«Взбудораженный, он видел во сне крушение судна, сон соответствовал регламенту барокко, по которому даже в грезах, даже в первую очередь в них, пропорции обязаны украшать концепт, преувеличения — оживлять, таинственные сближения — придавать рассказу содержательность, размышления — глубину, эмфазы — возвышенность, аллюзии — загадочность, а каламбуры — тонкость…»
В эту ночь, которую можно было бы назвать «Ночь наступающих событий», нормально, глубоко, то есть продуктивно и качественно спал один лишь Андрей Донцов. Усталость у него накопилась такая, что ни рваный гул двигателей и рокот винтов вертолета, летящего через грозу над Тихим океаном, ни толчки воздушных ям, ни шастающий в поисках тушенки по салону бортмеханик не могли ему помешать. Бесконечные встречи, опросы и допросы, дипломатия, согласования с руководством и смежниками, анализ и споры по итогам, ругань из-за порой удобных, но скоропалительных выводов…
Ни от чего так не устаешь, как от бесполезности собственных мозговых усилий! Считаешь, так, понимаешь правильно, — а не выходит… В такой ситуации критически важна возможность своевременного восстановления. При любых условиях. А потому мимолетное желание посмотреть на простирающиеся внизу величественные воды Тихого океана не могло составить конкуренции желанию провалиться и забыть все, рухнув на скатанный в рулон оранжевый баул-контейнер надувной спасательной лодки.
Итак, Андрей спал серьезно, капитально, отключившись до анабиоза…
Остальным повезло меньше.
На островах Гейберга горел огонек одинокого окошка одинокой же обжитой избы. Единственной свет на почти забытой людьми полярной станции на краю света.
С норд-веста покатилась зыбь, пологая, свинцовая… Игорь Лапин представил, как в открытом студеном море такая зыбь качает одинокую лодку, плавно, как баюкает. Но когда на ее пути становится упрямый одинокий островок, то она, моментально разозлившись, бросается на него с яростью хищного зверя, изо всех сил стараясь изменить рельеф черных пляжей. И всегда островок побеждает.
Закончив монтаж еще одной мудреной антенны еще до обеда, Лапин оставшееся время провел за трансивером, и только поздний вечер посвятил хозяйству.
Ближе к сумеркам он столкнул жесткий от холода и мокрый от росы «зодиак» в стылую воду Карского моря и отправился проверять крупноячеистую финскую сеть, которую поставил накануне. Рыбки пока еще хотелось… На выпутывание из капроновых коконов пятерки крупных мальм — проходных гольцов — потребовалось довольно много времени. Руки, защищенные неопреновыми перчатками, не имели должной чуткости в пальцах, а гольцы прилично заматывали сеть, порой наворачивая на себя многие метры полотна.
На это раз рыбку они пожарили. Барсик перед этим сожрал приличный кусок сырого балыка, что никак не помешало ему подождать законной порции и жареной вкуснятины; он ведь честно отсидел на корме все время скучной возни своего напарника с сетью! Лапин ел гольца с самодельным хлебом (его он выпекал в найденной на станции тяжелой чугунной формочке, почти научился) и с приправой. Для этого он мелко толок в миске чеснок, солил его, потом добавлял из привезенных запасов мелко резанного дикого лука, тоже крепко засоленного, добавлял немного соевого соуса и кавказских специй «хмели-сунели». Немного кипяченой воды. Полученная запашистая кашица позволяла съесть что угодно! Хоть береговой плавник. «Провокатор аппетита», а не закуска…
После ужина, уже перед самым наступлением осенней темноты, они с котом вышли на берег, чтобы оглядеть окрестности и оценить обстановку.
В небе показался инверсионный след.
Высотная машина шла быстро. В прошлые разы Лапин наблюдал следы кроссполярных рейсов пассажирских «джетов», идущих с юга через Северный Полюс на Америку. На этот раз это был, скорее всего, военный самолет, стратегический ракетоносец — «стратег» — осуществляющий круглосуточное боевое дежурство. Правда, шел он не как обычно, строго по сторонам света, а под углом, на север-северо-восток.
— Заблудился, — наивно предположил Игорь, обернувшись к коту, тоже смотревшему в небеса, в направлении далекого гула. Нагнулся, погладил.
Кот, как показалось человеку, отрицательно покачал головой.
— А что, запросто! — отвлекся от поглаживания лобастой кошачьей башки Лапин, — бывали случаи… — и легонько толкнул «Пятницу» в бок.
Барсик недоверчиво фыркнул, и отмахнулся толстой лапой. Может, просто от последних комаров отбивался. А может, и не верил ни единому слову, говоря Лапину на кошачьем языке, что-то типа: «Хватит заливать-то… В наши-то дни?»
— В наши не знаю, а вот ранее запросто, — заверил его Игорь, — хочешь, расскажу тебе такой случай?
Море стихло. И ветер исчез. Но острова спускалась красота закатных красок.
— М-кяу-у… м-мяк, — милостиво разрешил недоверчивый кот, совершенно релаксированный пасторальной обстановкой. Однако произнес он это весьма определенной интонацией, возможной к трактовке, как «только давай обойдёмся без субъективной экспрессии».
Лапин достал из кармана куртки-ветровки камуфляжного нейлона кусок темного и горького шоколада, вежливо протянул его коту и, убедившись, что капризный слушатель «опять не хочет», начал:
— Послужил я, Барс, в срочную, правда недолго, на командном пункте дивизии ПВО, на том самом, с которого «Боинг» корейский сбили… Ну, сбили-то его, конечно, не с самого командного пункта, а вот приказ отдали именно оттуда. Я застал только отъезд офицеров-участников, так как служил уже в 90-ом году, а они — по пять лет, потом уезжали. Наслушался я там «ПВО-шных баек», и не только с Дальнего Востока. Эх, молодость моя… Слышь, Барс, сбегай за биноклем!
Кот поглядело на него, как на сумасшедшего.
— Ладно уж, сам схожу.
Отсутствовал Игорь недолго. Посмотрел на небо и отметил с удовлетворением:
— Точно, «стратег».
Бережно уложил оптику в нагрудный карман и продолжил:
— Во времена холодной войны был у нас такой порядок… Америкосовские «стратеги» летали с ядерным оружием по северам СССР, дежурили где-то в районе Полюса и нашего северного побережья. Назывался этот маршрут у них как-то… «большой кок», что ли? Ну, и наши летали к ним подежурить, — что-то типа «длинное копье», так маршрутец назывался. Выглядел он примерно так: большой прямоугольник (все это Лапин чертил на песке пляжа, не для кота, просто сам вспоминал) — это СССР на глобусе, а овал сверху него — место дежурства, Северный Полюс и север американского континента. Вот и взлетали наши «тушки» где-то под Самарой, затем шли до Урала, а дальше вверх, на Полюс. А там давай летать туда сюда, дежурят. Экипаж человек восемь, летают они через день да снова. Рутина, короче, и скукота. Весь маршрут прошит на жесткой перфокарте в автопилоте. А готовят самолет к вылету солдатики-срочники; вот один такой боец полетную перфокарту и запихал не тем концом! Там вроде и защита от дурака была, так он уголочек кусачками и отстриг, чтобы она, зараза, влезла, а то ведь не лезет никак! Да и спать охота. Во как… Вылет ночью. Полетел самолет до Урала, как положено, а потом в зеркальном варианте, не на север, а на юг — в Афган и давай там, бляха, дежурить! Вот представь себе! Экипаж утром-то в «окно» выглянул, а там песок вместо снега! Ну, они протрезвели все мигом и давай метаться. А ядреные бомбы на борту! Ну, через некоторое время по приборам поняли, что они не на Полюсе и давай на север двигать, да вопить SOS на всех военных частотах…
Игорь перевел дыхание, посмотрел на слушателя и продолжил:
— А теперь взгляд со стороны. Стоит РЛС на Каспии, остров Огуречный. Похмельный прапор разбужен бойцом-дежурным, потому как на локаторе случилась засечка размером со слона, а в эфире — SOS с матом! Летит нечто, размером в «боинг», с ответом «я свой» — с той самой стороны, с которой только на ишаках что-либо приехать может… Ну, прапор вступает в переговоры, все выясняет и кое-как самолет в СССР все же пускают и ведут до места. А вот связь с островом — только через космос, а его америкосы плотно слушают. Вот они послушали, и все поняли! Это же какая толстая нота протеста получиться может! Вторжение русских в воздушное пространство суверенного государства с ядерным оружием на борту! Ноту-то они состряпали, а вот ничего, кроме записи переговоров прапорщика с берегом, нет. Ну, нету там ни у кого РЛС, не засекли они собственно самолет! А когда запись разговора представили, так там матюки трехэтажные, типа «че это за куйня летит!?» и прочая песня… Закончилось все тем, что прапорщика премировали за «эзопов язык», солдатика-рационализатора с кусачками — в наряд, ибо дальше не пошлешь, а систему полетных перфокарт говорят пересмотрели и еще круче защитили.
— М-кяу-у — разорался вдруг кот, и пошел в теплую избу, пару раз взрыв задними лапами гальку на секретных план-схемах.
— Дурак ты толстолапый, — совершенно по-детски обиделся на него Игорь и стер ногой чертеж на песке.
Но и сам поплелся следом, в тепло. Он традиционно посмотрел на старую настенную карту, в очередной раз находя себя на ней, подумал о расстояниях. На карте, рядом с островами Гейберга был нанесен оттиск самодельного почтового штемпеля — традиционная фишка всех полярных станций, мечта коллекционеров. Невысокая арка с надписью по периметру GEJBERG ISLANDS USSR POLAR. А в перекресте меридиана и параллели — размытый силуэт морского зверюги, то ли тюленя, то ли нерпы.
Второго дня Барсик на берегу встретил такого аборигена на берегу, чему Лапин был свидетелем. Контрагенты достаточно долго сидели (лежали?) напротив друг друга и молчали, одинаково глупо вытаращив глаза. После чего Барс медленно попятился назад, разорался и бросился к Игорю — докладывать о чрезвычайном происшествии, жаловаться на пришельца. Морской зверь тоже что-то промычал и нырнул в родную пучину…
Пора спать. Лапин отключил радиостанцию, проверил печку, которую уже перестал топить, чуть приоткрыл форточку и завалился на нары, укутавшись теплым пуховым спальником. Перед сном Игорь вдруг подумал, что именно эти «стратеги» запросто могли ранее садиться тут, на одном из островов Гейберга, на заброшенной ныне ВПП. И, вполне может быть, что этот островок с невзрачным именем «Средний» имел еще и собственное, «военное» имя. «Остров Надежды», например… И собственный код-шифр.
