Опасные связи

Дзир.

На этаже, где располагался Отдел быстрого реагирования НЧЧК, весь день было тихо, словно в известной поговорке, когда слышно как пауки плетут свои сети. Бравые спецназовцы ходили по струнке и лишний раз боялись дыхнуть в сторону своего командира. Нет, капитан Ушшос-Нах не кричал и не злился. Хуже! Он молчал. Не бросал дротики в мишень, не грыз карандаш, не подначивал Вузеллина, не чесал животик Акаэмчику — огромному черному мохнатому пауку, любимцу Распаднинского ДОБРа. И даже на учебном полигоне Дзир не лютовал, как обычно.

Но, как известно, перед смертью не надышишься. После окончания рабочего дня Дзир специально долго проторчал в душевой. Он раз пять намыливался с головы до ног, а затем смывал ароматную пену, массировал кожу контрастным душем и просто стоял, подставив лицо теплым струям. Но тщетны надежды. Никто из его команды и не подумал уйти домой. Хуже того — упаковка с «Черным Самайном» осталась нетронутой. Значит, без объяснений обойтись не получится. Но и дальше тянуть нельзя, потому что братья по оружию пойдут следом, и одна лишь Лосс знает, чем всё кончится.

Дроу с самым невозмутимым видом прошлепал к своему шкафчику. Итак, сначала — волосы. Надо тщательно расчесаться, потом заплести косу и не каким-то простым фамильным плетением, а церемониальным. Ошибиться нельзя — каждый волосок обязан быть на своем месте. Затем — одежда. И тоже никаких вольностей, типа джинсов и футболок с пауками и черепами. Украшения исключены, любой намек на вольнодумство — тем более. Одежда дроу может быть любого цвета, но обязательно черного. И это еще хорошо, что ему дозволено надеть обувь, брюки и рубашку, а не то Распадок увидал бы капитана Ушшос-Наха в одной лишь традиционной набедренной повязке. Традиционной для всех преступников, вызванных на суд Матрон.

— Командир, а может все обойдется? — жалобно спросил Диммидролл.

— Да, Дзир, не могут же они тебя в самом деле… — начал было рассуждать Меноваззин, но охнул от тычка под ребра, полученного от брата-близнеца.

— Ваз, я понятия не имею, в чем провинился, — устало вздохнул командир ДОБРа. — Но по мою темную душу прибыла Благородная и Могущественная Госпожа-Мать моей матери.

В раздевалке сразу же стало очень холодно и неуютно. Крутые, не ведающие страха спецназовцы, конечно, сумели сдержать вопль ужаса, на то они мужчины и воины, а вот бедный маленький Акаэмчик забился в уголок под столом и теперь жалобно скребся там, объятый трепетом.

— Едреные пассатижи! ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ?!! — вскричал Вузеллин. — Верховная Матрона Дома просто так в гости не ездит!

— Это ведь не может быть из-за неё? — спросил Хиналгон и кивнул в сторону Дзирова шкафчика.

Дзир невольно поморщился. С тактичностью у сапера было гораздо хуже, чем с профессиональными навыками. И, разумеется, ничего нельзя утаить от любопытных глаз подчиненных, ровным счетом ничего. Даже крошечной фотографии бывшей жены, спрятанной среди личных вещей. Везде нос сунут, следопыты хреновы!

— Клянусь Ллос, я не знаю. И если бы не Чаринда…

Старшая сестра с риском для… всего прислала ему накануне дрессированную летучую мышку с запиской в одно слово. Этого вполне хватило, чтобы осознать серьезность положения.

— Я всю ночь голову ломал над тем, где мог проколоться, — честно признался дроу товарищам. — Даже не представляю, чем опять прогневал Верховную Матрону.

— И тем не менее, тебя вызывает Могущественная Госпожа, — не унимался взвинченный до предела Вузеллин. — Сам знаешь, Тьмы без Света не бывает. Где-то ты нахре…светлячил.

— Значит, так оно и есть, — безмятежно ответил суровый командир Распаднинского ДОБРа. — И меня ждет расплата за содеянное по всей строгости закона. Ничего не поделаешь.

Он был настроен философски, как, впрочем, и положено мужчине-дроу, чья жизнь и смерть всегда в руках женщин. Мать принимает решение о рождении сына, а, следовательно, она вольна и над его смертью. А уж её собственная родительница может сделать с каким-то внуком всё что угодно, был бы повод и желание.

