ГЛАВА 3

В то время, когда Рингер собирал в кучу все данные и пытался понять, что же такое улетело в космос, Дэниел Торрес выводил корабль на нужный курс и начинал основной разгон. Прячась в земной тени, "Вега" ушла в сторону, и теперь ее нужно было направить чуть левее. Чтобы добраться до Плутона за 2 месяца, потребуется скорость в пределах 1000 километров в секунду. По подсчетам Райана, это максимальная скорость, на которой защитное поле справится с жесткой космической радиацией. Радиация не даст выжить человеку вдали от магнитного поля Земли. Всего полгода – и можно даже не ходить к врачу: последствия необратимы. А из далекого космоса порой прилетают такие ядра тяжелых элементов, кинетическая энергия которых сравнима с энергией пистолетной пули. И все это при микроскопических размерах атомарного ядра! Они пробивают любую барьерную защиту, попутно создавая шквал вторичной радиации. Приятного мало.

Дэниел ускорял "Вегу" ступенчато. Двухчасовой разгон, затем перерыв – и снова ускорение. Следом длинный перерыв на сон, прием пищи – и снова ускорение. Двое суток он занимался только ускорением, ничем больше. Ни экспериментами, ни тестами, ни обслуживанием корабля. Наконец маршевые двигатели прекратили монотонный гул. Приборы показывали 997, 56 километра в секунду относительно Солнца. Скорости в космосе все относительные, и чтобы не ошибиться, важно это знать.

Как только ускорение прекратилось, пилоту показалось, будто "Вега" остановилась и замерла в космическом пространстве. Мимо не проносились деревья или острова, пейзажи не сменяли друг друга, а ближайшие космические объекты были расположены так далеко, что их перемещение не замечалось. Земля осталась позади – с Луной неподалеку, впереди справа среди звезд проглядывало пятнышко Сатурна, слева – очень тусклый Нептун, а по центру невидимый пока Плутон. Скорость здесь не ощущалась. Звезды, необычайно яркие, покоились на своих местах, как и сотни лет назад, а "Вега" неслась с безумной для космического аппарата скоростью на задворки Солнечной системы.

Дэниел обошел яхту, проверил, все ли в порядке, поднялся в кабину, сделал запись в судовом журнале и лег на кровать, закинув руки за голову. Он испытывал странное для такого невероятного путешествия ощущение полной безопасности. Жизнь Торреса младшего сейчас зависела только от его корабля, и, несмотря на это, он не беспокоился. Так владелец надежного автомобиля не переживает о его исправности, а просто едет и наслаждается, хотя знает, что теоретически случиться может все что угодно.

Вообще, лететь в космос одному – бредовая затея. Стоит заболеть, отравиться некачественной пищей или сломать конечность, и успех миссии окажется под угрозой срыва. Астронавты и представить себе не могут свою миссию в отсутствие коллег и поддержки с командного пункта Земли. Но Дэн странным образом наслаждался одиночеством. Одиночество – это порядок, отсутствие суеты, покой. Не нужно решать проблемы с экипажем, ни у кого не возникнет антипатий, раздражения или тоски по дому. Ни у кого не сдадут нервы, не нужно отвечать за другого, ничего объяснять. И в этом была определенная сила одиночки. Дэниел мог рассчитывать только на себя, не ожидая и не надеясь попусту. В его случае надежды не существовало. Если он будет обречен, если системы жизнеобеспечения откажут, если движки не смогут вернуть "Вегу" на Землю, то он будет умирать в одиночестве, без паники, с достоинством космического пилигрима. Зная, что даже его смерть будет значить для науки намного больше, чем смерть большинства людей, которые умирают у себя дома, в теплой постели, на планете, согретой Солнцем.

"Вега" рассчитана на команду из четырех человек. Одному на ней более чем комфортно. Подходящих людей, кому можно было бы довериться, не нашлось. А глубоко в душе Дэн именно этого и хотел – совершить полет в одиночку. “Эта миссия войдет в историю по многим параметрам”, – думал он.

