Глава 4

Дэвид Шайр протянул правую руку и дрожащими от холода пальцами взял мятую жестяную кружку с ледяной протухшей водой. Кружка стояла на низенькой, грубо обструганной скамеечке неподалеку от Дэвида. Сделав два больших глотка, он облизал потрескавшиеся, пересохшие губы и поставил кружку на место. Рядом была глиняная миска с остатками еды, которой побрезговала бы самая голодная и прожорливая крыса. Этого человека здесь, на планете, уже давно звали Отшельником, и даже он сам так: привык к новому имени, что если бы кто-нибудь назвал его Дэвидом Шайром, именем, которое он получил при рождении, то он сначала не понял бы, к кому обращаются.

Левая рука Отшельника была прикована длинной тяжелой цепью к большому ржавому кольцу, вмонтированному прямо в каменную кладку сырой, холодной стены подземелья. Цепь издавала жалобный звон, когда Отшельник ворочался на своей подстилке — грязной полусгнившей охапке соломы, небрежно брошенной надзирателем на грязный пол.

В подземелье было очень холодно. Небольшая жаровня, поставленная у стены, чтобы узник не замерз раньше времени, и служившая для раскаливания приспособлений для пыток, больше дымила, чем давала тепло. А некогда богатые одежды Шайра, успевшие превратиться в жалкие лохмотья, едва прикрывали тощее, тщедушное тело этого человека. Дэвид все время дрожал от холода и страха. Иногда узника начинали мучить приступы сухого кашля, не прекращавшегося по нескольку минут, после чего старик долго лежал, вытянувшись во весь рост на своей подстилке, восстанавливая утраченные силы.

Подземелье было освещено тусклым светом двух факелов, которые надзиратель менял каждое утро, принося узнику еду. Пламя отпугивало полчища крыс, которых здесь было множество. Алые бусинки глаз этих мерзких животных с ненавистью смотрели на единственного узника из темных углов подземелья. Отшельник до смерти боялся этих крыс. От одной мысли, что эти твари могут заживо съесть его, Дэвида охватывало состояние, близкое к умопомрачению. Он даже старался не спать, боясь, что во сне крысы отгрызут нос или ухо. Когда Отшельник смотрел на трепещущий огонь факела, он молился только об одном: чтобы пламя не погасло до прихода надзирателя, иначе в темноте он окажется целиком во власти этого серого воинства. И тогда его ждет такая лютая смерть, по сравнению с которой любые пытки кажутся детскими шалостями. В его воспаленном воображении возникали картины, как на него набрасываются крысы и по кусочку своими маленькими и острыми, как бритвы, зубками откусывают его теплую живую человеческую плоть. От таких дум Отшельнику иногда казалось, что он начинает сходить с ума.

По стенам подземелья были развешаны цепи и кандалы, а на противоположной стене был водружен опутанный цепями и саваном из густой паутины человеческий скелет, усмехавшийся своим зловещим оскалом смерти, наверное, не одно столетие. Этот мертвец был единственным, кто, не считая крыс, составлял компанию старику.

Временами от усталости он впадал в забытье. И тогда в его сознании ясно, во всех мельчайших подробностях вставала одна и та же картина: мощный взрыв, потрясший безжизненную, ледяную пустоту космоса и холодные, мерцающие звезды. В кроваво-оранжевых завихрениях пламени, ярких огненных протуберанцах эпицентра взрыва — огромный межгалактический корабль с разломанным надвое сигарообразным корпусом. Через миг на месте катастрофы то, что еще совсем недавно было живым обособленным миром, несшимся в пространстве, распалось и превратилось под действием страшной температуры в пульсирующее газовое облако, состоявшее из пыли и обломков. А в небольшом одноместном звездолете, стремительно удалявшемся из сектора, где произошел взрыв, за приборами управления сидит он, Дэвид Шайр, тогда еще не старый человек в полном расцвете сил и энергии.

