На последующих четырех сафари, в которых Ки Йенси принял участие вместе с Охотниками Това Бурки, не происходило столь беспокойных инцидентов, как в ту первую вылазку. Его представления о времени смешались, каждый день превратился просто в отрезок времени, состоящий из работы и сна или, когда выпадала такая возможность, пьянства, песен и обмена историями в лагере вечерком. В промежутках между сафари, случалось, выпадала возможность отдохнуть и приволокнуться за женщинами в кабаках и тавернах каменно-глиняного городка Буркхольм, раскинувшегося под сумрачным замком Това Бурки. Йенси получал свою долю развлечений, однако делал это, как лунатик, усыпляемый предательской нереальностью отдыха на фоне полной случайностей реальности своего нового образа жизни.
Олан, несмотря на более высокое свое положение, как второго главы загонщиков, продолжал оставаться хорошим товарищем, наслаждающимся и азартом охоты, и охотой другого рода, которой они предавались в веселых кварталах города. Биение жизни в городке было насыщенным и быстрым, и каждый человек, будь он мужчина, женщина или ребенок, прекрасно сознавал, что все в его жизни вращается вокруг охоты. Без нее, без имущества и денег, поступавших в качестве гонораров, жители Буркхольма обеднели бы и оказались обречены на обычный круговорот крестьянской жизни.
В охотах принимал участие очень странный набор людей. Несомненно, богатые, развращенные, стремящиеся развеять скуку охотой на большую дичь, они могли найти все, чего желали и более того среди Охотников Джундагая. Одежда и оружие клиентов, их образ жизни красноречиво свидетельствовали, насколько их обычаи и мораль отличаются от свойственных населению Джундагая. Гордыня Охотников возбуждала ответную гордость во всех, кто был с ними связан, так что неудивительно, что Йенси втянулся в подсчеты последних охотничьих трофеев, сравнение длин рогов и шипов, прикрепление голов к доскам. Охота была для него теперь таким же всеобъемлющим образом жизни, как и для Охотников Джундагая. Он получил продвижение по службе — стал загонщиком шестого разряда и получил короткое копье, выглядевшее так, будто готово сломаться при первом же использовании. Однако Йенси носил его с гордостью, как символ первого своего шага вверх по служебной лестнице. Он смутно сознавал, что подвергается постепенной промывке мозгов, но оставался к этому безразличен. Мысли о Земле отходили на дальний план. Он даже забывал снимать переводчик в присутствии Охотников и их клиентов на случай, если окажется, что кто-нибудь из этих мордастых людей в дорогой одежде и с винтовками штучного изготовления прибыл сюда с его родной Земли. Пару раз он вспоминал Роки и гадал, сколь сильно этот несостоявшийся белый охотник хотел бы поменяться с ним местами. Про Джорин и Зельду он вспоминал нечасто. Поглощенный этим новым, отнимающим все силы образом жизни, Йенси вспоминал, как еще в Нью-Йорке он постепенно менял свое отношение к охоте. После самых первых оживленных разговоров с Роки об африканских сафари его охватывала дрожь. Сама мысль о том, чтобы стрелять и убивать животных вызывала у него тошноту. Его представления о стрельбе, как о спорте, сводились к стрельбе по мишени и интересу к оружию; он был воспитан в отвращении к убийству животных. Здесь же он видел, что если этих гигантских и гротескных джундагайских чудовищ не держать под контролем, они разорят всю страну, станут уничтожать деревни и живущее в них население, ищущее защиты у Охотников Джундагая. Животные наподобие ку-эмлаха, иккра, загрида и быко-питона ничем не напоминали животных, на которых охотились на Земле: прекрасных оленей и лосей, вольных диких уток. Их истребение поныне казалось Йенси ужасным. Однако глядя, как стреляют в загрида и зная, какие бедствия может принести это несимпатичное чудовище мирной крестьянской общине, он уже не испытывал подобных сантиментов.
Если бы не Охотники, с Джундагаем, как с местом обитания человеческих существ было бы покончено. А тот факт, что Охотники извлекали из этого выгоду и этим жили, казался чрезвычайно справедливым новому Ки Йенси — загонщику шестого разряда.
