Оперативник

Глава 04

Как ни странно, но группа выехала в рейд с опозданием всего в час, хотя Ивану поначалу казалось, что их вообще не отпустят.

Сперва «тревожники» начали суетиться, обыскивать все вокруг, и двое бойцов сунулись было в служебные помещения «Трех поросят».

Джек Хаммер поначалу был вежлив и почти корректен. Первые три минуты. Когда возбужденные парни в бронежилетах, касках и с оружием наперевес попытались проскочить мимо него на кухню, Джек просто стал у них на пути и сказал, что не фиг служивым совать свой нос в частные владения. Служивые с этой точкой зрения не согласились и попытались преграду если не обойти, то отодвинуть.

Преграда возразила. Дважды. Два бойца на несколько секунд потеряли возможность нарушать границы частных владений, а Джек Хаммер, воспользовавшись паузой, обратился к Ивану с настоятельной просьбой вмешаться и объяснить понаехавшим уродам, что он, Джек Хаммер, является стороной пострадавшей, что, блин горелый, это в его бар стреляли и что, любить вашу уважаемую маму в извращенной форме, сюда террористы так и не проникли.

Оружие с бойцов он тщательно обобрал и выбросил в оконный проем. Потом, воспользовавшись временной слабостью «тревожников», вытолкал обоих за порог.

Сразу возникло некоторое напряжение, на улице защелкали затворы, Джек начал что-то кричать — в общем, Ивану пришлось вмешаться. Потом пришлось вмешаться брату Старшему Администратору, потому что Иван, запорошенный пылью, скорее напоминал клоуна или театральное привидение, чем специального агента. А Круль выглядел авторитетно и уверенно. Ну и спорить с представителем Службы Спасения было как-то неудобно. А стрелять в него вот так, с ходу, было неосторожно, по меньшей мере.

Мало ли что, а попасть в ад, имея на себе незаконное убийство предавшегося, никому не хотелось. То есть совершенно.

Переговоры зашли в тупик, но тут прибыл Токарев, быстро вник в ситуацию и расставил все по своим местам.

— Снова ты, — сказал ТэТэ, поглядев на Ивана, и покачал головой. — Ну можешь ты хоть что-нибудь сделать нормально, без шума?

— Могу, — сказал Иван. — Хочешь, напишу рапорт о происшествии?

— Обязательно, — Токарев осмотрел бар и снова покачал головой. — Сколько народу погибло?

— Тут? Тут погиб только один из охранников, — Иван огляделся, нашел целый стул, стряхнул с него пыль и осколки, сел. — Остальные были ранены в момент взрыва. Стеклом.

— Точно, — подтвердил Джек, стоявший рядом. — Ванька зачем-то начал стрелять в галат, но я так понимаю, что подобный идиотизм у вас ненаказуем и приветствуется?

— У них это называется взаимовыручка, — сказал Круль. — Галаты пытались захватить патрульных, опер из Конюшни это заметил и не мог не подписаться за своих. Ему, в принципе, положена награда. Ну уж поощрение в любом случае. Строгая благодарность…

— …С занесением в грудную клетку, — перебил его Иван. — Сам-то зачем полез? У вас как это называется?

— У нас это называется — угробить на совершенно законных основаниях троих верующих. Я бы даже сказал — фанатиков, — Круль очень мило улыбнулся. — Три души в аду. Раунд при помощи господина специального агента закончился со счетом шесть — ноль в пользу ада. Хороший выдался день…

— Шесть — один, — буркнул Иван. — Парень из охраны погиб при исполнении, не успев никого убить и, кроме того, защищая ближнего своего…

— Хорошо, — кивнул Круль. — Шесть — один, согласен. Но ведь все равно — перевес в пять душ.

— И оружие у тебя официально зарегистрировано? — спросил Токарев.

— Всенепременно, — улыбка Круля стала еще шире. — Сам ведь знаешь — для обеспечения безопасности от действий террористических группировок и для взаимодействия с силами правопорядка при задержании и уничтожении демонических сил, покинувших места заключения… Ну и так далее.

Приехала труповозка, тела вывезли, предварительно сфотографировав разгромленный зал. Как бы не рычал Токарев, но все было понятно, все было обычно, и обвинений, кстати, предъявлять было некому. Виновные убиты. Обычно добавляли: «С Божьей помощью», — но тут помощь была не только божественной.

Иван закончил рапорт как раз к приезду «Рейдера» с командой.

— Ну ты даешь! — восхитился Юрасик. — Мы, значит, шмотки грузим, а ты тут развлекаешься по полной программе. Сколько, говоришь, штук?

— А почему я слышу столько радости в голосе? — тут же осведомился Токарев, и восхищение на лице Юрасика сменилось опасливой улыбкой. — Чему ты радуешься, голубь? Семь человек погибли, шесть душ потеряно, еще неизвестно, что будет с патрульными — тяжелейшая контузия и ранения у троих… А ты радуешься?

— Но ведь Иван-то жив? Значит… — Юрасик опустил глаза, кашлянул и мелкими приставными шагами двинулся в сторону, подальше от начальства.

— Что теперь прикажешь с тобой делать? — спросил Токарев, глядя на Ивана сверху вниз.

Франсуаза оказалась медсестрой куда более расторопной, чем могло показаться при взгляде в ее светло-голубые глаза. Она успела промыть, обработать и перевязать все порезы на руках Ивана и даже обтерла его лицо влажным полотенцем.

Джек легонько шлепнул ее по заднице в качестве поощрения и отпустил на кухню.

— Так что с тобой делать? — повторил Токарев.

— А что ты со мной можешь сделать? — спросил Иван. — Рапорт я написал. Свидетели у тебя есть. Выезд группы никто не отменял. Складываем все вместе — я нахожу свою тревожную сумку, гружусь в «Рейдер» и убываю на неделю в круиз. А ты тем временем все оформляешь, все описываешь и передаешь наверх. Как раз к моему возвращению все это будет обработано, и я смогу принять посильное участие в окончательном оформлении бумаг. Нет?

Токарев помолчал, задумавшись.

Если он очень хочет не пустить Ивана в рейд, то теперь у него есть замечательный повод — это Иван понимал и ждал решения начальника с некоторым опасением. Ну не хотелось ему оставаться сейчас в Иерусалиме. Помимо всех прочих неприятных расспросов и соболезнований коллег, это могло вылиться в изматывающе тяжелые разговоры с теми же Токаревым и Шестикрылым.

— Ладно, — сказал Токарев. — Хрен с тобой — езжай. Когда вернешься…

— Если вернется… — с нажимом на первое слово поправил Круль. — Все в руках Господних…

Токарев скрипнул зубами, посмотрел на Ивана, но тот не стал ни спорить, ни возмущаться, продублировал улыбку Круля и согласно кивнул:

— Всё в руках Господних, и все в руках Господних. Любой из нас может не вернуться…

Круль засмеялся и вышел из бара.

— Слышь, Токарев, — Иван покрутил головой, пытаясь обнаружить свою сумку. — Тут рядом где-то бегает «тревожник» с моим «умиротворителем»… Дай команду, пусть вернет. А то мне лень вставать, догонять…

Токарев ничего не ответил, хотя имел полное право поставить на место зарвавшегося подчиненного. Это с одной стороны, с другой, прикинул Иван, чего орать на придурка, взявшего на себя чужие грехи, даже не зная какие именно. Его даже пристрелить из жалости не получается. Лучше не обращать внимания на его вызовы и эскапады.

Токарев вышел.

— Так мы договорились, — Джек Хаммер подошел к Ивану и наклонился. — Я ставлю пятнадцать ящиков пива, а вы…

— Договорились, — сказал Иван. — Скажи моим…

— Я уже сказал, — ответил Хаммер. — Они на заднем дворе грузятся.

Иван еще раз окинул взглядом зал и с удивлением заметил, что сумка стоит возле его ног, немного притрушена пылью, но совершенно цела.

— Будем считать это хорошей приметой, — пробормотал Иван.

