Опомнись, Филомена!

Глава 3 Чертова кукла и Совет десяти

Дож Аквадораты взошел на «Бучинторо», пришвартованную точно меж двух колонн пьяцетты, примыкающей к площади Льва. Парчовые одежды поскрипывали под тяжестью нашитого на них золота.

На открывающейся глади канала Санта-Леоне уже дрейфовали гондолы зрителей, ожидая, пока галера его серенити отчалит. Процессия обещала получиться больше, чем в прошлом году. По городу поползли слухи, что в водах лагуны моряки заметили кракена и что дож Муэрто, когда ему об этом доложили, велел установить на своем судне гарпунную пушку. Вот прямо бросил в секретаря десертной ложкой и велел. Обряд обручения с морем проходил в Аквадорате ежегодно, кракена здесь не видели никогда, в ложечку верили.

«Бучинторо» отошла от причала, гребцы синхронно взмахнули веслами.

– Артуро.

– Да, ваша безмятежность?

– Ты отправил приказ батарее? – Дож едва шевелил губами, и помощнику приходилось прислушиваться. – Там хорошие артиллеристы?

– Они разнесут плот со второго залпа.

– Рыбаки патрулируют воды?

– Да, да, да. – Артуро Копальди поправил маску. – Как только с лодок увидят этот треклятый плот, капитан Гаруди подаст сигнал, и пушки…

– Мне это не нравится.

Помощник воровато оглянулся и быстро проговорил:

– Чезаре, расслабься. Кракена выпустят, как только мы выйдем из Санта-Леоне, и погонят тебе навстречу. Ты получишь свое хорошее предзнаменование.

– Нужно было тайно прочесать лагуну и найти плот.

– У нас не было времени! И где бы я взял столько людей? Все они заняты твоим осьминогом!

– Вы, синьор Копальди, проявляете наглость, не присущую обычно покойникам.

– Простите, тишайший Муэрто. Надеюсь, ядро разнесет на кусочки вампирского гомункула.

– Надежда! А если нет? Если чертова кукла останется неповрежденной, если…

– Публика отвлечется на ваше, ваша серенити, сражение с кракеном.

Беседа, ведущаяся вполголоса, волшебно контрастировала с жестами, которыми сопровождалась. Дож безостановочно вздымал руки в приветствиях и улыбался, хотя из-за тяжести расшитых рукавов давалось это непросто.

– Отметь, где ты там отмечаешь, чтоб на этой неделе по городу распространился слух, что дож Муэрто собирается найти себе супругу.

Артуро прикоснулся к виску, показывая, что запомнил.

– Девица уже выбрана?

– Нет, мы объявим о намерениях и подождем лучшего предложения. Представь, дружище, вчера, перед тем как я отправился в логово гаденыша Мадичи, в мои объятия приземлилась синьорина Раффаэле, ну ты должен помнить, остров Помо-Комо и разозленный родитель, не желающий отдавать дочурку за простого капитана.

– Паола?

– Ну да, – несколько неуверенно подтвердил дож. – Как только до их дыры дошли новости о новом правителе Аквадораты, синьор губернатор засобирался в столицу, чтоб определить наследницу в школу благородных девиц.

Артуро понимающе хмыкнул:

– Она заметила тебя в гондоле?

– Да, эта треклятая школа стоит по соседству с палаццо Мадичи, и благонравная Паола сразу же полезла на крышу, чтоб за мной проследить. Помнишь, она лазит, как кошка?

– Ловкая синьорина.

– Ну вот, я только успел причалить и натереться тем самым волшебным экстрактом, уничтожающим запахи, что ты купил у алхимиков со Свинцового моста, как ловкая синьорина Раффаэле вышла ко мне поздороваться.

– Алхимики предупреждали, что снадобье действует три четверти часа.

– И треть этого времени я потратил на объяснения! – Дож бросил взгляд в сторону моря и громко скомандовал: – Легче грести, мы опережаем график.

Движение замедлилось, дож продолжил уже тихо:

– И, если бы не это, вполне вероятно, успел бы услышать, куда именно гаденыш Мадичи отправит свой подарочек.

