории, занятия по вышиванию, вязанию, фехтованию или метанию ножей. А теперь она уже совсем взрослая и уроки больше не посещает, лишь иногда, пару раз в неделю, выходит во внутренний двор, чтобы присоединиться к тренировкам брата.

Джон понимал, что к её семнадцатым именинам он не вернётся, а делать подарки заранее — плохая примета… Но он всё же решил зайти к ней и, если она ещё не проснулась, оставить свой подарок на туалетном столике возле кровати.

Несмотря на ранний час, сестра не спала. Она сидела в своей постели, укутавшись в тонкое шерстяное одеяло, и что-то читала. Джон с тревогой подумал: неужели всю ночь она так и просидела с книгой, не сомкнув глаз? Такое уже случалось, и Анна пообещала, что больше так делать не будет, но… делала раз за разом.

Увидев брата, девушка засветилась в улыбке; быстро спрятала книгу под подушку, предусмотрительно положив внутрь закладку в виде атласной ленты, откинула одеяло и спрыгнула с кровати, бросившись к Джону. На ней была ночная сорочка из тонкого льна — и больше ничего. Анна никогда не стеснялась брата: с самого детства они были очень близки, ничего друг от друга не скрывали, никогда друг друга не стеснялись и даже порой принимали вместе ванну. Именно Джон, а не отец вынужден был рассказывать Анне о лунной крови, и впоследствии именно брату она рассказала о своей первой крови. Разумеется, с вопросами вроде того, откуда берутся дети, Анна тоже ходила к Джону. А он, в свою очередь, всегда был честен и открыт.

Вот и сейчас она даже не подумала накинуть поверх ночной сорочки шаль или халат и прямо так бросилась обнимать брата, а он в очередной раз убедился, как сильно она выросла. Анна в последние годы росла не по дням, а по часам, и сложно было не заметить её заметно проступившую грудь (Джон ощутил её мягкость, когда сестра прижалась к нему), округлившиеся бёдра, плавный изгиб талии… Она уже не девочка — это ясно. Она — вполне взрослая, сформировавшаяся женщина. Красивая, статная, хоть ещё немного наивная, но не лишённая отваги, силы воли, упорства и твёрдости характера.

Скоро придётся искать ей мужа… Видит Бог, Джону безумно не хотелось отдавать её в другую семью, другому мужчине. Но без этого никак, нельзя нарушать многовековую традицию и оставлять сестру в девицах до конца её дней… Разве что она захочет уйти монастырь, но Джон в этом очень сомневался. Так что нужно подыскивать ей жениха, а заодно — и себе невесту, давно уже пора остепениться.

— Сегодня уезжаешь? — спросила Анна, отстранившись.

Джон вздохнул.

— К сожалению. Но ты не грусти — я кое-что тебе принёс.

Она кивнула и опустилась на край своей кровати, внимательно наблюдая за тем, как он извлёк из кармана небольшую длинную шкатулку, обитую красным бархатом.

— Скорее всего, я не успею к твоим именинам, — сказал Джон, присаживаясь рядом с ней, — но всё же возьми, пожалуйста. Если что, можешь открыть в день именин, а не сейчас.

— Хорошо, — с улыбкой кивнула Анна. Она приняла шкатулку и снова бросилась в его объятия. — Я буду скучать по тебе.

— Мне кажется, дядя Гилберт не даст тебе скучать, — усмехнулся он, не очень уверенный в своей правоте. Дяде он не вполне доверял, но это был единственный живой родственник, имевший возможность управлять Резерфордом, пока самого Джона не будет дома. Была ещё родня со стороны матери, но они жили далеко отсюда. — Ты, главное, жди меня и не думай о плохом, — сказал Джон, увидев, что взгляд сестры помрачнел. — Приеду — найду тебе хорошего жениха.

— И это твой подарок? — усмехнулась Анна с толикой горечи, выбралась из его объятий и отвернулась, глянув в окно. Небо уже совсем посветлело, ветер гнал лёгкие облака куда-то на север, высокие деревья вдалеке едва заметно качались… — Я не хочу замуж. Я не смогу полюбить никого так, как тебя.

С этими словами она встала, положила так и не раскрытую шкатулку на столик возле зеркальца и ленты для волос и подошла к окну. Кажется, она серьёзно огорчилась… У Джона защемило сердце от чувства вины. Он ненавидел те моменты, когда Анна была огорчена. И ещё больше ненавидел быть причиной этих огорчений, хотя, видит Бог, становился этой самой причиной он нечасто.

— А теперь ты уезжаешь, и неизвестно, вернёшься ли, — вздохнула вдруг Анна. — Что я буду делать без тебя? Никакой муж мне тебя не заменит.

— Энни, я тоже тебя люблю.

— Не называй меня… — Она не договорила.

Тогда Джон встал, несмело приблизился к ней, но сестра не повернулась, лишь продолжила задумчиво смотреть в окно, обхватив руками свои обнажённые плечи.

— И ты сама это прекрасно знаешь, — продолжил он, пытаясь вернуть её расположение. Не хотелось уезжать, не разрешив всех разногласий. — А ещё ты знаешь, что так нужно. Я не могу не уехать, а ты… Ты не можешь не выйти замуж.

Анна не отвечала. Джон подошёл ещё ближе, провёл руками по её чёрным волосам — они чуть вились, прямо как у мамы… Сестра всё грозилась обрезать их покороче, но ему пока удавалось отговаривать её. После его касания она, кажется, чуть вздрогнула, но больше не шелохнулась.

— Только не говори, что я всё пойму, когда вырасту, — вдруг сказала она.

— Ты уже выросла, — улыбнулся Джон.

Анна резко обернулась, и он вздрогнул, с ужасом обнаружив слёзы в её глазах.

— Значит, я сама могу решать, — заявила она, — кого мне любить.

С этими словами она осторожно положила руки на его плечи, стряхнув невидимую пылинку с рубашки, приподнялась на цыпочки и, очень коротко поцеловав прямо в губы, так крепко обняла его, будто желала раствориться в нём до конца. А Джон почувствовал, как в груди стало горячо и больно, а ещё у него появилось ощущение некой странной правильности происходящего.

…Он проснулся глубокой ночью. В небольшой комнате придорожного трактира стояла абсолютная тишина. Из небольшого окошка, возле которого располагалась его кровать, в комнату лился тихий лунный свет, и Джон увидел, что Кара спокойно спала рядом с ним (удалось снять комнату лишь с одной кроватью), не заметив его пробуждения.

Он откинулся на спину, натянул одеяло до подбородка и закрыл глаза, понимая, что, скорее всего, уже не заснёт этой ночью. В груди всё ещё горело, будто он проглотил язычок пламени. Джон как никогда чётко запомнил Анну из этого сна, одетую в одну лишь ночную сорочку, запомнил, как прикоснулся к её волосам — ещё таким длинным, почти до талии. Когда она явилась ему в виде призрака, её волосы были короче, чуть выше плеч. Видимо, она всё же их обрезала. Скорее всего, после того, что с ней сделал Гилберт.

Джон помнил, что подарил ей тогда маленький изящный кинжал, и прекрасно понимал, что воспользоваться им, чтобы защититься от Гилберта, она бы не смогла: сестра училась сражаться наравне с Джоном, но куда ей, шестнадцатилетней девочке, против высокого взрослого мужчины? Джон и сам с трудом справился с ним тогда, в ту роковую ночь…

А Анна была совсем беззащитна. И как он не понял этого, когда оставлял её одну?

Джон помнил их прощание и последний разговор. Да, это был сон, но слишком уж много у этого сна было общего с явью.

— Ты стал плохо спать, — заметила Кара.

Джон с трудом оторвался от своей овсянки, которую, впрочем, не ел, а просто перемешивал маленькой ложечкой.

Они сидели в главном зале небольшого придорожного трактира, где остановились на ночлег. Следовало продолжить путь как можно скорее, но Кара настояла на завтраке, и Джон согласился, хотя у него не было никакого аппетита, зато было полно сухарей и солонины в седельных сумках, чтобы перекусить в дороге, если аппетит вдруг вернётся.

Утром трактир пустовал; вчера вечером здесь было не протолкнуться, но сейчас оказались заняты лишь два-три столика и узкая деревянная лавка в дальнем углу. Там сидела лишь одна девушка в ярко-жёлтом платье с красными рукавами, её волосы были собраны в небрежный пучок, а алая помада на губах заметно размазалась. Но увидев, что Джон бросил на неё беглый взгляд, она кивнула ему и улыбнулась.

— Что, хочешь снять? — хмыкнула Кара, отпивая из своей кружки глоток воды. — Думаешь, в тёплых объятиях красивой девушки спать будешь лучше?

— Нет, ты что, — округлил глаза Джон и, кажется, покраснел.

Он никогда не снимал шлюх и никогда не приставал к первым встречным девушкам; за то время, что ему пришлось провести вне дома, он спал лишь с теми, от кого слышал явное согласие, и уж точно не за деньги. Это была скорее взаимопомощь, услуга за услугу. И во время войны он обходил стороной и лагерных шлюх, и тех, кто с ними водился.

— С чего ты взяла, что я плохо сплю? — попытался Джон вернуться к старой теме и даже отправил в рот небольшую порцию овсянки.

Кара закатила глаза.

— Всю ночь ворочался, попробуй не услышь, — сказала она. — Может, тебе настойку страстоцвета сделать? Правда, сейчас я его вряд ли в лесу смогу найти… Но, думаю, тут есть какая-нибудь травница, я найду у неё засушенный.

— Страстоцвет? — поднял бровь Джон и едва не выронил вилку от изумления — название травы его не вдохновило. — Ты всё-таки решила отправить меня к шлюхе?

— Господи, ну ты и… — Кара рассмеялась и не закончила фразу. — Я хочу, чтобы ты сам поспал и мне дал поспать спокойно хотя бы одну ночь. Страстоцвет — это успокаивающая трава.

Несколько мучительно долгих, тягучих минут они просидели молча. Джон с горем пополам доел свою овсянку. Нестерпимо хотелось эля, но он поклялся себе не пить утром, да и вообще поменьше принимать алкоголя. Особенно сейчас, в дороге, когда и за Карой нужен глаз да глаз, и всякая шваль шляется вокруг, причём не только воры и разбойники, но и разнообразная нечисть. Стоит отвернуться — и можешь лишиться не только кошелька, но и жизни.

Да, он всё ещё не мог полностью довериться Каре несмотря на то, что они вместе сняли с Гилины проклятие вампиризма, отбились от любвеобильных дриад и сбежали от буйного призрака, обладающего немалой силой. Вместе натерпелись страха. Вместе делили дорогу, кров и еду. Им уже довелось ночевать под открытым небом — позапрошлой ночью. Темнота застала их в пути, и до трактира они так и не дошли. Ночь была холодной и промозглой, и Джон отдал Каре свой плащ, чтобы она укрылась им, а сам почти всю ночь стоял в карауле. Он в тот момент сам не понимал, чего боится сильнее: внезапного нападения извне, неважно, от кого именно, или того, что Кара прикончит его во сне?

Ему-то было не привыкать ночевать под открытым небом, а вот Кара то и дело выражала своё недовольство тем, что ей пришлось улечься на холодную землю и накрыться одним только плащом. Она уверяла, что замёрзла и проголодалась, а солонина и сухари голод почти не утоляли, что в её волосах застряли листья и, кажется, какие-то насекомые.

Вот и сейчас Кара не преминула напомнить ему об этом.

— Вся моя одежда пропахла гарью, — пожаловалась она. — А ты знаешь, что жечь костры в лесу опасно?

— Я знаю, что без костра мы не смогли бы ни пожарить грибов, ни вскипятить воды, а ещё либо замёрзли бы — заметила, какие ночи стали холодные? — либо на нас бы напали какие-нибудь хищники, которые боятся огня. — Впрочем, оборотней тогда костёр не испугал, но они ведь и зверями в прямом смысле слова не были… — Элет никогда не жаловалась, — вздохнул Джон.

Он слегка приврал: Элет, хотя и спокойно и безропотно спала в лесу у костра, всё равно вряд ли была довольна таким положением дел. К тому же она всегда боялась сидеть на лошади за Джоном — опасалась, что упадёт, хотя он нарочно купил большое седло, на котором легко помещалось два человека. Зато Кара не боялась таких поездок, она просто крепко стискивала ремень Джона и полностью доверяла ему управление лошадью, изредка лишь прося либо чуть замедлиться, либо, наоборот, прибавить скорость.

Он вспомнил об Элет неспроста. Это их путешествие до боли напоминало Джону его прошлогоднее путешествие с Элет. Только вот, несмотря на обилие невзгод, опасностей, чудовищ и разбойников, тогда было… легче, что ли… если можно так сказать, уютнее… Ему не приходилось бояться Элет, хотя поначалу, конечно, Джон ощущал неконтролируемый страх перед её магической силой, но этот страх быстро прошёл, когда он понял, что у девушки, несмотря на её проклятый дар, было добрейшее сердце. Напротив, он защищал её, он доверял ей во всём и даже готов был отдать свою жизнь в её руки. Однажды так и произошло, когда им пришлось столкнуться с оборотнями, — и Элет не подвела.

Она спасла ему жизнь, и не раз, и чем в итоге отплатил он?

Джон понимал, что злится на Кару напрасно: вряд ли она собиралась занимать место Элет в его жизни. Ей просто была нужна его помощь. Она просто не хотела, чтобы кто-то из его подданных (да и из населения Кэберита в целом) узнал о том, что угрожает миру. Поэтому снова вышло так, что Джон отправился в опасный путь с девушкой, ведьмой, у которой была какая-то своя цель, а он отчасти случайно попался ей под руку. Да, у него был Ключ, но ведь Кара могла бы просто забрать его и найти себе другого спутника посговорчивее…

Из размышлений его вывел голос служанки, разносившей блюда:

— Чего-нибудь ещё, господа? — улыбнулась она, да так лучезарно, что Джон невольно улыбнулся ей в ответ.

— Мне воды, — попросила Кара.

Служанка кивнула и убежала.

— Элет и правда никогда ни на что не жаловалась, — вздохнула ведьма, возвращаясь к прерванному разговору. — Даже когда Жанетта… как бы помягче выразиться… — Джон бросил на неё пронзительный удивлённый взгляд, и ей пришлось ответить: — Даже когда Жанетта затаскивала её в свою постель.

— Мне она ни о чём таком не говорила… — растерялся он, едва не уронив ложку.

Точнее, Элет признавалась, что любила Жанетту, а та одаривала её своей милостью и всякими мелочами вроде гребней или колец, но о том, что между ними была какая-то более тесная, сильная связь, он не знал.

— Она просто не помнила, — тихо ответила Кара. — После обряда инициации Жанетта уже не делала подобного, а вот до него… чего только не было, — невесело ухмыльнулась она. — Я-то ничего против Элет не имела, разве что… Это Жанетта была хоть куда, а я, вообще-то, интересуюсь только мужчинами.

— Ну, главное, чтобы… — Джон замялся, не зная, как выразить то, что он чувствует. Элет стёрли память примерно три года назад, если верить тому, что она смогла запомнить. Три года назад Джон вовсе не знал её, а она — его. Поэтому нечего даже думать о ревности. Если Элет спала с Жанеттой добровольно, то его это никак касаться не должно. — Главное, чтобы она её не заставляла.

— Не заставляла, но… Она её откровенно соблазнила. Вскружила ей голову своей… то есть моей, конечно, — хмыкнула Кара, — красотой, а ещё заботой, лаской, защитой… И в какой-то момент бедная девочка просто не выдержала. Попробуй тут не влюбись, если тебе нравятся не только мужчины, конечно. И мне… мне правда жаль, что я тоже в этом участвовала, — сникла Кара.

— Да брось, — улыбнулся Джон, натягивая поводья. — Ты не виновата.

Они замолчали, когда служанка принесла Каре воду.

— Отвар я сделаю, — вздохнула ведьма и сделала небольшой глоток, — но ты мне скажи, что не так? Просто бессонница, или тебе кошмары снятся, или…

— Да, кошмары, — прервал её Джон. — Или даже не кошмары, а просто сны… — Он замялся, не зная, как объяснить. Не посвящать же её во все тонкости своих взаимоотношений с сестрой, воспоминания о которых не дают ему покоя ночами! — Причём всё было так… как в жизни. Это даже не совсем сон, это скорее воспоминание, которое я так усердно и безуспешно пытался забыть.

— Об Элет?

— О сестре.

Кара не ответила и отвела взгляд, явно жалея, что завела этот разговор. Зато Джон почувствовал, что это его шанс выговориться наконец и, может, избавиться от щемящей пустоты в душе, которая неизменно сопровождала каждое воспоминание об Анне.

Но Кара вдруг заговорила, не дав ему начать:

— Бедняжка не заслужила такой участи… Почему-то, как я заметила, ни тебе, ни тем женщинам, что тебе дороги, по жизни не особо везёт.

— Это мягко сказано, — горько усмехнулся Джон. — Поэтому ты особо ко мне не привязывайся.

— Просто хочу тебе сказать… — Кара задумалась, опустив взгляд. — Жанетта знала, что Гилберт сделал с Анной, и собиралась как-то наказать его за это. Ты бы слышал её мысли, Боже… — Она невесело рассмеялась. — Она хотела заставить его оторвать член самому себе. Не успела, правда, пришлось убить его быстрее, чем она планировала.

— Как великодушно с её стороны! — наигранно всплеснул руками Джон и едва не разлил воду из кружки, которую служанка принесла Каре. — Я и не думал, что она такая добрая.

— Да уж, добрая… Ты же понимаешь, что она позволяла делать ему со мной то же самое, что и с твоей сестрой?

Джон уставился на неё непонимающим взглядом.

Да, следовало предположить, что Жанетта спала с Гилбертом, но он отчего-то не подумал, что это могло затронуть девушку, которую старая ведьма избрала своим сосудом.

— Ей-то всё это нравилось, — продолжила Кара, — и она совсем не беспокоилась о том, что я это тоже ощущала.

— Чёрт, прости, я… — Джон протянул руку и накрыл ладонь девушки своей. — Я об этом даже не задумывался. Получается, он и тебя тоже…

— Косвенно — да, — невесело хмыкнула она. — Он ведь не знал, что у Жанетты на самом деле не её тело. Не подумай, что я его выгораживаю, просто… Да и сестра твоя пострадала сильнее, чем я.

О да, это было правдой. Анне не посчастливилось забеременеть от насильника, а потом она умерла при родах. Джон помнил кровавое пятно на её белом платье, которое исчезло, когда ему удалось пробудить человечность в призраке сестры. Он до сих пор не понимал, как это у него вышло, и Элет тоже не понимала. А теперь Джон смог убедиться в безжалостности призраков на примере того старого колдуна… Анне же удалось побороть в себе желание убивать, стоило брату позвать её, назвать её имя.

Джон хорошо помнил тот холодный вечер и всё, что было потом.

Анна исчезла, Элет пришла в себя, но труп бедной рыжей девушки так и оставался лежать среди белых цветов. Вокруг совсем стемнело, уже почти настала ночь, но Джон смог разглядеть на её шее свежие синяки. Видимо, Анна её и задушила…

— Она мертва, — прохрипела Элет, голос её дрожал, будто девушка вот-вот заплачет.

— Я понимаю, просто… — Джон обошёл труп, не зная толком, что именно хочет обнаружить. — Нужно ведь её похоронить.

Элет не отвечала. Она тенью следовала за Джоном, обхватив её руку, и он её не отталкивал. После произошедшего ему не хотелось выпускать её из виду. И вообще отпускать.

Потому что сестра ушла, и, кроме Элет, у него никого больше не осталось.

— Мне так жаль, — сказала вдруг девушка, — жаль твою сестру… Она очень похожа на тебя…

— Тем, что пыталась тебя придушить? — нервно ухмыльнулся Джон. — Прости. — Эта глупая шутка вырвалась из него сама собой, как защитная реакция, как попытка спастись от осознания произошедшего. — Ничего, дядя за неё ещё попляшет у меня. — В этих словах отчего-то не прозвучало злости, как будто он шутил или говорил о чём-то совершенно невозможном. — А сейчас нужно что-то делать с Корией.

