Глава 10

РИ. РФ.
Февраль 2002.

Первый весомый хруст в кармане, это заслуженная награда за труды. Но вот московские цены на такси, это нечто! Я за эти деньги весь краснодарский край объеду вдоль и поперёк.

Есть повод радоваться, всё же я вырвалась живой из этого внешне блестящего города. Когда я уходила с места кучкования местных нумизматов, за мной, как я и предполагала, увязались, в наглую увязались. Ушла, доехала до вокзала, сменила шапку, сняла две наклейки с куртки и превратилась из фанатки, у которой везде где можно и нельзя написано «Спартак чемпион», во вполне обычную девушку.

За две монеты класса «Б» дали 17 штук зеленью, интересно, сколько же действительно стоят остальные 5 штук класса «А»? До Лужников добралась и накупила косметики «Pupa». Блески для губ, туши, тени, помады, всё то чем красяться подруги и что они, обязательно, купят по таким ценам. Всем в автобусе на обратном пути в Краснодар напропалую хвасталась как я буду продавать у себя в школе косметику, какая я умная, и т.д. В общем, изображала из себя дурочку, благо есть с кого брать пример.

Двенадцать штук гринов, скатанных в рулоны, приятно холодили грудь, лифчик, на размер больше, был куплен заранее. В Москву ехала с корректорами, а обратно с зеленью на груди! А в целом поездка мне даже понравилась, особенно когда моя подружка Аня меня перед поездкой накрасила, под двадцатилетнюю. Неприятности, конечно, были, особенно когда эта пара уродов пыталась, подбежав сзади, меня схватить на выходе. Что делать в таких случаях скромной девушке? Берёте два баллончика газовых, засовываете руки под мышки и две струи назад. Затем бежите. Что делать если третий был чуть позади и не попал под струю, а теперь разозлённый бежит за вами с пером? Хорошо сбросить ему выносной рекламный стенд под ноги, потеряет равновесие или остановиться, считайте он ваш.

Я добежала до перекрёстка, уняла дыхание и села в заранее проплаченное такси, протянула водителю 50 баксов попросив мигом доставить на «Павелецкую». Обрадованный водила домчал быстрее ветра. Доехали нормально, пару раз его вызывали по рации, но он не дёргался, поэтому баллончики использовать не пришлось. Пару остановок на метро, потом опять такси, теперь до «Лужников». Шапка с эмблемой и наклейки уже давно почили к тому времени в урне. Вышла, поймала носильщика, протянула ему адрес магазинчика и полтинник, чтобы довёл и подождал. Доброжелательная кореянка, а может китаянка, неплохо лопотавшая по-русски, уже подготовила весь список заказанного утром товара, взяла доллары, проверяла их, улыбнулась мне и стала складывать покупки в сумку. Баул получился увесистым, я вышла, дала носильщику сотню и бумажку с номером краснодарского автобуса и его месторасположением. Паренёк споро погрузил баул на тачку, бросил мне «не отставать» и опять ринулся в толпу с криком «ноги, ноги!». Он разрезал до этого монолитную толпу, подобно ледоколу, а я бежала в его фарватере, по пути выбросив пакет из-под чипсов с газовыми баллончиками внутри. Через пятнадцать минут мы были на месте. Водила помог мне устроить груз, я вошла внутрь и в маленьком санузле смыла с рук засохшее мыло и немного расслабилась.

Думала я о приятном, а именно о том, что добыча оказалась ценнее, чем рассчитывала. Две мои монеты достались двум разным коллекционерам-перекупщикам, причём каждый взял бы и вторую, но я в долг не верила, а на предложение пройти домой ни как не реагировала. Так что та что похуже ушла за 8, та что получше за 9. Тот, который заплатил дороже, сунул первым мне свою визитку, сказав, что если есть такая же, но выше классом, то есть совсем без царапин, даст 20 штук, не задумываясь. Остальные, тут же напихали мне кучу номеров телефонов. Добрые дяди, но ведь кто-то же из них и стукнул, тем троим, за процент, ясное дело. Так что с визитками лучше не связываться, эти трое будут злы и хозяев телефонов убедят поделиться сведениями о следующей встрече.

