Охотники на попаданцев

Глава 5 Провидица

– А куда поедешь, ваше высокородие? – спросил Никитин, когда кирасиры вышли из зала.

Он быстро глянул в окно, расположенное в стороне от двери, увидев там большой паровой трактор, к которому цеплялась телега. В оную солдаты заскочили, свесив с борта ноги, как деревенские жители, возвращающиеся с покоса, разве что сена или дров не хватало, а сам трактор с телегой был выкрашен в цвет хаки.

Я не ответил ему, оставив разъяснения напоследок.

– Охренеть, трактор на угле, – снова протянул он, прилипнув к маленьким стеклянным квадратикам, встроенным в мелкую решётку окна.

– На теплороде, – протянул я, поясняя сей вопрос и присев перед ящиком.

Пломбы стояли на том заводские.

– Так его же не существует, – повернувшись ко мне, произнёс Сашка.

– Это у вас его нет, – спокойно ответил я, взявшись за проволоку и начав её мочалить в пальцах, чтоб сломалась. Я не удивился вопросу, так как в моём родном мире, то есть мире моего альтер эго его тоже не было. – А у нас есть.

Пломба отлетела, и я поднял крышку, почуяв склонившегося рядом здоровяка. Внутри лежало шесть больших серых коробок, сделанных из алюминия и вытянутых в высоту. От этого они немного походили на спичечные коробки́, поставленные на торец. При тех же пропорциях приборы были в локоть высотой. Всего их оказалось шесть. Каждый весил по пять килограмм минимум. На верхней части располагались небольшие круговые переключатели с цифрами. Там же находилась обыкновенная телефонная трубка на витом шнуре, разве что маленькие защёлки не давали ей упасть при транспортировке. А ещё на них были петли для лямок от ранца для удобной переноски. Лямки сейчас лежали отдельно, свёрнутые в уголке. Командиры батальонов и штурмовых рот, а также важные чиновники и богатые купцы завсегда брали с собой плечистого молодца, дабы самим не утруждаться тяжестью. За теми парнями со временем приклеилось звучное прозвище «радилки».

– Радиостанции? – переспросил Никитин, а потом вздохнул.

Его непосредственность и нетактичность слегка нервировали.

– Не совсем. На, почитай.

Я протянул одну из книжиц, прилагающихся к приборам, на обложке которых изображалась эфирная антенна и тиснёное название: «Адресный прибор кодовой передачи эфирных волн».

Сашка открыл и быстро пролистал книжицу.

– Ламповый сотовый, – усмехнулся попаданец, – а мне здесь начинает нравиться. Просто звонилка без номеров в памяти, но всё равно круто.

– У вас сотовые тоже есть? – не поворачиваясь, спросил я, а потом потянулся за ещё одним прибором, отличавшимся от остальных.

При всём этом я ловил каждое его слово.

– Угу. Только у нас маленькие. Я не помню подробностей, но вот в ладошке точно размещались. Это чётко помню, – ответил Сашка, повернув левую ладонь и положив на неё закрытую книжицу.

При этом он водил по обложке пальцем так, словно размазывал масляную кляксу или пытался стереть букву. Он нахмурился, прикусил губу, явно пытаясь вспомнить подробности, и так же явно без результатов, но потом приободрился духом, и скорее всего не от прибора, а оттого, что утраченное воспоминание вернулось при встрече со знакомой вещью. Пусть не полностью, но вернулось.

– У нас они два года как пошли. А пятью годами ранее нашли простенькое устройство из вашего мира. При пробое ваши мелкосхемы выгорают, так что над проблемой уже давно и безрезультатно бьются инженеры и учёные. Максимум, что мы смогли собрать – это лампы и реле, но реле громоздкие. Лампы лучше. Тем более нам попался прибор с лампами. С очень совершенными лампами. У вас таких нет. Он был из смежного с вами мира. Но нам пришлось перенять именно их. Мы взяли концепцию двоичных ячеек связи и создали на лампах. Так проще. И наша промышленность была в состоянии произвести их почти сразу. Пусть не так много, как хотелось, но достаточно для того, чтоб начать оснащать полицию и армию, хотя бы одну на линейный батальон. И продавать состоятельным гражданам. Это военные модели. Ударопрочные, с более мощной батареей.

Я поглядел на весь этот большой ящик, а потом с лёгким недовольством на высокого, но щуплого оператора пробоя. Не потянет. После сего глянул на Никитина.