Сны у Лапина всегда были очень образные.
Словно кинофильмы — сюжетные, цельные, хоть записывай их потом по памяти, да распечатывай, как готовый сценарий. На этот раз сон начался почти сразу. Как потом понял Лапин, ассоциативным рядом к нему послужила недавняя поездка с Сержантом на горное плато за Норильском, туда, где когда-то стояла воинская часть ракетчиков.
Странное это было место…
…Начиная с третьей, ступенек не было. Выдрали или выбили. Но по зарубкам наклонной лаги можно было забраться. За гвозди бы только не цапнуть комбезом…
— Игорь, осторожней будь! Я, похоже, через настил небо вижу… — немного нервно крикнул с земли Сержант.
— Да не боись! Не Хан-Тенгри чай, заберемся, — отмахнулся Лапин, осторожно, но плотно устанавливая ногу поверх загнутого гвоздя.
Он резко разогнулся, схватил рукой перила и легко взлетел на площадку. Вышка была слишком высокая, не по уставу. А, в остальном, обыкновенная караульная вышка, неизменный атрибут любой серьезной воинской части. Объект для мечтательной медитации первогодков. Иногда — редкая возможность обалдевшему от обыденной тяжести бытия воину побыть одному, отдохнуть душой и телом. Если, конечно, оперативная обстановка на местности позволяет ему это делать.
— Ну, что видишь? — нетерпеливо пританцовывая внизу, спросил Серега Майер.
— Да так, ничего особенного пока, — сообщил Лапин, с интересом оглядывая кругозоры. Вздохнул, посмотрел изнутри на крышу козырька, хмыкнул и громко добавил. — Дырки в куполе! От штыка. Много дырок!
Сержант сделал характерный жест, — дернул вверх правым плечом и рукой возле него, будто подталкивал что-то. Понимающе прокомментировал:
— А кто бы сомневался! Все бойцы одинаковы. Лишняя потраченная калория — преступление перед собственным дембелем!
Это так. Устав нарушали по мелочам, всегда и везде. Тяжело стоять часами, удерживая увесистый автомат на плече. Другое дело, если плечо разгрузить. Приподняться всем телом и воткнуть висящий «калашников» штыком в козырек! Вот тогда можно и расслабиться, и даже вздремнуть стоя, если сноровка есть. Со стороны же — все у часового на вышке в порядке…
— Слева по борту посмотри, — поторопил его Сержант.
Лапин присел и сразу же увидел. Действительно, все было именно так, как и рассказывал Сержант перед этой поездкой на территорию заброшенной ракетной части. Практически вся сторона ограждения была испещрена датами и изображениями. Видно было, что надписи не «новодельные», а старые, темные, даже микротрещинки видно. Разнообразностью тематик вся эта наскальная живопись не отличалась. Одно и то же. Дата, время появления объекта, вектор подлета в сторонах света и примитивный схематический рисунок…
Рисунок НЛО. Их было три вида — стандартная «тарелка», «огурец» и группа шаров. По отработанной графике и некой стандартизированности пиктограмм было ясно, что дело, в общем-то, для бойцов-зенитчиков было привычное, и уже классифицированное…
— Ребята! Да поднимите же вы меня наверх! — нетерпеливо заявила Фарида, уже забросившая кофр с фотоаппаратурой за спину. Ее можно было понять. Профессионального журналиста, приглашенного, как главного «двигателя» будущей сенсации, колотило больше всех.
— Сейчас. Веревку лови…
Игорь помог журналистке подняться, и после этого отошел в сторону, что бы не мешать профессионалу возиться с углами и точками съемки. Сержант внизу с наслаждением курил и щурился от двойного удовольствия. Это он открыл объект. И теперь заслуженно наслаждался результатом.
Вокруг того места, где они находились, отметки «589,6 м.» на горе Обрыв, романтическим красным цветом заливала всю панораму подсвеченная незаходящим норильским солнцем безжизненная поверхность арктической тундры высокогорья. Ни хрена тут не растет… Вот это служба у хлопцев была! Тут терпимо лишь коротким, особенно на такой высоте, полярным летом, а вот зимой-то каково! В темноте, да на постоянных ветрах нести боевое дежурство, постоянно ожидая нападения вероятного противника…
Редкий мох, еще реже — напуганный ветрами и морозами кустарник, прижавшийся к каменным россыпям. Даже леммингов не видно. Вероятный противник в очередной раз обманул страну — так и не напал. И эту воинскую часть, частицу системы ракетной обороны Норильского промышленного района, расформировали. А ведь, сколько сил и средств сюда вбухали, как ждали его, супостата! Теперь же выясняется, что тут ждали не только ракет и самолетов противника…
НЛО тоже ждали.
И периодически получали ожидаемое.
Достав из нарукавного кармана конфету, Игорь протянул ее Фариде, другую кинул Сержанту, и спросил его же сверху:
— Сам-то что думаешь? Что за раздолбайство повальное, на стенках караульной вышки такие вещи вырезать…
Сержант легонько стукнул ногой по облезлой стойке-опоре из седой лиственницы и уверенно сказал, чувствовалось, что он уже все обдумал:
— Думаю, что офицеры у них ленивые были. Или занятые плотно другими делами. Впрочем, на то и был расчет. Никто не проверял и на вышку не поднимался. А рядовой состав, присягу и подписку давший, запах перемен по телеку уже унюхал и перспективы видел. Вот и хотели ребята для себя информацию сохранить! Типа «независимого расследования» снизу. Будет что вспомнить после дембеля, — он помолчал, загнал окурок в мох и добавил. — Может, и фотографировали что-то втихую. Только, поди, найди их сейчас…
Лапин согласно кивнул. Скорее всего, так все и было.
Стоять и ждать, пока Фарида закончит съемку, ему уже надоело, но и вниз ведь не спустишься раньше нее. Он еще раз сверился с ксерокопией фрагмента подробной карты местности. Далеко же они забрались! Вот гора Шмидтиха, отсюда видно только вершину. Так, а это гора Сидельникова. А это — гора Южный мыс, к юго-западу от них.
Добирались они долго.
Сначала поднялись на «Медвежку», миновали бесконечный ряд технических строений и заброшенных объектов комбината, потом проехали мимо развалин былого поселка и ушли в горы, оставив карьер открытого рудника с левой стороны. Скоро дорога стала похуже. Но не настолько, что бы у проверенной в подобных путешествия «Нивы» и ее экипажа возникли проблемы. И не в таких местах проходили! Первый раз они остановились в самом начале расположения этой воинской части. Внизу громоздилась гора Шмидта — необычный вид с обратной стороны. Бывший «Склад ВВ» под ней. Сфотографировались возле насыпного ДОТ-а — долговременного огневого сооружения.
Потом «Нива» остановилась возле вертолетной площадки с разобранным и вывезенным основанием из крепких бетонных блоков, которые наиболее хозяйственные норильчане растащили на гаражи… Здесь стоило оглядеться. Лапин разглядывал плато в свой непростой бинокль со встроенной цифровой камерой. Дикая вещь. Увидел, нажал, — «щелк!» и готово. Потом скинул кадры через USB-порт на компьютер и пользуйся, изучай. Вражья техника, зависть дядьки «Просто Бонда». Один раз они увидели в паре километров черный джип, и тогда Майер переложил карабин поближе. Черт его знает, места тут глухие… Потом они поехали дальше, оставив за собой центр управления и казармы. Поднялись на срез вершины. Немного поглядели на капониры и пусковые установки ракет. Их было много. Когда эти ракеты нацеливали в небо по тревоге, их силуэты было хорошо видно всем проезжающим по автодороге Норильск — Кайеркан. Здесь Лапин уже бывал и даже утащил домой кусок красного обтекателя боевой части. Так и валяется в кладовке.
Сержант упрямо загонял «Ниву» все глубже в горы, сюда, на границу воинской части. Потом они потеряли дорогу и ехали по мелкому острому курумнику. А еще через десять минут приехали в конечную точку планового маршрута. К колоссальному обрыву, не отвесному, но достаточно крутому. Потому гора «Обрывом» и называлась.
— Ну, теперь все, здесь мой план выполнен, — Фарида тронула Игоря за плечо и показала на сложенный кофр.
Сержант обрадовано вскинул карабин на плечо и пошел заводить «Ниву», перед этим крикнув им уже издалека:
— Идите пешком! Если уж свалюсь, так хоть один…
Свалиться тут можно было. От края обрыва тянулись две узкие полоски-насыпи. Это были дороги. Они вели к двум острым конусным холмам, торчавшим из глубины пропасти словно рожки огромного каменного животного из древних мифов. На самой горе между этими насыпями чернели остатки строения, где, судя по удаленности, и располагался для постоянного жития служивый люд. Крошечный отдельный гарнизон. Тут же грозно топорщилась единственная уцелевшая вышка местного караула. А на вершинах этих холмов когда-то стояли передвижные радиолокационные станции. Сейчас их не было. Ребят же интересовал именно правый объект.
Дотошный Серёга еще в прошлый раз побывал на левой вершинке, выяснив, что дорога туда перепахана тяжелой техникой. С большим трудом, видать, вояки утаскивали станцию назад, к материнской горе. И утащили ведь таки куда-то.
А вот справа… Справа дорога была целехонька. И стальные колья фиксации целой системы противоветровых растяжек остались, и талрепы. А сам станция валялась внизу, под склоном. Ее и поднимать не стали, ибо не стоила игра свеч. Хотя, из соображений секретности надо бы было это сделать. Видать, слишком торопились зенитные начальники свернуть точку и успеть добыть себе удачное место службы на материке. Вот и хорошо. В смысле, есть теперь на что посмотреть, если поверить Сержанту. А как ему не верить?
Заглушив вполне благополучно забравшуюся на вершинку машину, Майер уже доставал из багажника смаркированные мотки основных веревок — вниз спускаться. Закрепил вокруг сразу двух кольев, да и за «Ниву», на всякий случай.
— Сейчас всё увидите! — загадочно пообещал он напарникам и тут же быстро полез вниз, как в прорубь прыгнул.
Суть они увидели сразу.
Станцию не свалило свирепыми северными ветрами, постепенно стаскивая её к кромке склона. Ее потеряли не по халатности персонала, и не вследствие пожара. Передвижную РЛС буквально снесло, смело каким-то мощнейшим энергетическим зарядом! Импульсом! Сам корпус и раструб локатора были оплавлены с левой стороны так, будто были сделаны из пластика или прикоснулись к плазменному облаку дикой температуры…
Часть локатора просто испарилась, ибо никаких расплавных струй и обломков на склоне и внизу не было. О том, что стало с дежурным персоналом, думать не хотелось…
Внеземной летучий объект ударил по РЛС всей силой своей технологии.
