Откровение

Глава III Голоса и призраки

Оставшиеся три вечера я провела на берегу. Солнце быстро пряталось за зонтики, тени росли, и как-то незаметно подкрадывались сумерки. Пляж мгновенно пустел. Вроде люди еще были, виднелись головы плавающих над водой, а через десять минут по пляжу бродили только уборщики и припозднившиеся официанты. Но и они уходили.

Никого. Я и море.

Приливная волна подбиралась к лежакам. Она настойчиво отгрызала берег, съедала песок, перемалывала ракушки в пыль.

Море…

Я не знала, о чем говорить с морем. Мне все казалось, что в плеске его волн я что-то услышу, что-то пойму. Это море такое древнее, на его берегах происходило столько событий, оно должно все знать. Здесь были древние греки, сюда высаживались римляне, по нему шли корабли варваров. Около него клялись в любви, совершали предательства и убийства. В волны этого моря Макс бросил обещание больше со мной не встречаться…

– Макс!

Слова падали на ветер, и он нес их, кувыркая, ронял в воду. Море шипело, набухая волной.

– Здравствуй, Маша! – говорило мне море.

– Макс, что случилось? – задавала я бесконечный вопрос. – Ты затеял очередную войну и не хочешь ничего мне рассказывать?

Призрачная фигура садилась рядом со мной, прибоем ластилась к ногам.

– Не хочу больше подвергать тебя опасности. Ты уже один раз чуть не умерла. Второго раза не нужно, – шептало море. Или все же Макс? Как мне хотелось, чтобы это был он, подошел, сел рядом, взял за руку. Только видеть, только слышать его… Только жить, просто жить…

– Я не собираюсь умирать, – опускала я голову к плечу, и горизонт покачивался вслед за моим движением. – Нет ничего такого, что мы бы не могли преодолеть вместе.

– Есть много такого, что происходит из-за того, что мы вместе, – возражали волны.

– Ну и что! – Мне хотелось ударить упрямое море. Почему оно со мной спорит? Почему оно такое же скрытное, как Макс?

– Тогда учись ждать, – шелестело море. И призрак, полный звезд, становился похожим на любимого. То же лицо, та же фигура, тот же внимательный взгляд прозрачных глаз.

Значит, мне все кажется? Кому-то надо, чтобы я страдала. Кто-то хочет, чтобы… что? Чтобы мы расстались? Создает специальные трудности? И все мои сны – не сны, а попытки свести меня с ума.

– Кто ты?

– Учись быть вечностью! – Волна накатила и убежала обратно.

Я тряхнула головой, выгоняя из нее голос. Не надо мне ничего говорить.

Небо терлось о море, роняя скупые звезды. Казалось, они купаются в теплой воде, становясь от этого ярче.

– Лео?

Призрак на секунду дернулся, попытался быть похожим на высокого холеного мужчину в бежевом пальто, но задрожал и снова обратился в Макса.

Все вы врете! Макс ушел. Ну да, мне хочется, чтобы он оказался рядом. Хочется… И кто-то мое желание исполняет.

Воздух рядом со мной задрожал, стирая призрачную фигуру.

– Хватит!

Голос был настолько реальным, что я оглянулась.

– Кто ты? – прошептала я, начиная чувствовать себя неуютно. Я говорю вслух сама с собой. Это так страшно!

– Тень крови твоей, ее запах, ее суть.

Кровь? Связанное с кровью?

Несколько капель ее упало на пол мастерской в тот вечер, когда я пыталась помочь Максу. Пролилась кровь… Может, это что-то значит? Вампиры почувствовали, что кто-то пил человеческую кровь? Это нарушило их договор?

Не то. Мои две капли ничто по сравнению с тем, что творится на улицах или в больницах. Кровь льется постоянно. От женщин как минимум раз в месяц должно пахнуть кровью. Если бы вампиры так на нее реагировали, то им пришлось бы уничтожать города, чтобы убить ее запах. Но ничего подобного не происходит. Значит, кто-то идет за мной специально. Кто-то нарочно рождает во мне кошмары. Здесь никого нет, но кто-то настолько силен, что даже на расстоянии подправляет мои же собственные фантазии.

– Убирайся! – Я загребла песок и швырнула в призрака. Звезды на его теле зазвенели, видение начало таять. – Уходи! Ты ничего мне не сделаешь! Я тебя не боюсь! Ты ничто! Понял? Исчезни!

– Майя! Прекрати!