Домой прибыла без осложнений, на «Вишнякова» поймала тачку и позвонила домой, так что из машины эту тяжесть пёр уже отец, бурча по дороге. Мол, не для того он крутиться, гранты получает, и нерадивых к знаниям студентов заставляет делиться с ним портретами американских президентов, чтобы родная дочь из себя челнока изображала. Для родителей у меня была версия, что основные деньги дали подруги в долг, за часть товара. Прибыль же я вроде как намереваюсь получить со старших классов. История прокатила, даже проверку устраивать не стали, а то, как намучилась делать себе на каникулах мнимый поход сотоварищи. Вот и родимый инет, любимый Рамблер. Ага, так я и думала, у того, который взял за 9 штук есть свой сайт. А в нём ссылки, на друзей, вот их мы сейчас и напряжём. Берём мобилу, ту, что с рук куплена, первый промах, а вот второй заинтересовался. Перезвонила через полчаса, когда он на сайте на монеты налюбовался. Вроде как выразил согласие взять пять монет за 120, но перед этим проверка на подлинность, за мой счёт – 600 баксов. У-у! Какие пошли люди недоверчивые, а, главное, жадные. Договорились через четыре недели возле антикварного, где есть прибор встретиться.

Альтернативная История. Российская Империя.
Февраль 1838.

О Русь, страна ты азиатская, как много сделал отец, чтобы армия твоя работала лишь на него, и лишь с помощью его дубовых германских опричников, которым он, зато, всецело доверял. Вчера пришлось дать фон Сименсу титул барона, намного раньше оговоренного. Юноша, странно правда так называть ровесника, да ещё почти на год тебя старше, в общем, Сименс выбрал правильную сторону, он верно посчитал, что щедрому сюзерену изменять негоже.

Значение телеграфа, кстати, мятежники оценили высоко, именно поэтому попытались склонить его начальника на свою сторону. А с кем им ещё говорить, не с Клейнмихелем же, тот удрал в свои поместья и носа оттуда не кажет, знает сволочь, что вор. Но его трогать не стал, вор он пока мелковатый, это он с Николаевской железной дороги в 40-х годах умудрился огромный гешефт снять. Подрядчики ему отстёгивали по 600000 рублей в год серебром. А пока он воровал по-божески, так что бог ему судья, в отставку и с глаз долой. Да и всех своих подельников честно заложил, да ещё до кучи тех о ком знал, что берут, и берут много. В общем, бюрократы-иностранцы, сиречь немцы, получили из пруссии послание, недвусмысленно намекающее на то, чтобы я повторил судьбу деда.

Сименс примчался ко мне с этой новостью, когда я отдыхал от трудов праведных. В который раз уже перечитывая неспешно французскую газету со статьёй о зверском убийстве при ограблении особняка опального русского барона Геккерна, его приёмного сына-любовника, а так же всех домочадцев. Молодец старик Тайлеран, одной ногой в могиле, а нос по ветру держит и намёки понимает с полуслова. Возбуждённого Сименса я выслушал и успокоил, приказал на вербовку соглашаться, во дворец пока не приходить, записки передавать мне через одного из слуг – агентов 3-го отделения.

