Отчет 8 Кто бы с дитем…

Сага о не увиденном Солнце.

Теплый южный ветер, налетевший со стороны моря, взметнул его плащ серо-серебристого меха и выбил ту слезу, которой он сейчас так хотел.

Он внезапно почувствовал, как тяжел его меч. Годы скитаний по землям, где прав сильный, где выживает убивающий, где нет ничего, кроме злобы, ненависти и звериной похоти, научили его не замечать тяжести оружия и тяжести бытия. Эти годы, когда один за другим уходили люди его Рода, Рода странников и воинов, приучили его к одиночеству. А теперь, когда он вновь остался один, на него навалилась тяжесть.

Тяжесть меча.

Тяжесть мыслей.

Тяжесть век.

Он закрыл глаза и порывом ветра налетели вспоминания, которые были тяжелее всего.

Он помнил, как он блуждал по холодной, как Смерть, бескрайней северной пустыне, и его, обессилевшего от холода, голода и бессонницы, окружила стая волков.

Рука устала наносить удары, а он устал убивать.

А когда волков больше не осталось, он нашел в той бескрайней смерти маленький комок жизни, такой же одинокий осколок, как и он сам.

Только она спаслась от безудержной ярости воинов соседнего племени. Спасая жизнь, она убежала в снега, в смерть.

Тогда им больше всего не хватало тепла и они, поняв друг друга без слов, легли рядом и отдав друг другу то немногое тепло, которое еще оставалось в их почти окоченевших телах, согрели друг друга и уснули.

Они были вместе и только потому вышли из белой смерти.

Она сказала ему, что там, на ее родине, никогда не было Солнца, потому что вечный северный ветер гнал и гнал тучи, закрывавшие его. И она не знала тепла – только холод, страх и рабский труд.

И он взял ее с собой – увидеть солнце, узнать, что такое тепло, что такое солнце, что такое радость и что такое любовь – любовь к жизни, к южному ветру, к миру, где живешь, к тому, кто рядом.

Тогда он понял, как одинок был все эти годы, и как ему нужен кто-то рядом. Хотя бы для того, чтобы не молчать в вечной дороге, кому раскрыть красоту этого мира.

И они пошли на юг.

Он помнил их первую ночь у костра, когда он обрел что-то новое для себя, но старое, как мир.

Заснеженный лес, костер и она. Блики костра играли на ее длинных светлых волосах и отражались в голубых, как небо его родины, глазах.

Она сидела, обняв свои ноги и смотрела на огонь, который видела впервые. А потом спросила, любит ли он ее. Он ответил: «да»…

Он помнил, как они шли по узкому каменному гребню на одинокую скалу, на вершине которой он родился на рассвете много лет назад. И теперь, родившись заново, он вновь шел к солнцу, к новой жизни…

Южный ветер утих, и он открыл глаза. Он стоял на обрыве. Под ним было море, заключенное в решетку скал, и пытавшееся вырваться наружу. Раз за разом волны били о камни и рассыпались, потеряв все свои силы.

Ветер победил тучи, в лицо ему ударило солнце и он обернулся.

Он увидел ее могилу, сложенную им из камней, на которых когда-то стоял его дом.

Вокруг лежали те, кто напал на них этой ночью. Она погибла от случайного удара, который он не смог, не успел отвести.

Он бросил последний взгляд на могилу и пошел прочь. Он запомнил знаки на щитах и шел искать.

Перед ним была тень, шагавшая вместе с ним. Длинная тень. Длинная, как и его дорога.

Эту тень давало Солнце, встававшее из-за моря. Солнце, которого она так и не увидела.

Я замолчал. Пока играла музыка, я смотрел перед собой, медленно, чтоб без рывков и царапин на душе, выходя из состояния Говорящего.

Выйдя, сразу посмотрел на девушек.

Кулаки Катрин сжаты, челюсти стиснуты, в невидящем взгляде перед собой – темная холодная ненависть до конца.

Танита смотрит в землю немигающим взором. Мышцы расслаблены.

Есть!

Запись кончилась. Треск и рев пламени стали слышны отчетливо. Все, кроме огня, застыло. Катрин – в ненависти. Танита – в печали. Я – в полном отсутствии мыслей.

Момент вечности оборвался лязгом меча Катрин, медленно вышедшим из ножен. Лезвие тускло блеснуло в свете костра, и почти сразу же потемнело от крови.

– Клянусь, что пока я живу, те, кто виновен в ее смерти, не будут жить спокойно. Они найдут покой только в смерти.

– Клянусь! – подхватила Танита, и вверх взметнулось еще одно окровавленное лезвие.

Ого! Если кто-то из них миксимус, то у пиратства теперь серьезные проблемы. Но мне-то что делать? Они ждут меня, и отрываться от масс неприлично. С другой стороны, делать истребление пиратства целью всей этой жизни и половины следующей как-то неудобно.

Откуда-то изнутри меня, из глубин, пришла мысль, что неудобство не в этом. Неудобство в отсутствии большой цели, и, как следствие, отсутствии большой игры, с большими же препятствиями и большими же возможностями. Потом оттуда же пришло сообщение, что потенциально возможностей хватает, чтоб играть в любую игру. Но решение о выборе – за мной.

Вздохнув, я принял его. Потом вынул меч, провел им по предплечью, поднял и высказал решение вслух:

– Клянусь, что занят устранением причин, которые привели к ее гибели!

Три меча со свистом выписали треугольники, и замерли в ножнах. Внутри меня что-то неторопливо начало перестраиватся. Пока не спеша. Как-нибудь на досуге я наведаюсь посмотреть, как у него дела.

Через полчаса костер догорел. За эти полчаса я вкопал по кругу вокруг него куски взрывчатки.

Прощальный салют серией взрывов насыпал над костром курган.

Мы бросили на него последний взгляд и пошли прочь.

Нирра…

Выйдя из парка, мы протащились по мертвым улицам до Базы. Там, войдя в открытую раньше дверь, я пропустил их вперед, и захлопнул ее.

Дома. Можно расслабиться, ненадолго позабыв, что я – агент.

Неслышно ступая по толстенному ковру, мы прошли по коридору и вышли в круглую гостевую комнату, из которой радиально расходились коридоры в туалет, ванную, оружейную, центр связей, спальню и мед блок. Гостевая предназначалась для незначительных пьянок, поэтому диваны, кресла и столики, заполнявшие ее, были не роскошью, а необходимым оборудованием.

– Присаживайтесь. – кивнул я на оборудование, успев подать команду до того, как они сели без приглашения.

Танита растеклась по средней жесткости дивану, а Катрин безошибочно упала в мое любимое кресло. Я подошел к стенке, приложил палец к детектору, открыл дверцу своего шкафчика и вытащил поднос со стаканами и десяток бутылок со средними напитками. Столик жалобно скрипнул под огромной тяжестью (стаканы были цельнометаллические), и притих. От моих действий притих бы кто угодно, видевший хоть одну пьянку, а столик их видел не менее сотни. Я смешал коктейль из максимально возможного до употребимого количества бутылок, старательно делая вид, что никому не предлагаю выпить.

Выпив, и крякнув, я возжелал сигару, и направился к шкафчику, размышляя о вреде смешения пива с эфиром. Размышления прервала Катрин.

– Тивсол!

– А? – Вскрикнул я, шокированный тем, что меня вдруг назвали по имени.

– Когда мы выступаем?

Я задумался, застыв с коробкой сигар в зубах, и двумя ящиками спецпива (тонизирующее, высококалорийное витаминизированное) в руках. Очень хитрый способ избегнуть жаждущего крови взгляда и формирования о тебе мнения предатель. Придумав когда, и переложив сигары под мышку, я направился в центр связи, на ходу отвечая.

– Утром…

– Но…

– Объясняю почему. Во первых, надо выспаться. Во вторых, мне надо выяснить обстановку. В третьих, надо подготовить оружие. В четвертых, надо подготовить транспорт… В тридцать шестых, надо вымыться – грязнули останутся здесь. Вкратце все.

Можно было довести и до ста, но системы связи уже размораживались, вода для мойки нагрелась, пиво уже начинало, и очень хотелось в душ.

