Отклонение от нормы, или приключения томбоя, обыкновенные и невероятные (книга первая)

Я болею

Сижу дома один. Мне грустно. Смотрю на безрадостный пейзаж за окном и думаю мрачные мысли.

Какой же я был дурак! Жил с Сашенькой в одной с ним комнате, и, вместо того, чтобы таять от счастья, дулся на него, сверкал злыми глазами. В общем, делал всё, чтобы отравить себе и ему существование.

Сейчас я готов был простить ему всё, даже измену, лишь бы он был рядом.

Не получится. Саша с семьёй куда-то уехали. Толи к бабке, толи к деду, толи вообще на базу отдыха.

Хуже всего, там не было сотовой связи.

Ментальная тоже не могла его нащупать.

Особой тоски не было, была обида и грусть. Обидно, что тебя не пригласили. Грустно, что остался один. Почему я один?

Потому что приглашали. А я отказался. Приглашали меня мама и папа с Юриком. Они тоже куда — то уехали. Куда уехали, зачем все уезжают? Разве дома хуже? Хуже. Одному хуже, хочется повыть! Вот возьму, и повою. Я повозил пальцем по столешнице. Не буду я выть, лучше посчитаю, сколько там, до окончания каникул. Два дня. Целая вечность.

«Ляг, поспи, и всё пройдёт!» — вспомнил я старую армейскую поговорку, и улыбнулся. Действительно, сейчас разденусь, залезу под одеяло…

Приятные мысли разбил звонок мобильника. Звонил Саша!

— Саша! — только и смог выговорить я в трубку, горло перехватило.

— Саша, ты чего? Ну-ка, не плачь!

— Это я от счастья.

— Понимаю, что не от горя! Чтобы тебе позвонить, мы с папой двадцать километров на лыжах бежали в сопку! Тебе надо смеяться над нами, а не плакать! Александра! — услышал я грубый мужской голос. — Не сметь распускаться! Ну-ка, смирно! Слушай мою команду! Прекратить предаваться унынию, и стойко ждать своего бойца!

— Есть прекратить, товарищ майор! — засмеялся я.

— О как! Сашка, ты что, говорил ей моё звание?

— Нет, — растерянно проговорил Саша. — Наверно, догадалась по возрасту.

— Умная у тебя будет жена, это не к добру.

— Зато, какая красивая! — засмеялся Саша.

— Умная и красивая? Ты пропал! — захохотал Сашин папа.

— До свидания, Сашенька, не скучай! Мы побежали, а то не успеем до вечера на базу. Хотя, честно говоря, я лучше бы помчался к тебе, любимая!

Связь прекратилась. Я стоял, глупо улыбаясь и размазывая по лицу счастливые слёзы. Мой милый Саша! Уже не был противным заснеженный двор за окном. Там гуляли, катались на санках ребята. Чем я хуже?

Я бросился в прихожую и стал одеваться в лыжный костюм.

До вечера мы бесились во дворе, играли в снежки, катали и валяли друг друга в снегу. Домой я вернулся потный и мокрый до нитки.

Принял горячую ванну, выпил чай с мёдом.

Вечером у меня поднялась температура. Я померил. 38 и 7. Открыв рот, посмотрел в зеркало. Так. У меня опять выросли гланды. Понятно, ангина.

Чем лечат ангину? Антибиотиками. Где антибиотики? В аптеке.

Поискал в маминой аптечке. Что-то есть, и то просроченное… вызвать «скорую»? А если увезут в больницу? Скажут, подозрение на пневмонию.

Где родители? А я знаю? Телефон тоже не берёт.

Я выпил цитрамон и лёг спать.

Ночью мне стало совсем плохо. Предполагая, что смерть моя близка, начал названивать Толику, моей последней надежде. Долго я звонил.

— Саша? — хрипло спросил заспанный Толик.

— Я заболел, — еле слышно просипел я.

— Вызовите скорую…

— Я один дома, — с трудом выдал я следующую фразу.

— Один? — вскрикнул Толик, — подожди, я скоро!

— Толик! — не отпустил я его, — буди папу, а то меня заберут в больницу.

— Может, тебе и надо в больницу! — испуганно вскричал Толик. «Что случилось?» — послышалось в трубке, — «Саша заболел!» — И связь прекратилась.

Я, наверно, задремал, потому, что звонок в дверь услышал не сразу.

С трудом сполз с кровати, и, держась за стены, добрался до прихожей.

Невероятным усилием открыв замки, я упал на банкетку.

В квартиру ворвались Толик, Яна и Максим Сергеевич.

Максим Сергеевич, быстро раздевшись, подхватил меня на руки.

— Ого! — воскликнул он. — Яна, быстро звони в «неотложку»!!

Толик заплакал.

— Ты хоть не реви! Ему и без твоих слёз плохо, — Толик испуганно замолчал.

Я впал в забытье, очнулся, когда меня стали поворачивать. Открыв глаза, увидел незнакомых людей. Они заставили меня открыть рот, холодным фонендоскопом прослушали грудь, долго заставляли то дышать, то не дышать. «Ангина» — донеслось до меня, как сквозь вату, — «Ни пневмонии, ни даже бронхита пока нет, вовремя вы. Вы родители мальчика?» «Нет, родители в отъезде, мы знакомые, присматриваем» «Хм, даже не знаю. Мы должны его госпитализировать, в инфекционное отделение. Но без родителей… сейчас мы сделаем укол, даже два. Я выпишу рецепт, поезжайте в дежурную аптеку на Ленина, завтра вызывайте участкового врача». Меня, молча, перевернули на живот, и один за другим, поставили два укола. Повернули на правый бок, и велели спать. Мне скоро стало лучше, и я заснул.

Утром я проснулся от давления внизу живота. Открыв глаза, увидел, что рядом со мной, сидя на стуле, спит Яна.

Я ощутил укол совести: переполошил почти чужих людей, лишил сна…

Тихонько, чтобы не разбудить Яну, выскользнул из-под одеяла, на цыпочках пошёл в туалет. На обратном пути был схвачен бдительным папой Толика: — А, больной проснулся! Ну и напугал ты нас! Температура была за сорок! — он коснулся губами моего лба, — ещё есть, но уже меньше. Сейчас выпьешь лекарства, смеряем температуру, и нам пора. Оставим тебе Толика, пусть ухаживает.

Толик спал на втором ярусе. Яна проснулась, дала мне выпить какую-то гадость, сунула под мышку градусник, и пошла умываться.

Они приготовили на кухне завтрак, Максим пришёл, с трудом растолкал Толика, который тутже уснул снова, и достал термометр.

— Тридцать восемь, — печально вздохнул он. — Надо было тебя в больницу отправить… что молчишь?

— Больно говорить, — просипел я, — давно ангины не было.

— Тогда молчи, повредишь связки, петь не сможешь. Ты даже не представляешь, как поёшь! За душу берёт. Слушаешь артиста, поёт и поёт, а ты, как будто душу вкладываешь в песню! Хочется и плакать, и смеяться.

— Надо же! — удивился я про себя, — в моей прошлой жизни единственный комплимент, который я слышал, это было: «Саша, не пой!».

— Толик, ты долго будешь дрыхнуть?

— Ну что?

— Мы уходим, ты остаёшься, за Сашей будешь ухаживать.

— Буду.

— Слушай внимательно, я оставлю записку, где составлю график приёма лекарств… да ты слышишь меня?!

Я захихикал: — оставьте мне, — просипел я, — ему покажу.

— Это правильно! — согласился Максим Сергеевич. — Что есть будешь?

— Манную кашу смогу проглотить.

— Манную кашу… — пробормотал Максим, — где же её взять? — и ушёл.

Меня опять потянуло в сон.

— Опять спят! — услышал я, — ну этот понятно, больной, — а этот.

— У этого здоровый сон, — рассмеялась Яна, — положи записку на стул, придави её коробкой с лекарством, Саша мальчик умный, разберётся.

— Мальчик. — хихикнул папа Толика, и они удалились.

Мы с Толиком проспали почти до обеда.

Толик слез сверху, продрал заспанные глаза, и сразу начал осматривать меня: потрогал лоб, прослушал сердце. Мне стало неловко:

— Помыться бы?

— Лежи, когда болеешь, нельзя купаться, ещё хуже будет. Вот, возьми градусник. Так, что они тут понаписали. О! Пора уже тебе лекарство принимать!

— Давай своё горькое лекарство.

— Вот уже и голосок прорезался! — восхитился Толик, и стал разбирать таблетки.

Дав мне лекарство, Толик посмотрел градусник, хмыкнул: — Почти тридцать восемь. Как себя чувствуешь?

— Неплохо. Помоги встать, хочу умыться.

— Давай, я тебя лучше умою губкой.

— Ты сначала сам умойся.

— Я и забыл! — Толик ускакал в ванную. Через некоторое время он принёс большую кружку с тёплой водой и полотенце. Взял губку, и осторожно стал протирать мне лицо. Я вздохнул и смирился, решив не лишать друга удовольствия быть нужным. Сбегал он и на кухню, принёс манную кашу, стал кормить меня с ложечки. Я всё это стоически вытерпел, пока не прижало идти в туалет.

Так я и болел. Приходила участковый врач Аня, выписала ещё лекарств, велела полежать ещё.

Приходил папа Толика с Яной, готовили нам пищу, покупали лекарства.

Потом приехали родители.

Мама сразу сказала, что больше никогда не оставит меня одного. Толика стали отправлять домой. Толик заупрямился, сказав, что не отойдёт от меня до полного выздоровления. Мама посмеялась, и разрешила ему остаться.

Толик занял верхнюю кровать, а Юрик спал со мной.

Температура у меня быстро спала, и я пошёл на поправку.

Потом приехал Саша!

Он сразу схватил меня в охапку, и понёс в нашу комнату.

— Какой ты лёгкий стал, Котёнок, — удивился он.

— Болею я, — оправдывался я, млея.

Саша хотел целовать меня в губы, но я уклонился: — ангина заразна, ещё не хватало, чтобы ты заболел.

Свернувшись клубочком у него на коленях, я подумал, что окончательно превращаюсь в маленькую девочку. Воспоминания о прошлой жизни куда-то отодвинулись, как будто я видел длинный и нудный сон.

Мне было необыкновенно хорошо, вот и всё.

Юрик сидел на стуле, забравшись на него с ногами, и непонятно смотрел на нас. «Тебе хорошо?» — услышал я. «Очень» «Вызови его»

Я вошёл в ментальный контакт с Сашей.

«Что чувствуешь?» «Нежность, радость, запоздалый страх за меня, наслаждение» «Передать тебе?» «Не нужно, это твоё. Вызови его, попытайся привлечь своё внимание!» Я послал свой соблазнительный мыслеобраз. «Ну и что?» «Усилилось его либидо» «Ты и правда маленькая глупая девочка! Когда мне нужна твоя помощь, ты только и можешь, что соблазнять мальчиков!». Юрка вскочил и вышел из комнаты.

— Что сучилось? — наш ментальный обмен занял доли секунды, но Саша что-то почувствовал.

— Юрик разозлился на меня.

— Почему?

— Ему что-то нужно от меня, а я не могу понять, что ему конкретно надо.

— Пойдём и спросим!

— Не надо. Лучше, пошли мне мысленно, что ни будь хорошее. Например, вид того места, где вы отдыхали.

Саша напрягся, пытаясь что-то вспомнить. Я засмеялся:

— Саша, не надо напрягаться. Просто вспомни для себя, что тебе понравилось, потом коснись моего разума.

У меня в памяти появилась не совсем чёткая картинка заснеженного леса, смеющийся мужчина с ружьём.

— Это твой папа? — спросил я.

Саша вздрогнул.

— Ты что, мысли читаешь?

— Да, дорогой, теперь ты от меня ничего не утаишь! — трагическим тоном сказал я, целуя его в щёку.

Саша с испугом посмотрел на меня.

— Не бойся, я могу видеть и слышать только то, что ты хочешь сказать, или показать, без разрешения я могу почувствовать только твою любовь. Но это можно чувствовать и без ментальной связи, не так ли? Видишь ли, Юрик хочет, чтобы мы полностью слились разумами, тогда я могу выйти на более высокий уровень, и помочь ему в чём-то.

— Он считает меня лентяем и глупой девочкой, — помолчав, сказал я.

— Никакая ты не глупая, а моя любимая, да ещё с такими способностями!

— Знаешь, что сказал обо мне дядя Коля? Способная, но бесполезная. Наверно, и Юрик считает так же.

— Давай ещё попробуем, — у меня в голове замелькали картинки.

Я рассмеялся.

— В твоём калейдоскопе не разберёшься. Саша…

— Что?

— Что-то должно произойти, чтобы мы смогли слиться разумами…

Я покраснел, когда мелькнула картинка физической близости.

— Прекрати, а то я оборву контакт.

— Такты его держишь? — испугался Саша.

— А ты не направляй на меня всякие глупости. Лучше скажи, от меня ты что-нибудь принимаешь?

— Нет, кроме нежности, ничего.

— Придётся мне тренироваться. Я буду вызывать тебя, когда ты будешь дома.

— Но это же далеко!

— Всё равно буду. Как-то мне показалось, что ты ответил. Ты не устал меня держать?

— Как ни странно, нет. Я соскучился. Прости, что не взял тебя с собой. И в то же время, как подумаю, что ты могла заболеть в тайге, без врачей… страшно! Туда пятьсот, сюда пятьсот!

— Я после твоего звонка, так обрадовался, пошёл гулять, бесился, сильно вспотел, промок. Ты знаешь, меня Толик выхаживал, с ложечки манной кашей кормил, умывал губкой, — я улыбнулся, — мне приходилось всё это терпеть, хотя я и мог, хоть и с трудом, всё это делать сам.

— Толик хороший, я его люблю, как брата, совершенно самоотверженный. Он придёт сегодня?

— Нет, сегодня он отпросился домой, а так, ночевал со мной здесь, кормил горьким лекарством.

— Я его понимаю, и дико завидую.

— Я ещё не выздоровел.

— Ты намекаешь, что теперь моя очередь?

— Я был бы рад.

«Мама зовёт кушать»

— Пойдём, нас зовут ужинать.

Когда мы расселись за столом, я спросил:

— Мама, можно, Саша сегодня останется у нас? Мы очень соскучились.

— Пусть остаётся. Толик дома?

— Да, он, наверно, устал.

— Не устал он, его папа позвал, — сказал Юрка. «Ничего?» «Пока неважно»

— Я совсем забыл! — воскликнул я, и кинулся к «хрущёвскому холодильнику.

Вытащив оттуда тазик, достал пару селёдин, пошёл к мойке чистить.

— Ну и вонища! — сказал папа.

— Сейчас почищу, так с картошечкой… Ещё просить будете!

Селёдочка оказалась жирной, я не поленился, снял кожу, вытащил хребетик, и на блюде преподнёс на пробу.

Действительно, забытый вкус! Сельдь исчезла.

— Ленивая ты, Саша, — сказал папа, не могла больше почистить.

— Я еле на ногах стою.

— Ладно, сиди, я сам, — через некоторое время: — Чёрт, как ты с ней справляешься?!

— Ой, папа, позволь, а то селёдку жалко. Только я кости выбирать больше не буду. Каждый легко почистит сам.

Я взял ещё несколько селёдин, помыл, выпотрошил, и порезал крупными кусками. Поставил горку на стол и предупредил: — смотрите, рыбка воду любит.

— Ты это к чему? — подозрительно спросил папа.

— На воду гавкать будете.

— Ну и жаргон у тебя появился! — возмутилась мама. — Родителям такое сказать!

— Это не жаргон, скоро сами поймёте.

Селёдку, почищенную мной, съели в охотку всю.

— Да, согласился папа, Саша не перестаёт удивлять, всегда думал, что селёдка солёная, как, не знаю что, а тут такая вкус-нотища! Повезёт же её мужу! — В пространство сказал он. Саша чмокнул меня в щёку.

Селёдку запили чаем, и разошлись.

Мама зашла к нам в комнату.

— Саше где постелить?

— Если можно, сделай из стульев топчан рядом с кроватью.

Мама подозрительно посмотрела на нас.

— Не волнуйся, мама, я ещё слишком слаб, чтобы думать о таком.

— Я тоже надеюсь на Сашин здравый смысл. Прими лекарство, сейчас принесу воды.

— Ты позвонил домой? — спросил я.

— Совсем забыл! — удивился Саша, — извини, я сейчас.

Вошла мама со стаканом воды. Я набрал гость таблеток, и выпил.

— Юрик с тобой? — спросил я.

— Да. Он ничего тебе не говорил?

— Он злится на меня, что у меня не получается что-то.

— Да, что-то он невесёлый.

— Лишь бы снова не истощил свои силы, а то из меня помощник — ветром качает.

Пришёл Саша. Сказал, что разрешили остаться на ночь.

Мы составили топчан из стульев, постелили постель. Легли, я взял в руки Сашину ладонь, и не выпускал её, пока не уснул.

Пока не уснули, Саша предложил:

— Хочешь, подключайся ко мне, я буду вспоминать своё путешествие, а ты смотреть.

— Хочу, — я ментально подключился к Саше, и сразу меня охватила невыразимая нежность, он мысленно ласкал меня, целовал, глаза, нос, губы…

— Саша, я сейчас задохнусь, давай картинки.

Саша начал вспоминать, перескакивая с сюжета на сюжет, но и таких отрывков мне хватило, чтобы позавидовать Сашиному путешествию по заснеженной тайге.

Мне тоже однажды немного побыть в зимней тайге, вынужденно, у нас машина сломалась, но здесь было совсем другое. Папа охотился, Саша бегал на лыжах, всюду белый снег, огромные кедры буквально вонзались в небо. Я простил Сашу за его отсутствие, и уснул.

Утром мы проснулись поздно. Никто нас не разбудил. Приподняв голову, увидел, что спали мы на моей кровати, обнявшись, под одним одеялом.

Интересно, что подумали родители? Не удержавшись, я тихо прикоснулся щекой к Сашиной щеке, и пошёл в ванную комнату.

По дороге я с тоской посмотрел на турник: всё надо будет начинать сначала! Меня ещё шатало.

Вернувшись в комнату, где продолжал спать Саша, я обнаружил записку.

«Саша! Не забудь, что сегодня кончились каникулы! Сегодня я отпрошу Сашу, сходите с ним в поликлинику, возьмите справку. Целую, мама.».

— Саша, просыпайся! Каникулы кончились!

Саша открыл глаза, увидел меня, повалил на себя, весело смеясь.

— Саша, прекрати, у меня совсем нет сил, с тобой бороться!

— Довольно! Наборолись, теперь ты вся в моей власти!

— Скоро мне будет тринадцать лет… — загадочно сказал я.

— Ну и что? — насторожился Саша.

— Я схожу к своему врачу.

— И?

— Возможно, наши мучения кончатся!

— Сашка! — восторженно закричал Саша, — я тебя люблю!

Я тихонько смеялся, робко пытаясь вырваться.

— Ну, Саша! Я говорю: возможно, это значит: 50 х 50!

— Это очень большой процент! Когда у тебя день рождения?

— Двадцатого мая.

— У-у-у…

— Чего завыл? Ты думал, завтра?

— Хотя бы на 23 февраля, или 8 марта.

— Сашка, не наглей! Нам и так слишком многое позволяют! Дай мне подняться, а ещё лучше, помоги.

— Нет уж, вставай сама, — покраснел Саша, — я попозже.

Я засмеялся, и пошёл на кухню. Нашёл чем удивить!

На кухне я нашёл записку от папы.

«Сашка, злодей! Не мог прямо сказать, что значит: гавкать на воду! Всю ночь гавкал!»

Я опять засмеялся, и начал искать, чем кормиться.

Мы с Сашей славно провели время, вместе, на всю семью, в которую включили и Толика, приготовили обед, состоящий из первого и второго, Саша отвёл меня в поликлинику, где мне разрешили идти в школу, но освободили от физических нагрузок. Аня ещё раз предупредила, что я слишком худая, если не наберу вес, и не обрасту жирком, то месячных не дождусь. Значит, рожать не придётся.

Интересно, думал я про себя, мне хочется рожать, или нет?

С одной стороны, я сказал маме, что будет у неё двое — трое внуков, а с другой… не мог ли это сделать кто — нибудь за меня?

— Что сказали? — спросил Саша.

— Сказали, что рожать не буду?

— Почему? — даже остановился мой будущий муж.

— Худая, говорят, и бледная.

Саша облегчённо вздохнул: — вечно ты со своими шуточками!

— Не совсем шуточки. У меня уже переходный возраст, а признаков вторичных нет совсем. Как у мальчика. Я бы, конечно, хотел продлить детство лет до четырнадцати, но врач говорит, что это нехорошо.

— Причины какие?

— Какие, какие… меньше двигаться надо, да больше есть, буду пухленькая, тогда всё появится. Тебе нравятся толстушки?

— Мне не нравятся толстушки, мне ты нравишься.

— Вот и будем из этого исходить.

— А в школу когда?

— Я попросился завтра.

— Попросился? Я бы ещё отдохнул.

— Отдыхать хорошо здоровому, больному тоскливо, когда все в школе, а ты взаперти. Да и дел с ребятами много.

— Ты долго с ними собралась возиться?

— Отчего же «возиться»? в стае все мои друзья, буду ещё отряд создавать. Только не ревнуй, пожалуйста, тебе это не идёт!

— Зато тебе… гм. Ладно, замяли.

— Саша, а ты как, с нами только ради меня, или со всеми?

— Сначала был ради тебя, потом, съездив на соревнования, понял, что вы все замечательные ребята. Но у меня ещё и свой класс, свои ребята. Они посмеиваются, что я связался с малышнёй.

— Эта малышня уже покруче ваших «взрослых». А я хочу сделать сбитый, крепкий коллектив, которым ничего не будет страшно. До тех пор, пока не станем взрослыми.

— Зачем тебе это?

— Натерпелся в своё время. Врагу не пожелаю!

— Саша, расскажи!

— Я тебя уже просил: не расспрашивай меня о прошлом никогда.

— Я интересовался у твоей мамы, она отправляет меня к тебе.

— Неужели ты не понимаешь, что мне это неприятно. Я ведь не интересуюсь твоим прошлым. Никогда не спрашивал, была ли у тебя девочка. Не влюблялся ли ты в детском саду. Если захочешь, сам всё расскажешь, если тебе неприятно всё это вспоминать, пусть останется в прошлом.

Саша подумал, и согласился со мной. Тем не менее, я видел, его не оставила мысль раскопать что-то о моих тайнах. Надо предупредить ребят.

Хотя кто сейчас в трезвом уме будет рассказывать Саше, как они издевались и избивали меня? Всё изменилось, и нечего ворошить дурно пахнущее прошлое.

Мы подошли к дому и увидели Толика, который сидел на лавочке.

Увидев нас, он кинулся навстречу:

— Где вы гуляете?!

— Успокойся, Толик, — сказал я, — мы ходили в поликлинику, меня выписали, завтра пойду в школу.

— Ура! — заулыбался Толик. Ребята уже хотели к тебе идти, но я сказал, что ты заразный.

— Да, Толик, я заражаю только самых любимых.

Дома Толик сообщил последние новости.

Наш отпуск по тренировкам закончился, завтра уже надо будет выходить.

Ёлку убрали, но кросс не отменили. Я только вздыхал. Неделю мне запретили заниматься не только спортом, но и делать утреннюю зарядку.

В прошлой жизни я избавился от гланд, может, и здесь попробовать.

Правда, пробовать неохота. Операция не из приятных, когда живьём режут горло… брр. Может, сейчас наркоз лучше? Надо спросить.

Толик рассказал Саше, как они спасали меня, потом поделился домашними заданиями. Он не поленился, и сходил в Сашин класс. В первый день много не задавали, в основном повторение пройденного. Умница у нас Толик.

Просидели до вечера на кухне, не заметили, как время пролетело.

Загремели замки в прихожей, и я побежал встречать маму с Юриком.

— Смотрю, вся компания в сборе?

— Да, мамочка, нам так хорошо!

— Только и знаете, что о себе думать, — пробурчал Юрка, направляясь в свою комнату.

— Чем я могу помочь? — крикнул я вслед.

— Ничем, — бросил он.

— Что случилось, мама?

— Не знаю, — вздохнула мама, он молчит, наверно, что-то с моей беременностью не так.

Меня будто окатило холодной водой. Вот почему так злится и переживает Юрка. Но что я должен сделать? Почему он заставляет наладить ментальную связь с Сашей, а не с мамой? Маму я тоже люблю!

«Иди сюда. Один» Я поплёлся к Юрику.

— Мы должны спасти маму, — в лоб сказал Юрка.

— Как мы это сделаем?

— Ты должен выйти на прямой контакт с Сашей.

— Почему именно с ним?

— Не знаю, почему, так надо, тогда ты увидишь, что с мамой.

— А что говорят в больнице?

— Что причины для беспокойства нет.

— Тогда…

— Потому что я её поддерживаю. Тут ты ещё заболел!

— Ты столько времени молчал!

— Сначала я думал, возраст мамин, потом токсикоз, но сейчас явно что-то не то. Надо увидеть.

— Увидим, и что?

— Не знаю, — из глаз Юрика выкатились крупные слезинки.

— Долго это будет продолжаться?

— Наверно, до родов. Это должно быть в июле.

— Время ещё есть.

— У меня мало сил.

— Может, у Саши, или у Толика?

— Через них медленно, у тебя было много сил, сейчас ты сам тянешь.

— Что мне делать?

— Вызывай Сашу. Установишь контакт, быстро выздоровеешь, будешь поддерживать меня, я маму.

«Саша, приди ко мне»

— Вы про нас не забыли? — спросил Саша, заходя к нам. Он просто соскучился.