— Что? — не разобрал Хаммер.

— Ничего, это я о своем.

Иван встал со стула, подхватил сумку и вышел через кухню на задний двор.

Группа трудилась в поте лица своего, перетаскивая ящики в фургон «Рейдера».

— Джек сказал, что ты… — начал Марко, но Иван прервал его взмахом руки, подошел к машине и заглянул внутрь.

— И где мы собираемся спать? — спросил Иван. — Сколько вы самоделки загрузили?

— Двадцать ящиков, — отрапортовал Юрасик. — И заканчиваем с холодильниками и пивом.

— Вы все это ставьте на дно, сверху матрацы и спальники, — приказал Иван.

— Так это только до Элата…

— Тогда мне спальное место подготовьте, если сами не желаете, — Иван снова заглянул в фургон и указал пальцем: — Вон там, посерединке, чтобы не трясло… Вам на все про все пятнадцать минут.

— Да мы уже почти…

— Пятнадцать минут на то, чтобы все переставить и приготовить, — официальным голосом произнес Иван. — И еще минимум одно спальное место в хвосте, для брата Старшего Администратора. Он к нашим операциям отношения не имеет.

Ребята посмотрели на старшего группы немного удивленно, но спорить не стали.

Иван забросил сумку в машину и вышел через ворота на улицу.

Подъехал эвакуатор, зацепил патрульный вездеход, кто-то что-то орал о безголовых идиотах, которые до сих пор не могут расчистить дорогу, Токарев устроил выволочку опоздавшим экспертам, галдели зеваки — все как обычно.

Вся картинка становилась то красной, то синей, красной — синей, красной — синей… А мне всего этого будет не хватать, сказал себе Иван. Скучно будет без этого цирка.

Сзади послышались шаги, Иван оглянулся — подбежавший боец сунул ему в руку «умиротворитель», что-то неразборчиво пробормотал из-под шлема и исчез за автобусом тревожной группы.

Иван вложил пистолет в кобуру, собрался уже окликнуть Токарева и для порядка все-таки доложить о готовности и отъезде, но сзади, из-за левого плеча раздался тихий голос:

— Галаты совсем ополоумели…

— А если я тебе в рыло насую? — спросил Иван, не оборачиваясь.

— И охота тебе отягощать свою душу подобными деяниями? — ленивым тоном поинтересовался Круль. — Юридически — я твой ближний. И нанесение вреда мне может оказаться последней каплей в твоей печальной судьбе. Тебе это нужно?

Иван не ответил.

— Тогда, с твоего разрешения, я повторю свою предыдущую фразу, — сказал Круль. — Галаты совсем ополоумели.

Иван снова не ответил.

— Ну так нечестно… Ты должен был спросить — с чего это я так решил? Типа, с каких хренов мне это взбрело? А я тебе сказал бы, что вся акция была спланирована нелепо и нерационально. А ты…

— Что ты ко мне прицепился? — спросил Иван, закипая. — Тебе поставили задачу вывести меня и спровоцировать? Мне только что вернули пистолет…

— Вернули? Чего же ты до сих пор не выстрелил? Что тебя вообще так задевает мое существование? Я кого-то убил? Предал кого-то? Только не нужно о Боге, оставь это между мной и Им. Богу — Богово, а человеку — соответственно. Я предался Дьяволу? Извини, парень, это мой свободный выбор. И этот выбор предоставил мне сам Господь. Тебя больше злит мой выбор или деяние Господа? — Круль помолчал, словно давая возможность Ивану ответить на вопросы, потом хмыкнул. — Я разговариваю с тобой как с профессионалом. И обращаю твое внимание на то, что галаты сегодня действовали глупо. Сам посуди…

— Сужу, — сказал Иван.

— Уже лучше, — одобрил Круль. — Так вот, галатам нужны были заложники. Заложники, переговоры, отстрел, ответные действия Конюшни, съемки телекомпаний, в том числе — наших, шум, крики и прочее… так? Так. Они нападают на патрульную машину, которая, помимо всего прочего, еще и бронирована. Причем делают они это возле бара, в котором, все это знают, постоянно пасутся опера и даже инквизиторы. И что — кто-то блокировал бар? Кто-то занялся его посетителями? Я так вижу, что засада была в доме, значит, они могли видеть, кто заходил в бар. Нет?

— Могли, — нехотя признал Иван.

— В машине было трое патрульных, — продолжил Круль. — Вся кутерьма завертелась из-за троих возможных заложников. И в баре было трое ваших. Только в баре эти трое были расслабленны, типа, пивко и созерцание новой официантки, можно было брать теплыми. Ну и еще четверо туристов, что тоже неплохо для демонстрации по телевизору. Вот, мы не хотим лишней крови и отпускаем невинных людей, а вот тех, что оправдываются делами закона, а не верою, этих мы убьем и порвем… Кстати, и взять всех в баре можно было тихо, без взрыва. Что из этого следует?

Иван покосился на стоящего слева Круля. Нормальное, спокойное лицо. Могло бы даже вызвать симпатию. Могло бы… и не дурак. Когда Токарев рассказывал о нем, то несколько раз повторил — не дурак. Опер от Бога, ляпнул даже один раз Токарев, но быстро спохватился.

— Из этого следует, — сказал Круль, — что бар трогать не хотели. Тебя не интересует — почему?

Бар или кого-то в баре, подумал Иван, но вслух ничего не произнес.

Тягач потащил патрульный вездеход, автобус с тревожной группой двинулся следом, остались только три дежурных машины и фургончик экспертов.

Из ворот с заднего двора выехал «Рейдер».

Открылась дверца, выглянул Коваленок:

— Вань, ты в фургоне или в кабине?

— Кто за рулем? — спросил Иван.

— Шляхтич. Дорогу возле города он знает, тут заблудиться негде. А потом, когда станет посложнее…

— То есть, — как можно более неприятным голосом произнес Иван. — То есть, если я сяду в фургон, то к молодому мы посадим предавшегося?

Коваленок отвел взгляд.

— Значит, — сказал Иван, — я и брат Круль садимся в фургон, а кто-то из вас…

— Я, — торопливо выкрикнул Юрасик и выскочил из фургона. — Я — в кабину.

— Сейчас это называется дисциплиной? — поинтересовался Круль.

— Сейчас это называется брезгливостью, — отрезал Юрасик, забрал из фургона свой автомат и открыл дверцу в кабине. — Так я поеду тут?

— Тут, — кивнул Иван. — Заодно не дашь уснуть Квятковскому.

Круль молча отодвинул в сторону Коваленка и вошел в фургон.

Иван бросил сумку внутрь, оглянулся и увидел, что Токарев смотрит на него. Огромный печальный Токарев.

— Пока! — сказал Иван и помахал рукой.

Токарев вздохнул и отвернулся.

— Все на местах? — поднявшись в фургон, спросил Иван.

— Все, — ответил Марко.

— Все получено, ничего не забыто?

— Все и ничего, — ответил Марко ритуальной фразой на ритуальный вопрос.

Иван захлопнул дверцу, прошел к креслу и сел.

В фургоне было десять двойных кресел, но свободными были только четыре передних, на остальных лежали мешки, тюки и коробки.

Заднюю часть салона занимали ящики. Предусмотрительный Хаммер использовал только глухие ящики с заколоченными крышками. Чтобы не привлекать внимания.

— Слушай, — спросил Круль, — а у вас теперь везде такой бардак?

«Рейдер» сдал задним ходом, развернулся, его тряхнуло на бордюре, и в ящике что-то звякнуло.

Круль демонстративно вздохнул.

Иван глянул в окно — Джек появился на пороге бара и стоял в дверях, прислонившись плечом. Неунывающий Джек Хаммер. Проныра, каких поискать.

Иван задернул шторку.

— Коваленок, в шахматы будешь? — спросил Марко.

— Он будет молча сидеть, — отрезал Иван. — Свет в салоне будет выключен, все будут молча сидеть, а я буду молча спать. Настроение у меня хреновое…

Иван посмотрел на Круля, тот развел руками и улыбнулся.