Да, тут четырьмя пушками не обойтись, к счастью вариант считался возможным, и практические меры по профилактике подобных инцендентов уже принимались. Елена предложила название «минное поле» и я согласился, что сие похоже. Руководил организацией работ один из помощников генерала Шильдера, маскировалась вся система под освещение парка. Это, на первый взгляд декоративное творение, где несколько десятков газовых фонарей зажигались разом электрическим импульсом. Вскоре, как только мастерские сделают что-то похожее на электрическую лампочку, пусть даже по очень высокой цене, я намеривался освещать ночью весь парк. Вот только проводов было два, а рубильник второго провода находился в опочивальне. К вечеру из разрозненных фактов план заговора стал вчерне понятен, я даже решил помочь заговорщикам, пригласив всю мою ближайшую свиту на поздний ужин-совещание. Повод выбрал вызывающий, дарование Марии Ермоловой титула графини, за заслуги перед отечеством. Как стало известно, противнику удалось перетянуть на свою сторону трёх полковников, но только их самих, своим войскамони не доверяли полностью, посему они смогли лишь увести полки с пути заговорщиков. Набрать враги смогли чуть более трёх тысяч человек, но это были вояки опытные. Раз уж смогли подойти к зимнему дворцу, то отступать им было грех, тем более огонь по ним вели не более сотни ружей. На самом деле их было пятьдесят, всех отобрали добровольно, я попросил умереть их за отечество и за меня, пообещав позаботиться о родных. Они продержались достаточно, чтобы собрать на минном поле достаточную людскую массу, вне его осталось менее тысячи.

В кабинете, кроме нас, находился лишь молоденький полковой трубач, по моему сигналу труба заиграла, а соратники, как и было заранее оговорено, легли на пол и закрыли головы руками, то же самое происходило сейчас по всему дворцу. Доиграв, наш молодец подошёл к шторке, отодвинул её и дёрнул за рычаг. В это время во всех горящих фонарях открылась заслонка и, пропитанный порохом, шнур зажёгся от огня фонаря. Дальше огонёк побежал вниз по столбу, к его основанию, обложенному камнями. То есть после рывка за рычаг у трубача было, как минимум пять секунд, чтобы успеть лечь, но он лишь стоял и тупо смотрел на рычаг, не понимая, почему не было обещанного взрыва. На мой крик он, наконец, обернулся, и даже стал выполнять приказ, но не успел. Так он и остался в моей памяти молодым и глупым, упавши вниз лишь когда кусок стекла впился ему в горло. Как ни странно, эта потеря была для нас в тот день единственной. Пять сотен врагов, которые были не ранены, и в состоянии сражаться, были оглушены и напуганы, а также потеряли всякое желание воевать, позволив повязать себя трём сотням осетин.

Пленных отправляли прямиком в третье отделение, не ходячих добивали, нам нужны были крепкие рабочие руки на постройке железной дороги. Ведомые заранее отданными приказами уходили в ночь, в окружении полусотен эскорта, члены моей свиты. Я же, утомлённый подготовкой и ожиданием, уснул на отцовской походной кровати, приказав будить меня лишь при повторном штурме. Государственный механизм, если он запущен и смазан, позволяет моим помощникам обходиться и без меня, очень удобная система, умные люди её придумали, а в будущем отшлифовали.

Уснул, и как раз это самое будущее и увидел, чему не удивился, так как был уверен, что связь будет именно сегодня. Мы тепло поздоровались, ну прямо как императоры двух дружественных на сей момент государств, почти не имеющих претензий друг к другу, поэтому позволяющих себе радоваться чужим успехам, тем паче другие отвечают тем же. Ну, действительно, что нам делить, воевать мы не сможем при любых обстоятельствах, мы обречены на мир. Торговать нам есть чем, обмен таков, что информации хватит на долгие годы торга. Поэтому информации мы не жалели, выдавали друг другу, как только появлялась новая. Сегодня была подробная информация по пулемёту системы Гатлинга, более сложных систем нам пока не осилить. Первые несколько пулемётов мы надеялись изготовить ещё до операции «Щит». Я дал Елене новые координаты, но, к сожалению, на этот раз не на Кубани, а в Крыму. Координаты были одного из городищ, которое в мире Елены тамошние археологи только начали аккуратно раскапывать. Мои же молодцы грешили иногда поспешностью, но очень уж им хотелось заработать премии. Информацию я передал только потому, что они раскопали около пол пуда золотых украшений, ещё не раскопанных в будущем.