Сколько бы я ни вызывал Сашу, тот меня не слышал. Поиздевался над Толиком, который, ничего не понимая, исполнял мои команды.

— Юрик, ничего они не слышат! Тугие на ухо.

— Ты вызываешь не на той частоте! — сердился Юрик.

— Давай сегодня, оставим Толика, ты будешь с ним спать. Немного, но вытянешь сил из него.

— Из меня? — испугался Толик.

— Ты уже не такой слабак, как осенью. Тебе надо всего лишь думать обо мне.

— А я? — спросил Саша.

— Хочешь поспать с Юрой?

— Не, я с тобой.

— Ты с ума не сойдёшь?

— Не сошёл же!

— Раз на раз не приходится.

— Толик от ревности сойдёт, — предположил Юрка.

— Не сойдёт. Толик понятливый, — сказал Саша.

— А если будете ссориться, всех отправлю по домам, и буду спать в одиночестве, тихо плача в подушку! — пригрозил я.

— Нет, мы не хотим этого, — вздохнул Толик, — приказывайте, ваше высочество.

— Юрику нужна наша поддержка, значит, мы не должны скрывать своих чувств, не то мне опять придётся его носить целыми днями, а сейчас меня шатает ветром. Идите, отпрашивайтесь. Правильно аргументируйте свои желания, не то подумают неизвестно что…

Я пошёл к маме, объяснять, почему я устроил общежитие в своей комнате.

— Сашка, ты там прямо гарем себе устроил! — обвинил меня папа.

— Я объявил матриархат, и выбрал Сашу любимым мужем, — парировал я.

— Не рано ли? — насторожился отец.

— Па, ну мы играем!

— Доиграетесь!

— Не волнуйтесь, дорогие родители, внуков вам ещё долго ждать.

— Это ещё почему? — нелогично забеспокоился папа.

— Аня говорит, плохо кормите.

— Посмотри на него, мать!

— На что смотреть? Кожа да кости. С такой конституцией трудно забеременеть.

— Что же теперь делать?

— Как-то откармливать. Жирной пищей.

— Салом, что ли?

— В том числе.

С нескрываемым ужасом слушал я их планы, открыв рот.

— Вы чего?

— Внуков хотим! — засмеялась мама, подходя ко мне.

— Вот такого же маленького Сашеньку! — обняла она меня, — какой же ты колючий! Как только ты смог выиграть состязания? потрогай его, отец! Кожа да кости!

— Болезнь за два дня всё съела, — пожаловался я, — теперь всё сначала начинать.

Между тем счастливые ребята сказали, что родители разрешили им остаться, если это надо, чтобы поднять больного на ноги.

После ужина мы побыстрее улеглись. На этот раз мы с Сашей сразу легли под одно одеяло. В одних трусиках. До этого, я, кажется, не знал, что такое блаженство, ощущать чистую кожу любимого, его горячие поцелуи! Нашего счастья должно было хватить на десять Юриков.

К сожалению, разум Саши остался закрыт от меня. Горячечные образы не в счёт. Между нами как будто натянулась плёнка, прозрачная и гибкая. Видеть — вижу, но ничего не слышу.

Толик сверху попросился к нам. Юрик тоже.

Я пригласил, предложив составить стулья. Зря я это. Чуть не задавили.

— Пощадите больного! — полузадушено взмолился я.

Так мы и уснули, переплетясь руками и ногами.

— Мама, — тихо, чтобы никто не слышал, спросил я. — Вам не накладно кормить такую ораву? Я обнаглел, вы молчите…

— Успокойся. Несмотря на ваш аппетит, мы сможем вас прокормить. Не вздумай что — ни будь сказать вслух!

— За кого ты меня принимаешь! — возмутился я.

Мы находились на кухне, где, сначала я, а потом подошедшая мама, готовили завтрак на целую кучу едоков.

По — быстрому можно было сделать макароны по-флотски, чем я и занимался. То-есть, жарил фарш, закрыв дверь и включив вытяжку.

— Ты тоже был в гостях у Саши, с Толиком, что-то там готовил.

— Мы скидывались. В холодильнике у них пустовато.

— Хм.

— Они какие-то… Живут, как на колёсах.

— Тебе не страшно?

— Бывает иногда, но я гоню эти мысли прочь, надеюсь хотя бы на два года. В моём возрасте это бесконечность. Мне будет пятнадцать!

— Да, это возраст, — серьёзно согласилась мама, вздохнув, — но я бы хотела, чтобы тебе всегда было двенадцать.

— Я понимаю тебя, но у вас, взрослых, время течёт по-другому. Ты оглянуться не успеешь, как мы вырастем. Хорошо, у тебя ещё маленький будет, растить да растить.

— Да, — счастливо улыбнулась мама, — надеемся с папой на чудо.

— Девочку? — понял я.

— Девочку.

— Не понять мне вашего желания. Я всегда хотел мальчика. Такого, как Юрик. Такого же замечательного, умного, внимательного. Не то, что я.

— Ну, Юрик уникум. Ты тоже. Появится ещё, с другим характером.

— Мало вам меня.

— Не наговаривай на себя, ты тоже очень чуткая девочка.

— Я недавно ещё мечтал вырасти мальчиком. Что мне теперь делать? Я слышал, чтобы развиваться по женскому типу, уже сейчас надо принимать какие-то гормоны.

— Ты не советовался со своим врачом?

— Мария Борисовна сказала, надо подождать тринадцатилетия.

— Так подожди.

— Я волнуюсь.

— Сходи ещё на приём.

— Поправлюсь, тогда схожу.

— Как ты себя чувствуешь? — встревожилась мама.

Я пожал плечами: — не очень.

— Может, тебе ещё отдохнуть.

— Скучно дома. У меня планы.

— Надорвёшься, со своими планами.

— Я не собираюсь выходить на татами, или гонять мяч, у меня планы на организацию ребят. Вроде ребячьей республики. Я понимаю, что у детей не бывает республики, значит, будет конституционная монархия.

— Саша! — всплеснула руками мама, — ты на что замахиваешься?

— Сделаем её легальной организацией, от школы, а то, действительно, примут за банду. Достаточно моей стаи, и то она называется командой!

— Ты меня пугаешь.

— Да, мама, что-то я разболтался, наши мужчины, кажется, просыпаются.

Первым появился папа.

— Как начал готовить Саша, стало не до сна.

— Занялся бы зарядкой.

— Цыц. Я лучше поваляюсь лишний час, чем, как ты, прыгать.

— К сожалению…

— Какие твои годы! Вон, уже медали золотые выигрываешь, да ещё по самбо! Да ещё за пацанов!

— Сейчас и от воробья не отобьюсь.

— Ничего, куплю тебе витаминок, перловки, сечки.

— Да, это неплохая диета.

— Папа плохого не посоветует. Ты собираешься будить свою свору?

— Не свору, папа, стаю.

— Не вижу разницы.

— Да, её ещё строить да строить.

— Что-то мало для стаи.

— Это ближники. Стая пока из тринадцати состоит. Не все достойны, ребята проходят проверку, клянутся кровью!

— Как у вас всё серьёзно.

— Один за всех, и все на одного… ладно, всё готово, пойду будить свору.

«Свора» дрыхла, как могут дрыхнуть только мальчики. Набе-сились вечером до одурения, любимые.

Даже жалко будить. Вчера мы не сходили за Сашиными вещами, пойдёт на уроки без рюкзака, без формы? Что стоило прогуляться?

Зря я беспокоился. Привезли его вещи, молодой лейтенант привёз. Мы его и заставили вместе с нами позавтракать, для чего в большой комнате разложили стол. Семья разрасталась, действительно, надо большую квартиру. Мне большую комнату, чтобы все помещались, весь актив.

В школе я подошёл к Антонине Павловне и попросил организовать мне классный час.

— Что случилось, Саша?

— Объявление хочу сделать, обсудить одно дело.

— В спортзале нельзя?

— К сожалению, придётся привлекать к собранию вас, иначе могут нас обвинить в подпольной организации.

— О, господи! Ты меня заинтриговал. Идеи так и брызжут из тебя.

Никто не ворчал, когда после шестого урока объявили классный час.

Сначала, пользуясь моментом, взяла слово классная руководительница.

Она сказала, конечно, что началась самая длинная четверть, надо набраться сил, и, как наша спортивная команда, занять достойное место и в учёбе.

Потом вышел я. Вдруг заволновался. Будут ли слушать голодные ребята мой бред?

— Ребята! — пересохшим горлом еле выдавил я, — я уже говорил в автобусе, и это была не пустая болтовня. Я хочу, чтобы у нас в классе была пионерская организация, — я помолчал, настороженно слушая реакцию ребят.

— Эта организация совершенно добровольная, даже не для всех. Будем давать клятву юного пионера. Цель этой организации — сплотить ребят, чтобы не прятались в свои норки, а больше проводили свободное время вместе, играть в подвижные игры, помогать с учёбой. Мало ли можно придумать интересных дел! Нас не посмеют задевать разные полупреступные группировки, вроде Славки Быка, мы сами возьмём свой район под контроль…

— Кхм!

— Я не в том смысле, что сами будем снимать дань с района, но с нас дань снимать никто не посмеет!

Все, вступившие в пионеры, будут постигать боевые искусства, обидеть нас, даже поодиночке, будет непросто.

Сейчас рыцарей и джентльменов почти не осталось, и под угрозой здоровье и честь, а то и жизнь, наших девочек! — по классу пробежал шум. — Да-да, и это тоже, помню я. Но о себе я уже могу постоять и сам.

На полицию рассчитывать нам не стоит. Дети воевали, и будут воевать между собой, взрослым в наш мир ходу нет. Для них всё это игрушки. Поэтому, будет у нас своя организация, будет у нас и мир. И тогда, как в древнем Риме: девственница на осле, груженом золотом, может проехать из конца в конец империи. Такова моя программа.

Символом я предлагаю галстук. Всё равно мы носим галстуки, но мне кажется, это не для нас. Я хочу, например, красный галстук.

— Почему красный? — удивилась Антонина Павловна, — сейчас все пионерские организации носят триколор, красные носят коммунисты.

— Я не хочу политизировать нашу организацию, просто хочу напомнить, что означает триколор. Интрпретировать цвета можно по-разному, но послушайте: это Белая Русь, Синяя Русь, которая сейчас на территории Украины, и Красная Русь, или Московия. Я объяснил? Теперь даю вам время подумать, надо вам это, или нет, и собраться снова, затем, кто остается, будем разрабатывать клятву и прочее. Теперь можно идти домой кушать.

Но ребята расходиться не спешили. Поднялся шум, обсуждали моё предложение между собой, стали задавать вопросы мне.

— На все ваши вопросы я отвечу завтра, или, когда вы решите собраться. Почётче сформулируйте свои вопросы, я сформулирую ответы. Про взносы отвечу прямо сейчас. При Советской власти пионерская организация финансировалась из комсомольских членских взносов. Школьники платили по две копейки в месяц. Этих взносов хватало содержать тысячи пионерских лагерей, платили зарплату вожатым, дети практически бесплатно и качественно питались. Путёвка в пионерлагерь стоила чисто символическую цену. Помогали, конечно, и предприятия, профсоюзы, но дети не были предоставлен самим себе, ребят вытаскивали из подворотен и направляли их энергию на созидание, а не на разрушение…

— Саша, ты говорил, не будешь затрагивать политику! — перебила меня Антонина Павловна.

— Извините, увлёкся, просто хочу, чтобы наши хорошие дети не превратились в никчёмных взрослых. Всё закладывается сейчас.

— Признаюсь, ошарашил, — сказала классная, — знала бы, во что ты меня втягиваешь.

— Всё равно согласились бы, хоть послушать!

— Это верно, умеешь ты говорить.

— Получилось у нас собрать команду самбистов? Весной начнём играть в футбол. Что нам мешает ещё и дружить? Я хочу, чтобы нас уважали. Видят галстук, и уважают.

— Все рассмеялись, некоторые захлопали в ладоши, а я устал. Задрожали ноги, и я попросил разрешения сесть на место.

— Что с тобой? — встревоженно спросил Толик, когда я упал на стул.

— Устал, — стирая со лба пот, сказал я, — что — то слаб я ещё.

— Сейчас позову Сашу! — Толик достал телефон.

— Саша, ты опять заболел? Надо было ещё отлежаться! — Встревожилась и Антонина Павловна. Ребята зашумели.

— Ничего, приду домой, хорошо поем, и лягу спать.

— Так и сделай, а если завтра будет плохо, позвони.

— Спасибо, Антонина Павловна.

— Саша не отвечает, — сказал Толик, наверно, на уроке.

— Подожди, — Я поискал след Саши. — Он ждёт нас на выходе, наверно, забыл включить телефон.

Толик молча выскочил за дверь. Через несколько минут он привёл Сашу.

— Мы заберём Сашу? — спросил он, и, получив согласие, мы удалились.

На свежем воздухе мне стало легче, перестала кружиться голова.

— Могла бы и попозже делать свой доклад, — попенял Саша мне. Я промолчал. Зато речь удалась, жаль, Саша её не слышал, я бы спросил, что он об этом думает. Саша умный человек, может, я зря всё взял на себя? Помощь мне бы не помешала. Если всё срастётся, хлопот будет немало.

— Сегодня останетесь? — с надеждой спросил я.

— Хорошие эмоции хорошо оздоравливают, — ответил Саша, мы сбегаем домой, потом вернёмся, да, Толик?

Толик согласился. Они опять крепко подружились. Очень крепко, подумал я. Пусть дружат. Пока.

— Со мной обедать будете?

— Мы тогда не выберемся. Придём позже.

Проводили меня до моей двери, проследили, чтобы я зашёл домой, и, прыгая по ступенькам, убежали. Я подошёл к окну, и увидел, что они бегом куда-то помчались. Надо же, подумал я.

С трудом съев остатки макарон, побрёл поспать. Разделся и лёг.

Чёртова ангина. Я и забыл, сколько сил она забирает. Да и долго ли их забрать из этого тельца? И с этим скелетом Саша что-то хочет?

Слепой он, что ли?

Если хочешь уснуть, надо о чём-то подумать. Заявления надо принимать в письменном виде. А то начнётся: хочу-не хочу. Впрочем, к этому надо подойти серьёзно. Самостоятельно выйти не получиться, только исключить.

Какой ты! Если не так, какая может быть монархия?

Чем будем заниматься? Надо будет летом сходить в поход. Раздобыть карту, заняться топонимикой, а то не знаю даже, что там, за поворотом.

Река здесь должна где-то быть. Цна? Не знаю. Ничего не знаю, кроме Африки. На море хочу… невероятно соскучился, даже зимой. Что будет летом? Ни одного погожего дня не пропускал. Начинал с конца февраля, заканчивал в ноябре. Я вздохнул. У папы машина, взять доверенность.

Я вдруг расхохотался. Всю жизнь мечтал оказаться в детстве! Сбылась мечта идиота! Даже на машине не прокатиться. Тоже соскучился по своему «Бигхорну». Интересно, что с ним сделали? Хорошая машина… была.

Надо попросить папу научить сына с 25 летним стажем водить машину.

Сколько лет папе? Лет 35–40? Ничего не знаю!

Сладка хандра! Сдурел совсем! Судьба дала такой шанс, а он грустит о стариковских делах. Предложили бы мне вернуться назад, согласился бы? Да ни за что! На море можно съездить в отпуск. Какой, к чёрту отпуск!

Мама родит. Меня опять разобрал смех. Обе жизни смешно перепутались, не поймёшь, где что. Мне показалось, что я лежу на своём любимом месте, на берегу моря, тихо плещутся волны, жарит солнце, я уткнулся лицом в книгу, поэтому тяжело дышать.

«Опять жар. Почему не просыпается? Без сознания? Надо сделать укол».

Когда я проснулся, было уже темно. Я лежал под одеялом, раздетый, рядом никого не было.

«Юрик.» В комнату ворвался вихрь из трёх мальчишек. Следом спешили взрослые.

— Очнулся! — закричал Толик. Я поморщился.

— Тише ты! — прошипел Саша, — ну и напугал ты нас! Приходим, звоним-звоним, никто не открывает, стучим, тоже. Пришлось вызывать моего папу, он нашёл телефон твоего папы. Пока дождались, чуть не умерли от беспокойства. Толик уже хотел дверь ломать!

— И вовсе не я.

— Надо было к Юрику сбегать, — прошептал я, — а что случилось?

— У тебя поднялась температура, и ты потерял сознание.

Я попытался заскрипеть зубами от досады, но сил не хватило даже на это.

— Да что же это… — от досады у меня выступили слёзы на глазах.

— А какой сон хороший приснился: лежу на берегу моря, загораю, жарко.

— Тебе было жарко, — согласился папа, — температура за 40. Хоть бы не воспаление, а то запрут в больницу на месяц.

— Горло вроде не болит.

— А голова?

— Не знаю. Я сквозь сон слышал, мне собирались уколы делать.

— Да, опять неотложку вызывали.

— Трамтарарам, — пробормотал я, — всё насмарку.

— Ничего не насмарку! — сказал Толик, — ты говори, мы с Сашей всё сделаем.

— Принимайте письменные заявления в пионеры.

Папа потрогал мой лоб:

— Он бредит?

— Нет, всё нормально. Знать бы форму заявления.

— Пусть пишут произвольно, только указывают номер школы и класс, там разберёмся. И предупредите, что вход рубль, выход пять, чтобы думали.

Вам со мной сегодня можно? Я не заразный?

— Тебе не тяжело?

— Если не задавите, как вчера, не тяжело, даже приятно.

— Это уколы действуют. Скоро папа ещё сделает.

— Ой, спасибо.

— Зато спать будешь. Тебе бы покушать, — предложила мама.

— Можно попробовать.

— Папа, научи меня ездить на своей машине?

— Не рано?

— Не рано, мне сейчас приснилось, что я на машине приехал на пляж, — ничуть не соврал я.

— Научишься, и что?

— Поеду на море.

— Шутишь, значит, стало лучше.

— Что врачи сказали?

— Горло, говорят, не красное, хрипов нет, только температура.

— Может, рецидив?

— Рецидив чего?

Я пожал плечами: — не разбираюсь я в медицине до такой степени.

— А до какой ты разбираешься? — невесело рассмеялся папа, — эх ты, Сашка, Сашка.

Так я заболел снова.

Ребята поселились у меня. Поговорили со своими родителями, и они заплатили какую-то сумму за прокорм. Я уже так привык к ним, что отчаянно скучал, когда они уходили в школу, приходилось зубрить учебники от скуки.

Они тоже привыкли ко мне, и даже собирались помыть меня в ванне, еле отбился. Мама отняла, и сама помыла.

Силы возвращались страшно медленно. Как всегда, когда заболеешь, думаешь, что никогда не выздоровеешь.

А между тем начались тренировки по самбо и футболу. Я плакал от досады.

— Сашка, не плачь, — говорили мне, — лишь хорошее настроение приблизит твоё выздоровление! — как будто я сам не знал!

Весна

Только в феврале мне разрешили пойти в школу.

Тихий и незаметный я был эти дни. Бурная радость по поводу моего появления постепенно утихла. Пропал мой энтузиазм. За неделю вынужденного безделья пришла привычка медленно двигаться, медленно соображать, медленно говорить. Да и боялся я быстро бегать, как бы не потерять какую-нибудь косточку, до того исхудал.

Толик и Саша жаловались, что я наставил им синяков.

Теперь они с лёгкостью помещались на моей кровати, они сами похудели.

Родители пытались нас откормить, но ничего не помогало.

Ребята усиленно тренировались, много расходовали энергии, да ещё со мной делились.

Приходила мама Саши, лишь головой качала, удивляясь странной моей болезни. Предлагала положить в госпиталь, но все мы бурно воспротивились. Нам было страшно подумать о расставании, тем более, сейчас. Ребята буквально вылизывали мою мордашку, на которой пропали щёчки, пытались кормить с ложечки, но, к сожалению, ничего не лезло.

Теперь мы ходили в школу вместе, мой портфель поочерёдно носил то Саша, то Толик. Он и, правда, был неподъёмный.

Но всё когда-нибудь кончается, вот и я пошёл на поправку.

Почувствовав небольшой прилив сил, начал вставать по утрам на лёгкую разминку, затем готовил завтрак.

Школьные дела отложил на неопределённое время. Мальчики и девочки написали заявления в пионеры, и мы по вечерам разбирали их, взвешивая резюме каждого школьника, но пока не собирали собрания. Ребята видели моё состояние, и не возмущались.

Полностью я восстановился лишь к 23 февраля.

Родители Саши уже стали возмущаться его отсутствием, но тот уже не мог жить без меня. Мы уже жили настоящей семейной жизнью, разве что без интима. Но какой интим, даже у женатых людей, когда один из них болеет?

Тогда родители Саши пригласили нас в гости на праздник, вернее, на утренник, потому что вечером у них будет славная попойка, наше присутствие будет нежелательно.

Так как нас приглашали на смотрины, Толика попросили не обижаться, и подождать нас дома с Юриком.

Не знаю, как нас терпели родители? Мы, правда, старались тихо сидеть в своей комнате, негромко обсуждая свои дела, но, тем не менее, четверо детей вместо двух, это чувствительно.

Но присутствие друзей весьма благотворно сказывалось на моём здоровье.

Я уже не на шутку тренировался с Толиком, который уже не поддавался, как раньше. Ребята из стаи повеселели, предчувствуя новые проказы.

Я не зря говорил про контроль района. Мы потихоньку выдавливали из нашего района хулиганов. Дело не в нашей агрессивности, это закон выживания. Как только появилась наша сила, её начали проверять.

Пришлось разбить несколько носов, сломать несколько рёбер, рук, а о синяках и говорить нечего. Но наших сил было маловато, и драться приходилось каждую неделю. Сейчас у нас было перемирие, из-за моей болезни выбыли сразу трое.

Толик с Сашей бегали, не домой, к Саше, а на стрелку, где и договорились пока оставить сражения.

Надо было решать с пионерской организацией поскорее, потому что перемирие перемирием, а люди Славки сидеть не хотели, и потихоньку щипали наш район.

Ребят Славки мы уже вызвали на футбольный матч, надо было усиленно тренироваться, а тут моя апатия.

Кто-то из великих говорил о незначительной роли отдельного человека на ход истории. Так ли это? Поболей я ещё с полгода, и стая превратилась бы в стадо. Все травмы, что я перечислил, достались пока нашим врагам, но, по слухам, они начали учить айкидо.

Так что промедление смерти подобно. Такое положение дел здорово стимулировало наши тренировки. Отработка приёмов на врагах входила в них, так что у нас были шансы поехать в Тамбов на областные соревнования.

С такими деловыми мыслями я, в сопровождении Саши, шёл к ним в гости. На смотрины. На что там смотреть? Мяса нет, одни жилы. Зато наращивать ничего не пришлось. Выгнав болезнь, достаточно было восстановить жилы.

Если меня раздеть, то получится скелет, обтянутый кожей. Если напрячься, вздувались тонкие жилы. О жире на боках пока надо было забыть.

Когда мы с Сашей пришли, дома никого не было.

Мы уселись рядышком в Сашиной комнате, и стали обсуждать свои дела.

Дел скопилось немало, мы так увлеклись, что не заметили, как пришли родители Саши.

— Ну, показывайте невестку! — загремел полузнакомый голос. — Саша, ты пришёл с другом?

— Знакомься, папа, это Александра Денисова!

— Здрасте, — робко сказал я, поднимаясь со стула.

Папа Саши недоумённо осмотрел меня:

— Это и есть наша будущая невестка? — разочарованно спросил он, — вот этот худющий мальчишка?

— Я болел, сэр! — отозвался я.

— Болел? — недоумённо переспросил папа Саши, — что это значит?

— Валялся с ангиной, — пожал я плечами.

— Что это за розыгрыш? — спросил папа, — глядя на Сашу.

— Никакого розыгрыша! — слегка бледнея, сказал Саша, просто Саша предпочитает такой стиль.

— Понятно, если женщина одевается, как мужчина, значит, наступает матриархат. Матриархата в семье не потерплю!

— Кхм! — негромко раздалось сзади, и майор сник.

— Лена, посмотри на невесту.

— Что мне смотреть, я уже насмотрелась.

— Ну и как?

— Замечательно!

— Да? — с сомнением посмотрел он на меня.

— Ты очень сильно похудела, Сашенька, — поцеловала меня мама Саши.

— Да, болезнь никого не красит, — вздохнул я, — это я ещё поправился.

— Говори о себе, как о девочке, папу шокирует твой стиль.

— Я всё равно собьюсь, — махнул я рукой, — наши дела в школе, требуют от меня мальчишеского обращения.

— Хорошо, Сашенька.

— Вы обещали называть меня Шуркой.

— Тогда ты была подружкой Саши.

— А теперь?

— Встать! — рявкнул папа Саши, — смирно! — и, когда мы с Сашей встали рядом, он сказал: — благословляю вас, дети мои! — и поцеловал нас в лоб.

— Теперь ты в нашей семье.

— Вот так быстро?

— А чего тянуть! — захохотал папа. — Лена, неси шампанское!

— Саша, — прошептал я, — почему ты не представил мне папу? Как мне его называть?

— Так и называй: папа. Очень удобно, не забудешь. А зовут его Иван Александрович.

— Так ты не только Александр, так ещё и Иванович? — удивился я.

— По крайней мере, у нас фамилии разные. Но, надеюсь, они будут одинаковыми! — мы слились в поцелуе.

— Ну, ты посмотри, что делают! — восхитился папа, — только отвернись! Ну, идите за стол, обмоем помолвку. А то вы живёте вместе уже почти месяц в грехе.