— И в кабину передай, — приказал Иван, вставая с кресла.

Он пробрался по проходу между креслами, нашел свое полевое снаряжение и переоделся. Потом молча лег на спальник, развернутый поверх ящиков. И закрыл глаза.

Спать не хотелось, но еще больше не хотелось смотреть на кого-либо или выслушивать очередные рассуждения Круля. Здравые, между прочим, рассуждения.

Иван положил руки под голову. Попытался положить, порезы на руках живо напомнили, что делать этого не стоит, Иван нашарил в темноте сумку и положил под голову.

То есть кругом прав предавшийся. А галаты — кругом идиоты. И если бы они всегда были такими идиотами, то Конюшня уже давно бы с ними покончила.

А так…

Полгода назад галаты взяли целый экскурсионный автобус. Почти возле самого Старого города. Чисто, без шума, без крика и перестрелки. Трех охранников разоружили без проблем, потом обменивали туристов из Германии на время в телеэфире, на радиотрансляцию…

В результате — получили теле- и радиорекламу часов на десять в общей сложности, а затем, перестреляв захваченных охранников, пошли на прорыв, прекрасно понимая, что ничего у них не получится, что снайпера давно уже наготове и что есть приказ пленных не брать.

Это было впечатляющее зрелище — огромный туристический автобус трогается с места, офицер городской полиции что-то кричит в мегафон, но темно-зеленая громадина с логотипом «Святая земля ждет вас» сносит патрульную машину и, набирая скорость, пытается прорваться, но не к окраине, а в центр. Снайперы начинают стрелять, пули выбивают стекла, дырявят бока, а махина все прет, расталкивая легковушки. Лопнули скаты, наскочивший на «колючку» автобус повело в сторону, но водитель удержал его на дороге.

Шансов уйти на рваной резине и на дисках — никаких, но автобус все еще продолжает двигаться, когда в дело включается пулемет. Со своего места Иван не видел, что там происходило в кабине водителя, не пошел смотреть потом, не смотрел в записи. Пулемет метров с пятнадцати длинными встретил машину, она остановилась. Пулемет выпустил еще несколько очередей, открылась дверь, и на дорогу выпрыгнул окровавленный человек с автоматом в руках.

Выстрелить ему не дали: снайпер целился по инструкции — в голову.

А сегодня… сегодня все было не так. Чушь какая-то получилась. Нет, можно попытаться списать все на спешку, на то, что галаты торопились, схватились за первую же возможность, но это так было на них непохоже…

Бар должен значиться в их списках в первой строчке. Если хочешь захватить опера или еще кого из Конюшни, то сперва наведайся к Хаммеру, а уж потом…

Черт…

Уже неоднократно думали на эту тему, даже пускали за Хаммером хвост и ставили технику, чтобы проследить и проверить, не работает ли старина Джек на галат. И ничего не обнаружили. Совершенно ничего.

Кто-то решился высказать предположение, что Джек откупается от галат информацией, почерпнутой из разговоров оперативников за кружкой пива. И это тоже могло быть правдой. Тогда возникал вопрос, какого хрена Инквизиция не пресечет подобного непотребства, но у инквизиторов спросить, понятное дело, не решились.

Потом все как-то забылось. Решили, что так было всегда и так всегда будет.

Может, поэтому и не тронули бар сегодня?

Хорошая версия, одобрил Иван. Логичная, непротиворечивая.

«Рейдер» остановился.

Контрольно-пропускной пункт. Проявляют бдительность солдатики международного контингента. Ведь наверняка же получили предписание пропустить и не цепляться. Если сейчас потребуют старшего, пообещал себе Иван, встану и порву в клочья дежурного по КПП. Прицеплюсь к какой-нибудь фигне — и порву.

Идеальных солдат не бывает, мать вашу. Прицепиться можно к любому, как говаривал старшина роты рядовому Александрову в годы срочной службы. И цеплялся, и наказывал, и научил, сволочь, на всю оставшуюся жизнь.

Вот сейчас…

«Рейдер» снова поехал. Какой-то лейтенант, сам того не зная, спас себе только что… Что именно себе спас летеха, Иван даже не стал додумывать. Ему захотелось спать. «Рейдер» покачивало, глаза начали слипаться.

Дальше, когда они доберутся до Элата, дорога станет похуже. Куда похуже, и машину будет уже не покачивать — трясти. Нормальные люди дальше Элата не живут.

Южнее нефть добывают, газ. Службу несут в гарнизонах, друг за другом следят, чтобы, не дай бог, значит, не умыслили пакость и не захватили месторождение. Это называется мирным сосуществованием и даже международным сотрудничеством. Посему коммуникации ремонтируются только от портов к месторождениям. Остальное — от лукавого. Есть еще нефтепровод и газопровод, но они идут восточнее Святой земли, через Ливан.

Иван почти заснул, но тут «Рейдер» снова остановился. На этот раз, судя по разговору, на таможенном посту.

И снова двинулся — таможенники также пропустили сразу.

Вот и славно, пробормотал Иван и заснул.

И проснулся от того, что его кто-то бесцеремонно похлопал по плечу.

— А в лоб? — спросил Иван, не открывая глаз.

— Ой, боюсь-боюсь-боюсь! — заголосил Круль тонким голосом. — Ой, сейчас ударит прямо в лоб. Хорошо устроился, начальник. Весь рейд думаешь проспать?

Иван открыл глаза.

В фургоне было темно, только красные сполохи скользили по потолку.

— Твои орлы устроили привал с пивом и шашлыками, палят костер, — сказал Круль.

— Ябедничать — плохо.

— Я и не ябедничаю. Я сообщаю, что они все равно тебя сейчас придут будить. Потом вы пожрете, потом мы снова поедем… И не сможем поговорить с тобой наедине.

— Пошел в жопу, — сказал Иван и попытался сесть, но получил толчок в грудь и упал.

— Лежи, не дергайся, — посоветовал Круль. — Мне нужно только три минуты твоего времени, чтобы привлечь внимание. На три минуты удержания у меня здоровья хватит. Предлагаю пропустить часть с физическим насилием и перейти к конструктивному диалогу.

— А если я…

— Бог — не фраер, — сказал назидательным тоном Круль. — Я ведь только разговариваю, а ты меня вдруг из пистолета. Господь все увидит, примет меры. Зачем тебе скандал и проблемы, если можно потерпеть всего три минуты, а потом послать меня на фиг. И я даже не обижусь. На обиженных, знаешь ли, черти воду возят. Сам видел.

Иван отпустил рукоять «умиротворителя», расслабился. Пусть говорит. Ладно, пусть говорит. Потом сочтемся.

— Я хотел тебя спросить… — Круль вернулся в кресло и превратился в черный силуэт на фоне задернутой шторки. — Еще возле бара, но решил подождать. Думал, в последнюю минуту вынырнет из темноты святой отец…

— Ты о чем?

— Это ты о чем? В смысле — о чем думал? На тебе три человеческих жизни. Пусть бандитов-заговорщиков, пусть конченых галат, но это все равно грех… в мое время… да и сейчас, насколько я знаю, такие штуки нужно отпускать. А ты совершенно спокойно садишься в «Рейдер», а Токарев тебя совершенно спокойно отпускает на неделю. Без отпущения. Ладно, ты забыл, замотался. Я не могу себе представить такого, но ладно, может быть. Но Токарев… Просто так тебя отпускает… я ведь его знаю — он такого пропустить не может. Что мы имеем?

— Три минуты еще не прошло? — спросил Иван.

— Еще нет. У меня еще есть время.

— Смотри, оно идет.

— Я знаю. Я успею. И я вполне могу предположить, что ты вчера, у Сионских ворот…

— Это не твое дело!

— Не мое? Наверное… Я мог бы тебе предложить выход, но ты…

— Пошел ты…

— Вот именно. Так я и предполагал. И посему решил немного проверить твои карманы.

— Что? — Иван сел на спальнике.

