Глава IV. Начало «Невероятного»

Тиха и прекрасна была июльская ночь вблизи городка Людвигслуста, что расположился на берегу речушки Эльде на севере Германии. Не пылили проселочные дороги, не дрожали от ветра листья придорожных кустов. Темный величественный лес, погруженный в глубокий сон, был полон, свежей прохладой. Легкий белый туман, стелившийся над поверхностью сонных речных вод, обещал пригожий солнечный день, в котором хорошо работать и приятно отдыхать, с кружкой свежесваренного пива.

Все было прекрасно, но эту мирную пастораль безжалостно разрушили громкие людские голоса, внезапно возникшие буквально из небытия. Подобные лаю охотничьих псов и реву боевой трубы, они возвещали застывшим под сенью деревьев безликим солдатским шеренгам.

Вот уже два дня, они безвылазно сидели в густом ельнике Шверинского леса, оживая только по ночам, когда с запада, к ним тайком подходили новые соединения. Солдатам было запрещено разводить костры, ходить по лесу и громко разговаривать. Любой лязг оружия, звон солдатского котелка, вызывал грозное нарекание командиров.

Так продолжалось до ночи со 2 на 3 июля, когда поднятым по тревоге солдатам, при свете походных фонарей был зачитан приказ нового фюрера германского народа.

— Солдаты великой Германии! Солдаты Восточного фронта! К вам обращается рейхспрезидент Германии, гросс-адмирал Карл Дениц. Несмотря на то, что армии большевиков заняли Берлин и оккупировали восточные земли рейха, а англичане и американцы стоят на Эльбе и в Баварии, германское государство продолжает свое существование. Оно существует, хотя наши доблестные войска были вынуждены сложить оружие и подписать унизительный акт о полной капитуляции.

Существует, несмотря на то что, многие из её граждан, не выдержав ниспосланных нам Судьбой тяжелых испытаний, поспешили принять сторону врага, трусливо отказавшись от наших национальных ценностей и идей. Государственные институты Германии продолжают свою деятельность и мое обращение к вам наглядное тому подтверждение.

Да, наше Отечество живо! Но оно как никогда за всю свою тысячелетнюю историю нуждается в защите от орд русских дикарей, что захватили наши дома, грабят мирных людей, насилуют беззащитных женщин, убивают немощных стариков и детей. Нашей стране, нашему народу, нашему государству угрожает опасность стать большевицким протекторатом и дело каждого патриота защитить фатерлянд от этой ужасной участи.

Я знаю, как сильно потрясло вас известие о мученической смерти рейхсканцлера Адольфа Гитлера, что до самой последней минуты боролся с нашим заклятым врагом, большевиками. После акта капитуляции у многих из вас опустились руки, но испытание, которому подвергла нас Судьба уже позади. Сегодня я могу, открыто сказать вам то, что ещё вчера являлось строгой государственной тайной, и было известно лишь узкому кругу лиц.

Благодаря божественному Проведению мы обрели новых союзников в лице английских и американских войск, вместе с которыми мы начинаем объединенный поход против большевистских орд. Вместе с ними мы изгоним из нашей страны эту азиатскую заразу, очистим наши дома от поселившейся в них скверны, освободим от грязных рук захватчиков наших жен и дочерей, спасем жизни наших стариков и детей.

Обрадованные нашей капитуляцией и уверовав в свою мнимую победу, русские дикари недооценили нашу природную хитрость и прозорливость, стойкость германской нации и несгибаемость тевтонского духа. Именно благодаря этим нашим национальным качествам, мы сможем одержать вверх над врагом который, утратив бдительность, предался беспробудному пьянству, грабежу и насилию. Нанеся внезапный удар, мы сполна оплатим нашим врагам каждую слезинку и каждую каплю крови, что были пролиты нашими отцами, матерями, женами и детьми под их игом.

В сорок первом году мы были в шаге от того, чтобы раз и навсегда разгромить большевиков и полностью стереть Россию с лица земли. Тогда Проведение отвернулось от нас, но теперь все будет по-другому. Сегодня, русские серьезно оторвался от своих природных баз и национальных тылов. Занявшие Германию войска это последнее, что есть в распоряжении Сталина. Полностью истратив свои людские резервы, Россия стала колоссом на глиняных ногах. Достаточно нанести один мощный удар, перерезать их тонкую нить снабжения и враг будет окружен и полностью уничтожен. Мы освободим от врага нашу столицу, отбросим за Одер и выйдем к границам генерал-губернаторства.

Вместе с нами, в новый крестовый поход на Восток, выступят американцы и англичане. Они разгромят и изгонят русские войска из Австрии, Богемии и Моравии. Получив сокрушительный удар объединенных сил Европы и Америки, лишившись своих последних войск, Сталин будет вынужден просить мира у западной цивилизации.

Солдаты Германии, только от вашей решительности и мужества зависит судьба фатерланда, ваших родных и близких. Спасите их от большевицкого рабства и азиатской дикости, избавьте от кровавой тирании и русского кнута. Принесите долгожданный мир и спокойствие на землю Германии. Да поможет нам Бог!

Рейхспрезидент Германии Карл Дениц.


Обращение нового правителя Германии к войскам было изготовлено в одной из типографий Фленсбурга с разрешения британских оккупационных властей. Отпечатанное на серой невзрачной бумаге, оно разительно отличалось от прежних имперских обращений фюрера, что зачитывались войскам перед началом очередной военной кампании.

Рожденные на свет в имперской типографии министерства пропаганды Берлина, они имели благородный белый цвет, приятную плотность и соблазнительно пахнули свежей типографской краской. Такие воззвания было приятно брать в руки и звенящим от торжественного момента голосом, объявлять волю верховного вождя германской нации своим солдатам.

Послание верховного вождя зачитывали перед строем одетые в парадные мундиры, обильно увешанные крестами и медалями генералы, оберсты и на самый худой конец оберстлейтенанты, за плечами которых была мировая война.

Отточенными за долгие года службы командирскими голосами, громко и зычно призывали они подросшее поколение Германии совершить военный подвиг во славу горячо любимого фюрера и фатерланда. Быстро и решительно изменить историю страны. Смыть с её скрижалей «позор Версаля», могучим плечом, раз и навсегда расширить границу жизненного пространства немецкого народа, на западе, на востоке, на севере и на юге.

Привыкшие с детства повиноваться полученному свыше приказу, молодые немцы послушно шли в поход туда, куда им было указанно, и почти всегда одерживали победу. Твердой поступью своих могучих колонн они вернули в состав Германии отторгнутую у неё ранее Рейнскую область и Мемель. Под громкий треск боевых барабанов, без единого выстрела пала Австрия, Богемия, Моравия и Чехия. Неудержимый натиск солдат вермахта заставил капитулировать Данию, Норвегию, Польшу, Бельгию, Голландию, Францию, Грецию и Югославию.

Слава одержанных Германией побед заставила финнов, венгров, румынов, болгар, словаков, итальянцев, испанцев и далеких японцев, просить для себя статуса союзников рейха. Перед видом боевых знамен империи, в смертельном страхе трепетала Англия вместе со своими многочисленными колониальными сателлитами, разбросанными по всему земному шару. Соединенные Штаты Америки с настороженностью и опаской следили за действиями немецкого фюрера, желая видеть в нем скорее союзника чем противника. Германия была в шаге от мирового господства, пока летом сорок первого года фюрер не совершил трагическую ошибку, двинув свои армии на Россию.

Теперь, воззвание главы государства солдатам, по ротам и батальонам зачитывали майоры и капитаны. В мятой полевой форме, без парадных перчаток, с потускневшими от грязи наградами, они являлись жалкой тенью былого величия германской империи.

В их голосах уже не было былой прежних ноток бравурной уверенности в скорой победе. В них была отчетливо слышна неприкрытая усталость от войны, злость обреченного на исполнение своего долга военного человека, но не это было главным. Наследник фюрера призывал немецких солдат к реваншу, и эта мысль находила горячий отклик и понимание в их сердцах и душах.

Нет ничего соблазнительнее и заманчивее для проигравшегося в пух и прах человека, чем надежда быстрого реванша. Возможность сейчас и немедленно переделать, переиграть, доказать всему миру свою правоту, многие тысячи лет сводило с ума не одну светлую голову. Да и как было не поверить словам гросс-адмирала о шансе на реванш, если за спинами читавших обращение офицеров маячили британские и американские военные.

Стоя в стороне, по-хозяйски расставив ноги и заложив руки за ремень, они цепким взглядом пристально наблюдали за поведением своих новых союзников. Их сытые и довольные жизнью лица, вызывали у немецких солдат отнюдь не дружеские мысли, но они умели держать себя в руках. Сжимая в руках вновь обретенное оружие, прагматичные тевтоны горели желанием разобраться сначала со своими главными обидчиками и лишь, затем приступить к выяснению отношения с вечно жующими жвачку англосаксами.

В одной из дивизий которой предстояло идти в бой на севере Германии, находился фельдмаршал Шернер. Готовясь к проведению операции «Клипер» британский премьер-министр лично утвердил кандидатуру командующего северной группировкой немецких войск. На его суд были предложены такие маститые немецкие полководцы как Манштейн, Гудериан и Гальдер, но Черчилль остановил свой выбор на последнем фельдмаршале Гитлера.

Его выбор совсем не был обусловлен личной симпатией или антипатией Черчилля к тому или иному кандидату, хотя не любивший Манштейна фельдмаршал Александер внес свою скромную лепту в выбор премьера. Причина, побудившая Черчилля выбрать Шернера, была банальна и прозаична. На данный момент ему не были нужны умные стратеги и прозорливые тактики. Требовался простой, педантичный исполнитель и Шернер отлично подходил на эту роль. К тому же его выдачи добивались русские, а это, по мнению Черчилля, было отличным стимулом для его верной службы интересам Британии.

— Тот, кто знает, что над его головой весит русская петля, готовая в любой момент сомкнуться на его шее служит проворнее и ретивее — изрек Черчилль, делая свой выбор.

На первый взгляд, носивший очки Шернер был больше всего похож на простого школьного учителя, на которого по какому-то глупому недоразумению надели генеральскую форму, чем на мудреного опытом военачальника. Однако это было не более чем обман зрения. В германской армии, Фердинанд Шернер был единственным человеком, который дослужился до звания фельдмаршала, начав свой путь к вершине власти с рядового.

Как правило, лучше всякий характеристик и рекомендаций духовную сущность военачальника отражает прозвище, которым награждают его подчиненные. «Задница», «пожарник», «папаша Гейнц» немецкие солдаты едко, но метко подмечали главные черты характеров своих командиров. За стремление безупречно выполнить приказ верховного командования и суровую беспощадность к провинившимся при его выполнении, Шернер получил от солдат прозвище «фельджандарм».

Но если эти качества генерала сильно претили его подчиненным, то именно за них, Гитлер высоко ценил Шернера, выделяя из общей плеяды своих военачальников. Верный и исполнительный Шернер, был для фюрера прекрасным образцом нового солдата рейха в противовес вечно недовольным его планам и действиям прусским аристократам. Обычно прижимистый в награждении генералов, Гитлер щедро награждал Шернера за каждую одержанную им на фронте победу или полученный успех.

