Англичане. Разговор по душам

И тут, словно в ответ на её мысли, на обочине остановилась третья машина. Уже знакомая беленькая «семёрка». И из машины, разминая ноги, вышел бородатый кавказец.

— Вай, — сказал он, — барэв, давно не виделись. Позвольте, я помогу…

Открыл багажник и принялся натягивать бахилы от общевойскового костюма. Потом влез в болото, О'Нил передал ведёрко с водой, Тамара Павловна взялась за веник… и через каких-нибудь десять минут с цементом было покончено. Решительно и бесповоротно. «Патриот» отделался лёгким испугом — несколькими отметинами на стекле и капоте. Но ему было грех жаловаться: у джипа должность такая, царапины принимать.

— Похоже, карму чистить надо. Таким вот веничком, — улыбнулась Тамара Павловна незнакомцу. — Вы сегодня прямо наш ангел-хранитель!

— Да какой я ангел, уважаемая, — отмахнулся бородач и вновь одарил её лучиками щедрого горного солнца. — С «жуками» на лобовом стекле не тяните, езжайте в сервис. Промедлите — расползутся, загубите триплекс. Ну, счастливо, летите…

Как-то очень по-доброму кивнул, напутственно махнул рукой и, сверкая мокрыми бахилами, двинулся к своей «семёрке».

Пока всё это происходило, около «Форда» шёл крупный, по душам, разговор.

— Сэр Генри, что с вами случилось? — В голосе Робина Доктороу слышалась душевная боль. — Видел бы вас покойный лорд Эндрю…

— Сэр Робин, вы совершенно правы, я низко пал. — Его собеседник шмыгал носом, как провинившееся дитя. — Но это Россия. Здешняя жизнь заставляет творить ужасные вещи. Вы здесь всего сутки, так что не спешите судить меня… Как мне хочется всё забыть, снова стать маленьким, вернуться в детство… Помните, дорогой сэр Робин, чудный запах хвои, пудинги тётушки Мэри и ту огромную красную пожарную машину, что вы мне подарили на Рождество? Она мне снится, вы не поверите, почти каждую ночь. Красная пожарная машина. Вот с такой водяной пушкой. Вот с такими колёсами…

Голос Макгирса прервался, голубые глаза блеснули подозрительной влагой.

— Генри, мальчик мой, — сменил гнев на милость Робин Доктороу, — нам всем так недоставало тебя. И мне, и тёте Мэри-Энн, и твоему дяде лорду Макгирсу, упокой Господь его бедную душу…

Они крепко обнялись. На этом с сантиментами было покончено.

— Так вот, твой дядя… — Робин Доктороу взял себя в руки и мягко, но решительно отстранился. — Тебе ведь, полагаю, известно, что он принял страшный и мученический конец…

— О да, — всхлипнул Генри Макгирс. — Мне сразу позвонил этот ваш поверенный, Чарльз Грэхэм.

— Вот как! — Доктороу кивнул. — Но ты не знаешь главного. Лорд Макгирс, этот благороднейший человек, перед смертью простил тебя и завещал всё движимое и недвижимое имущество не Королевскому обществу защиты птиц[70], как сулился, а вам, сэр Генри Малкольм Макгирс, девятый барон Сауземптонский. И родовое имение, и доходные дома, и банковские активы, и недвижимость в Глазго. Равно как и сталелитейный завод в Манчестере, шахту в Ньюкасле и судостроительную верфь в Ливерпуле. Вы, мой мальчик, теперь богаты. Смертельно богаты, я бы сказал.

В его голосе не было ни капли зависти. Он ходил возле этого богатства всю жизнь. И рук, слава Богу, не замарал.

— Вот это здорово! — обрадовался Генри Макгирс и, вновь расставшись с имиджем сдержанного англичанина, как-то очень по-варварски захлопал себя ладонями по груди. — Куплю первым делом десять… нет, двадцать пожарных машин в свою часть. Откуда начинал. Вот капитан Облтон будет доволен… А потом… — Он вдруг запнулся, умолк и посмотрел на Доктороу. — Сэр… пожалуйста, примите хотя бы верфь. Ну ту, в Ливерпуле. Помните, как мы пускали кораблики в парковом пруду? Мой назывался «Шотландия», а ваш носил имя «Кромвель»…

Голос молодого лорда вновь задрожал.

— Благодарю вас, сэр Генри, и не сердитесь на меня за отказ. Эту верфь сэр Эндрю завещал вам, рассчитывая, что вы сумеете воздержаться от поспешных решений, — слегка поклонился Доктороу. — К тому же великодушный лорд отнюдь не забыл меня в завещании. По моему скромному разумению, он был даже слишком великодушен…

— О, я нисколько не хотел вас обидеть, — расстроился Генри Макгирс. — Я совсем одичал в этой России. Пью неразбавленную водку, встречаюсь с падшими женщинами, а читаю исключительно служебные материалы…

— Не смейте говорить так о России! — Голос Робина Доктороу снова стал резким. — Не валите с больной головы на здоровую! Вы уже второй раз порываетесь облить грязью великий народ! В любой стране и при любом режиме можно остаться человеком, и за сутки в России я вполне в этом убедился. Если вы считаете, что одичали, это не кто-то вас «одичал», вы сами это над собой сотворили!

