Особое Государственное Полнолуние

Каждый июнь Володя-маг ездил в гости к своему двоюродному брату.

Володиного двоюродного брата тоже звали Володей, и во избежание путаницы Володя-маг сам для себя называл брата Володей-двоюродным.

У Володи-двоюродного были жена, кот и пожилая мама, приходившаяся Володе-магу теткой. Летом Володя-маг ездил к этой тетке и ее сыну в гости, а в остальное время слал им посылки с разными полезными в хозяйстве вещами. Так уж получилось, что Володя-маг был более обеспеченным человеком, чем Володя-двоюродный. Может, виной тому была столица, в которой, надо признаться, многие не так уж плохо живут, а может то, что Володя-маг был магом и иногда наколодовывал себе всякого разного.

Володя-маг имел в своем единоличном распоряжении квартиру из двух комнат и персональный санузел. В квартиру были проведены электричество, газ и горячая вода, а в кухне стоял холодильник, в котором всегда можно было найти, что поесть. А когда что поесть в холодильнике все-таки не обнаруживалось, Володя-маг обедал в какой-нибудь столовой, если у него были деньги, или колдовал еду, если денег не было.

Маги знают и умеют много такого, чего не знают и не умеют обычные люди.

Например, обычные люди считают, что остаются людьми от рождения до смерти, а маги знают совершенно точно, что именно происходит с людьми (не важно, обычными или нет) в полнолуние. Hу и еще они немного умеют гадать по звездам.

И колдовать. Поэтому они называют себя магами.

Когда Володя-маг в очередной раз собирался к Володе-двоюродному, столичные маги как раз съехались вместе, чтобы определить по звездам ближайшее будущее, и обсудить, что с этим будущим делать. И Володя-маг тоже съехался вместе со всеми столичными магами.

Пообсуждав расположение звезд, маги пришли к выводу, что в очередное полнолуние вся страна окажется перед одним очень существенным выбором. Hа памяти Володи-мага такая ситуация случалась дважды и оба раза при появлении полной луны он обнаруживал у себя все те же коротенькие мохнатые лапки и голый розовый хвост. Иными словами, ничего судьбоносного со страной не случалось.

Самого первого полнолуния с голыми хвостами и мохнатыми лапками Володя-маг не застал. То есть, не застал в качестве мага. Он считал, что мохнатые лапки и хвост — не самый плохой вариант, но маги, заставшие прошлую Перемену, не были так уж в этом уверены. К сожалению, когда полнолуние проходило, образ жизни, присущий упомянутым хвостам и лапкам, передавался человеческой форме их обладателей. Основными местами обитания хвостов и лапок как известно являются помойки, канализационные ходы или (в лучшем случае) какие-нибудь полузаброшенные склады, и чем дальше, тем больше человеческая жизнь начинала напоминать обитание в этих самых местах. Так что прежний вариант имел в бытовом плане несомненные преимущества.

Узнав, что такое важное государственное полнолуние приходится на время ежегодного визита к тетке и к Володе-двоюродному, Володя-маг не стал менять свои планы. Единственное, что маги могли поделать с трансформацией, это ее наблюдать. А где именно, Володе-магу было все равно. Если конечно не выезжать за границу — за ту, которая обозначена на старых картах красной извилистой линией.

Обычные люди думают, что СССР больше нет, но маги придерживаются на этот счет несколько иной точки зрения. У них есть бесспорное доказательство — свежие карты, на которых красным фломастером обведена некая «территория Х».

Магам известно, что каждое полнолуние на этой территории появляются голые розовые хвосты и мохнатые лапки, а за ее пределами — существа совсем другой природы и внешности. И что формой своей эта территория удивительно похожа на другую, которую когда-то тоже было принято обводить. Той самой красной извилистой линией.

Hу вот. А поскольку Володя-двоюродный жил внутри «территории Х», ехать к нему можно было совершенно спокойно.

Позавтракав, Володя-маг неторопливо оделся, собрал в рюкзак подарки, проверил, везде ли у него закручена вода и выключен газ, и вышел на лестничную клетку. Закрыв дверь, он зашел к соседу дяде Коле — оставить ключи от квартиры. Он всегда это делал, когда уезжал. Hе потому, что в его отсутствие за ключами мог кто-то прийти, а просто так — мало ли что. Hи он, ни дядя Коля не знали точно, при каком таком непредвиденном случае это могло бы понадобиться, но тем не менее ритуал передачи ключей всегда соблюдался.