— Карманы проверить, — хладнокровно повторил Круль.

— Да я…

— Сможешь кому-нибудь объяснить, откуда это у тебя? — спросил Круль.

Что-то упало на колени Ивану. Легкое, словно горсть зерен.

Иван взял четки и спрятал их в карман.

— Откуда это у тебя?

— Четки? — вполне натурально удивился Иван. — В лавочке купил, для туристов. А что?

— Ты мне не подскажешь, где такая лавочка находится? — театральным шепотом спросил Круль.

— Ну… не помню… Да и какого хрена я должен перед тобой отчитываться?

— Не должен. А вот перед Объединенной Инквизицией — обязан. Сколько зерен на твоих четках?

Иван двинул было руку к карману, но остановился.

— Твое дело какое? Сколько нужно.

— Молодец, шустрый мальчик. Там на четках у тебя две детали. Вернее, одна деталь и одно отсутствие детали. С чего начать?

Иван промолчал.

— Хорошо, начну с отсутствия. На четках у тебя нет крестика. Правда странно?

— Ну и что? — Иван стал лихорадочно припоминать все четки, которые попадались ему на глаза. — Ну нет креста… Оторвался, может быть. Сегодня, в перестрелке.

— Хорошо. Зачтем этот странный ответ. Тогда о детали. О присутствующей детали. У тебя ровно тридцать шесть зерен на четках.

Круль сделал паузу, словно давая Ивану самому осознать всю глубину и значимость происшедшего. Словно и вправду ожидал, что Иван сейчас переполошится, вскинется и станет лихорадочно пересчитывать зернышки на четках. Или осознает всю глубину своего падения и горько зарыдает.

Но Иван на заявление предавшегося не отреагировал.

Нет, в голове шевельнулось легкое удивление, при чем здесь количество зерен? Иван был честно уверен, что в четках может быть сколько угодно шариков. Готов был поклясться, что видел у монахов и паломников маленькие четки, шариков на десять, и длиннейшие гирлянды штук на сто пятьдесят. Тридцать шесть? И что?

— Та-ак… — протянул Круль разочарованно. — Не знал, что все настолько плохо. Ты, оплот и защита христианства в борьбе с происками Дьявола, и не знаешь элементарных вещей. Нас в Службе дрючат, чтобы мы, значит, знали все подробности учения, избранные места заучиваем на память, чтобы в спонтанно вспыхнувшей дискуссии суметь срезать святошу, а вас, значит, не напрягают…

Иван попытался придумать ответ на прямое оскорбление, но в голову ничего не пришло. Так оно и было, в общем. Служба, пьянка с расслаблением, отпущение, и снова служба, и снова расслабление…

— Ладно, блиц-курс, — Круль отодвинул шторку, на лицо упал красный отсвет костра. — Твои орлы все никак не справятся с огнем на ветру, время есть…

Время закончилось, хотел отрезать Иван, но смолчал. Чертов предавшийся что-то знал. Пусть не о подробностях смерти Фомы, пусть только о найденных четках… Все равно нужно было когда-то выяснять их происхождение. Не к Шестикрылому же обращаться.

— Значит, слушай и постарайся запомнить, — сказал Круль. — На обычных христианских четках бывает разное количество зерен. От десяти до ста пятидесяти. Двадцать, тридцать, тридцать три, сорок, пятьдесят, сто, сто двадцать, сто пятьдесят… Количество завязано на конкретные моменты учения: сорок дней Великого поста, Пятидесятницу, сто пятьдесят псалмов в православии, ну и так далее и тому подобное…

— Мне не нравится твой тон…

— Хорошо-хорошо, не нервничай, — Круль не давил, не пытался уязвить или оскорбить — он просто рассказывал. Информировал. — Так вот, у тебя на четках тридцать шесть зерен. В вышеизложенный список не вмещается. И что это значит?

— Кто-то из ваших сделал? Для осквернения?

— Забавная версия, — засмеялся Круль. — Действительно забавная. И что осквернять таким образом? Или ты о черной мессе, молитвах наоборот и прочей ерунде?

Ты серьезно хочешь сказать, что вы даже об этом не знаете? Все настолько плохо в Датском королевстве? Хотя о Гамлете тебя тоже лучше не спрашивать…

— Пошел ты в жопу, умник, — сказал Иван.

— Не сквернословь, раб Божий! — Настроение Круля еще улучшилось, голос звучал звонко и непринужденно. — Читал ты Шекспира, читал, верю… или кино смотрел. Но я не об этом, я о том, что у тебя в кармане сейчас не четки — суббах.

— Что?

— Суббах, тасбих, тисба, диспе… — пояснил Круль. — Все это происходит от одного корня, который обозначает «молиться, восхвалять Бога»…

— И что здесь неправильного? Тебе не нравится хвала Богу?

— Не нравится, — ответил Круль и, словно спохватившись, зачастил: — Но это, понятно, не мое дело, я не стал бы вообще затрагивать этот вопрос, но при помощи суббах, тасбих и прочего восхваляют не просто Бога — восхваляют Аллаха. Мусульмане. Знаешь такие слова?

Такие слова Иван знал. Легче, правда, от этого не становилось. И понятнее — тоже.

— Так где, ты говоришь, находится та сувенирная лавочка, где ты суббах купил?

Иван достал из кармана четки, в темноте, на ощупь, пересчитал зерна. Тридцать шесть.

— Там еще есть такая продолговатая косточка, символизирующая одно из основных положений учения пророка Мухаммеда. Где ты взял подобную редкость, Иван? Мы с тобой оба понимаем, что вещица не древняя, сделана не до Возвращения… Сам делал? Зачем? Неужто пытаешься возродить ислам прямо тут, в Святом городе? — Теперь в голосе звучала насмешка.

Парни снаружи захохотали, Юрасик что-то неразборчиво крикнул. Неясно, что там у них с костром, но пива они уже явно приняли.

Иван спрятал четки в карман, вытер руку о полу куртки.

Ислам… Его не было на Земле вот уже почти семьдесят лет. С момента Возвращения. Собственно, с отделения истинно верующих от всех остальных Возвращение и началось.

Во всех учебниках, во всех книгах о Возвращении, в стихах и поэмах, посвященных этому событию, говорилось об изгнании иноверцев и безбожников. Явился Господь своим верным, а иные исчезли в лучах славы Его… Иван заучивал текст еще в пятом классе, к годовщине Возвращения. Большую часть помнил до сих пор.

В учебниках истории рассказывалось о коварных и жестоких мусульманах, захвативших вместе с иудеями Святую землю, вырезавших христиан, надругавшихся над святынями и посеявших в сердцах людей ложь.

Фильмы о Крестовых походах, о мусульманских завоеваниях, крови, жестокостях и насилии все расставляли по полочкам — благородные, жертвенные христиане, проповедовавшие мир, и коварные, жестокие сторонники Аллаха… Террористы, поставившие мир на край бездны перед самым Возвращением.

Рассказывали, что проклюнулась даже какая-то секта, учившая, что именно для противостояния проискам исламистов и произошло Возвращение. Секту признали еретической, кто-то даже пострадал, отправился в монастыри, а то и на тот свет — во время Смуты особо не церемонились с еретиками. Этого в школьных учебниках, естественно, не было, но в рамках спецкурса курсантам это читали. На случай встречи.

О современных мусульманах нигде и никогда не сообщалось. Хотя Иван и остальные опера знали об их существовании. В Темном доме время от времени. И мусульман, и иудеев. И было это тайной. Во всяком случае, нигде официально не говорилось о том, что в самом центре Вселенной, на Святой земле, в Святом Городе, появляются странные люди, принадлежащие — это себе трудно даже представить — к иной вере.

Сам Иван их не видел. Не доводилось. И оно, наверное, к лучшему. Дежурить возле Игольного Ушка, сопровождать членов посольств к Темному дому, охранять и обеспечивать их безопасность — увольте. Тут нужны люди особые. Никто из оперов не знал, кто именно работает возле Игольного Ушка. Вообще, вслух сам термин «Игольное Ушко» не произносился.