Однако выяснилось, что в деревне рыжую ведьму, мягко говоря, не любили.

— Гроб-то вам продадут, — заявил староста, — гробовщику плевать, кто и за кого ему платит. А вот священника надо ждать из соседнего городка, у нас тут своего нет. Хотя не думаю, что он будет ведьму отпевать… Наверняка велит похоронить за оградой кладбища безо всяких молитв и ещё потребует приплатить ему, что зазря вызвали. Так что давайте-ка вы как-нибудь сами.

Лишь позже Джон понял, что речь шла об отце Маоре, потому что ближайшим городом к той деревне была как раз Атолеза. При этом он был уверен, что его знакомый священник легко согласился бы провести панихиду по ведьме: на удивление, он был лишён всяких предрассудков и весьма разумен… В отличие от большинства тех священников, что знал Джон.

— А она вам вообще кто? — поинтересовался староста у раздосадованной Элет.

— Подруга… родственница, — соврала она.

Элет сама обмыла тело Кории и, порывшись в её единственном сундуке с вещами, в большинстве своём весьма старыми и ношенными, нашла для неё единственное новое платье, красное, льняное, с синей отделкой на воротнике — то, в чём ей предстояло отправиться в последний путь. Они осторожно положили её в купленный у гробовщика готовый деревянный гроб. Саванов у гробовщика не было, пришлось прикрыть тело белым отрезом льняной ткани из сундука Кории. Могилу копал Джон, а потом они вместе с Элет осторожно столкнули в неё гроб. Больше было некому.

Из-за этих похорон им пришлось задержаться в деревне ещё на день, но никто не роптал. За всё это время с лица Кории сошли все следы удушения, она остыла, и её кожа теперь напоминала лёд, будучи, помимо всего прочего, ещё и невероятно твёрдой. На кайме её губ, с которых исчезла синева, образовалась бурая корка, и ещё начали появляться едва заметные трупные пятна.

— Может, она тоже была от Жанетты, — отрешённо проговорила Элет, когда Джон забил последний гвоздь в крышке гроба. — Может, это Жанетта велела ей вызвать призраков…

— Думаю, это уже неважно, — отозвался Джон. — Она умерла, а о мёртвых либо хорошо, либо ничего, сама знаешь.

Ему было жаль эту девушку, хотя он совсем ничего о ней не знал, ни словом с ней не обмолвился. И даже если она выполняла задание Жанетты, если она соврала Элет насчёт того, кем была… То тем более жаль. Она умерла не из-за Анны, а по вине этой проклятой ведьмы. Впрочем, возможно, Джон таким образом просто отказывался признавать, в первую очередь для себя самого, что его сестра, пусть даже после смерти, стала убийцей.

Когда они закопали Корию, как и посоветовал староста, за оградой кладбища, Элет вдруг спохватилась:

— Всё равно как-то нехорошо без отходной… Ты знаешь какие-нибудь молитвы?

Джон покачал головой — на большее не хватило сил. Он весь день занимался тяжёлым трудом: то копал могилу, то нёс гроб, то зарывал его, — и теперь не чувствовал ничего, кроме ужасной усталости. Поскорее бы вернуться в постель и просто забыть всё, что произошло сегодня. Весь этот холод, страх, всю эту боль и тоску. Забыть всё, кроме Анны, её взгляда, её слов… Её, наоборот, забывать ни в коем случае было нельзя.

Вообще-то, Джон, конечно, знал молитвы, но и их он на тот момент тоже забыл.

— Я тоже не знаю, но… — Элет замялась. — Я могу попробовать своими словами. Если Бог меня услышит, думаю, ему всё равно… — Она сложила руки, закрыла глаза, набрала в грудь побольше воздуха и произнесла: — Господь, прими в свои чертоги душу дочери твоей Кории, — рыжая ведьма могла солгать и касаемо своего имени, но Элет всё же произнесла его громко и уверенно, — отпусти ей грехи и пошли ей вечный покой. — Она открыла глаза. — Как-то так… Не знаю, правда, услышит ли Бог меня, а не священника, но я сделала всё, что могла.

Элет всегда была доброй. Слишком доброй для этого жестокого, неприветливого, лживого мира.

Из воспоминаний его грубо вырвал голос Кары.

— Я вчера на ночь ещё полистала ту книгу… — Ведьма поёжилась, вспоминая жуть, пережитую в лесном доме. — Там нет подробных описаний обряда закрытия Врат, но есть кое-какие заметки о том, что должен делать Ключ.

— И что же? — Джон попытался изобразить интерес.

— Книга говорит, что Врата выглядят как большая каменная арка, над которой никогда не светит солнце и извечно гремит гроза, — сообщила Кара, явно цитируя обнаруженный ею гримуар. — И Ключ должен как-то взаимодействовать с этой аркой, может, ты ударишь по ней мечом или вроде того… А я в этот момент прочитаю нужное заклинание. Его текста в книге нет, но я его помню. Жанетта постоянно держала в голове заклинания открытия и закрытия Врат и то и дело повторяла их шёпотом.

Джон кивнул. Он давно ждал хоть какого-то плана действий от Кары, и она наконец-то предоставила этот план. Стало чуть спокойнее на душе — его задача прояснилась, и от этого было легче.

Кара вдруг вздохнула как-то разочарованно.

— Пойдём, что ли, — сказала она, положив ладонь на его руку. — А то уже часов десять. Стоит поторопиться, если не хочешь больше ночевать у дороги.

Глава 6. Уникальный вид

— Ну вот, если бы мы ночью рискнули и проехали ещё пару часов, то точно бы к полуночи добрались до деревни, — заявила Кара, когда вдалеке показалась небольшая россыпь коричневых крыш с дымоходными трубами. — Или к часу ночи… — Она покрепче вцепилась в его пояс и поудобнее уселась в седле.

— Да? И кто бы нас так поздно пустил переночевать? — парировал Джон, чуть пришпоривая лошадь.

Хотелось побыстрее доехать до поселения, перебраться из седла в уютную постель и наконец-то отдохнуть, а ещё съесть что-нибудь горячее, выпить хорошего эля, помыться и побриться. Кара, впрочем, даже спустя три дня пути без остановок в деревнях и трактирах (потому что они им попросту не встречались) умудрялась выглядеть опрятно и хорошо пахнуть — травами и чуть горьковатым ладаном, — разве что волосы её выглядели чуть засаленными.

Где-то через полчаса, миновав пару километров дороги, что спускалась в обширную низину с небольшого пригорка, они добрались до деревни, в которой и собирались остановиться на ближайшую ночь. С запада деревню, подобно крепостной стене, ограждала широкая дорога, ведущая на север, к Конвею, а с востока вилось несколько тропинок в горы. За этим горным хребтом располагалась цепочка пограничных крепостей, а дальше уже шли владения королевства Фарелл.

Джон и Кара устроились в небольшом трактире, ожидая, что хотя бы этот день, плавно перетекающий в вечер, пройдёт спокойно.

И это было очень опрометчиво с их стороны.

Началось всё с людских пересудов в обеденном зале трактира. Пока Кара самозабвенно поглощала обжигающе горячую похлёбку, свежий хлеб и куриные отбивные, вновь потерявший аппетит Джон прислушивался к тому, о чём болтали посетители трактира. На самом деле он надеялся обнаружить здесь людей, играющих на деньги в кости или карты, но пока — безрезультатно. Впрочем, у него не было нужды «заработать» деньги игрой — он взял с собой достаточно, однако старые привычки всё же иногда давали о себе знать.

Джону удалось расслышать, как две немолодые женщины переговаривались с юной челядинкой — голоса их звучали тревожно, все они говорили чрезвычайно быстро, но он всё же кое-что понял.

— Снова пролетал, — заявила челядинка, прижимая к себе блестящий металлический поднос, будто щит. — Огромный такой, крылья всё небо закрыли…

— Ох, Божечки! — воскликнула одна из женщин, полная, румяная, хорошо и опрятно одетая, со множеством бус на шее. — Спаси, Господи, приземлится эта змеюка когда-нибудь…

— Да не приземлится, — отмахнулась её подруга, сидевшая напротив и очень быстро поглощавшая что-то из большой деревянной кружки. — Ему, поди, в горах еды хватает.

— А ежели не хватит? — покачала головой женщина в бусах. — Ежели он там всё сожрёт и к нам прилетит? Девок наших потаскает!

— Ой, не надо! — негромко вскрикнула челядинка, сильнее сжимая поднос. У неё были светлые волосы, убранные в аккуратную косу, но лица её Джон никак не мог разглядеть. — Ни девок, ни парней, ни овец с козами не надо… Вот несчастье-то…

Слушая этот странноватый разговор, Джон не сразу понял, о ком шла речь, однако несколько признаков — полёт, огромные крылья, обитание в горах и возможное похищение девушек — навели на мысль, что речь шла о драконе. Однако Джон прекрасно знал, что уж кто-кто, а драконы наверняка бывают только в сказках. Да, даже после всего, что ему довелось видеть, он был уверен: драконов нет, это выдумки, не более того.

Да и крестьянки, может быть, болтали о чём-то другом.

Джон не стал донимать Кару, чтобы попросить её подслушать разговор женщин и помочь ему разобраться. Она была слишком голодной и уставшей для этого. Да и сам он тоже не особо горел желанием вдаваться в подробности бабских сплетен. Сейчас Джона сильнее всего привлекала возможность поскорее лечь и уснуть.

Но когда они расплачивались с хозяином таверны за еду и комнату, тот лишь покачал головой.

— Если б не поздний час, не посоветовал бы я вам здесь оставаться, ваше благородье, — сказал он и вздохнул. — Неспокойно у нас.

— Да, я слышал, — кивнул Джон. — Но неужели вы и правда верите, что это…

— Дракон, конечно, а кто ж ещё?

Кара вдруг встрепенулась.

— Ты что-то слышал о драконе и не сказал мне? — разозлилась она, невольно сделав свой голос несколько визгливым.

— Драконов ведь не существует, — пожал плечами Джон. — С чего мне делиться с тобой крестьянскими пересудами?

— Драконы существовали, но вымерли, — резко возразила Кара. — По крайней мере, так считается. Последний раз дракона видели лет… — она задумалась, — пятьдесят назад, а то и сто. Фрэзер в своём многотомном «Исследовании магии» пишет, что…

— Кто-кто? — прервал её заслушавшийся трактирщик.

— Фрэзер — великий маг и учёный, который…

— Стой, Кара, остановись, — попросил Джон. — Ты утверждаешь, что драконы вымерли, но жители этой деревни утверждают обратное — что дракона они видели недавно. Как это можно объяснить?

— И великим свойственно ошибаться, — вздохнула Кара, опираясь о стойку. — Драконы живут долго, средняя продолжительность жизни — триста-четыреста лет, встречались и пятисотлетние особи. — Кажется, она начала декламировать зазубренный параграф из учебника. — Может, он просто затаился в горах и не показывался, а тут с чего-то решил дать о себе знать, и… я не знаю. Будь здесь Фрэзер, он, может, и разобрался бы, только вот незадача — он умер тридцать лет назад.

— Как бы нам убедиться в том, что это и правда дракон, — задумался Джон, прищурившись. — Он ведь ещё не приземлялся? Вблизи вы его не видели?

— Не приземлялся, стало быть, не видели, — отозвался трактирщик. — Может, если б разглядели, было б полегче. Хотя бы знали, что за тварь и как с ней бороться.

Кара хихикнула.

— Ну, согласно многим легендам, драконы любят похищать принцесс, леди и просто красивых благородных девушек, — сказала она. — Так что и мы можем попробовать… Ну, просто привлечём его внимание, посмотрим хорошенько, правда ли это дракон, каких он размеров, на сколько примерно лет выглядит, опасен ли… А там уж решим, что делать.

— И где ты собралась искать принцессу, леди или благородную девушку? — закатил глаза Джон, оглядывая зал трактира — те две пожилые сплетницы всё ещё сидели за своим столом, о чём-то перешёптываясь и то и дело опрокидывая стаканы с элем, а вот молодая челядинка куда-то исчезла, хотя именно её и можно было бы попробовать выдать за принцессу…

— Ты что, ослеп, что ли? Она перед тобой, — отозвалась Кара.

Джон посмотрел на неё вопросительно, не очень понимая, о ком она говорит.

А потом до него дошло.

В дорогу Кара взяла с собой пару перешитых, подогнанных под её фигуру платьев Анны. Сама не знала, зачем, просто подумала, что могут ещё пригодиться. Не век же ходить в штанах и рубашке… И вот — пригодились.

Одно из платьев было зелёным, с шёлковыми полупрозрачными рукавами, украшенное кружевом и вышивкой. Второе — тёмно-серое, попроще, зато целиком из бархата, отчего оно выглядело богаче, чем зелёное. Его Кара и выбрала. Несмотря на то, что платье было слегка перешито, подол всё же был чуть длинноват — чтобы не волочился по земле и не пачкался, приходилось поддерживать его руками.

Они с Джоном пошли вдвоём по направлению к горному хребту, где, по свидетельствам крестьян, и мог устроить своё логово дракон.

Было прохладное осеннее утро. Откуда-то с севера дул не слишком сильный ветер, а небо затянуло серыми облаками, из-под которых с трудом просвечивали солнечные лучи. Деревья, росшие вдоль ведущей в горы тропинки, уже покрылись золотом и багрянцем, лишь несколько старых раскидистых елей сохранили свой зелёный наряд.

Кара набросила плащ поверх платья, и в нём ей было не столь холодно, а вот Джон, решившийся обойтись лишь дорожным камзолом поверх рубашки, всё-таки дрожал. Однако возвращаться в деревню за плащом он не хотел, да и Кара тоже: на счету был каждый день и каждый час. Она надеялась добраться до Конвея до наступления зимы, иначе снега, которые в Кэберите всегда выпадали рано, очень помешают их продвижению.

— Что мы будем делать, когда дойдём? — поинтересовался вдруг Джон. Странно, что он додумался спросить об этом лишь сейчас, а не вчера, когда они придумали этот план, и не перед выходом… Впрочем, последнее время он вообще медленно соображал, и Кара не могла понять, с чем это связано.

— Фрэзер писал, что драконы очень любят запах розмарина, — ответила она, вспоминая записи из учебника-бестиария. — Возможно, это связано с тем, что розмариновые духи — очень дорогие, их могли себе позволить лишь представительницы высших сословий, которых и обычно похищали драконы. Конечно, у меня нет таких духов, в этой деревеньке я и не надеялась такие найти… Но нашла небольшую связку розмарина у местной торговки травами и пряностями.

— Ты брала деньги, не спросив меня? — Джон остановился и вперил в неё грозный взгляд, видимо, по привычке положив руку на рукоять меча. Видимо, святая Элет так никогда не делала.

Кара закатила глаза.

— Доберёмся до Конвея — я тебе всё возмещу в десятикратном размере, — ухмыльнулась она. — Там осталось множество драгоценных украшений и прочего мусора. Думаю, ты будешь счастлив.

Джон ничего на это не ответил и лишь ускорил шаг.

Через пару часов они подошли достаточно близко к горному хребту, чтобы дракон, сидя на вершине, смог заметить две крошечные людские фигуры и почувствовать запах розмарина, который Кара намеревалась усилить с помощью магии. Она достала из сумочки связку драгоценных зелёных веточек, перевязанных серым шнурком, и, сделав вокруг них пару движений пальцами, подула на пахучий букетик.

Струйка запаха розмарина, преодолевая расстояние полетела в горы. Кара видела её — она была ярко-зелёной, прямо как сам розмарин, и искрилась в слабом солнечном свете. Сделать видимым аромат было не так просто, да и человек, не владеющий магией, всё равно бы этого не увидел… Вот и Джон, кажется, не увидел, да и вообще не очень понял, что произошло.

С каждым преодолённым метром струйка истончалась и в итоге скрылась в горах маленькой, едва заметной ниточкой. Тогда Кара сотворила заклинание вновь, постаралась вырвать из кустика струю сильнее, чтобы та уж точно смогла бы добраться до ноздрей дракона. С третьим заклинанием ведьма почувствовала, что теряет силы.

Это было некстати и непривычно. Это бесило до слёз и до дрожи в руках. Конечно, она знала, что вернуть былые силы окончательно ей уже не удастся, и злилась от этого осознания. Хотелось верить, что за то время, которое уйдёт на оставшийся путь до Конвея, она наберётся ещё сил и сможет сделать там то, что должна… К тому же Ключ, мощный непредсказуемый артефакт, будет не в её руках, а это уже преимущество — не придётся отвлекаться от сложных заклинаний.

Три струйки розмаринового запаха улетели в горы.

Они ждали не так долго, как она думала. Разумеется, им с уровня подножия гор было крайне сложно разглядеть, что творилось на их вершинах, правда ли там обитал дракон и что он делал в данный момент, но Кара всё же поняла, что он заметил их и готов был спуститься. Джон тоже напрягся, будто услышал, как дракон расправляет крылья и взлетает, как преодолевает воздушное пространство, задевая облака своими огромными крыльями, как плавно планирует вниз, одолеваемый любопытством: неужели спустя много сотен лет ему снова отдали принцессу, чтобы задобрить его и снискать его милость?

Кара ухмыльнулась. Она убрала волосы в сложную причёску, надела изящное платье; она знала, что была красивой по меркам большинства, и всё же чуть сомневалась, что дракон действительно примет её за принцессу.

С другой стороны, им надо было не это. Они с Джоном просто хотели изучить его и, если представится возможность, поговорить. Эти существа всё-таки разумны и, как писал Фрэзер, очень мудры, так неужели попавшаяся им особь не захочет объяснить, чего ей не хватает и почему она так беспокоит крестьян?

Джон, к слову, уже готовился извлечь свой меч, хотя Кара не понимала, зачем: дракон же наверняка огромен, что ему до какого-то меча?

Дракон вскоре показался среди серых облаков, и Кара почувствовала, что у неё замерло сердце. Что сейчас чувствовал Джон, она и представить боялась: он стоял, запрокинув голову, приоткрыв рот и округлив глаза, кажется, совсем не моргал и лишь безостановочно пялился на искрящийся в лучах солнца драконий силуэт — вытянутое, как у ящерицы, тело, длинный хвост со своеобразной «кисточкой» из шипов и твёрдых чешуек, целый венец длинных рогов на голове и огромные, и правда закрывающие собой всё небо крылья. Пока было трудно разглядеть его цвет и точно определить размер и возраст, но Кара уже поняла: он прекрасен. Невероятно прекрасен аномальной, неземной красотой.

Она дрожала и не могла поверить: драконов не видели несколько десятков лет, считали их вымершими, безвозвратно утраченными существами, а тут, в захолустной деревне под горным хребтом, вдруг нашёлся один… Если это, конечно, не морок и не иллюзия, но Кара сразу отмела этот вариант.

Дракон приближался к земле, и вскоре она смогла разглядеть его цвет — золотисто-жёлтый, сверкающий, яркий, а вот некоторые рожки на голове, чешуйки на лапах и хвосте были красными. Если бы этот дракон улёгся отдыхать на какой-нибудь лесной полянке в осеннее время года, то вряд ли бы смог чем-либо выделиться среди одетых в золотой и алый наряды деревьев.

Кара не могла оторвать от него взгляда, хотя на него было больно смотреть, будто на солнце.

И она всё ещё не могла поверить.

Дракон почему-то не спешил приземляться, он парил в паре десятков метров над ними, видимо, о чем-то задумавшись. Кара хотела что-то крикнуть ему, понимая, что от Джона сейчас не стоит ждать инициативы: он будто окаменел. Но и её собственный язык тоже словно обратился в камень и совсем не слушался. Наверняка дракон чего-то ждал, может, слов, жестов, но все его ожидания были напрасными. Что ж, древнее мудрое существо, вот тебе ещё один повод убедиться в человеческой тупости.

Кара заметила, что дракон будто ухмыльнулся и, чуть развернувшись, всё-таки начал снижаться. Она вспомнила о своей роли — принцесса, напшиканная розмариновыми духами и разодетая в пух и прах, потенциальная жертва, принесённая для умасливания дракона. Может, он проглотил наживку и собирался её схватить? Кара не была уверена, что сможет убежать: во-первых, дракон передвигается явно быстрее, а во-вторых, ноги её будто вросли в землю и совсем не слушались.

