Отшельник. Клан Заката – 2

Глава 2

Воин, державший девушку, успевает заметить летящий в него клинок, но предпринять ничего не успевает. На мгновение мелькнув в свете вернувшейся на небо луны, стилет легко, будто в масло, а вовсе не в человеческую плоть, прикрытую плотной одеждой, входит точно в плечо бойцу, пробивая его насквозь.

Все это фиксирую боковым зрением, ныряя вперед щучкой, уходя от удара шпагой второго пограничника. Нет, то, что я голыми руками завалю опытного бойца, и мысли нет.

Не тот уровень, понимаешь ли, при все моей подготовке. Будь у меня хоть пара метательных ножей, то, да, вопрос бы уже был решен. На короткой-то дистанции. И решен однозначно в мою пользу. К сожалению, оружия нет, приходится импровизировать.

Встреча с землей, довольно жесткая, но все же, успеваю затормозить, чтобы не прокатиться по инерции вперед. Как оказывается, очень даже правильно остановился, потому что на десяток сантиметров дальше, и клинок шпаги, непременно бы лишил меня головы. Ну, или другой какой важной части тела, без которой шансов на победу не останется.

Правда, они и сейчас минимальны. Повторюсь – выстоять в бою с опытным вооруженным шпагой воином, шансов ноль. Это если драться, а если вот так?

Одно движение, и касание руки пограничника, с зажатой рукоятью шпаги.

«Спи» – мысленный посыл, тут же упасть обратно на землю и откатиться, уворачиваясь от очередного удара. Судя по тому, что в завершающей стадии, кончик клинка резко потянуло вниз, мой план сработал. Угу… а что еще остается делать в такой ситуации?

Кроме как попытаться провернуть ту же штука, как с Машей, когда я заставил ее плакать. Воздействовать своими способностями. Почему и не торопился выходить на зов – готовился. С трудом получается держать голову пустой, но все же, мне удается сконцентрироваться.

Воин, попавший под воздействие моего разума, похоже даже не понял, что произошло. Только собирался насадить меня на клинок, а сейчас уже заваливается на холодную, покрытую снегом землю, выпустив оружие из руки.

Но расслабляться рано. Вскакиваю на ноги прыжком и тут же хватаю воткнувшуюся в землю шпагу. Так намного лучше. Теперь следующий. Ни на миг не забываю, что пограничников было двое. Не знаю, как долго будет в отключке первый, поэтому нужно срочно решать вопрос с его напарником.

Перекинув шпагу в левую руку, мне так удобнее, поворачиваюсь в сторону второго противника. Хм… Тот, несмотря на то, что в плече торчит стилет, Машу отпускать и не подумал. Наоборот, прижал поплотнее ее шею, и сам попытался как можно сильнее укрыться за ее телом. Хотя, учитывая размер воина, сделать это очень сложно. Он раза в два шире девушки, и на две головы выше.

Стоит, сжав зубы. На лбу испарину. Ему явно нехорошо, учитывая рану. Но позиция верная, атаковать я его не могу. Стоит мне дернуться, и он точно удушит Машу. Она уже и так с трудом вдыхает воздух. Чувствую решимость это сделать, в его эмоциях. Пат. Он не может отпустить девушку, потому что тогда я атакую сразу. Я не могу атаковать из-за опаски зацепить девушку.

И что делать? Черт… И время уходит. С одной стороны, промедление идет мне на пользу. Судя по расплывающемуся пятну крови на снегу, стилет задел крупный сосуд, и рано или поздно, воин ослабеет из-за потери крови, если не перевяжет рану.

Но с другой стороны, у меня скоро начнется откат после применения способности. Хм, а почему я так стремлюсь его атаковать? Благородство играет? Так благородным стоит быть только с теми, кто сам придерживается правил. Прикрываться беззащитной девушкой – не благородно.

– Отпусти. – движение рукой, и кончик шпаги слегка надавливает на шею спящего беспробудным сном пограничника.

Кстати, сейчас, в лунном свете, я смог его узнать. Это командир отделения, который просто ушел, отдав нас с Машей на растерзание толпе. Теплых чувств воспоминание не добавляет. Да и вопрос открыт – чего им тут надобно. Причем, судя по всему, воинов всего двое. Ну не ощущаю я эмоций других людей. Только тех, кто сейчас во дворе, за исключением спящего. Да и, будь поблизости еще кто-то, уже должны были подключиться к нашей «беседе».

Маше страшно, и в то же время, обреченности нет, несмотря на положение. Только слепая вера, что все обойдется. Хм… Мне б ее уверенность.

Раненый воин, напряженно обдумывает что-то, стараясь терпеть боль. Вот чего в его эмоциях нет, так это страха. Раздражение, сожаление, но не страх. И еще боль…

– Марк, не глупи. – Воин говорит медленно, с трудом выдавливая из себя слова. – Тебе все равно не уйти. Сдайся, и, обещаю, отпущу девчонку. Не мы, так другие найдут.

