Кому скормили тушенку, осталось неясным. Солдат, охранявших огороженную колючкой строительную площадку, похоже, держали впроголодь, но излишней дисциплиной не донимали – картошку с огородов они дергали по ночам целыми кустами, а один раз провели дерзкую и удачливую операцию по изъятию тети-нюриного кабанчика прямо из хлева.

Все это рассказал товарищу Артему председатель поселкового совета, приглашенный на секретную встречу в лагерь. А еще председатель рассказал, что представители закупочной компании дали деру из Егорьевска, после того как московский генерал конфисковал скудный запас летних шкурок «на нужды непредвиденного финансирования».

Кого собирался финансировать неугомонный Мякишев выяснить не удалось. Зато из Красноярска передали, что с командиром проводившего тут учения полка Мякишев еще в капитанах разворовывал казенное имущество, и похоже было, что и стрельбы в столь неподходящем месте запланировали нарочно, чтобы дать генералу возможность разжиться маленькой личной армией.

— Вот что, — поразмыслив, сказал Артем председателю, — давайте-ка, Федор Иванович, эвакуировать население. Через пару дней тут будет жарче, чем в Либерии. А в поселке нам придется закрепиться. Красноярский штаб гарантирует прием беженцев, помощь и восстановительные работы в кратчайший срок, если поселок пострадает.

Согласился Федор Иванович не сразу. Соседи, конечно, вели себя не лучшим образом, но подставлять поселок под пушечные снаряды только для того, чтобы поучить их манерам, председателю вовсе не улыбалось.

Решил проблему Григорий. Пока председатель запальчиво объяснял товарищу Артему, куда могут катиться обе стороны намечающегося вооруженного конфликта, атаман стянул с себя ботинки, джинсы и свитер. Федор Иванович, пораженный столь эпатажным поведением, сначала умолк, а потом и вовсе начал ловить воздух ртом, когда под гладкой светлой кожей, стремительно покрывающейся густой палевой шерстью, забугрились тугие узлы мышц, а доброжелательная улыбка обернулась волчьей пастью, скалящейся с высоты более чем двухметрового роста.

Григорий, показательно щелкнув зубами, перекинулся обратно и невозмутимо потянулся за штанами.

— По сравнению с теми, кого сюда собирается притащить Синдикат, — заявил он, завязывая ботинки, — я – несмышленый щенок.

Председатель оказался человеком не робкого десятка и достаточно широких взглядов. Аргумент был признан убедительным, и уже на следующий день началась эвакуация поселка. Жители разъезжались небольшими группами, кто на рейсовом автобусе, ходившем в Егорьевское раз в день, кто на личном транспорте. Некоторых вывезли в Красноярск в Газелях и Рафиках, доставивших сюда бойцов.

Федор Иванович, а с ним еще несколько охотников, остались в поселке приглядеть за порядком. Впрочем, в боевых действиях они тоже намеревались принять участие. Штаб не зря назначил Марусю комиссаром дружины. Не прошло и двух дней, как оставшиеся егорьевцы украсили свои куртки черно-красными ленточками, а председатель выпросил у девушки почитать раритетное прижизненное издание трудов Кропоткина, с которым она не расставалась даже в походе.

Часть дружины мелкими партиями пробралась в поселок и под покровом ночи принялась за превращение его в укрепленный пункт. В их задачи входило, в первую очередь, отрезать Синдикат с ротой охраны от поставщиков продовольствия и, что еще важнее, боеприпасов. Перекрывать дорогу пока не стали, но подготовили все, чтобы можно было сделать это в считанные минуты.

Остальных председатель отвел к заброшенному полустанку, на который так никогда не пришел ни один поезд. Кирпичное здание вокзала с пустыми проемами окон и дверей, без штукатурки, но под плоской крышей, могло сойти за штаб. В здании имелся и подвал, который вполне годился для укрытия от артобстрелов, и складские помещения, в одном из которых обосновался Карен. Рядом с остовом вокзала, зарывшись в высокую траву чуть не по окна, темнели строительные вагончики. Рельсы уходили с севера на юг – дорога изрядно заросла, но все еще не слилась с тайгой насовсем. Ни Синдикат, ни военные, по словам Федора Ивановича, сюда так ни разу не наведались. Видимо, о существовании ветки им попросту не было известно, а от любопытных глаз здание и вагончики скрывала густая полоса леса.

Лагерь перенесли быстро. Бойцы обустроились в вагончиках – кое-где даже обнаружились железные печки-буржуйки, приехавших из Красноярска с Машей и Саней магов разместили в здании вокзала, закрыв окна дощатыми щитами и набросав лапника на холодный бетонный пол. Майер жаловался на ревматизм, сибирский климат и русскую ментальность, но обратно не просился и желанием загладить ростовские ошибки горел все так же сильно.

Григорий и Карен, обернувшись волком и нетопырем, отправились в разведку. В логово врага даже самые ловкие следопыты влезть пока не сумели. Остальные помогали с обустройством лагеря, а Саня и Бобби отправились с Марусей знакомиться с новыми товарищами по оружию.


В вагончике пахло хвоей, порохом и оружейной смазкой. Возле импровизированного стола, сооруженного из нескольких ящиков, сидел парень в камуфлированной рубахе и штанах и священнодействовал над здоровенным прессом. Слева от него аккуратными кучками были разложены по пластиковым коробками из-под мороженого пули, рядом на полу стоял внушительный короб с пустыми гильзами. Прямые темные волосы время от времени падали парню на лоб, и он отбрасывал их назад нетерпеливым движением головы. На другом ящике стояла на сошках вынутая из кейса винтовка.

— Работаем? – поинтересовалась Маруся, и парень, процедив себе под нос что-то маловразумительное, аккуратно поставил готовый патрон на лоток с ячейками и медленно обернулся к гостям, окинув их насмешливым взглядом черных, чуть раскосых глаз.

— Моя патроны заряжала, — сверкнул широкими белыми зубами парень и кивнул в сторону ящика, — ружье видела? Моя из эта ружье белка в глаза била.

— Врешь! – убежденно заявил Саня. – Из этой винтовки не то, что белку, лису в ошметки разнести можно. Издалека. Я такую только раз в кино видел. И не чукча ты. Со мной в погранцах двое ребят с Чукотки служили, так ты и не похож вовсе.

— Твоя университета с красный диплома кончала и программа много-много писала, — съязвила Маруся, — хватит ваньку валять, тут все свои.

— А Ваську можно? – осведомился парень.

— Ваську валяй, — великодушно согласилась девушка и обернулась к Сане с Бобби.

— Вася Шиянов – снайпер, программист, знаток родной хантыйской культуры и просто душевный парень. А это — его М200.

— Ну, какой я знаток, — смутился Вася, — это дед мой кафедрой угорских языков заведовал и чуть не до гуннов легенды знает. А я так, нахватался по верхам. Зато стреляю, наверное, не хуже прадеда. А он и вправду знаменитый охотник был. Но охотник. Прострелить, скажем, двигатель зенитной ракеты с полутора километров на холодном стволе ему и не предлагали...


Под утро Григорий и Карен вернулись в лагерь, и все собрались в здании вокзала послушать новости. Подозрения насчет целей Синдиката в этом глухом таежном углу подтвердились – ямы рыли по схеме пентаграммы, заливали бетоном и по еще незастывшему чертили каббалистические знаки. Здесь, на природе, никто не утруждал себя тем, чтобы укрыть их от посторонних глаз, в отличие от Ростова, где фокусы силы прятали по подвалам и бомбоубежищам. Нашелся и сам источник – большой черный камень почти правильной овальной формы, по словам Григория так и лучившийся силой. Вокруг валялись остатки древнего сооружения, слегка напоминавшего Стоунхендж, но камни уже вросли в землю, похоже, развалили его уже давно.

После бессонной ночи наступающее воскресенье было объявлено днем отдыха, и все, кроме караульных, отправились спать. Атаку решено было начать в понедельник, в два часа пополуночи, и Маша, впервые со дня отъезда из Ростова, заснула спокойно.



137. Сохо. Манхэттен. Нью-Йорк. Фьялар


После опровержения в новостях сообщения об аварии на Индиан-Пойнт, слухи о том, что на АЭС чуть было не разразилась катастрофа почище Чернобыльской, поползли снежной лавиной. Доверие к масс-медиа уже давно перевалило критическую точку и стремительно катилось вниз. Поговаривали даже, что аварию удалось предотвратить только с помощью «изгнанников». Кто придумал называть этим словом всех, кто был не совсем человеком, докопаться не удалось. Но мысль, что человечество изгнало всех не совсем обычных членов из своих рядов, не только не защитив себя от них, но и лишив их возможности внести свой вклад в общий путь к прогрессу, набирала популярность. Нетерпение настолько накалило общественное мнение, что Конгресс собрался на внеочередную сессию, не дожидаясь конца каникул.

Америка прильнула к экранам телевизоров и мониторов. Речи, прозвучавшие в Конгрессе, одна за другой взрывались, словно бочки на пороховом складе.

Брюс МакГи, которого Конгресс призвал к ответу от имени спецслужб, чуть не прямым текстом обвинил власти в сокрытии информации об «изгнанниках», приведя многочисленные примеры того, как в прошлом те из них, кто действовал на благо страны и народа остались без заслуженной награды, а те, кто совершал преступления, выходили сухими из воды. И только потому, что официально их не существовало, хотя на изучение их деятельности тратились немалые суммы из государственного бюджета.

Картер Вандервейден, которого СМИ политкорректно окрестили «лидером Ночного сообщества Нью-Йорка», в своей речи призвал Конгресс к пониманию той простой истины, что рядом с людьми издавна живут те, кто тем или иным образом от них отличается. И никакой референдум не заставит их превратиться в измышления суеверного разума или плод воспаленного воображения. Вопрос только в том, подчиняются ли они закону наравне с остальной частью населения. Невозможно судить кого-то, в чье существование предписывается вообще не верить.

— Я не спорю, — заявил Картер, — среди нас есть чудовища, чьи преступления заставят содрогнуться самое закаленное сердце. А разве среди вас их нет? Но человечество не принимает закона о самоуничтожении на том основании, что Калигула, Торквемада или Гитлер были людьми в биологическом смысле. Все, чего мы хотим, – признания наших гражданских прав в обмен на готовность нести полную ответственность перед законом.

Вслед за Вандервейденом выступил Джулиан Луна, новый глава клана Вентру среди поддержавших Конвенцию. Принц Сан-Франциско поверг аудиторию в шок, пообещав вскрыть все известные ему закулисные сделки, каналы влияния и прочие методы финансовых и политических манипуляций, взамен на равноправную возможность участия в легальном бизнесе и политике. По рядам конгрессменов прокатился ропот, но возразить на такое предложение вслух не осмелился никто.

Князь Фионна, возможность появления которого на сессии до последней минуты стояла под вопросом, поскольку он оказался представителем формально несуществующей страны, от имени Совета Князей предложил весьма выгодные условия сотрудничества и сосуществования в обмен на признание Волшебной Страны полноправным субъектом международных отношений и двойное гражданство для Китейнов, проживающих на территории Соединенных Штатов.


Конгресс выслушал ярлов Гару и магистров Орденов, Технократов и Рунмейстеров, фейри и вампиров… Все сходилось к одному — не признавать их существования невозможно, требовать поголовного уничтожения не только негуманно и неполиткорректно, но попросту бессмысленно.

В конце концов, решение о проведении референдума было вынесено. В бюллетене должен был стоять только один вопрос – «Считаете ли вы, что все разумные существа, постоянно проживающие на территории США в течение последних десяти лет, должны получить гражданство, со всеми вытекающими из него правами и обязанностями перед законом?»

Даже Президент, который, по слухам, до последнего момента собирался наложить вето на решение Конгресса, не сумел найти ни одного довода против его необходимости и своевременности.

Противники легализации затаились. Слишком очевидно было, что действуют они в интересах тех представителей «изгнанников», которые предпочли бы и дальше дергать за ниточки из тени, уходя от ответственности перед законом и обществом. Последней попыткой хотя бы задержать реальный результат стали заявления о сложности организации референдума и нехватке бюджетных средств.

Но общество, уже раззадоренное предыдущими событиями и падкое на все новое и сенсационное, ждать не хотело. На местах общественные фонды и комитеты помогали с организацией голосования, деньги находились в совершенно неожиданных источниках. Референдум назначили на предпоследнее воскресенье августа. Страна замерла в ожидании знаменательного события.


В день референдума Фьялар и Делия плотно прилипли к дивану перед ноутбуком на низком столике, взволнованно наблюдая за событиями.

Диззи и Бранка уехали в Вулфстон, где племя Серебряные Клыки в полном составе собралось в ожидании результатов.

Войцех и Мелисента не могли даже на день вырваться из Неллис – Шемет усиленно готовился к квалификационному полету, а все свободное время проводил в клинике с женой, наконец-то решившейся разделить с ним вечность в человеческом теле. Генетические изменения в организме матери могли передаваться эмбриону только до истечения двенадцати недель беременности, и поэтому с ними стоило поторопиться.

Маша и Бобби затерялись на широких просторах Сибирской тайги. Сведения от подруги Делия получала регулярно и делилась ими с Фьяларом. Последние новости – планы Синдиката, подготовка к серьезной военной операции и рассказ о Красноярском подполье – встревожили гнома. Фьялар даже подумывал, не отправиться ли с небольшим отрядом на помощь Маше и Бобби, но Делия, с привлечением Брюса МакГи в качестве арбитра в дискуссии, убедила его, что военная экспедиция, если о ней станет известно российским властям, будет расценена как неприкрытая агрессия американской стороны и вмешательство во внутренние дела суверенного государства.

На вечер они получили приглашение Вандервейдена участвовать на правах почетных гостей в торжественном собрании Ночного Сообщества в Клойстерс. Картер настолько был уверен в успехе и так гордился своим вкладом в него, что затребовал с гостей дресс-код «белый галстук» и не поскупился на парадное оформление Элизиума – иллюминация в саду, живые цветы на саркофагах и прочий декоративный антураж.

