Оскорбление [неоконченное]

* * *

По широкой дороге через предместья с их просторными усадьбами и роскошными дворцами богачей и знати скакали царь и его маленькая армия, пока золотые шпили и сапфировые башни Валузии не превратились в серебристое мерцание, а потом и вовсе скрылись из виду. Впереди замаячили величественные горы Зальгары.

Ночь застала их расположившимися лагерем у подножия гор. На стоянку толпой привалили местные жители из племен, родственных Алым Убийцам, с дарами: винами и яствами. Воины, столь сдержанные и замкнутые в городах оставшегося за плечами цивилизованного мира, расслабились, запели древние песни, стали обмениваться свежими новостями и старинными преданиями. И лишь Кулл держался особняком, прохаживаясь в одиночестве поодаль от костров, устремив взор на окружающие горы и зеленые долины между ними. Эти места всегда таили в себе тайное очарование. Куллу припомнились горы Атлантиды, среди заснеженных вершин которых он провел свою юность, еще до того, как отправился в большой мир, чтобы занять древний трон. Как разительно были непохожи, обрывистые заиндевевшие скалы Атлантиды среди мрачных бесплодных пустошей, почти непригодных для жизни, и мягкие очертания холмов Зальгары, высящиеся подобно древним божествам в украшениях изумрудно-зеленых рощ, тенистых долин и цветочных лугов. "Древние, как само время, — думал об этих горах Кулл, — наверно, им снятся короли прошлого, беззаботно попиравшие их своими ногами."

Мысль об оскорблении, нанесенном ему Фенаром, заставила с новой силой вспыхнуть угасший было в его мозгу багровый пожар ярости и гнева. Стиснув кулаки и расправив плечи, Кулл поднял глаза к бесстрастному оку Луны.

— Хелфара и Хотат да обрекут мою душу на вечные адские муки, если я не отомщу Фенару! — прорычал он.

Прохладный ночной бриз прошелестел в кронах деревьев как ответ на страшную языческую клятву.

Едва красная роза рассвета заалела над холмами Зальгары, как воинство Кулла оседлало коней и продолжило свой путь по тучным зеленым долинам меж длинных островерхих косогоров, а первые лучи солнца заиграли на остриях пик, щитах и шлемах.

— Мы направляемся прямо на рассвет, — заметил Келкор.

— Да, — с мрачной иронией откликнулся Брул.

Конан глянул на своего офицера. Келкор сидел в седле прямой, как копье, застывший и несгибаемый, словно статуя из стали. Он не случайно всегда напоминал Куллу добрый меч закаленной стали. Ледяное спокойствие никогда не покидало Келкора ни в словесной перепалке на военных советах, ни в диком безумии схватки. Келкор всегда оставался уравновешен и невозмутим. У него было немного друзей, но он никогда и не искал ничьей дружбы. Только выдающиеся личные качества позволили Келкору возвыситься от безвестного солдата в рядах наемников до второго по рангу военачальника в армии Валузии, — и лишь место его рождения помешало ему стать первым: по установившемуся обычаю, предводитель царской армии должен быть валузийцем по рождению, а Келкор был родом из Лемурии. Хотя, по правде сказать, по внешнему виду он куда больше соответствовал представлению об идеальном валузийце, чем сами валузийцы; он был скроен иначе, чем люди его расы, более высокий и сухощавый, жилистый и сильный, и лишь необычные глаза выдавали принадлежность к лемурийскому народу.

Следующий рассвет застал их проезжающими через пологие холмы, за которыми взорам открылась Камунианская пустыня, огромное безжизненное, унылое море желтых песков. Здесь не росли ни деревья, ни кусты, не было источников воды. Целый день ехали они, сделав лишь одну короткую остановку, чтобы поесть и дать отдохнуть лошадям, когда зной стал совершенно невыносимым. Измученные дорогой и жарой воины поникли в седлах. мертвая тишина, царящая над раскаленным маревом, нарушалась лишь звяканьем стремян и доспехов, скрипом пропитавшихся потом седел да монотонным глухим стуком копыт. Даже Брул снял и повесил свою кирасу на луку седла. Одному только Келкору, казалось, не доставляют никаких неудобств палящее солнце и тяжелые доспехи.

