Отражение

Глава 20

За вазой пришлось идти в приемную. Та, что здесь осталась, валилась под тяжестью массивного букета. Я пересчитала розы и хмыкнула — ровно двадцать девять. Петруша уже подсуетился и вызнал мой возраст, кроме того, еще и один год убрал для нечетности. Ища взглядом место, куда пристроить подарок, я попутно размышляла: не слишком ли опрометчиво раздавать воздыхателям приглашения на чай? Пускай шеф говорит, что хочет, всё равно его намерения сквозили в каждом жесте. Верить в то, что никаких притязаний с его стороны не будет, я не собиралась. И никак не могла решить идти чаевничать в кабинет генерального или нет? Конечно, лапать и набрасываться на меня никто не станет, но маневрировать между ловкими щупальцами обольщения Петруши не хотелось. Я пристроила вазу на подоконник, повздыхала и отправилась к начальнику. Из вежливости. Всё-таки сама первая предложила кофе.

Вопреки ожиданиям, шеф не проронил ни одного комплимента. Мы спокойно попили чай с конфетами, поговорили о погоде и разошлись каждый по своим делам. Более того, до конца рабочего дня он больше ни разу ко мне не зашел. Только один раз через Олю поинтересовался, что с зарплатой.

Дома я оказалась только в девять. Два часа свободного времени безвозвратно съелись в клинике. Хорошо еще, что Кеша оказался рядом. Его присутствие успокаивало.

Клиника почти ничем не отличалась от районной больницы. Стенды с прошлогодними графиками и выцветшими брошюрами по онкологии, высокие стены, наполовину темно-зеленые, наполовину белые, холодные дырчатые стулья-скамейки в коридорах. Правда, бахилы здесь раздавались бесплатно. Врач, которого всю дорогу нахваливал Аркаша, оказался изможденным сутулым старичком в очках. Без лишней вежливости и сантиментов, он меня опросил, осмотрел и выписал направления на стандартные анализы. В общем, никакого чудо-доктора, способного с одного взгляда определить заболевание, я не увидела.

Когда же по дороге домой в автобусе высказала сомнения Кеше, он только рассмеялся в ответ.

— А ты чего хотела? Он же врач, а не рентген! Да не переживай, если что-то не так, Виталий Федорович сразу поймет и вылечит. Я в этом уверен.

Отвечать я не стала. Вместо этого погрузилась в размышления на тему «что приготовить на ужин, если в холодильнике ничего нет?». Пришлось заскочить в магазин около дома — приобрести пачку пельменей. Нехитрый ужин, душ и кровать — что еще нужно после напряженного дня? Тайком от Кеши я проглотила снотворное и провалилась в сон.

Я сидела на кровати и смотрела, как лунный свет, прокравшийся в комнату сквозь прикрытые шторы, скользил по полу перед кроватью. Не могла понять: снилось мне это или происходило на самом деле? Кеша посапывал рядышком, положив руку туда, где минуту назад спала я. Он был похож на ребенка — такой же беззащитный и трогательный. Я еле вытащила одеяло из-под его ног и укрыла любимого, потом погладила его по щеке, поцеловала в губы. Не воспользоваться ли внезапно возникшей бессонницей для чего-то более приятного? Я прижалась к Кеше, прошлась губами по его груди. Скользнула рукой ниже живота. Но любимый не реагировал. Даже не шелохнулся.

Я обиженно отодвинулась от него, и снова принялась наблюдать за лунным светом. А он, меж тем, вопреки законам логики, пополз вглубь комнаты, обогнул кровать и вонзился в зеркальную гладь. И что самое интересное, не отразился! Зазеркалье проглотило лунный свет, колебля наше с Кешей отражение в кайме виноградных листьев. Секунда — и они налились зеленью, превращаясь из железных в настоящие. Еще одна — и змеи, державшие зеркало на хвостах, зашевелились, сбрасывая налет железного покрова. Они шипели и извивались на прикроватном ковре, словно хотели расползтись по разным углам.