Меня обняли за плечи, дернули назад, потащили прочь от берега.

– Успокойся! Что ты?

Мама взяла мое лицо в ладони, пытаясь заглянуть в глаза, но я все отворачивалась. Я не хотела ее видеть! Я вообще никого не хотела видеть! Мне нужен был Макс. Сейчас! Сию секунду! Чтобы подошел, чтобы обнял крепко-крепко…

– Мама!

Мама еще держала меня, и я прижалась к ней.

Как хорошо, что она пришла. Как хорошо, что есть кто-то, с кем можно поделиться своей тоской.

Вернуть бы все обратно, в тот момент, когда не было этой боли. На год, на два месяца назад. Что я тогда делала? О чем думала? Какая я была глупая! Почему не запоминала каждый миг, каждую секунду? Тогда не было так больно. Не было, ничего не было…

– Все пройдет… потерпи… все пройдет…

– Не пройдет! Он не должен был так поступать! – рвалась я из маминых рук. Мне нужен песок, мое грозное оружие в борьбе с призраками.

– Не должен, не должен, – соглашалась мама. – Это очень больно. Он просто сам не знает, что творит. Мы завтра уже будем дома и все узнаем. Он еще пожалеет, что так поступил с тобой.

– Мама!

– Мы скоро будем дома. И всё станет так, как должно быть.

Я обессиленно опустилась на песок. Да, дома все определится. Станет, как надо.

Как надо… А как? Все забудут, что Макс вампир? Он и правда перестанет им быть? Мы навсегда останемся вместе… Нам больше никто не помешает… А кому мы можем помешать? Пока мы мешаем только друг другу. Не можем остановиться. Не можем договориться.

Путаница. Постоянная путаница. Я не знала, что такое «правильно» в нашем с Максом случае. Оставалось не думать. Оставалось доверять своим чувствам. А чувства… чувства раздавили меня.

Я не помнила, как собиралась домой, не помнила, как наши вещи погрузили в автобус. Все стало безразлично. Только нагретый бетон аэропорта заставлял неприятно морщиться, яркое солнце слепило.

Пять часов. Пять часов, и мы прилетим в Москву. Там пересадка, и через полтора часа я дома.

Я уже видела перед собой нашу белую двенадцатиэтажку, видела голые деревья вокруг нее, вечную лужу на въезде во двор, небольшую площадку для машин, детский городок с качелями, песочницей, спортивной лесенкой. Видела Макса, идущего мне навстречу. Нет, не навстречу. Он стоит во дворе возле неуклюжего пианино и пытается что-то сделать, чтобы втащить его в узкую дверь подъезда. Он склонился и сейчас выпрямится – спокойное лицо, прозрачные глаза, – улыбнется и скажет: «Здравствуйте!»

– Привет, Маша!

Голос заставил вынырнуть из воспоминаний, оглядеться. На меня обрушились звуки, запахи и краски. Я на секунду оглохла от гула бормотания диктора, от того, что вокруг столько людей, что они не в купальниках и шортах, а в куртках и пальто, что все не пыльно-желтое, а мрачно-черное.

– Олег?

Я привыкла, что меня последнее время посещают видения, поэтому не сразу поверила глазам. Передо мной стоял высокий красивый молодой человек с копной светлых вьющихся волос, с широкой улыбкой на открытом добродушном лице. Но потом в моей голове соединилось – Москва, Смотрители, Олег, и я поняла, что это не сон. Что все на самом деле.

– Ты чертовски хорошо выглядишь! – Олег сел рядом со мной в кресло.

Олег… Ах, ну да! Я сижу в московском аэропорту, жду пересадки на самолет до дома. Мама ушла по магазинам.

Я глянула на зажатый в кулаке телефон – с момента последнего разговора с Максом я каждую минуту жду нового звонка. Он должен мне все объяснить, должен избавить от страдания.

Экран телефона был чист, мне никто не звонил.

– Спасибо! – Я села ровнее, посмотрела по сторонам. Почему-то мне показалось, что Олег не может прийти один, что рядом с нами должны застыть грозные охранники. Ну, или как там у них в организации все выглядит.

– Не пугайся! – рассмеялся Олег.

Он был все такой же уверенный. Глядя на него, хотелось тоже улыбаться. И чтобы с улыбкой в меня вселилась такая же уверенность.

– Я знал, что ты будешь лететь домой через Москву. Послезавтра начинаются занятия, а самолет в твой город летает раз в день. Тебя несложно было найти.

