Охота на удачу

Глава шестая ПОИСК СИЛЫ

Когда кирпичный коридор резко превратился в бетонную трубу, в конце которой замаячил свет, стало понятно, что выход недалеко. Покойный Некрополит не обманул, идти пришлось все время прямо, никаких ответвлений или рукавов не было. Сделав несколько шагов, Герка обернулся, чтобы проверить одну догадку. Как он и ожидал, заводского коридора за спиной не оказалось. Лишь округлые шершавые стенки — естественное продолжение бетонной трубы, которая с этой стороны тоже заканчивалась светлым пятном выхода. Под ногами проворно струилась вода, вполне себе полноводный ручей, легко перетаскивающий с места на место довольно крупный мусор: пластиковые бутылки, обломки веток, вымокшие сигаретные пачки. А когда над головой прогрохотало нечто огромное, заставившее задрожать сводчатый потолок, Воронцов догадался, куда привел их коридор Горелого Цеха. Несмотря на то, что юноша устал от всевозможной чертовщины, он все же испытал небольшое разочарование, ведь вряд ли можно найти более прозаичное место, чем водоотводный тоннель под шоссе.

Вода поднималась сантиметров на десять выше щиколоток, но мокрые ноги наших беглецов уже не беспокоили. В любом походе, в любом путешествии рано или поздно (но при этом всегда неизбежно) наступает момент, когда становится все равно. Наступает некий абсолют пофигизма, делающий разбитую дорогу более сносной, а дрянную погоду — менее дрянной. Дождь пропитал твою одежду насквозь? Неудобная обувь натерла на твоих пятках мозоли размером с грецкий орех? Лямки рюкзака врезаются в плечи, точно тонкие острые лезвия? Плевать! Защитный механизм включен, и теперь ты сможешь на какое-то время забыть обо всех неудобствах. Мокрые ноги можно потерпеть. В конце концов, что такое легкая простуда в сравнении с чудом сохраненной жизнью?

У самого выхода солнце безжалостно ударило ребят по глазам. За время их отсутствия светило и не думало сбавлять обороты, жаря с утроенной силой. Небо сбрило кучерявые тучи, и теперь вновь сияло свежей синевой, лишь кое-где запачканной пеной облаков. Герка чувствовал себя кротом, безмятежно рывшим тоннель и внезапно выпавшим на бескрайнюю лазурную сковородку. Щурясь от нестерпимо яркого света, прикрывая глаза козырьком ладони, Воронцов украдкой разглядывал Лилю. Увиденное не радовало. Если сам он выглядел хотя бы вполовину так же непрезентабельно, как его спутница, то им обоим прямая дорога на городскую свалку, перетряхивать горы мусора в поисках пластика, картона и жестяных банок. Впрочем, Герка без зеркала знал, что выглядит гораздо хуже. Весь в синяках и царапинах, растрепанный, грязный, в драных шортах и воняющей мертвечиной майке, перепачканной копотью Горелого Цеха, — тот еще красавец!

Проморгавшись, юноша огляделся. Судя по плитке, вымостившей вход в трубу, полосатым столбикам и ровному грунту обочины, они находились на проходящей мимо Сумеречей федеральной трассе. Из всех окрестных дорог только одна она ремонтировалась регулярно. К счастью, царапающая небо уродливая стела с названием города служила превосходным ориентиром, намекающим, что до частного сектора Сумеречей не больше трех километров на север. Поднявшись по насыпи на истекающее битумом дорожное полотно, путники неторопливо пошагали в сторону скрытых за деревьями домов. Болели натруженные ноги, урчал пустой желудок, в кедах противно хлюпало. Герка понимал, что у Лили те же самые проблемы, и, по идее, сейчас он, как мужчина, должен предложить план дальнейших действий… Но образовавшийся в голове вакуум отказывался порождать хоть какие-нибудь мысли.

— Что теперь делать-то будем? — возвращаясь к роли ведомого, спросил Воронцов. — И вообще, куда теперь?

Чумазая физиономия Лили разъехалась в хитрющей улыбке. Озорно звякнули бесчисленные серьги, довольно подмигивающие солнцу.

— Ты не поверишь!

Герка действительно не поверил.

Тащиться до города на своих двоих не пришлось. Уже метров через двести их подобрал болотного цвета «УАЗ» «буханка» с угрюмым неразговорчивым усачом за рулем. Как нетрудно догадаться, идея «застопить» машину принадлежала Лиле. Но «голосовал» при этом, как ни странно, Герка.

— Ты чего, никогда «стопом» не ездил? — притворно удивлялась девушка. — Самое время начать! Кто «стопом» до двадцати лет не ездил, тот сердца не имеет! Это же просто — поднял руку, палец оттопырил, и р-р-р-раз!

Игнорируя показательные выступления панкушки, мимо с грохотом промчался пустой лесовоз. Следом с таким же нулевым интересом пролетела убитая зеленая «Волга». Кажущаяся простота улетучилась, зацепившись за ее погнутый бампер. Герка вообще не верил, что кто-то в здравом уме решится подобрать двух явных оборванцев. Как минимум побоятся испачкать обивку, как максимум примут за опасных наркоманов. Однако Лиля с ним категорически не согласилась.

— Это потому, что я «голосую», — пояснила она. — У меня твоего везения нет, а значит, шансов не больше, чем у простого смертного. А ты вот зря в свою удачу не веришь. Ее ведь и обидеть можно. Так что давай не кобенься…

Герка, собственно, особенно и не кобенился. Действительно, чего тут сложного? Палец оттопырил, и р-р-р-раз… К бескрайнему удивлению Воронцова, первая же идущая по трассе машина послушно прижалась к обочине, дожидаясь невольных автостопщиков. Справедливости ради стоит отметить, что водитель «буханки», в жизни никого не подвозивший бесплатно, удивился ничуть не меньше. И все же, когда чумазые, как черти, воняющие каким-то дерьмом хиппи влезли в салон его «УАЗа», шофер не велел им убираться к такой-то матери, не обложил сочными матюгами… черт возьми! Да он даже денег не потребовал! Лишь буркнул через плечо неразборчивое уточнение адреса, тут же надавив на педаль газа. Зеркало заднего вида отразило довольную мордашку и грязные пучки разноцветных волос. Открыто улыбнувшись, девчонка подмигнула водителю, но ответной улыбки не дождалась. Отчего-то ее дружелюбие вызывало у немолодого шофера изжогу и желание поскорее избавиться от странной парочки. А парочка тем временем, с удобством разместившись среди рыбацких снастей, активно о чем-то шушукалась. Странно, но шофер поймал себя на мысли, что ему совершенно неинтересно, что обсуждают эти чумазые малолетки. Мелькнула даже мысль, что так будет безопаснее.

— Видал, как прет! — Лиля восхищенно цокнула языком. — Ты хоть понимаешь, какая это удача, что нас подобрали в таком виде?

— Совпадение, — вяло попытался сопротивляться Воронцов.

— Правильно! Совпадение и есть. Но совпадение, Гера, это цепочка счастливых случайностей, приведших к нужному результату! Твоя удача работает, понимаешь? Вовсю работает, а ты ей платишь неверием! Какая же ты скотина неблагодарная, с ума сойти! Вот так ловишь удачу, ловишь, а она берет и, как последняя шлюха, отдается тому, кто даже не понимает ее ценности! И как жить с таким западлом?!

Герка пожал плечами. Откуда ему, влезшему в эту кашу чуть меньше двух дней назад, знать, как живут с такой несправедливостью люди вроде Лили?

— Ты вот о чем подумай, Герка, — девушка наконец перестала накручивать саму себя и вернулась к наставлениям. — Ты уже дважды выходил невредимым из таких безумных, по-настоящему опасных ситуаций, где погибнуть — все равно, что на асфальт плюнуть! Просто и без видимых усилий. И даже ни на секунду не задумался, отчего это тебе так везет? Так вот, чем быстрее ты поймешь и примешь очевидные факты, тем с большей отдачей будет работать твоя удача. Понял?

Герка хотел кивнуть, мол, понял все, спасибо, учитель. Но «буханка», скрипя тормозами, резко остановилась, и водитель, впервые полностью повернувшись к своим пассажирам, недружелюбно рявкнул:

— Выметайтесь, приехали!

Поочередно кивнув в знак благодарности, юноша и девушка спрыгнули на потрескавшийся асфальт. Машина тут же рванула с места, окутав ребят пыльным облаком, резко пахнущим бензином пополам с машинным маслом. С любопытством оглядевшись по сторонам, Герка сразу узнал место. Лиля не шутила. Они действительно приехали в Центральную городскую библиотеку.

Здание главного книгохранилища Сумеречей носило явственный отпечаток гигантомании, свойственной многим сооружениям послевоенной постройки. Складывалось ощущение, что двери, потолки, колонны и окна созданы для собственных нужд какой-то расой великанов. Ну кому, скажите на милость, нужна лестница, по которой невозможно подниматься, перепрыгивая через ступеньку?

— Какого хрена?! Что мы здесь делаем?! — прошипел Герка, крепко ухватив Лилю под локоть.

Воронцов попытался дружелюбно улыбнуться благообразному старичку, спускающемуся им навстречу и с интересом разглядывающему парочку сквозь толстые линзы очков. Эффект, однако, вышел прямо противоположный: поспешно отведя взгляд, старичок с максимальной скоростью зашагал вниз. В те нечастые набеги на эту обитель знаний, что Воронцову приходилось совершать во время учебы в школе, юноша чувствовал себя подавленным. Библиотека наглядно давала понять, как воздействовала дворцовая роскошь на неотесанных крестьян. Пусть в некоторых местах рассохся паркет, а побелка на потолке вздулась пузырями, все равно в своем нынешнем виде Герка чувствовал себя здесь очень скованно.

— Гера, своим недоверием ты рискуешь прогневить не только Случай, но и меня, — Лиля недовольно высвободилась из захвата. — И я даже не скажу тебе, что хуже…

— Ну, знаешь! Я бы на твоем месте помалкивал на счет доверия! — взбеленился Герка. — Всякий раз, когда ты меня куда-то затаскиваешь, меня пытаются сожрать, убить или, в самом лучшем случае, ограбить! А вдруг я зайду, а тут тоже какие-нибудь мифические твари?.. Что тут может быть? Плотоядные книги? Библиотекарши, кушающие на завтрак подростков? А что, если я опять сделаю что-то не то? Плюну в невидимую пентаграмму и открою какие-нибудь «врата тьмы»? Я даже начинаю думать, что эти сборщики не такие уж и плохие ребята! Не, а что? Просто поговорю с ними, объясню ситуацию, отдам этот чертов пятак…

— И думать не смей, слышишь?! — оборвала его Лиля.

Подойдя вплотную к юноше, она сурово посмотрела на Воронцова снизу. Плотно сжатые губы, побелевшие до полного исчезновения, нахмуренные брови, воинственно раздутые ноздри — все эти мелкие детали дали понять, что от пощечины Герку спасает только… Случай?

