Отблески Тьмы

Часть первая. Найдёныш.

Мэтр Карвейл не без сожаления отложил в сторону перо. Как ни хотелось дописать ещё несколько строк, однако нельзя - мысль должна созреть. Да-да, именно вызреть в голове до такого состояния, когда ни единого слова уже нельзя ни добавить, ни убавить или даже изменить. Только предельно чёткие и понятные формулировки. Только строгие, сотни раз выверенные размышления. Ибо книгу эту потом станут читать многие сотни учеников, осваивая нелёгкую науку повелевать невидимыми Силами. И малейшая двусмысленность или неточность могут привести к нешуточной катастрофе.

Волшебник встал. Одёрнул сбившуюся алую мантию, с удовольствием сделал несколько шагов, разминая затёкшие от долгого сидения ноги. Хотя Мастеру Огня уже давно перевалило за сотню лет, никто со стороны даже не заподозрил бы в этом человеке столь почтенного возраста. Что и говорить - Огонь даёт своему обладателю большую силу. Не только гасить пожары или испепелять врагов огненной волной. Какие-либо намёки на старость, дряхлость ума или тела ещё даже и не грозили - всё выгорало в горниле ослепительно-яркой сущности мага. Да и работы невпроворот, куда уж тут о покое думать.

Украдкой он потянулся - именно украдкой, ибо ему как руководителю школы Высокого Мастерства надлежало быть если не идеалом, то уж образчиком точно. И не только для оболтусов-недоучек, но и для остальных преподавателей тоже. Ибо уже полсотни лет, как по повелению Императора основана эта школа. Как копия и образец невероятно древнего Университета Магии, находящегося в старом как мир городе эльфов.

Остроухие… мэтр Карвейл повернулся к приоткрытому стрельчатому окну и мимолётно усмехнулся, вспомнив холодно-красивые лица, мелодично журчащие голоса и блистательные умы перворождённых. Война с вами немыслима, это как если бы левая рука вдруг сцепилась с правой. Всем вы хороши, но только всё равно чужие. Да и далеко, слишком далеко для не владеющих высшими ступенями Силы. Как говорят, два года ехать, да ещё год кораблём плыть. Вот и основали люди в своей земле собственную, тайную Школу. Книги частью покупали через третьи руки у высокомерно-вежливых эльфов, частью писали сами. По крохам собирали знания - все сколько-нибудь сведущие в магии приложили к тому руку, ибо каждый понимал: сейчас закладывается будущее могущество человеческой расы. Да и окончательно принявшие их сторону бородатые гномы руку приложили - хотя и чрезвычайно редки у них одарённые, куда как меньше их, чем хотелось бы.

Хотя по некоторым направлениям даже весьма могучие волшебники людей могли только мечтать сравниться с изощрёнными магическими построениями перворождённых - а всё же. Целительство, управление погодой, растительно-животные дела, магия музыки и слова, тут с эльфами тягаться на равных попросту невозможно. Зато боевая магия, к коей в немалой мере относится и магия Первородного Огня, магия Земли и Воды - тут с изрядными усилиями удалось не только достичь сравнительного равенства, но даже и рассчитывать на весьма, весьма неплохие перспективы.

Да, эльфы накопили гигантский, просто наводящий священный трепет опыт. Да, в некоторых их теоретических выкладках до сих пор разбираются едва ли несколько самых просвещённых из людей. Только вся их мудрость - в прошлом. Застыли на месте перворождённые, почитая древние книги единственным источником знаний. А горячие кровью люди яростно вцепились в непростую науку - и ищут, ищут новые пути.

- Сто эльфийских мудрецов знали, что сделать это невозможно. Но однажды пришёл человеческий дурак, который не ведал о том - и он это сделал, - мэтр Карвейл улыбнулся, вспомнив любимую тайную поговорку своего наставника по мастерству, лорда Бера.

Он подошёл к высокому окну, выходившему во двор школы, всмотрелся - не столько в увиденную картину, сколько взгляд его высветил прошлое. Бывший баронский замок, пустующий после того, как его взяли приступом верные императору войска и задавили в зародыше весьма опасный бунт. Что сталось с хозяевами, лучше не вспоминать - Император способен понять многое, но вот предательство никогда. А затем сюда приехал он, Ив Карвейл, когда-то закончивший заморский Университет. Всего с одной телегой книг да кое-какой одежды, и парой слуг. Но с наказом повелителя - школе Высокого Мастерства быть!

Вспомнил почтенный волшебник, как муравьями облепили полуразрушенный замок невесть откуда взявшиеся гномы. Молодцы бородачи - умеют что воевать, что строить - уже через месяц стены, здания и службы в их нынешнем виде предстали перед взором волшебника и его нескольких коллег. Все были взмыленными - каждый слой каменной или кирпичной кладки пропитывался Силой. До одури, до темноты в глазах, напрягая все складки поблёкшей ауры работали, дорвавшись до любимого увы немногими занятия - создавать. Творить новое, строить.

И то - не конюшню какую и даже не мост клали. Всяк понимал, что твердыня должна получиться. Несокрушимая и почти вечная. Чтобы ни шалости или ошибки учеников, ни происки врагов буде такие объявятся - ничто не должно даже поцарапать защиту. На века строили гномы и люди. А потом сами же уважительно поклонились мощной и грозной цитадели - цитадели знаний. На совесть отгрохали, в общем. Так, что даже самим потом радостно стало.

На открытие сам Император приезжал, с супругой и толпой придворных прихлебателей да челядинцев. Между прочим, повелитель и сам не чужд магическому искусству - как миленький отбарабанил пять лет в эльфийском Университете. Да друзей-единомышленников себе подобрал подобных - и таких, что обнаружилось однажды - враги Империи как-то вдруг стали вымирать. Что внутренние, что внешние… помогали им в том неустанно, денно и ношно. Кое-кого оставили приличия ради, чтоб совсем уж людоедами не прослыть. Пальчиком погрозили, пожурили легонько - будьте отныне хорошими да послушными.

А школа работала, бурлила как кипящий котёл под крышкой. В двух корпусах будущие маги осваивали нелёгкую профессию свою. Учились. Вскипая кровью и осыпаясь сухим пеплом в случае неудачи, сдавали беспощадные экзамены - тут уж без снисхождения и поблажек. Ошибся - умер. Жизнь-то спросит куда строже…

В башне и подвалах библиотеки хранились тысячи томов по всем наукам, артефакты и волшебные свитки. Понемногу, по штучке приносили их со всего мира откликнувшиеся маги людей. Даже с дальнего знойного Полудня прибыли как-то караваном двое тощих до изумления чернокожих шаманов - и их вклад был принят с благодарностью. Хоть и тёмная их сила, хоть не любят простые люди обратную сторону жизни - а надо. Всё-всё, что известно, должно стать и будет достоянием человечества.

А в той башне, из которой во двор невидяще смотрел Мастер Огня, работали самые из самых. Тайные из тайных. Искуснейшие из искуснейших осторожно, маленькими шажками, спотыкаясь во тьме невежества и тысячекратно возвращаясь назад, искали новые знания. Не готовые рецепты, с превеликой неохотой иногда предоставляемые эльфами, а своё. Непохожее ни на что, не описанное ни в одной из сожжённых или уцелевших книг. И добились таки кое-чего!

Постепенно, понемногу добились, набив невесть сколько шишек. Семнадцать опытнейших Мастеров умерли в страшных муках, совершив ошибки больше тех, кои могли подстраховать их многомудрые коллеги. Дважды ремонтировали обшитые серебром и зеркальным камнем подвалы и мастерские. А всё же, три года прошли с тех пор, как лучшие Мастера Огня и Молнии стали выходить не из древних стен заморского Университета эльфов - а из здешних, скреплённых собственным потом и кровью людей.

Мэтр усмехнулся. Он вспомнил горящие завистью и недоверием, изумительно красивые зелёные глаза Тервен, первейшей из эльфийских боевых волшебниц. Вспомнил её взгляд, когда впервые превозмог кичливую расу перворождённых в Мирквудском лесу - в той земле друидов традиционно собираются померяться силой величайшие маги известного мира. И поединки идут без скидок и казуистических оправданий, сильнейшие против сильнейших. Победил - ты первый.

И он стал сильнейшим, когда изнемогая, взглянул в уже горящие торжеством и предвкушением победы эльфийские глаза - и его взор затопило пламя гнева. Нет - Пламя, ибо грознейшую из эльфийских огневиков в такой вспышке вышвырнуло из круга поединков, что откачивали её лучшие целители. Неслыханное дело - ожоги лечили у Мастера Огня! Ну, сломанную ногу и отгоревшую до плеча руку и вовсе вспоминать незачем.

И в выжженном до скального основания круге почерневшей земли остался он, Ив Карвейл, сильнейший из магов Огня. И не перед остроухим эльфом - перед ним склонили в знак признания головы.

А этим летом отличилась Фирелла, внучка простого бондаря. Своими ударами, то вытянутыми в разящие копья, то прихотливо извивающимися и расслаивающимися, то диковинным образом свёрнутыми в клубок яростного лилового огня, она разогнала из Круга одного за другим всех Мастеров Молнии. Так разошлась закопчёная и недобро ощерившаяся волшебница людей, что обитель друидов за недальней горой пришлось серьёзно ремонтировать. А саму гору, сокрушённо вздыхая, Мастера Земли восстанавливали по памяти.

Вот и неудивительно, что Фирелла нынче в Школе, и как раз сейчас что-то изобретает в тщательно изолированных подвалах. Не опоздала бы на лекцию только - после обеда её будет слушать группа учеников третьего года обучения. Надо будет напомнить.

Мэтр отвлёкся от своих дум, хотел было уж выйти из своей комнаты в коридор и к кольцевой лестнице, спиралью обвивающей башню изнутри, но обратил внимание на происходящее под окном…

Мальчик-служка, с кропотливостью муравья убирающий засыпанный последним, наверное, в эту зиму снегопадом внутренний двор, уже сгрёб в одну большую кучу мокрый, липнущий на широкую деревянную лопату снег. И принялся наполнять им большую плетёную корзину, чтобы вынести его постепенно за ворота. Однако один из старших учеников, выскочивших из корпуса на перерыв дабы отдохнуть и подышать немного чистым воздухом, не удержался от шалости - учинённый им небольшой воздушный вихрь разметал немалую кучу снега, вновь засыпав весь широкий двор.

И не успел мэтр школы поморщиться от неподобающей будущему волшебнику шутки, как мальчишка-служка уже утёр залепленное мокрым снегом лицо - и отвесил обидчику такой великолепный удар под глаз, что не ожидающего отпора ученика унесло на несколько шагов, да ещё и впечатало в кирпичную стену. И только боги знают, к чему бы привела ссора мальчуганов, ибо вскочивший на ноги ученик уже привёл ладони во вторую позицию, облегчающую использование воздушных сил и сейчас же позволяющую устроить слуге хорошую трёпку - но наставник уже отворил настежь застеклённую створку окна.

- Прекратить. И поднимитесь оба ко мне, - сказано это было не терпящим ни возражений, ни тем более непослушания голосом.