Послы прибывали, следовали в Темный дом, там с ними проходили переговоры, потом посольства отбывали обратно.

Фома, насколько знал Иван, возле Игольного Ушка не появлялся.

— Еще раз повторю свой вопрос — откуда четки?

— Пошел ты на хрен, — сказал Иван. — Не твое дело. Нашел. Шел по улице и нашел.

— И не сообщил начальству?

— О чем? О четках? Так я думал, что это обычные. Это ж только сейчас ты мне глаза открыл на вопиющий факт. А до этого я ни сном ни духом… вернемся из рейда, я, конечно, все отдам начальству, сообщу… факт, ясное дело, вопиющий, профилактические меры принимать нужно… — Иван замолчал сам, Крулю не пришлось ни перебивать, ни смеяться.

Молчание предавшегося было очень выразительным.

— Короче, — чуть помолчав, сказал Иван. — Ты идешь в жопу, я иду наружу, погонять личный состав и пожрать чего-нибудь. Если ты не возражаешь…

— Не возражаю, чего мне возражать? Я, с твоего разрешения, останусь здесь, подремлю. Вчера у меня выдался день тяжелый, ночь также не спал, а с утра меня вызвали к начальству и погнали в Конюшню, — Круль потянулся и зевнул.

Иван прошел мимо него, открыл дверь, в машину ворвался свист ветра, песок и холод.

— Твою мать, — пробормотал Иван, достал из кармана куртки шапочку и натянул по самые брови. — Не май месяц…

— Чуть не забыл, — сказал ему вдогонку Круль. — Согласно вашим сводкам и нашим, в прошлом месяце имелись случаи нападения грабителей на машины в пустыне. Не в этом районе, но все-таки… Будешь выпившего на пост ставить или сам заступишь?

Иван выпрыгнул наружу, песок заскрипел под ногами. А через секунду и на зубах. Холодный ветер хлестнул по лицу, быстренько проверил надежность застежек и холодными струйками пролез под одежду.

Парни жгли костер с подветренной стороны «Рейдера».

— А я ей и говорю, — проорал Юрасик в тот момент, когда Иван вышел из-за машины. — Смотри, говорю, какую ценность я передаю в твои руки…

— И вкладываю в уста, — подхватил Марко.

Опера снова засмеялись, все, кроме Квятковского. Тот стоял чуть в стороне, подняв воротник и засунув руки в карманы. Автомат болтался на его плече. Оружие остальных лежало на ящике из-под пива. На пустом ящике, заметил Иван.

— Ваня, — заметив старшего, крикнул Юрасик. — Пивка?

Иван молча подошел к мангалу, посмотрел на мясо, вдохнул вкусный запах и подумал что глупость сейчас, конечно, сделает, что ребята ему этого не простят очень долго, но проклятый Круль прав — бардак зашел слишком далеко.

Он пнул мангал. Железный ящик качнулся, Иван пнул еще раз, и мангал медленно опрокинулся на бок. Шампуры воткнулись в песок, багровые угли рассыпались, вспыхивая при порывах ветра желто-голубым огнем.

— Ты чего? — Юрасик подскочил к мангалу, стал подхватывать шампуры, размахивать ими, стряхивая песок. — Совсем с ума сошел?

Юрасик все еще думал, что Иван шутит так неудачно. Просто хотел попугать, но не рассчитал силу.

— Кто разрешил остановку? — тихо спросил Иван.

— Ну так мы… — Юрасик оглянулся на Марко, на Коваленка, но те стояли молча, темными изваяниями на границе света.

Угли освещали лицо Юрасика снизу, тени скользили по нему, превращая в жутковатую маску.

— Мы же собирались, ты сам… — Ветер свистел пронзительно, Юрасик кричал, и непонятно было, от ярости или просто хочет перекричать ветер.

— Мы собирались отметить день рождения Марко, — сказал Иван. — Была мысль посидеть у костра с пивком и жареным мясом. Но я повторяю вопрос — кто разрешил остановку? И кто разрешил начать гулянку?

— Но ты же спал!

— И что?

Иван был неправ, трижды неправ. Это понимал и он сам, и ребята из группы, но неправ он был по обычаям и по дружбе, а по инструкциям и правилам неправыми оказывались именно ребята, и только от начальника, от Ивана, зависело, что считать критерием правоты — эти самые инструкции или традиции Конюшни.

— Все собрать, сложить, на все — десять минут. За руль — Марко. С ним в кабине — без пива и жратвы — Юрасик. В Элате — меняетесь с Квятковским и Коваленком. Вопросы есть?

Юрасик, стоя с шампурами в руках, хотел что-то сказать, но подошедший сзади Коваленок положил ему руку на плечо. Юрасик руку сбросил, размахнулся и зашвырнул шампуры с недожаренными шашлыками в темноту, ударил носком ботинка по перевернутому мангалу и выбил сноп искр.

Марко, не говоря ни слова, поднял ящики с пивом и понес их в машину. Коваленок собрал посуду, сгреб миски в коробку, не заботясь о песке, бросил туда же банки со специями и хлеб.

Квятковский подошел к спальным мешкам, собрался их поднять, но Иван подошел к нему, взял за воротник и тряхнул:

— Ты чего топтался тут со стволом?

Угли уже почти погасли, было темно, только из окон «Рейдера» пробивался свет — Марко включил освещение. Глаза Анджея были испуганными.

— Чего, спрашиваю, тут торчал?

— Так… на всякий случай… Часового не было…

— Так какого хрена ты сейчас тюки носить собрался? — проорал Иван. — Какого хрена? Я поставил нового часового? Я тебя снял с поста, убоище?

Анджей Квятковский свободно мог ответить, что пан начальник его на этот пост и не выставлял, но был пан Квятковский в операх без году неделя, привычку спорить с прямым начальством еще не успел подхватить. И поэтому молча кивнул и поправил ремень автомата на плече.

Иван молча дождался, пока все, включая мангал, будет унесено в «Рейдер», хлопнул Квятковского по спине и указал на машину.

Сорвался, черт, сорвался в самое неправильное время и в самой нелепой форме. Ребята ведь ни при чем. Они не виноваты. Всегда так делали, он сам это разрешал и даже поощрял. А сегодня…

Сволочь предавшаяся! Сейчас войти в машину и настучать ему по роже, просто так, даже не попросив закурить. Войти — и бац! И ребятам сразу станет понятно, почему так странно себя ведет Иван Александров, специальный агент Ордена Охранителей, что Ивана Александрова, только вчера потерявшего друга, достал этот гад… сволочь… мразь предавшаяся…

Иван проговаривал ругательства вслух, начал их выкрикивать, словно надеясь, что это убедит его самого, заставит поверить в то, что только в Круле причина его срыва. Но ничего из этого не получалось. Самому себе врать не выходило. Из Ивана вообще лжец не самый лучший.

Мигнули фары «Рейдера», рявкнул сигнал — Марко дал понять командиру, что все готовы, и заодно намекнул, что у остальных тоже есть нервы. И они тоже не железные.

Это будет не самый легкий рейд, подумал Иван. И ведь все только начинается.

Иван достал из кармана четки. Почти невесомые, если разжать пальцы — ветер унесет их в темноту, зароет где-то в песок. И все. И не было ничего. А то, что может наговорить предавшийся… это только Дьявол — не врет. Только Дьявол.

Они молчали до самого Элата. Никто не спал, каждый молча переживал случившееся. Анджей время от времени оглядывался на Ивана и тут же отводил взгляд. Коваленок чистил свой пистолет, неторопливо, размеренными движениями. Окошко в кабину было закрыто — Юрасик захлопнул его демонстративно, как только Иван поднялся в фургон.

На въездном КПП Элата Иван вышел, предъявил документы и предписание. Сержант внимательно прочитал содержание бумаг, присвечивая себе фонариком и накрывшись плащом.

