Оракул с Уолл-стрит 4

Глава 15 Журналистка

Первый утренний снег укрывал Нью-Йорк тонким белым покрывалом, искрился в лучах зимнего солнца.

Декабрь вступил в свои права, принеся с собой не только холод, но и предрождественское оживление. Город преображался: витрины магазинов расцветали праздничными декорациями, на углах появились уличные торговцы елками, а люди торопились по своим делам, укутавшись в пальто и шарфы.

Я сидел в новом кабинете в здании «Стерлинг, Харрисон и Партнеры», раскладывая утреннюю почту, когда телефон зазвонил.

— Мистер Стерлинг, — сообщила секретарша, — на линии мистер Говард Милнер-младший из Акрона.

Я выпрямился в кресле. Это чертовски важный звонок.

— Соедините.

В трубке послышался молодой голос, в котором теперь отчетливо проступали командные нотки, наследник быстро осваивался с новым статусом.

— Мистер Стерлинг, доброе утро. Надеюсь, я не отвлекаю вас от важных дел?

— Отнюдь, мистер Милнер, — ответил я. — Для вас у меня всегда найдется время.

Со дня смерти Говарда Милнера-старшего прошло уже несколько месяцев, но тень этого события по-прежнему ощущалась в разговорах с его сыном. Я знал, что молодой Милнер оказался в непростой ситуации. Наследник огромной империи, вынужденный доказывать совету директоров свою компетентность.

— Я долго размышлял над нашим последним разговором, — произнес Милнер-младший, — о возможном продолжении сотрудничества, начатого моим отцом.

— И к каким выводам пришли? — поинтересовался я, хотя уже знал ответ.

Тщательно разработанный план начал приносить плоды. После смерти Милнера-старшего я позаботился о том, чтобы трое ключевых членов совета директоров его компании получили весьма прибыльные инвестиционные рекомендации через подставных брокеров.

Разумеется, никто не связал эти удачные сделки со мной напрямую, но благодарность и определенная симпатия к независимому финансисту из Нью-Йорка теперь жили в их сердцах. А их влияние на молодого наследника было значительным.

— Совет директоров считает, что в нынешней экономической ситуации нам необходима независимая экспертиза. Особенно учитывая ваши уникальные прогностические способности.

Я улыбнулся. Вот оно.

— Рад слышать, мистер Милнер. Я всегда говорил вашему отцу, что диверсификация активов и подготовка к возможной волатильности рынка — разумная стратегия независимо от текущего оптимизма.

— Именно, — в его голосе звучало искреннее уважение. — Ваш «План штормового предупреждения» произвел впечатление на финансовый комитет. Мы бы хотели возобновить сотрудничество, но уже на новом уровне. С вашей собственной фирмой.

Это победа. Скромная, но важная, не только для бизнеса, но и для моего расследования. Milner Rubber Works обладала обширными связями в промышленных кругах, а молодой Говард унаследовал от отца не только компанию, но и членство в нескольких влиятельных ассоциациях, включая таинственную Continental Rubber Association.

— Я польщен, — ответил я. — И готов обсудить детали в ближайшее время.

— Превосходно! Как насчет встречи после Рождества? Скажем, двадцать восьмого декабря? Я буду в Нью-Йорке для участия в ежегодной промышленной конференции.

— Отмечу в календаре, — я сделал пометку в блокноте. — Возможно, мне стоит подготовить предварительные рекомендации…

— Да, это было бы кстати, — согласился Милнер. — Кстати, вы упоминали некоторые европейские инвестиционные возможности в прошлый раз. Любопытно, не связаны ли они с Continental Group?

Мое внимание обострилось. Он намеренно упомянул это название.

— Возможно, — осторожно ответил я. — У этой организации весьма разветвленная структура.

— Понимаю, — произнес Милнер, и в его голосе проскользнула нотка удовлетворения. — Что ж, мы обсудим это при встрече. Всего доброго, мистер Стерлинг.

Повесив трубку, я откинулся в кресле, анализируя разговор. Молодой Милнер явно знал больше, чем показывал. Возможно, унаследовал от отца не только компанию, но и некоторые подозрения относительно Continental Trust. Или, что хуже, уже оказался под их влиянием.