— Никогда, понял меня? Никогда так больше не говори! — Панкушка наконец смягчилась. Поднимаясь по лестнице, она даже снизошла до объяснений: — Не сможешь ты его вот так запросто отдать. Помнишь, я говорила, ты не добром его отдаешь, а потому что вынужден? Ими, сборщиками, вынужден! А такое счастье так же опасно, как если бы они его силой отняли. Так что тебя по-любому прирежут. За младшего Близнеца тебе кишки на шею намотают и на них же повесят. И это ни хрена не фигурально выражаясь! Сейчас, пока нас мертвыми считают, отсидеться нужно, отдохнуть, сил поднабраться. Я всегда у Швеца раны зализываю…

Герка смутно припомнил, как в прохладном подземелье, кажется лет сто назад, девушка уже упоминала этого самого Швеца. Причем упоминала в положительном ключе. Однако оптимизма это не прибавило. В мыслях тут же возникла старая поговорка: и швец, и жнец, и на дуде игрец. Музыканты Геру волновали мало, а вот Жнец вспоминался исключительно Мрачный.

— Он что же, Швец твой, шьет, что ли?

— И шьет, — будто подслушав Геркины мысли, ответила Лиля и нервно хихикнула, — и жнет, и, не поверишь, играет на дудке, когда настроение хорошее. Неплохо, надо сказать, играет…

Они миновали лестницу и теперь петляли по залам и коридорам, в которых Герка довольно скоро запутался, как Тесей в критском Лабиринте. Казалось, что внутри библиотека гораздо вместительнее, чем выглядит снаружи. Посетители читального зала удивленно поднимали глаза на наших бродяжек, а если были не одни, даже негромко перешептывались, делясь предположениями. Но сами сотрудники библиотеки вели себя гораздо страннее. Они кивали Лиле, как старой знакомой, с интересом косились на ее спутника, но от вопросов воздерживались. Одна пухлая женщина средних лет с представительным бейджем, утопающим в объемистых грудях, даже чмокнула панкушку в щеку.

— И зачем он нам? Заштопает и постирает одежду? У него тут, в библиотеке, подпольное ателье пополам с банно-прачечным комбинатом? — решив ничему не удивляться, продолжил допытываться Герка.

— Ох, Гера-Гера, твоя детская непосредственность тебя погубит, — Лиля покачала головой. — Не вздумай этого при Швеце ляпнуть…

— Почему?

— По кочану и по капусте, блин! — вновь окрысилась девушка. — В этом месте мы найдем кров, пищу и отдых; вот все, что тебе нужно знать! И еще… — Лиля остановилась перед массивной белой дверь и повернулась к юноше. — Здесь тебе, возможно, дадут совет, как избавиться от артефакта, не навредив самому себе. Так что никаких шуточек про кройку и шитье, если хочешь здесь остаться, усек? Сейчас сам все увидишь… Только, ради Случая, не бледней и не падай в обморок, как барышня из института благородных девиц, о'кей?

Желая возразить, что уж он-то еще ни разу не падал в обморок, Герка открыл было рот, но панкушка уже щелкнула металлической ручкой и толкнула дверь внутрь. На отъезжающем полотне Воронцов заметил неброскую табличку, на которой было выведено:

Больше всего на свете Оба-на не любил отрабатывать квоту так, как это делали сборщики младшего звена. Одно дело плясать да кривляться на потеху пассажирам многочисленных поездов, идущих через Сумеречи транзитом, — свой маленький шоу-бизнес он ценил, видя в нем единственную отдушину в начисто лишенной творчества работе. Совсем другое — ковыряться в мусоре, выуживая разный полезный хлам. Не то чтобы Оба-на делал это своими руками, но ощущения все равно были тягостные. Вообще-то Старший сборщик, чей возраст исчислялся несколькими человеческими жизнями, не любил много чего. Маленьких детей, хризантемы, спортивные мотоциклы, толстых мужчин, персидских кошек… список можно продолжать до бесконечности. Однако все это меркло по сравнению с отлучением от любимого занятия.

Оба-на раздраженно поглядел в сторону металлических бачков с трафаретом «ЖЭУ-2» на стенках. В одном из них вяло копался старший Близнец, передавая Скомороху растрепанные, разбухшие от влаги подшивки старых газет — в городе еще оставалась пара мест, где макулатуру принимали охотно. Семка так и не отошел от пропажи… Оба-на одернул себя — смерти, чего уж там. Нужно называть вещи своими именами — смерти брата. Работал карлик из рук вон плохо, ронял добычу, пропускал лежащие на виду пивные бутылки, падал на ровном месте, а то вовсе замирал, устремив потухший взгляд куда-то внутрь себя. Под стать ему выглядел и Скоморох. У него, правда, имелись для грусти иные причины, вряд ли он так уж убивался по молчаливому бородатому карлу, который все свободное время отдавал пусканию слюней на порножурнал десятилетней давности. В любом случае, по мнению Старшего сборщика, оба они кручинились по пустякам, в то время как переживать стоило о промахах более глобальных и непростительных. О невыполнении приказа Хозяина.

— Доверь дураку стеклянный х…й, — раздраженно пробормотал сборщик под нос, глядя, как Семка в очередной раз выронил ценную макулатуру прямо в жидкое вонючее месиво перед баком, — и разобьет, и руки порежет!

«А ведь эти — самые лучшие, — с тоской подумал Оба-на. — Элита, можно сказать, если, конечно, слово это применимо к двум бездомным бродягам, проживающим в фургоне. Великий Случай, с кем приходится работать!»

— Все, амба! — поняв, что еще немного, и его внутренняя точка кипения окажется безвозвратно пройденной, крикнул сборщик. — Хватит на сегодня. Надо еще хлам по точкам развезти да монеты просеять.

Тяжело вздохнув, Оба-на залез в кабину, даже не потрудившись проследить, как подчиненные погрузят добычу в фургон. Тонированные стекла убивали отвратительно яркий солнечный свет, окрашивая мир в мрачные тона, цвета настроения Старшего сборщика. Совершенно некстати вспомнилось, как утром они столкнулись с Халей. Весть о провале операции и гибели младшего Близнеца разлетелась быстро, так что можно было не сомневаться: мороженщица пришла целенаправленно, позубоскалить над остатками Скоморошьей бригады. Правда, издеваться при хмуром Оба-на она не решилась и поспешно ретировалась, оскорбленно виляя жирным задом. Но Старшему сборщику от этого легче не стало. Он и без Хали знал каждое слово, каждый эпитет, которыми их следовало наградить. Лошары, лузеры, криворукие растяпы. Неудачники. Самое паскудное заключалось в том, что Оба-на с готовностью подписался бы под каждым из этих слов. Завалить плевое дело на ровном месте — это надо постараться!

Скрипнув, открылась дверь, и в образовавшийся проем вместе с вытянутой физиономией Близнеца Семки ворвался проклятый жизнерадостный мир, отказывающийся хандрить вместе со сборщиками. Карлик опасливо зыркнул на устроившегося на самом краю сиденья Оба-на. Не рискнув попросить его подвинуться, Близнец предпочел обойти машину и влезть в кабину через место водителя. Следом за ним запрыгнул Скоморох, непривычно молчаливый и задумчивый. Еще вчера Оба-на мог побиться об заклад, что бригадир замолчит только в том случае, если ему вырвать язык, а сегодня…

Бесшумно тронувшись с места, старый «ЗиЛ» принялся сдавать задом, направляясь к выезду со двора. Как и откуда выскочила эта шальная «буханка», Оба-на, как ни старался, понять не мог. То ли удрученное состояние ослабило бдительность сборщиков, то ли водитель «уазика» был настолько наглым, что рискнул на высокой скорости втиснуться в узкий проем между синим боком «ЗиЛа» и щербатой стеной панельной пятиэтажки, сказать было трудно. А дальше события стали разворачиваться с такой поразительной быстротой, что на мысли времени уже не оставалось.

От неожиданности Скоморох резко утопил педаль тормоза до самого пола. Машина встала точно вкопанная, и Оба-на едва не проломил лбом «торпеду». Бешено сигналя, мимо пролетел лихач на «буханке». Тут же бесцеремонно перегнувшись через Старшего сборщика, Близнец толкнул дверь и пулей вылетел из кабины. Сперва Оба-на решил, что у карлика просто сдали нервы, и он решил хорошенько проучить наглого водителя. Место и время, правда, были не самые подходящие. Днем, да еще в центре Сумеречей, сборщики старались избегать конфликтов, дабы не привлекать внимания горожан в целом, и полицейских в частности. Однако Оба-на справедливо рассудил, что лучше позволить Семке стравить пар сейчас, чем постоянно ходить рядом с неразорвавшейся бомбой. И только собравшись вылезать из кабины, чтобы в нужный момент оттащить осатаневшего Близнеца от жертвы, Старший сборщик наконец увидел…

Тонкий, почти прозрачный ореол мягко стекал с округлых боков «буханки». Извилисто тянулся за машиной его манящий зеленый свет, то обрывающийся, то вытягивающийся в ниточку, то растекающийся жирными кляксами. Не удача — призрак удачи. Инверсионный след, оставшийся от пролетевшего небесного тела. И именно по этому следу, едва не вспахивая носом каменистую землю, бежал сейчас Близнец Семка.

Преследование оказалось недолгим. На свою беду, водитель «буханки» тоже решил разобраться с не уступившими ему дорогу ездоками. Он сам остановил машину и вышел на улицу. Крохотный Близнец не выглядел опасным. Смешным, жалким — да, но не опасным. А усатый шофер, вылезший из «буханки», напротив, всей своей широкоплечей кряжистой фигурой внушал определенные опасения. Эта логичная, обоснованная уверенность в собственных силах стала его первой ошибкой. Впрочем, она же стала единственной.

Как и положено в директорских кабинетах, центральное место тут занимал стол. Массивный, добротный, дышащий древностью, он мог бы сделать честь любому музею. Под стать столу оказался и остальной интерьер небольшой комнатки. Никакого хайтека или евро. Каждая вещь, даже самая малая и неприметная, выглядела обладательницей собственной истории, которой хватило бы на несколько сезонов остросюжетного сериала. С порога ощущалось, что любовно собранные в этой комнате экспонаты нельзя называть как попало. Вот, например, красиво обрамляющие арочное окно… шторы, вы говорите? Нет! Исключительно портьеры! Льнущие к стенам тяжелым бархатом портьеры. Ковер? Снова нет — гобелен! Красивое французское слово как нельзя лучше отражало истинную сущность этой элегантной вещи. А это прислонившееся к стене чудо столярного мастерства никакой не шкафчик, а самый настоящий секретер! Один лишь телефон, хоть он и выглядел осколком конца девятнадцатого столетия, нельзя было назвать иным словом. За всей этой неброской, солидной роскошью несколько терялся и мерк невзрачный человечек в не новом костюме цвета мышиной шерсти. Центральное положение не делало его более заметным. А шикарное кресло с высокой резной спинкой, в иных декорациях вполне бы сошедшее за трон, лишь усиливало директорскую невзрачность. Впрочем, по виду Швеца можно было смело утверждать, что ему плевать на эти условности. Директор библиотеки был сильно занят. Он шил.