Однако дракон направил свои когтистые лапы почему-то не к Каре.

Она и не поняла, каким образом он подхватил одной из передних лап Джона и тут же резко взлетел вверх, скрывшись в низких сгущающихся облаках.

Кара выругалась, услышав, как сильно охрип её голос от долгого молчания.

Она уже несколько минут, если не часов, стояла одна, прикованная к земле, и то и дело озиралась на деревню. Возвращаться туда в одиночку нельзя, иначе крестьяне поднимут шум, вооружатся вилами, граблями и факелами и пойдут на дракона войной, а тот их просто прикончит одним ударом огромной когтистой лапы. Нужно было что-то делать, но она не знала, что. Впервые в жизни Кара чувствовала такую растерянность, беспомощность и беззащитность. Был один выход: подобрать юбку, создать поисковое заклинание и идти в горы искать Джона, но она понятия не имела, сколько ей придётся блуждать. Однако выбора не было.

Кара закрыла глаза и, собрав последние силы, сотворила ведущий огонёк.

Конечно, идти по горным тропкам в таком наряде было не лучшей идеей. Она разорвала боковой шов на подоле платья и заодно камизы, чтобы ничто не стесняло движений, но это только ухудшило её положение: ставшая свободной юбка постоянно путалась в ногах, мешая идти. В конце концов, скрежеща зубами от злости, досады и бессилия, Кара оторвала кусок юбки примерно по колено, то же самое проделала с подолом белой камизы… Хотела сначала выбросить ткань в ближайшую пропасть, но потом всё-таки аккуратно сложила оба лоскута и убрала в поясную сумку.

Волосы тоже то и дело лезли в лицо, мешая смотреть по сторонам и себе под ноги и наблюдать за ведущим огоньком. Кара оторвала кусок просторного рукава и получившейся ленточкой перевязала волосы в хвост на затылке. Впрочем, это её почти не спасло: волосы были длинными, густыми, из хвоста то и дело выбивались пряди, а ветер иногда разрастался настолько, что хлестал Кару её собственными волосами по лицу, и хлестал очень больно.

Самое паршивое, что оставить Джона в горах, в драконьем логове она не могла. Ключ был при нём, да и сам он был нужен ей позарез.

Она шла быстро, стремительно уставая, но не замедляла шаг и не просила замедлиться ведущий огонёк. Небо тем временем начинало темнеть ещё сильнее, и Кара испугалась, что её может застать дождь, однако это было не худшим испытанием за сегодня.

Джон очнулся, почувствовав под собой ледяной твёрдый камень. Всё тело ужасно затекло: видимо, во сне инстинктивно он положил руку под голову вместо подушки и теперь эту руку совершенно не чувствовал. Спина гудела, а вся правая часть шеи болела так, что невозможно было повернуть голову.

Он со стоном приподнялся и сел, опершись спиной на огромный гладкий валун. Огляделся и понял, что оказался в небольшой каменной пещере. Точнее, вход в неё был довольно широким и высоким, но чем глубже, тем при этом и уже становилась пещера.

Джон попытался встать, но затекшие ноги его плохо слушались, и он решил посидеть ещё и заодно вспомнить, что вообще произошло.

Он помнил, что они с Карой пошли охотиться на дракона. Что Кара на его, Джона, деньги купила пучок дорогостоящего розмарина, чтобы этим запахом привлечь дракона. И что дракон таки прилетел. А вот что было потом? Джон помнил странный холод, изредка сменяющийся не менее странным теплом и парализующий конечности. Помнил, как кровь кипела в жилах, помнил ощущение падения, хотя, кажется, всё было наоборот…

Тут до него дошло, что его похитил дракон.

Правда, вопросов от этого осознания не уменьшилось.

Джон хотел было обдумать и как-то решить для себя, зачем он понадобился дракону и что его вообще ждёт, как вдруг обнаружил, что вход в пещеру оказался внезапно закрыт, отчего внутри потемнело. День, судя по всему, и так уже клонился к закату, а теперь и вовсе стало ни зги не видно… Джон поёжился.

Он пригляделся и понял, что у входа в пещеру стоял тот самый дракон. В момент похищения сложно было разглядеть его в мелочах, да и сейчас, из-за темноты и плохого самочувствия, Джон подметил лишь ослепительно золотистую чешую, сложенные крылья и венец из красноватых рогов на голове. Кажется, дракон улыбался. В передней лапе он держал небольшую связку хвороста.

— Добрый вечер, — произнёс дракон. Джон ожидал громогласного, низкого, пугающего голоса, но он ошибся. Голос дракона был самым обычным, не слишком высоким и не слишком низким, не особо громким… Обычный человеческий голос, как бы странно это ни звучало. — Надеюсь, вы в порядке, сэр рыцарь.

Джон выпучил глаза. Какие мы вежливые, оказывается.

— Ну же, не молчите. — Дракон прополз внутрь пещеры, пригнув голову, и бросил хворост недалеко от ног Джона. — Давайте познакомимся. Меня зовут Гиллебертус, я, как видите, золотой дракон. По драконьим меркам я ещё очень молод и обитаю тут недавно. Я прилетел из-за северо-западных скал сюда, потому что там стало слишком уж холодно, а мы, золотые драконы, существа теплолюбивые… Особенно мы не терпим холода в период спячки, которая, кстати, вот-вот наступит.

«Вежливый и болтливый», — подумал Джон. На ответ у него всё ещё не хватало ни сил, ни воли.

— Вы не замёрзли, сэр рыцарь? — Дракон наклонил свою шипастую голову к Джону, внимательно его изучая. — Я понимаю, что путешествия по небосводу вам, людям, причиняют вам немало вреда… Поверьте, я пытался согревать вас своим магическим теплом, но во время полёта это тяжело. Зато сейчас я имею возможность согреть вас как следует.

Джон сам был крайне поражён тем, что не замёрз насмерть, пока летел в когтях дракона. Он и сейчас чувствовал лёгкий озноб, однако от Гиллебертуса и правда исходило какое-то приятное, едва уловимое тепло, как от слабого костерка или очага.

Дракон при этом без дела не сидел: он отодвинулся чуть назад, сделал глубокий вдох и подул на хворост. Тот тут же вспыхнул, обдав Джона резким жаром, и в пещере запахло гарью. Джон отшатнулся, прижимаясь к стене пещеры.

— Многие считают, что мы, золотые драконы, дышим огнём, но это не вполне верно, — усмехнулся Гиллебертус. — Как я уже сказал, мы источаем магическое тепло. Мы можем контролировать его силу. Если нам нужно что-то поджечь, мы просто увеличиваем градус и делаем лёгкий выдох. Тут не помешает знать температуру, при которой горит или плавится то или иное вещество, правда?

— Ч-то? — пискнул Джон.

Гиллебертус произнёс несколько незнакомых ему заумных слов, которые, скорее всего, не были известны даже самым учёным мужам, в том числе и столь уважаемому Карой Фрэзеру. Именно эти слова и пробудили в нём дар речи. Градус, температура… Господи Боже. Видимо, это не только ящерица, это ещё и крыса учёная.

— Вы согрелись? — поинтересовался дракон.

— Д-да, вполне, — кивнул Джон, инстинктивно приближая руки к огню.

Несколько минут они сидели в тишине. Джон грелся у постепенно затухающего костра, а дракон внимательно смотрел то на огонь, то на Джона, внимательно изучая его, как будто видел человека впервые в жизни. Хотя ясно, что это не так. Судя по словам крестьян, Гиллебертус не раз пролетал над деревней, хоть и не приземлялся и никого не трогал.

— Может, всё-таки скажете, как вас зовут? — поинтересовался он вдруг.

— А, я… Я Джон, — закашлялся он от неожиданности, — Джон из дома Резерфордов. А как вы поняли, что я рыцарь?

— Я чувствую благородную кровь за версту, и дело тут вовсе не в розмарине, — усмехнулся Гиллебертус. — Хотя, признаться, этот запах мне безумно нравится, поэтому я и прилетел… Однако в вашей, несомненно, прекрасной спутнице высокородного происхождения я не почувствовал. Поэтому и решил забрать вас.

— Но зачем? — изумлённо протянул Джон. — И откуда такое пренебрежение к… к простолюдинам?

— О, это вовсе не пренебрежение, просто среди нас, золотых драконов, считается, что только люди благородного происхождения могут хотя бы на толику приблизиться к нам, золотым драконам, по мудрости, красоте, умению вести светскую беседу, остроумию, изяществу, вежливости…

— А вы скромные существа, — хмыкнул Джон.

— Скромности в том числе! — закивал Гиллебертус, не различив сарказма.

— Так вы похитили меня затем, чтобы я мог… просто составить вам компанию?

— Именно так, сэр Джон. Правда, об этом знают немногие… Некоторые из вас думают, что я вами питаюсь, но это же грубейшая ошибка! — Дракон даже фыркнул от возмущения. — Радует, впрочем, что существуют особи, весьма осведомлённые о наших предпочтениях. Так, например, однажды я встретил некую принцессу. Она вовсе меня не испугалась и заявила, что хочет, чтобы я сам её похитил. На мой закономерный вопрос — зачем? — она ответила, что только таким образом сможет избежать замужества.

— И как, вы похитили?

— Это был нелёгкий выбор… — вздохнул Гиллебертус. — С одной стороны, стремление принцессы к свободе и её нежелание вступать в навязанный брак мне понятны. Но с другой… что мне с ней было делать? Ей было лет семнадцать, она могла прожить со мной ещё лет сорок, максимум — пятьдесят.

— Мак… что?

— Максимум. То есть самое большое из всего, что только можно предположить, — снисходительно пояснила учёная ящерица. — Я бы за это время к ней привязался, а когда она умерла бы, то моё сердце бы разъела тоска. Так что я отказал, но, насколько я знаю, принцесса эта в итоге смогла убедить своих родителей выдать её за того, кто был мил её сердцу.

Джон вздохнул. Да, кажется, он здесь застрял надолго, потому что какому-то дракону стало скучно и одиноко… Интересно, а что сейчас делает Кара? Вернулась в деревню за помощью? А есть ли в этом смысл?.. Крестьяне вряд ли пойдут в горы искать дракона — они его боятся до одури. Может, Кара пойдёт дальше в Конвей одна… Только вот Ключ остался у Джона, а без Ключа ей там делать нечего.

К слову, о Ключе…

Джон начал озираться в поисках оружия, но ничего возле себя не обнаружил. Дракон, заметив его беспокойство, негромко и сдержанно рассмеялся.

— Ваш меч я спрятал, — пояснил он. — Понял, что это опасное оружие, которое, в отличие от многого другого, способно мне навредить…

— Я не хотел вам вредить, — отозвался Джон. — Мы с Карой… Мы просто хотели узнать, зачем вы здесь. Вы пугаете людей.

— Пугаю? Ни за что бы не подумал… — удивился дракон. — Я просто летал в леса в поисках еды, и мой путь пролегал над этой деревней. Я не собирался делать людям ничего плохого.

— Они думают, что вы хотите их съесть, — усмехнулся Джон. — Или похитить их девушек.

— Я же сказал: люди незнатного происхождения меня не интересуют.

— Но крестьяне-то об этом не знают! Они боятся вас, поэтому и попросили нас с Карой выманить вас из гор и… и вообще-то прогнать, но мы хотели просто поговорить и выяснить, что вам нужно.

— Мне нужно укромное место, чтобы лечь в спячку, — сказал Гиллебертус. — А перед спячкой — хорошенько наесться и, желательно, пообщаться с кем-нибудь образованным, умным и вежливым.

— А что вы едите? — не выдержал Джон. Этот вопрос интересовал его всё время, что он разговаривал с драконом, но он так и не решался его задать — боялся услышать ответ.

— Вообще мы любим листья берёз, осин, тополей, диких яблонь… Сами дикие яблоки тоже любим, — задумался Гиллебертус. — В них много витаминов, — выдал он очередное непонятное слово. — Конечно, в период бодрствования мы откладываем еду на зиму, потому что в холода добывать пищу гораздо сложнее…

Кажется, Гиллебертус описывал еду не древнего могучего существа из сказаний, а какого-то кролика.

— А… а мясо? — поинтересовался Джон.

— Мы не едим мясо живых существ, — снисходительно улыбнулся Гиллебертус. — И не потому, что считаем это варварством или чем-то вроде каннибализма… Просто не испытываем в нём нужды. Для утоления голода достаточно листвы, плодов и травы.

Джон не сказал ничего. Он до сих пор не мог переварить то, что сообщил ему Гиллебертус. Интересно, а Кара об этом знала? А этот её Фрэзер? В народе о драконах говорили как об опасных хищниках, которые едят людей, крадут овец и коров, не чураются и дикими животными вроде волков… А этот заявляет, что не ест ничего, кроме растений.

Джон не знал, чему верить.

— Так что вы можете передать тем добрым людям, что я вовсе не хочу съесть ни их, ни их скот, ни кого-либо ещё живого, — улыбнулся дракон. — Вскоре я перестану их беспокоить, а после выхода из спячки отправлюсь на юг, на Острова Зноя, что за Анкером.

Джон слышал об Островах Зноя, но очень мало, и почти не знал, что это за место.

— Я передам, когда вы меня отпустите…

— Я вас не держу, — сказал Гиллебертус. — Но сейчас вам лучше никуда не ходить. Вам следует отдохнуть и ещё погреться, к тому же я уже чувствую этот прекрасный запах дождя… Вот-вот грянет гроза. Ну куда вы пойдёте в грозу, ещё и по горам? Как только восстановится хорошая погода, я отнесу вас назад. Хворост у меня ещё есть, и я могу поделиться с вами своими запасами диких яблок, если вы проголодаетесь.

Джон вздохнул. Он тоже чувствовал запах мокрой земли и камня и был согласен с драконом, что ему пока стоит остаться. Только вот что там с Карой? Где она? Может, отправилась на его поиски одна? Это было бы очень мило с её стороны… И это бы в очередной раз доказало Джону, что Кара — это Кара, та, за кого она себя выдаёт, а не Жанетта, притворяющаяся добренькой, чтобы использовать его в своих целях. Впрочем, у Джона же оставался Ключ, а ради Ключа эта проклятая ведьма явно готова на всё.

Но будет ли она готова идти в дождь и грозу по горным тропинкам, будучи при этом в нарядном бархатном платье?..

Джон задумался. Гиллебертус сказал, что не почувствовал в его спутнице благородной крови. Но всё же как-то не верилось, что Жанетта не обладала этой самой кровью. Она и выглядела как настоящая королева, и вела себя так же… Она была властной, гордой, явно самовлюблённой, умеющей командовать… Изящной, стройной, с идеальной осанкой и надменным взглядом. Даже королева Кэберита, её величество Элеонора Первая, была… другой. Тоже гордой, тоже надменной, тоже с осанкой… Но другой. К тому же она уже состарилась, а вот Жанетта благодаря Каре могла сохранять молодость вечно.

С другой стороны, Джон помнил, что рассказывала ему Элет. Ведьмам в Шабаше стирали память, лишая их всех связей с прошлым, с семьёй, с друзьями… Уничтожали их привязанности, любовь и прочие чувства к тому, что могло бы их удержать за стенами Шабаша. И Жанетта, родившись в своё время в простой семье и впоследствии лишившись памяти, могла уже сама себе привить те особенности, которыми обладали представители знати. Сама в себе воспитала надменность и гордыню, сама научилась не ходить, а плавать лебедью, смотреть на всех снизу вверх и говорить презрительным тоном.

Кара, конечно, была не такой. Она обладала чувством собственного достоинства, была несколько брезглива и явно гордилась тем, что многое знала и умела. Но она не ставила никого ниже себя, в том числе и крестьян. Она походила на особу королевских кровей только прекрасной внешностью, но разве среди крестьянок мало красавиц? Будь Кара Жанеттой, она, конечно, могла бы играть, изображая из себя девицу попроще, нежели глава ведьм, но всё же…

Джон покачал головой. Каждый раз мысли о Каре-Жанетте заводили его в тупик.

Он так и не доверился ей до конца.

Захотелось вдруг поговорить об этом с драконом. Гиллебертус — молодой, несколько наивный, болтливый, — не очень-то походил на древнее мудрое существо, способное ответить на любой вопрос и дать любой совет. Но всё же… Джон ощущал странное доверие к нему. Он ведь добр, он не желает людям зла… Может, поможет чем? Даст совет или какое-то напутствие?

При этом Джон понимал, что придётся рассказать Гиллебертусу всё с самого начала, а это займёт немало времени… Впрочем, важным было не это. Важным было то, что Джону вовсе не хотелось вспоминать и проговаривать вслух некоторые моменты этой истории. Это было больно и неприятно; мысли впивались в мозг и душу отравленными стрелами, а слова сковывали язык и никак не хотели соединяться в связную речь.

Значит, нужно поставить свой вопрос как-то обобщённо, не называя имён и не углубляясь в дебри истории… Джон задумался.

— Гиллебертус, — позвал он спустя пару минут молчания. — Как по-вашему: если человек просит довериться ему, но ты так и не можешь до конца… — Он сглотнул. — Ну не получается ощутить это доверие, постоянно ждёшь от этого человека какой-то подставы… удара в спину…

— Вы про свою очаровательную спутницу? — поинтересовался дракон.

— Как вы догадались?

— А про кого же ещё… Я не знаю всех подробностей, но всё же посмею дать совет. Вы ждёте от неё удара в спину, но попробуйте ждать чего-то хорошего, — предложил Гиллебертус. — Например, того, что она сейчас очень за вас переживает и ищет вас.

— Понимаете, у меня есть вещь, которая ей нужна, — признался Джон. — Если она и придёт сюда, то скорее за ней, нежели за мной.

— Ну вот, а вы думайте, что она придёт в первую очередь за вами. Представьте, что эта вещь осталась бы у неё, а она бы всё равно отправилась вас искать. По-моему, это не так сложно.

И правда, представить Кару, бредущую по горам, сжимая Ключ дрожащими пальцами, было вполне легко. Может, Гиллебертус и прав… Джон понимал, что это удастся проверить только тогда, когда они дойдут до Конвея и Кара сделает то, что хотела. Если же всё окажется иначе, в точности до наоборот… Если Кара — это всё та же Жанетта, которая вместо того, чтобы закрыть Врата, распахнёт их настежь… Джон не знал, что будет тогда делать. Скорее всего, он и не успеет ничего сделать.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он дракона. — Я постараюсь.

Снаружи лил дождь и гремел гром, изредка пещеру, помимо костра, то и дело освещали молнии. Если Кара сейчас и вправду идёт сюда, ей, скорее всего, не очень хорошо.

— Если ваша спутница ищет вас, то вам, скорее всего, стоит остаться здесь и подождать её, — предложил Гиллебертус. — Иначе вы разминетесь, и потом уже вам придётся искать её.

— Да, пожалуй. Когда закончится гроза, не могли бы вы облететь местность, чтобы посмотреть, где она?

— С радостью, сэр Джон, — улыбнулся дракон. — Что может быть прекраснее полёта по небу после грозы…

Ему не позволил договорить оглушительный раскат грома, сопровождаемый яркой молнией.

И именно благодаря этой вспышке Джон обнаружил у входа в пещеру небольшую фигурку.

Кара, уставшая, мокрая, прямо как в день их первой встречи, стояла, опершись о камень, тяжело дышала, а в глазах её смешались гнев и облегчение.

Через мгновение она обессиленно осела на колени.

Глава 7. Осквернённая святыня

— Подумать только, драконы не едят мясо! — продолжала, смеясь, удивляться Кара.

— Разожги уже костёр, — напомнил с улыбкой Джон.

Она спохватилась и чиркнула кресалом, выбивая искру.

Закат застал их в дороге, и они снова были вынуждены ночевать в лесу. После приключений в горах оба они хотели как можно подольше погреться у костра, хотя Джон чувствовал себя отлично, не обнаруживая никаких признаков простуды или переохлаждения, но за Кару он всё-таки побаивался. Он помнил, как она простудилась, когда пришла в его замок, и повторения чего-то подобного ему не хотелось — это было бы очень некстати… По её словам, до Конвея оставалось совсем немного, и это значило, что Каре нужно копить силы, а не растрачивать их на борьбу с болезнью.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо поинтересовался Джон.