— Держись, брат! — до сих пор молчавший Аминаллон вдруг крепко обнял друга. — Мы с тобой.

— Я буду молиться за тебя Эелистраее, — пообещал юный Димми, едва сдерживая слезы.

— Отвезу тебя на своем «квейке» и подожду, — заявил Вузеллин. — И не вздумай возражать!

— И не собирался.

Ухмылочка у Дзира Ушшос-Наха вышла не по-дровски грустная. Видит Паучиная Богиня, он не знал за собой никакой вины, ни перед законом, ни перед Матронами. Хотя… После того, что случилось у них с Тавариль, мельчайшая оплошность может стать роковой. Осталось лишь выяснить, где он накосячил.

Госпожа На-Гайна.

Что такое дочери? — Это инвестиции в будущее Дома. А сыновья? О, сыновья — это сплошные расходы, разочарования, выброшенные на ветер деньги и впустую потраченные силы. Правильно воспитанная дочь приносит Семье не только престиж и процветание, но и уважение матрон дружественных Домов. Правильная дочь, в конце концов, приведет в Семью своего консорта, способствуя усилению мощи Дома и укрепляя его благополучие…

А что приносят сыновья? Ха! Если бы кто-то осмелился спросить о подобном госпожу На-Гайну, Седьмую матрону Дома Ушшос-Нах, вот уж она рассказала бы!

Госпожа-Мать Аранэя, Верховная Матрона Дома, едва лишь увидела новорожденного внука Дзира, изволила изречь: «Право, жаль, что теперь не те времена! Предвижу, Седьмая Дочь, что ничего хорошего из твоего отпрыска не вырастет. И правильней было бы вверить его судьбу Паучьей королеве, но, увы…»

В устах дроу, еще заставшей Те Самые Времена, когда мальчиков приносили в жертву Ллос отнюдь не символически, такое пророчество звучало вдвойне зловеще. И что же получилось в итоге? Госпожа-Мать оказалась права, как всегда!

Сыновья — это роскошь, сыновья — это реклама, это украшение благородной фамилии, это — лот в брачном аукционе, это — воины, в конце концов. Кто из матрон в здравом уме привязывается к сыновьям? Кто позволяет им больше, чем предписывают традиции? Кто допускает, чтобы сыновья своевольничали, пытались интриговать и даже покушались на древние традиции? Никто. Почти никто. Никто, кроме госпожи На-Гайны. И чья вина теперь, что это своенравное отродье опозорило Дом и стало причиной гнева Верховной Матроны? Угадать несложно — конечно же, ее, нерадивой и снисходительной матери этого исчадия!

Верховная Матрона была права. И вот теперь она изволила лично прибыть в Распадок, чтобы изречь торжествующее: «Я же говорила!»

Но повод…

Пока Семья спешно готовила поместье к Высочайшему Визиту Верховной Матроны, госпожа На-Гайна привычно перебирала в памяти «подвиги» сына и всё пыталась понять, что же этот несчастный натворил на сей раз?

Пришлось пройтись по всем пунктам, попутно пальцы загибая, ибо Дзир Ушшос-Нах «подвиги» совершал редко, но исключительно метко. Семейное… ладно-ладно, придется признать — материнское наследство. Он ведь и сам был плодом… нет, не любви, но случайного порыва, нерассудочного, эмоционального поступка. Внеплановый ребеночек получился, если по-простому.

«Итак, пункт номер раз, — На-Гайна загнула указательный палец с длинным посеребренным когтем: — Сын отличается редкостной для мужчины-дроу непредсказуемостью».

Отличился он, кстати, еще при рождении. Все прогнозы, все диагностики и гадания предрекали Седьмой Матроне очередную дочь. А родился Дзир, обманув всех, даже собственную мать. Возможно, именно эта впечатляющая внезапность и определила его судьбу?

Пункт номер два — упрямство. Для сына Дома Ушшос-Нах неудивительно сделать блестящую военную карьеру, но изумительно и нетипично фактически отказаться от нее, довольствуясь скромным чином капитана провинциального подразделения ДОБРа. Расчет? Вот уж вряд ли. Таланты и заслуги Дзира таковы, что и в Столице он превзошел бы многих, если бы захотел. Но он не хотел, и ничем, кроме упрямства, объяснить такую странную скромность невозможно.