Пекло. Плазма.
— Вот и доследились, ядренть, секретчики… — мрачно произнес Лапин.
— Скорее всего, военные влепили парой ракет по этим «тарелочкам», а те ответили, уж как умели… — высказала свое предположение Фарида, не прекращая фотографировать страшные последствия такого «ответа».
Молчал только Майер. Он и до этого много чего передумал-переварил. Всего он друзьям не сообщал, две недели настырно уговаривая их бросить все свои дела и приехать сюда, к объекту. Они и приехали, с надеждой и эйфорией… и вот теперь подавленно молчали. Неприемлемая для души смесь прикосновения к какой-то великой тайне и к страшной трагедии современного противостояния цивилизаций.
Общее молчание прервал далекий жужжащий звук, несерьезный какой-то, игрушечный. Это и была почти игрушка — мотодельтоплан, медленно приближающийся к ним со стороны поселка Кайеркан. Оранжево-синий треугольник на фоне низких облаков. Идет не слишком высоко, ровно, курс строгий и вполне ясный. Сюда летит.
— Раз в неделю прилетает, — уверенно сообщил Сержант, разглядывая пришельца в свой чудо-бинокль. — Я и в прошлый раз его тут видел. Тоже снимает, похоже — исследователь-конкурент. Но пока мы здесь, низко не спустится… Хорошо бы его найти и познакомиться. В засаду, что ли, нарядиться, по старой памяти?
— Думаешь, он отслеживает? — неуверенно спросила Фарида.
— Уверен. Мало того! Он и садиться тут, иногда кофейку попьет, иногда перекусит, заправится… Я стаканчики пластиковые находил. Чего ему еще здесь делать?
— А не комитетчики ли это? — спросил Лапин и сам себя опроверг. — Да не… причем тут дельтоплан… А познакомится стоит.
Друзья ничего не ответили, из чего он сделал вывод, что предложение принимается с известной осторожностью. Подумав, Лапин решил, что пора, и спросил о главном:
— Фарида, Сержант, что делать-то будем? Секретим, или как?
Секунду подумав, журналистка медленно предположила, взвешивая как хрупкий вопрос, так и свои слова:
— Заманчиво, конечно, сходу сенсацию вбросить… Жаль вот только, если пропадет она без отдачи. Надо сначала покопаться хорошо, во всех смыслах. А пока можно и фантазийную зарисовку поместить в пару газет. Место там изменить, детали… проверить интерес читателя. Вдруг что-то всплывет, вдруг, кто-то что-то знает? Позвонят обязательно, уж поверьте… Как смотрите на это?
— Это хорошая мысль! — нехотя одобрил ревнивый Сержант.
А Лапин убрал бинокль, показывая остальным, что пора возвращаться.
Большую часть обратного пути они ехали молча. Пустота в голове и пустота вокруг.
А потом начались «своеобразно-обжитые» места — парочка бичей срезала бензорезом двутавры бывших военных конструкций, добывая халявный материал для строительства новых уличных павильонов. Рядом стояла грузовая «Газель» хозяина рабсилы, спрятавшись от нескромного взгляда за стену куполообразного капонира.
Сержант сплюнул в форточку и невесело произнес:
— Вот ведь… У всех горожан свои интересы.
«Это точно», подумал Лапин, перекатил в руке оплавленную капельку металла и посмотрел в форточку со своей стороны назад, на гору Обрыв. И в какой-то момент ему показалось, что явственно видит позади ленты колесных следов яркое пятнышко светящегося объекта, спускающегося на плато…
Игорь проснулся и послушал тишину.
Сразу же понял, что быстро добрать сон ему не удастся. Он неторопливо сел, сразу опустив ноги в теплые тапки-чуни из овечьего меха на толстой кожаной подошве, легко оделся, даже не стараясь передвигаться бесшумно. Барсик храпел в ногах так, что было понятно, — из пушки не поднять дрыхнувшего зверюгу! И вышел на улицу.
Было уже довольно темно. Море опять разволновалось, прибой вздыхал ночным шепотом, лениво перекатывая гальку, недовольно шуршащую в холодной волне.
Отчего-то Игорь решил подняться на пригорок, оглядеть горизонт. Видать, тревожно было на душе. Черт его знает, после такого сна, или же сама оперативная обстановка заставляла лишний раз оглядываться…
Он поднялся и сразу понял, что сделал правильно. Сердце екнуло.
На острове Северном несколько раз моргнул огонек. Его было еле заметно на расстоянии девяти километров. Размер не определишь, и источник тоже.
Очень уж похоже на НЛО из свежего сна.
Но это было не НЛО. Это точно.
А в Норильске окруженный домашним уютом Димка Квест отчего-то никак не мог уснуть. Хмель уже почти прошел, но остаточный адреналин, продуцированный возбужденными надпочечниками, не давал ему успокоиться. Идиотское состояние. В народе его называют мудро — «не допил»…
Он подошел к окну своей девятиэтажки. Длинная гряда Елового Камня, как переводится с долганского название Хараелахских гор темнела на севере. Левее ее лишь угадывались, но были почти не видны за туманной дымкой Ламские горы.
Ох, и натерпелись они там прошлой осенью… С тех пор, как закончились невероятные приключения друзей при поисках потерпевшего аварию в Путоранах ленд-лизовского самолета «Москито», прошло немного времени, но отголосков случилось преизрядно. Всю информацию вроде засекретили… Что-то скрыли сами друзья, что-то заблокировал департамент безопасности. Но слухи об опасном приключении все равно просочились в массы.
Игорь часто вспоминал, как во время летней поездки на Ламу познакомился с владельцем катера, в ведомство которого входило и подразделение водолазов. Тот рассказал Квесту, что подчиненные в очередной раз его подчиненные отпросились и пошли на Ламу — утопленный «ленд-лизовский» самолет искать!
Вот так-то… Классический «дурной пример».
Делать нечего, подумал Квест и нехотя достал таблетку снотворного, от употребления которого давно уже отвык. Запил холодным чаем и через полчаса его свалило. Но былое аукнулось ему странным, мистическим сном.
…Боковой ветер и моросящий дождь пригвоздили всю летающую технику к стоянкам, убив надежду пассажиров на ближайшие десять часов. Всем стоп.
Только один дежурный вертолет МЧС тяжело оторвался от бетонки аэропорта «Алыкель» и, круто развернувшись, пошел на северо-восток. Спасение людей всепогодно, если по совести работать…
Квест летел по коммерческим делам, а Лапин просто так, на море взглянуть в последние дни отпуска, глаза пальмами погладить… Сейчас они сидели в ресторане второго этажа, возле громадного окна и старались не унывать. Есть не хотелось, а надо. Сколько еще тут торчать? Теоретически, можно было взять тачку и махнуть в город. Но система оповещения доверия не внушала, а количество желающих экстренно улететь в Адлер не позволяло надеяться на спокойное прохождение регистрации… Лучше уж тут! Да и сам аэропорт отчего-то больше походил на домодедовский, а не на норильский. Уютно тут было, цивильно.
Напротив них за столиком сидел человек серьезный, но компанейский. И знающий предмет. Это было важно, поскольку разговор шел о самолетах. О чем же еще говорить перед полетом в ресторане закрытого по погоде аэропорта?
Поначалу рассказывал Квест. Он любил и умел «затравить баиньки», да и летных историй знал без счета. Лапин в основном молчал, ковырял вилкой безмолвное тело котлеты и изредка ехидно мешал рассказчику. Коньяк в дешевом стеклянном графине «медицинской серии» вполне прогрелся и разговор оживал на глазах. Тут помогло и непонятное движение на стоянках. Пара тягачей по очереди таскала тяжелые самолетные туши, плохо различимые в пасмурной мороси.
— АН-22-й тянут. Красноярский грузовик. — авторитетно заявил Квест, запивая «азербайджанца» пепси-колой.
— Двадцать четвертый, — не согласился собеседник, на секунду глянув в мутную пелену.
— Вы, часом, не летчик? Опознаете, как перед стрельбой, — иронично отметил Димка.
— Никакого отношения не имею. Средний бизнес местного значения! — без обиды ответил мужчина.
— Однако в авиатехнике разбирается получше тебя, Дима, — Лапин отодвинул котлету и вернулся к салату «Столичный».
— Хобби? — Димка спросил для поддержания разговора.
— Хобби… Был эпизод в моей жизни! Хотите послушать, господа? — незнакомец приглашающе улыбнулся. — Вы вот, Дмитрий, упоминали о мистических приметах летного племени… — он образно покрутил вилкой, изображая пропеллер, — а я сейчас вам расскажу о… призраке северного неба. Хотите послушать?
— Отчего же не послушать хороший рассказ в уютном месте. Просим! — Квест потянулся к графину, обозначая вступление в тему.
Их собеседник тщательно промокнул губы салфеткой и начал:
— Познакомился я с этим призраком при незабываемых обстоятельствах, должен вам сказать. Августом 1981 года, в самые дожди торопясь вырваться из Норильска, так и не согревшиеся на нашем солнышке, отправились мы двумя парами в свадебное путешествие. Маршрут выбрали нетривиальный, но, так сказать, бюджетный… По Енисею на дизель-электроходе «Лермонтов» до Красноярска, а там поездом — на юг, к морю… На второй день пути, уже на траверзе Туруханска пошла материковая тайга, может помните.
Лапин согласно кивнул, мол, бывали.
— Дикие берега, минимум «населенки», все условия для диковинных встреч! И они были… То лось переплывает реку, то непуганый Топтыгин стоит на берегу, караулит, что бы не пристали к его угодьям. Мы для более детального изучения берегов взяли с собой два бинокля. Никаких видеокамер тогда и в помине не было, о чем я чертовски жалею! Сейчас вот все мыслимое снаряжение есть, да самих случаев нет… А произошло следующее. Стояли мы вдвоем на палубе вечерком. Тайга — темная, мрачная, река ледяная даже по цвету, берега в протоках, и ни огонька кругом. Давит весь этот мрак на нервы, да так, что не по себе становится! Кроме нас, на палубе никого не было — встречный ветер, холодный, колкий, без анораки долго не выстоишь. К тому времени радист внешнюю трансляцию уже отрубил, песни кончились, и вся публика сгруппировалась в нижнем ресторане, наслаждаясь псевдоуютом и скудным ассортиментом дешевых закусок…
Он поясняюще показал на их столик. Мол, ничего и не изменилось с тех пор, не богаче стала фантазия поваров наших…
— Вдруг слышим мы неясный нарастающий гул! Ясно, приближается техника, но пока неясно какая. Я бинокль приготовил. Хотя уже в тот момент сердечко напряглось, а ноги сами отнесли чуть подальше от поручней… И вот тут рывком, совершенно неожиданно, с громовым нарастанием звука, из-за поворота реки, на высоте около трехсот метров из низких серых облаков вываливается самолет, небольшой двухмоторный моноплан! И, повторяя изгиб Енисея, тяжело, с постоянным снижением проходит над нами! Чуть покачивает крыльями, но не приветственно, как в кино про войну, ничего подобного! Одним заваливается влево, — такое впечатление, что никак не может выровняться! Весь обшарпанный, серенький в разводах, явно очень старый…
Пауза помогла слушателям вникнуть в атмосферу произошедшего. Опытный был рассказчик, сразу видно.