Это была идея отца – сделать космический корабль не в форме диска или летающей тарелки, как в кино, и не в виде самолета по технологии «Стелс», как предлагал сын, а очертаниями напоминающим яхту. Никто не подумает, что, уходя на месяцы в океанские путешествия, Дэниел и Райан на самом деле поднимались в космос. Океан ведь огромный, весь его не осмотришь.

– Я открыл такие вещи, – говорил Райан сыну, – о которых человечеству лучше не знать. Пока оно только и думает о том, как научиться эффективнее убивать. Настанет лучшее время, и людям пригодятся мои разработки. Но не сейчас.

Райан засекретил свои работы, закрыл проекты, обосновал их бесперспективность и уволился из компании. Именно тогда его посчитали ненадежным и ветреным. Он купил домик у моря и занялся постройкой очередной яхты. Со все стороны выглядело так, будто ученый решил посвятить все время своему хобби.

Хотя Райан скрыл от мира свои разработки, он не смог прекратить их. Когда удача уже на крючке, не вытащить улов на берег довольно сложно. И Райан продолжал исследования. На свой страх и риск. Одержимость питала его все эти годы. Служила топливом. Убери ее – и человек потухнет. Райан не мог прожить жизнь так же, как и все прочие люди. Это не значит, что у остальных нет цели в жизни, но цели большинства были слишком приземленными для него. Ученый считал, что люди до несправедливого мало отличаются от обыкновенной белки. Она растет, питается, делает запасы, размножается. Если вокруг много еды, белка жиреет. Затем она стареет и умирает. Но Райан считал, что способность к познанию в корне отличает человека от белки. Это способность, которой нужно непременно воспользоваться, постоянно питать жажду познания, тем более, когда вокруг такой поразительно сложный мир, словно созданный для того, чтобы открывать и изучать его. Как будто кто-то неведомый подарил людям большой конструктор, в котором имеется множество деталей, частей и материалов, а также приложены чертежи и масса возможностей для творчества, тем самым давая человечеству реализовать свой потенциал.

Несколько лет назад, когда опухоль мозга еще не разрослась, Райан смотрел через телескоп, установленный во дворе дома, в ту область неба, где должен находиться Плутон. Воздух в ту ночь напоминал чистейший хрусталь. В такие ночи ученый мог вести наблюдения до самого утра, наслаждаясь минимальной турбулентностью воздуха и ясностью картинки.

– Знаешь, сын, – сказал Райан, – что бы там ни было, а Плутон – это планета! Самая настоящая! Вон там…

Он прильнул к окуляру телескопа, стараясь разглядеть среди множества тусклых дальних звезд маленький островок материи. Дэниел вышел из ангара и встал рядом, вытирая испачканные маслом руки.

– Там, у Плутона, свой мир. Далекий, темный и холодный. Оттуда наша планета выглядит ничем не примечательной, – задумчиво произнес отец.

Стало прохладно, и Райан накинул на плечи золотистую термоизоляцию. Ту самую, которую применяют для сохранения внутреннего тепла и защиты от излучения Солнца на спутниках и зондах. Дэниел тогда рассмеялся: Райан очень походил на древнего царя.

– А я бы хотел прогуляться по Плутону, – Райан оторвался от прибора и посмотрел на сына. – Почему же нет?

– Что? – Дэн все еще не отошел от смеха.

– Я вполне серьезно, сын. Мы были на Луне и на Марсе. "Вега" после апгрейда способна развить такую скорость, что дорога в оба конца займет полгода, не больше.

– Далековато…

– Туда сейчас летит зонд P-2006. Если все получится, то мы его догоним и помашем ручкой перед объективами, чтобы свести с ума оставшихся адекватных ученых! – отец тоже рассмеялся. – Знаешь, меня привлекает не столько сам Плутон, сколько техническое воплощение идеи… Ну ты же меня понимаешь.

Он принялся ходить по площадке вокруг телескопа, а золотистый материал за его плечами развевался, словно мантия пришельца из далекого космоса. Наверное, они именно такие и носят.