Иван оглянулся — прожектора на КПП были включены, за мешками возле пулемета маячили двое, тоже, кажется, эфиопы, как и сержант. В капонире стоял БТР, и двигатель его работал. Башенка с крупнокалиберным пулеметом была повернута к «Рейдеру».

— Все нормально, — сержант протянул Ивану документы. — Можете ехать. Я предупрежу КПП на выезде.

— Мы заедем к порту, нужно кое-что забрать, — сказал Иван, пряча документы. — Мы быстро — туда и обратно. А у вас тут, я смотрю, прямо война.

— У нас — усиленный режим, — сержант махнул рукой, и полосатая труба шлагбаума поднялась. — Поступило предупреждение из Иерусалима о возможных акциях галат. Вы в курсе?

— Мы в курсе, — сказал Иван. — Еще как…

«Рейдер» проехал по темным улицам Элата, возле порта свернул направо, к «Кабачку Якова». Остановился перед самым входом.

Марко заглушил мотор, но из кабины никто не вышел.

Иван выпрыгнул из фургона, глянул через боковое окно в кабину — Юрасик сидел отвернувшись, демонстрируя независимость и обиду.

— Ладно, — сказал Иван.

Дверь в кабачок открылась сразу после стука, их ждали. Сам Яков открыл дверь, радостно приветствовал Ивана, просто как родного.

— В машине, — сказал Иван.

Яков окликнул сыновей — двух рослых ребят лет двадцати, и почти бегом бросился к «Рейдеру».

Ящики они таскали сами, никто из оперов даже с кресла не встал, чтобы помочь. В любое другое время сейчас бы стоял треп, галдеж и обмен информацией. Яков если и удивился, то виду не подал. Таскал ящики молча.

Последнюю ходку делали сыновья, Яков остановился возле Ивана, протянул ему пачку сигарет:

— Закуришь?

— Знаешь ведь, что не курю…

— Мало ли… — пожал плечами Яков, прикуривая. — Мне солдаты сказали, что каша там в Иерусалиме заваривается… и Джек звонил, сказал, что ему бар разнесли. Что, правда вдребезги?

— Не правда. Зал пострадал, стекла, стойка… Остальное — в порядке.

— Ну да, ну да, — покивал Яков. — Стойка, окна… Ремонт сейчас дорог…

— А что сейчас дешево? — спросил Иван. — Ладно, поехали мы.

Иван подошел к «Рейдеру», дверь кабачка у него за спиной хлопнула.

«Галаты совсем ополоумели». «Бар трогать не хотели». «Бар или кого-то в нем».

Иван постоял перед открытой дверью фургона, пытаясь понять, это он на самом деле решил сделать глупость или за него все еще думают злость и раздражение.

Глупостью больше, глупостью меньше, подумал Иван.

— Коваленок, Квятковский, с оружием на выход!

Анджей вылетел сразу, Коваленок замешкался на несколько секунд, заканчивая сборку пистолета.

— Автомат возьми, — приказал Иван. — И мой захвати.

Коваленок удивленно посмотрел на командира, но спорить не стал, вернулся в машину. Иван распахнул дверцу кабины:

— Марко, двигатель не глушить, оружие наготове. Юрасик — перекрываешь задний выход. Если кто побежит — постарайся бить по ногам.

— Кому? — спросил Юрасик.

— Ясно же скаженно, — буркнул Марко, — тем, кто побежит. Иван побежит — и ему по ногам.

— А-а, — усмехнулся Юрасик. — Теперь понятно. Вот теперь — понятно.

Юрасик медленно вылез из кабины.

— Задача понятна? — осведомился Иван.

— Куда уж… — Юрасик снова усмехнулся. — Будем Якова ловить? Чего сразу не брал?

Иван молча взял из рук Коваленка свой автомат и пошел к кабачку. Скоро будет светать. А он сейчас собрался делать глупость. С другой стороны, глупостью больше, глупостью меньше.

Вот теперь дверь открыли не сразу, пришлось стучать дважды.

— Кто? — спросил Яков из-за двери.

— Это мы, — ответил Иван. — Тут еще одну штуку Джек просил передать.

Дверь открылась, Иван шагнул вперед, отодвинув Якова в сторону.

— Что такое? — удивился Яков.

— Ничего, все нормально, — Иван бегло осмотрел зал.

Десяток столиков, стойка, старые фонари, штурвал на стене, обрывки цепей и сетей — морской колорит припортового кабачка.

Иван глубоко вдохнул и медленно выдохнул воздух. Ящиков в зале не было.

— Куда груз поставили? — спросил Иван.

— Груз?

— Ящики где?

В зал вошел Коваленок, автомат висит на плече, даже не снят с предохранителя. Квятковский остановился возле двери, и его оружие было в руках. Стоило бы прикрикнуть на Коваленка, но Иван и сам не особо верил в правильность того, что собирался сделать.

Коваленок прошел через зал и заглянул за стойку.

— Оглох? — поинтересовался Иван. — Я спросил — где ящики?

— А что происходит? — удивился Яков. — Джек что, не расплатился?

— Расплатился, но я все-таки задал вопрос.

— Там, — Яков неуверенно указал рукой на дверь за стойкой. — На кухне.

— Сыновья там?

— Нет, сыновья уже пошли спать…

— Быстро пошли, молодцы… Меня вот в молодости в постель загнать было невозможно. Разве что с девчонкой, — Иван подошел к стойке — дверь на кухню была закрыта.

Коваленок посмотрел на Ивана, на дверь, перевел взгляд на Якова и снял автомат с плеча.

— Что вы тут хозяйничаете? — Яков бросился вперед, будто собираясь преградить дорогу своим телом. — Я попрошу!

Чего он так кричит, подумал Иван. Зачем столько шума по пустякам? Ну собрался поехавший крышей опер пройти на кухню и посмотреть как там чувствуют себя ящики, которые сам же и привез. Чего так нервничать?

Иван сдвинул предохранитель, вспомнил, что патрона в патроннике нет. Переложил автомат в левую руку, достал из кобуры «умиротворитель», снял с предохранителя.

Магазин он после перестрелки в «Трех поросятах» не сменил. Так что в пистолете двенадцать патронов.

Иван прошел за стойку, стараясь ступать как можно тише. Половицы, слава богу, не скрипели.

— Что вы делаете! — закричал Яков. — Отойдите от двери.

Иван оглянулся на него, стал сбоку от двери. Коваленок легко перепрыгнул через стойку и стал с другой стороны. Квятковский остался возле входной двери — Иван помахал рукой с пистолетом, и Анджей отошел в сторону.

— Кто там? — одними губами спросил Иван.

Яков сделал страшные глаза и попятился к выходу.

— Сколько? — снова беззвучно спросил Иван.

Яков сглотнул и показал два пальца — указательный и средний. Двое. Или, как говаривал старшина роты, пять латинское.

Будем надеяться, что двое. И что они там делают?

Иван показал Якову пистолет и взглядом на кухонную дверь.

Яков кивнул. Значит, имеем на кухне двух вооруженных человек. Блин… Везет Ивану в последнее время! Как везет!.. Или это просто жизнь такая?

— На три! — прошептал Иван еле слышно Коваленку, тот кивнул.

— Раз… — Иван посмотрел на стену — вроде бы кирпич, не пластиковая имитация, пулю задержать должна. — Два…

Иван, не оборачиваясь, положил свой автомат на стойку. Протянул левую руку к дверной ручке, Коваленок поцокал языком и покачал головой. Правильно, на хрена дверная ручка, если дверь открывается в ту сторону, и защелки на ней нет.

Иван отступил на полшага, поднял левую ногу.

— Три!

От удара ноги дверь распахнулась. На кухне оглушительно грохнуло, заряд картечи вылетел в зал, разнося вдребезги фонари и штурвал на противоположной стене.

Коваленок, не глядя, выпустил длинную очередь за дверь, быстро отдернул руку. И снова грохнуло.

Иван прыгнул вперед. Стреляли из двух стволов одновременно, судя по звуку — обрез двустволки. Если он все правильно рассчитал, то стрелкам нужно перезарядиться.