Третий пункт. «Мой любимый пункт, — вздохнула На-Гайна. — Своеволие. Наверное, я просто не умею воспитывать детей. Должно быть, Госпожа-Мать права, и мне нельзя доверять даже дрессировку декоративной псинки, не говоря уж о правильном воспитании мужчины…»

«Ты способна избаловать даже ручного паука! — вот слова госпожи Аранэи: — Неуместная привязанность испортит самое послушное дитя. Пожалеешь плеть — упустишь ребенка!»

И — да, плетей На-Гайна жалела. Может, зря?

Дзир вырос упрямым и своенравным настолько, что, преступив все обычаи и священные традиции, вознамерился жениться по собственному выбору! Да, да, мать позволила ему думать, будто этого права он добился сам, коварством своим и интригами, но кто же знал, что в супруги он изберет не достойную дровскую деву из хорошей семьи, куда уместно было бы отдать его консортом, а… Светлую! Эльфийку! Такую светлую, что у На-Гайны в глазах рябило от одного взгляда на эту особу! Настолько дивную, что у всей Семьи начиналась мигрень, едва эта дева приближалась к поместью! Столь сладкоголосую, нет, настолько сладкую, что дочери Дома всерьез опасались диабета и кариеса, дроу, в общем-то, не свойственных…

«Она мне сразу не понравилась», — вспомнилось На-Гайне.

С первого взгляда, с первого слова, сорвавшегося с пухлых розовых губ, но… Но обрекать упрямца-Дзира на неизбежный бунт, запрещая властью Матери этот брак… Матрона не смогла. И, разумеется, не раз пожалела, что не отравила «невестку» еще на этапе предварительного сговора.

«Интересно, — подумалось женщине-дроу странное. — Не о том ли жалеют все прочие свекрови? Те, кому обычаи и законы не запрещают ценить сыновей дороже, чем пару разношенных сапог?»

И что в результате? Развод. Сын госпожи На-Гайны — развелся. Ее! Единственный! Сын! Не овдовел, не покинул сам неподходящую женщину, нет! Он был жестоко и трусливо брошен маленькой светлой дрянью, которая сбежала, не прожив с ним и полугода! Можно себе вообразить такое? От сына Дома Ушшос-Нах ушла жена! Своими ногами ушла, живая и здоровая. Не выехала из поместья на катафалке, не уползла с перебитым хребтом, выхаркивая выжженные ядом внутренности… Просто взяла и ушла. И он — позволил. Да что он — сама На-Гайна это допустила! Позор и бесчестие, повод для насмешек на каждом Конклаве Матрон… Не в этом ли причина внезапного визита Верховной Госпожи?

Но нет, нет… вряд ли. Ведь этот, последний «подвиг» Дзира уже ей известен — шелковые сети Ллос, да найдется ли в Империи хоть один дроу, который все еще пребывает в неведении насчет того, что отчебучил Дзир Ушшос-Нах! — ей ведомы и причины, и следствие, и Госпожа-Мать уже ограничилась порицанием и даже снизошла до издевательского сочувствия…

«Подземная Тьма, так что же мой непутевый отпрыск успел натворить еще? Что ты сделал, сын?!»

Увы, призвать к себе Дзира и хорошенько допросить его заранее она уже опоздала. Госпожа-Мать позаботилась о том, чтобы никто из родственниц даже предупредить «преступника» не сумел. Впрочем, даже повелительнице Дома Ушшос-Нах не под силу контролировать всё и всех. Старшей дочери, Чаринде все-таки удалось отправить Дзиру нетопыря с вестью… если посланца не скогтили по дороге слуги госпожи Аранэи.

Кто предупрежден, тот вооружен. Только на это и надеялась На-Гайна.

Дзир.

Чаринда стояла изящно подбоченясь, но не касаясь плечом колонны, такая же холодная и твердокаменная, как мрамор, и волей-невоей Дзир залюбовался своей сестрой. Она была, словно статуя выточенная из эбонита — от полированного ноготка на ноге до искристо-снежного волоска в высокой прическе без единого изъяна, настолько безупречная, что хотелось бухнуться на колени прямо в вестибюле у входа. Но Дзир сдержался, ограничившись почтительным:

— Ты сегодня очаровательна, сестра моя.

— Меньш-ш-ше слов, — выдохнула ему в лицо Чаринда и жестом приказала следовать за собой.