– А что, это мысль! Можем припарковаться там, пожить недельку – и обратно. Собрать какие-нибудь данные, образцы льда, и камня. Возможно, там есть своя атмосфера. У Плутона может быть несколько спутников. И мы сможем обкатать новые движки и проверить "Вегу" на дальних расстояниях. Как тебе идея?

– Почему бы вначале не попробовать высадиться на Европе или Ганимеде, а может, посмотреть, что находится в кратере Цереры? – предложил Дэниел.

– Всегда успеем, – отец прильнул к окуляру телескопа. – Да, я хочу этого! И непременно догнать P-2006. Я докажу этим бездельникам, что летаю быстрее.

– Шутишь?!

– Так ты со мной или нет? – пробормотал Райан, глядя в телескоп.

– А как же твое лечение?

– Ерунда! Доктор намерен применить стереотаксическую радиохирургию. Через пару лет я забуду о болезни, как о прошлогодних листьях… Дэн, я вижу его. Это Плутон. Если мы слетаем туда, то вся Солнечная система наша. Наша с тобой, сын. Все планеты и спутники станут нам доступны. А когда я умру, то пусть мой прах вечно летает в космосе. Понимаешь? Здесь мне не будет покоя.

Последние слова он произнес как будто про себя, словно повторяя всем известную культовую фразу из фильма или книги. А Дэн запомнил это – как необъяснимо почему вдруг запоминают случайно оброненные кем-то фразы на долгие годы.

Лечение Райану не помогло. Рак мозга оказался сильнее высоких технологий. Во время процедуры больной неожиданно впал в кому, из которой так и не вышел. Дэниел знал: отцу было что сказать ему перед расставанием, но все оказалось сложнее. Они так и не поговорили. И хотя Дэн приблизительно знал, что мог сказать отец, щемящее чувство недосказанного и невыраженного обжигало своей горькой очевидностью. Нестерпимая печаль словно застелила толстым покрывалом все, к чему прикасался Дэниел, о чем он думал, все, что делал.

Бывает, отцы, действуя из лучших побуждений, суют в карман сыну сотню долларов и выставляют за порог – зарабатывать на жизнь своим трудом. Сыновья скитаются, крепнут, устраивают себе сносную жизнь и оседают вдалеке, на необъятных просторах земли. И лишь некоторые из отпрысков, чуя, что отец готовится покинуть мир живых, начинают налаживать с ним хоть какой-то контакт. Зачастую не зная, о чем поговорить с увядающим стариком, они молча присутствуют рядом, когда навещают засыхающее дерево, которое дало им самим семя жизни. Они не понимают, что тянет их к отцу. Может – долг, может – кровь. Но многое так и остается невысказанным, непереданным, невостребованным, словно заранее приготовленным для погребения и утраты.

Райан Торрес, наоборот, всегда был ненавязчиво рядом. Где-то подскажет, где-то промолчит, где-то пустится в рассуждения. Как позже стал понимать Дэн, эти часы, проведенные в беседах с отцом, несмотря на его колоссальную занятость, говорили о многом. Ученый вкладывал самого себя в сына, учил его, словно писал в его разуме самую гениальную в мире книгу.

– Ты должен стать лучше меня! – много раз повторял Райан. – Тебе предстоит не только работать в областях открытий, но и разобраться с их моральной стороной. Наверное, подобное даже сложнее, чем делать открытия. Увы, я еще сам не до конца понимаю этот странный миропорядок. Разберись с ним, Дэн. Если и есть в нашем бренном мире достойное занятие, то это наука! Она имеет будущее, а все остальное – лишь временное. Опалубка, мусор и тлен.

Эти беседы не прошли даром. Сын пошел по стопам отца. Идеи Райана стали его собственными идеями, одержимость отца зажгла его собственную одержимость, и бескомпромиссная тяга к познаниям стала его неотъемлемой сущностью.

Однако, когда отец умер, Дэниел впал в прострацию. У него исчез всякий интерес к жизни. Их грандиозные совместные планы охватывали промежуток на десятилетия вперед. Райан показывал сыну свои чертежи и разработки, обсуждал идеи, алгоритмы и фундаментальные основы для их реализации. Все это вдруг повисло в воздухе, стало эфемерным, никчемным и пустым. У них не было в планах ничьей смерти.