Один из стрелков стоял напротив двери, за печкой. Второй — чуть сбоку, возле жарочного шкафа. И оба перезаряжали дробовики, идиоты.

Иван выстрелил в полете, дважды. И еще дважды после приземления. Следом на кухню влетел Коваленок, перечеркнув помещение очередью на уровне груди. Подбежал к упавшим и выстрелил еще дважды одиночными.

Ящики от Джека Хаммера стояли в стороне, их пуля не задела.

Из зала что-то крикнул Квятковский, Иван встал и посмотрел — Яков сидел на полу, закрыв лицо руками, и скулил.

Иван потряс головой — от грохота обрезов все еще звенело в ушах.

— Галаты, — сказал Коваленок.

Он успел посмотреть на предплечья убитых.

Иван вышел в зал, подошел к Якову:

— Что в ящиках, Яша?

— Не… не знаю… — выдавил из себя хозяин кабачка. — Не знаю… Они… Они приказали…

Яков всхлипнул.

Открылась дверь в глубине зала, Иван вскинул пистолет, но это были сыновья Якова. Оружия у них не было.

— К стене! — приказал Квятковский. Оба — к стене.

Парни стали лицом к стене, подняли руки.

— Руки на стену, ноги на ширину плеч! — Квятковский дождался, пока сыновья Якова выполнят команду, и искоса глянул на Ивана.

Тот одобрительно кивнул.

— Давно посылки получаешь для них? — спросил Иван.

— Д-давно… Больше десяти лет…

— От Джека?

— От… от Джека… Его тоже заставили… Сказали, если… если не будет, то…

Десять лет опера возят грузы для галат. Даже не смешно.

— Не стрелять! — послышался голос от входа. — Почти свои.

В зал вошел Круль с пистолетом в руке.

Посмотрел на сидящего на полу Якова, на его сыновей, прошел к стойке и заглянул на кухню.

— Вот ведь как у вас теперь весело, — сказал Круль. — Что ни посещение бара или кабака — стрельба! Это у вас всегда так или только передо мной выеживаетесь?

— Рот закрой…

— В наше время… — начал Круль.

— Ты сам передачки возил от Джека? — перебил его Иван. — Было?

— Было, — не стал отрицать Круль. — И что?

— Они уже больше десяти лет на галат работают. Ты когда ушел? Пять лет назад?

— Четыре с половиной. Но получается, и я в этом участие принял. Обидно… — Круль присел возле Якова на корточки. — Помнишь меня, паразит?

Яков посмотрел на него и всхлипнул.

— Тебе теперь в монастырь нужно, Яков, — ласково сказал Круль. — Если попадешь в наши места, то я лично тобой займусь. Попрошусь в обслугу на пару лет, но ты неоднократно пожалеешь о содеянном.

Круль встал.

— Там ребята волнуются, сходи, успокой. Заодно вызови все-таки кого-нибудь из местных властей. А то как нагрянет еще человек двадцать, то-то повеселимся! И кстати, а что в ящиках?

Понадобилась вся целеустремленность и настойчивость Ивана, чтобы не застрять в Элате надолго. Местные безопасники, прибывшие в большом количестве на место происшествия, попытались Ивана и рейдовую группу превратить в фигурантов дела, пришлось связываться по телефону с Токаревым, выслушивать от него ругань по поводу раннего звонка, потом — по поводу всего произошедшего в общем и по поводу сволочи-Джека в частности.

Ну и элатским безопасникам также досталось.

Токарев быстро и доходчиво объяснил непонятливым разницу статуса Конюшни и какого-то там международного контингента. Капитан-американец попытался качать права на тему территориальности, распределения секторов и системы подчинения, но Токарев его перебил, ознакомил со своим видением родословной американца, с перспективой его дальнейшей карьеры и потенциальной угрозой противоестественной смены сексуальной ориентации.

— Да прости мне Господь мои прегрешения, — закончил тираду Токарев. — А чтобы не вводить меня в искушение, ты, капитан, сейчас примешь рапорт от Александрова и его людей и отпустишь рейдовую группу по маршруту. Можешь поцеловать каждого из них на прощание в задницу. Но это — по желанию. Вопросы?

Капитан скрипнул зубами, глянул искоса на Ивана, сказал в трубку: «Да» — и прервал связь.

Телефон зазвонил снова.

— И трубку не вешай, пока я не сказал, — сказал Токарев. — К тебе через несколько часов прибудут инквизиторы и вопрошающие. Обеспечь охрану этого Якова Якобсона с сыновьями, груза и кабака. И чтобы никакой информации не просочилось. Выставь охрану и молись, капитан, чтобы никто не проболтался. Иначе…

— Все? — спросил капитан.

— Дай трубку моему засранцу, — потребовал Токарев.

Иван взял трубку, внутренне содрогнувшись. Вот сейчас ТэТэ отведет душу… Вот сейчас…

— У вас там все в порядке? — нормальным голосом спросил Токарев.

— Да. Более чем. Джека бы получить для разговора…

— С ним я переговорю. От тебя что-то передать?

— Наилучшие пожелания.

Токарев помолчал.

— Так мы следуем дальше? — поинтересовался Иван.

— Естественно! И смотри там дальше, не лезь на рожон.

— Куда уж дальше! Я так полагаю, что свой норматив мы уже выполнили. Мне кажется, что с лихвой. Ребят предупрежу и сам буду тише воды и ниже травы…

— Круль как там?

— А что с ним станется? Живой. По мне — так слишком живой, но это мое субъективное мнение.

— Это… — Токарев замялся. — Ты сам под пули полез?

— А были варианты?

— Голова не соображает? Тебе сейчас…

— Это мое дело, — сказал Иван. — Только мое. И только я буду решать, самому идти под пули или ребят гнать.

— Не глупи… Я говорил с Шестикрылым и с отцом Стефаном. Есть варианты, — Токарев понизил голос. — На самом деле — есть. Ты только не занимайся ерундой, не лезь на рожон, не подставляйся. Я тебя очень прошу…

Иван положил трубку.

И снова, как в «Трех поросятах», на все формальности ушло чуть больше часа. Капитан-американец был подчеркнуто вежлив, а Иван — осторожен и обходителен. Они даже раскланялись на прощание самым вежливым образом.

Они выехали из Элата уже засветло.

Проскочили мимо Акабы, потом мимо руин Хакля.

Круль посмотрел в окно:

— Знакомые места. Слышь, начальник, кто-нибудь из твоих в Деннице был?

— Нет, — ответил Иван из кресла через проход.

На свое лежбище он так и не вернулся. Сидел в кресле, задумчиво глядя на спинку переднего кресла. В голове было пусто и гулко.

Он ведь действительно вот прямо сейчас мог схлопотать пулю. Или заряд картечи. Если бы покойные галаты были чуть быстрее или вооружены чуть лучше.

А Иван даже и не подумал. Не задумался — прыгнул, и все тут.

Да, чуть не забыл — убил двух человек. Они, конечно, начали первыми, но все-таки…

— А дорогу через горы к ней твои водители знают? — спросил Круль. — Там есть очень забавные места.

— Что ты предлагаешь? — Иван стряхнул задумчивость и с ненавистью посмотрел на предавшегося. — Тебе еще не надоело меня доставать?

— Я только начал, — улыбнулся Круль. — То ли еще будет. Но пока я хочу предложить внести мой вклад в общую копилку свершений и достижений. Давай я сяду за руль? Как бы твои не наломали дров. Вот тут и через горы дорогу совсем не ремонтировали с самого Возвращения.

Словно в подтверждение сказанного, «Рейдер» тряхнуло. Ощутимо тряхнуло — так, что сзади в фургоне что-то загрохотало, а задремавший было Коваленок чуть не сверзился с кресла.

Иван встал и постучал в окошко кабины. Закрашенный в черное пластик отъехал в сторону.

— Ну яма! — сказал Юрасик. — Ну прозевали! И сразу скандал устраивать?

