Глава 11. Засада

Раэль не спеша пробирался по заснеженной тропе через лес, теперь уже не опасаясь погони. С одной стороны, было неплохо получить передышку после такого приключения, а с другой, — мысли об Элли вновь мучили его. Чувства вины, страха, безысходности, переплетаясь, терзали его изнутри. Если бы он не пошел на эту чертову охоту, все было бы иначе. Она была бы жива. Охотник остановился и, прислонившись к дереву, закрыл глаза. Он сидит у себя дома за столом, а Элли, милая Элли стоит позади, нежно обвив руками его шею. Дети, обрадованные приходом отца, бегают рядом, смеются и дергают его за рубашку. Казалось, в воссозданном в памяти видении Раэль даже сумел ощутить тепло камина и убаюкивающий, завлекающий в свои мягкие объятия уют. Охотник провел рукой по шее, но ухватил пальцами лишь пустоту. Он приоткрыл глаза. Надоедливый снег, одиночество и холод — вот, что было реально здесь и сейчас. Раэлю показалось, что он действительно только что побывал там, дома, в кругу семьи и, снова оказавшись на морозе, ощутил пробежавшие по всему телу мурашки. Как редко он в последнее время бывал дома. Как жалел, что проводил мало времени с Элли и детьми.

Мужчина продолжил путь, разрывая себя изнутри, а затем опять собирая, чтобы вновь разъединить. Он прекрасно понимал, что этим ничего не добьется, а лишь сделает себя еще несчастней. «Когда уже ничего нельзя исправить — остается только усугубить». И он делал это снова и снова. Карая себя за оплошность. Вспоминая картины совместного счастья, а затем сменяя их на злополучный момент ее гибели.

Вечер потихоньку подбирался по лестнице суток к своей ступени, чтобы твердой поступью взойти на нее, оттеснив надоедливый день. До пристанища фрилдингов, по меркам Раэля, оставалось еще около четырех — пяти часов пути. Хотя, возможно, и больше, ведь никто с точностью не знал, где на самом деле располагалась их стоянка. Плутать впотьмах было не с руки, поэтому необходимо было задуматься о месте для ночлега.

«Эх, разыскать бы пещерку поуютней, да костер развести», — ненадолго отступив от духовного самобичевания, подумал Раэль, чей желудок уже не раз напоминал о себе сердитым урчанием.

«Желательно, пустую», — добавил практичный рассудок.

«Боюсь, с пещерой мне не повезет, горные хребты расположены далеко и места там мало освоенные», — вспомнив про людоеда, Раэль тут же отмел эту идею. Не хватало еще попасться в лапы целому клану этих монстров. Они ощиплют его, как курицу на кухне, и растащат по частям, причем четвертуют заживо, ибо дрыгающиеся верещащие человечки с оторванными конечностями, наверняка, умилят даже самого сурового великана. Чем не развлечение? Да, тяжело было без Тримза. Поддержка друга была нужна ему сейчас как никогда. Раэль боялся оставаться наедине с собой, своими мыслями. Смерть Элли подкосила его, резанула острым лезвием по основанию души, вывернув ее наизнанку, а затем разметав содержимое.

Он так увлекся своими мрачными размышлениями, которым способствовала распростершаяся на его пути тишина, что не сразу заметил силуэт впереди. Человек в обычной Сенвильской одежде стоял возле лесной тропы, прислонившись спиной к сосне, и, склонив голову, смотрел себе под ноги. Оружия при нем видно не было, но что-то здесь было явно не так. На заблудившегося горожанина он явно не походил. Всякое бывает, может, где-нибудь неподалеку расположена очередная мануфактура торговца Себэстьяна, а этот рабочий решил побыть в одиночестве после тяжелого трудового дня. Тем не менее, поравнявшись с незнакомцем, охотник краем глаза наблюдал за ним. Странный тип так увлеченно разглядывал снег у себя под ногами, что, казалось, весь мир в этот момент перестал для него существовать. Неприятное ощущение затаилось у Раэля еще с самого начала, когда он увидел этого парня на тропе, а теперь, когда он оказался спиной к незнакомцу, чувство тревоги лишь усилилось. Охотник ступал настолько тихо, насколько это было возможно по заметенной снегом дорогое, дабы расслышать приближение опасности сзади.

«Снарядить лук, развернуться, выстрелить? Нет, слишком долго», — обдумывал Раэль возможный алгоритм действий. На ходу он незаметно расстегнул шубу и нащупал метательный топорик, который висел на поясе рядом с охотничьим ножом. Наверное, если бы охотник увидел сейчас хитрую ухмылку, проступившую на лице мужчины, он непременно, даже не раздумывая, метнул бы в него свое оружие. Но в том-то и заключается прелесть настоящей западни, что узнать о ней обычно получается уже тогда, когда вляпаешься в нее по самые уши.