Огромная, отполированная временем лысина поднялась, и в посетителей нацелился чуть менее огромный мясистый нос, испещренный разветвленными сеточками лопнувших капилляров. Обвисшие бульдожьи щеки разошлись в улыбке, демонстрируя редкие стершиеся зубы, настолько старые, что казалось, их удерживают только связующие звенья из золотых коронок и мостов.

— Добрый день, Лилия. Добрый день, молодой человек. Прошу меня простить, я скоро закончу. Присядьте, подождите буквально пару минут.

Интеллигентный голос престарелого школьного учителя подходил этому потасканному лицу точно изготовленный на заказ. Глаза Швеца ни на секунду не оторвались от длинной иглы, крепко сжатой короткими пальцами. Директор напоминал хирурга, сшивающего живые ткани после успешной операции. Приглядевшись к заготовке, Герка понял, что сравнение с доктором угодило не в бровь, а в глаз — стежок за стежком стягивая материал, Дан Ааронович создавал из лоскутов и обрезков ткани подобие человеческой руки в половину натуральной величины. В свете последних приключений Воронцов внезапно понял, что не хочет знать, почему директор библиотеки в рабочее время занимается такими странными вещами. Вот не хочет, и все тут! Однако Швец его нежелание не разделял. Справившись с работой гораздо раньше заявленной пары минут, он, наконец, поднял на посетителей глаза — грустные, слезящиеся глаза невыспавшегося бассет-хаунда — и спросил, обращаясь к Герке:

— Бывали на нашей «Вселенной мягких игрушек»? У нас в малом зале как раз сейчас часть экспозиции… Настоятельно рекомендую.

Конечно, Воронцов бывал на этой выставке, о чем тут же известил уверенным кивком. Не в самой библиотеке, нет, но бывал неоднократно. Если ты житель Сумеречей, тебе от семи до шестнадцати лет, и ты достаточно смышлен, чтобы обучаться в местных средних учебных заведениях, значит, ты стопроцентно видел «Вселенную мягких игрушек». И, скорее всего, не один раз. Понимая, что в стенах книгохранилища высокой посещаемости не добиться, руководство Центральной городской библиотеки (которое отныне юноша знал лично) таскало ее по всем школам города, наводя тоску на учеников и преподавателей. Впрочем, на Герку библиотечные куклы всегда оказывали несколько иное, гнетущее впечатление. В их присутствии ему было неуютно и жутковато. Несмотря на малый рост, сшитые с соблюдением пропорций человеческого тела, они напоминали толпу злобных карликов, умело маскирующихся под куклы. Парики из натурального волоса и поразительно живые, несмотря на свое стеклянное происхождение, глаза только усугубляли дело. Смотреть на них по доброй воле Герка не имел ни малейшего желания.

— В последнюю очередь нам сейчас хотелось бы пялиться на твоих плюшевых монстров, — бестактно встряла Лиля. — Швец, по пути сюда я рекламировала своему другу твое гостеприимство. Которого почему-то не наблюдаю. Я поторопилась?

— Любезная Лилия, вы же знаете, на всем Северо-Западе не найти хозяина более гостеприимного, чем я, — Швеца, казалось, нисколько не смутил невежливый тон девушки. — Но, видите ли, со времени вашего последнего визита остались некоторые неоплаченные счета… А вы же знаете, как я не люблю долги, верно? Больше, чем долги, я не люблю только должников, этих паразитов от мира финансов. А вы, Лилия, задолжали мне за две ночи и два с половиной дня постоя. Это я еще не говорю о питании, Интернете, медикаментах, доставке и иных сопутствующих расходах…

Он туманно помахал зажатой в пальцах иголкой в воздухе. От этого легкого движения лицо Лили побледнело даже под слоем грязи.

— Я уже начал создавать для вас удобное вместилище, — Швец любовно похлопал сухонькой ладошкой по заготовке. — Оно будет готово к концу месяца — как раз к окончанию срока по вашему кредиту… Впрочем, если пожелаете, эту часть примерить можно прямо сейчас…

Острие иглы легко вошло в тряпичную конечность, оттянуло ткань и вышло наружу. Испуганно ойкнув, Лиля вцепилась пальцами в подлокотники. Не веря своим глазам, Воронцов смотрел, как участок кожи на предплечье девушки натянулся, копируя состояние ткани. Из двух крохотных дырочек лениво сочились ярко-красные ниточки крови. На запястьях панкушки проступила уже знакомая Герке узорчатая вязь, на этот раз свившаяся в агрессивные, колючие браслеты. Юноша почти не удивился, заметив, что такой же рисунок проступил на тряпичной заготовке.

— Мы погасим все прямо сейчас, — сквозь зубы поспешно прошипела Лиля. — И даже заплатим вперед за полный комплекс услуг, на двое суток!

Экзекуция тут же прекратилась. Тем не менее узоры еще долго продолжали ползать по запястьям Лили, как рассерженные шипастые змеи. Не выпуская иглы, Швец подпер кулаком подбородок. Острие неглубоко вошло в обвисшую брылястую щеку, выдавив на кожу карминную капельку. Задумчиво переводя взгляд с юноши на девушку и обратно, Швец, казалось, совсем не замечал этого. Наконец, остановив глаза на Гере, он спросил:

— Платить, я так понимаю, будете вы, молодой человек… простите, не знаю вашего имени-отчества?

— Гера… В смысле Герман Владимирович… Воронцов… — Не зная, что еще сказать, Герка уставился на Лилю.

— Просто скажи «да»! — не сводя глаз с директора, шепнула та.

В ее голосе звучала такая уверенность, что отказать было практически невозможно, и все же Герка колебался. Столько раз он шел на поводу этой взбалмошной девчонки, столько раз стоял на самом краю гибели, что не усомниться было просто невозможно. Этих нескольких секунд ему хватило, чтобы увидеть, что под уверенностью Лилины глаза таят невысказанную мольбу, отчаянную просьбу сделать то, о чем его просят. Что ж, это было несложно.

— Да, — пожал плечами Гера.

— Очень хорошо! — оживился Швец, довольно потерев коротенькие ладошки. — В таком случае протяните мне руку… и не делайте вид, что не поняли, о какой руке идет речь!

Он лукаво улыбнулся, довольный собой, и погрозил Гере пальцем. Впрочем, тот даже не думал отпираться, с готовностью протянув руку с примотанным амулетом. Швец недоверчиво приподнял сросшиеся неухоженные брови, разглядывая пятачок. Затем неопределенно хмыкнул и дотронулся до его никелированного бока блестящим острием своей иголки. Большой и указательный пальцы, зажавшие «ушко», плавно крутанули иглу, точно наматывая на нее невидимую нить. Пятачок внезапно рванулся, внатяг вытянув удерживающую его нитку. Подрагивая, он повис напротив вращающейся иглы, словно притягиваемый сильнейшим магнитом. Сосредоточенный Швец наматывал «нить», от удовольствия закатив свои грустные собачьи глаза. В какой-то момент Воронцову показалось, что он даже видит ее — толстую, приятного зеленого оттенка… странным образом живую.

Пальцы Швеца сделали ровно восемь медленных оборотов, после чего он щелкнул перед иглой непонятно откуда взятыми старинными ножницами, и монетка прилипла обратно к запястью своего хозяина.

— Последний виток — проценты, — пояснил директор скорее Лиле, чем Герке. И тут же, не сдержавшись, воскликнул: — Прошу простить великодушно, но, Несчастный Случай меня побери, это было потрясающе! Это… это… — Он замялся, подыскивая слова. — Это ведь все равно, что пытаться выпить Великий Космос! Молодой человек, где вы его взяли?!

— Там, где взял, — больше нет, — буркнул Воронцов.

— О, еще раз прошу меня простить! — понятливо кивнул Швец. — Я немедленно распоряжусь, чтобы вас устроили по самому высшему разряду!

Как настоящий профессионал, Дан Ааронович мгновенно взял себя в руки. Лишь глаза его то и дело возвращались к тусклой пятирублевой монете, прикипевшей к Геркиной руке.

— Сейчас вас проводят в ваш номер!

— Номера, — поправила Лиля. — У нас не свадебное путешествие. И не надо провожатых, я дорогу знаю. Ты только распорядись, чтобы комнаты рядом были.

Не дожидаясь ответа, она цапнула юношу за плечо и поволокла к выходу. Тот только и успел недоуменно улыбнуться пожилому директору. Правда, Швец, прилипший взором к кончику иглы, вряд ли это заметил.

От кабинета директора Лиля повела Герку по обшитому деревянными рейками коридору, в конце которого находилась дверь, увенчанная зеленой табличкой с надписью: «Служебная лестница. Посторонним вход воспрещен!» Игнорируя запрет, девушка уверенно толкнула дверь рукой. Гера послушно шагал за Лилей по лестнице черного хода. Они спускались мимо голых стен, окрашенных в нейтрально-коричневый цвет. Мимо пожарных стендов с сиротливо вытянувшимися баграми. Мимо стихийных курилок, где на старых стульях с кривыми металлическими ногами сидели сушеные тетки, похожие на гарпий, сжимающих в скрюченных пальцах тонкие сигареты и кружки с остывшим кофе. Только на середине шестого пролета Воронцов, наконец, сопоставил пройденное расстояние с размерами здания. Получалось, что последние несколько этажей они прошли уже под землей. Герка прислушался к своим ощущениям и даже не удивился, когда понял, что не испытывает ничего. Ни любопытства, ни страха, ни благоговения от соприкосновения с тайной. Он бесстрастно отсчитывал этажи — один, два, три, — пока не достиг пункта назначения. Лишь вяло отметил, что лестница на этом не заканчивается, а продолжает спускаться вниз, похожая на застывший эскалатор к земному ядру. Впрочем, возможно, так оно и было. В пользу этого предположения говорило красноватое свечение, подобно ядовитым болотным испарениям поднимающееся снизу.

За дверью оказался коридор, почти полная копия административного этажа библиотеки, разве что с более низким потолком. Потрескивали отливающие неестественным синим светом энергосберегающие лампы. Освещения едва хватало, чтобы заметить на некоторых дверях простенькие таблички, на которых крупными буквами было напечатано «НОМЕР ЗАНЯТ».

— Я смотрю, недостатка в постояльцах здесь нет? — все-таки удивился Герка. Почему-то именно факт, что они с Лилей не единственные посетители этой тайной гостиницы, никак не мог улечься в его голове. — Сезон, что ли?