Голову окутал туман. Я с трудом соображала и никак не могла понять, почему зеркало не падало? Тем временем отражение расплылось, и теперь в зазеркалье вместо меня сидел огромный серый зверь. Лохматый, с воспаленными огненно-зелеными глазами. Я не сразу догадалась, что это — волк. Мысли путались, в горле пересохло. Я шевелила губами, словно хотела что-то сказать, но изо рта не вылетало ни звука. Зверь в отражении словно знал об этом, и я могла бы поклясться, что он смеялся надо мной, скаля кровожадную пасть. Волк навис над безмятежно спящим Кешей, протяжно завыл, а потом вцепился ему в горло. Я закричала, но никто не услышал этого — тьма, заполнившая комнату, проглотила звуки. Только тут я поняла, что все еще сплю.

Попыталась очнуться, но сон цепко схватил меня когтистыми лапами и потащил на самое дно, где стаями бродили охочие до пугливых душ кошмары. Теперь я оказалась в лесу, а позади бежала стая волков, клацая зубами. Впереди всех мчался вожак с огненно-зелеными глазами. Сначала я пыталась себя убедить, что это всего лишь сон, и ничего плохого не случится, даже если они меня догонят. Но потом липкий страх, заставляющий дрожать колени и холодеть сердце, взял надо мной верх, и я побежала.

Не видя дороги, беспощадно обдирая лицо и руки о встречавшиеся на пути ветки, я мчалась быстрее, чем когда-либо в реальной жизни. Сколько бежала — не знаю, но всё это время волки следовали за мной, скуля и подвывая. Наконец, на горизонте замаячило какое-то здание. Мамин дом! Там они меня не тронут! Что было сил, я рванула туда. Казалось, звери уже настигают и вот-вот схватят за икры. Я вбежала по крыльцу, одним махом распахнула дверь и тут же потянула ее обратно, находясь уже внутри. Пыталась защелкнуть замок, но он заел. Я слышала вой и скрежет когтей по ту сторону двери. Хищники бесновались, то и дело деревянная преграда, вставшая у них на пути, сотрясалась от ударов звериных тел. А проклятый замок всё никак не хотел слушаться! Сердце колотилось в груди так сильно, что казалось — еще немного, и оно выскочит оттуда. Тошнота подступала к горлу, ноги подкашивались, голова гудела. Сил держать дверь оставалось всё меньше, а волки уже просовывали мохнатые когтистые лапы в образовавшееся отверстие между дверью и стеной. Я снова беззвучно закричала и проснулась.

Первое, что увидела — Кешино лицо. Он склонился надо мной и тряс за плечи.

— Викуся! Проснись!

— Ты живой! — выдохнула и разревелась.

А через десять минут я сидела в объятиях любимого с кружкой горячего чая и никак не могла согреться. Меня бил озноб, глаза слезились, а голова раскалывалась. Кеша успокаивал, гладил по волосам, целовал в макушку. Это только сон — твердила я в уме и опасливо косилась на старинное зеркало.

— Успокойся, — шептал любимый. — Это только сон. В квартире над нами собака выла, вот тебе и приснилась всякая ерунда.

Словно подтверждая его слова, сверху раздался глухой и протяжный собачий вой. Я вздрогнула и сильнее прижалась к Кеше. Мы так и просидели в обнимку, пока за окном не начало светать, и не зазвонил будильник.

На работу я пришла совершенно разбитая, с красными воспаленными глазами и трещащей головой. Не успела войти в кабинет, как в дверь робко постучали.

— Да! — рявкнула я.

— Можно? — в кабинет зашла незнакомая девушка.

По внешнему виду определить ее возраст не получилось. Наверное, еще и потому, что она обладала такой же комплекцией, как и я несколько недель назад. Полненькая, в мешковатом свитере и шароварообразных брюках. Правда, в отличие от меня прежней, она была накрашена и со свежей прической. Бойкий взгляд серых глаз, тонковатые губы, нос с горбинкой и ямочки на щеках. Не красавица, но и не уродина, а вполне даже симпатичная девушка.

Я поймала себя на том, что беззастенчиво оцениваю ее. С чего вдруг? Самой, поди, неприятно было бы.

— Что у вас? — спросила я, наконец.

— Мне Петр Иванович еще вчера сказал к вам зайти, — ответила она. И в каждом слове сквозила уверенность.

— Почему же не зашли? — и зачем я включаю стерву? Не выспалась. Но ведь это не причина! Тут другое — ее уверенность бесила.