— Папа! — воскликнул Саша.

— Что папа! — строго спросил папа, — я и говорю, что без благословения нельзя. — папа с сомнением осмотрел меня, — как же ты с ней…

— У нас ничего не было, — покраснел Саша.

— Как не было? — неподдельно изумился папа, — где же ты был?

— Папа, мы спали с Сашей в одной постели, но…

— Я очень сильно болела, — пришлось вмешаться мне. — Саша отогревал меня своим телом, если бы не он, я бы болела ещё долго.

— Как это романтично! — произнёс бравый офицер. — Действительно, я тоже не решился бы мучить такую худобу.

— Папа, ты не поверишь, но Саша на зимних спортивных сборах завоевала личную золотую медаль по самбо в своём весе. Один раз даже победила меня! Вот поправится, тогда не узнаешь её!

— Что-то я слышал от мамы. Надо же, самбо!

— Она ещё капитан футбольной команды!

«И предводитель местной шпаны» — грустно добавил я про себя.

— Я сражён, — сказал папа, — идём, идём, посидим немного, что мы всухую. Александра, у тебя спортивный режим?

— И режим, и я ещё маленькая, выпивать.

— Кто говорит о выпивке? Глоток шампанского чисто символически!

Под его напором мы прошли на кухню и были усажены за накрытый стол.

— Сегодня, как-никак 23 февраля, наш праздник, ну и, теперь в этот день будем ещё отмечать вашу помолвку, Александра.

— Ивановна, — буркнул я.

— О как! — удивился папа, — это как же теперь вас различать? ещё и фамилия будет одинаковая! — и он захохотал.

— Весёлый у тебя папа! — прошептал я Саше на ухо, — тот кивнул.

Папа ловко вскрыл шампанское, накапал нам с Сашей в рюмки и произнёс незамысловатый тост:

— Ну, за молодых! Горько! — мы не стали стесняться.

— Ну хватит, хватит, пересластите!

Мама с папой выпили ещё за наше счастье, и мы были отпущены.

Мы отправились к нам домой, где нас ждал верный Толик.

Мне было легко и приятно. Никак не ожидал такого поворота!

Я суженая Саши! Почти жена! Я с нежностью посмотрел на Сашу, с лица которого не сходила блаженная улыбка.

— Саша, скажи, ты знал? — спросил я.

— Даже не предполагал. Не вру. Тем более с колдуньей.

— Ой! А я и забыл тебя позвать! Я в шоке!

— Я сам в шоке. Интересно, чья это была идея?

— У вас верховодит мама, хотя мужчины такие непредсказуемые… сам такой.

— Почти месяц прожил с тобой… и ещё не против. Всю жизнь!

— Да, Сашенька, я тоже согласна.

Дома нас тоже ждал нарытый стол.

— У нас папа военный? — тихо спросил я маму.

— Не совсем, но близко, — не стала мне открывать тайну мама. Наверно, до конца не верила, что я ничего не помню.

— Мама, — решился я, — Беловы нас обручили. Теперь что, кольца надо покупать?

— О, господи! О чём они думают? Скоро с детского сада будут женить.

— Мы не против!

— Кто бы сомневался!

— А вы что скажете?

— Уж больно ты мала. Мальчишка мальчишкой. Ну какая из тебя жена?

— Не жена, невеста. Раньше с пелёнок обручали.

— Тоже верно. Сейчас посоветуюсь с мужем, — мама пошла к папе, я к своим ребятам.

Толик сидел и вздыхал, пряча глаза. Юрка занимался с компьютером, Саша сиял.

— Я поговорил с мамой, — сказал я, — сейчас она советуется с папой.

Саша широко улыбнулся.

— Наш папа, это не твой, Саша, так что рано радуешься.

— Всё равно мы будем вместе, — упрямо сказал Саша.

За столом мы поздравили папу с праздником, выпили морсу, а папа коньяку. Коньяк, после третьей рюмки, его немного расслабил.

— Помнишь, Сашка, наш спор? Ты ещё сказала: никогда мальчика не полюблю. И что мы видим? Просишь благословить. Бутылку коньяку с тебя, что ли, стребовать? Проиграла спор, проиграла. Ладно, дети мои, благословлю вас, подходите под руку. Обручение не свадьба.

Мы вскочили и упали перед папой на колени. Папа обнял нас, сдвинул головами и поцеловал в лоб: — благословляю вас, дети мои, любите друг друга всю жизнь так, как сейчас!

Юрик захлопал в ладоши.

— Привет, подруга! — услышал я из трубки. Звонила Слава, — что, недовольна?

Тогда буду звать тебя мальчиком. Мы тебя раскусили ещё на сборах, но не бойся, никому не сказали. Взрослые такие глупые! Но если они и догадались, навряд ли будут что-то переигрывать. Девочка победила всех их мальчишек! Позор всем тренерам! Твоего тренера, сама слышала, сманивали куда-то, то ли в «Спартак», то ли в «Динамо», но ваш дядя Коля отказался и продолжил тренировать дворовую команду! Я уже тысячу раз прокляла себя, что не продолжила ухаживать за тобой, это было бы убойно!

Моя подруга ворковала, не давая вставить слово, но я не слишком-то и стремился к этому. Подцепив гарнитуру, я возился на кухне, готовя завтрак на нашу немаленькую компанию. Я выздоровел, щёчки снова округлились, появились намёки на бицепсы и трицепсы, и слушать голос из прошлого было приятно.

— Что ты молчишь? — рассердилась Слава.

— Мне очень приятно тебя слушать, — признался я, — вот говорить некогда, приходиться готовить завтрак на такую ораву, каждое утро по кастрюле съедают.

— Погоди, погоди, дай догадаюсь. У тебя живёт тот красавчик… Саша! — взвизгнула Слава.

— Угадала, но не совсем, ещё и Толик.

— Вау! И ты с двумя?!

— Я никому не даю.

— Ну, ты зверь!!

— Что делать, я слишком молода, чтобы раздавать себя налево и направо.

— А знаешь, ты права! — с завистью согласилась Слава, — я вот всегда думала наоборот, пока молода, надо брать от жизни всё! Ну что эти старички понимают в любви?! Все чувства притупляются, они уже не горят, а тлеют.

— Ну, я до такого себя не доведу, мне всего двенадцать.

— Молодец, Саша! Это по — нашему! Всё, меня зовут завтракать, я ещё позвоню! — Слава отключилась, а я со вздохом пошёл будить своих женихов. Я поражался терпению своих родителей. Поселить у себя ещё двоих прожорливых мальчиков! Конечно, основной труд по их пропитанию взял на себя я сам, их родители привозили мне провизию, но в нашей тесноте. Но, тем не менее, я замечал, что мои родители находят в этой толкучке своеобразное удовольствие. Папа считал мальчиков почти своими сыновьями, и привлекал их по хозяйственным нуждам, если у нас было время. А времени катастрофически не хватало. Я проклинал себя за весеннюю апатию, но что пользы от хлопанья ушами по щекам?

Приходилось навёрстывать упущенные дни.

Мы провели первый сбор отряда. От красных галстуков пришлось отказаться, иначе нас бы привлекли в дружину города.

Мне хотелось на первых порах самостоятельности. Решили остановиться на зелёных. Не как у «зелёных», а почти цвета хаки. У меня появилась мысль одеть всех в камуфляж. Причём мальчиков и девочек в одинаковую форму. И никаких бантиков!

В школу тоже надо ходить в полувоенной форме. С Алевтиной договаривается Вовчик. Договорится! Вот только наш переезд!

Я уже знал, что квартиру нам дают довольно далеко от центра — километров десять по прямой. Можно, правда, бегать бегом в школу, принимать душ, и на уроки. Обратно попросить папу возить, обедать в столовой.

После моей болезни о моём житье на старой квартире я не заводил и речи, хотя меня и окружали бы мальчишки, но мама им не особенно доверяла. Мальчишки есть мальчишки, легкомысленные и ветреные. Мысленно я с ней был согласен. Я скучал по маме, когда долго её не видел. Она по старой привычке заходила к нам в комнату и целовала на ночь, смеясь, весь наш разросшийся коллектив.

Какие эти мальчишки сони! ещё и стеснительные. Боятся, что я упаду в обморок от их вздыбленных трусиков. Скоро синяков мне понаставят.

Я им предлагал прекратить эту повальную спячку, но они сказали, что по отдельности они уже не смогут спать, лучше так.

Кое-как растолкав засонь, включая братца, которого я отнёс родителям на диван, я пошёл накрывать на стол, громко крикнув, что, кто не успеет, будет есть холодное. Через секунду я услышал топот ребячьих ног, наперегонки помчавшихся в ванную.

Родители уже предлагали поменяться нам местами, но как-то не хватало времени переселиться, так мы и давили друг друга на моей узкой кровати, но никто не жаловался! В тесноте, да не в обиде, каждый получал свой кусочек счастья.

Помытая и весёлая, моя банда расселась за столом. С трудом, но мы помещались на нашей крохотной кухне. Была маленькая, теперь крохотная.

Приходилось брать брата на колени, или его брал папа, а меня Саша.

— Сегодня у нас очередной сбор, напомнил я своим волчатам.

— Что будем обсуждать?

— Приближаются тёплые дни, нам нужна база для тренировок, — я помолчал, — мне надо встретиться с Сашиным папой.

— Сегодня же созвонюсь с родителями! — согласился Саша.

— Ты не соскучился по ним? — спросил я.

— Есть маленько, — нехотя согласился Саша.

— Пойдёшь со мной к вам, — засмеялся я.

— А я? — ревниво спросил Толик.

— Куда же без тебя? — рассмеялся я, — если планы не изменятся.

— А что?

— На сборе поговорим.

Мои родители только головами качали, не вмешиваясь в разговор.

На сборе я сказал:

— Сегодня нас приглашают на стрелку.

— На счёт чего?

— Мы со Славкой будем обсуждать, где проводить границу. Я хочу границу провести до окраин города.

Ребята засмеялись: — Аппетиты у тебя. У нас сил не хватит!

— Сегодня попробуем договориться. Придётся подраться.

— Ура! — громче всех кричали девочки. Кстати, девочки у меня все постриглись коротко. Сами. Это после первой драки, когда их оттаскали за косы и хвосты.

— Я думаю, Славкины ребята сегодня прихватят железо, будьте готовы.

— Почему ты нам не разрешаешь ничего брать? — спросил Димка, капитан боксёров.

— Не хватало ещё нам кого-то ранить или, не дай бог, убить!

— А нас тебе не жалко?

— Если кто позволит себя ранить, будет наказан, будет вдвое заниматься силовыми упражнениями. Учитесь обходиться без оружия. Разрешаю применять элементы боевого самбо и карате.

— Ура! — опять закричали пионеры. Впрочем, пришлось переименовать их в скаутов, что означает «Разведчик». Потому что папа Саши командир разведчиков. Здесь он тренировал отдельный отряд какой-то секретной организации.

— Всем надеть спортивные костюмы, берца, у кого есть, на интимные места — ватные доспехи, на головы — наши бейсболки.

Надо сказать, мы придумали каскетки, неотличимые от обычных бейсболок, которые нелегко было сбить с головы даже палкой.

— Всем очкарикам надеть контактные линзы, — не дал я задать вопрос Борьке.

— Какие ещё вопросы? По медицинским показаниям разрешаю принести справки, — пошутил я.

— Не совсем шутки, — сказала Ленка, у некоторых началось. А как у тебя?

— Я мальчик… — ответил я, краснея до пота. Девчонки с улыбками опустили глаза.

— Вижу, ты выздоровел, Бешеный Котёнок, — приветствовал меня Бык, крепко пожимая руку, — или мне называть тебя Волчи-ца, или Принцесса?

— Называй хоть груздем, лишь в лукошко не ставь, Славик.

Быка передёрнуло: — Ладно, насчёт Принцессы я действительно, загнул.

— Нет, почему, можешь меня называть Ваше Высочество.

— Не слишком ли?

— В самый раз. Я пришёл к тебе с предложением. Мы будем брать под контроль весь город.

— Оху… простите, Ваше Высочество, за мой французский, но это слишком!

— Я не люблю. Ты знаешь, чего я не люблю?

— Знаю, я тоже не люблю, когда стреляют в спину и плюют в душу, а ты плюнула.

— Я не хочу, чтобы моих сверстников обирали.

— Я тоже не хочу, но над нами стоят взрослые. Они требуют свою долю.

— Плюнь на них.

— Раздавят. Они скоро и на вас выйдут.

— Они что, не знают, что мы не занимаемся рэкетом?

— Им по барабану. Есть группировка, должна под кем-то ходить.

— У нас спортивная мафия.

— Тогда им надо между собой договариваться, предупреди свою крышу.

Я хмыкнул про себя. Никуда не деться, придётся втягивать в это дело мужиков, а также их друзей, у друзей, вероятно, уже всё схвачено.

Значит, что? Надо посвятить в свои дела дядю Колю и Максима Сергеевича.

Теперь я тяжело вздохнул: — сдать бы их всех ментам.

— Не по понятиям.

— Какие сейчас понятия? — скривился я, — раньше до десяти лет ребёнок был неприкосновенен, а сейчас? Страшно во двор без взрослых выйти. Раньше Насильников в тюрьме кастрировали, или убивали, а сейчас? Досрочно выходят и тут же, за воротами, ловят малышей. Вот такие понятия!

— Наши не такие.

— Все они такие, поверь. Не такие не трясли бы с тебя деньги, а организовали бы спортивный лагерь, где вы могли бы почесать кулаки.

— А вы?

— Мы за справедливость. «К борьбе за справедливость, будь готов!»

— Всегда готов, — уныло отозвался Славка, — они организовали, теперь нас тренируют.

— Что же вы с железом ходите?

— Так вернее.

— Посмотрим. Начинаем?

— Да, пусть потешаться.

— А мы?

— Не хочется мне с тобой драться, Сашка.

— Трусишь?

— Не хочу, даже случайно, повредить тебе лицо.

— Ты же знаешь…

— Я же говорю, случайно, — сказал он, делая знак своим.

Ребята кинулись стенка на стенку, во мне вскипел адреналин, глаза заблестели.

— Хочешь к ним? — понял Славка, надевая кастет. Я кивнул. — Пошли? только, давай, осторожнее.

Мы тоже ринулись в драку.

Дрались мы на пустыре, далеко от посторонних глаз, чтобы никто не помешал. Ребята Славки взяли с собой ножи, кастеты и цепи.

Мы же действовали голыми руками, отрабатывая навыки обороны без оружия. Долгое время я учил ребят и девчат ускоряться, в бешеном ритме сжигая калории, так что они все были поджарые, как волчата. Сейчас они носились, будто размытые тени, уклоняясь от железа. Правильно распределившись по территории, ребята не мешали друг другу, не давая, однако, простор противнику, который быстро нёс потери, выбывая с разбитыми носами, или валяясь на земле, корчась от боли.

Я вихрем пронёсся сквозь дерущихся и скоро был обвязан цепью, за поясом торчало несколько ножей, а ребята с кастетами вопили от боли с вывихами. На этом кровавая битва закончилась.

— Ну, Сашка! — недовольно сказал Славка, не дал даже повеселиться!

— Понимаю тебя, — отозвался я. Даже разогреться не успел. Все целы? — обратился я к своим.

— Гришке бок разрезали.

Я осмотрел небольшой разрез, который мог быть большим, если бы не широкий пояс. Наши девочки достали аптечку:

— Шить? — спросили меня.

— Спроситеу Гришки, — ответил я, — разрез неглубокий, шрам будет незаметный. С другой стороны, вам нужна практика. Решайте сами, — я отошёл к бревну и сел на него. Рядом присел Славка.

Наши воины выстроились, кто мог стоять, перед нами.

Со стороны наших сестёр милосердия послышалась какая-то возня и вопли.

— Что там? — поинтересовался Славка.

— Гришку зашивают.

— Сильно порезали?

— Царапина.

— Зачем тогда шьют?

— Практикуются. Теперь Гришке стоять на воротах и уворачиваться от мячей, которые будут пробивать всей командой.

— Жестоко у вас.

— Тяжело в учении… Где твои страдальцы? Ведите к милосердным сёстрам.

— Не, мы сами.

— Вы умеете вправлять кости? А то можно ещё хуже сделать. Мы практиковались в травмпункте, ассистировали врачам в гололёд.

— Всё-то ты продумал.

— Нужно заботиться о своей стае.

— У тебя тут только стая?

— Видишь зелёные галстуки? Это скаутский отряд нашего класса. Кстати, ты подал мне дельную мысль. Для стаи я введу серые галстуки. Так. Отряд! Строиться! — встал я, — в две шеренги становись!

Я пошёл осмотреть боевые потери.

Особых потерь не было. Появилось несколько синяков, кому-то разодрали штаны, кому-то куртки порезали.

— Не очень хорошо, — недовольно сказал я, — чем будете объяснять синяки?

С Димкой побоксуетесь, что — ли?

Ребята молчали. Зачем возмущаться, если командир хочет, чтобы битвы проходили без потерь?

С воплями подбежал Гришка.

— Разрешите встать в строй? Спасите от этих палачей! Палачи бежали следом.

— Заштопали больного? — спросил я их.

— Надо йодом смазать, да повязку наложить, а он бегает! Визжит, как девчонка!

— Забирайте! А ты, Гриша, не усугубляй! И так провинился по самое нехочу!

— Есть… — вяло ответил Гришка, и был уведён девчонками долечиваться.

— Вольно, разойдись. Зашивайте пока свою рвань.

— Что решил? — спросил я Славку, — тот пожал плечами:

— Не знаю. К тебе я не пойду.

— Почему?

— А ну, ходить под девчонкой.

— Я не девчонка!

— Я-то знаю, другие на смех поднимут.

— В стае часто вожаками бывают волчицы.

— Волки умнее людей.

— Тогда думай. Помощь точно не нужна?

— Если можно, пусть вывихи вправят.

— Договорились. Сейчас организуем. «Толик, подойди». Толик не слышит меня, он думает, что сам хочет сделать то, что я прошу.

Толик не подошёл, подбежал.

— Как ты вовремя! — похвалил я, — передай, пожалуйста нашим сестричкам, пусть вправят вывихи.

— Есть! — козырнул Толик.

— Военная дисциплина? — спросил Славка.

— Да, когда мы на задании, приказы командира не обсуждаются без разрешения.

— Круто. Я подумаю. Кем ты планируешь меня поставить?

— Капитаном своей команды, — пожал я плечами, — кстати, ты обещал нам матч.

— Сделаем. Боюсь, и там вы разнесёте нас в пух и прах.

— Смотря, какой у вас тренер… — опять раздались вопли со стороны больных.

Славка поёжился: — не хотел бы я попасться в руки твоим живодёркам!

— Они делают благородное дело, не обижай моих девочек. Ну, всё. Нам пора, у меня ещё один визит. Хочу на военной базе полигон арендовать, надо идти, договариваться.

— На какие шиши, — криво усмехнулся Славка, — или о бескорыстии — только красивые слова?

— Отчего же? добрым словом многого можно добиться, особенно, если обратиться с ласковым словом к своему будущему свёкру.

— Везёт тебе, Сашка, — вздохнул Славка, — и муж красавец, и свёкор — начальник базы.

— Вот и возьми часть везения себе.

— Ладно, пока!

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Противоборствующие стороны покинули пустырь. Вражеский арсенал мы закопали здесь же, негоже по городу ходить вооружёнными, можно и в ментовку попасть. А вот почему ребят Быка не трогают? Это наводит на определённые размышления.

— Толик! — сказал я, когда мы приехали в город. — Нам с Сашей надо к его родителям. Надо договариваться насчёт полигона с папой.

Толик надул губы: — Я уже лишний? Вы там, наверно, на ночь останетесь.

— Может, и останемся. А ты с Юриком. Будет нам всем просторно.

— Да, вы там без присмотра.

— Толик, не наглей.

— Ладно, — тяжело вздохнул Толик, — я буду ждать, не задерживайся.

— Ты можешь себе представить, — когда мы разошлись в разные стороны, — ещё осенью он пробирался под мои окна тайком, чтобы только увидеть мой силуэт в окне?

— Чем больше позволяют, тем больше хочется, по себе знаю. Однако, как сильно Толик тебя любит! А тут я: раз, и отбил!

— Да, вы молодцы с Толиком. Дружите, заботитесь друг о друге, снимаете друг другу напряжение…

— Откуда ты. Толик сказал?! — покраснел Саша.

— О таком разве говорят? разве что в сердцах, но Толик не мог. Я тебе разве не говорил, что в пошлой жизни я был мальчиком? Я всё про вас знаю, даже знаю, что вы чувствуете, как тяжело вам, что надо выпустить накопившееся. Я понимаю и прощаю вас. Не прощу только измены, потому что половой акт предполагает симпатию. Там у вас чуть ли не любовь, а тут, как ты сказал, мучение.

Саша посопел и спросил.

— А ты как? Тебе же тоже хочется.

— Жутко хочется. Но, во — первых, у меня нет предстательной железы, а во-вторых, я теперь не принадлежу сама себе, всё это твоё, поэтому держусь.

— Ты моя самая любимая, Саша, прости меня, если чем обидел.

Дома мы помылись от пота, переоделись в шортики и маечки, и, в ожидании папы занялись обсуждением насущных дел.

Я поделился своей мыслью о выделении стаи из отряда посредством присвоения им серых галстуков. Саша горячо одобрил это предложение, потому, что сам хотел к нам, но возраст не позволял, вырос он уже из пионеров. Теперь же до него ещё нам предстоит дорасти.

Затем я рассказал о переговорах со Славкой.

Саша задумался.

— Правильно Славка говорит, больших надо учитывать, были бы это просто пацанские разборки, всё было бы намного проще.

— Будем посвящать тренеров в наши дела?

— Наверно, придётся. Хотя и не хочется страшно.

— Всё равно узнают, так лучше сами скажем, а то могут отстранить от тренировок. Боевое самбо под запретом, а мы его применяем.

— Если бы применяли вовсю, уже были бы калеки.

— И тем не менее.

Я заметил, что Саша как-то неестественно себя ведёт: зажимается, краснеет, зачем-то положил себе на колени тетрадку.

Особого внимания я не обращал, увлекшись разговором, мешает ему что-то, может, шорты жмут.

В прихожей раздался шум, мужской голос пробасил:

— О! Наконец-то доченька пришла навестить старого отца!

Неожиданно для самого себя, я вскочил на ноги и, взвизгнув: — Папочка! бросился в прихожую. С разбега повис у Ивана Александровича на шее.

— Доченька! — схватив меня в охапку, прорычал папа Саши, осторожно поцеловав меня, — подожди, помоюсь, побреюсь, тогда расцелуемся с тобой, а пока помоги маме разобрать покупки.

Честно говоря, Елену Владимировну я слегка побаивался. Что там говорить, сам Иван Александрович робел перед ней, но я увидел, что она тоже рада мне, она крепко обняла меня, и со смехом расцеловала в обе, ставшие пухлыми, щёчки.

— Вот так ты гораздо лучше выглядишь, а то тогда пришла. Я даже испугалась.

— Родители стараются, откармливают жирной пищей. Хотя, одна тренировка, и я опять голоден.

— Зачем тебе эти мучения? Перестала бы себя истязать, глядишь, уже оформилась бы в девочку.

— Ну, Елена Владимировна, это как наркотик, бросить почти невозможно, да и не могу я ребят бросить. Я их втянул в это дело.

— Сашенька, ты заметила, как папа отреагировал на то, как ты его встретила?

я тоже так хочу. Не называй меня по имени-отчеству, не обижай свою маму, договорились?

— Договорились! — засмеялся я, — мамочка!

Мама Саши тоже рассмеялась, и ещё раз крепко обняла меня.

Свежевыбритый и раскрасневшийся папа пришёл на кухню, когда мы уже накрывали на стол.

Притихший Саша сидел в углу и с вожделением следил за мной, непонятно чему улыбаясь.

Потирая ладони, папа предложил по капле за встречу.

— Постыдись детей! — сказала мама.

— Детям я не предлагаю, я предлагаю тебе выпить за их здоровье!

— Да, — тихо сказал я, — врач отказывается выпить за здоровье!

— Хорошо сказано, доченька! Лена, давай вина.

— Тебе-то коньяку?

— Лучше, конечно, коньяку. Доченька, я обещал тебе большой и жаркий поцелуй! Оторвись от Сашки, и ступай сюда, пока мама несёт коньяк, я поцелуюсь с молодой невестой! Ты так редко заходишь, ещё и Сашка сбежал к тебе. Не поверишь, скучаем мы с мамой.

— Выбравшись из-за стола, я подошёл к папе Саши. Он взял и посадил меня к себе на колени. Поцеловав меня в обе щёки, он утопил свой нос в моих волосах, вдыхая мой запах.

— Каким шампунем ты моешься? Такой замечательный запах, так поднимает настроение, и не только!

— Между прочим, это мой натуральный запах! — попытался пошутить я, но папа посерьёзнел и отправил меня на место.

Мама принесла коньяк и вина, налили и Саше. Мне отказали, сказав, что слишком мелка для вина. Я не протестовал, был того же мнения.

Во время ужина я сказал папе, что мы пришли для серьёзного разговора.

— Ещё бы вы навестили престарелых родителей просто так!

Я вздохнул: это была чистая правда.

— Что вздыхаешь, дочка?

— К сожалению, вы правы, папа. Но нам в самом деле надо с вами поговорить.

— А нам надо серьёзно поговорить с тобой. Лена, обрати внимание, Саша-дочка заводит нас с Сашей-сыночком!

Мама Саши стала серьёзной:

— Саша, у тебя ничего не болит? Живот, грудь?