Когда Володя-маг зашел, дядя Коля пил чай и ел булку с вареньем. Варенье, которым была намазана булка, готовила жена дяди Коли. Из одуванчиков.

Володя-маг страшно его не любил. Когда-то бабушка Володи-мага тоже варила одуванчиковое варенье, но не болотно-зеленое, как у жены Дяди Коли, а благородного золотистого цвета. Должно быть потому, что Володина бабушка варила только лепестки, а жена Дяди Коли ленилась их обрывать и кидала в кастрюлю все подряд, вместе с зеленью.

Поздоровавшись с Володей-магом, дядя Коля угостил его чаем. Чай был тоже особенным — с добавлением какой-то специальной травы, которую жена дяди Коли насобирала здесь же под окнами. Чудесные свойства травы были открыты буквально на днях, и теперь ею усиленно потчевали заглянувших в гости соседей.

Запивая чаем полупрожеванную булку, дядя Коля спросил:

— Hу, что там у вас говорят? Как нам, зарплаты повысят?

— Hе знаю, — сказал Володя-маг. — Может и повысят.

— Лучше бы не повышали, — вздохнул дядя Коля. — а то опять все подскочит.

Когда уже мы наконец… — он повертел в воздухе пальцами, завершая таким образом невысказанную мысль. — Ты сам-то как думаешь?

Володя-маг снова сказал, что не знает, и уверил дядю Колю, что время сейчас самое подходящее для того, чтобы что-нибудь стало наконец улучшаться. И тут же добавил, что, правда, оно уже несколько раз собиралось улучшаться, да все как-то откладывало. Так что, опять же, кто его знает, как все обернется.

Потом Володя-маг и дядя Коля расстались, довольные своей проницательностью, и Володя-маг пошел на вокзал.

В отличие от Володи, дядя Коля не имел к магам никакого отношения и даже не знал, что они существуют. Хотя, наверное, мог бы. Обычно это делается вот как: маги (сколько удастся собрать) на несколько дней уединяются в каком-нибудь глухом месте, подальше от обычных людей. Вместе с ними отправляется обычный человек. А когда они все вместе возвращаются из своего глухого места назад, в мире оказывается одним магом больше. И, соответственно, меньше одним обычным человеком с обычными человеческими качествами и устремлениями, хотя это, как говорится, отдельная тема. О том, что происходит там, в этом уединении, никогда никто не рассказывает. Магам трудно говорить с непосвященными о волшебных вещах, особенно о таких.

Hа вокзале Володе-магу встретился бомж Симеон. Симеон тоже был маг, только опустившийся в жизненном плане. Вся его магия в последнее время годилась только на то, чтобы сотворять пустые бутылки да еще початые консервные банки с собачьим питанием. Hо Симеон не роптал, воспринимая свое положение спокойно, как и положено магу. Бутылки он сбывал в пунктах приема стеклотары, а питание съедал сам, предварительно посолив. Впрочем, ничего особенно вредного для человека в собачьем питании нет. Володя-маг тоже несколько раз его пробовал (и ему не всегда удавалась тушенка) и находил вполне приемлемой пищей. Наши отечественные маги вообще на редкость неприхотливые люди.

— Hу что, — спросил бомж и маг Симеон, — как полагаешь, будет толк из этого полнолуния?

Симеон тоже присутствовал на последнем собрании магов.

— Hе знаю, — сказал Володя-маг. — Звезды — сам видишь, какие зеленые.

— Звезды, — с сомнением протянул Симеон, — звезды, они конечно да… А вот как ты считаешь, в воздухе что-нибудь носится?

— Ой не знаю, ответил Володя. — И звезды, и в воздухе… только ведь они уже зеленели-зеленели…

— Пессимист, — осуждающе буркнул Симеон. — А я вот вчера вечером знаешь что сделал? Рассказать — не поверят. Я банку нашел от «Туборга». Новую.

— И что? — спросил Володя-маг. Он сомневался, что необычайное свершение Симеона заключалось в находке банки, пусть даже и новой. Конечно, банки продукт дефицитный и их быстро расхватывают, но едва ли Симеон стал бы об этом так торжественно сообщать.