Но пока вампиры спали, референдум набирал обороты, и Фьялар с напряженным вниманием следил за событиями в прямом эфире. Нью-Йорк высказался одним из первых. Атмосфера в городе царила приподнятая, сам факт, что их мнения, наконец, спросили, уже приводил людей в хорошее расположение духа. К тому времени, как в Нью-Йорке село солнце, голосование в Гонолулу уже шло полным ходом, и Фьялар вызвал такси, чтобы отправиться в Клойстерс.

На этот раз собрались все, даже Анархи в полном составе. Делия с усмешкой наблюдала грубоватых Бруха, разномастных Каитифф, диковатых Гангрел и прочих редко принимающих участие в протокольных событиях Сородичей, втиснутых во фраки, смокинги и вечерние платья.

Принц Картер был профессионально спокоен. Кадир Ал-Асмай слегка возбужден – легализация, наконец, освободила его от ставшей обременительной в последнее время должности шерифа. Остальные, завидев друзей, радостно делились планами на будущее. Тео собирался посвятить себя борьбе с нелегальной торговлей живым товаром, Беккет – продолжить свои научные изыскания в области происхождения Сородичей в сотрудничестве с виднейшими учеными мира, Лорд Вэйнврайт – превратить Нью-Йоркскую Капеллу в научно-учебный центр магии крови с университетским статусом.

В полночь Вандервейден произнес речь, в которой слагал с себя титул Принца, как не соответствующий текущему моменту. Само существование Камарильи и особые права ее иерархов теряли смысл. Половина Традиций подлежала отмене, вторая переходила в компетенцию общих для всех граждан органов власти. В заключение Картер попросил всех присутствующих воздержаться от создания Птенцов, пока на этот счет не будут приняты соответствующие правовые нормы.

Бывший Принц Калеброс поздравил Картера с блестящим завершением главного проекта его адвокатской карьеры и выразил надежду, что мистер Вандервейден и в дальнейшем останется «лидером Ночного Сообщества». Термин, с легкой руки одного из ведущих телеобозревателей, прижился и среде Сородичей, и Фьялар был согласен, то звучит он достаточно корректно, чтобы не вызывать отторжения у обычных людей.

Картер пригласил Делию и Фьялара в небольшую комнату, где для них и Тильды, приехавшей сюда с Регентом, было приготовлено угощение. Девушка оказалась здесь единственным человеком, и одним из троих живых членов собрания. Она получила свою долю благодарности и восхищения от всех, участвовавших в сражении с объединенными силами Шабаша и Камарильи, – несмотря на усиленную регенерацию, некоторые из Сородичей были ранены так тяжело, что только ее таланты Целительницы отвели от них угрозу окончательной смерти или позволили, не мешкая, вернуться в бой. Но Тильда все равно была не в настроении – волновалась за Машу.

Пользуясь возможностью пообщаться вдали от любопытных глаз, в комнату подтянулись братья Калос, Регент, Крис и Моника. И Норвик, непривычно задумчивый, с загадочной полуулыбкой и затуманенным взглядом. На вопрос Фьялара, что с ним, Тореадор ответил: «Новую балладу сочиняю», но Делия мысленно отметила про себя, что Ингрид и Брунгильда пока оставались в Норвегии. По мнению дроу, там произошло нечто, заставившее обычно ироничного и даже слегка циничного Норвика впасть в романтический настрой и светлую грусть. Впрочем, своими наблюдениями она не стала делиться даже с Фьяларом.

Хотя подсчет всех голосов и должен был занять еще несколько дней, но уже к утру стало ясно, что необходимый для принятия нового закона барьер в семьдесят процентов будет перейден с изрядным запасом. Собравшиеся разъезжались по домам, полные надежд на будущее и самых радужных планов на его использование.


Домой они вернулись на рассвете. Фьялар раздраженным жестом швырнул смокинг на кровать и принялся разматывать каммербанд. Рванул бабочку на шее, словно она душила его.

— Ты не рад? – Делия перешагнула через соскользнувшее на пол платье и подошла к Фьялару. Обняла, прижавшись к широкой спине и склонив голову на плечо.

— Ты почти год потратил, чтобы добиться этого, — сказала она тихо, — результат референдума – во многом твоя заслуга. Но…

— И что он изменит? – проворчал Фьялар, расстегивая рубашку. — Появится больше законов, работы для адвокатов и чиновников, скандальных передач на телевидении… Ты Шемета не забыла? Кое-какой бизнес выйдет из тени. Но далеко не весь. Все, чего мы могли бы добиться, используя магию и новые технологии, власти благополучно спустят на тормозах, затолкают в дальний угол, положат под сукно. Новые идеи не продвигаются, потому что это не выгодно корпорациями и прочей элите, а не потому, что древние вампиры или князья Ши тайно борются с прогрессом. Референдум – это уже кое-что. Но этого мало.

— Значит, сделаем больше, — улыбнулась Делия, помогая гному стянуть рубашку, — а сегодня есть повод для праздника.

— С тобой всегда есть повод для такого праздника, — рассмеялся Фьялар, поворачиваясь к ней лицом и отвечая на нетерпеливый поцелуй.

Но потом, когда Делия уже уснула, Фьялар еще долго лежал и разглядывал тоненькую трещину на потолке спальни.

Он выполнил задание Локи. Но долгожданное чувство свободы так и не пришло. Гейс все еще был в силе, а это означало, что главную возложенную на него задачу Фьялар пока не решил. И чем дальше, тем меньше ему нравилось плясать под дудку Шутника.



138. Егорьевское. Сибирь. Маша


Дверь вагончика была распахнута настежь, то ли чтобы показать, что входить можно без стука, то ли чтобы впустить побольше света в помещение с парой маленьких квадратных окон. Патронный станок, прикрытый куском полиэтиленовой пленки, стоял в углу, винтовка вернулась в кейс, лежащий на одной из проржавевших панцирных сеток, застеленных спальниками. Вася сидел на ящике и разбирал коробки с патронами, помеченные аккуратными ярлычками.

— Они действительно лучше заводских? – поинтересовалась Лена. – Я думала там автоматика и все такое.

— Угу, — хмыкнул Вася, — потому и лучше. Тут я в каждом уверен. И точно знаю, какой для чего.

— Можно взглянуть? – спросила девушка.

— Гляди, — Вася протянул ей патрон, и Лена завертела его в пальцах, вглядываясь так внимательно, словно пыталась запомнить в лицо на всю жизнь.

— Можешь для меня разочек стрельнуть? – спросила она, возвращая патрон. – Хочу проверить кое-что важное.

— Ну, раз важное… — Вася усмехнулся и поднялся с ящика, укладывая патрон в коробку.

— Ой! – Лена схватила его за руку, и патрон покатился по грязному линолеуму. Девушка бухнулась на колени, выскребая патрон из-под панцирной сетки. – Мне нужно, чтобы ты стрелял именно этим патроном.

— Это еще зачем? – нахмурился Вася. – Ты что с ним сделала? Покалечишь винтовку – прибью, не посмотрю, что девчонка.

— Тебе понравится, — заговорщически подмигнула Ленка, — я обещаю.


Маруся и Артем разговаривали в другом конце лагеря, возле высокого старого кедра. Со стороны Васи дерево виднелось в точности между собеседниками, где-то в полуметре от них.

— Можешь в ствол попасть? – спросила Ленка.

— В полуметровое дерево с трехсот метров? – обиженно уточнил Вася. – Да ты сама в него из чего угодно попадешь. Надо было для этого винтовку тащить… И вообще, у меня ночью работа будет, Артем кое-какие цели наметил. Так что ставь свои эксперименты на ком-то другом.

— Ну, пожалуйста, — скуксилась Лена, — пожалуйста-пожалуйста…

Это настолько не походило на ее обычную задорную и уверенную манеру, выглядело так нарочито, что Вася рассмеялся и кивнул.

— Ладно. Один выстрел твоим патроном. Поглядим, что ты задумала. Только командира надо предупредить.

— Ой! – всполошилась Лена. – А вот этого, как раз не надо.

Девушка на секунду задумалась.

— Я перед ними барьер воздушный поставлю, — объявила она, — если случайно вперед сунутся – лбом упрутся. Годится?

Вася кивнул, поднял винтовку и, почти не целясь, нажал на спуск. В толстом стволе кедра образовалась дыра, в которой с радостью поселилась бы даже крупная белка, щепки и древесная пыль брызнули фонтанчиком. Но Маруся и Артем, между которыми пролетела пуля, увлеченно беседовали, не обратив на нее ни малейшего внимания.

— Что ты с ней сделала? – заморгал раскосыми глазами Вася.

— Зарядила, — подмигнула Ленка, — еще таких хочешь?

— Очень, — радостно кивнул Вася, — пойдем, поработаем, пока светло.


Идею замаскировать оставленных в Егорьевском бойцов под местных жителей подала Зоя. Даже здесь, в лагере, бабушка ухитрялась выглядеть настоящей леди, но без дела не отсиживалась, находя себе полезные занятия, причем такие, важность которых до того никому в голову не приходила.

В Егорьевское отправили большую часть девушек-бойцов и с десяток парней, временно переодев их в гражданское. Новоявленные егорьевцы по домам отсиживаться не стали, а под руководством председателя и других оставшихся жителей поселка осваивали сельский труд – копали картошку, кормили кур и свиней, доили общественных коров.

Маскарад затеяли не зря. На второй день пребывания бойцов в поселок заявились несколько магов Синдиката под охраной десятка солдат и БМП. Маги, раздосадованные заявлением председателя, что все леденцы они сожрали еще в прошлый раз, а новых не завезли, потребовали продать им продукты из личных запасов жителей. Получив отказ, долго бранились, но к помощи солдат пока прибегнуть не решились, видимо, надеялись на доставку продовольствия из Лесосибирска.

Командир, которому об инциденте доложили как только маги убрались восвояси, довольно усмехнулся. Лесосибирские товарищи сдержали слово, и машина с крупой, тушенкой и прочими припасами свернула с дороги на лесную просеку, где ее разгрузили бойцы народной дружины.


Подготовку к атаке начали в полночь. Вася, заранее излазивший все кедры, находившиеся на опушке лесополосы, отделявшей лагерь от Синдиката, раз за разом поднимался на обустроенные на ветвях лежки, всаживая безмолвные пули в ходовую часть и башни вражеских БПМ. К сожалению, пять машин укрылись в лесу за военным лагерем, и разглядеть их не удалось ни с деревьев, ни кружившему над тайгой Карену. Григорий предложил вновь отправиться в разведку, но командир решил не тянуть время, понадеявшись на то, что переместить пушки на ударную позицию противник не успеет.

Вася, закончив с высотными работами, присоединился к группе из пятерых снайперов, залегших на крыше вокзала, откуда хорошо просматривалась луговина между вагонным поселком и военным лагерем.


Маги разделились на две группы. Саня, Лена и трое красноярцев собирались подобраться к позициям противника как можно ближе, чтобы поддержать атаку. Боевая магия по мощи вполне могла соперничать с артиллерией, но по дальности заметно ей проигрывала.

Маша, Бобби, Майер и еще двое ребят медленно пробирались по темному росистому лугу к строительной площадке, огороженной колючей проволокой. Главной целью сражения было уничтожение недостроенного портала, и, хотя разрушить все уже залитые бетоном ямы раньше, чем маги Синдиката спохватятся, не представлялось возможным, работы можно было сильно замедлить, выведя из строя портативную бетономешалку и небольшую землеройную машину, торчавшие на виду посредине площадки.

Маша лежала на животе в густой траве и вглядывалась в ночную темноту. Камуфлированная куртка промокла почти насквозь, но девушка не замечала этого, сосредоточившись на внезапно возникшей проблеме.

— Не могу понять, как это работает, — со вздохом призналась она, — ни узлов, ни плетений — сплошной купол.

Их первые заклинания отразились от этого купола, невидимой защитной полусферы, накрывающей площадку. Впрочем, чего-то подобного и следовало ожидать, когда стало ясно, что Васины выстрелы в эту сторону не поразили цель. Парень, стрелявший на предельной дальности, все равно выглядел сконфужено, и только Машины горячие заверения, что технику не от безалаберности бросили на открытом месте, вернули ему привычную уверенность в себе.

— Не расплетать надо, а пробивать, — тихо прошептал Майер.

— Тупо лупить, пока не треснет? – спросила Таня, совсем юная блондинка, студентка первого курса консерватории и одна из самых талантливых магичек, которых Маше довелось видеть.

— А если не треснет? – выразил недоверие Шурик, худощавый паренек в очках. – Тогда вообще только время потеряем.

— Треснет, — возразил Майер, — любая магическая защита слабеет с каждым попаданием. И тупо не надо. Надо по схеме. В нескольких точках одновременно.

— Бобби, звони Артему, сообщи, что мы тут застряли, — вздохнула Маша, — пусть начинают без нас.

Майер, лучше всех разбиравшийся в традиционной магии, наметил точки на невидимом куполе, и Маша выпустила первый ударный поток Воздуха, столь же невидимый глазу. Оставалось надеяться, что, когда Синдикат заметит первые бреши в защите, будет уже поздно.


В час ночи темнота и тишина взорвались яркими вспышками. Ракеты взвились в небо, озарив широкий луг, край лесной полосы блеснул красными отсветами на смолистых ветвях и влажных от ночной прохлады иглах, языками пламени вспыхнули подожженные палатки в лагере Мякишева.

Солдаты в панике вылетали из горящих палаток, некоторое время в лагере царил полный хаос. Артем, наблюдавший за событиями с опушки лесополосы, отдал бойцам, в темноте подобравшимся к противнику на расстояние чуть больше полукилометра, приказ к атаке. Затрещали пулеметные очереди, огненные стрелы «Шмелей» прочертили темноту, на миг выхватив из нее грузные силуэты трех «Шишиг» с КУНГами, в которых с относительным комфортом устроились маги. Ослепительные облака вспыхнули одно за другим, и на месте грузовиков остались только покореженные скелеты шасси и кабин.