— Не льстите мне, мама, какая у меня грудь, хотя, я сегодня, кажется, ударился грудью…

— Как болит, ноет?

— Да… но к чему вы меня спрашиваете?

Папа вдруг рассмеялся:

— Я представил картину: идёт наша Саша, а за ней, высунув языки, трусит вся её стая, во главе с Сашей.

Я тоже представил эту картину. И вдруг всё понял.

— Нет! — воскликнул я, — стремительно бледнея.

— Скорее всего, да, — мягко сказала мама Саши.

— Но мне сказали, что я слишком худая для этого, — стараясь не заплакать, возразил я.

— Не расстраивайся, дочка, всё это естественно. Даже нужно. Организм обновляется.

Один Саша ничего не понимал. У него был вид ребёнка, у которого хотят отнять конфету. Он не ошибся в ожидании, конфетку у него отняли.

— Разгоняй свой гарем, Саша, хотя бы на неделю, отдохни от своих разбойников, самбо отложи, плохо тебе будет от любых нагрузок.

— Я сейчас вызову машину. Саша проводит, заберёт у тебя Толика и отвезёт домой. Потом приедет сюда. А ты, Саша, расскажешь всё своей маме. Она знает, что делать.

— Что случилось? — наконец спросил Саша.

— Мы пришли поговорить, — опять начал я.

— Погоди, пойду вызову машину.

— Саша, ты можешь мне объяснить, что здесь происходит?

— Объясню. Потом. Может быть.

Саша обиделся. Развели тут тайны.

— Ты ещё губки надуй! — рассмеялся я.

— И правда, Саша, я тебе всё объясню, не расстраивайся, поживёте недельку отдельно, может, и меньше, не плачь, — успокаивала Сашу мама.

У Саши и правда, было такое лицо, будто он сейчас заплачет. Ещё бы! Саша настроился на романтичную ночь без мешающихся пацанов. И тут раз! И облом.

Между тем, сегодня, может, ничего и не будет, но очень неохота, если прямо под Сашу… потечёт, как в прошлый раз под меня. Ему будет неприятно, мне стыдно.

Нет, лучше не надо, переживём как-нибудь.

Нас отвезли домой, Саша убито молчал всю дорогу.

Я пытался попросить, чтобы он поговорил с папой насчёт полигона, но Саша отвечал отстранённо, я понял, что толку от него не будет, и вздыхал. Опять теряем время!

Дома нас ждал Толик. Он очень нам обрадовался, но Саша хмуро велел ему собираться, он отвезёт его домой.

— Но почему? — вскричал Толик.

— Так надо! Мне самому ничего не объяснили, велели тебя забрать и отвезти тебя домой. Неделю с Сашей не ночуем.

— Неделю?! — взвыл Толик.

— Собирай свои манатки! — прикрикнул Саша.

— Не кричи, — попросил я, — мне будет тяжелее всех перенести эту неделю, так что, успокойтесь.

— Я тоже здесь ночевать не буду, — заявил Юрик, — теперь только с мамой.

Толик засопел и начал собираться.

— Я уроки сделал, можешь переписать, — сердито сказал он.

— Вот спасибо! — от всего сердца ответил я.

Проводив ребят, я уединился с мамой на кухне.

— Мама, — жалобно сказал я.

— Что, Сашенька, началось? — Я кивнул: — не сегодня, так завтра. Мама Саши сказала.

— Доктор не ошибается. Сейчас я тебя подготовлю. Возьми толстую гелевую прокладку, пойдём.

В нашей комнате мама сказала: — сейчас я постелю тебе клеёнку, а то в прошлый раз вон что с матрасом было, еле отчистила. У тебя столько крови вытекает, какая там прокладка!

— Мама, ты меня, как на операцию готовишь, мне страшно, сказал я, засунув указательный палец в рот и грызя ноготь.

— Для тебя это не лучше, чем операция, вынь палец изо рта. Как маленькая девочка.

— Я маленькая…

— Иди, лучше уроки поучи. Ты поужинала?

— Ага. Есть хочу.

— Иди на кухню, я тебе здесь всё приготовлю.

Я ушёл на кухню, где сидел Юрик.

— Юрик.

— Не знаю я. Даже не спрашивай.

Я угрюмо наложил себе гречневой каши, налил мясной подливки, поставил всё это разогреваться. Наготовили, однако. Кто теперь всё это будет есть?

— Ты и будешь, — ответил Юрка на невысказанный вопрос.

— Как всё не вовремя! — вырвалось у меня.

— У тебя теперь всё не вовремя, — заявил Юрка.

— Хоть бы родной брат посочувствовал, — посетовал я.

— Довольно тебе одной мамы, я-то, откуда знаю, как это должно протекать? Я ещё малыш.

— Я же не о том! Посидел бы у меня на руках.

— Ну уж нет! — засмеялся малыш, я даже спать в одной комнате с тобой не буду.

— Брезгуешь.

— Боюсь, — посерьёзнел братик, сам не знаю, чего.

— А если мне плохо будет?

— От этого не умирают.

— Истеку кровью! — нахмурился я.

Брат невесело рассмеялся и промолчал.

Пришла мама.

— Наелся? Пойдём, покажу тебе, что надо делать.

Со вздохом я сполз со стула и поплёлся за мамой.

— Первым делом: не паникуй, не всё так страшно. Тем более, какой-то опыт ты имеешь.

— Лучше неожиданно, — проворчал я.

— Для тебя — да. Вот, смотри, здесь клеёнка, поверх неё я постелила вчетверо сложенную простынку. Так ты не замёрзнешь. Когда всё случиться, снимешь трусики, завернёшь всё в клеёнку, и отнесёшь в ванную. Здесь я положила запасные трусики и прокладки.

— Чистые трусики лучше оставить в ванной, — со вздохом сказал я, — не надевать же на грязное тело. Дойти я могу, завернувшись в простыню. Может, сегодня ничего и не будет.

— Может, — легко согласилась мама, но лучше быть готовым ко всему. Вот так-то, мальчик мой! Всем бы вам такое испытать.

— Мама! Меня одного мало?

Мама засмеялась и поцеловала меня в макушку: — ну, давай, отдувайся за всех! — и покинула меня. Я пошёл за рабочий стол.

Письменные работы я сначала хотел тупо скатать.

«Что-то у тебя списывание входит в привычку!» — сказал внутренний голос.

— Я болею! — возмутился я.

Внутренний голос хихикнул, но промолчал, жалея мои нервы.

Всё-таки пришлось проверить примеры по физике, геометрии, математике, упражнение по русскому языку. С удивлением заметил ошибки, а может, мне так больше нравится?

Учёба неожиданно увлекла меня, с удовольствием я разбирал примеры, читал историю и даже географию.

«О, благороднейший учитель! Индия лежит на спинах трёх слонов…» Это я и так знаю, омывается ли она здесь Бенгальским заливом? А Индийским океаном? Омывается. Гималаи? Присутствуют. Есть Инд и Ганг. «Ганг, твои воды замутились!» Ещё бы они не замутились. Вспомнив документальные фильмы про Ганг, самого замутило. Эй-эй! строго сказал я себе. Хорошо, до секса не дошло, сейчас бы волосы стояли дыбом в предчувствии! Ох уж эти мальчики! Все эгоисты, о нас, девочках.

Мне стало весело: да всё обойдётся!

Не обошлось. Ночью я проснулся от неприятного чувства. Поднялась температура. Это и без градусника понятно. Потом резкая опоясывающая боль, когда отпустило, заныло где-то в районе желудка, и, медленно сползая, достигло низа живота. По ягодицам потекло что-то тёплое.

Боясь дышать, я замер. Снова схватка… судорогой свело мышцы живота, снова течёт. Сейчас вытечет из меня вся кровь и на кровати останется мумия. Тут стало не до шуток, так остро заболела поясница. Резко кольнуло в левом боку. Заболел низ живота, наползла дурнота. Лоб покрыла испарина.

Мама, роди меня обратно! Неужели все девчонки проходят через это? А может мне, как пацану, тяжелее приходится?! Мамочки! — чуть не заорал я, но опять отпустило.

Весь в липком поту и липкой крови, лежал я, не решаясь подняться.

Ничего больше не происходило. Если бы не лужа подо мной, да не противный пот, остался бы лежать до утра, до того было плохо.

Ещё немного подождав, решил подняться. Закружилась голова, от жалости к себе перехватило горло. Спят все, в то время как ребёнок погибает!

Эта жуткая слабость не иначе, как от страшной потери крови.

Когда стягивал с себя простыню, она железом начала скрести по сосочкам, раньше похожим больше на прыщики. Я потрогал. Почему так больно? Сосочки набухли и болели. С удивлением нащупал крохотные желёзки.

Утвердившись на ногах, я включил ночник, или, как говорят на судах, «подхалимчик», который папа заботливо привинтил в изголовье кровати.

«Душераздирающее зрелище!» — сказал внутренний голос.

Ещё бы. Простыня в крови, ноги в крови. С трудом собрал всё вместе с клеёнкой, поплёлся в ванную.

Там я нашёл тазик, бросил простыню. Залил водой, снял трусики, бросил туда же, засыпал порошком.

Негромко стеная, с трудом забрался в ванну. Включил душ, начал отмываться. Снова судорога живота, потекла алая кровь. Я сел на дно ванны, и смотрел, как струйка крови вытекает из-под меня.

Кто-то вошёл. Я испуганно посмотрел: вошла мама, кутаясь в халат.

«Мальчик, истекающий кровью» — мелькнула мысль.

— Как у тебя дела? — мягко спросила мама, — не сиди на холодном, поднимись на корточки.

Я честно пытался подняться, но ноги скользили.

— Горе ты моё! — вздохнула мама.

У меня тут же надулись губы, а глаза наполнились слезами.

— Да я не в том смысле! — в сердцах сказала мама, — чуть что, плакать! Подожди, ещё не то придётся вытерпеть.

«Я понимаю, но именно сейчас мне плохо, в будущем — это в будущем» — думал я.

— Ну что, остановилась кровь? Что — то много из тебя течёт. Потому тебе так плохо. Подожди, я схожу, принесу тебе трусы-боксёры, напихаешь туда больше прокладок, и ляжешь на живот.

— Мама, неужели таку всех девочек? — прошептал я. — Каждый месяц?!

— У кого лучше, у кого хуже. Привыкнешь.

Мороз прошёл у меня по коже.

— Надо было оставаться мальчиком, а не влюбляться. Можно было избежать.

Я подумал.

— Наверно, лучше всё-таки естественно?

— Конечно лучше, обновляется кровь. Сейчас помоешься, попьёшь горячего чаю, и станет легче. День-два и восстановишься.

— А эти день-два?

— Посмотрим. Жди тут, — и мама ушла.

Я снова помылся, мягкой губкой тщательно оттёр засохшую кровь.

Мама принесла трусы, маленький халатик и полотенце. Подняла меня и, приказав крепче держаться, вытерла меня всего.

— Нельзя мне тяжёлое поднимать, может, папу разбудить?

Я отрицательно покачал головой.

— Видел он твою красоту, чего стесняешься?

— Не стоит будить весь дом, я ещё сам в состоянии двигаться.

— Тогда двигайся. Вылезай из ванны.

Я с трудом, но вылез, оделся и дошёл до кухни. Там мама налила мне чаю, и, сказав, что пойдёт, застелет мне кровать, оставила одного.

Чай сотворил чудо: в голове и в глазах прояснилось, мысль обрела чёткость. «Умираю, умираю!» — передразнил я сам себя. — «Лёгкое женское недомогание, и раскис».

Пришла мама, отвела в мою комнату.

— Ложись. Надеюсь, на сегодня всё.

— А завтра?

— Завтра будет день… — засмеялась мама. Засыпай, мой волчонок.

И я заснул.

— Саша.! Сашенька. Просыпайся, сынок. Просыпайся, девочка моя.

С трудом продрав слипшиеся глаза, я увидел озабоченное мамино лицо.

— Все уже встали, собрались ужинать, ждём тебя. Что у тебя с глазами?

— Они опухли от слёз.

— Не время шутить. Ты идёшь в школу?

— Иду, мамочка, ученье — свет.

— Поднимайся тогда, а то опоздаешь. Больше ничего не было?

— Не знаю пока, я бы ещё спал.

— Да, надо было тебя отпросить.

Я тут же вскочил, напугав маму.

— Не надо меня отпрашивать! Сейчас я, быстро!

— Ты что испугался?

— Так ты начнёшь объяснять, какой у меня недуг! На всю школу!

Мама рассмеялась: — Нашёл секрет! Всё равно шила в мешке не утаишь.

По твоему испуганному лицу всё видно!

— Ещё и лицо испуганное!

— Иди скорее, умывайся, оно ещё и опухшее, глаз не видно!

Я сбегал в туалет, проверил прокладки. Так и пойду! Только сменю на свежие. А то в школе приспичит… щёки и затылок заморозило. Памперсы бы! вот спасение! Маму, что ли попросить купить, в школу ходить. В туалет ходить не надо. Ну тебя, Сашка! Выдумаешь тоже! Зато зимой, хоть в юбке ходи, ничего не отморозишь. Эту идею надо обдумать. В критические дни точно протечек не будет, а то сидишь на уроке и… мама родная!

Как девчонки выкручиваются? Надо спросить, у мамы что-то неудобно, вон сколько советов надавала, не унести.

Почистив зубы и умывшись, критически осмотрел своё лицо. Вид бледный, но не страшный, лицо круглое, круги под глазами. Сойдёт.

Семья уже собиралась уходить.

— Я тебе наложила каши, на столе стоит. Поторопись, — чмокнула меня мама в нос.

Я быстро, давясь, съел давешнюю гречневую кашу, и, начав одеваться, слегка задумался, имею ли я сегодня право на мальчишеский костюм?

Надеть что-то среднее, или скаутскую форму?

Один в форме? Нет, не стоит выделяться, сразу пойдут расспросы. Они всё равно пойдут. Девчонок не обманешь, вчера не зря спросили, наверно. Что-то они чувствуют, волчицы!

Бежать до школы я не стал. Недомогание сказывалось, потеря крови — дело нешуточное. Даже одышка появилась. Мама дала с собой гематоген, надо воспользоваться, пожевать. Ещё бы чаю.

Саша ждал у входа. Я замедлил шаг. Странно, но я не хотел с ним сейчас встречаться.

— Саша, ты чего? — удивлённо-испуганный взгляд отрезвил меня. Это же Саша! Я сходу уткнулся лицом ему в воротник и замер. Он поднял мою голову, и поцеловал глаза.

— Прости, Саша, у меня была страшная ночь, — прошептал я.

— Я знаю, — тихо ответил Саша, — мне мама всё объяснила. Я знаю теперь, как это бывает.

— Пока не прочувствуешь, не поймёшь, — вздохнул я.

— Это да. Но представить — то можно.

— Представить? — прыснул я, — представить можно!

Я достал гематоген и разломил надвое: — вот, представляй!

— Зачем мне гематоген?

— Представь, что потерял стакан крови.

— Саша… тебе нужнее, — он побледнел, — правда, столько?

— Я не замерял, но, судя по следам… ты бледнеешь! Неужели действительно представил?

— Да, Саша, мне стало за тебя страшно.

— Представь, если бы нас не предупредили? Спасибо твоему папе!

— Папе? — глупо спросил Саша.

— Как ни странно, именно он по моему запаху определил, что у меня э-э-э…

— Папа у меня разведчик! — с гордостью сказал Саша.

На уроках, в душном классе мне стало хуже. Я ослабил галстук, мутным взором посмотрел перед собой.

У доски Костя Завьялов решал теорему. Толик с утра молчал. Ну и правильно, нечего меня беспокоить.

— Саша, ты что побледнел? — спросила Антонина Павловна.

— Душно очень, — отозвался я.

— Душно? Ты опять заболел?

— Немного, — девчонки захихикали. Вот заразы! Телепаты, что ли?

— Девочки, что смешного? — спросила учительница.

Валя сказала с места: — У него ЭТИ дни, — причём выделила, злыдня, какие.

Был я бледным, стал красным.

— Саша, ты себя плохо чувствуешь?

— Я в норме, только немного душно, — я встал, и мысленно нарисовал Вальке пять кругов по стадиону. Валька теперь стала бледная:

— У меня есть с собой минералка, — я радостно посмотрел на неё.

— С удовольствием! — я еле дождался, когда мне дадут бутылку.

— Не надо смеяться, ребята, при потере жидкости можно и в обморок упасть, а при потере крови… Ты останешься на уроках, Саша?

— Останусь! — сказал я, допив воду.

На перемене меня окружили девчата. Не все, только, видать, кому выпало счастье познакомиться с первой кровью.

— Толька, иди отсюда!

— Саша, чего они?

— Ладно, Толик, действительно, нам с девчонками надо поговорить.

Толик с недовольной миной вышел. В дверях он встретился с Сашей.

— Саша, я посплетничаю с девчатами! — Саша умный, он кивнул и увёл Толика за собой.

— Ну как у тебя прошло? — спросила Ленка с придыханием.

Я рассказал, ничего не утаивая. Их лица вытянулись:

— Ничего себе!

— Неужели тебе было так больно? — спросила Женька Малеева, — может, тебе стоит к врачу сходить? — я вспомнил, что хотел посетить Марию Борисовну.

— Ой, девочки, — сказала вдруг Валя. — А, может, у мальчиков так и должно быть? Организм-то другой.

Все уставились на неё, только Ленка, молча, покрутила пальцем у виска.

После уроков все пошли на тренировки, а я поплёлся в детскую консультацию.

Здесь у меня была заведена карточка.

Я подошёл к регистратуре и назвался. Молодая девушка с любопытством посмотрела на меня, но ничего не сказала. Ну и хорошо, а то шутить что-то неохота. Прошёл в приёмную, поздоровался и занял очередь.

Девчата и мамы уставились на меня. Одна из девочек узнала:

— Саша, привет, что на этот раз? Думаешь, разрешат?

— Нет, — сказал я, — Рэмбо. Первая кровь.

— О! И у меня.

— Какие-то осложнения?

— Мама привела. А у тебя?

— Девочки посоветовали, — мы шептались, — отойдя от остальных.

— У тебя хорошие подружки.

— У нас команда.

Девочка внимательно посмотрела на меня, на мой галстук. Мы ещё не поменяли у стаи галстуки, а зелёные уже прославились.

— Ты не из банды Дикого Котёнка? — прошептала девочка.

— Почему дикого? — не понял я. — Бешеного.

— Да, я перепутала, Бешеного!

— Однако у нас слава! Позвольте представиться: Котёнок, он же Волчица!

Девочка округлила глаза и закрыла рот руками.

— Только тихо! Я девочек не ем, я их защищаю от бандитов и насильников.

Девочка мелко закивала.

— Никому не говори, не надо.

Девочка опять потрясла головой.

— Да, ещё: мы не банда, а скаутский отряд, — девочка опять…

— Ты дар речи потеряла?

— Света, наша очередь, — позвала её женщина, вероятно, мама.

Потрясённая Света прошла в кабинет, но скоро вышла, немного успокоенная: — Саша, тебя приглашают… мама, отстань, это же сам. Саша! — восторженно глядя на меня, сказала Света.

Я прошёл мимо потрясённой публики.

— С чем пришёл? — спросила Мария Борисовна.

— Нынешней ночью я уронил первую кровь… — Трагичным тоном сказал я.

— И это повод?

— Девочки в классе посоветовали.

— У вас дружный класс. Правда, в прошлый раз я этого не заметила.

— Мы создали скаутский отряд — показал я на галстук.

— Ты создал?

— Был инициатором, хотел пионерский, да условности не позволили, слишком всё политизировано.

— И ты организовал независимый отряд.

— Насколько это возможно. Мы официально зарегистрированы, так что приходится отчитываться о проделанной работе.

— О своих подвигах ты тоже отчитываешься?

— Мы не совершаем ничего дурного.

— Выбитые зубы и поломанные руки не в счёт?

— Вы хотели бы, чтобы мы были калеками? Мы защищаемся и защищаем город от маленьких мерзавцев. Теперь пытаемся бороться с наркотиками, но сил пока мало.

— Вот как. Я и не знала, что за всеми этими делами стоишь ты. Хотя стоило бы догадаться.

«Слава бежит быстрее нас. Не прикрыли бы наш спортклуб».

— Смотреть будем?

— В таком состоянии можно?

— Можно, если осторожно. Раздевайся и рассказывай, что беспокоит.

Я рассказал.

— Печальная история. Не получилось у тебя получать удовольствие из всего.

Я взгромоздился на кресло.

— Сейчас скажешь, что крови потерял ведро.

— Не менее стакана.

— Уже ближе к истине. Последний раз, когда текло?

— Ночью. Как-то не до наблюдений было, маму надо спросить.

— Поздравляю, превращаешься в девушку. Ты, однако, послушная девочка, так и не нарушила девственность.

— Это хорошо или плохо?

— Хорошо, конечно, в твоём возрасте категорически запрещены все контакты, но в свете последних свобод мы можем только рекомендовать.

— Сейчас, наверно, там всё особенно нежно?

— Хочешь посмотреть?

— Нет, зонд не надо. Будто зуб выдирают.

— Интересное сравнение.

— На нервы одинаково действует.

— Хорошо. Выпишу тебе кое-каких лекарств. Спринцеваться тоже надо будет, немного закрепит ткани, не так больно будет.

— Спасибо.

— Спасибо слишком дорого. Скажи, вы в свой отряд всех принимаете?

— Далеко не всех. Тем более вход рубль, выход пять. То есть от нас не уходят, мы выгоняем провинившихся.

— Тогда будем смотреть зондом.

— Это вы к чему?

— Да так, хочу посмотреть, что там, в матке.

Я беспокойно заёрзал: — а это обязательно?

— Желательно.

— Ладно, о ком речь? Ай!

— Есть один мальчик в параллельном классе…

— УЙ!

— Не матерись. Так вот, его надо взять в ваш отряд.

— О!

— Вот именно.

— Его зовут.

— ФФФ!

— Не ффф, а Лёня Левич.

— Этот сопливый. Ы!

— Вовсе он не сопливый ы, нормальный мальчик, просто простыл.

— У нас отряды по классам. В шестом «А» надо создавать свой отряд.

— Так создай.

— Ай! Ай! Ай!

— Не можешь? Принимай в свой.

— Уууу!

— Я знаю, льва перевоспитаем в волчонка.

— Вввв…

— Взносы будут. Форма за наш счёт, всё, что скажешь. В награду кое-что получишь бонусом. Так что думай.

— Вынимайте свою железяку!

— Оп! Ну вот, потекло.

— Расковыряли мою маленькую пещерку. Как я теперь домой пойду?

— Не волнуйся, вылечим твою маленькую пещерку. Пока пусть стечёт всё лишнее.

— Дурная кровь?

— Вот именно.

Мария Борисовна достала какие-то лекарства, что-то смешивала, потом достала спринцовку, и начала промывать мне всё внутри. Ощутимо защипало. Я завозился.

— Не возись. Не правда ли, лучше, чем было ночью?

— Да уж. Тогда я думал, что пришёл мой последний час.

— До того было жутко?

— Ещё хуже, обидно. Все вокруг дрыхнут, дела до тебя нет. Потом, когда уже из сил совсем выбился, мама проснулась.

— Да, невесёлая история. Ну, вот и всё. Старая Мариям знает, что делает.

— Спасибо, добрая Мариям.

— А вот ты часом не еврей? — я подозрительно посмотрел на неё:

— Чем обязан?

— Да вот что-то есть в тебе такое.

— Родное? Простите, у меня с памятью плохо, не помню, у кого родился. Так что категорически отрицать не могу.

— Вот видишь. Не можешь.

— Вы хотите проверить мою родословную?

— Не мешало бы, да почти невозможно, всё так запутано, документы то исчезают, то появляются, подтасовываются. Так и родственника не узнаешь, и замуж за брата выйдешь…

— Вы собрались замуж?

— Не шути так над старой Мариям, а то зашью твою пещерку. Это ты собрался… собралась.

— Ну, он-то явно мне не родственник. Северных кровей.

Мария Борисовна что-то мне вставила, наверно, тампон:

— Всё, можешь одеваться. Прокладки ещё есть? Замени.

Выписав мне рецепт, велела, не откладывая сходить в аптеку.

— Когда теперь зайдёшь? Приходи почаще к старой Мариям. Я буду представлять, то ты мой правнук, будем радовать друг друга беседой.

— в то время как очередь тоскует.

— Что мне оставалось делать? Отправлять бедного ребёнка без помощи?

Зови следующего.

Когда я вышел, раздался вздох облегчения.

Я решил зайти в спортзал, посмотреть на тренировки моей команды.

Когда я зашёл, дядя Коля сказал: — Как ты вовремя. Пойдём, разговор есть.

Мы зашли в крохотный кабинетик, где я увидел шкафообразного мужчину под сорок, но с сединой на висках.

— Знакомься, Саша, наш куратор Самойлов Дмитрий Алексеевич, из Федерации самбо и дзюдо. Это его стараниями мы были на сборах.

— Очень приятно.

— Так ты и есть тот самый Саша, добравшийся до финала без поражений.

— Да, я был очень злой.

— Или была?

— В настоящий момент, да.

— Что так?

— Критические дни.

— Поэтому не на тренировках? Уважительная причина, но всё равно жаль, хотел посмотреть на тебя в деле.

— Через недельку посмотрите.

— Подождём. Давай поговорим о твоих славных делах. Слышал я, вы сегодня дрались с Петровскими, и всех замочили. Что скажешь?

— Вас ввели в заблуждение, это была дружеская, или, если хотите, товарищеская, встреча, где мы типа: развернись плечо, раззудись рука!

