Оскверненная

Глава 14 РАССКАЗЧИК – ЭЛАРН

Наше путешествие обратно прошло без происшествий. Приливная волна оказалась замечательной, как раз такой, как я надеялся, и Джесенда управляла своим каноэ как настоящий профессионал. Мы миновали корабль хранителей, который видели из окна гостиницы, и я прочел его название: «Смелость хранителей». Еще одно судно, которое оснастят пушками…

К тому времени, когда мы подгребли к лодочному сараю Датрика, Джесенда была близка к изнеможению. Ее в этом трудно было винить: подобная прогулка представляла бы трудность и для более опытного пловца. Так я ей и сказал; Джесенда, конечно, была рада это услышать, но она вполне заслужила похвалу.

Обычно после нашего урока Джесенда оставляла меня в сарае переодеваться, а сама уходила в дом, но в тот день она попросила проводить ее через сад, чтобы она могла опираться на мою руку.

– У меня ноги подкашиваются, – простонала она. – Ты не возражаешь?..

Я взял ее под руку, наслаждаясь ощущением близости ее тела.

– Эларн, – спросила Джесенда, когда мы вышли из лодочного сарая, – что ты собираешься делать?

– Насчет чего?

– Насчет себя. Или ты так и собираешься ждать неизвестно чего, живя на нищенские подачки своего отца, всю оставшуюся жизнь?

– Нет, конечно. Не думаю, что отец по доброй воле позволит мне когданибудь вернуться в Гильдию. Поэтому я собираюсь на ежегодном общем собрании оспорить его решение. Если большинство проголосует за мое восстановление в качестве пловца, отец ничего с этим не сможет поделать. К несчастью, до следующего общего собрания приходится ждать еще девять месяцев.

– А тем временем?..

– Тем временем… Ко мне обратился житель Тенкора, изготовляющий полозы и каноэ. Он собирается открыть лавку в Ступице и предлагает мне ею управлять и вообще постараться сделать катание на волнах популярным в столице. – Больше мне сказать ничего не удалось: Джесенда перебила меня.

– Ты же происходишь из правящей семьи Тенкора! Ты не можешь стать торговцем!

– Жить на подачки отца я тоже не могу, – с сарказмом ответил я. – Я даже не имею гарантии, что он попрежнему будет и этито деньги мне давать. Лучше самому зарабатывать себе на жизнь. – Говоря это, я порадовался, что лишен столичного снобизма, прозвучавшего в словах Джесенды.

– Разве у тебя нет гордости? Эларн, ты же силв!

– Ну и что? Очень многие силвы имеют собственные лавки.

– Именно. Они не работают на когото другого. Они сами платят тем, кто на них работает.

– И где же, потвоему, мне взять деньги, чтобы начать собственное дело?

Джесенда посмотрела на меня как на совершенно безмозглое существо.

– Эларн, ты же силв, – повторила она. – У силвов сколько угодно возможностей раздобыть деньги. К тому же у тебя есть дополнительное преимущество: мало кто из жителей Ступицы знает о том, что ты силв – они не ожидают такого от пловца с Тенкора.

– Ради всех тварей морских, к чему ты клонишь?

– Ну, не знаю… ты можешь отправиться в один из портовых борделей, которые вы, мужчины, так любите, и украсть ночную выручку. Или выиграть в кости с помощью иллюзии в какойнибудь гостинице с сомнительной репутацией…

– Ради бога, Джесенда! Ты что, серьезно?

– Конечно, я говорю серьезно! О, я не предлагаю тебе обокрасть порядочного человека, но ведь существует множество мошенников и злачных мест! А изменив свою внешность… – Джесенда пожала плечами. – Эларн, чтобы пробиться в жизни, ты должен сам для себя создавать возможности! Наверняка нет ничего дурного в том, чтобы обокрасть вора. А найти вора, если ты можешь сделать себя практически невидимым, труда не составит.