Я ведь почти поверил. Точнее, поверил бы если бы не чувствовал фальшь в его словах. Не отпустит… Да и я не сдамся. Надо что-то делать, срочно. Чувствую, еще совсем немного, и наступит откат. И так с огромным трудом получается удерживать разум в отчужденном состоянии.

Нет, один вариант я вижу. Но… У меня есть вопросы к пограничникам. Очень много вопросов. Например, откуда они знают мое имя. В принципе, могли расспросить в общине. Только тогда они бы за нами не успели сюда так быстро. Нет… Эти двое явно вышли сразу за нами. Только зачем? Тоже вопрос. И последний – кто другие, придут за мной?

Время утекает, отмеряемое каплями крови, падающими с повисшей плетью правой руки воина. Глаза в глаза. Миг. Решение – жить ему или умереть. Один рывок и все. Жалко ли мне его? Ответ отрицательный. Не воспринимаю я того, кто прикрывается девушкой, как воина. Да что там, я даже как человека воспринимать не могу. Падаль…

Что такое, видимо отразилось в моих глазах, потому что пограничник резко отталкивает девушку в сторону, выхватывая здоровой рукой кинжал из-за пояса. Но в атаку не бросается, чуть отшагивая в сторону. Опытный боец… Причем, что такое знакомое прослеживается в его движениях.

Если долго тренируешься драться, хоть в рукопашную, хоть на клинках, учишься оценивать противника по первому же движению. Положение тела, напряжение мышц, общая пластика.

Пограничник, изготовившийся к бою, опытен. И обучен великолепно. В честной схватке, мне ничего не светит. Вообще ничего, несмотря на его ранение и то, что я вооружен шпагой, а он кинжалом. Стоит мне начать атаку – проигрыш. Мда… Ситуация, хуже, чем была, когда он Машей прикрывался.

Надо было бить, пока была возможность. Побоялся задеть девушку. Кстати, что с ней? Скашиваю глаза чуть в сторону – Маша, упав после толчка, благоразумно не стала подниматься на ноги, а отползла к стене, вжавшись в нее всем телом. Умница.

Да уж… Время идет. Выиграет тот, кто продержится дольше. Я в своем медитативном состоянии, или он, слабеющий из-за потери крови.

– Ничья? – Усмехнувшись, раненый воин, опускает кинжал, бросая его на землю.

Э… Не понял. Он что не понимает, что теперь я его без проблем заколю? Прислушиваюсь к его эмоциям… Обреченность, усталость и напряжение. Странно, но только его боли не чувствуется, хотя стилет в плече все так же торчит.

В глазах резко темнеет. Чисто интуитивно отдергиваю шпагу в сторону, чтобы опереться на нее, но это помогает плохо. Горло спящему пограничнику не перерезал надеюсь? Пытаюсь удержать равновесие, но не получается. Руки и ноги будто ватные, мир вокруг меня срывается с места, и заводит хоровод. Откат, будь он не ладен… Как не вовремя-то. Не ничья… Проигрыш. Последнее, что я понимаю, перед тем как грохнуться на холодную землю, пропитанную кровью. Надо было бить…

– Остап… Четыреста золотых. Сам подумай. – Чей-то раздраженный голос пробивается словно сквозь вату, отдаваясь эхом в гудящей голове.

– Нет. Сань, я сказал, что мы не будем его сдавать. Ай! – А этот голос я узнаю сразу. Тот самый воин, которому я стилет в плечо загнал.

– Дядь Остап, потерпите, я повязку затяну. Недолго осталось. – Это уже Маша.

Да что происходит черт подери? Я же помню, как меня накрыл откат, и я… Ну, видимо потерял сознание. Пытаюсь двинуться, но ничего не получается. Руки и ноги стянуты веревкой, или ремнем, причем похоже давно, потому что, отзываясь на попытку напрячься, в конечности будто тысячу игл одновременно вонзили.

Сжимаю зубы, сдерживая готовый сорваться стон. Вроде, никто еще не заметил, что я пришел в себя, и пока не стоит афишировать данный факт. А вот глаза приоткрою, совсем чуть-чуть, чтобы оценить обстановку.

– Остап, почему? Ты же сам говорил, что деньги хорошие, да и теперь мы точно знаем, что он менталист. Почему ты так упорствуешь в своем нежелании передать парня в Управу? – Так, это тот самый пограничник, которого мне удалось усыпить. Стоит, оперевшись о печь спиной, сложив руки на груди. – Ладно, девчонка, за нее не платят. Но парень-то… Сколько человек он отправил на тот свет? Думаешь, в том взрыве, который мы видели никто не пострадал? Он же настоящий убийца. Безжалостный и беспощадный. Сложись по-иному, и мы бы сейчас с тобой тут не разговаривали.