Маленько поборолись, в общем, проверили на деле самооборону без оружия против вооружённого противника. Причём обошлось без жертв. Даже ни одного перелома, так, пара синяков и несколько вывихов, которые мы сами и вправили. С Быком у нас вполне дружеские отношения. Честно-честно-четно!

— Ладно, успокойся. Я не ругать тебя пришёл. Если б вы были биты, тогда да! Получил бы Колян по заслугам. На чём порешили?

— Они изволят думать.

— Что ты им предложил?

— Мы контролируем весь город до предместий.

— Пупок не развяжется?

— Завяжем. Создадим побольше отрядов. Жалко, помощи мало, болел много.

— Помощь будет с нашей стороны, поддержим. Говори, чем.

— Нужны тренеры, стадионы, спортзалы. Видите, как здесь тесно. Причём во всех школах. И ещё надо, чтобы в детские разборки не влезали большие. Между собой мы сами разберёмся.

— Если бы маленькие не влезали дела больших. Зачем вы покалечили Ваську Дурного? Нам предъявили. Товар уничтожили. Тоже предъявили.

— Сами жрите свою наркоту, а маленьких не трогайте! Поставят другого, сожжём вместе с машиной! Так и передайте.

— Тихо, разошёлся. Возле вашей школы точки больше не будет.

— Мы будем контролировать весь город, рано, или поздно. О заместителях я позабочусь. Можете даже убрать меня, организация останется.

— Не скажи. Ты заболел, и дела тормознулись. Но мы пока прикроем вас. Деньгами постараемся снабжать. Вы это правильно делаете, помогая бескорыстно, но без денег ничего не сделаешь. Не будете брать деньги с торговцев, будете тянуть с родителей. Форма, аренда, питание. Я прав?

Я кивнул. Мы немало потрясли родителей, и собирались трясти дальше. Для того чтобы город стал чище, радостнее, добрее.

— Если ты хочешь городу добра, город тоже должен что-то дать. Ты прав, детские разборки надо отдать детям. Особенно таким, как ты. Где только взять?

— Воспитывать. Охватывать всех детей, а не выборочно. У меня в процессе переговоры с военной базой. Будем там тренироваться. Будут площади, значит, можно привлекать больше детей.

— У тебя выход на военную базу?

— У меня там свёкор тренирует… ладно, вдруг это тайна.

— Свёкор! Ты замужем?

— Обручены.

Дмитрий Алексеевич растеряно посмотрел на дядю Колю.

— Видели того красавца? Это и есть её жених.

— Круто!

— Да, у них такая любовь! Я ненароком влез, так эта пигалица меня чуть не убила, уронила меня нечаянно на пол. Еле поднялся. Перед этим боролась с двумя парнями сразу, вдвое тяжелее её. Как-то связала их, не могли развязаться, помочь пришлось.

— Как связала?

— Их же руками. Никогда не видел.

— Покажешь? — спросил наш куратор меня.

— Не помню я. Как их развязывали, посмотреть не дали. Всё прошло на чистом адреналине. Потом такой отходняк.

— Да, её двое мальчишек разминали.

— Ну, у вас и дела. Я ещё приду, посмотрю.

— Приходите на футбольный матч с Петровскими. Мы уже тренируемся, — пригласил я его.

— Обязательно приду, и другие придут. Это, наверно, будет убойный футбол!

— Мы выиграем!

— Не сомневаюсь теперь.

— Ну, Коля, не зря я зашёл. Так как тебя называть? — обратился он ко мне.

— Зовите меня просто Саша.

— Ну что ж, просто Саша, не смею больше задерживать!

Я поклонился и пошёл в спортзал.

Хорошо бы, что обещает, сделал. Была бы форма, летние лагеря…

Размечтался. Будет, значит, будет. Ещё неизвестно, что за это потребуют.

Ну их, взрослых. Со своими бы делами разобраться.

Я зашёл в спортзал и сел на лавку.

Скоро справа подсел Саша, а слева Толик.

Что ты сразу не сказал, — сопел Толик, — что я, маленький, что ли?

— Думаешь, мне приятно было? Знаешь, как страшно и больно!

Надо было оставить вас, узнали бы, как вы даётесь.

— Кто это мы?

— Вы, дети. Если хотите, ночуйте, будете носить меня в ванную и обратно.

— Всё шутишь, — мрачно проговорил Саша, — как будто позволишь.

— Тебе навряд ли. Я не хочу, чтобы ты видел мою слабость.

— Гордая ты. Может, я ещё больше буду тебя любить.

— Не сомневаюсь. Когда поженимся, будешь каждый месяц любоваться!

— Такое каждый месяц? — ужаснулся Толик.

— Мама сказала, привыкаешь, хотя мне действительно было очень плохо и страшно. Ходил в детскую консультацию, выписали таблеток, говорят, легче будет. Да, вспомнил. Деньги есть?

— У меня есть тысяча, — сказал Саша.

— Я сейчас спрошу! — Толик убежал к папе.

— Может, отпросимся, и к тебе пойдём? — мы соскучились.

— Сачки. Впрочем, вы не помешаете, как охрана, а то я себя неважно чувствую, драться совершенно неохота. В аптеку зайдём, лекарство мне купите.

Подошёл дядя Коля.

— Проводил гостя. Что, хотите отпроситься? Скучно сидеть на лавочке?

— Да, дядя Коля, в аптеку надо сходить, да и соскучились мы сильно.

— Да уж, день врозь, и уже соскучились. Ладно, идите, Максу я скажу.

В ближайшей аптеке были не все лекарства, и нас отправили в центральную.

По дороге встретили Вовку Петухова, из команды Славки Быка.

— Как дела? — спросили мы его.

Вовка только рукой махнул:

— Твои проходу не дают, какие тут дела!

— Сегодня имел встречу со своей крышей. Они обещали нас спонсировать, будут деньги, форма, детские летние лагеря. Так и передайте Славке.

— Правда, что ли?

— Так мне сказали, что за нашу защиту будут платить большим, а они отчислять нам.

— Славка всё равно под тебя не пойдёт.

— Скажи, что будет вольным бароном… до определённой степени.

— Ты хочешь быть королевой.

— Пока и Принцессой неплохо.

— Я — то скажу.

— Давай, Вовка, будь.

Купив лекарства, пошли домой.

Там я прочитал инструкции. Это орально, это вагинально, это орошать вагину… Когда я привыкну, что это относиться ко мне?

Когда я одет и без Саши, напрочь забываю, что у меня вагина.

Поворчав себе под нос, проглотил орально, вагинально оставил на вечер.

Шутил я, конечно, никого не оставлю. Вот ещё, детей пугать.

Делать детей, это они с нашим удовольствием, а то, что связано с их появлением, лишает их сознания. Лично я никогда не пойду в роддом, смотреть, как жена рожает, я там точно в обморок хлопнусь!

Мамочки! Так это Саша со мной не пойдёт!

— Саша, Толя, — позвал я их. Опять они в ванной вместе моются.

После того, как я сказал Саше, что знаю об их проказах, они перестали скрываться от меня. Они меня дразнят. Я тут болею, а они!

— Толя, Саша! — опять позвал я их.

— Что, Сашенька? — прибежал в одних трусиках Саша.

— Проголодались, кушать будете? — хмуро спросил я.

— Мы всегда голодные.

— Тогда разогревайте на всех, я пойду в ванную.

Помывшись, и сделав все процедуры, я пришёл на кухню, где уже меня ждала гречневая каша с подливкой. Довольные пацаны наворачивали её за обе щёки. Мне же она уже надоела. Я вяло поковырял в тарелке и сказал:

— Не делайте этого при мне. Мне неприятно.

У покрасневших ребят застряла каша во ртах. Прокашлявшись, они так и не могли ничего сказать. Я молча буравил их взглядом.

— Теперь по делу. Вы знаете Лёньку… э, из шестого «А»?

— Левича?

— Да. Его надо принять в наш отряд.

— Сопливого?

— Он немного простыл. Принять единогласно. Всё.

— Но он учится в другом классе.

— Ты тоже учишься в другом классе.

— Саша, ты меня равняешь с каким-то Левичем?

— Я тебя ни с кем не равняю, любимый, я принял решение, и от него не отступлюсь.

Ребята мола смотрели на меня.

— Может, правда, пока ты болеешь, нам лучше не встречаться? — спросил Саша обиженно.

— Насильно мил не будешь, Саша. Я вот по тебе страшно соскучилась, а ты даже не обнимешь и не поцелуешь меня, да ещё и уйти хочешь.

— Саша…

— Ну, иди сюда.

— Саша, мы, наверно, пойдём.

— Ты мой жених, ты должен быть снисходителен к своей больной невесте.

— Я не узнаю тебя, Саша.

— Стервозная?

— Я бы так не сказал, но, наверно, болезнь на тебя так действует.

— А как бы на тебя подействовало, если бы я при тебе начала целоваться с девочкой?

Пацаны опустили головы. Потом поднялись и молча стали собираться.

— Женихи! — сказал я им вслед. Бросаете любимого человека в самый тяжёлый момент.

— Саша, — подошёл ко мне Саша, обнял. Я заплакал. Саша поднял меня на руки и понёс в нашу комнату. Толик приплёлся следом.

Наплакавшись, я уютно свернулся у Саши на руках.

— Толик, мы будем учить уроки?

— Как скажете, Ваше Высочество.

— Так — то лучше. И запомните. Женщину в такой период нельзя раздражать. Надо слушать и любить. Я сам это только что понял. Простите меня, я больше не буду.

Ребята облегчённо вздохнули.

Всё-таки я решился подсмотреть их мыслеобразы.

И, как оказалось, не напрасно. Ничего они в ванной, кроме того, что отмывали друг друга от пота, не делали.

Они снимали друг другу (не друг в друга!) напряжение, только после тесного со мной общения.

Следы радости от предвкушения ласковой встречи ещё остались. Что ещё осталось? Досада, обида, непонимание от моей холодности.

«Толик, сядь рядом с нами» Если бы я попросил голосом, Толик мог заупрямиться, а так он принял просьбу за собственное желание и присел рядом с Сашей.

— Мальчики, — сказал я, — у меня была тяжёлая ночь, не менее тяжёлый день. Пожалейте свою маленькую девочку! Не обижайтесь на неё.

Досада и обида рассыпались. Из глаз Саши побежали слёзы, он стал гладить меня, прижимая крепче к себе, прикасаясь губами к моему лицу.

— Сашенька, потрогай мои сосочки, только осторожно, хочу проверить, не болят ли ещё.

Саша вытянул майку у меня из шорт и потихоньку добрался до груди.

Мои прыщики моментально набухли, они были ещё очень чувствительны, но боли не было, если их вот так ласкать.

Меня начала обволакивать сладкая дрёма.

Завтра будем разбираться с этим… сопливым Ы! — посмеялся я про себя, а пока можно подремать.

«Он уже спит» «Разбирай постель, уложим под одеяло».

«Раздевать не будем?» «Нет, разбудим ещё» «Пусть поспит, а мы позанимаемся» Через секунду я уже крепко спал.

— Сегодня у нас особенный сбор. Назначение моих заместителей и, возможно, приём новых, гм членов отряда.

Ситуация может резко обостриться. Единоначалие дело хорошее, но, как я посмотрю, стоит мне заболеть, и вся деятельность отряда замирает.

У нас есть два капитана звеньев: Дима и Вовчик. Если со мной что — то случится, они возглавят весь отряд. Могу порекомендовать выбрать председателя совета отряда. Совет отряда можно создать на базе стаи.

Выбирать будете самостоятельно, моих адъютантов не трогать, они могут пропасть вместе со мной, — ребята недовольно загудели.

— Да, ребята, не исключено, что за нами начнётся охота. Так что жить становится всё интереснее, расшевелили мы болото.

Состоится приём новых волчат в стаю. На пустыре. Галстуки серые у меня уже есть, там и переоденемся. Свои галстуки будете повязывать привлечённым ребятам.

А сейчас позовём ребят из шестого «А». Зовите Лёньку… забываю его трудную фамилию, я назвал его Сопливый Ы, — ребята заржали, — и кто там неформальный вожак? Борька Петров? У вас здесь что, диаспора? Ладно, проехали. Приглашайте. «Ещё и я окажусь евреем» — промелькнула мысль.

Когда пришли Лёнька с Борькой, я поставил их у доски.

Пацаны затравлено посматривали на мой весёлый отряд. Никто не сомневался в нашей «миролюбивости», поэтому они чувствовали себя явно не в своей тарелке.

— За Лёньку передо мной ходатайствовали очень знатные люди, которым я отказать никак не могу, — быстрый удивлённый взгляд из-под густых ресниц. — Предложено было два варианта: взять Лёньку в свой отряд, или создать новый отряд в шестом «А». Первый вариант сулит нам некие дивиденды, зато второй — увеличением наших союзников.

Командиром будет Борис Петров, он справится с организацией. При согласии с предложением я связываюсь с людьми, и вам дают деньги на форму и прочие нужды. Контроль за расходами возложу на себя. За нецелевые расходы будете расплачиваться кровью и трёхкратным возмещением убытков. Согласившиеся вступить в отряд будут заниматься борьбой самбо, дзюдо и футболом. Несогласные будут объявлены вне закона. Отказ может быть только по медицинским показаниям. Объясняю свою твёрдость тем, что большие собираются пободаться с нами. Возможно, пока маленькими, но возможно всякое.

Идите и решайте.

Когда гости вышли, класс взорвался криками одобрения:

— Вне закона — значит, можно на них тренироваться? До крови?

Мои орлы хватили адреналина, теперь, в предвкушении дрожат.

— Будем делать из них отбивные, — ответил я, — но нежно, без членовредительства! — все засмеялись.

Наше веселье положительно повлияло на создание нового скаутского отряда. Им мы предложили тёмно-зелёные галстуки, чтобы не путать наш боевой отряд с новичками.

Пришлось мне звонить доброй Мариям.

Димка, Генка, Тимка и Вовчик решили вступить в стаю.

Для этого мы собрались на пустыре. Обряд мы проводили в кругу волчат, всего семнадцать человек.

Соискатели резали себе левые ладони, пятнали кровью знамя стаи — серое полотнище с весёлой мордой волчонка, произносили кодекс чести стаи. И я повязывал им на шею серый галстук с зелёной каймой. Девочки перевязывали раны.

Когда наша стая увеличилась в размерах, на дороге появился чёрный джип, и ещё пара машин.

— Саша, едут к нам, — сказал мой Саша. — Что будем делать?

— Это большие. Или на переговоры, или хотят захватить, или закопать всю стаю. Насчёт переговоров могли предупредить, позвонить, назначить время и место… Рассредоточиться в лесу! — закричал я, не додумав. Лучше перебдеть. Ребята исчезли из глаз.

— Мы тоже спрячемся, — сказал я Толику с Сашей. Свои шкурки нам дороже амбиций.

Мы спрятались недалеко от поляны.

Машины выехали на поляну, из джипа вышли трое крупных мужчин в кожаных куртках нараспашку. Под куртками виднелись пистолеты.

— Разбежались! — с сожалением сказал один из них.

— Да, не дураки, — сказал второй.

— Всё же я надеялся, что они захотят нас выслушать, — пожалел третий.

— Они нас не приглашали, тем более, у них тут какое — то таинство. Надо было договориться о встрече.

— Можно было взять их всех разом.

— Ты собираешься воевать с детьми?

— Воевать? оттаскать за уши, да указать место в углу.

— Что с Быком?

— Она его очаровала.

— Ими, в самом деле, командует девчонка?

— Девчонка. Ледяная Принцесса, её высочество.

— Поедем?

— Уверен, что они нас слышат, значит, забьём стрелку здесь же. Через недельку. С их крышей. Не стоит привлекать детишек. Поехали, жаль, не познакомился с принцессой.

— Учти, у неё есть принц.

Мужчины расхохотались и расселись по машинам.

Автомобили развернулись и уехали.

Мы снова собрались.

— Интересно, о чём они хотели с нами поговорить? — проговорил Саша.

— Если и хотели, то передумали. Иначе сказали бы нам. Они были уверены, что я их слышу.

Новых сюрпризов от своего тела я не ожидал. Настроение улучшилось, я снова был весел и влюблён. Страшно надоела пустая комната и холодная постель. Захотелось вновь тесноты, барахтанья и визгов.

Ещё больше хотелось прикоснуться к обнажённому Сашиному телу.

Меня даже трясло от нетерпения.

У меня ещё было освобождение, и я мечтал, сидя на скамейке, и наблюдая, как мои отрядовцы валяют новичков.

Саша в перерывах подбегал ко мне, обдавая запахом горячего, уже почти мужского пота. Я сидел и бесился. Лучше бы провести несколько спаррингов! Не приду больше завидовать!

— Что, Сашка, бесишься?

Я вздрогнул. Оглянувшись, увидел всего лишь Максима.

— Напугал… — протянул я, — задумался что-то, нюх потерял.

— Хочется побороться?

— Не представляете, как.

— Представляю. Что, нельзя?

— Пугают кровотечением, — пожаловался я, — сейчас заберу Тольку с Сашкой, да устрою другую борьбу.

— Другая, поди, тоже запрещена? — засмеялся Максим. Я с шумом втянул воздух: — Обложили со всех сторон, демоны.

— Ладно, скоро потеплеет, будем мяч пинать, развеешься.

— Когда это ещё будет, — протянул я, — ещё восьмое марта не наступило.

— Кстати, тебя поздравлять? А то получу в морду.

— У меня есть, кому поздравлять, у вас тоже.

— Сашка, ты же знаешь, как я тебя уважаю, разве могу я пропустить такой момент, чтобы оказать тебе знак внимания?

Я посопел: — Мне цветы как-то. — Впрочем, поставлю среди прочих, пусть маме будет приятно.

— Ну, вот и лады, так всем и скажу, а то все озадачены этой проблемой.

— Кроме цветов нечего подарить?

— А что ты хочешь?

— То, что я хочу, ни мне, ни вам недоступно.

— А всё-таки? — я вздохнул:

— Машину я хочу. Японскую. Столько времени бездарно убивается на разъезды. Сразу независимость от транспорта получил бы!

— Ты умеешь водить?

— Что там уметь? Праворульку хочу, автомат! Жаль, никто не позволит ездить. Детям положено на своих двоих бегать.

— Почему праворульку?

— Это секрет. Может быть у меня секрет?

— Ты весь состоишь из секретов и загадок.

— Одним больше, одним меньше.

— Я на эту кашу уже смотреть не могу, — признался я, накладывая Саше в тарелку гречку с подливкой, — сейчас что-нибудь придумаю.

— Запеки курицу, если есть.

— Картошку будешь чистить?

— Приказывай, принцесса! — Саша смотрел на меня с обожанием. Я его хочу. По — настоящему.

Нашлась и курица, купленная, вероятно, на 8 марта, и картошка почистилась и сварилась, когда пришли мама и Юрик.

Я оторвался от Саши, и побежал встречать маму.

— Мамочка! — кинулся обниматься.

— Сашка выздоровел, — констатировал Юрка, — тем более Саша здесь! А меня кто будет целовать? — капризно спросил он, — и опусти меня на место, тебе ещё рано тяжёлое поднимать.

Юрик прошёл на кухню, и был пойман Сашей. У Саши в руках Юрка повис в своей любимой позе.

— Мама, мы курицу запекли, ты уж извини, сегодня уже снова мои друзья у нас.

— Не рано ли? — улыбнулась мама.

— Добрая Мариям меня вылечила… почти. Выписала лекарств, я их принимаю, и мне всё легче и легче!

— Что за Мариям?

— Мария Борисовна!

— А, да, твой гинеколог.

— Может, тебя ей показать? — задумчиво произнёс я.

— Не смеши меня, она же детский врач.

— Зато сама тебе в мамы, если не в бабушки годится. Меня правнуком зовёт.

— Правнуком? — засмеялась мама, — почему не правнучкой?

— Она меня всерьёз принимает за мальчика. Душой-то я мальчик.

— Как же ты с Сашей? Он же тоже мальчик.

— Не знаю, когда я с Сашей, я делаюсь девочкой. Правда, правда, правда!

— А когда она командир отряда, она Принцесса! — не утерпел Саша, не сводящий с меня влюблённых глаз.

— Невероятно! — воскликнула мама. — Вот что любовь с человеком делает!

— Меня она ума лишила, — признался Саша.

— Это видно! — взлохматила ему волосы мама.

Почти вместе пришли папа с Толиком.

Умытые и голодные все расселись за столом. Саша не отказался от второго ужина, хрустя косточками, он нахваливал мою стряпню.

Папа поинтересовался моим здоровьем, и сказал, что послезавтра 8 марта, пусть мужчины напрягают свои извилины, что будут дарить своим возлюбленным. Мужчины озадачились. Я тоже. Надо было что-то придумать для мамы.

— Саша, у тебя такое глупое выражение лица, что мне понятно: маме ты не звонил, — сказал я, когда мы уже приготовили уроки.

— Действительно, — хлопнул себя по лбу Саша, — я уже дома. В новой семье.

Саша побежал звонить в прихожую, где в куртке был его мобильник.

Я подумал и решил проверить, что с моим организмом.

Сидя на унитазе, вынул тампон. Потекло. Я озадачено посмотрел на тонкую струйку. Что это? реакция на оргазм? Надо снова промыть.

В ванной у меня уже всё было готово, поэтому, промыв спринцовкой, поставил свечку и снова заткнул свою пещерку тампоном.

Может, рановато решил оставить друзей? Впрочем, лишь бы не было приступов. А неприятность эту мы переживём. Как сказала Старая Мариям? Дурная кровь! Заменим на хорошую, пожуём гематоген.

Мама купила мне гранатовый сок, сейчас пойду, попью.

На кухне я взял бутылку сока из холодильника. Концентрированный, можно разбавить теплой водой.

Какой кислый! Брр!

Кто-то обнял меня сзади. Для Саши мал, для Юры велик.

Толик. Никогда так не делал. Он нежно обнимал меня сзади, прижавшись, и прислонившись своим ухом к моему.

— Хоть где-то застать тебя одного, — прошептал он, — не мог утерпеть, хоть чуть-чуть побыть на месте Саши.

— Разве тебе кто запрещает? — тихо засмеялся я.

— При Саше не смею. Вы друг в друга влюблены, а я только в тебя.

— Ты чудо, Толик, — поцеловал его я.

— Ага! Уже целуетесь, — весело сказал Саша, входя, — что ли кушать будем?

— Что ли одни? — передразнил я.

— Зови тогда семью.

— Тебя отпустили?

— Так я уже здесь, у законной жены.

— Уже жены?

— Хочу так тебя называть, более солидно.

— Не дорос я до жены. Видишь, совсем ещё мальчик.

— Самый лучший мальчик в мире!

— Садитесь за стол, женихи, сейчас спрошу, будут ещё ужинать, или все сытые.

Я вышел из кухни.

Папа с мамой смотрели что-то по телевизору.

— Ужинать будете? — спросил я родителей.

— Будем. Что-то новое?

— Я ещё не смотрел. Курица осталась? Картошка? Пацаны уже стучат ложками по столу. Где Юрик?

— В своей комнате.

Я поспешил к братику.

— Юрик, я так соскучился по тебе!

— Я тоже, не бери меня пока на руки, ты ещё болеешь.

— Да, я сам не ожидал, а ничего ещё не успокоилось. Хорошо, без боли. Пойдём ужинать, ребята голодные.

За столом я сидел рядом с Сашей. Саша дрожал от нетерпения, глаза его сверкали. Я наклонился к его уху и попросил: — Саша, перестань! Ты привлекаешь внимание! Ты обещал!

В ответ он мне прошептал, что совершенно не может себя контролировать.

Я пообещал положить его наверху. Саша слегка обиделся.

— Хватит шептаться! — строго сказала мама. Если есть что сказать, говорите.

Шептаться будете у себя в комнате.

После ужина я остался помочь маме.

— Что-то мне не нравится, как мальчики возбуждены, — сказала мама.

— Я тоже возбуждён, — признался я.

— Надо было разогнать их по домам, — произнесла мама.

— Это будет слишком большой удар для… нас.

— Ну, если для всех вас, тогда иди, радуй своих женихов! Не переусердствуй!

— Мама! Я ещё болею. Кстати, как ты сейчас себя чувствуешь?

— Признаться, не очень.

— Как моё предложение насчёт Марии Борисовны?

— Сам подумай, где она будет меня смотреть? В вашем детском кресле?

— Мама, она смотрит таких деток… ты перед ними девочка. Я могу позвонить, назначить время.

— Я подумаю.

Ответить на это мне было нечего. Я засопел и пошёл мыть посуду.

— Не обижайся, Сашенька, — взяла меня сзади за плечи мама, — если даже что-то у меня не так, терапевтически ничего не сделаешь, нужна будет операция.

— Всё равно я тебя не понимаю, неужели так сложно?

Мама тихонько засмеялась:

— Я сказала, подумаю, не сейчас же ты будешь звонить своей доброй Мариям!

— Ей можно всегда.

— Пожалей старую женщину. Домывай посуду и иди спать… если дадут.

— Они, наверно, уже дрыхнут.

Сейчас! Четыре глаза сверкали из темноты.

Я разделся и, нырнув между ними, потонул в нежности и любви, исходящих от них.

Саша сдержал своё обещание и держал себя в руках. Толик был как всегда, галантен. Они были немало довольны и таким общением, я ловил их радостные ощущения и сам таял в их руках.

— Привет, подруга! — звонила Слава. — Ну, ты даёшь! До нас уже дошли слухи, что ты верховодишь всеми мальчишками города! Будто без твоего разрешения никто даже подраться не может! Зато сама не дура подраться!

Я так горжусь знакомством с тобой! Мне все завидуют! Что молчишь?