– Вампир тебя не учуял, значит, снадобье работает. Я закажу еще.

– Можешь не торопиться, Лукрецио скоро сам выйдет из тени.

– Покойный Дендуло говорил, что Мадичи не показываются на поверхности более полувека.

– Выйдет, – протянул Муэрто, – попомни мое слово. И нам придется пригласить эту развалину в какой-нибудь городской совет по какому-нибудь аристократическому древнему праву. Кстати, собери законников, мне нужно обсудить введение нового мусорного налога, каналы уже превратились в помойку.

«Бучинторо» величественно выходила в лагуну из устья канала. Артуро заметил на горизонте лиловую вспышку.

– Кракена выпустили. – Полыхнул красный сигнальный огонь и сразу же раздался выстрел пушки. – Плот также обнаружен.

– Заткнись, – велел дож, – и почтительно оботри мне лицо чем-нибудь не парчовым и не золотым, я вспотел, как девка под клиентом.

Артуро промокнул лоб Муэрто носовым платком.

– Мы почти вышли на позицию, дело за малым.

– Что за… – Чезаре отвел руку помощника и самостоятельно протер глаза. – Ты это видишь?

По мелководью, высоко поднимая ноги, бежала… кукла. Синьор Копальди покупал похожих своим многочисленным племянницам, в точно таких же коротеньких платьицах с пышными юбками и с торчащими во все стороны волосами. Только, разумеется, подарки были гораздо меньше размером.

– Со второго выстрела? – Если бы взгляды убивали, Артуро был бы уже мертв. – Ты приставил к батарее кротов?

Синьор Копальди попытался сказать что-то в оправдание, но светлые глаза уже вернулись к морю.

– Галера там не пройдет. Обогнем с севера? Навались!

«Бучинторо» устремилась к отмели.

– Что она делает? – спросил помощник.

– Лишает меня добычи! Дьявол вас раздери! Правая греби, левая табань! – Галера повернулась, избегая отмели. – Чертова кукла! Суши весла, парни, будем наслаждаться зрелищем.

«Бучинторо» легла в дрейф, покачиваясь на волнах. Сопровождающая ее процессия запрудила лагуну, зрелища хотели все.

Артуро взглянул в лицо Чезаре, тот вслух размышлял:

– Итак, что видит перед собой почтенный горожанин? Морское чудовище, с которым не справились ни пушки, ни лодочная флотилия. Кстати, Артуро, выясни, нет ли погибших на той лодке, в которую попали твои слепоглазые артиллеристы. Если да, пенсию семьям я выплачу из твоего жалованья.

– Как прикажете, ваша серенити.

Дож махнул рукой: не отвлекай.

– Значит, никто не смог, а полуголая девица смогла. Вполне эпично, про это поэмы слагать будут. Кстати, закажи кому-нибудь из модных поэтов. И балладу тоже, и скабрезную песенку, чтоб приятно было распевать ее по кабакам.

Артуро молча кивал.

– Девицу послало нам море. Кстати, послало в такой короткой юбке, чтоб ни у одного почтенного горожанина не возникло сомнений, что ноги у девицы есть. Тут сочинителям куплетов будет где развернуться.

Синьор Копальди вежливо напомнил его безмятежности, что существует народная сказка о русалке, которая обменяла свой голос на возможность ходить по суше. На что удостоился обещания оплатить часть пенсий из городской казны.

– Идеально, если кракен сейчас пожрет спасительницу Аквадораты, – мечтательно вздохнул тишайший Муэрто. – Тогда мы скажем, что девица была немая, и закажем торжественную оду.

Но чудище жрать не спешило, оно взвилось к небесам, пролетело более полумили по плавной дуге и скрылось в волнах.

Дож вздохнул для разнообразия скорбно:

– Эх, а какой отбор невест можно было бы устроить на нашей площади Льва, сколько денег натрясти с заинтересованных родителей…

И прокричал:

– Как зовут тебя, прекрасная русалка?

Девушка промолчала.

– Парни, доставьте это чудо на «Бучинторо» с максимально возможной торжественностью.