Мэтр прикрыл обратно окно. И в ожидании смутьянов только вздохнул - что ученику делать нагоняй за шалость и неуважение к труду других, что служке придётся устраивать выволочку за дерзость в обращении к будущему магу - к тому же отпрыску дворянского рода, хоть и младшему в роду…

Старый друг Жан де Лефок, всерьёз заинтересовавшийся силой всеблагого Риллона, несколько лет назад прошёл ритуалы и добавил к своей незаурядной силе Мастера Огня ещё и должность настоятеля храма Солнца в далёком Мелите. И вот, недавно он прислал с провожатым парнишку - и письмо. Дескать, так и так, позаботься о парне. Отказывать коллеге, бок о бок с которым они оба немало пролили крови и пота, Ив Карвейл не счёл нужным.

Так среди слуг, работающих в школе магии, и появился этот непокорный волчонок…

Мелит, тремя месяцами раньше.

…Рыцарь, сияя начищенной сталью лат, решительно надел глухой, с ярко-зелёным плюмажем шлем, и с лязгом опустил забрало. Из прорезей донёсся звонкий голос.

- Ну что ж… Господа орки, я имею честь атаковать вас!

Он пришпорил своего великолепного, снежно-белой масти коня, и припустил с вершины пологого холма, постепенно наращивая скорость. Врезался в рычащую и завывающую толпу, и теперь его сверкающая боевая секира раз за разом поднималась и опускалась, с хрустом разрубая круглые щиты, кривые ятаганы, пыльные шипастые доспехи, оскаленные жуткие морды…

Хрясь! Хрясь!…

- Арри! Где ты там, дрянной мальчишка!

При звуках этого визгливого голоса худощавый паренёк, коловший дрова на заднем дворе, вздрогнул и поднял в сторону кухни свои серые глаза. Он был пока ещё невысок, проворен; одет только в потёртые полотняные штаны неопределённого цвета, все в заплатках, да явно великоватые ему по размеру старые сапоги. Мороз, с утра прихвативший храмовый город, пощипывал мальчишеские плечи, только-только начавшие наливаться той силой, которая отличает мужчину от подростка. На шее его, на тёмном кожаном шнурке, болтался прозрачный зелёный камушек-амулет, а длинные русые волосы были прихвачены самодельным ремешком.

Разогревшийся от работы Арриол выпрямился, выдохнул пар в чистый воздух и еле слышно зарычал сквозь зубы. Руки его так стиснули рукоять большого топора, что будь дуб немного податливей, он бы съёжился от ненависти, струящейся через эти ладони. С каким бы наслаждением они сжали эту крикливую жирную глотку…

Крик тут же повторился, спугнув с заглядывающей через стену сосны стайку красногрудых птиц. Снегири на всякий случай упорхнули от греха подальше, а мохнатые древесные лапы чуть закачались, роняя во двор струйку снежной пыли.

- Арри, гадёныш, поди сюда!

Парнишка с досадой вогнал лезвие в колоду. Да что ж ей неймётся? На бегу он встряхнулся всем телом, роняя с себя щепки, и шустро взлетел на крыльцо. Чуть приподнял дощатую некрашеную дверь, чтобы та не издала трескуче-противного визга, проник в тепло и духоту кухонной пристройки. Проскользнув через небольшое помещение (прямо скажем - чулан), заваленное дровами, старыми кастрюлями, тряпками и прочим хламом, он попал в главную готовочную и огляделся.

Извечный чад нависал сверху, как второй потолок, выпуская из себя вниз стены, трубы печных тяг и потемневшие балки опор. Кастрюли, сковородки, шумовки и прочие орудия пыток висели на крюках, а также неровными рядами стояли на полках, дожидаясь, когда их призовут шурующие в этом аду демоны. Озаряемая неверным, дрожащим светом печей и пары факелов, у дальней плиты суетилась Венди, мастерица из хоббитов; как всегда флегматичный Журай здоровенным тесаком мерно шинковал капусту, а посреди кухни, подбоченясь, стояла Адель - главная повариха - в халате и залапанном переднике. Лоснящаяся, красная от кухонной жары и с трудом сдерживаемой ярости, она привычно крутанула за ухо мальчишку и заорала опять.

- Небось, дрыхнешь, отродье? Полдня тебя ищу, а ты, гляжу, совсем от рук отбился, лентяй проклятый! Вон, в прошлогоднюю дерюгу уже не влазишь - совсем опух от безделья!

Она небрежно пнула ногой здоровенный казан, весь чёрный от копоти и жира.

- Выдраишь до блеска, а потом воды наносишь на кухню и в баню. Давай-давай, двигайся, щенок шелудивый! - она наконец-то отпустила ухо своими толстыми, как сардельки, пальцами и отвесила отпускающую затрещину. Засим, облегчив свою злость и отведя душу, Адель отвернулась к столу, на котором громоздилась куча ощипанной птицы. Переведя дух от столь неимоверных усилий по вразумлению нахлебника и бездельника, взялась за разделочный нож.

Арриол быстренько подхватил десятиведёрный котёл, который с недавних пор перестал быть совсем уж неподъёмным, и выскользнул из кухни. Свернув за угол, он украдкой огляделся и, не обнаружив никого, опустил свою ношу прямо в снег. Затем легонько и осторожно потёр ладонью ухо, от которого на пол-лица растекалась ноющая боль, стряхнул из глаз набежавшую влагу и процедил сквозь зубы, подражая комедиантам, которых летом видел на ярмарке:

- Мужчины не плачут. Просто у них иногда бывают слёзы.

С таким настроением он поддёрнул штаны, шмыгнул носом, опять поднял котёл и потащил куда-то за большой сугроб. Там давненько были припасены два кирпича, которые выпали из кладки храмовой башни и которыми так лихо можно отдирать налипшую корку грязи. Поёживаясь от морозца, он скоблил и тёр казан до тех пор, пока, по образному выражению Венди, пар не пошёл из ушей. Впрочем, по утверждению той же Венди, бывшей родом из дальнего поселения хоббитов, "зима здесь, на юге Империи, мягкая - не чета нашим".

Утерев пот, парнишка протёр свою работу снегом, щедро нагребая из сугроба. Ладони сразу намокли, а пальцы садняще свело от холода и усталости. Он вздохнул, осмотрел котёл со всех сторон, неодобрительно щурясь на оставшиеся кое-где на дне тёмные пятна. Затем потёр кирпичи над ветхой тряпицей, просеял получившуюся рыжую пыль в старую, выщербленную тарелку с синей каёмочкой, и стал окончательно наводить лоск. Поневоле втянувшись, он стал полировать широкими круговыми движениями красно-жёлтые медные стенки. Закончив наконец, прошёлся ещё раз по днищу и ручкам, и опять протёр снегом.

Котёл, сияя на утреннем солнце, выглядел почти как новенький - из лавки медников. Арриол подул на закоченевшие пальцы, подхватил его и понёс обратно на кухню. Там, заглядывая из коридорчика, он улучил момент, когда Адель отвернулась к кастрюле и стала сосредоточенно пробовать суп, и незаметно поставил свою ношу на широкую посудную полку. Напоследок стрельнув по зале глазами, он поймал взгляд хоббитской поварихи. Она многозначительно моргнула глазами и еле заметно улыбнулась. Ага! Благодарно кивнув, парнишка выскользнул в дверь, и сразу за нею, в коридоре, пошарил в тёмном углу. В неприметной щели меж шкафом и мешками с мукой обнаружился полотняный свёрточек, в котором, судя по запаху, обретался ржаной хлеб, сыр и луковица.

- Спасибо тебе, Венди, - севшим от волнения голосом прошептал Арриол, с трудом ворочая сведенными от голода скулами. Ухоронившись за бочками солений, он нетерпеливо развернул тряпицу и, не мешкая боле, впился зубами в свой нежданый подарок. Завтра во всей Империи, по давней традиции, будут праздновать День середины зимы, а маленькая хоббитянка по доброте душевной иногда подкидывала сироте, что удастся.

Вот и теперь ему посчастливилось - целая горбушка хлеба, и даже ненадкушенная! И дразнящий ароматом обрезок сыра, истекающий прозрачной слезой, а главное - пол-луковицы. "Да если мерять по вчерашнему", - рассуждал паренёк, смакуя еду и борясь с искушением проглотить всё сразу, - "Завтрак у меня похлеще баронского!"

Умяв всё до последней крошки, он поднялся. Хорошо! После еды и короткого отдыха по телу потекла блаженная сытость и истома, но зато стал донимать холод. По дороге за вёдрами он завернул в чулан и достал из-под старой кадушки свою латаную-перелатанную куртку. Ветхая одежонка и вправду ощутимо трещала на спине, но по крайней мере, хоть как-то спасала своего нынешнего обладателя от мороза. Беспечно помахивая коромыслом, Арриол обогнул кухню и оглядел почти пустые бадьи, из которых брали воду повара и банщики.

- Ну да, Ласло опять вина перебрал, болеет, - фыркнув, заметил он и направился в сторону калитки, ведущей к реке. Там обнаружился Редд - бывший солдат, который в одном из бесчисленных сражений потерял ногу и теперь доживал свой век храмовым сторожем. Мужик он, в общем-то, не вредный, только кто ж так просто откажется шпынять и задевать мальчонку? Сторожил он в основном по ночам, сильно не озоровал. Теперь же Редд сидел на скамье у калитки, щурился на утреннее солнце и чадил невероятных размеров вонючей самокруткой.

Парнишка ловко увернулся от пинка и совсем уж было ускользнул за створку. Однако неугомонный Редд изловчился и швырнул вслед свой деревянный костыль. И добавил, зараза, синяк на спину - зря, што ль, служил копейщиком? Арриол мстительно закинул деревяшку подальше, в сугроб за стеной, и по вьющейся по обрыву извилистой тропке сбежал вниз.

Река в течение веков так много раз меняла своё название, что теперь её называли просто - Река. Подковой она огибала высокий холм, на котором расположились стены и башни храма Риллона, и убегала на южный закат, неспешно неся свои воды к далёкому морю. Бог солнца ревнив, и место для почитания было выбрано самое лучшее - местный барон подумывал перенести сюда свой замок, но ссориться с храмовниками не стал. В самом же храме, широко раскинувшемся здесь, помимо прочего, была и школа жрецов, лучшие из которых потом направлялись в заморский Университет Магии учиться на боевых волшебников. Впрочем, по случаю праздника занятий сегодня не было, а стало быть, риск напороться на кого-то из школяров оказывался весьма велик. Не то, чтобы они были особо уж вредными, но иногда позволяли себе безобидные, как они считали, "шуточки".

С этой стороны реки, да и на той немного, раскинулся Мелит - крупный торговый и храмовый город. Вон, почти на окраине, в тихом и уютном предместье, расположился храм Велини - покровительницы всего, что растёт. Тамошние монахи и ученики не чета агрессивным и воинственным служителям Риллона - всё больше тихие да спокойные. Они не ходят по городу, ища ссоры или агитируя народ - но люди сами тянутся к ним. Бывало, поглядит на тебя послушник в серо-зелёном плаще, скажет пару слов, сразу на сердце так спокойно и легко становится! А вон там, ниже по течению, у моста, расположились купцы со своими свайными пристанями, широченными амбарами и крепкими домами. Тоже народ, в общем-то, неплохой, иногда даже щедрый. Когда слегка нетрезвый. Здешние же, в золотисто-алых плащах… да ну их, забияк.