— Это так, — Лиля согласно кивнула. — Швец постоянно прибедняется. Он не только на Северо-Западе лучший, а во всей России. И даже, пожалуй, получше доброй половины Европы, если не в плане сервиса, то уж в плане безопасности точно. Цены у него, конечно, кусачие, но они себя оправдывают. Так что располагайся, отдыхай, здесь тебе ничто не угрожает. Чур, моя вот эта!

Не дожидаясь ответа, девушка провернула ручку ближайшей двери, мягко толкнув ее внутрь.

— Можешь занять следующую. Они все типовые, так что выбирай по принципу свободно/занято.

Гера послушно кивнул, но, прежде чем последовать совету панкушки, спросил:

— А что там за история с кредитом?

Замерев на пороге комнаты, Лиля обернулась.

— Извини, вечно забываю, что ты в этой каше абсолютно новый ингредиент. Заметил, кстати, как легко ты вписался? Будто с рождения так и жил… Надо было, наверное, сразу тебе сказать — я действительно задолжала Швецу, а ты погасил мой кредит и оплатил двухдневное проживание. Можешь считать это платой за мои услуги. Я же говорила, что все равно свое возьму. И даже если это будет единственный профит, полученный с тебя, поверь, это уже очень и очень немало…

— Что ж… справедливо, — Герка старался не показать, как неприятно удивил его Лилин прагматизм.

Он вошел в свою комнату, не став дослушивать. Вслед донеслось:

— …никогда не влезай в кредит к Швецу. У него проценты такие, что этот пройдоха с тебя все мясо обглодает, а кожу на ремни спустит! И при этом не исключена вероятность, что ты все равно останешься ему должным…

Захлопнув дверь, юноша крайне невежливо отрезал Лилин голос, а заодно и себя от внешнего мира. Бегло оглядел спартанские условия своей комнатки — тумбочка, служащая одновременно и столом, односпальная кровать, телевизор, стенной шкаф. И полное отсутствие окон.

А потом был обжигающе горячий душ и чистая одежда, которая неожиданно оказалась впору. Впрочем, это также не слишком впечатлило Воронцова. В конце концов, он ведь находился в обители Швеца, верно? И, наверное, дальше последовал бы крепкий здоровый сон, не включи Гера телевизор.

Когда во входную дверь робко постучались, Лиля сразу поняла, кто стоит в коридоре. Она только что вышла из ванной, где с удовольствием отмокала почти час, и теперь, раскинувшись морской звездой, насколько позволяла кровать, блаженно таращилась в потолок. Девушка специально не стала одеваться, ограничившись влажным полотенцем, обмотанным вокруг тела. Смущение, которое испытывал Герка, залипая взглядом на ее фигуре, не только забавляло Лилю, но и по-настоящему нравилось ей. В глазах Воронцова она никогда не видела ни капли похоти. Его внимание было приятным, трогательным и ненавязчивым. Непривычным. Впрочем, в этот раз Герка почему-то проигнорировал уловки девушки, чем немало ее огорчил. Едва открылась входная дверь, как он тут же протиснулся в комнату. Не найдя пульт, включил телевизор вручную. А когда на темном экране наконец-то проявилось лицо ведущего местных новостей, юноша ткнул в него пальцем и спросил:

— Что это?

— Зависит от того, на что ты указываешь, — оскорбленная таким явным невниманием, Лиля мельком глянула на экран. — Если локально, то это — дикторский нос. Не самый удачный экземпляр, надо сказать. А если глобально, то это местные новости… тоже не шедевр.

— Я вижу, что новости! Почему он в начале сказал, что сегодня двадцать шестое августа?!

Взволнованный Воронцов требовательно глядел на Лилю, ожидая внятного ответа.

— Ого, уже двадцать шестое?! — Оттопырив губу, Лиля подергала себя за колечко. — Действительно, долговато мы у Некрополита пробыли… Я-то думала двадцать второе, ну край — двадцать третье.

— Какое, на хрен, двадцать третье?! — всплеснул руками Герка. — Восемнадцатое сегодня, разве нет?!

— Нет, конечно, — со спокойной улыбкой ответила Лиля. — Понимаешь, Гера, в Горелом Цехе… мертвые могут жить только вне времени. Потому-то Некрополит из Цеха ни ногой — там время немного того… психованное. Скачет вперед-назад, как блоха по яйцам. Бывает, выходишь оттуда, а попадаешь во вчерашний день. Правда, такие финты оно редко выкидывало, все чаще вперед убегало. Обычно на пару дней, не больше, но чтобы настолько — со мной такого ни разу не было. Отец однажды там четыре дня плутал… но неделю?

Внезапно для себя Воронцов отметил, что его удивляет наличие у Лили отца. Временами ему казалось, что панкушка, должно быть, появилась на свет без участия родителей, настолько она была самостоятельной. В другое время Герка бы непременно расспросил ее об этом поподробнее, но сейчас лишь недовольно осведомился:

— И когда ты собиралась мне об этом сообщить?

В ответ Лиля только пожала плечами, дескать, ну что я могу сказать? Устало вздохнув, Герка опустился на край кровати.

— Лиль… мне домой надо, — он с надеждой заглянул в зеленые глаза. — У сестренки день рождения завтра.

— Да как ты не понимаешь, нельзя тебе домой! — Непроходимая тупость Герки заставила девушку страдальчески воздеть руки в потолок, отчего полотенце едва не соскользнуло с груди. — Тебя там как раз и караулят! А и приди ты домой, что толку-то? Тебя никто там не помнит и не ждет! Увидят тебя в квартире и тут же в полицию сдадут! Сами родители и сдадут, понимаешь!?

— А как же…

Не закончив, Герка сложил ладони лодочкой и прижал их к губам, словно в молитве. Так и сидел, потухшим взглядом вперившись в мелькающие на экране кадры новостного сюжета. Казалось, он только сейчас осознал, что означали вскользь брошенные панкушкой слова о том, что сборщики уже «позаботились» о его семье. Даже стоя, Лиля была выше сидящего Герки всего сантиметров на десять. Но сейчас, глядя на убитого горем парня сверху вниз, она ощущала себя большой, взрослой женщиной, всезнающей и мудрой. Откуда-то выплыло словосочетание «материнский инстинкт», незнакомое, саднящее сердце чувство. Шмыгнув носом, девушка опустилась перед Герой на корточки, крепко сжав его колени ладонями.

— Эй, ну ты чего раскис? Еще зареви давай!

Лиля попыталась его поддеть, хоть как-то взбодрить, но при этом едва не разревелась сама. Неподвижно сидящий Воронцов отнял руки от лица и пристально посмотрел на девушку.

— Что ж это за счастье такое — без семьи, без родных? Что это за удача, когда ею даже поделиться не с кем, а? И на хрена она такая нужна, Лиля?

Ответа не было. Вернее, он был, но Лиля не видела, как можно донести его до человека с иными, диаметрально противоположными ценностями, при этом не исказив сути. Оставалось только смотреть в измученные, повзрослевшие глаза Герки и ощущать себя последней сволочью. Еще одно непривычное и не шибко приятное чувство.

— Так, а ну хорош тут уныние разводить! Все проблемы решаемы, и твоя в том числе. Думала завтра со Швецом на эту тему поговорить, но ты ж до завтра от горя помрешь. Сейчас пойдем — он мужик с опытом, обязательно что-нибудь присоветует. А теперь давай выметайся отсюда, мне одеться нужно!

Вытолкав немного повеселевшего Герку в коридор, Лиля скинула полотенце. Но вместо того чтобы начать одеваться, упала на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, беззвучно заплакала.

— Избавиться? — Сросшиеся брови Швеца заползли на лоб, да там и застыли. — Помилуйте, Герман Владимирович, да кто же в здравом уме от такого счастья отказывается?

— Швец, он не за диагнозом пришел, а за помощью. Если есть чего по делу, выкладывай, а попросту языком молоть — это нам без надобности.

Обновленная Лиля в ярко-красных клетчатых бриджах и белой футболке по-барски развалилась в кресле. Вместе с чистой одеждой к ней вернулись ее хамские манеры. Даже начищенный пирсинг блестел не столько радостно, сколько нагло-вызывающе.

— Раз добром не осилить, надо хитростью пробовать. Уж кому, как не вам, знать, милая Лилия.

Швец пожевал губами, с интересом разглядывая девушку. Та невозмутимо покачивала ногой, переброшенной через подлокотник, и делала вид, что намеков не слышит. В этом разговоре Герка чувствовал себя третьим лишним, ничего не понимающим, ни на что не влияющим. Осознание того, что его судьба решается без его участия, страшно раздражало.

— Непросто это, такой дар принимать, если хозяин в душе против. Не спорьте, Герман Владимирович, — Швец предостерегающе поднял руку, останавливая юношу. — Что бы вы себе ни напридумывали, в душе, я знаю это точно, вы против того, чтобы отдавать незаслуженную удачу убийцам. Вы вовсе не желаете расставаться с артефактом, поверьте, я вижу. Располагай вы временем и безопасностью, готов спорить, вы бы сейчас с превеликим удовольствием учились пользоваться удачей. Только травля, которую устроили сборщики, вынуждает вас отказываться от счастья. Ну и еще непонимание элементарных принципов его работы. А для Случая это, извините, не аргумент. Монета ваша, покуда вы не откажетесь от нее добровольно. Ну или пока преследователи, пожертвовав кем-то из сборщиков, не вырвут ее из ваших окоченевших рук. Так что, даже обронив монету в море, именно вы будете ее хозяином… покуда живы. И именно за вами придут сборщики. Честно говоря, я не вижу, как можно решить ваш вопрос…

Швец виновато развел руками. Правая все так же сжимала длинную иголку.

— Несчастный Случай тебя забери, Швец! — вскинулась Лиля. — Я же просила, если ничего по существу нет, то…

— Не порите горячку, милая Лилия, — Швец ободряюще улыбнулся понурому Герке. — Я сказал только, что я не вижу. Столько лет за иголкой… зрение у меня уже не такое острое, знаете ли. Я действительно не вижу решения вашей проблемы. А вот судицы могут увидеть. Почти наверняка увидят.

В повисшей тишине вполголоса выругалась Лиля. Выругалась и тут же замолчала. Судя по всему, предложение Швеца было ей не по душе. Видя, что молчание затягивается, Герка решил нарушить его самостоятельно:

— Судицы? Это что же, судьи женского пола?

— Почти, — прикрыв глаза, кивнул Дан Ааронович. — Судицы, рожаницы, орисницы, норны, парки… не в наименовании дело, а в сущности. Две барышни у меня работают. Поговорите с ними, они очень проницательные… профессия, знаете ли, обязывает.

— А других ва…

— Других вариантов нет, Лилия, — перебил девушку директор. — Выбор за вами, можете воспользоваться, а можете воздержаться. В любом случае, услуга бесплатная.

— Бесплатная услуга, ты слышал?! Расщедрился, сучий сын! Змеюка подколодная этот Швец!