Отправляясь под Висмар, для поднятия боевого духа солдат, Шернер надел все свои боевые ордена, среди которых особо выделялся Рыцарский крест с золотыми дубовыми листьями. Это была одна из самых высших наград германской империи. За всю войну только знаменитый асс Ганс-Ульрих Рудель получил её из рук Гитлера и теперь, в канун наступления, гросс-адмирал Дениц решил расширить список награжденных.

Официальная формулировка награждения звучала как исполнение посмертной воли фюрера, который в своем политическом завещании Шернера военным министром в новом правительстве. Эту жульническую идею, гросс-адмиралу Деницу подсказал помощник Геббельса доктор Науман, сумевший чудом пробраться на север из захваченной русскими имперской канцелярии.

Предложение Наумана пришлась гросс-адмиралу по вкусу и не долго думая, он добавил к мечам и бриллиантам Рыцарского креста Шернера ещё и золотые листья. К чему мелочиться, если тот же Науман «явил» Деницу ещё одну посмертную волю фюрера, о произведении его в звание рейхсмаршала, которое перед своей кончиной Гитлер отобрал у опозорившего себя предательством Германа Геринга.

Третьим, кого с подачи доктора Наумана облагодетельствовал после своей смерти фюрер, был генерал Венк, назначенный командиром группы «Центр». Его утверждение на этот пост не заняло у британского премьера много времени, ибо для этого были свои причины. Самый молодой генерал вермахта, сумел овеять себя боевой славой в самые последние часы гибнущего рейха.

Двигаясь по приказу Гитлера от берегов Эльбы на деблокирование Берлина, Венк попал под сильный фланговый удар советских войск. Над его 12 армией нависла угроза окружения и пленения. Многие немецкие генералы, оказавшись в подобной ситуации в апреле 1945 года, бросили свои части и на самолетах бежали на запад, однако генерал Венк был не из их числа. Он не только не оставил своих солдат, но и оказал крайне важную помощь рвущейся из Хальбского котла армии генерала Буссе.

Испытывая огромное давление со стороны артиллерии противника, Венк дождался прихода остатков 9 армии. Вобрав их в себя вместе с огромным количеством мирных беженцев, он направился к спасительным берегам Эльбы, чтобы сдаться американским войскам. Каждый день, каждый час отступления армии Венка сопровождался потерями от огня русских танков и самолетов, постоянно атакующих немцев. Кульминацией этой эпопеи стала переправа через Эльбу под ураганным артиллерийским огнем противника.

Желая, во что бы то ни стало заставить генерала Венка капитулировать, русские стремились задержать немцев на переправе до подхода своих танков и пехоты. Снарядов не жалели, но Венк все же сумел переправить через реку основную часть своих войск и беженцев, после чего сдался в плен американцам.

Переправа через Эльбу под оглушительный грохот артиллерийской канонады огромной массы людей, произвела на янки сильное впечатление. Не познав страшных ужасов войны и не успев очерстветь сердцем, при виде ужаса на лицах бежавших от войны людей, их слез благодарности за позволение сдаться в плен, американцы выказали немцам свое участие. И когда советская сторона потребовала передать ей генерала Венка и его солдат, янки ответили категорическим отказом, объявив немцев гражданскими лицами не подлежащих выдаче.

Спасенные от русского плена солдаты и офицеры буквально боготворили генерала Венка, и доктор Науман не преминул этим воспользоваться. Выполняя «волю» покойного фюрера Дениц произвел Венка в генерал-полковники к огромной радости его солдат. Лично от себя, за мужество и храбрость в борьбе с врагами Германии, рейхспрезидент добавил Рыцарскому кресту генерал дубовые листья.

При создании под Лейпцигом второго ударного кулака против русских, на начальном этапе, британцы испытали определенные трудности. Как бы благосклонно не относились американцы к Венку, но они не позволили генералу действовать на своей территории, даже под присмотром британских союзников. Казалось, что создание группы «Центр» зашло в тупик, но тут в дело включились заокеанские партнеры Черчилля.

К командующему 3-й американской армии генералу Омару Брэдли, обратились два скромных джентльмена с рекомендательным письмом от одного из членов объединенных штабов американских войск в Европе. В простой и непринужденной беседе, джентльмены в общих чертах рассказали генералу о целях и задачах операции «Клипер». Гости не вдавались в подробности, но для Брэдли вполне хватило, чтобы понять, что дело идет о новой войне.

Полностью лишенный дипломатического политеса, генерал высказал все, что он обо всем этом думает, но его голос остался не услышанным. Сочувственно покивав головой по поводу опасения Брэдли, гости любезно пояснили генералу, что вопрос о новой войне с русскими уже решен на самом верху. В доказательство своих слов они организовали звонок в Вашингтон, хорошо ему знакомому человеку, занимавшему видный пост в администрации президента.

Голос в трубке горячо заверил Брэдли, что всё, о чем говорят ему вежливые визитеры, делается исключительно на благо Америки и её национальных интересов. Также, собеседник пояснил, что в виду исключительной секретности предстоящей операции по оттеснению русских за Одер, Брэдли категорически запрещено обсуждать этот вопрос с кем-либо из военных, включая самого генерала Эйзенхауэра.

Когда же озадаченный генерал попросил письменных подтверждений полученного им запрета, то получил твердое заверение, что они будут высланы ему в самое ближайшее время. Слова старого знакомого не оказались пустыми разговорами. Ровно через двое суток, специально прилетевший из Вашингтона курьер, передал лично в руки командующему 3-й армией пакет с документом за подписью помощника президента по военным вопросам.

За все время своей службы, получать бумаги из президентской канцелярии посредством правительственного курьера генералу Брэдли ещё не приходилось. Этот факт полностью развеял все его сомнения, и генерал Венк получил зеленый свет на формирование своей новой армии.

Что касается самого президента Трумэна, то вежливые джентльмены решили оставить общение с ним на потом. И дело было совсем не в том, что они совсем не уважали американского президента, который по своей сути был их ставленником. Джентльмены справедливо полагали, что если дела у англичан пойдут так, как и планировалось, им будет гораздо легче и проще говорить с главой Белого дома. Зная тайную слабость Гарри к лаврам победителя, они справедливо полагали, что новый венок триумфатора быстро заставит его сменить гнев обойденного человека на милость к победителям.

В случае же возникновения у Черчилля серьезных затруднений с реализацией его грандиозных планов, у вежливых людей были припасены другие аргументы для разговора с американским лидером. Они были весьма солидны и вполне убедительны для того, чтобы заставить господина президента прислушаться к мнению собеседников и сделать всё так, как его попросят.

Никто из джентльменов не сомневался, что предъявленный ими к оплате «вексель» будет погашен по первому их требованию, но согласно неписанным правилам теневой игры, подобным «векселем» можно было воспользоваться лишь однажды. Конечно, в запасе у джентльменов были и другие неоплаченные «векселя» Гарри Трумэна, но как всякий рачительный хозяин они предпочитали не разбрасываться ими. Ведь политическая карьера их протеже только началась, и кто может знать, что будет дальше.

Так, вопреки всем заверениям о мире и дружбе с Советским Союзом, его бывшие союзники создали две сильные оперативные группировки, главная из которых была нацелена на войска маршала Рокоссовского. После встречи со Сталиным, он немедленно вылетел в Берлин, а затем в Транзе, где находился штаб 2-го Белорусского фронта.

Все то время, что имелось в распоряжение маршала до часа Х, было потрачено для приготовления войск к отражению нападения врага. С соблюдением всех строжайших мер предосторожностей была проведена передислокация частей и соединений. Наиболее вероятные направления наступления немцев были усилены танками и артиллерией, авиация была рассосредоточена на запасных полевых аэродромах.

С целью предотвращения утечки информации, при помощи пограничных нарядов и секретов была полностью перекрыта буферная зона, разделяющая советские и британские войска. Визиты британских офицеров были резко ограничены, а если английскому гостю было невозможно отказать, то за все время своего визита он находился под пристальным наблюдением представителей СМЕРШ.

В кратчайший период были проведены мероприятия по дезинформации противника. Против него действовали люди, имевшие большой опыт разведывательной работы, которая в свое время обеспечила успех в разгроме немцев в Белоруссии, Прибалтике и Восточной Пруссии. Было сделано все, чтобы британцы расценили передвижение воинских частей на севере Германии, как подготовку к их переброске на Дальний Восток.

Общий объем проделанной работы был огромный. Штабные работники работали на износ, полностью позабыв про отдых и сон. Константин Константинович прекрасно видел это, но память о горьких уроках июня сорок первого года не давала ему успокаиваться. За день, он по несколько раз перебирал все слабые стороны построения своей обороны, находил весомые аргументы в её защиту и по прошествию времени, вновь подвергал их сомнению.

В самый последний вечер, когда уже было поздно, что делать и оставалось лишь только ждать вестей с передовой, маршал собрал штаб фронта в своем особняке на окраине Транзе.

— Значит по-прежнему считаете район Виттенберге наиболее вероятным местом нанесения главного удара? — спросил Рокоссовский начальника штаба фронта генерала Боголюбова, недавно вернувшегося из инспекционной поездки по войскам. С целью соблюдения конспирации, генерал-лейтенант ездил без эскорта, на одном «виллисе», в кожаной куртке без знаков различия.

— Так точно, товарищ маршал — подтвердил генерал. — Именно в районе Виттенберге имеется единственный неповрежденный автомобильный мост через Эльбу, по которому Шернеру будет удобно нанести удар по нашим войскам в направлении на Штеттин. В этом случаи он избегает затяжных боев в районе системы озер Мюриц и, выйдя на оперативный простор, создает угрозу охвата Берлина с севера и отсечения от основных сил фронта наши войска в районе Ростока.

— Не стоит думать, что противник будет наступать там, где ему будет удобно. В сентябре сорок первого мы были убеждены, что фон Бок будет наступать на Москву по удобной смоленской дороге и жестоко за это поплатились — не согласился с Боголюбовым маршал.

— Выбирая направление Виттенберге, штаб фронта руководствовался не столько удобством наступления, сколько его выгодностью и целесообразностью. Посудите сами, Константин Константинович. Из района Висмара удобно начинать наступление только с целью установления контроля над побережьем. Район Шверина неудобен своими мекленбургскими озерами. Наступать здесь теми силами, что имеются у Шернера смерти подобно. По этой же причине мы исключили район между Вербен и Вильснок. Там нет уцелевших мостов и кроме Эльбы, противнику придется форсировать реку Хафель, что займет у него много времени.

— А направление Людвигслуста?

— Это направление определено нами как второстепенное. Штаб фронта считает, что Шернер попытается максимально использовать фактор внезапности нападения и продвинуться как можно быстрее и дальше. Хотя в районе Людвигслуста у немцев есть удобный плацдарм на реке Варнов, но наступление с него только удлинит его плечо и значит, увеличит риск получения нашего контрудара.

— Что скажите вы, Алексей Гаврилович? — спросил Рокоссовский начальника оперативного отдела штаба фронта полковника Поливанова.

— Я полностью разделяю прозвучавшее здесь мнение. Виттенберге во всех отношения самый выгодный и удобный вариант для наступления немцев, Константин Константинович. В поддержку аргументов приведенных Александром Николаевичем, могу добавить последние данные от нашей разведки. За последние сутки вблизи моста через Эльбу, замечена повышенная активность английских военных, что пусть косвенно, но все же указывает за виттенбергский вариант.