— Мы, конечно, обалдели. Возникло ощущение, совершенно явственное, что самолет вот-вот воткнется в воду! Но он упрямо тянул. Дымов не было, и звук относительно ровный. Зрелище на фоне сумеречного, мрачного Енисея… просто жуткое! Мистическое. Да… Так он и ушел за поворот реки, почти падая, завернул уже на высоте метров в пятьдесят. Мы, потрясенные до последней клеточки, все так же стояли и все ждали взрыва, ну… какого-то разлета, вспышек пламени! Но нет — тишина на реке, только мерный шум судовых винтов и шелест воды на форштевне «Лермонтова». Да и те скоро смолкли, что-то с машиной у наших матросов произошло…
Квест поежился, да и Лапин слегка напрягся.
— После прихода в Красноярск перерыл я все газеты, спросил знакомых, в том числе и работающих в краевом ЦК комсомола, у них доступ к всякой информации был. Пробили, вызнали, и выяснилось, что никто про подобное ЧП не слышал! Ни в штабах ПВО, ни в службах управления воздушным движением, ни в органах. Да просто не было именно в это время в том секторе реки никаких самолетов! И не могло быть… Денек мы помусолили варианты, ничего правдоподобного не изобрели, да и стали забывать про этот случай — дело молодое, жизненных впечатлений и так вдосталь… История эта и мной забылась до той поры, пока я не вернулся с отпусков домой, в Норильск. А там, уж не помню точно, то ли в журнале что-то прочитал… В общем, начались воспоминания и ассоциации, на неведомое потянуло! Ради интереса я стал искать и сравнивать силуэты подобных двухмоторных машин — получается, что таинственный падающий самолет не что иное, как известный американский разведчик времен второй мировой — «Москито»! Чушь какая-то! Я при случае как-то намекнул другу, большому специалисту по авиации второй мировой, и уже из первых пояснений, понял, что такого быть не может! Успокоился.
— Так уж и успокоились? — не поверил Лапин. Он бы не успокоился.
— Вы правы. После перестройки я ушел в коммерцию, возил в Норильск все подряд, от видеокассет до холодильников. А для себя и друзей — книги. Ну помните, какой книжный голод был после восьмидесятых? Да и деньги появились, связи в коллекторах. И тут я вспомнил об этом случае. А что? Доступ есть колоссальный, ну и давай я справки наводить… Момент помог. Так случилось, что помогал я одному начинающему писателю-публицисту статью по ленд-лизу писать. Нашли мы совместно старых пилотов-перегонщиков, всю находимую литературу перелопатили, а ее оказалось на удивления в достатке. Короче, разобрал я тот ленд-лиз по косточкам, от залива Креста и зоны «Кабарга-контроль» до Турухи и печально знаменитой стройки № 503… А что, вариант! Американскую технику и гоняли-то СИБАЛом, так маршрут Сибирь-Аляска назывался. Ну, нет никаких «Москито» в перечне перегоняемых бортов! Не заказывали!
— Но потом… Не стану говорить как, не моя тайна, но нашел я одного человека, и узнал от него, что были тайные ветки, идущие гораздо севернее, чем принято было считать. А вот что и как там перегоняли, по слухам, под контролем самого Берии, толком никто и не знает. Если и знает, не скажет! Он и сам толком не знал, так, — обрывочные сведения и его же догадки… Полжизни человек в страхе прожил, а ведь только самой малости коснулся… Слышал он о малых «сеточных» площадках, зэками сделанных. Кидали на ровное место, пусть и заболоченное, сегменты металлических сеток — полевые «взлетки». По всей тайге-тундре на широте Полярного Круга. Страсть! Сколько людей вышло в аут в этой истории? А самолетов? Сколько их лежит практически целыми по лайдам и ущельям? Говорил мне, что кое-кто пытался искать эти борта, и просто аферюги, и черные археологи питерские. Оружие, раритеты, просто романтика, в конце концов… Да только мало кто вернулся… Стали мы с этим публицистом зэков былых искать. И уже в Абакане, от вторых лиц услышали, что все-таки были упоминания диковинных заграничных машин, похожих на «Москито»! А один старик — диспетчер бывший, рассказал, что легенды всякие ходили. Уж очень нехорошие. И суеверия. Типа того, что пропадет такой диковинный борт, — искать не будут, ведь в списках сводной эскадрильи такого нет… И документов нет. А на «нет» и спасательной операции нет.
Рассказчик заметил своевременный жест Квеста, уже наполнившего рюмки, благодарно кивнул, выпил «за крылья» и продолжил:
— Вот и летает этот самолет до сих пор… Летает по всему Северу страны, пугает аборигенов и летчиков. По приметам — ничего нового, все как в старом добром «Летучем Голландце». Ясно без пояснений, надеюсь, что хорошего от такой встречи мало! А слухи о таких встречах я с той поры продолжаю собирать. Былые случаи тяжело искать, люди молчать привыкли, а сейчас полегче.
— В 1989 году его видели пограничники на берегу братьев Лаптевых. Объявили тревогу, прокачали небо локаторами — без толку! И в этом же году «непонятный самолет» наблюдали двое, семья геофизиков из Новосибирска, это было в устье реки Калтамы. Муж погиб через день! Его жена до сих пор уверена, что несчастный случай с генератором произошел вследствие этой встречи. Потом 1991 год… Пилот Ми-шестого, обслуживающего «Норильсказпром» наблюдал нечто «летающее» южнее озера Дюпкун. Через два месяца борт списали… Осенью 1993 года одна из последних оставшихся на крыле «аннушек» запрашивала о наличии неопознанного самолета в северном районе плато, где никого в тот момент и быть не могло… «Аннушка» села на вынужденную, экипаж вывезли, а самолет бросили. В мае 1994 года я говорил с ребятами с РЛС, и после недолгого вхождения в доверие выяснилось, что объект наблюдался примерно одни раз за срок службы! 1995 год — «Москито» не раз видели облетчики авиаполка, базирующегося в аэропорту «Алыкель». Зря… Вскоре весь полк сняли, разогнали, остатки вывели в Новосибирск. В 1999-м группа сплавщиков на «рафтах» в районе горы Богатырь видела самолет «старой конструкции, с винтами, но не Ан…» С маршрута они сошли радийно, два перелома в самом начале! Опять 1999-й — вертолет перед посадкой на кордоне Аян видел подобный самолет, сам взлететь не смог, встали движки. На спасение посылали другой борт, а этот разбился совсем недавно, слышали, конечно… Зимой 2004-го знакомый «правак» АН-24 на рейсе Норильск-Иркутск видел это чудо силуэтно. Полосу препятствий в Иркутском аэропорту они одолели с трудом…
В этот момент рассказ был прерван стальным голосом дежурной, сообщившей по транслятору радостную весть о начале регистрации. Томное бытие ресторана сразу поменяло ауру помещения. Люди вставали группами, запихивая в карманы недопитое, торопливо оставляя на столах купюры почти без счета, по отпускной традиции. Встал и рассказчик.
— А дальше-то что! — Квест не мог смириться с таким окончанием.
Мужчина улыбнулся:
— Что еще… Я с первой женой развелся, не помогло и свадебное путешествие! Все что я вам рассказал — это по Таймыру. По Эвенкии материалов поменьше, но, подозреваю, что и в Туре, и в Ванаваре, да и вообще по Тунгуске, про такое слышали. Да, ребята… В общем, блуждает этот «Москито», может и не один, по Северу, ждет попутчиков… Так что удачи! И учите силуэты! От греха…
Когда он ушел, Лапин встал из-за стола и спокойно спросил впечатленного таким рассказом Квеста:
— Дим, глянь билеты. Кто из нас у окна сидеть будет? Готов махнуться…
…Сам Квест проснуться не мог, — не та у него была нервная организация. Его разбудил сигнал сотового телефона о пришедшей SMS-ке. В другой раз он бы и не дернулся, но сейчас, встревоженный собственным сном, подскочил с кровати, как ударенный током. Сообщение, написанное на русском языке почему-то английскими буквами, содержало рекламное объявление провайдера о том, что скоро они крепко осчастливят абонентов новыми льготами и услугами.
— Сволочи… — простонал Квест.
Теперь сразу не заснуть. Он подошел к окну, и опять посмотрел на темную гряду Хараелахских гор. Чертовщина… Еще не хватало начать силуэты «блуждающих самолетов» начинать высматривать! И он пошел еще за одной таблеткой снотворного.
Капитально укладываясь в еще не остывшую постель, Димка вдруг остро почувствовал, что там, куда они с Самохиным вскоре поедут, может произойти нечто экстремальное, непредсказуемое и страшное… Знакомое, но тщательно забытое. Уже ворочаясь перед очередным провалом в сон он, неожиданно для себя самого, вдруг твердо решил, что все-таки возьмет с собой найденную в прошлых приключениях «Беретту-92», спрятанную в надежном месте.
Так спокойнее будет.
Самохин тоже уснул не сразу.
Во-первых, через час ворочания ему захотелось поесть, и он, накинув теплый махровый халат, пошел к холодильнику проторенной ночной тропой. Как назло, на полках ничего готового почти и не было. Но, не будить же домохозяйку из-за ночной прихоти! Бормоча себе под нос, как тот председатель колхоза из анекдота: «все пожрал проклятый суслик!», Толик все-таки нашел кусок вареной колбасы и вазочку с парой ложек салата, оперативно разобрался с поживой для пищеварения, успокоился и только тогда смог заснуть. Но ненадолго.
Ему не давали покоя медведи.
Ох уж, эти Миши… Самохин боялся медведей, так уж вышло. То ли он фильмов пересмотрел соответственных в свое время, то ли понарассказывали лишнего друзья-товарищи. Анатолий не боялся никого и ничего, с юности охотно шел на драку по поводу и без. Ни волки, ни росомаха, ни стаи одичавших тундровых собак не пугали его. А вот тут — пас… Собственно, только ради этого он и получил разрешение на «огнестрел». Охота его не интересовала, должного азарта к убиению дичи, как и кулинарных пристрастий к такой пище у него не было.