Не заботясь о том, что Швец может ее услышать, Лиля принялась ругаться, едва они с Геркой покинули директорский кабинет. И продолжала ругаться, провожая юношу на встречу с какими-то судицами.

— А чего плохого в бесплатной услуге? — не понял Воронцов.

— Герка, ну честное слово, твою же мать! Здоровый лоб, а все еще веришь в сказки про бесплатный сыр, не лежащий в мышеловке? Швец в жизни ничего никому бесплатно не сделал, и судиц он тебе сосватал не по доброте душевной, а чтобы настроение их выведать! Сам-то он без крайней надобности к ним в жизни не подойдет, благодетель хренов!

— У меня тоже крайняя надобность, — Герка улыбнулся невесело. — Так что, видимо, придется. Кто они, что они — рассказывай. Швец говорил, судицы — это то же самое, что норны… Это что, правда? Ну там, нити судьбы, и все такое?

Остановившись возле двери с табличкой «Выставочный зал», панкушка повернулась к Гере. В ее голосе зазвучала неподдельная серьезность:

— Слушай меня, Герка, и слушай внимательно. Сейчас совершенно не важно, чего они там прядут. Важно то, что это самые вредные, капризные, до одури обидчивые старые суки, которых ты только видел.

— Сомневаюсь, — покачал головой Воронцов. — Ты нашу соседку с четвертого этажа не знаешь.

— Не думаю, что твоя соседка такая же мстительная и опасная, как эти припадочные курвы. Так что не сомневайся — дольше проживешь. Главное, будь предельно вежлив и учтив. Последнему человеку, который, придя к ним за помощью, забыл поздороваться, они пророчили судьбу по внутренностям. В смысле, по его внутренностям. Вообще, с этими грымзами очень неплохо бы найти какую-нибудь временную связь. Старшее поколение терпеть не может младшее, потому что не видит взаимосвязи. Для них мы — как инопланетяне. Мы не знаем, что они слушали, что ели, как занимались любовью. Но стоит найти эти точки соприкосновения, и ты получаешь волшебный пропуск в мир древних. Достаточно любить какого-нибудь режиссера из тех времен, когда динозавры были молодыми. Классика — это как связь между поколениями. Чем более древние вещи ты читал, слушал, смотрел, тем в более древний круг ты можешь влиться. Ты думаешь, почему все эти богатые жлобы слушают классику? Это не потому, что они музыку любят, а потому, что хотят войти в круг, где властвуют существа, которые гораздо старше их. Гораздо! И проще обсуждать с древним не последний альбом «Раммштайн», а какой-нибудь венский вальс. Кстати, у этих крыс постоянно патефон пиликает, так что рекомендую прислушаться. Нащупаешь точку соприкосновения — уйдешь живым, и даже, может быть, с ответом. Ну все, двигай.

Открыв дверь, Лиля осталась стоять за порогом. В распахнувшиеся створки вылилась непривычно мягкая музыка, наполненная шумом патефонной иглы, скользящей по пластинке. Странным образом эта помеха была такой же частью мелодии, как все задействованные в ней инструменты и глубокий сильный баритон. Выставочный зал оказался небольшой комнаткой, уставленной столами и шкафчиками с прозрачными дверцами. Не ожидавший такого, Герка непроизвольно вздрогнул — повсюду сидели куклы. Те самые ненавистные экспонаты «Вселенной мягкой игрушки». У дальней стены две сухонькие старушки с любовью рассаживали на деревянной лавке целое кукольное семейство.

— А ты? — задержавшись в дверях, спросил Герка. Он пользовался любой возможностью, чтобы отсрочить вход в эту неприятную комнату.

— Нет уж, спасибо! У меня крайней надобности в общении с этими престарелыми шлюхами не наблюдается, — прошептала девушка.

— Погоди-погоди! — опешил Гера. — Это что, и есть те самые судицы? Обычные библиотечные бабки?

— Обычные? О'кей, через час расскажешь мне, какие они обычные.

— Господи, с тех пор как я с тобой познакомился, у меня такое ощущение, что добрая половина Сумеречей — это какие-то чудовища, колдуны или просто маньяки!

— А это не только здесь так, Герка. Существа, которых принято считать мифическими, есть в каждом городе, в каждой деревне. Чем больше населенный пункт, тем больше процент нелюдей. Твое счастье, что ты с этим не в мегаполисе столкнулся. Там бы тебя вмиг на органы пустили. Все, я уматываю, а то эти твари уже на нас пялятся… Мне еще нужно со Швецом кое-что перетереть, так что давай развлекайся сам. И еще, будет время, присмотрись внимательно к куклам. Только в обморок не падай. Вообще, общаясь с судицами, старайся все время держать глаза открытыми.

— Что, даже не моргать? — попытался пошутить Воронцов.

— Если сумеешь.

Звонко чмокнув Герку в щеку, Лиля упорхнула, оставив юношу один на один с потенциально опасными старухами. И их куклами. Как минимум, одна задача была решена — Герка привлек внимание судиц. Оставалось всего лишь наладить контакт. И сделать это под немигающими взглядами доброй сотни пар стеклянных глаз, буравящих, нервирующих, вгоняющих в оцепенение.

проникновенно выводил невидимый патефон. Несмотря на мягкую грусть, явственно чувствующуюся в голосе вокалиста, исполняемая им песня звучала тревожно, даже жутковато. Герка хотел бы списать странный эффект на ауру Выставочного зала, но не мог обманывать самого себя. Дело было в судицах. Пока Воронцов продумывал дальнейшую линию поведения, старушки, оставив кукол, сами молча двинулись к нему. От хищной гибкости их движений, от того, как по-волчьи принялись они заходить сразу с двух сторон, Герка вдруг перестал чувствовать себя в безопасности в этом храме чтения. В приятное патефонное шипение вплелся какой-то еле слышный звук, нечто среднее между трещоткой гремучей змеи и шелестом крыльев ночного хищника. Он нес в себе опасность, тревогу и панику. От него хотелось выскочить в коридор и, захлопнув дверь, навалиться на нее всем телом. Впрочем, что-то подсказывало Воронцову, что такое поведение только усугубит ситуацию. Кое-как проглотив застрявший в горле комок, он смог, наконец, выдавить:

— Д-добрый вечер!

Точно роботы, настроенные на голосовые команды, судицы остановились в полутора метрах от вспотевшего Герки. Просто стояли молча, сложив перед собой сухие сморщенные лапки, чья схожесть с птичьими конечностями усиливалась длинными желтыми ногтями. Вблизи они не очень-то походили на старух. Волосы, скорее выгоревшие, чем седые, аккуратно заплетенные в колосок, умеренное количество морщин, отсутствие характерных пигментных пятен — женщины оказались скорее пожилыми, чем по-настоящему старыми. Обе одеты в расшитые сложными орнаментами одинаковые льняные платья с подолами почти до самого пола. Даже украшения — массивные золотые серьги, в форме солнца, и тяжелые, золотые же, цепочки с кулоном-месяцем — у судиц оказались одинаковыми. Герке оставалось лишь удивляться, как он сразу не заметил, что женщины похожи как две капли воды.

Градус напряжения, едва-едва спавший на приемлемую отметку, вновь пополз вверх. Судицам не нравилось бездействие. Судицам не нравилось молчание. Даже чертов патефон, будто испугавшись, решил заглохнуть. В тишине все отчетливее слышался угрожающий то ли треск, то ли шелест. Удержать в поле зрения сразу обеих женщин не получалось, и Герке приходилось постоянно крутить головой. Уже очень скоро он почувствовал, что воротник новой футболки натер ему шею, но он по-прежнему старался не выпускать судиц из виду. Одна из них, та, что стояла слева, уже начала недовольно похлопывать себя ладонью по бедру, точно большая кошка, хлещущая себя хвостом перед прыжком. Воронцов почувствовал: еще минута промедления — и случится что-то очень нехорошее. Нехорошее для него, Герки. Лихорадочно пытаясь вспомнить, что он там ляпнул Лиле про людоедок-библиотекарш, Воронцов клял себя, что накликал новую беду, в очередной раз доверившись панкушке. Впрочем, вспомнив о неугомонной девчонке, Гера тут же вспомнил и ее наставления. Что-то про связь. Найти связь между поколениями? Точно!

— У меня мама тоже Утесова любит, — невпопад брякнул Герка, от испуга вспомнив даже имя «патефонного» исполнителя.

И гнетущее предчувствие скорой гибели тут же исчезло. Словно он сказал некий тайный пароль или могущественное заклинание. Враз изменилось поведение судиц, из скрыто-угрожающего превратившись в любопытно-заинтересованное.

— Мальчик пришел не просто так, — сказала стоящая слева. — Мальчик не заблудился.

— Если бы боги сохранили тебе хотя бы десять процентов зрения, — проворчала ее копия справа, — ты бы увидела, что мальчик еще и кое-что с собой приволок. Мальчику, вероятно, нужны ответы.

Герка заглянул в глаза первой судице и обомлел. В обрамлении дряблых век, украшенных редкой бахромой прозрачных ресниц, плавали два мутных белесых шара. С каждой секундой затея попросить помощи у этих страшных женщин казалась все более глупой, и от позорного бегства Воронцова останавливало только одно: твердая уверенность в том, что стоит только показать судицам спину, и одна из них, неважно, слепая или зрячая, настигнет его, собьет с ног. И вцепится в шею… Будто услышав его мысли, вторая судица улыбнулась. Достаточно широко, чтобы Герка разглядел острия клыков в уголках ее рта. Нечеловечески крупных и острых. Отступать было поздно, и юноша бросился в атаку, вооруженный одними лишь Лилиными наставлениями.

— Добрый вечер, — на всякий случай повторил он. — Извините, я не представился — меня зовут Герман Воронцов. Можно просто Гера. Простите, не знаю ваших имен-отчеств?

Судицы переглянулись, точно отсутствие зрения у одной из них ничего не значило. Вновь повернувшись к Воронцову, улыбнулись уже обе, но не хищно, а доброжелательно.

— Обрада, — представилась первая.

— Жива, — сделав игривый книксен, поклонилась вторая.

— А по батюшке? — От нервного напряжения голос у Герки осип.

Женщины еще раз поглядели друг на дружку и вдруг прыснули звонким, почти девичьим, смехом. От него стало казаться, что судицам едва ли за сорок. Да что там! Тридцать пять — тридцать семь лет максимум! А когда лица судиц снова встали анфас, Воронцов понял, что уши его не подвели. Морщин стало значительно меньше, кожа разгладилась, выровнялась, волосы набрались цвета: золотисто-каштанового у Живы, соломенно-желтого у Обрады. Не дождавшись ответа, Герка все же решил двигаться дальше, чтобы закрепить успех:

— А ваша третья… эммм… сестра? Я всегда думал, что норн должно быть три?