Елена меня поблагодарила, но этак сыто, уже наевшись находками, и заявила, что сначала надо продать то, что есть. Время у нас оставалось и, изучив ещё пару простых, но полезных технических новинок, разучили песню:

– Заезжий музыкант целуется с трубою,

– Пассажи по утра, так просто ни о чём.

– Он любит не тебя, опомнись, бог с тобою,

– Прижмись ко мне плечом, прижмись ко мне плечом.

Хорошая песня, душевная, и переделывать почти не пришлось, лишь «в гостинице у порта» и «номера сдают всего лишь по рублю», пришлось исправить, прямо на ходу и переделали.

Проснулся я в темноте, на неудобной отцовской койке, укрытый его же шинелью. Потом вспомнил вчерашний день, понял, что комната без окон и крикнул «света»! Света пришла в облике испуганного гвардейца с подсвечником. К счастью, бить меня этим грозным оружием он не стал, а лишь поставил свечи на стол. Я оправил себя и последовал в сопровождении охраны в кабинет. Там уже всё было убрано, стёкла заменены, кровь оттёрта, на столе лежала бумага и перья. в течение часа прилежно изображал из себя писца и, по-моему, всё переписал и зарисовал правильно. Взял гитару, позвал охрану, за неимением на данный момент других слушателей, и сыграл ей новую песню. Понравилось, ну, я и не сомневался.

Принял, после прочтения краткого Машиного отчёта о ночных арестах, генерала Скобелева, старый вояка страдал от старых ран, но держался бодро. Особым человеколюбием, если нужно для пользы дела, генерал не страдал, царю доверял, и переделал три своих имения в «Товарищества», как только того потребовали от госслужащих. Человек он был полезный, и я ему компенсировал уменьшения доходов от земли, не афишируя. Поняв веяния времени, он споро отчистил свои казематы и направил их, куда потребовал царь, то есть на железную дорогу. Строго отделяя зёрно от плевел он поставил дело на поток, направляя сюда так же и пойманных дезертиров. Иногда поставлял и ценные кадры для работы, например разбойника Тришку. Это был колоритный малый, этакий начинающий Степан Разин, но по некоторым чертам похожий на английского Робина Гуда. Теперь Тришка организовывает царские отряды близ Санкт-Петербурга. Точнее даже не управляет ими, а находят толкового командира среди местных. Окружающие помещики активно, но тихой сапой, противились этим нововведениям, но против таких вступал в силу вариант «сосед». Пока помещики пытались дотянуться до основных сил отряда, несколько самых умелых проникают в поместье и уводят всех крестьян. Людям объясняется теперешний принцип «хочешь свободы? Сдайся синемундирнику». Так что там, куда не успевала дотягиваться государева реакция, действовала хорошо организованная инициатива снизу. Постепенно прививал, пока только окрестным помещикам принцип – если кто хочет в бега – отпустить. На тех, кто был непонятлив, падал мой гнев, в образе Тришкиных «Царских отрядов». Дошла, например, до нас весть, что одна из смелых и языкастых дев в гареме одного помещика просит барина её отпустить, грозя Тришкой. Вместо воли её, конечно, крепко выпороли и в койку. А ведь был тот отставной генерал предупреждён молвой, был. Его потом на всю ночь разбойники отдали девам из гарема, страшное, говорят, было зрелище. Так что, постепенно, в сознание лояльных помещиков внедрялось понятие каждодневного Юрьевого дня. Да и число крестьян, которые хотели бы стать свободными, но оставить помещику дом, скарб, таких было пока не много.