Хм, получается, за меня назначена награда в четыре сотни золотых, причем городской Управой, если я правильно понял. Хотя, как неправильно понять, если все прямым текстом сказано. Мда… Весело. Я-то думал, что мне только от мести герцога надо скрываться, а тут вот как получается… Не хорошо. Причем это еще мягко сказано…

– Нет, я сказал. Тебе же Маша все рассказала – княжич просто защищался. Что ему оставалось? – Остап, тот самый, раненый, поднялся со стула. – Спасибо, красавица. – Это он Маше, которая совершенно спокойно, перевязывала ему глубокую рану. – Он подросток, попавший в передрягу. Обученный, смертельно опасный, менталист, но твою ж за ногу, Сань – пацан еще малой совсем, а ты его хочешь на костер собственными руками утащить? Что с тобой происходит-то… – Поджав губы, будто от боли, воин берет вязанную кофту, явно неуставного образца, перепачканную кровью. – Ты последнее время сам не свой какой-то? Ну, сам все понимаешь, а туда же… Золото голову задурманило? Не узнаю я тебя, командир…

– Остап… Он же ментальный маг. Ты же сам знаешь, из-за чего они под запретом во всех странах. – Саня, тот самый командир, тяжело вздохнув. – Ну, представь, что отпустим мы его, а у него срыв? Сколько еще человек успеет убить обезумевший ментал? Сотню? Тысячу, две? Или весь город? А может и уезд? Ты же знаешь…

Какие интересные темы они тут обсуждают. Мне тоже хочется послушать. Даже то, что пограничники по-хозяйски располагаются в подсобке моего завода, готов простить, и то, что связан по рукам и ногам. Единственное, что напрягает – поведение Маши. Присела к печке спиной, спокойная, греется. Будто не ее чуть не задушили, а до этого чуть не зарезали. Смущает меня такое изменение в поведении. Но чем-то же оно вызвано. Да и, бойцы, если честно, никакой агрессии не проявляют. Главное, с чего они решили, что я буду убивать людей-то? Мне б самому выжить…

– Да нормальный он, Сань. Ты же видел сам, он адекватный. Да и… – Остап прошелся по комнате. – Ментальный маг, ментальному магу рознь… – Останавливается, глядя на свечу. – Брат у меня был, старший. Его отряд как-то нарвался на прорыв латинян, ну ты помнишь, лет двадцать-тридцать назад, постоянно с ними стычки были. Парень у них служил в отряде. Наемник, откуда-то с востока. Точно не скажу, да. Ментальным магом оказался. Так вот, безумный, как ты говоришь, менталист, в одиночку держался против нескольких латинянских магов. Зная, что его скорее всего отправят после на костер, все равно раскрылся. И знаешь… – Воин поворачивается к напарнику. – Кажется мне, что где-то кто-то врет насчет них. Ни тот менталист, ни княжич, совсем не похожи на безумцев.

– Да откуда ты знаешь про это? Брат небось твой наврал, насчет менталиста-то… – Без особого огонька возражает Саня, опустив глаза в пол.

– Оттуда, друг мой ситный, что своими глазами его видел. Наша группа, на помощь им прибыла. – Остап тяжело вздохнул. – Он и сопротивления не оказал, когда его князь повелел под стражу взять. Представляешь, нас все время пугают ментальными магами, а они выходят такие же люди, как и мы.

– Убийцы…

– А мы с тобой кто, командир… Или ты не убивал? И я убивал. – Остап поморщился.

– Мы Великому князю служим. Людей защищаем от тех же кочевников, а он. – Кивок в мою сторону. – Он то сколько народу положил, да и нас чуть было не упокоил.

– Даже крыса будет драться, если ей выхода не оставить.

– Ладно, не хочу спорить про мораль и всякое прочее. Но золото, Остап. Ты ж сам говорил, деньги не помешают. Пусть, по-твоему, пацан не опасен и не безумен, но за него четыре сотни обещают?

– Да дались тебе эти деньги! – Раздраженно махнул рукой Остап. – Ну что тебе в самом деле, жить не на что что ли?

На какое-то время повисает пауза. Стараюсь дышать через раз, чтобы не привлечь к себе внимание. Как ни крути, а сейчас решается моя судьба. Я уже проверил крепость пут – сам не выберусь. Но этот Саня, денег ему вдруг захотелось… Жаль, не убил, урода…

– Дочка у меня, Остап. Ульяшка, ты же знаешь… – Командир первым нарушает тишину. Слова, тяжелые, будто камни, медленно падают с губ. – Больна она… Местные лекари ничего не могут поделать, а в губернии, сам понимаешь… Маги такие цены ломят, что не в жизнь не заработаю. А тут он… И четыреста золотых. Хватит и на лечение, дадут боги, и еще на приданное останется.