Арриолу повезло, и на пути он не встретил никого, кто мог бы безнаказанно отвесить плюху или же угостить огненным шариком под зад. Разом повеселев, он подскочил к проруби, успевшей за ночь покрыться тонким белёсым ледком. Пустые вёдра загремели на льду, а парнишка железным крючком на конце коромысла разбил и разогнал льдинки, зачерпнул воду, сверху кажущуюся такой чёрной и тяжёлой.

Обратный путь прошёл медленнее, но безопаснее - всё-таки парень при деле, таких задевать никак нельзя. На той седьмице Ласло таки поставил ему подножку, когда Арриол, пыхтя и отдуваясь, только-только втащил наверх пару полных вёдер. Спрятав в глазах злорадный блеск, парнишка ухитрился упасть как раз так, что почти вся ледяная вода досталась на голову и за шиворот пьянчужке. Даже змеюка Адель не стала, по своему обыкновению, орать и таскать за волосы, а только погрозила издали устрашающих размеров поварёшкой.

"Конечно, эти жрецы могли бы и сами воду устроить" - рассуждал водонос, по привычке молчаливо. - "Им стоит только пальцами прищёлкнуть да глаза к солнышку закатить. Р-раз - и всё!" Однако храмовый учитель по гимнастике и фехтованию крепыш Зурн Ан считал, что иногда полезно и поразмяться.

"Правильно, наверное, мыслит старикашка", - рассудил Арриол, опрокидывая вёдра в бадью, - "Только это иногда относится в основном не к тем". Учитель немного благоволил к ловкому и смышлёному парнишке, хоть тот и из слуг; и втихомолку от настоятеля даже разрешил посещать уроки кинжала, а также боя без оружия. Как-то вечером, будучи в особо благодушном настроении, Зурн рассказал, что самого Арриола в полугодовалом возрасте принёс в храм усталый воин в помятых доспехах. Это было почти шестнадцать лет тому, тогда шла война. Ночь, ветер и жуткий дождь гнали отступающие в суматохе войска по раскисшей дороге куда-то вглубь Империи. Чей это малыш, солдат не сказал. Буркнул только имя, и отдал амулет. Парнишка испуганно пошарил у шеи - не потерял ли? - и поспешил дальше.

Редд убрался куда-то в свою сторожку, и дальше работа пошла быстрее да без помех. Заполнив одну ёмкость и наполовину вторую, запыхавшийся Арриол присел возле проруби, чтобы перевести дух и дать отдых дрожащим коленям. Он бездумно глядел на чёрную, притягивающую, чуть дышащую поверхность воды, по которой кружилась одинокая льдинка.

- Вот ты, как и я, - прошептал он ледышке. - Но ничего, сегодня…

Он с испугом оглянулся - не услышал ли кто ненароком. Окунул в воду вёдра и заспешил наверх. Сбегав ещё пару раз, оглядел обледенелую бадью.

- Ещё на несколько ходок, - решил парнишка, но тут его отвлёк болезненный тычок в шею, разом опрокинувший на обледенелую тропинку.

- Ты, крысёныш! Почему дрова не нарублены? - Ласло дышал перегаром, покачивался, и по его мутному взгляду даже спросонья можно было догадаться, что он ищет, на ком бы сорвать досаду за больную голову и поганое самочувствие. - А кто лестницу вымоет?

Вообще-то, Ласло был простой слуга. Однако, будучи посильнее и поздоровее прочих - а где после войны, обескровившей юг Империи, отыщешь работника без увечий? - считал себя вправе покрикивать на других, поколачивать, да увиливать от работы. Вот и сейчас он распалял себя, свято будучи уверен в своей обязанности наказать лентяя.

Что-то в душе Арриола лопнуло, неслышно тренькнув, а что-то другое распрямилось наконец, заставляя расправить плечи и поднять голову. Мельком оценив обстановку - дверь в баню к истопникам закрыта, а окно кухни отсюда не видно - он перенёс опору на правую ногу, и правой же рукой, по всем правилам гномьего бокса, снизу вверх приложился к ненавистной опухшей роже. После поднятия тяжёлых вёдер кулак взлетел к челюсти Ласло с какой-то пугающей лёгкостью, отчего пьянчугу приподняло и отбросило на несколько шагов.

На пару мигов парнишка опустошённо замер, напряжённый, как пружина арбалета, затем шагнул к лежащему. Тот мелко задёргался, а затем попытался поднять лохматую голову. Не дожидаясь, пока его слегка протрезвевший взгляд уставится на Арриола, парнишка выхватил из-за спины боевой нож*, спрятанный до поры до времени под лохмотьями, и, склонившись, блеснул клинком перед лицом поверженного обидчика. (*Боевой нож имеет прямое лезвие длиной 20…25 см, расширяющееся к основанию и равно пригодное как для колющих, так и для рубящих ударов; эфес и ручка цельные, выполнены в виде массивного шипастого кастета; снизу округлый набалдашник-противовес, которым при нужде можно просто оглушить по темечку - прим.автора)

- Ещё раз… - он чуть не задохнулся от непонятной силы, тёмно бурлившей внутри него. - Ещё раз руки распустишь, порежу. А если узнаю, что опять малышку Венди обижаешь, то выпотрошу, как Адель рыбу. Понял, гнида?

Ласло с испугу икнул и дробно закивал, глядя на пляшущее перед глазами остриё, а в снегу под его штанами стало быстро расплываться вонючее жёлтое пятно. - П…понял, - с трудом просипел он, пытаясь вжаться поглубже в сугроб. Будучи от природы недалёким и немного трусоватым, он как-то сразу спасовал перед мальчишкой, который вдруг показал зубы.

Арриол проворно отпрыгнул, как дикий кот, спрятал оружие, и понёсся в чулан. Уже на бегу его чуть отпустило, и тут же началась нервная дрожь. Трясущимися пальцами он добыл из-под кадушки всё своё богатство - три серебряные монеты, несколько медяков, книгу в тёмном засаленном переплёте да горсточку высохшего до каменной твёрдости изюма - бережно завёрнутое в тряпицу. Опустил во внутренний карман куртки, пришитый неумелыми стежками, и чуть призадумался. Из тёмного угла меж крышей и потолочной балкой он достал вязаную шерстяную безрукавку и тотчас же надел под куртку. Вернее, когда-то рукава у неё имелись, но так протёрлись и изорвались, что прежний владелец просто выбросил свой свитер. Арриол же, найдя такое расточительство излишним, здраво рассудил, что рукава можно и отрезать, и приспособил рвань к делу. Гм, вернее - к телу.

В это время с башни храма в морозном воздухе разнёсся одиночный удар колокола, призывая монахов и послушников к службе, а горожан к обеду. Полдень. Всё, медлить больше нельзя. Раз задумал бежать - пора. Парнишка глубоко вздохнул, собираясь с духом, и через смазанную ещё вчерашней ночью боковую калитку выскользнул к замёрзшей реке.

Полдень. Бородатый купец окинул хозяйским взглядом прилавки своего небогатого, но крепкого заведения и удалился отобедать. Тем более, что ароматы расстегая и кулебяки, просачивающиеся из задней комнаты, сделались столь же нестерпимо притягательными, как навязчивая идея. Лавка осталась на попечении нескладной, рыжей и конопатой девчонки, которая работала здесь уже давно, так что за дела можно было некоторое время не волноваться. К тому же, её мать, много лет прикованная к постели тяжёлой болячкой, приходилась купцу хоть и весьма дальней, но всё же родственницей.

Едва за хозяином закрылась дверь, как в лавку быстро, но неслышно, просочилась тень.

- Привет, Майка! - шепнул Арриол. Не то, чтобы купец не жаловал приблуд, но бережёного, как говорится, и Риллон бережёт. С девчонкой, которую звали Майка, они познакомились третьего года, благо оба были практически сироты, и иногда со стаей сверстников рыскали по большому городу в поисках мелких приработков. Парнишка подрабатывал на пристанях, если мешки и ящики были не тяжёлыми, а плата, соответственно, мало привлекала здоровенных грузчиков. Майку же, с её ловкими и гибкими пальцами, охотно нанимали сортировать и перекладывать фрукты. За гроши, конечно, зато быстро и - своё. На летней ярмарке они даже купили в складчину большой сахарный леденец на палочке и долго облизывали, хихикая, когда их язычки и губы ненароком соприкасались, рождая сладкое томящее чувство где-то внизу живота.

- А, здорово, Арри, - Майка отодвинула в сторону деревянные счёты и приветливо улыбнулась приятелю. - Что-то давно не заглядывал!

Парнишка вздохнул, затем выложил на прилавок целых три серебряные монеты. - Это… вот, мамке отдай, на целителя.

Дети, вернее - отроки, переглянулись. Майка все заработанные медяки копила, чтобы однажды нанять для своей матери целителя, которые, как всем известно, гребут за свои услуги ну просто бешеные деньги. Арриол же, которому было жаль тратить с таким трудом заработанные деньги на сладости (ну, разве иногда для Майки), а вино он не употреблял, видя, в каких скотов оно превращает Редда или хотя бы того же Ласло, просто копил их на будущее.

- Бежишь? - сразу поняла быстрая на соображение девчонка, нерешительно глядя на монеты, - И не жаль отдавать? Они ведь в пути пригодятся.

- Бери, - он решительно подвинул серебро ближе к ней. - Я могу потерять, или отнимет кто по дороге.

Высыпал рядом несколько медяков, проворчал. - Отрежь мне полбуханки хлеба, да грудинки на сколько останется.

Майка задумалась, но тем не менее привычно ловко отчикрыжила хлеб острым ножом, на глазок отсекла изрядный ломоть от окорока. - Погоди. - покопавшись, достала откуда-то снизу полотняную котомку и уложила в неё нехитрую снедь да свёрток из-за пазухи парнишки.

- Ну, прощевай, Майка. Дадут боги, свидимся.

Девушка несколько мигов всматривалась в приятеля, словно запоминала, а затем, перегнувшись через прилавок, взяла за плечи и неумело поцеловала в губы. М-мур-р! Доселе, по молчаливому соглашению, они привечали друг дружку, лишь касаясь кончиками носов и ласково поглаживая их, не рискуя сблизиться плотнее. "Чтобы не будить своего Зверя" - как однажды выразился образованный Арриол, который как-то умудрился выучиться чтению и втихомолку, по ночам, таскал книжки из храмовой библиотеки. Как научился, он не говорил, и Майка своей пробуждающейся женской интуицией ощущала, что тут что-то не так. Сама она читала через пень-колоду, лишь бы разбирать ярлыки на товарах да записи в главной книге. Зато считала, как орехи щёлкала, чем приводила в зависть многих сверстников, да и взрослых тоже.