"Вега" тогда стояла на причале, ненужная, чужая, просто груда металла стоимостью в сотни миллионов долларов. Дэниел поднялся на борт, сел в кресло пилота, которое еще хранило запах отца, и зарыдал. Осознание страшной потери накрыло его с головой, сжало душу до беспомощного комочка где-то внутри. Словно смерть накрыла их обоих, а его еще живое тело отказывалось жить дальше в мире, где больше нет отца, где одиночество настигает так же быстро и легко, как мимолетная улыбка незнакомой девушки. И словно кто-то свыше, так же равнодушно улыбаясь, забирает что-то невероятно дорогое тебе, всего лишь походя обратив на тебя свое карающее внимание, будто отнимает игрушку у ребенка в тот момент, когда тот разыгрался и даже не думал, что забава эта временна.

Дэн пришел в себя не сразу. Разговор с друзьями отца, астрофизиками Алистером Санчесом и Адамом Бейкером, подтолкнул его к переосмыслению жизни. Он понимал, как важно жить с осознанием достойной цели. Только тогда воля движет человеком, а в глазах горит свет. Торрес младший принял наследие отца, решив делать все то же, что сделал бы Райан. И первым делом осуществить сногсшибательную идею – отправиться на Плутон. Отец хотел побывать на Плутоне? Припарковать "Вегу" там на недельку? А в случае смерти остаться навсегда в космосе? Дэниел не сможет двигаться дальше, если не сделает этого. Сильный стресс от потери вылился в упорную работу по реализации сумасбродной идеи, автором которой был сам Райан.

Для начала Дэниел перебрался в Австралию, забрав с собой прах отца. Научное оборудование и инструменты он отправил самолетом в контейнерах, а "Вегу" перегнал своим ходом. Купив небольшой домик на берегу бухты, Дэниел продолжил подготовку к миссии, трудясь без выходных.

Вспоминая сейчас обо всем этом, он наслаждался спокойным торжеством. Все оказалось вполне реалистичным. Дэн подошел к правой стенке кабины, увешанной мешками, подвязанными к стенам, – это была необходимость на случай отключения гравитационного симулятора. И своеобразный шкаф. Дэниел открыл один мешок и достал оттуда небольшую черную коробочку. Блеснула скромная алюминиевая табличка с гравировкой: «Райан Торрес. 1958–2013». Покрутив контейнер в руках, пилот бережно обернул его золотистой термоизоляцией.

– Теперь ты отец в золотистой обертке, – вслух произнес Дэн. – А мы летим. Как ты и хотел. Почему нет?

Он закрепил контейнер на панели приборов. Ему так захотелось. Словно отец все еще управлял кораблем. Тоска постепенно сменялась рабочим настроением и больше не выбивала из колеи. Сделав себе кофе, Дэниел прошел по кораблю с кружкой в руке, отпивая на ходу.

Противорадиационный щит работал на мощности, близкой к максимальной. Температура внутри яхты заметно поднялась из-за нагрева электроники и избыточного тепла, накопленного за время разгона. Было жарко, но терпимо. "Вега" отдавала избыток тепла через тепловое излучение корпуса, в который вмонтированы теплообменники. Теперь, когда разгон завершен, есть немного времени на опыты, эксперименты и подробные отчеты. Два или три месяца для серии научных экспериментов – это очень скромно, и Дэн вряд ли управится даже за время обратного пути. Но все же постарается сделать как можно больше.

Земля медленно удалялась, тоскливо сжимаясь в размерах, скрывая на своей поверхности кишащий жизнью мир, а верный спутник – Луна торжественно вальсировала вокруг, вдохновляя влюбленных на Земле и служа превосходным ориентиром из космоса. Когда смотришь издалека, например, с расстояния орбиты Марса или Юпитера, Земля безошибочно узнается по голубоватому цвету и Луне неподалеку.