— Английских или немецких военных? — переспросил Рокоссовский.

— Исключительно английских, товарищ маршал. Если нападение произойдет, то немцы, скорее всего, подойдут к мосту под покровом ночи. Будь я на месте Александера, то поступил бы именно так.

— Я бы тоже так поступил, но не исключен вариант нанесения немцами одномоментного удара по двум направлениям. Если англичане выложились по полной программе в оснащении своих новых союзников, то у Шернера должно хватит сил для реализации этого варианта.

— Даже, если англичане усилят дивизии Шернера своими танками и самолетами, у него не хватит сил для нанесения двух полноценных главных ударов. Один из них обязательно будет второстепенным, отвлекающим ударом — уверенно заявил Рокоссовскому Поливанов.

— Что с частями передового прикрытия, заняли указанные им рубежи обороны?

— Так, точно, товарищ маршал — ответил Боголюбов, мельком взглянув на небольшие настенные часы. — Час назад соединения 49 армии генерала Гришина и кавкорпуса генерала Осликовского закончили развертывание и готовы к отражению нападения врага. Благодаря усилению нашего фронта артиллерией и противотанковыми соединениями из состава 61 армии, в тылу наших войск создан оперативный резерв. В случае необходимости, мы сможем оказать помощь как людвигслустскому заслону, так и защитникам переправы через Эльбу.

— Что авиация?

— Летчики доложили о рассосредоточении машин по запасным аэродромам. Объявлена готовность номер один, взлет по сигналу постов ВНОС.

— Значит, для встречи нежданных гостей все готово. Осталось лишь проверить правильность наших с вами расчетов — усмехнулся маршал. — Ну, что же, ждать осталось недолго.

Ждать действительно пришлось недолго. Обращение Деница к войскам было зачитано в 2.30 по берлинскому времени, и ровно через сорок пять минут под Лейпцигом и Виттенберге загрохотали пушки, большей частью британские. Желая основательнее разжечь пламя военного конфликта, англичане не поскупились бросить охапку сухих поленьев в костер реваншизма.

Не имея точных целей, немцы вели огонь исключительно по площадям. Как в лучшие времена блицкрига, германские артиллеристы основательно обрабатывали места дислокации советских войск, любезно отмеченные на их картах британскими офицерами.

Сорок минут над мирно спящей землей стояла оглушительная канонада. Сорок минут один за другим возникали ужасные всполохи разрывов, несшие всему живому вокруг разрушение и смерть. И как только раскаленные жерла орудий умолкли, под громкие крики офицеров, в бой двинулись серые цепи немецких солдат.

Вопреки ожиданиям генерала Боголюбова, свой главный удара фельдмаршал Шернер решил нанести в районе Людвигслуста. Посчитав захват переправы через Эльбу довольно рискованным мероприятием, он отдал предпочтение небольшому плацдарму за рекой Варнов.

Именно сюда, в ночь перед наступлением был переброшен главный козырь немцев, бронетанковый отряд полковника Винца. В него входили танки, самоходки и штурмовые орудия, общим числом пятьдесят две боевых единиц. Большего количества бронетехники, для нужд новой старой Германии из числа своих боевых трофеев англичанам наскрести не удалось.

Наскоро отремонтированные и заправленные натружено урча своими моторами, построившись привычным ромбом, бронированные ландскнехты премьера Черчилля начали новый поход на восток. Вместе с пехотой они без особых затруднений достигли места расположения русских войск, и здесь их ждал неприятный сюрприз.

В тех городках и деревнях, где ещё вчера вечером находились советские солдаты, стояли грузовые машины, мотоциклы и орудия никого не было. Сотни мин и снарядов, выпущенных немцами по противнику, не нанесли ему никакого ущерба, безрезультатно перепахав вдоль и поперек совершенно пустые площади.

Обнаружив исчезновение противника в городке Ханзен, полковник Винц остановил свои танки. Все факты указывали, что русские каким-то образом узнали о готовящемся ударе и под прикрытием утреннего тумана отошли на восток. Если бы полковник лично сам мог принимать решения, то он бы не сдвинулся ни на шаг без проведения разведки местности, однако высокое командование имело совершенно противоположное мнение. Несмотря на все доводы и аргументы, приведенные Винцем во время доклада, ставка продолжала настойчиво требовать максимального продвижения вглубь расположения советских войск.

Первое присутствие противника, обнаружилось через полтора-два километра от предполагаемого места его расположения. Пока Винц препирался со штабом, пехотные цепи ушли вперед и неожиданно наткнулись на хорошо замаскированные пулеметные гнезда русских.

Грамотно расположенные в условиях пересеченной местности, они легко остановили продвижение немецких солдат, не давая им возможности продвинуться вперед ни на шаг. Метким фланговым огнем, русские пулеметчики уничтожали любого, кто пытался перебежками выйти на дистанцию броска гранаты. Темные каски храбрецов одна за другой утыкались в яркую траву, так и не дойдя до заветного рубежа.

Попытку своих солдат продвинуться вперед поддержало несколько бронемашин. Их пулеметные расчеты попытались огнем своих крупнокалиберных пулеметов уничтожить огневые точки русских, но из этого ничего не получилось. Едва только бронемашины вступили в бой, как со стороны противника гулко и противно затукали противотанковые ружья. Их бронебойные пули для нынешних танков вермахта были подобны укусу комара, но вот для бронемашин они представляли смертельную угрозу.

Уже после второго-третьего выстрела детища немецкой танковой мысли либо вспыхивали яркими факелами, либо останавливались и экипаж обреченной машиной, становился жертвой русского снайпера. Надежно укрывшись среди кустов и деревьев, хрупкая миловидная девушка, твердой рукой приводила к молчанию немецкие пулеметы, а также выбивала офицеров, время от времени пытавшихся поднять в атаку своих солдат.

Так, уткнувшись носом в землю и яростно огрызаясь одиночными выстрелами и очередями, немцы ждали приход танков полковника Винца. Их появление на месте боя должно было самым кардинальным образом изменить ход сражения в пользу немцев.

Противостоять мощным калибрам танков русские пулеметчики естественно были не в силах, но у них имелся ещё один тайный козырь. Бронированные громады немцев только приближались к уныло лежавшим на земле цепям пехоты, когда под правой гусеницей идущего головным «тигра» что-то гулко рвануло. Тугое пламя рыжего огня как гнилую нитку порвало в клочья танковые траки, и машина встала, немного развернувшись боком.

Больше, потерь и разрушений «тигр» от взрыва не понес, но был, полностью вычеркнут из сражения. Когда танкисты попытались повернуть башню и открыть огонь по русскому заслону, в недрах танка что-то предательски хрустнуло, и башня встала. Могучий ствол «тигра» безвольно застыл, не имея возможности вести огонь в нужном направлении.

Сразу вслед за «тигром», на мине подорвалась самоходка пытавшаяся обойти поврежденный танк. Ей повезло гораздо меньше в отличие от своего бронированного собрата. Из поврежденной взрывом кормы штурмгешютц вперемешку с языками пламени повалил темный удушающий дым.

Спасая свои жизни, экипаж попытался покинуть машину, но это ему не удалось. Едва только башенные люки танка распахнулись, как по ним ударили русские пулеметы. Один из танкистов успел выскочить из объятой огнем башни и намеривался спрыгнуть на землю, но тугая пулеметная очередь буквально смела его с брони. Она же прошила его товарища, что высунулся из люка наполовину и безвольной куклой повис на башне. Больше из экипажа танка никто не пытался его покинуть.

Обнаружив наличие перед собой минного поля, и потеряв на них ещё два бронетранспортера, немцы были вынуждены остановиться и, ожидая подхода саперов, стали обстреливать русский заслон с дальней дистанции. Гневно водя из стороны в сторону своими могучими стволами, танкисты пытались заставить замолчать зловредные пулеметы противника, но это у них плохо получалось. Хорошо замаскированные расчеты, были плохо видны в смотровые щели танков, а вести наблюдение высунувшись из люка, никто из немцев не рискнул. Взятие первой линии русской обороны откладывалось.

Выбирая направление удара своего танкового кулака, Винц сумел попасть на стык советских частей прикрывавших направление Людвигслуста. Танки полковника вышли на самый край обороны стрелкового полка под командованием подполковника Петрова.

Об этом в штабе полка стало известно от начальника связи капитана Клещева, что вихрем ворвался в небольшую комнату фольварка, временно приютившую КП Петрова.

— Георгий Владимирович, танки! Немецкие танки атакуют батальон капитана Симочкина! — доложил Клещев начальству с плохо скрываемой растерянностью и боязнью.

— Ах ты, черт! Ведь там у нас ни одной противотанковой батареи, а одними только зажигалками немцев можем и не удержать! И перебросить пушки от Батеева не успеем, прорвав оборону батальона, немцы через полчаса будут здесь! — чертыхнулся от злости начштаба и, стукнув по столу рукой, вопросительно посмотрел на комполка.

— Прекратите хоронить батальон Симочкина раньше времени! У него очень выгодное положение для обороны, я сам лично проверял, он должен выдержать! — решительно одернул начштаба Петров и, повернув, черный ежик коротко остриженной головы в сторону Клещева вперил в него гневный взгляд.

— Что это за вид!? Вы командир Красной Армии или кто!? Приведите себя в порядок и доложите, так, как положено, докладывать советскому офицеру, а не курсистке! — из узких глаз комполка в сторону Клещева било столько энергии, что у бедного капитана руки сами устремились к расстегнутому воротничку. В мгновения ока, наведя порядок, он одернул гимнастерку, поправил ремень и вытянувшись во весь фронт стал неторопливо докладывать командиру.

— Товарищ подполковник, комбат три доложил, что в 5.23, в квадрате 17 был атакован большим числом немецких танков при поддержке пехоты. Предположительно не менее двух батальонов.

— Каким именно числом, и какими видами танков он атакован?

— Симочкин не указал число и вид танков противника. Только сказал большим числом танков, товарищ подполковник.

— Это все? — недовольно уточнил комполка.

— Так точно, товарищ подполковник. Как только Симочкин сообщил о танках, я поспешил доложить об этом вам — начал оправдываться Клещев, но Петров оборвал его властным взмахом руки.

— В вашем докладе капитан мне нужна ясность и точность, а не его быстрота, которая нужна при ловле блох и при поносе. Соедините меня с комбатом три — приказал Петров и Клещев бросился к радистам. Из-за внезапной передислокации полка, не со всеми его соединениями имелась проводная связь, и большей частью она осуществлялась по радио.

— Мне кажется, что вопрос о виде капитана Клещева в сложившейся обстановке совсем не к месту, товарищ комполка — недовольно заметил присутствующий при разговоре замполит — сейчас нужно думать как немцев бить, а не к форме подчиненных придираться.

— Именно этим, я и намерен заняться, Николай Иванович. Но я никому и никогда не позволю сеять панику в своем штабе. Она крайне опасна и смею вас заверить, как человек, трижды побывавший в окружении, очень дорого обходится — холодно произнес Петров. Обиженный замполит вспыхнул и хотел привести нужную и политически верную цитату из классиков марксизма, но приход Клещева с радистом заставил его замолчать.

— Пятнадцатый у аппарата, доложите сложившуюся у вас обстановку! — потребовал комполка у собеседника.