Нет, она не стала пользоваться чарами подчинения, как это сделала бы любая другая женщина из Дома Ушшос-Нах. Как и следовало поступить с преступником. Но и без всякого волшебства командира распаднинского ДОБРа вдруг подхватил невидимый ветер, состоящий из цоканья тонких каблучков и тихого перезвона подвесок в церемониальных шпильках, из полупрозрачного шелка длинной шали, черной с россыпью золотистых узоров, и терпкого запаха духов. Это и означает — быть дроу, сыном вечной тьмы подземелий, где царит Ллос. Быть в полной власти женщин, таких, как Чаринда — коварных, прекрасных, жестоких и нежных — это одновременно боль и счастье.

Он не заметил, как шагнул в кабинку лифта, и тот бесшумно понесся вниз — на минус двенадцатый этаж, в святая святых, в Зал Поклонения. Но для Дзира Ушшос-Наха это погружение было сродни падению в ледяную, мерцающую всеми оттенками мрака, бездну. Ощущение невесомости и полной свободы от всех оков, которых у любого мужчины-дроу вагон и маленькая тележка.

«Бедный мой маленький братик, — сказала беспросветная тьма с лицом и глазами Чаринды. — Мой глупый братик с разбитым сердцем».

Право слово, он совсем не стоил жалости, он был сам виноват, попутав инстинкты с чувствами, а путы — с узами. Он считал, что его любви хватит на двоих. Не хватило. Любовь на два не делится. Такая вот бытовая арифметика.

«Мой одинокий братик» — вздохнула Чаринда-ночь и укутала Дзира иссиня-черным крылом.

После всех попыток стать достойным Светлого Семейства, и делом доказать, что гордость мужчины не обязательно должна простираться аж до самого подножья Трона, сложно не заметить, что та, которую ты сам же и выбрал… Нет, она вовсе не плохая, просто чужая.

Не твоя.

Отпустить ту, кто никогда не была и не будет частью тебя, очень легко.

Сложнее заполнить образовавшуюся пустоту внутри.

«Если бы ты не запретил, если бы ты не пригрозил, что убьешь себя, я бы сама убила её!» — вскричало безмолвие страшно и пронзительно.

«Не бойся, я больше её не люблю» — улыбнулся Дзир.

«Теперь ты никого не любишь, мой честный, слишком честный братик».

Коротко звякнул зуммер. Лифт остановился. И словно не было ничего.

— Экспресс-допрос, а сестричка? — усмехнулся одними губами дроу. — Экстренное потрошение мозгов?

— Должна же я точно знать, виновен ты или нет, — отрезала Чаринда и довольно грубо вытолкнула его из кабинки. — Тебе было не больно.

— Ну как сказать…

— Потерпишь! — рявкнула она грозно, но по исчезнувшей морщинке между бровей было видно — сестра немного успокоилась, не найдя ни в душе, ни в разуме, ни в памяти подозреваемого ничего постыдного или преступного.

Затем они немного поплутали по коридорам и оказались в крошечной комнатке с двумя дверями. На узком столике, стоящем посредине, лежали…

— Это то, о чем я подумал? — охнул Дзир потрясенно.

— Именно. Раздевайся.

— Отвернись.

— Вот еще! — фыркнула Чаринда. — Я тебе столько подгузников сменила, что знаю все твои секреты, мелкий гаденыш. Быстрее!

Делать было нечего, пришлось снимать одежду и надевать набедренную повязку. И белую шелковую веревку на шею вешать — в знак покорности.

— Ллос и все её паучата! Сколько же у тебя шрамов, братик?

В рубиновых очах дровской девы пламенел непримиримый огонь. Дроу не будут дроу, если перестанут жаждать мести.

— Бандитские пули, сестричка, — хохотнул беззаботно Дзир.

— Не паясничай, исчадие!

Перед дверью в святилище Чаринда его остановила в последний раз.

— Не вздумай смотреть Верховной Госпоже в глаза. И молчи. Вечной Тьмой заклинаю тебя — молчи. Позволь нашей матери спасти тебя, глупыш.

Госпожа-Мать Аранэя.

В последний (он же первый) раз Верховная Матрона видела его в колыбели. Когда явилась испросить у этой бессовестной девчонки — Седьмой Дочери, какого цвета ночи она вдруг решила родить мальчишку. Этот… эта крошечная личинка так сосредоточенно сопела в пеленках, что Госпожа-Мать сразу поняла — чего-то хорошего от неё ждать не следует. И вот теперь он стоял перед Матроной на коленях, лбом касался пола, вытянув вперед руки и подобающим образом сложив пальцы. Даже уши прижал как положено. Но, Ллос испепели, если эта показная покорность не состояла на две трети из строптивости и еще на треть из наглости. И сверху торчала вишенка из гордыни.