Из душа я вышел минут через сорок. К этому времени они должны были выпить уже достаточно, чтоб отложить начало Восемнадцатой Планетарной на завтра, но еще не достаточно, чтоб попытаться меня изнасиловать. Громко шлепая мокрыми подошвами, я прошел в гостиную, и нагло выставился под их чуть окосевшие глаза, которые от взгляда на меня чуть расширились. Совсем смущать двух почти монашек я все же не стал, и перед торжественным выходом одел шорты.

Вогнав их в краску тщательным осмотром их фигур, я в напряженном диванном молчании прошествовал к шкафчику, открыл отделение с одеждой и извлек три комплекта гибридов пижам с коротким кимоно.

Натянув черное с розовыми поросятами, я кинул два остальных на поднос со стаканами и грозно рыкнул:

– В мокром по диванам не валяться!

– А! – смогла ответить Танита, выведенная рыком из глубоких раздумий о смысле бытия одежды.

– А воевать тоже в этом будем? – получилось ответить у Катрин. Люблю практичных.

– Нет. Доспехи для боя в арсенале.

Не воспользоваться их задумчивостью над тем, будет ли что-то под доспехами, было грех. Грешить я не стал, и воспользовался для незаметного, если не считать совета не утонуть в ванной, отхода в центр связи.

Ввалившись внутрь, и рухнув в кресло, я стал готовиться к бессонной ночи.

Запустить лазерофон, ящик пива под руку, сигары – под другую, запалить стационарную зажигалку на пульте.

Ох люблю такие ночи! Больше любых других. Остальные приедаться, я такое бывает не часто.

Глоток пивка, затяжка, запуск «Марша астероидного облака», и начали. Диалог с компом.

– Пароль? – запросила подозрительная машина.

– Тивсол Трокли, Допуск 28. – Интерфейс с компьютером я установил не сколько для собственного удобства, сколько помучать иногда забредавших на базу коллег…

– Код допуска?

– Сандзю-року бассай-дай. На, подавись своми сандзюрокбассаем. – тщательно выговорил я. Если кто-то не занимался некоей рукопашной штукой под названием карате, то выдать названия двух упражнений из него смог бы вряд ли. Я если занимался, то язык не повернулся сказать вторую часть пароля.

– Принято. Приветствую вас, мистер Трокли.

– Фак е толстую керамическую попу.

– Спасибо. Второй пароль принят. Че делать будем? Работать или опять из сети порнографию таскать?

– Конечно порнографию. Первый канал – данные спутников слежения и связь с ними. 15 %. ресурсов. Второй – связь с ракетной базой. 15%. Третий – с базой штурмовиков 20%. Четвертый – связь с ближайшей конфедеративной системой. 45%. Пятый – проверку гаража. 5%. В процессе ожидания пустить на голограф результаты прошлогодней работы.

– Обломись. Пятый канал на связи.

Глянув на стереоэкран, я выругался.

Кто– то из (…) соратников, посещающих данное место, снял с вертолета всю электронику, и его боеспособность оценивалась в 5 градусов.

Боекостюмов осталось два. Бомб мне оставили мало, видно, предполагая, что я сотворю чудо и буду сражаться им. Хорошо, что не взломали мой личный холодильник и материалы для создания чуда были.

– Второй на связи… Видео нет, даю пересказ…

– Вкратце.

– Ну вкратце так в кратце. 4 часа назад истрачен весь боезапас. 12% попаданий. На планету совершена несанкционированная высадка десяти катеров класса «Урон» и двух транспортов типа среднего класса.

– (…)!!! (…), (…) и (…) этих (…), которые (…) и (…)!!! Повреждения?

– Поврежден передатчик Зофа. Авторемонт невозможен. Повреждена система жизнеобеспечения. Авторемонт невозможен. Повреждены все локаторы дальнего и среднего, и 67% ближнего радиуса. Авторемонт невозможен…

Я посидел, тупо глядя в экран, механически закуривая сигару и выпивая банку пива залпом. Кто-то за несколько часов снес систему планетарной защиты. Обычно на это уходило дня два. Система планетарной защиты – это сотня стратегических ракет класса планета-космос. Это 32 штурмовика… Да, а штурмовики то где?

– Местонахождение штурмовиков системной защиты?

– 30 уничтожены. 31-ый вылетел в измерение В8 из на неполадок в двигателе. 32 не отвечая на вызовы заходит на посадку. Приблизительное место посадки – от нуля до 300 метров к северу от базы. Посадка через сорок секунд. 39…

– Чем глубже влез, тем поуши в дерьме! – только и сказал я, пока пальцы бегали по клаве, вытягивая из генераторов защитное поле.

Ба– бах! Уф! Еле успел… Блин, там может быть пилот. А может и не быть. А может, и мина с биополярным взрывателем. Подожду-ка я до утра. Утром все мудренее будет.

Непослушное воображение нарисовало картинку человека, истекающего кровью среди перкореженного штурмовика. Я показал воображению схему кресла пилота, которое в случае чего сразу превращается в анабиозную ванну.

Комп, поскольку ему пока делать было нечего, принялся прокручивать по голографу результаты прошлогодней работы, чем чрезвычайно помог умственному процессу. Я уже почти дошел до окончательного вывода, что, если разобрать пол-Базы, то можно сделать неплохую пародию на летающую подводную лодку. Совсем дойти не дало включение первого канала.

Экран, как ему и полагалось, разделился на 14 каналов, но изображений оказалось только два. Комп заботливо просветил, что 12 остальных спутников сбиты, причем раньше, чем успели крикнуть караул, убивают!. Плюнув, я, добивая восьмую банку, переключил изображение на оставшиеся два, которые в момент атаки успели заткнуть радиопередачу на магнитофоны.

Постепенно картина стала вырисовываться, и была она весьма мочавой.

Флот прибыл 18 часов назад и, разгромив пустые береговые укрепления лазерами, высадил небезызвестные 50.000 десантников и 1000 лазеров, что двинулось в глубь континента.

8.000 спецназа Фрутино, вооруженные винтовками и дальнобойными арбалетами, тормозят наступление, пока остальная армия быстро эвакуирует все и вся, расставляя по пути ловушки и мины.

Весь народ стекался в Долину Холмов, где откармливался, вооружался и строил укрепления.

Двое агентов, оставшихся от 8, агентствовавших на территории орденов, провели остатки пограничников и восточных в Замок, выбили оттуда десантников корпорации, разобрали все, что там было из оружия, и скоро должны были выйти к Холмам.

Удивило меня следующее. Отряды Дедзонцев шли отдельно от остальных имперцев, а в его аналоге на стороне наших сил – Гринленде, вообще не было заметно никакого движения. Это надо было обдумать, но комп опять не дал насладиться умственным процессом.

– Третий канал!

– Вы, (…), мутанты обоеполые, шли бы вы (…) сами себя, у вас же и (…) и (…) есть, так чего вам еще надо? – полилось из динамика. – Или вы уже (…) так, что сам себя не можете? Так сконструируйте вибратор, компьютеризируйте этим вашим (…) 5000-ым процессором. Он то вас удовлетворит!

Голос был чрезвычайно знаком, но пока не идентифицировался. Зато ситуацию он прояснил. Торговцы где-то откопали сверхпроцессоры, и поставили их на компы управления стрельбой. И опережали мишени на два порядка. Это плохо. Чур я с ними, как обычно, не воюю. Вот понаделать мелких, нормальных, извращенных, хулиганских, профессиональных, любительских и бесящих пакостей – другое дело. Послушав немного распинанания базы, особенно хорошо воспринимаемые под голограф-шоу, и вкапления «Ну? Ага!, Не-а.» торговцев, я вмешался в теплую беседу.

– Болейте, нелюди злобные, болейте, не мои дешевые. Как бизнес? Как сами? Как семья? Как любовница?

После непродолжительного молчания раздался дружный хор:

– Ты кто?

– Вурдолаков Достану Хренотвертишся. – представился я по-русски. – У кого-нибудь завалялся передатчик Зофа?

