Оплот и Пустота

Глава 9

После обидного поражения в Тощей войне стратегическое значение Осты значительно возросло. Однако несмотря на вынужденное преображение города в крепость, жители Корсии по-прежнему воспринимали его как место отдыха. В начале лета сюда стремились попасть все утомлённые тяготами севера солдаты, хотя получалось это лишь у немногих.

В том году Игнису повезло. Он смог выпросить у командира небольшой отпуск и не раздумывая махнул на юг.

Огромные буйно цветущие сады, десятки изумрудных озёр, размеренная жизнь, щедрое солнце - знаменитый город превзошёл самые смелые ожидания.

Зайдя на постоялый двор, Игнис приветливо кивнул владельцу и поднялся на второй этаж. Подойдя к последней двери, он решил схитрить и постучал не как обычно, а просто три раза коротко ударил костяшками пальцев по дереву.

- Входи, Игнис, - ответили из комнаты.

С разочарованным вздохом он толкнул дверь и шагнул внутрь. Хитрость не удалась, его всё равно раскусили. Вот каждый раз так.

- Никак не можешь подобрать новый стук, чтобы я не узнала? - спросила Алаи, откладывая шитьё. Чёрные, слегка вьющиеся волосы длинными локонами ниспадали до лопаток. Под светло-голубым платьем упругая грудь едва заметно вздымалась. - Ты же должен был сегодня пойти к командиру мечников?

Игнис хотел многозначительно развести руками, но тотчас опомнился - цветы. Вкладывая букет в руки Алаи, он выпалил:

- Гортензии. Символизируют скромность, искренность, надежду. Многие верят, что они способны отгонять болезни и несчастья. Также говорят, что они символизируют равнодушие и непреклонность, но последним врунам мы верить не будем.

Игнис присел на скрипящий стул, следя за реакцией Алаи и как можно пристальнее всматриваясь в её лазурные глаза. На секунду показалось, что там он увидел собственное отражение.

- Хорошие цветы. Спасибо. На севере ты постоянно мучился, не зная, где их найти... - Алаи аккуратно прикоснулась к краям лепестков. Её прямой, чуть-чуть вздёрнутый на кончике нос втянул аромат цветов, губы расплылись в улыбке, и тут же появились неизменные ямочки на щеках. Она поставила цветы в вазу с водой и повернулась к Игнису.

- Кстати, у меня тоже для тебя есть подарок. Я тебе пошила новую рубаху и штаны. А то вечно даже залатать толком не можешь, - она прошла к шкафчику и достала хлопковую рубаху тёмно-синего цвета. - Вот, примерь. И не надо говорить, что у тебя уже есть. Надевай.

Обречённо вздохнув, Игнис облачился в просторную рубаху с завязками.

- Годится? - спросила Алаи и протянула руку. Нежные пальцы пробежались по рукавам и краям рубахи. От её прикосновений сердце застучало чуточку быстрее, а исходивший от неё запах жасмина казался слегка дурманящим.

- Может тебе лучше пошить одежду некоторым хм... барышням в этом городе, - предложил Игнис с улыбкой.

Лёгкий, звенящий смех Алаи стал ответом на его предложение.

- Это ты о жёнах офицеров в почтенном возрасте?.. Ха-ха... Я тоже поражаюсь их вычурным одеждам. В их-то возрасте, - глаза её блестели от невольно выступивших слёз.

Прекратив смеяться, она плеснула себе воды в чашу и сделала два коротких глотка, постепенно успокаиваясь:

- Сыграй мне на флейте.

- Так я её не брал с собой.

Алаи встала, отчего тёмные волосы рассыпались. На ходу поправляя их, она приблизилась к высокой полочке и вернулась уже с флейтой.

Три года назад наставник по бою на мечах посоветовал Игнису научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Он считал ученика слишком горячим и порывистым, и такая игра была призвана немного сгладить шероховатости характера. Сначала всё казалось полнейшей чепухой, но один сказитель помог ему по-настоящему услышать чарующие звуки флейты. Как обнаружилось в ходе обучения, это действительно успокаивало, помогало собрать воедино мельтешащие в голове мысли. Играть получалось очень посредственно, но на лавры сказителей никто ведь и не претендует.

Игнис взял музыкальный инструмент и поднял глаза на Алаи. Она продолжала стоять рядом, и улыбка её сопровождалась всё теми же ямочками на щеках.

- Не хмурься, а давай играй, - велела она и поудобнее уселась на кровать.

Игнис поднёс флейту к губам и извлёк несколько пробных нот. Вдохнув поглубже, он заиграл "Стены и дали".

Мелодия давно была подслушана им в одном трактире. В словах к ней говорилось о вечерней крепости, о стражнике на башне, что годами всматривается в даль, надеясь увидеть там что-то важное, о его мечтах и тихой тоске по жизни в тепле и без войны.

Алаи практически не моргая смотрела на Игниса, иногда тихо подхватывая отдельные строчки. Слова она знала, но голос свой не считала достаточно хорошим для полноценного пения. Зря, могла бы и попробовать.

- Мы идём гулять? - спросила Алаи, когда Игниса закончил играть.

- Конечно, - воодушевлённо ответил он.

Они вышли на улицу и неспешным шагом отправились в их любимый сад возле ближних озёр.

Широкую улицу заполняли отдыхающие пары, по-южному неторопливые надельники и ремесленники, у дверей некоторых домов грелись на солнышке старики, жёны владельцев многочисленных постоялых дворов поливали клумбы.

Поблизости от казарм стали чаще попадаться солдаты гарнизона, по улице прошагали двое воинов с двуручниками на перевязи. Алаи поймала их заинтересованные взгляды и смущённо отвернулась:

- Ты ведь хочешь стать как они, Стылым?