— Сталь, ну, чистая сталь, — прошептал Кулл восхищенно, подумав при этом, способен ли он достигнуть таких высот самообладания, какие были подвластны этому человеку, такому же, как он сам, варвару.

Двухдневный марш вывел их их пустыни в низкие холмы, отмечающие границу Зарфхааны. Там отряд был остановлен пограничным кордоном — двумя конными зарфхаанцами.

— Я Кулл, правитель Валузии, — без околичностей объявил царь. — Я преследую некоего Фенара. Не препятствуйте нашему проезду и я обещаю сохранять уважение к вашему императору.

Пограничники, тронув лошадей шпорами, отъехали в сторону, позволив кавалькаде следовать дальше, а когда расстояние поглотило клацанье подков, один обратился к другому:

— Я выиграл наше пари: царь Валузии прискакал сам.

— Увы, — ответил другой. Эти чертовы варвары никогда не учатся на чужих ошибках, норовя набить собственных шишек. Будь царь валузийцем, ты бы проспорил, клянусь Валкой!

В долинах Зарфхааны гулким эхом отзывалась тяжелая поступь валузийской конницы. Деревенские жители высыпали из своих домов посмотреть на свирепых воинов, проносящихся мимо. По всей стране, на юг и север, восток и запад разносилась весть о том, что сам Кулл Валузийский едет по Зарфхаане.

Приграничные области давно остались позади, когда Кулл решил отправить посланца к императору, чтобы заверить его в своих мирных намерениях. Царь остановил отряд на отдых и собрал импровизированный военный совет с Брулом, Ка-янной и Келкором.

— Беглецы опередили нас на много дней, — сказал Кулл. — Нам некогда заниматься поисками их следов. Но местные жители, обратись мы к ним за помощью, наверняка станут лгать, так что остается полагаться лишь на собственное чутье и подобно волкам, по запаху отыскивать след оленя.

— Позволь мне допросить этих земляных червей, — обратился к нему Ка-янна, высокомерно и злобно скривив толстые чувственные губы. — Я гарантирую, что сумею заставить их говорить правду.

Кулл вопросительно поглядел на него.

— У меня есть свои способы… — уклончиво промурлыкал валузиец.

— Пытки? — буркнул Кулл, и в голосе его прозвучало откровенное презрение. — Но ведь Зарфхаана — дружественная держава.

— Неужто императору есть дело до нескольких паршивых селян? — коротко, почти ласково, поинтересовался Ка-янна.

— Ну, довольно, — отмахнулся от него царь с выражением брезгливого отвращения на лице, но тут Брул поднял руку, чтобы привлечь к себе внимание.

— План этого типа мне нравится ничуть не больше, чем тебе, Кулл, — сказал он. — Но даже и свинье случается порой изрекать истину, — лицо Ка-янна скривилось от бешенства, но пикт не обратил на это ни малейшего внимания. — Давай я пошлю несколько своих парней, пусть покрутятся немного среди крестьян, порасспрашивают, может, припугнут немного, не причиняя вреда. Иначе мы можем потратить недели на бесплодные поиски.

— Сразу видно, говорит варвар, — пряча улыбку, пробурчал Кулл.

— А в каком из городов Семи Империй родился ты, о, царь? — в тон ему с притворным благоговением спросил Брул.

Келкор прервал шуточную перепалку двух друзей нетерпеливым жестом руки.