– Нету! – задумчиво ответил болтунявец с базы, видно тоже вспоминая, кто же это я могу быть. Торговцы молчали – видно, запустили меня по компьютеру, и пытались запеленговать. Ну-ну. До русского языка они доберутся скоро, а вот запеленговать удастся только к концу галактической пятилетки (5 оборотов галактики вокруг центра – около триллиона миллиардов лет).

– А почему нету?!! Пропили уже? Или проели и на баб спустили? Так на…

– Харш, (…)! – радостно завопили с базы. – Ты (…)ли языком воздух гоняешь? В вентиляторы переквалифицировался?

Ага! Теперь то я понял, с кем имею дело. С моим бывшим комполка подполковником Касда.

– Не. Еще. А ты-то как в эдакую срань попал?

Майор Касда как раз проводил инспекцию, когда все началось. Почти сразу же, как только вылетели штурмовики, базу полило ракетным дождичком, и снесло на поверхности все, вплоть до туалет-ресторана. Ныне весь уцелевший обслуживающий персонал базы усердно паял передатчик Зофа.

Больше мне ничего узнать не удалось, так как в нашу дружескую связь вмешались торговцы. Выслушивать их требования сдаться и разнообразные заманчивые предложения я не стал, а просто перевел все на пятый канал, безуспешно пытающийся пробиться через слой помех, окутавших систему.

Перепрограмировав его на посылку сообщения, как только произойдет пробой, я отключил почти все остальное, и занялся подбиванием бабок, дедок, внуков и внучек. А подбивать особо было нечего. Надо было точить меч, чинить вертолет и угонять один из катеров, у которых меня уже ждут.

А это значит, что пора перебираться в оружейную, доставать топоры и молотки и включать компьютеризированный точильный станок.

Подхватив ящички, я ногой отрубил голограф, и направился на выход. На выходе я нос к носу, точней, глаза-в-глаза, столкнулся с Катрин. Если еще точней, то не с ней, а с чем-то, отдаленно ее напоминающим. Окинув взглядом скорее ее фигуру, чем пижаму, я остановился на голове, по которое расплескались темно-каштановые волосы, уложенные водой лучше всяких лаков. Если учесть, что вместо вонючих духов от нее тянуло нежнейшим ароматом марочного коньяка, то нетрудно будет понять, что я был сражен, как десятикилограммовым мечем.

Второе, на что я обратил внимание, только взяв его под контроль, были руки, сложенные на животе и смесь смятения и надежды в глазах.

– Привет! – сказал я. – Как жизнь?

– Не знаю. – переминание с ноги на ногу. – Холодно как-то.

Ясно. Ожидание, а не подготовка, к бою, где планируется 50% выживаемости. Рецепт прост. Пиво, музыка, и заточка меча.

– Тогда пошли выясним.

– Куда? – легкая дрожь.

Я выронил ящики, подошел, очень медленно положил руки на голову и повернул лицом к себе. Заглянул в глаза. Нырнул. Утонул. Всплыл. Ожил. Вынырнул.

– Все хорошо. Верь.

Она шагнула ко мне, повисла на шее, положила голову на плече, всхлипнула:

– Я солдат. Я не должна бояться, но я боюсь. Боюсь не умереть – умирать!!!

– Ты не солдат. Ты – воин. – ответил я, обнимая ее, чтобы немного уменьшить нагрузку на шею. – Воин отличается тем, что не подавляет, нагло смеется над своим страхом…

Меня заткнули. Пока тянулся затык, и большая часть меня наслаждалась им, меньшая хладнокровно придумывала, откуда берутся такие могучие стремления, которые никакая монашеская подготовка не берет. Не от папы-военного? Большая часть мгновенно почувствовала себя жрачкой настолько плохой, что ее даже в задницу не пустили. Отстранив ее, сделав счастливую рожу, и предприняв удачную попытку убрать с нее все намеки на возбуждение, я шепнул:

– Пошли!

– Куда?

– Куда-нибудь, где тепло. Холодно ведь.

Ой! На самом деле, часть дрожалки перелилась мне.

– Пошли.

Не забыв ящики, я, счастливо молча, провел ее в оружейную.

Там я врубил музыку и, с садистским удовлетворением наблюдая, как она глядит на меня совсем другим взглядом, запустил в ген-анализатор соскобы с ее и Таниты меча, а так же анализ (бр-р-р-р!) Нирры. Запустив, я, чтоб не мешать ему работать излишне нервным ожиданием результатов, пошел за сигарами.

По возвращении он, молодчина, не то, что я, уже выдал результаты:

1 (Нирра) – Homo sapiens

2 (Танита) – Homo sapiens

3 (Катрин) – Homo miximus.

Секунд пятнадцать я тупо таращился на высунувшуюся из принтера бумажку. Хотя именно этого я и ожидал, но до сего момента надежда теплилась в палате интенсивной терапии. Когда она переместилась в холодный морг, я подумал, что жить стало намного веселее.

– Чего? – спросила Катрин, заметив, видно, по харе, мое крайне веселое настроение.

– А, мелочи. – беспечно ответил я, углубляясь в тяжкие раздумья, как мне дальше себя с ней вести. Однозначно было одно – если вывести ее из себя, то дело битьем посуды не обойдется. Многозначно было другое. Если… это я о чем?… когда мы отсюда выберемся, то неплохая получиться семейка. Ключевое слово – выберемся. Для этого неплохо бы перестать хлопать ушами и звенеть яйцами, и заняться, наконец починкой вертолета и заготовкой оружия.

Посмотрев новым взглядом на Катрин, оседлавшую ящик гранат, я вспомнил, что где покладено, закурил, и торжественно объявил:

– Ремонт! Тебе выделяется самая главная роль.

– Какая? – настороженно спросила она, заворожено глядя на извлекаемые из шкафчика набор напильников и паяльников.

– Оказание мне моральной поддержки. Светить и греть умеешь? Значит будешь моим солнышком. – прокричал я сквозь грохот молота, очень неохотно покидавшего належенное место. – Пива будешь?

– Наверно. Если расскажешь, что это.

Нога успела отдернуться, и тяжелая атомная дрель рухнула на пол. Вспомнив, что на этой планете землю предпочитают использовать для постройки крепостей и погоней друг за другом, а не для выращивания хлеба, и что тратить дефицитный злак на пиво никому в голову пока не пришло, я закрыл рот, сузил глаза до обычного, пиннул дрель к вертолету и пошел показывать, как открывать ваккумные пробки.

Шпок! На. Шпок! Бзяк! Как я люблю звук встречи двух бутылочек!

– Пиво. Малоспирта содержащий напиток. Можно напивать так… – я сделал маленький глоточек, -… а можно так. – Бутылку залпом. – Тренируйся. – Кивок на ящик.

Когда я, кряхтя и пыхтя, приволок сварку, рядом с Катрин лежало три пустых бутылки и она была достаточно веселой, чтоб действительно оказать мне моральную поддержку. Следующие три часа пролетели. Если не считать значительной убыли в ящике, полной подготовки к боям, узнавания о друг-друге массы интересного, несколько потрепанных рук, и раздумий, на что сподвигнут почти монашку пять литров пива, и если на подвиги, то на какие.

Оно сподвигло на туманные намеки, что помещение почти не отапливается, и что к утру можно замерзнуть. На что я гнусно занес к ним в комнату стратегический запас одеял, и пошел спать, пожелав Катрин и уже давно спящей Таните приятных сновидений.

Проснулся я затемно. Скинув ноги со спинки второго кресла, и старательно перейдя в стоящее состояние, я пошел в душ. Немного просвежившись после вчерашней ночи, я пошел в оружейную одеваться.

Процедура это длительная, так как облегченный костюм десантника для нормального температурно-барного режима состоит из ста двадцати шести предметов.

Через час, проверив напоследок молнию на штанах и гидравлику на ботинках, мы с двумя неположенными по штату пулеметами и связкой гранат отправились на утреннюю прогулку до штурмовика и обратно.

Первым, что я увидел, выползя на улицу, оказалась широкая борозда вдоль улицы и два крыла, заваленных рухнувшими домами. Задумчиво пожевав сигару над разными неприличными ассоциациями философского наклона, я побрел вдоль двухсотметровой борозды. В конце ее, как и предполагалось, лежал корпус с открытым носовым люком, из которого торчали ноги, и вился дымок.