— Ничего, — пожала плечами она, не отрывая глаз от огонька костра. Казалось, что она вообще не моргала, пытаясь заворожить пламя. — А что ещё интересного рассказал тебе Гиллебертус? Может, о своих собратьях?

— Нет, о них он ничего не говорил… но сказал, что после спячки полетит на Знойные Острова. Может, там остались какие-то его родственники? — осенило Джона.

— Возможно, — пожала плечами Кара. — Насколько я знаю, на Островах не бывал ещё никто из живущих на северной части материка. Может, анкерцы какие-нибудь туда ездят, точнее, плавают…

Они молча сидели несколько минут, следя за пламенем, пляшущим на толстых сучьях и тонких соломинках. Аппетита отчего-то ни у кого не было: с собой дракон им подарил целую сумку диких яблок, у них ещё оставалась солонина, сухари и вино… Но ни Джон, ни Кара к еде так и не прикоснулись.

— Я пойду ещё дров принесу на ночь, — внезапно для самого себя подорвался с места Джон.

Кара лишь кивнула, не отрываясь от огня.

Джон не спеша пошёл к опушке, где росло множество каких-то незнакомых ему кустарников, с которых уже слетела жёлтая и коричневая листва. Под ногами шуршала трава и опавшие листья, над головой слабо посвистывал ветер и качались вечнозелёные сосны и ели. В глубине леса зелёные оттенки постепенно перетекали в жёлтые, алые и коричневые, но здесь, у дороги, росли в основном хвойные деревья. Лёгкие наполнял приятный запах хвои и смолы, мокрой земли и свежести, которого не бывает ни в замках, ни в деревнях, ни на пыльных трактах.

Тут же он вспомнил свой сегодняшний сон — там снова была Элет, но если раньше она появлялась либо в лесу, либо в безлюдном поле, то теперь явилась ему среди каких-то жутких руин. Джон предположил, что это и был Конвей. Вокруг Элет возвышались башни — у какой-то не хватало крыши, в какой-то были пробоины, будто от брошенных катапультой камней, но все они выглядели величественно и даже пугающе. Позади девушки виднелась огромная башня, которая выглядела целой и поистине неприступной, она словно парила в воздухе, уходя в облака.

Элет, под стать окружающей обстановке, тоже выглядела сурово и строго. Поверх её привычного серого платья с высоким воротником был накинут чёрный плащ с капюшоном; она скрестила руки на груди и смотрела на Джона мрачным, непроницаемым взглядом. Он поёжился и не решился что-то сказать.

— Ты снова сомневаешься, — заявила Элет, и голос её пробирал до костей не хуже северного ветра. — Не смей сомневаться. Ты уже почти у цели. Сделай это.

— Я не сомневаюсь, просто…

— Ты знаешь, что она права, знаешь, что нужно сделать. — Элет словно не слышала его. — Так иди и сделай.

С этими словами она исчезла — растворилась в тёмном холодном воздухе вместе с пылью, а Джон в своём сне ещё долго бродил по руинам Конвея, пытаясь найти её — но безуспешно.

Теперь же он думал над тем, почему Элет вдруг посуровела, почему начала говорить с ним так. Если это, конечно, правда была она, как-то сумевшая разорвать ткань между мирами и проникшая в его сны… Но если эти сны — всего лишь игры его больного сознания, то ничего удивительного в её тоне нет. Чем больше времени Джон проводил с Карой, тем сильнее укорял себя за это недоверие, иглой засевшее в его сердце. Всё-таки она была неплохим человеком, умела проявлять сострадание… и безумно вкусно готовила на костре похлёбку из беличьего мяса.

Джон усмехнулся. Возможно, когда они доберутся до Конвея, он сможет довериться ей полностью.

Вдруг вдалеке мелькнуло что-то белое. За деревьями и опушкой, там, где была дорога, Джон заметил что-то необычайно светлое, приковывающее внимание неестественной белизной. Этот воплотившийся свет становился всё ближе, и Джон невольно пошёл навстречу, обуреваемый любопытством.

Вскоре он смог различить очертания женской фигуры, и длинное белое платье, и светлые волосы с золотистым отливом, и всё это вкупе с невероятно бледной кожей уже не сливалось в блестящее пятно. Он увидел, что девушка была босая, что платье её было без рукавов, а длинные, ниже бёдер, волосы едва заметно развевались на ветру. Она шла не торопясь, и Джон замер, ожидая, когда она приблизится к нему.

И странно, но все эти детали её внешности казались ему очень знакомыми…

Вскоре девушка тоже заметила его: она ускорила шаг, всё стремительнее сокращая расстояние между ними. И тогда Джон понял, кто это.

Флориана, русалка, королева лесного озера, способная очаровывать своим божественным голосом и заглядывать в будущее…

Джон улыбнулся. Отчего-то отрадно было встретить кого-то из прошлого, пусть даже прошлое его было не столь радостным и лёгким.

Однако сейчас Флориана почему-то выглядела гораздо хуже, чем во время их первой встречи. Когда она подошла на достаточно близкое расстояние, Джон увидел, что её тело было не вполне целым, будто кем-то покусанным: на плечах, шее, ступнях виднелись багровые язвы, пальцы на ногах отчего-то почернели, как и тонкие венки, вьющиеся по стопам и щиколоткам, запястьям и предплечьям. Чем ближе подходила Флориана, тем больше язв разглядывал Джон: некоторые были совсем тёмными, гноящимися, другие — едва заметными, розоватыми… Под её ясными голубыми глазами виднелись огромные тёмные круги, между бровей пролегла глубокая складка.

И, несмотря на это всё, Флориана улыбалась, будто совсем не чувствовала боли… Впрочем, возможно, она и правда её не чувствовала. Кто знает, способны ли существа вроде неё испытывать боль от ран.

Джон был рад её видеть, но её странное, даже пугающее состояние его насторожило.

— Боже, что с тобой? — воскликнул он вместо приветствия. Изумление заставило его замереть, да и боялся он подходить к изувеченной русалке…

— Здравствуй, Джон. Я рада, что ты узнал меня, — ещё шире улыбнулась Флориана, и Джон заметил, что губы её покрылись коричневой кровяной коркой. — Я долго искала тебя, благодаря своему дару я поняла, где ты, но ты так быстро передвигался и так часто менял место своего обитания…

— Я снова вынужден путешествовать, — отозвался Джон настороженным голосом и прижался спиной к ближайшему дереву. — Но… почему на тебе… это…

— А, это… — Флориана звонко рассмеялась, махнув рукой. — Такое бывает, когда я долго существую без воды. Не обращай внимания. Вернусь в озеро — пройдёт.

Да уж, попробуй тут не обращай внимания…

— Так зачем ты искала меня? — уточнил он.

Флориана замерла примерно в полуметре от него, наивно моргая своими огромными голубыми глазами. Он заметил, что её длинные волосы совсем спутались и потускнели, к тому же в них застряли листья и сосновые иглы. Захотелось самому (или с помощью путеводных огоньков Кары) немедленно найти ближайшее лесное озеро и искупать в нём Флориану. Джону больно было смотреть на то, как эта несколько пугающая, мистическая, но всё же совершенная красота оказалась осквернена язвами.

— Я хотела сказать, что ты в большой опасности. — С лица Флорианы сошла улыбка, а в глазах собрались слёзы. — Я вижу, что ты поверил этой женщине, но на самом деле…

Русалка замолчала, а Джон почувствовал, как у него в груди всё похолодело.

— Я знаю, Джон, она лжёт тебе. — Флориана приблизилась к нему, протянула руку — тонкие чёрные венки, потемневшие кончики пальцев и пара-тройка облезших ногтей его несколько испугали, однако он позволил ей коснуться его щеки. — Она не та, за кого себя выдаёт, и она вовсе не собирается спасать мир, а наоборот…

— О, здравствуй, рыбка.

Флориана вздрогнула, убрала руку и резко повернула голову влево. Джон тоже обернулся на голос — такой знакомый, ставший привычным голос Кары, который сейчас звучал едко, насмешливо и злорадно.

Кара стояла между двумя высокими елями, облокотившись на одну из них и скрестив руки на груди. Внезапно налетевший ветер взлохматил её волосы и всколыхнул полы длинной красной дорожной котты. Джон замер, не в силах толком осмыслить, что происходит, а вот Флориана подорвалась с места и бросилась к ней. Кажется, полусгнившие ступни никак не мешали ей быстро передвигаться.

— Ты солгала ему, чтобы он помог тебе вызвать всадниц! — вскрикнула русалка, стремительно приближаясь к неподвижной Каре… или Жанетте? — Он бы до последнего думал, что закрывает Врата, тогда как ты на самом деле открыла бы их! И у него не было бы возможности даже попытаться тебя остановить, потому что всадницы сразу бы уничтожили его… и весь мир!

— Какая ты болтливая стала, рыбка, — хмыкнула Кара, сделала шаг вперёд и протянула вперёд правую руку, обхватывая тонкую шею Флорианы. Кажется, она ни капли не брезговала прикасаться к язвам, из которых слабо сочился серо-жёлтый гной. Русалка не успела ничего сделать, не смогла отбежать или дать отпор — хватка у ведьмы была безжалостной.

Джон хотел было помочь старой знакомой, но ведьма (он уже совершенно не понимал, каким именем называть её), заметив это, небрежно махнула левой рукой, и он тут же оказался на земле. Даже не ощутил толком ни короткого полёта, ни падения — его стремительно отбросило на добрый десяток метров магической волной и прижало к земле. Так что ни встать, ни даже толком пошевелиться он не мог, а кричать… кричать было бесполезно. Крики Флориану не спасут.

— А когда мы разговаривали в прошлый раз, ты была очень краткой, — вспомнила ведьма, сжимая пальцы на бледной шее Флорианы. Та не двигалась, не пыталась как-то остановить свою мучительницу, лишь смотрела на неё пристально, кажется, даже не моргая. — Помнишь, что ты мне ответила?

— Я не подчиняюсь твоим приказам, — прохрипела Флориана.

— Ты сказала, что ты не нечисть, — кивнула ведьма. — А кто же ты тогда, рыбка? Зачем такие, как вы, завлекают людей в озёра своим божественным пением?

И тут Джона осенило: действительно, зачем? В прошлый раз русалка привлекла их внимание песней, чтобы предупредить об опасности, но ведь в большинстве случаев она явно использовала красоту своего голоса для другого… Для чего?

— Рассказала бы ты своему другу, чем питаешься, — прищурилась ведьма, чуть ослабив хватку, чтобы Флориана таки смогла рассказать. Но она молчала, плотно сжав губы. — Что, не хочешь его огорчать? Джон, русалки едят людей, — бросила она на него краткий взгляд. — Обгладывают до косточек. Видел бы ты дно того озера, где живёт твоя белокурая подружка… — Она мечтательно закатила глаза и свободной рукой едва ли не с нежностью провела по волосам Флорианы. — Столько скелетов я в жизни не видела. Причём едят они в основном мужчин, которые падки на сладкие голоса и привлекательную внешность.

— Я… я не… нечисть… — прошипела Флориана, так и не шелохнувшись. — Я была… была человеком…

— Человеком, убившим себя, — закатила глаза Жанетта, в голосе её звучало пренебрежение. — Ты утопленница. Нежить. Ты отвергла жизнь — священный дар Бога. Значит, ты — нечисть, самая настоящая нечисть, милая. — Правой рукой она сильнее сжала её горло, а левой на удивление трепетно провела по изъеденному струпьями плечу русалки. — Такая же нечисть, как мои духи и демоны. Ты ничем не лучше их. Не отрицай.

С этими словами она сжала пальцы в сотню раз сильнее. Джон снова попытался броситься на помощь Флориане, но тело всё ещё не слушалось его, и ему пришлось остаться лежать в дорожной грязи и пыли.

А Жанетта продолжала душить Флориану, точнее, видимо, не душить, а воздействовать на неё какой-то разрушительной тёмной магией: чёрные венки на её ступнях и запястьях стали вдруг увеличиваться в размерах, будто чёрные реки, разбегаться, разливаться по всему телу — по тонким щиколоткам, белым плечам, нежной груди и шее… Когда эти чёрные ручейки добрались до глаз, Флориана медленно, будто против своей воли, закрыла их. После того, как Жанетта резко отдёрнула руку, русалка упала и больше не шевелилась.

В тот же момент Джон понял, что снова может шевелиться. Пока ведьма, довольная собой, любовалась на результат своих творений, он резко подскочил, проверил меч на поясе и бросился прочь.

Сначала он бежал. Бежал так быстро, как мог, и постоянно оглядывался. Но, не заметив за собой погони, постепенно перешёл на шаг. Лёгкие горели огнём от быстрого бега, ноги тоже адски болели, несмотря на то, что Джону посчастливилось ни разу не споткнуться и не упасть. Иначе он бы, наверное, и не встал вовсе. Он знал, что Жанетта уже следует за ним, что она легко может найти его, посему понимал: нужно зайти так далеко и так запутать свои передвижения, что даже её блуждающие огоньки не отыщут…

Впрочем, понимал Джон и то, что блуждающие огоньки — вовсе не гончие псы и им не нужен запах или след, чтобы найти кого-то. Это ведь магия, преодолевающая пространство. А против неё он бессилен.

Он шёл быстро, без остановок, пока не стемнело. Поднял голову — на чёрном небе не виднелось ни луны, ни звёзд. Наверное, их затянуло непроглядными тучами, и скоро грянет гроза. Не хотелось мокнуть, да и опасность быть убитым молнией или поваленным деревом тоже присутствовала… С другой стороны, Джон просто не представлял, где искать укрытие. Поэтому он просто шёл куда глаза глядят.

Все его вещи и лошадь остались у Кар… у Жанетты — там, где они собирались ночевать. С собой у Джона была лишь та одежда, что осталась на нём — тонкая серая рубашка, чёрная жилетка, штаны в тон и сапоги из старой коричневой кожи, а ещё старый суконный плащ, который почти не грел. Слава Богу, он догадался оставить на поясе кожаную сумку с деньгами и ножны с мечом. Иначе бы совсем сейчас пропал. А пока Ключ у него, Жанетта не сможет ничего сделать.

Ему совершенно не хотелось думать о том, что произошло. Это было страшно, от этого по спине бегали мурашки и в груди что-то болезненно холодело… Это походило на воспоминания о войне, о смерти сестры и гибели Элет — невозможно было думать об этом дольше одного мгновения. Поэтому Джон старался не думать — временно, пока рана ещё свежа.

Вдалеке прогремел гром — тихо, но протяжно, и Джон ускорил шаг, не очень понимая, куда идёт и на что надеется.

Приглядевшись, он обнаружил впереди очертания здания. Оно было слишком высоким для дома лесничего и напоминало скорее церковь, нежели жильё. Но Джон всё равно поспешил к нему в надежде укрыться от грозы. Главное, чтобы крыша у этой церкви не была дырявой…

Храм и правда оказался довольно высоким — выше, чем городская церквушка, в которой служил отец Маор. Здание было небелёное, деревянное и покосившееся, однако купол его стоял ровно, и крыша, судя по всему, осталась целой. Джон несмело приблизился к дверям, боясь, что они будут заперты на огромный замок… и к облегчению своему заметил, что одной двери тут не было вовсе, а вторая еле висела на одной-единственной петле. Внутри было жутко темно.

Джон поднял с земли несколько сухих веток, извлёк из поясной сумки огниво и выбил искру — получилось что-то вроде маленького факела. Затем он осторожно вытащил меч из ножен, перехватил поудобнее рукоять и медленно, рассчитывая каждый шаг, прислушиваясь и вглядываясь в кромешный густой мрак, прошёл внутрь.

Одной рукой освещая храм горящей веточкой, другой Джон держал меч, не очень представляя, от чего или от кого ему придётся защищаться в этом месте.

Слабый огонёк выхватывал из темноты изломанные скамейки и полы, сгнившие перила и заржавевшие подсвечники. Вдруг Джон со слабой радостью в душе обнаружил в одном подсвечнике две довольно большие свечи и, подойдя к ним, быстро их зажёг. В церкви стало чуть светлее, и он тут же увидел у алтаря два больших подсвечника — в них обоих оказалось около десятка пыльных свечей.

Джон понятия не имел, откуда вообще в лесу могла взяться заброшенная церковь и сколько примерно лет она стояла вот так — забытая и пустая. Возможно, раньше здесь была деревенька, уничтоженная в результате какой-нибудь войны (а в истории Кэберита войн случалось немало), и лишь церковь каким-то чудом не пострадала… Или люди просто ушли отсюда, их маленькие избы поглотил лес, но довольно большая и высокая церковь выстояла… Впрочем, всё это догадки. Главное, что ему было где спрятаться от грядущей грозы.

В сердце также теплилась слабая надежда на то, что проклятая ведьма Жанетта не сможет войти в это освящённое место…

Джон зажёг все свечи, что ему удалось найти; огоньки чуть подрагивали, создавая на стенах и полу причудливые тени от обломков скамеек и других пустых подсвечников. Самого алтаря — большой каменной плиты, возле которой совершались богослужения, — в этом храме не оказалось.

Не выпуская меч из рук, Джон осторожно опустился на одну из уцелевших скамеек. Он очень устал и запыхался, ноги ныли и дрожали, сил не было вообще ни на что, в том числе и на размышления о том, что произошло несколько часов назад с ним и Флорианой. Казалось, что это просто сон, очередной кошмар, который растает с наступлением утра.

Джон прикрыл глаза. Он помнил о том, что спать нельзя, но веки буквально слипались, в глаза будто песка насыпали, и он ничего не мог с этим поделать.

Из этой странной полудрёмы его вывел громкий звон. Джон резко подскочил и обнаружил, что это всего лишь выпавший из рук Ключ ударился об пол. Он поднял меч с облегчённым выдохом, но снова насторожился, когда в стороне двери что-то заскрежетало. Возможно, это были давно не смазанные петли, но уж слишком долгим и громким был звук…

Насторожившись и сжавшись от липкого страха, засевшего в груди, он медленным шагом направился к выходу. За окном уже вовсю лил дождь, вдалеке то и дело гремело, а небо вспарывали ослепительные вспышки серебряных молний. Джон даже чуть успокоился и хотел вернуться назад, поближе к тому месту, где должен был быть алтарь, как вдруг увидел в заросшем паутиной углу, под крышей, нечто похожее одновременно на паука и стрекозу, причём это нечто было раз в пять больше, чем обычный паук или стрекоза.

В следующее мгновение нечто, видимо, осознав, что его заметили, резко слетело вниз и приземлилось на пол, увлекая за собой длинные нити паутины.

Джон отпрянул, с трудом сдержав крик, — существо было поистине отвратительным. Разглядывать его особо не хотелось, но он всё же заметил восемь шерстистых тонких лапок, ужасно длинных; крылья у существа были прозрачные, но тоже невероятно большие, а тело — круглым, с такой же шерстью, как и на лапах, только не столь густой и местами открывающей грязно-розовую сморщенную кожу.

На Джона пристально смотрели четыре пары жёлтых немигающих глаз.

Потом существо открыло пасть, и оказалось, что пасть занимала почти всё пространство внутри его круглого тела. Пасть была полна тонких острых зубов, жёлтых и местами коричневых, но куда отвратительнее был невероятно длинный и юркий розовый язык.

Джон разглядывал существо недолго — буквально через пару мгновений после приземления оно с громким шипением бросилось на него в прыжке. Он взмахнул мечом, но существо увернулось и вцепилось в его колени. Не дай бог острые концы его лапок ещё и ядовитые… Существо вцепилось хорошо, крепко, но до кожи пока не добралось — зависло на ткани штанов. Джон попытался смахнуть его мечом, но существо снова увернулось, спустившись к носку сапога. Тогда он, не растерявшись, что было сил ударил ногой по хлипкой стене церквушки — чудо, что та не развалилась от этого удара.

Существо не успело спрыгнуть или слететь с сапога, а потому оказалось превращено в месиво из мяса, коричневой слизи (или это была его кровь?) и чёрной шерсти одним верным ударом.