— Ты чего не здороваешься-то, мил человек? — с наигранной ноткой недовольства в голосе донеслось позади него.

Раэль остановился и, обернувшись к незнакомцу, оглядел, на первый взгляд, безлюдную местность. Мужчина стоял на прежнем месте и, прислонившись к сосне, буравил взглядом охотника, при этом уже упираясь руками в длинное древко металлической булавы, чей шипастый шар углубился в снежный покров. Сзади, как раз оттуда, куда только что направлялся Раэль, послышался шорох всколыхнувшихся ветвей.

— Ну, привет, — процедил сквозь зубы Раэль. По характерному звуку, раздавшемуся позади, он насчитал человек пять разбойников.

— Ты это, шубку-то застегни, а то застудишься ненароком, — нагловато произнес незнакомец.

«Нет, теперь не успею», — подумал охотник, — «наверняка, я на прицеле у лучников. Раньше надо было действовать».

— С каких это пор благородные разбойники грабят мирных граждан Сенвилии, да еще такими большими группами? — поинтересовался он, пропустив язвительную прелюдию головореза.

— А тебя разве кто-то грабил? — пробасил кто-то позади.

— Раз просит, то это мы мигом, хе! — усмехнулся третий.

— А ты мирный что ли? — перекрыл гогот своих товарищей тот, что у дерева, — луком своим ты, небось, дворы метешь, да? Ну а топорик с ножом — это уж явно для резьбы по дереву, — закончил он уже сурово, без тени театральности.

— Я охотник и честно добываю на пропитание своим трудом, — ответил Раэль, выдержав на себе тяжелый взгляд мужчины, только вначале показавшимся ему простым деревенским мордоворотом.

— А что ты тогда забрел так далеко от окрестностей города? Или ты там уже всю живность перестрелял? — под смешки своих товарищей промолвил разбойник с булавой.

— Я свободный человек, поэтому охочусь там, где хочу, — твердо сказал охотник.

— Ты ошибаешься, — ледяным тоном ответил ему головорез, — ты гражданин Сенвилии, поэтому ты уже не свободен по определению. Ты ежедневно своим трудом набиваешь карманы этому недоноску Сельмонтису, приумножая его состояние. А теперь ты, такой честный и свободный, вот так просто приходишь сюда, в наши земли, и рассказываешь мне все это в надежде отсюда живым. Не много ли ты о себе возомнил, господин охотник?

Теперь хотя бы идеологическая направленность этой банды стала ясна. Видимо, Раэлю только что посчастливилось наткнуться на группу повстанцев, которые в какой-то степени были даже опаснее рядовых бандитов.

— Бравые вы парни, как я погляжу! Нападаете толпой на одного и ведете возвышенные речи! Чем вы лучше того же губернатора?! — воскликнул охотник, в последний момент осознав, что, наверно, все-таки напрасно он это только что это сказал.

Позади Раэль различил шум приближающихся к нему людей. Кажется, фраза возымела действие, и теперь он, собрав нервы в кулак, ожидал, когда лезвие клинка войдет в его спину. Но незнакомец, стоящий у дерева, поднял руку вверх, остановив своих людей, и рявкнул.

— Доставай свое оружие! Будет тебе честный бой, сволочь!

«Неожиданный поворот», — пронеслось в голове охотника, — «хотя, если у меня и получится одолеть этого негодяя, исход все равно предрешен». Раэль скинул свою поклажу в снег и, достав топорик с кинжалом, еще раз бросил взгляд на здоровенную булаву противника. «Не такой уж и честный бой», — размышлял охотник, сжимая в ладонях рукояти своих коротеньких «зубочисток».

Сделав несколько длинных прыжков, разбойник оказался рядом с Раэлем и, гневно сверкнув глазами, нанес удар сверху вниз. Охотник только и успел, что отскочить назад, когда перед его взором пронеслась стальная верхушка булавы, обдав его легким порывом ветра. Да уж, мастерства бандиту было не занимать. Четкие, выверенные движения, техничные взмахи не столь удобным, но мощным оружием выдавали в этом человеке опытного воина. Похоже, вся его ярость осталась где-то там, на краю сознания, нисколько не сказываясь на хладнокровности атаки. Раэль только и мог, что отпрыгивать и уклоняться от сокрушительных взмахов. Пытаться парировать удар столь мощного оружия означало бы досрочно подписать себе смертный приговор. Разбойник вновь нанес боковой удар в попытке достать Раэля, а затем, рассекая оружием воздух, повел булаву чуть дальше в сторону, словно приглашая противника контратаковать. Охотник, воспользовавшись шансом, совершил выпад зажатым в руке кинжалом, стараясь нанести колющий удар в грудь неприятеля. Но, как оказалось, напрасно. Повстанец только этого и ждал. Сделав короткий шаг назад, он резким движением поднял булаву и обрушил ее на противника. Охотник понимал, что попался на уловку, так же, как и понимал, что не успеет уклониться. Единственный возможный путь лежал впереди. Поэтому Раэль, оттолкнувшись от земли, перекатился вперед. Какая-то доля секунды, и булава вновь прочертила пустоту, ухнув потоком встревоженного воздуха, подобно хищной сове, упустившей жертву. Резко вскочив на ноги, Раэль развернулся лицом к противнику. Бандит был явно удивлен такой реакцией охотника и даже не сразу обернулся, чтобы продолжить атаку.