- Прощай, - она слегка оттолкнула парня и отвернулась, взбудораженная и ошеломлённая. Да что же это такое со мной творится? Видать, истинно маменька предостерегала - не спеши. Но до чего ж сладко под сердцем!…

Вокруг Мелита не было городских стен, однако на каждой из стекающихся в город дорог дежурили патрули баронских солдат. Вот и сейчас, гогоча и покрикивая, они развлекались досмотром подъехавшего каравана. Обойдя стражников десятой дорогой - неровен час, прицепятся от скуки, жеребцы стоялые - Арриол обогнул покосившуюся хибару старой Мэри и, местами увязая в снегу по колено, выбрался на укатанную твёрдую поверхность дороги шагах эдак в двустах от стражников. Незаметно оглянувшись (не привлёк ли внимания?), парнишка зашагал прочь от города.

Через несколько лиг, спустившись на дно пологой лощины, которую пересекала дорога, он догнал тяжело гружёные сани, которые, очевидно, разогнались на склоне и в самом низу подломили правые полозья. Теперь они застряли посреди тракта, развернувшись и нелепо покосившись на один бок. Тщедушный мужичок в добротном зипуне поминал Падшего через слово, озабоченно бегал вокруг и костерил свою равнодушно пофыркивающую лошадёнку на чём свет стоит.

- Подсобить? - поколебавшись, осведомился подошедший Арриол. - Разгрузим, поправим сани. Подвезёшь, пока по пути. А то благородные будут ехать - так и вовсе в овраг спихнут.

Крестьянин осмотрел нежданого помощника, недоверчиво посопел. Однако - деваться некуда.

- Откель путь держишь, отрок? - осведомился он сиплым голосом.

- Из города.

- Гм… ну да, понятно. А куда?

- Туда, - махнул парень рукой вперёд.

Мужик в сомнении потоптался, затем кивнул и стал распрягать. Вдвоём они быстро развязали верёвки, и стали разгружать на обочину какие-то рогожные кули, свёртки и прочие, наверняка нужные в хозяйстве покупки. Перевернули пустые сани, и хозяин озадаченно крякнул, яростно скребя в затылке. Арриол миг-другой осматривал нехитрую конструкцию, а потом достал нож и из берёзовой рогульки быстро выстругал новую опору. Обвязал её тонкой прочной бечевой, которую буквально от сердца оторвал крестьянин.

- Чтоб не расщепилась, - пояснил он мужику, и тот кивнул.

Дорога вилась себе и вилась меж пологих невысоких холмов, сплошь поросших редколесьем. Сидящий на задке Арриол привалился к какому-то мягкому тюку, поскучал немного по своей мальчишечьей непоседливости, и решил перекусить. Крестьянин с высоты своего облучка оглянулся, хмыкнул, и от щедрот своих добавил ему луковицу, пару варёных яиц и хрустящий, нежнейшего посола огурец. Поблагодарив так вежливо, как умел, парнишка принялся уминать еду, благо тяжестей сегодня он наворочался преизрядно, а в остатках еды после храмового обеда порыться не довелось. Напоследок полакомившись щепоткой изюма, он угрелся, втиснувшись между мягким тюком и мешком с вяленой рыбой, и постепенно стал погружаться в блаженную дрёму…

Садящееся солнце уже коснулось виднокрая своим сияющим золотым ободом, и на высокой башне храма Риллона это событие неукоснительно отметили одиночным ударом колокола. Густой звон, дрожа и перекликаясь с эхом, поплыл над городом. Горожане и приезжие, стражники и простолюдины - все, заслышав его, ощущали в душе, что вот и ещё один день прошёл. Достигнув околиц и немного ослабнув, звук вырвался на простор и полетел над полями и лугами, перелесками и холмами, донося до всех долгожданную, или не очень - кому как, весть:

Вечер!

…Вчерашний рыцарь в сияющих доспехах уже прорубился сквозь толпу озверевших от крови орков и теперь обрушился на тускло мерцающего дракона, который изрыгал клубы дыма и пламени. Змей извивался, уворачиваясь от ало сверкающей иззубреной секиры, и почему-то всё норовил, подлец, цапнуть белого боевого коня и откусить ему голову. Наконец всадник изловчился и, сменив оружие на серебряное копьё, таки всадил его навершие под основание чешуйчатой шеи.

- Стой! - вдруг как-то громко заорал зверюга…

Арриол вздрогнул и открыл глаза, спросонья хлопая ресницами.

- А ну, стой! Кому говорю? - вновь раздался грубый, нагло уверенный крик.

Парнишка, не вылезая из саней, извернулся всем телом и выглянул вперёд из-под рулона ткани. Дорогу, которую потихоньку укрывал начавшийся снежок, перегородили двое. Верткий чернявый хмырь вороватого вида, с кистенём, и ещё один - очевидно, главный - покрепче, с коротким мечом в руке. Сзади же путь саням загораживал мерзко выглядящий диковатый здоровяк с прямо-таки устрашающих размеров сучковатой палицей, которой с одного удара смело можно было бы уложить и быка.

- Вот и добыча подвалила, - хихикнул чернявый и уверенно схватил лошадёнку под уздцы.

- Щас позабавимся, - многообещающе ощерился главный и доверительно сообщил. - Вот, пейзан, ты наконец и приехал! Прям на свои похороны, ха-ха! Туточки и справим…

- Кто такие? - шепнул Арриол крестьянину.

- Лихой народ, хто ж ещё. Разбойники, - вполголоса откликнулся возница. - Никак их баронские люди не повыведут. В деревне баяли, что они на зиму ушли, душегубы, а они, выходит, здеся. Спасаться надо бы…

Арриол коснулся своего оружия, миг подумал. - Крови не убоишься, отец? Поддержишь?

Крестьянин вздохнул. - Да заметил я твой ножик, приметный он. У меня под седушкой дубинка есть. Только давай без упокойников, а?

- Чё ты там бормочешь, молитву, што ль? Самое время, - жизнерадостно заржал здоровяк сзади и безбоязненно подошёл. "Напрасно ты это сделал" - успел подумать парнишка, змеёй выныривая из укрытия. С короткого замаха, как и учил Зурн - спасибо ему - Арриол врезал носком сапога поддых, а когда верзила согнулся, разевая рот выброшенной на берег рыбой, метко заехал противовесом оружия в нужную точку за ухом. Бандюк как-то утробно хекнул, кулём повалился на дорогу, выронив из рук палицу - а парень уже обогнул сани и сторожко выглянул из-за передка.

Мужик, даром что крестьянин, отчаянно защищал своё добро, заодно и жизнь. Главарь сидел прямо в снегу, забыв про валяющийся рядом меч и оцепенело глядя на нелепо вывернутую, сломанную руку. А вертлявый, махая кистенём крест-накрест, теперь в одиночку отбивался от дубинки. Иногда, впрочем, попадал и по крестьянину, но всё время звал какого-то Гришаню.

"Это тот здоровяк, наверно" - сообразил Арриол. Он поднырнул под лошадью, и оказался рядом с дерущимися.

- Уступи! - коротко бросил он. Крестьянин, тяжело дыша, отскочил назад, а разбойник, обнаружив перед собой мальчишку, дуром попёр вперёд. Но уроки кинжала, которые давал учитель, нашли благодарного ученика, и через несколько мигов Арриол, ящеркой увернувшись от просвистевшего над самым ухом удара, исхитрился вскользь ударить чернявого по роже. От боли в разорванной шипами щеке тот отпрянул, затем пошатнулся и сомлел. Крестьянин же, не мешкая, оглушил тихо стонущего главаря, и на дороге стало тихо. Коротко прислушавшись, парнишка обернулся.

- Ты как, отец?

Мужик скривился и зашипел, ощупывая себя под коротким зипуном, - Кости вроде целы. А синяки хрен с ним, пройдут.

Арриол меж тем проворно обыскал валяющиеся тела; кошели и всё ценное складывал в мешок, который достал разом повеселевший крестьянин. Стащил с чернявого новые сапоги, примерил.

- Как раз, токмо онучи намотать, - кивнул мужик, добавляя к добыче ещё крепкий полушубок со здоровяка. Осмотрел старые сапоги, в которых был Арриол, покачал головой и зашвырнул в сугроб. Нашёл ножны, всунул туда меч и хозяйственно прибрал в мешок. Затем стащил с головы главаря шерстяной вязаный колпак, с любопытством оглядел его и кинул парню. - Надень, а то ухи поморозишь.

- И то дело, - благодарно кивнул Арриол. - Давай утикать отсюда?

- Погодь, - с завидной крестьянской сметкой рассудил мужик, - Не пешком же они сюда топали?

В самом деле, за бугром, поросшим чахлыми сосенками, нашлись четыре стреноженные лошади с кой-каким скарбом. - Ух ты! - обрадовался крестьянин. - Ухоженные…

- А с этими что? - кивнул Арриол на постепенно очухивающихся разбойников, когда трофейные коняшки уже были привязаны к задку саней и вся компания бодро двинулась дальше по дороге.

- Не хочу брать греха на душу, - помолчав, откликнулся мужик, потирая ушибленный в драке бок. - И тебе, паря, не советую. Дадут боги - выживут и до тепла какого доберутся.

- Это ж надо - хотели нас, а мы их сами! - парнишку начал пробирать истерический смех. Крестьянин тоже захихикал, покачиваясь на облучке и рукой придерживая себя за ноющие бока. Хохотали вдвоём, захлёбываясь от непонятного облегчения и глотая зачастившие с вечернего неба снежинки.

А дорога опять вилась себе по перелескам, огибая то овраги, то холмы. И казалось - не будет ей ни конца, ни края.

- Темнеет уж. Может, заночуешь у меня? - спросил мужик парнишку, когда они подъехали к съезду с тракта, который, судя по лепёшкам навоза, вёл в деревню. - Кстати, как делить будем?

И этак хитровато прищурился. Арриол пожал плечами.

- Деньги тех лихоимцев поровну. Полушубок бы мне не помешал, да великоват. А остальное забирай. В пути оно мне ни к чему, а тебе нужнее будет. Семья-то большая?

- Трое детишек, жёнка, да сестра вдовствует. - неспешно ответил крестьянин, поворачивая лошадь в сторону деревни. - Зовут-то тебя как? Меня Капраном кличут.

- Арриол.

- Не по-нашенски, - покачал головой возница. - Видать, издалека?

- Не знаю, - вздохнул Арриол, отчего-то волнуясь. - Меня малышом в храм принесли.

- Сирота, стало быть, - покивал Капран и придержал лошадь, которая в предвкушении близкой деревни показала совсем уж неуместную прыть. - Опосля войны много таких мальцов осталось… Небось, оттуда, из храма-то и бежишь?

Арриол посмурнел и не ответил, и дальнейший путь они проделали молча, подскакивая на ухабах дороги и думая каждый о своём. Вот показались дымки над кронами деревьев, потом пошли занесённые, пустые по зимнему времени поля. Постепенно смеркалось, когда очередной поворот дороги обогнул холм с замершим почерневшим ветряком, и перед путниками раскинулась небольшая деревня.

Уже в потёмках они подъехали к небогатой по меркам баронства, крытой соломой хате, и соскочивший с саней Капран отворил ворота, беззлобно отталкивая запрыгавшего вокруг бесхвостого кобеля.