Про медведей он знал, похоже, все. Или почти все. Лекции мог читать на эту тему, что иногда и делал в кругу знакомых и коллег, отлученных собственной ленью от полевых радостей. Вот и сейчас вспоминал…
Проклятые медведи-хулиганы окрестностей Норильска и плато Путорана всегда были животрепещущей темой в обсуждении походных вопросов. Почему-то именно «медвежий вопрос» считался одной из основных проблем в путешествии любой длительности. Вообще-то, медведей в округе действительно хватало. Особенно расплодились они в последнее время, накапливая осенний жирок не только на преобильных ягодниках и грибных полянах, но и в местах пикников, краткосрочных вылазок горожан с массовыми возлияниями, стоянок рыболовов и охотников. Времена изменились, и еды в поле стали брать больше, а излишки ее оставлять чаще.
В слухах и рассказах коварные Мишки нападали на несчастных туристов и рыбаков, осаждали избы и балки, настойчиво гонялись за снегоходами, на бегу хватая их за гусеницы, разоряли капканы и сети, утаскивали рюкзаки со съестным, а то и лодки вместе с моторами… Рассказчики карабкались на крыши и лиственницы, скрепя сердце, ныряли в воду, удирали с рекордными временными результатами. На медведей натыкались на ягодниках, порой собирая припасы на одной поляне. Особым рядом стояли рассказы о мстительности зверя, который грабил спрятанное в избах обидчиков, заодно в клочья разрывая тонкие стены из вентиляционного рукава.
Ранее в «медвежьих разговорах» чаще всего упоминали про коварных медведей речки Талой, одной из первых частей общепринятого пути на озера. Эти легенды, скорее всего, были связаны с тем, что для той категории норильчан, что всегда были нацелены на дальние водные маршруты (а это судовладельцы маломерного флота), именно речка Талая была первым красивым и, в то же время, достаточно диким местом. В случае непогоды, поломки двигателя, неладах с документами или техническим состоянием лодки, на речке Талой традиционно останавливались те, кто в эти драгоценные выходные так и не смог пройти дальше, к вожделенным большим водоемам. Не совсем полноценный (с точки зрения «лодочников») отдых нуждался в дополнительном, крепком легендировании. Сценарии были практически одинаковы, не возвращаться же назад, когда все уже закуплено и готово к употреблению!
Звучало это примерно так:
«Сидели мы, значится, на правом берегу у второго переката, тихо, мирно, выпивали-закусывали, да снаряжали на хариуса матчевые удочки. И тут на нас вышел медведь размером с асфальтовый каток! Мы (очень быстро) залезли в лодку (катер) и безропотно смотрели (громко и смело орали, звеня бутылками) с воды, как эта наглая сволочь избирательно поедает наши продукты (выискивая самые вкусные трофеи), потрошит рюкзаки и сумки…». После чего, пострадавшие от хищника рассказчики, естественно, просто вынуждены были сняться с места стоянки и отправиться в город, в буквальном смысле, несолоно хлебавши прямо из горлышка, к сердобольным женам… Такие случаи, действительно, были, другое дело, что количество краски, изведенное на их описание, порой категорически не соответствовало количеству реальных событий в эпизоде.
Проверить подлинности описываемых случаев было затруднительно, да и некому. Однако, факт оставался фактом. Мишки обнаглели.
И это ожидалось знающими людьми.
Кормовой базы для них стало в избытке. Полевая дисциплина снизилась, а количество аппетитной упаковки, да еще и одуряющими запахами усилителей вкуса возросло. Далеко не все гости девственных и не очень природных уголков сжигали, закапывали, и, тем более, увозили с собой многочисленный мусор. Изменение климата постепенно вело к тому, что сухих и жарких летних дней, а, соответственно, и ягоды становилось все больше.
При случае голодный медведь охотно поймает дюжину пищух и мышей-полевок, зайца и куропатку. Олень тоже не застрахован от настроения медведя. Кроме того, медведи поедают всякую всячину, в том числе дохлых сородичей, а запах чуют на огромном расстоянии. Стоит убить одного, как другие тут же спешат к трапезе. Внутренности, бутор от разделки любой дичи ни в коем случае нельзя оставлять вблизи от места стоянки или жилья — Топтыгин придет обязательно! На смену старому поколению охотников, подбиравших и использовавших все, до косточки, пришли стрелки новой формации. И культура разделки дичи существенно снизилась, да что там — почти исчезла! Лень. Лень было копать промерзшую землю или топить отходы в воде на радость многочисленным налимам-санитарам.
Таймырский медведь невелик по сравнению со своими камчатскими или кадьякскими сородичами. Да и куда как смирней нравом. Однако, факты нападений и связанная с этим трагика есть… Медведь атакует в следующих случаях.
Если у него гон. Это начало лета и однозначное восприятие встреченного человека, как соперника. Будет отгонять, но преследовать не станет.
Охрана детей. Кислое дело… Плюс лишь в том, что такую парочку-троечку слышно и видно издали. Вопреки распространенному мнению, медведь отнюдь не бесшумен, как индеец-чилкут на охоте. И хрустит под ним все, и трещит…
Ненормальный медведь. Таких зверей, увы, все больше, и никто не знает, почему это происходит. Может быть, мозговые болезни возникают от дурной экологии? Или это — последствия питания человеческой пищей с большим количеством химии и генетически измененной продукции? На людях это незаметно. А вот на медведях… Встреча с таким сатаной очень опасна! Однако, он также легко теряет, а потом и забывает цель. Помогают банальные прятки. Достаточно легко определим издали.
Людоед-практик. Редкий, если честно, случай. А в действительной глуши натолкнуться на него просто нереально — он жмется к поселкам, к пище, так сказать… Плюс — труслив и не больно-то охоч драться. Как правило, легкий инвалид, или болен. Бегать он не станет, у него засадная метода.
Мститель. Спокойный в реале, такой зверь неадекватно реагирует на человека, вспоминая старую обиду. Плюс есть только для женщин, их он реже трогает, видать, не воспринимает.
Сама атака происходит обязательно с остановкой. Но никак не обязательно с подъемом на дыбы. Бывает и прыжок в конце, и атака понизу, башкой на мишень… Вообще, зверь этот поведенчески очень многоплановый и фантазирующий, легко меняет настроение и тактику.
А если будет погоня? Это совсем плохо. Уход от медведя очень проблематичен, известно, что этот хищник в лесу догоняет оленя или лошадь.
Чем больше медведь, тем хуже он воспринимает склон, задница у него перевешивает… Вниз неопытный медведь летит быстро, а опытный просто не станет кувыркаться. Траверс по склону — действительно неплохой метод. Иной раз помогает и водное пространство. В ней он держится грузно, и эффективность атаки из воды не так высока. Если есть опора в виде дна, то вода ему не помеха, скорость движения и ударов практически не меняется. Если не «людоед» и не «мститель», то поедать он вас не станет. Уронит с травмами на землю, и, вероятнее всего, просто оставит лежать, — он своего добился… Тут главное — вытерпеть. Если воли хватит.
Можно ли оборониться от медведя холодным оружием или подручными средствами? Очень сомнительно… Нож бесполезен, любой. Дело в том, что какие-либо «жизненные центры» и «зоны» он вам никогда не станет подставлять, очень уж хороша практика драк у дикого зверя. В контакте медведь атакует в лоб. Подъем на дыбы (повторюсь, далеко не всегда) происходит только в трех-четырех метрах, именно перед лобовой атакой. Именно тут с подшагиванием его и ловят, и… только на рогатину! А нож… Дело в том, что работа хлестом когтистой лапы — основа дуэли медведей между собой. Ну и куда там нам лезть против природного «керамбита» — заточенного по вогнутой стороне клинка кривого ножа-вспарывателя с костяным клинком от семи до пятнадцати сантиметров! Научила их природа…
Реально вам поможет тот удобный, рабочий нож, острый и не наминающий руку, с помощью которого можно будет легко соорудить себе копье или рогатину. В экстриме с медведем удлинитель, способный отодвинуть вас от страшного противники, просто необходим.
А вот собака полезна, причем любая! Даже если она — полная «дуся». А уж если она смекнет атаковать Мишу сзади, хватая его за штаны, то вообще хорошо. Медведь не терпит атак сзади и плохо от них уворачивается. Есть большой шанс, что он плюнет и на вас, и на пса. Обученная же лайка — просто песня! Хотя их и учить-то почти не надо. Да с ней вы и не натолкнетесь на Мишу никогда.
Порой говорят про эффективность газового оружия, баллончиков. Как средство последней надежды такой вариант вполне возможен. Но сильно надеяться на «вонючку» не стоит. Скорее всего, у вас просто не будет возможности применить «перцовку» (а именно ее и советуют…)
В целом, не имея ничего огнестрельного, в ожидании критической «медвежьей» ситуации стоит вырезать не очень тяжелую, но большую рогатину типа «пальмы». Эвенки именно пальмой и оборонялись, и, прежде всего, — ударом издали по носу и глазам. Часто резкая боль и потеря обзора и заставляет его отступить. Держать ее надо в лагере или на месте промысла. Саму рогатину надо строго делать по науке. И, если уж клинок-наконечник придется применять тот, что есть под рукой, то на прочность древка стоит обратить особое внимание.
Вот выдержка из книги Олега Малова «Медвежьими тропами»:
«Такое копье должно было быть не только прочным, а человек физически сильным, но древко не должно скользить в руках и одновременно уходить глубоко в тяжелую тушу разъяренного зверя, давая возможность нанести повторный удар. С этой целью на втулку наконечника стали ставить (привязывать) перекладину, а чаще подвешивать кусок рога. Такая поперечина не позволяла копью проникнуть в тушу зверя далее втулки пера. Чтобы древко было шероховатым и не скользило в руках (даже при намокании в крови), его практически по всей длине обматывали узким кожаным ремнем и обивали гвоздиками. Изредка на таких охотничьих копьях под перо подвешивали плюмаж из конского волоса, меха животных. Такое украшение несло не столько назначение декора, сколько практическое — оно не давало древку намокать в крови.
Очень часто старинные охотники держат в руках копья с древками странного вида — то витыми, то бугристыми, то оплетенными кожей. Так вот, для получения таких бугристых, шероховатых и одновременно узорчатых древков использовали специальную технологию. Ствол живого дерева местами надсекали, освобождали от коры, на поверхность наносили ножом нужный узор, после чего снова закрывали корой. Спустя время надрезы вздымались. Когда же живой ствол достигал желаемой формы и размеров (на нем появлялись вздутия, желваки и узоры), дерево срубали, потом тщательно высушивали. Такие «естественно украшенные» древки иногда доводили до удивительной красоты!»