Джон провёл носком сапога по стене ещё пару раз, чтобы соскрести с него остатки существа. Почувствовал, как горло сжало рвотным позывом — это было действительно отвратительно, а ещё так внезапно и оттого страшно, что скулы сводило. Оставалось надеяться, что этот странный монстр здесь такой один…

Джон устало рухнул на ближайшую скамейку и положил меч на колени. Напавшее на него существо явно было магическим, а значит, святость церкви не спасает. Судя по всему, этот монстр — мелкая сошка, на какого-нибудь демона или духа он не похож. Скорее что-то вроде упыря. И даже ему удалось проникнуть в святое место, а что говорить о Жанетте, которая в сотни раз сильнее?

Поэтому, когда закончится гроза, придётся идти дальше, иначе Жанетта догонит его, и тогда…

А что тогда? Что она сделает? Отберёт Ключ и убьёт его?

Пожалуй, это был самый правдоподобный вариант.

Джон прислушался. За окнами всё ещё гудели раскаты грома, висящая на единственной петле дверь скрипела всё протяжнее и громче. А откуда-то со стороны алтаря вдруг послышался звук, похожий на мелкое частое постукивание. Джон замер, прислушался — не показалось ли? Да нет, всё тот же этот звук, будто кто-то стучит пальцами по деревянной поверхности…

Джон резко вскочил со скамьи, перехватив рукоять Ключа и принимая боевую стойку. А по проходу между рядами скамеек к нему уже приближались три паукообразных существа, похожих на то, что он только же раздавил. Причём у одного из них, самого большого, помимо крыльев и восьми глаз, были ещё и маленькие чёрные рожки.

Нет, ему это уже начало надоедать.

Когда существо с рожками взлетело, Джон прицелился и рубанул мечом, надеясь обрубить эти прозрачные крылышки, но существо резко направилось вниз, с невероятной скоростью сделало круг вокруг Джона, пытаясь, видимо, вцепиться в его спину или плечо, но он успел махнуть мечом и прогнать его. В итоге тварь зависла над его головой, а две других, быстро перебирая лапками, поползли к ногам Джона.

Чтобы они не успели вцепиться в носки сапог, он запрыгнул на скамейку, потом резко взмахнул мечом, отгоняя существ прочь. Они уже обнажали свои пасти, полные зубов и мерзкой слюны, — интересно, что будет, если укусят? Впрочем, Джон не хотел бы всё-таки познать это на себе.

Не сразу он догадался броситься к алтарю, точнее, тому месту, где он раньше находился. Он уже ни в чём был уверен, но, может, остальная часть церкви не так свята, как алтарь? Может, там эти существа не будут чувствовать себя столь уверенно?

Не забывая отмахиваться от них мечом, Джон кинулся вперёд, он то спрыгивал со скамеек, то запрыгивал на них обратно; одна скамья, не выдержав его веса, провалилась под его ногами, но он, успев вовремя пнуть прочь гнилые доски, почти не замешкался из-за этого. Крылатые паукообразные существа летели и бежали за ним, пытались обогнать его и броситься прямо в лицо; то, что с рожками, постоянно обнажало свои жёлтые зубы и вываливало наружу длинный язык, словно вслепую силясь что-то проглотить.

Когда Джон почти добежал до алтаря, прямо над его головой, где-то возле задней стенки храма, послышался громкий, высокий, поистине душераздирающий вопль. Он был настолько невыносимым, что Джон не выдержал, выронил меч и прижал ладони к ушам, зажмурился, сжался — что угодно, лишь бы не слышать этого, не слышать, не слышать, не слышать!

Но даже сквозь прижатые к ушам ладони был отчётливо слышен этот вой — он постепенно заглох, но через секунду ударил по его перепонкам с новой силой. Джон почувствовал, что два паукообразных существа уже впились своими острыми лапками в его ногу, увидел, что третье продолжало нарезать круги над его головой, и наконец взял себя в руки. Изо всех сил пытаясь вытерпеть оглушающие звуки, исходящие от паутины, он потянулся к мечу и вдруг увидел, что рукоять и нижняя часть клинка были обмотаны плотным слоем серой липкой паутины. Один из «пауков», тот, что с рожками, тут же спикировал вниз, разинул пасть, и из него на меч брызнуло нечто такое же серое, вязкое — оно попало на сапоги Джона и начало быстро разрастаться, образуя что-то вроде пут, перевязывающих его щиколотки.

Джон поёжился, чувствуя, что его снова затошнило от ужаса и отвращения; а паукообразные твари продолжали цепляться за его ноги, царапать их клыками сквозь ткань штанов и кожу сапог. Воющие клочья паутины тоже никуда не делись: своими очертаниями они напоминали птиц, бело-серых полупрозрачных воронов, которые вместо карканья издавали лишь адские, громогласные, вводящие в ужасную дрожь вопли.

За дверью храма громыхнуло так, что на миг Джон прекратил слышать и эти вопли, и свой собственный крик, вырвавшийся из него против воли. Спутанные пряди, выбившиеся из взлохмаченного хвоста, падали на лицо, лезли в рот и нос, мешая дышать.

А в дверном проёме, озарённая очередной грозовой вспышкой, вдруг появилась женская фигура.

«Это Жанетта, — подумал Джон, удивляясь при этом, как у него до сих пор получалось более-менее здраво мыслить. — Сначала она заманила меня в эти проклятые развалины, натравила своих адских духов, чтобы запугать и лишить всякого преимущества, а теперь пришла убить…»

Жанетта медленно проходила по церкви; когда она оказывалась напротив горящих свеч, те тут же тухли, будто от сильного порыва ветра. Звуки её шагов гулким эхом раздавались по храму, и лишь сейчас Джон заметил, что вопли паутинных птиц стихли, как и гром снаружи, и ветер прекратил биться в стены и завывать под стать паутине, и дождь по крыше больше не барабанил.

В мире воцарилась абсолютная тишина, которую нарушали лишь шаги Жанетты.

Джон не видел её лица — стало слишком темно. Слава Богу, видеть отвратительных тварей, что атаковали его, он тоже перестал.

Он ждал своей смерти, можно сказать, с нетерпением.

Закончатся наконец все его мучения. Закончится невообразимая тоска и боль пустоты, последние несколько лет разъедающие сердце и душу, словно соль в свежей ране. Закончится этот страх, навеянный адскими тварями и проделками проклятой ведьмы, да и в целом страх за свою жизнь, за судьбу мира, которая внезапно оказалась в его руках, вообще за всё на свете. Когда он умрёт, ему будет плевать на всё и на всех.

Закончится, наконец, его нелепая, больная жизнь. Оборвётся сейчас, в этом заброшенном, полуразрушенном храме, забытого среди леса. И он тоже будет заброшен, разрушен и забыт.

— Темно, — раздался вдруг женский голос, и Джон вздрогнул — это не был голос Жанетты.

Женщина щёлкнула пальцами, и вокруг неё загорелось два маленьких огонька, будто от свечи; но внезапно они начали расти, увеличиваться, становиться ярче и белее — словно два маленьких солнца.

Эти огоньки выхватили из темноты фигуру пришедшей женщины, её лицо, глаза, волосы…

Джон присмотрелся и обомлел. Если бы он мог, то наверняка бы упал навзничь от ошеломления.

Перед ним стояла Элет.

Она улыбалась хищнически, оскалив зубы, её глаза злобно сверкали во тьме, то и дело меняя цвет с серого на золотой. Её распущенные русые волосы развевались на залетевшем внутрь ветру за её спиной, будто плащ или крылья. Платье на ней было чёрное, с широким кожаным ремнём под грудью и многочисленными рюшками на подоле.

Да, это была Элет, точнее, она выглядела как Элет и в то же время была совершенно на неё не похожа.

Джон, опять же, был очень удивлён тем, что смог вспомнить момент, когда уже сталкивался с подобным. Поэтому он сразу узнал женщину, что пришла навестить его этой ненастной ночью в жутком храме.

— Суккуб, — процедил он сквозь зубы — голос сильно дрожал, его сковали хрипы в горле, возникшие, видимо, после того, как он закричал от ужаса несколько минут назад.

— Ты меня узнал! — радостно воскликнула демонесса и рассмеялась. — А я хотела снова пошутить и сделать вид, что я — твоя подружка. Признавайся — соскучился по ней?

Джон не отвечал — да и зачем ему было отвечать? Он даже чуть расстроился из-за того, что пришла сюда не Жанетта, а её безумная союзница, демонесса из ада, покровительствующая похоти и разврату. Жанетта бы сразу его убила и забрала Ключ, а эта сейчас будет болтать без умолку. И Джон ничего не сможет сделать — его ноги были скованы, а рукоять меча — оплетена толстым слоем паутины.

Значит, быстрой смерти ждать не стоит.

— Ты же знаешь, кто меня прислал? — спросила Суккуб, приближаясь к Джону. Она начала рассматривать его лицо, коснулась двумя пальцами поросшего щетиной подбородка, провела ладонью по шее, спускаясь в груди… затем обошла его провела руками по позвоночнику и пояснице. — Моя госпожа велела вернуть тебя к ней. А кто я такая, чтобы ослушаться её? — Внезапно рука демонессы скользнула к ремню брюк. Джон стоял, не шевелясь и ничего не говоря. — Но мы можем сначала неплохо развлечься, не так ли? Я отпущу своих маленьких друзей, мы останемся наедине, и…

Он слабо дёрнулся, заставляя Суккуб сбросить руку с его паха, и почувствовал, как две твари сильнее впились в его ноги своими тонкими острыми лапками. Господи, только бы на них не было яда… хотя… если яд всё-таки есть, то, может, это ускорит его смерть и не позволит демонессе долго играть с ним.

— Совсем ты меня не жалеешь! — сокрушённо вздохнула Суккуб и тут же убрала руки. Она снова обошла Джона, приблизилась к нему вплотную и взглянула в глаза. — Я почти целый год провела по ту сторону Врат, пока Жанетта не вызвала меня оттуда, зато мой братец, Инкуб, тем временем развлекался как мог.

— И что же он делал? — хмыкнул Джон, не понимая, откуда взял силы на эту ухмылку.

— О, Жанетта тебе не рассказала? Пока она занята с тобой, он властвует над Шабашем. — Суккуб мечтательно закатила глаза, явно гордая за своего брата-демона. — Он устроил себе целый гарем из ведьмочек. А, может, и из мальчиков-магов тоже, не берусь судить. Развлекался, пока я прозябала за гранью, пытаясь выбраться обратно на землю… Он, как видишь, не такой заботливый родственник, как ты, Джон. Ты же заботился о своей маленькой сестрёнке, верно? — Она растянула губы в довольной улыбке и дотронулась кончиком пальца до груди Джона. — О, я всё о тебе знаю, милый. Я знаю, как ты о ней заботился. Позаботишься обо мне?

Нет, он не должен позволить этой адской шлюхе убить его. Это попросту не достойно рыцаря — умереть от руки демона. Рано он решил сдаваться на милость смерти. Если уж и умирать, то с борьбой, с мечом в руках и отвагой в сердце, как пелось в одной из хорошо известных в Кэберите рыцарских баллад.

— Ну… напоследок — почему бы и нет, — пожал плечами Джон и попытался улыбнуться. — Только прогони… их… — Он кивнул на пауков на его ногах. — Пожалуйста.

— О, конечно! — рассмеялась Суккуб, хлопнула в ладоши, и твари тут же исчезли вместе со своей паутиной — ноги Джона оказались свободными, на рукояти меча больше ничего не было, а вопящие птицы прямо на его глазах рассыпались в прах и осели на скамьи и гнилой пол серым сухим дождём. — Только, пожалуй, эту штуку я заберу. — Суккуб наклонилась и осторожно, с явным трудом (или просто изображая усилие) подняла меч. — Я, конечно, люблю всякие… затеи, — она подмигнула, — но только не такие.

Вдруг она взвизгнула, выронила меч и начала неистово дуть на свои ладони — Джон заметил, что они покрылись красными пятнами, будто от сильного ожога. Меч со звоном упал на пол, и он понял, что поднять его не успеет. Пока демонесса на время выбита из колеи, надо действовать.

Он бросился на неё, резко пнул коленом в живот, и пока Суккуб пыталась удержать равновесие, замахнулся для удара в плечо. Но она успела поставить блок — перехватила его предплечье и сжала так, что едва не раздробила кости. Джон пнул её второй раз, по коленям, и она всё же пошатнулась. Но при этом успела пустить в ход ноги, ударив его коленом чуть пониже паха — попади она туда, куда хотела, и Джон оставил бы род Резерфордов без наследников. Он заскрипел зубами от боли, но всё же устоял на ногах.

Бесило то, что меч находился буквально в полуметре от него, а он не мог до него дотянуться — проклятая Суккуб мешала. Она ударила его кулаком в плечо, явно целясь в шею, но попросту не дотянулась: не стоило ей принимать облик невысокой Элет… Однако Джон помнил, что Элет была достаточно слабой, а вот Суккуб только и делала, что поражала его сильными, болезненными ударами. Впрочем, он тоже в долгу не оставался.

В конце концов ему удалось повалить её на землю: изо всех сил пнув её по щиколоткам, ударив одной рукой по плечу, а другой — под дых, Джон смог добить её одним уверенным толчком, и она повалилась на пол. Но всё же успела увлечь его за собой, попыталась перевернуться, чтобы прижать его к полу, но не смогла — и в итоге сама оказалась прижатой.

Джон знал, что торжествовать ему рано. Нужно было как-то обездвижить её, чтобы дотянуться до меча, который после того, как они вдвоём упали, оказался ещё дальше.

Внезапно в его голову ударила, иначе и не скажешь, вполне логичная идея.

— Господи, не оставь нас, детей своих, в кромешном мраке, — начал Джон, не прекращая сдерживать руки Суккуб и коленкой прижимать её к полу, — Господи, укажи нам верную дорогу к истине, дай нам верный знак, Господи, защити нас от искушений и заблуждений…

— Ты думаешь, это меня остановит?! — взвизгнула демонесса, попыталась вырваться, но не смогла, зато как следует приложилась затылком об пол. — Ты не священник, и магией ты не обладаешь, тебе не изгнать меня просто так!

— А мне и не надо, — процедил Джон, убирая одну руку с её запястий и попытавшись дотянуться до меча. — Даже в самом аду, Господи, найди нас, утешь нас, найди нас, утешь нас…

Мизинцем он дотянулся до меча, а потом и всей ладонью, резко перехватил его рукоять…

Суккуб снова взвизгнула и попыталась встать, пнуть его, ударить, но не смогла — молитва почти полностью её обездвижила. На самом деле Джон не так хорошо помнил нужные слова, многое переврал, поменял местами или добавил от себя, но главное, что обращение к Господу всё-таки подействовало. Видимо, само упоминание Единого Бога для адской твари было невыносимым. И как он только не догадался применить этот способ в борьбе с теми мелкими, но опасными и противными существами?

Он вскочил, и Суккуб было решила, что наконец обрела свободу, попыталась встать — и тут же оказалась пронзённой острием Ключа.

На лице демонессы вспыхнуло искреннее удивление, глаза округлились, рот приоткрылся — и из него вытекла небольшая струйка густой крови. Из взгляда исчезли злоба, азарт и вечная насмешка, между бровями пролегла складка, ресницы задрожали, будто в предчувствии слёз… И так, в таком виде, Суккуб оказалась настолько похожей на Элет, что Джон невольно отпрянул.

— Джон… как же… — протянула она тихо. — Я же… тебя люблю…[3]

Глава 8. Дочь севера

Лесная дорога после грозы ужасно раскисла: дождь намесил грязи с жухлой осенней травой, опавшими листьями, какими-то палками и камнями. Пару раз Джону приходилось перелезать через поваленные ветром деревья, пересекать ужасно огромные лужи; он промочил ноги, замёрз и чертовски устал. Солнце стояло в зените, но грело слабо, да и быстрая ходьба и бешено стучащее, разгоняющее по жилам горячую кровь сердце не особо спасали от озноба.

Но останавливаться было нельзя.

Недалеко от церкви Джон обнаружил лесной ручей и быстро утолил точившую его всю ночь жажду. Вода в ручье оказалась ледяной, отчего у него тут же засвербело в горле, однако он терпел — жажда была страшнее. Жаль, что у него не было с собой никаких ёмкостей, ведь взять с собой хоть немного воды не помешало бы, но наливать её было попросту не во что.

После грозы в лесу пахло свежестью, откуда-то с юга дул приятный лёгкий ветерок, вдалеке напевали птицы, и это пение эхом разносилось по всей округе. И всё же было в этой природной безмятежности что-то не то… что-то тревожное и пугающее… заставляющее ожидать удара в спину в любой момент.

Джон то и дело оглядывался, но на дороге не было никого. Изредка туда-сюда перелетали птицы, пару раз он видел белок среди вечнозелёных ветвей сосен… А ещё эти проклятые комары, которые так и зудели над ухом и оставляли страшно чешущиеся укусы. И почему вчера в чаще, где стояла церковь, их не было? Откуда только они взялись здесь?

Он то ускорял шаг, то замедлялся, пытаясь наконец обдумать то, что произошло с ним вчера.

Особенно его взволновали слова Суккуб о том, что Джон не смог бы её изгнать, потому что не был священником… и не владел магией. Эти слова заставили его сделать вывод: отец Маор — колдун.

Тогда, год назад, он даже не заметил, блестело ли золото в глазах священника, когда тот изгонял Суккуб из Элет. Но это было вполне ожидаемо: он читал молитву Господу-Утешителю, как и Джон этой ночью, но если ему удалось этой молитвой лишь обездвижить демонессу, то отец Маор смог и вовсе изгнать её в ад, по его словам, не прибегая к обряду экзорцизма. Видимо, он всё-таки приврал… или не договорил, под видом обычной молитвы проведя обряд и используя для него свои магические силы.

Что ж, тогда понятно, почему Маор оказался таким необычным священником. Служители веры не одобряли магию, а ему не повезло (или, напротив, повезло — тут уж с какой стороны посмотреть) родиться магом. Видимо, он успешно скрывал свой дар — да и кто бы стал за ним следить в каком-то захолустном городке и паре-тройке деревенек в окрестностях, куда он иногда ходил выполнять требы? Крестьяне вряд ли заподозрили бы что-то неладное, к тому же священник для них — и так кто-то сродни магу, человек, способный Божьей Волей вызвать дождь в засуху или тепло слишком холодным летом… Со своим простодушием они бы и не заметили ничего.

Задумавшись, Джон не сразу увидел, что лес начал редеть. Он остановился и внимательно огляделся. Вокруг по-прежнему не было ни единой живой души, не виднелось также чего-то, что могло бы свидетельствовать о слежке Жанетты. Впрочем, Джон уже не доверял своей внимательности и своему обычному человеческому зрению. Всё могло быть намного сложнее.

Но если бы Жанетта его уже нашла, то наверняка бы схватила?..

Джон честно пытался разобраться в логике этой женщины — и не мог. Исходя из того, что рассказывала ему Элет, Жанетта просто хотела власти и магического влияния на королеву… Видимо, из-за своего вздорного характера и явного душевного нездоровья она не нашла иного способа, кроме угроз, подчинения, страха… а если не сработает — то уничтожения всего мира, судя по всему. Стереть имеющийся мир, который не устраивает, и возвести на его руинах новый, лучший… Ну просто гениальная тактика, что тут скажешь.

Усмехнувшись, Джон пошёл дальше. Он по-прежнему не знал, куда идёт и что ему делать… по-прежнему не хотел думать над тем, как ловко Жанетта обвела его вокруг пальца, как жестоко она расправилась с Флорианой и как сможет теперь расправиться с ним, когда найдёт.

Он просто продолжал идти вдоль узкой лесной дороги, понимая, что вместе с этой дорогой может оборваться его жизнь.

Вдруг за спиной послышался топот конских копыт — не очень громкий и частый, будто где-то вдалеке кто-то вёл лошадь шагом. Джон замер, прислушался… Его лошадь осталась у Жанетты, и она вполне могла, определив его местоположение с помощью магии, отправиться в погоню верхом. В таком случае ему уже не убежать… Остаётся лишь сражаться, хотя шансов на победу у него, возможно, и нет совсем.