- Оно и к лучшему, что досужие глаза не видели, - буркнул хозяин. Быстренько распряг, принялся загонять своих и дармовых лошадей в разом ставшую тесной конюшню.

На крыльцо избы вывалилась закутанная в салоп бабёнка, засуетилась.

- Вернулся, Капранушко. Ну и слава Риллону! Только, што ж так долго? - она взмахнула руками и только тут заметила парнишку. Сразу окинула его намётанным глазом, и сделала понятные только умудрённой жизнью селянке выводы. Крестьянин бросил ей какой-то особенный взгляд, и разгрузка саней, а также переноска вещей в хату и сарай прошла молча.

- Ступай, - хозяин затянул пустые сани под навес, и тоже прошёл в дом.

Селянская похлёбка с гусиными шкварками и пшеном, приправленная укропом и жареным луком, оказалась густой и изумительно вкусной. Хозяйка, улыбнувшись хорошему аппетиту гостя, щедро налила ещё миску; под одобрительные взгляды Арриол вылизал дочиста и её, заодно прикончив и увесистый ломоть хлеба.

Капран уже повечерял и теперь, опустив на колени усталые жилистые руки, рассказывал, какие невероятные приключения пришлось им пережить. Сестра его, полноватая женщина с печальным лицом, тихо сидела у лучины и крутила прялку, вытягивая нить из из белёсого льняного клубка. А жена - дородная и статная тётка - полоскала в корыте одежду и тоже ахала, вторя детям, свесившим любопытные мордашки с припечка.

- Так ты сирота при храме? - спросила она, покачав головой. - Небось, ни разу досыта и не ел.

- Досыта - это как? - наивно спросил Арриол. В тепле и после обильной еды его сразу разморило. Комната качалась перед слипающимися глазами, то и дело норовила уплыть куда-то вбок и вверх, оставляя после себя темноту и бездумное забытьё.

- Когда уже в брюхо не лезет, - хихикнула с печи белобрысая девчушка.

- Не знаю, не приводилось, - он уже почти не слышал своего голоса.

Вернее, слышал, но откуда-то словно со стороны и сквозь воду. Крышка стола качнулась, и стала приближаться.

Капран проворчал сквозь зубы что-то не очень лестное о монахах и, заметив состояние парня, подхватился. - Одарка, постели гостю на ларе с одёжкой. Вишь - умаялся. Кабы не он,…

Что там "кабы", Арриол уже не слышал. Даже не почувствовав, как его уложили, он унёсся куда-то очень далеко, в те удивительные и волшебные края, где могучий, сияющий светом рыцарь уже разогнал орков, растоптал дракона белым богатырским конём, а теперь, рискуя жизнью, спасал златовласую девушку. Она была почему-то в длинной белой рубахе до пят, и гнался за ней толстый, зелёный, весь в противной вонючей слизи, тролль. Арриол никак не мог дотянуться до него мечом, хотя летел изо всех сил над весенней травой, кустами барбариса и пушистыми южными соснами. Всё выше, выше, и выше…

Перед настоятелем храма Риллона стоял румяный и пухлый брат Гунтер, который заведовал хозяйственной частью, и, пожимая плечами, объяснял - почему не топлены печи под главным зданием, от которых грелась половина храмовых пристроек. Почему не мыты лестницы, а также комнаты монахов и учеников. Кто порезал слугу и кто, скорее всего, выкрал золотую статуэтку из дарохранительницы.

- Тебя послушать, так на этом Арри-найдёныше вся работа и держалась! И Ласло нечего выгораживать - оба знаем, каков из него работничек, - отмахнулся седой и властный Лефок, сидя в своём кресле за столом. Раздражение настоятеля можно было понять - завтра праздник, а тут такая катавасия завертелась.

В келью вошёл плечистый Зурн Ан, отчего в комнате стало как-то тесновато. Следом неслышно возникла Эсмеральда, храмовая жрица. Наполовину эльфийских кровей, строгая и красивая, она радовала взор одним своим присутствием. Фехтовальщик был задумчив, а женщина наоборот - стремительна и порывиста.

Лефок поднял лицо к вошедшим.

- Что там, Зурн?

Тот пожал своими внушительными плечами под ало-золотым плащом.

- Дороги вглубь Империи проверили - ничего. Не было его там, - Зурн Ан был смущён. - Тракт на Имменор тоже. Может, он ещё в городе, господин настоятель?

- Нет, не может быть, - покачал головой брат Гунтер. - Баронские ищейки перетрясли все дома и забегаловки. Да и мага своего привлекли. От таких не спрячешься.

Настоятель вздохнул, по привычке поднёс зябнущие ладони к изразцовой стене. Холодная. Помянув Падшего сквозь зубы, он повернулся к женщине.

- Эсми, я вызвал тебя вот зачем. Там найдёныш порезал Ласло, глянь - сильно ли.

- Хорошо, уважаемый господин настоятель, - живо кивнула Эсмеральда. Ей больше подошёл бы серый или зелёный плащ, но и в красно-золотом она была воистину прекрасна. А умением сливаться духом и разумом с Риллоном она приводила в отчаяние даже самых истовых послушников, да и самого Лефока тоже.

- Впрочем, пошли все вместе. Заодно и узнаем подробности, - настоятель тяжело встал и, не обращая внимания на робкие попытки Гунтера увещевать его не лезть самому в эти грязные дела, пошёл впереди всех.

Ласло нашли в каморке под лестницей, дрыхнущего в измятой постели. Сморщившись от перегара и запахов немытого тела, пропитавших комнатушку, Эсмеральда подняла глаза кверху, потянулась всем своим естеством. Вокруг неё медленно разлилось оранжево-жёлтое сияние, и она уже была там. Медленно провела ладонью над спящим слугой, еле заметно усмехнулась, и в клетушке раздался её негромкий, сладостно-звенящий голос.

- Ни единой царапинки. Недавний синяк на скуле, да алкогольное отравление изрядным количеством прокисшего Aetanne.

Затем она потянулась дальше, ещё дальше - туда, в недосягаемую для смертных высь, откуда взор Риллона видел всё, чего коснулись хотя бы слабые или рассеянные лучи светила. Это было Чудо, которое очень и очень немногие из жрецов могли сотворить по своей воле, а тем более после заката. Понятливый Зурн Ан вложил в её руку резную фигурку медведя, которую найдёныш когда-то вырезал из обрезка палисандрового дерева и подарил ему. Этой вещицы касались его пальцы, и по ней можно было найти Арриола, если он не ушёл ещё в Чертоги Смерти.

- Вижу, - прошептала жрица бескровными губами. - Вот. Он колет дрова… таскает воду… Вот его бьёт похмельный Ласло, а парнишка отвечает ему ударом в челюсть…

Все тихо слушали, не рискуя нарушить её глубокий транс.

- Нож не коснулся тела Ласло, - медленно продолжила Эсмеральда, просматривая Нить Судьбы. - Вот парень заходит в лавку…

Она слабо улыбнулась, затем её голос зазвучал опять. - Идёт по южной дороге. Крестьянин на санях… трое разбойников… короткая драка, отбились… Деревушка налево от южной дороги, ветряк на бугру, полсотни дворов.

Лефок встрепенулся, но усилием воли заставил себя промолчать. Зурн Ан тоже как-то странно прореагировал на её слова.

Медленно, осторожно жрица вышла из транса, постепенно обмякла, и пошатнулась. Зурн тут же подхватил её на руки и бережно вынес из тесной каморки. Следом, брезгливо морщась, вышли и настоятель с братом Гунтером.

- Это Черноголовка, на самом краю баронских владений, - вполголоса сказал Лефок и улыбнулся. - Но каков хитрец! Как знал шельма, где его будут искать, и пошёл на юг, не иначе как к гномам. А что у вас, брат Зурн?

Фехтовальщик аккуратно усадил постепенно приходящую в себя женщину на резную деревянную скамью, и выпрямился.

- В магистрате сообщили, что конная стража возле Черноголовки поймала троих. Без лошадей и оружия, изрядно помятые. Десятник опознал вожака - известный с лета грабитель и убийца Фром. Но, - он сокрушённо почесал в затылке, - Как-то не связали это с Арри.

- Вы же вроде бы давали ему уроки? - слабо улыбнулась Эсмеральда.

- Ну да. Парнишка сильный и ловкий, - кивнул Зурн. Он снял с пояса фляжку, открыл её и протянул женщине. - Если станет солдатом - далеко пойдет.

- Это если его завтра не повесят за воровство, - хмуро поправил брат Гунтер.

- Да, Эсми, а что со статуэткой? - поинтересовался Лефок, повернувшись к ней с потеплевшим взглядом.

Жрица, чуть прикрыв глаза длинными ресницами, миг-другой колебалась.

- Золотая, с крылышками, и рубином в основании? - спросила она.

- Ну да, - с трудом выдавил побледневший брат Гунтер непослушными жирными губами.

Эсмеральда незаметно от других послала ему особенный взгляд.

- Мне было видение, - медленно говорила она, не отпуская его глаза, - Завтра утром статуэтка появится на алтаре.

Затем она обратилась к благоговейно внимавшему Лефоку. - Уважаемый господин настоятель, и вы, почтенный Зурн. Ступайте, организуйте погоню. А вы, святой брат, принесите мне капельку вина - силы мои на исходе.

Двое, не мешкая, удалились и потому не видели, как брат Гунтер вдруг бухнулся на колени, трясясь свим жирным телом, и стал целовать ноги жрице, а та, морщась, отталкивала его носком туфельки.

- Подлец, и нашёл же, куда спрятать…

Утро выдалось ясным и тихим. Лучи показавшегося солнца брызнули вдруг из-за окоёма, опять сделав нестерпимо яркими заснеженную округу и бледно-синее небо. Капран закончил раскидывать снег во дворе, распрямился, вздохнул, озираясь вокруг, и спросил.

- Может, одну лошадку заберёшь? Сподручнее, да и быстрее будет.

Арриол, которому на правах дорогого (после вчерашних событий) гостя не разрешили помогать, покачал головой, сидя на крыльце после завтрака. - Нет, я на них не умею. Упаду ещё, - и улыбнулся.

Хозяин тоже усмехнулся, представив, как это можно - не уметь ездить на лошадях? Затем посерьёзнел и осведомился. - А что от тебя Полкан шарахается, да ещё и в будку прячется?

Парнишка потупился и нехотя ответил. - Чует он. Я на него сначала как на еду глянул.

- Ничего себе! - с изумлением выдохнул крестьянин. - Неужто псину ел? И - как оно?

Арриол мечтательно улыбнулся.

- Да как сказать? Ничего, хотя голуби, в общем-то, вкуснее. В переулке подбивал камнями, иногда.

- Тьфу, пакость! Как можно этакую дрянь есть? - сплюнул Капран, но любопытство его на этом не утихло. - А как, ежели сравнить с мясом? Хотя бы со свининой?

Парень лишь отвёл глаза и пожал плечами. А затем тихо сказал. - Не знаю.

- Ну, монаси, ну, мерзавцы, - крестьянин с неодобрением покачал головой. Занёс в сени лопату, пошептался о чём-то со своими домочадцами, выглянул. - Арри, зайди.