Но Мякишев, как оказалось, генеральский чин получил не только за разворовывание казенного имущества. Оборону сумели организовать довольно быстро, солдаты открыли ответный огонь. Бойцы дружины залегли на подступах к лагерю, очереди стали реже и короче, тратить патроны зря не стали.

Теперь в дело вступила магия. Над лагерем разразился огненный дождь, вперемешку с градом поднятых с земли острых мелких камней. В сторону двух неповрежденных «Шишиг» и фуры, в которой везли стройматериалы для портала, поползло зеленое кислотное облако – вклад Сани в теорию Магии Источника. Вновь начавшаяся паника позволила бойцам продвинуться еще на пару десятков метров, но атака снова захлебнулась, когда перед позицией Сани и Лены рванул огненный шар. Боевой магией Синдикат владел слабо, но магическим оружием, похоже, успел обзавестись еще до того, как Итерия Икс подписала Новую Конвенцию и перестала снабжать им бывших союзников.

В этот момент со стороны укрытых тайгой холмов показались уцелевшие БПМ. По нападавшим выпустили несколько снарядов. Стреляли наугад, больше в расчете на психологический эффект, и взрывы взметнули землю далеко за спинами залегших дружинников. Маруся, сменившая свой стильный прикид на камуфлированный комбинезон и берцы, выпустила в сторону первой приблизившейся к ним машины последний «Шмель». Контрнаступления это не остановило, но драгоценные секунды для перегруппировки сил они получили.

Защитный купол, наконец, поддался под непрерывным потоком воздушных ударов. Маша едва дышала от усталости, Майер и красноярцы выглядели ничуть не лучше. Но они собрали последние силы, и бетономешалка на площадке взлетала на высоту пяти метров и рухнула на землю с жутким грохотом. Вслед за ней рванула землеройная машина, Маша подожгла бензобак. Маги противника, до того увлеченные противоборством с группой Сани, наконец, обнаружили нового врага и развернули свои БОП в его сторону.

Пора было уходить. Они задержали строительство портала как минимум на неделю, и терять бойцов ради героического захвата лагеря Артем не собирался. Саня с группой прикрывали отход, пока остальные организованно отступали к железнодорожной ветке. Машу, выложившуюся до последнего, Бобби едва не тащил на себе.

Мякишев, то ли не рассчитавший силы противника, то ли ободренный успехом своих магических союзников, отправил вслед отступающим взвод автоматчиков. Но на подступах к лагерю тех встретил прицельный огонь с крыши вокзала, и потерявшие в мгновение ока боевой дух солдаты бросились наутек, а пятеро, отрезанные от своих бойцами дружины, побросали оружие, сдаваясь в плен. На такой поворот событий Артем не рассчитывал, но вид у солдат был самый жалкий, без автоматов и шлемов стало видно, что это мальчишки-призывники, которых погнали в драку за непонятные им цели. Первыми же словами пленников, после того, как они сообразили, что убивать на месте их никто не собирается, были «Пожрать дадут?», и Маруся распорядилась запереть голодных парней в подвале вокзала, накормить и дать выспаться перед утренним допросом.

Первая половина дня прошла спокойно. Обе стороны зализывали раны, отряд потерял троих бойцов, а еще десяток получили ранения разной степени тяжести. Одного из дружинников Лена, сама едва державшаяся на ногах, исцелила как только его, истекающего кровью, дотащили в лагерь, иначе до утра ему было не дожить. Остальных перевязали и оставили на попечение медиков до того момента, как маги восстановят силы.


Эффект внезапности был утерян, и на несколько дней они увязли в вялых перестрелках и мелких стычках. На второй день Синдикат восстановил защитный купол, но бетономешалку и землеройную машину магам починить не удалось, и днем можно было видеть, как не доверяющие столь ответственного дела профанам мужчины в деловых костюмах роют лопатами твердую каменистую землю. Дамы, меняясь, месили бетон в большой металлической бочке. Подходы к стройке патрулировали оставшиеся у Мякишева БМП.

По словам отъевшихся и отоспавшихся пленников, личному составу сообщили, что в тайге ведется строительство военного объекта государственной важности, и им выпала высокая честь охранять его от террористов, чьи планы на уничтожение нового секретного оружия удалось раскрыть ФСБ. Видимо, ростовский опыт не прошел для Синдиката бесследно, и маги подозревали, что в покое их не оставят. Но на полномасштабную военную операцию они, явно, не рассчитывали.

Товарищ Артем распорядился оборудовать укрытие против снарядов в здании вокзала и заняться укреплением лагеря. В самом лучшем случае он рассчитывал отсидеться в обороне до тех пор, пока у противника закончатся снаряды и патроны, а потом решительным броском захватить его позиции. Дорогу контролировали его бойцы, изображавшие из себя мирных поселян. Такое положение продолжалось еще дня три, пленников за это время перевели в Егорьевское, рассчитывая отправить в Лесосибирск при первой же возможности.

Но возможность так и не представилась. На третий день на дороге показалась фура, и оставшиеся в Егорьевском бойцы остановили ее на подъезде к поселку. Охрану удалось разоружить без боя, груз – продовольствие и боеприпасы – ушел в пользу народной дружины, но мирные дни поселка на этом закончились. Ночью БМП попытались прорваться в Егорьевское, завязался бой, и в сумятице караульные, поставленные у сарая на краю поселка, где содержались пленники, проглядели, как кто-то из магов пробрался внутрь. Уже потом, когда нападение было отбито, обнаружилось, что все пятеро ребят мертвы. Характерные ожоги от лазерного пистолета, распознанные Майером, не оставляли ни малейших сомнений в том, кто это сделал. Лишние свидетели Синдикату были не нужны.

Поселок, во избежание дальнейших разрушений, пришлось оставить. Артем надеялся, что следующая партия грузов придет не скоро, и они успеют закончить операцию «Портал» раньше. Бойцы и оставшиеся егорьевцы перебрались к железной дороге, в укрепленный лагерь дружины.

Бои шли с переменным успехом. Васе удалось снять нескольких магов Синдиката, неосторожно появившихся в пределах видимости, и одного из офицеров. Генерал, предсказуемо, на глаза не показывался. Маги предприняли несколько вылазок. Купол снять больше не удалось, на него поставили «сигнализацию» и позицию нападавших вычислили мгновенно. Зато удалось вывести из строя еще два БМП.

Противник под прикрытием оставшихся БМП и поддержке БОП Синдиката, тоже предпринял несколько дерзких вылазок, наверное, в расчете захватить продуктовый склад. Потерь среди бойцов дружины не было – девушки из Башни под руководством Лены с целительством справлялись прекрасно, а Синдикат потерял на этом еще с десяток солдат. Впрочем, радовались потерям Мякишева довольно сдержанно, голодные солдаты были противниками, но не врагами.


Наконец, посовещавшись с Марусей, Машей и Саней, товарищ Артем решил, что тянуть больше нельзя. В штабе дружины начали планировать новую дерзкую атаку. Но планы осуществить не удалось. Мякишев, которому тоже надоело сидеть без дела и впроголодь, нашел, где разжиться подкреплением.


Над тайгой прокатился тяжелый гул, дальние кроны кедров тревожно зашумели, воронья стая сорвалась в небо и унеслась на восток, к горам.

— В укрытие!

Артем кричал на пределе легких, перекрывая приближающийся грохот тяжелых лопастей.

— В укрытие! Васька, твою мать! Кому сказал!

Вася попытался скрыться за ближайшим вагончиком. В руках у него была М200, на лице – смесь решимости и предвкушения. Из-за угла вылетела Маруся и нежной женской ручкой поволокла парня по направлению к зданию вокзала.

— Идиот!

Маша, Саня и Лена сомкнули круг, пытаясь прикрыть отступающих к зданию вокзала товарищей воздушным щитом. Остальных магов отправили в подвал вместе с бойцами. Бобби стоял за спиной Маши, стиснув зубы, чтобы его тревога не помешала концентрации девушки. Майер, в двух шагах слева, шевелил губами, готовя какое-то заклятие.

Вертолеты показались над лагерем. Первые ракеты взорвались, не долетев до земли. Щит пока выдержал, но Маша чувствовала, как прогибаются и рвутся воздушные плетения.

— Еще пара попаданий, и надо будет уходить, — тихо сказала она Сане, — долго мы его не удержим.

— Еще чуток, — кивнул Саня, — ребята не все спустились.

Следующая пара ракет взметнула облако огня и дыма, горящие обломки вагончика разлетелись, едва не задев Майера и Бобби.

— Уходите! – Артем и Маруся все еще стояли у входа в недостроенный вокзал, поджидая последних бойцов и магов.

— Нельзя! – прохрипел сквозь кашель Саня. — Погорит все к чертям. Ленка! Ты там насчет дождя…

Лена молча кивнула, пытаясь перехватить лидерство в круге. В книжке говорилось… Мало ли что говорилось в книжке? Если невозможно, но надо, значит надо сделать невозможное.

Маги замерли, застыли безмолвными статуями, вытягивая из Источника силу на пределе, после которого начинаются безумие и боль. Вертолет зашел на второй круг. Майер бросился вперед, с его узких ладоней в сторону МИ-24 сорвался огненный шар, вспыхнул, не долетев, но заставил машину свернуть с курса. Бросился вперед, отвлекая от товарищей. Еще шар…

Тяжелые тучи, собравшиеся над горами, подхватил высокий ветер, едва задевавший кроны деревьев, погнал к лагерю. Первые тяжелые капли застучали по крыше вокзала, хлынули потоком, сбивая пламя, уже охватившее траву возле разбитого вагончика.

Вертолеты сбавили высоту, пушечные снаряды уже рвались по всей территории опустевшего лагеря. Маша с друзьями, наконец, разорвали круг и кинулись к входу в вокзал. Бобби бросился вслед за ними.

— Майер! – Саня огляделся, но мага нигде не было видно.

— Убит, — глухим голосом сообщил Бобби, — прямое попадание снаряда.

Ленка чуть не бросилась назад, но МакГи ухватил ее за руку.

— Там нет для тебя работы. Иди вниз, там ты нужнее.


В подвале вокзала было тесно. Вертолеты возвращались по нескольку раз в день, в самое непредсказуемое время. Соотношение сил изменилось кардинально, теперь отряд сидел в осаде, пока что успешно отражая пехотные атаки противника. Но о том, чтобы помешать дальнейшему строительству портала, приходилось забыть. Маги Синдиката в боях не участвовали, а это означало, что все время они проводят на стройплощадке, приближая день, когда исход военного противостояния потеряет всякое значение.

— Помощь нужна, — констатировала Маруся.

Они выбрались наружу, настал час редкой и давно желанной передышки.

— Против вертолетов? – скептически спросил Артем. – Зениток у Штаба нет.

— У кого-нибудь могут найтись, — возразила комиссар, — или, хотя бы, ПЗРК пусть подгонят. Все лучше, чем патроны попусту тратить. Звони в Красноярск, пусть там думают, что можно сделать.

— А мы пока продержимся, — заверила Маша, — должны продержаться.

— Должны, — согласился командир, — отступать нам некуда. Если ты права насчет портала, за нами – весь мир.



139. Егорьевское. Сибирь. Маша. Ксюша


— Товарищ комиссар, командира ранили!

— Артема в подвал, командиров групп – ко мне, — сорванным голосом прохрипела Маруся, — Кононенко, стой тут, будешь за меня орать, я уже не могу.

— Так точно.

— Кто-нибудь, заткните пулемет, слева! Маша!

— Сейчас разберусь!

— Ох, мать! Ложись!

Просвистел снаряд, разорвался метрах в десяти за их спинами, срезав ствол молодого кедра.

— Васька!

— Вижу, что Васька, — скрипнула зубами Маша.

От напряжения на лбу девушки вздулась синяя жила, Бобби опустил автомат, подхватил ее за плечи.

— Держи его! Вот так...

Невидимая воздушная сеть подхватила летящего с падающего кедра снайпера, бережно опустила на землю. Маруся, пригибаясь под свистящими с опушки пулями кинулась к нему.

— Цел, зараза?

Парень не отвечая, разглядывал сжатую в руках при падении винтовку. Убедившись, что с его любимицей все в порядке, коротко кивнул.

— Уходим!

Маша, судорожно сжимавшая руку Бобби, выпрямилась, огненный шар сорвался в направлении не смолкавшего все это время пулемета. Очередь захлебнулась, солдаты, продвинувшиеся метров на десять от таежной опушки к железнодорожной насыпи, залегли, вжимаясь в неровную каменистую землю.

— Маша, сбегай, глянь, как там Артем, — тихо попросила Маруся, — я только орать вдохновляюще умею, стратег из меня никакой...


Артем сидел в подвале и под присмотром Лены жадно поглощал тушенку из банки, облизывая пальцы, запивая кофе из подсунутой девушкой кружки. Проглотил очередной кусок, почти не жуя, давясь, попытался всунуть банку в ее руку.

— Ешь давай! – прошипела Лена. – Тебе бы сейчас поспать сутки, а ты снова под пули рвешься. Не доползешь ведь. Ешь!

Артем выудил из банки еще кусок мяса, сунул в рот, глотнул кофе. Увидел Машу и решительным жестом впихнул остаток консервов Лене.

— Маруся прислала? – он довольно глянул на целительницу. — Беги, передай – уже иду.

— Шоколадку хоть возьми, — жалобно попросила Лена, протягивая командиру плитку «Гвардейского», — себя не жалеешь, меня пожалей, еще на один раз меня не хватит...

Только сейчас Маша заметила, что штаны и рубаха Артема изодраны в клочья, и далеко не все пятна на них – фабричная краска. Заскорузлые, темные и еще влажные, липкие.

— Пошли уже.

Маша напоследок взглянула на спящую у стены рядом с Кареном бабушку.


На второй день после появления вертолетов они остались без связи. Сотовый ретранслятор в Егорьевском Синдикат уничтожил, видимо у Мякишева были собственные каналы. Пришлось доставать радиопередатчик, но и он проработал недолго, радиста, вытащившего его из подвала, где сигнал ловился с перебоями, на первый этаж, засыпало при артобстреле. Парня удалось вытащить и собрать чуть не по кускам, передатчик – нет. Все, что они успели – получить ответ из Красноярска. «Держитесь, поможем». И они держались, хотя когда придет обещанная помощь, оставалось неясным.