— Вот где мы находимся, — заговорил он, рисуя карту в пепле кострища концом ножен. — Фенар вряд ли поедет на север. Все мы сошлись во мнении, что в Зарфхаане он оставаться не станет, а дальше… море, кишащее пиратами и морскими бродягами. На юг ему дорога закрыта, там расположена Турания, давний враг его народа. Отсюда мое предположение: он, как и раньше, скачет на восток, чтобы пересечь границу где-то около Талунии, и двинется в пустоши Грондара, где повернет на юг, стремясь достичь лежащего на западе от Валузии Фарсуна через малые княжества, расположенные к югу от Турании.

— Все это одни догадки, Келкор, — сказал Кулл, — если Фенар рассчитывает удрать в Фарсун, почему же, во имя Валки, он мчится в совершенно противоположном направлении?

— Потому… да ты сам знаешь это, Кулл. В это неспокойное время все наши границы, за исключением самых восточных, усиленно охраняются и он не мог бы проскользнуть через них незамеченным, тем более, что с ним следует графиня.

— Я уверен, Келкор прав, — Брул только что не пританцовывал от нетерпеливого желания возобновить погоню. — Доводы его звучат убедительно, с какой стороны ни посмотреть.

— Ну что ж, этот план ничуть не хуже любого другого, — со вздохом ответил Кулл. — Едем на восток.

И войско двинулось через долины и перелески. "Какая благодатная страна, богатая и ленивая, — лакомый кусочек для любого завоевателя," — размышлял Кулл под стук копыт своей кавалерии, которую неустанно гнал вперед и вперед, не давая людям расслабиться. Они стороной объезжали города, Кулл не хотел давать искушать своих свирепых воинов впутаться в какую-нибудь свару с местными жителями. Кавалькада приближалась к городу Талунии, последнему зарфхаанскому форпосту на востоке, когда ее нагнал посланец от императора с известием, что правитель страны нисколько не возражает против движения через его страну конного отряда Кулла и приглашает короля Валузии посетить на обратной дороге его расположенную на севере страны столицу. Кулла позабавила ирония ситуации — он получил высочайшее монаршее соизволение проследовать через страну, которую он уже пересек из конца в конец и готовился покинуть.

Войско Кулла достигло Талунии незадолго до восхода солнца, после целой ночи напряженной скачки. Кулл надеялся, что Фенар и графиня, чувствуя себя в относительной безопасности, остановились на отдых в приграничном городе. К тому же атлант хотел обогнать слухи о своем появлении. Он расположил своих людей лагерем вдали от городских стен и отправился в город в сопровождении одного лишь Брула.

Ворота с готовностью распахнулись перед Куллом, когда он предъявил королевскую печать Валузии и особый символ, присланный ему императором Зарфхааны.

— Скажи, — подозвал царь командира караула, — в городе ли Фенар и Лала-ах?

— Они въезжали через эти ворота много дней назад, но в городе они до сих пор или нет, я не знаю.

— Тогда вот что, — сказал Кулл, снимая с могучей руки изукрашенный самоцветами браслет, — запомни: я просто валузийский дворянин, странствующий со своим товарищем-пиктом. Кто я на самом деле, никому знать не надо, понял?

Солдат во все глаза уставился на драгоценность, снедаемый алчностью:

— Конечно-конечно, господин. Но как быть с вашими солдатами, укрывшимися в лесу?

— Из города их не видно. А если какой-нибудь крестьянин, въезжающий через твои ворота, заикнется о замеченном им отряде, найди повод упрятать его в каталажку до завтра. Тем временем я разузнаю все, что мне нужно.

— Во имя Валки, вы хотите сделать меня предателем?! — занервничал стражник. — Я не думаю, что вы замышляете какую-то низкую хитрость, но…

Кулл тотчас сменил тактику:

— Ты разве не обязан повиноваться приказам твоего императора? А ведь я, кажется, показал тебе знак, подтверждающий, что говорю от его имени. И ты дерзнешь ослушаться? Валка, но, значит, ты как раз и есть предатель!