– Со мной поедешь. Буду тебя к нашему обществу приучать.

– Как собачку выгуливать?

– Нет. Делать из тебя боевого связиста-гренадёра. Всё, тащи вот этот и вот этот приборы в автомобиль, я пока подробности у барона узнаю…

Анна смотрела в окно, опершись прямыми руками в широкий подоконник. Если ещё чуть-чуть податься вперёд, то можно вообще подогнуть ноги и поболтать ими в воздухе. И хотя это весьма неприлично, она с удовольствием так сделала бы, будь наедине с собой.

А за окном промчался по брусчатке электрический экипаж-автомобиль, шурша высокими колёсами, расплёскивая брызги осеннего дождя по мостовой. Он проехал до конца улицы, а потом вернулся и остановился у парадных ворот. Жухлые листья, прилипшие к округлым булыжникам, трепетали на ветру, печалясь о тех временах, когда они были зелены и полны жизни.

Анна с тоской вглядывалась в серый вид за стеклом, вспоминая с грустью о тех временах, когда жила в Петербурге. Лишь такими пасмурными вечерами Новообск был похож на столицу Российской Империи, где она родилась и выросла, пребывая нынче в дальней губернии необъятной отчизны.

– Аннушка, – раздался за спиной девушки звонкий голос её подруги, – хватит печалиться в окно. Нам уже через четверть часа на лекционе должно быть. Господин Белужский ругаться будет, если опоздаем.

За спиной девушки послышался скрип петель шкафа, шуршание одежды и шелест тетрадных листов.

– Лиза, иду, – ответила Анна, не отрывая глаз от пейзажа за окном, наблюдая, как автомобиль остановился и из него вышел высокий мужчина лет тридцати в котелке, чёрном двубортном пальто и с зонтом в руках, упрятанных в чёрные же перчатки.

Мужчина подождал, пока из машины не появится здоровенный парень в серой солдатской шинели. Парень вытащил из салона большой эфирный передатчик, закинув лямку на правое плечо, придерживая рукой.

Мужчина покрутил рукоятки, снял с коробки передатчика трубку и приложил к уху. Что он мог сказать? В сущности, что угодно. Конечно же, первая фраза была чем-то навроде «Барышня, дайте мне Евлампию Семёновну Трутскую». Умная машина по эфирной волне передала слова на коммутатор, и телефонистка вызвала нужного человека. Впрочем, неважно. Господин разложил зонт и пошёл к воротам, не переставая разговаривать. Уже перед самыми воротами он развернулся и стал что-то недолго растолковывать помощнику.

Дворник Артемий, поклонившись в пояс, открыл калитку служебного входа в институт благородных девиц и предложил господину помочь с небольшим зонтом, дабы сопроводить до парадной двери в надежде, что его скромный труд оправдается хоть малой монетой, но важный мужчина даже не повернул голову к старому пропойце. Дворник дождался, когда господин с помощником отойдут подальше, а потом плюнул вслед, не опасаясь оплеухи и разносу.

– Аннушка, – снова окликнула девушку Елизавета, – я без тебя пошла.

Лиза подхватила небольшую сумку и умчалась, хлопнув дверью. И Анна, печально вздохнув, открыла нараспашку окно, в которое сразу залетело три больших бабочки. Порхающие насекомые слегка светились, но Анна как-то раз обмолвилась о таких же, и ей не поверили. Они вообще не увидели бабочек. Анна тогда зареклась рассказывать о таких мелочах, списывая на своё воображение.

Девушка с печальной улыбкой подняла руку, едва не коснувшись полыхающего небесно-голубым создания, а потом пошла за подругой, подобрав пару тетрадей и самописное перо, подаренное ей на день рождения одним кадетом, с которым она переписывалась ранее, и от которого уже год не было ни слуху ни духу. Анна как-то сразу поняла, что у него завелась девушка из близкого окружения, и на переписку не осталось ни времени, ни желания. Откуда возникала такая уверенность, она и сама не ведала, а вот о чём ведала, так это о том, что сейчас не хотела идти на занятие.

Длинные, хорошо освещённые коридоры с множеством дверей и высокими окнами в два света быстро промелькнули пред её невнимательным взглядом. Лишь однажды девушка остановилась перед большим зеркалом. На какое-то мгновение показалось, что там отразилась не Анна, а совсем другая. Она тоже была невысокого роста и светловолоса. Она выглядела почти так же, как и Анна, но всё же отличалась. Отличалась какой-то хмуростью во взгляде, страданием, какое мало кому выпадает. Даже показалось, что отражение сейчас выйдет из стекла и заговорит, предостерегая о будущем, или вцепится в руку, попытавшись утащить в зазеркалье, но через секунду наваждение пропало, и Анна вновь бежала по коридорам, выбросив из головы эту иллюзию.

