Ошибка резидента

3. В ссылке

Итак, я был лишён всех прежних статусов, привилегий, категорий и вытолкнут в реальный, грубый мир, а конкретно в город Сыктывкар. Теперь я сторож винно-водочного магазина Фёдор Круглов, и прежняя моя замечательная жизнь проносится, как неясные отрывочные воспоминания. Я пробовал отвлечься, «расслабиться», как тут многие говорят, но на меня не действует ни один напиток. Бывало, сидим в подсобке с грузчиком Андрюхой, попиваем из горла портвейн — даже не закусывая, а всё одно не берёт. Андрюха однажды заметил:

— А чей-то у тебя, в рот пароход, ни в одном глазе?

Я непонимающе пожал плечами. Андрюха сильно похож на деда-лесовика. Волосы у него растут отовсюду, даже из ушей. Я подумал, что он тоже выброшен из мест привычного обитания за какую-нибудь провинность, но уже так давно, что ничего не помнит.

— И зелёные чертяки тебя не донимают? — продолжал наседать он.

Вот как! Кое-что из славного прошлого в его проспиртованной голове всё-таки сохранилось, и я с печалью признался, что в настоящее время полностью отлучён от Тонкого Мира.

— Ну, вот что, — рассудил Андрюха, — раз оно на тебя совсем не действует, уступи мне. Чего добро зазря переводить?

Я посчитал его просьбу разумной и отдал бутылку. Он допил — свою и мою — и блаженно зажмурил потемневшие глаза под густыми рощами бровей. В другой раз пристал ко мне с неменьшим упорством:

— Нет, всё-таки признайся: каким, ептыть, способом ты ловишь приход? Може, травку втихаря покуриваешь?

По ночам, в одиноком дозоре, мне особенно тоскливо. Стоило бы утопиться или повеситься от такой невыносимой жизни — я всерьёз раздумывал над этим. В гробу уже я себя видел, в белых тапочках. От скуки жизни даже захаживал в человеческий Храм и разглядывал их живописного Бога, который создал людей по своему образу и подобию. Один из служителей, самый приближённый к Нему, заподозрил во мне чужака и распорядился: «Изыди вон, Сатана!» — польстив мне таким высоким обращением. Я вышел; и здесь — отверженный.

Совершенно неприкаянный, заглянул в кинотеатр «Галактика». И там, на большом экране, смотрел уже знакомый мне фантастический фильм. Надо сказать, что прежде Завмаг, заботясь о нашем развитии, показывал нам кино, где действуют эти самые придуманные человеческим воображением уродцы — хоббиты, орки, гоблины, и нам, реально существующим, было забавно смотреть на их злоключения. А водяной Кузьмич, помню, так и вовсе несерьёзно отнёсся к показу, сидел да хихикал. Тогда Завмаг взял его за шкирку и зашвырнул в экран. Наш Кузьмич, оказавшись в незнакомой обстановке, очень растерялся и всё норовил нырнуть в какую-нибудь лужу.

Так вот, показывали тот же самый фильм. И я с нетерпением ждал той минуты, когда на экране появится заброшенный туда Кузьмич… Увы, меня опять постигло разочарование. Водяной так и не появился. Должно быть, эпизод с его участием напрочь вырезали. Выходит, пропал наш Кузьмич не за понюх табака. Куда за меньший проступок, чем у меня. Где он теперь обитает? В какой Галактике?

Посещение кинотеатра тоже не сказалось лучше на моём состоянии. Но судьба, а может, великий Завмаг, маракующий над нашими судьбами, сжалились надо мной. Однажды Андрюха опять набрался, и я по заданию завмагши, богини здешнего мирка, складировал тару. Шикарная женщина, между прочим. Глаза чёрные, колдовские; щёки пунцовые… эх! Но не о том речь. За обнесённым сеткой двором, на скамейку под клёном, присели двое ребят. Они пили напиток Рэдбулл (пробовал, тоже не берёт) и оживлённо беседовали. Я прислушался и обомлел. Они говорили о моих знакомцах: домовых, ведьмах, упырях…

Я оставил ящики и подошёл ближе. Один был с длинными ушами и жёлтыми кошачьими глазами. Ну, чисто гоблин. А второй — маленького роста, с большим носом и лопоухий. Он мне напомнил добродушного тролля Фотия, переселившегося в наши места из Белоруссии.

— Тебе чего надобно, старче? — неприветливо спросил кошак.

— Да вот, случайно ваш разговор подслушал, — пояснил я.

— Отстань, не подаём, — резко бросил этот урод.

Я не удержался и повернулся за разъяснениями к лопоухому.

— Так вы тоже из Тонких Миров?

— Нет, мы из Самиздата, — пояснил он. — У Максима Мошкова тусуемся.

Я заинтересовался и попросил уточнить. Но его приятель, похожий на гоблина, процедил сквозь частокол зубов:

— Тебе всё неймётся, алкаш?

Я так сильно обиделся, что перестал себя контролировать и, воспользовавшись образцом андрюхиной брани, пообещал ему пасть порвать и моргалки выколоть.

— Обрати внимание, Эдик, — высокомерно сказал гоблин. — Типичные угрозы маргинала.

— Да ладно тебе, Вадик, — миролюбиво промолвил тролль Фотий. — Видно, дядя тоже любит фантазировать.

— Нет, я всё-таки поучу его вежливости, — Вадик приподнялся со скамейки.

Я не стал ждать, когда он полностью выпрямится. Из меня, чисто автоматически, вырвалось прежнее, не раз мной используемое:

— Замри!

Странно, но моя магическая сила прорвалась через наложенные запреты, и пожелание исполнилось. Вадик не успел разогнуться и застыл в нелепой, полусогнутой позе. А Эдик испуганно вскочил, забегал вокруг и залопотал:

— Дяденька, миленький, отмени приказание. Прости нас, больше не будем! Мы студенты, у нас сессия на носу…

— А что за Самиздат? — повторно поинтересовался я. — Что за клуб такой?

— Популярный сетевой ресурс, — торопливо ответил он. — Заходите, если желаете. Ознакомитесь с нашим творчеством. Я Эдик Чебурашка, а мой товарищ — Вадим Каннибал. Там для всех доступ открыт!

— Так всё, о чём вы говорили, ваши выдумки? — догадался я.

Злость у меня прошла. Я теперь понимал их и потому пожалел. Бедные студенты! Им так надоел обычный, бесперспективный мир, скучная жизнь, которая традиционно оканчивается гробовой доской. Вот они и создают свой особенный мир, постоянно живут в нём, с сожалением покидая на период сессий. Их Бог был творцом. А они, его жалкие копии, естественно, стремятся к своему оригиналу и больше всего на свете желают быть демиургами.

— Ладно, Вадик, отомри.

Гоблин выпрямился, изумлённо помигал кошачьими глазами, и ребята, испуганно озираясь, пустились прочь.

«А мне-то и фантазировать не надо!» — подумал я, провожая их взглядом.

Да, действительно. Я жил в мире, похожем на их выдумки, достаточно долго, и впечатлений мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Короче, после встречи со студентами, рука моя потянулась к перу, перо к бумаге. И я ожил, я почувствовал, что пришло спасение — тот самый «приход», о котором мне толковал Андрюха. Наверно, как людей так и нас, обитателей тонкого мира, создавал один и тот же деятель. Все мы — твари Творца.