Олег вновь одарил меня своей фирменной гагаринской улыбкой. Странно, но я о нем ни разу не вспоминала. Мы как расстались тогда во дворе моего дома, так я сразу же о нем и забыла. Он сказал, что не будет никакой охоты на вампиров, и я успокоилась. Сколько же с того вечера прошло? Неделя? Больше?

– Вы меня напугали, – пробормотала я, поняв, что мое молчание слишком затягивается.

– Хорошо отдохнула?

– Замечательно, – процедила я сквозь зубы. – А вы в Москве?

О чем с ним говорить, я не знала. Пускай сам выкладывает все, что нужно, и уходит.

– Где же мне еще быть? – снова расхохотался Олег. – Теперь ты у меня в гостях.

Циферблат на мобильном показывал четыре. До самолета еще два часа. Как долго. Как бесконечно долго!

Рука Олега легла поверх телефона, он склонился, навалившись мне на плечо.

– Маша, ты не забыла о нашем разговоре?

– О каком? – Хотелось отодвинуться от него подальше, но у кресел были подлокотники, которые не давали мне шевельнуться.

– Мы хотим тебя пригласить… к нам.

– Куда? – Я все-таки вывернулась, сев на самый краешек. Олег задержал меня, взяв за локоть.

– С тобой очень хотят познакомиться другие Смотрители.

Мягкие светлые волосы, высокий чистый лоб, нос с небольшой горбинкой, круглое лицо, румянец на щеках. Я скользнула взглядом выше головы Олега. Люди стояли, люди шли, люди разговаривали. Никто не смотрел на нас, никто не подавал друг другу условных сигналов, никто нас не окружал, не пытался меня поймать…

– Когда?

– Хотелось бы пораньше. Нам многое тебе надо рассказать.

Что-то тревожное промелькнуло в его лице. Он за меня беспокоится? Разве что-то должно произойти? А ведь он не на шутку встревожен! Все время оглядывается. Может, остаться? Ненадолго…

Я уже почти согласилась, когда вдруг на меня свалилось осознание того, что я хочу сделать. С чего я вдруг буду помогать Олегу? Нельзя мне оставаться!

– Не могу я. – Как за спасительный круг, я схватилась за свой телефон. Прошла минута, до самолета уже час пятьдесят девять. – Дома ждут.

– Не советую тебе возвращаться домой, – пробормотал Олег, смахивая невидимую соринку с идеально чистых ботинок. – Я очень обрадовался, когда ты уехала. Жаль, что так ненадолго.

– Что случилось?

– В общем-то ничего такого… – дернул головой Олег. Он старался не выдавать своего волнения, но совершал много лишних движений. – Просто… думал, показать тебе Москву.

Теперь пришла моя очередь разворачиваться в его сторону.

– Почему мне не стоит возвращаться? – Я внимательно на него смотрела, надеясь заметить в лице то, что не говорилось словами. Уезжая из моего города неделю назад, Олег сказал, что вампиров не обнаружил. Или все-таки… он меня тогда обманул?

– Смотрителей в любом городе может подстерегать опасность. – Олег взял себя в руки и заговорил спокойней. – Тем более тебя, Маша. Ты слишком доверчива и совершенно не умеешь пользоваться своим даром.

– Спасибо за совет, – постаралась я улыбнуться, – буду осторожней.

– Не в осторожности дело, – Олег снова склонился ко мне, – а в том, что ты еще ничего не знаешь. Настало время познакомиться с остальными. Настало время стать одной из нас.

Его слова заставили меня сжаться. Одной из них, значит, против вампиров. Узнать все, значит, узнать, как вампиров уничтожать. Противоречивые чувства потянули меня в разные стороны. С одной стороны, не мешало бы овладеть парочкой приемов против особо яростных недоброжелателей, но с другой стороны, я понимала, что чем больше Смотрители станут обращать на меня внимания, тем опасней Максу будет рядом со мной находиться. Между мной и Максом словно разверзлась пропасть – первый, кто попробует сделать шаг навстречу, обречен погибнуть.

– У нас билеты! – запаниковала я. Еще чуть-чуть, и он меня уговорит. Этот взгляд, эта улыбка – так и хочется ему помочь. Но я должна попасть домой. Должна найти объяснение происходящему кошмару. А потом… потом посмотрим, что делать.

– Хорошо, хорошо! Не торопись! – Олег снова коснулся меня. А я и забыла, что руки человека такие теплые. Неприятно теплые. – Я понимаю, не совсем удобно – ты устала, мечтаешь встретиться с друзьями. Может быть, позже? Знаешь, мы можем и сами приехать к тебе.