— Слухи сильно преувеличены, — ответил я, помешивая мясо на сковородке:

надо было опять кормить семью, — я слабая и тихая девочка, очень миролюбивая. Интересно, кто распускает обо мне такие гадкие слухи? Морду бы набить!

Слава забулькала смехом:

— Слабая и тихая, говоришь?

— Вот тебе смешно, а мне опять приходится готовить на шестерых. Из них пятеро мужчин. Если меня считать.

— Тебя все так считают. Даже я, — серьёзно сказала Слава. — Так жалко, что нам не удалось.

— Не жалей, Слава, — рассмеялся я, — какие твои годы! Встретишь ещё своего мужчину, тоже будешь вскакивать, как я, в полшестого, и крутиться на кухне! А твой любимый, как мой сейчас, будет досматривать сладкие сны!

— Он так у тебя и ночует?

— Даже двое.

— Второй, наверно, мешает.

— Не всё коту масленица, когда надо уединиться, мы сбегаем…

— Какая ты счастливая, Саша.

— Ты же красавица, Слава, тебе что завидовать, что ли обойдена мужским вниманием?

— Да какие это мужики?! Пацаны сопливые, только слюни пускать. Я тоже хочу настоящей любви, самоотверженности, чтобы на руках носили.

Ты вон, сколько своих в чёрном теле держишь, а они бегают за тобой, как собачки, и их всё больше и больше!

— Может, надо как-то себя по-другому себя вести?

— Как ещё себя вести? Нравится тебе пацан, бери его, пока другие не забрали!

— Вот именно, бери. Надо, чтобы тебя добивались, ты же девочка, за тобой должны бегать и дарить цветы.

— Тебе дарят?

— Пока нет, но, думаю, сегодня и завтра я получу сполна.

— Я с тобой совсем заболталась! Позвонила-то поздравить тебя с праздником!

— С праздником, подруга!

— Тебя так же! — Слава отключилась.

На кухню вошла мама.

— С кем это ты с утра пораньше?

— На сборах познакомились. Такая смешная история вышла… мама, я решил опять картошку с мясом сделать. Моя фантазия тоже имеет предел.

— Да, надо книгу рецептов купить.

— Думаешь, можно чем-то удивить наших проглотов? Когда они последний раз благодарили?

— Привыкли, наверно.

— Скажи ещё, стесняются!

— Может, и стесняются, — задумчиво произнесла мама.

— Мама, что с тобой?

— Не знаю, Саша, не знаю.

— Ты меня беспокоишь, я всё-таки позвоню…

— Юрик сказал, что только ты можешь мне помочь.

— Я?!

— Так сказал твой брат.

— У меня пока ничего не получается, — виновато произнёс я. — Мне их хорошо слышно, а они, как сквозь плёнку. Причём она, плёнка, с моей стороны прозрачная, а с их — нет.

— Я в этом ничего не понимаю.

— Мы с Сашей испытываем блаженство, но плёнка не рвётся.

— Что ты сказала?!

— Нет, мама, до этого ещё не дошло, мне нельзя, но есть другие способы. Боюсь, если не поможет счастье, то что? Горе?

— Не дай бог, Саша, не дай бог, моя девочка!

— Всё готово, пойду будить своих любимых.

Мои любимые ещё крепко спали. Даже жалко будить.

Я присел на краешек кровати и стал тихонько ерошить волосы на их головах. Саша, не просыпаясь, передвинул свою голову мне на колени и снова засопел. Толик ласково улыбался во сне. Я начал по очереди целовать их куда попало. Они начали уворачиваться, улыбаясь. Пришлось одну из улыбок закрыть поцелуем, за что был схвачен и повален на кровать, где мы несколько минут побарахтались, смеясь.

Наконец мальчишки были разбужены и отправлены в ванную.

После уроков были утренники, где ребята поздравляли девочек.

Мы сходили домой и переоделись.

Все праздновали в своих кабинетах, тех же, кто занимался спортом, решили поздравить в спортзале, так как спортсменов оказалось немало, да и мы втянули немало и желающих и уклоняющихся, напугав их объявлением вне закона. К моему удивлению, мне приносили справки по освобождению от физкультуры.

Сначала я сердился, затем стал проверять. Нашёл несколько липовых.

Девчонок мы простили, а над пацанами вдоволь поизмывались.

Для этого мы пригласили ребят Славки Быка размять косточки без железа и приучали новичков к борьбе без правил. Потерь не было, не считая нескольких разбитых носов.

Наши санитарки, побросав свои сумки, смешались с толпой, и, по-моему, самый урон врагу нанесли именно они, потом с ласковым словом залечивая раны.

Смеху было!

Зато подсадили на адреналин новичков.

Сейчас в спортзале были расставлены столы, на них кипятились чайники, горками лежали конфеты и печенье.

Особой диеты мы не придерживались. Какая диета! Наши организмы тут же сжигали каждую лишнюю калорию.

Привлекли мы одного пухлого мальчика, якобы с нарушениями обмена веществ. Найдите его теперь! Мама приходила, благодарила. Вздыхая, правда, глядя на его торчащие рёбра. Зато аппетит!

Мы все решили прийти в форме. Зимняя форма у нас была камуфляжная, парадок мы пока не делали, хотя подумывали уже, на 9 Мая.

Теперь же: зелёные рубашки, штаны, заправленные в берца, курточки на молниях, разноцветные галстуки, на головах шапки, летом будут или пилотки, или береты.

Папа Саши всё же выделил нам участок на полигоне, придал нам сержанта-контрактника. Да не кого попало, а того, кто любил и умел заниматься с детьми. Там мы отрабатывали боевые приёмы с оружием и без.

На занятиях, мы, конечно, использовали другую робу, иначе на нас было бы теперь страшно смотреть.

На нас и сейчас было интересно посмотреть.

Я с улыбкой смотрел на наш отряд, и, если бы не знал, кто есть кто, то путал бы мальчиков с девочками, тем более что девочки оставили своё жеманство до лучших времён, и двигались под стать мальчикам, разве что своей красотой выделяясь из общей массы.

Мы расселись за столами вперемешку, и, слушая здравницы в честь девочек, пили чай.

Одинокими мы оставались недолго. Раскрылась дверь, и вошла Алевтина Андреевна в сопровождении накачанных ребят я полосатыми сумками, а вслед за ними вошёл Дмитрий Алексеевич, дядя Коля и Максим Сергеевич.

Мы с шумом поднялись на ноги.

— Сидите, сидите, вы не на уроке! — испугалась директриса.

— Позволите, Алевтина Андреевна? — Спросил Дмитрий Алексеевич.

— Да, пожалуйста!

— Мы навестили вас по поводу праздника всех женщин, и девочек — 8 Марта.

Праздник будет завтра, и вы отметите его как следует дома.

Сегодня же я от имени Федерации Самбо и Дзюдо хотел бы поздравить наших девочек… — он растеряно смотрел на наши отряды и не находил девочек.

— А где девочки? — спросил он, обернувшись к директрисе.

Алевтина Андреевна заразительно рассмеялась:

— Первое время я сама терялась. Все постриглись. Мешают им длинные волосы, понимаешь ли. Девочки! Выйти всем на середину зала, и построиться!

Девочки встали и построились.

— А тебя, Денисов, не касается? — я покраснел и вышел, пристроившись с правого фланга строя, как командир.

— Почему вы так её называете? — удивился Дмитрий Алексеевич.

— Заслужил! — улыбнулась директриса.

— Кхм… Теперь будем раздавать подарки!

Мужчины открыли свои сумки, и стали одаривать девочек. Мне тоже досталось что-то в закрытом рюкзачке.

— Теперь вот что. Наша Федерация, Мэрия и Дума города решили поддержать начинания юных скаутов, и мы решили на хозяйственные нужды вручить вам чек Денисову с небольшой суммой в сто тысяч рублей.

А этот чек в пятьдесят тысяч вручается лично тебе, Саша. Никто, правда, не запрещает тратить деньги и на общественные дела, — добавил он удивлённой Алевтине Андреевне. Ребята доказали свою разумность, мы уверены, что они потратят эти деньги с толком.

— Где твой Принц? — обратился ко мне Дмитрий Алексеевич.

— Сейчас будет здесь, — ответил я. Я был рад. Деньги, как нельзя, кстати, можно закрыть столько дыр!

Открылась дверь, и вошёл Саша. Одет он был в чёрную тройку, с чёрным же галстуком, потому что был привлечён на праздник к своим.

Губную помаду у него на щеке я «не заметил».

Правда, она таинственным образом исчезла.

Он не решился подойти к строю, остался в отдалении и ласково мне улыбался.

— А теперь, Саша, — попросила директриса, — спой нам! Мы так давно не слышали, как ты поёшь!

Под бурные аплодисменты я пошёл на специальное возвышение, где стояла аппаратура. Появились музыканты, пришлось дать ответный концерт спонсорам.

Мужчины были немало удивлены и обрадованы. Сначала торопились, но после «Я куплю тебе дом» забыли о срочных делах и просили что-нибудь ещё. Я запросил пощады, чтобы не охрипнуть.

Тогда спонсоры сами устроили концерт, причём неплохо играли и пели.

Затем Дмитрий Алексеевич извинился, потому что ему надо было посетить ещё несколько спортивных клубов.

— В следующий раз я попрошусь только в вашу школу, — смеясь, говорил он. — Насколько у вас всё необычно!

Мы сидели с Сашей, обнявшись, и мечтательно улыбались.

— Держи крепче свою невесту, Принц! — погрозил пальцем наш куратор, — отобьют!

— Не отобьют! — отвечал Саша, — она только меня любит!

— Такая боевая всем нужна! Сам бы не отказался!

После утренника мы неспешно пошли домой.

— На эти деньги неплохо было бы пополнить запас продуктов, сказал я, подходя к супермаркету, устроим маме праздничный ужин сегодня, праздничный обед завтра, надо купить подарок Елене Владимировне. Маме. Давайте думать вместе. Совсем забыл про Яну! Толик, что Яна любит?

— Много что любит, я сейчас редко дома бываю, ты же знаешь.

— Она, наверно, будет твоей мамой.

— У меня есть мама! — неожиданно резко сказал Толик.

— Скучаешь?

— Очень, — тихо сказал Толик, — но без тебя я не поеду! — быстро сказал он.

— А без меня не поедет Саша, — сказал Саша.

— Я понимаю. И что мне делать?

— Позвонить маме, написать, поздравить с праздником.

— Я давно ей не звонил.

— Надо когда-то начинать, тем более повод есть.

Пока мы разговаривали, нагрузили полную тележку продуктов, подвезли её к кассе.

— По карточке можно оплатить? — спросил я, или надо снять наличные?

— Давай свою карточку, — кассирша вставила карточку в аппарат и заставила меня ввести код. Потом пробила чеки и заставила на каждом расписаться.

Очередь поворчала на богатеньких детишек, но мне было не до них, в другое время я бы пошутил…

Нам ещё переть всё это домой!

Разобрав всё это по пакетам, потащились на улицу.

За углом на нас напали.

Трое мальчишек от 12 до 14 лет. Старший, угрожая нам ножом, приказал поставить пакеты и проваливать, пока целы.

Осмотрев их внимательней, я понял, что это так называемые «дикие», то есть не принадлежащие никакой группировке гопники, или сбежавшие из дома, или из детдома, судя по их голодным глазам.

Саша с Толиком ничего не предпринимали, ожидая моего решения.

Раздумывал я недолго. Аккуратно прислонив пакеты к стенке магазина, я сделал один скользящий шаг, и отобрал нож. Сложил его и опустил в карман своей куртки.

— Не дёргайся! — предупредил я парня, — если жить хочешь целым. Говори быстро, откуда, чьи, зачем напали.

Как я и понял, были они ничьи, беглецы.

— Будем вас определять, — достал я свой розовый мобильник.

— О! — почему-то радостно воскликнул Саша, и подмигнул Толику. Толик тоже чему-то радостно улыбнулся. Зато ребятишки начали плакать, умоляя отпустить их. Наверно, думали, что я хочу сдать их в полицию.

— Не волнуйтесь, — сказал я им, — пристрою вас в коллектив. Только запомните нашу форму, не пересекайтеь с такими ребятами. Живыми уйдёте, но не факт, что целыми. Это мы сегодня добрые.

Я набрал Славку Быка:

— Славка, привет, это Саша.

— Привет, Котёнок, что, стресс хочешь снять?

— Нет, подходи к супермаркету на Ленина.

— Я рядом! — радостно отозвался Славка, — где вас искать?

— За углом. Надо ребят оформить.

— Подожди немного.

Минут через десять подошёл Славка с двумя ребятами.

Мы поздоровались с ними за руку.

— Вот, — показал я на своих пленников, — неустроенные люди. Возьмёшь? Кстати, Толик, я видел, ты сэндвичи покупал? Угости ребят, голодные они, смотри, какие глаза.

— Я тоже неделями голодал, однако ни до воровства, ни до грабежа не опустился.

— Не ворчи, они в плену, их положено кормить.

— Толик со вздохом вынул пакет с сэндвичами и отдал их ребятам.

Те развернули бутерброды и, давясь и проглатывая, не жуя, большие куски, начали поглощать угощение.

— Не торопитесь! — пытался я их успокоить, — животы заболят!

Но было поздно. Сэндвичи кончились.

— Ребята, у меня идея, — обратился я к Славке, — помогите донести покупки домой.

Славка расцвёл: — Для тебя, Принцесса, что угодно!

Я ткнул его кулаком в бок, взглядом показывая на ничего не понимающих пленников.

— Ты этих стесняешься? — удивился Славка, — так они уже наши.

— Эй, вы, — обратился он к ребятам, — берите пакеты и идите с нами. Не вздумайте бежать, больно будет. Звать вас как?

Оказалось, старший Эдька, младшие Вадик и Данька.

— Такие славные ребята, — сказал я, — а занимаетесь всякой ерундой.

— Есть очень хотелось, — прошептал младший.

— Кушать теперь будете, но будет тяжеловато, — предупредил их я.

— Мы согласны, — вздохнул Эдька, — хуже, чем было, не будет…

— Как сказать, — ответил я, — но я надеюсь на Славика.

— У, Волчица! — шутливо ткнул меня в бок Славка, — веди, давай!

— Я хочу зайти в ювелирный, — вспомнил я, — маме куплю подарок.

В ювелирном я приобрёл серебряный кулон. Мама у меня «Близнецы».

— Саша, может, твоей маме купим.

Саша смутился: — Ты все свои деньги потратишь.

— Подарили на 8 марта, значить, на подарки. Говори, кто она по гороскопу.

— Телец.

— О! Я тоже Телец! И здесь тоже, — непонятно для Саши добавил я.

Кулон с Тельцом тоже нашёлся.

После чего мы быстро добрались до нашего дворика.

— Принц! — обратился к Саше Славка «скоро прозвище окончательно приклеется» — подумал я.

— Принц! Разреши поцеловать твою Принцессу. Поздравить с праздником!

— Попробуй, если не боишься.

— Ваше Высочество, позвольте? — он обнял меня и троекратно поцеловал в щёки. Потом подумал, и прикоснулся к моим губам.

— Счастливый ты, Сашка, — со вздохом сказал он моему любимому. — Ладно, до завтра! — и увёл свою компанию.

На другой день утром, когда я уже закончил утреннюю зарядку и водные процедуры, зазвонил звонок.

Натянув майку, я побежал открывать, пока неизвестный посетитель не перебудил всю мою семью.

Открыв дверь, я сначала увидел огромный букет розовых роз, а затем, за ним — мальчишку.

— Розы для принцессы! — провозгласил он громко.

Машинально приняв букет, я не знал, что ответить, мальчик же, повернувшись, убежал вниз по лестнице.

Я прошёл в комнату родителей и подошёл к окну, выходящему на двор.

Внизу, возле лавочки я стоял Славка с друзьями. Увидев меня, он помахал рукой и удалился.

— Кто это был? — спросила мама. Я повернулся: — Надо бы куда-то поставить цветы, мама.

— Ничего себе… — только могла произнести мама. — Кто это тебе по утрам розы дарит.

— Ты не поверишь, мама, недавний злейший враг всех ребят, Славка Бык!

— И этот втюрился? — спросил со вздохом папа, — как спокойно было, когда ты была пацаном…

Мама забрала букет у меня и пошла на кухню ставить его в вазу.

Я зашёл в мою… уже не мою комнату. На моей кровати сладко спали, обнявшись, мальчишки.

Мне стало смешно. Я уселся в углу у них в ногах, и стал смотреть на их уморительные мордашки. Потом залез рукой под одеяло и стал щекотать им пятки. Они смешно дёргали ногами, но просыпаться не желали.

— Ладно, спите, — сказал я, — с праздником вас!

Я слез с кровати и выпрямился. На втором ярусе безмятежно спал Юрик.

Я поправил ему сползшее одеяло и пошёл помогать маме готовить праздничный обед.

— Что, не разбудил? — спросила мама.

— Не желают просыпаться. Пусть поспят, входной всё-таки.

— Ты почему не спишь? — я пожал плечами: — Привычка. Теперь не спится, организм требует своего.

— Не загонишь себя?

— Что ты, мама! Это бездельем можно себя загнать! В нас взрывчатки полкило! Надо двигаться, а не то: трах — бабах, и нет его! Ребёнка, то есть.

Я посмотрел на заметно округлившийся живот мамы и подумал, что так и не позвонил Марии Борисовне. Сегодня надо обязательно позвонить, поздравить с 8 марта, да и поговорить просто.

Мама, как всегда, прочитала мои мысли у меня на лице:

— Конечно, позвони, поздравь. Только попозже, ещё рано.

— Ты же знаешь, мама, старые люди рано просыпаются.

— Ох ты, старые. Не говори так никогда пожилым людям. Только они сами могут так себя называть.

— Хорошо, мамочка.

— Ты сегодня будешь девочкой?

— Да, мама, меня сегодня заставят быть ею, видишь, с утра напоминают!

— Завидую тебе, мне никогда не приносили столько роз, особенно розовых.

— Почему розовых?

— Розовые розы дарят невинным девочкам.

— А белые?

— Белые невестам на свадьбу, красные замужним женщинам, или потерявшим невинность, жёлтые — при разлуке.

— Целый ритуал!

— Мальчики инстинктивно выбирают нужный цвет.

— Никогда бы не подумал! — искренне сказал я. — Чем будем удивлять любимых?

— Будем делать разные салаты. Хорошо бы мясо по — капитански…

— Папа, — сказал я заглянувшему на кухню отцу, — ты знаешь, что у нас сегодня праздник? — я стёр пот со лба.

— С праздником!

— Разбуди, пожалуйста, пацанов.

— На такой подвиг я не способен. Дайте мне льва, тигра. Я лучше поотбиваю мясо.

— Вот и отбивай! — бросил молоток и пошёл проверить ребят.

Оказывается, они уже проснулись, и боролись втроём на моей бывшей кровати.

— О! Саша пришла! — увидел меня Саша. — С праздником тебя, Саша!

— Спасибо, — ответил я, — выспались?

— А что? — насторожились ребята.

— А то! — воскликнул я и прыгнул на эту кучу малу. Раздался восторженный визг.

Выгнав всю компанию, я был вынужден застилать две разорённые кровати. Я не обижался, я очень любил своих мальчиков, заправлял кровати, с нежностью думая о них.

А вот и они. Прибежали в одних трусиках и стали все целоваться и поздравлять меня с праздником. Отбиться было невозможно.

Потом они не выдержали и подарили новенький сотовый телефон.

Я невольно расплылся в улыбке, старый кнопочный мне уже успел надоесть, да и возможностей там было смехотворно мало. Я вздохнул и понял: я окончательно стал ребёнком.

— Будет, с чего позвонить, — сказал я сам себе, вставляя симку в телефон.

Ребята радостно наблюдали за моими действиями, им самим не терпелось посмотреть, что они подарили. Все контакты я записывал на симку, поэтому много мучиться не пришлось.

Саша сразу завладел аппаратом и стал показывать мне, как им пользоваться.

— Позвонить то дашь? — хмуро спросил я. Саша покраснел и отдал телефон:

— Прости, увлёкся.

Позвонить я побежал в прихожую.

— Здравствуйте, Мария Борисовна. Это Саша.

— Здравствуй, Сашенька. Тебя можно поздравлять?

— Меня с утра поздравляют. Мария Борисовна, я звоню, чтобы вас поздравить, Вы как никто заслужили! Сколько нас вы выходили, помогли стать мамами, которых теперь поздравляют дети. Спасибо большое, Мария Борисовна!

В трубке почему-то послышались всхлипы.

— Мария Борисовна! — воскликнул я, вы ведь железная леди, вам не положено плакать!

— Я от радости, Сашенька! Слышать такие слова от ребёнка, это ли не счастье. Почти все дети думают, что я их мучаю.

— Не может быть!

— Может, ты сам пищал в кресле.

— Скажем, я немало озоровал…

— Думаешь, я не знаю? И, тем не менее, тебе было неприятно.

— Лечение редко бывает приятным. Этой зимой я немало поболел, знаю, каково это. Но хватит о грустном. Пусть в этот день вам будут только радостные поздравления!

— Спасибо, Саша. Ты что-то ещё хотел спросить?

— Хотел… только, получится, что я вас поздравлял из — за каких-то своих интересов. Я на самом деле глубоко Вас уважаю.

— Довольно лести, Саша, говори, мне приятно с тобой разговаривать, правда.

— У меня необычная просьба, Мария Борисовна, я вам настолько доверяю, что хочу попросить посмотреть мою маму.

— А что с ней?

— У неё сложная беременность. Говорит, что только операция поможет.

Мария Борисовна помолчала.

— Я всё-таки детский гинеколог.

— Дети не беременеют?

— Ну, уж. Даже в твои годы, поэтому я тебе и не советую.

— Чем же отличаются одни от других?

— Дети всегда отличаются от взрослых.

— Не берётесь. — упавшим голосом сказал я.

— Ты меня немного ошарашил. Мне надо повторить материалы о патологии беременности, надо поговорить с твоей мамой. Позвони на неделе, дело это непростое. Когда сам придёшь? Хочу просто тебя увидеть.

— Спасибо, Мария Борисовна, обязательно приду. Кстати, про Лёньку уже знаете?

— За Лёньку тебе отдельное спасибо, Саша. Не узнать мальчика. Ходит с высоко поднятой головой, в глаза смотрит смело. Вот тебе и сопливый Ы!

— Вы запомнили!

— Он сам напомнил, пожаловался на тебя.

— Получит он у меня плюх!

— Это ваши дела, до свидания, Сашенька, звони.

Связь прервалась. Я тупо смотрел на погасший экран.

Выходит, Юрка прав, всё сходится на мне.

— Мы тебя уже потеряли, — сказала мама, когда я вернулся на кухню.

— Что ты недовольный?

— Да так.

— Звонил своей Марии Борисовне, — проницательно сказала мама.

— Звонил, — не стал отпираться я, — сказала, что надо поднять кое — какую литературу…

— Вот видишь, опыта такой работы у неё нет.

— Я бы не сказал. Ранняя беременность, по — моему, всегда патология.

— Не спорю, только здесь — поздняя. Давай прекратим этот разговор.

— Как скажешь, мамочка. Что ещё надо сделать?

— Иди к мальчишкам, всё уже готовится.

— Поедим и пойдём гулять, сказал я. Зайдём к Саше домой, поздравим маму, вручим подарок, — я достал кулон с Близнецами, — как-то надо подарить. Даже не знаю, как.

— За столом, когда все будут поздравлять. Папа наверняка будет.

— Спрашивать начнёт.

— Объясним. Нас зовут, пошли стол раскладывать.

Наконец я выбрал момент между тостами и вручил маме Близнецов.

— Ой, какая прелесть! — сказала мама, — но это же дорого! Откуда у вас деньги?

— Не волнуйся, мама, нам сегодня спонсоры раздавали подарки. Мне тоже кое — что подарили, сказали, на подарки. Вотя и дарю самому дорогому человеку этоттвой знак. Ребята подтвердят.

Ребята подтвердили.

— Теперь, мама, позволь нам откланяться, нам ещё надо посетить маму Саши, и погулять.

Домой у Саше мы не попали. Нас догнал запыхавшийся мальчик из команды Славки.

— Волчица! — обратился он ко мне, — на площади заезжие собрались, драться хотят с городскими!

— Что ты бегал, по телефону быстрее сообщить.

— Не знаю, телефоны почему-то не работают.

— Ясно! — хотя ничего ясного не было. — Саша, мигом переодевайся по — боевому. Время тебе не более 10 минут!

Саша бегом скрылся в подъезде.

Минуты казались часами. Я пытался дозвониться до знакомых, но сигнала не было.

Наконец появился Саша, и мы побежали на площадь.

Площадь оказалась оцеплена нарядом полиции, а на площади друг напротив друга выстроились две враждующие группировки. Наши тоже были там.

— Куда? — прорычал один из полицейских, когда мы попытались пройти.

— Нам туда!

— Назад!

Оглядевшись, мы увидели машины больших. Подбежав, нашли Дмитрия Алексеевича.

— Нам надо за оцепление!

— Вижу, что надо, проходите.

— Можно не стесняться?

— Не стесняйтесь.

Мы не спеша подошли к оцеплению, и, когда на нас начали обращать внимание, уронили пару полицейских наземь, и бегом добежали до своих. Клич скаутов заглушил все остальные вопли.

Перед нами бесновалась толпа подростков, одетых кто во что, вооружённая всяческим железом, вплоть до труб.

— Построиться! — скомандовал я, — стая — впереди!

— Девочки! — орали противники, — что чешетесь? Давайте к нам, почешем! Дальше шёл непереводимый набор слов.

