71

— Ну, хорошо. Вся эта лирика была «во-первых». А «во-вторых»?

Олегу жутко захотелось хряснуть Петяшу по морде — изо всех сил, смять, расквасить, расплющить, изничтожить на хрен это устало-скучающее выражение, будто у взрослого дяди, выслушивающего очередной фантастический прожект своего семилетнего сынишки.

Он, что ж, не понимает, какая возможность сама в руки пришла?! Или попросту не верит?

— Во-вторых, — сдержавшись, заговорил он, — подумай сам. В клубе состоит множество богатых, влиятельных людей. Ты, как я уже объяснял, имеешь рычаг давления на них. Сам, мать твою туды, являешься этим рычагом! А я знаю, как именно этот рычаг продуктивнее всего использовать! Теперь понятно?

Петяша молчал. Он не знал, что и думать обо всем, вот так нежданно-негадано свалившемся на голову.

— Нет, непонятно, — упрямо сказал он наконец. — Непонятно, что ты предлагаешь. Объединиться с вашим клубом и бороться за власть в стране? Так я как раз сегодня вашему президенту говорил: мне все эти дела, пардон мой французский, в хуй не уперлись. Мне и без власти хорошо живется. Спокойно…

Он сделал паузу. Да, это, пожалуй, правда. Лучшей жизни, чем сейчас, ему, Петяше, не требуется.

Вот разве что, Елка…

Олег наступившей паузой не воспользовался — чутье подсказывало, что лучше будет молча подождать продолжения. И продолжение не замедлило воспоследовать:

— Или тебе желательно, объединясь со мной, шантажировать своих одноклубников? Знаешь, неудобно как-то. Хорошие, по всему, мужики…

— Да? — напряженно, едва ли не со злорадством спросил Олег. — А ты знаешь, чем сейчас занимаются семеро из этих хороших мужиков?

Лицо Петяшино отозвалось на реплику столь недоуменным и вместе тревожным выражением, что Олег, несмотря на бушевавшую внутри злобу, несколько сник.

— Ты что, в самом деле не знаешь?

— Да нет же! — Охваченный внезапной тревогой, Петяша вскочил, сгреб Олега за лацканы и встряхнул. — Говори толком!

В другое время подобная выходка со стороны Петяши разве что повеселила бы Олега — драка между ними, учитывая его преимущество в росте, весе и общем мышечном тонусе, неизбежно должна была кончиться совсем не в Петяшину пользу.

Но взгляд…

Впервые, пожалуй, Олег всерьез почувствовал, что испытывали при всяком воспоминании о Петяше его старшие товарищи по клубу.

— Ты только не дергайся, — проговорил он, сжавшись в комок, невольно стараясь сделаться как можно меньше и незаметнее. — Словом… Они очень боятся тебя, понимаешь? Они подумали, что это ты послал Диму вытаскивать Николая из лечебницы. Ради умножения собственной силы за его счет. И… В общем, Дима, скорее всего, уже мертв.

Разом отпустив Олега, Петяша бессильно осел на стул.

— Еб вашу мать… — медленно, потрясенно произнес он. — Предупреждать же надо, когда всерьез несешь подобный бред… Ну, что смотришь? Ты сколько раз мне пенял, будто я говорю о чем-то, ориентируясь на свое понимание твоего образа мыслей, и выходит лажа, так как я «за тебя» думаю неверно? Так вот, теперь ситуация обратная. Хрен с вами; может быть, я и наделен какой-то там особой силой, властью, как оно там… Может быть! Только вот я сам об этом совершенно ничего не знаю! Не говоря уж о каком-нибудь сознательном использовании этой силы! И попробуй только вякнуть, будто ты мне не веришь!

Олег, на протяжении всей Петяшиной тирады сидевший без движения, перевел дух.

— Знаешь… верю. — Это была лишь полуправда; раз испытав всепоглощающий страх перед Петяшей, Олег просто не знал, во что безопаснее верить. — Сколько общались, не ощущал я тебя чем-то большим и страшным. Вплоть до той самой минуты, как ты меня — вот сейчас — за грудки…

Слишком поздно дошло до него, что последних слов произносить не следовало. В устремленном на него взгляде Петяши появилось непередаваемое отвращение. Олег обмер…

— Иди отсюда на фиг, — устало сказал Петяша.

По сути дела, ему безразличны были сейчас притязания клубменов, Олегов страх и даже возможная гибель Димыча — слишком много обрушилось на него за один день. Обрушилось, заставив снова забыть о том, что гармония мира не знает границ, и снова мечтать единственно о покое…

Олег нерешительно двинулся к выходу.

— Стой, — все с тем же усталым отвращением велел Петяша. — Где эта клиника?

Олег покосился на циферблат своей старенькой «Ракеты».

