5

— Ты снова уходишь? — спросил Том в январе сорок третьего.

— Да. Я должен, — отец положил руку ему на плечо. — Еще ничто не кончено, и любой пилот на счету. Представляешь, какой был переполох, когда я объявился живым и вполне годным к службе?

— Еще бы, — самодовольно ответил тот, — тебя же не абы кто латал, а я! Кстати, я иду с тобой.

— Ты что, рехнулся? — после паузы выговорил Риддл-старший.

— Ни капли. Я совершеннолетний, так что сам могу решать за себя.

— Это для волшебников ты совершеннолетний, а для обычных людей…

— Папа, ты думаешь, так сложно исправить пару цифр в документах? Это даже магглы проделывают на раз-два! А твои сослуживцы… ты им говорил, что у тебя есть сын? И сколько ему лет?

— Упоминал только, что ты учишься в колледже.

— Ну вот, дел-то, — пожал плечами Том. — Я же выгляжу старше своих лет, все говорят. Папа, я в пилоты не рвусь, полеты — это немного не моё. Я пойду санитаром в госпиталь, там я точно пригожусь, а мне пригодится опыт. И не спорь!

— Иначе сбежишь?

— Конечно.

— А если я тебя заставлю поклясться остаться дома?

— Не послушаюсь, — спокойно ответил Том. — Повторяю, я уже всё решил. Скажи только, что с собой брать, да аппарируем. Что время терять?

— Что сделаем? — не понял Риддл-старший.

— Переместимся, куда надо, — пояснил тот. — Я же волшебник. Совершеннолетний. И разрешение на аппарацию я получил, хотя пришлось воспользоваться… хм… нетрадиционными методами убеждения.

— Гм… удобно, конечно, только не забывай, что мне отмечаться нужно, — невольно улыбнулся отец. — Я на службе, как-никак.

— Точно… — хлопнул себя по лбу Том. — Ну и все равно, нечего время тянуть! Что собирать-то, скажешь? Свои зелья я уже упаковал.

Риддл-старший вспомнил батареи бутылей и флаконов, горы неведомых странных ингредиентов и подумал, что чемоданы с расширением пространства — исключительно полезное изобретение!

* * *

В военно-полевом госпитале Тома Риддла называли исключительно «наш волшебник». Юный санитар, еще совсем мальчишка, как-то ухитрялся оказываться там, где это было больше всего необходимо, вскоре уже ассистировал при операциях и, поговаривали, способен лечить или хотя бы снимать боль наложением рук. Так или иначе, когда он появлялся — в палате ли, в палатке, — каждый норовил зазвать его к себе и перекинуться хоть парой слов. И непременно получить лекарство или хоть кружку воды из его рук.

Врачи считали это просто приметой и самовнушением, но факт оставался фактом: пациенты Волшебника Тома в большинстве своем очень скоро шли на поправку, даже самые тяжелые. И кошмары, от которых многие просыпались по ночам с криками, им больше не снились: хватало обычно пары разговоров с Томом, чтобы избавиться от них раз и навсегда.

Даже вечно ломавшийся санитарный грузовик перестал барахлить, стоило Тому поболтать с механиками и как-то заночевать в кузове.

— Там всего-то одна железяка износилась, — посмеиваясь, говорил он отцу, явившись повидаться, — а взять ее неоткуда, таких не делают уже, поищи этот антиквариат… Я и трансфигурировал, дел на полминуты, только подновлять надо время от времени. Сам-то как?

— Не видишь, что ли, еще одну медаль навесили, — отвечал тот. — Сознавайся, ты мне чего-то подлил?

— Немного, — не отрицал Том. — Но зелье удачи — это на один раз, постоянно его использовать нельзя, проку не будет. Перед тем вылетом я как чувствовал — дело будет очень опасным, вот и капнул… Пойду, а то хватятся меня.

— Да уж, или тут застукают, — кивал отец. Госпиталь был не так уж далеко от аэродрома, но пешком идти бы пришлось не один час, да мимо патрулей… — Бабушка с дедом в порядке?

— В полном. Я к ним вчера заскакивал, передают поздравления с наградой! Дед ходит гордый, как будто это ему орден навесили, а не тебе, — Том усмехнулся. — Про медаль узнает, вообще носом потолок прошибет! А у нас говорят: Риддл-старший в воздухе чудеса творит, а младший — в палатах…

— Ты там не слишком злоупотребляй, — предупредил тот. — Что, если настоящие волшебники засекут? Не положено же с обычными людьми делиться этими вашими зельями, ты сам говорил!