Карен места себе не находил от сознания, что днем, когда идут самые тяжелые бои, он отсыпается в безопасности подвала. Григорий, устав убеждать Гангрела, что польза, которую он приносит, вполне искупает дневной отдых, подписался составить ему компанию в налете на лагерь Мякишева. Последняя «Шишига» взлетела на воздух, а вместе с ней и несколько опрометчиво решивших отдохнуть с комфортом магов. Но незамеченными диверсантам уйти не удалось. Григорий и Карен устроили в лагере настоящее побоище, но Синдикат многие века ставил одной из первоочередных задач своей конвенции уничтожение «осквернителей реальности». Серебряная пуля вернула Григорию человеческий облик, и Карену пришлось тащить его на себе.

До полустанка они добрались, истекая кровью, а страшную рану на спине Гангрела Лене так и не удалось до конца исцелить. Пришлось положиться на регенеративные возможности вампира. А для этого требовалась кровь. Много крови и, желательно, свежей. Зоя не терпящим возражений тоном заявила, что она – единственная, от кого в драке никакой пользы, и теперь мирно спала рядом с вампиром, восстанавливая силы.

От здания вокзала остались одни руины. Бойцы залегли в наспех сооруженных окопах и блиндажах вдоль опушки, не допуская противника до лагеря. Но вертолеты раз за разом возвращались, делая переход в наступление невозможным. У Мякишева оставалось еще десятков пять солдат и один БМП, Синдикат тоже потерял половину, если не больше, магов. Но строительство не останавливалось, и на следующий после вылазки Карена и Григория день Маша заметила, что бетонные круги начинают по очереди пульсировать силой. Времени оставалось всего ничего.

Хорошо еще, что склад и транспорт додумались укрыть в тайге, в полутора километрах к югу от полустанка. Утром Саня с красноярскими магами, кроме Тани, оставшейся исцелять раненых, отправился туда, чтобы на одной из «Газелей» сделать крюк и попытаться выйти к стройплощадке с юга, откуда их не ждали. С ними отправился Григорий и еще несколько бойцов дружины. Пулемет, пара оставленных до поры в неприкосновенном резерве ракет и гранатомет. Купол решено было брать приступом.


Вертолеты не появлялись с ночи, очевидно, отправились куда-то на базу за боеприпасами. Расстреляли они их за эти три дня гору и еще кучку. Отряд выполз из укрытий, надеясь воспользоваться передышкой. Но Мякишеву эта война местного значения, очевидно, была как кость в горле. А возможно, голодные солдаты просто устали воевать, и он надеялся поднять боевой дух блицкригом.

В десять утра пушечный залп известил о том, что противник обошел их с тыла и начал наступление со стороны железнодорожного полотна. С этой стороны окопов и укрытий делать не стали, и теперь часть отряда рассредоточилась по лесополосе, укрываясь в зарослях, за редкими валунами, докатившимися сюда с гор, за стволами высоких кедров. Остальные обороняли разрушенный вокзал, где в подвале находились раненые. Артем приказал держаться до последнего, в надежде купить время группе Сани и Григория. Но цена с каждой минутой становилась все дороже. Лена и Таня уже были на пределе сил, а у врача и двух санитарок заканчивались перевязочные материалы и лекарства. Стало ясно, что скоро преимущество, позволявшее им возвращать получивших ранения бойцов в строй в кратчайшие сроки, подойдет к концу.


Артем вышел, щурясь от яркого света и вытирая ладони о без того перепачканный комбез.

— Пока держимся, — сообщила Маруся, воспользовавшись затишьем в стрельбе, — как долго еще протянем – не знаю.

— До вечера надо бы... – Артем задумчиво поглядел на Машу.

Девушка заснула мгновенно, положив голову на колени к сидящему спиной к дереву МакГи.

— Бобби, подойди-ка сюда, — позвал командир.

Бобби осторожно выполз из-под Машиного затылка, подложил ей под голову скатанную куртку и подошел ближе.

— Значит, так, — Артем говорил тихо, чтобы услышать его могли только Бобби и Маруся, — как стемнеет, бери машину и увози девушек и Зою. Карена тоже, если захочет.

— Маша не поедет, — покачал головой Бобби.

— Она к вечеру опять до обморока выдохнется, — возразила Маруся, — забирать и не спрашивать.

— Мама считает, что мне следует на Маше жениться после окончания университета, — вздохнул Бобби, — она мне этого никогда не простит.

— Тебе ее жизнь важнее или прощение? – взвилась Маруся.

— При чем тут Маша? – сердито нахмурился Бобби. – Моя мама, Барбара МакГи, никогда мне не простит, если девушка, которую она посчитала подходящей невестой, бросит меня по моей вине. А маму даже Брюс побаивается...


После полудня атака возобновилась. Снаряды один за другим били по зданию вокзала, проделывая новые бреши в полуразрушенных стенах. Но перекрытия пока держались, и в подвале было относительно безопасно. Пулеметы у Мякишева, похоже, закончились, зато в ход пошли гранаты, летевшие наугад и осыпавшие изрытый воронками лагерь градом осколков. Бойцы вжались в землю, но попытку прорыва пехоты встретили дружным огнем, решившиеся сунуться со своими БОП маги потеряли еще двоих.

За день такие атаки повторились еще дважды, и Артем никак не могущий разгадать, что задумал Синдикат, с тревогой поглядывал на небо.

На западе, со стороны противника, высокие облака начинали набирать густые синие и лиловые оттенки, края золотились лучами низкого солнца, от земли потянуло сыростью и холодом.

— Будем атаковать, — решил командир, — Саня с ребятами уже давно должны были прибыть на позицию. Нельзя допустить, чтобы Синдикат успел вернуться туда, когда купол начнет сыпаться.

Маруся кивнула. Маша, давно потратившая все восстановленные коротким отдыхом силы, сжала руку Бобби.

— Если вдруг что, — тихо сказал МакГи, — Карен бабушку вытащит.

— Ты ее не знаешь, — вздохнула Маша, — она не поедет.

— Вся в тебя, — грустно улыбнулся Бобби.


Маша собралась с духом, и цепная молния ударила по западной опушке. Бойцы поднялись в атаку, короткими перебежками, прикрывая друг друга, бросились вперед.

На фоне залитого закатом неба вертолеты казались гигантскими черными птицами, злобными тварями, вылетевшими из мрачных легенд. Полыхнул огонь, ракеты серыми змеями врезались в землю между опушкой, где залегли враги, и железнодорожным полотном. Залп разметал ряды нападающих, тела погибших теплыми ошметками осыпали живых, крики раненых на мгновение перекрыли треск автоматных очередей.

— Назад! – Артем одной рукой помогал встать ушибшей колено Марусе, а другой удерживал за воротник Васю. – К вокзалу!

Мякишев добился своего – выманил их на открытое место, под вертолетный обстрел. Надо было уходить в тайгу небольшими группами, но в подвале оставались раненые, а за спиной гигантская пентаграмма уже ждала своего часа...

Небо стремительно темнело, тучи наливались запекшейся кровью, рваными ранами алея по краям. Вертолеты пошли на второй круг, и бойцы бросились к зданию вокзала, укрываясь за остатками разрушенных стен.

Из подвала показался Карен, с головой закутанный в толстое одеяло, только глаза углями сияли в тени. Лена, Таня, семеро бойцов, снова готовых стать в строй. Седой военврач, прошедший Афганистан. Две санитарки – второкурсницы медицинского. Зоя с автоматом в руках.

— Я знаю, что с ним делать, — улыбнулась она в ответ на изумленный возглас Маши, — вот уж не думал мой военрук, что мне его уроки пригодятся через столько лет...

— Зоя Сергеевна, — начал Артем, — может, кто-то из бойцов выведет вас к машинам? На востоке дорога свободна.

— Нафиг твою машину, — презрительно скривилась Зоя, — вместе начинали, и до конца вместе пойдем.

Ответ командира перекрыл гул вертолетных лопастей. Стервятники вернулись за добычей.


Глухой гром недальней канонады встряхнул тайгу. Оба вертолета покрылись расцветающими в темном небе огненными астрами, кружась, пошли на снижение, и горящие обломки фейерверком осветили густые сумерки.

В алом зареве и черном дыму пожара на станцию влетел бронепоезд. Серая броня ловила багряные отблески, пылала кумачом и черным шелком боевых знамен, зенитки над штабным вагоном, только что разнесшие вдребезги боевые вертолеты, гордо глядели в небо, орудия тяжелых танковых башен развернулись на запад и грянули дружным огнем. Раз, другой, третий...

Словно из песни, из давней битвы вылетел он, символом победы, надежды и будущего. И его свинцовый дождь возвещал начало нового времени.

Мякишев, кажется, понял, что терять ему уже нечего, последним отчаянным приказом погнал оставшихся солдат к насыпи, под низкие очереди щерящихся из бойниц тяжелых пулеметов, под свинцовый ливень. Вперед, вперед, в мертвую зону, надеясь в рукопашной вырвать последний призрачный шанс, уже не на победу – на спасение шкуры.

Пули засвистели над головами солдат, ложась далеко за их спинами. Но сверкнули алым блеском наконечники, запело оперение альвских стрел, и солдаты, побросав оружие, сели на землю. Для них бой был окончен.

В полумраке золотом сверкнули генеральские погоны – Мякишев, все это время прятавшийся за спинами солдат, даже не надел полевую форму. Вася, довольно ухмыльнувшись, прижал приклад к плечу. По правде сказать, замерший в ужасе генерал являл собой легкую цель, но настроение Васе это не испортило.

Группа мужчин и женщин – магов оставалось всего девять – показалась из-за деревьев. Они тащили какое-то громоздкое устройство замысловатой конструкции, по пути переругиваясь и мешая друг другу. Судя по большой цилиндрической трубе, направленной в сторону бронепоезда, это была ОБОП – Очень Большая Охрененная Пушка. Но принцип ее действия так навсегда и остался тайной, поскольку залп из четырех танковых орудий разнес конструкцию в щепки, заодно отправив магов туда, где их уже ждали разъяренные полным и окончательным провалом операции «Портал» хозяева Преисподней.

На востоке вспыхнуло зарево. Тонкой сеткой огня на миг высветилась полусфера на фоне темного уже совсем неба, грянул оглушительный гром.

— Молодцы! – улыбнулась Маша, — справились.

Из кабины бронелокомотива ловко спрыгнула тоненькая большеглазая девушка, оглядела собравшихся бойцов.

— Кто тут товарищ Артем?

— Я, — Артем шагнул вперед.

— Бронепоезд «Вольница» по приказу Красноярского Штаба Объединенной Левой для оказания помощи прибыл, — отрапортовала девушка, прикрывая голову левой ладошкой, а правой лихо взяв под условный козырек, — докладывает командир бронепоезда Ксения Корнеева.

— Вольно, товарищ Ксюша, — улыбнулся Артем, — помощь прибыла как нельзя вовремя.

— Ксюша! – из-за спины командира выскочила Ленка. — А ты что тут делаешь?

— А я тут, тащемта, на летней практике, — рассмеялась Ксюша, обнимая подругу, — а ты?

— Да я, вроде как, тоже, — подмигнула Ленка.

В лесу уже совсем стемнело, но оба отряда отправились на юг, где в полутора километрах от разбитого полустанка находились склады с боеприпасами и продовольствием. Пленных вели под символической охраной. При слове «ужин» оголодавшие и оборванные парни были готовы бежать только в направлении обещанной еды. На «Вольнице» оставили небольшой караул, пообещав сменить через несколько часов.

В новом лагере разбили вытащенные со склада палатки, уже не таясь, развели яркие костры. Скорбь по погибшим оставили наутро, когда нужно будет возвращаться на поле боя, вести траурный счет.


— А после боя мы отправились на юг, по заброшенной узкоколейке, — рассказывала Ксюша, уютно устроившаяся между Деккиро и Васей, с обеих сторон подсовывавших ей лакомые кусочки, — и наткнулись на заброшенное депо. Не знаю, кто там против кого в смутные девяностые козни строил, но факт – бросили там не только бесхозный БеПе, но и склад с боеприпасами для зениток и танковых орудий. Ну, мы решили, что если это никому не нужно, то мы себе возьмем. Пригодится. Тоже ведь народное достояние. Послали в Петровск за мастерами, инструмент и материалы на месте нашли. Ну, вот...

— Пригодился, — довольно улыбнулась Маруся, — эх... Романтика же.

— В Красноярск бы сообщить, — вздохнул Артем, — только мы тут без связи.

— А у нас теперь всегда есть связь, — довольно сообщила Ксюша, — и везде. Сейчас разбудим дежурного по штабу и доложим.

— Нет уж, — рассмеялась Маруся,— никого будить не будем, а будем звонить лично товарищу Хайнриху. Он в такое время не спит.

Из Красноярска их поздравили с блестящим завершением операции, Быков из Покровска позвонил сам. После полуночи появились Саня, Григорий и красноярские маги – они прибыли на полустанок одновременно со сменой караула для бронепоезда и в новый лагерь добирались все вместе, прихватив с собой пару бочонков июньского эля из стратегических запасов Деккиро.

Пленников и до того не особо донимали напоминаниями о том, что они невольно оказались «не на той» стороне. Артем, убедившись, что оружие под надежной охраной или личным присмотром бойцов, по просьбе Маруси позволил бывшим солдатам свободно бродить по лагерю для «скорейшего политического просвещения». Ну, а когда идеологическую и духовную пищу подкрепили материальной и приправили душистым ароматным элем, ребята и сами загорелись желанием как можно скорее исправить свои ошибки и загладить невольную вину полезным трудом на общее благо.

После того, как очередной виток знакомств, представлений и обмена срочными новостями закончился, Ксюша вытащила из рюкзака ноутбук. Несмотря на разницу во времени с Невадой, там ждали новостей. «Мартин» и Рыжая обещали Ксюше первый сеанс видеосвязи за время их интернет-общения.