— Были дела, — коротко ответила она и улыбнулась.

— Проходите. Как вас зовут?

Посадить ее, к сожалению, было некуда.

— Карина.

— А меня Виктория Валерьевна, — я чуть сама не скривила губы. Давно ли стала начальником? А вот на тебе — называйте по отчеству, будьте любезны. Вообще, каждое слово вылетало из меня раньше, чем я успевала его осознать. Похоже, неведомо кто снова проснулся, беря бразды правления в свои руки.

Мы побеседовали, обговорили рабочие моменты, а потом любезно распрощались. Только вот после этих любезностей я была абсолютно уверена, что Карина заочно послала меня куда подальше. По крайней мере, это читалось в ее взгляде. Честно говоря, я и сама бы себя послала. До такой степени тошнотворным властолюбием и самомнением наполнялась каждая моя фраза в ее адрес.

Уже через несколько часов, когда таблетки от головной боли наконец-то подействовали, я сходила к Оле за двумя кружками кофе, а потом попросила Карину снова зайти ко мне.

Она пришла через несколько минут. По лицу девушки отчетливо читалось «когда же ты, наконец, от меня отстанешь, стерва?!». Узнав, что причиной вызова стали не очередные капризы, а чаепитие, Карина немного расслабилась. А после того, как я извинилась за безобразное поведение и объяснила его причину, она совершенно успокоилась. Мы поговорили по душам и даже посмеялись.

Неприятный сюрприз ожидал меня совсем в другом месте. Ближе к концу рабочего дня я зашла к начальнику, как он сам просил — без стука. Оли в приемной не оказалось, поэтому предупредить о том, что шеф не один, никто не смог.

Петр Иванович прижимал к стене коротко стриженную белобрысую девицу в платье цвета фуксии с глубоким декольте. Одну лямку любвеобильный Петруша уже стянул на плечо и теперь левой рукой тискал выпрыгнувшую из лифчика грудь. Голова шефа загораживала лицо любовницы, предоставляя мне лицезреть только его лысую макушку. Правая рука начальника скрылась под подолом, заставляя незнакомку картинно закатывать глаза и постанывать от наслаждения.

Со стороны это выглядело убого и фальшиво. Правда, исходя из подслушанного неделю назад разговора начальника с Ириной Александровной, по крайне мере одно из участвующих в этом театральном действе лиц получало настоящее удовольствие. Второе же знало, ради чего и на что идет. И весьма неплохо исполняло свою роль. Я настолько не ожидала увидеть подобное, что встала столбом и с открытым ртом наблюдала за происходящим, не в силах выговорить ни слова. Зрелище завораживало.

Когда же послышался звук расходящейся молнии, я наконец-то пришла в себя и пулей выскочила из кабинета.

Оставалось надеяться, что любовники меня не заметили. В любом случае, ждать объяснений или нареканий я не собиралась. Внутри всё кипело от негодования. Как он мог?! Странно, ухаживания Петра Ивановича пусть и казались приятны моему женскому самолюбию, но не вызывали ответных чувств. Однако теперь я ощущала себя обманутой женой. Моё! — засело в голове. Собственническое чувство цапало холодными коготками. И было бы с кем! Разукрашенная профурсетка с кривыми ногами! Я даже вспомнила, кто она — новая юристка, сменившая одного из немногих имевшихся в коллективе парней. С ней мы были едва знакомы и, проходя мимо друг друга на улице, вряд ли поздоровались бы. Зато теперь в ушах звенел ее голосок, тот самый, который подпевал Соне-сплетнице в курилке. Ненависть и жажда мести вспыхнули с новой силой, заставляя сердце замирать в груди.

Я наконец-то дошла до своего кабинета, плюхнулась на рабочее место и ожесточенно заколотила по клавиатуре. Но это еще не все сюрпризы. Через несколько минут позвонил Кеша, и радостно сообщил, что вечером мы идем к его маме. Я тоскливо закатила глаза и глубоко вздохнула. Возникло желание сбежать с работы и от Аркаши с будущей свекровью, забиться в сухой теплый и темный угол и уснуть.

Мои размышления прервал начальник, ворвавшийся в кабинет с букетом белых роз.

— Не помешаю? — учтиво спросил он, смеясь одними глазами.

