Беседа ни о чем длилась еще четверть часа, затем Рони взглянул на Мартина – они встретились взглядами, и старший партнер опустил глаза в тарелку, дескать – начинай.
– Господин Овцер, а нет у вас других пропаж?
– Нет, других нет, только эта шкатулка.
– А сколько она весила? – спросил Мартин.
– Пять-шесть фунтов, я полагаю. Мне не приходило в голову ее взвешивать.
– Значит, воры могли прихватить еще монет триста, если это был один человек, а если не один, то еще больше.
– Могли. Но им помешали сторожа, они честно дрались и все погибли.
– Сколько их было?
– Семеро.
– И что, там были следы драки?
– Ну… Мне приходилось видеть следы драк и настоящих побоищ, но их убили быстро, они едва успели обнажить оружие.
– А эта шкатулка не была паленой, господин Овцер? – спросил Рони.
– Раньше я так не думал, но теперь уже сомневаюсь. Я-то ее купил, а вот откуда взял ее прежний хозяин…
– А кто он был, какого роду-племени? – уточнил Мартин.
– Вы что, уже начали работать? – спросил Овцер, поглядывая то на Мартина, то на Рони.
– Получается, что так, – развел руками Мартин. – Само как-то сложилось.
– Что сложилось – это хорошо, – кивнул Овцер. – Я люблю, когда само складывается, такое дело обязательно пойдет на лад. Вот только маловато вас. Полагаю, вы хороши в своем деле и, наверное, неплохо деретесь дубинками, но…
– Вас, господин Овцер, смущает, что против тех, кто легко положил семерых сторожей, мы не потянем?
– Да, господа бывшие воры, при всем к вам уважении.
Мартин с Рони снова переглянулись, и старший партнер сказал:
– Мы вдвоем – это еще не вся команда.
– Правда? И сколько же вас всего?..
– Есть еще двое.
– Всего-то?
– Господин Овцер, вы же видели номер с золотым ливром.
– Ну да. Вы хотите сказать, что…
– Да, эти тоже могут удивить кого угодно. Если желаете, мы можем познакомить вас с ними, вот только… – Мартин потер подбородок.
– Что?
– Тут они будут слишком заметны. Вот если бы провести встречу в другом месте…
– В другом месте? – переспросил Овцер и вздохнул. Внезапно черты его заострились, и даже, как показалось Мартину, изменился цвет глаз с карих на желтовато-водянистые.
Из-за колонны тотчас появился слуга в темном балахоне, и Овцер, словно влекомый непреодолимой силой, поднялся, будто не на своих ногах, сделал несколько шагов к слуге и снова принял лекарство. Постоял спиной к гостям с полминуты, потом повернулся и, виновато улыбнувшись, вернулся на место.
– Неприятная хворь… Должно, продуло где-то на пристани. Дел-то у меня много, приходится успевать повсюду.
– Вы не выходили отсюда уже две недели, господин Овцер. С того самого времени, как у вас украли шкатулку, – с безжалостной интонацией произнес Мартин.
– Ты лезешь не в свое дело, парень, – так же нелюбезно ответил Овцер.
– Я лезу в дело, которое мне придется делать, и я хочу знать об этом все, ведь риск тут не шуточный. И дело не в шайке грабителей, которые налетели, побили охрану и унесли шкатулку. Тут есть что-то куда более опасное.
– Если я скажу – вы точно откажетесь, – грустно усмехнулся Овцер, и Мартин заметил, что рубашка и шелковый халат хозяина дома пропитаны потом.
– Не факт, – покачал головой Рони, пристально глядя на Овцера.
– Тут колдовство.
– И потому вы болеете? – спросил Мартин.
Овцер кивнул.
– Три месяца назад они прислали мне предупреждение, чтобы отдал шкатулку с пантомимой.
– Кто они?
– Их называют прицепами. Это такое племя или секта, я даже толком не понял. Мы столкнулись в Змеебаде, о котором вы слышали. Я подкупил местного проводника, чтобы он устроил настоящую запрещенную охоту.
– Что значит запрещенную?
– Идемте… – сказал Овцер, поднимаясь, и зашагал через охотничий зал в дальний его угол, где, накрытый двумя покрывалами, стоял один из трофеев.
Овцер сам, не подзывая лакеев, сдернул покрывала, отбросив их в сторону, и гостям предстал серебристый единорог – вернее, его чучело, но выглядел он как живой. Даже глаза, не в пример остальным трофеям, были закрыты.
– Он как будто спит, – обронил Овцер и вздохнул.
– И это вы убили его? – спросил Мартин, завороженно глядя на короткую серебристую шерсть единорога, по которой пробегали искорки от попадавшего на нее света.
– Я… я не хочу об этом вспоминать, тогда на меня нашло какое-то… помутнение, что ли. Сначала я хотел добыть этого зверя, но когда увидел их, пасущихся на лугу, то понял, что не хочу стрелять в такую красоту.
– Но все же стрельнули? – не выдержал паузы Рони.
– Я же говорю, это было как наваждение. Мой проводник закричал, они стали убегать, и мы помчались к нашим лошадям, которые стояли неподалеку в овраге. Я просто преследовал дичь, как собака, заслышавшая охотничий горн. Мы прыгнули в седла и понеслись следом, сократив путь на дистанцию верного выстрела. Пара единорогов выскочила на нас уже сильно напуганная, за ними гнался кто-то еще. Я видел, как между кустов мелькали тени, трещали ветки, и мне показалось, что это другие охотники, которые хотят отнять мою добычу. И тогда я выстрелил – удивительно метко для таких условий. Единорог рухнул сразу, а второй перемахнул через канаву и прорвался в тот самый овраг, откуда мы выскочили. Хочется думать, что хоть ему удалось спастись.
– И что потом?
– Мой проводник протрубил в рог, и через четверть часа к нам подъехали шестеро помощников с тяжеловозом, запряженным в волокуши. Трофей погрузили и повезли, а все травы, цветы и кустарники вокруг – вы не поверите, поникли до самой земли.
– Ну, а эти самые – прицепы – когда к вам прицепились?
– Я же говорил – в Змеебаде, в самом городе.