Глава 2.


Действительно, стоило устроиться работать в 58 стационар при заводе, чтобы узнать его номер, но так и не узнать, почему все-таки венерологическое отделение и психиатрическое нужно рабочим завода. Какие у них такие профессиональные заболевания? Вопросов у меня и без этого было полно. Я ничего не успевала: ни нормально работать, ни нормально учиться, хотя практика хорошо помогала в изучении теории.

Дорожка мимо поликлиники до стационара стала родной. Я с нетерпением ждала, пока зацветут белые цветы в саду, и он будет как заснеженный. Зима летом - мечта идиота!

Каждый раз, проходя мимо таблички, мне хотелось взять тряпку и протереть наконец-то ее, но гордость специалиста не позволяла мне марать руки черной работой. Своей черной работы было завались.

Мне дали парочку скучных алкоголиков, но в основном я занималась картами для доктора ван Чеха, пока он занимался моими алкоголиками. В чем-то я была ему благодарна.

С доктором произошли разительные перемены. Во-первых, он начал изменять работе с живой женщиной! Во-вторых, он женился на этой женщине и усыновил ее двоих детей!! Насколько мне было известно, мальчика и девочку восьми и четырех лет, соответственно. Дети к нему быстро привыкли, стоило только доктору взять отпуск впервые за много лет и поехать на семейный отдых. Даже жалко было слушать его по-детски восхищенные рассказы о море и том, какие же все-таки милые "эти маленькие раздражители".

В-третьих, доктор стал меньше притрагиваться к коньяку, хотя в обед нередко употреблял немножко для бодрости. В-четвертых, великолепнейший стал уходить с работы вовремя, и почти постоянно опаздывал. В-пятых, он слегка располнел, особенно после того, как съездил на море. В-шестых, женатый доктор ван Чех оказался еще более беспечным, чем холостой. Он стал отмахиваться от того, что ему говорил главврач, но к обязанностям относился также щепетильно, сколь и своеобразно.

В холле на полочке уже лежала шляпа доктора с нарисованной на ней улиткой. Улитка теперь была цветная: болотно-зеленая, в коричневом "домике", усики были один розовый, а один желтый. Дети ван Чеха, в порыве любви к доктору, раскрасили ранее нанесенную на шляпу черно-белую улитку в дикие цвета. Доктор долго возмущался, даже устроил скандал, а потом любовно отредактировал работу детей и закрепил это специальными красками. Шляпу свою он носил теперь с двойной гордостью.

Я переобулась и повесила плащ на крючок, над которым висела бумажка: "Мл. спец-т Брижит Краус дер Сольц", прямо рядом с крючком: "Вед. вр. Вальдемар Октео ван Чех", который в этот раз пустовал.

К слову, после истории со шляпой, ван Чех прятал свое пальто с ангелами от детей подальше. Как-то он рассказывал, что младшая, увидев его в этом пальто, впала в экстаз, а после у впечатлительной девочки началась форменная истерика. Мальчик никак не отреагировал: "Ангелы и ангелы, подумаешь, невидаль, какая!" - рассказывал потом доктор. С тех пор психоделическое пальто было упрятано в шкаф туда, куда дети добраться не могли.

Я улыбнулась своим воспоминаниям и поднялась на лифте на третий этаж, в ординаторскую. Там меня встретил нарисованный в полный рост Виктора доктор, хитро улыбавшийся синими глазами. У портрета доктора была особенность, которую отмечали все, кого не выносили с сердечным приступом из ординаторской: доктор на картине был как живой и иногда менял выражение глаз. При этом он часто был грустен, тогда когда настоящий доктор веселился.

Самого доктора в ординаторской не было. На столе лежала записка. Я пробежала ее глазами и хмыкнула:

"Ван Чеха Нет! В.О. Ван Чех".

Шутка совершенно в духе доктора. Я посмотрела на часы: успею попить чаю. Я заварила в чайнике, формы большой клубники (подарок Британии на работу любимому мужу), зеленый чай и села в кресло за стол.

- Ох, ты тут уже! Приветствую, - доктор стремительно ворвался в ординаторскую, и если бы дверь не хлопнула, я бы решила, что он прошел сквозь нее.