– Ульяна? Она больна? И давно? – Остап резко развернулся в сторону напарника. – Почему ты ничего не говорил? Всем миром бы собрались.

– А… – Саня махнул рукой. – Сам знаешь, не умею я так. Милостыню просить. Да и, много ли получится собрать с воинов-то. У каждого своих проблем и забот хватает. Семьи опять же… Да и потом отдавать потом чем, а Остап? Чем? Я уже и так почти всё что было со двора продал, чтобы лекарям платить… а… – снова взмах руки. И такая горечь, и тоска в словах пограничника, что даже без работающих способностей, я ощущаю ту обреченность, камнем висящую на сердце бойца.

– Лихоманка у нее, Остап. Тут даже и губернские маги, могут не помочь. Сам же знаешь почти никто не выздоравливает… И денег… А… – Воин встал, и отошел к печи, наверное, погреться. И выглядит он сейчас совсем не бравым уверенным бойцом, а поникшим ковылем, прибитым морозом и придавленным снегом.

– Сань, но как же так? Все равно, почему не сказал? Какие долги? Разве ж ребята бы не вошли в положение? Да и я, все отдам, только чтоб Ульянка здорова была. – Остап, до этого довольно уверенно давивший на своего напарника. – Уж пара десятков золотых в запасе имеется. Вообще, о чем речь-то…

Во похоже и все. Возможно, шансы у меня были, но сейчас их не осталось. Одно дело, если ради наживы, другое, когда на кону жизнь дочери этого пограничника. Окажись на его месте мой отец, думаю, он бы уже тащил любого, кто стоит между моим здоровьем и жизнью, в управу… Черт… Что-то я совсем запутался. Вроде, вот эти двое, прикрывались от меня Машей. Все было понятно. Их участь – смерть. А теперь… даже и не знаю. И Маша… Она то ведь спокойная. А я связанный… Могла бы и освободить.

– Дядь Остап… – Тихо, как будто опасаясь нарушить установившееся тягостное молчание, подает голос девушка, будто почувствовав мои мысли. – Я знаю, кто от лихоманки может вылечить… – Как-то не очень уверенно. – Только это… Отпустите Марка. – Надо же, вспомнила меня.

– Да? – Остап повернулся к Маше. – Так дело ж не в лекарях. Вишь, какое дело – платить за лечение то и нечем.

– Он не берет денег. – Так же неуверенно отвечает она.

– Надо же, лекарь-бессеребренник. Такие разве бывают? Эх, красавица… – Остап чуть скривился. – Да и видишь, говорит всех местных перебрал, а без толку.

– О нем никто не знает. О лекаре. – Будто до этого сомневалась, а сейчас решилась. – Он и не всегда берется лечить.

– А ты откуда тогда знаешь?

– Отец говорил, что, когда мне пять годков было, я лихоманку подхватила. Он уж и не знал, куда обратиться, как услышал об этом лекаре. Тот меня и выходил. Бесплатно.

– И что же это за лекарь такой интересный? – В голосе Остапа слышаться сомнения.

– Отшельник. – Маша выпрямилась, видя, что ей не верят, уставилась сердито на воина.

– Отшельник, говоришь…Что-то ничего я не слышал про такого в этих местах, девонька. Может брешешь ты все, друга своего спасая? – Метаморфоза происходит с воином на моих глазах. Вроде только что он был таким усталым и ослабленным потерей крови, а сейчас весь подобрался, будто зверь почуявший кровь.

– Не вру. – Маша смотрит прямо, не отводя взгляд.

– Так может ты знаешь, где искать этого твоего лекаря? – Чуть усмехнувшись, прищурив глаза спрашивает Остап. Второй воин, все это время молчит, внимательно слушая.

– Нет… – Маша опускает взгляд вниз, тут же вся сникнув. – Папа знал, но он… – Резко оборвав фразу, Маша отворачивается, закрывая лицо руками.

– Эх, красавица. Получается, у Ульянки только один шанс. Ты уж меня прости, но… – Слова Остапа, с сожалением и грустью, выносят мне приговор.

Ну все, меня сдадут в управу, как ментального мага, получат награду и… Странно, но вот сейчас я не могу их осуждать. Ни Саню, ни Остапа. Кто я им? Просто подросток. К тому же, прав пограничник, убийца я.

Ничего не попишешь. Маша попыталась, придумав какого-то отшельника-лекаря в лесу. Хотя… Почему придумала? Она ведь и до этого, когда выхаживала меня про него говорила. Еще тогда было ощущение непонятное какое-то у меня. А сейчас.

– Я знаю. – Слова даются с трудом, горло пересохло и хочется пить. – Я знаю, где искать этого вашего лекаря.