Отражение души

Чьи то тени мелькают вокруг, Кто-то шепчет устало, чуть слышно. «Все родная, уже все прошло, У тебя появился сынишка».

Повзрослев, станет он молодцом, Парнем славным, с пленительным взором. А сегодня, сквозь щелочки глаз, Тело душу впускает, не споря.

Жизнь совсем не похожа на сон, Где-то бьет, где-то ласково гладит. Познает этот мир человек, Обретая и опыт, и страсти.

И не важно количество лет, Путь земной завершиться однажды.

Тело в землю уходит на век, Над душой наши годы не властны.

Снова свет, а затем темнота, Взгляд застыл, поглотив бесконечность. И тот путь, что сквозь веки ведет, Снова станет дорогою в вечность.

Можно долго молиться богам, Час настал и никто не поможет. Только чья-то рука по глазам, Навсегда их надежно закроет.

ГЛАВА 1

«Никто не может быть таким безумным, чтобы хотеть войны вместо мира, ибо, когда мир, то дети хоронят отцов, а когда война, то отцы хоронят детей».

Геродот

«…Человечество существует довольно долго, и человек, как существо разумное, так о себе заявил еще в дремучей древности. Старые летописи, манускрипты, рисунки на камнях и прочие документальные подтверждения жизни доносят до нас, потомков, информацию о том, что это были за люди, чем они жили, чем дорожили, каким богам молились. Поражает контраст между временами, разные герои, разные условия, как социальные, так и политические, но одно как рок, как проклятие, проходит через всю историю, начиная в глубине веков и не имеющее своего завершения – это склонность, может быть, единственных разумных существ во Вселенной, к самоуничтожению.

Войны – это проклятие человечества. Они были, есть и, к сожалению, может быть и будут. Кто их придумал? Кто научил человека убивать себе подобного, с каждым витком цивилизации изобретая все новое оружие уничтожения? Создается впечатление, что люди, единственные, по сути, живые существа, которые утеряли, а может и не имели «внутренний ограничитель», способный остановить убийство. К примеру, животные убивают просто потому, что им это необходимо для того, чтобы не умереть голодной смертью. Мимо сытого хищника может спокойно пробежать добыча, он ее не тронет. Люди не так. Они созданы повелителями земли, но это им не мешает постоянно изощряться и выдумывать все более совершенные, страшные орудия убийства. Военные – древнейшая профессия нашей цивилизации. Войны были большие и маленькие (в зависимости от количества участников), длинные и короткие, но одно неизменно сопутствовало им – это человеческие жертвы. И как всегда, кто-то из правителей, инициаторов войн богател, кто-то беднел, а гибли простые солдаты… Зачем? Почему? Что пошло не так?»

…Неизвестно, сколько еще продолжались бы философские размышления выпускника военного училища, если бы их не прервал суровый окрик командира.

− Зотов, лейтенант Зотов, ко мне, – голос седого комбата прозвучал как всегда твердо и убедительно.

− Товарищ майор, лейтенант Зотов по вашему приказанию прибыл, – четко чеканя шаг, отрапортовал подошедший, вытянувшийся в струнку лейтенант.

− Сынок, – потупив взгляд, с сожалением в интонации, после короткой паузы начал майор, − я хочу тебя огорчить, дело в том, что по нашим правилам ты, как отличник боевой и политической подготовки, просто как окончивший училище с медалью, имел право выбирать место дальнейшего прохождения службы. Ты выбрал Москву, и мы были не против. Но позвонили сверху, ты понимаешь, откуда, одним словом, Москвы не будет. Остальные вакансии уже заняты, так что придется тебе направиться к своему первому месту службы в Демократическую Республику Афганистан, в батальон специального назначения, расквартированный на базе, в населенном пункте Бараки, командиром взвода. Тем более ты же сам подавал рапорт по собственному желанию.

− Я понял, товарищ майор. Что ж, Бараки тоже неплохо звучит, – спокойно отреагировал на эту новость Максим, – в принципе, может оно и лучше. Разрешите идти!

− Идите, – козырнул в ответ командир и со вздохом добавил чуть слышно, – может, и к лучшему. Дай Бог, чтобы у тебя все было хорошо и… лучше.