«Так долго продолжаться не может», — подумал Раэль, — «рано или поздно он доберется до меня. Вот будь у меня лук, я бы с закрытыми глазами нашпиговал стрелами этого подонка».

Напарники головореза с довольными ухмылками стояли поодаль и наблюдали за «честным поединком», выкрикивая в адрес своего товарища одобряющие реплики. Рана на ноге охотника, про которую он уже успел позабыть, вновь напомнила о себе, с явным негодованием пытаясь объяснить чередой болезненных сигналов, что совершенно не одобряет только что реализованный Раэлем трюк.

Повстанец вновь атаковал, но теперь с большей осторожностью, осознав, что его противник далеко не так прост, как кажется. Бой, скорее походящий на игру в выживание, продолжался. Раэлю приходилось тратить больше энергии на то, чтобы избежать смертоносных атак противника. Предательская усталость, начавшая постепенно охватывать охотника, уже принесла свои плоды, вылившись в неровное, сбитое дыхание.

«Ну, была — не была», — подумал Раэль и, отпрыгнув назад, увернувшись от очередного взмаха булавы, сделал вид, что оступился, покачнувшись на одной ноге. Похоже, уловка сработала. Противник, чтобы не упустить выпавший шанс, резко рванул вперед и, на ходу замахнувшись оружием, со всей силы нанес боковой удар. Если бы охотник и вправду оступился, булава раздробила бы ему ребра. Смерть от повреждения внутренних органов, которая наступила бы не сразу, была бы поистине мучительной. Но Раэль ловко ушел от удара, отпрыгнув в сторону. Булава ушла бок, а ответом на удивление, проступившее на лице врага, явился короткий укол охотничьим кинжалом прямиком в незащищенное плечо. Тонкая струйка крови побежала из проколотой раны по одежде ошарашенного повстанца. Теперь в его глазах маячили искорки удивления и даже уважения к своему противнику. Раэль ожидал, что не менее удивленные произошедшим товарищи повстанца, уже без тени задора на лицах, сейчас получат приказ немедля расправиться с охотником. Но жизнь, вечно недолюбливающая «банальные концовки», привнесла свои изменения в эту и без того не простую ситуацию.

— Идут! Полкилометра! — донеслось с западной стороны леса неподалеку.

Похоже, данная информация положительно повлияла на предводителя, словно вылитое на голову ведро с водой, охладив его пыл.

— Так! Замести следы, — тут же придя в себя, обратился он к напарникам.

— А ты! — вперив в охотника ледяной взгляд, произнес он, — собирай свои вещички и за мной. И только попробуй что-нибудь выкинуть! — сурово бросил он, зажимая полученную рану обрывком тряпья.

Подобрав свою поклажу, Раэль направился следом за предводителем, свернув с тропы в лесные заснеженные дебри.

Оказавшись «за кулисами», охотник понял, что, соверши он попытку сопротивления, давно был бы мертвым. Участок лесного массива, проходящего вдоль заметенной снегом тропы, тянущейся на запад, был занят бойцами повстанцев. Не сказать, что их было очень много — человек десять здесь и, видимо, столько же по ту сторону тропы. Еще пять бойцов на дороге заметали следы, ну и командир, конечно. Да, охотнику, реши он все же удрать в самом начале, точно не удалось бы осуществить свой замысел. Одна радость — вся эта «постановка» предназначалась не для него, а для более крупной рыбы, которая вот-вот должна была появиться в поле зрения повстанцев.

Предводитель собрал вокруг себя бойцов и принялся негромко раздавать указания. Несколько стрелков встали неподалеку от нового гостя, чтобы присмотреть за ним. Раэль слышал лишь обрывки фраз, доходивших до его слуха:

— Их больше, чем предполагалось! — повысил голос один из воинов.

— Это рискованно, черт побери! — продолжил второй в том же духе.