Лекционный зал впустил её шумом девичьих голосов институток, готовящихся к речи преподавателя. Одни раскладывали тетради, другие обсуждали вчерашний день и это утро, столь же непримечательное, как и все до этого.

Анна села за свою парту в тот самый момент, когда по коридорам пронёсся дребезжащий звон механического колокольчика, призывающего к началу учебной пары. Сегодня первым стояло богословие, которое обычно вёл отец Фёдор, добродушный и пожилой человек. Но на этот раз в зал вошёл не только он. С ним появился тот самый высокий строгий мужчина, что приехал на электрическом автомобиле. Мужчина был, на взгляд Аннушки, достаточно красив. Немного подзагорелое правильное лицо с прямым носом и тонкими губами, соломенные волосы, голубые глаза и некая отчуждённость. Военная выправка соседствовала с цепким взглядом. А ещё в двери стоял высокий рыжий и веснушчатый солдат с носом-картошкой и тяжёлым подбородком, но при этом по-детски добродушной улыбкой. Отец Фёдор нервно косился на господина в чёрном сюртуке и откладывал начало лекциона, а меж девиц прошёлся шепоток.

– Лиза, – тихо позвала Анна свою подругу, сидящую на соседней парте, – я ничего не пропустила? Ничего не говорили про этого господина?

– Нет, – шёпотом ответила та.

Меж тем незнакомец достал из кармана небольшую записную книжку с золочёным переплётом и раскрыл на середине, а потом сделал полоборота к помощнику, негромко сказав: «Жми вот эту красную». После господин внимательно и сосредоточенно уставился в зал, разглядывая каждую девицу с таким видом, словно выбирал рыбу на леднике у торговцев, мол, свежая, или протухла, на сколько фунтов весом будет, стыдно ли её подавать ко столу или нет.

Аннушка почувствовала, как в глазах возникла странная резь, отчего сами собой побежали слёзы.

Кто-то со стоном упал на проход из-за задней парты.

– Лекаря! – раздался крик. – Сонечке Разумовской дурно.

В зале поднялся шум, но Аннушка не в силах была отвернуться от господ. Ей даже казалось, что воздух наполнился не то тополиным пухом, не то снежной пылью.

– Тишину, барышни! – заговорил отец Фёдор, как всегда, называя подопечных по-светски барышнями, сударынями или девицами вместо «дочери мои», как полагалось. – Соблюдайте тишину! Лекарь сейчас будет.

Вскорости всё закончилось, и Анна вытерла слёзы, успев заметить, что тихий господин быстро чиркнул грифелем в своей книжке и вышел, пропустив в зал невысокого толстого доктора Гарлика и графиню Санникову, которая шефствовала над институтом, даму статную и всегда суровую лицом в свои сорок два года, и откровенно говоря, стервозную нравом. Доктор привёл Разумовскую в чувство, дав нюхнуть нашатыря, а потом деликатно помог подняться и сесть на своё место.

– Занятия на сегодня отменяются, – громко и властно произнесла графиня, – всем воспитанницам срочно надлежит убыть по своим комнатам. Покидать здание института строжайше запрещаю, кто посмеет ослушаться, исключу, невзирая на титулы и заслуги!

– Пойдём быстрее, Аннушка, – позвала Лиза, – а то опять тебя ждать, копуша.

– Это ты всегда торопишься, – тихо огрызнулась Анна. – За тобой не то что мне не угнаться, но и всем остальным.

– А что ждать-то?

– Ну разве не интересно, что это за господин, и чего ему нужно было?

– Ну, был и был. Так надо, видимо, – картинно закатив глаза, ответила Лиза.

– И Соня тоже просто так упала? – не унималась Анна.

– Переволновалась поди. Она вечно мнит, что папенька её решил забрать домой. Вот наверняка и сейчас могла подумать, что человек от батюшки за ней пришёл, а там прощай институт и срочно замуж за первого встречного. Он у неё самодур и хочет в кратчайшие сроки наследника, которому мог бы передать свою захудалую факторию. Матушки-то у ней нету, преставилась в позапрошлом году, когда паровоз с рельсов сошёл. Ну, ты помнишь.