Ксюша в волнении глядела на экран. За это время «Мартин» и Кэрол стали не просто военными советниками – друзьями, хотя она и знала о них пока очень мало.

«Мартин» оказался светловолосым парнем с ангельским лицом и невинными голубыми глазами, ее возраста, может, на пару лет постарше. Красивая девушка с яркими рыжими волосами и гордым взглядом зеленых глаз выглядела совсем взрослой, в самом разгаре уверенной в себе красоты.

— Привет, Кэрол, Мартин! – улыбнулась Ксюша. — Как здорово, наконец, вас увидеть.

— Мартин, значит, — саркастическим тоном заявила Маша, протискиваясь к камере, — Войцех, с каких это пор ты в Мартина переквалифицировался?

— С тех самых, как генерала Мартина в начальство заполучил, — рассмеялся Шемет, — старик впечатляет. Где Бобби?

— Здесь, — МакГи встал перед камерой.

— Брюс велел передать, что тебе пора сматывать удочки. Ты нагеройствовал достаточно, чтобы, засветившись, под трибунал пойти.

— Чего? – фыркнул Бобби. — У отца...

— У мистера МакГи подписанный кое-кем контракт в сейфе лежит, — съязвила Рыжая, — так что с отцом лучше не препираться.

— Так точно, мэм!


Разговор из уважения к Кэрол вели по-английски. Ксюшу еще раз поздравили с победой, а Войцех обрадовал надеждой на личную встречу, сообщив, то в ближайшее время пришлет приглашение на свою свадьбу, почему-то в Ирландию, и позаботится обо всех необходимых документах.

У костра просидели до утра, обмениваясь впечатлениями и новостями. Уже под утро, когда почти все, участвовавшие в тяжелых многодневных боях, отправились отдыхать, Ксюша спросила Машу, откуда та знает Войцеха и Рыжую.

— Шемета я уже сто лет, как знаю... – начала Маша.

— Точно? – с иронией спросил Бобби. – С первой мировой?

— Тьфу ты! – хмыкнула Маша. – Я все время забываю, сколько ему лет на самом деле. Года три, как мы знакомы, с тех пор, как он возник в городской игре по Маскараду и сыграл там человека. То есть, вампира. То есть.... Я запуталась. В общем, если где-то в мире пахнет авантюрой – ищи Шемета там.

— А на ком он женится? – с любопытством спросила Лена.

— На своей жене, — хохотнул Бобби, — как начал пару месяцев назад, никак остановиться не может.

— Но на этот раз все должно быть ужасно торжественно, — добавила Маша, — Мелисента – дочь одного из Князей Ши, Фионнбара из Дома Фионна. Так что будет сказочный праздник в буквальном смысле слова.

— А Рыжая? – напомнила Ксюша.

— Ее мы знаем пока только со слов общих друзей. – ответила Маша, — но отзывы самые чудесные.

— А еще мама к ней Брюса ревнует, — наябедничал Бобби.

— А надо? – хмыкнула Маша.

— Да ты что? – Бобби обижено скривился. – Отец в этом смысле образцово-показательный муж. Прямо как Фьялар.

— Фьялар? – переспросил Деккиро. – Странное имечко. Он цверг, что ли?

— Гном, — хором ответили Маша и Бобби и расхохотались глядя на изумленное лицо Ксюши.

— Добро пожаловать в клуб друзей группы Ульфберт, товарищ Ксюша, — заявил МакГи, — и предупреждаю – это опасно. Но в промежутках между эпическими драками – чертовски весело.


















Часть шестая


140. Авиабаза «Неллис». Невада. Войцех


Это был самый необычный выпуск за всю историю учебного центра при Пятьдесят седьмом Крыле ВВС, базирующегося на Неллис. Кто и как подбирал для него курсантов, осталось неизвестным не только им самим, но и большинству инструкторов Школы. Впервые в Неллис готовили не узкоспециализированные кадры истребителей или перехватчиков, а пилотов широкого профиля, готовых действовать в самых непредсказуемых условиях, в том числе и в глубоком тылу.

— Нам нужны люди, в первую очередь, самостоятельно мыслящие и способные принимать решения. Быстро. И с учетом не только тактической обстановки, но и стоящего перед ними в конкретной ситуации морального выбора, — сказал на вводном занятии начальник курсов.


Вводное занятие Шемет пропустил, с товарищами по курсу долгое время старался в разговоры, не касающиеся учебы, полетов и развлечений в свободное время, не вступать. Но постепенно стало понятно, что кандидатов отбирали не только за высокий профессионализм. По догадкам Войцеха, без Брюса и других высокопоставленных военных, еще не окончательно утративших трезвость мысли и просто человеческую порядочность, тут не обошлось.

На одном из заданий их группе, выброшенной на незнакомой местности, пришлось пробираться сквозь «тылы противника», а на базу возвращаться на угнанных из заброшенного сарая планерах. На другом – тайно вывозить с охраняемого аэродрома безоружных гражданских специалистов. Судя по тому, что ни один из его товарищей не выразил удивления такими дополнениями к и без того широкой учебной программе, они тоже понимали, зачем их учат.

Мнение Войцех все-таки оставил при себе, поделился им только с Рыжей. И, естественно, с женой. Кэрол удовлетворенно кивнула, Мелисента предложила устроить дружескую вечеринку для его пятерки.


В день выпуска летное поле Неллис расцветилось синим и белым. Это, конечно, не был выпуск Академии ВВС, с сотнями взлетающих в небо фуражек. Но зато «Буревестники», для которых Неллис была родной базой, поздравили их, пролетев в ста футах над полем, и белые шарфы выпускников – принятая командованием идея Шемета – развевались на поднятом истребителями ветру.

Генерал Мартин стоял на почетной трибуне рядом с командиром учебного центра и инструкторами, и, если у Войцеха еще оставалась тень сомнения в том, к чему их готовят, горящий взгляд генерала из-под морщинистых набрякших век выжег ее без остатка.


— За твои нашивки, — Дуглас отсалютовал Войцеху стаканом, — заслужил. Хотя и обошел все возможные правила. Из капралов в первые лейтенанты прыгнул.

— За семьдесят лет, — смеясь, уточнил Войцех, поднимая в ответ бокал «Кьянти», — затяжной прыжок. А с другой стороны поглядеть — лейтенантом был, лейтенантом и остался. Никакого повышения по службе за два века.

— Ты мне вот что скажи, — Бернс поставил стакан на стойку и обернулся к Шемету, — как тебе служить удавалось, после...

— После смерти? – усмехнулся Войцех, избавляя инструктора от неловкой необходимости подыскивать тактичный эвфемизм. – Я жульничал. Я всегда жульничаю.

Шемет покаянно вздохнул, сделал большой глоток и продолжил.

— Меня для службы воспитывали. И для безоглядного веселья в свободное от нее время. А не для интриг и подковерной возни. А получалось, что каждый раз, как я пытаюсь быть человеком, честь по чести, без скидок и преимуществ – все равно жульничаю. Представляешь, даже влюбился в школьницу, а получил Принцессу.

— Жалуйся-жалуйся, — скептически ухмыльнулся Дуглас, — кстати, как она?

— Три дня, как дома. Да и не было никаких проблем... – Войцех осекся на полуслове, положил руку товарищу на плечо. — Слушай, Дуглас, не хочу я тебе врать. А правду сказать не могу. Давай тему сменим. Мел в порядке, привет тебе передает.

— Сменим, — согласился Дуглас, — про службу тоже рассказать не можешь?

— Про службу могу, — кивнул Шемет, — хотя, по правде сказать, сложно было, только когда я летать начал. До того партизанил в основном, да и после тоже. Там проще было днем в сторонке прятаться. А ночных дел хватало, чтобы товарищи косо не смотрели.

— А в Лафайет как попал?

— Со своим самолетом напросился, — ответил Шемет, — ночная разведка, в основном. Хотя и Льюис пригодился раз-другой.

— Сколько? – с интересом спросил Дуглас.

— Четверо. До аса одного гунна не хватило.

— Ну, ничего, — улыбнулся Дуглас, — все равно герой. И все-таки, как тебе удалось от дневных вылетов отвертеться?

— Честно во всем признался, — подмигнул Войцех, — сказал, что я вампир, и в доказательство своих слов на минуту вышел на солнышко. Пренеприятное зрелище, скажу тебе, когда кожа начинает пузыриться и лопаться...

— И они поверили?

— Нет, конечно. Доктор попался грамотный. Немедленно поставил диагноз «порфирия», велел летать по ночам и пить бычью кровь для профилактики. Опыт ночных полетов мало у кого был, так что меня оставили.

— А опыта где успел набраться? Учиться тебе ведь тоже по ночам пришлось?

— Пришлось. Самому. По инструкциям. Три аэроплана разбил, пока научился. Иногда полезно иметь много денег.

— Хм... – процедил Дуглас, — если мне не изменяет память, парашютов вам не полагалось?

— Лишний вес, — кивнул Войцех, — один раз пришлось проваляться в торпоре пару месяцев, пока восстанавливался. Но оно того стоило.

— Небо?

— Не только.

Войцех замолчал, задумчиво вращая бокал в тонких пальцах.

— Не берет? – участливо поинтересовался Бернс.

— Нет. Хотя вкус я понимаю. Эх... такой разговор – и на трезвую голову, — Войцех оглядел помещение, приглядываясь к посетителям бара, — по-моему, капитану МакКлоски пора снизить процент алкоголя в крови. Составлю-ка я ему компанию, пусть проветрится минут пять. А ты пока вызови ему такси.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Дуглас, — только не увлекайся.

Войцех кивнул и направился к уже изрядно набравшемуся крепкому мужчине, сидящему у дальнего края стойки.


— И не только, — напомнил Дуглас, когда Войцех вернулся на место с заблестевшими глазами и легким румянцем.

— Что «не только»?

— Ты хотел что-то сказать. Важное. Настолько, что сам себя перебил и пошел «заправляться». А я в эту авантюру ввязался только чтобы услышать, что именно. Так что валяй, продолжай.

— Угу, — Войцех тяжело вздохнул и привычным жестом опрокинул бокал до дна.

Дуглас молча ждал, пока Шемет соберется с духом.

— Понимаешь, — начал Войцех тихим голосом, — я ведь не мальчишка-лейтенант, с отличием офицерские курсы закончивший. Я – боевой офицер. Я пулям в лицо глядел, эскадрон в атаку водил. Я знаю, что такое страх и что такое мужество. Знал... Меня можно убить, Дуглас. Но очень сложно. А покалечить или изуродовать – практически невозможно. Я не задыхаюсь на высоте, не чувствую перегрузок, у меня реакции, даже без специального усиления магией крови, намного лучше, чем у любого человека. Мои друзья в «Лафайет»... Они герои. А я – примазавшийся вампир. Бесчестный шулер, у которого все тузы в рукаве. Если честно, я вообще туда пошел, чтобы получить возможность перебраться в Штаты. Европа мне за сто лет опротивела, с ее Камарильскими Старейшинами и замшелыми Традициями. Выдал себя за американца, приехавшего драться во Франции. Тогда компьютеров не было, проверять было сложно.

Войцех замолчал, словно ожидая реакции Дугласа. Но Бернс только отсалютовал ему стаканом, всем видом показывая напряженное внимание.

— Вот, — Войцех выпрямил спину, и выражение покорности судьбе на его юном лице сменилось гордой уверенностью в правоте своих слов, — только там я понял, чего стоят все эти рефлексии и страдания дворянской чести. Ну да, я оказался в выгодном положении. И что мне было делать? Повернуться спиной, уползти в Париж и читать в газетах, как ребята гибнут в бою? Каждый мой бесчестный вылет мог спасти чью-то жизнь. А когда я, совершенно жульнически, в одиночку свалил Цеппелин-Штаакен, стратегический бомбардировщик, летевший на Париж с полным грузом, то понял кое-что важное. Если твоя честь мешает тебе, засунь ее куда подальше и делай, что должен. Оно того стоило.

Он тряхнул головой, и искорки заплясали в золотистых волосах.

— Но небо, все-таки, важнее.

— А я, все-таки, восхищаюсь, когда думаю о том как вы...

— Они, — поправил Шемет, — я – это отдельный разговор.

— Они, — согласился Бернс, — когда думаю, как они на своих бумажных самолетиках...

— Это была перкаль, — с усмешкой уточнил Войцех.

— А это была фигура речи, — рассмеялся Дуглас, — так вот... Когда они на своих перкалевых бипланах проделывали все эти кульбиты, ухитряясь одновременно стрелять через пропеллер и не терять управления. Когда, если машина горела, выхода было три – гореть вместе с ней до земли, прыгать с высоты без парашюта или пустить себе пулю в лоб. Когда врага видели в лицо, а стрелять в пилота на земле считалось нарушением рыцарских правил...

— Кино посмотрел, — хмыкнул Шемет.

— Плохое кино?

— Хорошее. Если бы меня в военные эксперты пригласили, исправил бы там не одну неточность. Но, по большому счету, все верно.

— Вот, я и думаю, что тебе повезло лично все это видеть и даже поучаствовать. Пусть и с меньшим риском для жизни. Зато теперь, особенно, когда тебе прятаться не нужно, мы сможем все из первых рук узнать.

— А хочется? – заговорщически подмигнул Войцех.

— Ты о чем?

— Хотел тебе сюрприз сделать, но раз уж к слову пришлось... Мы с Мел послезавтра улетаем в Нью-Йорк, у нее экзамены.

— Знаю, — кивнул Дуглас, — потому и позвал тебя сюда, попрощаться не в служебной обстановке.

— А я хотел прощание отложить, — улыбнулся Войцех, — пригласить тебя погостить у нас пару дней. И заодно в Райнбек съездить. Там у них Ньюпор-10 имеется. Уже почти договорился, что полетать позволят.

— С пулеметом?

— Стрелять все равно не в кого, — усмехнулся Войцех, — а для того, чтобы проверить, помню ли я, как это делается, — и без Льюиса сгодится. На Дакоте или Глобмастере такое не проделаешь. И еще... Он двухместный. Так что, поедешь?

— Спасибо, — в глазах Дугласа блеснуло предвкушение, — непременно.