Непосредственным начальником Тришки я поставил старого партизана Фигнера, из которого местами сыпался песок, но дело своё он знал. Репутация же у него с 12-го была, дай боже, бумаги на «товарищество» он подписал с радостью. Тогда он лишь спросил командование, что делать с пленными, так как их нечем кормить. На что ему было сказано, мол, данные личности явились сюда не на прогулку, делай с ними что хочешь. Приказ был понят философски-упрощённо, за всю войну начальство не нарадоволось, так как больше с такими проблемами Фигнер к нему не обращался. В послевоенные годы, вернувшиеся к почитанию всего вражеского, сибариты заклевали боевого партизана. Ах, мол. эти светочи свободы, они, мол, несли русскому народу такие великие идеалы, что могли безнаказанно ополовинить сей народ. Человек он был злопамятный и многие из его обидчиков, лишались своих крестьян в первую голову, повод найти можно было всегда. Пока это соответствовало генеральной линии, я позволял его личным делам вмешиваться в интересы общего дела. Но то, что партизан «Пленных Не Брать», теперь работал на меня, по словам Елены давало много плюсов моему нынешнему имиджу.

Надобно сказать, что ещё ночью, после отбитой атаки, Арсеньев занялся в отличии от других, не карательным делом, в коих я использовал моих приближенных, чтобы повязать их кровью, как Разин или Большевики из будущего в начальный период революции. Арсеньев отдал заранее подготовленные конверты Фельдъегерям, с вестями о новом разгроме мятежников, у уже к утру в путь отправились первые свежие газеты с детальным описанием провала новой попытки вернуться к прежнему. Истинных героев и творцов «Минного поля» генерала Шильдера и его помощника Стропушина щедро наградил, передав каждому по десять паёв в новых Товариществах, хозяев которых отправило на тот свет творение сиих инженеров. Их игрушки сработали идеально и чётко, так что и за подводные испытания и за запуски ракет от электричества на морозах я более нимало не опасался.

Отдельной проблемой для меня оставался дядя Михаил, Великий Князь, герой Польской компании, заманивший Инсургентов своим знаменитым двухдневным отступлением, и, как только капкан замкнулся, развернувший фронт, не щадя врагов. Вот только принципы у него были определённые, и менять он их не хотел. К счастью одним из принципов было не участвовать в заговоре против императора. Через день, после минного поля, я ходил с ним посреди развороченных груд земли, откуда пока убрали лишь тела, и мирно беседовал. Надо сказать, что со своими поместьями, щедрой рукой дарованными ему отцом, он расстался без сожаления, посчитав, что одной восьмой ему хватит, недвижимость в старой и новой столицах, а так же вклады в банки скрасили потерю. Надобно так же поставить ему в заслугу, что он, несомненно, знавший, или хотя бы догадывающийся о предстоящих событиях не допустил до участия в них ни кого из своих преподавателей или учеников. А нейтральные и хорошо подготовленные пушкари для меня сейчас важнее остального, хотя присматривать я за ним буду, не доложил он о заговоре зря. Наказать? Как, чтобы мягко? Ладно, потом сообразим.

Об этом я и предупредил Великого Князя, сказав, почему я это делаю. Да и вообще попенял ему неучастие в событиях на правильной, то есть моей стороне. Спросив у него, будут ли теперь кркстьяне-поляки поддерживать свои восстания, и сам же ответил, что очень долго нет. Сейчас возможны лишь такие мятежи, устраиваемые недовольной верхушкой, которую заставили подлиться. Крестьяне же, получив землю, почувствовав её своей, дадут урожай вчетверо, это я знал на примере из будущего, когда, после отмены крепостного права, хлынувшая на новые земли масса крестьян, подняла на южном Урале производство зерна более чем в три раза, без замены сельхозорудий и на тех же участках. Впервые в своей истории страна избавиться от пугачёвщины, потому как новых Пугачевых крестьяне не поддержат.

Я сказал дяде, что сегодня взоры тех. кто со мной устремлены на Царьград, но преграда между Стамбулом и нами, это те, кто сегодня близорук. За мнимым благолепием их мыслей могут скрываться будущие поражения державы, кою мне даровано богом вести за собой.

Загрузка...