А вот как описывал древко рогатины корифей холодного оружия Пал Палыч фон Винклер: «Обычно древко или ратовище предпочитали делать из рябины или черемухи, срубленных весной и провяленных, но не высушенных полностью. Такая древесина не кололась, сохраняла упругость и была довольно прочной. Толщина древка равнялась 4,5 см. Ратовище насаживалось комлевой стороной, и перед этим хорошо просмаливалось или пропитывалось горячей смолой. К шейке пера прочным сыромятным ремнем крепилась так называемая «поперечница», которая препятствовала проникновению рогатины глубоко в тушу зверя. В качестве поперечницы чаще всего выступал кусок рога. При этом поперечница часто крепилась к перу не наглухо, а подвязывалась на ремне, который проходил через специальную серьгу на насаде наконечника. Нередко перо рогатины очень тщательно не только точили, но и шлифовали. На нижний конец древка, который еще называли «пяткой», насаживали тупой наконечник, или «вток». В целях безопасности при транспортировке на перо рогатины надевали ножны из толстой кожи».
Из описания барона А.Черкасова следует, что «…пальма, это нож, насаженный на палку, которая для большей прочности обвивается вареной берестой».
Год назад Донцов с Сержантом обзавелись рогатинами, несмотря на протесты друзей и знакомых… Донцову сделали классическое оружие по образцу великого оружейника Самсонова — тяжелое крупногабаритное изделие. А Сергей Майер купил себе «пальму» производства американской компании «Cold Steel», модель «Бушмен». Классическая «пальма», легкая, легко и удобно носимая. Выглядит, как большой цельнометаллический нож в широких кожаных ножнах. Пришел на место, вырезал черен нужной длины, и этот большущий тесак с полой рукоятью после насаживания и фиксации болтом превращался в «пальму». Пару раз с пьяных глаз они даже ходили по лесу в поисках дурного медведя. С песнями, бутылкой, закуской и двумя рогатинами под мышкой. Слава богу, враг на призывы не откликнулся…
По мнению многих опытных людей, лучше всего для «противомедвежьей обороны» подходит армейская ракетница. Многие считают, что это устройство куда как эффективнее ружья. Сергея Майера весенний медведь, а Донцова медведица с пестуном атаковали из лощин возле берега, и отступали только после удара термитного заряда ракетницы в землю перед ними. Обе атаки были разные по характеру и преамбуле, но по-бойцовски безупречны — никаких открытых удару зон там не было — ножу там ловить нечего. Случай с нападение просто бешеного медведя на Игоря Лапина, произошедший в каньоне реки Калтамы, на севере плато, просто уникален! Там пошло в ход и нарезное оружие, и ракетница, и нож — на закуску… Чудом жив остался. Лапин.
В этих краях надо иметь хотя бы одноразовые контейнерные ракетницы — это самое лучшее и реально применимое средство. Да и доставаемое, чего тут секрет делать…
А в целом же Мишки на Таймыре миролюбивые, умные и незлобивые. Порой.
В любом случае, хорошо, что жители этого региона еще не применяют при сборе грибов и ягод взрывпакеты, как это делают жители Камчатки и Сахалина. Рванул пакет в ближайших кустах, и два часа спокойно собираешь. Прошло время — подрывай следующий, если он у тебя есть, конечно. И так все время.
Ужас…
…А весь его сон был коротким и заключался лишь в том, что Самохин убегал.
Слава богу, мягкие тундровые кочки, заполненные ледяной водой, закончились, и появилась скорость, дающая надежду на спасение. Сейчас он бежал по твердым каменистым выходам, поросшим мхом-сфагнумом. Бежал к берегу озера, инстинктивно рассчитывая найти спасение именно там. Рвущееся на части от нагрузки сердце колотилось так, что, казалось, ребра не выдержат.
Медведь не отставал, но и не догонял.
Казалось, что он забавляется с человеком, прекрасно зная, что это слабое животное, совершенно не приспособленное к самостоятельной жизни в дикой природе никуда от него не денется.
Когда они столкнулись носом к носу, Анатолий среагировал быстро. Моментально достав из «макаровской» кобуры ракетницу, он взвел курок и, направив ствол пониже… не смог выстрелить. Осечка. Ему хватило времени и осознанности движений, чтобы уложить бесполезной оружие в кобуру, уже понимая, что влип он конкретно.
Обрыв проявился чередой лиственниц и горизонтом спокойного озера за ним. Самохин сразу начал спускаться вниз и сразу же понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. Достаточно крутой участок был коротким. А далее берег полого опускался к широкому песчаному пляжу со ступенчатыми следами уровней уходящей в течение сезона воды. Всего метра три спасительной высоты, и удержать на ней можно было, лишь зацепившись усталыми пальцами за обнаженными наполовину толстыми корнями деревьев. Рано или поздно, но руки устанут настолько, что просто придется свалиться вниз, на берег. И тогда медведь спокойно и быстро спустится по удобной тропинке, услужливо вытоптанной сбоку, и прикончит свою жертву. Никуда он не денется.
В саму крутизну хищник соваться не стал, слишком был велик шанс скатиться по склону. Он просто ждал, высунув огромную башку с ощерившейся пастью, внимательно наблюдал за поведением человека внизу. Время от времени он рычал, причем не злобно а с досадливой нетерпеливостью, мол, «зря ты, тут сопротивляешься…»
Характерная многим «тяжелым» снам издевательская сюрреалистичность эпизода, насмешка над сознанием, присутствовали и в этом.
Мимо берега, прямо перед мысом медленно проходили три катера КС-100, полные пассажиров в городском платье, едущих на краткосрочный пикниковый отдых. Люди отлично видели медведя, как и человека, висевшего под обрывом, слышали крики жертвы. Многие достали фотоаппараты и торопливо фиксировали для семейных альбомов ценные кадры. Женщины приветственно махали руками и что-то комментировали, обернувшись к подругам. Играла музыка. Самохин уже и не кричал, понимая, что помощи не дождется.
Наконец, ситуация утомила зверя, и он решил приблизить развязку. Осторожно пробуя на прочность корни лиственницы, он начал медленно опускаться к человеку, освобождая правую лапу от работы — для захвата. Понимая, что секунды его жизни истекают, Самохин нашел в себе силы выхватить нож, висевший на правом бедре. Это был «KA-BAR» — легендарный нож «USMC» корпуса американской морской пехоты. Обняв взмокшей ладонью ребристую кожаную ручку, Анатолий резко ударил медведя по протянутой лапе, стараясь коленями удержаться на месте. Крепкий черный клинок смог пробить и толстую шерсть, и шкуру зверя. Медведь гневно заорал от острой боли и бодро дернулся вверх, на гребень склона. Теперь его расчетливое ожидание сменилось острой ненавистью. Не отрывая свирепых глаз от цели, он скачками пробежал несколько метров влево-вправо, и приготовился прыгнуть на Самохина, уже не думая ни о чем, кроме желания столкнуть добычу вниз.
Почему он не перезарядил ракетницу, Толик так и не понял. А ведь можно было успеть… Самохин сделал обманное движение вдоль склона, показывая. Что хочет уйти вбок. Этого было достаточно, что бы прервать атаку зверя. Он тут же отскочил назад и тоже дернулся в сторону передвижения, тем более, что именно там ему было удобней подобраться к жертве. А Толик получил немного времени, сразу же вернувшись назад. Достав ракетницу снова, он в последний момент не стал вынимать осеченный патрон, а сделал еще одну попытку выстрела с тем же боеприпасом.
Ракетница грохнула просто оглушительно.
Термитный шарик попал в глаза медведю и рикошетом ушел к вершинам лиственниц, прошивая голубое небо серым дымным следом. Лишь мгновение длился контакт высокотемпературного заряда с телом медведя, но и этого хватило… Если бы Самохин попал в шерсть туловище, то вряд ли причинил бы хоть какой-то вред этой громадине. В данном случае — получилось. Частицы горящего термита прожгли глазное яблоко, другая часть осколков крепко опалила и другой. Медведь взвыл протяжно и страшно, наклонился вниз, хватая лапами подпаленную морду и свалился вниз — уже бесцельно, тяжело перекатываясь через голову. Самохин не стал дожидаться конца падения, а сразу же поднялся наверх и только тогда торопливо поглядел на противника. Пару раз перекатившись от боли по пляжу, медведь ткнулся мордой в холодный песок, но этим только навредил себе. Странно переваливаясь, он боковыми прыжками медленно двинулся в сторону бухты, часто прерываясь на рев от нестерпимого болевого шока.
Анатолию стало ясно, что атаки больше не будет. Тем не менее, он вставил следующий патрон, оценил расстояние до покалеченного зверя, и только тогда поглядел на озеро.
Прямо рядом с берегов шла яхта.
Ослепительно белая сигара с фиолетовым парусом. Расстояние было минимально, всего-то метров пятнадцать. На борту стояли люди, так же, как и пассажиры катеров, нацелившие на берег видеокамеры.
И тогда Самохин не выдержав. Истерично заорав от обиды и невыносимой злости на соплеменников, он поднял ствол и выстрелил, стараясь целиться так, чтобы заряд прошел прямо по палубе…
Здесь сон кончился, и Толик провалился в нормальное, не иллюзорное забытье, которое только и позволяет нашему мозгу восстановиться. Он спал очень крепко и весь остаток ночи провел в той позе, в которой и закончился кошмар — лежа на животе и вытянув протянутую руку перед собой.
Как будто целился.
Маленькая волна накатилась, зашипела и убежала назад. Будто обожглась…
— В первый раз в жизни ужинаю с мужчиной, который предложил вымыть посуду.
— Вообще-то, миссис Клэннед, я-то полагал, что мне придется только вытирать, — признался несколько смущенный Майер.
Она засмеялась:
— Все равно ты в чем-то уникален…
Что это был за островок, они и сами не знали.
Просто приткнулись на ночь, решив осмотр местности оставить на утро. Заросшая каким-то «камышом» бухта, крохотный кусочек песчаного пляжа. Это место посещалось, судя по всему, именно страдальцами…
На песке бухты, у корней небольшой группы казауриновых деревьев лежал остов старого деревянного судна, выбросившегося сюда в поисках спасения. Приличных размеров скелет корабля лежал, зарывшись изуродованным носом в песок, лежал довольно далеко от обреза воды. Судя по всему, судно вытаскивали подальше от штормов, рассчитывая позже приехать и снять, спасти матчасть… Не приехали. Или приехали, попробовали, да и плюнули. Нижняя часть ушла в песок более чем на полметра. За линией киля до самой воды тянулась гигантская борозда. Она напоминала след, оставленный диковинным морским чудовищем или гигантским плугом. Вот только сеятеля не нашлось, и корабль все эти годы покоился в вырытом им же самим ложе.