Оказалось, что женщины за ночь перешили полушубок по размеру парнишки, а также тёмно-синие, добротного сукна штаны.

Сердечно поблагодарив, Арриол засобирался в путь.

Зурн Ан с места, почти без разбега, запрыгнул в седло. Рядом, на мохнатом приземистом жеребце степной породы уже гарцевал худощавый, подтянутый мужчина в синем плаще.

- Ну что, господин волшебник, поехали?

Маг из сыскного департамента, которого назначили в помощь по поимке найдёныша, сухо осведомился. - А всё-таки, чего ради такой переполох из-за какого-то мальчишки? Как я понял, ничего против закона он не натворил, да и пятнадцать ему уже стукнуло - волен идти, коль не из баронских холопов.

Зурн поправил на плечах свой двухцветный плащ, кликнул тройку собак, и нехотя бросил.

- Мне тоже не по душе это - мальчонка неплохой. Но - приказано. Чтоб другим неповадно было, - и, не оборачиваясь, погнал своего коня к воротам.

Настоятель проводил отъезжающих озабоченным взглядом и вернулся в храм. Подошёл к алтарю, на котором стояла золотая статуэтка, отныне светящаяся неземным светом. Какое-то время любовался, а затем повернулся к жрице, склонившей свою прелестную головку в размышлениях о вечном и истинном.

- И всё-таки, Эсмеральда, это чудо. Знай я тебя чуть меньше, заподозрил бы обман.

Женщина тонко улыбнулась, опустила глаза, и его слуха коснулся чарующий голос.

- Есть вещи, о которых не могу поведать даже я. Лучше бы вы, уважаемый господин настоятель, подумали о своей душе.

- Вот ещё, - насмешливо фыркнул Лефок. - Я чист и искренен перед ясноликим Риллоном. Кстати, а с чего бы это брат Гунтер вдруг подал в отставку, да ещё и отказался от сана?

Жрица на миг окуталась видимой только посвящённому жемчужно-палевой аурой, и несколько удивлённый настоятель заметил, как её точёное личико нахмурилось.

- Грешен он. Плохо дела вёл, слуг распустил. Вот и покаялся. Надеюсь - искренне.

Арриол едва успел добраться до леса, как амулет на груди, под безрукавкой, тревожно окатил его предупреждающей волной. Такое бывало и раньше, когда магики что-то делали рядом, или пытались как-то проверить самого парнишку. И каждый раз его сознание испуганным зайцем пряталось за сверкающие зеленью грани камня, сторожко хоронясь от нескромного присутствия. Камешек-то был непростой - недаром пейсастый ювелир из лавки предлагал за него аж цельный золотой цехин. Дескать, камень берилл хорош; хоть в кольцо, хоть в диадему. Но Арриол не поддался соблазну. Быть может, этого талисмана касались руки матери, или сам отец, ушедший в неведомые дали, надел на него память о себе. А может, представлял себе парнишка в детских мечтах, мама только по этому камню когда-нибудь и узнает его…

Затравленно оглянувшись, он поспешил углубиться под прикрытие древесных стволов. Да, может быть и ищут, думал он. И наверняка Силой ищут. Сам Арриол особо не задумывался об этих делах, хотя и замечал порой, что видит и чувствует то, что недоступно большинству других. Даже пытался искать ответы в храмовых книгах, но в залу с нужными ему фолиантами было не проникнуть. А в тех шкафах, что были ему доступны для протирания от пыли, хранились только карты, словари да светские книги. Выяснилось только, что Арри и сам, наверное, владеет Даром. Но когда его касалось ощущение чужой силы, он ускользал и замирал в тени полыхающего кристалла, боясь сам не зная чего.

Петляя меж величественных сосен, он прибавил ходу, а затем стал взбираться правее, где обозначился подъём, и вроде каменистый. Достигнув промоины, косо бороздящей склон и полузасыпанной снегом, он привалился к старой покосившейся сосне и некоторое время отдыхал, приводя в порядок надсадное дыхание и прислушиваясь к амулету. А затем, неожиданно для него самого, с сухих мальчишеских губ, запинаясь и спотыкаясь, сорвались странные дикие слова.

Лети, сокол, на полдень ясный,

Скачи, заюшка, к Камню поветрия,

Плыви, рыбка на зорьку ясную.

А ты, хробачок, точи вкруг яблочко.

Заплутайте ноги псам брехливым,

Отведите очи ворогу лютому.

Водой студёною да железом калёным,

Прахом летучим след мой укройте.

Уже к полудню, когда, миновав Черноголовку, по заснеженному полю добрались до опушки леса, маг-сыскарь вдруг остановился. Покрутился конём туда-сюда, озадаченно нахмурился.

- Не пойму…

- Что такое? - осведомился Зурн Ан, выдыхая в мороз струйку пара. Он свесился с коня, всмотрелся в исчезающий след и удивлённо вскинул заиндевелые брови.

- Ниточка пропала. Ничего не чувствую, - волшебник виновато поёжился. - Не иначе, как помог ему кто.

Жрец Риллона свистнул борзым, приказывая взять след. Собаки покрутились вокруг, принюхиваясь, затем вернулись, виновато виляя хвостами. - Ничего себе! Не мог же он взлететь? Вы ж его на Дар проверяли?!

- Да проверяли, - с досадой отозвался маг и потёр замёрзшие щёки. - Я утром поднял бумаги - чистый он. В смысле - неодарённый.

- Гм-м, - призадумался Зурн. Привычно провёл ладонью по рукояти оружия, словно заряжаясь от него силой и спокойствием. - Даже если кто помог, то собачки всё одно должны почуять. Животных-то магия обмануть вроде не может? Опять же - следы на снегу как замёл кто вдруг.

- Так-то оно так, - маг приложился к фляжке, отчего в чистом морозном воздухе промелькнул аромат старого вина. - Эльфы смогли бы, да откуда им тут?… Может, ведьма или колдун руку приложили? Из диких.

Жрец кивнул. - Вроде складно, только шёл-то он один? Давай попробуем собачек очистить, проведём обряд, - и решительно спрыгнул на снег.

В конце концов старая, опытная борзая сука таки чего-то унюхала, прижав морду книзу и носом почти взрыхляя снег. Неуверенно порыскав, взяла след. Попетляли по лесу, дальше стали идти пешком, ведя коней в поводу. По косогору поднялись к овражку, наполовину засыпанному снегом. Повинуясь какой-то интуиции, Зурн Ан снял рукавицу и коснулся ствола старой одинокой сосны. И вдруг - с глаз словно спала пелена. Собаки обрадованно взлаяли и рванули вперёд по теперь ясно ощутимым следам.

Осторожно переведя коней через промоину, преследователи вновь выбрались на более-менее ровный склон. Когда добрались до каменистой россыпи, навстречу, поджав хвост под брюхо и испуганно поскуливая, вывернулась одинокая собака. Пригибаясь от страха к самой земле, на подволакивающихся лапах, она стала жаться поближе к ногам жреца.

- Ого! - через пару десятков шагов обнаружилась вторая, придавленная насмерть обледенелым валуном - только хвост и задние лапы торчат. Через ещё немного - вот и третья собака, нелепо распластанная на изрытом и окровавленном снегу, опять-таки мёртвая. Голова её была почти отрублена сильным и метким ударом, а распоротое брюхо ещё парило на морозе.

Зурн Ан наклонился и стал рассматривать, не обращая внимания на брезгливо поморщившегося мага. - Печень. Он съел её сырой. А сердце забрал, - пояснил он, насупился и повёл поредевшую группу дальше. Камней вокруг стало больше, но древесная поросль стала хоть и мельче, но чаще. Наступив на какой-то оголённый ветром корень, Зурн вдруг почувствовал, что земля ушла из-под ног, а сам он катится по косогору, раздирая в клочья одежду и зарабатывая ушибы на теле.

- Да чтоб его!… - в сердцах выругался он, вскарабкиваясь обратно наверх.

- Ну да, - одобрительно кивнул маг. - Выходит, валун на собаку тоже не сам упал - парень-то ловушки ставит!

После этого он пробормотал какое-то мудрёное заклинание, и взлетел невысоко над землёй. Так и продолжили погоню - маг сверху, а Зурн Ан с конями и совсем перетрусившей собакой понизу.

Снова глаза начала порошить какая-то хмурая рябь. Неспроста… Спустившись пониже, летящий волшебник только-только отвёл в сторону ветку, чтобы яснее рассмотреть след, как вдруг покосившаяся сосенка, которая совсем изогнулась зелёной макушкой к голым камням, резко распрямилась и с хрустом приложила его о камни.

- Х-хэк-к! - только и выдохнул он, крепко ударившись спиной. Встряхнул головой, приходя в себя, поворочался, нашёл и надел обратно свою запорошенную снегом меховую шапку.

- Ну, Падший тебя побери… - разъярённый маг кое-как встал на ноги, достал из кармашка какой-то свиток и решительно прочитал его. Вокруг вихрем взвился поднявшийся кверху снег, волосы встали дыбом, а где-то совсем рядом, за валунами, раздался полный отчаяния и досады короткий мальчишеский вскрик.

- Есть! - обрадованно воскликнул маг, садясь прямо на округлый камень. - От Связывающего заклятья ещё никто не убегал!

- А чего ж раньше не применил? - Зурн Ан прошёлся на звук и вскоре принёс на плече парнишку, спеленатого туманной вязью заклинания.

- Да оно издали не работает, - потрёпанный маг задрал свой подбитый мехом, дорогой синий плащ и озабоченно щупал рёбра. - Вроде целы… К тому же его, этот свиток, целый месяц составлять, карячиться.

Он неодобрительно покосился на боевой нож, зажатый в руке неподвижно замершего парнишки, бросил короткое заклинание и протянул ладонь. Однако, против ожидания, оружие не вырвалось из ладони хозяина и не влетело в подставленные пальцы. Лишь на какой-то краткий миг отозвалось пренебрежительной вспышкой тусклого света.

- Ну ничего себе! Ещё и зачарованное! - вытянулось его лицо. - Слушай, это точно он?

Зурн повернулся, глянул в лицо парнишки. Тот был надёжно связан заклинанием, но даже сейчас в его застывших, широко распахнутых серых глазах ощущалась какая-то непокорённость. Даже, пожалуй, с ненавистью пополам. Жрец отвернулся, и коротко кивнул.

- Да, - быстро, но осторожно он забросил безвольное тело в седло, прихватил за пояс волосяной верёвкой. - Ну что, двигаем? А то засветло и не доберёмся.

Маг кивнул и кое-как встал, почёсывая спину. Затем поймал своего коня, и они стали спускаться, похрустывая под изрытым снегом камешками, в сторону дороги. Когда уже вышли на ровное, Зурн помог охающему магу влезть в седло, а тот, глянув в его пасмурное лицо, неожиданно спросил.

- Жалеешь? А собак или свои бока не жалко?

Зурн Ан молча залез на своего коня, и лишь когда выбрались из лесу, а за полем показалась дорога с ползущим по ней санным обозом, негромко ответил.

- Вообще-то, Арриол неплохой парнишка. Ловить его, в общем-то, и не за что. Просто, мало он добра от жизни получал. А за то, что не испугался и боролся до конца, как подобает мужчине, воину - уважаю.