– Нет, нет! – воскликнула я. Наверное, слишком быстро и громко воскликнула. Но ведь там Макс, там все! Олег ничего не обнаружил, но приехать могут самые сильные Смотрители, которые во всем разберутся. И что тогда? Катастрофа! Не знаю, что могут сделать Смотрители, но раз их боятся, значит, сила у них есть.

Я смахнула набежавшую слезу и теперь сама склонилась к Олегу, заглянула ему в глаза, попыталась изобразить самую очаровательную улыбку, на какую была сейчас способна.

– Олег, зачем все это нужно? Смотрители, вампиры… – Мой собеседник удивленно дернул бровью, но глаз не отвел. – Наверное, для вас очень важно… бегать, кого-то ловить. Я подумала… Я хочу отказаться.

– От чего отказаться? – Олег смотрел на меня во все глаза, как на человека, которому предложили мороженое, а тот заявил, что мороженое не любит.

– От дара. Москва, всякая суета… Не надо, спасибо.

Мысленно я сделала шаг вперед, в ту самую пропасть, что была между нами с Максом. Пламя взметнулось у меня под ногами. Не нужно мне никакое оружие, не собираюсь я жить без любимого.

Олег хмыкнул, откинувшись на спинку.

– У тебя ничего не получится, – заговорил он медленно. – Ты то, что ты есть. Для осознания этого тебе и нужно встретиться с остальными. Даже если ты откажешься от дара, он останется с тобой, и на него будут реагировать те, с кем ты призвана бороться. Разве ты еще не почувствовала?

– Чего не почувствовала? – прошептала я.

Он все знал. Я видела это по глазам. Он отлично знал, что в моем городе есть вампиры. А еще он знал, что я играю против него. Поделился ли он собранными сведениями с остальными?

Олег моргнул.

Ответ был «да».

– Возвращайся домой, но будь осторожна.

Олег положил мне на колени книгу. Светло-зеленая обложка, вдоль корешка золотыми буквами набрано название «Приметы и суеверия дворянства пушкинской поры».

– Почитай в самолете. Забавная вещица, сейчас только купил. – Затем он ткнул пальцем в телефон. – Смотри, какое удачное сочетание – шестнадцать часов семь минут. «Семь – семь». Это хороший знак. Будь внимательна к тому, что тебя окружает, не рискуй. И ничему не удивляйся. Все говорит за то, что мы скоро встретимся.

Олег поднялся с кресла.

– Поверь, то, что ты Смотритель, судьба. От нее нельзя отказаться. В том-то и прелесть. Да, судьба. Судьба! – повторил Олег и, подняв вверх ладонь в знак прощания, пошел вдоль кресел.

– Кто это? – раздался за моей спиной голос мамы.

– Подошел время спросить, – пробормотала я, пряча книгу в сумку. – Что хорошего в цифре семь?

Мама стала рассказывать о цифрах и связанных с ними приметах, об устойчивых и неустойчивых знаках, а я продолжала смотреть на удаляющуюся фигуру в светлом пальто. Что это значит? Что там за люди, знающие, казалось, обо всем? И зачем мне подаренная книга? Или под обложкой спрятано нечто другое?

Мне стало страшно. Очень страшно. Я сжала в кулаке телефон. Хм, не ехать домой… Как они себе это представляют? Что я все брошу и помчусь к ним в гости? И что страшного меня ждет дома? Или все как-то связано с маньяком, о котором говорила Галка?

Перед самой посадкой в самолет у меня вдруг ожил сотовый.

– Извини, Машенька! – Снова Олег. Разве он не все сказал? – Я специально позвонил, чтобы у тебя остался номер моего мобильного. На тот случай, если я тебе понадоблюсь. Я всегда на связи. Приезжай скорей! Я буду ждать!

Олег отключился, и я машинально посмотрела на экран. Палец дернулся, вызывая «иконку»: «Хотите удалить номер? Да – нет?» Секунду я поколебалась. Очень хотелось удалить, тем самым вычеркнув Олега вместе со всеми Смотрителями из своей жизни. Но перед глазами тут же встали Катрин с ее извечной улыбкой, постоянно недовольный Лео, и я даже услышала, как он говорит: «Il y a trop de bruit ici»[5]. Захлопнула телефон – сохраним. Может, и правда пригодится.