— И то! Налил в нее воду, у нас там крантик есть плохо закрученный… налил, поколдовал, чтобы, значит, бактерий поубить и прочее в этом же духе, мало ли откуда в этот крантик воду дают… Я теперь всегда провожу дезинфекцию, после того как один раз попил прошлым летом…

— И что случилось с водой? — Володе-магу совсем не хотелось слушать про Симеоновы прошлогодние горести.

— Она превратилась! — торжественно произнес Симеон. — Веришь?

— В вино? — поинтересовался Володя-маг. Он еще не решил, верит он или нет, но все-таки скорее не верил.

— Она превратилась в портвейн, — гордо сказал Симеон. — Только я его уже выпил.

— А больше…

— Hе получается. Скорее всего, дело в эманациях «Туборга». Как только найду еще одну банку…

— Вообще-то у меня есть пара банок…

— От «Туборга»?

— Попроще. Только они не новые. Я ими пользуюсь.

Симеон с сожалением объяснил, что банки не от «Туборга» он уже пробовал, а пользованные банки для такого дела вообще не годятся, потому что в них уже нет эманаций. И сказал, чтобы Володя, если встретит где-нибудь только что выпитую банку от «Туборга», непременно отнес бы ее ему, Симеону.

Как-то раз мать сказала Володе (тогда еще не магу), что звонил его отец, и что он хочет взять Володю с собой на выходные. Мать сказала, что на рыбалку. К этому времени Володины родители жили отдельно и почти не общались.

Володя видел отца не часто, а потому согласился поехать, несмотря на полное равнодушие к процессу рыбной охоты. Кроме которой отец обещал еще большое озеро, лес и домик.

Мать явно была не в восторге от затеи с рыбалкой, но Володю от поездки не отговаривала.

У рыболовного мероприятия оказалось еще пять дополнительных участников, из которых Володя был знаком только с отставным майором, жившим в одном подъезде с отцом. Итого собралось семеро рыболовов. Добирались они на дизеле, а потом пешком.

Оказавшись на месте, Володя быстро понял, что рыбалка интересует его отца и всех остальных в последнюю очередь. Впрочем, обовсем по порядку.

— Понимаешь, Володька, какое дело, — сказал отец, когда остальные попутчики наконец разобрали удочки, успевшие каким-то чудом сцепиться снастями в одно нераздельное целое, и разбрелись по берегу в поисках подходящего места, — понимаешь, есть у меня к тебе разговор. Ты ведь уже… ну, мужик… вон какой… Надо нам очень серьезно поговорить.

Отец выглядел смущенным, все никак не решался перейти к сути дела, и у Володи даже возникло невероятное подозрение, что его сейчас начнут запоздало просвещать о тонкостях отношений между мужчиной и женщиной. Hо до этого дело все-таки не дошло. Потеряв надежду совладать с собственным красноречием, отец сказал:

— А, что там объяснять. Я лучше сразу покажу.

Он посмотрел на удивленную Володину физиономию, усмехнулся, вытянул вперед правую руку, подержал ее на весу секунд пять, и вдруг у него на ладони возникло из ничего крупное желтое яблоко. Критически осмотрев фрукт, отец обтер его подолом рубашки и протянул остолбеневшему Володе.

— Вот об этом я и хотел с тобой говорить. Ты давай, ешь. Хорошее получилось яблоко. Червивое даже.

Немного подумав, он решил пояснить:

— Червивое яблоко сделать труднее. Это ведь нужно сразу две вещи делать — и яблоко, и червя.

— Это… не фокус? — спросил Володя.

Отец задумался.

— Hу… фокус, конечно. Вся магия — на самом деле фокусы. А с яблоками в это время года проще всего. Хочешь попробовать? Начни с кислого, они легче выходят. Вытяни руку, вот так. Нет, это мое яблоко ты пока отложи. Теперь давай, руку вытягивай. Сейчас у тебя на ней кислое яблоко появится. Вспомнил, как у меня появлялось?

Володя вспомнил, и в руке у него немедленно появился свежий аккуратный огрызок.

Трудно сказать, что разочаровало Володю больше — нелепая примитивность тайны материализации или собственная неудача с огрызком. Hо отец сказал, что это ничего, и что у опытных магов тоже не всегда и не все получается. Зимой, например, материализовать свежее яблоко почти невозможно. Потому что если бы с помощью магии можно было получить нечто, чего нельзя получить без нее… Кто бы тогда стал зарабатывать деньги обычными способами?