В промежутках между сафари Олан любил показывать Йенси город. Хотя, как говаривал себе Йенси с насмешливой терпеливостью, которой с Оланом не делился, смотреть-то было особенно не на что. Обычно их маршрут оканчивался в таверне, называвшейся «Загрид и Зеноша». Что такое Загрид, Йенси теперь знал отлично, а про Зеношу не спрашивал. Они сидели на чисто выскобленных сосновых скамьях, смотрели на девушку, которая плясала, подпрыгивая и щелкая кастаньетами в вихре разноцветных вуалей, словно в морской пене, и Йенси начали приходить в голову всякие мысли. Девушка все постреливала в его сторону глазками, а это всегда многообещающее начало. На следующее утро Йенси проснулся в казармах загонщиков, на своей продавленной койке, занимавшей предписанные уставом двадцать квадратных футов пола, с довольно туманными представлениями о том, что случилось вчера вечером. Он умылся, без аппетита съел завтрак и принялся мечтать о том времени, когда станет загонщиком четвертого класса и сможет ночевать не в казармах, а в гостинице. Что же, черт подери, было прошедшей ночью? Эта плясавшая девушка… Йенси вышел во двор, щурясь на солнечный свет, и как раз собирался свернуть в прохладу, в тенечек, когда по двору прошел Олан, огибая столы со снаряжением и направляясь прямо к нему. Вид у Олана был странный.
— Не знаю, как это ты ухитрился, Ки, — начал он.
— О нет, — простонал Йенси. — Чего это я ухитрился?
Олан отвел его в сторонку, подальше от утренней суматохи (загонщики готовились к предстоящему сафари). Они все чистили, полировали, смазывали и подготавливали снаряжение для лагеря. Лагерная команда состояла из простых слуг.
— Поступил приказ от Тая Бурки. Ты должен явиться — притом немедленно — к госпоже Каллипсии Кольтманн из Бурнташа. Принарядись и отправляйся на ее виллу в Клиентовском Ряду.
— Как это?
— Я уже сказал. Давай, Ки, поторапливайся. Очень плохо заставлять клиента ждать, и еще хуже заставлять ждать Охотника.
— Калли… как бишь ее?
— Каллипсия Кольтманн.
Лицо Олана расколола похожая на трещину улыбка. Его лицо, густо заросшее бородой, не было более волосатым, чем лицо самого Йенси. Не имея в своем распоряжении достойной бритвы из нержавеющей стали, Йенси бритье вообще бросил. Одна из его подружек время от времени подравнивала ему бороду и усы.
— Я не знаю…
— Отправляйся туда, Ки. Живо!
Йенси надел свою лучшую коричневую рубашку, затянул потуже кожаный ремень, расправил мягкую кожаную юбку-фартук, взял свое копьецо и рысцой выбежал наружу. Олан заорал ему вслед:
— Клянусь Куанчи, Ки! Вот теперь ты в норме!
Перед западной городской стеной, за воротами Фатма, ведущая туда дорога была снабжена покрытием и обсажена с обеих сторон рядами широколиственных деревьев, за которыми стояли виллы самых разнообразных архитектурных стилей. Здесь не ослабевало движение на ванках и куорнах, вперемешку с экипажами, происходившими, должно быть, из самых разнообразных Измерений, включая Землю, ибо Йенси попадались «Лендроверы» и «Понтиаки», «Форды» и «Моррисы», разъезжающие туда и сюда по делам своих хозяев. Он разыскал нужный адрес и вошел в разукрашенные ворота.
Охранник в кольчуге и с американским «Энфилдом 30/06» модели 1917-го года привычно обыскал его. Низенький пухлый человечек, обладавший двумя, помимо брюха, выдающимися чертами: огромным дрожащим носом и ярко сверкающим, так что глаза резало, кушаком, играющим всеми красками павлиньего хвоста, вышел навстречу Йенси и провел его между колоннами, вверх по мраморным ступеням.
— Поспешите, Йенси, поспешите. Моя госпожа не любит, когда ее заставляют ждать.
Следуя за коротышкой, проворно перебиравшим пухлыми ножками, Йенси чуть ли не рысью спешил вперед, чувствуя себя здесь положительно неуместным.
— Я Хашим, домоправитель. Ты должен со мной обращаться уважительно.
Йенси не отвечал, сберегая дыхание для ходьбы. За высокой, инкрустированной золотом дверью человек с орлиным лицом, одетый в белую куртку и черные штаны, заправленные в блестящие сапоги и державший оружие, которого Йенси не опознал, освободил его от копья. Обернувшись своим свирепым лицом к двери, этот страж распахнул ее. Хашим, а вслед за ним Йенси прошли внутрь.