У меня похолодела кровь. Я вспомнил о том, что Джесенда говорила о плате своим осведомителям. Так ли велики были ее карманные деньги? А может быть, она воровала?.. О таком я даже и думать не хотел. Однако она была права: у силва, особенно у такого, про которого мало кто знает, что он силв, должно быть множество возможностей украсть и не попасться. Я подумал о том, какая ирония кроется в предложении Джесенды: она считала, что быть торговцем ниже моего достоинства, но советовала воровать, чтобы начать собственное дело!

«О Боже, – думал я, – с ее воспитанием явно было не все в порядке. Такая прелестная девушка не должна бы думать о подобных вещах».

Я поежился и плотнее запахнулся в плащ.

– Поразмысли о том, что я сказала, – прошептала Джесенда, крепче прижимаясь ко мне.

Я и поразмыслил, хотя не был уверен, что мои мысли мне нравились.

– Зайди со мной в дом, – сказала Джесенда, когда мы дошли до боковой двери. – Ты, должно быть, тоже устал. Зайди и отдохни немножко.

Я подумал, что она шутит.

– Моя одежда совсем не подходит для визита. – Мы оба использовали, кроме плащей, которые привез Хатерби, иллюзии одежды; под плащами на нас не было ничего, кроме купальных костюмов. Остальная моя одежда осталась в лодочном сарае.

Джесенда засмеялась и схватила меня за руку.

– Пойдем, мы сделаем себя невидимыми. – С этими словами она исчезла. Ее способность к силвмагии была невероятной: я чувствовал ее руку, державшую мою, но видеть не видел. Если я присматривался очень внимательно, я был в состоянии заметить какоето сияние, легкое марево в воздухе, но и только. Я торопливо огляделся, но рядом никого не оказалось. Я был уверен: мне далеко до умений Джесенды, и любой, кто станет высматривать чтото необычное, меня обнаружит, но Джесенда уже тянула меня к дверям.

– Постарайся идти тихо, ты, киттенкорец! – прошипела Джесенда мне в ухо, когда мы крались через вестибюль.

Сказать по правде, я ошалел. Я тайком проник в дом главы Совета. Я мог скомпрометировать его дочь, если она действительно вела меня в свою комнату… точнее, в целую анфиладу комнат, как скоро выяснилось. Роскошь ее апартаментов поразила меня. Одна комната была отведена только для одежды; несколько полок оказалось заполнено обувью. Джесенда имела собственную классную комнату, где когдато ее учили многочисленные учителя – мужчины и женщины. У Джесенды была собственная гостиная. Каждая пядь в этих покоях была украшена позолотой, мозаикой, фарфором и гобеленами. Думаю, что только тогда я понял, какую власть дает силвмагия, и начал догадываться, какова истинная экономика островов, которые я считал своей родиной. На самом деле силвмаги занимались не созданием иллюзий, не установлением защиты, не целительством – их интересовало распределение богатства и той власти, которую богатство дает.

В тот момент, конечно, у меня не было времени на размышления. Не успели мы войти в спальню, как Джесенда заперла все двери. Потом она развеяла иллюзии, сбросила плащ и подошла ко мне, распуская шнуровку своего купального костюма.

– Джес, – заикаясь, выдавил я, – не думаю, что разумно…

Джесенда рассмеялась, и ее низкий хриплый смех заставил меня задрожать.

– Конечно, нет. Я вообще не верю в разумность, Эларн.

И вот уже она стояла передо мной нагая – такая же прекрасная в реальности, какой я воображал ее в мечтах, – и ничуть не смущенная.

Вспомнив Цисси, я выдавил из себя грубое замечание о том, что у меня нет с собой необходимого приспособления, приобретаемого у аптекаря. Мои слова вызвали еще один взрыв смеха.

– Я силв! – сказала Джесенда. – Я не забеременею, если сама того не захочу, и поверь, сейчас это не входит в мои планы.

Я лежал на спине на смятых простынях и удивлялся своему везению.