— Так, так, так, хорошо, вы уверены? Выясните и доложите это подробнее в течение получаса — говорил комполка, склонившись над картой и нанося на неё карандашом, одному ему понятные пометки.

— Молодцы, иных действий я от вас и не ожидал. Держитесь, но случаи необходимости разрешаю отход на вторую линию, но дальше ни шагу. Подкрепление к вам отправим в самое ближайшее время — Петров положил трубку и обратился к начштабу.

— Симочкин пока удерживает немцев на первой линии обороны благодаря минному полю и пулеметного взвода, но это не надолго. Исходя из расчета времени, немцы с минуты на минуту должны повторить атаку и тогда Симочкину будет очень жарко. Василий Маркелович, что мы сможем дать комбату для отражения танков противника? Снимать все противотанковые батареи с исходных позиций я считаю преждевременно. Хотя комбат уверяет, что его атакуют не менее десяти танков противника, это может быть только разведка боем. Думаю можно перебросить на левый фланг батарею Панкратова, но это займет определенное времени, а сейчас каждая минута дорога.

— Можно забрать у Василенко самоходки старшего лейтенанта Кафтанова. Их всего две, но экипаж боевой, обстрелянный, действовать из огневых засад умеют. Не в первый раз.

— Самоходки конечно хорошо, но для отражения танков этого все же мало. Что ещё можем дать? — Петров требовательно посмотрел на начальника штаба, но тот только развел руки. Недовольный комполка нахмурился, уставился взглядом в одну точку, а затем кликнул командира охраны штаба.

— Колокольцев! Трофейные фаусты в тыл ещё не отправили?

— Никак нет, товарищ подполковник. В грузовике под навесом лежат.

— Отлично. Возьми мой виллис, пятнадцать человек из взвода охраны и чтобы через пять минут фаусты были на позиции у Симочкина. Ясно!?

— Так, точно.

— Тогда бегом! — приказал Петров и Колокольцев исчез.

Столь неожиданное решение вопроса не нашло поддержки и понимания со стороны замполита.

— Товарищ комполка, отдавая подобный приказ, вы рискуете не только жизнями простых солдат, приказывая им сражаться неизвестным оружием, но и жизнями работников штаба полка, непродуманно ослабляя его охрану. Я считаю… — начал замполит, но Петров решительно прервал его.

— Фаустпатрон — хорошее оружие, немцы им вооружали не только строевые части, но и фольксштурм. Что касается охраны штаба, то время немецких десантов давно ушло, а в случаи прорыва врага, я приложу максимум усилий для его ликвидации, прежде чем застрелиться. В плен попадать я не намерен, надеюсь, вы тоже? Вот и прекрасно, давайте работать.

Говоря о смерти, славный сын корейского народа Пэн Ген, ни капли не лукавил. Под Гвадалахарой, Сенявиным и Варшавой смерть трижды заглядывала в его глаза, но каждый раз проходила мимо.

В восемнадцать лет получив свое первое боевое крещение на КВЖД, с рекомендацией командира полка он был направлен в военное училище далекого Ленинград. Отправляя корейского интернационалиста в колыбель трех революций, прозорливый командир посоветовал своему протеже сменить имя и фамилию, дабы не вызывать излишнего интереса у специальных служб. Благодаря тому, что подобный процесс в новой России был в тот период очень распространен, на свет появился Петров Георгий Владимирович, которого неискушенные ленинградцы принимали за якута.

После была женитьба на племяннице одного из латышских стрелков красавице Эльге и кочевая жизнь сначала в Туркестане, затем в Азербайджане. В 1936 году, благодаря помощи дальнего родственника жены был направлен в Испанию в числе советских добровольцев. Вернувшись в 1938 на Родину, он был награжден орденом Красного знамени и по представлению командования был направлен на учебу в академию Генерального штаба.

Жернова страшных чисток лишь только коснулись семьи Петрова. После репрессии дяди, Эльга попала в поле зрения чекистов и находилась, что называется в разработке. Перед самым приездом мужа она была арестована по навету соседей, которым приглянулась скромная квартира четы Петровых. Многие ожидали, что Георгий откажется от жены и подаст на развод, но герой Испании был из иного теста.

Поступив в академию, он немедленно написал письмо Ворошилову, что полностью ручается за свою жену, и просил как можно скорее разобраться в её деле. Для многих подобный поступок казался откровенным самоубийством, но к этому времени наркомат внутренних дел занял Берия, и началась знаменитая «оттепель». Среди того числа репрессированных кого она коснулась, была и Эльга Петрова. Она вышла на свободу в конце того же года, благо на неё не было никаких серьезных улик.

Войну капитан Петров встретил под Псковом, от которого отступал до самого Тихвина. Затем несколько пытался прорвать блокаду Ленинграда, а когда она наконец-то была прорвана, летом 43 получил ранение, но остался в строю. Вместе со 2-Белорусским фронтом дошел до Варшавы, где получил второе ранение и был отправлен в тыл. В действующую армию Петров вернулся только в конце апреля, когда войска маршала Рокоссовского уже добивали врага.

Открытая неприязнь трусости, некомпетентности и расхлябанности, в купе с наличием собственного мнения в определенной мере притормозили карьеру Георгия Владимировича. К концу войны, китель подполковника украшал второй орден Красного знамени, орден Красной звезды, орден Александра Невского и медаль «За отвагу».

Вступив в командование полком слишком умный «якут» обрел нового недоброжелателя в лице замполита полка товарища Деревянко. Проигнорировав несколько предложений идейного вдохновителя солдатских масс относительно ведения боевых действий, подполковник получил ответный удар в виде сигнала в особый отдел. В нем, замполит указывал на факт морального разложения командира полка, имевшего связь со своей квартирной хозяйкой Мартой Кнаух.

В мирное время, подобный сигнал имел совершенно иной вес в отличие от военного. За связь с иностранкой можно было загреметь под трибунал, но полковой особист не дал, делу ход. Прошедший всю войну от звонка до звонка он прекрасно разбирался в людях и хорошо видел кто, что из себя представлял. Переговорив с Георгием Владимировичем, особист поставил на письме пометку «неподтвержденные данные».

Отбив очередной наскок Деревянко, Петров взял трубку одного из аппаратов стоящих на столе и стал вызывать командира полковой артиллерии.

— Аристов! Срочно отправь наблюдателя в батальон Симочкина для определения реперов, и будьте готовы открыть огонь по 17 квадрату. Там большое скопление живой силы противника.

— Может, стоит передислоцировать вторую минометную батарею? Времени это займет не много, но прикрыть позиции батальона они смогут.

— Отличная идея. Действуйте майор.

Быстро сделав новую пометку на карте, Петров уже снова держал трубку телефона.

— Дайте дивизию! — потребовал у связистов подполковник, и когда ему ответили, стал неторопливо докладывать.

— Товарищ седьмой, это пятнадцатый. В квадрате 17 немцы атакуют соединения моего полка. По докладу комбата около роты танков и не меньше батальона пехоты. Первая атака врага отбита, есть уничтоженные танки но, зная характер немцев можно с уверенностью сказать, что вскоре они повторят атаку новыми силами. Мною уже отдан приказ полковой артиллерии, поддержать батальон огнем, однако если немцы предпримут массированное наступление, я буду вынужден просить о помощи со стороны дивизии.

— Не пори горячку, Петров, — раздраженно проквакала трубка — не у тебя одного немцы наступают. Час назад они большими силами форсировали Эльбу и теперь рвутся на Виттенберге. Там сейчас такая каша.

Комдив сделал многозначительную паузу, после чего продолжил разговор.

— Что касается тебя, то штаб фронта изначально предполагал нанесение противником второстепенного удара в район Людвигслуста. И нанесен он будет по полку Свириденова, там сейчас тоже стреляют. Так, что против твоего полка идет банальная разведка боем с целью отвлечения сил и внимания.

— Разведка боем с применением танков, в то время когда у немцев каждая машина на счету. Кстати, одна из подбитых моими бойцами машин, «тигр». По-моему это говорит о многом — не сдавался Петров, но его глас, был гласом вопиющего в пустыне.

— Ни о чем это не говорит, Петров! Почудилось твоим бойцам! Понимаешь, почудилось! Орденов и премиальных денег им захотелось, вот и увидели то, чего нет! Смотри на эти вещи проще и делай правильные выводы! Ты, что — первый год замужем!? — гневно вопрошала эбонитовая мембрана.

— И все же, нельзя исключить, что это не разведка боем, а массированное наступление. В этом случаи мне потребуется поддержка гаубичного полка дивизии.

— Послушай подполковник! Тебе же русским языком сказали — против тебя ведется разведка боем, для отражения которой сил и средств у тебя вполне хватает. Ясно!? — взвился комдив.

— Так, точно. Но может быть, для прояснения обстановки следует провести воздушную разведку? Времени много это не займет, но тогда будет точно ясно, что это.

— Будет нужно, проведем. Это не твоя забота! Воевать надо, а не рассуждать! — прорычал генерал и разъединился.

— Что нервничает? — сочувственно спросил у Петрова начальник штаба.

— Да, никак не могут определиться, где немцы наносят свой главный удар, здесь или под Виттенберге — ответил подполковник, задумчиво держа трубку в руке и что-то сосредоточенно обдумывая.

— Значит, ещё не настало время для этого — вступил в разговор Деревянко.

— Вы правы, время скорей всего ещё не настало, но мы не можем ждать и гадать на кофейной гуще. — Петров решительно закрутил ручку телефона — дайте одиннадцатого!

Под этим номером, числился командир гаубичного полка полковник Полупанов, с которым у Петрова были хорошие отношения.

— Михаил Семенович! В семнадцатом квадрате батальон капитана Симочкина атакуют немецкие танки. Полковая артиллерия уже получила приказ и поддержит их огнем, но может случиться так, что потребуется помощь твоих канониров. Все указывает на то, что дело будет жарким.

— Рад бы тебе помочь, Георгий, но без приказа комдива не могу.

— Единственное, что я тебя прошу сейчас, отправить в семнадцатый квадрат толкового офицера наблюдателя. Чтобы когда приказ поступит, не было упущено время.

— Что же, послать наблюдателя я смогу, — согласился Полупанов — лейтенант Скворцов вполне поедет, толковый парень.

— Вот и прекрасно.

Немецкая атака, о которой так упрямо твердил подполковник Петров, не замедлила себя долго ждать. Пополнив свои ряды ещё одним взводом, немецкие танкисты с нетерпением ждали, когда же саперы проделают проход в минном поле. Проклятые русские устроили его так, что ролики полковника Винца не имели возможность для маневра и были вынуждены атаковать только в лоб.

Загнанные в свои бронированные коробки и, не смея высунуть из них носа, они изнывали от жгучего желания скорейшей сатисфакции. К тому же время работало против них. Вперед, вперед, и только вперед. Пока против них только сорок шесть гавриков со стрелковым оружием. Пока на помощь им не подошли противотанковые орудия и легендарные «зверобои». Пока есть ещё возможность раздавить их стальными гусеницами танков и расстрелять из курсовых пулеметов.

Наконец в шлемофонах танкистов прозвучала долгожданная команда «Форвертс!» и их монстры устремились в атаку. Поднявшееся из-за горизонта солнце заиграло на бронированных боках танков, и нет-нет да мешая водителям вести машины на позиции противника.