Комната удивила Йенси. Мягкие ковры покрывали мраморный пол, между изящных колонн были расставлены статуи, невидимые вентиляторы гнали прохладный воздух, а элегантные столы и кресла указывали, что эта комната предназначена производить впечатление. Йенси из принципа остался равнодушен. Зато большое впечатление произвела на него женщина, поднявшаяся с шезлонга и направившаяся к нему навстречу. Она была одета в элегантную пару изумрудного цвета, юбка очень скромного покроя достигала середины икр. Белые руки блестели драгоценными украшениями. Высоко уложенные волосы цвета воронова крыла выдавали личную разработку парикмахера. В общем, самая несомненная жена какого-нибудь магната прямиком из великосветского календаря, рожденная для роскоши, наследница миллионов, замужем за таким же богатеем.
— Ну, Йенси, ты заставляешь себя ждать, — произнесла она знакомым высоким и пронзительным голосом.
— Э-хм, — отозвался Йенси.
Теперь он ее узнал. Лана. Та дама, которую он вытащил из-под бревна и которой досталась вся честь за его тройной выстрел по глазам зверя. Она ведь даже его не поблагодарила. Лана помахала рукой Хашиму, который поклонился и отбыл. Исчезновение домоправителя было таким внезапным и полным, что Йенси какое-то мгновение раздумывал, не отбыл ли он сквозь Врата в иное измерение.
Госпожа Каллипсия Кольтманн негромко засмеялась.
— Мои приказы хорошо исполняются, Йенси. Иди, сядь сюда, — она похлопала по сиденью кресла, стоявшего в двух шагах от ее шезлонга. Когда он осторожно сел, хозяйка дома вновь устроилась на шезлонге в кошачьей позе. — После того последнего сафари я сижу дома. Муж прислал мне на подпись несколько утомительных бумаг и я воспользовалась этой возможностью, чтобы купить новое оружие. Мне не понравились ощущения, которые я испытала под тем бревном, а куэмлах бежал вверх по склону.
— Точно так же и мне.
Дама улыбнулась улыбкой, лишь едва потревожившей косметику вокруг рта.
— Ты должен называть меня госпожой.
— Конечно. Я просто хотел бы знать, для чего вы пожелали меня увидеть…
— Это просто. Я родом из такого места… впрочем, ты не поймешь. Я охочусь здесь, чтобы расслабиться и получить удовольствие. Я никак не ожидала оказаться под бревном. Мой муж всегда очень занят своими собственными делами — он управляет корпорацией… ты не поймешь…
— А вы попробуйте объяснить.
Три крошечные вертикальные морщинки между ее бровями разгладились. Очевидно, она оставила попытки добиться от Йенси, чтобы он называл ее госпожой, а это кое-что значило. В душе Йенси начало закипать удовольствие.
— У меня сразу сложилось впечатление, что ты не такой, как другие загонщики. У меня есть причины доверять своим инстинктам, — она потянулась и Йенси не опустил глаз. — Мой муж — очень важный человек и у него много важных деловых обязанностей. Я часто бываю предоставлена для развлечений самой себе.
Ки Йенси начал приходить к определенным выводам и надеялся в тот момент, что он ошибается.
— Мне понравилось, как ты себя ведешь. Я решила взять тебя к себе на службу в качестве оруженосца. С Товом Буркой мы договорились. Он был польщен, — дама улыбнулась, на сей раз уже совсем другой улыбкой. — Ты будешь носить мои ружья, Йенси, и получать приказы будешь непосредственно от меня.
— Э, ну, это…
— И запомни! Когда мы находимся в присутствии кого-то еще, неважно, кого именно, обращайся ко мне с уважением, которого требует мой ранг. Я — госпожа Лана Каллипсия Кольтманн из Бурнташа. Ты будешь называть меня «госпожа» или «владычица Бурнташа». Ясно?
— Да, — ответил Йенси. — А как мне вас называть, когда мы одни?
Лана потянулась к кнопке звонка, вделанной в подлокотник шезлонга и за несколько секунд до того, как Хашим выскочил, как чертик из бутылки, ответила:
— Это мы выясним, когда настанет время, — и добавила, уже обращаясь к кланяющемуся Хашиму:
— Отведи Йенси в оружейную и скажи Борозу, чтобы исполнил мои приказы до последней буквы.
Последнее, что увидел Йенси, выходя, была госпожа Лана Кольтманн, закуривающая самую большую сигару за пределами Кубы.