Я начал спать с женщинами, когда мне еще и четырнадцати не исполнилось. Я помнил чудо первого раза, но остальные – все остальные – растворились в тумане перед тем, что я только что пережил с той, которую любил. На мгновение все в мире перестало чтолибо значить; остались только мы с Джесендой, и я рискнул бы чем угодно, лишь бы не потерять это мгновение.

– О Боже, – выдохнул я. – Знаешь…

Джесенда перекатилась на бок и посмотрела на меня. У нее был довольный, удовлетворенный вид, который говорил мне больше, чем могли бы сказать любые слова.

– Да?

– Кажется, у меня нет слов.

Она снова рассмеялась своим низким смехом, который обладал властью заставлять мое сердце колотиться как сумасшедшее.

– Таких разов будет еще много. Только запомни, мой тенкорец: никаких больше твоих портовых шлюх.

– Обещаю, – со всей искренностью ответил я. У меня не было ни малейшего желания делить ложе с кемлибо, кроме Джесенды, и если бы она захотела, чтобы все так и оставалось на всю жизнь, я тут же поклялся бы ей в этом.

– Тебе может прийтись нелегко, – предупредила Джесенда. – Такое не будет случаться особенно часто, знаешь ли.

– Слишком рискованно, – согласился я. Меня прошиб пот при одной мысли о том, что мне предстоит незамеченным выбираться из дома Датрика.

– Дело не только в этом. Эларн, я хочу, чтобы у нас было будущее. Настоящее будущее. – Голос Джесенды звучал серьезно.

– Ты не шутишь? – Я почувствовал, как от возбуждения кипит моя кровь.

– Проклятие, конечно! Ты и представить себе не можешь, как я отчаивалась, глядя на молодых людей Ступицы. Она такие… такие ребячливые! Такие поверхностные, такие алчные… К тому же половина из них хороши собой только потому, что делают себя красивыми при помощи иллюзий. А ты настоящий! У тебя настоящий характер и настоящее тело. У тебя настоящий дар силва. Ты так похож на меня! Эларн, мы с тобой – родственные души. Вместе мы сможем зайти далеко. Мы поведем острова Хранителей в такие дали, о каких даже мой отец не мечтал!

Все происходило для меня слишком быстро. В тот момент я не хотел думать об отдаленном будущем. Я хотел думать о нас с Джесендой. Однако прежде чем я нашел слова, Джесенда заговорила снова, увлекая меня в свою мечту о будущем.

Опираясь на локоть, она посмотрела на меня и сказала:

– Эларн, ты должен вернуться в Гильдию. Ты должен заставить отца восстановить тебя в правах. И ты должен сделать себе имя. Тогда мы сможем пожениться.

– Что? Как… как я могу вернуться? Мой отец никогда… – Сердце у меня колотилось.

– Ничего подобного. Ему придется смириться, если этого потребует глава Совета. А он это сделает.

Во мне боролись надежда и скептицизм.

– Ты можешь такого для меня добиться?

– Да. Я скажу отцу, что нашла мужчину, за которого собираюсь выйти замуж. Он будет возражать, потому что ты недостаточно богат и недостаточно влиятелен. Тогда я скажу ему, чтобы он потребовал твоего восстановления в правах. Твоему отцу придется подчиниться. А после этого мой отец будет постоянно интересоваться твоей карьерой… а мы попрежнему сможем иногда видеться, потому что ты станешь бывать в Ступице. Эларн, придет день, и тебя изберут главой Гильдии. И еще каким! Главой, который будет во всем сотрудничать с Советом хранителей…

– Это… это звучит потрясающе!

– Отец сделает для меня что угодно. – Потом Джесенда слегка нахмурилась. – Но ты, конечно, должен показать, чего стоишь. Преуспеть, хочу я сказать.

– На это… на это уйдет время, – сказал я, думая о том, что значит быть богатым по мнению Джесенды.

