Отражения

Глава 13

— Тебе лучше узнать кое-что прежде, чем мы оба наделаем глупостей, — проговорила она.

Глупости? Это вроде повалить ее на песок и целовать до тех пор, пока она не попросит о большем? Или усадить себе на колени и дать почувствовать, насколько долго он ждал этих слов? Да он ни о чем таком даже не думал!

Но если она так сказала, значит, она думала?

— Мои вещи остались в Дрезене потому, что я покидала его в спешке…

Сейчас ей уже трудно вспомнить, когда она услышала их впервые — кажется, перед приступом на Рубеже. Голоса — знакомые и незнакомые, гневные и грустные, они кричали о смерти и возмездии, умоляли повернуть назад, проклинали и молили. Давление на разум не было чем-то необычным, так что, тряхнув головой, она переступила порог и сцепилась с демонами, как и должна была.

Вернувшись с победой из крепости Рубеж, Сайдири обосновалась в Дрезене, как и обещала своим солдатам. Город процветал: дороги стали безопасны, торговые пути из Мендева в Устлав сдвинулись ближе к Дрезену, поскольку так караванам не нужно было проходить через Нумерию, многие из приезжих решили обосноваться здесь, а ближайшие соратники, напротив, разъехались. На короткое время территория Мировой Язвы стала самым безопасным местом на Голарионе — отряды крестоносцев патрулировали земли, уничтожая оставшихся демонов и поддерживая порядок на дорогах, командор заключала сделки и вела переговоры с соседними королевствами, ангелы Страж-Камней покинули свой пост с позволения королевы Мендева.

Все было хорошо.

Но недолго.

Когда Сайдири снова услышала голоса, она решила, что это демоны. Это было ясно, как солнце над песками! Кому еще нашептывать ей об опасностях, предательствах и убийцах за поворотом? Вот только убийцы действительно ждали за поворотом, а предательства и правда случались…

— То были трудные времена: друзья оборачивались врагами, враги носили маски друзей, — она покачала головой, но все еще держала его за предплечья теплыми ладонями. — Любой выход в город мог закончится нападением из толпы, в штабе тоже было небезопасно. Тогда-то я и разменяла свою улыбку на… — она подняла руку и погрузила пальцы в копну поседевших волос, — это.

Со временем она приняла это как странную, но неотъемлемую часть себя, потому что ни свитки, ни зелья, ни амулеты, ни лучшие жрецы на континенте не могли остановить то, что с ней происходило. На неделю или две голоса замолкали, но вскоре возвращались снова. Сайдири видела слишком много сломленных солдат, чтобы не понимать, что есть вещи, которые нельзя вылечить ни магией, ни словом божьим.

— Я думала, что схожу с ума, — рассеянно погладив Ланна по плечу, проговорила она. — Капитан был одним из немногих, кто говорил, что с этим вполне можно жить, что таких ветеранов много…

Она стала теперь одной из них: тревожной, подозрительной, агрессивной. День за днем она пыталась отыскать источник. Растрачивая свитки обнаружения десятками, она до последнего верила, что это порча или проклятье, или чары. Но жизнь медленно превращалась в хаос, от которого она спасла землю, но не уберегла собственный разум, пока наконец в один далеко не прекрасный день она не обнаружила себя посреди Дрезенской площади над трупом ни в чем неповинного коменданта.

Беднягу воскресили на средства храма Иомедай. Сайдири ушла из города той же ночью.

Когда Ланн нашел ее, она была не одна уже слишком долго, и ей пришлось заново учиться слышать кого-то, кроме своих демонов. Но, в конце концов, если она не могла доверять себе, она должна была доверять кому-то другому. И Сайдири предпочла слушать его, и вернулась за ним потому, что ей действительно нужно с ним разговаривать. А он-то думал она шутит…

— Последние три дня их нет, и если это не совпадение, то они отступили для того, чтобы бросить мне под ноги капитана, — Сайдири подняла руку и погладила Ланна по щеке, покрытой чешуей. — Это может повториться, и не нужно долго гадать, кто будет следующим…

— Я был на той же войне, что и ты, — накрыв ее руку своей, ободряюще улыбнулся он. — Я знаю, как разбираться с демонами.