«Тигров», «пантер» и прочих «элефанов» в распоряжении полковника Винца не имелось. Весь гитлеровский зверинец приказал долго жить, но модернизированные старички «Т-IV» в купе со штурмовыми орудиями представляли собой грозную силу.

Быстро и без потерь пройдя минное поле, они устремились на вжавшихся в землю русских солдат. Любой танк, «тигр» или «четверка» страшен для любого пехотинца, будь он новобранец или ветеран. У каждого из них сдают нервы при виде огромной махины, что идущей на прямо тебя с одной только целью — убить, уничтожить, вдавить в землю лязгающими гусеницами. В такой ситуации от человека требуется огромных сил и напряжения, чтобы не потерять голову и не броситься со всех ног от этих чудовищ, а терпеливо ждать их приближения, вжавшись в землю.

Чем меньше оставалось до передней линии русской обороны, тем азартнее водили стрелки стволами своих курсовых пулеметов в поисках цели. Привычно наполовину отжав пулеметные курки, они были готовы скосить любого, кто бросится бежать или просто попытается поднять голову, но таковых, к сожалению, у русских не оказалось.

Их оборона казалось, вымерла перед стремительно наступающими асами панцерваффе. Только изредка било несколько противотанковых ружей в надежде сбить у танка гусеницу или попасть в смотровую щель водителю, но все было напрасно. Ничто не могло остановить этот грохочущий строй танков, штурмовых орудий, самоходок и бронетранспортеров.

Быстро сокращая расстояние до рубежа русской обороны, они уже предвкушали быструю и легкую расправу с его защитниками, как неожиданно на поле боя появились новые действующие лица. Неожиданно, из-за массивного, обильно покрытого мхом пня, поднялся с фаустпатроном солдат, и на секунду задержавшись, выстрелил по ближайшей к нему машине. Это была короткоствольная самоходка «Штуг», в чей бронированный борт со всего маха врезался маленький смертоносный болид. Взрыв был совсем небольшим. Просто что-то нестерпимо яркое вспыхнуло на броне атакующей машины и больше ничего.

Из небольшого отверстия, что пробил в броне фаустпатрон, наружу не вырвалось ни пламени, ни дыма. Башня и борта казались целыми и невредимыми, но поврежденная самоходка встала как вкопанная, и ни один из её люков так и не открылся, толкаемый руками стремящихся выбраться наружу танкистов.

С идущих по краям боевого ромба бронетранспортеров, в сторону пня сразу ударило несколько пулеметов. Не успевший спрятаться стрелок упал, но дело было начато. Навстречу танкам полетели новые фаустпатроны. Державшие оборону солдаты спешили выложить свой огневой козырь, в надежде остановить натиск панцерваффе, но этого им не удалось сделать.

Не все метатели фаустпатронов были столь же удачливы как первый стрелок. Некоторых из них скосили из своих пулеметов танкисты, прежде чем они успели произвести выстрел. Залпы других прошли мимо или угодили в защитные экраны установленные по бокам танков. Боевые заряды с грохотом разносили их в клочья, но не наносили никакого ущерба самим машинам. Всего только два танка с тевтонскими крестами окрасились рыжими всполохами огня вперемешку с клубами черного дыма и замерли у переднего края русской обороны, но восемь других машин продолжили свое движение вперед.

Когда они приблизились на расстояние броска, в них полетели гранаты и бутылки с КС, но не каждый бросок достигал своей цели. Огонь курсовых пулеметов, а также сам вид танков, их рев и лязг огромных гусениц сыграл свою роль. Бойцы старшего лейтенанта Степанкова бесстрашно сражались с бронированными монстрами, зачастую жертвуя своими жизнями, смогли остановить продвижение двух самоходок и сжечь одну бронемашину. Подобный результат был бы неплох при отражении лишь одной танковой атаки, но в сочетании с появившейся на поле боя немецкой пехотой, это было началом конца. Оказавшись между двух огней, рота Степанкова была обречена на быстрое и полное уничтожение.

Немецким танкистам казалось, победа близка. Ничто не мешало им растереть в пыль этот рубеж русской обороны и двинуться дальше на восток, неся освобождение милому фатерлянду. Яростно рыча мотором, длинноствольная Штуга под командованием унтер-офицера Ранке развернулась и уже была готова произвести окончательный расчет с русскими варварами, как внезапный удар сотряс её могучий корпус. Самоходка качнулась, чуть двинулась вперед, и в это время огненный столб высоко взмыл в голубое небо. Прожорливые языки огня заплясали на корме и рубке Штуги, извещая об очередном изменении расстановки сил на поле боя.

Посланные на помощь батальону «сушки» старшего лейтенанта Кафтанова, прибыли как нельзя к стати. Быстро оценив ситуацию, две «СУ-85» смело вступили в бой с превосходящим по численности врагом, открыв по нему огонь не прекращая движения. Каждый их выстрел если не приводил к уничтожению врага, то вселял в него страх, ибо нет ничего страшнее для танкиста, чем подставить свою спину под огонь пушек противника.

Как не была сильна любовь к родине в сердцах германских танкистов, ни один из них не попытался вступить в бой с двумя небольшими истребителями танков. Все они дружно устремились прочь с поля боя, предоставив пехоте одной поставленную перед ней задачу.

То количество солдат, которые появились с некоторым опозданием на боле сражения, было вполне достаточно, чтобы уничтожить остатки роты Степанкова даже под защитой двух самоходок. Доблестные воины вермахта справлялись и с более трудными задачами, но неожиданно возникший пушечно-минометный огонь стал непреодолимым барьером на их пути. Умело направляемый офицером корректировщиком, огненный вал заставил немцев отступить.

Радость одержанной победы окрыляет любого командира, несмотря на потери, понесенные его подразделением. В подчинении Степанкова осталось всего тридцать один человек, включая самого командира но, несмотря на это он был готов сражаться и дальше, имея столь могучую поддержку. Каково же было его удивление, когда после похвал и поздравлений, он получил приказ командира полка оставить позицию и скрытно отойти к новой линии обороны.

Изумленный Степанков попытался разъяснить начальству всю ошибочность полученного приказа, однако всю было напрасно. Трубка только властно брякнула «Выполнять!» и замолчала. Как горько и обидно было старшему лейтенанту оставлять этот кусок чужой земли, обильно политый русской кровью. Однако приказ есть приказ, и с трудом сдерживая негодование, Степанков приказал отступить.

Всю справедливость приказа подполковника Петрова Степанков понял только через час, когда вновь разразилась орудийная канонада. Подбитые танки вблизи оставленных позиций были хорошим ориентиром для немецких артиллеристов. Обозленные неудачей, они принялись с остервенением перепахивать то место, где совсем недавно находились остатки роты Степанкова. Глядя на черные разрывы, что густыми столбами взметались посреди наспех отрытых укрытий, можно было не сомневаться, чем завершился бы обстрел, не отдай Петров приказ к отступлению.

Раскаты артиллерийских разрывов ещё продолжались, когда спасители Германии двинулись в новую атаку. Теперь танки и пехота наступали вместе, как в лучшие годы германского блицкрига. Стремясь прорвать русскую оборону во, чтобы то ни стало, Винц рискнул бросить в бой все, что у него только было.

Он прекрасно понимал, что у противостоявших ему русских войск нет крепкой обороны, способной остановить немецких танкистов. Все их прежние неудачи, по мнению полковника, были обусловлены досадным стечением ряда обстоятельств и необычайным везением русских. Требовалось нанести русским один решительный удар и, сломив их сопротивление, занять небольшой городишко Груббе, через который проходило несколько дорог.

По мнению командования, Винцу следовало ещё продвинуться в русский тыл на глубину десяти километров, но полковник уже определил свой рубеж на этот день в виде Груббе.

— Мы уже сделали свой первый шаг, теперь пусть его делают наши новые союзники, англичане и американцы — объявил он своим подчиненным, и те полностью разделяли мнение командира. Воевать с русскими в одиночку было откровенным самоубийством.

Не встретив никакого сопротивления на перепаханной снарядами развилке дорог, танки Винца уверенно приближались к Груббе. Стоявший непроходимой для машин стеной лес послушно расступился, давая боевым машинам простор для маневра.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что русские приготовили немецким танкистам горячий прием на въезде в Груббе. Поэтому Винц отправил штурмовать городок в лоб пехотинцев, дав им поддержку в виде двух «Хуммелей». Самоходные гаубицы в купе с парочкой бронетранспортеров должны были помочь солдатам если не взломать оборону русских, то отвлечь на себя их внимание. Свои же главные силы танки, полковник решил пустить в обход и атаковать Груббе одномоментно с двух сторон. Высокие и густые кусты, что росли вблизи леса, позволяли провести скрытное сосредоточение перед атакой от глаз противника.

Первыми в бой, полковник бросил отряд бронетранспортеров, приказав им атаковать Груббе с севера. Сам же Винц, возглавил две роты танков, которым предстояло брать городок с юга. Выждав время и дав возможность пехоте и бронетранспортерам втянуться в бой, полковник отдал приказ к наступлению.

Южные подступы к городку пролегали через поля, так и оставшиеся не засеянными по причине войны. Не вспаханные, ровные как стол они не должны были создать особых трудностей танков полковника Винца. Наблюдая за боем из люка своего танка, он справедливо полагал, что для отражения удара русские задействовали все свои силы и максимум, что могло противостоять его панцерваффе, это небольшой заслон с одиночной противотанковой пушкой.

В умозаключении полковника Винца было много верных деталей. Русские действительно бросили против наступающей пехоты и бронемашин много сил, и южные окраины городка обороняли всего два противотанковых орудия, но были свои нюансы. Расчеты этих орудий составляли бойцы, за плечами которых было не одно выигранное сражение с бронированными монстрами господ Порше и Хеншеля. Кроме того, оборону городка держали две самоходки, одна из которых была знаменитый «зверобой». Обнаружив появление танков противника, они подпустили врага поближе, а затем открыли огонь.

В начале боя советским артиллеристам серьезно повезло. Наступая на окраины Груббе, вражеские танкисты неверно выбрали направление своей атаки и любезно подставили свои борта под огонь затаившейся русских орудий. Опытным наводчикам не составило большого труда поджечь ближайшие к себе машины. Когда немцы обнаружили свою оплошность и изменили направление своего движения, четыре танка уже горели, а у пятого была перебита гусеница.

Противостоять идущим на тебя почти двум ротам танков двум противотанковым пушкам, пусть даже с первоклассным расчетом крайне трудно, но присутствие самоходок несколько облегчало эту задачу. Укрывшись за невысокими каменными заборами немецких усадеб, они принялись опробовать на зуб крепость брони танков полковника Винца.

Началось ожесточенное противостояние двух сторон. Одна из них стремилась любой ценой остановить противника и принудить его к отступлению. Другая намеривалась во чтобы то ни стало достичь окраин Груббе и уничтожить засевших там русских. С протяжным свистом в ту и другую сторону летели снаряды, неся с собой смерть и разрушение, круша и уничтожая все, до чего только смогли дотянуться.