Заглянув внутрь, я обнаружил там остальные части – живот, руку и газету, за которой прятались грудь, вторая рука и голова. Газета был свежая. Я осторожно передвинул гранаты, разлегся на броне и занялся чтением.

Департамент половых связей вовсю пытался протолкнуть в использование СПИД-18, обосновывая это тем, что 12 и 5 весьма сократили количество изнасилований. На что департамент населения жалобно скулил, что из-за этого резко упал прирост населения.

Рабовладельческая корпорация вовсю пыталась сделать вид, что ее не стало. Это очень пугало спецов, особистов и правительство в общем, которые боялись потерять конкурента на рынке грязных дел.

118– яа дочь правителя Дакулы шестой раз развелась и вышла замуж за 102-ю.

Дочитав страницу, я рефлекторно попросил:

– Переверните, пожалуйста.

Мимо моего левого уха просвистел ботинок сорок шестого размера, а из-за газеты уставилась заросшая харя и скорострельный автомат.

– Спасибо. – я углубился в чтение спортивных новостей.

– Ты кто? – выскочило откуда-то из копны соломеных прямых волос.

– Человек, десять лет не читавший газету. – Это подействовало. По крайней мере, на пару секунд, пока я не разразился воплями:

– Эй, слушай, а как выглядит Ва Кон, чемпион по рукопашке? Среднего роста, сероглазый, бритый на лысо, без среднего мизинца?

– Ага. – ответила копна, выплевывая бычок и выбираясь на волю из недер кресла. – А ты откуда знаешь?

– Служили вместе. Я его учил водяным рукам, я он меня – взрывать ноги.

– Это когда?

– В промежутке между абордажем Разрушителя и чисткой Гадины.

Автомат опустился, а после вопроса, кто я такой здесь взялся, вообще спрятался в кобуре на боку.

– Тивсол. – протянул я руку. – Хорошо сел.

– Вунайкосола. Ол. Нормально. Тут есть где-нибудь душ, литра три вина и стеревизор?

– Есть. А с рукой…?

– Нормально. Это еще в космосе. Но как они нас! Как слепых обжаханых черепах…

Далее последовал длительный рассказ о сражении, прервавшийся только когда мы вошли в гостиную и увидели там девушек. Ол прервал не только рассказ, но и движение. Видь я девушек в первый раз – сделал бы то же. Они где-то в шкафчике раскопали гермокостюмы (в обтяжку) свободные рубахи и надев их, затачивали все имеющиеся лезвия.

– Это кто? – ожил Ол, спросив на всякий случай на старом линкосе.

– Местные. – ответил я на новом, обозревая полупустой ящик пива, который еще вчера был полным.

Бесцеремонно оставив их знакомиться, я пошел в оружейную за завтраком из генеральского походного рациона. Когда я вернулся к неплохо сервированному столу, Ол допивал вторую бутылку и болтал с ними на чем-то, отдаленно напоминающем местный.

Вывалив свой груз на стол, я грохнулся в кресло, и принялся вскрывать консервы, прихлебывая из бутылочки, отобранной у Катрин с нравоучением о вреде алкоголизма в детстве.

Ол рассказывал истории из жизни базы, чем полностью развел мои подозрения, что он чужой агент. Ни один агент в среде пилотов пять лет не продержится, а Ол в ней состоял лет восемь.

К завтраку мы приступили в ленивом расслабленном молчании, протянувшемся до середины, когда Танита спросила:

– Когда мы выступаем?

– Куда? – поинтересовался Ол.

– За катером. Мне кажется, что вся эта каша – из-за них. – сказал я, слава пиву, на линкосе.

– А-а… А я чего?

– А ты сиди здесь и связывай…

– Ну так как? – повторила Танита.

– Счас посидим, загрузим дракона пивом и ближе к вечеру вылетим.

– А почему ближе к вечеру? – поинтересовалась Катрин.

– Столько надо, чтоб загрузить пива, чтоб тебе хватило тебе хотя бы на день.

Катрин нахмурилась и метнула кинжал куда-то в живот. Оставив его торчать там, я продолжил завтрак.

– Ничего себе. – буркнул притихший Ол.

До конца завтрака все молчали. А после, не рискуя получить в добавок к кинжалу копье, от которого можно было получит синяк, я направился к вертолету.

Через полчаса мы взлетели.

Развалившись в кресле пилота и лениво поглядывая на карту, я обдумывал, куда же мне все-таки лететь.

Сзади, в огромном грузовом отсеке, выставив головы на улицу, трезвели Танита и Катрин. Официально считалось, что они – бортовые пулеметчики. Очки им шли.

После недолгих размышлений я решил, что надо все-таки довезти остатки девушек до Фрутино. Заодно подобрать а) немного десанта, б) информации, что где стоит…

Придумать в) мне не дал грохот левого пулемета, за которым сидела Танита. Почти сразу вслед за грохотом на экране проявился кто-то, кинувшийся ракетой.

Вираж влево и вверх, горизонтальная спираль, очередь по крыше глайдера. По лобовому стукнул осколок, а наушники взорвались голосами девушек, завопивших, что от такого катания у них откроются все многочисленные дырки. Я с чувством глубокого удовлетворения подумал, что водить вертолет еще на разучился. Ну удовлетворился и ладно. Таких выступлений лучше поменьше. А вот что он нас чуть не сбил – это плохо. Надо напрячься и уйти из горизонтальной радарной видимости. Для встряски я включил магнитофон, и снизился почти до верхушек.

Дальнейший наш полет, занявший около получаса, прошел спокойно, если не считать обстрела из луков и арбалетов.

По истечении получаса, вертолет, погромыхивая рвущимся в бой двигателем, сел на вершине холма, рядом с которым я разглядел флаги Штаба. На равнине вокруг раскинулся огромный табор, создававший огромный гвалт и грохот, и наше падение заметило не более двадцати человек. Эти двадцать ринулись окружать вертолет с винтовками наперевес, но резко остановились и залегли. Причиной залегания оказались бортовые пулеметы, тихонько повернутые в сторону окружателей.

Когда я деловито вылез из верхнего люка и направился к штабной палатке, не обращая на рост количества стрелкового оружия, направленного на меня, гвалт вокруг холма начал стихать. Я успел промаршировать метров сто, а после передо мной выросли четверо рослых небритых в зеленом с винтовками.

– Вам кого? – мрачно осведомился один, с полностью заляпанным глиной лицом.

– Маршала Фрутино. Лично. Срочно.

– А вы кто?

– Я из одного ящика с этим. – Тык в винтовку.

Четверо переглянулись. Самый низкий махнул рукой, и количество наведенного на меня и вертолет стрелкового оружия уменьшилось.

– За мной. – угрюмо уронил низкий и направился к палатке. Я в ногу потопал за ним.

Отодвинув полог, наш конвой проследовал внутрь, где сидевшие вкруг семь человек чертили на земле карту боевых действий.

– В чем дело? – вскинулся самый высокий, старый и худой.

– Этот человек ищет Фрутино. – ответил кто-то из-за спины, пока я осматривал помещение в поисках следов маршала.

– Многие его ищут, и уже нашли, но какого (…) вы его привели сюда? Кстати, дайте-ка его на свет.

Кто– то замахнулся толкнуть меня в спину. Я грохнулся на колено и метнул толкателя на карту. Уже нашли мне не понравилось.

– Он прилетел на штуке, похожую на ту, что мы сбили на днях. – ответил провожатый, поднимаясь с карты и отряхиваясь. Тем временем я вышел на свет висящей под потолком лампы, поднял лицевые щитки и уставился на худощавого.

– Где Фрутино?

Вместо нормального ответа худощавый вынул из кармана коробку с сигарами и протянул ее мне.

– Тивсол? – спросил он, после того, как я закурил, и догадался, что надо выдать рассказ о сигаре.

– Ага. Ну и…?

– Фрутино мертв.

Я пожевал сигару. Оказывается, можно узнать о смерти друга и остаться спокойным.

– Когда?

– Вчера утром. Имперцы.

Так. Все дороги ведут к имперцам.

– И что вы намерены делать дальше? – спросил я, грохаясь на пол.