В самолете разговор с Олегом не выходил у меня из головы. Видимо, Смотрителям что-то от меня нужно, раз он ждал в аэропорту. Что-то, что могла им дать только я. А раз так, то Олег слишком легко согласился подождать. Похоже на обходной маневр, как будто в рукаве у него припрятана козырная карта. Знать бы какая… И еще книга – о снах, кладах, каких-то белых женщинах, картах, счастливых дорогах и внезапных смертях.

О цифрах в ней тоже было. «Один» означает цель, проявляется в агрессии, «два» число антитезиса с такими крайностями, как день и ночь. Странно, почему антитезис, если два – это гармония. Встречаются двое, и им хорошо. Семья появляется, когда двое живут вместе. У человека две руки, две ноги. Какая же тут противоположность? Если только симметрия. «Три» – неустойчивое число, знак треугольника, прошлое, настоящее и будущее. «Четыре» – устойчивость и прочность, квадрат, стихии, стороны света, у всех стульев четыре ножки. «Семь» – соединение устойчивости с неустойчивостью (цифр «четыре» и «три»), целостности с идеальностью («один» и «шесть»), а еще количество дней недели, нот в гамме. Цифра везения. «Один» и «шесть»… ну да, шестнадцать. Вот почему Олег сказал «семь – семь», когда времени было шестнадцать часов семь минут… А я-то подумала, о чем он… Все сходится.

Сюда же в нумерологию затесался Пифагор со своей таблицей умножения и объединенной математической системой арабов, друидов, финикийцев и египтян. «Пифагор доказал, что все сущее может быть выражено числами… Квадрат Пифагора или психоматрица…»

Книга закрылась сама собой. Еще одна загадка? Или случайный подарок? Олег купил первое, на что упал взгляд, обложка красивая, золотые буквы. Сидел, ждал меня, листал, а потом отдал. Нет, в такую последовательность верится с трудом. Зачем он стал бы мне отдавать купленную себе книгу? Значит, принес ее специально для меня. И что я в ней должна была найти? Историю цифры «семь»?

Родной город встретил неожиданным снегом. И чего Пашка врал, что он еще не выпал? Вон же, все вокруг засыпано.

Папа в аэропорту стоял в шапке и теплом пальто. Я в своих легких тапочках почувствовала себя неуютно.

– Наконец-то! – воскликнул папа, не успели мы подойти ближе. Словно несколько дней провел под табло с прилетом самолетов.

– Какие новости? – Я с облегчением вручила папе в руки свою сумку. Может, на сей раз мне больше повезет, и я услышу что-то стоящее?

– Без вас город перешел на осадное положение. – Папа пытался шутить. – Объявился какой-то маньяк.

– Ну, сколько можно! – проворчала я. Разговоры про маньяков меня уже бесили. Придумали бы что-нибудь новенькое…

– Так ведь что он творит-то! – с жаром продолжал рассказывать папа. – Чуть ли не головы своим жертвам рвет!

– Какой кошмар! – Мама посмотрела на меня. Словно отрывать у людей головы до недавних пор было моим излюбленным занятием.

– Откусывает или откручивает? – машинально спросила я, думая, что, пожалуй, надо пройтись по моим знакомым готам, узнать, что у них и как. Мне нужны были новости. Новости, способные объяснить поведение Макса.

– Надрезает. И жертва умирает от потери крови.

Последнее слово заставило меня внимательней прислушаться к разговору. Не то ли это, что я ищу?

– И куда вся кровь девается? – прошептала я, непроизвольно начиная представлять ужасную картину. Лежит человек, абсолютно белый и сухой, как бумажный лист. На шее у него виднеются две точки. Я подхожу к нему, склоняюсь, и вдруг он открывает глаза, пергаментные губы ломаются в страшном оскале, из-под них лезут клыки. Человек дико хохочет и кидается на меня.

Видение ворвалось в мои мысли, и я сильнее засунула руки в карманы, чтобы вернуть себя к реальности.

– Знакомых среди жертв нет? – шепчет мама, близко склоняясь к отцу. Но я ее слышу. Хорошо слышу.

– Слава богу, нет! – всплеснул руками папа. Он не признает секретности и говорит обо всем громко.

Действительно, слава богу. Почему-то мне вдруг вспомнилась Маркелова. Ее хлебом не корми, дай в неприятную историю попасть. Но все обошлось. «Утренняя «Зорька» права, наших никого не коснулось.

– Маша, если получится, не ходи никуда, – попросил отец.