Провожать Дакоту пришли Рыжая и миссис Чэнь. Аманда принесла Мелисенте в подарок изящный блокнотик с рецептами домашней выпечки, вписанными туда собственной рукой, и с неодобрением поглядывала на Войцеха, неспособного оценить кулинарные таланты жены. И с теплой благодарностью в глазах – на Кэрол. Мелисента рассказала, кто убедил ее пройти курс. Рыжую больше волновала дата предстоящей свадьбы. В основном, по причине долгожданного личного знакомства с Ксюшей. Но пока она задерживалась в Вегасе, Биоинженеры проделали только половину намечавшихся операций. Зато каждый следующий успех закреплял предыдущий, и личное вмешательство Принцессы уже не требовалось.

Нью-Йорк встретил их бурным водоворотом событий. Едва успев привести себя в порядок с дороги и обустроив Дугласу место в библиотеке на удобном кожаном диване, они помчались к Фьялару, прихватив Бернса с собой. Гном настолько торопился вести Шемета в курс городских событий, что махнул рукой на конспирацию, и Дуглас только головой качал, узнавая все новые стороны и подробности жизни друга.

А подробностей была масса. Конгресс по итогам референдума занялся законотворческой деятельностью, и тут-то и выяснилось, что легализация – это только вершина айсберга. Гражданский статус, права собственности, ответственность за совершенные прежде злоупотребления и преступления – пересмотра требовало все гражданское и уголовное законодательство. Под шумок на всех уровнях принимались ведомственные решения «в порядке исключения» и «с учетом особого статуса». Именно так командованию удалось протолкнуть приказ о присвоении Войцеху офицерского звания.

Больше всего Конгресс волновали пищевые пристрастия вампиров. Дискуссия о добровольном донорстве грозила принять затяжной характер, отодвинув на второй план гораздо более серьезные вопросы. Но, в качестве временного решения, банкам крови было разрешено легально торговать излишками, уже давно уходившими на черный рынок в обход налоговой полиции. Там, где речь шла о возможности содрать побольше денег, Конгресс проявлял поразительное единодушие.

Европа, приглядевшись к заокеанскому опыту, решила своим гражданам глупых вопросов на референдумах не задавать, признала очевидное и включилась в законотворческий процесс. Те, кто знал истинное положение вещей, говорил, что там произошла самая бархатная из всех возможных революций. Камарилья разом потеряла власть во всех своих древних доменах, когда большая часть Сородичей от двухсот лет и моложе откликнулась на предложение Европарламента формально легализовать свой гражданский статус. Среди вампиров постарше такого единодушия не наблюдалось, но, когда князь Влад Валашский неожиданно нарушил двухвековое молчание, покинув Тырговиште, затерянный замок, овеянный жуткими легендами, и обратился к Сородичам с пламенным призывом к сотрудничеству со всеми разумными обитателями планеты, сенсационные признания и разоблачения лавиной обрушились на СМИ.

В России и сопредельных странах на «вакханалию чернокнижного мракобесия» отреагировали парой язвительных сообщений в новостях и предпочли сделать вид, что это проблемы загнивающей Европы, в очередной раз пошедшей на поводу у мирового жандарма. В Думе горячие головы выступили с призывом запретить Интернет, но эта инициатива, не получив пока явного одобрения властей, временно закатилась под сукно.

Фьялара больше волновали другие события. Пока здания всех хоть сколько-нибудь влиятельных институтов власти, политических организаций и общественных движений осаждали одетые в черное готы и ролевики с лозунгами «Нет демографическому шовинизму!» и «Право на потомство есть у каждого», а возле больниц расположились пикеты взволнованных юных дев с плакатами «Ты уже сдал кровь для голодающего брата?», в Норвегии фейри в союзе с цвергами планировали военную операцию «Нора». И война с орками, предсказуемо, беспокоила гнома намного больше подросткового энтузиазма по созданию вампирам романтических условий проживания в цивилизованном обществе.

А потом началась репетиция, и опоздавший на полчаса Норвик принес, наконец, свою новую балладу, и до почти до утра все забыли о политике, интригах и войнах. Осталась только музыка, пронзительно-щемящая, грустная и светлая. И круг друзей, согретый ее теплом.


Погоду словно заказали заранее. Один из первых сентябрьских дней, солнечный, почти безветренный, с легкими перистыми облаками, светлыми мазками оттеняющими прозрачную голубизну неба. Утром было зябко, уже почти по-осеннему, и девушки в дороге кутались в шали, но через пару часов, когда они вышли из машины Фьялара в Старом Райнбеке, аэродроме-музее в ста милях к северу от Нью-Йорка, потеплело.

Фьялар оставил машину на стоянке, скрытой от аэродрома густыми зарослями, чтобы современная техника не мозолила глаз на фоне хрупких аэропланов и похожих на кареты автомобилей. За воротами открывался широкий зеленый луг, по которому серыми лентами бежали две взлетные полосы. Густой лес обступил летное поле, среди зеленой листвы уже пламенели на солнце первые золотые и алые листья. Прижимаясь к лесу, стояли ангары – деревянные строения с двускатными крышами, потемневшие от времени. Часть самолетов стояла там на экспозиции, остальные стройными рядами окружили луг. Войцех издалека углядел маленький изящный биплан с красно-синими кругами на белых крыльях и улыбнулся ему, как старому другу.

Для визита они выбрали понедельник, в надежде, что в Райнбеке будет немноголюдно. Но, несмотря на отсутствие в программе авиашоу, по ангарам и вокруг бродили десятки туристов, многие из них с детьми. Войцех и Дуглас, оставив Фьялара с девушками осматривать экспозицию, направились к зданию офиса, но мистер Коул Полен, основатель и владелец аэродрома-музея, уже спешил к ним через все поле, очевидно распознав ожидаемых сегодня гостей по одежде. На обоих были светлые холщовые брюки, заправленные в высокие шнурованные ботинки, плотные рубашки и коричневые кожаные плащи – на высоте холод промораживал до костей даже в солнечный день.

— Вы, очевидно, мистер Шемет? – недовольным тоном произнес Полен, обращаясь к Дугласу.

Войцех улыбнулся. Бернс выглядел прекрасно для своих сорока, но темные волосы на висках уже серебрила проседь, а в углах светлых, почти прозрачной голубизны, глаз под ярким солнцем собрались лучистые морщинки.

— Прошу прощения, мистер Полен, но Войцех Шемет – это я. А это – мистер Дуглас Бернс, майор ВВС, пилот-инструктор учебного центра при авиабазе Неллис. Мне передали, что вы согласились предоставить нам самолет в аренду.

— Согласился? – рявкнул Коул. – У вас такие связи, мистер Шемет, что о согласии и речь не шла. Мне приказали. Мне! Частному лицу. Но я лицо зависимое, моя коллекция нуждается в пополнении. Вы хотя бы представляете, сколько может стоить этот аэроплан?

— Он бесценен, мистер Полен, — тихо ответил Войцех, — поверьте мне. Я таких разбил уже два, так что знаю, что говорю!

— Два? – в глазах Полена сверкнула ярость. – Да вы понимаете… Не может быть… Я бы знал…

— Возможно, вы об этом и знаете, — улыбнулся Войцех, — во всяком случае, о втором. Первый я разбил, когда еще учился летать. На втором меня подбили. Ухитрился дотянуть метров до пятисот над землей, потом пришлось прыгать, горело уже вовсю. Это был мой последний полет на Ньюпоре.

— Будь я проклят! – Полен хлопнул себя кулаком по бедру. – А я думал, откуда мне кажется знакомым ваше лицо. Пойдемте…

Коул чуть не волоком потащил их к зданию офиса, резко распахнул дверь, влетел в кабинет, открыл шкаф и принялся рыться там, рассыпая бумаги и старые фотографии.

— Вот! – он с торжеством продемонстрировал Шемету и Бернсу пожелтевшую карточку – десяток летчиков стоящих в лучах прожекторов возле боевых самолетов. В одном из них, несмотря на застегнутый шлем, легко можно было узнать Войцеха.

— Знаете, откуда она у меня? – взволнованно спросил Полен. – Этот биплан в Америку привез сам Шарль Нунгессер, в 1924. На нем его персональный военный знак – череп и кости, с мечами. А, когда его в очередной раз реставрировали, под сиденьем пилота нашлась вот эта фотография. Я разузнал обо всех летчиках, которые на ней изображены… Обо всех, кроме вот этого улыбающегося блондина…

— Я был в гостях, мистер Полен, — Войцех улыбнулся в точности как на фотографии, — мимо пролетал.

Он вытянулся в струнку, и отрапортовал.

— Вольнонаемный пилот Войцех Шемет, военно-воздушный корпус «Лафайет», разведка.

Полен положив фотографию на стол, внимательно оглядел Войцеха.

— Ну да… Только что прошел этот ваш референдум. И вы тут же бросились пользоваться результатами… Можно понять… Но… Вы не … Или да… День же на дворе!

— Для меня теперь, мистер Полен, любая погода хороша, если она летная, — рассмеялся Шемет, — так что, как у нас с метеорологической сводкой на сегодня?

— Лучше не бывает, мистер Шемет, — Полен хлопнул его по плечу, — я тут собираю легенды. И не упущу шанс посмотреть на одну из них в действии, тем более что она сама пришла ко мне.

— Туристам повезло, — с улыбкой заметил Дуглас, — авиашоу сегодня, все-таки, состоится.

Полену представили и остальных гостей – мистера и миссис Фьялар Бруниссон и миссис Шемет. В длинной юбке, в белой блузе с широким воротником и соломенной шляпке Мелисента выглядела очаровательно – сошедшей с картинки подругой доблестного авиатора времен Первой мировой. Делия предпочла джинсы и куртку, заявив, что девушку с ее цветом кожи в те времена взяли бы, разве что, в горничные к госпоже графине, так что устраивать костюмированное представление она не собирается. Фьялар прихватил с собой видеокамеру – Крис сгорал от желания поглядеть на Войцеха в небе, но приехать, по понятным причинам, не мог.

Войцех взял из рук Мелисенты саквояж рыжей кожи, достал оттуда пару летных шлемов и очки для себя и Дугласа. И два белых шарфа.

— Держи, — один из них он протянул Бернсу, — реликвия. С тех самых пор сберег.

— Надеялся, что пригодится? – спросил Дуглас, обматывая шею подарком.

— Нет, — честно признался Войцех, — не надеялся. Но мечтал.

— Контакт! – Шемет сдвинул очки со лба на лицо и положил обтянутые крагами руки на рычаги.

— Есть контакт! – Полен громовым голосом перекрыл шум ровно загудевшего мотора.

– От винта!

Самолет покатился по серой дорожке, плавно оторвал от нее сначала маленькое хвостовое колесо, а потом и оба передних и, медленно набирая высоту, понесся к лесу.

Войцех сделал пару кругов над летным полем, прислушиваясь к гулу мотора, легкому скрипу подкосов и расчалок, свисту ветра и своему дыханию.

— Начали! – кричать пришлось громко, но Дуглас, кажется, его слышал. – Боевой разворот!

Аэроплан резко накренился влево и пошел вверх по короткой плавной дуге, опустив крыло чуть не перпендикулярно земле и набирая скорость.

— Бочка! – крыло пошло дальше вниз, самолет перевернулся в воздухе, и снова выпрямился, сделав полный оборот вокруг оси фюзеляжа.

Ньюпор резко взмыл, набирая высоту, сверкнул белыми крыльями на солнце, ввинчиваясь в небесную синеву. Перевернулся через хвост, уходя вперед, снова через крыло, раз и другой, нырнул в крутое пике.

Земля с бешеной скоростью неслась навстречу, самолет ушел в штопор. Выровнялся, снова свечой рванулся ввысь, скользнул вниз, переворачиваясь в мертвую петлю.

Полупетля, виток штопора, восьмерка с полуоборотами, поворот на вертикали, восходящая бочка, Иммельман. Снова штопор, еще опаснее прежнего. Вверх, ввысь, в небо… Ранверсман, бочка, полупетля, полубочка… Пике. Вираж, Снова наверх, к облакам, к солнцу, к невидимым звездам…

Дуглас уже почти задохнулся, когда Ньюпор на бреющем полете, на высоте всего трех— четырех метров, понесся над летным полем. Войцех вытащил из внутреннего кармана плаща слегка помятую розу, и цветок полетел, словно ветерок нес его в руки улыбающейся Мелисенты.

— Вот это было жульничество, — рассмеялся Войцех, — рассчитать такое не под силу даже гению аэродинамики.

И снова наверх. К огромному бесконечному небу, которое бесстрашно бороздил маленький хрупкий биплан, обтянутые тканью деревянные рейки, мотор в восемьдесят лошадиных сил. И двое мужчин, доверивших ему свои жизни.

Войцех вывел самолет из пике, заложил крутой вираж, пошел на посадку, прислушиваясь к тяжелому дыханию Дугласа за спиной.

— Чертов вампир! – хрипло рассмеялся Бернс. – Теперь я, кажется, понял, о чем ты говорил тогда, в баре. Ничего тебя не берет… Пожалуй, я готов поменяться с тобой местами.

— Вечная ночь – не самое удачное место для пилота, — напомнил Шемет.

— Я не о том, — отмахнулся Дуглас, — пожалуй, если твоя рыжая приятельница втянет тебя в какую-нибудь авантюру, я плюну на субординацию и пойду к тебе вторым пилотом.

— Почту за честь, майор Бернс, — со старомодной вежливостью ответил Войцех, когда Ньюпор коснулся колесами земли, — спасибо, Дуглас.

141. Сидх Меадха. Ирландия. Войцех


Луг перед Сидх Меадха заливал серебристый лунный свет, мешающийся с цветными огоньками чародейских фонариков. Сам Холм, по приказу Князя, покрылся белыми цветами – мелкими, душистыми, сияющими во тьме крохотными звездочками, глядящими на своих небесных сестер.

На свадьбу Принцессы Дома Фионна, Майской Девы, собралась почти вся знать Волшебной Страны. Завеса между Грезой и Банальностью приоткрылась, и сам луг, где под открытым небом пиршественные столы ломились от изысканных яств и редких вин, на эту ночь стал частью Грезы.