– Не похоже.

– Да не всё ли равно? – снова затараторила Лиза. – Пойдём.

Она схватила Анну за руку и потащила шумными коридорами, которыми они час назад шли на занятие, мимо высоких окон в два света, кадушек с заморскими пальмами и многочисленных портретов маслом и светописью. Среди них особо выделялась императорская чета. Император Михаил Александрович, принявший трон после внезапной кончины своего брата Николая, по-отечески строго взирал на своих подданных, а императрица старательно изображала улыбку Джоконды.

Корпус с жилыми нумерами соединялся застеклёнными переходами с остальными зданиями, отчего не имелось нужды выбегать на улицу и мокнуть под серым дождём. Институт был престижным заведением, и на него выделялись из казны довольно большие суммы для обустройства и обучения тех, кто по табелю имел право на бесплатное место. Те, кто занимались за свой счёт, платили немало, но зато родители девушек могли быть уверены в хорошем образовании и воспитании своих чад, что гарантировало при дополнительных вложениях недурную работу, например, при губернаторской резиденции, или удачную партию в браке.

Анна с подругой быстро вошли в комнату, и Лиза, едва сбросив туфли на низком каблуке, которые по уставу заведения носили все барышни, сразу подскочила к настольной электрической счётно-связной машине. Лиза была из богатой семьи, и её отец мог позволить купить такую.

– Николаша письмецо прислал, – радостно воскликнула она, а потом нажала клавишу, отчего устройство, похожее на электрическую печатную машинку, и стоящее рядом с гудящим логическими лампами громоздким вычислителем, начало стучать рычажками по серо-жёлтой бумажной ленте, оставляя на той тёмно-синие буквы.

Прочитав через плечо заголовок «Дражайшая моя Елизовета», Анна, не раздеваясь, легла на заправленную кровать, подложив руки под голову.

Загадочно всё это, думалось ей, и господин этот, и обморок Сонечки. Она, конечно, была замкнута, но малахольной никогда, наоборот, всегда настроена по-боевому.

Внезапно в дверь постучали. Анна глянула на Лизу, не обращавшую внимания решительно ни на что, даже если в неё воткнуть швейную иглу, а потом вздохнула и встала, поправив кровать и серое уставное платьице с белым передником.

– Не заперто!

Дверь отворилась и в комнатушку зашла графиня Санникова собственной персоной, а за ней проследовал тот самый мужчина из прерванного лекциона.

– Ваше сиятельство, – поприветствовали знатную особу лёгким приседом девушки, при этом Лиза старалась заслонить собой печатающую машинку, всё ещё отбивающую текст.

Но графиня лишь слегка озабоченно смерила девушку взглядом, а потом пытливо уставилась на Анну.

Слово взял её странный компаньон, обратившись к соседке. Он прищурился и, прежде чем заговорить, стал в упор разглядывать девушку, отчего ей сделалось не по себе. Казалось, он мог видеть сокрытое. Казалось, он обладал какой-то сверхъестественной силой и мог повелевать ей. Голос у мужчины был сильный, хотя говорил он негромко. Такой если грозно рявкнет, то мало не покажется.

Анна исподлобья смотрела на господина в ответ, и перед её взглядом почему-то на секунду мимолётным мороком встал какой-то азиат, не то калмык, не то киргиз. И едва слышное эхо громкого крика: «Пшли вон!».

Странно это.

– Сударыня, я был бы признателен, если вы оставите нас наедине, – обратился он к смущённой до неприличия Лизе.

Та поджала губы и бросила взгляд на аппарат, с которого свисала длинная лента печатного письма.

– Сударыня, – продолжил господин с улыбкой, – я уверяю вас, что умею хранить секреты.

Графиня зло стрельнула на подопечную взглядом, и та выскочила, побледнев и даже не обувшись.

– Ваше сиятельство, я вас тоже нижайше прошу удалиться, – с почтительным наклоном головы произнёс странный человек.

– Хорошо, – ответила Санникова, с явным недовольством повернувшись к двери.

Когда она вышла, господин присел на стул и жестом предложил Анне сделать то же самое. Но девушка опустилась на край кровати, а не на стул, не желая идти на уступку, но всё же придя к некоторому компромиссу с вежливостью. Почему-то это ей показалось важным.