– У меня же тренировки, – прошептала я, медленно приходя в себя.

А что если объявился молодой вампир, не знакомый с правилами? Вслед за ним на такую же охоту выйдут другие… И если их соберется несколько, и каждому потребуется по жертве в ночь… Так они быстро весь город изведут.

– Сколько уже человек погибло?

– За неделю пять, – нервно сообщил папа. – Все пятеро – девушки.

Макс, почему же ты уехал? Ты наверняка знаешь, кто он такой, этот маньяк. Знаешь – и пытаешься что-то сделать?

– Скоро все закончится, – пробормотала я, машинально поправляя на своей сумке английскую булавку. Когда я ее успела прикрепить? Это, кажется, на удачу или от сглаза. И откуда во мне такая уверенность? Словно подсказывает кто.

За окном проносились темные дома. Здравствуй, город, я рада тебя видеть. Мне очень не хватало твоих мрачных дворов, мигающих фонарей, недовольных лиц, тяжелых туч над головой. Мне не хватало твоего снега. Твоего первого снега, который обречен вскоре растаять.

– Хотелось бы! – с жаром поддержал меня отец, не замечая, что я его не слушаю. – В городе жить стало невозможно – постоянно приходится от кого-то прятаться, опасаться каждого шороха за спиной.

– Сережа… – предостерегающе начала мама.

Она все еще за меня боится. Боится, что я испугаюсь, что мне приснится очередной кошмар. Но они меня уже и так посещают. Только это не мои кошмары. И страхи не мои.

Наша двенадцатиэтажка выплыла из-за домов, и мне показалось, что я чувствую, с каким напряжением дом ждет меня. Косится недовольными антеннами, как бы говоря: все произошло из-за того, что ты уехала. Ничего, я вернулась. И снова мы будем дружить друг с другом, моя ненаглядная двенадцатиэтажка, некогда белая, а сейчас из-за снега линялая, невзрачно-серая, но все равно любимая.

Я выбралась из машины, оглянулась. Как будто и не уезжала, как будто еще утром не было солнца, моря, шуршащих пальм.

– Пойдемте! – торопил отец.

Я повернулась к входу, и мне вдруг страшно захотелось чуда. Самого обыкновенного чуда. Я захожу в подъезд, а там все, как раньше, до пожара, до разборок с готами, до появления здесь Смотрителей. Вот сейчас я протяну руку к двери, и навстречу мне выйдет Макс… Ладно, пускай никто не выйдет, но в почтовом ящике я найду от него записку. Или хоть какой-то знак, что жильцы в мастерскую вернутся.

«Туп, туп», – тревожно заколотилось сердце.

– Привет!

Несмотря на холод, окно первого этажа слева от двери распахнуто. Маринка! За то время, что я ее не видела, она стала совсем бледной, а в глазах появилась ледяная уверенность.

Она была бледна, но не была больной.

Маринка… Я о ней забыла. А не может ли быть, что нынешние убийства дело рук очень неопытного вампира?

– Маша!

Папа держал дверь, но я не могла сделать те несколько шагов, что отделяли меня от спасительного входа в подъезд.

– Я сейчас, – махнула ему рукой и подошла к окну.

Маринка стала симпатичней прежнего, из лица ушли следы трогательной детской беззащитности. Теперь она была под надежной охраной своего преображения в вампира.

Я услышала, как закрылась подъездная дверь. Родители не стали меня ждать. Ушли, даже не догадываясь о том, что сейчас оставили свою дочь один на один с кровожадным убийцей. Может быть, тем самым, которого тщетно ищет милиция.

– Привет! – Не очень радостное получилось приветствие. – Как дела?

– Хорошо. – Маринка улыбалась, и было в ее улыбке что-то знакомое. Где-то я такую видела. Кто-то мне так уже улыбался. Я глубже задышала, пытаясь сдерживать волнами накатывающую панику. Я не должна показывать Маринке свой страх. Еще неизвестно, как девочка отреагирует.

– Какая ты стала… красивая, – закашлявшись, пробормотала я. У меня никак не получалось говорить прежним приветливым голосом. Он дрожал, иногда срываясь. – А мы на юге были. Там сейчас тепло, в море можно купаться. Африка, бегемоты, Лимпопо. Но мне не понравилось – жарко очень.

А ты ведь, Маринка, даже не знаешь о существовании Смотрителей. Не знаешь, что твоя сила имеет ограничения. И если взрослые вампиры умеют хоть как-то от Смотрителей защищаться, то ты перед ними – открытая мишень.