Госпожа Аранэя мельком глянула на дочь. Вот ведь паршивка эдакая! Это ведь по её наущению мальчишка выставил напоказ узор из множества шрамов, фиолетово-черных в свете Подземного Пламени. Не ритуальных, как у столичных вертопрахов, а самых настоящих, полученных в бою. Чтобы, значит, Верховная Матрона увидела, каким отважным воином выросла та сопящая личинка.

«Я увидела, Седьмая Дочь, я всё прекрасно увидела, — подумалось Аранэе. — Теперь я хочу услышать, что ты мне скажешь».

— Счастье видеть Могущественную Госпожу-Мать в этом ничтожном убежище столь велико, что наш трепет нельзя облечь в слова, — прошелестела На-Гайна, не поднимая глаз. — Но эта недостойная Дочь пребывает в растерянности. Что за причина подвигла Верховную Матрону прибыть сюда собственной великолепной персоной?

Сказала и слегка повела широким рукавом, будто очерчивая весь круг допущенных лицезреть повелительницу: трех дочерей, черно-лиловыми статуями застывших в позах почтительного смирения, и преступного сына, распростертого на полу. Дескать, Семья весьма польщена, но неплохо бы и разъяснить, в чем же распадинский выводок провинился?

Судя по всем приметам, а госпожа Аранэя знала свою Седьмую Дочь как облупленную, та не собиралась немедленно сдаваться. Похвальное упорство. Но не в данном случае!

— Сколь велико твое счастье я уже догадываюсь, — проворчала она, делая вид, будто любуется свежим маникюром. — Оно поистине безмерно. Мне даже жаль портить эту атмосферу взаимной любви и привязанности.

В ответ На-Гайна шевельнула мизинцем, и, повинуясь безмолвному приказу, дочери синхронно опустились на колени, будто крыльями, взмахнули рукавами и пропели слаженным трио:

— Эти ничтожные умоляют Верховную Матрону поделиться ее мудростью!

На девиц Аренэя бросила мимолетный, но весьма благосклонный взгляд. Девицы у На-Гайны получились прекрасные, что и говорить, достойные девы. Но это ведь норма — правильно воспитанные дровские девы, не так ли?

— Поделиться мудростью, говорите? Что ж, всё просто, моя Седьмая Дочь, — молвила госпожа Аранэя, глядя прямо в глаза На-Гайне (а это весьма непростое испытание). — Ты снова не уследила за… — она сделала едва уловимое глазом движение подбородком в сторону Дзира, не желая оскорблять перста указующими жестами. — За этим. Ты снова ввергла наш Дом в позор и порицание.

На-Гайна на миг отвела взор, скользнула бесстрастным взглядом по испещренной шрамами спине «этого», а потом молвила с тихим, но непробиваемым упорством:

— Эта несчастная все еще недоумевает, чем какой-то мужчина мог прогневить Госпожу-Мать? Однако, — матрона шагнула вперед и, внезапно сбросив с плеч широкий плащ, тщательно выверенным ритуальным жестом накрыла им преступника, — коль скоро сие несчастье уже произошло, ваша Дочь смиренно готова принять наказание. Ведь не станет же Верховная Матрона возлагать ответственность за проступок на недостойного мальчишку?

Что в переводе означало: «Он под моей властью и защитой. Его вина — моя вина».

А еще — «Мы принимаем бой!»

«Ах вот как!» — возмутилась Аранэя, и, повинуясь её стальной воле, черно-лиловые факелы из Паучьего Огня, до сего момента игриво плясавшего в чашах треног, взметнулись до самого потолка, озаряя искаженный гневом лик Верховной Матроны.

— Вот! Читай! — воскликнула она и швырнула в строптивицу скрученным в трубочку письмом. — Читай вслух! Наслаждайся!

— «… прискорбием сообщаем, — послушно начала На-Гайна, на лету поймавшая свиток:

— … вынуждены отвергнуть брачное предложение… ибо вольнодумство, свободолюбие и прогрессивные взгляды молодежи вашего Дома широко известны даже в Междумирье…»

— Что это? Дом Кран-Тэцц расторг соглашение? Из-за моего Дзира? — от изумления матрона даже ненадолго сбилась с ритуального тона и заговорила по- простому: — Госпожа-Мать желает, чтобы моя Семья заставила Дом Кран-Тэцц заплатить за это унижение?