Друзья Райана работали в университете Хопкинса в Балтиморе, недалеко от Лорела. Когда остальные сотрудники собирались домой, Адам Бейкер еще сидел в своем кабинете, копаясь в бумагах. Его офис олицетворял собой минимализм и рабочий беспорядок одновременно. Несколько столов, заваленных бумагами, какой-то утварью и карандашами, компьютер, принтер, холодильник, забитый минералкой, голова Эйнштейна, засиженная мухами, и, пожалуй, еще бумаги. Бейкер, дожив до семидесяти лет, не переставая работал в университете. Его ценили за опыт, часто приходили за мудрым советом в отношении всего на свете, в том числе и по вопросам семейного благополучия, неизменно получая от него жаркий совет – держаться от женщин подальше. Его жена умерла 10 лет назад, оставив лишь сполох былой печали в душе ученого, потому что Бейкер давно жил отдельно, вечно забывая отправить ей открытку на Рождество. Временами старый ученый преподавал. Его любили студенты за колоритный басовитый голос и обязательные шутки в теле серьезных фундаментальных лекций.

Дверь бесшумно отворилась – и на пороге появилась фигура Алистера Санчеса.

– О, дружище, заходи! – пророкотал Бейкер.

Тот вошёл быстрым шагом, убрал со стула стопку бумаг и сел. Его ноги в лакированных туфлях моментально оказались на столе. В свои 60 лет он выглядел на 45. Отчасти из-за занятий спортом, отчасти благодаря манере одеваться в ультрасовременном стиле и регулярному окрашиванию волос. Так же, как и Бейкер, Санчес вел холостяцкую жизнь, пополняя ряды семейных неудачников. Его единственная тайная подружка коротала время в библиотеках Вашингтона, посещала музеи и выставки по всему восточному побережью, приобщая нудного физика к высоким художественным идеалам. Ее попытки оказывались по большей части безуспешными. Алистер имел мексиканские корни и терпел подтрунивание коллег по этому поводу, что побуждало его работать как проклятый, дабы не ударить в грязь лицом. И если сотруднику с “традиционно американским происхождением” было бы достаточно и половины достижений Алистера, чтобы считаться гением, то последнему приходилось тужиться до полуобморочного состояния, чтобы хоть кто-то снисходительно похлопал его по плечу, уронив: “Неплохо!”

Санчес достал ручку из кармана и принялся нервно щелкать кнопкой.

– Ты слышал?! Сборная университета опять ведет в счете!

– Ха-ха, за такую стипендию, какую платят этим ребятам, и я бы стал чемпионом! – усмехнулся Бейкер, что-то ища среди бумаг.

– Брось, дело вовсе не в этом. Игра на родном поле делает свое дело. Вот посмотрим, как они сыграют на следующих выходных. Мне неинтересно болеть за тех, кто на голову опережает остальных. Нет интриги! Как это было с гонщиком Рёрлем. Если он значится в составе заезда, то всегда приедет первым! Слышал, его даже хотели дисквалифицировать за это.

Дверь вновь распахнулась. В кабинет вошел человек в идеально отглаженных брюках и белоснежной шелковой рубашке под атласным пиджаком. Из-под рукава блеснули золотом часы.

– Всем привет! Как делишки? – небрежно сказал незваный гость.

– Все прекрасно, – натянуто улыбнулся Бейкер, отложив бумаги.

– На выходные обещают чудесную погодку, – гость подмигнул и встал посередине кабинета. – Я Дерик Рингер, сотрудник группы управления из проекта P-2006 в Лореле. Я ищу мистера Адама Бейкера.

– Я перед вами, мистер Рингер.

– Это прекрасно, рад знакомству, – голос посетителя выдавал нетерпение. Он подошел сначала к Бейкеру, а затем к Санчесу, протягивая руку.

– А вы, как я понял, Алистер Санчес, коллега мистера Бейкера? – он постарался изобразить улыбку. – Мне нравится ваша мексиканская кухня.

Санчес в ответ промолчал.