Маг задумался, трясясь в седле по присыпанной снегом пахоте. Да, за смелость мальчишку и впрямь уважать стоит. А что касается хорошего от жизни ждать… Так ведь она, жизнь-то, такая. Сегодня одним боком, завтра другим. Хотя да, сироте при храме она и вправду всегда одной стороной глянется. А способности его надо особо тщательно проверить, да ещё кого и в помощь позвать.

… Рыцарь отчаянно отбивался от наседающих бестий. Вот уже его конь пошатнулся, истекая алой кровью по белым бокам, затем упал и исчез в водовороте хищно мелькающих челюстей и шипастых лап. Вот сломалось серебряное копьё, завязнув в неповоротливо осевшей туше. Меч последний раз мелькнул светлой рыбкой, опустился в изнемогшей руке, и тут же громадные мохнатые пауки ловко накинули на шатающегося Арриола свои сети. Суетливо и проворно перебирая отвратительными лапами, замотали паутиной - не шевельнёшься. Вот один из них, самый здоровенный и мерзкий, приблизился, блестя капельками яда на медленно разверзающихся жвалах. Не спеша, наслаждаясь беспомощностью жертвы, он приподнялся и сделал своё страшное, последнее дело…

За богато уставленным столом сидели двое. Они вели неторопливую беседу, иногда расцвечивая её искорками смеха или сладостной грустью воспоминаний. Они и вправду были старыми знакомыми, даже друзьями - барон Мелит и настоятель храма Риллона - и им было, о чём вспомнить в вот уже который для них обоих праздник Середины Зимы. За чуть заиндевелыми окнами смеркалось, на храмовой площади и улицах шумно гулял народ, радуясь нечастому и потому особо желанному празднику.

В дверь ввалился запорошенный снегом верзила, роняя с обрывков одежды тающие хлопья, а следом худощавый маг в изорваном синем плаще.

- Ох, прошу прощения, - они поклонились барону. - Приветствуем вашу милость.

- А, это ты, Зурн Ан. И Скарвайр тут же, - улыбнулся тот.

Настоятель налил пришедшим подогретого старого вина. - Ну, что там? Изловили?

Осушив кубок, жрец кивнул и перевёл дух. - Да, задал нам Арриол работёнку. Двух собак потеряли, а нам с магиком не худо бы к целительнице наведаться.

Маг, которого и впрямь звали Скарвайр из Керслунда, продемонстрировал свой в дырах и сосновой живице плащ. Барон заинтересованно повернулся.

- Ну-ка, ну-ка. Это не тот ли беглый служка?

- Он самый, - мрачно подтвердил Зурн.

- Да повесить его - и все дела, - барон развёл руками. - А чего в нём интересного?

- Вины за парнем нет, - с лёгким нажимом ответил жрец. - А дрался он до конца, как настоящий боец.

Маг поднял голову, с интересом глядя на него, а затем перевёл взгляд и добавил. - К тому же, ваша милость, чует моё сердце - у него есть скрытый Дар.

- Даже так? - барон покачал головой. - А кто он такой вообще, откуда взялся?

Зурн Ан вздохнул. - Тому почти пятнадцать лет, когда его принёс в храм воин. Боле ничего неизвестно. Имя, да амулет был на шее. Тогда война была, да вы помните, ваша милость. Потом отстраивали город, не до того было. А сейчас и вовсе, как говорится - тайна сия велика есть.

Скарвайр размышлял. - Магией тут не помочь. А вот вашими методами, если пресветлый Риллон явит свою силу…

Настоятель на несколько мигов задумался, теребя кисточку на каёмке вышитой скатерти. "Если только Эсмеральда, да с моим подхватом… больше никому такое не под силу. Может, и впрямь попробовать?"

- Где он сейчас?

Сказано - сделано. Спеленатого неподвижного парнишку уложили на подножие алтаря; Эсмеральда встала рядом, сосредоточившись перед проникновением. Вокруг стали несколько жрецов и послушников в ранге не ниже посвящённых, а барон отступил в сторонку, чтоб не мешать. Стоящий в круге настоятель Лефок оглядел всё, кивнул женщине, и таинство началось.

…Сперва появился яркий свет летнего полдня, в котором бесследно сгинули шныряющие вокруг призраки верхом на здоровенных, с кухонный стол, пауках. Их невнятное бормотание и шелест лап успели надоесть до смерти. Затем кокон паутины чуть ослаб, но вырваться по-прежнему не было возможности, и рыцарь изо всех сил рванулся навстречу в тот самый миг, когда из солнечного света шагнула неземной красоты, ослепительно сияющая женщина. Она склонилась над поверженным воином, и её дыхание - сладкое, как свобода - коснулось усталого лица, освежая его и изгоняя из памяти последние остатки ужасного наваждения.

- Встань, Арриол, - позвал нежный и волнующий голос. - Встань и иди за мной…

Паутина исчезла бесследно. Правда, вместе с ней исчезли и сверкающие доспехи; лишь верный меч по-прежнему радовал ладонь своей надёжной тяжестью. Парнишка поспешил вслед за уплывающей в жемчужно мерцающую дымку спасительницей, с каждым шагом почему-то ощущая себя всё меньше и беззащитнее…

Эсмеральда вынырнула из транса за миг до того, как сияние всесильного божества всё-таки чуть не испепелило её. Стоявшие в круге жрецы чутко поддерживали сестру на пути туда, и тут же подхватили по возвращении. А всё же вспышка ярчайшего света больно резанула по глазам и натянутым нервам. Настоятель, руководя Кругом, спешно гасил волны бушующей энергии, не давая им растечься, испепелить храм и раскинувшийся за стенами город. Жрица ещё какое-то время стояла неподвижно, а когда последние возмущения в эфире затихли, открыла зажмуренные глаза и засмеялась тихим нежным колокольчиком.

- Спасибо, святые братья - сегодня вы превзошли сами себя. Несли меня мягко, как мать спящую дочурку.

Лефок слабо улыбнулся, а затем под сопровождение остальных вознёс краткую благодарственную молитву Риллону. Затем он утёр с лица честный трудовой пот и повернулся к женщине.

Эсмеральда не стала томить долго. - Его родители - Изабелла и Родерик д'Эсте из баронства Мелит.

Барон поднял бровь при таком известии. Подошёл к начавшему приходить в себя парнишке, всмотрелся и кивнул. - А ведь и правда, похож на отца.

Повернувшись к остальным, пояснил. - Родерик д'Эсте был одним из моих рыцарей. Он погиб… да, как раз в той битве во время нашего отступления через Реку. А леди Изабелла чуть раньше - при обороне замка д'Эсте, ещё на том берегу. Правда, теперь от замка остались одни руины, а деревню их так и не отстроили после войны.

- М-да… у парня осталось только имя, - Зурн Ан не успел сменить одежды, и теперь смотрелся несколько нелепо среди остальных, блистающих красным и золотым, жрецов.

Парнишка, слабо шевелившийся на ступени алтаря, подхватился. Вскочил на подрагивающие ноги, сжимая в руке боевой нож и с таким страшным лицом, что стоявший рядом пожилой послушник отшатнулся в суеверном ужасе.

- Я - не раб вам! - хрипло зарычал Арриол и прыгнул к выходу.

И столь неожиданным и стремительным был его рывок, что парнишка почти преуспел. Почти, ибо Лефок властно поднял ладонь, и солнечный луч, всегда освещающий его душу (одна из немногих привилегий настоятеля) вновь связал члены удирающего парнишки.

- Я не буду рабом вновь! - он извивался и вырывался всем телом из сковывающих его пут. Да с такой силой, что настоятеля повело в сторону и чуть не швырнуло на мраморный пол. - Всё равно убегу!

- Эсми, успокой его. - жадно хватая воздух от неимоверных усилий, выговорил Лефок, которого бережно, но непоколебимо поддерживал крепкий телом и духом Зурн Ан.

Жрица подошла. Сначала мягко, нежно, потом смелее потянулась к рвущейся на волю измученной душе. Пресветлый Риллон! Да у него воля, как арбалетная пружина - вроде и гнётся, да не ломается. Истинно рыцарь!

- Малыш, пожалуйста… успокойся, Арри… ну, что ты, мальчик мой…

Постепенно Арриол успокоился, но по-прежнему стоял, гордо и независимо сверкая глазами исподлобья. Пресвятые небеса! Барон Мелит изумлённо узнавал в нём неукротимый дух яростного и несгибаемого д'Эсте, одного из своих самых лучших, но увы, самых бедных рыцарей. Он увидел в нём того самого Родерика, который никому не уступал право идти в бой первым, и отступал только по приказу.

- Ты не раб, никогда им не был, и никогда не будешь боле! - громко и твёрдо сказал он своим зычным, привыкшим повелевать, голосом; и слова его гулко разошлись по самым дальним закоулкам храма.

- Я не верю, - негромко, но твёрдо ответил парнишка.

- Отныне ты свободен, - чеканные слова дворянина и полководца разнеслись по храму волнами бушующего моря.

- То-то вы так ловили меня, аж с пеной на губах от усердия. Да с волкодавами, да с магиком.

Зурн Ан опустил глаза, и в его взоре Эсмеральда заметила такую муку, что ей поневоле стало не по себе. Она шагнула ближе к парню, миг-другой всматривалась в его закаменевшее от презрения лицо.

- Ты не прав, малыш. Кто-то же должен был о тебе заботиться? Воспитывать, кормить.

Серые глаза полыхнули такой ненавистью, что эльфийская половинка женщины скорчилась в первобытном страхе, забившись за более стойкую к невзгодам человеческую кровь.

- Уж не ты ли давала мне хлеб, жрица? - заметался хриплый голос под сводами храма. Арриол перевёл свой горький взгляд на Лефока. - Или, может быть, НЕуважаемый господин настоятель кому-то приказывал одевать и кормить меня?

Тот от удивления только развёл руками, отчего над алтарём почему-то ярче вспыхнул шар всеблагого Риллона. Да окончательно спала сдерживающая паренька узда. - А чем же ты питался?

Арриол на миг потупился.

- Тем, что от господского стола оставалось. Объедками, в-общем, - он опустил голову. - Если успевал стащить раньше, чем Адель свинарям отдавала. Иногда удавалось голубя добыть, крысу или собаку там…

Глаза барона, казалось, метали молнии.

- А что касаемо воспитания… - парнишка задрал куртку и показал свою худую, покрытую синяками и ссадинами спину. - Да чтоб вас всех Падший до скончания веков так воспитывал!

Зурн Ан еле слышно зарычал, сжимая пудовые кулачищи и из последних сил сдерживаясь.

Эсмеральда повернулась к понурившемуся Лефоку и так красноречиво посмотрела ему в глаза, что тот пошёл пятнами.

Она вновь подошла к парню. Негромко, но твёрдо чеканя слова, она произнесла.

- Клянусь всем святым, что у меня есть! Душой своей клянусь, ты - свободный человек, и теперь всё переменится! Только позволь мне поговорить с тобой. И - прошу, от моего имени, прими гостеприимство храма Риллона. Хотя бы до утра.