Содержание послания Аранэя знала наизусть, и каждое распоганое слово в нем жгло изнутри её веки.

— Я ни на миг не допускала мысли о том, что Дом Кран-Тэцц жестоко пожалеет о своем опрометчивом решении. Так же как и Дом Крышш-Накк, который уже трижды отменял встречу на высшем уровне. Ты читай-читай, гордая дочь моя. Очень познавательно, очень.

Обычно гладкий, точно паучий шелк высшего качества, голос Госпожи Аранэи звучал так, словно бригада пьяных в чушку гномов кривой пилой пилила проржавевшую насквозь трубу канализации.

На-Гайна дерзко прищурилась, снова глянула на спину причины переполоха. Спина под материнским плащом не дрогнула. Спина, по правде, выглядела невиновной и тоже отчасти недоумевающей. И матрона продолжила читать:

— «Верховный Конклав настоятельно советует Матерям тщательно прояснить все обстоятельства пребывания Дзира, сына На-Гайны, Седьмой Дочери Дома Ушшос-Нах, в Междумирье и должны образом расследовать проступки оного…» Междумирье? Во имя Ллос, какие еще проступки?.. — упрямый голос ее дрогнул: — «В противном случае Конклав не может ратифицировать соглашение о поставках инфракрасных систем наведения, заключенное между Домами Ушшос-Нах и Крыш-Накк…» Что? Контракт на оптику сорван? И тоже из-за моего Дзира? Госпожа-Мать… — На-Гайна осеклась, но вновь справилась с голосом и закончила твердо: — Госпожа-Мать полностью уверена, что неведомое преступление моего отпрыска не было всего лишь предлогом?

Госпожа-Мать зловеще улыбнулась, но в той улыбке не было ни капли злорадства.

— Ах, если бы! Будь все эти жестокие упреки всего лишь плодом интриг, я бы и пальцем не шевельнула, и уж тем более не стала бы унижать себя и тебя, Седьмая Дочь, разбирательством деяний какого-то мужчины. Но, — она сделала драматическую паузу. — На этот раз существует материальное доказательство оскорбительного, я не побоюсь даже слова «преступного», поведения твоего… сына. А учитывая его испорченную репутацию…

Лосс ей свидетельница, госпожа Аранэя просто физически не могла произнести вслух слово «развод».

— Возможно ли… — На-Гайна сглотнула, нервно сплела вдруг задрожавшие пальцы, шагнула ближе к «преступнику» и замерла, то ли собираясь загородить его собой, то ли примериваясь для пинка: — Возможно ли, что моей Семье теперь предстоит… э… принять и взрастить это «доказательство»? Или же проблема может быть решена иным путем? Эта несчастная умоляет Верховную Госпожу поведать подробности и подсказать решение.

По лицу ее читалось, что больше всего госпожа На-Гайна опасалась, что «доказательство» из разряда тех, кто сперва девять месяцев зреет в чьей-то случайной и неподходящей утробе, а потом пищит, пачкает подгузники и требует алиментов.

— Хуже, — отрезала Аранэя и решила, что пора переходить к делу. Хватит тянуть пещерного ящера за… лапку.

— Ты, должно быть, знаешь, что твой… сын побывал не так давно в месте, именуемом Междумирьем. И никто бы не обратил внимания на сей мелкий инцидент, если бы не последствия. В тамошнее посольство дроу пришло письмо от некоей Лики Торцо, — здесь Верховная Матрона снова взяла паузу, а затем продолжила, выговаривая каждое слово отдельно, смакуя эту боль, точно лучший из своих ядов. — Замужней. Человеческой. Женщины. Той самой, в чьем доме случайно оказался твой… сын.

Спина под плащом даже не дрогнула. О! Даже так? Превосходно!

И тогда Верховная Матрона продолжила, с каждым словом усиливая нажим:

— Эта женщина очень просила выделить ей в личное пользование мужчину-дроу. Для сексуальных утех.

Удар был жесток и беспощаден. Всего могла ожидать мать «преступника», но такого?!

Хотя, после брака со светлой эльфийкой можно и до человечки докатиться, кто ж спорит.