Они лишь поднялись повыше, к низеньким кустам гибискуса и оттуда попытались осмотреть горизонт, в поисках огней, прежде всего… Бесполезно, хоть глаз выколи! Насколько в этих широтах было светло от звезд и луны, настолько же темно было без них, закрытых сейчас облаками.
Очень невыразительный остров. И обиженный какой-то.
— Не понимаю… — задумчиво произнесла Ви.
— Что именно? — тут же спросил Сержант, оглядываясь вокруг в поисках опасности. На всякий случай.
— По каналам «Sky News» уже который год то и дело говорят практически одно и тоже… Что очередной волной-цунами высотой всего-то в один метр накрыло всю Шри-Ланку…
— И что тебе непонятно?
— Непонятно, как, в таком случае, выживают веками такие острова, как этот? Штормов в этих морях хватает, и волна выше двух-трех метров — не редкость. А эти крошечные острова стоят себе, даже растет кое-что.
— Конечно, выживают!
— Но ведь их должно просто смыть штормами?
— А-а-а… — врубился Майер. — Ты отождествляешь волну-цунами с «обычной», скажем так, ураганной волной.
— А какая разница? — удивилась собеседница.
— Мне тоже так казалось… Пока я не подумал хорошенько, что же происходит на самом деле при такой катастрофе! Вначале — действительно мысли приходили: «Ну, вот что они там, на Мальдивах, орут без перерыва? Эка беда! Вышла на берег волна высотой метр-полтора. Ну, поднырнул, да и выплыл. Делов-то…»
— А потом? — поторопила собеседница.
— А потом все понятно стало. Это была не просто волна, Виктория, а огромная масса воды, идущая в одном направлении. И, масса ускорившейся воды была таковой, что ее буквально перекатило с одного берега на другой. На десятки километров все снесло к чертовой матери! То есть, кто на дерево заскочил на метра два — тому ничего. Кого затянуло в поток, — увы… Понимаешь, ширина волны при цунами принципиально другая. Грубо говоря, там воды много больше. И она не затормозится на первых пятидесяти метрах пляжа. Это как бы и не волны, а огромный пласт поднятого моря.
— Боже, невероятно… — прошептала Ви, недоверчиво разглядывая набегающие на берег пологие волнишки.
— Что ты! — поспособствовал ее переживаниям Сергей. — И вот, эта «гиперволна» все уносит за собой… Ну, добавь сюда и скорость удара. По словам специалистов, волны-цунами, вызванные землетрясениями, способны перемещаться со скоростью до пятисот километров в час! Не успел зацепиться за пальму, все, — находишь себя через пять минут уже в открытом море — без всякой возможности доплыть до берега. Там у них все острова размером менее километра. А в Таиланде и Шри-Ланке так и происходит, — или через остров переносит, или утягивает обратным ходом в море, если инерция все-таки упала. Еще и лупит о всяческие предметы…
— Проклятье! Вот и живи на берегу райского острова, на волшебном пляже…
— Точно так… За все мы платим, так или иначе, — философски заявил Сержант. — Как-то я сидел на берегу горного озера, у нас, на Таймыре… Знаешь, там есть протяженное плато с каньонами-озерами… Ну, ладно. Смотрю, а напротив меня склон километровой горы, весь какой-то странный, как будто срезанный! Задумался. И тут я понял, что в давние времена огромнейший скол этой горы просто свалился в озеро! Когда я себе представил, какая была поднята волна, и что творилось на моем берегу, при ширине озера в милю…
— Это далеко от цивилизации?
— Как сказать.
Они замолчали. Сержант, озадаченный последним вопросом напарницы, вспоминал, как много неожиданного, загадочного, порой просто мистического таится совсем рядом. В нескольких километрах, а то и метрах от домашнего уюта. И не замечаем ведь! Не обращаем внимания…
Потом экипаж «Харизмы» разошелся по каютам, и честно пытался уснуть, прислушиваясь к шепоту воды. Сергей Майер, прижимаясь к переборке в поисках прохлады, ждал сна, вспоминая… холод. Такой желанный сейчас холод таймырского лета! Сон приходил не сразу, урывками, накатывая тревожными волнами воспоминаний и фантазий — вперемешку…
…Когда живешь почти в космосе, а неимоверная тяжесть холодовых нагрузок сваливает иммунную систему в штопор, когда тяжесть полярной ночи накапливается в организме, как стронций, и ты начинаешь щелкать, но не от радиации, а от собственной злости, тогда к тебе приходит понимание «панацеи». Панацеи от стресса, разрушающего каждого жителя северного города, сидящего в замкнутом отсеке квартиры и неподвижно ожидающего лета…
Ибо движение есть не просто жизнь, а лекарство от преждевременного угасания. Другое дело, что каждый принимает разные решения, и правильных мало. Насилие скелета в спортзалах не спасает от дряхления мозга. Наш суперпроцессор жаждет не просто впечатлений и не просто нагрузки. Он буквально требует «впечатлений движения», поиска, когда нестандартные ситуации заставляют мозг стремительно искать решения, в которых будет участвовать все тело. А это дают только путешествия, поиск, авантюра, в самом прекрасном значении. Именно поэтому и Хейердал, и Кусто — долгожители.
Кто-то понимает это, кто-то нет. Сергей Майер по прозвищу Сержант это понимал. И поэтому, как только спадали апрельские морозы, а солнечные лучи начинали раздвигать кругозоры, он оправлялся в путь. Первые выходы — как обкатка после консервации. Снег уже плохо закрывает земные тайны, а живое оставляет след на земле, а не на снегу.
А потом снег таял.
И тогда Сержант уходил, уходил с первой «зеленкой»… Чаще всего он уходил на подобные изыскания один, не желая отвлекать друзей на свои поисковые задачи. Согласитесь, не всем романтикам интересно бродить по окрестностям промышленного района. Честно скажем, жутким, заброшенным землям… Их и назвать бы так — «Заброшенные Земли». Еще лучше — фильм снять, в стиле техно-фэнтэзи XXI века.
Он снова и снова ходил на объект «Норильск-2». До этого он был там два раза. Еще без цели, понимания, и идеи, просто мимо проходил. А потом его пробило. Майер изучил практически все доступные материалы по этому лагерю. Многое уже рассекречено и доступно для ищущего. Приказы и распоряжения, воспоминания и письма.
Спецлагерь. Жуткий инструмент НКВД, жуткие истории о его применении…
Но «Норильск-2» родился не росчерком комитетского начальника, его тайна появилась раньше. Правдивей всех могли бы рассказать Николай Урванцев и Борис Рожков, исследовавшие этот район впервые. Урванцев сразу отнес к перспективным, иначе не ругался бы он с начальством, что они не дают ему трактор.
Почему начальство поступило именно так, не ведомо, но исследования заморозили.
А уже потом про «Норильск-2» вспомнили… комитетчики. Это было удобное место. И город недалеко, и стрельбище, где выполнял штатные упражнения рядовой и офицерский состав. И пошли слухи о «расстрельной зоне», конечном пункте этапирования наиболее… даже не опасных, а именно секретных. Почти односторонне движение. Но и это не было всей правдой. В «Норильске-2» работали. Это Сержант знал твердо. Работали постоянно и ударно во всех смыслах. Фотографии, которые он изучил до пикселя, говорили именно об этом. Шурфы и штольни, выемки и откаты. А потом в эти штольни сносили расстрелянных… Да не простых. Там, по мнению многих, и лежит Косарев — первый секретарь ЦК ВЛКСМ того времени.
Свирепое прошлое определяло всю злую ауру этого места. Там было просто страшно. Это признавали все, кто ходил туда. И сам Сержант не отрицал этого, честно признаваясь друзьям в своих ощущениях. Сказочно-памфлетное слово «зловещие» отлично подходило для описания ландшафта и артефактов, разбросанных на месте лагеря. А еще там было постоянное ощущение «стороннего взгляда», и оставаться неподвижно сколь угодно долго человек не хотел, да и не мог. Пришедший туда испытывал неодолимое желание вертеть головой, выискивая неведомую опасность. С какого склона на тебя сейчас смотрят? Кто? Зачем?
Когда он шел туда впервые, еще в девяностых, решив, совместно с друзьями, пройдя мимо «Норильска-2», взять восточней и выйти к реке Рыбной, странная встреча в предгорьях заставила его принять решение о возвращении к этому ущелью.
В тот день они шли налегке. Полевая сумка, котелок и небольшой тент вместо палатки. За хлорно-кобальтовым цехом они свернули к горе, прошли мимо свинарников, и бодро потопали по сухой дороге, выбитой в подошве колесами грузовиков, когда-то возивших грузы на Снежногорск. Им повезло, и роза ветров, изменив сама себе, отодвинула дымный чулок заводских выбросов чуть западней, милостиво позволив им дышать… Вокруг не было ничего живого — «Земля после атомной войны». Черные стволы выгоревших деревьев, колея и древний мусор возле нее.
А через час они увидели человека. Он шел оттуда.
Мужчина был невысокого роста, неброского лица и вида. Ни возраста, ни занятия определить было невозможно. Новое время еще не возродило индустрию охоты и туризма, а защитная штормовка с успехом закрывала и ущербное тело бича, и холеный животик начальника цеха.
Вроде, ничего особенного. Экая редкость — человек навстречу! Но…, этот повел себя не так, как обычно. Встречный остановился вдалеке, на холме, достал из небольшой торбы бинокль и издалека оглядел группу. Постоял, размышляя о чем-то, и медленно пошел навстречу. Сержант помнил, как напрягся, а рука сама собой потянулась к плечу — сбросить в руку несуществующий «калашников». Но служба кончилась, автомата не было, и только мирных подвигов ждали от молодых ребят города Норильска…
Майер запомнил его. Еще бы! Удивительно жесткий, недружелюбный взгляд, алертность движений и… правая рука в кармане, явно сжимающая что-то убойное…
— Бог помощь! — традиционно сказал кто-то из них, поравнявшись.
Ну да… Встречный прошел резко. И так, что бы расстояние между ним и ребятами было не менее пяти метров! Было очень неуютно. Настолько, что Сержанта так и подмывало крикнуть «к бою!» и разогнать группу по обочинам… Они прошли метров двести и оглянулись. Незнакомец опять стоял на возвышении и опять разглядывал их через оптику. Потом он исчез. Они дошли до «Норильска-2», но оставаться там смогли всего с полчаса. Все были твердо убеждены, что человек шел отсюда и его мотивации, так или иначе, связаны с этим местом.