В конце концов, рассудил солдат, все верно: он ни за что не поддался бы на взятку — о, нет-нет! — но коли приказ ему отдавал царь, имеющий соответствующие полномочия от императора, то…

Кулл, не произнеся больше ни слова, вручил ему браслет вместе с легкой улыбкой, выдающей его презрение к свойственной человеку привычке убаюкивать свою совесть в угоду мелочным желаниям и низменным страстям, отказываясь признаться даже себе в том, что нарушает и закон, и моральные устои.

Два всадника ехали по улицам, где потихоньку начинал суетиться торговый люд. Гигантская фигура Кулла и бронзовая кожа Брула притягивали немало любопытных взглядов, и царь уже пожалел, что взял с собой не Келкора или валузийца, ибо пикта чрезвычайно редко можно было встретить в городах Востока и появление его в городе могло породить целую кучу толков, которые могли дойти и до тех, кого они разыскивали.

Кулл и его спутник сняли комнату в скромной таверне и устроились за столиком в питейном зале, надеясь что-нибудь услыхать об интересующих их людях. Но уже наступил вечер, а никто не упомянул о паре беглецов. Осторожные расспросы тоже не дали никаких результатов. Если Фенар и Лала-ах были все еще в городе, то они явно старались не афишировать своего присутствия. А Кулл очень рассчитывал на то, что прибытие отчаянного ловеласа и юной красавицы царских кровей неминуемо привлечет к себе внимание…

Царь решил ночью побродить по улицам и, если поиски к утру не увенчаются успехом, открыть свое инкогнито городскому голове и потребовать найти и выдать ему преступников. Гордость Кулла бунтовала против подобных действий, наиболее разумных и логичных. Атлант бы именно так и сделал, будь его проблема политической или дипломатической, но тут дело касалось личной мести.

На город опустилась ночь. Два товарища шагали по освещенной факелами улице, где, несмотря на позднюю пору, было довольно людно и шумно, как вдруг их остановил осторожный вкрадчивый голос.

Из тени между двух больших зданий Кулла поманила рука с длинными заостренными ногтями. Переглянувшись, царь и его спутник двинулись туда, держа на всякий случай под рукой кинжалы. Навстречу им из сумрака выскользнула скрюченная годами старуха-нищенка.

— Что ищешь ты в Талунии, царь Кулл? — сипло проскрипела она.

Пальцы Кулла стиснули рукоять кинжала. Он настороженно спросил:

— Откуда тебе известно мое имя?

— И стены имеют уши, — отвечала она со смехом, больше похожим на кудахтанье, — один из рыночных зевак признал вас сегодня в таверне и поспешил растрезвонить новость.

Кулл тихонько выругался.

— Послуш-ш-ш-шай, — прошипела старуха. — я могу отвести тебя к тем, кого ты ищешь, — если ты готов заплатить настоящую цену.

— Я наполню твой фартук золотом, — ласково ответил царь.

— Отлично. Знай: Фенар и графиня извещены о твоем прибытии и готовятся к бегству. Вечером они укрылись в одном доме, но скоро покинут свое убежище…

— Как же они смогут выехать из города? — перебил ее Кулл. — Ворота заперты с самого заката.

— Помимо парадного входа всегда существует черный. В Талунии это ворота в восточной стене. Их там ожидают лошади. У Фенара немало друзей.

— Где они прячутся?

Старуха протянула иссохшую скрюченную руку. Царь опустил монету в ее ладонь и нищенка ухмыльнулась, исполнив гротескное подобие реверанса:

— Следуй за мной, о, повелитель… — и быстро заковыляла в тень.

Кулл и его спутник следом за ней пустились в паутину узких извилистых улочек, двигаясь почти на ощупь, пока не остановились перед неосвещенным огромным строением в самой бедной и запущенной части города.

— Они прячутся в комнате наверху. Из нижнего зала, выходящего на улицу, туда ведет лестница, мой господин.

— А как ты узнала, что они здесь? — подозрительно спросил царь. — С чего бы это им выбрать для укрытия столь неприглядное место?