В любом случае, возобновление сотрудничества с Milner Rubber Works открывало новые возможности для расследования. Теперь, когда моя собственная фирма набирала вес в финансовых кругах, доступ к информации значительно расширился.

Я просматривал отчеты о последних операциях наших инвестиционных трастов, когда в дверь постучали. Вошел О’Мэлли с телеграммой в руках.

— Только что доставили, босс, — произнес он, протягивая желтый конверт. — Похоже, срочное.

Я вскрыл телеграмму, пробежал глазами короткий текст. От Элизабет Кларк: «Вернулась. Нам нужно поговорить. Кафе Венеция. Завтра. Полдень».

Сердце забилось быстрее. Элизабет вернулась из Европы раньше, чем я ожидал. И судя по тону телеграммы, она явно не в восторге.

— Плохие новости? — поинтересовался О’Мэлли, заметив мое выражение лица.

— Скорее, неожиданные, — я сложил телеграмму и убрал во внутренний карман. — Мисс Кларк вернулась из Европы.

О’Мэлли понимающе кивнул.

— «Когда правда и ложь встречаются за чаем, сладость быстро превращается в горечь,» — процитировал он.

— Очередной ирландский поэт? Что-то я не припомню, кто это.

— Моя бабушка, — усмехнулся ирландец. — Она была весьма прозорливая женщина.

Я вздохнул, предчувствуя непростой разговор.

— Что ж, завтра выясним, насколько горьким будет этот чай.

Кафе «Венеция» располагалось на углу Макдугал и Хьюстон-стрит. Небольшое заведение с тяжелыми бархатными портьерами и мягким освещением от латунных ламп.

Это место Элизабет выбрала не случайно. Достаточно многолюдное, чтобы обеспечить анонимность, но с укромными нишами для приватных разговоров.

Я пришел на десять минут раньше, выбрал столик в углу, заказал кофе. Наблюдал за прохожими через запотевшее окно: женщины в меховых шубках, мужчины с рождественскими покупками, дети, прильнувшие к витринам магазинов игрушек. Обычная жизнь. Нормальные люди.

Она появилась точно в полдень, стремительная, как порыв ветра. Европейская поездка добавила ей уверенности в движениях, но и усталости тоже.

Элизабет сняла перчатки, шляпку, расстегнула пальто. Ни приветствия, ни улыбки.

— Ты предал меня, — вместо «здравствуй» произнесла она, опускаясь на стул напротив. — Отправил гоняться за призраками через океан, пока сам вел дела с Continental Trust.

— Так ты знаешь, — я не стал отрицать очевидное.

— Конечно, знаю, — она жестом подозвала официанта, заказала чай. — Думал, я просто прокачусь по Европе, как праздная туристка? Я журналист, Уильям. Я собираю информацию. И я узнала много чего интересного.

— Элизабет…

— Не смей говорить, что делал это ради моей безопасности, — ее голос, несмотря на тихий тон, звенел от сдерживаемой ярости. — Я видела документы о сделках. О встречах. Слышала о тебе и Александре Шварце в «Уолдорф-Астории».

Я обвел взглядом кафе, убеждаясь, что нас никто не подслушивает.

— Здесь не место для такого разговора.

— Согласна, — она отпила глоток чая, морщась от его крепости. — Поэтому продолжим вечером. Я предлагаю у меня дома. Там нас точно никто не услышит. После этого разговора решу, стоит ли вообще иметь с тобой дело.

Я кивнул, наблюдая, как снежинки тают в ее волосах.

— Хорошо. Я приду. И объясню все.

— Надеюсь, у тебя заготовлено что-то невероятно убедительное, — в ее взгляде мелькнул огонек. — Потому что я очень, очень зла на тебя.

Встреча прошла именно так, как я предполагал. Холодно. Сдержанно. С тщательно скрываемой яростью в ее глазах. Предложение продолжить разговор прозвучало как ультиматум.

Вечером, после работы, я приехал к дому Элизабет. Вздохнув, поднялся по ступенькам и нажал кнопку звонка.

Дверь распахнулась почти мгновенно, словно она стояла за ней в ожидании. Сейчас Элизабет выглядела иначе, чем пару часов назад.