Выбор профессии для воспитанника детского дома Максима Зотова был предопределен им самим. Еще мальчишкой он любил наблюдать за военнослужащими, прогуливающимися по городскому парку. Когда в 1979 году началась война, вернее, ввод ограниченного контингента для помощи дружественному народу Афганистана, он, тринадцатилетний пацан, заявил своим преподавателям, что у него есть огромное желание отправиться туда, где он нужен. Но, принимая во внимание свой возраст, он подождет и, когда придет его время, обязательно станет военным, чтобы посвятить свою жизнь делу защиты Родины.

− Ну что ты, к тому времени война закончится, – в один голос отвечали его наставники, наверное, действительно в это веря. Хотя, наблюдая за тем, как в свободное время мальчишка отдавался не развлечениям, а своей физической подготовке, еще больше уважали его за целеустремленность. Окончив десятилетку, Максим подал заявление в городской военкомат с просьбой посодействовать ему в поступлении в Рязанское Воздушно-десантное училище, на что получил добро, добросовестно сдав вступительные экзамены, и стал курсантом. В отличие от многих своих сокурсников, испытывающих трудности в первые месяцы службы, ему было проще. Ведь детский дом, где он вырос, тоже представлял собой своего рода коммуну, где все жили одной семьей, подчиняясь общим правилам. С первого дня, чувствуя уверенность в своих силах, Максим упорно взялся за дело, строго следуя ленинскому наказу: «Учиться военному делу настоящим образом». Именно это фраза бросилась ему в глаза, едва он переступил порог КПП, и прочно обосновалась в его голове. Желание все знать, стремление во всем быть первым, рачительное отношение ко всему, начиная от вещей, заканчивая временем, не могли не обратить на себя внимание профессорско-преподавательского состава.

Поступив в 1984 году, Максим с отличием окончил училище в 1988. Все те, кто, так или иначе, сталкивался с ним за период его обучения, между собой добродушно шутили: «Этот парень родился в портупее!» – и отчасти были правы. Вот и сейчас, получив распределение в ДРА, он не стал пользоваться положенным отпуском, а сразу направился к новому месту службы, прибыв туда на месяц раньше срока. Батальон спецназа, куда он прибыл, называли Баракинским. В зоне своей ответственности он наводил такой ужас на местную оппозицию, что та редко связывалась с ним в открытом бою, да и то, только лишь в самых безысходных ситуациях. И хотя к моменту прибытия в расположение, подразделение было переброшено из Бараки в пригороды столицы, Кабула, название от этого не изменилось, так все и продолжали его называть по-старому «Баракинский батальон».

− Товарищ сержант, подойдите ко мне, – окликнул Максим дежурного по контрольно-пропускному пункту. Тот, оценивающим взглядом старослужащего, осмотрел лейтенанта с головы до ног и нехотя, вразвалочку подошел и, не прикладывая руки к головному убору, промямлил:

− Дежурный по КПП сержант Белозерцев слушает.

Форма и манера доклада не соответствовали требованиям Устава, и Максиму, давшему себе установку не начинать службу с конфликтов, стоило большого труда сдерживать себя.

− Как пройти в штаб батальона? – подавив в себе нарастающую волну возмущения, спросил он.

− А вы, собственно, по какому вопросу, если не секрет? – ехидно ответил вопросом на вопрос дежурный, ведя себя явно вызывающе, что вывело из терпения Максима. Такой наглости он вытерпеть не мог. Обеими руками он, схватив наглеца за грудки, притянул к себе, оторвав его от земли, и сквозь зубы как можно спокойнее процедил:

− Я просто к комбату. Еще раз обратишься не по форме, сделаю очень больно. Понял?

Сам сержант был парнем нехилым, но в руках почти под два метра ростом офицера, выглядел как провинившийся ребенок.

− Так точно, товарищ лейтенант, я все понял, – заикаясь, пробормотал он, чувствуя силу, – больше не повторится. Разрешите встать на ноги?

− Становись, – спокойно отозвался Максим, также без особых усилий опуская служивого на землю. Отвлеченный выяснением отношений с сержантом, он не заметил, как к ним приблизилась, а затем и остановилась колонна, состоящая из трех боевых машин пехоты, замыкаемая командирским уазиком.