Я подошла ближе, пытаясь понять, что в первую очередь надо сказать, как объяснить ей все то, что происходит.

Взгляд Маринки стал тревожным.

Она чувствует меня?

Пришлось отойти.

– Мы только приехали, – растерянно повторила я. – Что нового? Как себя чувствуешь? – Что я говорю? У вампира спрашиваю о здоровье! – Ты Макса не видела?

Вот уж точно зря спросила. При упоминании о Максе глаза Маринки распахнулись.

– Заходил пару раз. Но сейчас его здесь нет. – Слова колючие, раздраженные.

– Да? Ну, ладно, – сказала я как можно более дружелюбно и сделала несколько шагов в сторону. Ноги неожиданно стали тяжелыми, я еле двигалась. – Пока!

Я заставляла себя посмотреть Маринке в глаза, но ничего не получилось. Я чувствовала, как она смотрит на меня. Зло. Недовольно.

Неуютно было уходить под ее пристальным взглядом. Тем более не хотелось поворачиваться к распахнутому окну спиной. Даже если Маринка ничего не знает, она наверняка о чем-то догадывается.

– До скорой встречи! – долетело до меня, и я с готовностью закивала в ответ.

Набрала код, открыла подъездную дверь, и пока она не захлопнулась за мной, не могла отделаться от ощущения, что на меня сейчас набросятся.

Еще одно потрясение ожидало в холле около лифтов – дверь в мастерскую оказалась заклеена специальной лентой с печатью. Только лента была разорвана и болталась двумя безжизненными огрызками.

Это было до того ужасно, что я не стала ждать лифта, побежала пешком. Жесткая подошва тапочек топала о ступеньки, отчего меня преследовало чувство, что следом кто-то идет. Я пару раз остановилась. Кровь стучала в висках, легкие с трудом впускали в себя воздух. Но на лестничной площадке никого не было. Только я и мой страх.

Коридорная дверь на двенадцатом этаже была широко распахнута, квартирная приоткрыта. Вот где мне будет хорошо и спокойно… Из последних сил я побежала вперед, закрыла за собой сначала коридорную дверь, потом дверь квартиры и, наконец, дверь моей комнаты.

Из растворенной форточки тянуло холодом, на полу около подоконника несколько скукоженных листочков. Они зашуршали, когда я стала их поднимать. Стол с уснувшим ноутбуком, стопки тетрадок и учебников, на стуле компакт-диски, около ножки перевернутая тапочка, вторая торчит из-под кровати… Длинный стеллаж с книгами, за стеклом фотографии – мой класс, походы, мама с папой, Маркелова с Лариской… Поставить бы сюда фотографию с Максом. Как много мы с ним не успели! Так ни разу и не сфотографировались. Или это будет дурной знак? Надо посмотреть в книжке.

Я опустилась на сбитое покрывало кровати, вспомнила вскрытую мастерскую, и мне стало грустно. Сначала вампиры пытались меня убить, потому что я Смотритель, потом на них вышли готы, логично приняв за своих. А теперь жильцы из мастерской уехали… И что-то никто не спешит меня благодарить за чудесное спасение Макса из рук коварного Дракона, устроившего пожар.

Конечно, мне не обещали, что все будет как в сказке, и после финальных титров начнется счастливая жизнь. Но хоть как-то объяснить, что происходит, давно пора. Хочется хотя бы неделю просто побыть с Максом, погулять с ним в парке, сходить в кино. Подержать его за руку, посмотреть в глаза…

Хочется…

Я прошла по комнате, пнула ногой подвернувшуюся тапочку. Столько вещей, и ни одна не может мне помочь! Зачем они здесь? Что высматривают?

Порыв ветра напомнил о том, что форточка открыта. Стало зябко, я потерла ладонью по плечу и вдруг заметила, что все-таки загорела. В холодном воздухе рука показалась неправильно коричневой.

Я меняюсь, а мир вокруг остается прежним. Он, так же как и раньше, не пускает ко мне Макса. По каким-то неизвестным мне причинам я не могу быть с ним.

Босиком прошла вдоль стеллажа, вернулась к окну, постояла и опять отправилась мерить шагами стеллаж.

Один, два, три… семь.

Семь шагов. Вот и правильно. Так и должно быть.