Ее каштановые волосы, обычно уложенные в модный боб, теперь чуть длиннее. Лицо с точеными чертами побледнело, под глазами залегли тени усталости. Однако тот же внутренний огонь по-прежнему горел в ее глазах.

— Входи, — произнесла она сухо, отступая в сторону.

Я переступил порог, и волна воспоминаний накрыла меня. Наша последняя встреча в этой квартире, страстные объятия, шепот в темноте… Но сейчас атмосфера кардинально изменилась.

Ее рабочий кабинет превратился в настоящий штаб расследования. Стены обклеены вырезками из газет, фотографиями, заметками.

Нитями разных цветов соединены точки на карте Европы, свидетельство ее недавнего путешествия. Письменный стол завален блокнотами, папками и телеграммами.

— Впечатляюще, — отметил я, пытаясь разрядить напряжение.

— Да, очень впечатляюще, — голос Элизабет прозвучал холодно, с нотками сарказма. — Особенно учитывая, что я провела два месяца, преследуя призраков. Гоняясь за ложными следами. По дорожке из хлебных крошек, которую ты для меня так аккуратно рассыпал.

Я не ответил. Просто смотрел на нее, позволяя высказаться.

— Говори, ты отправил меня в Европу, чтобы вывести из-под удара Continental Trust? — ее голос стал жестче. — Или чтобы я не мешала твоим финансовым махинациям?

— Элизабет…

— Я уже предупредила, только не смей говорить, что делал это ради моей безопасности! — она резко повернулась к столу, схватила папку и швырнула ее в мою сторону. Листы разлетелись по полу. — Я видела отчеты о твоих новых инвестиционных фондах. О многочисленных новых сделках с богатейших людьми страны. О встречах с Continental Trust. Ты даже снюхался с Роквудом. Ты заключил сделку с дьяволом, Уильям!

Я отошел к окну и посмотрел наружу, проверяя, нет ли за мной слежки.

— Я доверяла тебе! — ее голос за спиной задрожал. — Считала, что мы на одной стороне против этих монстров! А потом я возвращаюсь и узнаю, что ты, просто еще один финансовый спекулянт, готовый продать собственную мать за доллар!

Я повернулся и медленно наклонился, поднимая рассыпавшиеся бумаги.

— Ты предал память своего отца ради денег! — эти слова обожгли сильнее всего.

Я выпрямился, встречая ее гневный взгляд.

— Элизабет, послушай. Иногда нужно отступить, чтобы победить в войне, — произнес я тихо.

— Избавь меня от твоих стратегических метафор, — фыркнула она. — Я видела документы. Видела доказательства. Ты ведешь дела с Continental Trust, той самой организацией, которая, как мы подозреваем, убила твоего отца!

— Элементарный тактический прием, — возразил я. — Чтобы победить врага, нужно подобраться к нему ближе.

— И для этого обязательно было лгать мне? — Элизабет смотрела прямо в глаза. — Отправить в бесплодное путешествие через океан? Скормить фальшивые документы?

Я вздохнул.

— Да, потому что ты бы не отступила. Ты бы продолжала копать, несмотря на опасность, — я положил собранные бумаги на стол. — После смерти Риверса и Милнера стало очевидно, что они не остановятся ни перед чем. А ты бы тоже не остановилась. Помнишь нашу последнюю встречу? Перед твоим отъездом в Европу? Ты сказала, что хочешь опубликовать первую часть расследования, как только вернешься.

Элизабет скрестила руки на груди.

— И что?

— И ты была бы мертва через неделю, — ответил я жестко. — Как Риверс. Как Милнер. Как мой отец.

— Так вместо того, чтобы поддержать правду, ты решил переметнуться на сторону убийц?

— Я не переметнулся, — терпеливо объяснил я. — Я изменил тактику. Ты же знаешь, что Continental Trust слишком могущественны для прямого столкновения. Они контролируют банки, суды, полицию. Единственный способ победить их — сначала стать частью системы, накопить достаточно ресурсов и влияния.

— Ресурсов? — Элизабет горько усмехнулась. — Ты говоришь о деньгах, которые делаешь через инвестиционные трасты? Через спекуляции с использованием инсайдерской информации? Это не борьба, Уильям. Это обогащение.