Да, тогда он правильно поступил. Впоследствии он никогда, ни на секунду не жалел о случившемся.

Глупо было оставаться на обреченном звездолете;

Шайр всегда все делал правильно. Даже тогда, когда послал на костер того человека. Кажется, его звали… Нет, имя уже стерлось из памяти. Презренный. Он решил перейти дорогу ему, человеку, монополизировавшему и поставившему на современную деловую основу саму идею искусства врачевания на этой планете, да еще исхитрился сделать это так, что доверчивые местные жители так ничего и не поняли. А подданные лорда Эфа, на чьей территории находится город Вээс, с восторгом приняли новую религию, отцом и основателем которой он стал.

Нет, его не терзали обывательские угрызения совести за то, что он послал тогда на смерть того человека. Так избавлялись от своих конкурентов и неугодных компаньонов многие деловые люди, прилетевшие на Лектор в поисках наживы. А теперь настала и его очередь.

«Интересно, — подумал Отшельник, — что испытывал тот человек в день своей казни? Неужели мне придется узнать это на собственной шкуре?». Да, похоже, что теперь он погиб и ему не выбраться из этой западни.

Вот он один в этом каменном полутемном сыром мешке, вздрагивает при каждом шорохе, в страхе ждет приближения своего смертного часа. Того мига, когда железная решетка поднимется и за ним придут, чтобы отвести на эшафот. Он даже не знал, что лучше — остаться здесь навсегда, заживо погребенным в этом подземелье в компании мертвецов и крыс, или взойти на костер. Нет! Только не костер! Лучше уж медленная смерть здесь, когда каждая клеточка твоего сознания борется, цепляясь за жизнь. Только не жаркое пламя, которое превратит его, Дэвида Шайра, в горстку пепла.

Эта страшная мысль пронизывала сознание Отшельника, словно холодное острие кинжала. Он не хотел умирать. Теперь, когда, преодолев столько трудностей и препятствий на своем пути, он наконец достиг того, к чему стремился всю свою жизнь. Богатство и власть. Эти два понятия были неразделимы для него, ибо одно вытекало из другого. Вчера у него было все — слава и могущество на этой отсталой, раздираемой противоречиями планете. Власть, которая даже и не снилась этим кичливым и напыщенным лордам. Но фортуна — эта капризная и своенравная дама — словно в насмешку над ним швырнула его на эту гнилую солому, в это вонючее подземелье.

Неужели его покровитель лорд Эф не вытащит его отсюда? В самом начале заточения он был просто убежден, что его заключение продлится день, от силы два, но чем больше времени проходило, тем слабее становилась его уверенность.

При воспоминании о лорде Эфе, хозяине земель, на которых располагался космодром и город Вээс, растрескавшиеся губы Отшельника исказила кривая усмешка. Он вспомнил, каким жалким и потерянным был этот надменный и неприступный сеньор, когда впервые пришел к нему. Отшельник вылечил этого старого развратника специальными наркотическими антибиотиками, чье производство и употребление запретили в Межгалактическом Союзе более десяти лет назад. Но теперь старый лорд и дня не мог обойтись без этих маленьких белых шариков, доставлявших ему столько наслаждения. Отшельник. постоянно снабжал лорда Эфа требуемым количеством препарата, а взамен получал полную свободу для своей деятельности во владениях лорда и за их пределами.

И вот в одночасье он лишился всего своего богатства, а скоро лишится и жизни. Теперь ему осталось лишь вздрагивать от страха при каждом шорохе и новом звуке, раздававшемся в подземелье. Он боялся шагов надзирателя, так как каждый раз, когда этот человек входил в подземелье, Отшельник думал, что это пришли за ним и сейчас его поведут на эшафот. И в этот момент, когда его чуткий, до предела обостренный слух уловил шаги нескольких человек, спускавшихся вниз, все сжалось внутри от мрачного предчувствия.