Это выражение лица Чезаре Артуро Копальди знал прекрасно, оно озаряло лик синьора Муэрто, когда тот затевал большую авантюру.

Гвардейцы попрыгали в воду, чтоб исполнить приказ.

– Ваша серенити, – пробормотал помощник, – обряд обручения с морем не завершен.

– Что? – Горящий взор дожа отвлекся от приближающегося плотика. – Ах да, дай кольцо.

И, прокричав ритуальную фразу, Чезаре швырнул перстень.

Девушка – или кукла – оказалась потрясающе красивой. Светло-рыжие волосы волнистой копной спускались до пояса, кожа поражала гладкой чистотой, а глаза – цветом. Это был аквамарин. Обнаженные ножки были стройны, грудь, видневшаяся в вырезе платья, округла и пышна. На правом ушке «русалки» Артуро заметил украшение в виде крошечной голубой саламандры, а еще заметил странный цвет ее губ, их будто смазали помадой, забыв поправить рисунок кисточкой.

Тишайший Муэрто развил бурную деятельность. Он хотел немедленно жениться, чтоб хоть так отобрать у красотки свою победу. Он спорил с кардиналом, отдавал приказы, расточал улыбки.

Когда девушка написала свое имя – Филомена Саламандер-Арденте, – у синьора Копальди отлегло от сердца. Значит, она не творение кукольника, не гомункул, а женщина из плоти и крови. Хотя Чезаре говорил, что Мадичи отправит к нему убийцу. Может, экселленсе поработил сознание Филомены, вложив в него приказ? Говорят, дети ночи выродились, говорят, что они не те, что прежде, но Лукрецио – древний вампир, и никто не может знать предела его возможностей.

Новобрачные поцеловались под приветственные крики подданных. Процессия направилась в город, дож с догарессой стояли рука об руку на палубе «Бучинторо» и так же, рука об руку, проследовали во дворец по алой ковровой дорожке, расстеленной от причала. Все происходило размеренно и важно. Филомена, кажется, не отдавала себе отчета в происходящем, смотрела прямо перед собой, высоко держа голову. Она ни разу не улыбнулась, не заплакала и не выразила лицом никаких чувств. Длинные стройные ножки шагали в такт поступи тишайшего супруга.

Толпе она нравилась, пресыщенная зрелищами аквадоратская публика готова была утопить свою новую госпожу в поклонении и обожании. Люди аплодировали, кричали, кто-то бросил ей под ноги горсть монет, и уже через несколько минут дорожка из алой стала золотой.

Такого никогда не бывало. Остаток пути до Бумажных ворот, главного входа во Дворец дожей, новобрачные преодолели по щиколотки в деньгах. Чезаре явно блаженствовал: его первое обручение с морем войдет в историю.

Но, очутившись в личных покоях, дож поручил догарессу служанкам, будто утратив к ней интерес, и заперся с Артуро в кабинете.

Праздник еще не закончился, но продолжение предстояло перекроить и сшить заново. Артуро, не полагаясь на память, только успевал записывать отрывистые приказания.

– Второй трон… Нет, возьмите парный из залы заседаний и установите прямо на лестнице Гигантов. Платье, драгоценности… Пусть камни подберут под цвет глаз… Архивариус… Отряхни со старичка пыль, через час я хочу знать все о Саламандер-Арденте…

Через час дверь кабинета снесло с петель и в коридоре закричали, что донна Филомена, кажется, умерла.

Как я не умерла, посмотрев на себя в зеркало, останется тайной в веках. Я была ужасна, непристойна, грязна, в конце концов. Ах, еще я была замужем! Но о последнем старалась пока не думать.

Мне требовалась ванна, чистая одежда и мои подруги. Приоритеты я расставила, вообразив выражения лиц Карлы и Мауры, явись я перед ними в кукольном платьице.

Ах, еще мне нужен был развод!

Нашлепка с губ отдираться не желала. Я царапала ее ногтями, пыталась укусить изнутри, но добилась лишь вкуса крови во рту.

Зеркало меня расстроило, поэтому я перешла в другую залу, с драгоценными шпалерами на стенах и резными потолками.