- Доброе утро, доктор.

- Как настроение? Чего грустишь?

- Я грущу?

- Ты садишься в мое кресло, когда тебе грустно, а вообще сидишь возле вон той адской клубники, которую люди почему-то именуют чайником, - доктор говорил с расстановкой и мыл руки, а потом направился ко мне, - поближе к еде стараешься держаться, это верно. Ты тоща, как смерть!

- Все-то вы замечаете, доктор, - сказала я, понимая намек, и пересела на стул.

- Экий я наблюдательный не правда ли? - улыбнулся доктор и сел в свое кресло осторожно. Оно жалобно заскрипело, не выдерживало старое кресло постоянных размашистых падений в него доктора. Но с доктор с креслом расставаться не хотел даже под страхом однажды упасть на пол и повредить позвоночник.

- Не правда ли, - огрызнулась я.

- Эхолалия - плохой признак, - мгновенно парировал доктор, что-то записывая на бумажке, - Ты, правда, не в форме сегодня, Брижит. Что-то случилось? - шандарахнув ручкой по столу, сказал доктор и испытующе посмотрел на меня.

- Да, все в порядке.

- Да, не дури доктора.

Я вздохнула и рассказала, о вчерашнем вечере.

- Легче стало? - спросил доктор, опять углубившись в бумажки.

Я прислушалась к себе, и поняла, что стало легче, незаметное напряжение и тревога растворились, как не бывало.

- Да, легче.

- Вот, что и требовалось доказать, - улыбнулся ван Чех, - Не стесняйся рассказывать коллегам о своих переживаниях, потому что достойный психиатр должен быть свободен от собственных гнетущих эмоций.

- Как же вы тогда в прошлом году работали? - удивилась я.

- Пей свой внутриклубничный чай, дитя мое, - кротко сказал доктор, - Плохо я работал, из рук вон. Ты же знаешь, что не я не общаюсь с коллегами, а они со мной. Пенелопу любили все, а ее любимца не любит никто. Так легко пробиться в зав. отделения! Мне никто не может этого простить.

Так вот, бывало, встаешь возле зеркала и говоришь, говоришь… А когда появился портрет, стало проще, но не стало причин для расстройств, - доктор бросил острожный взгляд на часы.

- Где мои посетители, им назначено на десять… Я же потом убегу - не догонят, - проворчал доктор и углубился в бумаги. Я молча пила чай и наблюдала, как что-то размашисто строчит ван Чех.

- А зачем вы меня позвали-то? Что любопытного в этих посетителях?

- Посмотришь, как родные сдают в психушку, и, надеюсь, научишься быть добрым доктором, а не алчным, - проговорил ван Чех.

- Я так на свою работу опоздаю, - задумчиво сказала я, глядя как драгоценные секунды рабочего времени растворяются в небытии.

- И я на твою тоже… - не удержался доктор.

В дверь постучали.

- Ну, наконец-то, - фыркнул доктор и крикнул, - Войдите!

В ординаторскую вошла грациозная, тонкая, как молодая березка шатенка, с большими голубыми глазами. Красоты она была необыкновенной: высокие скулы, аккуратные пухлые губки, нежный подбородок и ни капли косметики на лице. Прямые густые волосы были собраны в высокий хвост. С ней был потрепанного вида мужчина не определенного возраста, он годился женщине скорее в братья или любовники. Но я никак не могла представить себе связь этой гориллы и такой красавицы.

- Присаживайтесь, - доктор вполне походил на человека.

Женщина аккуратно усадила едва державшегося на ногах мужчину и сама села на стул.

- Что вас привело ко мне? - доктор улыбался, а я боялась, что он нет-нет да и сморозит сейчас что-нибудь.

- Мой бойфренд, - начала женщина приятным, почти гипнотическим голосом, прямо глядя в лицо доктору, - алкоголик. Я тренер по йоге, и веду здоровый образ жизни. Того же я бы хотела от Давида, но он… не то чтобы не может распрощаться с алкоголем… Он то надолго бросает, то срывается. До белой горячки последний раз. Я очень люблю его и боюсь, как бы чего с ним не случилось.

- Как вас зовут? - доктор был безмятежен, как облачка над рекой.