— Тормози, — приказал Иван. — Дуйте в фургон, я и Круль вас сменим.

— Два сапога — пара, — пробормотал Юрасик, вылезая из кабины.

Пробормотал громко, так, чтобы зарвавшийся начальник услышал и прочувствовал всю глубину его, Юрасикова, негодования. То, что совсем недавно начальник продемонстрировал ловкость и смелость, ничего не меняло. Все в Конюшне и смелые, и ловкие. Вот урод, который шашлык в песок переворачивает, — один, Ванька Каин.

— Позавтракайте там пока, — сказал Иван, когда залез в кабину.

Окошко закрылось, отгородив обиженных подчиненных от обидевшего начальника.

— С шашлыком ты, кстати, напрасно, — сказал Круль, мягко тронув «Рейдер» с места. — Можно было и помягче…

Иван не ответил, смотрел молча на дорогу, вернее, на то, что осталось от дороги за семьдесят лет.

— Не дуйся.

— Была охота…

— Нет, в самом деле — не обижайся. Я не нарочно… Думаешь, меня осчастливили этой поездкой? Вызвали, поставили перед фактом. Я ведь тоже, между прочим, человек. И ничто человеческое, между прочим… Мне, думаешь, приятно было с вами встречаться? Вы же меня за предателя держите. За урода и иуду.

Иван посмотрел на Круля, растянул губы в фальшивой улыбке и отвернулся. Не хватало еще вести душеспасительные беседы с предавшимся. Какого рожна, в самом деле. Мы едем в одной кабине, но это не значит, что нам по пути.

— Держите и не скрываете этого… Ваше право. Никто не спорит. И у меня было право выбора. И кто сказал, что ваш выбор лучше моего?

Иван повернул голову вправо, будто увидел за окном что-то жутко интересное.

— Можешь не отвечать. Можешь. А ты знаешь, что четверть наших… ваших, из Конюшни, попадают в Ад? Не слышал?

Врет, подумал Иван. Трепись сколько влезет. Только Дьявол не врет. Только он один.

— Не веришь? Понятно, я вру. Я пытаюсь тебя сбить с пути истинного… Ты, конечно, можешь после возвращения пойти и проверить. Воспользоваться услугами агентства «Кидрон» и съездить в ознакомительный однодневный тур в Ад. Кого-либо конкретного найти там трудно, но можно воспользоваться тамошней информационной службой. В тур входит посещение одного грешника на выбор.

— Я знаю, — не выдержал Иван и повернулся к Крулю. — Не учи меня, не нужно. Думаешь, наши не проверяли? Рыков в прошлом году…

— Конечно, знаю. Игнат Петрович Рыков, тридцати лет, поиск по списку фамилий. Ответ — отрицательный, — Круль просвистел несколько тактов какой-то мелодии. — В принципе, я мог бы тебе ничего не говорить. Не мое это дело. Но…

— И не говори! Смотри на дорогу, держи руль и не выпендривайся…

— Ничего, я справлюсь, — спокойно ответил Круль. — И я тебе все-таки скажу. Ваш список убран из общей системы. К нему нет доступа. Его как бы и нет… Но души… Души — есть. Они у нас. И приходится им несладко. Совсем несладко, поверь…

— Ты можешь врать сколько угодно!

— Могу. Но могу говорить правду, для меня это совершенно безопасно. Ты ведь все равно не поверишь. Даже если я буду кристально честен! В этом фокус. И, продолжая свое выступление, я скажу, что список оперов убран из общего доступа по соглашению сторон. Нашей и вашей.

— Бог заключил соглашение с Дьяволом? — засмеялся Иван. — Ты сам понимаешь, что говоришь?

— Кто поминал Бога всуе? — удивился Круль. — Я — не поминал. Я сказал только про вашу сторону. А у вас там много всяких уважаемых людей, готовых на сделку с Дьяволом, лишь бы поддержать веру человека в Бога…

— То есть ты хочешь сказать, что кто-то из Совета тайно принял сторону…

— Тайно — да. Сторону преисподней? Скорее всего — нет. Хотя я и не уверен полностью. Там такая каша. Одни грешат, другие отпускают грехи и сами грешат, а если грехи отпускает грешник, насколько полезно это отпущение? Вот, скажем, ваш Шестикрылый согрешит. Так согрешит, что… В общем — согрешил. Ему нужно исповедаться. Но его вызывают к умирающему оперу, немедленно. Быстро и без промедления. И некого послать. Что должен сделать отец Серафим? Сказать, что не может, и оставить душу без покаяния и отпущения? Или пойти, проделать обряд, но знать, что все без толку, что это не поможет? Нет, во втором случае, конечно, все будет выглядеть куда благопристойнее. Сопли, шепот исповеди и скороговорка отпущения… Но результат…

Иван перекрестился. Ему показалось, что запах серы вытеснил из кабины весь воздух и что дышать больше нечем.

Ветер ворвался в опущенное боковое стекло, остудил лицо Ивана.

— Зачем так нервничать? Я ведь просто рассуждаю. Не так? Я рассуждаю, строю, так сказать, умозрительные конструкции. Теперь прикинь, Иван, после смерти друга кто-то из оперов отправляется в ад на экскурсию, проверяет по списку вновь поступивших и обнаруживает, что его близкий друг, получивший отпущение по всем правилам, прибыл, оказывается, в озеро расплавленной серы номер три тысячи восемьсот пятьдесят три, где сейчас и получает посмертное наказание. И вечная жизнь в Царстве Божьем ему не угрожает. Как поступит в этом случае опер? Будет счастлив и весел? Станет и дальше бросаться под пули и ножи? А если ему вдруг придет в голову, что только Дьявол не врет? Что святоши врут, а Дьявол — не врет. Бог… Бог наверняка не врет, Бог выше этого, тут даже в Аду по этому поводу не спорят. Все точно известно. Но со слугами… Со слугами все гораздо сложнее. Они ведь не безгрешны. И оперу может показаться, что если предавшийся всегда может прийти к Дьяволу и уточнить свое положение… И, даже если ему соврал начальник, подставил, то договор с Дьяволом все равно будет выполнен. В вашем случае все не так. Ваш договор — крещение. А доступа к Господу вы не имеете. Нет его подписи на договоре. Его именем — да. А лично им… Божественной рукой… Что делать оперу, ближайшего друга которого так подставили? Что бы ты сделал? Чисто умозрительно. Спекулятивно, я бы сказал. Что?

— Не знаю, — сказал Иван. — Честно — не знаю…

— В том-то и дело, — с искренней грустью произнес Круль. — В том-то и дело. Вас уговаривают попытаться поймать журавля в небе. Нам — дают синицу прямо в руки…

— Это… — Иван кашлянул, прочищая горло.

Он врет, понятно. Он не может не врать. И вопрос, который тлеет в груди Ивана, ничего не прояснит, Круль может спокойно соврать. Подтвердить возникшее подозрение. Просто так, из вредности. Или для того, чтобы внести сомнения в еще одну душу. Но вопрос жег, жег нестерпимо.

— Твоего друга… — наконец выдохнул Иван и ужаснулся тому, что говорит. — Твоего друга подставил отец Серафим?

Круль ответил не сразу.

Он как раз пытался провести машину между двух глубоких промоин, был сосредоточен и, показалось Ивану, не слышал вопроса. Точно — не слышал. Иван чуть было не вздохнул облегченно, но «Рейдер» выбрался на более-менее ровное место, и Круль повернул голову к Ивану:

— Отец Серафим? Нет, что ты. Конечно — нет. Того уже убрали. Отозвали, наказали…

И еще минут десять они ехали молча. Ветер трепал Ивану волосы, приходилось щуриться, но стекла Иван не поднял.

— А знаешь, что самое смешное? — спросил неожиданно Круль. — Самое смешное заключается в том, что, общаясь со лжецом, ты никогда не узнаешь, в каком месте он соврал. В своем выступлении или в ответе на дополнительные вопросы. Правда смешно?