Отец! Я напишу отцу! Он не давал согласия на брак, наши юристы могут оспорить законность… Опомнись, Филомена, ты обвенчалась с Чезаре Муэрто! С дожем! Матушка меня убьет.

Итак, ванна.

Когда супруг представлял мне служанок, те почтительно кланялись, выстроившись полукругом под парной лестницей. Я тогда на девиц едва взглянула. Кажется, их было более десятка, кажется, они были хорошенькими, и на каждой было платье с золотым позументом, нормальной, заметьте, длины.

Чикко возбужденно сбежала по моему плечу на ладонь, повела из стороны в сторону головкой. Что? Камин? Он не горит, и это тебе не нравится?

Я поднесла саламандру к дровам, те вспыхнули, и ящерка блаженно нырнула в языки пламени. Шкурка ее безостановочно мерцала, изменяя цвет. Маджента, волшебство.

Подойдя к лакированному креслу, я села. В доме Саламандер-Арденте служанка была одна, горничная Симонета, вдовая синьора в самом расцвете лет. Она иногда помогала мне одеваться, подавала матушке утренний кофе и прислуживала за столом, если на обед являлось одновременно более трех членов семьи. Как отдать приказ Симонете, я знала.

На низком столике я заметила колокольчик, а в спальне, кажется, было бюро, такое же вычурное, как и прочая мебель.

Вооружившись предметами для письма, я резко встряхнула колокольчик, призывая прислугу. И они явились, две волшебные нимфы в золотистых платьях. Их высокие прически покачивались подобно косым материковым башням, вызывающим смех аквадоратских зодчих.

– Донна догаресса, – протянула левая тоненьким голоском. – Чего изволите?

Окунув перо в чернильницу, я вывела:

«Пожалуйста, ванну и чистое платье».

– Это невозможно, донна догаресса, – голос правой был еще противнее. – Пресная вода – на вес золота, мы берем ее в дворцовом колодце раз в день, и сегодняшние запасы уже исчерпаны.

Две пары глаз смотрели на меня с одинаковым выражением наглой безнаказанности.

«Кувшин для умывания?» – вывела я, чувствуя, как щеки заливает беспомощным румянцем. Мне как будто снова было шестнадцать и я терпела насмешки маркизетты Сальваторе.

– Боюсь, все они заняты.

– Тишайшая донна.

Перо хрустнуло, когда я жирно перечеркивала вторую просьбу. Резко поднявшись, я пошла к двери, сжимая в кулаке лист бумаги.

– Куда? – колыхнулись башни.

– Вам не позволено покидать…

Чикко прохладно охватила мое ухо и выпустила в сторону служанок струю пламени. Девицы завизжали, я покинула комнату. Путтаны! На них были одинаковые кольца, золотые печатки с изображением мертвой головы. Тишайший супруг отдал меня на потеху и поругание личному гарему? Стронцо Чезаре!

– Задержите ее! – прокричали из-за спины, и в коридоре стало многолюдно.

Мягкие, рыхлые, грудастые женщины пытались заступить мне путь, ухватить за волосы, поставить подножку. Действовали они молча, видимо, опасаясь шума, чем напомнили мне деревянных болванчиков маэстро Дуриарти. Я лягалась, била наотмашь, расталкивала горничных. Чикко пыхтела, накапливая жар. Довольно скоро до меня дошло, что соперницы опасаются мне навредить, и я удвоила усилия.

Дверь, за которой скрылись его серенити с помощником, я помнила прекрасно, и до нее оставалось с десяток шагов, когда спина моя ощутила мощный тычок.

Упав на четвереньки, я стукнулась об пол коленями. В голове гудело. Что происходит? Я попыталась встать, но лишь растянулась во весь рост.

– Ты убила ее, Клаудиа? – спросили громким шепотом.

– Ни звука! Перенесем девицу в спальню… Джина, помоги. Скажем, что донна Филомена прилегла отдохнуть…

– Его безмятежность спросит…

– А мы ответим…

– Мы все повязаны, ни одна не избежит наказания.