– Анна Дмитриевна Кукушкина, – начал тот официальным тоном, – поправьте меня, если буду ошибаться. Двадцать один год. Дочь Дмитрия Семёновича Кукушкина, инженера-мостостроителя, и Марии Карповны Кукушкиной, урождённой Баковской. Матушка ваша, к сожалению и прискорбию, покинула наш мир, скончавшись от простудной лихорадки пять лет назад. С батюшкой вы не общаетесь, так как он давно разошёлся с вашей тогда ещё живой матушкой. Вам три года в ту пору, если не ошибаюсь, было. Единственное, что он делает, так это регулярно пересылает небольшие денежные средства на разные расходы. Занимаетесь вы прилежно на пятом году обучения, не имея плохих баллов. Через неделю выпуск. Есть отметка, что хотите устроиться по окончании заведения в инженерную контору, так как вычислительную машину освоили, и можете без проблем набирать тексты в устройства памяти, проводить различные расчёты посредством ламповой машины. Даже можете провести простейший ремонт.

Он замолчал, выжидающе глядя на Анну, но девушка только хмуро пялилась в ответ.

– Скучное видится будущее, – продолжил мужчина, не дождавшись ответа. – Маленькая квартирка с одиноким котом, скромное жалование, с которого вы толком не сможете откладывать сбережения, поздний брак с нелюбимым человеком, за коего выскочите, боясь встретить одинокую старость, и вцепитесь в бедолагу, как в спасательный круг.

Гость поднял бровь.

– А не хотите ли что-то поинтереснее?

– Вы кто? – строго спросила Анна, поступив, как не подобает воспитаннице института благородных девиц, не отводила взгляда от спрятавшегося за маской неспешной любезности дикого и яростного зверя.

Ей казалось, что глаза человека вот-вот превратятся в жёлтые, волчьи. В нем чуялось что-то чуждое этому миру.

– Коллежский асессор Тернский Евгений Тимофеевич. Я из тайной канцелярии его императорского величества.

– Шпионкой… хотите сделать? – слегка заикнувшись от растерянности, спросила Анна.

– Да Бог с вами, сударыня. Всё куда проще и интереснее.

Не спрашивая разрешения, Тернский достал небольшую газоразрядную лампу. Лампа была полностью прозрачна, как больничная, разве что в стекло впаяна тонкая, как паутинка, серебристая проволочка, опутывающая пустоту по частой спирали. Господин поднял лампу, словно кулон на цепочке. Вот только по стенкам лампы изнутри прыгал крохотный, прозрачный, как клок тумана, лягушонок, которому нитками пришили мышиные ушки и хвост. Лягушонок быстро-быстро моргал чёрными глазками и искал выход.

– Что вы видите?

– То, что вы животину мучаете и уродуете.

– Никого я не мучаю. Он такой и есть, – улыбнулся господин.

– Таких не бывает.

– Бывает. Этот мелкий таёжный дух называется леснянкой. Он совершенно безвредный, – ответил господин и тут же перевёл тему разговора в другое русло. – Вы ведь созерцаете порой то, что недоступно другим. Вас матушка-природа наградила весьма специфическим талантом видеть потусторонний мир, и мы хотим предложить работу, связанную с вашим даром. У вас будет время подумать над согласием до самого окончания обучения в институте, то есть, целая неделя. Соответствующая рекомендация будет выслана, и вот, – господин из тайной канцелярии протянул небольшой листок, – мой личный номер телефона и дополнительное кодовое слово для связи.

Девушка сжала листик в руках и задумалась. Ей было боязно и интересно в одно и то же мгновение. Перед глазами стоял опостылевший институт, тусклая перспектива обивания порогов столичных учреждений. По щеке пробежала несуществующая слеза одиночества и оборванных мечтаний и тень сумасшедшего дома.

– Я подумаю, – ответила она, отвернувшись от господина.

Взгляд её упал на Лизино зеркало, стоящее на подставочке рядом со связной машиной. В зеркале едва заметным бликом промелькнула большая чёрная ворона, быстро сменившаяся сперва рыцарем в сияющих доспехах, потом десятком дикарей с ружьями и в расписных масках, и наконец, едва уловимым заревом пылающего города.

Анна тряхнула головой, отгоняя видения, и посмотрела на господина Тернского.

– А что такое идемони? – неожиданно для самой себя спросила она.

Господин вздрогнул, а потом его губы медленно растянулись в улыбке. От этого он стал похож на охотника, выследившего богатую дичь.

– Вы приходи́те, – тепло произнёс Тернский, вставая со стула. – Я вас очень сильно буду ждать.