− В чем дело, сержант? Что здесь происходит, почему посторонние на КПП? – на ходу выпрыгивая из машины, строго поинтересовался одетый в полевую, без знаков различия форму человек, который, как догадался Максим, и был командиром. Не теряя времени, и опережая дернувшегося было для доклада сержанта, он, сделав навстречу несколько шагов, представился:

− Товарищ майор, лейтенант Зотов, прибыл для дальнейшего прохождения службы,

И, заметив вопросительный взгляд, немедленно протянул командиру свои документы.

− Так, так, – произнес комбат, довольный воинской выправкой и внешним видом своего нового подчиненного. – Значит, вместе будем довоевывать, хорошо, приятно познакомиться, майор Дудник, Сергей Анатольевич, – протягивая руку, добавил он. – Я смотрю, согласно предписанию ты должен явиться в конце следующего месяца. Чем вызвана такая спешка? Повоевать не терпится или любовь неразделенная поторопила?

− Никак нет, товарищ майор, сам я детдомовский, родителей нет, любовь пока еще не нашел. Мне просто некуда ехать отдыхать, а просто так где-то болтаться не привык.

− Ясно, значит, и плакать по тебе, в случае чего, будет некому. Ну что же, пройди в штаб, сделай отметку о прибытии, потом зайдешь к «зампотылу», пусть он тебя пристроит и выдаст все необходимое. Завтра с утра, на разводе, я представлю тебя личному составу.

Последнюю фразу он произнес, уже запрыгнув в уазик, и тот, обдав стоящих у ворот пылью, резво въехал на территорию части.

Сержант, дежуривший на КПП, виновато опустив глаза, негромко произнес:

− Товарищ лейтенант, прошу меня простить за грубость, наверное, на солнце перегрелся. И вообще… – он хотел добавить что-то еще в свое оправдание, но, натолкнувшись на добродушные глаза офицера, понял, что уже прощен.

− Ладно, сержант, проехали. Все нормально, я думаю, мы с тобой, да и со всеми остальными, подружимся, и все будет хорошо. Где у вас штаб, ты уже показал. Давай, служи правильно, – и, взяв в правую руку свой дорожный чемодан, не спеша, но уверенной походкой направился к зданию, где остановилась командирская машина.

Ну вот и все. С завтрашнего дня начнутся боевые будни и я сам не по книгам, не по чужим рассказам, а воочию смогу увидеть, прочувствовать, поучаствовать в этом действии, именуемом войной.

«Интересная штука – жизнь. Сегодня я здесь, вчера был в Союзе, где буду завтра, не знает никто. Наверное, так есть и будет всегда. Люди во все времена появлялись на свет одинаково, а вот умирали всегда по-разному. Чем совершеннее становились средства защиты, тем разрушительнее средства поражения». Максим лежал на солдатской койке, застеленной казенным одеялом, привычного темно-синего цвета, и никак не мог заснуть. В такие моменты ему начинало казаться, что его мысленные блуждания в океане непознанного всегда наталкивались на невидимую стену. Казалось, еще немного, и он получит ответ, но какая-то неведомая сила перекрывала доступ, создавая подобие раздвоенности сознания, где есть граница между тем, что можно знать, а что нет. Может, все это от недостатка знаний, или дело в том, что кто-то свыше регулирует у людей уровень их мудрости и каждому в отдельности предопределяет свою нишу, на своем уровне, ни больше ни меньше.

Постепенно сознание Максима стало растворяться в безграничной бездне, именуемой сном, и, теряясь в бессвязных обрывках мыслей, он уснул, подспудно недовольный тем, что и на этот раз не смог докопаться до истины. Утро для него начиналось с шести часов, независимо от того, во сколько он лег отдыхать. Срабатывали биологические часы, откорректированные годами, проведенными в училище. Быстро поднявшись, он оделся и бодрым шагом вышел из помещения на плац, где, поеживаясь от прохладного ветерка и непрерывно зевая, прохаживался дежурный по части.

− Доброе утро, – подойдя к нему, поздоровался Максим.