Наша стая насчитывала уже двадцать пять человек, из которых были пять девочек. Нашу группу учили боевым методам ведения войны, поэтому, конечно, я поставил их вперёд.

— Ребята! — крикнул я, — перед нами — враг! пленных не брать, всё железо оставляем в них, но не до смерти! Разговоры вести некогда, скоро подъедут пожарники и разведут нас! Воууу!

— Воууу! — радостно взвыли волчата, и бегом бросились на врага.

Противник оказался из ребят до 18 лет, крепкие, накачанные, бритые и вооружённые железом. Они рассчитывали на лёгкую победу, а может, вообще обойтись без драки, запугав пионерчи-ков до мокрых штанишек.

Но штанишки мокрыми оказались у них. Только не от мочи, от крови. Мы отбирали у них железо, и втыкали им в ноги и филейные места.

Снег сразу окрасился красным. Стая выла и металась среди врагов серыми тенями, пуская в ход все известные приёмы запретного боя. За нами уследить не могли. Бегущие за нами скауты и Славкины бойцы блокировали оставшихся нетронутыми нами бандитов, чтобы те не ударили нам в спину.

Несколько минут месилова, и врагов не осталось.

Всюду валялись стонущие и вопящие тела.

Наших среди лежавших не было, но пострадавших хватало. С разбитыми лицами, синяками, кто-то держал на весу руку. Наши сёстры милосердия уже начали помогать раненым. Сначала своим. Агрессоры подождут. Тем более что раздавшийся вой сирен карет скорой помощи вселял уверенность, что никто не погибнет.

Мы встретились посреди побоища. Адреналин ещё кипел в крови, и, не обращая внимания на лежащие вокруг стонущие тела, мы слились друг с другом в крепком поцелуе.

Страшная суета вокруг, кто-то мечется, кто-то вопит, и только нам с Сашей не было ни до кого дела, мы упивались друг другом, мы страшно хотели друг друга. Раньше я не понимал древних, которые на поле боя, среди трупов, устраивал оргии.

Нас привели в чувство Дмитрий Алексеевич с товарищами.

Очень быстро они утащили нас с площади, посадили в машину и увезли, пока нас не схватила полиция.

— Как ребята? — спросил я, — их похватают!

— Не похватают! Мы вызвали спецназ, вызвали отца Принца, уж извини, буду вас так называть, иначе не понять, к кому обращаешься.

Так вот, сейчас подъедут грузовики с военной части, заберут ваших, вас там знают, отвезут в госпиталь. Пострадавших, кого в больницу, тяжёлых — в госпиталь, всё это мы успели организовать.

— Почему сотовые не работают?

— Менты продажные! Поставили глушилки. Это специальная подстава.

Контроль ментов ослаб, начал переходить к спортсменам, вот они и устроили шоу! Драка, всех в обезьянник, и можно разгонять вашу и нашу организации!

— Ну, вы звери! — закончил он, — не хотел бы я встать у вас на пути!

— Что вы хотите, — вздохнул я, — мы же дети.

— Куда, вас, дети, везти?

— К Принцу домой! — засмеялся я, только сейчас заметив здоровенный синяк под глазом моего Саши.

— На себя посмотри, — улыбнулся Саша.

— Даже не помню, когда и откуда прилетело, — признался я.

— Ладно, ребята, прячьтесь дома, в город пока не выходите, мы попробуем утрясти это дело.

Мы выгрузились возле Сашиного дома и побежали наверх, поблагодарив своих спасителей.

Оказавшись дома, мы ещё в прихожей впились в губы друг друга, раздеваясь на ходу.

— Саша, помоемся!

— Ум-м-м, — ответил Саша, хватая меня на руки.

— Дома есть кто? Отпусти меня!

Саша нехотя опустил меня на пол. Мы быстро разделись и прошли в зал.

Стол был накрыт, но никого не было. Понятно, папу вызвали в часть, маму — в госпиталь.

— Всё-таки надо помыться, — сказал я, — вся одежда в крови…

— Да, — вздохнул Саша, — но так, с кровью, гораздо слаще.

— Ничего, чистыми тоже сладко!

При этих словах Сашу затрясло, и он скрылся в ванной.

Я засмеялся и скинул оставшуюся одежду, кроме трусиков. Упаковка гигиены теперь всегда была с собой.

Дождавшись Сашу, юркнул в ванную с ворохом одежды.

Окровавленную одежду лучше сразу замочить, иначе не отстираешь.

Неспешно помывшись, я поменял тампон и вышел, попав в руки влюблённого джигита.

Он тут же отнёс меня на кровать. Положил и стал разглядывать с ног до головы.

— Что-то здесь лишнее, — заметил он.

— Убери, если лишнее.

— Можно?!

Я кивнул.

Саша трясущимися руками взялся за резинку трусиков и потянул их вниз.

Стянув с меня трусики, стал разглядывать меня ещё внимательнее.

— Знал, что красиво, — сглотнул он, — но чтобы так! Как ты Великолепна!

— Учти, пещерка закрыта, — предупредил я, но Саша не слышал, он наклонился и поцеловал меня. Тут же его накрыло. Я еле успел подключиться к нему. Он лежал и выл от наслаждения, помноженного на адреналин.

Успокоившись, Саша, качаясь, пошёл в ванную, мыться и менять бельё.

До конца раздеться он так и не успел.

Я его не дождался. Сон сморил меня, лишь я заполз под одеяло.

Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за плечо:

— Саша, проснись, родители пришли.

С трудом разлепив глаза, я не понял, где нахожусь.

— Да проснись же, Саша!

— Ну что?

— Одевайся! — он сунул мне какую-то одёжку, — сейчас нас будут бить!

— Нас-то за что? — удивился я, вылезая из-под одеяла. — Почему я голый? Ты воспользовался моим мертвецким сном?

— Саша, нам не до шуток! Быстро одевайся!

Что-то в его голосе заставило меня одеться менее чем за 30 секунд. Что там надевать: трусики, майку, шорты.

В дверь постучали:

— Сашки, вы там? Выходите, а не то вытащу, как есть! — папа.

— Пойдём? — спросил Саша.

— Умыться бы!

— Сейчас умоешься.

Мы вышли из комнаты, низко опустив головы.

— Красавцы! — протянул папа, — ты посмотри, мать, какие у нас красавцы. Поднимите головы, руки по швам! — он взял за подбородок мою голову и повертел вправо — влево.

— И это моя дочь! Хуже пацана! Синяки. Наверно, хотели сказать, что вас там не было?

— Может, мы боксовались, — предположил я.

— Боксовались они! Только с кем? Полный госпиталь калек! С ножевыми ранениями! С переломанными руками! Про выбитые зубы, синяки и вывихи можно промолчать!

— Наших не было? — с надеждой спросил я.

— Были, — ответила мама, — синяки да ссадины, смазали йодом да положили отдыхать, но что вы сделали с другими!

— Мы не виноваты! Они на нас напали, обкуренные, пьяные, почти взрослые! Что нам надо было делать? У нас половина — девочки!

Или вы предлагаете, как менты: не сопротивляться насилию, потом вызывать полицию?! Вы представляете, что бы от нас осталось? У нас не было ничего при себе, а они вооружены! — Сказал я.

— Что? Ты хочешь сказать, что голыми руками расправились с вооружёнными бандитами? Ножи то не в вас, а в них торчат!

— Кто с ножом к нам придёт… — буркнул я.

— Посмотри на них, мать, смотришь, соплёй перешибить можно! А такого наворотили, весь город гудит.

— Чего он гудит-то? — удивился я, — обычная детская разборка, сколько у нас их уже было.

— Что? — воскликнула мама. — Сколько было?

— Надо же наводить порядок в своём городе.

— На это есть полиция.

— Полиция и устроило это побоище.

— Что ты говоришь! — рассердилась мама.

— Да, Лена, — успокоившись, сказал папа, — на самом деле так. Наши невинные детки разворошили осиное гнездо. Теперь им надо переждать, никуда не ходить.

— Всех наших удалось вывезти? — спросил я.

— Как будто всех. Кто-то на базе, кто-то в госпитале. Полиция с военными разбираются, а мы поехали вас охранять. Кого охранять? Разбойники.

— Можно мне умыться? — не выдержав, зевнул я.

— Умывайтесь, и за стол. Остыло уже всё! — уныло закончил папа.

За столом все уже молчали. Мама Саши подогрела остывшие блюда, папа подогрел коньяком желудок, я с аппетитом уничтожал всё, что лежало в тарелке, Саша не отставал.

— Какой аппетит! — порадовалась за нас мама, — раньше Саша всё ковырялся в тарелке, всё ему было невкусно.

— Очень всё вкусно, мамочка! — давясь и чавкая, ответил сын.

— Ты что, не ел сегодня? — с подозрением спросил папа.

— Мы позавтракали у… тёщи.

— Ну да. Сейчас-то уже вечер. Какие вы всё-таки красавцы. Надо с вами сфотографироваться, а то никто не поверит, что у меня такие дети.

— Саша, ты маме подарок не вручал?

Саша застыл.

— Забыл, конечно! — он вскочил и побежал в свою комнату. Вернулся с маленьким футлярчиком: — Вот, мама, от нас с Сашей!

— Какая прелесть! — воскликнула мама. — Телец!

— С Восьмым марта, мама!

— Тебя, Саша, тоже с праздником!

Я покраснел и пробормотал «спасибо»

— Я даже не представляю, что можно подарить такой необычной девочке.

— Вы уже подарили.

— Ты про Сашу?

— Да, его я не променяю ни на что и ни на кого.

— Умница, дочка! — пробасил папа, — я свою Лену тоже ни на кого не променяю! Сегодня останешься у нас?

— Да, только позвоню домой, чтобы не волновались.

— Давайте попьём чай, и детей будем укладывать. Намаялись сегодня?

— Да, сегодня был насыщенный день, прямо праздник какой-то!

— Какой-то. Женский день.

Я ушёл в Сашину комнату и позвонил домой. Связь уже работала, и я сказал маме, что сегодня в городе неспокойно, я останусь у Беловых.

Мама, вздохнув, разрешила. Тогда я позвонил Толику. Толик был в растрёпанных чувствах, даже накричал на меня, а потом всплакнул от радости, что у меня всё хорошо. Я спросил, что он знает про остальной наш отряд. Оказалось, что всё в порядке. Большие всё уладили, военные помогли. Многие наши отдыхают в госпитале вместе с теми хулиганами.

Всё пока кончилось неплохо.

Только мы улеглись, Сашу снова начало трясти от желания.

— Давай, снимем трусики?

— Ты потеряешь голову, и изнасилуешь меня.

— Нет.

— Тогда я тебя.

— Это я тебе разрешаю.

— Нельзя мне, ты можешь понять? Не хватало мне ещё залететь.

— Сашенька, не претендую я, просто поласкаемся!

— Конечно, поласкаемся!

И мы ласкались до потери сознания.

На следующий день был выходной. Впервые за много дней после болезни я наслаждался ничегонеделанием. Впервые валялся вместе с Сашей всё утро.

Утром Саша снова загорелся. Я не отставал от него. Саша зацеловал меня… всю. Давно я не испытывал такого тихого счастья.

Тактичные родители выждали положенное время и сквозь дверь пригласили позавтракать.

Помывшись, мы сели пить чай.

— Ну что, дети мои, чем сегодня будете заниматься? Снова косточки разминать, или более мирное занятие найдёте?

— Личико бы поправить, — вздохнул я.

— Может, тональным кремом? — спросила мама.

— Можно попробовать, — в зеркале я изучил своё лицо, синяки под обоими глазами не придавали мне прелести. У Саши был один, зато густо-синего оттенка.

Мама Саши посадила меня перед трельяжем и навела макияж.

Конечно, синие веки мне никогда не нравились, но получилось лучше, чем было. Просто макияж. Но не для мальчика. Тем более, моя одежда замочена в тазу. Зачем тогда макияж?

В шкафу у меня есть девчоночья одежда. Кого просить? Юрку? Толика?

— Может, дома останемся? — несмело предложил Саша.

— Я думаю тебя отправить к нам домой, вы с мамой подберёте мне девичий костюм, чтобы соответствовал макияжу, а я пока постираю наши боевые костюмы.

— Хм. С таким синяком?

— Скажешь, что я дала тебе в глаз, потому что отказывался идти.

— Это сильно, — Саша начал собираться.

Я же загрузил, спросив маму Саши, машинку своей и Сашиной формой, занялся стиркой.

Потом зашёл на кухню, где хлопотала Елена Владимировна.

— Помочь чем?

— Спасибо, Сашенька, я привыкла справляться сама.

— У нас дома, когда узнали, что я могу готовить, мужики всё перевалили на меня. Теперь я встаю около шести, делаю зарядку, и готовлю завтрак на шесть человек, — пожаловался я.

— Бедная девочка! — ужаснулась мама, — как ты это терпишь? Давно бы разогнала этих лентяев!

— Что вы, мама! Я уже без них не представляю себе жизнь. Особенно, когда утром идёшь их будить. Такие милые, славные мордашки! Будить жалко, начинаешь их целовать, они радуются…

— У тебя проснулся материнский инстинкт.

— Материнский? Может, я их просто люблю?

— Я и говорю, — засмеялась мама, — как детей! Я Сашу так же будила. Тем более, у тебя их двое. Женщина своего мужа тоже любит, как мать.

— Я заметил.

— Ты ещё не определилась, кто ты? — засмеялась Елена Владимировна.

— С такой жизнью приходится быть одновременно и тем, и тем. Если бы не Саша, никогда не согласился бы стать девочкой.

— Да, — согласилась мама, — в этом мире женщиной быть нелегко. Ты заняла правильную позицию. Вижу, как мальчики тебя слушаются.

— И не только мальчики.

— Ты настоящий вожак.

— Вожак стаи.

Елена Владимировна вздохнула.

— Ты думала, кем будешь?

— Мне нет и тринадцати.

— Если собираешься замуж, пора задуматься.

— Буду поступать в политехнический институт. Только пока не знаю, где. Это уже зависит от Саши. Где будет он, там и я. Скажет заниматься хозяйством, придётся сидеть и растить детей. А пока молодые, можно и побеситься.

— Тут ты права, пока молоды, не обременены детьми, можно и погулять.

— Я скучаю по… — замолчал, прикусив язык. Как можно рассказать, что скучаю по своей работе. Да, я живу насыщенной жизнью, но то, что въелось в подсознание за долгое время, напоминает о себе до зуда в руках. Я был электромехаником, и теперь всегда приходится напоминать себе, что к электричеству и механизмам ребёнка и близко не подпустят Даже хотел залезть под капот папиной машины, и поковыряться там. Летом попрошу всё-таки. Руки чешутся, до того хочется за руль.

— И по чему ты скучаешь?

В это время в прихожей загремел звонок, и я с облегчением выскочил из кухни. Пришли Саша и Толик.

Толик, едва вошли, не раздеваясь, обнял меня и прижался своей холодной курткой, всхлипывая.

Кое-как успокоив его, я спросил его, что случилось.

— Я боялся за тебя. Среди нас тебя не было, я весь извёлся.

Хмурый Саша передал мне пакет: — Мне хотели второй фингал поставить.

— Кто? — удивился я.

— Твой папа. Говорит, что так издеваться над своей девочкой он не позволит.

Когда я спросил, что он имеет в виду, он только зубами заскрипел, и сказал, что я совершенно о тебе не забочусь, потакая твоим опасным играм.

— Странно, — сказал я, — никогда он мне не говорил, чтобы я не дрался.

— Его руки уже тянулись к моему уху.

— Я был свидетелем, — глухо произнёс Толик.

— Ты давай, раздевайся, заморозил меня. Заболею ещё. Толик испуганно отпрянул: — Ой, что-то я совсем! Раздевшись, они прошли вместе со мной в Сашину комнату. Там, разглядев, наконец, моё лицо, Толик, открыв рот, обошёл вокруг меня, как вокруг новогодней ёлки.

— Ой, Сашка, какая ты…

— Страшная?

— Так тебе лучше.

— Я вот тебе покажу! Ты слышал, Саша, синяки мне к лицу!

— Как синяки?!

— Синяки, замазанные косметикой. Мне надоело ходить с синей рожей. Кстати, вы решили, куда пойдём?

— Во-первых, вы сейчас пойдёте за стол! — сказала мама Саши.

Нас накормили фаршированными блинчиками.

Саша с Толиком бросали на меня красноречивые взгляды.

Я понял, и сопел от негодования. Я всегда негодую, когда мне напоминают, что я тупой.

«Ладно, думал я, получите вы у меня блинчиков!»

Наевшись, мы немного посидели у Саши в комнате.

Толик прижался ко мне, обняв за талию.

— Я соскучился.

Саша притворно возмутился:

— У меня дома, при мне, почти законном муже!

— Я второй.

— Фиг!

— Уже отказываешься от своих обещаний?

— Ой, мальчики! — засмеялся я. — Вы меня делите? Драться будете?

— Будем! — хмуро сказали они хором.

— Хорошо. — у меня возникла мысль, — а что, если устроить бои без правил? Ну, почти без правил. Без летального исхода.

— ?

— После последней потехи непросто будет найти серьёзных противников, тренироваться в реальных условиях будет негде. Обычные тренировки не дают такого эффекта, приходится всегда сдерживать удар, а это уже входит в рефлекс.

— Нас не выгонят из спортклуба?

— Договариваться надо. Представьте атрибутику: вместо электричества-факелы, призрачный свет, дым. Арена освещена ярче, на ней в одних трусах, с обнажённым торсом — бойцы…

Саша представил, вдруг фыркнул, и захохотал.

— Ты чего? — удивился я.

— Ой, не могу! — Катался по кровати Саша. Наконец, немного успокоившись и вытерев слёзы, сказал: — Я представил в таком виде Бешеного Котёнка.

Тут не выдержал и Толик, повалившись рядом с Сашей.

Я обиделся, встал и отошёл к окну.

— Всё бы вам ржать над больным человеком, — проворчал я, — на себя бы посмотрели.

— Мы себя тоже представили, — сквозь смех сказал Толик, — что, я лучше выгляжу? В кимоно ещё более-менее, а так! — и снова захлебнулся смехом.

Мне почему-то было не до смеха: ну и что? Выходит на арену такой скелетик, бац-бац, накачанный противник валяется, я подымаю худенькую ручку. — и тут меня разбирает смех. Мы валяемся уже втроём.

Отсмеявшись, я вытер глаза рукой, пацаны, увидев меня с размазанным макияжем, выпали из реальности.

Умытый, но с синяками под глазами, я выглядел не лучше. Тем более что ребята, по моей просьбе, принесли мне девичий костюм, хорошо хоть, с джинсами и ботинками.

— Снова наводить румяна? — задумчиво спросил я у своего отражения. — Толик! — крикнул я, и, когда тот подошёл, спросил: — А у тебя, почему нет повреждений на лице?

Толик самодовольно заулыбался: — драться надо уметь!

— Можно подумать, прятаться.

Толик обиделся и начал раздеваться. Когда он стянул с себя майку, мы присвистнули: вся спина и грудь чернели от побоев.

— От ударов в лицо уворачивался, но удары сыпались слишком густо, вот и попало.

— Больно? — спросил я.

— Терпимо, — пожал плечами Толик, — расскажи про бои без правил.

Пришлось рассказать то, что видел в кино.

— Здорово! — согласились ребята, — там же ставки делают? Можно на жизнь ещё зарабатывать.

— Не только на жизнь… — хотел поправить я.

— У нас вся жизнь — борьба, — ответил Саша.

— Это так. Сейчас вот придётся бороться за борьбу.

В это время стукнула входная дверь.

— Папа пришёл! — сказал я и вышел в коридор. Папа Саши разувался.

— Папа! — кинулся я ему на шею.

— Ух, ты, моя красавица! — растаял он, подхватывая меня на руки. — Ух ты, лиса!

— Я не рыжая! — притворно надул я губки.

— Всё равно лиса! Я же вижу, хочешь отпроситься погулять с друзьями!

— Ну и… хотим!

— Страшновато мне вас отпускать, влипните опять во что-нибудь.

— Саша с Толиком ходили ко мне домой, одежду принесли.

— Ты себя в зеркале видела?

— Видела, — буркнул я, — мама Лена ещё раз замаскирует, и будет порядок.

— Сейчас посоветуюсь с мамой.

Я вздохнул и слез с папиных рук. Когда мамы отпускали?

— Какая вам разница, где сидеть, здесь, или у Саши. Тем более, там тесно. Друзьям, наверно, отзвонились?

— Отзвонились, — согласились мы, — но не мешало бы посетить клуб.

— Погулять, поискать приключений. Полиция, поди, спит и видит, как вы гуляете, — предположила мама Лена.

— Завтра пойдёте на поиски приключений, — прогудел папа.

— Мама Лена, — вспомнил я, — где мне форму развесить, она уже постиралась.

— Я её уже развесила, пока вы бесились.

— Хорошо! — решил я, — пошли, обсудим паши планы.

Обсудили. Боям — быть! Надо согласовать с Дмитрием Алексеевичем.

Почему бы не делать постановочные гладиаторские бои?

До чего могут довести подобные игры? Зависит от жадности кураторов.

Зритель жаден до крови. Потребует жертв? Будут им жертвы! Мало они видели крови на площади? Сделаем!

С такими радостными и оптимистическими мыслями мы и легли спать.

Втроём на тесной Сашиной кровати. Правда, попытались расширить с помощью стульев.

— Странные у вас отношения, — проворчал папа.

— Обычные, дружеские, — пожал плечами я, — так ещё безопаснее!

Саша на это имел собственное мнение, но промолчал.

«Хорошего помаленьку», думал я, стиснутый с двух сторон горячими мальчишечьими телами.

На другой день я не стал вылёживаться в постели. Я решил устроить побег.

Спозаранку посетив в ванную и оценив состояние своего лица, понял, что без грима будет некрасиво.

«С каких пор ты стал заботиться о собственной красоте» — поинтересовался внутренний голос.

— Потому, что буду похож на бомжиху, — ответил я, — форму где — то надо найти, гладить, значит, бежать надо, в чём есть.

Пройдя на кухню, подумал, делать завтрак, иди обойтись чаем?

Какие беглецы завтракали?

С другой стороны, мы можем прогулять целый день, а вечером нас опять поставят в угол.

Почесав затылок, я взялся за холодильник. Не слишком ли это нагло, думал я, разогревая блинчики на сковороде. Они предательски трещали.

Закрыв сковородку крышкой, пошёл будить ребят.

Любезничать не стал, стащил обоих на пол.

Возмутиться не дал, закрыв им рты руками.

— Побег! — прошипел я, и побежал следить за готовящимся завтраком.

Мальчики всё-таки нашумели, но никто нас не побеспокоил.

— И куда же мы пойдём в такую рань? — проснулся Саша.

— Я думаю, сначала ко мне домой, я переоденусь, потом подумаем. Надо пройтись по городу, зайти в клуб, к дяде Коле, или папе Толика. Надо узнать последние новости. Что мы, крысы, сидеть по норам. Это унизительно!

— А если схватят?

— Какое они имеют право хватать детей?

— Эти имеют.

— Будем сопротивляться.

— За сопротивление полиции…

— Это уже будет не полиция, а разбойники. За что нас хватать? Мы хулиганим? Дерёмся?

Ребята промолчали.

— Я не понял, — нахмурился я.

— Мы, наверно, ещё не проснулись, — признался Саша.

— Мне надоело сидеть взаперти, тем более, папа нам сказал, что сегодня можно будет искать приключений.

— На свою.

— Я не узнаю тебя, Саша, — удивился я.

— Папа твой меня вчера просветил. Сказал, что, если с тобой что — то случиться, шкуру с меня спустит. Только зачем мне шкура без тебя?

— Может, мне заняться вышиванием? — язвительно спросил я, — где у тебя пяльцы? Неси!

— Чего у меня? — не понял Саша.

— Пяльцы. Это такая штука, на которой натягивается материя, чтобы вышивать. Крестиком. Будем сидеть, и вышивать. Тоже интересное занятие, требует повышенной концентрации и внимания.

Саша обиженно засопел, Толик увлечённо поглощал свой блинчик, и в разговор не вступал.

— Всё! Пьём чай и уходим.

Нас, наверно, пасли. Потому что из-за угла выехала полицейская машина и перегородила нам дорогу. Из машины выскочили трое в серой форме.

Я оценил ситуацию: трое с пистолетами, один с автоматом. Но у всех пистолеты в кобурах, автомат висит на плече и на предохранителе.

— Давайте, ребята, садитесь в машину, подвезём.

— Вам там и без нас тесно, — ответил я, — мы пешком.

— Ничего, мы уступим вам.

— Берём! — коротко скомандовал я, и в следующую секунду менты валялись на снегу, а я снял автомат с предохранителя и передёрнул затвор.

— Лежать и не дёргаться, — тихо сказал я, — потом передал автомат Толику:

— Держи их под прицелом, не забудь про водителя.

Толик рывком открыл дверь, наставив автомат на водителя, который уже достал пистолет.

— Ты же не будешь в меня стрелять, мальчик? — спросил он.

— Конечно, не буду, — ответил Толик, засветив ему прикладом между глаз.

Водитель обмяк, и Толик быстро приковал его наручниками к рулю.

— Остальные — лежать! — сердито сказал он, наводя автомат на дёрнувшихся было полицейских.

Между тем мы быстро освободили их от оружия и сковали наручниками.

Место менты выбрали отличное, везде глухие стены, свидетелей нет, или почти нет.

— Вам это даром не пройдёт! — прошипел один из бугаёв.

— А если бы сдались, вы бы кормили нас тортом? — спросил я. Мне не ответили.

— Ноги тоже надо связать, — предложил Толик.