— Вообще, у меня много работы, — сердито буркнула я, исподлобья поглядывая на шефа.

— А если учесть, что рабочий день уже закончился?

Часы, висевшие над дверным проемом, и впрямь показывали две минуты седьмого.

— Тем более.

Петр Иванович, до сих пор стоявший около двери, прикрыл ее и подошел к столу. Букет он положил на стол — прямо на клавиатуру.

— Викуся, — сразу перешел начальник на развязный тон. — Я тебя не понимаю. То ты горделиво отталкиваешь все ухаживания, то дуешься на меня из-за новой пассии как капризный ребенок, у которого отобрали игрушку.

— Мне абсолютно всё равно, — процедила я сквозь зубы, хотя в груди разгоралось негодование.

— Девочка, кого ты обманываешь? — рассмеялся шеф. — Я не вчера родился и вижу на твоем лице всё. И тут хотелось бы пояснить, что пока ты кочевряжишься и жмешься, я не буду отказывать себе в простых человеческих радостях. В том числе, в сексе.

— Мне безразлично с кем, где и почему вы спите, — холодно произнесла я и поднялась из-за стола.

Экран монитора уже погас, и теперь я со спокойной совестью могла собираться домой.

— А тебе никто и не давал права ждать от меня отчета. — Петр Иванович тоже встал, его глаза в один миг стали жесткими. — И запомни: я буду иметь всех, кого захочу, пока ты сама не пожелаешь изменить ситуацию. Как — объяснять не буду, не маленькая.

Он развернулся и пошел к двери.

— Стой! — вырвалось у меня.

Снова кто-то другой заходил внутри.

— Ты сказал, — слова посыпались помимо воли, как только шеф остановился и снова повернулся ко мне. — Теперь моя очередь. Я, а не ты, решаю, кто будет владеть мною! Ты решил добиться моего расположения, и тем самым дал мне власть над своей судьбой. Отныне твоя душа принадлежит мне. Я могу никогда не воспользоваться ею, но это не значит, что кто-то другой без моего ведома может сделать это. А насчет твоих сучек, никто не знает, увидят ли они завтра рассвет.

Я пыталась замолчать, но ничего не получалось. Чужая воля отняла у меня возможность владеть своим телом. И теперь я послушно открывала рот, чувствуя, как в груди пылает огонь, а из глаз сыплются искры. Петр Иванович восхищенно уставился на меня, не проронив ни слова. Видимо, дар речи пропал у него от подобной наглости. Придя в себя через минуту, он усмехнулся и вышел из кабинета. Вдогонку ему я сделала уже знакомый жест, словно выплескивала что-то вслед ушедшему из сложенной чашкой ладони.

Через мгновение руки затряслись, в глазах поплыли черные пятна, словно я долго смотрела на солнце, внутри стало холодно и пусто.

— Всё, завтра запишусь к психиатру, — произнесла вслух заплетающимся языком. Он не хотел повиноваться и еле шевелился, словно меня парализовало.

Окончательно пришла в себя только в автобусе. Мне повезло: народу оказалось немного. Через одну остановку я смогла присесть на освободившееся место. Смотрела то в окно, то на лица попутчиков. Серые, выжатые и утомленные работой, их выражения походили друг на друга точно клоны. Неужели моё лицо ничем не отличается? Я поймала себя на том, что размышляю о всякой чепухе, пытаясь отвлечься от грядущей встречи с Кешиной мамой.

Да, мне легче бесцельно пялиться в окно или изучать лица случайных попутчиков, чем трястись от страха перед встречей с будущей свекровью.

Аркаша ждал меня дома.

— Что-то случилось? — спросил он чуть ли не с порога.

— Проблемы на работе, — устало ответила я. Не говорить же, что истинная причина кислой мины на лице — нежелание знакомится с его мамой.

— Хочешь, чайку приготовлю?

Не дожидаясь ответа, любимый отправился на кухню — греть чайник.

Я не спеша разделась и прошла в комнату. Дурнота, одолевавшая на работе, с новой силой принялась терзать моё тело. В горле першило, голова закружилась. Я плюхнулась в кресло и уставилась в серый экран телевизора. Это всё от нервов — крутилось в мыслях. Минута — и на безжизненном до сих пор экране поплыли разноцветные круги.