— Думаю, им чуточку не до меня, у них там Гриндевальд разбушевался почище Гитлера, а Дамблдор за ним гоняется, хотя лучше бы за Гитлером и компанией… — снова ухмылялся Том, обнимал отца и исчезал, оставив сильный запах карболки и еще какой-то медицинской пакости.

Когда и где он успевает разжиться новостями из волшебного мира, Риддл-старший не мог взять в толк, потом сообразил: да наверняка переписывается с кем-то из школы! А может, не из школы, а из Косого переулка, а то и местечка похуже: Том как-то обмолвился, что есть там пара криминальных кварталов, где можно разжиться и краденой волшебной палочкой, и запрещенными зельями… словом, как в любом подобном местечке. И о том, что свою палочку он спрятал подальше и пользуется творением неизвестных мастеров, невесть где, когда и у кого добытым, тоже говорил, потому что ему это не принципиально, но вот чтоб не отследили, лучше взять чужой инструмент.

«Левый ствол, — добавлял Том, ухмыляясь, — главное, чтоб не палёный был, ну да это легко выяснить: если после использования тебе на голову сыплются авроры… ну, полиция волшебная, стало быть, надо эту палочку сбрасывать и тикать! А про отпечатки пальцев они, по-моему, и не слышали никогда!»

И там же, похоже, Том раздобыл то, что давно искал — материнский медальон. Риддл-старший, когда увидел его, лишился дара речи, потом обрел его и долго и выразительно честил сына на все корки.

— Как ты его нашел, сознавайся! — выпалил он наконец.

— Так же, как ты искал маму, — пожал плечами Том, поигрывая золотой вещицей. — То есть не ты, а детектив, не суть важно. Поспрашивал тут и там: если она его действительно продала, скупщики краденого должны были это запомнить, говорю же, приметная штука. Мирок там тесный, так что я скоро в самом деле нашел дядьку, который его купил почти за бесценок, и старушку-коллекционерку, которой продал медальон.

— Надеюсь, ты ее не убил? — кротко спросил Риддл-старший. — Тебе только вооруженного разбоя с отягчающими обстоятельствами не хватало!

— Нет, я представился коллекционером, живо окрутил бабулю… своими методами. Ну а когда она распахнула передо мной свою сокровищницу, усыпил бедняжку, сунул цацку в карман и преспокойно ушел, — хмыкнул Том. — У нее там еще много интересных вещичек было, но мне-то нужна только эта.

— Хочешь сказать, старушка тебя не опознает? У тебя внешность, мягко говоря, выдающаяся!

— Папа, ну я же не идиот… — вздохнул тот. — Разумеется, я был в чужом облике! Меня видела прислуга, но она заявит, что это был импозантный и весьма обходительный джентльмен средних лет с роскошными усами и интересным шрамом на щеке… Они с хозяйкой рассматривали коллекцию, а потом… а всё, служанку отправили за бренди, а когда она вернулась, меня уже не было.

— Просто-таки идеальное преступление, — буркнул Риддл-старший.

— Не совсем. Со служанкой могла выйти накладка: я еле придумал предлог, чтобы отослать ее хоть на пару минут! Она, видишь ли, не человек, ее так просто не заколдуешь… Ну, если что, пришлось бы или прорываться с боем, или грабить дом ночью, — совершенно серьезно сказал Том и добавил: — Кстати, это я у твоего командира волосок взял, чтобы оборотное зелье сварить, у Финч-Флетчли. Вряд ли маггла-военного знают в Косом переулке!

— И когда только ты всё успеваешь, а?

— Я расторопный, — по-прежнему серьезно ответил Том и ухмыльнулся: — И не трачу времени ни на дорогу, ни на слишком долгие… гм… уговоры. Возьмешь медальон?

— Мне-то он зачем? — недовольно спросил отец. — Не я ведь потомок этого вашего Слизерина!

— Ну, моё дело предложить, — ответил тот и спрятал медальон за пазуху. — Надо домой отнести, а то вопросами замучают, что это да откуда… И нет, папа, я не стану обещать, что больше так не буду. Мало ли… Вдобавок, я оставил старушке тридцать золотых — ровно столько она заплатила торговцу, так что, можно считать, я просто выкупил своё наследство.

— Сколько же тот тип дал Меропе? — невольно спросил Риддл-старший.

— Два, — зло сощурившись, ответил Том, прислушался, прижал палец к губам и испарился.

Загрузка...