Арриол стоял неподвижно, лишь сквозняк от дверей слегка шевелил его лохмотья, да чуть подымалась и опадала его грудь. Он смотрел в печальные и прекрасные глаза женщины, долго и мучительно метаясь меж неверием и надеждой. Наконец, его рука дрогнула, а затем медленно спрятала оружие в обтянутые холстиной ножны.

В комнате было тепло и уютно. - Бедный ты мой малыш. - Эсмеральда, сидя рядом, ласково погладила Арриола по голове.

Глаза его медленно заволокло сладкой поволокой, и, весь в неясной истоме, он всем своим худощавым телом потянулся за лаской матери.

За заботой и сочуствием женщины, которой никогда не знал.

За нежностью и теплом той, которую ему не суждено увидеть.

Жрица смотрела на него сквозь какой-то застящий глаза туман, а сердце её, судорожно сжавшись, медленно истекало кровью. Пресветлый Риллон, что же это за муки!…

Вдруг парнишка вздрогнул и, опомнившись, отпрыгнул в угол, прикрывая себе спину; рука его шарила по рукояти ножа. Взгляд его вновь заполыхал неукрощённой злобой, а с ощерившихся, потресканных на морозе губ сорвался задыхающийся шёпот.

- Силой не вышло цепи надеть, так теперь хотите лаской повязать? Все вы, чистенькие, такие - на языке мёд, в сердце яд, а за пазухой камень. Ненавижу!

Но оружия всё-таки не вытащил.

Эсмеральда осторожно взяла в руки довольно толстую книгу в тёмном потрёпанном переплёте, полистала её, рассматривая картинки и затейливо вычерченные карты. Изрядно удивилась, не ощутив невидимой, магической храмовой печати. Выходит, не краденая из библиотеки? Она вновь открыла титульный лист и прочла вслух:

- Описания земель и народов. Путевые заметки купца Золотой гильдии Марка дель Поло.

Она повернула лицо к Арриолу, который сидел на корточках в полутёмном углу и лишь посвёркивал оттуда глазами.

- Очень хорошая книга. Где ты её взял? Ведь не украл, мальчик мой? Скажи мне, пожалуйста.

Она затаила дыхание, непонятно почему волнуясь в ожидании ответа. Парнишка вскинулся, и снова оскалился волчьей, пренебрежительной к чужой жизни усмешкой.

- Да чтоб у тебя язык отсох - такое на меня говорить! Купец один подарил. Денег у него с собой не было, за работу мне отдать, только золото - вот я книгу-то взамен и попросил.

Эсмеральда смутилась, вдобавок сообразив, отчего у парнишки слово золото не сочетается с понятием деньги.

- Прости. Ну, а что я ещё могла подумать?

Арриол фыркнул, помолчал. А затем, неожиданно встал и, шагнув ближе, добавил.

- Нож тоже мой. Летом гномы на ярмарку приезжали, а когда через мост караван ихний шёл, с фургона мальчишка упал, да прямо в реку. Я как раз на берегу одёжку свою стирал. Ну, вытащил мальца, в-общем. Потом отец его, бородатый гном такой, да весь из себя важный - золотые горы сулил. А я боевой нож попросил сделать, да зачарованный.

Женщина неотрывно смотрела в его измученные серые глаза, отчего у неё сладко заныло сердце. Против воли она улыбнулась ему и - о чудо! - на его упрямо сжатые губы тоже, медленно-медленно, выплыла несмелая улыбка.

Арриол, сидя за столом, торопливо ел тартилью (жареная картошка с колбасой или грибами - прим.авт.), неумело держа в кулаке серебрёную вилку. Потянулся к чаше, запил еду молоком, которым заменили вино по его робкой, но непреклонной просьбе.

- Не спеши, обожжёшься, - ласково улыбнулась сидящая напротив Эсмеральда. - Так вот, как я уже говорила, тебе надо учиться.

- Счёту и письму я обучен, - с набитым ртом ответил парнишка, и с сожалением отодвинул от себя пустую тарелку. Допил молоко и довольно вздохнул. - Фу-ух! Эльфийским рунам тоже.

- Да когда ж ты успел? Или кому-то платил за уроки?

Он на миг смутился. - Да… была одна из здешних послушниц, учила. А я ей за это киску лизал.

Жрица в недоумении уже открыла было свой изящный рот, но затем поняла. Она изумлённо сжала губы, а на её прекрасное лицо выплеснулся жаркий румянец. - И что вы… ой, тебе не было потом больно? - осторожно спросила она.

Серые глаза дерзко и насмешливо блеснули. - А потом… а потом она мне помогала пальчиками. Да ещё и радовалась - самый лучший крем от прыщей, говорит, да ещё и бесплатно. Я ей за грамоту и науку до смерти благодарен буду!

Эсмеральда сжала ладонями свои полыхающие щёки. Ей почему-то вспомнилась легкомысленная и ветреная племяшка, которая этим летом закончила с отличием храмовую школу и была направлена в богатое, славное графство Имменор. Ох, думать дальше просто страшно!

- Ой, Арри, у меня ещё есть дела с этим праздником, - она легко подхватилась. - Скоро в храме служба. Отдыхай пока…

Полночь. С ясного зимнего неба игольчато-ярко светили вечные, холодные звёзды. От края до края через него протянулся сияющий, щемяще красивый Мост Богов. Наверное, днём сам Риллон проезжает по нём в своей золотой колеснице, освещая земли и моря, леса и поля, людей и не только, которые нынче славят Зиму. В самом же городе постепенно стало затихать веселье. Кого сморил сон или усталость, кого одолело Aetanne. Продолжали праздновать лишь самые стойкие гуляки; да румяные то ли от мороза, то ли ещё от чего стражники бодро топали по улицам, бряцая оружием и доспехами, поднимая пьяных да распугивая прячущиеся по закоулкам парочки.

В келье настоятеля за столом сидели трое. Сам господин Лефок, Эсмеральда и Зурн Ан. Хозяин вздохнул, и привычно протянул ладони к изразцам.

- О, наконец-то затопили, - устало обрадовался он, и придвинул своё кресло ближе к теплу.

Зурн, тоже вымотанный после трёхчасового праздничного молебна, лениво пробормотал, отрезая себе ещё кусок копчёной с можжевельником ветчины. - Интересно, кто? Не Ласло же?

- Я наложил на него месячную епитимью. Посадил на хлеб и воду, - довольно прищурился согревающийся настоятель. Задумчивая жрица, которая выложилась не менее, а может, и более других, молча вертела в своих тонких пальцах кубок с подогретым вином. "Странные вы люди, южане. Неплохие ребята, но как начинаете говорить - словно дверь несмазанная рыпит. Медленно так, протяжно. Сколько лет уж тут, а всё никак не привыкну…"

Лефок таки преодолел свою истому, и, направив из руки свет божественного Риллона, открыл волшебное окно в кочегарку под храмом.

Там, кто-то весь чумазый от угольной пыли - только светлые дорожки от пота пробиваются - неподъёмной совковой лопатой кормил жадные топки печей чёрным, с жирным блеском, гномьим углём. Зачерпнул полной мерой, зашвырнул в распахнутый огненный зев, застонав от натуги, и закрыл дверцу. Дрожащими руками, на которых позвякивали кандалы, поставил мелом отметку в ряду других, и перешёл к следующей топке, звеня цепью от пояса к вделанному в потолок крюку.

- Ничего, сейчас печи загружу, потом поддувала прикрою, а вьюшки заверну. А когда угаром надышитесь да потравитесь, проклятые - опять убегу.

Он закашлялся от угольной пыли, согнувшись, пошатнулся и упал, повиснув на короткой цепи. Худое тело его выгнулось дугой, а изо рта донёсся упрямый хрип. - Всё равно не буду вашим рабом!

Эсмеральда вскочила, сияя таким нестерпимым светом, что скатерть и край стола задымились. Затем судорожно вдохнула воздуха и бессильно обмякла. Зурн Ан с потемневшим ликом всё-таки успел подхватить её. Усадил женщину обратно в кресло, а затем повернулся к настоятелю, нависая над ним с жадно хватающими чьё-то горло руками.

- Если я узнаю, что это вы, или с вашего ведома…

Настоятель, остолбеневший от гнева и изумления, наконец опомнился, вскочил, и по коридорам храма разнёсся уже много лет не слышанный громоподобный рёв сэра Жана де Лефока, легенды и гордости Гильдии боевых магов.

- КТО?!! КТО ПОСМЕЛ?!! НА КОЛ ВСЕХ!!!

В яростной огненной вспышке испарилась ведущая в коридор дверь вместе с частью стены. И, в сопровождении Зурна, который сейчас почему-то казался щуплым и медлительным рядом с ослепительно сияющей фигурой, настоятель понёсся вниз.

Двое монахов третьего ранга стояли на коленях перед настоятелем храма Риллона. Дрожа и всхлипывая, они наперебой говорили. - Да шли мы в отхожее место, а он в коридоре… нам навстречу. Ну, мы немного пошутили над ним… махонькой такой молнией пониже спины… как и раньше, а он сегодня чего-то в драку полез… ну и посадили зверёныша на цепь - работой гордыню усмирять…

Эсмеральда снова и снова тянулась своим светом к бледному, грязному, лежащему без сознания парнишке, а сияние её раз за разом гасло, исчезая в никуда. Душа его постепенно истаивала, становилась призрачной и лёгкой, улетая куда-то в неведомые дали, а взамен наплывала бархатная темнота. Ну ещё, ещё одно усилие!

Нет! Нет, о боги! Её отшвырнуло вдруг, закрутило в вихре, и жрица упала без сил на чьи-то руки. Арриол окончательно растаял и исчез; лишь железные кольца с оплавлеными обрывками цепей слетели с того места, где только что лежали бескровные запястья, и скатились на пол с равнодушным звоном.

- Нет, только не это! - в истерике билась и рыдала женщина, чувствуя, как в сердце постепенно разливается сосущая пустота. - Ненависть и гнев победили в нём, и теперь… теперь он принадлежит ей!

И всё же она встала. Неистовым мотыльком в голове жрицы билась одна мысль - а вдруг получится другим путём? И закусив упрямо губы, изумляя свою эльфийскую половинку сущности человеческой яростью, она приступила к решительным действиям.

…По тёмной дороге на великолепном вороном коне ехал задумчивый рыцарь. Чёрные, с фиолетовым отблеском, доспехи закрывали его тело от шеи до пят. А шлем, с пышным траурным плюмажем, покачивался на высокой луке седла. Молча, весь во власти мрачных дум, держа в руке меч цвета ночи, он ехал и ехал себе вперёд по дороге. А впереди… а впереди его терпеливо ждали такие ласковые, любящие, материнские объятия Тьмы.

Но всё-таки, он не доехал. На полпути встретила его красивая и властная женщина с волосами цвета воронова крыла, а в глазах её неистово билось тёмное пламя. Властным жестом показала она - назад.

И не было сил осмелиться да ослушаться. Сбился с шага верный конь, заплясали по клинку бешеные сполохи алмазного, бьющего по глазам света.

- Рано, рано еще - не принадлежишь ты, Арри, мне целиком…