Худощавый расстегнул кобуру и взмахом руки растворил мой эскорт.

– Нам известны почти все следствия происходящего, – неответил он, закуривая сигару, – но относительно первопричин у нас имеются лишь предположения. Фрутино считал, что они известны вам.

Нехилый прощальный привет от Фрутино. Друг вряд бы ли смог развеять мое более чем мрачное настроение лучшей шуткой. Замаскировав улыбку облаком дыма, я ответил:

– Оставив все на стадии предположений, можно сказать, что некая группа заинтересована в получении мощного разрушительного устройства, в данный момент находящегося на нашей территории.

– Что за группа? – пропыхтела аморфная туша откуда-то из темного угла.

– Вы знакомы со структурой мира за пределами этой планеты?

Кивки. Не услышав ожидаемого грохота падения вставных челюстей, я принялся в том же духе описывать ситуацию.

– А где сейчас этот аппарат? – спросил худощавый под конец моей лекции.

– Не знаю. – честно ответил я, так как Танита и Катрин вполне могли покинуть вертолет. Судя по реакции генштаба ответ был правильный. Вопрос, не имею ли я догадок на этот счет, утвердил меня в этом.

Ответив, что догадки, которых я имею, довольно туманные, я принял решение быстро улететь. И предложил взять на себя командование на основании, что я лучше разбираюсь в ситуации. Получив ответ, что они обдумают мое предложение, я благополучно вышел.

Яркое солнце, стоявшее в зените, ударило в глаза, и я замер на пороге, уперев руки в боки и пережевывая сигару. Из-под земли вырос человек с ружьем и открыл рот, но я его опередил.

– Где гринлендцы? – тоном важной шишки спросил я, опуская светофильтр.

– Там – ткнул он рукой на восток.

– Далеко?

– Лиги две.

Оставив его раздумывать, тратить на меня пулю или даже такого не заслуживаю, я направился к вертолету. В голове методом спиртового брожения готовился план. Когда он перебродил и был готов к употреблению, я ужаснулся продуктам работы моего великого ума.

Идея состояла в том, чтобы объединить гринлендцев с дедзонцами, у которых было много общего не только барахла, но и в душе, а самое главное, мнение, что человек должен быть свободным, а не собственностью кого-то, кто как человек только выглядит, да и то если оденут. И из вариантов решения проблемы способ выдать девушек на растерзание и тем и другим очень не понравиться.

Операцию назовем неприятности всех стран, объединяйтесь – решил я, залезая в вертолет.

– Ну и что? – спросила Танита, неодобрительно косясь на разновооруженную толпу, оравшую какую-то тарабарщину.

– Летим дальше. Залезай внутрь, а то вдруг стрельнет кто. – ответил я, взглянув на орды с луками, и включая зажигание.

Пара десятков стрельнула, для пробы, из луков, и удостоверившись, что вертолет не визжит и не плюется огнем, оставила неинтересного зверя в покое.

Взлетев, я взял курс на восток, прикидывая, кто сейчас старейшина сводных отрядов Гринленда. Через полчаса, при посадке на единственное пустое место посреди этих толп, мои сомнения рассеялись. Главой был старый хитрец Ватитоша, который обучал меня пить местные напитки, и обучался маскировке.

– Посидите здесь – бросил я девушкам, вылезая за борт.

– Да уж понятно. – буркнула Катрин в тот момент, когда я ступил на якобы травяной покров. – Ты тут разгули…

Дальнейшее ее бухтение было прервано резкой сменой вида моей головы на вид грязных ботинок. Причиной этого перемещения послужила гибкая палка с петлей. Повисеть вниз головой всегда приятно, поэтому я не стал грызть опутавшую ноги колючую проволоку, а попросил Таниту подкинуть баночку пива. Одновременно сто стуканьем ее мне по лбу трава ун [18] ушей встала в две человекообразных фигуры.

– Сгинь, нечистая! – вежливо заверещал я, окропляя их пеной из банки. Два травяных демона радостно хрюкнули комплименту и хором поинтересовались:

– Кто ты, несчастный, попавший в наши сети?

– Я? Да что вы! Разве ж это несчастный? Счастливый! Просто обожаю отдыхать в этом положении. И Ватитошу тоже приучил.

– Отдыхаешь? – спросил правый демон, доходя до полной готовности рассмеяться.

– О-хо-хо-хо-хо-хо-хохушуьки! Нет мне отдыху ни днем ни ночью.

Выскользнув из петли, я отхлебнул не расплескавшегося пива и спросил:

– Ну где этот старый хитрец?

– Ну так бы сразу… А то ловушки нам портит…– добродушно буркнул один из гнинлендцев и вернулся в позу травы, поскольку песочница в десятке метров от меня хрюкнула:

– Тивсол, какими судьбами?

– Вот этими – ткнул я на вертолет. – Ты бы собрал совет, ему, конечно, положить на всякие мелочи типа планетарной войны, но интересно будет посмотреть на мою невесту, и принять участие в создании семьи.

Песок вздыбился, образчик человеческой анатомии возраста 45 лет уселся на песке и подозрительно посмотрел на меня. Очень подозрительно и вопросительно, поскольку знал достаточно хорошо, чтоб сравнить планетарную войну с моей свадьбой. Я начал нередактированно оправдываться в форме пересказа всех событий. Правда, вел пересказ на линкосе, как он и попросил, начав говорить на этом языке. Послушав десять минут, он велел собирать совет, и как только он собрался с духом и с вином, перешел на английский. Закончив, я выбил пепел из огромной круговой трубки, и, забив ее заново, пустил по кругу для обдумывания.

Через полчаса, когда она была выкурена наполовину, ответ был готов. Открытым голосование совет сводных отрядов гринленда постановил, что далее они воюют за меня, а не за кого-то еще.

Некоторые трения вызвал вопрос о попытке объединения с дедзонцами, но его приняли закрытым голосованием. В общем, совет прошел как обычно, если не считать воплей девушек, что неплохо бы завтра вечером пообедать. Вопли прервались сразу, как только нас призвали на ужин. Пока все шло неплохо. За нашими спинами стояли 6 тысяч человек, готовых идти с нами до первого конца.

Ближе к вечеру я сидел на бревне рядом с костром и с непередаваемым удовольствием созерцал груду мною обглоданных костей. Вокруг меня лежали жертвы сражения со старым портвейном. Танита и Катрин, совершенно убитые, находились среди них. Мне удалось остаться на ногах, но дорогой ценой – мясом я нажрался от пяток до маковки, и ни о каких дипломатических миссиях, запланированных было на этот вечер, не помышлял. По крайней мере, часа на два.

А пока, воспользовавшись тем, что самые неожиданные мысли лезли в самые неожиданные места, я в подробнейших деталях обдумывал план связывания с Дедзоном. Однако, через час глубокого анализа поняв, что все они сводятся к захвату туалета, я вернулся к созерцанию костей.

Созерцание удалось. Через минуты три я обнаружил, что вижу их не сколько как объекты, сколько как сконденсированную энергию. Очень интересное ощущение. Так, например, будет чувствоваться проглоченная бутылка. Я заинтересовался и на этой почве возникло желание рассмотреть предмет созерцания поближе.

Кости, просвистев в воздухе, забарабанили мне по носу, а потом, уловив стремление оттолкнуть, врезались в костер, разметав его. Угли, к счастью, не достигли зоны, насыщенной выдыхами. Не успел я пьяно удивиться и возмутиться застрявшему в ноздре ребру, как угли кинулись обратно и сложились правильным конусом, а ребро покинуло меня и улетело куда-то далеко.

В этом положении все замерло, дав мне немножко перевести дух глотком портвейна. Хорошо подумав, сигару я решил пока не доставать, поскольку дружелюбный костер мог прилететь принести огоньку.

Расслабившись, и вернувшись к первоначальному состоянию почти полной потери ориентации, я обратил внимание на мечи и топоры Таниты и Катрин, сваленные в опознавательную кучу рядом с ними. Осторожно убрав все желания типа подрезать ногти, побриться и порубить капустки, я усердно завспоминал вид падающих листьев.