Постояла около двери, перекатилась с пятки на мысок. Был бы под ногами песок, он бы сейчас хрустел. Солнце там уже село и песок успел остыть. Днем на нем невозможно стоять, он так раскаляется, что жарит подошвы. А вот вечером на нем можно посидеть, побросать камешки в море, подождать Макса…

Никого я не буду ждать!

Вновь пробежала через комнату. Из окна пахнуло сыростью, руками я вцепилась в подоконник.

Неправда! Он вернется. Он знает, как мне без него тяжело, поэтому скоро вернется.

Не думать, не думать… Я выдвинула ящик стола, достала шоколадку. Швейцарская, с россыпью орешков на упаковке. Макс подарил. Но это не самая вкусная. Самую вкусную мне однажды дал Лео, она была в фольге, без фирменной обертки.

Сладкое успокаивает, помогает уснуть.

С шоколадкой в руках я забралась в постель.

Нет, что-то мне сегодня ничего не помогает. В голову лезут неприятные мысли о том, что Макс слишком хорош для меня, что ему нетрудно найти себе другую. Из-за этих глупостей я ворочалась с боку на бок, вздыхала, крутила подушку, встряхивала одеяло.

Сон не шел.

А ведь в комнате все по-старому, все так, как было, когда сюда впервые вошел Макс. Вошел, оглянулся и сразу стал здесь своим. Вот и сейчас он сидит на подоконнике… Нет, стоит в дверях… Или подошел к кровати, смотрит на меня?

Я приподнялась, оглядела комнату. Никого.

Надо поспать, поспать. Я так устала… Но стоило закрыть глаза, как вновь я видела любимое лицо. Мягкие волосы прикрывают лоб, очень внимательные глаза, в которых плещется бездна, широкие скулы, твердо сжатые губы, бледная кожа, которой так хочется коснуться…

Незаметно для себя я вновь оказалась около окна. Зажмурилась.

Как же больно на душе. Почему любовь – это обязательно страдания? И закончатся ли они когда-нибудь?

Сквозь закрытые веки пробивалась темнота. Город вокруг меня пуст. Никого и ничего. Ровная пульсация фонарей, равнодушное перемигивание фар. Уехали, все уехали…

Мне показалось? Или просто ветер свистит в деревьях? Или возмущаются потревоженные провода? Или вода журчит в трубах? Ничего нет. Только призраки. Мои любимые, мои хорошие, мои добрые знакомые.

Тихий осенний воздух дрогнул. Застонал, зашевелился город. Что-то приближалось ко мне. Приближалось стремительно. Мчалось мимо домов, гася фонари. Летело через крыши, раскачивая провода. Пробивалось сквозь ветки деревьев, срывая с них последние листья.

Маленький желтый березовый листок взлетел передо мной ночной бабочкой, заставив испуганно отшатнуться от окна. Я схватилась за батарею, чтобы не упасть. И тут же хлопнула рамой, задернула штору. Отбежала к кровати. Может, Олег прав, и я зря вернулась? Там, за окном, что-то было. Это я позвала его. И теперь оно будет ждать. Ждать удобного момента.

Завернулась в одеяло с головой, подоткнула удобней подушку. Старая игра – если не шевелиться, то ничего страшного не произойдет. Ужас постоит-постоит, повздыхает и уйдет, так ничего и не дождавшись. А стоит шевельнуться, как он набросится. Поэтому надо лежать тихо-тихо, как будто меня здесь нет.

Наутро сон вспоминался с трудом: пустой зал, звон клинков, на полу прыгающие тени. Но я была спокойна, меня уже ничего не пугало. И только слова все еще звучали в ушах.

– Правда, ошибки бодрят? – шепчет мне голос. – Думаешь, что все понарошку, а оказывается всерьез… Играешь по одним правилам, а все остальные вдруг начинают играть по другим…

Сон затерся среди десятка других, оставив после себя неприятный осадок. Мне постоянно подкидывают головоломки, которые я пока не могу решить. Чего от меня хотят? Зачем заставляют раз за разом переживать смерть Макса?

С больной головой я сползла с кровати, нехотя глянула в набухающий за окном день.

Надо открыть форточку. Зачем я ее закрыла?

Заклинившая рама долго не поддавалась. Я мучила шпингалет, дергая ручку. Окно сдалось неожиданно, резко распахнувшись, и вместе со свежим воздухом в комнату влетели листья. Их шуршание в первую секунду напугало меня.

Весь подоконник был усыпан желтыми березовыми листьями, словно их специально кто-то набросал. Кто-то швырял их в окно двенадцатого этажа?