Умело укрывшись за массивной каменой стеной одного из амбаров, «сушка» привычно сокращала ряды атакующих машин. Три танка противника были подбиты её метким огнем и горели ярким пламенем. Самоходка намеривалась поразить четвертый, но не успела. Быстрый и верткий «Хетцер» сумел добежать до «мертвой зоны» и атаковал советскую засаду сбоку. Сходу проломив деревянную изгородь усадьбы, он стремительно развернулся и всадил снаряд в бок «сушки». От сильного взрыва самоходку качнуло, а затем, из объятой пламенем машины, стали выпрыгивать русские танкисты.

Обычно в бою, экипажи подбитых машин как правило пытались добить, идущие в атаку или держащие оборону пехотинцы. Однако на этот раз, эту миссию решил взять на себя экипажа «Хетцера». Вместо того чтобы продолжить атаку и уничтожить ближайший орудийный расчет русских, они принялись яростно расстреливать танкистов из пулемета установленного на рубке. Свинцовый ливень обрушился на горящую самоходку, безжалостно сражая всех, кто только оказался на его пути. Никто из экипажа советской самоходки не смог спастись, но их смерть не осталась не отомщенной.

Не успел «Хетцер» насладиться своей местью и двинуться дальше, как в его топливный бак угодила противотанковая граната, брошенная одним из державших оборону пехотинцев. И теперь уже сами немцы искали спасение от языков пламени и дыма, но все было напрасно. Каждый кто сумел выбраться наружу, падал прошитый автоматными очередями.

Наступление танков полковника Винца поддерживала САУ вооруженная 88 миллиметровой пушкой. Могучий «шершень» позже своих проворных бронированных собратьев прибыл на поле боя и сразу же вступил в противоборство с советским «зверобоем» притаившимся за каменным забором усадьбы. Четыре выстрела потребовалось «шершню», чтобы привести к молчанию своего противника, но и сам он, лишился возможности передвигаться, получив снаряд в передний трак.

Едва в огневом заслоне русских образовался провал, Винц немедленно ринулся в него, ведя за собой всех тех, кто уцелел от губительного огня противника. Не останавливаясь ни на секунду, танк полковника пролетел широкий усадебный двор с засевшими там пехотинцами, и выскочил на улицу, намериваясь пробиться навстречу атакующим с севера бронемашинам.

Над невысокими крышами аккуратных немецких домиков отчетливо возвышался шпиль кирхи расположенной в центре городка. Чтобы прорваться туда, Винцу нужно было повернуть за угол и, поддав газу, за пять минут доехать до кирхи. Там в окружении взвода автоматчиков располагался штаб обороны городка.

Положение советских войск в эту минуту можно было смело назвать критическим. На отражение атак противника были брошены последние резервы, но натиск врага не ослабевал ни на минуту. Не считаясь с потерями, немцы лезли и лезли вперед и были в шаге от того, чтобы сломить защитников Груббе.

Неоценимую помощь в отражении натиска врага, оборонявшимся ротам оказали артиллеристы. Полковая артиллерия и чуть позже присоединившийся к ней гаубичный полк, не позволили немцам реализовать свое численное превосходство. Умело руководимые корректировщиками они не только не позволяли немецким пехотинцам продвинуться вперед, но и успешно боролись с бронетехникой.

Так огнем советских гаубиц один из «Хуммелей» обстреливавший центральный сектор обороны был поврежден, а другой поспешил ретироваться. Не отставали от канониров Полупанова и полковые артиллеристы. Метким огнем их орудий был уничтожен один бронетранспортер и поврежден другой, штурмующий городок с севера. В результате близкого разрыва, осколком снаряда был убит водитель бронемашины. Она беспомощно встала перед самыми позициями русских войск и была добита выстрелом из противотанковой пушки. Все это позволяла батальону держаться, но прорыв танков полковника Винца поставил бы жирную точку в истории обороны заштатного немецкого городка.

Немцы были всего в полушаге от победы, но как это часто бывало на войне, в дело вмешалась госпожа Случайность. Когда грозно ревя мотором, командирский «Т-IV» выскочил на перекресток и браво развернувшись покатил вперед, его ждал неприятный сюрприз.

Вместе с церковным шпилем в танковом перископе, Винц заметил немецкий бронетранспортер, что стоял в самом конце улицы. Сам по себе SdKfz 7 был мало чем примечателен, но за ним виднелся до боли знакомый силуэт зенитной пушки, прозванной в германских войсках «ахт-комма-ахт».

Брошенная частями вермахта во время майского отступления, зенитка долго стояла без дела, пока по приказу подполковника Петрова не была возвращена в строй, в качестве трофея. За день до наступления немцев установку укомплектовали расчетом, был пополнен её боезапас, и в срочном порядке она была отправлена в Груббе.

По горькой иронии судьбы, именно при помощи 8,8 см пушки, немцы всю войну боролись с русскими танками. Теперь, произведение «Рейнметалл» смотрело прямо в створ танка Винца и в его добрых намерениях не приходило сомневаться.

Будь на месте полковника простой обер-лейтенант или даже унтер-офицер, возможно у танка и был шанс выиграть дуэль с зенитным орудием. С одного выстрела было вполне возможно уничтожить зенитку или вывести из строя её боевой расчет, а затем добить примолкшее орудие. Для этого нужна была быстрота в исполнении и благосклонность господа Бога.

В притертом экипаже командир и стрелок поняли бы друг друга с полуслова, однако на месте командира находился оберст и это, сгубило дело. Пока стрелок в уставном порядке докладывал господину полковнику об опасности и, получив приказ, рапортовал начальству о своей готовности к его исполнению, драгоценные секунды были безвозвратно утрачены. Чуть вздрогнув стволом, зенитка стала выплевывать в направлении танка противника снаряды и боевая карьера полковника Винца, была прекращена.

Такая же судьба постигла две другие машины, что шли вслед за своим командиром. Один из танков успел развернуться и дать залп по зенитной установке, но снаряд прошел мимо, а русские артиллеристы не промахнулись. Сначала один, затем другой танк вспыхнули от попадания прямой наводкой.

Чуть более удачливыми своих собратьев оказались «Штуги». Увидев внезапную гибель товарищей, самоходчики решили идти в обход вражеской позиции. Проломив дощатый палисад и разворотив цветочные клумбы, они въехали в проем между домами, из которого открыли по врагу огонь.

С первого же выстрела им удалось поразить водительскую кабину бронетранспортера, из которой повалил густой черный дым. Его разлетавшиеся в разные стороны клубы помешали самоходкам дать прицельно второй залп. Их снаряды угодили в стену близлежащего дома, отчего ударная волна качнула бронетранспортер. Его кузов наехал на зенитный лафет, но это не помешало орудию вести ответный огонь.

Не имея возможности точно определить расположение врага, советские зенитчики вели огонь практически вслепую, и им повезло. Один из их снарядов попал в немецкую самоходку и огонь с дымом от вспыхнувшего пожара полностью выдал её месторасположение.

Возможно оставшемуся в живых экипажу «Штуги» удалось бы подавить зенитную батарею русских, но у немецких танкистов сдали нервы. Вид трех подбитых танков с горящими телами экипажа на земле, а также гибель соседней самоходки крайне отрицательно воздействовал на душевное состояние экипажа самоходки. Смерть ощутимо заглянула танкистам в очи, они благоразумно предпочли ретироваться.

После отбития танковой атаки, немцы ещё около часа пытались взять штурмом Груббе, но безрезультатно. Враг был отбит на всех направлениях, с большими для него потерями. На передовой наступило затишье, в то время как штабах работа закипела с удвоенной силой. Вышестоящие штабы требовали от нижестоящих незамедлительного отчета и потому телефоны звонили не умолкая. Победные реляции, несомненно, грели все начальственные сердца, но чем был выше ранг доклада, то тем меньше похвалы и больше требовательности присутствовало в разговоре.

— Ты мне скажи, на каком основании без согласования со мной и штабом армии, ты задействовал полк Полупанова!? — гневался на Петрова комдив.

— Решение о вводе в бой гаубичного полка полковника Полупанова было принято мной лично, исходя из сложившейся обстановки. Получить на это ваше согласие или согласие штаба армии я не мог, из-за технических нарушений на линии и выставлением противником больших радиопомех.

— Не морочь мне голову своими техническими нарушениями, Петров! Без согласия вышестоящего командира ты не имел права втягивать в бой полк Полупанова, а я тебе в этом тебе отказал, категорически!! Забыл или напомнить!!?

— Все решали минуты, товарищ генерал! Не выстави Полупанов вовремя огневой заслон, мы бы не смогли удержать Груббе. Пользуясь своим численным преимуществом, противник бы выбил нас из городка и, выйдя на оперативный простор, пошел бы гулять по нашим тылам. Благодаря меткому огню артиллеристов полковника Полупанова уничтожены две самоходные гаубицы и не меньше роты солдат противника. Считаю, необходимым представить их к награде, товарищ генерал.

— Какие ещё к черту награды!? Ты мне тень на плетень не наводи! Нечего прикрывать свои ошибки и самоуправство важностью момента. К началу штурма Груббе, ты перебросил Симочкину самоходки и противотанковые пушки. Этого достаточно для отражения наступления немцев. Достаточно! И это не только мое мнение! — продолжал распекать комдив Петрова.

— Для отражения лобовой атаки противника сил действительно достаточно. И если бы они атаковали только в лоб, мы бы их разбили своими силами, товарищ генерал. Но вся беда в том, что немцы атаковали нас сразу с трех сторон и для их отражения, мне потребовалась поддержка артиллерии, включая полк полковника Полупанова. Только благодаря нашим совместным усилиям Груббе по-прежнему в наших руках, немцы потеряли убитыми до двух рот солдат, а также одиннадцать бронемашин и девятнадцать танков и самоходок.

— Все это конечно хорошо, но за свое самоуправство, ты вместе Полупановым ответишь перед трибуналом! — комдив хотел продолжить свою гневную тираду, но звонок из штаба фронта заставил его прекратить разнос чересчур самостоятельного комполка.

— Ну, как? — многозначительно спросил подполковника начштаба — сердятся за привлечение Полупанова?

— Благодарят, за подбитые танки и требуют удержать Груббе любой ценой — буркнул Петров, склонившись над картой.

— Шутки шутишь, Георгий Владимирович, смотри. Комдив человек памятливый, не любит чужого самоуправства — предостерег подполковника начштаба.

— Только не говори мне, Василий Маркелович, о том, что я поступил неправильно, не получив добро от комдива. Ты лучше меня знаешь, что без согласования с начальником штаба армии он и шага не сделает. И значит, сначала мне нужно было доказывать правоту своих действий комдиву, а потом ещё и Гавриленко. В мирное время на маневрах я так бы и поступил, но только не тогда, когда от быстроты принятия решения зависят людские жизни и результат всей операции.

Начштаба хотел, что-то возразить, но Петров решительно хлопнул рукой по столу.

— Давайте работать. И так. Немцы вскрыли присутствие у Груббе нашей артиллерии и, скорее всего часа через полтора ударят по нам авиацией. Попытаются максимально ослабить наше огневое прикрытие, после чего предпримут новую атаку.

— Почему через полтора? — усомнился Деревянко.

— Пока подсчитают потери, доложат, примут решение и свяжутся с летчиками, как раз в полтора часа и уложатся. Типичный шаблон немецкой атаки — учтиво пояснил ему Петров.

— Мне кажется, вы недооцениваете способности немцев. За все годы войны с нами, они хорошо доказали, что являются опасным противником.