— А еще у тебя есть запасное сердце, чтобы снова вложить его не в те руки, — она снова отвела глаза. — Хорошо, если это будут демоны. Плохо, если это буду я.

Ланн надеялся, что все изменится быстрее, но Сайдири относилась с осторожностью ко всему, что делала. И ему приходилось напоминать себе, что это он знает, насколько им будет хорошо вместе, она не знает ничего. И будь он проклят, если скажет.

Но всю дорогу до Дрезена она держала его за руку, и хотя оборачиваться на нее, каждый раз выглядывая из-под объемного капюшона, было довольно неудобно, они болтали о пустяках, стараясь не думать о плохом. Совсем, как раньше…

— Да что я там делать буду? — усмехнулась она в ответ на очередное предложение поселиться в Зимнем Солнце и жить открыто. — Корзины вязать?

Платье, которое она выбрала, имело здешний, северный крой. От широких штанов и привычных ботинок с загнутым носом она избавилась, не надела даже платок и кудри мягкой волной спадали на плечи. Иронично, но теперь, чтобы оставаться неузнанной, ей нужно перестать прятать лицо. Сейчас, когда война закончилась, келешидов в Дрезене можно пересчитать по пальцам одной руки и каждый новый привлечет внимание.

— Охотиться. Организовать ополчение. Учить людей держать оружие, — терпеливо перечислял он. — Все, в чем ты хороша, просто… не в одиночку.

— Чушь какая.

О, да. Именно с таким выражением лица он утверждал, что ничего особенного между ними не происходит, и искренне верил, что по нему не видно, как плохо он умеет врать. Она привязана к этим людям, она охраняла их годами, она бросила все, чтобы помочь найти девочку. И сейчас пытается убедить его, что ей все равно? Ха!

— Тогда приходи всего на один день, — пожал плечами Ланн, стараясь не показать, насколько это важно для него. — День Лучника в середине Эрастуса. Будет праздник.

— Они пригласили на соревнования тебя? — вместо ответа удивленно произнесла она и покачала головой. — Большая ошибка.

Будут ли у Зимнего Солнца проблемы из-за того, что они выставят на соревнования от себя наполовину монстра? Сложно сказать. В детстве он нарывался на неприятности, даже если просто стоял у стенки и ничего не делал, сейчас, если он хочет победить, ему придется помешать сделать то же самое толпе людей с оружием. А чтобы задеть чье-то самолюбие, много не надо…

Но он правда хочет победить! И чтобы она это видела…

— Все не так уж плохо! И участие полуящеров правилами не запрещено! — рассмеялся Ланн. — Даже кобольдов допустят, если они умеют стрелять и хотят соревноваться!

— Наоборот, ты слишком хорош для этого, — чуть сжав его ладонь, проговорила она, и что-то в тембре ее голоса заставило его пропустить вдох. — Если ты будешь участвовать, остальные могут просто не приезжать.

А вот это звучит потрясающе! Так, как будто она действительно восхищается им! Если бы он только мог открыть рот и сказать ей, как долго ему этого не хватало и как он признателен, и как ему хочется заставить ее чувствовать себя такой же счастливой…

— Можешь поставить на меня и заработать целое состояние, — неуклюже натянув капюшон поглубже, пробормотал Ланн. Ворота уже близко, около них полно народу и привлекать лишнее внимание совершенно ни к чему.

— В коровах? — усмехнулась Сайдири. — Или в гусях?

Стражники осматривали только телеги, одинокие путники их не очень интересовали, но Ланн все равно почувствовал, как пальцы его спутницы деревенеют от напряжения. Она сохранила не лучшие воспоминания о жизни в Дрезене. И о толпе.