— Норн, может, и три, — пожала плечами Жива, — а нас, судиц, и двух вполне достаточно. К тому же…

— …каждый в конце пути встретит третью, — продолжила за нее Обрада, — как до того встречал первых двух.

Незрячие глаза закрылись, голова запрокинулась назад, а голос стал глухим, механическим, точно автоответчик.

— …Имя ее Ружа-кровь, и всякая жизнь заканчивается, когда заканчивается кровь в теле, ее носящем. И ты узришь ее скорее, чем думаешь, ибо она уже спешит к тебе! Ибо она жаждет встречи с тобой! Кровь проливается там, где проходишь ты, и будет литься, покуда не поймешь, кто ты есть, и в чем твое Счастье…

С оглушительным щелчком голова Обрады вернулась на место. Из-под век вынырнули пронзительно-синие глаза, мудрые, старые, с еле уловимой хитринкой, но главное — полностью зрячие. Смущенно улыбнувшись, женщина развела руками и, видимо, чтобы добить окончательно потерявшегося Герку, буднично поинтересовалась:

— Может, пригласишь нас куда-нибудь перекусить? У нас сейчас как раз обед.

Выпростав из рукава запястье, Жива демонстративно взглянула на часы, неожиданно дорогие и современные.

— Вообще-то у нас обед через двенадцать минут… Но я думаю, Дан Ааронович не будет против.

— Здесь поблизости есть очаровательное местечко, — поддержала сестру Обрада, закидывая на плечо невесть откуда взявшуюся кожаную сумочку, густо пересыпанную стразами и заклепками. — Это единственное место в Сумеречах, где подают стейк с кровью.

— Буду рад угостить вас, — насколько смог галантно, поклонился Герка.

Он уже решил, что будет делать все, что пожелают эти странные, молодеющие на глазах тетки. Откуда-то взялась убежденность, что они действительно знают ответ.

На секунду Герка замешкался, не понимая, как покинуть зал, не поворачиваясь к судицам спиной. За доброжелательными улыбками, отлично помнил он, скрывались изогнутые клыки. Однако женщины решили эту проблему, с двух сторон подхватив его под руки. Выходя, Обрада хлопнула ладонью по выключателю, погрузив зал в полумрак. Тяжелые шторы завешивали высокие окна настолько плотно, что дневной свет практически не проникал в зал. Перед тем как захлопнулась дверь, Герка успел заметить, как вокруг кукол загорелась скрытая подсветка. Во всем этом было нечто неправильное, но додумать, что именно, никак не получалось — повисшие на нем судицы весело болтали друг с другом, точно закадычные подружки, не видавшиеся много лет. Их щебет мешал сосредоточиться, и вскоре Герка выбросил из головы незаконченную мысль. До тех пор, пока они не остановились на одном из пролетов служебной лестницы. Жива оглядела себя и картинно ахнула:

— Вот ведь голова дырявая! Сумочку оставила! Герочка, не будете ли вы столь любезны? — Несмотря на теплый тон, глаза у нее при этом были как у биолога, препарирующего очередную, Случай ведает какую по счету, белую мышь. — Там, в конце комнаты, на вешалке. Не хочу оставлять. У нас тут некоторые несознательные подворовывают…

Не представляя, насколько нужно быть несознательным, чтобы решиться воровать у судиц, Воронцов с готовностью кивнул. Он чувствовал подвох, но понять, в чем тот заключается, не мог. Обратный путь занял минут пять: Герка постепенно начинал ориентироваться в запутанных лабиринтах библиотечных задворков. Зная, что в Выставочном зале никого нет, он толкнул дверь и, не включая свет, прошел почти половину помещения, прежде чем…

Лиля могла бы им гордиться — он не упал в обморок. Хотя вопль ужаса сдержал с огромным трудом. В первые мгновения Воронцов был твердо уверен, что обмочится от страха, потому что ничего кошмарнее доселе ему видеть не доводилось. Даже сонм мертвых мальчиков личной гвардии Некрополита не мог состязаться с ужасом, царящим в комнате с табличкой «Выставочный зал». В рассеянном свете направленных ламп лениво плавали мелкие пылинки. Паркет отливал полусодраным лаком. Куклы все так же стояли, сидели и лежали на своих местах, навечно застывшие в глупых, неудобных позах.

Ничего нового… кроме глаз.

То, что прежде Герка принимал за искусно раскрашенные стекляшки, оказалось настоящими живыми глазами! И все эти разноцветные глаза с непередаваемой мукой следили за юношей — обезумевшие от заточения, одиночества и однообразия. Мечтающие о смерти. Должники Швеца, надежно упакованные им в удобные вместилища.

Гера оцепенел посреди комнаты, не в силах двинуться вперед или выйти. Лишенные век глаза парализовали его. Больше всего Воронцов сейчас жалел о том, что, зайдя, поленился включить свет. Теперь ему казалось, что куклы не просто наблюдают за ним, но и шепчутся о чем-то, и даже тихонько двигаются. Не сходят с места, но меняют положение, стоит только отвести от них взгляд. А учитывая, что в зале находилось не меньше сотни кукол, держать их всех в поле зрения постоянно оказалось невозможной задачей. Воронцов резко крутанулся вокруг своей оси, почти ожидая увидеть, как со спины к нему подбираются маленькие зловещие фигурки. В ожидании, когда в нее вопьются длинные, острые, точно шило, зубки, шея покрылась гусиной кожей. За спиной никого не было, лишь подозрительно шевельнулась створка двери. Сквозняк? Или ее толкнули чьи-то мягкие тряпичные руки? Герка поспешно повернулся обратно. Куклы по-прежнему сидели на своих местах. Только теперь все они подались вперед, в едином порыве пытаясь дотянуться до глупого мальчика, рискнувшего посетить «Вселенную мягкой игрушки» в темноте. Вытянутые руки делали их похожими на орду киношных живых мертвецов, которых ради режиссерского прикола сотворили из плюша. Вот только материал не делал их милее.

Вешалка маячила в каких-то десяти шагах впереди. На ее изогнутых рогах, точно на виселице, болтались три тощие заготовки. Три пока еще не наполненных вместилища. Теперь Герка знал, что библиотечных кукол набивают не ватой и не опилками. От этого находиться в комнате было еще страшнее. Стоять на месте становилось опасно для рассудка — Воронцов уже подпрыгивал и озирался от каждого шороха. Перебарывая себя, он сделал шаг вперед, под перекрестным огнем кукольных глаз дошел до вешалки и на мгновение замер. Сумочка Живы, точно такая же, как у ее сестры, болталась прямо на груди одной из заготовок. Шепот, сперва казавшийся лишь голосом ветра в вентиляции, усилился, стал отчетливее. В нем слышалась нетерпеливость. Сумасшествие. Голод. Надо было поскорее убираться отсюда, но Герка все стоял, не в силах взяться за кожаный ремешок. Боясь прикоснуться пальцами к пустой плюшевой шкуре. Он не знал, чего опасается больше: что ожившая заготовка прыгнет на него, растопырив украшенные кривыми когтями матерчатые пальцы, или что его засосет внутрь этой страшной мягкой тюрьмы. Ежась от недоброго шепота, юноша лихорадочно смотрел по сторонам, боясь прозевать момент, когда игрушки решатся напасть. Так продолжалось, пока он не столкнулся взглядом с одной из кукол. С плоского круглого лица с еле обозначенным неряшливыми стежками ртом на него по-рачьи пучились блестящие глаза. Наполненные слезами, жадностью и безумием, они стали для Герки тем толчком, что, наконец, сдвинул его с места.

Скользнув по прохладному, безжизненному плюшу, дрожащие пальцы вцепились в ремешок сумочки. Еще не сняв его с крючка, Герка стремглав несся к выходу. За спиной загрохотало — это опрокинулась вешалка. Но юноша не обернулся. Ему даже в голову не пришло, что неплохо бы поднять упавшее. Пулей вылетев в коридор, Воронцов захлопнул дверь и привалился к ней спиной. В ушах все еще стоял противный крысиный писк сотни маленьких глоток…

Убедившись, что никто не пытается выломать дверь, Герка отряхнулся и, успокаивая норовящие выпрыгнуть легкие, медленно отправился догонять судиц. В этот раз аномальные размеры библиотеки сыграли ему на руку. Герка отдавал Живе сумочку с невозмутимым лицом и ровным дыханием. Если он что и уяснил из Лилиных рассказов, так это то, что этот мир не терпит слабаков и нытиков.

«Местечко» действительно оказалось поблизости — в трех домах через дорогу. Но если бы Герка сразу понял, куда тащат его лукавые судицы, он бы трижды подумал, прежде чем опрометчиво соглашаться на их предложение. Заведение с претенциозным названием «Москва» было хорошо известно всему городу как последний ресторан доперестроечного периода, так и не сменивший название. Расположенный на первом этаже жилой «сталинки», он навсегда застрял во времени, вобрав в себя лучшие проявления шика советской эпохи. В обычные дни Герка предпочитал места поскромнее, а чаще всего просто покупал беляши и сосиски в тесте в ларьках с выпечкой. Цены в «Москве» действительно были столичными. Кофе от двухсот рублей автоматически делал ресторан недоступным для студентов и школьников.

В «Москве» Воронцов бывал лишь однажды, два года назад, на сорокапятилетии отца. Тогда самое сильное впечатление на него произвела повсеместная чистота и «вылизанность» заведения. Весь вечер Герка вел себя предельно внимательно, боясь пролить брусничный морс или ненароком уронить что-нибудь жирное на белоснежную скатерть. Ему казалось, что он присел перекусить в музее над особо дорогим экспонатом или в библиотеке, обложившись редкими книгами. В общем, единственный ужин в «Москве» оставил Воронцову не самые приятные воспоминания. Возвращение сюда в компании двух крайне неуравновешенных женщин, меняющих возраст и настроение гораздо быстрее, чем некоторые меняют зубные щетки, не добавляло Герке оптимизма. Пусть внешне все выглядело так, словно это они привели его в ресторан, юноша прекрасно понимал: когда дело дойдет до расчета, раскошелиться придется ему. Будучи мальчиком воспитанным, Герка был бы совершенно не против заплатить за своих спутниц, но полторы сотни в кошельке диктовали совершенно иную стратегию.

Мимо улыбчивой девочки-администратора, кивнувшей судицам, как старым знакомым, они проследовали в большой зал. С первого и единственного визита Воронцова помещение совершенно не изменилось: идеально ровные ряды круглых столов, ослепительной белизны скатерти, блестящие приборы, похожие на инструменты хирурга, и, конечно же, апофеоз советской роскоши — устрашающих размеров хрустальная люстра под потолком. Даже Герины кеды, соприкоснувшись с мраморным полом, умудрялись создавать небольшое эхо. Других посетителей, кроме их троицы, не было. Юношу это нисколько не удивило — в Сумеречах не так много людей может позволить себе обедать в ресторане. Судицы, по какой-то причине, могли, и, судя по уверенному поведению, делали это часто. Пройдя через весь зал, они привычно остановились возле углового столика на четыре персоны. Вспомнив о своей роли галантного кавалера, Герка помог сестрам сесть. Скрежет задвигаемых стульев прозвучал точно железом по стеклу.