По традиции, кроме многочисленных родичей и друзей жениха и невесты, здесь собрались люди из окрестных поселений, в древние времена считавшие Дом Фионна своими покровителями. Архмаги и ярлы Гару, присоединившиеся к Конвенции Принцы вампирских доменов, король цвергов Радсвинн со свитой, прибывшая на переговоры из далекой Сибири делегация старейшин альвских поселений. И даже мрачно скалящий клыки и полный презрительного достоинства орочий воевода Грумах, находившийся здесь в качестве почетного пленника.

Войцех и Мелисента сидели за столом на главном помосте, между княжеской четой Фионна и мистером и миссис Браун. Мелисса, постройневшая и словно сбросившая десяток лет за последнее время, смущенно улыбалась, и теперь каждому было видно, почему эту синеглазую темноволосую красавицу избрали в приемные матери для Принцессы. Невеста была похожа на них обеих – на княгиню и на нью-йоркскую домохозяйку. Но сегодня был ее день, и красота Майской девы сияла ярче луны и звезд.

Войцех, затянутый в синий парадный мундир ВВС США, с миниатюрными медалями на груди, со светской учтивостью улыбался гостям, вежливо благодарил очередного Князя, Герцога, Ярла за поздравления и подарки. И с тщательно скрываемой тоской поглядывал на длинный стол с правой стороны помоста, где весело смеялись и поднимали бокалы в честь молодых его друзья.

Никаких священнодействий и сакральных ритуалов бракосочетание Ши не предполагало. Фионнбар перед самым началом свадебного пира вручил ему руку дочери, символически передавая права на нее. Права, которыми, по глубокому убеждению Войцеха, никто ни на кого обладать не может в принципе. Возможно, в древние времена свадебный пир был главной и единственной возможностью огласить брачный союз перед соседями и родичами, но уже во времена появления газетных объявлений эта церемония приобрела весьма условный характер, а в эпоху желтой прессы, гламурных журналов, светской хроники и всеобщего доступа к Интернету и вовсе превратилась в потерявшую изначальный смысл традицию.

Они сами так решили. В обоих мирах они были вместе – первый лейтенант ВВС и вчерашняя школьница, несколько дней назад блестяще сдавшая выпускные экзамены, Принц Утра, бесстрашно шагнувший навстречу рассвету, и Дева Мая, не испугавшаяся живущего в нем Зверя. И никакие торжественные речи, благословения родителей или священнослужителей, записи в муниципальной книге или древние обряды не могли сделать их ближе, чем их собственное решение.

Войцех, наконец, улыбнулся по-настоящему теплой улыбкой и опустил руку под стол, где тонкие пальчики немедленно переплелись с его сильными изящными пальцами. Мелисента, кажется, думала о том же. И, впервые с начала ночного пира, он действительно почувствовал себя совершенно счастливым.

Фионнбар, наверное, тоже угадал это настроение, потому что после пафосной речи очередного Князя встал, поблагодарил гостей за терпение и внимание, и объявил, что торжественная часть пира подошла к концу, и теперь каждый волен веселиться в свое удовольствие.


Фьялару с весельем пришлось повременить. Объединенные войска Китейнов и цвергов только что одержали впечатляющую победу в Норвегии, и присутствие на пиру орка настроило Фьялара на серьезный лад. Герцога Бомайна гном выдернул из нежных ручек троюродной кузины из Дома Эйлиль, за что Джереми был ему крайне признателен. Король Радсвинн, ради торжества сменивший кольчугу на бархатную мантию, подбитую медвежьим мехом, присоединился к ним за столом, куда, по просьбе Джереми, водрузили бочонок пива.

Пока Бомайн, увлеченно размахивая в такт своим словам столовым ножом, повествовал о завершившейся кампании, в которой Китейны загнали разрозненные банды орков прямо под топоры менее маневренных, но не менее воинственно настроенных цвергов и общими силами выиграли решающее сражение, Радсвинн только молча кивал, подтверждая слова Герцога. Но когда дело дошло до рейда в туннели и пещеры, красноречие Джереми слегка стухло. Потери оказались больше, чем они надеялись, враг отбивался отчаянно, и, даже когда отряд Сигурда захватил жилые пещеры, где обитали женщины и дети, и глава Дома Скатах пригрозил поголовным уничтожением пленников, сдаваться не стал.

Только пленение верховного воеводы Грумаха заставило остальных вождей согласиться на переговоры. При этом потребовав, чтобы со стороны нападавших участвовали в них только цверги, как подгорный народ. О чем они договорились, Радсвинн, по условиям договора, держал в секрете, а Грумах оставался его личным пленником и гарантом исполнения тайного соглашения. Но результат был налицо – набеги прекратились, а орки тихо сидели в своих пещерах, питаясь грибами и рыбой из подземных озер.

— Сигурд действительно был готов перебить их всех? – нейтральным тоном поинтересовался Фьялар.

— В том-то и дело, что нет, — чуть разочарованно ответил Джереми, — и они прекрасно это понимали. А по мне это вообще не женщины и дети, а самки и детеныши. Судя по тому, что мы там увидели.

— Так плохо? – вопросительно выгнул бровь Фьялар.

— Даже хуже, — кивнул Бомайн, — прости, но на свадьбе племянницы я свой язык этими подробностями поганить не стану.

— Не стоит, — согласился Фьялар, — тем более что это не имеет значения. Мы не уничтожаем каких-нибудь животных только за то, что они размножаются неприемлемым для нас способом. С чего бы вдруг наличие разума стало причиной изменить свое отношение?

— Ты прав, — вздохнул Герцог, — но дело не только в этом. Орки – вообще зло.

— Орки более агрессивны по своей природе, чем Китейны или даже люди, — возразил Радсвинн, — мы, цверги, никогда не воевали друг с другом. Мы же не считаем вас врагами или, тем более «вообще злом» по той причине, что нам не нравятся ваши междоусобицы. Нам удалось договориться. И, если их вожди хотят сохранить лицо, не разглашая условий до назначенного часа, по мне это невысокая цена за такой договор.

— По-моему, у них не лица, а морды, — рассмеялся Бомайн, — но твоей правоты это не отменяет.


Свадебный пир Ксюша провела за одним столом с Леной и Сашей. А еще – с грозной контр-адмиральшей, под пристальным взглядом которой все вспомнили, какой вилкой едят рыбу, а какой берут маслины. Даже Саня, который отродясь этого не знал. Правда, удовлетворившись наведением порядка с застольным этикетом, миссис МакГи сменила гнев на милость, и остаток вечера вполне доброжелательно улыбалась соседям по столу. Сына Барбара любила неистовой материнской любовью, а ума, чтобы понять, что новые друзья помогли ему сохранить драгоценную для матери жизнь, ей хватало. Тем более, что Брюс, в приватной обстановке уже успевший отчитать Бобби за деятельность, грозившую вызвать международный скандал, посчитал воспитательную часть законченной, и за столом откровенно демонстрировал гордость продолжателем славных боевых традиций рода МакГи.

После плавного перехода от брачного пира к дружеской вечеринке Войцех, подхватив довольно улыбающуюся Мелисенту, отправился принимать поздравления от друзей. К столу, где сидела Ксюша, он подошел уже в компании Рыжей, официальную часть проведшей между Крисом и Фьяларом.

— Хорошо сделано! – с места в карьер заявила Кэрол, крепко пожимая руку Ксюше.

— Спасибо, Кэрол, — улыбнулась девушка, — и тебе, Войцех, тоже. Без ваших советов было бы намного сложнее.

— Но ты бы все равно справилась, — убежденно заявил Войцех, — если бы это было не так, никакие советы не помогли бы.

— Так вот она какая, таинственная незнакомка из далекой Сибири, — Мелисента царственно кивнула Ксюше, но под ироничным взглядом мужа не сдержалась и рассмеялась, — Войцех мне рассказал о твоих победах. Поздравляю. И рада видеть здесь. Хотя сказками тебя, наверное, не удивишь?

— Лишних сказок не бывает, — авторитетно вмешалась Лена, — а ты правда сказочная фея?

— А что, не похожа? – усмехнулась Мелисента.

— Сегодня похожа, — заверила ее Рыжая, — желания исполнять будешь?

— Попробую, — кивнула Принцесса и внимательно оглядела гостей, — но они свои желания способны исполнить и сами. Зачем лишать их такого удовольствия. Хотя…

Она выплела из тяжелых кос, струящихся по лиловому шелку платья, жемчужную нить и раздала по жемчужине всем собравшимся.

— У каждого в жизни может настать момент, когда только чудо может помочь. Если очень-очень захотеть – оно случится. А мой дар поможет вам об этом не забыть.

— Любое чудо? – прагматично уточнила Рыжая. – А чтобы нам не мешали самим решать наши проблемы – легитимное желание?

— К сожалению, нет, — вздохнула Мелисента, — того, что может изменить судьбы многих, и хотеть должны многие. Вместе. Но и для себя лично иногда можно пожелать. Тем более что каждый из вас этого заслуживает.

Ксюша бережно спрятала свою жемчужинку в вышитый кармашек на поясе синего шелкового платья. Этой ночью в чудо поверить было легко.

Даже звезды в ночном небе казались ярче, чем обычно. Разодетые в парчу и бархат Ши, прекрасные и отстраненные, прогуливались по лугу плавно и торжественно. Малый народец в пестрых и забавных одежках весело сновал вокруг пиршественных столов. В на первый взгляд похожих на людей гостях без труда угадывались вампиры в костюмах старинных эпох, камзолах, фраках и сюртуках, вервольфы, даже в вечерних нарядах сохранявшие первозданную дикость, маги в расшитых таинственными знаками мантиях. И гном – самый настоящий. С Фьяларом Бруниссоном их, конечно, тоже познакомили. И дроу, с серебристыми короткими волосами и остроконечными ушами, категорически отказывающаяся вести себя как пафосная героиня фэнтези, весело подначивающая друзей, задорно смеющаяся их шуткам.

И все эти, еще совсем недавно казавшиеся вымышленными, персонажи сказок, легенд, романов легко и непринужденно приняли в свою компанию людей – Ксюшу, Сашу и Лену, Зою Сергеевну. Ксюша вспомнила свои мечты когда-нибудь попасть в другую, волшебную реальность. Но теперь она совсем не чувствовала себя чужой на сказочном пиру, среди героев эпосов и легенд, в компании вампиров и фей.

«Вы все это заслужили», — сказала Принцесса. Так оно и было. Ксюша тоже создавала эту новую реальность своими поступками, решениями, жизнью. И в том, что этой ночью над сияющим белоснежными цветами Холмом плыли разноцветные облака, а над изумрудным лугом звучала нежная музыка, была и ее заслуга.


— О чем задумалась, красавица? – окликнул Ксюшу темноволосый улыбающийся гигант в шитом серебром красном кафтане. — Не дело девицам на пиру скучать.

— И где твои манеры, Джереми? — с напускной строгостью спросила Мелисента. – Тебя еще не представили, а ты уже пристаешь к девушке с поучениями.

Она обернулась к Ксюше.

— Мой дядя, Джереми Бомайн. Плохо воспитан, зато хорошо дерется.

— И танцует тоже неплохо, — добавил от себя Герцог, — не хотите ли проверить, барышня?

— Барышня у нас – командир бронепоезда товарищ Ксюша, — заметил Войцех, — так что вспоминай, куда ты запрятал хорошие манеры.

— Учи ученого, — фыркнул Джереми, — я за девушками ухаживал, когда тебя еще на свете не было.

Все дружно расхохотались, и Герцог слегка смутился, сообразив, что сболтнул лишнее, но тут же отвесил Ксюше самый учтивый поклон, и девушка, улыбнувшись, кивнула, принимая приглашение на танец.

— Потанцуешь со мной? – к Рыжей подлетел темноволосый паренек с обаятельной улыбкой и серьезными серыми глазами.

— А вы заслужили это, капитан Дикинсон? – Кэрол почти совсем не улыбнулась.

— Мистер Дикинсон профинансировал нашу военную кампанию, — ответила Ксюша, сообразившая, кого, наконец, видит перед собой.

— Это засчитывается, — рассмеялась Рыжая, и обе пары отправились в сторону танцевальной площадки.


Вдоволь наплясавшаяся Кэрол сидела на плетеной скамеечке под цветущей – осенью! – яблоней, в ожидании Криса, отправившегося за мороженым. В ветвях заливался соловей, над головой сияла полная не по сроку луна, белые лепестки, кружась, падали на рыжие волосы душистым дождем.

— Стоило большого труда застать вас в одиночестве, мисс Локхарт.

— С чего такое формальное обращение? – насторожилась Рыжая.

— Собираюсь сделать вам предложение, Кэролайн, — сообщил Брюс, присаживаясь на скамью рядом с ней, — официальное. Почти.

— Послушать интересно, — кивнула Кэрол, — но учти, я умею отказаться от всех не устраивающих меня предложений.

— Это, скорее, предложение, на которое можно и согласиться, — усмехнулся МакГи, — готов за это поручиться.

— И от чьего имени ты собираешься его сделать? При всем уважении к тебе лично, организация, на которую ты работаешь, доверия не вызывает.

— Те, кто поручил мне его сделать, поставили условие. Ответ на свой вопрос ты получишь только в том случае, если согласишься.

Рыжая поглядела на Брюса внимательным взглядом, приглашающим к продолжению разговора.

— Тебе предлагают вступить на государственную службу. Со всеми вытекающими последствиями – жалование, пенсионная программа, юридическая и дипломатическая защита…

— И с необходимостью подчиняться приказам, — хмыкнула Рыжая, — с необходимостью увязывать и согласовывать свои решения. С необходимостью быть там, где прикажут, а не там, где нужно. С необходимостью выслушивать абсурдные обвинения... Проходили! Не ты первый. Мне и так неплохо живется. Сейчас — вообще замечательно, я неистребима и ужасна. А ты меня пенсией соблазняешь.

— Тебе – значит, вам всем, — уточнил МакГи, — в качестве Независимого Контингента Специальных Операций. В случае согласия – звание полковника для тебя, и соответствующие – для твоих офицеров.