– Ну, есть способы ускорить дело. – Джесенда, должно быть, прочла на моем лице сомнения, потому что засмеялась и сказала: – Ах, не смотри на меня с таким ужасом, Эларн! Я же не требую, чтобы ты совершил чтото ужасное – вроде отцеубийства. Нет, я полагаю, что главное – информация. Успех зависит от того, как много ты знаешь. Ты будешь говорить мне о том, что происходит на Тенкоре или что ты услышал в порту, например, а я использую это для того, чтобы у отца о тебе сложилось высокое мнение.

– Ты хочешь сказать – стать шпионом?

– Нет, конечно, глупый! Просто будешь информировать меня, вот и все, – чтобы я обо всем знала заранее. Это именно то, что может дать преимущество. Да и большая часть того, что ты будешь узнавать, потребуется мне, а не отцу.

– Тебе? – тупо переспросил я.

– Да, Эларн. Я хочу быть значительной фигурой сама по себе, а не просто дочерью Датрика. Я хочу в один прекрасный день сделаться членом Совета хранителей. Это же ведь достойное желание, верно? Среди советников женщин почти нет; их должно стать больше. Я могу даже претендовать на пост главы Совета. Ты поможешь мне? – Джесенда поцеловала меня в щеку и положила мою руку себе на грудь.

– Конечно, – ответил я, забыв обо всех сомнениях.

Выбираясь из дома Датрика, я нервничал гораздо больше, чем когда прокрадывался внутрь, потому что делал я это в одиночку; однако шаг мой стал пружинистым, не то что раньше. Я чувствовал себя так, словно только что совершил самый главный в своей жизни заплыв, – как оно в определенном смысле, пожалуй, и было.

А день еще не кончился…

Я отправился в дом тетушки, чтобы вымыться и переодеться. Я собирался пойти поискать какуюнибудь дешевую харчевню, где ужин был бы мне по карману, когда Аггелина сообщила мне, что внизу в гостиной меня ждет посетитель. Она поковыляла прочь прежде, чем я успел спросить, кто это.

Когда через несколько минут я вошел в гостиную, я обнаружил там прислонившегося к камину Тора Райдера, явно чувствовавшего себя как дома. Я вытаращил на него глаза.

– Сирпатриарх?

– Сирпловец, – приветствовал он меня, – я пришел пригласить тебя со мной поужинать.

Я открыл рот и закрыл его снова.

– Сочту такое приглашение честью, – наконец проговорил я. «Загадкой» сказать было бы точнее, но от этого я воздержался. Правда, раньше он говорил, что даст о себе знать, но человек, занимающий такое высокое положение, скорее должен был бы послать за мной слугу, а не являться лично.

Райдер нанял экипаж и отвез меня в гостиницу на другом конце города, где я раньше никогда не бывал.

– Здесь лучшая еда во всей Ступице, на мой вкус, – сказал он в качестве объяснения.

Во время поездки мы говорили о Падении и его последствиях: о том, что дастелцы на Тенкоре стали требовать, чтобы их отправили домой, как только узнали, что их острова и в самом деле поднялись со дна морского; о том, какое множество погибших в других островных государствах (жертв на Спаттах и Разбросанных островах оказалось ужасно много); о том, что движение против магии набирает силу на всех Райских островах.

– Странно, – говорил мне Райдер, – как спонтанно это началось: времени на то, чтобы идея дошла с Тенкора до других мест, не было. Похоже, случившееся просто вызвало всеобщий гнев.

Я с трудом сдержал дрожь.

– Людей нельзя винить. Я тоже никогда не забуду всего, что в тот день видел.

– Помнишь, я спрашивал тебя: если бы ты мог избавиться от магии, сделал бы ты это? А теперь я спрашиваю тебя вот о чем: если бы решать пришлось тебе, захотел бы ты положить конец магии – любой магии, – чтобы наверняка такая вещь, как Падение, никогда больше не повторилась?