– Сразу перейду к делу. Вы были хорошо знакомы с мистером Торресом. Я глубоко скорблю по причине его безвременной кончины, – Рингер выдержал паузу и прибавил высокопарности: – Его не понимали в определенных кругах, но для меня и для вас не секрет, что мистер Торрес был гениальным ученым. В мире сейчас нет ему равных. Это современный Никола Тесла с безумными на первый взгляд идеями. К величайшему сожалению, его не стало, но я бы хотел продолжить его работу. Я могу выбить хорошее финансирование. Уверен, что у мистера Торреса осталась масса незавершенных исследований.

Адам Бейкер откинулся в кресле и скрестил руки на животе.

– Нам как хорошим знакомым Райана Торреса приятно слышать от вас столь лестные замечания о таланте усопшего коллеги, – Бейкер кивнул Санчесу. – Однако со свойственной порядочному ученому точностью поспешу отметить, что вы несколько преувеличиваете.

Алистер поднялся, подошел к окну и стал нервно поглаживать бородку.

– Вовсе нет, – Рингер скривил физиономию. – Вы же все понимаете.

– О чем вы?

Гость смахнул пылинку с рукава пиджака и с ехидцей посмотрел сначала на одного, затем на другого ученого.

– Мне нужны его рабочие записи. Кто ими владеет? Я готов заплатить.

– Записи? – удивился Бейкер. – Мне ничего о них неизвестно. Может быть Алистер в курсе? – Пожилой ученый посмотрел на друга.

Санчес замотал головой.

– Джентльмены, полагаю вы все прекрасно понимаете, – Рингер поднял руки, словно на него наставили пистолет. – У меня нет времени на ненужные формальности. Рано или поздно мне станет известно все. Но я запомню, кто мне помог, а кто нет.

Рингер посмотрел в глаза старому Бейкеру, боковым зрением заметив, как суетится Санчес у окна.

– Вы знаете, кто такой Дэниел Торрес? – спросил Рингер.

Санчес у окна вздрогнул.

– Это его сын, – ответил Бейкер.

– Я бы хотел поговорить с ним, мистер Бейкер, – голос Рингера стал теплее.

Старый ученый сделал извиняющийся жест, будто только что пропустил мяч в игре:

– Мы бы и сами хотели знать, где он.

Рингер приуныл, его губы скривились, глаза потускнели, на лице отразилась грусть, а спустя мгновение – невинность.

– Я не тороплю, вы можете подумать. Однако уверяю вас, – голос Рингера стал почти ласковым, – работы и изобретения Райана Торреса будут приняты ученым сообществом и сделают его имя легендой! Разве это плохо? Вы же не против?

Он направился к выходу, остановился в дверях, вернулся назад и протянул визитку Бейкеру:

– Пожалуйста, свяжитесь со мной, как только решите обсудить мое предложение. Помните: финансирование на самом высоком уровне!

Он аккуратно собрал с пола бумаги, которые уронил, положил на стол и вышел, тщательно отряхивая руки. Приятели посмотрели друг на друга.

– Что это значит? – спросил Санчес.

– Что ж, это следовало ожидать. Работами нашего покойного друга будут интересоваться, – спокойным тоном произнес престарелый ученый, тяжело встал, подошел к окну и посмотрел на вечернее небо.

– Где-то там наш сынок?

– Если все идет по плану, то сейчас Дэниел закончил ускорение и вышел на прямую траекторию, – ответил его коллега.

– Последнее время он был сам не свой, – Бейкер продолжал смотреть на небо. – Он закоренелый интроверт. Не думаю, что ему там сейчас плохо, но как бы не “поехала крыша”. Ты знаешь, о чем я. Ему надо жить своей жизнью, а не вспоминать прошлое. Он слишком привязан к отцу. Не все идеи Райана следовало развивать. Я беспокоюсь, вернется ли наш мальчик. Не погубит ли его нелепая затея отца?!

– Не нравится мне этот тип, – заметил Санчес, глядя сквозь стекло на вышедшего из здания Рингера. – Сегодня я работаю допоздна…

– Как обычно, – усмехнулся Бейкер.

Его друг направился в свой офис, который располагался в другом конце коридора.

Загрузка...