— Независимого… Это значит, что я, максимум, смогу выбирать средства. Но не цели. Полковник... не помнишь, что с полковниками от такой жизни бывает? Вот уйду в джунгли Камбоджи, кого за мной отправишь, Криса? Извини, не подходит. Пока.

— А когда может подойти? – с надеждой спросил Брюс.

— Не знаю. Возможно, никогда. Подожду какого-нибудь знакового события, тогда буду думать. А пока – «нет».

— Какого события? – насторожился МакГи.

— Ну, например, когда курс Шемета из резерва переведут в управление спецопераций, — подмигнула Рыжая, — спасибо за предложение, Брюс, но сейчас есть кое-что, что меня интересует больше.

— И что это?

— Мороженое, — рассмеялась Кэрол, заметив идущего к ним Криса.


— Еще по одной? – Беккет не спрашивал, он предлагал.

Тео кивнул и принял из когтистых лап Гангрела тонкостенный стакан в форме тюльпана. На дне плескался виски из личных запасов Картера Вандервейдена, а сам Принц, при жизни еще менее привычный к таким дозам дорогостоящих (впрочем, и дешевых тоже) спиртных напитков, уже мирно посапывал, уткнувшись носом в почти белоснежную скатерть.

— Хорошее место, — одобрительно произнес Тео, чокаясь с Беккетом, — надо бы подать Ши идею организовать пару-тройку курортов для Сородичей во фригольдах.

— Завтра будет плохо, — напомнил Беккет, — напиться мы здесь можем, а закусить – нет. Я знаю способ Шемета, он безопаснее.

— Предпочитаю традиционный, — возразил Тео, — невзирая на последствия. К тому же, завтра меня будет утешать помятая физиономия Картера. Хоть раз увижу, как Мистер Благовоспитанность похмельем страдает.

— Шемета ему простить не можешь? – хмыкнул Беккет.

— Шемет сам со своими делами разберется, — ответил Тео, протягивая бокал Беккету, — но Картер меня на конклаве идиотом выставил. Не предупредил о том, какую «бомбу» ребята заготовили. Я не кровожадный, Беккет…

— Хм…

— Когда в себе, я не кровожадный. Но клык за клык, а за щелчок по моей репутации – пусть заплатит.

— Но здесь мы его не бросим? – уточнил Беккет.

— Когда Ши разойдутся, тут взойдет самое настоящее солнце, — вздохнул Тео, — и придется до завтра уползать под Холм.

— Но продолжить мы можем и под Холмом, — усмехнулся Беккет, поправляя очки, — после того, как Вандервейдена в постельку уложим.

— Может, в гроб? – с надеждой спросил Тео. – То-то он удивится, когда проснется.

— А это идея! – рассмеялся Беккет. – Пока не рассвело, пошли в ближайшую деревню, поищем достойный Его Бывшего Высочества гроб. С кисточками.

Приятели поднялись, и, на ходу прикладываясь к бутылке, направились на восток.



142. Сидх Меадха. Ирландия. Норвик


Они танцевали под луной и звездами и пили медвяное вино – совсем немного, только чтобы почувствовать его терпкую сладость. И медом искрились ее развевающиеся в танце волосы, и цветы, которые Норвик в них вплел, благоухали томным ароматом.

На Ингрид был бюнад, но не тот, времен его живой юности, слишком простой по крою, слишком грубый на ощупь. Тонкая батистовая блузка игриво сползала с округлого плеча, красный шерстяной корсаж туго обтягивал тонкую талию, подчеркивая пышную грудь. Темно-синяя юбка, расшитая диковинными цветами, колоколом спадала к изящным туфелькам с серебряными пряжками, чуть открывая красные чулочки со стрелками. Волосы свободно разметались по плечам, напоминая о том, что, несмотря на кокетливый наряд, она не дева-невеста – Валькирия.

И они гуляли под цветущими яблонями вдвоем, и Ингрид рассказывала ему о своей юности, еще до обращения. И о воинственных девах, уведших за собой дочь знаменитого на весь Север кораблестроителя Харальда Златорукого. То, о чем не успела рассказать тогда. А он так и не спросил, каждую ночь утопая в мягком тепле ее тела. И только сейчас понял, чего ей стоил этот жар, это сбившееся дыхание, эта призывная горячая влага. Она уходила под утро – он не спрашивал, куда. Она приходила ночью, он не спрашивал, зачем. И расставшись с ней, не вспомнил до того дня, как Сир выпил его горячую кровь, сохранив его волшебный голос на века.

Небо светлело, гости расходились. Луг медленно возвращался в Банальность, и Сородичи торопились в Холм, в безопасность Грезы, в темноту спален, чтобы к вечеру вновь предаться веселью, которое по обычаю должно было продолжаться три дня.


— Эгиль… — Ингрид подняла голову с плеча Норвика и смущенно опустила взгляд.

— Да, милая?

— Я приехала уже перед самым пиром и не успела с этим разобраться. По-моему, мои вещи отнесли в твою комнату.

— Да. А что? – рука Норвика, обнимавшая ее талию, чуть крепче прижала девушку, но в голосе не было ни малейшего волнения.

— Ну… Там же Греза, — чуть не шепотом произнесла Ингрид, — и одна постель на двоих. Ты же не хотел…

В золотых глазах сверкнули искорки, улыбка получилась грустной.

— А. Ну да, — Норвик отпустил ее и поднялся со скамейки, — пойдем, я все улажу.


Норвик проводил ее по длинному коридору, петляющему под Холмом, и открыл перед ней дверь небольшой спальни. Пышное ложе под бархатным балдахином, спадающим тяжелыми складками, резной комод у стены, со стоящим на нем золоченым подсвечником, умывальный кувшин и таз, расписанные синими цветами, – красиво, добротно, но слишком старомодно для новых времен и слишком вычурно для древних. Впрочем, спящему все равно, пружинный матрас или перина, если спится одинаково крепко.

Небольшую дорожную сумку Ингрид – Валькирия путешествовала налегке – Норвик поставил в углу, у изголовья кровати. Легонько коснулся губами нежной щечки.

— Спокойного сна, милая.

Она молча кивнула, и Норвик уже почти скрылся за дверью. Но в последний момент оглянулся, и бирюзовые глаза лукаво блеснули из-под опущенных ресниц.

— Ингрид, можно, я останусь?

И уже не услышал, что ответила Ингрид, торопливо целуя задрожавшие веки, душистые волосы, мягкие губы, раскрывшиеся ему навстречу. Не тем, умелым и расчетливым поцелуем, что в прошлую их встречу, но нежно и жарко, словно спеша утолить измучившую за долгие века жажду. Обнажил плечо, приспустив соскользнувшую блузу, другой рукой уверенно расправляясь с маленькими крючочками на корсаже. Отвел с лица пышные пряди волос…

Ингрид подалась ему навстречу, откинув голову, подставляя хрупкое горло под его губы… Или клыки? Расширившиеся до бездонных омутов черные зрачки внезапно сузились, в золотых глазах плеснул страх, и девушка в его руках вздрогнула, как слишком туго натянутая струна.

И Норвик понял. Он спал с ней тысячу раз и ничего о ней не знал. Ни ее пробуждения, ни восторга, ни тихого счастливого угасания – закрытая книга, запечатанный смертной печатью фиал. И как легко было ему с другими, приходившими после нее, с теми, за кем можно было наблюдать холодным взглядом, дарить им наслаждение, теша свое самолюбие и мужскую гордость.

Смиряя бурный поток перехлестывающего за край желания, Норвик чуть коснулся губами нежной кожи, туго натянувшейся на шее, притянул к себе, позволив спрятать у себя на груди растерянное лицо, тихо зашептал в самое ухо, чуть заостренное, покрытое рыжим пухом, с темной кисточкой наверху, обычно прячущейся в гуще медовых кудрей. Древние слова, которые он не сказал на заре их встречи, дождались своего часа.

— Ладушка моя, любушка… Горлинка моя сизокрылая…

Он заключил ее лицо в узкие ладони и поднял, глядя глаза в глаза. Кружевная манжета скользнула вниз, и Ингрид охнула, припадая губами к страшному шраму, рваным кольцом охватывавшему его запястье – цене, которую он заплатил за нид *, исполненный перед всем двором Эйрика Кровавой Секиры.

— Пустое, горлинка, — улыбнулся Норвик, — не горюй, ладушка, не жалей. Вирой великою выкуплен путь, дорога долгая, дальняя к моей любушке.

Норвик коснулся ее осторожно и трепетно, словно золотую арфу, найденную в забытой сокровищнице. Тихо и медленно перебирал струны, прислушиваясь к их тревожному звону, легкой дрожи, протяжному стону. Пробовал звук, отступал, снова трогал, пока едва слышные нотки радости не полились под его пальцами. Не торопясь, брал осторожные аккорды, давая им стихнуть в тишине, сплестись в мелодию, вольно и свободно политься музыкой счастья…

— Любушка моя, ладушка. Не стыдись девица, не отводи взгляд. Люб ли я тебе, горлинка? Мил ли, я тебе?

— Ай, мил, ладо, — прошептала зардевшаяся Ингрид, глядя на золото, бирюзу и мрамор в неверном свете свечи, — ой, люб, соколик…

И громче зазвенели струны под руками скальда, задрожали, запели. Тихий голос Норвика вел мелодию, вспоминая древние слова.

— Краше всех девиц моя любушка. Очи золотом горят, уста сахарные лалами светятся, косы медом душистым струятся. Люби меня, горлинка. Люби крепко. Люби жарко…

И только в конце, в едином победном аккорде, он отпустил себя, и не осталось ни арфы, ни певца, ни струн, ни слов – только музыка, вечная, как любовь.

Ингрид улыбнулась, целуя его горячо, благодарно, нежно. Но в золотых глазах снова появилась тревога, и Норвик тихо провел пальцами по ее щеке.

— Я здесь, любушка, с тобой.

Он усадил ее на кровать и принялся разглаживать спутавшиеся пряди волос, сперва гребнем, потом щеткой, пока они не засверкали расплавленным медом, а в глазах Ингрид не засветилось тихое счастье.

— Норвик, — она снова перешла на английский, — зачем вся эта история с двумя спальнями?

— Если бы ты выгнала меня из моей комнаты, — усмехнулся Норвик, — мне бы пришлось спать в коридоре. Простая предусмотрительность.

— Но ты же знал, что я этого не сделаю, — Ингрид с подозрением взглянула на него.

— Мечтал. Надеялся. Знал. Но это не значит, что я мог лишить тебя выбора, горлинка. У тебя было право сказать «нет». И возможность.

— Язык у тебя змеиный, — усмехнулась Ингрид, — яд сладкий, прямо в уши льется, до сердца доходит.

— Какой уж есть, — рассмеялся Норвик, глядя, как она по-кошачьи потягивается, словно невзначай задевая бедром его бедро.

«Саунд-чек удался», — констатировал про себя Норвик и улыбнулся.

— Отдохнула?

Ингрид лишь метнула горячий взгляд из-под полуопущенных ресниц и облизнула губы.

— Тогда держись, милая. Зажигать будем.


Норвик отнес улыбающуюся во сне Ингрид в отведенную ему комнату, так и пустовавшую весь день, и вышел в коридор, в надежде отыскать Шемета, прежде чем кто-нибудь из слуг сунет свой лепреконский нос в спальню Рыси. Ему повезло. Войцех уже сам спешил ему навстречу.

— Случилось что? – озабоченно спросил Войцех, пытаясь разгадать ответ по слегка растерянному лицу друга. – Где Ингрид?

— Спит, — вполголоса ответил Норвик, — у меня в комнате. Мы… Ты не мог бы попросить кого-нибудь по-тихому убрать в ее спальне?

— А что там? – с интересом спросил Шемет.

— Ну… Там столбик у кровати обломился. Случайно…

— И всё?

— Когда он упал, бронзовая накладка разорвала перину, а мы вовремя не заметили, и пух разлетелся по всей комнате…

— И?

— И загорелся от свечи, пока летал.

— А потом?

— А потом он упал на ковер, и он тоже загорелся. Но мы…

— Были заняты, — кивнул Шемет, — и поэтому…

— Поэтому, когда заметили, что ковер горит, огонь уже пылал вовсю. Я кинулся его заливать, очень торопился и разбил умывальный таз.

— И еще…

— Что «еще»? – недовольно спросил Норвик. – Это всё. Тебе мало?

— Mais, à part ça, Madame la Marquise, Tout va très bien, tout va très bien.* — весело пропел Войцех.

— Если ты думаешь, что меня совесть мучает, — Норвик окинул Войцеха надменным взглядом, — ты глубоко заблуждаешься.

— Какая совесть, дружище? – Шемет хлопнул Норвика по плечу. – Я вами горжусь. Сейчас пришлю кого-нибудь заметать следы. А ты буди свою красавицу, и присоединяйтесь. Скоро ужин для Ночного Братства. И не волнуйся, я никому не расскажу.

— Разве что Фьялару, — мечтательно протянул Норвик, — и Крису тоже можешь.


* Нид – хулительный стих в скальдической поэзии

* Оригинальный французский текст известной песенки «Все хорошо, прекрасная маркиза»



143. Сидх Меадха. Ирландия. Норвик. Фьялар. Ингрид


Ингрид с Норвиком подоспели как раз к главному блюду. Разошедшиеся не на шутку Тео и Беккет ухитрились подняться еще до заката и перетащить гроб с мирно спящим Вандервейденом в малую столовую, где для Сородичей накрыли ужин. Картеру еще повезло, что при пробуждении присутствовали только Дети Ночи, даже Мелисенту на кровавое пиршество не зазвали. Вид Вандервейден имел бледный до прозелени и, прежде чем осознать, что восстал из мертвых на глазах у многочисленных бывших подданных, прохрипел сдавленным голосом: «Виски!». Сердобольный Беккет тут же подсунул ему бутылку с остатками вчерашнего разгула и вполне невинным голосом поинтересовался, не прихватил ли Картер с собой еще божественного нектара.

Загрузка...