Я почувствовал, как по спине побежали мурашки: я вспомнил семью дастелцев, собирающих семена в канаве, вспомнил, как ребенок отшатнулся от собственного отца, не узнавая его в человеческом обличье, вспомнил страх той девочки, такой огромный, что его и вообразить никто не мог…

Я подумал о роскоши дома Датрика, о мороженом, посыпанном толченым сапфиром, о том, что может дать дар силва.

– Не уверен… – пробормотал я, – может быть. – Я сам удивлялся своим словам; я почти видел, как недоверчиво нахмурилась бы Джесенда. – Только ведь этого наверняка нельзя сделать.

– Можно попытаться, – сказал Райдер.

Я, конечно, был охвачен горячим любопытством. Уж не проделал ли он весь путь до Ступицы, только чтобы попросить меня помочь ему в их с Гилфитером странной затее с силвмагией? Впрочем, спрашивать я не стал. Я был достаточно молод и достаточно голоден, чтобы хотеть сначала поужинать; так что когда мы уселись за стол в зале гостиницы, я предоставил выбор темы разговора патриарху. К своему удивлению, я обнаружил, что он обаятелен и обладает суховатым юмором, проскальзывавшим во многих его рассказах. Райдер говорил о том, что сначала, когда ему было лет семнадцатьвосемнадцать, он стал писцом; тогда он был полон наивности и жажды приключений, что являлось довольно опасным сочетанием. Я смеялся над описаниями того, что выпало на его долю, когда дела пошли плохо, но и чувствовал некоторое смущение: казалось, иногда его слова слишком ясно намекали на мое собственное положение, хотя я и не мог определить, чем именно. Мой отец упоминал о бурном прошлом этого человека, а Джесенда говорила о его связи с авантюристкой Блейз. И я никак не мог избавиться от впечатления, что в глазах его отражается трагедия, что внутри у него царит тьма.

«Что за глупости тебе мерещатся, Эларн, – подумал я. – Это же патриарх!»

Мы завершили превосходный ужин и пили пиво, когда Райдер наконец заговорил о том, почему он решил меня разыскать.

– Я хочу, чтобы ты работал на меня, – сказал он. – Точнее, на патриархию.

– Помогал в твоем изучении силвмагии? – Он кивнул. – Что я должен буду делать?

– Пользоваться силвмагией. Создавать иллюзии, исцелять и все такое – под контролем.

– Я никогда особенно не пользовался даром силва, знаешь ли.

– Я знаю.

– Моему отцу такое может не понравиться.

– Это я тоже знаю. Если ты согласишься вернуться на Тенкор, я сделаю так, что с ним поговорит верховный патриарх.

– Почему ты хочешь изучать силвмагию?

– Потому что мы хотим избавить мир от дунмагии. Едва ли найдутся такие злые колдуны, которые захотят нам в этом помочь. Мы надеемся, что благодаря изучению силвмагии сумеем понять природу дунмагии тоже.

– Но они же противоположны друг другу!

– Так ли это? И даже если они действительно противоположны, то, изучив силвмагию, мы узнаем, чем дунмагия не является.

Дело, конечно, заключалось не только в обретении знаний – иначе и быть не могло. Если бы патриархия проникла в суть силвмагии, она стала бы лучше разбираться в действиях Совета хранителей, которому принадлежала власть на архипелаге. Может быть, отчасти этим все и объяснялось… а может быть, и еще чемто.

«Джесенда заинтересуется их затеей», – подумал я. Только ято хотел бы вновь вернуться в Гильдию, работать пловцом… сумеет ли она добиться для меня такой возможности? А может быть, лучше принять предложение Райдера и по крайней мере вернуться на Тенкор? В конце концов я решил высказаться откровенно.

– Я предпочел бы быть пловцом. Если ты сможешь оказать давление на моего отца, чтобы он позволил мне работать на Гильдию хотя бы часть времени, тогда я соглашусь в оставшееся время помогать тебе.

Райдер улыбнулся; эта редко появлявшаяся на его лице улыбка заставляла забыть о многих его странностях.

– Хорошо, – сказал он, – договорились.