— Замужняя… — беззвучно прошептала На-Гайна и медленно опустилась на колени рядом с сыном. — Человеческая… Для… — она вдруг встрепенулась и вперила страдающий взгляд в дерзкую спину: — Для сексуальных утех?!

— После его дичайшего во всех смыслах брака и последовавшего за ним позорнейшего развода не хватало лишь одного крошечного подозрения, чтобы погубить честь нашего Дома. — отчеканила Госпожа-Мать и горестно всплеснула руками. — Но отныне нам больше не о чем волноваться. Теперь у нас есть это письмо. Дело сделано!

Что правда, то правда. Дальше падать практически некуда.

— Человеческая… Замужняя… Для сексуальных… — бормочущая На-Гайна очнулась и взвилась, будто королевская кобра: — Что?! Как — сделано?! Какое еще дело? Уж не думает ли Госпожа-Мать, что я позволю кому-то тянуть грязные ручонки к моему единственному сыну? Не бывать тому, пока я жива!

— Что-то в этом духе сказала и я, только без лирики про единственного сына, когда наш атташе в Междумирье осмелился прислать мне лист соответствующий вакансии, — буркнула себе под нос Аранэя и, как бы между прочим, добавила: — Разумеется, этот кретин уже отозван. Дипломатический корпус в его лице ничего не потерял.

А как еще назвать нахала, предложившего Верховной Матроне Дома Ушшос- Нах продать одного из мужчин в «дом наслаждений»? Матроне Дома Об-Ломм пришлось извиняться. Потом.

— Но если твой сын не разъяснит мне причину появления письма, — продолжила Аранэя, — то я лично повяжу его бантиком и отправлю в это самое Междумирье обычной бандеролью. Ллос мне свидетельница!

И Паучий Огонь в треногах снова гневно воспылал, свидетельствуя.

— Хм…

Госпожа На-Гайна уже оправилась от шока и даже прикинула пути к спасению своего отпрыска. На всякий случай она возложила на плечо сына руку в отнюдь уже не ритуальном защитном жесте и вкрадчиво промолвила:

— Теперь, когда всё уже случилось, стоит ли Верховной Матроне оскорблять свой слух подробностями? Разве даже самый отменно воспитанный и почтительный мужчина может быть в ответе за то, что один лишь облик его порождает в самках низших рас разнузданные фантазии и дикие желания? Винить ли нам редчайший самоцвет лишь за то, что алчные воришки жаждут обладать им? Не лучше ли употребить все силы и особые таланты моей Семьи на то, чтобы пресечь эти поползновения и… — она демонстративно сделала паузу: — Навсегда отбить у иномирных женщин охоту писать письма? И вообще писать. И читать. На самом деле, не так уж сложно решить вопрос радикально… Читать и писать им станет просто нечем, — и добавила внушительно: — Клянусь Ллос.

— У меня были примерно те же самые мысли, но с Междумирьем у нас договор о ненападении и меморандум о взаимном признании. К сожалению, — вздохнула Верховная Матрона. — Я лишь хочу знать, что твой… сын, с его странными наклонностями, не совершил в отношении вышеупомянутой Лики Торцо действий, несовместимых с честью нашего Дома. Мне нужна клятва на Паучьем Огне.

Для настоящего преступника было проще взять на себя еще несколько позорных деяний и понести самое суровое наказание, чем солгать опустив руку в Паучий Огонь. Клеймо клятвопреступника не смывается ни смертью, ни кровью.

«И всё?» — читалось в рубиновых очах На-Гайны.

А вслух она выдохнула, не скрывая облегчения:

— Он поклянется. А с прочими проблемами… — Седьмая Дочь госпожи Аранэи многозначительно повела бровью: — Мы разберемся.

И в словах этих, как вкуснейшая бабочка в паучьем коконе, таилось обещание, не сулившее злорадным наглецам из дружественных Домов ничего хорошего. Соглашения соглашениями, меморандумы меморандумами… а старую добрую вендетту не сумели искоренить даже законы Серединной Империи, самые справедливые и продуманные в Мире и за его пределами.

И тогда госпожа Аранэя впервые напрямую обратилась к своему непутевому внуку:

— Сегодня тебе повезло, бесстыжее отродье, ты свободен. Иди, но помни, я буду за тобой следить.

«Все-таки Госпожа-Мать поразительно милосердна! — подумала На-Гайна, умело пряча недоумение, на сей раз совершенно искреннее: — Неужели бабушка тоже любит тебя, мой непутевый сын?»