- Ая. Ая Анут ван Лота, - кивнула она, - его Давид Цезария дер Эно.

- Ая, - доктор резко стал задушевен, почти в тон гипнотизируя голосом посетительницу, - ответьте мен на несколько личных вопросов, мне необходимо, чтобы составить правильное понимание ситуации. Вопросы обязательны для ответа. Откуда вы родом?

Ая заколебалась и посмотрела на меня.

- Младший специалист дер Сольц находится на стажировке, так что можете ее не боятся, она подписывала все бумаги о неразглашении врачебной тайны.

Ая поколебалась, но ответила:

- Я не из этого города, если вы это имели ввиду.

- Именно это я и имел ввиду! - обрадовался доктор.

- Как давно вы переехали сюда и где живете?

- Я живу у Давида. Переехала совсем недавно. Мы познакомились с ним случайно, любовь, ну, вы понимаете. Он перевез меня сюда, теперь я тут работаю и живу.

- И нравится у нас? - скучая, спросил доктор.

- Да, вполне, - Ая отвечала все суше, а глаза становились все злее, она раздражалась.

- Еще вопрос. Абсолютно бестактный. У Давида есть родственники или другие лица, претендующие на его жилплощадь в случае его смерти? - ван Чех с удивлением рассматривал Давида. Тот сидел и вряд ли понимал, что происходит.

- Есть, и их много. Завещания Давид не писал никогда, он еще слишком молод, - Ая ответила тихо и как-то печально.

- Хорошо. Теперь такой вопрос. Почему, как вы думаете, Давид пьет?

- Он запивает только когда я уезжаю надолго.

- Понятно, - доктор потер руки, - А когда он не пьет, он обычно весел или грустен.

- Часто грустит без причины.

Доктор встал, покрутился вокруг Давида и задумчиво спросил:

- Вы ему ничего не давали? Сегодня утром он пил какие-нибудь таблетки?

- Нет.

- Вы уверены?

- Да, - это слово Аи упало, как меч палача.

- Не нервничайте, - задушевно сказал доктор, - Я не из праздного любопытства вас спрашиваю.

Он нажал на столе кнопку, почти мгновенно явились санитары.

- Пока не вписывать, после анализа крови и мочи, ко мне вместе с анализами, больше пока ничем не могу помочь, - доктор сел за стол.

Ая похлопала глазами.

- Это все, - кивнул ван Чех, едва скрывая свое нетерпение.

Санитары и Давид вышли, Ая задержалась в кабинете, но посмотрев на меня, вышла, ничего не сказав.

- Врушка, - фыркнул ван Чех, - не алкоголик он. Это маловероятно. Но чем-то он обдолбан. Вены чистые, значит, таблетки скорее всего. Вот так, Брижит, бывает. Он ее любит, а она любит его имущество. Потом она вынудит признать его сумасшедшим, а после получит опекунство, а с ним по закону и все имущество. А там Давид откинется, и ойкнуть не успеешь. Интересно только, чем она его опоила? Может, травками, какими? Как думаешь?

- Он вообще овощ какой-то. Вряд ли он понимает, что происходит.

- Не понимает. Натурально. Он совершенно не понимает, я боюсь даже не воспринимает. Человек сидит и спит с открытыми глазами. К вопросам о детских девиациях - Ранний детский аутизм иногда дает такие реакции, но то дети, а то…

Ая… - ван Чех посмаковал имя, - Мою дочку так зовут.

Первый раз услышала от ван Чеха человеческое слово "дочка", а не обыкновенное его "раздражитель" или "маленький человеческий детеныш женского пола", это было необычно.

- Ая Британия ван Чех - красиво же, - улыбнулся он, - или Девон Вальдемар ван Чех - прелестно!

- Девон, это я понимаю сын. Я даже не знала, как их зовут. Странно, что Британия не захотела оставить ему имя отца.

- Ты слишком много анализируешь не нужной информации, - буркнул себе под нос ван Чех, - Девон сам попросил, нам его еще и отговаривать пришлось. Вот такой я обаяшка, - доктор, довольный собой до икоты, сложил губы уточкой и перестал обращать на меня внимание. Я вымыла кружку и отправилась заниматься скучной бумажной работой.


Загрузка...