Володин отец зарабатывал торговлей на рынке — дверными ручками, замками, кое-каким инструментом и всякой металлической мелочью.

Когда рыболовы вернулись, Володя заметил, что некоторые несли улов сразу в вареном виде, а один — даже в квадратной металлической баночке с надписью «Килька».

Рыбалка была специально организована так, что приходилась на время полной луны. Вечером маги-рыболовы достали из рюкзаков маленькие пластмассовые телескопы и принялись внимательно разглядывать небо, показывая его Володе и объясняя, что вот сейчас и звезды и Луна вполне обычные, но иногда они бывают с таким зеленоватым оттенком и как бы собираются в кучки, и это означает, что полнолуние может оказаться временем больших перемен.

Про полнолуние Володе тоже все объяснили. Только не сказали, в какое животное все должны превратиться, сославшись на то, что скоро он сам все увидит. Похоже, им не очень-то хотелось об этом рассказывать.

Володя еще не понимал, что с ним сделали. Он просил объяснить, как ему не забыть о полуночном превращении. Маги смеялись и отвечали, что раз Володя — маг, то уж наверняка ничего не забудет. Володя не считал себя магом. А маги продолжали смеяться. И напоминали ему про огрызок.

Потом было полнолуние, и Володя обнаружил у себя четыре лапки и хвост. Он стал бегать вокруг в поисках чего-нибудь хорошего (читайте съестного), и остальные маги тоже бегали рядом с ним. Человеческие проблемы куда-то пропали, и на душе было легко и приятно.

Утром Володя, все еще не понимающий самого главного, но уже заметно поумневший, поинтересовался, в кого люди превращались раньше, до крыс (он уже знал, что последние значительные перемены произошли после семидесяти с лишним лет полной стабильности, и что большинству магов не нравится нынешний полуночный облик). Володя спросил, и ему объяснили, что если он подумает, то и сам скажет, в кого, потому что по людям вообще-то очень заметно, в кого они превращаются. Володя подумал, и сказал. И маги тоже сказали — сказали, что он все правильно понял, и про маниакальную зацикленность на труде, и про давлеющее коллективное благо, и про… и про все остальное.

В их словах слышалась странная ностальгия — не по зацикленности на труде и коллективному благу конечно, а по чему-то, о чем они говорить не хотели. Как раньше не хотели говорить о том, в какое животное превращаются жители бывшего СССР.

Hо того самого главного, о котором ему не сказали, Володя все-таки не понимал, пока не вернулся домой. А когда вернулся — не то, чтобы он что-то понял… Просто он увидел свою комнату, и комната показалась ему совершенно чужой. Он удивился и вспомнил, как странно на него смотрела мама буквально минуту назад. Как будто жалела. Вот только с чего бы это ей было Володю жалеть?

Он присел на кровать и снова попробовал сотворить яблоко. И снова сотворил обгрызенное. Hо в этот раз на огрызке еще оставалось некоторое количество яблочной мякоти, и Володя задумчиво ее дообгрыз.

Оказавшись в вагоне, Володя-маг выбрал себе место, пристроил рюкзак поближе к окну, положил сверху сложенную куртку и забрался на желтую деревянную скамейку прямо с ногами. Пассажиров в вагоне было не так уж много и свободных мест хватало. Устроившись поудобнее, Володя-маг раскрыл купленную газету, но вскоре снова закрыл, так как в ней не оказалось ничего интересного. Как всегда перед ответственным полнолунием, Самые Главные Начальники, которые командовали газетами, активизировали пропаганду в надежде перевоспитать население и тем самым подтолкнуть в нем долгожданную Перемену. Hу и еще газета подробно описывала всяческие бедствия, успевшие случиться за последние дни.

Володе-магу не было никакого дела ни до бедствий, ни до пропаганды, поэтому он пристроил голову на рюкзак и задремал. Ему приснилось, что он куда-то едет в пассажирском вагоне, а рядом едут все столичные маги. Вагон во сне был новый и чистый, только-только с конвейера. Hа скамейках блестел свежий лак, а все маги тоже были чистые, похорошевшие, почему-то одетые в накрахмаленные ночные рубашки и колпаки. Маги ехали с закрытыми глазами и с выражением строгой торжественности на лицах — вроде той, что раньше было принято изображать под государственный гимн.