Отшельник увидел, как осветилась светом факелов небольшая площадка перед входом в подземелье, как поднялась железная решетка и внутрь зашли три человека.

Папаша Абсолом — палач и надзиратель — сразу же бросился к жаровне и стал раздувать красноватые угли, чтобы в подземелье стало немного потеплей и его уважаемые спутники не замерзли за время пребывания там.

Другого Отшельник тоже хорошо знал. Хьюго Адрофт — капитан личной охраны лорда Рэма, человек, который неделю тому назад схватил его и в сопровождении десяти воинов доставил сюда, в замок.

Третьего он никогда не видел и отдал бы все на свете, чтобы никогда его не встречать. Это был монах ордена братства «Искатели истины», одетый в черную рясу, широкими складками ниспадавшую до самых подошв его сандалий. Голову монаха и его лицо скрывал капюшон, а на груди был вышит круг, в котором рука держала песочные часы. И этот рисунок показался Отшельнику в тот момент символичным.

Дэвиду Шайру стало все ясно. Это пришли за ним, и жить ему остались считанные часы.

— Этот человек и есть тот колдун, которого должны казнить, — глухо произнес капитан, указывая монаху на Отшельника. — Готовьтесь, мы пришли за вами, — добавил Хьюго, обращаясь к заключенному.

От сковавшего его ужаса узник не мог вымолвить ни слова. Язык отказывался повиноваться. Он только вытянул вперед свободную руку, как будто пытаясь защититься ею от невидимого врага.

— По незыблемым законам нашей земли каждый приговоренный к смерти имеет право на две вещи, — с торжественностью в голосе продолжил капитан Адрофт, исповедаться, дабы очищенная молитвой и покаянием душа могла омыться в воде священной реки Санред и уйти по Мосту теней в Долину вечного сна, куда рано или поздно суждено отправиться всем нам. И второе: мы исполним твое последнее желание, если оно у тебя есть.

— У меня есть единственное желание, — дрожащим голосом произнес Отшельник, — это никогда не видеть ваших мерзких рож.

— А я что говорил! — вскричал палач. — Эти заключенные — самый что ни на есть неблагодарный народ. Да ты пойми, дурень, что о таком можно только мечтать! Тебя приведут на главную площадь города, всю разукрашенную флагами и гирляндами из живых цветов. В твою честь будут бить барабаны и трубить трубы. И ты будешь главным действующим лицом на этой церемонии! Самые знатные люди будут смотреть, как твоя душа отправится в Долину вечного сна. А помост! Я выбрал лучшие доски для твоего помоста! Ни единого сучка, ни единой выщербинки. Я сам лично выбирал их для тебя. Жаль даже, что они сгорят вместе с тобой.

— Идите вы все к дьяволу, — с равнодушием в голосе смирившегося со своей судьбой человека сказал Отшельник.

— Приступайте, святой отец, — промолвил капитан, но тут же осекся.

Прямо в лоб ему смотрело черное дуло бластера, который держал в своей руке преподобный.

— Подними вверх руки да отойди к стене так, чтобы твои ладони были все время у меня на виду, сын мой, — сказал монах.

По тону монаха капитан понял, что, сделай он что-нибудь, не так, выстрел последует незамедлительно. Бормоча проклятия, Хьюго Адрофт отошел к противоположной стене, высоко подняв руки.

— А ты, надзиратель, живо освободи заключенного и запомни, что все мое терпение переместилось в указательный палец, лежащий на курке этой дьявольской штучки.

До смерти напуганный таким неожиданным поворотом событий, папаша Абсолом со всей прытью, на которую был способен, бросился выполнять приказание монаха. От страха он даже стал лучше слышать и уже не переспрашивал: «А?! Что вы сказали?!». Он только с опаской поглядывал злобными бусинками своих маленьких глазок на дуло бластера, нацеленное ему прямо в голову, когда, кряхтя, отстегивал гремящей связкой ключей кандалы с запястья Отшельника. В этот момент надзиратель был сам похож на большую перепуганную крысу.