Некоторое время оба молчали. Молодой Макгирс покаянно смотрел в землю, а Доктороу, глядя на него, гадал, не размышляет ли баронский наследник о славянском наследии самого Доктороу и не видит ли в нём причину, могущую вызвать такую горячность.

Однако когда Макгирс поднял голову, то заговорил совсем о другом:

— Посоветуйте, сэр… Может быть, профессор О'Нил примет от меня ливерпульскую верфь? Чтобы иметь постоянный доход и возможность сосредоточиться только на математике?..

— Сэр Генри, выбросьте эту мысль из головы. Вы поняли? Профессор О'Нил неплохо живёт и без вашей судостроительной верфи, — твёрдо ответил Робин Доктороу. Он уже видел, что Генри так и остался в душе ребёнком, а значит, с ним ещё предстояло возиться и возиться. — Кстати, мальчик мой, мы сюда приехали не только из-за вас, у нас имеются в России и другие дела. Мы должны увидеть русского профессора Наливайко и кое-что передать ему в приватном порядке. Кстати, его уважаемая супруга очень уверенно управляется с внедорожником…

Если он думал, что молодой лорд ахнет и побежит приносить леди Наливайко дополнительные извинения, его ждало разочарование.

— Так вот оно что. — Ребёнок, радовавшийся пожарной машине, вдруг испарился, глаза Генри Макгирса стали пронзительными и злыми. — И, бьюсь об заклад, путь ваш лежит в локальный город Пещёрку!

Вот тебе и впечатлительный меланхолик! Перед Доктороу стоял человек, привыкший мыслить логически. И логика его была безжалостна и опасна.

— Ну да, сэр Генри, мы едем в Пе… счъёрку, — удивился эсквайр и как-то по-новому посмотрел на собеседника. — А как вам удалось…

— Очень просто, — перебил новоиспечённый барон. — Некий профессор Наливайко проходит у нас в оперативных материалах. Фамилия не самая экзотическая, но и не Иванов, не Сидоров, не Кузнецов[71]. Как по-вашему, много ли известных учёных по фамилии Наливайко кормит комаров в здешних болотах?

— Господи, сэр Генри, да чем вы там занимаетесь, в этой вашей секретной службе? — всплеснул руками Доктороу. — Профессор Наливайко, этот русский Резерфорд, у них в оперативных материалах проходит! Простите, мальчик мой, но это воняет…

На душе у него сделалось гадостно — что же это творится-то, Господи? Лорд, сын барона, стопроцентный англичанин… и какие-то там оперативные материалы. А ведь до чего славный был мальчик! Мог бы заниматься конным поло, как принц Чарльз, или за птицами наблюдать, как шведский король…

— Увы, сэр Робин, вы совершенно правы, воняет. Всё это чистой воды дерьмо. — Генри Макгирс вздохнул и, как бы вспомнив о чём-то, посмотрел на часы. — Однако время не ждёт… Давайте отложим разговор до Пещёрки. Я помогу вам разместиться в гостинице, там и поговорим.

Пока Доктороу силился сообразить, почему для размещения в гостинице необходима помощь майора секретной службы, сэр Генри кивнул ему и ушёл к своему «Форду».

Словно приветствуя его, в машине чуть опустилось одно из тонированных стёкол, и в щель поплыла струйка сигарного дыма. Пассажира нельзя было разглядеть. Лишь тёмную кожу пальцев и яркий маникюр на ногтях.


— Расторопный майор, такую мать!.. — сдержанно возмущалась Мамба десятью минутами ранее. Запылённое стекло не только лишало красок весь мир, но и чудесным образом отнимало вкус у сигары. — Посадил в таратайку, все кишки вытряс, в какие-то дебри завёз… Чуть аварию не устроил… А теперь ещё лясы точит с этим белым хмырём!

Ругнувшись, она стала было отклеиваться от сиденья, думая если не призвать майора к исполнению долга, так хоть ноги размять… и внезапно замерла, а потом со всей силы вжалась в спинку кресла:

— Holy shit!

Там, снаружи, из белого автомобиля модели шестидесятых годов выходил мужчина. Рослый, гибкий и крепкий, похожий на арабского полководца, готового дать отпор крестоносцам. В общем-то ничего уж такого особенного… но лишь на взгляд обычного человека. Мамба, которая обычным человеком ни в коем случае не была, видела правду. Мужчина, без сомнения, был Посвящённым. Причём Посвящённым из Старшей колоды. Достоинство его определить было нельзя, только то, что оно было очень высоким. Может, и вообще, что называется, выше крыши. Даже если крыша принадлежит Эмпайрстейт-билдингу.

«Вот это да! Козырный, — вздрогнув, оценила Мамба. Помрачнела, задумалась, искоса глянула на Абрама. — И что ему в здешних лесах?»

Абрам не ответил. Он спал.

Загрузка...