К исходу следующего часа, когда я почти протрезвел, ножи и мечи послушно летали во всех направлениях со все возрастающей скоростью. Вовремя вспомнив, чем чревато достижение ими звукового барьера, я перешел к фигурному планированию.

Вспомнив все, что знал о фехтовании, я уже почти не пьяно удивился тому, что многокиллограмовые мечи летают как прутики. Вслед за удивлением возникло быстро растущее чувство беспокойства настоятельно советовавшее прерваться, и я послушно прервал эксперименты.

Беспокойство подействовало протрезвляюще, и занялся планами атаки. Немного спустя, решив, что все планы – чушь, и что надо лететь одному, я начал собираться в дорогу. Морально.

Считая растущие как грибы после дождя углы на голове, я поплелся к грузовому отсеку. Обвешавшись боеприпасами и банками с пивом, я, громко плюхая, сел за штурвал и начал взлетать.

Хорошая вещь похмелье! В момент взлета я был более обеспокоен состояние своей головы, нежели тем, что возможно, вижу Таниту и Катрин в последний раз, не говоря уже о том, что они остаются вдвоем среди толпы народу с нормальной потенцией и неизвестным языком.

Взлетев, я сориентировался по мечущимся в районе штаба факелам, где кого-то искали, и взял курс в противоположную сторону.

Перебравшись через линию фронта, я включил чудом работающую радарную систему. Еще через полчаса нашлось то, что я искал – темное пятно среди огромного моря огоньков. Зависнув аккуратно над центром пятна, я выключил двигатели, откупорил банку, попил пивка, включил двигатели.

Удар получился именно такой, какой и должен был: шапка – в штаны, штаны – вноски, носки – в стельки, стельки – в давно поджидающую душу.

Придя в из пяток в голову, я взял еще пива и вылез наружу. Там меня уже ждала толпа с арбалетами, зубами и обутая в сапоги.

– Здрасть! – сказал кто-то радостно. – Тебе чего?

– Огоньку не найдется?

Раздался дружный хохот и пара арбалетов опустилась. За спинами вспыхнул факел, осветив лужу, в которой я стоял, пару кустиков вокруг и десяток-пятый небритых рож, скорее веселых, чем злобных.

Поймав запущенный в левый глаз факел, я занялся старательным освещением моего лица и прикуриванием. Кто-то немножко знал меня в лицо и поэтому напугано прошептал:

– Проводник Тивсол! Осторожно, он может быть опасен.

Чтобы не обмануть ожиданий, я запустил на голос факелом, эффектно затянулся и, небрежно поиграв незаметно вынутой гранатой, спросил:

– Братва! Вы тут человека не видали, а? Такой высокий, лысый, широкий, большой? Вадамуном зовут?

Несколько человек нагнулось за булыжниками, а остальные, видно, призадумались, откуда я знаю председателя верховного совета Дедзона.

– Ну видели. – солидно пробасили в темноте. Я уже приспособился к ней, и поэтому хорошо видел, что басун вынул из-за пазухи гранату поболее моей и стал полировать ее об рукав, видимо, по привычке приняв ее за яблоко.

– Да разговор есть. Да выкинь ты ее… Ложись!

Бум! Нас окатило волной холодного воздуха, когда укушенная и выброшенная вверх граната обиделась и громко об этом сообщила.

Ого! Морозильные гранаты! Одно из немногих почти запрещенных наступательных. Хотя снежок на горячую голову полезен.

Когда я старчески кряхтя поднялся, толпа заметно увеличилась, а впереди стоял Вадамун собственной персоной, и лепил снежок из быстро тающего снега. При этом он раззорялся:

– Ты кто тут гранатами раскидываться? Ты кто такой в обще? Ты кто тут и кто там?

– Я не Ктотут, и даже не Ктотам. Их я оставил дома. В Обшь я давно не наведывался, и что там о мне думают сейчас – не знаю. А гранатами это я салют на радостях, что удалось с тобой поговорить. Но салют по поводу окончания беседы пока лучше отложить

Толпа хохотнула. Вад тоже, поскольку явно был обо мне наслышан, и просто хотел проверить, я ли это.

– Уга! Говорить умеешь. Можно и продолжить. Так какими судьбами?

– Надолго. К тебе пойдем или ко мне?

Он, хмыкнув, гукнув и цыкнув, покосился на вертолет и приглашающе махнул рукой. Это было хорошо. Дедзонцы любили поболтать, если было с кем, и вообще были хорошие ребята, особенно когда откушают с гостем своего самогончика.

Поигрывая лимонкой, я прошел сквозь проход в толпе и свалился в люк, где исчез Вадамун.

Поднявшись с пола и проверив высоту потолка, я выпрямился, и последовал коротеньким коридором в небольшую комнатку, где помимо расстеленного на земле стола были еще две подушки, рация, ящик с холодильниками и почтенных размеров ручной бластер. Бластер перешел из лежачего в почти нацеленное на меня состояние.

Вад, пока я осматривался, уже уселся за стол и, потягивая отечественный самогон с молоком, рисовал что-то на клочке бумаги. Усевшись напротив, я сдернул с пояса баночку и глубокомысленно изрек:

– Ну так вот.

Он отложил рисунки, покосился на пиво и продолжил тянуть свой любимый напиток. Я пересказал ему, сделав небольшую редакцию и монтаж. Времени это заняло немного, так как о миксимусах я почти не говорил, но за затраченный на рассказ час в комнатку сунулась пара десятков мрачных личностей, половина из которых была усажена слушать и пить.

После завершения все озабоченно молчали минуты три. Молчание прервал Вадо.

– За три часа до тебя приходил человек и приказал, как только ты придешь, направить тебя к нему. С охраной.

Я присвистнул. Кто-то просчитал мои шаги на один вперед. Или на три. Этот приказун или совсем не знал дедзонцев – приказ им отдавать. Или…

– Во вторых. Мне эти сверху не понравились сразу, так что я – с тобой. Но они прожили в наших племенах достаточно долго, и если всем намекнуть, что нас предали, то первым делом племена будут убивать предателей. Со всеми последствиями. И в третьих. Решающий фактор у тебя в руках, так что… твои предложения?

Катрин и Танита должны были оказаться здесь. Это настолько очевидный шаг, что никто не подумает, что я рискнул. Во вторых, небольшой сводный отряд захватывает катер, пригоняет его сюда, загружает девушек и дает деру.

Я сообщил свои идеи.

После непродолжительного обсуждения план был принят.

Через пятнадцать минут, за которые я успел вспомнить устройство штурмовика, выпить баночку и дойти до вертолета, группа уже ждала меня у него.

Загрузившись, мы полетели к гринлендцам.

Я забеспокоился сразу, как только увидел на месте пьянки три выложенных треугольником костра. Грохнувшись в центр треугольника, я, а за мной и все остальные, высыпали из вертолета и быстро рассосредоточились, изучая обстановку. Из темноты вышел Витамото с немного перевязанной рукой. Разглядев ожог на его руке, я понял все без слов.

– Кто? – спросил я раньше, чем он открыл рот.

– Имперский спецлегион.

– Профи. – показал я, что прощаю, тем более, что было не за что. Я подозревал, что на самом деле, это был кто-то в форме спецлегиона. Кто-то с размороженными двигательными сегментами.

– Они их забрали живыми, хотя и потеряли на этом человек пять – шесть.

Из темноты стали возникать люди. На многих лицах была растерянность, что для гринлендца было непривычно. Пора брать власть.

– Вито, собери лучших своих людей, я лечу за ними.

Он махнул рукой и к вертолету побежал десяток людей.

– Если они не уйдут с планеты, бери всех и уводи в лес. Рано или поздно помощь придет. На всякий случай прощай.

Он кивнул, а я побежал к вертолету. В душе был крайне неприятно. Особенно потому, что в первую очередь я думал о захвате кем-то нехорошим миксимуса, а только во вторую – о Катрин.

В вертолете было не продохнуть, но меня это не беспокоило – кабина была совершенна пуста. Хорошо же быть шофером.

Взлетел я быстро. Через полчаса я приземлился у Вадо и помчался к нему, так как в нем были все наши шансы подобраться поближе незамеченными. Свалившись к нему в землянку, я приготовился объяснять, почему ему надо идти рисковать своей шкурой, но он не дал:

– Их взяли. Пошли.