— Душечка, нам как обычно, — проворковала Жива подошедшей официантке.

— Простите, бифштексов сегодня нет, — девушка виновато сложила руки на переднике. — Могу предложить шницель по-венски.

— Хорошо, давайте шницели вместо бифштексов, — согласно кивнула Обрада.

Официантка тут же отработанно затараторила:

— Значит, вам две солянки, два мяса в горшочке, четыре шницеля, два стейка с кровью и четыре литра томатного сока, все верно?

Удовлетворившись кивком судиц, девушка повернулась к Герке.

— Что будет кушать молодой человек?

Поняв, что весь озвученный заказ предназначался исключительно сестрам, тот поперхнулся.

— М-минералки, если можно, — жалобно попросил он. Чувство голода почему-то пропало.

— Без газа! — ехидно улыбаясь, добавила Обрада.

Кажется, судиц забавляла реакция юноши. Официантка ушла, оставив на столике меню в толстой кожаной папке да круглую стеклянную пепельницу. Не спрашивая разрешения, сестры достали сигареты, синхронно задымив в потолок.

— Итак, в чем твоя проблема? — выдувая столб мутного белого дыма, поинтересовалась Обрада. Вместо ответа Герка положил на стол руку, красноречиво сверкнув потертой монетой. Судицы понятливо закивали. Однако заговорили только после того, как официантка принесла томатный сок и минералку для Геры. Слово взяла Жива:

— Это не проблема, юный Герман, это твоя самая большая удача. Как такое счастье может быть проблемой?

— Простите, но можно обойтись без этого? — не выдержал Воронцов. — Я устал от того, что каждый встречный обвиняет меня в неблагодарности к Его Величеству Случаю. С тех пор как я нашел эту монету, меня неоднократно пытались убить — переехать автомобилем, зарезать, сожрать, выпотрошить, как чертову рыбину! Если таково ваше понимание счастья, то… — Он задохнулся от накатившей обиды и злости, но все же сумел сдержаться и смущенно пробормотал: — Простите, накипело…

Впрочем, извинения оказались излишними. Накрыв его руку своей, Обрада покачала головой. Ее ладонь оказалась мягкой и горячей. Герка не понимал, как с такими нежными руками можно что-то там плести. Пусть даже человеческие судьбы.

— Тебе не за что извиняться, юноша. Ты щенок, которого швырнули в воду, чтобы посмотреть, выплывет он или потонет. Не принимай на свой счет, у Случая специфические развлечения. То, что ты до сих пор жив, внушает определенное уважение. А то, что ты до сих пор не распознал своей удачи… это не удивительно, учитывая, как ты подбираешь себе друзей, но уж точно это не повод для извинений.

— Ты то, что я называю «три зэ», — присоединилась к сестре Жива. — Запутан, запуган, загнан. Дерьмовое сочетание. — Судица по-драконьи выдула дым из ноздрей. — Дерьмовое, но не смертельное. Даже в нем можно находить плюсы и учиться извлекать выгоду. Но, впрочем… тебе ведь не этого от нас надо, верно?

Воронцов кивнул.

— Верно. Как мне от него избавиться?

Задумчиво оббив пепел о край блюдца, Жива посмотрела на сестру, и та в ответ смотрела на нее. Создавалось впечатление, что судицы обмениваются мнениями без участия голоса. Мыслями, взглядом или чем-то еще передают друг другу закрытую информацию. Наконец, обе они синхронно втоптали окурки в пепельницу и тут же закурили по новой.

— Ты знаешь памятник возле Школы искусств? — спросила Обрада.

— Это какой-то местный дядька… — неуверенно начал Герка. — Как его… Свиридов?

— Спиринов, — поправила Жива. — Купец, меценат, на его деньги построили то здание, где нынче обретается Школа искусств. Ты знал, что каждый год ему отпиливают руку?

— Конечно! Студенческая традиция, на удачу перед сессией, — в этом вопросе Герка чувствовал себя увереннее, так как исчезновение руки у памятника было традиционным сюжетом для местных новостей, наряду с Новым годом и Восьмым марта.

— Неверно! Студенческая традиция ограничивается потиранием запястья, а не его отпиливанием. Никогда не видел, как студентики полируют ему руку зачетками? Так вот это и есть сама традиция. Все остальное — от лукавого!

Обрада патетично откинула голову назад, с наслаждением выдув в потолок сигаретный дым. Жива молчала, загадочно улыбаясь. Не зная, что сказать, молчал и Герка. Вообще-то, строго говоря, молчание затягивалось.

— Ну и зачем… — начал было Воронцов.

— А затем, юный Герман, что отпиленную руку каждый раз возвращают! — назидательно подняла палец вверх Обрада. — Просто кладут рядом с постаментом, а муниципалитет приделывает ее обратно, ибо негоже памятнику без руки. Ибо нужно, чтобы поток жаждущих дармовой удачи студентов никогда не иссякал.

— Она говорит о том, что здесь крепко замешаны сборщики, — дополнила сестру Жива. — Это вообще в их духе — оторвать, отпилить, убить… А вот идея с памятником явно принадлежит кому-то более умному. Он не вытаптывает поле, а трудолюбиво возделывает его, собирая регулярный урожай.

— То есть вы хотите сказать… — Собирая информацию в единое целое, Герка задумался. — Вы хотите сказать, что, выкачав из артефакта всю удачу, они отправляют его на… подзарядку? То есть удача в артефактах конечна?!

— Все конечно, юный Герман, — глубокомысленно заметила Обрада. — Жизнь, любовь, счастье. Даже смерть, время и бесконечность имеют свой конец, как бы странно это ни звучало. И особенно конечна удача, переменчивая, как настроение женщины.

— Даже твой артефакт, — Жива кивнула на пятачок, — даже он имеет свои пределы. Надо просто достичь их, вычерпать этот колодец до дна быстрее, чем твоя же вера его наполнит. Тогда он перестанет быть интересен для кого бы то ни было.

Стакан Герки наполовину опустел. Принесли первое, которое судицы тут же с аппетитом выхлебали в считаные секунды. Теперь они бережливо вытирали жирные стенки глубоких тарелок пружинистыми белыми мякишами. А Герка все сидел, неторопливо потягивая минералку, думая о чем-то своем.

— Что, и все? — наконец произнес он. — Вот так просто? Тогда почему Лиля мне этого не объяснила?

— Я уже говорила о твоей странной манере подбирать себе друзей, — пожала плечами Обрада, принимаясь за глиняный горшочек, наполненный дымящейся картошкой с мясом. — Впрочем, в данном конкретном случае твоя подружка, вероятно, не хотела тешить тебя ложной надеждой. Это ведь не так просто, как может показаться с наших слов, юный Герман. Лично я не знаю, как нужно испытать удачу, чтобы она покинула этот предмет.

— Это должно быть нечто абсолютно невероятное, — оторвавшись от еды, поддакнула Жива. — Нечто дикое, безумное, рассчитанное на совершенно сумасшедшую удачу. И возможно, проделать это придется несколько раз.

— Тебе самому предстоит нащупывать пределы, — Обрада уже расправилась с содержимым горшочка и теперь проворно нарезала шницель. — Тут главное вовремя почувствовать, что удача тебя покинула… иначе может не вывезти. И еще… что бы ты ни задумал, не пытайся проделать это, не поверив прежде в свою удачу. Вот это как раз вовсе не так трудно, как кажется, юный Герман.

— Ты заказал бы себе что-нибудь, — резко меняя тему, предложила Жива. В ожидании стейков она раздражающе постукивала вилкой по пустой тарелке. — Мы с Обрадой, наверное, повторим… Ты как? — Она вопросительно взглянула на сестру.

— Всегда! — тихонько рыгнув в кулачок, подтвердила та.

Герка тоскливо вздохнул. Кажется, судицы прекрасно понимали, что денег у него нет, и целенаправленно загоняли его в долги. Принесли стейки — огромные ломти пышущего жаром мяса, даже на вид очень дорогие. Залпом допив остатки минералки, Герка собрался с духом и выпалил:

— Вы не подождете меня? Я, кажется, кошелек в номере оставил… Я на минуточку, туда и обратно!

Понимающе улыбаясь, судицы переглянулись. Кажется, они даже подмигнули друг дружке.

— Ну, если только на минуточку, — согласно кивнула Обрада, отправляя в рот здоровенный кусок говядины и глотая его, практически не пережевывая.

— Только непременно возвращайся, юный Герман, — с набитым ртом прошамкала Жива, не упустив возможность блеснуть клыками, уверенно раздирающими мясо. — Ты ведь не собираешься поставить нас в дурацкое положение, верно?

— Нет, — Воронцов сглотнул набежавшую слюну. — Конечно же, нет.

Хотя на самом деле собирался. Еще как собирался.

Безжалостно царапая лысину иголкой, Швец задумчиво почесал голову.

— Я, конечно, знал, что вы очень практичная особа. Лилия, но чтобы настолько? Не ожидал, прямо скажу, не ожидал.

Сидящая в кресле напротив Лиля отвернулась, словно ей отвесили пощечину.

— Швец, меньше всего на свете мне сейчас хочется выслушивать твои подколки, — тихо сказала она. — Ты мне поможешь или нет?

— Бросьте, Лилия, какие подколки! — всплеснул ручонками Дан Ааронович. — Я ведь вами искренне восхищаюсь! Как коллега коллегой, можно сказать! Достойная смена растет! Ну а если серьезно, — отбросив ерничанье, Швец подпер подбородок кулаком, — вы уверены, что действительно желаете это сде…

— Чем быстрее, тем лучше, — нетерпеливо перебила его панкушка. — Осточертело слушать твой мерзкий голос.

— Вы говорите обидно, милая Лиля, но я не держу на вас зла. Я бизнесмен и подхожу к делам без ненужных эмоций. Вы ведь понимаете, что любая моя услуга не бесплатна? Тем более такая специфичная…

— Через пару часов нас здесь не будет. Все, что ты взял за два дня вперед, и будет твоей платой.

— Учитывая, что стоит на кону, я бы сказал… как бы это покорректнее… — Дан Ааронович картинно замялся, — эммм… очень дешево откупиться, не находите?

— Ты, конечно, фигура, Швец, но не зарывайся, — брезгливо поморщилась панкушка. — Тебя даже делать ничего не просят. Просто в сторонке постоять.

— Нейтралитет, милая Лиля, в наше время тоже дорогого стоит!

— Швец, завязывай! Знаешь, я тут подумала, что еще меньше, чем слушать всю хрень, вылетающую из твоего рта, мне хочется видеть твою гнусную рожу. Да или нет?