— Я бы взял домашним ягодным вином, оно просто потрясающее, — улыбнулся он и потянул ее за руку к себе. — Ты пробовала? Пожалуйста, только не говори, что ты не пьешь…

Но, опасливо оглядываясь по сторонам, она больше не отвечала. Толпа вынесла их в нижний город, и Ланн чуть было сам не вывернул голову, пытаясь найти взглядом дом, в котором он когда-то жил. Зацепившись взглядом за старый храм Иомедай, он поднял руку к сердцу в почтительном жесте, но, обернувшись к своей спутнице, обнаружил, что та смотрит в другую сторону. Наверняка есть что-то, что он мог бы для нее сделать…

Ланн не так уж много знал о женщинах с поверхности, практически весь его опыт начинался и заканчивался его женой. Он знал, например, что для того, чтобы выразить свое восхищение, принято дарить цветы… но ведь она их ненавидит! Он сам видел, как она приказала выбросить целый воз роскошных ярко-красных бутонов. Ланн не слишком разбирался в цветах, но те выглядели красиво и пахли очень вкусно… Вольжиф еще неделю бегал по рынку, распродавая все, что смог спасти, и в небольшой часовне Шелин, которую организовал Зосиэль, эти цветы тоже стояли.

Ланн стоял перед дверью в часовню Шелин уже добрых полчаса, не решаясь войти. А что такого? Дрезен — свободный город, он может стоять, где хочет. Кто ему помешает топтаться на одном месте вечно? У него теперь целая жизнь для этого есть! Как у человека, а то и дольше…

Открыв дверь, Зосиэль замер, вскинув брови, а затем отступил внутрь часовни, пропуская посетителя. Ланн не двигался с места, жрец терпеливо ждал. Пауза затягивалась. Нет ничего хуже неопределенности, правда?

— Да я просто никогда не заходил сюда. Ну, знаешь… — Ланн опустил глаза и почесал шею, чешуя захрустела под ногтями. — Храм богини Красоты. Вдруг я сгорю, едва переступив порог?

— Как жрец Шелин, могу пообещать, что этого не случится.

На первый взгляд Зосиэль остался тем же улыбчивым юношей, который пришел в Язву, чтобы найти своего брата и проповедовать о красоте каждому, кто готов слушать. Но пережив поход в Бездну, боль потери и разочарование, никто не может остаться прежним. И Зосиэль приобрел способность оставаться терпеливым и говорить мягко и убедительно даже с насмерть перепуганными монгрелами.

— Ну да, ну да… Я просто… — Ланн вцепился ногтями в плечо, — есть одна женщина, она замечательная. И я, кажется, ей нравлюсь. По крайней мере она так сказала… — он сделал глубокий вдох и выдохнул, но это не помогло. — И вот оказалось, что ходить вокруг нее кругами и молчать гораздо проще, чем… — еще один вдох. — У меня есть план, но по-моему он отвратительный… — он вздрогнул, когда крупная чешуйка засела под ногтем, и отнял руку от плеча, — проклятая чешуя.

Зосиэль поднял руки в умиротворяющем жесте.

— Просто успокойся, Ланн. Я уверен, все…

— Я спокоен! — встряхнув рукой, прорычал он. — Речь всего-то о лучшей женщине на свете и гребаном полуящере. Что может пойти не так?

Жрец тоже сделал глубокий вдох и выдохнул. Интересно, у него все прихожане такие нервные или только сегодня так повезло?

— Это Храм Любви и Красоты, — медленно проговорил Зосиэль. — И если в наличии второго убеждать тебя бессмысленно, то хотя бы не отрицай, что первого у тебя с избытком.

Часовня оказалась очень маленькой — сюда помещался только небольшой алтарь с украшенной цветами статуэткой Неувядающей Розы да пара скамеек. Шелин была не слишком популярна в землях, раздираемых войной, но Зосиэль сделал все, что смог, чтобы все желающие могли к ней обратиться.

— Дело не всегда во внешности, — мягко произнес он.

— Тебе легко говорить! — проворчал Ланн, стараясь не смотреть на чистую кожу жреца и его сияющие ухоженные доспехи. Как-то так изображают Прекрасных Рыцарей в детских книжках… по крайней мере ни одного зеленого, рогатого или покрытого чешуей Ланн на картинках не видел.

Зосиэль сел на скамью перед алтарем и, поколебавшись секунду, проговорил печально:

— Один мужчина ухаживал за мной, но стоило сказать ему, что я не хочу быть игрушкой на одну ночь, его и след простыл.