− Здорово, если не шутишь, – лениво оборачиваясь и осматривая подошедшего усталым, сонным взглядом, отозвался дежурный

− Ты, наверное, и есть новенький? Честно говоря, я здесь тоже недавно, всего два месяца. Скажу прямо, хорошего я вижу в этом мало, да, слава Богу, говорят, что скоро выведут отсюда. Кстати, ты ничего об этом не слышал?

− Да нет, как-то не интересовался, меня зовут Максим, будем знакомы.

− Если ты настаиваешь, давай познакомимся, я – Олег, можно по отчеству – Петрович.

Максиму не понравился небрежный тон, которым с ним разговаривал лейтенант. Стараясь не показывать свое недовольство, он учтиво спросил:

− Олег, скажи, пожалуйста, если не секрет, где вы здесь занимаетесь спортом, я имею в виду спорт-городок.

− Ну, вообще-то мы бегаем и прыгаем все больше по горам, но ты, если хочешь, можешь нарезать круги на плацу. Еще есть пара турников вон там, вот собственно и все. Нас сюда перевели недавно. До нас здесь располагался батальон связи, а они ребята не шибко спортивные, так что форму поддерживаем, кто как умеет. Ладно, не буду отвлекать, потом поговорим, а то я смотрю, одолел тебя своими разговорами, – насмешливо улыбаясь, проговорил дежурный и, развернувшись на каблуках, громко цокая подкованными ботинками, направился в сторону казармы.

«М-да, насчет пробежек по утрам придется забыть… впрочем, почему бы и нет, – подумал Максим, медленно разгоняясь по периметру, – придется кружить, конечно, так что привычные пять километров не набегаешь, голова может закружиться, но все же лучше, чем ничего». Насчитав тридцать кругов в ускоренном темпе, он, переводя дыхание, остановился у гимнастических снарядов, сделанных солдатскими руками, но от этого не потерявшие своего назначения. Выполняя на турнике замысловатые гимнастические упражнения, он краем глаза уловил неподдельное удивление в глазах стоящего в стороне дежурного, который, несмотря на то, что прозвучала команда «Подъем», не мог оторвать взгляда от Максима, и было отчего. Ведь для выполнения этих приемов требовалась огромная физическая сила. Через минуту все вокруг зашевелилось, задвигалось в едином ритме, подчиненном одной команде, и вскоре слилось в общий топот ног, перекрикиваемый зычным голосом старшины. Позанимавшись еще некоторое время, он сделал еще пару кругов, ловя на себе вопросительные взгляды солдат, и вернулся к себе в комнату.

«Странно, почему так тихо. За все время здесь не услышал ни одного выстрела, – обтираясь после холодного душа жестким полотенцем, размышлял Максим, – ребята по дороге сюда рассказывали совсем другое, про то, что рокот выстрелов и канонада взрывов здесь обычное дело. Может быть из-за того, что враг узнал о скором выводе войск и решил поберечься, мол, все равно уходят. Кто его знает, в чем тут дело». И тут он поймал себя на мысли, что подсознательно сожалеет о том, что война подходит к концу и ему не удастся повоевать. Отгоняя от себя навязчивые мысли, он позавтракал сухим пайком, которым его заботливо снабдил добродушный прапорщик, начальник столовой, еще там, в училище, и, выйдя на плац, направился к месту, где для утреннего развода пока еще нестройной колонной стояли офицеры батальона. Подойдя поближе, он встал чуть в стороне и, не обращая внимание на шепот и смешки со стороны, стал молча ждать начала развода. Все волнения в строю прервал громкий голос дежурного офицера, извещающий о том, что приближается командир.

− Батальон, равняйсь! Смирно! Равнение на середину! – и резко развернувшись через левое плечо, он, четко чеканя строевой шаг, приложив правую руку к козырьку, пошел навстречу командиру.

− Товарищ майор, личный состав батальона для проведения утреннего развода построен. Дежурный по части старший лейтенант Хромов!

Закончив доклад, он сделал шаг в сторону, и, не отнимая руки от головного убора, проследовал за командиром.

− Здравствуйте, товарищи! – сильным, натренированным голосом поприветствовал своих подчиненных комбат.

− Здравия желаем, товарищ майор! – раздалось в ответ отрывистое, сложенное из трехсот голосов, слившихся воедино, приветствие.