Дзир.

Взметнулся и снова приник Паучий Огонь, принимая клятву, улеглись пляшущие тени, отколыхались гобелены, на прощанье вспыхнули и погасли в лиловой воронке телепорта рубиновые очи госпожи Аранэи. Верховная Матрона ушла по-темноэльфийски, не снизойдя до прощальных напутствий. На-Гайна выждала положенное время, убедилась, что огни в светильниках вновь горят спокойно и ровно, уверилась, что Госпожа-Мать и впрямь покинула резиденцию, а не притаилась где-то в тенях… И лишь когда стихли последние шорохи, Седьмая Дочь Дома Ушшос-Нах позволила себе долгий расслабленный вздох. И, не поднимаясь с пола, слабым жестом отослала дочерей:

— Прочь.

Какое-то время Дзир ошеломленно рассматривал собственную правую руку, только что побывавшую в Паучьем Огне. Серебристый ветвящийся след покрыл прихотливым узором пальцы и запястье. Через несколько дней рисунок исчезнет. Боль задержится еще на неделю, но о том, что сын Дома Ушшос-Нах прошел Испытание, будут знать все темные эльфы — и мужчины, и что самое главное — женщины. А значит, оно того стоило.

— Спасибо, мама, — сказал Дзир, галантно помогая ей подняться. — За то, что верила мне.

Госпожа На-Гайна как-то совсем не по-дровски, а очень даже по-домашнему, фыркнула. Словно визит Госпожи Дома ненадолго нарушил тысячелетнюю иерархию, обратив мать и сына из матроны и подчиненного в заговорщиков. Почти в равных.

— Бестолочь! Неужели ты хоть на миг усомнился, что твоя Семья тебя поддержит? Мне не в первый раз пришлось противостоять Верховной Матроне из-за твоих выходок, сын. И Ллос нашептывает мне, что и не в последний. Но! — она прищурилась. — Теперь я хочу знать всё, что случилось с тобой в Междумирье. И учти, тебе еще предстоит потрудиться, чтобы все исправить. О врагах здесь позаботимся мы с девочками, не вздумай вмешиваться. Это только тебе самому кажется, что ты умеешь интриговать, как взрослый.

Дзир вздохнул, покаянно (и в прямом и в переносном смысле) прижал уши и как на духу рассказал своей грозной, но любящей матери всё о том странном случае с прятками на чердаке у междумирской домохозяйки. Случае, о котором он вспоминал только когда случайно натыкался взглядом на новый шрам в своей коллекции — на бедре.

— Дурацкая история, — сокрушался дроу. — Вроде приличная женщина, розы разводит, замужем за супергероем. Этих людей фиг разберешь.

— Было бы из-за чего устраивать судилище! — прошипела На-Гайна. — Если бы каждого дроу, вдохновившего иномирянок на эротические фантазии и дурацкие письма, судили Верховным Судом, в Домах не осталось бы сыновей! А уж по сравнению с твоими брачными играми — вообще мелочь. Госпожа-Мать посещала нас не за этим, глупыш. Случай в Междумирье — всего лишь предлог. Верховная Матрона пожелала взглянуть на тебя… что ж, я польщена этим признанием. Но отныне госпожа Аранэя будет следить за тобой. И лучший способ защититься от ее внимания — отправиться подальше. Хм… значит, место атташе при посольстве в Междумирье теперь освободилось?.. — и мать, задумчиво потрепав непутевого сына по загривку, занялась любимым делом всех дроу — начала планировать многоходовочку.

Вузеллин при всей его тотальной безалаберности, если что-то кому-то обещал, то слово свое всегда держал. Вот и сейчас, когда, на радостях затисканный сестрами до полусмерти, Дзир сумел выбраться наружу, он обнаружил дремлющего на капоте «квэйка» верного соратника. Тот готов был хоть трое суток проторчать под забором поместья.

— Ну что? — шепотом спросил мигом проснувшийся Вуз, протягивая командиру ледяную банку «Черного Самайна». — Как всё прошло?

Капитан Ушшос-Нах бесшабашно подмигнул товарищу и улыбнулся самой ослепительной из всех своих улыбок. Той самой, от которой у женщин всех рас в груди сладко замирало сердце и подкашивались коленки.

— Жить буду, — сказал Дзир.

И выпил пива.