— Ну хоть переспать на спор не предлагал, — криво усмехнувшись, проговорил Ланн и что-то во взгляде Зосиэля заставило его тут же пожалеть об этом.

— Во-первых, это ты начал тот спор, — вздохнул жрец и указал ему на скамью, пригласив садиться. — Во-вторых, я изо всех сил стараюсь не показывать, что знаю, о какой женщине речь, ты не мог бы оказать мне ответную любезность?

Все настолько очевидно? Впрочем, если таскаться за женщиной по всей Язве и смотреть на нее, как на богиню, окружающие рано или поздно сложат два и два. С усилием потерев лицо руками, Ланн кивнул и выдохнул:

— Ладно.

— Ладно, — эхом повторил Зосиэль.

Снова повисла неловкая пауза, Ланн старался изо всех сил, но через минуту все же не выдержал.

— Вот если бы это был Регилл, я бы удивился, — добавил он, прекрасно понимая, что перегибает палку.

Послышался еще один тяжелый вздох, свет тонких белых свечей отразился на отполированных до блеска доспехах Зосиэля, когда он поставил локти на колени и заинтересованно склонил голову.

— Изгнание из храма Шелин входит в план?

— Нет, — выдохнул Ланн и снова спрятал лицо в ладонях. — Нет, прости. Я сам не знаю, что несу. Представляешь, что со мной будет завтра? Я же испорчу все, стоит мне только рот открыть, я…

— Тогда начнем с молитвы Умиротворения, — прервал его жрец, — а потом поговорим.

«Полумеру» в качестве места для простоя Сайдири даже не рассматривала — не хватало только, чтобы там оказался кто-нибудь, кто знал ее десять лет назад. Она не может помнить в лицо все те сотни людей, с которыми разговаривала во времена правления Дрезеном, так что ей нужно место, которого точно не было здесь раньше. Скромный постоялый двор «Храбрая птица» обслуживал приезжих торговцев и ремесленников, так что она сочла его подходящим. Сторговавшись со средних лет тифлингом на весьма скромную цену за комнату, они поднялись наверх.

То, что Сайдири не собирается брать Ланна с собой на вылазку за вещами, стало весьма неприятным сюрпризом. Они препирались добрых полчаса, но переубедить командора так и не удалось.

— Ты не вор, — говорила она, сидя на полу скромной комнаты и перебирая замысловатые инструменты в специальном кожаном чехле. — Когда мне понадобится кого-то пристрелить, я не стану даже пытаться сделать это сама. Но кражи оставь мне.

— А, так это все-таки кража? — сложив руки на груди и прислонившись к стене, протянул Ланн. — Я-то думал, это твои вещи…

Тяжесть преступления сейчас волновала его в последнюю очередь, гораздо больше он переживал, что придется оставить Сайдири одну на опасном задании, когда за ней по пятам ходят демоны. Что им стоит повторить трюк с Оданом и натравить на нее всю стражу в городе? Но командор оставалась непреклонна.

— Меня не будет часа четыре, — собрав сумку, проговорила она и выпрямилась. — Отдохни как следует.

Глядя на закрывающуюся дверь, Ланн скрипнул зубами, но не двинулся с места. Попытка пойти за ней может стоить ему едва установившегося доверия, и к тому же вряд ли он в самом деле сможет долго преследовать женщину, которая последние лет десять только и делала, что избегала лишнего внимания. Так что все, что ему остается — это ждать здесь и верить, что все пройдет отлично и она вернется…

А это труднее, чем кажется.

Она вернется. Нет абсолютно никаких причин считать, что она оставит его снова, ничего не объяснив и не дав ни единого шанса последовать за ней. Она сказала, что он нужен ей, она…

Подняв человеческую руку к лицу, чтобы стереть выступившую на лбу испарину, Ланн заметил дрожь в пальцах и понял, что если он будет просто сидеть на месте, ничем хорошим это не кончится. Чем дольше он будет думать об этом, тем хуже ему будет становиться. Он наивно полагал, что все закончилось десять лет назад, но стоило только приблизиться к мечте, как потеря стала в сотню раз страшнее…

Хватит. Нужно идти. В Дрезене есть по крайней мере одно существо, с которым следует поговорить, раз уж командор занята и помешать не может.