− Вольно! Товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и рядовые, – начал на торжественной ноте свой разговор майор Дудник, – прежде чем перейти к нашим повседневным заботам, позвольте представить вам нового человека, с которым нам посчастливилось вместе продолжать нашу нелегкую службу: Зотов Максим Владимирович. Он назначен на должность командира второго взвода, второй роты, прошу жаловать, любить не обязательно, но уважать приказываю. Товарищ лейтенант, займите свое место в строю.

− Слушаюсь! – козырнул Максим, и четко печатая шаг, направился на место, указанное командиром. Подойдя поближе, на месте заместителя командира взвода он увидел знакомого сержанта с КПП. На ходу подмигнув ему и чуть улыбнувшись уголками губ, он резко развернулся и, застыв на месте, стал внимательно слушать боевой расчет батальона на текущие сутки. Начальник штаба, которому командир дал слово, зачитывал боевой приказ подразделениям, когда его прервал дежурный связист.

− Товарищ майор, разрешите обратиться, – и, дождавшись разрешения, с нескрываемым волнением в голосе продолжал: – Получена телефонограмма: в районе Майдан, в тридцати километрах от Кабула, недалеко от нас, душманы напали на нашу колонну, двигающуюся по Газнийской дороге. Приказ: прикрыть колонну, отразить нападение и уничтожить бандитов. – Закончив читать, он, спросив разрешения, стремглав понесся к себе в радиоузел.

− Командиры роты ко мне, – уверенным тоном человека, привыкшего принимать ответственные решения, когда времени на обдумывание нет, прокричал комбат и, обращаясь к стоящему рядом начальнику штаба, спросил:

− Петр Николаевич, прикинь навскидку, сколько от нас до места нападения…

− Я, думаю, километров семь-восемь приблизительно.

− Странно, почему не слышно стрельбы? Радист ничего не перепутал?

− Похоже, горная гряда, которая отделяет нас от дороги, не позволяет звуку проникнуть на нашу сторону.

− Хорошо, неважно. Расстояние семь-восемь километров, значит, группа на броне будет там минут через десять – пятнадцать. Первая рота – резерв, третья рота – обеспечить охрану периметра, вторая – на броню, выполняйте.

− Есть, – в один голос отозвались командиры рот и, развернувшись на месте, бегом направились к своим бойцам, на ходу отдавая распоряжения.

От такого поворота событий Максим немного растерялся. «Похоже, знакомиться со своими подчиненными придется в процессе, как говорится, учебно-боевой деятельности», − промелькнула у него в голове. Да, но что надо делать в таких ситуациях, где стоит техника, как он должен себя вести? В теории он знал все, практически – ничего. Заметив замешательство своего нового командира, сержант Белозерцев, уже имевший возможность пообщаться с лейтенантом, все понял и принял командование на себя. Действовать по тревоге за время выполнения интернационального долга ему приходилось не раз и дело свое он знал хорошо, поэтому Максим, несколько самоотстранившись, не без удовольствия наблюдал за действиями толкового заместителя, который при первом знакомстве показался ему разгильдяем.

− Товарищ лейтенант, сейчас получим оружие, боеприпасы и выдвигаемся в составе взвода к нашим машинам. Ротный будет ждать там наших механиков-водителей, я их уже направил к технике, – на ходу доложил сержант и побежал лично руководить действиями подчиненных.

Максим остался ждать на плацу, не заходя в казарму, понимая, что будет только мешать. Через минуту в дверях показались первые бойцы, уже во всеоружии и готовые к выполнению задачи. Еще через некоторое время от сержанта последовал доклад о том, что все готово, и он дал команду выдвигаться к технике, полагаясь целиком на своего зама, ибо сам мог только догадываться, где эта техника стоит.

− Товарищ лейтенант, вот возьмите, – на ходу протягивая бронежилет, автомат и каску, прокричал ему на ухо сержант.

− Спасибо, – успел в ответ проговорить Максим, соображая, в какую нелепую ситуацию чуть не угодил. Лоб его покрылся испариной, когда он представил себя без оружия, отправляющимся на боевую операцию.

Все тот же его неожиданный спаситель бежал рядом, и пока горе-командир нат…