Джон осторожно оглянулся и обнаружил, что приближающаяся к нему лошадь была ни капли не похожа на его собственную — белая с серыми пятнами, явно очень молодая… Да и всадница в седле была вовсе не Жанеттой. Поэтому он решил не прятаться, а просто пропустить её — лесная дорога была довольно узкой.

Когда она подъехала ближе, Джон разглядел всадницу — светлые, некогда неровно обрезанные волосы до линии подбородка, бледно-голубые глаза, синий стёганый дублет и высокие чёрные ботфорты, на поясе — меч, за спиной — колчан с небольшим луком и десятком стрел. Девушке было лет двадцать, и она особо не обращала внимания на Джона, о чём-то задумавшись, пока не подъехала к нему совсем близко.

Он понял, что точно уже видел её, но никак не мог вспомнить, где и когда. Лицо, взгляд, сам этот вид боевой независимой девушки казались ему донельзя знакомыми. Конечно, он мог увидеть её на каком-нибудь приёме у лорда или вроде того, но, пожалуй, наряди эту всадницу в платье, убери волосы под вейл, забери у неё оружие — она окажется непохожей на себя.

Так что нет, Джон видел её не на приёме и не в чьём-то замке. Он пригляделся, пытаясь вспомнить, и лишь тогда девушка обратила на него внимание.

Она резко натянула поводья, останавливая лошадь, и Джон невольно вздрогнул.

— Сэр Резерфорд? — воскликнула девушка, округлив глаза. Она смотрела на него, как на заморскую диковинку, хотя при этом знала его фамилию… Видимо, и его самого она тоже знала хотя бы в лицо. — Как вы… Вы откуда здесь? А где… где Элет?

Джон вздрогнул снова — ещё сильнее — и невольно отшатнулся.

Девушка тем временем спешилась, поправила свою стёганку и подошла к нему, замершему в недоумении.

— Мы с вами виделись однажды, — подтвердила она его мысль, — около года назад. Мы вас сначала не узнали, а потом Роб узнал — он мне позже рассказал, что его отец когда-то в вашем замке служил конюхом…

— Роб? — переспросил Джон, припоминая. Чёрт возьми! — Ты… Энни?

— Узнали наконец, — улыбнулась она.

Джон тоже улыбнулся ей — ну конечно, как он сразу не понял! Среди той шайки разбойников, которая захватила их с Элет на дороге недалеко от Резерфорда и с которой они потом отбивались от упырей, была одна-единственная девушка, явно имевшая право голоса и на многое способная повлиять. Она представилась Элет как Энни, они сразу понравились друг другу, а вот Джону тогда не удалось поговорить с молодой разбойницей, потому что общался он в основном с главарём шайки, Робом.

— Узнал, — кивнул он и неожиданно для себя самого прижал её к себе.

Энни охнула, но несмело обняла его в ответ, обвив руками поясницу.

Дальше они ехали вместе.

Точнее, шли: Энни вела лошадь под уздцы, а Джон плёлся вслед за ней. Не то чтобы им было по пути — у Энни была какая-то своя цель, о которой они пока не говорили, а Джон просто увязался за ней, потому что это был человек из его прошлого, которое, несмотря на все невзгоды, оказалось на проверку всяко лучше, чем настоящее.

По её просьбе он рассказал обо всём — не подробно, в общих чертах, потому что вспоминать подробности у него не было ни сил, ни желания. Энни оказалась слушательницей внимательной, не перебивала и всем своим видом проявляла интерес и сочувствие. Когда Джон рассказал ей о смерти Элет, она вздрогнула, а в глазах её блеснули слёзы.

— Боже, мне так жаль… Она была такой хорошей… такой храброй… Кстати, прости за бестактный вопрос, — Энни чуть покраснела, — но я так и не поняла, кем она была тебе? Невестой или родственницей?

Джон усмехнулся. Прошло столько времени, а он до сих пор не мог сам ответить себе на этот вопрос. Кем была ему Элет? Определённо подругой — с этим не поспоришь, тёплые дружеские чувства он испытывал к ней с самого начала знакомства вплоть до её смерти. Но в какой-то момент он понял, что эти чувства преобразились во что-то иное, хоть и по сей день так и не смог понять, когда именно это произошло.

— Скорее просто… сестрой по несчастью, — отозвался он. — Она, судя по всему, была простолюдинкой, поэтому сделать её своей женой я не мог. — Как удачно, что недалёкого умишка Говард охотно проглотил эту ложь тогда, в замке Хидельберга. — Да даже если и нет… она бы в любом случае своё хоть мало-мальски знатное происхождение не доказала бы. Если бы она выжила, то мы бы, наверное, просто расстались, разошлись по положенным нам местам, вот и всё. Ну, а ты? — Джон постарался улыбнуться, чтобы хоть как-то подбодрить подавленную Энни. — Ты откуда и куда путь держишь, ещё и одна? Где друзья твои?

— Я иду домой, — просто ответила Энни. — Уже почти пришла даже… Может, ещё недельку пути — и буду на месте.

«Ну это если Жанетта не успеет добраться до Конвея раньше», — горько усмехнулся про себя Джон.

— А друзья… — вздохнула Энни. — Друзей у меня больше нет. Свенгельд ушёл ещё раньше, полгода назад, он и меня уговаривал, но я решила остаться с Робом…

Джон помнил и Свенгельда, и Роба — двух молодых разбойников, явных главарей их шайки, имеющих определённое влияние на остальных ребят, но Роб, кажется, был всё же главнее. Свенгельд, помнится, просто охранял пленников вместе с Энни, пока Роб решал, что делать с ними и их добром. У Свенгельда была уродливая кожаная повязка на глазу, он постоянно носил с собой два кинжала и отчего-то очень злился на всех, кого видел. И лишь одна только Энни могла его приструнить.

Роб был спокойнее, однако тоже не без вспыльчивости, он сразу с предвзятостью и настороженностью отнёсся к Джону, а когда узнал его, то вовсе дважды ударил по лицу. Однако Джон вспоминал это всё с улыбкой: два удара от какого-то разбойника — не самое страшное, что с ним случалось в жизни.

— А почему тебя уговаривал именно Свенгельд? — поинтересовался Джон. — Вы с ним дружили?

— Он мой брат, — улыбнулась Энни. — Сейчас он уже наверняка дома, получил взбучку от родителей за побег и выбитый глаз и живёт себе спокойно, может, уже и женился, кто его знает… А я, дура, его не слушала, потому что была влюблена в Роба, а он только и делал, что вешал лапшу мне на уши.

Так вот оно что. Впрочем, да, Роб и выглядел как тот ещё хитрый лис, от него следовало ожидать чего-то подобного.

— В общем, всё пошло под откос как раз после нашей с вами встречи, — вздохнула Энни, взглянув вперёд, на далёкий горизонт. — Роб решил, что нам нужно уйти с твоих территорий, потому что какие-то зачатки порядочности у него всё же были. Мы пошли к Бронзовым холмам, ближе к землям Хидельберга и его соседей. Роб уверял, что там можно найти больше добра и легче прятаться от гвардейцев… Свену это не понравилось, и он сразу начал уговаривать меня вернуться к родителям. А я боялась. Ему-то это проще с рук сойдёт, чем мне, я же девушка… — Она невесело усмехнулась. — Я хотела вернуться домой, но и с Робом тоже хотела остаться: он говорил, что рано или поздно мы бросим это дело, и он заберёт меня в свою деревню, женится… В общем, брехал как последний кобель, сволочь, скотина, я же ему свою честь отдала, ради него всю репутацию к чертям послала, а он, паскуда, мразь, крыса вонючая…

— Энни, — позвал Джон.

— Чтоб он три дня из отхожего места не вылезал, падлюка, — не слыша Джона, продолжала ругаться Энни, — чтоб его упыри три версты гнали по бездорожью…

— Энни!

Её злость была вполне оправданной, но всё же такой забавной… Она нахмурилась и буквально метала молнии взглядом, а голос её предательски дрожал.

— Этот гад, этот змей только и умеет, что лгать и грабить, ну и девок портить, чего ещё я от него ожидала, зачем я вообще ему верила, кобелю помойному, сукиному сыну, индюку ощипанному…

— Анна! — повысил голос Джон, чтобы хоть как-то её остановить.

И девушка остановилась. Она замерла, не обратив внимания на недовольное ржание своей лошади, посмотрела на Джона огромными удивлёнными глазами, подняв бровь, а потом тихо сказала:

— Меня зовут не Анна.

— А как?.. — не понял он.

— Моё полное имя — Эннхильд.

Она хотела было пойти дальше, но он сжал её плечо, заставив остановиться, и внимательно и строго на неё посмотрел.

— Эннхильд… Харальдсон? — уточнил он.

— Да, — кивнула Энни.

Джон знал дом Харальдсонов — суровый род северный рыцарей, происходивший, по легендам, от древних племён моряков и завоевателей, часть из которых в конце концов решила остановиться на континенте, на севере Кэберита, и начать жить цивилизованно. Они стали подданными лорда Гаренбаэра, верными вассалами и едва ли не самым сильным рыцарским домом всей северной части Кэберита.

И Джон даже слышал краем уха, что сын сэра Харальдсона отказался от наследства и куда-то пропал вместе с младшей сестрой, но это были лишь слухи, ничем не подтверждённая болтовня челяди… И вот перед ним оказалось живое доказательство того, что все эти слухи были правдивы.

— Роб был в нашей челяди какое-то время, — продолжила Энни, ускоряя шаг. — Я знала, что между нами ничего быть не может, и всё равно позволила себе… — Она прикрыла глаза, вспоминая. — Позволила себе думать, что люблю его. А когда мы убежали… Я не знаю, как отец умудрился нас не поймать. Мы были такие глупые! — Она коротко рассмеялась. — Это потом уже жизнь заставила нас умнеть, хитреть, набираться опыта… Точнее, меня. Роб-то только прикидывался дурачком, как выяснилось.

— Как думаешь, зачем ты была ему нужна? — задал Джон весьма закономерный вопрос. — Ну, кроме постельных развлечений, конечно… Хотя и так — как будто вокруг девок мало?

— Ну сравнил тоже, — наигранно обиделась Эннхильд. — Представь себя на его месте: ты — конюшонок и мальчик на побегушках, и что для тебя дороже — переспать с кухаркой, которая и так уже всему замку дала, или стать первым мужчиной для знатной девицы?

Джону было несколько смешно от речи Энни. Видимо, в шайке нахваталась словечек и поговорок, разучилась следить за языком и сдерживать ругательства… Если ей удастся вернуться домой и снова вступить в права благородной дамы, то, видимо, придётся заново переучиваться. Потому что на деле честь уже не вернёшь, а вот на словах — придётся, ей предстоит умасливать потенциальных женихов, которых её отец наверняка попытается тут же найти, вызывать в них симпатию и уважение, а с помощью мужицких выраженьиц это вряд ли удастся.

— Но даже если и не брать в расчёт нашу связь, — продолжила Энни. — Я умею владеть мечом и топором, у нас на севере этому с детства учат не только мальчиков.

— У нас в центре тоже, — кивнул Джон. — Мою сестру водили на тренировки вместе со мной.

— Ну вот, а какому главарю разбойников в шайке будут лишними люди, умеющие хорошо владеть оружием? — Энни, можно сказать, ласково погладила пальцами рукоять своего меча. — И теперь, когда я одна, меня это тоже спасает. К слову, в шайке никто так и не догадался, что мы со Свеном из знати.

Некоторое время они шли молча. Начал подкрадываться вечер, солнце катилось на закат, приближалось время ужина, и лишь сейчас Джон вспомнил, что проголодался. Он не ел ничего со вчерашнего дня, но после всех приключений в церкви аппетита у него так и не появилось. Зато сейчас, рядом с Энни, он почувствовал наконец небольшое успокоение и почти забыл обо всём, что произошло с ним той страшной ночью.

Его выдало урчание в животе.

— Ты голоден? — рассмеялась Энни.

— Ага, — кивнул Джон. — Но ты не переживай, я…

— Что — ты? Ты же сам сказал, что все твои вещи остались у ведьмы. А у меня с собой… погоди-ка…

Она остановила лошадь и приблизилась к одной из двух перекинутых через круп седельных сумок. Покопалась недолго и выудила наконец что-то завёрнутое в холщовый лоскут.

— Вот, держи. — Она протянула свёрток Джону, а во взгляде её светилась какая-то поистине детская непосредственность.

Он осторожно принял свёрток, развернул… там было несколько тонких ломтиков чёрного хлеба и кусок солонины.

— Спасибо, — улыбнулся Джон.

Они пошли дальше. Джон жевал на ходу.

— Не знаю, как примет меня мой отец… — вдруг вздохнула Эннхильд. — Всё же потерянный глаз моего брата не сравнится с моей потерянной честью. Но больше мне идти особо некуда.

Джон не ответил. Ему искренне захотелось как-то помочь этой девушке, но он вообще не представлял, как именно. Можно было бы попытаться замолвить за неё словечко, но вряд ли его слова смогут как-то убедить сэра Харальдсона в том, что Энни, несмотря ни на что, заслуживает лучшего и сама оказалась жертвой обмана… Да, она повела себя не вполне разумно, но теперь-то ведь всё осознала!

— А Свенгельд-то как в шайке оказался? — спросил Джон. — Ему тоже Роб золотые горы наобещал?

— Нет, — усмехнулась Эннхильд. — Братца так легко не проведёшь. Просто… когда в моей жизни появился Роб и когда он предложил мне убежать, я сразу обо всём рассказала Свену. Всё-таки он мой старший брат, я его очень любила и уважала… да и до сих пор люблю и уважаю. Он, конечно, отругал меня, но сказал, что это моя жизнь и я вольна распоряжаться ей так, как хочу. И когда я выбрала побег с Робом, он тоже ушёл — чтобы приглядывать за сестрёнкой, видимо.

Она с таким теплом вспоминала о Свенгельде, так счастливо и лучезарно улыбалась, говоря о нём, что Джон не поверил поначалу, что речь шла о том самом жёстком парне с двумя кинжалами в руках и повязкой на глазу. Он то и дело грубо шутил, ругался, предлагал прикончить пленников и до последнего не верил Джону… Впрочем, неудивительно, что он увязался за сестрой. Судя по всему, он был готов за неё глотки рвать.

— Надеюсь, он благополучно добрался до Харальдсона, — сказал Джон. — И что ты тоже доберёшься благополучно.

— А ты что будешь делать? — встревоженно посмотрела на него Энни. — Если теперь эта сумасшедшая ведьма охотится на тебя… Нельзя же вечно от неё бежать!

— Ну, рано или поздно она найдёт меня, заберёт мой меч и устроит конец света, — пожал плечами он. — Так что ты поторопись, а то не успеешь напоследок с роднёй повидаться.

— И ты даже не хочешь побороться? Ты, единственный, у кого есть ключ от того света, решил сдаться? Как-то это… — Энни замялась.

— Я-то, конечно, поборюсь, но будет ли от этого толк?

— Пока не попробуешь — не узнаешь.

Конечно, Эннхильд была права, и Джон уже давно передумал сдаваться: при встрече с Жанеттой стоит снова попробовать воспользоваться Ключом, который, как выяснилось, был способен если не убить её, то вывести из строя хотя бы на год. И если ему снова удастся выиграть год… можно что-нибудь придумать. Найти другую ведьму, способную закрыть Врата, и воспользоваться Ключом так, как ему предлагала Жанетта, представляясь Карой.

Если она, конечно, не лгала насчёт его свойств. Вдруг этот меч вообще не способен сделать то, о чём она говорила? Или с его помощью Врата можно только открыть, но не закрыть? Что ж, если Джону снова удастся обезвредить Жанетту (в чём он, впрочем, сильно сомневался — ну не может ему так повезти снова!), то он должен будет найти как можно больше сведений об этом, где бы их ни пришлось искать.

Что ж, вот у него и появилась цель на дальнейшую жизнь… Это немного прибавляло сил и неплохо обнадёживало, особенно после почти года абсолютно бесцельного существования. Ещё не могло не радовать, что отчаяние и желание всё бросить окончательно исчезли, что в душе наконец появились жизнеутверждающие настроения, а в голове — положительные мысли.

Они шли до вечера, изредка переговариваясь ни о чём. Небо тем временем начинало краснеть на горизонте, становилось ещё прохладнее, ветер набирал силу, и Джон закутался в плащ, мысленно ругая последними словами проклятую Жанетту, по вине которой он не мог сейчас надеть поверх рубашки свой дорожный камзол.

— Замёрз? — улыбнулась Эннхильд. — У меня есть ещё плащ, если хочешь — возьми.

— Не нужно, спасибо, — отозвался Джон, хотя забота девушки его тронула. — Всё равно скоро на привал остановимся, костёр разведём… К слову, где здесь ближайшее поселение?

— Я уже не помню… — растерялась она. — Может, и есть пара деревенек у дороги, посмотрим. Но сейчас у нас выбора нет, ночевать придётся в лесу.

Внезапный порыв ветра пробрал до самых костей… и тут же стих. Джон замер, прислушиваясь; через пару мгновений ветер снова набрал силу, засвистел и едва не сбил его с ног. Энни тоже схватилась за уздечку, останавливая лошадь, и испуганно оглянулась.

— Что за чертовщина? — пробормотала она.

И тут же достала меч — видимо, инстинктивно.

Джон тоже потянулся к ножнам, но извлечь клинок помешал очередной порыв ветра: он сорвал с волос шнурок, отчего локоны полезли в лицо, глаза и нос. Пока Джон убирал их, невидимый воздушный кулак ударил его в позвоночник, и лишь чудо позволило ему удержаться на ногах. Энни держала меч, но ведь не с ветром же она собралась сражаться?

С деревьев с пугающей скоростью облетали листья, и они тоже били по лицу и шее, залетали под одежду, щекотали кожу. Над дорогой волнами поднималась пыль — тягучая серая река, готовая поглотить в себя неудачливых путников. Жёсткие острые пылинки залетали в глаза, хрустели на зубах, забивали ноздри и кололи лицо. Джон попытался укрыться от них, загородившись рукой, но это мало помогло.

Лошадь ржала и вставала на дыбы, Энни держала уздечку одной рукой (второй она всё ещё сжимала свой меч), и с каждым мгновением ей было всё сложнее случайно не выпустить испуганное животное. Она выставила клинок вперёд, будто готовясь атаковать неведомого противника, но сейчас их врагом был лишь внезапно разбушевавшийся ветер, который не победить, как ни старайся.

Меньше всего сейчас Джон хотел услышать раскаты грома, но, как ни странно, ничто не говорило о приближающейся грозе. Ветер был сухим, колючим, как в пустыне, и от него не было возможности скрыться, убежать, спрятаться… Дождь из пыли и опавшей листвы был во сто крат хуже обычного дождя и грозился похоронить их заживо, сбив с ног и медленно, метр за метром, засыпая пылинками и серо-коричневыми листками.

Но они пока стояли, не зная, как им быть дальше.

И вдруг ветер стих.

Пыль постепенно улеглась, и её накрыло осеннее бурое покрывало из листвы. Джон посмотрел вниз и обнаружил под ногами свой шнурок, которым он завязывал волосы в хвост. Ветер затих, деревья стояли неподвижно, ничто больше не свистело и не выло… И это, как выразилась Эннхильд, была самая настоящая чертовщина, напугавшая до дрожи.

Джон рукавом протёр лицо и глаза, хотя они всё равно болели от залетевшей в них пыли. Энни отплёвывалась — она вернула меч в ножны и теперь успокаивала ошалелую лошадь. Её неровные короткие волосы растрепались и теперь напоминали гнездо, которое она, впрочем, никак не пыталась хоть как-то зачесать.

Кое-как избавив глаза от пыли (они слезились и болели, ещё и наверняка покраснели — у него не было возможности проверить), Джон бросил короткий взгляд вперёд и тут же вздрогнул. Вдалеке виднелась фигура всадника, что довольно быстро приближался к ним, гоня лошадь галопом. Кажется, буря, разыгравшаяся минуту назад, его нисколько не побеспокоила.

— Кого это тут носит на ночь глядя… — недоуменно протянула Энни.

А вот Джон всё понял. Особенно когда всадник подъехал ближе.

Точнее, это снова была всадница.