- Хочу, но повторный ритуал опасен. Я... я не уверен до конца.

- Оплот не может приносить горе. Раз Мастер Мадайн говорит, что ты отмечен Оплотом - значит так оно и есть. Просто верь.

Игнис крепче сжал её ладонь:

- Я подумаю.

- Мне тоже сказали, что во мне есть Оплот. Представляешь? Вода - отличный источник. Может я тоже пройду ритуал и стану воительницей, - с наигранно серьёзным видом Алаи вскинула руку и взмахнула воображаемым мечом.

- Зачем тебе это?

- Ну как же, будет так здорово - огонь и вода.

Оставив позади шум улиц, они вышли к окраине города и погрузились в благоухание сада.

Огромный простор занимали персики и яблони, заросли розовых кустов и знаменитые остинские озёра. Между ветвями носились толстые гудящие пчёлы, отягощённые грузом нектара и пыльцы.

Игнис и Алаи прошли дальше по тропинке, умостились прямо на траве под наклонившейся к воде яблоней и обнялись.

Неожиданно приняв решение, Игнис повернулся к спутнице. Вытянув из кармана подарок, он протянул его Алаи. В лучах полуденного солнца блеснул кулон с синим сапфиром. Камень был искусно выточен в форме капельки, и, казалось, именно этот образ более всего подходит Алаи. Мысленно, а иногда и вслух, он её так и называл, Капелькой.

Алаи улыбнулась и позволила надеть украшение себе на шею.

- Спасибо.

- Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я знаю, твой отец не сильно жалует военных, но... - прочитав ответ в лазурных глазах Алаи, он привлёк её к себе, и губы их встретились. Она с готовностью отозвалась на поцелуй, зарывшись пальцами в его тёмно-русые волосы.

Нежные губы её превратили время в нечто незначительное, подчиняющееся их нуждам. Страсть сжигала Игниса, и сам себе он казался сейчас чистым творением огня. Раз за разом доходя до высшей точки блаженства, он начинал ощущать ещё большее желание, и всё повторялось снова. Стоны срывались с губ Алаи, но кроме того, с ним говорили её волосы, глаза, губы, плечи - всё её тело. Она реагировала на каждое его движение, на каждый порыв, отдавая всю себя и взамен набираясь его тепла, его сил. Запал их длился до тех пор, пока не иссяк окончательно, и солнцу позволили возобновить движение по небу.

Опьянев от обуревающих её чувств, Алаи опустила голову Игнису на колени. Вскоре дыхание её выровнялось, и она задремала.

Неторопливо перебирая её чёрные локоны, Игнис посмотрел на спящую Капельку. Наступило как раз то мгновение, когда молодая женщина всецело погружается в сон, и на лице её появляется выражение, присущее всем прекрасным созданиям, живущим и ещё не рождённым.

Кожа Алаи едва различимо благоухала жасмином и излучала тепло. Частички этого доставались и ему. Возможно, именно они не дают ему превратиться в безликое подобие человека. Подающего большие надежды воина Оплота, но безгранично пустого, с изъяном внутри. Именно в её бездонных глазах он находил отражение всего лучшего, что есть в нём самом. Выходит, как раз этим она и близка ему по-особенному, невыразимо, всемерно.

Впервые у его жизни появился след.

Справа на тропинке зашуршали ветки, и среди белых соцветий яблонь показалась Тинали. Будучи полной противоположностью сестре, она отличалась живостью характера и благодаря броской внешности неизменно приковывала к себе взоры большинства мужчин. Огненно-каштановые волосы дополнялись смеющимися глазами. Полные губы сулили мужскому воображению море наслаждения, а пышная грудь и крепкие бёдра только усиливали первоначальное впечатление. Саму же себя она любила называть Искоркой.

Она приблизилась и опустилась на землю, придержав руками подол юбки:

- Вот вы где. Так и знала, что найду вас здесь. Ты чего прячешься? Тебя командир мечников везде разыскивает.

Крякнув от разочарования, Игнис поднялся.

- Я постараюсь вырваться как можно раньше, - он поцеловал Алаи на прощание и заспешил по тропике назад к городу.

Тинали проводила его долгим взглядом, затем повернулась к Алаи.

- Я смотрю, вы уже не просто целуетесь... А это что? - она протянула руку к кулону-капельке на шее сестры.

Алаи мягко улыбнулась:

- Я стану его женой.

- Да что ты?! Так быстро? И отец тебе разрешил?

- Мне двадцать шесть лет. Я не нуждаюсь в его разрешении.

Внезапный смех Тинали прозвучал как пощёчина:

- Ой, сестрица, как мало ты разбираешься в жизни. Мужчины - неверные создания. Они могут долго рассказывать о любви и преданности, но на уме у них только удовольствия.

- Ты его мало знаешь.

- Я знаю мужчин. Помнишь того сына ростовщика из Рекина? Он тоже обещал на тебе жениться. И отцу он нравился. А что в итоге? Появилась смазливая вертихвостка, и он бросил тебя и умчался за ней.

Алаи потупила взор, щёки её пылали, а пальцы торопливо перебирали края платья.

- Он другой. Он любит меня, а я его. Я устала быть одна. Отцу придётся смириться.

Тинали накрыла рукой ладонь сестры:

- Я желаю тебе только счастья. Люди врут, но Оплот не может врать. Подобное тянется к подобному. Он пылающий огонь. На что ему твоя вялая вода? Я со своим запалом его скорее увлеку, чем ты.

Алаи подняла глаза к цветущей яблоне над головой и тяжело вздохнула. Слова сестры таки зародили в ней сомнение.