Женщина беззвучно рассмеялась, раскачиваясь взад-вперед в приступе безудержного веселья:

— Да как только я уверилась в том, что ты действительно в Талунии, господин, я поспешила в гостиницу, где они остановились, и предложила проводить в тайное убежище. Хо-хо-хо! Они отвалили же мне добрых золотых монет!

Кулл, потеряв дар речи, уставился на нее. Наконец он сказал:

— И как таких земля носит? Что ж, красотка, теперь отведи

Брула к воротам, где его ждут лошади. Брул, отправляйся со старухой и стереги ее до моего возвращения, на тот случай, если Фенар ускользнет от меня…

— Но Кулл, — запротестовал пикт. — Ты не можешь идти в дом один, подумай, а вдруг это ловушка?!

— Эта женщина не посмела бы предать меня! — тут старуха содрогнулась, помрачнев. — Иди!

Подождав, пока два силуэта растворятся во мраке, Кулл проник в здание. Пока глаза его привыкали к царящей внутри темноте, он наощупь отыскал лестницу и начал подниматься по ней, с кинжалом в руке, ступая с величайшей осторожностью, следя, чтобы не скрипнула под ногой рассохшаяся ступень. Несмотря на свои внушительные габариты, царь двигался легко и бесшумно, как леопард, и даже если наверху лестницы затаился наблюдатель, он вряд ли смог бы услышать шаги атланта.

Так и вышло: охранник встрепенулся лишь когда рука Кулла зажала ему рот, и тут же обмяк в глубоком обмороке от страшного удара гиганта. Согнувшись над своей жертвой, царь замер на мгновение в ожидании любого звука, указывающего, что он обнаружен. Тишина. Он скользнул к двери. Все чувства его были обострены, как это бывает с охотником, преследующим добычу.

Из запертого помещения доносились едва слышные голоса, — словно двое людей перешептывались. Еще одно осторожное движение и… — одним гигантским прыжком, настежь распахнув дверь, Кулл ворвался в комнату. Он не колебался ни секунды, взвешивая свои шансы, — а ведь за дверью его вполне могла ожидать толпа убийц, и Кулл был даже несколько удивлен их отсутствием. Вместо этого царь увидел пустую комнату, залитую лунным светом, проникающим сквозь открытое окно, где промелькнули две выбирающиеся наружу фигуры. В слабом свете блеснули дерзкие темные глаза на лице неземной красоты и другое лицо, бесшабашно-веселое. Взревев при виде удирающего врага, Кулл рванулся через комнату к окну и, выглянув наружу, разглядел две тени, метнувшиеся в лабиринт близлежащих домов и лачуг. Ветер донес до него серебристый переливчатый смех, дразнящий, издевающийся. Недолго думая, атлант перекинул ногу через подоконник и спрыгнул вниз с высоты тридцати футов, игнорируя веревочную лестницу, свисающую из окна. Оказавшись на земле, он понял, что у него нет ни малейшей надежды отыскать беглецов в неразберихе улочек, знакомых им, без сомнения, куда лучше, чем ему.

Уверенный в том, что знает, куда они бегут, царь помчался к воротам в восточной стене, которые, судя по старухиным описаниям, были не слишком далеко. Когда он наконец очутился там, то обнаружил лишь Брула и старую каргу.

— Никого, — сказал Брул: Лошади здесь, но никто не пришел за ними.

Кулл стал дико браниться. Фенар и женщина провели-таки его! Заподозрив неладное, фарсунец решил держать у ворот коней для отвода глаз. А сам наверняка удрал через какую-то другую лазейку.

— Быстро! — закричал Кулл. — Скачи в лагерь и вели седлать коней. Я отправляюсь по следу Фенара.

Вскочив на одну из приготовленных лошадей, Кулл умчался.

Брул поскакал в лагерь, а старая ведьма долго смотрела им вслед и мерзко тряслась от хохота. Спустя некоторое время она услыхала перестук множества подков.

— Хо-хо-хо! Они едут на восток, — но разве кто возвращался с востока?