Некоторые маги умудрялись, сохраняя торжественный вид, тихонько похрапывать в такт перестуку колес.

Должно быть, такой сон навеяло приближающееся полнолуние со своими особыми звездами. Может, сон был сном-предупреждением и означал надвигающуюся Перемену, а может и нет. В прошлые разы, когда Перемена не происходила, многим магам тоже снились необычные сны.

Возможность как-то манипулировать своим животным обликом относилась к разряду смутных легенд. Во всяком случае, никто и никогда не видел ее документальных подтверждений. А следовательно, никаких преимуществ у магов перед обычными людьми в этом отношении нет. Преимущества есть в другом.

Становясь магом, человек поступается мирским честолюбием ради высокого магического искусства, обретая взамен способность плыть по жизни в ее главном течении, какой бы эта жизнь не была. По-правде говоря, на этом качестве держится все магическое искусство. Потому что остальное действительно всего лишь мелкие фокусы. По крайней мере, маги считают именно так.

Когда Володя-маг сошел с поезда, солнце клонилось к закату. Обшарпаный автобус собрал приезжих в плотную гомонящую массу и повез их по городу, невнятно сообщая об остановках и уговаривая компостировать проездные талоны.

Володя-маг незаметно сотворил у себя в кармане несколько талонов, вытащил их, критически осмотрел, но пробить не решился, потому что у всех вокруг талоны выглядели как-то иначе. Полная тетка, стоявшая перед Володей-магом и дышавшая ему в лицо испарениями недавно съеденной пищи, сжалилась, увидев плоды Володиного неудачного эксперимента, и продала ему правильный талон. А плоды эксперимента Володя-маг засунул обратно в карман и сделал так, чтобы они там исчезли.

Когда автобус замирал на очередной остановке, счастливцы, путешествие которых подходило к концу, начинали протискиваться, толкаться и уговаривать внутриавтобусную массу их пропустить. Масса шевелилась, придушенно ворчала, но все-таки расступалась, и счастливцы выпадали из нее наружу, туда где было много места и свежего воздуха.

Дождавшись своей очереди, Володя-маг тоже стал протискиваться и толкаться, и его тоже выпустили, как и всех остальных. Володя-маг немного постоял, отходя от тесноты и эманаций сердобольной тетки с талонами, а потом повернулся в нужную сторону и пошел, стараясь пристроить рюкзак так, чтобы тот поменьше впивался в спину.

Через двадцать минут он отрывал дверь подъезда Володи-двоюродного обшарпанно-коричневую, с мутным стеклышком и квадратной дыркой от выломанного кодового замка. За дверью следовала лестница, также видавшая всякое, запечатленное искореженными перилами и следами жизнедеятельности каких-то добрых людей, не успевших или не сумевших добраться до более подходящего места. В столице у Володи-мага кроме лестницы имелся еще и лифт, в котором добрым людям тоже случалось отметиться. А Володя-двоюродный и все его соседи обходились без лифта.

Потом была черная дерматиновая дверь с пластмассовой кнопкой и оживленные родственники, призывно махавшие руками и выражавшие радость нечленораздельным сотрясением воздуха — Володя-двоюродный, его мама (тетка Володи-мага), и даже их кот. А жена Володи-двоюродного пока еще не вернулась с работы.

Володю-мага ввели внутрь, раздели, препроводили в гостевую комнату и восторженно стояли вокруг, пока он распаковывал рюкзак и вручал привезенные подарки. Потом его кормили и распрашивали о ценах в столице. Жена Володи-двоюродного пришла и тоже участвовала. Она получила от Володи-мага предмет его особой гордости в виде замечательных лиловых тапочек с бисером.

Тапочки были очень красивые. Они появились на свет волшебным путем, но конечно Володя-маг об этом никому не сказал.

После ужина все расселись в комнате с телевизором, и на экран вышли откормленные щекастые лица — вещать о сложившемся положении.

Володя-двоюродный, как и огромное множество телезрителей на просторах «территории Икс», зверел и ругался от этой их щекастой откормленности. Многие считали лиц косвенно виновными во всех бедах последнего времени, даже не подозревая, что в полнолуние те обращаются в таких же крыс, как и любой телезритель, разве только чуть покрупнее. Впрочем, лица в своем большинстве тоже об этом не знали.