Тёмные распущенные волосы развевались за её спиной, как и чёрный длинный плащ, напоминая крылья огромного ворона. Она то и дело пришпоривала лошадь, и можно было заметить, что на ней было не платье, а костюм для верховой езды — красная рубашка, чёрные штаны, высокие ботфорты. Фигура у всадницы была изящной, высокой, она хорошо держала осанку и издалека напоминала скорее статую, нежели живого человека.

Джон вглядывался, силясь получше рассмотреть лицо всадницы, хотя и так уже всё понял.

— Джон… — неуверенно позвала его Энни. — Это… она?

Он лишь кивнул — на большее сил не хватило.

Энни, видимо, тоже поняла, что прямо сейчас прыгать на лошадь, резко разворачиваться и скакать как можно дальше отсюда уже бесполезно. Жанетта, казалось, могла найти их где угодно, настичь, налететь хоть на самом краю земли… Впрочем, она и вчера, после побега Джона, и ночью, и утром могла это сделать. Видимо, просто играла. Она любила поиграть со своими жертвами, будто кошка с мышью.

Когда она приблизилась (а на это у неё ушло не более половины минуты), он разглядел её горящие золотом глаза и торжествующую улыбку на алых губах.

Жанетта пришпорила лошадь в метре от застывших Джона и Энни и взглянула на них с невероятным довольством.

— Так и знала, что ты будешь не один, Джон, — улыбнулась она, оскаливаясь. — Но уж простите, что помешала. Нам надо продолжить путь, дойти наконец до Конвея и сделать то, что нужно. То, что хотела я, а не… — Она наигранно замялась и положила руку на грудь. — А не эта бедная девочка. Но, думаю, это не так уж и важно, правда?

То есть Кара всё-таки существовала, и сейчас дух Жанетты снова занял её тело? Или ведьма, как всегда, врёт? Джон склонялся ко второму — верить ей ни в коем случае нельзя. Скорее всего, она правда играла с ним всё это время, изображая из себя жертву, и сейчас продолжает игру.

Он хотел было уточнить у неё, не скрывая едкости и агрессии, но Жанетта вдруг взмахнула рукой, и он не смог ничего сказать — горло словно сковало невидимым ошейником, язык и голос перестали слушаться.

— Помолчи немного, я ещё не договорила, — усмехнулась она. — Хотя, видят богини, я не желала этого делать… Мне всё-таки нравится твой голос, правда, говоришь ты иногда полнейшую ерунду.

Наконец Жанетта спрыгнула с лошади и медленно, не прекращая улыбаться, подошла к ним ближе.

— Ах ты сука! — вскрикнула вдруг Энни — видимо, на неё заклятие немоты не подействовало. Девушка же быстро вытащила меч из висящих на поясе ножен и бросилась на ведьму с поистине разгневанным видом. — Кошка ты драная! Не знаю, что именно ты там задумала, но тебе не жить!

Джон хотел было остановить её, но не смог ни пошевелиться, ни издать какой-либо звук. А Энни с мечом наперевес кинулась на Жанетту, даже успела замахнуться, но полный искреннего веселья смех ведьмы, кажется, выбил её из строя.

— Ты милая, — сказала она и неожиданно, без какого-либо вреда для себя, обхватила рукой лезвие меча Энни и осторожно отвела его от себя. Джон заметил, что на коже ладони не осталось ни капельки крови, ни пореза. — И такая храбрая.

Меч вдруг выпал из рук Энни, а Жанетта приблизилась к ней и аккуратно, можно сказать, нежно коснулась щеки. Неизвестно, отчего Энни замерла и не стала сопротивляться: от ошеломления действиями ведьмы или из-за какого-то заклятия… Джон покачал головой, пытаясь справиться с собственным ступором, но не смог.

Жанетта продолжала смотреть Энни в глаза, а та вдруг издала какой-то хриплый стон и задрожала.

Джон понял, что прямо сейчас мог бы извлечь из ножен Ключ, быстро подскочить к ведьме сзади и ударить её, пронзить её спину, а потом — изрубить тело на мелкие кусочки, сжечь и закопать поглубже, чтобы она уже никогда не вернулась в этот мир… Но он понял он и то, что у него не получится. Эта адская тварь взяла под контроль его разум и тело и вот-вот убьёт Энни. И он ничего не сможет сделать. Прямо как тогда, когда умерла Элет.

— Впрочем, нет, ты можешь нам ещё пригодиться, — произнесла вдруг Жанетта и сделала шаг назад, ближе к лошади.

Энни тут же резко втянула ртом воздух и рухнула на колени, хватаясь за шею. Джон понял, что ведьма едва не задушила её — прямо как Флориану вчера… В тот же миг он почувствовал, что освободился от связывающих чар, и бросился к Энни. Она побледнела, а белки глаз её покраснели, будто в них разом лопнули все сосуды. Дышала она прерывисто и явно с трудом, то и дело громко втягивая воздух и кашляя.

А Жанетта тем временем, свято уверенная, что её никто не тронет, что-то искала в седельной сумке.

Лишь убедившись, что с Энни всё более-менее хорошо, Джон решительно поднялся, вынул меч из ножен и, осознавая, впрочем, что шансы невелики, направился вперёд.

Ведьма резко повернулась и взмахнула рукой. Ключ, как уже раньше случалось, тут же исчез — будто растворился в воздухе, стал стеклянным, хрустальным, невидимым, и твёрдости и холода рукояти в ладони Джон больше не чувствовал. Он заметил, что Жанетта сжимала в кулаке деревянную пластинку с руной на кожаном шнурке — видимо, эта руна и заставила меч исчезнуть.

— Пока вы с Карой… — начала она.

— Да прекрати же ты лгать! Я понял, что не было никакой Кары, что всё это время со мной ходила ты…

— Кара была, — устало вздохнула Жанетта. — Она принесла тебе клятву, помнишь? И она её сдержала, хоть и не до конца. Ну так вот, когда вы путешествовали, я времени даром не теряла, — продолжила ведьма поистине ласковым тоном, будто объясняла несмышлёному ребёнку какие-то особенности окружающего мира, — собирала силы — и ещё все знания об этом мече. И вот что поняла. Раньше он подчинялся тебе — исчезал, когда в нём не было особой надобности, если он занимал много места или привлекал излишнее внимание, и появлялся, если в нём возникала острая необходимость. Тот святоша, изгнавший мою подругу Суккуб, передал его тебе, поэтому меч стал тебе подчиняться. Но я нашла, как преодолеть твою власть над мечом, и теперь он — мой. — Жанетта улыбнулась, щёлкнула пальцами, и через мгновение Джон увидел Ключ, привязанный к седлу. — К слову, о Суккуб… я удивлена, почему она не привела тебя ко мне. Я же просила её.

— Я убил твою подружку, — хмыкнул Джон, не скрывая искренней радости и торжества. — Прикончил её Ключом в заброшенной церкви в чаще.

Она снова приняла облик Элет — или просто вселилась в похожую на неё девушку, а Джон в темноте просто не разглядел разницы, — и этого он ей простить не смог.

— О… сделаю вид, что мне жаль. — Жанетта и правда убрала улыбку. Затем снова развернулась и направилась к лошади. — А теперь пойдёмте, мои юные друзья. Время не ждёт, богини рвутся на свободу. И да, Джон. Если ты не будешь мне подчиняться — я её убью. — Она кивнула на Энни, которая только что с трудом поднялась на ноги.

— Почему ты думаешь, что мне есть до неё дело? — попытался сблефовать Джон. — Я её знать не знаю.

— А я знаю, что ты лжёшь. — Жанетта прыгнула в седло. — Ты слишком добр для того, чтобы оставить в опасности даже случайную знакомую и не взять на себя ответственность за её жизнь. Она оказалась невольно связана с тобой, и ты чувствуешь это. Впрочем, если это моё условие кажется тебе неудачным… — Она подняла руку и показала ему руну, которую всё ещё сжимала в кулаке. — Это заставит вас пойти за мной. Вам не сбежать, не спрятаться и уж тем более не убить меня под покровом ночи. Если вы сделаете это, я всё равно найду вас, из-под земли достану, а лишить меня жизни ты уже никак не сможешь — Ключ-то у меня. Поэтому пойдём, Джон. И помоги своей подружке, а то она вот-вот в обморок упадёт. Признаюсь, я немного перестаралась, но, думаю, к завтрашнему утру она поправится.

С этими словами Жанетта пришпорила лошадь и рысью повела её на закат. И Джон понял, что и ему, и Энни ничего не остаётся, кроме как пойти следом.

Глава 9. Всадницы

Конвей оказался совсем не таким, каким Джон представлял его и каким он являлся ему во сне. Он ожидал увидеть хотя бы несколько целых башен — где-то же должна была жить Кара весь этот год! Она сама говорила, что от Конвея кое-что сохранилось, остались даже запасы еды, места, где можно было прятаться от дождя и снега…

Потом он вспомнил, что не было никакой Кары. Что Жанетта лгала ему, играла с ним, а он проглатывал эту ложь раз за разом. Но она и сейчас продолжала утверждать, что Кара существовала и даже действительно хотела разрушить её планы, а ей снова пришлось занять её тело. Однако Джон ей не верил. Он уже никому не верил, в том числе и себе.

До Конвея они шли недолго — на двух лошадях галопом доскакали за день. Жанетта позволила устроить привал на ночь, но сама не спала и не ела, внимательно следя за своими пленниками и вслушиваясь в каждое их слово. Джон всё же смог тихо извиниться перед Энни за то, что втянул её во всё это, а та лишь усмехнулась, покачала головой и сказала, что сама виновата. Мол, надо было ей спокойно идти дальше и даже не заговаривать с Джоном — помнила ведь, с какими тёмными тайнами он оказался связан… Потом уже настал черёд извиняться ей.

Жанетта слышала этот их разговор, но никак на него не отреагировала, даже не усмехнулась.

В целом ночь на привале прошла спокойно, но именно тогда Джону приснился самый страшный сон за всю его жизнь.

Всё это время он много думал об Элет и о её просьбах, требованиях, приказах пойти за Карой и якобы спасти мир. Поэтому, увидев её в очередной раз, он ожидал очередных наставлений… Разве теперь, когда правда открылась, может она убеждать его идти дальше? Возможно, она могла бы дать совет, хотя бы словом помочь остановить Жанетту… Но он ошибся. Элет просто лежала на большой кровати, без спинки и изножья, застеленной ослепительно белой простынёй. Белое платье почти сливалось с этой постелью, равно как и бледная кожа девушки. Её руки были сложены на животе, глаза — закрыты, и Джон понял, что в этом сне она была мертва.

Впрочем, он даже не вздрогнул от этого жутковатого зрелища — в этом сне он себя не ощущал, не мог двигаться, ходить, даже моргать, лишь непрестанно видел мёртвую девушку на белой-белой постели в белой-белой комнате.

Но внезапно посреди этой ослепительной белизны появилось чёрное пятно. Поначалу оно было бледным и незаметным, но потом, будто облачко дыма, стало сгущаться и темнеть, принимая человеческий облик. Происходило это долго, или просто во сне остановилось течение времени, и чем дольше пятно разрасталось, становясь человеческим силуэтом, тем сильнее начинал дрожать Джон. В груди холодело, как будто кровь прекратила свой бег по венам. Но он по-прежнему ничего не мог сделать и проснуться тоже не мог. Руки и ноги не шевелились, взгляд был прикован к ложу, и лишь сердце бешено трепыхалось в груди раненой птицей. И как это остановить?..

Ему казалось, что эта чернота сейчас поглотит Элет, но всё произошло не совсем так.

Силуэт, в который превратился сгусток тьмы, начал проявлять человеческие черты: бледное лицо, тёмные волосы, убранные в скромную причёску, до локтей обнажённые руки, сложенные на груди… Чёрным оставалось лишь платье и чересчур расширенные зрачки — такие большие, что каряя радужка едва проглядывалась.

Джон хотел было отпрянуть, но он всё ещё не чувствовал самого себя.

У изголовья постели Элет стояла Анна.

Она долго и пристально смотрела на неё, не выражая никаких эмоций, и некоторое время в этом сне ничего не происходило. Потом Энни рассказывала, что Джон долго ворочался и будто бы пытался что-то сказать, и он решил, что это происходило как раз в этот момент сновидения: он пытался позвать сестру, но та не обращала на него никакого внимания.

Одна покойница сверлила взглядом другую.

Внезапно Анна наклонилась и положила ладони на лицо Элет, с него — на плечи, на грудь… наклонилась сильнее и коснулась белыми губами её бледного лба. Через мгновение Элет шевельнулась, будто просыпаясь от долгого крепкого сна… Всё это время она не дышала, но её грудь вдруг резко начала подниматься и опускаться, а веки задрожали и постепенно открылись.

Джон хотел отвернуться, но тоже не смог этого сделать. Мир чёрно-белого сна пугал его, вводил в исступление, заставлял неистово дрожать… От страха сердце было готово разорваться. Особенно когда Элет поднялась с постели и взяла Анну за руку. Обе они так и не глянули на него — может, они и не видели его вовсе. Они медленно пошли куда-то вперёд, в беспросветную белизну и со временем растворились в ней вдвоём, обратившись в едва заметное облачко дыма.

Когда Джон проснулся, то первым, что он увидел, была улыбка Жанетты.

И вот они добрались до Конвея — древнего замка, разорённой обители ведьм. Впрочем, от замка здесь мало что осталось: на месте некогда высоких башен виднелись груды камней, сквозь которые уже прорастала трава, а сами камни покрылись склизким мхом. Крепостные стены превратились в небольшие возвышения сантиметров на тридцать-пятьдесят — по ним бегали пауки, и Джона передёрнуло: он вспомнил жуткую ночь в полуразрушенном храме. Помнил он и сон, в котором ему явилась Элет на фоне похожих на Конвей руин, однако в том сне была хотя бы одна целая башня, а здесь… Здесь обитал лишь ветер, пронизывающий до костей и взметающий в небо облака жёлтой пыли.

Однако посреди всех этих руин было нечто целое — высокая каменная арка, не украшенная ничем: ни резьбой, ни лепниной, — вполне обычная, серая и неприметная. Прямо над этой аркой посреди ясного голубого неба сгущался водоворот чёрных туч, из которых то и дело вырывались блестящие ниточки молний.

Джон понял, что это — и есть Врата.

Донельзя довольная и счастливая Жанетта спрыгнула с лошади и медленно, благоговейно, излучая искренний, почти детский восторг, пошла к арке. Ночью она переоделась — надела зелёное шёлковое платье Анны, распустила свои смоляные кудри, в общем, преобразилась как на праздник. Хотя то, что она собиралась совершить, для неё, возможно, и было наиглавнейшим праздником.

Как ни странно, отчаяния, страха, ужаса перед грядущей встречей со вселенским злом Джон не чувствовал. В его измученной душе всё ещё теплился уголёк надежды, что можно ещё что-то исправить, спасти, остановить эту обезумевшую ведьму… Ключ так и оставался у Жанетты, и Джон уже смог убедиться, что меч больше не слушается его, не даётся в руки, будто живое существо. Ну и чертовщина…

Правда, эта чертовщина скорее злила, а не пугала — настолько он к ней привык.

А вот Энни выглядела совсем удручённой. Вчера она совсем ничего не съела, выпила лишь пару глотков воды, ночью, кажется, вообще не спала, а сейчас стояла возле своей лошади, опустив взгляд, и видно было, как дрожат её руки и как нервно она покусывает губы в предчувствии чего-то поистине пугающего. Джон тоже трясся, но даже не от страха, а от холода. Эннихильд же дрожала, как в лихорадке, и глаза её наполнились слезами, которые она то и дело украдкой вытирала.

Джон хотел было обнять её, как-то поддержать, обнадёжить, потому что не мог на это смотреть… Но его внезапно окликнули.

— Бери меч, — велела Жанетта.

— Но он же теперь твой, — хмыкнул Джон. — С чего ты вообще взяла, что я что-то буду делать для тебя?

— Разве эта милая девочка тебе не объясняла, что невозможно одновременно творить заклинание и пользоваться ключом? — хмыкнула ведьма, имея в виду несуществующую Кару. — И даже не мечтай: второй раз ты меня им не убьёшь, я себя обезопасила. А если ты ничего не станешь делать, я прикончу Эннхильд. Я же тебя предупреждала.

Джон вздохнул, нехотя приблизился к лошади Жанетты и осторожно, боязливо коснулся рукояти Ключа. Он ожидал каких-то возражений со стороны клинка, но ничего не обожгло, не ударило магической волной, и он вытащил меч из ножен.

Энни застыла возле своей лошади, не зная, куда деть себя, и Джон приободряюще кивнул ей, но она никак на это не отреагировала, даже бровью не повела. Видимо, мысленно она уже похоронила и себя, и своего нового друга, и весь мир, и переубеждать её было бесполезно.

Джон поудобнее перехватил меч и приблизился к арке.

Потом он потерял счёт времени и не мог сказать, сколько прошло минут или часов.

Жанетта начала невыразимо долго нашёптывать что-то непонятное, сложив руки у лица и закрыв глаза. Её ресницы трепетали, а губы безостановочно шевелились, но Джон не мог разобрать ни слова. Через какое-то время она резко распахнула глаза, и золотое свечение, исходящее от её радужек, едва ли не ослепило Джона. Он попытался отвернуться, но… но что-то невероятно притягательное, очаровывающее, влекущее было в образе колдующей Жанетты. И даже тонкие кровавые струйки, что поползли из её глаз по щекам, будто слёзы, показались ему до ужаса красивыми. Кровь на белой, будто снег, коже… Ему вдруг захотелось нежно коснуться пальцем её лица и вытереть с него эти алые слёзы. Но он смог устоять — она ведь пока больше ничего не приказывала.

Жанетта на кровь внимания не обратила. Она продолжала беззвучно шевелить губами, произнося, видимо, все необходимые заклинания. Порывы ветра то и дело взлохмачивали её чёрные кудри, заставляли трепетать тонкий шёлк платья, а самого Джона едва ли не сбивали с ног. Об оказавшейся в ступоре Энни он на тот момент вообще забыл.

Вдруг Жанетта сделала тяжёлый шаг вперёд, потом ещё один — она медленно подходила к арке, протягивая к ней руки, будто звала кого-то. Потом-то он понял, что она так взывала к богиням, но на тот момент он не понимал ничего, кроме того, что Жанетта в своём магическом экстазе была пугающе прекрасна.

Ведьма дошла до арки нескоро, кажется, ей было действительно тяжело идти, и каждый шаг отдавался болью. Джон не пошёл следом за ней — она ведь его не звала, а он должен во всём ей подчиняться… И дело было даже не в том, что она грозилась убить Эннхильд. Он действительно хотел делать всё, что она скажет, он этого желал, он этого жаждал.

Она стояла спиной, и Джон не видел, кровоточили ли её чарующие глаза и искусанные губы, алела ли кровь на белоснежной прекрасной коже, или всё уже исчезло. Жанетта, встав под самой аркой, сначала положила на землю изъятый из могилы Элет камень, оперлась руками об арку, переводя дыхание, а потом снова начала шептать — в два раза быстрее и усерднее. Через некоторое время она осела на колени, проскребла по камню острыми ногтями, кроша их и ломая, и Джон смог разглядеть, что и тонкие пальцы её тоже начали покрываться кровью. Но она не останавливалась — всё шептала, призывала, молилась…

И вскоре её молитву услышали.

Тучи, сгустившиеся над аркой, стали чернее самой кромешной ночи. Они сошлись в огромный, блестящий молниями водоворот, клубясь, будто морские волны в шторм… и тут одна из молний с оглушительным треском ударила прямо в арку.

Слава Богу, Джон, сбросивший с души оковы очарования, успел отскочить. Он споткнулся об один из оставшихся от Конвея камней и едва не упал, но Энни успела удержать его, схватив за плечи так сильно, как бы сам Джон, наверное, не смог.

Они ничего не успели друг другу сказать — из-за дыма и столбов пыли, что окутали арку после удара молнией, вдруг послышался явно усиленный с помощью магии голос Жанетты, эхом раскатившийся по округе:

— Джон, подойди.

Видит Бог, Джон не хотел подходить.

Но он знал, что выбора не было.