— Да, Лиля. Вы же прекрасно знаете, что да.

Швец нисколечко не обиделся. Он-то знал абсолютно точно, что сейчас собственное отражение в зеркале кажется Лиле куда как более гнусным.

Уверенность, с которой Герка выходил из ресторана, улетучилась, стоило ему оказаться на улице. Решение покинуть судиц, насквозь спонтанное, импульсивное, больше не казалось таким уж правильным. Впрочем, возвращаться назад, чтобы предъявить библиотекаршам тощий кошелек, тоже не хотелось. Оставалось лишь одно: спешно отыскать Лилю и надеяться, что она знает, как выкрутиться из создавшейся ситуации. Возвращаясь обратно вверх по улице, Герка и сам не понял, как оказался в почтовом отделении. Перекресток, на который выходила Центральная городская библиотека, вообще отличался развитой инфраструктурой. Помимо «Москвы» и самой библиотеки, здесь находились несколько магазинов (включая один продуктовый), аптека, адвокатская контора, турбюро и почта. Проходя мимо последней, Воронцов увидел, как молодой мужчина, явно куда-то очень спешащий, на ходу забросил конверт в синий металлический ящик для писем. Идея еще не оформилась в голове, а ноги уже принесли Герку в крохотный зал всего с двумя окошками. Медленно ползли, соревнуясь, две короткие, напоминающие обрубленные щупальца, очереди, состоящие преимущественно из пенсионеров и пенсионерок, пришедших оплачивать коммунальные счета. Пристроившись в хвост одного из «обрубков», Герка все еще пытался сообразить, что он здесь оставил. Лишь когда оператор, девушка с замученными глазами и растрепанным рыжим веником, заменяющим волосы, нетерпеливо поинтересовалась: «Вам?» — юноша неожиданно для себя спросил:

— А по городу открытка долго идти будет?

— Двое суток максимум, — механическим голосом отчеканила девушка. — Отправите сегодня, сегодня и дойдет. В конце рабочего дня выемка будет.

— Тогда можно мне вот эту? — Указательный палец постучал по стеклу, под которым на листе плотного картона улыбающийся пухлощекий медведь протягивал кому-то огромный букет цветов. Скачущие буквы складывались в те слова, которые он всегда говорил младшей сестренке в этот день: «С днем рождения!»

— Конечно, можно. Двадцать два пятьдесят четыре с вас…

Пока уставшая девчонка пробивала чек, Герка быстро нацарапал на обороте адрес. Не удержался, черкнул в самом низу: «Люблю тебя! Брат Герка». Неуверенно помялся, не зная, то ли бросить открытку в почтовый ящик, то ли передать девушке за стойкой. Оператор быстро решила его дилемму, проворно выхватив картонку.

— Давайте уже, — беззлобно проворчала она. — Если больше ничего, тогда не задерживайте очередь.

Маленький кусок плотной бумаги, перейдя из рук в руки, будто бы протянул ниточку, соединяющую две жизни Герки Воронцова: старую — привычную, постоянную, в чем-то скучную, но безопасную, и новую, наполненную приключениями, переживаниями и стрессами. Связь эта, пока еще некрепкая, тонкая, тем не менее, придала юноше сил, вернула уверенность. Наглядно доказала, что старая жизнь не исчезла, а просто оказалась временно недоступной, как сотовая связь для путешествующего на поезде абонента. И он, Герка, способен сделать так, чтобы возвращение в привычное русло произошло как можно быстрее. Надо только…

— …выбрать лотерейный билетик?

— Чего? — Воронцов удивленно уставился на обратившегося к нему пожилого мужчину.

— Говорю, не поможете мне выбрать лотерейный билетик? Каждый месяц, как пенсию получаю, обязательно беру один билетик — хочу миллион выиграть!

Несмотря на обилие морщин на лице, подобно кольцам древесного ствола отпечатывающих прожитые годы, выглядел мужчина довольно молодо. Герка не сразу понял, что дело здесь не только в крепкой, подтянутой фигуре, лишенной даже признаков старческой немощи, но и во внешнем виде незнакомца. Ярко-оранжевые штаны и обтягивающая черная футболка с портретом Пламенного Че гораздо больше подошла бы подростку, ну, скажем, внуку этого господина. На ногах — Герка не смог сдержать улыбку — на ногах мужчины красовались не туфли, не сандалии, а кеды. Точно такие же, как у самого Воронцова, только менее потасканные. Все это, вкупе с выкрашенными в черный цвет ногтями, огромными перстнями, унизывающими практически все пальцы, стильной седой бородкой и поднятыми на макушку модными солнечными очками, превращало обычного старикана в инопланетянина. Он был подобен неформалке Лиле — слишком пестрый для мира провинции. Слишком иной.

— Ну так как, поможете? Мне-то вечно не везет… а у вас, я вижу, рука счастливая!

Сборщик? Герка мучительно искал хоть какое-то подтверждение своим подозрениям. Ведь говорила же Лиля — сам, мол, научишься, если раньше не помрешь. Не помер ведь? Факт! А вот различить угрозу по-прежнему не умел. Мужчина, несмотря на экстравагантный внешний вид, просто излучал добродушие и жизнерадостность. В конце концов, не станет же он убивать Герку прямо посреди почты, на виду у…

— Федор Михалыч, опять вы мне очередь задерживаете? — Оператор с картинной суровостью сдвинула аккуратно выщипанные бровки. На стойке перед собой девушка разложила веер билетов мгновенной лотереи. И именно естественность ее поведения, обыденность, которую не смог бы повторить даже самый талантливый актер, помогли Гере решиться.

Он наугад ткнул пальцем куда-то в середину и, круто развернувшись, вышел на улицу. Медленно прикрываемая доводчиком дверь еще не успела отрезать юношу от пыльной прохлады почтового отделения, как изнутри раздался полный счастливого неверия крик. Едва не слетев с петель, дверь вновь распахнулась, и эксцентричный старикан, повиснув на перилах, заорал вслед уходящему Воронцову:

— Пятьдесят тысяч! Пятьдесят, етить твою душу! Я же говорил! Я же вам говорил, что вы счастливчик?!

Опасаясь, что старик бросится его благодарить, Герка свернул за угол здания, поспешив скрыться во дворах. Он все еще не до конца разубедился, что тот не сборщик. Конечно, было бы неплохо выпросить у него какой-нибудь процент, свою пусть небольшую, но долю. Тогда можно будет заплатить за прожорливых судиц… За размышлениями Герка не заметил вздувшуюся асфальтовую кочку, коварно подставившуюся прямо ему под ноги. Не успев восстановить равновесие, Воронцов растянулся в полный рост, больно ударившись руками и содрав кожу на локтях.

— Счастливчик, бл…дь! — в сердцах выругался он, пытаясь вернуться в вертикальное положение. Однако на время оставил эту затею, когда взгляд его упал на бесхозно валяющийся посреди дорожки кошелек. Дорогое кожаное портмоне, разбухшее от купюр, словно нерестящийся лосось от икры. Сообразив, что он уже несколько долгих секунд стоит едва ли ни на четвереньках, Герка подался вперед, спешно хватая нежданную добычу. Воровато оглядевшись и не заметив никого в окрестностях, он быстро проинспектировал содержимое кошелька. — И правда счастливчик, — завороженно выдохнул он наконец.

— Говори, пидор, где ты его высадил?! — брызжа слюной, шипел Близнец Семка.

Сидя верхом на грузном водителе «УАЗа», он плотно прижимал того к земле. И вот что странно — взрослый, крупный мужчина не мог сбросить с себя карлика, как ни старался. Лишь приподнимал плечи, пытаясь освободить руки, да сучил ногами.

— Ты руку-то убери, — сочувственно посоветовал Скоморох.

Семка недоверчиво поглядел на свою широкую ладонь, запечатывающую рот водителя. Выругавшись, карлик вплотную наклонился к лицу мужчины.

— Заорешь — глотку перережу! Усек, паскуда?

Мужчина тут же перестал сопротивляться и быстро закивал, насколько позволяла удерживающая его ладонь. Освободив ему рот, Близнец повторил вопрос:

— Где ты его высадил? Быстрее скажешь, целее домой поедешь…

— У библиотеки! — сквозь всхлипы ответил водитель, сразу сообразивший, о ком идет речь. Теперь он едва не плакал от своей мимолетной доброты. — У библиотеки их выбросил и сразу же уехал! Я ж не знал…

Чего именно он не знал, мужчина не знал тоже. Просто чувствовал, что совершил нечто, разозлившее этих ребят, и спешил исправиться.

— Их? — Скоморох с надеждой подался вперед. — Ты сказал «их»?

— Да-да! — Мужчина вновь часто-часто закивал. — Парень с девчонкой, хиппи чертовы! Обоих возле библиотеки выбросил!

— Ты слышал? — спросил Скоморох подошедшего Оба-на. — К Швецу подались!

Старший сборщик многозначительно кивнул. Он слышал все до последнего слова, и услышанное в корне меняло дело. С одной стороны, Швец — фигура авторитетная, беглецов за здорово живешь не отдаст. С другой — появилась реальная возможность вернуть расположение Хозяина, и ради этого Оба-на готов был тягаться хоть со Швецом, хоть с чертом-дьяволом!

— Проходите-проходите, не на что здесь смотреть! — Оба-на поспешил успокоить древнюю бабульку, застывшую с ведром в руке, не дойдя до мусорных баков метров десять.

Старушка послушно кивнула и пошаркала дальше. Точно не видя, как на расстоянии вытянутой руки от нее Близнец Семка споро перепиливает несчастливому дядьке-водителю горло здоровенным тесаком. Хлещущую фонтаном кровь карлик привычно заслонял лопатообразной ладонью, однако брызги все же долетали до его растянувшегося в мстительной улыбке лица.

— Вот! — Встав на ноги, Близнец лениво пнул тело, все еще загребающее пальцами жирную вонючую грязь. — Как и обещал, почти что целый!

Улыбаясь окровавленными губами, он просто сочился адреналином. Потому-то чуть не пропорол Скомороху живот, когда у того в кармане резко запиликал старенький мобильник. Отвесив униженно сжавшемуся карлику мощную затрещину, бригадир вынул телефон. Номер оказался незнакомым, но вот голос… Выслушав собеседника, Скоморох повернулся к старшему сборщику, недоуменно глядящему на него от подножки фургона.

— Шеф, планы меняются, — жизнь и желание действовать возвращались к Скомороху прямо на глазах. — К «Москве» надо ехать!

— Босс, да ты кинься! — воскликнул карлик. — У нас бензину не хватит до Москвы гонять!

— Нам не в столицу, Семка, — понятливо кивнул Оба-на. — Нам к ресторану. — И, обращаясь уже к Скомороху, с надеждой спросил: — Сработало?

Тот довольно ощерился и кивнул, прикрыв глаза.

— Похоже на то, шеф! Очень похоже на то!