Тут я и заметил, что он уже полностью экипирован, а в землянке еще трое, знакомых по совещанию.

Пока мы шли, я почти спал, поскольку что-то внутри затуманивало сознание, не давая ухватить какую-то важную и интересную мысль. Очнулся я от шепота Вадо:

– Тивсол, пришли.

Я окинул взглядом небольшое поле, огороженное решетками, явно под напряжением, на котором стояли многочисленные транспортники, боевые самолеты, и прочие летательные аппараты. Пора включаться.

Оглядев прожектора, часовых и несколько броневиков, я стал думать над планом и над тем, что рядом сто человек, которые его ждут. Но мой план изложил Вадо.

– Растекаемся на группы Гринленд – Дедзон, чтоб не было неразберихи у нас и много – у них. Я постараюсь выяснить, где они, если скроюсь из поля зрения более, чем на десять минут – значить, они там. Тогда начинайте. Пять минут на рассосредоточение.

Дедзонцы растворились во тьме.

Через пять минут Вадо кивнул мне, поднялся в полный рост и с двумя людьми пошел к воротам. Подползая на саму границу освещенного круга, мы видели, как он и его двое после долгих переговоров с часовыми прошел на поле в сопровождении троих. Вот он исчез внутри малого транспортника. Первая минута. Вторая. Третья. Шестая.

На седьмой он вылетел в с двумя своими людьми и быстро пробежал к одному из штурмовиков. Из транспортника выскочил окровавленный человек и выстрелил в одного из людей Вадо. Человек загорелся и упал. Вадо со вторым скрылся в штурмовике.

Гринлендцы разрядили арбалеты по часовым и кинулись к воротам, догоняя меня.

Как обычно, из боя запомнилось мало. Крики сгоравших гирнлендцев. Стоны пронзенных стрелами и ножами часовых, шипение бластеров, разогревшийся костюм. Вслед за мной в люк заскочили трое – остальные семнадцать остались догорать на поле.

Сразу у двери лежал дедзонец с обгоревшими ногами. Бросив на него взгляд, я побежал по коридору, где из-за угла тянулся дымок. По пути, у входов в отсеки, лежало несколько сгоревших до неузнаваемости трупов. В воздухе привычно пахло горелым мясом.

Дверь в рубку было приоткрыта, и оттуда слышались хрипы и бульканье. Я остановился у двери и стал дышать, только тут обратив внимание на горевшие напалмом легкие и трясущиеся ноги.

– Эй, есть кто? – заорал я, махнув набегающим гринледнцам, чтоб они смотрели в коридор.

– Есть. – раздался из-за двери хрип Вадо. – Тивсол?

– Ага. Захожу.

Я по всем правилам вкатился в комнату, целясь из пулемета в один угол и ракетомета – в другой. В меня никто не стрелял, и я плавно поднялся на ноги.

Первое, что попалось на глаза – Вадо с обгоревшей головой, прислонившийся к пульту и его лучемет, наведенный на дверь. Я встретился взглядом с его целым глазом и больше его не отводил.

– Тивсол!

– Что?

– Мы сделали это… – лучемет выпал из его руки. Из левой половины головы на все еще горевшую куртку сочилась кровь. – Возьми.

Он сорвал что-то с шеи. Потом он ушел.

Из руки выпал медальон голубого когда-то цвета. Пятый спецбатальен Департамента Особых дел, восставший и после подавления рассеявшийся по галактике.

Я запомнил номер, потом закрыл глаза и немного о нем подумал. Совсем чуть-чуть.

Потом вспомнил, что времени у меня почти нет.

Открыл глаза. В углу, у пульта, привязанные спиной друг к другу, сидели Танита и Катрин.

Через секунду я уже рвал веревки.

Дела я это весьма рьяно. Катрин, украшенная за время разлуки синяком и шрамом, очнулась. Веки ее поднимались крайне медленно, я бы баночку успел выпить.

– Трокли… засранец. – шепнула она, как только левый глаз, не обременненый синяком, сфокусировался на мне.

– Чего тебе? – шепнул я в ответ, чуть озабоченно замечая, как спадает напряжение действия.

– Мы им отомстили за Нирру. Я – четверых и Танита – троих.

– Это…

– И еще. Если бы я могла двигаться, я набила бы тебе яйца. А так… я люблю тебя.

– На это я и надеялся. – пробухтел я, возвращаясь в действие. – Значит, двигаться не сможешь?

От желания набить-таки мне яйца у нее открылся правый глаз.

– Ты это…

– Да? – буркнула Танита, возвращаясь в сознание.

– Я не это. Я думаю, куда вас послать, чтоб не вернулись.

Вскочив на ноги, я подошел к пульту управления, и осмотрелся. Все знакомо. Секунда концентрации и руки сами собой выполняю команды:

Таймер на взлет, прыжок сразу после выхода из атмосферы. Связь – на Караул! на всех частотах. Выход из прыжка чуть ли не в центре Конфедерации. Автопилот – на уклонение от метеоритов. Все. На него ушло не более пяти секунд.

Я вернулся к девушкам и сказал:

– Итак. Счас я вас отправлю с этой планеты. Как только вас подберут – сообщите, что вас зачем-то выкинули с вашей планеты, и что я сказал, что найду вас и все объясню. Планета, с которой вас выкинули, называется не Вась-Вась, а Аляк. Если будут сильно приставать, скажите, что Тивсол Харш Трокли – ваш муж и все испугаються. До свиданья.

Щелкнув по клавише таймера, я выскочил из кабины прежде, чем они успели что-либо ответить. Этого бы я не перенес и улетел с ними, оставив планету на растерзание.

В коридоре я столкнулся с тремя сопровождающими. Окинув их взглядом, я скомандовал:

– За мной.

Мы выбежали на поле. На нем было пусто. Половина прожекторов уже не светила. Перебежав под соседний штурмовик мы присели, дожидаясь старта. Штурмовик с девушками медленно оторвался от земли и тяжело пошел вверх. Я облегченно вздохнул и стал присматривать для себя транспортно-боевое средство. Только я его высмотрел, как шипнули бластеры и трое вокруг вспыхнули и упали на бетон. Потом раздались шаги десятков трех человек, неторопливо подходивших со всех сторон.

– Блестяще! – сказал Дадзонте Ватокс. – Как у меня все хорошо получилось!

Из темноты появились люди в боекостюмах с направленными на меня тяжелыми ракетометами с подствольными лазерами.

– Поздравляю, господин Трокли! Вы блестяще справились со своей работой. Штурмовик закодирован на прыжок в нашу штаб-квартиру, а на выходе из атмосферы его ждут три штурмовика прикрытия. Так что вы самым прекрасным образом попались в мои сети… Аг!!!!!!!

– Не, браток, это я тебя поймал. – неторопливо сказал я. – За яйца.

Одновременно его ракетомет выпустил очередь по всем окружающим. Окружающие, тоже схваченные, секунды три, пока было кому в кого, постреляли друг в друга. Я плюнул в сторону Дадзонте, и побежал к облюбованному штурмовику.

Голова гудела, сильнее и сильнее, при этом становясь все больше и тяжелее. Ее качало из стороны в сторону, и она начинала болеть, прихватив за компанию и спину. Ножки и ручки работали все неохотней и неохотней

Так что плюхнувшись в кресло, и глянув на двух пилотов, которым был произведен прямой массаж сердца, а отключился от рук и ног, и дальше двигал все мысленно. Спина, не говоря уже о голове, собиралась взорваться Думалось с трудом, но зато в одном направлении – вперед, в погоню.

Ускорение на взлете размазало по креслу, а защитное поле сразу показало перегрузку, так как я помог двигателям, присоединившимся к голове в желании взорваться. Поймав на радаре три штурмовика, уже готовых прыгнуть вслед за исчезнувшим с девушками, я сделал привязку к ним. Вовремя. Они тоже исчезли. Я вылетел из атмосферы.

На мгновение я увидел открытый космос, а потом стало холодно.

Потом все погасло.

Вспышка света. Темнота, Вспышка света, боль и почти сразу она исчезает, а ее сменяет чувство сильной слабости.