А вот Самые Главные Начальники знали, и это им очень не нравилось. Они превращались в красивых, сытых и, если можно так выразиться, презентабельных крыс, но все равно их благоустроенный мирок был частью помойки — такой же, как у всех остальных. Единственным утешением Самых Главных Начальников была Теория Воспитания, гласившая, что если в подходящий момент как следует убедить общество в нужных вещах с помощью средств массовой информации, то оно поверит внушению и изменится. За все время своего существования теория еще не получила ни одного сколько-нибудь достоверного подтверждения. Hо, поскольку других оптимистических теорий в наличии не имелось, Самые Главные Начальники верили в эту. Зато пессимистических теорий хватало с избытком…

Маги считали эффект от воспитательных воздействий по меньшей мере сомнительным. Они подозревали, что немногие действительно успешные воздействия скорее являлись следствием готовившейся Перемены, чем наоборот. Ведь гораздо чаще выходило так, что Перемены не было, в то время как усиленные воспитательные воздействия были.

Володя-маг лег спать и неожиданно окунулся в продолжение сна с магами в ночных рубашках и колпаках. Только на этот раз маги не ехали в поезде, а стремительно неслись куда-то по воздуху, энергично загребая руками.

Hа следующий день Володя-маг угощал соседских детей, которые хорошо помнили его по прошлым приездам, сладкой ватой, якобы привезенной из дому. Сладкая вата всегда ему хорошо удавалась, должно быть потому, что сам он ее не любил.

Потом он позвонил своему здешнему самому близкому другу — сообщил, что приехал и готов нанести визит.

Володин близкий друг тоже был магом, причем, по прикидкам Володи, уже очень давно, времен где-то с Брежневских. Звали его Семен Александрович.

Семен Александрович проводил разные изыскания в области магии и иногда выбирался в столицу с докладом о своих результатах. В таких случаях он всегда останавливался у Володи-мага. И Володя-маг всегда, приезжая, к нему заходил.

Дома у Семена Александровича повсюду висели портреты, на которых он, молодой и красивый, предавался разного рода созидательному труду — строил коровник, обрабатывал свекольное поле, возводил Байкало-амурскую магистраль…

Лицо, запечатленное фотографиях, было открытым, честным, выражало целеустремленность, задор, веру в прекрасное будущее, и только Володя-маг совершенно ясно различал в его правом глазу искру тайного знания.

В реальной жизни лицо Семена Александровича выражало иные чувства. Впрочем, искра тайного знания в нем конечно же оставалась.

— Hу что, Володька, выпьем рябиновой, чтобы завтра было как по небу? — спросил Семен Александрович. Конечно у него тоже был свой телескоп, и он тоже следил за приближением полнолуния.

Володя-маг согласился, и они выпили, чтобы было как по небу. И еще Володя-маг подумал, что в любом случае ближайшей ночью все прояснится.

И оно прояснилось. Володины родственники легли спать, а сам он стоял у раскрытого окна, смотрел на небо — в непроглядную темноту с крошечными светящимися точками, зелеными даже без телескопа — и ждал трансформации. Ему хотелось размышлять о чем-нибудь хорошем, и он так и делал. До полуночи оставались минуты.

Где-то за стенкой стукнули настенные часы и наступила полночь. Та самая. И Володя-маг почувствовал, что изменяется. Он видел, как внизу у него появляется нечто гораздо более грациозное и внушительное, чем хвост и четыре коротеньких лапки. Одна его часть ликовала — «Hе крыса!» — в то в ремя как другая опасливо спрашивала: «А кто?»

Володя попробовал посчитать находившиеся внизу конечности и обнаружил, что их две, как и днем. Они были тонкими и длинными, словно камышовые стебли. А то что было выше — оказалось покрытым прекрасными белыми перьями. Руки, или то, чем они стали, сами собой просились, чтобы им дали взмахнуть, оттолкнуться от воздуха, вверх, вверх, вверх…

Повсюду раскрывались окна и большие белые тени, появлявшиеся из них, взмывали в небо, кружили над крышами, собирались в стаи, явно намереваясь куда-то лететь. Володя-маг, который тоже кружил и собирался в стаю вместе со всеми, думал: «Надо же! Hу и ладно. Hу и пожалуйста. Hу и летим». А его вторая, трезвая и рассудительная половина добавляла: «Только как бы нам от этой летучести не превратиться в цыган». Hо… что значил в данной ситуации голос рассудительной половины?