Накатили одновременно слабость и тошнота, в глазах потемнело. Кракен меня раздери, это обезвоживание! Я не пила уже около двадцати часов, соль моря выдавила из меня остатки влаги.

Воспользовавшись тем, что горничные отвлеклись на совещание, и собрав все силы, я поползла к двери.

«Чикко, девочка, ты волшебное создание, ты вполне можешь уловить мысленную эманацию. Мне нужно туда, в кабинет. Очень нужно!»

– Она убегает!

– Держите!

– Ба-бах!

Дверь снесло, будто от мощного взрыва.

– Донна Филомена, кажется, умерла! – быстро сориентировавшись, в полный голос завопили девицы.

– Наша тишайшая донна!

– Наша серениссима!

Чикко пыхтела, накапливая новую порцию огня. Я подняла голову, упершись взглядом в носки расшитых драгоценностями сапог.

– Что здесь… – начал дож.

Ухватившись за край парчового камзола, я подтянулась и, перебирая руками как ярмарочная обезьянка, поднялась на ноги. На серебряных глазах его безмятежности можно было прямо сейчас чеканить его же профиль, и цветом, и формой они походили на монеты.

За спиной Чезаре я заметила помощника, письменный стол с ворохом бумаг и кувшин.

Вода!

Я взяла супруга за руку, вложила в его ладонь измятую бумагу, которую каким-то чудом не потеряла в драке, и проковыляла к столу. Наверное, наступила какая-нибудь сомнамбулическая тишина. Синьор Артуро, к примеру, выглядел крайне сомнамбулически. К слову, без маски он оказался вполне симпатичным молодым человеком.

Схватив кувшин, я вдруг поняла, что не смогу пить. Рот закрывала проклятая нашлепка! Сосуд был полон, ноздрей касался прохладный аромат чистейшей колодезной воды, а я не могла!

Может, сбежать по лестнице во двор и нырнуть в колодец? Тогда спасительная влага получит шанс проникнуть в меня через другие отверстия? В детстве Флоримон часто простужался, и маменька заставляла его полоскать нос и горло, направляя струю отвара попеременно в обе ноздри.

Я поставила кувшин на стол, наклонила голову, притапливая лицо, и потянула носом. Вода хлынула куда-то не туда, кашлять с закрытым ртом было ужасно больно. Изогнувшись, я прижала левую ноздрю пальцем, потянула левой, и когда немного жидкости оказалось у самой гортани, с усилием глотнула. Да!

– Какой кошмар, – сообщил мне дож, принимая пустой кувшин. – Мне позволено узнать, что еще в твоем организме, любезная супруга, устроено не по-человечески? Есть ты тоже будешь носом? Или…

Видимо, фантазия в этот момент завела Чезаре столь далеко, что словами это не выражалось.

Он поставил кувшин и расправил мое послание:

– Ванна и одежда? Вполне скромные желания. И наши слуги не смогли тебе помочь?

Встревоженные лица горничных маячили в дверном проеме, башня-прическа Клаудии качалась на заднем плане.

– То есть донна догаресса написала вам «Пожалуйста», а вы не смогли?

– Мы не поняли, – пропищала Клаудия.

– Прочь, – вздохнул Чезаре, – вы все уволены. Позовите управляю…

Свет померк, я потеряла сознание.

«Нобиле-колледже-рагацце» погрузилась в сон. Отзвучали упреки, вступили в силу наказания, канал обезлюдел, ночные гуляки удалились в центральную часть города. Часы башни Четырех отбили полночь.

– Филомена попала в историю, – сказала Маура.

Карла, сидящая на подоконнике, ничего не ответила. Панеттоне была права. Нарушительниц, как они и предполагали, заперли в спальне, посулив наутро жестокие кары. Все могло быть еще хуже, но несчастье, случившееся с директрисой, несколько отвлекло срочно вызванных в школу учителей. Сестра Аннунциата упала с лестницы, и ее увезли в городской госпиталь, вправлять вывихнутое плечо.

– Уверяю тебя, – говорила подруге синьорина да Риальто, – монашка сама натерла жиром эту треклятую ступеньку. Я ее за этим застала! Натерла, потом заметила меня и отвлеклась, забыла. Поскользнуться мог кто угодно!