Я с трудом подавил желание немножко постонать и поскрипеть зубами и вслушался в свои ощущения. Все системы функционировали нормально, я ни к чему не привязан, и даже наоборот – парю в воздухе.

Открыв глаза, я уставился в белый потолок, обвешанный камерами и датчиками.

Одновременно с моим переходом в сидячее положение в отскочившую дверь стандартного конфедеративного изолятора влетели трое в белых халатах. Так как один нес шприц, то прошли они не далеко.

– По-моему, ему это не нужно. – похрипел один на линкосе, поднимаясь из угла.

– Конечно, не нужно. Я бы лучше покурил, и выяснил, где я и мои жены.

В распахнутую дверь влетели генерал и адмирал, оба Военно-Космических Сил, и три десантника в полной выкладке.

– Лейтенант Трокли! – рявкнул адмирал. – Доложите обстановку!

– Обстановка проста, и я даже не понимаю, как даже такой тупица как вы, сэр, не можете ее понять. Я нахожусь на тяжелом линкоре ВКС, оборудованным экспериментальным прибором выборочной аннигиляции, поле которого окружает планету. После аннигиляции моего штурмовика мое хладное тел было выловлено и оживлено. Теперь я нахожусь здесь и требую курить и сообщить мне, где мои девушки, а так же послать запрос в департамент особых личностей относительно моей. Причем обстановку я докладываю, выполняя незаконный приказ, так как согласно уставу ДНП п.43 ст.67843-2 я имею право не отвечать на вопросы лиц других департаментов. – оттарабанил я, нащупывая в кармане генерала сигареты и зажигалку.

– Взять!!!! – рявкнул генерал.

– Есть сэр! – ответил я, и, разодрав китель, взял у него сигареты и зажигалку. – Спасибо, сэр! – я прикурил и посмотрел на десантников, сражающихся со своими многоствольными стрелялками. С блаженной улыбкой выпустив в рожу полураздетого генерала струю, я мурлыкнул:

– Ты мне нравишся, противный. – Он захлопнул рот и стал медленно из багрового становиться лиловым. – Но девушки мои нравятся мне больше. – Десантники, бросив непослушное личное оружие, ринулись ко мне с руками. Ввалив каждому из генералу по символическому пинку они попадали, занятые битвой с ботинками. – Так что, если вы не питаете к друг другу нежных чувств… – рука адмирала, подчиняясь порыву рукава, дернулась к обнаженной груди генерала. Он сердито отдернул ее, и громко буркнул:

– Девушек сюда, быстро.

– Есть сэр! – лязгнул динамик в потолке. Пошуршав с пару секунд, он дополнил: – Сэр! Послание из ДеОсЛича. Кавычки до прибытия спецагента Накря не оказывать никакого давления на агента Трокли выполнять все просьбы тактического уровня и согласовывать с ним все действия стратегического точка второй заместитель министра неявных дел маршал Зихиль точка кавычки.

Генерал, грязно богохульствуя, вылетел из комнаты. Адмирал заинтересовано посмотрел на меня. Я подмигнул ему, и радостно-звонко сказал в динамик:

– Эй, на интеркоме!

– Да… сэр?

– Ответ. Кавычки Трокли тире Зихилю точка Спасибо двоеточие кавычки Дадзонте Ватокс довыпендривался точка кавычки до прибытия Накря курю над планетой точка кавычки.

– Принято, сэр.

– Спасибо.

В двери влетела Катрин. Одна.

– Адмирал, вы позволите? – осведомился я как можно более светски.

– А вы позволите не позволить? – обиженно буркнул он, вылетая из комнаты почти сам.

– А где Танита? – спросил я, когда он вылетел.

Катрин встала в метре напротив и обвиняюще уставилась на меня. Вся в синяках, шрамах, она хитро улыбалась, и блестела открытым глазом, на котором наворачивалась слеза.

– Она не захотела вылезать из-под капельницы. – заговорчески прошептала она.

– Понятно. – еще более заговорчески шепнул я, вынимая сигару и шагая к ней. Обняв, шепнул в ухо:

– Ну так что? Вляпаешься за меня замуж?

– Посмотрим на твое поведение.

– Извини. – очень виновато шепнул я. – Я бы изнасиловал тебя прямо здесь, да подгладывают много.

От удара по яйцам, носу и глазу я улетел на кровать и затянувшись, зашелся слезливым хохотом.

– Ты засранец! – рявкнула Катрин и вылетела из комнаты.

Я развалился на кровати и с улыбкой выпустил струю в ближайший объектив.

ВКС, наверно, до сих пор пытается разобраться, что я имел ввиду.

Twenty– two points, plus triple-word-score, plus fifty points for using all my letters. Game's over. I'm outta here.

[1] Для простоты все длинны, глубины, толщины и т.д. переведены в привычную для читателя систему отмерений.

[2] Стандартная – это, грубо говоря, такая, при которой тело Хомо Сапинеса может спрыгнуть с высоты два своих роста и если умеет спрыгивать, не сломать себе чего-нибудь.

[3] Стандартных КВР-ских длинн, в родных моих километрах это надо множить на 67,94

[4] А стандартная единица времени в КВР = 0, 24 секунды, помножить на нули с еденицой. Подберите подходящее количество нулей, если вам не лень.

[5] С начала второго расселения.

[6][6] Столько процентов потомков смешанных браков.

[7] Teefsoul Harsh T-rockly (английский) – вольнопереводиться как Зубастодушев Достал Тщательнохаосович, хотя возможны варианты.

[8][8] Проценты исчисляются от арифметически средних (показатель первого плюс второго плюс 100000 и т.д., деленное на число показушников), помноженных на два. Так что может быть и 105 процентов и 5.

[9] Это, кто не биолог, прикол на тему задачек по генетике мама кривая конопатая и голубоглазая, а папа шестипалый альбинос, кто будут дети, если дедушки оба ветераны Чернобыля. Если вы фанат решать задачки по генетике, то напомню, что рост определяеться тремя парами генов по, моему, с полным доминорованием по типу рослый. Скажем, благо это фантастический рассказ, что один, доминируя, дает большие общие габариты, второй – вытягивание в длинну, а третий – толстость. Карие глаза доминируют над голубыми, но есть еще ген, определяющий смешивание цвета глаз в зеленый, по моему, рецессивный. И не забудьтье про кросинговер!

[10] Пошловеселый мамонтотанк

[11] Даже зная английский, понять сложно, поэтому даю сразу перевод: Ты кто такой есть тут? – Охотник – Чей охотник? – Я… – Я не собираюсь тебя убивать, но если ты собираешься немного быть врущим, то соберусь – Ладно…Мать…Вытащи эту стрелу – Будет немного кроваво – Да она неглубоко – Не волнуйся, сделаю, как закончим – Хорошо. Правда, не так весело, как оригинал?

[12] Если перевести, то – трахнул и в лейтенанты. А на английском звучит почти так же, как трахнутый лейтенант.

[13] Гибрид от искать и тискать. Значение придумайте сами – не ошибетесь.

[14] Точеная из железа фиговина в виде звездочки. Очень удобна для метания, когда метатель не умеет кидать ножи.

[15] Была на моей родной планете такая малоприличная песня.

[16] Ускорение, сообщаемое телам при падении их на планету под действием гравитации. Обозначают буквой G (читаеться Же). А ЭМ (буква М) – общеприняте обозначение скорости звука в стандартной асмосфере.

[17] Звуки приведены для представления о том, как это звучит. Данный диалект лыйэнса (самого компактного из галактических языков) очень редок, и поэтому дам перевод первого слова. Оно означает Существо, обитающее в теле, обладающим половыми признаками и неспособное из-за характеристик тела достигнуть полового удовлетворения, и имеющее навязчивое желание его достигнуть, извращенное в стремление причинять другим боль, но опасающееся наказания за это и удовлетворяющее это желание занятиями оральным сексом с рассмотрением неконтролируемых всплесков исходящих сообщений, вызванных удовольствием от акта, как сигналов о боли.

[18] Это не опечатка, а неприличное предложение ввести новый предлог. Вот О Солнце и ОБ Оболтусе есть, так почему бы не УН Ушей?