Я почувствовал, как закипаю от несправедливости обвинений.

— Ты думаешь, я делаю это для себя? Думаешь, мне нужны яхты и особняки? Я строю финансовую крепость, Элизабет! Инструмент, который поможет нам противостоять им!

— Я больше не знаю, что думать, — ее голос упал до шепота. — Я не узнаю тебя, Уильям.

Я сделал шаг к ней, но она отступила.

— Это работа под прикрытием, понимаешь? — пытался объяснить я. — Как когда журналист внедряется в банду, чтобы раскрыть ее изнутри. Иногда приходится пачкать руки, чтобы добраться до правды.

Элизабет смотрела на меня с недоверием.

— Каждый день, — продолжил я, — каждую минуту я помню, как они убили моего отца. Как заставили умолкнуть Риверса. Как отравили Милнера прямо на моих глазах. Думаешь, я могу это забыть? Простить?

Молчание повисло между нами. За окном мягко падал декабрьский снег.

— Мне нужен воздух, — произнесла она наконец. — Давай прогуляемся.

Набережная Гудзона лежала перед нами, безлюдная в этот холодный вечер. Река блестела в свете фонарей, темная и тяжелая. Мы шли молча, сохраняя дистанцию друг от друга.

— Хорошо, — произнесла Элизабет, нарушая тишину. — Допустим, ты действительно внедряешься в их круг. Какова твоя конечная цель?

Я огляделся по сторонам, убеждаясь, что поблизости никого нет.

— Continental Trust готовится к чему-то большому, — сказал я тихо. — Ты же не забыла про операцию «Анакондо»? Из того, что мне удалось узнать, они планируют манипуляцию рынком беспрецедентного масштаба. Они каким-то образом узнали об этом раньше других и разработали план, как извлечь выгоду из кризиса.

— И ты решил их опередить?

— Я решил использовать ту же тактику против них, — я остановился и повернулся к ней. — Элизабет, то, что я делаю, может показаться неэтичным. Но когда они рухнут, а они рухнут, мы получим не только доказательства их преступлений, но и ресурсы, чтобы привлечь их к ответственности.

Она смотрела на темную воду Гудзона.

— Почему я должна верить тебе теперь? После твоего обмана?

— Потому что я клянусь, Элизабет, но я не предавал память отца. Никогда не переходил на сторону Continental Trust.

Она перевела взгляд на меня. В ее глазах читалась смесь недоверия и надежды.

— Еще раз говорю, я не сдался, просто изменил тактику, — продолжил я. — Чтобы победить их, мне нужно стать сильнее. Влиятельнее. И, да, богаче.

Элизабет долго молчала.

— Ты должен был мне доверять, — произнесла она наконец. — Должен был рассказать правду.

— Ты права, — я кивнул. — Я сделал ошибку. Но мои намерения остались прежними.

Снег усиливался, оседая белой пудрой на ее волосах. Она выглядела хрупкой и сильной одновременно.

— Холодает, — заметила она. — Вернемся?

Квартира Элизабет встретила нас теплом. Она бросила папку на стол, сняла пальто и направилась к кухне.

— Чай? — спросила она нейтральным тоном.

— С удовольствием.

Пока она возилась с чайником, я рассматривал стену с материалами ее расследования. Одна фотография привлекла мое внимание. Групповой снимок совета директоров Continental Trust, датированный 1925 годом.

— Ты нашла это в Европе? — спросил я, когда Элизабет вернулась с двумя чашками.

— В архиве финансовой газеты в Лондоне, — она поставила чай на стол. — Единственная стоящая находка за все путешествие.

— Ты съездила не зря, — возразил я. — Важен каждый кусочек головоломки.

Элизабет села на диван, обхватив ладонями чашку, словно согреваясь ее теплом.

— Знаешь, что меня убедило в твоем обмане? — спросила она вдруг. — Не отсутствие европейских связей Continental Trust. Не тупиковые следы. А то, что все документы, которые ты мне дал, были слишком идеальными. Слишком гладкими. В реальном расследовании так не бывает.

Я опустил глаза.

— Прости.

Она долго смотрела на меня, словно пыталась разглядеть истину в моем лице.