Слухов было много.
Согласно им, именно в этих местах пропадали и замерзали люди, здесь всем не нравилось и здесь всем «не ходилось»… Может, именно поэтому столь легендарное в городе место так мало посещаемо?
Потом Сержант опять наведывался туда, но уже один. Тянуло его, как магнитом. И каждый раз эта тяга мгновенно пропадала по прибытии… В крайнем походе он отбыл там (именно так) четыре часа с полным ощущением «прицела» на затылке. Сержант выдержал и не поддался панике одиночества. Полазил по склонам, старательно пытаясь найти следы засады. И не смог.
А на обратном пути увидел необычное — в самом начале дороги лежал крест из старых досок. Он развалил доски вибрамами, остановился и громко, со злостью крикнул в жуткую кирпичную красноту вечернего ущелья, что придет сюда еще. Горы исправно исказили эхо, окрасив его в мистические тона.
С годами на маршруте что-то менялось.
Стрельбище стали посещать реже. Потом кто-то спалил свинарники. После очередной весны он обнаружил, что многие следы в «Норильске-2» стали исчезать, — какая-то техника еще глубже закатала в курумник остатки бараков, упали столбы ограждения, потом исчезли вышки охраны. Создавалось впечатление, что кто-то заметал следы. Еще немного, и можно не успеть… Еще чуть-чуть, и следов человека тут почти не останется. Поэтому Сержант торопился. Торопился понять.
Что, — и сам не знал.
А узнал во сне…
…В этот раз он шел туда, подготовившись качественно! Легкий бинокль с просветленной оптикой, камера-«зеркалка». И гладкоствольная «Сайга». Привычное ощущение оружия на плече, другая уверенность и другая динамика движений. Он пришел днем, к двенадцати часам, остановился возле озерца. Когда-то, во время весенних разливов, это озерцо становилось серьезным препятствием, а обитатели лагеря переправлялись к месту работы на солидном плоту с выносным мостиком-сходней. Потом шли к шурфам. Шурфы били на разных высотах. Внизу к шурфу траверсом по склону вела хорошо вытоптанная тропа — по ней и водили зэков в последний путь… Конвоирам было лень карабкаться в гору. Тут было ближе.
Сержант скинул рюкзак-стул на землю в обычном месте, возле столба с цепями. Старые капитальные цепи, вбитые в крепкую лиственницу. Кого приковывали к ним? Людей? Лошадей? Свирепых собак? Обход он начал по часовой стрелке и сразу же заметил изменения. Кто-то передвинул древние эвенкийские нарты, оставшиеся еще после изысканий Урванцева. Сожгли немало досок — вот остатки костра.
Потом он поднялся наверх. Отсюда уже было видно весь периметр лагеря.
Небольшая территория, и много людей здесь жить просто не могло. Оглядев через оптику мертвую тишину склонов, он немного успокоился, и пошел к шурфам. Сержант верил, что когда-то, кто-нибудь из настойчивых, все же организует сюда нормальную экспедицию и этот шурф «растампонируют», именно это слово встречалась в воспоминаниях. Процедуру «тампонирования» производили циклично, по мере исполнения приговоров. Здесь крылась одна из загадок «истории страшных времен», и время вряд ли расставит все на свои места… Что-то, конечно, выяснят. Спадет накал споров, исчезнет идеологическая пелена, превратив факт безумной политики в историю людских дел. Надо только успеть сфотографировать все это! Сейчас. Прежние снимки не устраивали Сержанта.
Он достал камеру, сделал пробное кадрирование. Щелк! Теперь надо снять издалека, что бы было хорошо видно тропу. Майер поправил висевшую на груди «Сайгу» и медленно стал отходить назад.
И тут он услышал звук.
Мгновенно развернувшись и подбросив карабин к плечу, Сержант еще успел увидеть, как на дистанции метров в сто от него по склону катится крупный камень. Там же, переведя директрису повыше, он увидел серый силуэт, быстро спрятавшийся за камень.
— Ты кто!? Выходи, давай поговорим спокойно! — крикнул Сержант, одновременно приглядывая укрытие — большой валун.
И вовремя!
Грохот выстрела разогнал всю мистику, возвращая событием сугубо бренный смысл. Стреляли из гладкоствольного ружья, не меньше 16-го калибра. Пули, взвизгнув от столкновения со скалой, жестко ушла в долину.
— Ни хрена себе, встреча… — прошептал Майер, спрятавшись за валуном. — Эй, боец! Мы, братишка, под Ведено, или еще в Норильске?
Дистанция позволяла поменять боеприпас. Первые два патрона были дробовые, — сначала ведь Сергей не хотел в случайном столкновении наносить смертельный вред. Быстро выщелкнул магазин и вставил полный пулевой. Осторожно высунулся, быстро осмотрел склон. Никого не было видно. Снова переместившись вправо, Майер выстрелил в ту сторону дробовым патроном, оставшимся в стволе, и тут же перекатился обратно, что бы успеть увидеть…
И тут он заметил силуэт бегущего человека, уже переместившегося ниже, к распадку. В руках у него было охотничье ружье. Отчего-то Сержант не выстрелил, хотя вполне мог это сделать удачно… Он собирался, не торопясь, взвесить сложившуюся ситуацию, но громкий свист не дал ему этой возможности. Заподозрив неладное, Майер выглянул из укрытия и тут же увидел…
…огромную собаку, стремительно летящую на него!
Дальше думать было некогда. Первыми в магазине стояли пули «стрела» и они имели хорошую пробивную способность на большом расстоянии. Для работы на «дальнем выстреле». Первая прошла выше! Пес летел по камням, будто огибая рельеф, и быстро сокращал расстояние. Сержант успел разглядеть клыки зверя во всей их хищной прелести… Полудикая смесь кавказской овчарки и боксера, удобренная годами полудикой же жизни. Медлить было нельзя! Как и мазать.
Второй выстрел задел зверя по лапе, заставив его рявкнуть от боли.
Потом пошли пули «Полева». Первая из них с ясно слышимым звуком удара воткнулась собаке в грудь, а затем и вторая влипла почти в ту же точку, остановив бег пса в десяти метрах от валуна. Сергей хотел довести дело до надежного результата, всадив еще одну «полевку» в мохнатую башку, но сдержался, помня об основном противнике. Крикнул:
— Эй ты, придурок!
А дальше и кричать не стоило. Так как странный противник бегом спускался вниз. Ствол он бросил по дороге, — может, патронов не было, а может, поменял планы… Подбежав к уже мертвой собаке, он обнял ее за шею, завыл — протяжно и страшно. И смотреть на него было страшно… Ошалевший Сержант видел перед собой не человека, а какой-то собирательный образ дикаря, бича и бандита. Рванина телогрейки под курткой старого брезента, стоптанные кирзовые сапоги, редкие волосы, клочковатая борода — дух, призрак!
Оторвавшись от собаки, нападавший пошел на Майера, отчаянно размахивая правой рукой. Левая двигалась хуже. Сержант машинально направил на него карабин с последним патроном… И тогда незнакомец заговорил. Сержант не понял ни слова, с ужасом глядя на пустой рот, издававший совершенно непонятные звуки…
У человека был вырезан язык!
Осознав, что Сергей его не понимает, незнакомец еще раз показал на собаку, на склон, на шурфы и лагерь, помахал в воздухе рукой, отчаянно стараясь объяснить. Или объясниться… Потом застонал от отчаяния, решился и полез за спину, быстро достав оттуда… толстую растрепанную тетрадь! Показывая на лежащую возле камня камеру, он еще раз попытался что-то сказать, но, взглянув в непонимающие глаза Майера, махнул рукой, повернулся и медленно побрел у распадку. Надломленный человек, что-то для себя решивший.
Пытаясь собрать остатки здравого смысла в спасательный для собственного сознания круг, Сержант держал в руках старую тетрадь, глядя, как растворяется в вечерних сумерках угрюмый силуэт. Потом положил карабин на землю и глянул на обложку.
Там так и было написано — «Дневник заключенного»…
Поняв нечто, Сергей Майер рывком открыл последние страницы и даже не удивился собственной догадке! Этот человек вел дневник по сей день… Сержант начал читать и сразу захлопнул. Ясно. Все, что там было написано, решил он, пусть и останется тайной.
Друзья, узнав про эту историю, будут долго пытать Сержанта, но услышат в ответ всего одну фразу, которую он заранее придумал тут же:
— Он ждет… Ждет того, кто во всем этом виноват и не пускает тех, кому это не надо по-настоящему.
И больше ничего не скажет. Никому… Не будет никакого итога. Будет вечная тайна…
И, осознав это во сне, Сергей Майер ушел, наконец-то, в глубокую темноту сна успокоившегося человека.
По утрам над полуостровом Таймыр стеклянно звенел остывающий арктический воздух.
Утром небо над лесотундрой было звеняще голубое. Предгорья окрашивались косыми лучами солнца, шафранными с бурыми тенями, подчеркивающими желтыми подходы к ущельям. По ним, вдоль берегов почти сухих рек растекался кисельный туман. И над горами висела полоса плавно меняющего окраску неба — бледно-розовый цвет на северо-востоке перетекает в сиреневый на севере, пастельно-фиолетовый на западе. Солнце еще чуть-чуть подпрыгнет, и краски упадут в озера. Исчезнет и туман, и цветная полоса над плато Путорана, а тени подровняются, открыв дорогу обычному осеннему дню.
Хорошему дню-подарку перед долгой зимой.
А вот ночи уже были злые. Даже широкое гало вокруг ночного светила имело красноватый оттенок… Луна раскрывалась в небе, как омут, непреодолимо тянула взгляд к себе, в ту самую пропасть замерзающей вечности, куда все и уходит, и откуда нет возврата…
Ночью грянул первый, короткий, и пока слабый норд-вест арктического циклона. Но и он ударил довольно сильно, так, что несколько катеров на реке сорвались с привязи и вылетели на берег. Крыши зашипели под ледяными каплями. Потом поднялся ветер. Такой, что с черного асфальта посдувало все лужи… Когда порывы стихли, ветер ослаб и выровнялся, загудели басовой струной провода ЛЭП, спрятались за ершистой рябью озера.
Происходящее не нравилось всем.
Зимние циклоны шли на полуостров Таймыр. И с ними на территорию извне заходило, вмешиваясь в дела природы и человека что-то чужое и недоброе.
И даже такое красивое утро никого не обманывало.