— А теперь становись рядом с капитаном! — приказал монах, когда тот закончил возиться с кандалами.

Отшельник не мог прийти в себя от изумления. Ведь смерть только что коснулась его своим могильным дыханием и вдруг обошла стороной. Ему не верилось, что он спасен. Отшельник никак не мог понять: почему?

— Кто ты такой, монах, и зачем ты меня спасаешь?!

— Меня зовут Дел Бакстер, и мне нужны навигационные карты маршрутов экспедиции капитана Фрезера. Только ты, старик, можешь мне помочь.

— Если ты агент из службы Космической безопасности, лучше я останусь здесь! — вскричал Отшельник, отодвигаясь к стене.

— Могу дать слово, что я не агент спецслужб, но, даже если бы это было и так, выбор у вас небольшой, Дэвид Шайр: либо на костер, либо бежать со мной. Поэтому если вы согласны мне помочь, то я помогу вам.

При упоминании о костре по спине Отшельника Пробежали мурашки.

— Да, конечно, вы правы, Дел Бакстер, выбора у меня нет.

— Тогда прочь отсюда! Мы слишком задержались в гостях. Нехорошо так долго пользоваться гостеприимством и надоедать своим присутствием хозяевам. Пора уносить ноги!

— Раз мы бежим отсюда, в таком случае еще немного задержимся в гостях, преподобный. Я должен свести кое с кем личные счеты.

С этими словами Отшельник подошел к стоящей рядом жаровне и извлек из нее огромные щипцы, предназначенные для выламывания суставов у допрашиваемых. Осторожно, чтобы не обжечься, схватил их за длинные рукоятки, покрытые теплоизоляционным материалом. Он клацнул раскаленными докрасна зубцами, словно проверяя их исправность, и направился к стоящему рядом с капитаном Адрофтом папаше Абсолому.

— Нехорошо уходить из гостей, как следует не отблагодарив хозяев.

В колеблющемся свете факелов было видно, как мелкие черты лица Отшельника исказились зловещей гримасой.

Дел Бакстер понял, что сейчас произойдет. Красноречивое выражение лица Отшельника говорило о многом. Делу не хотелось смотреть на кровавые сцены бессмысленной жестокости, да и времени у них было очень мало: счет шел на минуты.

— Это не имеет смысла! — крикнул Дел, схватив Отшельника за плечо, пытаясь его остановить.

— Не мешайте мне, преподобный, или, черт знает, кто вы такой! Я не уйду отсюда, пока они не ответят мне за все!

Дел Бакстер отскочил в сторону, уворачиваясь от раскаленного конца щипцов, рассекших воздух перед его лицом, когда Отшельник неосторожно замахнулся этим орудием, сбрасывая руку Дела Бакстера со своего плеча.

Увидев, что нацеленный на них с Абсоломом бластер, который псевдомонах держал в руке, отклонился в сторону, капитан Адрофт, не раздумывая, бросился на Бакстера. В этой ситуации сработал отточенный годами рефлекс старого воина: пользоваться любым преимуществом, которое предоставляет тебе судьба в борьбе с противником, ибо другого шанса попросту может и не быть.

Сжав стальной хваткой запястье руки с бластером, он другой попытался вцепиться в горло самозванцу, но Дел Бакстер уже овладел ситуацией. Чуть отклонившись в сторону, он перехватил руку, тянувшуюся к его сонной артерии, и изо всех сил ударил коленом ноги в солнечное сплетение капитана. Хватка ослабла. Высвободив руку, Дел обрушил тяжелую рукоять своего оружия на непокрытую голову Хьюго.

Между тем папаша Абсолом, увидев, что прямо на него надвигается Отшельник, метнулся к выходу, пытаясь спасти свою жизнь. Понимая, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы палач добрался до железной решетки, Бакстер поднял руку и дважды нажал на курок.