— Надо. Может, в машине что есть? — я достал ключи из замка зажигания и открыл багажник. Порывшись, нашёл пакет пластиковых стяжек.

— Самое то! — сказал я, стягивая полицейским ноги, — хватит нам сил, запихать их в машину? — спросил я у ребят.

— Зачем это?

— Валяются тут. Любой наткнётся. А так сложим в машину, да подожжём, а то распустят языки.

— Ну это другое дело, — согласился Толик, хватая ближайшего за ноги. — Помогайте!

С трудом закинув тяжёлых мужиков в машину, я разобрал оружие и побросал в багажник. Ключ сломал в замке.

— Ну что, поджигаем? — Толик открыл горловину бензобака и засунул в бак какую-то тряпку. Нашёл у водителя зажигалку. Щёлкнул, вспыхнул язычок пламени…

…С диким криком я подскочил на кровати, напугав ребят.

— Чё орёшь?! — прошипел Саша, в то время как я хватал рот широко открытым ртом, пытаясь унять колотящееся сердце.

— Какой кошмар! — выдавил, наконец, я из себя. — О! Неужели мы до такого дойдём?

Конечно, нас никто не ждал. Кому мы нужны? Простые исполнители, мы сами хотели бы знать, кто всё это затеял. Но потеха была знатная!

Нашёл бы режиссёра, попросил бы второй дубль.

На другой день, хорошо выспавшись, мы плотно позавтракали, и, наведя мне на лице порядок, мама Лена отправила нас восвояси.

Папа не рискнул меня поцеловать, только прижал к своей груди и взлохматил волосы на голове:

— Заходи почаще, дочка, только не по такому поводу.

— Хорошо, — пискнул я, надевая шапочку.

Первым делом мы зашли к нам домой, где я был встречен мамой и Юриком.

— Мама, только не целуй меня, это макияж.

— Зачем тебе макияж? — удивилась мама, потом, посмотрев на Сашу, поняла:

— Опять синяки? — Я покаянно кивнул.

— Мама, мы на минутку, хотим погулять, вчера целый день просидели взаперти.

— Совсем ты от мамы отбился, — притворно вздохнула мама. — Юрик тоже без тебя скучает.

— Вечером придём ночевать.

— Кушать будете?

— Мы наелись.

Мы побежали на улицу.

Я подумал, что живу вторую жизнь, и второй раз обижаю маму.

Мысль появилась и пропала, я уже думал о своих, мальчишеских, делах.

Пройдясь по ближайшим улицам, мы встретили несколько пар своих ребят.

Отряд не спал, ребята следили за районом, и пришлых не было.

Зашли мы и в клуб. Там дежурили мальчик и девочка из пятого класса.

Они нам обрадовались, рассказали, что в городе спокойно, никого не взяла полиция, как будто ничего не было.

— Это хорошо, — сказал я. — Хотя наводит на некоторые размышления.

— Что за размышления? — спросил Саша.

— Похоже на постановку. Будто проверяли наши силы.

— Проверка удалась, — согласился Толик, — когда теперь на татами выйдем?

— Да нам — то с нашими рожами, хоть сейчас, вот тебе будет несладко. Ребята, спокойного дежурства.

— Уже уходите? — уныло спросил мальчик.

— Надо стренерами поговорить.

Мальчик с девочкой одновременно вздохнули.

— Вам что, скучно? — догадался я.

Ребята синхронно кивнули.

— Мало ли развлечений, вон у вас компьютер, вот шахматы, даже телевизор есть. Побороться, опять же, можно.

— Надоело это всё, поговорить не с кем.

— Вас же двое.

— Мы брат и сестра.

Я рассмеялся: — Если бы мы с братиком дежурили, не заметили бы, как сутки пролетели.

— Мы бы тоже. С твоим братом, или с тобой.

— Понятно, ну ладно, пора нам.

Максим Сергеевич с Яной были дома, но на наши вопросы у него ответов не было. Телефон куратора он нам не дал.

— Разберутся, скажут. А вы сами никуда не лезьте. Без вас всё сделают.

— Ребятам скучно, созвали бы всех в клуб.

— Мне тоже надо отдыхать, да и битые почти все. Давайте, зализывайте раны, завтра вечером соберёмся.

Не очень довольные своим вояжем, вернулись мы ко мне домой.

Зализывать раны.

— Завтра в школу, — вспомнил я.

— Нам ничего не задавали.

— Что будем делать, может, Толика полечим?

— Тебя бы тоже, — улыбнулся Саша.

— Юрик, — оторвал я брата от компьютера, — можно что-то сделать с нашими ушибами?

— Можно. Ты же знаешь, нужен тесный контакт.

— Мы уже проспали ночь в таком контакте, что меня едва не раздавили.

— И что?

— Синяки остались.

— Понятно. Вы расходовали много жизненных сил.

— Ты тоже?

— У меня сейчас не очень, но после сытного ужина, если возьмёте в свою тёплую компанию, может быть, что — то получится.

— Тогда надо готовить сытный ужин, — сказал я.

— Фаршированные блинчики! — вспомнил Толик.

— Да! — сказали Саша с Юркой.

Мне осталось только вздохнуть и пойти на кухню.

— Мама! — пожаловался я, — наши проглоты хотят блинчики с мясом!

— Мне тяжело стоять долго.

— Я и не прошу. Есть у нас мука, мясо и прочее?

— Фарша нет.

— Значит, кто-то сейчас пойдёт в магазин!

Ребят мы отправили за покупками, я остался замешивать тесто.

Любопытный Юрка пристроился рядом, заворожено глядя на мои действия.

— Откуда у тебя такое умение? — с завистью спросил он, Ты всё время говоришь, что в прошлой жизни ты был мальчиком.

— Э, брат, чтобы быть мальчиком, надо знать и уметь всё! Научиться и мальчишеским, и девчоночьим делам. Особенно, если ты в большой семье младший.

— Я тоже младший.

— Ты не младший, ты маленький.

Юрка почесал затылок: — Я, может, тоже в прошлой жизни был мальчиком.

— Наверняка, кабинетным учёным, этаким книжным червем.

— Почему ты так думаешь?

— Тебя невозможно вытащить на спортивные мероприятия!

— Немного вырасту, догоню тебя в спорте.

— Давай, догоняй. Кстати, яиц мало.

— Сколько раз ты подтягиваешься на турнике? — полюбопытствовал брат.

— Двенадцать.

— Врёшь! — открыл рот Юрка, — ты недавно допрыгнуть до него не мог.

— Спать меньше надо!

— Я коплю силы.

— Копить надо утром, на физзарядке. Подумай: физическая зарядка!

— То-то вы все пустые. Назаряжались.

— Я эти два дня дрыхнул! — возмущённо сказал я. — У Саши как-то было неудобно с утра шуметь.

— Знаю ваши зарядки. С Сашей, небось, до потери сознания заряжались? — проницательно спросил Юрик.

— Такая зарядка несёт в себе массу положительных эмоций.

— Но истощает физически.

— Хочется ещё и ещё…

— Потом меня просишь поделиться силой.

— Юрик, не будь занудой, сам скоро захочешь!

— Скоро? Через десять лет? Не думаю, что буду такой ранний, как ты. Только девочки в двенадцать лет могут так влюбляться.

Ответить мне было нечего, оставалось счастливо улыбаться.

Пришли наши гонцы, принесли продукты, пришлось вплотную заняться приготовлением блинчиков.

— Надо сделать из моей кровати нары. — Задумчиво сказал я.

— Это как? — Поинтересовался Юрик.

— Кладёшь доски поперёк кровати, здесь ножки, всё это сколачиваешь, сверху бросаешь тюфяки, вот и широкое, просторное лежбище. Иначе как мы вчетвером уляжемся на односпальной кровати?

— Помещались как-то, — вспомнил Толик.

— Кто-то не съедал на ночь столько блинчиков.

— Не я один, — обиделся Толик.

Он был прав. Всё, над чем я трудился целый вечер, было сметено.

Папа потом ещё спросил, не могу ли я засолить сельди.

— Лишь бы рыба была, — ответил я.

Теперь же мы стояли у моей кровати, и думали, как на ней разместиться.

— Я могу спать наверху! — Ехидно сказал Юрка.

— С Толиком! — добавил я, — ему больше всего надо полечиться! Мы с Сашей, так и быть, помучаемся внизу.

— У вас синяки ещё долго не сойдут, — засмеялся Юрик.

— Ну и ладно, мне такая Саша тоже нравится, — глаза Саши уже блестели.

Мы легли и обнялись. Слились в страстном поцелуе.

— Девочка моя, — прошептал Саша.

— Мальчик мой, — прошептал я.

— Вы, там, внизу, тихо! — ревниво сказал Толик.

Мы закрыли друг другу рты поцелуем.

Утром я опять проснулся под грудой тел.

С трудом выбравшись на волю, отправился в ванную. В зеркале на меня смотрело уже вполне живое лицо, лишь желтизна под глазами портила внешность. Умывшись, сделал зарядку, запрыгнул на турник.

Легко подтянулся 12 раз, с улыбкой вспоминая свои первые попытки.

Доведя себя до пота, принял душ.

Теперь можно приступать к самому интересному: готовить завтрак.

— Господи, — проговорил я, обшаривая холодильник, — за что мне это?

Вчера весь вечер пёк блинчики, фаршировал их мясом с рисом.

Сегодня опять пустота.

Пожарить яичницу? Попытался почесать себе. Там тоже ничего нет.

Сварить макароны? С чем? С тушёнкой. Где тушёнка? Наверно, в магазине.

Да что такое? Два дня не был дома, и всё съели.

Колбаса есть? Какие — то обрезки. Почему так всё запущено? Может, деньги кончились, а я тут со своей сворой. Надо будет прикупить продуктов.

— Минуточку! — сказал я сам себе, — мы два дня назад принесли целую тележку продуктов. Вчера ходили в магазин.

— Ладно, разберёмся!

Макароны варятся, из обрезков делаю соус.

— Может, гости были? Что ты привязался! — оборвал я сам себя, — съели, так съели.

Как всегда, первой пришла мама. Она прижала меня к себе, и я замер, боясь потревожить минутку радости.

— Нашёл что — нибудь? — спросила мама.

— Я удивляюсь.

— Всё кончилось. Были гости. К тебе приходили.

— Кто?

— Они не представились. Долго ждали, пришлось накормить.

— Как они выглядели.

— Как все твои друзья, как шкафы.

— Ничего не говорили?

— Нет, даже по телефону не стали звонить. Сказали, личное дело.

— Интересно. Ничего, найдут в клубе.

— Ты бы осторожнее, Сашенька.

— Всё, завтрак готов, сегодня купим ещё продуктов. Пойду будить свору.

— Саша, мы с папой купим продукты.

— Лишние не помешают.

Мои мальчики спали. Юрик тоже лежал рядышком с ними. Я встал на колени перед ними и стал их разглядывать. Каждый хорош по — своему. Вот братик. Маленький, милый красавчик. Поцеловал его. Толик. Самый преданный друг. Красавчик. Поцеловал его в глазки. Саша. Самый любимый человек в мире.

Заслонил собой всех. Целую в губы, пока он не обнял меня за шею. Повалил меня на ребят. Те недовольно заворчали и зашевелились. Каждый день бужу по — разному. Будить — то надо.

Всё выяснилось после уроков, когда мы собрались на тренировку в спортзале.

При всех, ни от кого не скрываясь, нам предложили поучаствовать в боях без правил. Мы онемели. Предлагал человек, который приезжал к нам на пустырь.

— Поподробнее, попрошу, — сказал я.

— Постановочные бои.

— Кровь и песок?

— Типа того.

— Каков расклад?

— Ваши десять процентов.

— Борцам?

— Как решит тренер. Всё зависит от ставки.

— Надо бы обсчитать.

— Калькуляция при мне. Я передам её тренеру.

— Хорошо. Я посмотрю.

— Смотри. Надо бы провести показательный бой перед комиссией.

— Это мы проведём. Мы обречены на победу.

— От скромности ты не умрёшь.

— Собирайте свою комиссию, и увидите, что мы победим ещё до боя.

— Интересное утверждение. Посмотрим. Спасибо, что выслушали, до встречи.

Когда гости вышли, мы, трое, не выдержали и упали на маты, хохоча до слёз. Никто не мог понять причин нашей истерики.

Отсмеявшись, мы рассказали, как видим наши бои, теперь хохотали все.

Вытерев слёзы с глаз, дядя Коля сказал:

— Всё было бы хорошо, если бы они соблюдали договор. Как бы бои без правил не оказались договором без правил.

— Да, — согласился я, — у этой братии нет ничего святого, кроме денег. Скажи, дядя Коля, это что, предложение, от которого нельзя отказаться?

— Почти.

— У нас довольно мощная организация.

— Не забывай, они взрослые.

— Да, — сник я. — Возможностей у них больше. На смотрины идём?

— Идём.

На смотринах, когда я вышел на арену в одних спортивных трусах против парня лет шестнадцати, как мы и ожидали, комиссия с трудом держалась, чтобы выглядеть серьёзными. Их распирало от смеха.

Мой противник тоже улыбался. Ещё немного, и он сам упадёт на ковёр.

Я заскакал вокруг него в стиле обезьяны, и тут никто уже выдержать не мог. Члены комиссии уже лежали на столе.

Мой противник встал в стойку, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

Зря он так. Нельзя недооценивать противника. Я несколько раз приближался к нему на расстояние удара, уворачивась от захватов.

Выждав некоторое время, я крутнулся возле него и нанёс удар локтем в болевую точку, парализующую мышцы. Тут же повернувшись к зрителям, я вскинул свои худенькие руки в знак приветствия.

Через секунду сзади услышал звук падения тела.

Сначала в зале повисла тишина. Затем они начали делиться между собой впечатлениями.

— Ставки ставили? — спросил я.

— Не успели. Слишком быстро и не зрелищно.

— Тогда всего доброго.

— Мы обсудим ваше выступление. Парень жив?

— Жив.

— Убить мог?

— Убить всегда проще.

— Много у вас таких?

— Человек двадцать.

— Что ж, мы подумаем.

Почему-то больше к нам не обращались.

Мы только вздыхали по поводу упущенных возможностей, а дядя Коля откровенно радовался. Он сказал, что нечего заниматься всякой ерундой, надо серьёзно готовиться к областным соревнованиям.

Интересно, что побоище на площади успели снять на видео, и не на любительскую камеру, выложили в интернет, даже показывали по местному ТВ.

Да, да, нас с Сашей крупным планом, со смаком.

Не знаю, что послужило основанием, но нас пригласили в Тамбов, проверить, насколько мы хороши.

Мы всё-таки похулиганили. Не давал мне покоя гладиаторский антураж, и мы устроили бои, правда, по правилам, с уговором не ставить синяки на лице. Надоело мне как-то, я стал неравнодушен к своей внешности.

Петровские давно из врагов стали если не друзьями, то приятелями, но, тем не менее, разные стили борьбы вызывали взаимный интерес, поэтому наше предложение прошло на ура.

Сражение прошло очень весело, несмотря на жутковатое освещение живым огнём, некоторые нанесли на обнажённые тела боевую раскраску, кто-то намазался растительным маслом.

Раунды объявляли наиболее грудастые полуголые девушки, которые даже у меня вызвали неподдельный интерес, что не осталось незамеченным, и вызвало целый шквал шуток в мой адрес. Я, как мог, отшучивался.

Что ещё мне не понравилось, это явное внимание к моей персоне со стороны Славки. В результате мне не удалось отвести душу и подраться нормально. Противники будто сами валились к моим ногам.

Я показывал свой кулачок Славке, на что тот только смеялся и пожимал плечами.

Всем понравился такой турнир, и мы решили встретиться ещё, пригласив гостей.

Весна уже входила в свои права, таял снег, и мы месили грязь своими кроссовками в парке. Приближался футбольный сезон.

Вечером мы без сил валились на свой топчан, который всё-таки соорудили на месте моей кровати.

Повалявшись, минут пятнадцать совершенно без сил, опять начинали весёлую возню.

А у нас с Сашей отношения развивались всё более бурно.

Я думал, что крепче любить просто невозможно, но оказалось, что это не так. Весна принесла новые ощущения. Нам уже не нужен был близкий контакт, чтобы почувствовать трепет. Мы ласкали друг друга взглядом, на расстоянии дарили друг другу нежность и радость.

Тренеры сердились на нас, грозили снять с соревнований, если не перестанем изображать из себя застывших, глупо улыбающихся Будд.

Оставшись вдвоём, мы надолго выпадали из реальности.

Мама подарила мне календарик, где был отмечен мой первый день, и объяснила, как пользоваться им, календариком.

Оказывается, цикл у меня ещё не установился, и определить, когда тело принесёт мне новый сюрприз, было невозможно. Мама сказала, что в ближайший месяц может вообще ничего не быть, и в то же время, может произойти в самый неподходящий момент. Например, на соревнованиях, или даже во время футбольного матча.

Такие календарики были у моих подруг, они показали и рассказали, что цикл может колебаться от недели до двух. Меня это несколько напрягло.

Выбыть из соревнований в самый ответственный момент совсем не входило в мои планы.

Между тем наступил апрель, прошло число, отмеченное в календарике, а у меня ничего не происходило. Приближался матч, и я всё более нервничал.

Позвонив Марии Борисовне, попросился на приём.

Со мной пошли наши четыре девчонки.

Одинаково одетые в скаутскую форму, с короткими причёсками, мы вызвали немалое удивление среди сотрудниц детской консультации.

Впрочем, мода на такой стиль широко охватила девчоночьи слои населения, к немалому ужасу мальчишек, которым нравились длинные косы подруг.

Мария Борисовна ничего утешительного сказать не могла, сказав, что цикл в мои годы очень неустойчив. Осматривать матку она отказалась, боясь вызвать кровотечение.

— Главное, следи за собой, измеряй каждый день температуру. Повышение будет означать, что яйцеклетка вышла из яичников, то есть произошла овуляция. В это время лучше воздержаться от половых контактов.

Как будто они у меня были.

На этот раз я вышел от Марии Борисовны раздосадованный. Риск сбежать с поля оставался.

Впрочем, я оказался весьма посредственным футболистом, в отличие от Толика, Вовчика, и, конечно, несравненного Саши, которого поставили центровым. Я же довольствовался ролью полузащитника на правой стороне поля. Хотя здесь я стоял мёртво, и противник старался гонять мяч в противоположной от меня стороне.

Я всё честно рассказал Максиму Сергеевичу. Он в сердцах что-то сказал, наверно, матерился про себя. Потом предложил заменить меня на запасного.

Сначала я отказался, но во время тренировок иногда чувствовал, как деревенеют ноги, как ягодицы сами собой сжимаются в тугой комок.

Всё же ожидание смерти хуже самой смерти. И я сдался. Первый раз, но я боялся подвести ребят, лучше я посижу на скамейке запасных, сказавшись больным, чем застыну на поле.

Меня заменили очень неплохим игроком, Ванькой Паниным, и я успокоился. Как только успокоился, сразу исчезли фантомные приступы.

Теперь я сидел и маялся, дрожа от волнения. Никогда не понимал болельщиков. Сидишь, смотришь, вместо того, чтобы пулей носиться по полю! Ноги у меня сами собой выбивали барабанную дробь, я вскакивал и бегал туда-сюда. Впрочем, этим занимался не только я. Бесновались болельщики, бегали тренеры, что-то вопя.

Ванька играл отлично. В перерыве между таймами он подбежал ко мне, и, радостный, благодарил меня за оказанную ему честь и доверие.

Глядя в его сияющие глаза, я ругал себя за эгоизм. Надо было давно Ваньку ставить в игру.

Второй тайм сыграли вничью, назначили пенальти.

Когда играешь на поле, многое скрывается из глаз, отсюда же всё было видно, как на ладони. Все ошибки игроков, странности, которые вытворял мяч. Да, нам попался своенравный мяч, он по своей прихоти менял траекторию полёта, но не произвольно, а упорядоченно.

Математика в последнее время стала даваться мне легко, я даже подумал, что способности бывшего владельца тела начали просыпаться во мне.

К чему это я? Мне удалось вычислить, почему мяч летит не в ту сторону, куда его направляют!

Бьёт игрок по мячу, и я уже знаю, куда он полетит.

Особенно хорошо это было видно на пенальти. Мяч обманывал игрока, летел или мимо ворот, или в руки вратарю. Я не выдержал, побежал к тренеру, и попросил пробить пару мячей. Сердитый Максим Сергеевич сначала фыркал на меня, как рассерженный кот, но потом выпустил на поле, сделав замену.

Поставив мяч на одиннадцатиметровую отметку, я разбежался, и ударил мимо ворот. Половина стадиона разочарованно загудела, половина радостно взвыла, потом наоборот, потому что мяч беспрепятственно влетел мимо растерянного вратаря.

Следующий мяч вратарь уже ловил, не расслабляясь, поэтому я ударил в левый от меня угол ворот, и, пока вратарь прыгал за тенью, мяч сделал хитрый финт, и закатился точно по центру.

С минимальным перевесом в одно очко мы выиграли у Петровских.

Ко мне бросились наши игроки и повалили на газон с воплями.

Чудом остался жив.

— Научишь бить по воротам? — приставали ко мне ребята.

— Это не я, — это мяч! — отбивался я, но мне не верили, обзывая жмотом.

Пока на помощь не пришёл Саша с Толиком.

— Им — то он всё покажет! — с завистью говорили ребята.

Надо сказать, что на этот ответственный матч девчонок не взяли, и они долго дули губы, пока не увидели меня на скамейке запасных.

— Эти мальчишки, что о себе думают? — возмущались они, жалуясь мне, — один удар по яйцам, и, считай, игрока нет! Пусть попробуют нас вывести из строя!

Я кивал и соглашался, с досадой вспоминая, что меня вывела из строя даже не болезнь, а страх заболеть. Никому я не признался в этом, хотя девчонки у нас классные, всё понимали, со мной откровенничали обо всём, так же, как и мальчишки. Так я узнал, что на моего Толика давно положила глаз наша тихоня Валюшка и, молча, страдает.

Мальчики делились со мной своими возрастными особенностями, рассказывая, как у них всё проходит. Но таких были единицы. В основном мальчики оставались ещё детьми, в отличие от девочек.

Так получилось, что там и там я был своим человеком, тем более, я помнил, что значит быть мальчишкой, не понаслышке.

Потихоньку наступили тёплые дни, и мы перешли на летнюю скаутскую форму, с шортами и рубашками с коротким рукавом.

Я почему-то почти не вырос, зато Саша вытянулся, и на нас стало смешно смотреть. И так был на голову выше, а теперь вовсе не дотянуться.

Стал ещё красивее, к нему стали приставать девушки. Меня принимали, самое большое, за младшего брата и особо наглые отправляли пойти поиграть, или съесть мороженного, пока они поговорят с моим братом.

Обидно, понимаешь! Я даже плакал.

Когда Саша вытирал мне лицо, сидя на корточках, это выглядело ещё забавнее, а я разражался новым плачем.

Потом Саша кормил меня мороженым, чтобы замёрзли слёзки.

Слёзки замерзали, и мы, счастливые, продолжали свою прогулку, пока не встречалась очередная красавица. Я ревниво смотрел, как Саша провожал взглядом их фигурки.

— Надо было одеться девочкой, — говорил он.

— Тогда меня принимали бы за твою сестрёнку, — бурчал я.

— Я тоже не могу всем говорить, что вот этот мальчик — моя невеста, или жена.

— Ты просто меня дразнишь, в следующий раз я пойду гулять с Толиком.

— …и Валей.

— И Валей.

Толик — это отдельная тема для разговора. Он выпросил у меня старый розовый телефон, и я видел, как Толик с ним разговаривал, целовал, и прятал в свой рюкзачок. Мне было даже не по себе, я казался себе предателем.

— Толик, — говорил я. — Смотри, какая девочка сохнет по тебе!

— Не нужна она мне, я тебя люблю.

— Она испытывает такие же муки, как ты. Люби меня, отдавайся ей.

Толик негодующе сопел.

Но через некоторое время я увидел их вместе. Правда, ночевать он приходил к нам, отвоёвывал место поближе ко мне, и засыпал с блаженной улыбкой на лице. Даже Саша улыбался, когда я целовал Толика перед сном.

Поэтому Саша так и сказал.

Но я крепко держал его за руку и тихо радовался. От одного прикосновения его руки в груди разливалась радость, я знал, что Саша испытывает такое же чувство, поэтому мне было вдвойне приятно. Так бы и шёл всю жизнь вдвоём.

На девятое мая мы встали в строй на парад. Нас долго гоняли в части строевому шагу. Мы не роптали, тем более, что я объяснил, что строй дисциплинирует. Тренировались у нас ребята и из других школ.

Когда построились на парад, я увидел, как нас много. Пестрели разноцветные галстуки, у каждой школы был свой цвет или оттенок.

Больше всех было красного и зелёного. Прошли мы очень хорошо, я потом видел по телевизору.

Нас прикрепили к городскому военно-патриотическому отделу городской администрации, мы теперь можем по всем вопросам обращаться в мэрию.

Мы обратились. По вопросу летнего отдыха. Нам предложили восстановить заброшенный пионерлагерь и взять его на баланс. С охраной и стройматериалами обещали помочь.

В школе нам выделили бывшую пионерскую комнату, где я теперь собирал актив, или, проще говоря, стаю. Там мы планировали уже недалёкие летние походы, организовывали драки с пригородом, проводили другие закрытые мероприятия. Стая увеличивалась. Отсюда можно было уйти, если ты умер, женился, или вышел замуж. Даже переехав в другой город, ты оставался в стае и продолжал там тайное движение, вовлекая ребят в нашу организацию.