– Капитанша обвинит нас.

– На нас теперь все навесят.

– Но зато никто даже не поинтересовался, где синьорина Саламандер-Арденте.

И здесь Маура произнесла ту самую, оставшуюся без ответа, фразу.

Девушки помолчали.

– Надо что-то делать. – Блондинка села на постели. – Вдруг на Филомену напала Паола?

– Голубка вернулась раньше нас, – возразила Таккола. – Ты же видела, как она хлопотала вокруг директрисы.

– А твой кузен?

– Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой, – вздохнула Карла. – Чезаре для девиц безопасен. То есть я имею в виду, в том, что не касается девичьей чести. Но тут Филомена, я уверена, ему не уступит, прикрывшись любовью к Эдуардо, как щитом. Боюсь, Маура, что в рыжую головку нашей Львицы могла запорхнуть мысль посетить палаццо Мадичи. Эх, не нужно было отпускать ее одну.

Синьорина Маламоко решительно встала.

– Нужно проверить.

– Не позволю! – Синьорина да Риальто вскочила с постели и широко развела руки. – Мы уже один раз разделились. И что? Филомена пропала. Еще и твоей потери, Карла, я не переживу. Пойдем вместе.

– Панеттоне, булочка моя, я пролезу в те щели, в которых ты застрянешь.

– Значит, выбирай щели побольше.

– Если мы попадемся…

– Ах, Карла, нам нечего терять. Мы и так будем виноваты во всем, хоть в потопе, хоть в пожаре.

– Два месяца до выпуска.

– Меня возьмут замуж и без диплома, а ты…

– Останусь старой девой и буду нянчиться с твоими пухлыми детишками?

– Эх, жалко, что у меня только один брат и его я уже пообещала Филомене. Хотя… Тебе нравится Эдуардо?

– Ни в малейшей степени, – заверила Карла и выдвинула из-под своей кровати сундук. – Нам понадобятся маски.

– А как мы выйдем?

– Как те, кому нечего терять, – хихикнула синьорина Маламоко и протянула подруге белую маску Дамы.

Маура с удивлением наблюдала, как из сундука появляется связка отмычек, черный, за ним белый плащи, треугольная шляпа с плюмажем, трость.

– Ты переоденешься мужчиной?

– Можно и так сказать. – Синьорина Маламоко набросила поверх своего обычного черного, с высоким, до подбородка, воротником платья мужской плащ, надела на голову шляпу, а на лицо – напоминавшую кошачью морду Ньягу[1]. – Я готова, булочка, поторопись.

Отмычка в замке провернулась без звука. Обе отмычки, в обоих замках. Девушки вышли через парадный ход.

– У тебя припрятана гондола?

– Маура, ну как, по-твоему, возможно «припрятать» гондолу? – фыркнула Карла, запирая за ними двери.

Она отрывисто свистнула, всматриваясь в темноту канала, и вскоре послышался плеск весла.

– Нас заметят, абсолютно точно заметят. – Белоснежные перья над маской трепал ветерок. – И накажут.

Карла наклонилась к подруге:

– И куда подевалась наша отважная малышка? Если решила идти, иди до конца, – голос ее из-под кошачьей личины звучал хрипло и глухо. А потом синьорина Маламоко продолжила обычным своим тоном: – Некому за нами следить. Директриса в госпитале, прочие учителя остались с ней, капитанша синьора Ванессо храпит в своей спальне, сюда даже слышно. До рассвета, когда у площади Льва начнут собираться зеваки, мы успеем вернуться.

Синьорина да Риальто помолчала.

– Пообещай, что, если Филомена откажется от Эдуардо, ты попробуешь проникнуться к нему чувством.

Девушки уже садились в гондолу, и синьорине Маламоко, качающейся от хохота, грозило падение в воды канала.

У причала палаццо Мадичи гондольер заартачился. Место он считал поганым и ожидать, пока его странные пассажирки закончат свои делишки, не желал. Маура сняла с пояса бархатный кошель.