— Лечебница Скворцова-Степанова. Но, знаешь, не надо лучше… Ничем не поможешь. Там уже все кончилось; ментов наверняка полно… Только зря прокатишься, да еще сам попадешь под подозрение.

Пожалуй, не врет, — с некоторым облегчением решил Петяша.

Ему очень не хотелось сейчас чего-либо предпринимать, куда-то мчаться… Хотелось остаться одному и забыть хоть на время обо всех перипетиях сегодняшнего дня.

— Ладно, иди, — скомандовал он.

Но Олег замялся на пороге.

— А… как же дальше? — жалобно спросил он.

— Дальше и будет видно, — не в силах скрыть раздражения, отвечал Петяша. — Уберешься ты, наконец?

С этими словами он отвернулся к столу и спрятал лицо в ладонях. Секунд через двадцать в прихожей хлопнула, защелкнувшись за Олегом, дверь.

Вот, значит, как… Эх, Димыч… Вот уж верно — curiosity killed a cat…


Однако Димыч, в отличие от фольклорного английского кота, пострадавшего из-за тяги к познанию, пока что был вполне жив. Перекатившись набок, он взглянул в глаза Колченогого.

— Ты! «Существо из чистой информации»… Ты нарочно все это устроил?

— Нет, — отвечал демон, никак не реагируя на Димычеву злость. — Просто пошло все наперекосяк… Сейчас уберемся отсюда, я тебе объясню.

Сумрак вокруг внезапно сделался непроглядно-густым. Димыч инстинктивно зажмурился.

— Все, — с некоторой насмешливостью в голосе сказал демон. — Можешь открывать.

Открыв глаза, Димыч обнаружил, что лежит на полу посреди собственной комнаты. Облегчение от того, что по нему больше никто не стреляет, как-то притупило изумление, какое должно бы было возникнуть перед лицом события, столь явно противоречащего и законам физики и собственному мироощущению. Туз Колченогий, все в той же великолепной «тройке» и при трости, возвышался над Димычем во весь свой полутораметровый рост. Издевка в его взгляде точно за шиворот вздернула Димыча на ноги.

— Ты…

— Сядь, — велел Колченогий.

Только повиновавшись приказу, Димыч увидел, что ошибся: издевки во взгляде демона не было ни грана. Глазки-угольки мерцали злобой и удивлением, и не в его, Димыча, человеческих силах было бы вызвать в таком существе подобные чувства. От такого недвусмысленного свидетельства собственной незначительности на душе сделалось еще гадостнее.

— Игорь убит, — зачем-то сообщил он.

— Подумаешь, велика важность, — отстраненно проговорил Колченогий, — меня самого чуть не сожрали… Помолчи, не мешай.

— Что значит «помолчи»?! — неожиданно даже для себя самого взорвался Димыч. — Ты отправил нас туда; обещал, что проблем не будет, а вместо этого… Какого хрена? Если ты в состоянии усыпить всю больницу, отчего не помешал этим?.. Отчего хотя бы не предупредил?!

Нахлынувшая ярость заставила забыть, кто перед ним. Димыч схватил Колченогого за плечо — и тут же умолк, осекся от неожиданности. Под пальцами не оказалось никакого плеча; кисть по инерции сжалась в кулак, точно и не было здесь, в полуметре от Димыча, никого. Жест пропал даром, лишь заставил демона брезгливо отстраниться.

— Помолчи, тебе сказано.

Гнев моментально исчез без следа. В кратковременной вспышке его словно бы сгорели все оставшиеся силы. Димыч тяжело опустился обратно на диван.

Последовала продолжительная пауза; казалось, Колченогий для чего-то напряженно прислушивается к звону в ушах Димыча, пытаясь различить в этом звоне что-то неимоверно важное.

Наконец демон облегченно перевел дух.

— Вот теперь поговорим. — Голос его обрел твердость алмаза. — Отвечаю на вопросы в порядке поступления. «Помолчи» означает: заткнись, ради бога, не мешай старшим думать. «Этим людям» я не помешал оттого, что даже я не в состоянии уследить за всеми людьми одновременно. Но, как только узнал о происходящем, незамедлительно пришел на помощь. Хоть и подвергал себя при том опасности, которой ты не в состоянии даже себе представить — это касательно третьего вопроса. Все?

Ужас охватил Димыча!

Сделалось предельно ясно, что Туз Колченогий сейчас исчезнет, как исчезал прежде, но на сей раз больше не вернется, и он, Димыч, останется наедине со всем пережитым. Без чьей-либо помощи, без малейшего представления о том, что делать дальше, раздавленный, разбитый…

Однако демон вовсе не собирался уходить.

— Если — все, послушай меня. Тебе, без сомнения, желательно разобраться во всем до конца, так?