— Немцы, действительно серьезный противник, однако не следует чересчур преувеличивать их способности. Я воюю с самого начала войны и со всей ответственностью могу сказать, что немецкие генералы в основном воюют по шаблонам, которые легко просчитываются. И противостоящий нам сейчас немецкий командир не исключение.

Подполковник высказал своей вердикт с такой уверенностью и убежденностью, что замполит не рискнул продолжить доказывать свою правоту.

— Значит, через полтора часа они обрушат на нас авиацию и наша главная задача свести к минимуму потери среди артиллеристов. За канониров Полупанова я спокоен. Позицию они не меняли и маскировка у них поставлена что надо. А вот у наших полковушек её наверняка нет. Николай Иванович, — обратился Петров к Деревянко, — отправляйтесь к Аристову, проконтролируйте проведение маскировочных работ, а затем доложите мне по телефону. Постарайтесь довести до личного состава батарей важность исполнения этих работ. Их огонек, нам сегодня ещё очень понадобиться.

— Есть — без особой радости ответил замполит. Покидать штаб в самый разгар боя Деревянко не хотелось.

Прогноз подполковника Петрова относительно действий противника частично оправдался. Он угадал время нанесения нового удара, но ошибся в его исполнителе. Не имея в своем распоряжении авиации, немцы обрушили на Груббе шквал огня из подтянутых к нему пушек и минометов. В течение пятидесяти минут германские артиллеристы утюжили маленький германский городок, в котором жили исключительно добропорядочные немецкие бюргеры.

Снаряды разрушали дома, перепахивали грядки, клумбы, булыжные мостовые, сносили ограды и прочие постройки. С сугубо немецкой аккуратностью и педантичностью уничтожалось все, где, по мнению наблюдателей, могли разместиться советские пулеметчики или засесть автоматчики. Огненной метлой, проходили германские артиллеристы места возможного расположения минометных и орудийных расчетов противника, стремясь максимально ослабить русскую оборону.

Обстрел площадей был проведен основательно и без малейшей поблажки для противника, но как оказалось с минимальной результативностью. За полчаса до начала обстрела коварные русские отвели свои подразделения из западной части Груббе, оставив в ней лишь наблюдателей.

Возможно, у бросившейся в атаку немецкой пехоты и был небольшой шанс упредить противника в развертывании своих главных сил на переднем рубеже. Бежали вперед они довольно бойко, не рассчитывая встретить серьезного сопротивления, но камнем преткновения стал один единственный человек — лейтенант Скворцов.

Укрывшись в наспех отрытой щели, он вместе с наблюдателями мужественно переждал обстрел. Рискуя каждую минуту быть убитым, он мужественно прикрывал своим телом рацию, старательно защищая её от камней и кусков земли, все норовивших свалиться в небольшую ямку.

Когда наполовину оглохший от взрывов и ослепший от клубов пыли, лейтенант услышал сигнал тревоги, он с трудом распрямил свое затекшее тело и покинул укрытие. Прижав одной рукой рацию и сжав в другой бинокль, Скворцов укрылся за грудой битого кирпича, ещё час назад бывшего стеной коровника и стал корректировать огонь советских гаубиц.

Из-за грохота многочисленных выстрелов и радиопомех в телефонной трубке его часто было плохо слышно, но это нисколько не сказалось на окончательном результате его деятельности. Канониры полковника Полупанова сначала основательно опустошил атакующие цепи немцев, а затем при поддержке полковых орудий прочно прижали их к земле своим огнем. Наступление на Груббе оказалось под угрозой.

Стремясь выправить положение, генерал Демельхубер отдал приказ своим артиллеристам начать контрбатарейную борьбу. Притихшие было немецкие орудия, вновь грозно загрохотали из-за леса, стремясь привести к молчанию советских артиллеристов, но из этого ничего хорошего не вышло.

Готовясь к нападению, англичане предполагали застать советские войска врасплох и потому не снабдили дивизионы своих новых союзников звукоулавливающей аппаратурой. Из-за этого германские ландскнехты вели свой огонь исключительно наугад, тогда как подопечные Полупанова точно знали месторасположение своего противника. Прошло всего двадцать минут ожесточенного противостояния, и немецкие расчеты должны были вынуждены ретироваться. Уж слишком близко рвались рядом с ними русские снаряды, иногда даже накрывавшие прямым попаданием и орудийные расчеты.

Воспользовавшись тем, что заградительный огонь советских батарей ослаб, генерал Демельхубер предпринял попытку переломить ход сражения в свою пользу. С этой целью он ввел в бой свой последний резерв, остатки танкового отряда Винца. По хорошему счету, танкистам нужно было дать отдохнуть, прийти в себя, но фельдмаршал Шернер уже дважды выказывал генералу свое недовольство и он был вынужден послать их на верную смерть.

Появление танков моментально преобразило картину боя. При виде их понуро уткнувшиеся носом в землю земле солдаты приободрились, вскочили и без всякого понукания со стороны офицеров бросились в атаку. Несмотря на то, что русские пули и снаряды наносили их рядам ущерб, немецкие пехотинцы упрямо бежали вперед, громко по привычке крича призыв: «Хайль!». Бой за Груббе разгорелся с новой силой. Теперь чаша весов стала склоняться в сторону немцев, но за это было заплачено высокой ценой.

Пять из семи боевых машин, что были брошены генералом Демельхубером в бой, навсегда угрюмо застыли на обочине дороги, искореженные прямым попаданием снаряда или фаустпатрона. Экипажи двоих самоходок инсценировали отказ техники, и трусливо вышли из боя. Почти каждый третий из немецких пехотинцев был либо ранен, либо убит, либо контужен, но все же они почти достигли окраин Груббе.

Казалось ещё чуть-чуть и враги, сойдутся в рукопашной, где численный перевес немцев скажет свое слово, однако этого не произошло. Продолжая оставаться на своем боевом посту, лейтенант Скворцов успел перенести огонь с дальних реперов на ближние подступы русской обороны. Для того, чтобы забросать русские пулеметы гранатами и совершить решающий бросок, немцам не хватило всего несколько минут. Смертельный шквал советских снарядов и мин сначала остановил их у последней черты, а затем обратил в повальное бегство.

Новая победная реляция от подполковника Петрова несколько изменила настрой у высокого начальства. Оно уже не гневалось и не стращало проштрафившегося комполка всевозможными карами, но на этом дело и закончилось. На настойчивую просьбу Петрова прислать ему подкрепление генерал ответил отказом, не вдаваясь в подробности.

— Вот, что интересно получается. Полковник Аслямов, подкрепления не просит. Полковник Княжко, подкрепление не просит, один только подполковник Петров просит подкрепление. Нет у меня резервов. Своими силами надо обходиться — наставительно произнес генерал, подражая образу фельдмаршала Кутузова из одноименного фильма не так давно показанного в дивизии. По мнению комдива сказанные им слова должны были оказать на Петрова нужное воздействие. Он должен был проникнуть и осознать всю сложность и ответственность сложившегося в дивизии положения, но его старания пропали даром. Несносный «якут» продолжал настойчиво доказывать генералу свою правоту, чем вызвал раздражение комдива.

— По всем признакам немцы на твоем участке фронта выдохлись и больше наступать не будут. Так что твоя основная задача продержаться до вечера, а там посмотрим по обстановке. Может быть, тогда и поможем, чем сможем. Ясно?!

Подполковника очень подмывало ответить трехэтажным матом, но все, что он мог себе позволить, так это глухо буркнуть «ясно» и зло бросить трубку на рычаги аппарата. В отличие от своего собеседника, он хорошо понимал что, начав боевые действия, немцы не успокоятся, и наверняка ещё будут атаковать боевые порядки его полка.

Получив начальственный отказ, Георгий Владимирович принялся лихорадочно латать свой передний край обороны, пользуясь затишьем. Не слушая предостережения начштаба, он снимал с малозначимых направлений обороны полка, где взвод, где полроты отправляя их в потрепанный батальон Симочкина. От своего первоначального состава он сохранил чуть больше половины своего состава и нуждался в пополнении.

Постоянно поддерживая связь с батальонами, нанося на карту все новые и новые обозначения, Петров напряженно ждал дальнейшего развития событий. Уже было пять часов вечера, когда противник выложил на стол свой последний козырь в этом сражении. Не отступив ни на шаг от своей привычной тактики, в начале атаки немцы обрушили на позиции советских войск град снарядов. Однако, опасаясь ответного удара, сократили время артобстрела до пятнадцати минут.

Стремясь нанести советским солдатам максимальный урон, они ударили по городку из всех своих минометов, полевой артиллерии и даже из гаубиц. Втиснувшись в прокрустово ложе времени, артиллеристы генерала Демельхубера громили и коверкали все то, что ещё только уцелело от их предыдущих обстрелов. Испытанию на прочность было подвергнуто буквально все, что могло послужить укрытием для советских бойцов. Разрушительный смерч вновь и вновь проходил по истерзанному войной городку, окончательно превращая его строения в руины. Весь передний край русской обороны окутался огнем и дымами, но все усилия немцев вновь пропали даром. Подполковник Петров вновь отвел своих солдат с передовой, и они почти не пострадали.

Куда больший урон батальон понес, когда в бой вступили истребители с разноцветными кругами на крыльях и фюзеляже. Вынырнув из-за леса сразу после окончания артподготовки, они обрушили мощь своих многочисленных пушек и пулеметов на защитников Груббе. Лихо, выписывая восьмерки и круги в небе над городком, вражеские летчики буквально устроили охоту на советских солдат спешивших вернуться на переднюю линию обороны.

Стоявшая вблизи кирхи зенитная установка смело вступила в бой с врагом. Не обращая внимания на значительное превосходство англичан, зенитчики пытались, если не отразить налет, то хотя бы не позволить королевским самолетам вольготно летать над городком. Они даже смогли подбить один из истребителей, но долго противостоять многочисленному врагу не смогли. Две пары истребителей одномоментно атаковав зенитный расчет, буквально изрешетили его пулями и снарядами.

Но не все было британскому коту или вернее сказать, льву, масленицей. Куда более скромные успехи были у тех самолетов, что совершили налет на позиции советской артиллерии. Гаубичный полк Полупанова и полковые батареи Петрова были так хорошо скрыты от взора врага маскировочными сетями, что англичане не смогли их сразу обнаружить. Зато сами «Спитфайры» и «Мустанги» были хорошо видны зенитных расчетов прикрытия.

Без какой-либо спешки и торопливости, они обрушили на асов противника мощь своих сдвоенных установок. За одну минуту перед атакующим строем англичан вырос огневой заслон, ставший неодолимой преградой для них. Множество тонких серебристых нитей подобно огромной смертоносной косе пронеслись по небу, безжалостно срезая с него творение человеческих рук. Сначала один, потом другой самолет, выбросив темный шлейф дыма, стал сваливаться в крутое пике.

Наткнувшись на плотный заградительный огонь, британцы сломали строй и бросились врассыпную, не утратив при этом боевого пыла. Озлобленные и разъяренные, подобно человеку, наступившему голой ногой на ежа или колючку, они уходили на разворот, чтобы поквитаться с дерзким обидчиком.