Грохот двух выстрелов, слившихся воедино, разорвал давящую тишину подземелья, и яркие вспышки энергетических разрядов ослепляющими молниями рассекли сгустившийся сумрак помещения, освещаемого догоравшими факелами.

Когда в глазах перестали плясать фиолетовые круги, Дел Бакстер и Отшельник увидели распластанную на грязном полу фигуру надзирателя. Из раны в спине, булькая, вытекала густая темная кровь, впитываясь в грязную солому, которой был застелен пол. А правая рука палача со скрюченными пальцами так и застыла, словно все еще пытаясь добраться до рычага в стене, приводящего в действие механизм опускания решетки, закрывающей выход из подземелья.

— Ну, теперь, Дэвид Шайр, надеюсь, у вас здесь нет больше дел, которые могут нас задержать? — спросил Дел Бакстер, наклоняясь к лежавшему без чувств капитану и отстегивая от его пояса лазерный меч.

Ответом ему было то, что Отшельник с досадой, что их нельзя использовать, отшвырнул в сторону щипцы, и они зашипели в пропитанной кровью соломе.

— Если так, то бежим отсюда, мы и так потеряли много времени.

Схватив со стены начинавший уже гаснуть факел, чтобы освещать им дорогу, Дел Бакстер бросился вон из затхлого подземелья, увлекая за собой Отшельника, и, перескакивая через ступени, помчался вверх по разбитой лестнице. Факел давал совсем немного света, и Дел то и дело оступался.

«Безмозглый идиот, — Бакстер про себя ругал Отшельника, — из-за него мы потеряли драгоценное время».

Дел сильно надеялся, что стражник Сигурд все еще находится в кабачке, в компании бутылочки кукумбера.

Отшельник бежал сзади, стараясь не отставать. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди. Дел Бакстер понимал, что старику приходится нелегко, но в его душе еще кипело раздражение от поведения Отшельника внизу, и эта злость заглушала чувство жалости.

Тем временем чем ближе к выходу поднимались беглецы, тем дышать становилось легче. Подземелье осталось внизу, и освещенная факелами площадка с поднятой решеткой превратилась в мутно-желтое размытое пятно. Впереди забрезжил свет, проникавший в тоннель из раскрытой двери наверху, и с каждым шагом чувствовалось, как свежий воздух все больше и больше прогоняет из легких тяжелый спертый воздух подземелья.

Когда до выхода на поверхность оставалось не более десяти ступеней, Дел Бакстер остановился, чтобы дать перевести дух и себе, и Отшельнику, который к тому времени совсем выбился из сил. Дэвид Шайр стоял, прислонившись спиной к холодной сырой стене, и тяжело дышал. Было видно, что его силы были на исходе, и Дел слегка укорил себя за то, что не сделал остановки раньше.

В полураскрытую дверь выхода струился дневной свет, рассеивая мрак тоннеля. Внезапно свет дня заслонила темная тень, и коридор погрузился в темноту, освещаемую лишь факелом, который Бакстер все еще держал в руке. А через секунду в проем между стеной и косяком раскрытой двери вновь лился ровный дневной свет.

Внутри у Дела все оборвалось, и он еще раз отругал Отшельника, проклиная его мстительность и кровожадность. Тень, заслонившая свет, означала только одно — стражник Сигурд уже вернулся из кабачка на свой пост у двери в подземелье и прохаживается взад и вперед по площадке перед входом.

— Ну, Дэвид Шайр, у вас появилась еще одна возможность расквитаться с вашими врагами, — сказал Дел Бакстер, — хотя почему-то все ваши долги приходится выплачивать мне.

— Что будем делать? — Казалось, до Отшельника наконец дошло, что из-за него они потеряли время и Дел Бакстер был прав, торопив его.

— Стойте молча, с удрученным видом, будто вас и впрямь ведут на костер. Может быть, мне удастся убедить стражника наверху пропустить нас.

Загрузка...