Димыч хотел ответить, но горло, оказалось, накрепко закупорил упругий угловатый ком. Мысль о том, что демон может принять его молчание за отрицательный ответ и уйти, вызвала к жизни новую волну страха, и он мелко-мелко закивал, торопясь упредить такое развитие событий.

— Тогда послушай сказку, дитя мое. Тебе мама в детстве сказки рассказывала? Или, может, читала из книжек? — Алмаз в голосе Колченогого замутился, покрылся густой сетью мельчайших трещинок и рассыпался в труху. Эффект это, впрочем, дало не совсем тот, какой предполагался — точно алмазные порошинки переместились на оконное стекло и принялись ползать по нему наперегонки. — Так вот, давай-ка уясни себе для начала: то, что в сказках этих имело место, было, для своего времени, не столь далеко от истины. Людей, обладающих силой, или, как оно у вас там теперь называется, и созданий, более-менее подобных мне, существовало не в пример больше нынешнего. Кстати, о последних: на сегодняшний день из всех них в живых остался я один. Вопрос номер раз: в чем причина деградации? — Клоунски передернувшись всем телом, он принял классическую позу балаганного зазывалы. — Пятьдесят тысяч тугриков за правильный ответ!

Вспомнив то, что рассказывал о первой встрече с Колченогим Петяша, Димыч невесело усмехнулся.

— Эти телеигры с вращением барабанов и нажимание кнопок ты, надо думать, изобрел от очень плохого настроения…

— Забудь на время про игры, мальчик, если ты, конечно, способен на этакий подвиг, — отбрил Колченогий. — Думай, ну! Неужто все разжевывать придется?

— Хрен ли тут думать, — с тоской отвечал Димыч, — тут — только варианты перебирать. Если ты о той «личиночной» теории, лучше изложи поподробнее все, как есть. Пока я не вижу, что здесь можно поделать. И что, вообще, нужно делать? Спасать мир от… информационного уничтожения? Тогда тебе лучше знать, как. Я в таких высоких материях не силен.

— «Личиночную»… Как, однако, бывают живучи выдуманные с ходу аллегории! Ладно. Возьмем для наглядности меня. С твоей точки зрения я — нечто человекоподобное, тебе так удобнее меня воспринимать. Только для того, чтобы ты меня воспринимал, мне нужно… так сказать «уцепиться» за какой-либо доступный твоему восприятию носитель. Им может послужить что угодно — свеча, вылепленная из жира удавленника, пентаграмма, начерченная на листе картона, колесо от троллейбуса, бутылка из-под портвейна, осколок этой бутылки — неважно. Уяснил себе этот момент?

Димыч кивнул.

Прежде, чем продолжать, Колченогий ненадолго задумался.

— Сколько возни с тобой; а ведь когда-то этого даже пацанам сопливым объяснять не пришлось бы… Однако двинемся далее. Теперь представь себе существо, являющееся одним из высших существ информационного плана… Последнее выражение, надеюсь, не нужно объяснять? — Димыч покачал головой. — И то хорошо. Существо это живет, в общем, именно так, как тебе описали. На манер этой вашей осы. Только вот, пожалуйста, ко внешнему облику осы его не привязывай, иначе далеко не уйдем. Тут не в облике дело, а в принципе. В образе действия и существования. Как обстоят дела с вашим миром, ты тоже уже знаешь — «норка с запасами пищи для будущего потомства» и тэ дэ… Но здесь, к счастью для нас, у нас имеется одно существенное отличие от ос. У пищи, заготовленой для личинки — то есть, у нас — есть шанс хотя бы попробовать спастись. А может, и сожрать саму личинку, если сумеешь. И сейчас — самое время попробовать это сделать. Другой возможности не будет. Объясняю по порядку: кабы ты, опять-таки, умел воспринимать, что творится на информационном плане, то увидел бы нашу «личинку» как колоссальный информационный сгусток, занятый лишь тем, чтобы расти и, понятно, питаться. Занят он этим настолько, что, кроме пищи, не воспринимает ничего — жрет непрерывно. А чтобы находить пищу, он оснащен мириадами щупалец-хоботков; они означенную пищу безошибочно отыскивают, немедленно по отыскании присасываются и перекачивают все питательное по назначению.

Колченогий снова призадумался, и Димыч тут же воспользовался паузой:

— Все это, конечно, интересно, хотя как-то не слишком хорошо вяжется, но, черт с ним. Чего ты от меня-то хочешь, если, как сам говоришь, я просто не способен воспринимать эту личинку? Я-то тебе зачем?

— Слушай дальше. Воспринимать ее тебе не требуется, довольно того, что я ее вполне… — тут демон неуютно поежился, — воспринимаю. А для тебя все просто: личинка представляет собой вполне конкретного человека. Множество других людей исполняют, сами того не ведая, роль хоботков-щупалец. И один из таких хоботков — это ты.

Загрузка...