Задыхаясь в этой пыли и опасаясь попасть под удар молнии, он решительно направился к арке, вынужденный делать всё, что ему скажут. Руки чуть дрожали, и меч тоже едва заметно трясся, отражая от своего лезвия те блики света, что каким-то чудом попадали в это мрачное место. Джон чувствовал, как колотится его сердце, и это было очень неприятно, будто оно вот-вот разорвётся на части, разрушит рёбра и кожу, раздерёт всю его грудь… Он не знал, что с этим делать. Наверное, успокоиться уже невозможно. Да и есть ли смысл в спокойствии, когда миру вот-вот наступит конец?

Вскоре он разглядел силуэт Жанетты в клубах пыли. Она всё ещё сидела на коленях, но уже не опиралась руками об арку, которая, как ни странно, перенесла удар. Ведьма тоже выглядела вполне целой и невредимой, кажется, с её головы и волосинки не упало. На щеках её ещё виднелись кровавые разводы, равно как и на пальцах. Она положила руки на колени и смотрела вниз, не моргая. Следом Джон заметил и розовый камень из браслета Элет — он едва заметно светился, и тут же вспомнились слова Жанетты: этот камень — тоже ключ от Врат, но не такой мощный, как меч. Видимо, его магии и правда сейчас не хватало.

Через мгновение розоватое свечение погасло, а камень с негромким хрустом треснул, будто на него наступила чья-то невидимая нога.

— Ударь мечом по арке, — отрешённо попросила Жанетта — на этот раз тихо, хрипло; стоящая сзади Энни, наверное, не расслышала этих слов…

Меч казался ему донельзя тяжёлым и неудобным — раньше такого никогда не было…

Джон замахнулся, боясь, что клинок перевесит и он таки рухнет навзничь, но ничего подобного не произошло. Он что было сил ударил по арке, ожидая, что место удара раскрошится и на него посыплются камни и пыль, но арка осталась цела, равно как и лезвие меча. Жанетта тем временем начала шептать громче, со временем её голос усилился, окреп и внезапный истеричный, безумный крик разорвал пространство и вознёсся в небо, в этот водоворот туч и молний.

Джон невольно запрокинул голову, наблюдая за этим водоворотом: молнии слепили его, ветер хлестал в лицо и едва не сбивал с ног, но он не мог оторваться от той ужасающей красоты, что пылала над его головой. И лишь чей-то оклик вывел его из наваждения.

— Джон!

Сначала он подумал, что это Энни, но голос был не её. Её голос был достаточно низким, а тот, что его позвал, отличался звонкостью и высотой, будто маленький колокольчик. Жанетта тоже его услышала и повернулась на зов одновременно с Джоном.

За ними, в паре шагов от арки, стояла Элет.

Она не была похожа на Элет из снов, разве что из того, первого сна, который приснился Джону после возвращения Жанетты. Выглядела она сейчас так же, как и в последние минуты своей жизни, и даже на подоле серого шерстяного платья виднелись кровавые разводы. Её распущенные русые волосы развевались на шквальном ветру, а во взгляде было столько боли, тревоги и тоски, что Джон не смог долго смотреть ей в глаза.

— Ты всё-таки выбралась, — прошипела Жанетта и осторожно, с явным трудом поднялась с колен. — Ну ничего, теперь ты мне уже никак не помешаешь.

— Элет, зачем ты звала меня сюда? — тут же задал Джон столь волновавший его вопрос. Она так часто снилась ему, так яро уверяла, что он всё делает правильно, что он должен дойти до Конвея и спасти мир, закрыть Врата… Так что же это всё значит? — Зачем ты мне снилась?

Призрачная Элет явно растерялась и замешкалась с ответом.

— Это не она тебе снилась, — хохотнула Жанетта. — Это я её приводила к тебе во сне, и она невольно заманила тебя в мои сети. Хотя, я думаю, если бы я её попросила — то она бы мне не отказала. Она всегда меня слушала, она была единственным человеком на свете, который всегда меня выслушивал от начала и до конца, — прогремело над Конвеем. Жанетта сделала паузу, а потом заговорила тихо и вкрадчиво: — У меня был ещё один трюк, коронный, хотя я так и не успела его провернуть… Может, после него всякие сомнения покинули бы тебя. Жаль, что не успела… Но было бы замечательно, если бы в одном из снов ты увидел свою возможную семью с ней, — она кивнула на призрак Элет, — и вашим ребёнком.

— Ребёнком? — эхом отозвался Джон.

— А она не сказала тебе? — Ведьма улыбнулась ещё шире, обнажая свои окровавленные зубы, и подошла ближе к нему, изобразив на лице вселенское сострадание. — Она была беременна от тебя. Естественно, плод погиб вместе с ней.

— Это правда? — Пожалуй, он вскрикнул громче, чем ожидал, и Элет даже отпрянула. Кровавые пятна на её платье стали ярче и шире.

— Правда… — тихо отозвалась она.

Джон замер, уже не обращая внимания ни на ветер, ни на гром. Получается, Гилберт оказался причастен к смерти не только его сестры и любимой девушки, не только ребёнка Анны, но и его собственного ребёнка… Жаль, что он умер так легко. Жанетта убила его за ненадобностью, придушив с помощью магии, а вот Джон бы поиздевался над ним вдоволь.

Кажется, он зарычал, в груди что-то зарокотало. Сильнее сжал рукоять меча, чувствуя, как она становится горячее — клинок явно ощутил его намерения… Но ему было всё равно. Он перехватил меч двумя руками и бросился на Жанетту, не думая уже ни о чём.

В следующее мгновение Джон оказался отброшен наземь — больно ударился плечом и затылком, а меч выронил — клинок укатился куда-то в сторону, за пелену пыльного тумана. Жанетта расхохоталась, а Элет так и осталась стоять на своём месте, бледная, излучающая слабое синеватое призрачное сияние… неживая. И живой ей уже не стать.

Жанетта продолжала хохотать, не замечая, как позади неё из того страшного облака вырвалось вдруг четыре луча света — будто кто-то внезапно зажёг четыре невероятно яркие свечи. Лишь когда их свет стал невыносимым, пронзительным, ослепляющим, она оглянулась… Джон не видел, как поменялось выражение её лица, но мог поклясться, что она, скорее всего, перестала так радоваться. Опустила руки и тут же рухнула на колени — только не от усталости, а из чувства благоговения, скорее всего.

Полминуты никто ничего не говорил, а потом Жанетта вдруг воскликнула:

— Я рассчитывала, что вы будете подчиняться мне, потому что я вас освободила! — Выдержав паузу, она добавила: — Освободила, потому что посчитала нужным! Потому что я так захотела!

Не сразу Джон догадался, что она разговаривала с богинями, теми самыми Всадницами, и это они были теми четырьмя лучами света.

Тогда его пробрал такой ужас, какого он не испытывал ещё никогда в жизни. Причём ужас этот был неосознанным, в тот момент Джон даже не особо понимал, что встретился лицом к лицу с чем-то совершенно непостижимым и жутким, древним и всемогущим. Потом он понял, что это сами Всадницы хотели, чтобы он испытал этот ужас. Чтобы он не мог смотреть на них и закрыл руками глаза, как ребёнок, боясь, что они лопнут от увиденного. А голосов их Джон и вовсе не слышал, но вот Жанетта, кажется, слышала, потому что она по-прежнему продолжала выкрикивать в небо, срывая голос:

— У меня достаточно сил, чтобы заставить вас подчиняться мне! — заявила она, опираясь о камень арки и тем самым опровергая свои слова. — Это королевство, этот мир должен быть моим, и вы захватите его для меня!

Кажется, Всадницы не были с ней согласны.

В какой-то момент Джон решился открыть глаза. Он увидел, что Ключ лежал в паре метров от него, едва заметный в облаке клубящейся пыли. Он увидел призрак Элет, который оставался рядом, протяни руку — и сможешь коснуться… А потом он увидел Жанетту: она всё также стояла под аркой, но уже ничего вразумительного не говорила, лишь истошно кричала, видимо, от боли или ужаса.

А четыре луча, вырвавшиеся из-за туч, вдруг соединились в один, засияв так ярко, что мрачная, суровая местность вокруг развалин Конвея на миг осветилась, как жарким летним днём. Но Джон даже не моргнул в этот момент — момент, когда луч ударил по Жанетте и полностью скрыл её фигуру в своём обжигающем жёлто-оранжевом свете.

Затем луч медленно погас, растворившись в постепенно возвращающейся мгле.

— Джон! — вдруг окликнула его Элет, приближаясь к нему — она будто не шла, а плыла, парила над землёй, хотя он прекрасно видел, как её призрачные ступни касаются пыльной земли. — Возьми меч, закрой Врата, быстрее!

— Но если я их закрою, то ты…

— Вернусь туда, — она кивнула на арку, под которой не было уже никого — Жанетта будто испарилась, исчезла, и на этот раз от неё не осталось даже горстки пепла, даже пылинки. — Я не смогу долго оставаться в этом мире, он для меня уже чужой. — Она бросила быстрый взгляд на арку. — Она погибла, они убили её. Не беспокойся. Закрой Врата.

Джон медленно поднялся, сделал пару неуверенных шагов, приближаясь к ней. Об открытых Вратах, об Энни, которая, кажется, вовсе сгинула в облаке пыли, об убитой Всадницами и исчезнувшей Жанетте он уже напрочь забыл.

Перед ним стояла Элет, и о том, что она была всего лишь призраком из пустоты, он тоже забыл.

Джон положил руки на её плечи, всё ещё инстинктивно опасаясь, что они пройдут сквозь ту бесплотную материю, из которой мог состоять призрак, хотя прекрасно помнил, как сжал руку своей сестры тогда, год назад, как ощутил холод её пальцев, переплетая их со своими… И сейчас он тоже сжал вполне материальные, ощутимые плечи девушки, будучи не в силах скрыть удивления, и Элет улыбнулась.

— Но ты не бойся, — сказала она. — Помни, что сказала тебе твоя сестра. Через годы, через сотни лет, в следующей жизни, пройдя круговороты смертей и рождений, мы ещё встретимся.

— Так это было…

— Это был не просто сон, — кивнула Элет, проводя ледяной рукой по его небритой щеке.

Внезапно пыльный воздух встрепенулся, будто в нём вспорхнул лёгкий ветерок, а через мгновение Джон увидел Энни — вполне целую и невредимую. Судя по серым пятнам на её штанах и дублете, поваляться на земле она тоже успела. Странно, что никаких звуков при этом не издавала… Впрочем, она же очень храбрая девушка. Вероятно, что случившаяся фантасмагория её почти не напугала. Её глаза светились насмешкой, а губы искривились в едкой улыбке.

— Джон, закрой уже Врата, — повторила она предложение Элет. — Видимо, эти Всадницы разгневались на Жанетту за то, что она пробудила их не вовремя, но вдруг они и на весь остальной мир тоже разгневаются?

— Подожди… Элет! — Джон сжал плечи девушки сильнее, взглянул в глаза, в которых плескались слёзы тоски и счастья одновременно. Она была совсем как живая, но всё же холод и слабое голубое сияние, исходившее от неё, говорили об обратном. Она теперь — создание потустороннего мира, и ничего уже не держит её в этом… — Элет… Элетелла. — Он впервые назвал её полным именем. — Перед тем, как ты… перед тем, как ты умерла, — проговорил Джон, запинаясь от волнения и внезапно сжавших горло рыданий. — Ты хотела мне что-то сказать, но не успела.

— Ах, да, — коротко усмехнулась Элет. — Я хотела сказать, что люблю тебя.

Услышав эти слова, Джон встрепенулся, затем наклонился и поцеловал её в холодные призрачные губы.

— Да ну вас к чёрту! — воскликнула вдруг Энни.

Через несколько секунд, разорвав поцелуй, Джон открыл глаза и увидел, как бывшая разбойница подняла с земли Ключ, поудобнее перехватив его двумя руками, и бросилась к арке — к Вратам, над которыми всё ещё сгущались чёрные тучи и то и дело вспыхивали молнии. Но Энни не побоялась — она замахнулась мечом и нанесла по арке мощный удар.

Джон почувствовал, как Элет начинает исчезать из его объятий, растворяться, и даже этот холодок, этот голубоватый свет постепенно пропадал. Как пропадали и тучи над Вратами, освобождая от своего плена серо-голубое вечернее небо. Молнии гасли, облака расплывались по небосводу, улетая в разные стороны света, будто все ветра внезапно налетели на это место и унесли их прочь. Но Джон ветров не чувствовал, напротив, он видел, что не шелохнулась ни одна веточка, ни одна былинка, и ни одна волосинка не упала с его головы после того, как Энни закрыла Врата.

— Я не видела у тебя седины раньше, — нахмурилась Энни.

Они сидели у лесного ручья. Было раннее утро, и с минуты на минуту им нужно было отправиться в путь. Ночь прошла спокойно, а рассвет принёс неожиданное для осени тепло. Солнечные лучи робко пробирались сквозь кроны деревьев, многие из которых ещё оставались золотистым или алым, но с некоторых уже начали облетать листья. Поэтому на месте привала Джона и Энни было весьма светло.

Джон надеялся добраться домой до того, как наступят холода, — зимней одежды с собой у него не было. Конечно, существовала вероятность попасть под дождь и быть застигнутым врасплох сильной грозой, но от дождя можно накрыться плащом или спрятаться в домике придорожной веси, а вот для того, чтобы спастись от мороза, следовало бы купить меховой упелянд, плащ потеплее и какой-нибудь головной убор, например, худ… А у Джона на всё это с собой попросту не было денег.

Энни тоже очень хотела бы добраться до Харальдсона поскорее, поэтому они с Джоном вместе дошли до тракта, заночевали в лесу и теперь должны были разойтись по разным дорогам.

Он прожевал корку хлеба и глянул на своё отражение в ручье. Не сказать, что оно было точным, даже напротив: вода плескалась и бурлила, плохо отражая лицо, но Джон всё же разглядел, что его волосы у висков оказались будто припорошены снегом. Он покачал головой.

— Думаю, поцелуй с призраком не мог не оставить свой след, — ухмыльнулся он.

Всё утро одна мысль не давала ему покоя. После исчезновения призрака Элет Джон понял, что больше не может жить один. Ему уже двадцать семь, а он знавал дворян, которые женились прямо в восемнадцать, после наступления совершеннолетия. Его отец женился в двадцать, а старый недруг и сосед Говард — в двадцать два, у него было уже двое детей семи и пяти лет. А Джону совершенно некому будет передать свои владения после смерти, некого назначить наследником… Наследники же, в свою очередь, получаются лишь в результате брака.

Джон понимал, что жить прошлым и постоянно оплакивать старые потери ему надоело. Нужно было пересилить свою боль, залечить едва зажившие раны, и, пожалуй, брак и дети были бы отличным исцелением.

Он смотрел на Энни и понимал — лучше невесты ему не найти.

Умная, красивая, из богатого рода… с испорченной честью, правда, но Джону до этого не было никакого дела. К тому же он мог бы спасти её репутацию, если бы женился на ней. Оставалось лишь заручиться её согласием. Да, это был бы брак по чистому расчёту: никаких романтических чувств Джон к Эннхильд не испытывал, лишь дружескую привязанность, и то не сильную — они ведь знали друг друга не так хорошо. Однако это всяко лучше, чем прозябать в одиночестве.

Понимал Джон и то, что легко мог сделать её несчастной, невольно передать ей свою неудачливость. И дело вовсе не в отсутствии любви между ними. Просто Джон прекрасно знал о своих недостатках, о пристрастии к вину и не столь давно возникшем желании калечить себя, а ещё о бесконечной тоске, что терзала его душу и не собиралась останавливаться. Всё это могло окончательно испортить жизнь не только ему, но и его жене. С другой стороны, жена могла бы стать дополнительной опорой, могла бы помочь побороть наконец эту тоску, а ещё зависимость от алкоголя и привычку резать руки бритвой.

Когда он вкратце объяснил Энни о своём намерении, та даже покраснела — неожиданно для него. Джон-то ожидал от неё такого же холодного расчёта, а она… а она повела себя как самая обычная девушка. И это отчего-то очень его обрадовало.

— Я всё же схожу домой, посмотрю, что там да как, — пожала плечами Эннхильд. — Поговорю с отцом… а потом напишу тебе, если он даст согласие. Приедешь к нам, познакомишься с моей семьёй… Думаю, Свен тоже захочет замолвить за тебя словечко.

Джон хмыкнул. Свенгельд его с первого взгляда невзлюбил, но вряд ли он станет говорить о нём своему отцу что-то плохое. В конце концов, это Роб обесчестил его сестру, а Джон, напротив, предпринял попытку спасти её честь.

— Хорошая мысль, — кивнул он.

Вскоре они разошлись: Эннхильд, взяв свою лошадь, направилась на север, а Джон верхом поскакал на юго-восток.

Эпилог

Небольшая парковка напротив университета была заполнена людьми. Джон с трудом пробивался к своему мотоциклу сквозь толпу однокашников, весело гудящих юношей и девушек. Вечер пятницы был тёплым, свежим, солнечным, поэтому студенты так спешили поскорее добраться до своего транспорта и отправиться на заслуженный отдых.

Но Джон торопился не только поэтому.

Наконец ему удалось выехать на улицу, оставив позади себя здание университета, парковку, машины и троллейбусы, пешеходов и велосипедистов. Свежий ветер развевал его убранные в привычный хвост волосы, приятной прохладой ласкал лицо, но в кожаной куртке-косухе все равно было чуть жарковато в такой тёплый день. Джон наспех расстегнул её, не отрываясь от дороги, хоть ради этого и пришлось немного снизить скорость.

Тут же он заметил одинокую девушку, медленно идущую по тротуару, и почти сразу её узнал. Это была Элет, студентка с его курса, из параллельной группы. Из-за своей неприметной внешности — серые глаза, русые волосы, обычно убранные в скромную косу, простая, невзрачная одежда — и невыдающегося поведения она считалась среди сокурсников серой мышкой, но при этом училась отлично, всегда идеально отвечала на семинарах и готовила интереснейшие доклады. И теперь, несмотря на эту неприметность, Джон легко смог её заметить, отличить среди весьма густой толпы. На ней был простой серый свитер и синие узкие джинсы — самая обычная одежда, почти никак не выделяющая её, не подчёркивающая её индивидуальность. Впрочем, эту самую индивидуальность подчёркивало нечто другое.

Джон уже не раз замечал, что у неё была интересная речь, выдающая в ней южное происхождение. То, что Элет была не из столицы, явно играло немалую роль в её скромном поведении. Возможно, она боялась что-то не так сказать, неверно произнести, поэтому мало с кем общалась и редко заводила разговор первой.

Но в то же время её необычная манера речи добавляла ей очарования в глазах Джона.

Он повернул к тротуару и чуть затормозил, чтобы не уехать вперёд. Увидев его, Элет остановилась и улыбнулась. Несмотря на то, что девушка почти не нашла друзей и хороших знакомых на курсе, она всегда была очень дружелюбна и улыбчива, и Джону это безумно нравилось.

— Подвезти тебя? — предложил он, повысив голос — пришлось перекрикивать проезжающий мимо них разнообразный транспорт: троллейбусы, автомобили и мотоциклы.

— Тебе же в другую сторону… — растерялась Элет, сжав побелевшими пальцами ремень своей коричневой сумки, перекинутой через плечо.

Это было правдой, но интересно, откуда она знает? Неужели наблюдала за ним каждый раз, когда занятия оканчивались и он выезжал с парковки на своём байке?

— Мне надо сестру из школы забрать, — ответил Джон, и это тоже было правдой, — а школа как раз возле общаги находится. Ты же наверняка в общаге живёшь?

— Да, — покраснела Элет, будто стыдилась этого. Потом она вдруг широко улыбнулась, а глаза её как-то странно засияли. — Ну ладно, поехали.

Она ловко залезла на мотоцикл — Джону даже не пришлось объяснять, куда ставить ноги — и обхватила руками его талию. Тут уж пришёл его черёд краснеть. Разумеется, Элет ещё ни разу к нему не прикасалась, даже руку не жала, а тут…

Джон быстро покачал головой, пытаясь стряхнуть наваждение.

Тут же завёл мотоцикл и ударил по газам.