Асы туманного Альбиона уже выходили на угол атаки, решая, как им будет удобнее атаковать врага, когда вновь попали под удар русских, но теперь со стороны воздуха. Неизвестно откуда взявшиеся самолеты с красными звездами на крыльях смело атаковали англичан, зайдя им в хвост сверху. Увлекшись атакой русских зениток, королевские пилоты прозевали появление противника, за что и поплатились несколькими сбитыми машинами.

Завязалась яростная схватка, из которой британский лев был должен ретироваться. Покидая небо над Груббе, англичане очень надеялись, что советские истребители продолжат преследование. И тогда можно будет либо навести их на огонь своих зениток или подставить под удар уже летящим на перехват эскадрильям истребителей. План был очень заманчивым и вполне реалистичным, но русские не поддались на эту уловку. Четко выполнив приказ командования, они защитили свои сухопутные войска от удара с воздуха и вернулись на аэродромы.

Тем временем события вокруг маленького германского городка стремительно развивались. Не успело очиститься небо над Груббе, как бой вступили танки. Один за другим к городку устремились хорошо знакомые советским солдатам танки «Матильды», так же как и самолеты украшенные разноцветными кругами на броне. Дело стало принимать скверный оборот, и было совсем не ясно, смогут ли на этот раз, уставшие и израненные защитники Груббе остановить противника. Напряжение среди них нарастало с каждой минутой.

— Два, пять, восемь, шестнадцать — пересчитывали бойцы бронетехнику противника, с тревогой поглядывая в сторону «зверобоя», притаившегося в засаде. Это была единственная уцелевшая самоходка из отряда старшего лейтенанта Кафтанова, все другие машины были либо повреждены, либо подбиты.

Трудно было представить, что она сможет остановить натиск во много раз превосходящего по численности врага, но это произошло. Укрывшись от посторонних глаз за кирпичной стеной амбара, самоходка уверенно гвоздила по медленно ползущим танкам противника, поражая их раз за разом.

Нет ничего приятнее в бою, чем вид поверженного противника, перед которым ещё минуту назад трепетало твое сердце. В начале стрельбы «зверобоя» пехотинцы лишь переговаривались между собой настороженными междометиями, но после третьего подбитого танки раздались восторженные крики. Сначала они были единичными, но затем солдат словно прорвало и они, стали громко приветствовать самоходчиков.

— Молодцы! Ай да умницы! Как чешут, любо дорого смотреть! Братцы, так они нас без работы оставят! — кричали солдаты после каждого удачного выстрела «зверобоя», отставляя в сторону гранаты и бутылки с зажигательной смесью.

В этот раз самоходчики действительно оставили пехотинцев без работы, уничтожив тринадцать танков противника. Вслед за немецкими панцерваффе, сожженные британские «Матильды» украсили пейзаж на подступах к Груббе.

До наступления темноты, немцы ещё трижды атаковали полк Петрова, и с каждым разом их было все труднее и труднее отражать. На все просьбы подполковника об оказании помощи, командующий дивизией твердил только одно: «Держаться, держаться». Только поздно вечером, в распоряжение Петрова прибыла рота автоматчиков, но её появление не повлияло на общее положение дел.

Во время последней атаки, под прикрытием ночных сумерек немцам все же удалось зацепиться за западную часть городка, особенно сильно пострадавшей в результате боев. Захваченные противником руины были мало пригодны для обороны и поэтому, Петров не стал предпринимать попытку отбить их. Отойдя к центру городка, русские образовали новую линию обороны. Крепость её была незамедлительно продемонстрирована неприятелю, попытавшемуся развить успех своего наступления и захватить кирху.

Подобное завершение сражения вполне устраивало обе противоборствующие стороны. Генерал Демельхубер наконец-то смог отрапортовать фельдмаршалу Шернеру о выполнении задачи дня захвата Груббе. Точно также и подполковник Петров с чистой совестью доложил командующему, что его приказ выполнен, полк продержался на занимаемой позиции до наступления ночи и теперь ждет обещанного подкрепления.

Имя подполковника Петрова, полк которого уничтожил сорок два танка и самоходных орудий противника, не раз упоминалось в оперативных сводках этого дня. Последний раз его имя промелькнуло в разговоре командарма 49 армии с командующим фронтом.

— Правда, сорок два танка уничтожено? Все верно? — переспросил командарма Рокоссовский.

— Эти сведения указаны в донесении командира дивизии Горчакова, со ссылкой на рапорт комполка, товарищ маршал. В полк подполковника Петрова ездил начальник оперативного отдела штаба армии полковник Овцын. Он лично видел только одиннадцать подбитых танков противника. Остальные разглядеть не смог, так как прибыл в полк поздно вечером. Ещё есть косвенное подтверждение от летчиков, прикрывавших полк с воздуха. Согласно их рапортам они наблюдали не менее двадцати уничтоженных машин немцев на подступах к Груббе.

— За такие успешные бои, обязательно награждать надо! Пишите представление на Петрова, военный совет фронта поддержит.

— Да видите ли какое тут дело, Константин Константинович. Вместе с донесением, командир дивизии подал рапорт на подполковника Петрова, обвинив его в нарушении субординации и самоуправстве во время боя. В связи с этим, военный совет армии не готов ходатайствовать перед фронтом о награждении подполковника Петрова — с вздохом пояснил Гришин.

— А в чем конкретно проявилось его самоуправство? — удивился маршал, точно знавший, что сорок два танка на войне просто так не подбивают.

— Без ведома и согласия командира дивизии, подполковник самовольно ввел в бой приданный дивизии гаубичный полк. Сам Петров объясняет свои действия тем, что не смог связаться с Горчаковым и был вынужден действовать самостоятельно исходя из обстановки. Один из его батальонов был атакован превосходящими силами противника, пехотой с танками, и только поддержка гаубичного полка помогла отразить атаку противника.

— Ну а сам ты, Иван Тихонович, как оцениваешь действия подполковника? Прав он или комдив? — напрямую спросил генерала Рокоссовский и командарм напрягся.

— Да как вам сказать, товарищ маршал. Я не исключаю, что действия подполковника Петрова действительно могли быть обусловлены сложившимися обстоятельствами. Ведь главный удар немцев как-никак пришелся именно на его полк. Однако командир дивизии и прежде жаловался мне на Петрова, который с момента вступления в должность, постоянно с ним пререкался. Очень уж неуживчивый человек, этот наш якут — подытожил командарм, полагая, что тема о награждении строптивого комполка закрыта, однако у маршала оказалось иное мнение.

— Якут? Какой якут? Подполковник Петров? Как его зовут? Георгий Владимирович? — забросал вопросами генерала Рокоссовский. В трубке было хорошо слышно, как застигнутый врасплох Гришин торопливо листал бумаги, а затем подтвердил догадку командующего фронта.

— Так точно, товарищ маршал. Подполковник Петров Георгий Владимирович — осторожно доложил командарм.

— Я хорошо знаю подполковника Петрова по ноябрьским боям под Варшавой. Толковый и грамотный мужик. Только почему он подполковник? Хорошо помню, что перед отбытием с фронта подписывал ему представление на полковника.

— Не готов ответить на ваш вопрос, товарищ маршал. Если надо, то я немедленно уточню и сразу же доложу вам.

— Не надо. Петров по ранению был отправлен в госпиталь, в Москву, а там скорей всего представление канцелярия заиграла, — Рокоссовский оторвался от аппарата и обратился к стоящему рядом адъютанту, — срочно сделайте запрос кадровикам относительно представления на подполковника Петрова Георгия Владимировича.

Затем придвинул к уху трубку и с интересом спросил у Гришина: — Так как военный совет армии намерен наказать подполковника Петрова?

— Военный совет армии ещё не принял окончательного решения по подполковнику Петрову, товарищ маршал — замялся командарм, — надо всесторонне разобраться с этим вопросом.

— Вот и хорошо, разбирайтесь. А пока поздравьте его от моего имени с награждением орденом Кутузова 3 степени. Военный совет фронта считает, что командиров, чьи подчиненные подбили сорок два танка противника и не допустили прорыва обороны, следует достойно поощрять. — Рокоссовский замолчал, а затем добавил. — У нас с вами впереди трудные дни, генерал. Очень трудные дни. Надеюсь, вы меня правильно поняли.

Решение маршала о награждении Петрова высоким полководческим орденом было продиктовано отнюдь не простым желанием, навести справедливость в отношении незаслуженно обиженного человека. Час назад Рокоссовский докладывал Сталину о положении дел на фронте. Верховный внимательно выслушал маршала, а затем сказал: — Все это очень хорошо, товарищ Рокоссовский но, к сожалению, мы не добились того, чего хотели добиться. Согласно последним сведеньям разведки, господин Черчилль с самого начала был настроен на полномасштабные военные действия против нас — с сожалением констатировал Сталин.

— Наш стратегический посыл оказался не совсем верным, но у нас есть ещё время и возможности для его исправления. Ставка считает необходимым нанесение по войскам Шернера контрудара силами 49 армии с последующим переходом соединений фронта в контрнаступление по направлению Гамбург и Киль. Директива об этом уже Вам отправлена. Учитывая всю сложность поставленной перед Вами задачи, принято решение передать в ваше распоряжение 5 танковую армию, а также 2 и 11 гвардейские армии из состава 3-го Белорусского фронта в качестве оперативного резерва. Согласно поступившим в Ставку сообщениям их переброска в ваш оперативный тыл началась три часа назад — Сталин замолчал, давая возможность маршалу переварить услышанные новости, а затем продолжил.

— По утверждению представителей Генерального Штаба, англичане в отличие от немцев и французов традиционно считаются для нас неудобным противником. Надеюсь, что это досадное суеверие не помешает вашим войскам выполнить приказ Ставки?

— Нет, не помешает, товарищ Сталин, — без малейшего раздумья ответил Рокоссовский. — Англичане действительно хорошие солдаты и две прошедшие войны это наглядно показали. Однако наш солдатский долг бить любого врага, который посягнул на нашу советскую Родину и мирную жизнь трудового народа. Командование фронтом сделает все возможное и невозможное, для выполнения поставленной перед нами задачи.

Голос командующего фронта звучал твердо и уверенно, и это придало Верховному хороший заряд бодрости, которая так необходима в трудные часы.

— Вы, очень хорошо сказали, Константин Константинович. Лучше и не скажешь. Я очень надеюсь на Вас и Ваших подчиненных. Сейчас нам как никогда прежде, нужна сокрушительная победа над врагом. Чем быстрее мы сможем лишить господина Черчилля его опасных иллюзий, тем скорее будет потушен этот опасный пожар, и мы сможем вернуться к мирной жизни.

— Я вас очень хорошо понял, товарищ Сталин. Можете на меня положиться.

— Большое спасибо, от меня и от всего советского народа, Константин Константинович. Успехов Вам. Я очень на Вас надеюсь, до свидания.

— До свидания, товарищ Сталин — сказал Рокоссовский, с тяжелым сердцем кладя трубку ВЧ. Не нужно было быть большим провидцем, чтобы понять, что солдат его ждали серьезные бои. Как и два года назад им предстояло вновь наступать на запад, платя за каждый пройденный вперед метр платить своими жизнями, ради мира на земле. И самым лучшим стимулом для солдат вновь шагнувших навстречу смерти, по твердому убеждению Рокоссовского была справедливая оценка их мужества и умения, бить врага и уничтожать его танки. Такова была жестокая диалектика войны, и её невозможно было изменить.

Загрузка...