— Если ты хоть раз еще солжешь мне…

— Никогда больше, — заверил я ее. — Мы в этом вместе. До конца.

Ее взгляд смягчился.

— Расскажи мне все, — попросила она. — Настоящий план. Всю стратегию.

И я рассказал. О встречах с представителями Continental Trust, о перемирии, которое я заключил, чтобы выиграть время. О тщательном сборе информации изнутри. О создании сети инвестиционных трастов, которые не только приносили деньги, но и позволяли отслеживать финансовые потоки противника.

По мере моего рассказа напряжение в ее позе постепенно таяло. Она задавала точные, профессиональные вопросы. Делала пометки в блокноте.

— Это опасно, Уильям, — сказала она, когда я закончил. — Ты играешь с огнем.

— Знаю. Но другого пути нет.

Она отложила блокнот.

— И что теперь? Теперь, когда я знаю правду?

— Теперь мы работаем вместе. По-настоящему, — я придвинулся ближе. — Твои журналистские навыки, мой доступ к инсайдерской информации. Вместе мы сможем не только раскрыть их заговор, но и сорвать его. Но только ты не должна действовать одна, без согласования со мной.

Элизабет смотрела на меня долгим, оценивающим взглядом. Затем произнесла:

— Тебе предстоит долго восстанавливать мое доверие.

— Я знаю, — ответил я. — И готов работать над этим.

Приглушенный свет настольной лампы отбрасывал мягкие тени на ее лицо. Снег за окном усилился, создавая иллюзию отрешенности от внешнего мира. Мы были одни в этом маленьком островке тепла и света.

— Я скучал по тебе, — произнес я тихо. — Каждый день, пока ты была в Европе.

Уголок ее губ дрогнул в намеке на улыбку.

— Не думай, что можешь так легко вернуть мое расположение.

— Я не рассчитываю на легкость.

Она вздохнула и поставила чашку на стол.

— Ты невыносим, Уильям Стерлинг. И все же, я тоже скучала.

Я осторожно протянул руку, касаясь ее плеча. Она не отстранилась. Поощренный этим, я скользнул ладонью вверх, к ее щеке. Наши взгляды встретились.

— Я действительно хотел защитить тебя, — прошептал я. — Может быть, выбрал неправильный способ, но…

Элизабет остановила меня, приложив палец к моим губам.

— Достаточно слов. Докажи делом.

В ее глазах сменялись противоречивые эмоции: недоверие, гнев, тоска, желание. Я наклонился и осторожно коснулся ее губ своими. Она ответила, сперва сдержанно, затем с нарастающей страстью.

Ее руки скользнули под мой пиджак, помогая его снять. Мои пальцы запутались в ее волосах.

Прикосновения становились настойчивее, поцелуи глубже. Два месяца разлуки, напряжения, недоверия растворялись в жаре нашей близости.

— Если предашь меня снова… — прошептала она между поцелуями.

— Никогда, — заверил я, увлекая ее в сторону спальни. — Мы партнеры. До конца.

Слабый свет уличных фонарей проникал сквозь занавески, играя на обнаженных плечах Элизабет. В ее глазах все еще читалась настороженность, но уже смешанная с нежностью.

Она выбрала довериться мне, снова. И я поклялся себе оправдать это доверие. По возможности, конечно. Потому что даже сейчас, в самый разгар страстей, я сохранял холодную голову и играл раскаяние.

Ночь разворачивалась медленно, как драгоценный свиток. Каждое прикосновение, каждый шепот, каждый вздох возвращали то, что мы едва не потеряли. Близость, интимность, понимание.

— Мы в этом вместе, — повторил я, обнимая Элизабет в темноте. — Что бы ни случилось дальше.

Она прижалась теснее, положив голову мне на грудь.

— Вместе, — согласилась она. — Но больше никаких секретов. Никаких попыток отстранить меня, защитить, контролировать. Я не фарфоровая кукла, Уильям.

— Знаю. Ты самая сильная женщина, которую я встречал.

За окном продолжал падать снег, укрывая Нью-Йорк белым одеялом. Рождественские огни мерцали вдалеке. Я закрыл глаза, не желая, чтобы Элизабет прочитала то, что у меня на уме на самом деле.