— Тихо! От нас ждут результата! Ресурсы заканчиваются, мы сделаем это, иначе и быть не может! — прервал тираду раздосадованных голосов командир. После чего, нацарапав что-то кинжалом на тонкой древесной коре, главарь прикрепил записку к стреле и, позаимствовав у одного из бойцов лук, выстрелом послал сообщение через дорогу засевшим там соратникам.

— Что касается тебя, — протянул главарь, подойдя к Раэлю, — вижу, твой клинок так же остр, как и твой язык. Это хорошо. Как ты мог заметить, сейчас произойдет небольшое сражение, и, — сделав паузу, будто подыскивая подходящее слово, продолжил, — силы будут не совсем равны. Стражи будет больше запланированного, да и вооружена она будет получше нашего. Посему, — он чуть повысил голос, явно для того, чтобы его смогли расслышать стоящие рядом бойцы, — предлагаю тебе принять участие в засаде на нашей стороне. Сам понимаешь, выбор у тебя невелик, но он, несомненно, есть, ведь ты человек свободный, как ты сам недавно сказал, — повстанец натянул на свое суровое лицо подобие улыбки.

— По рукам, — скрепил договоренность рукопожатием охотник.

— Только вот лук тебе свой придется оставить, рисковать мы не можем, — взглянув на свое раненое плечо, продолжил предводитель, — но с твоими перочинными ножами, конечно, тебя в бой не пустим, поэтому на-ка, вот, держи, — и протянул железный одноручный меч.

Раэль молча принял оружие и покорно сложил поклажу рядом с деревом, примостив здесь же свой стальной лук вместе с колчаном стрел. Теперь все стало ясно. Очевидно, вскоре неподалеку в город должен был пройти охраняемый караван. Но, кажется, у повстанцев что-то пошло не так, и караван оказался под охраной большего количества стражи, чем планировали нападавшие. И теперь шанс неудачи увеличился еще больше, поэтому каждый боец был у командира на счету. И все бы ничего, но, помимо того, что Раэлю не позволили воспользоваться своим излюбленным оружием, ему еще придется биться против закованных в доспехи вооруженных стражников.

Охотник, хоть и будучи изгнанником, за чью голову была назначена высокая награда, не имел желания убивать людей. Во всяком случае, без крайней необходимости. Одно дело защищаться от нападения, совсем другое — напасть вместе с этими головорезами на караван стражи.

— Они уже рядом! — негромкая фраза одного из бойцов оборвала мысли Раэля.

Повстанцы, скрывающиеся за деревьями возле тропы, притихли, ожидая, когда караван появится в поле зрения. И вот, через ветви деревьев, колышущихся от нарастающего ледяного ветра, в вечерней темноте можно было разглядеть первые появившиеся из-за поворота на дороге силуэты едущей верхом на лошадях стражи. За ними следом неспешно выплыли семь груженых доверха повозок, накрытых брезентом. Определить, что находится в них, было затруднительно, но, судя по количеству охраны, приставленной к грузу, было ясно, что товар имел немалую ценность. Около двух десятков стражи, именно столько сумел бегло насчитать Раэль, вытянувшись в две параллельные линии, шли в пешем порядке по обеим сторонам от каравана. Начинали строй четыре всадника, один из которых заметно отличался своим снаряжением от других воинов. Новенькая стальная кираса с узором в виде клинка и темно-синий офицерский плащ явно свидетельствовали о принадлежности воина к руководящему составу городской стражи. Замыкал караван квартет всадников, подобный тому, что двигался в начале строя.

«Интересно, что же погнало их на ночь глядя переправлять груз в город, да еще с усиленной охраной?», — подумал Раэль, — «ведь можно было подождать до утра».

Середина каравана, а именно, четвертая движущаяся в веренице повозка поравнялась с «центральной точкой» обустроенной повстанцами засады на тропе. Бандиты, укрывшись за широкими стволами сосен, отгороженные, словно баррикадой, от чужих взоров густыми зарослями растущего рядом с тропой можжевельника, были готовы к атаке. Раэль ожидал от командира отряда сигнала к началу атаки — боевого клича или чего-нибудь подобного. Но этого не потребовалось. Тот лишь бросил кивок расположившимся рядом лучникам, которые по сигналу отправили стрелы в полет. Поразительно, как слаженно отреагировали на залп своих товарищей стрелки с другой стороны укрытия.

По спине Раэля пробежала холодная дрожь от одной мысли, что вначале он хотел скрыться от этих знатоков своего дела. Атака походила на захлопнувшийся, усеянный изнутри острыми иглами, саркофаг, который применялся как один из многочисленных пыточных инструментов в империи Фашхаран. Каждая выпущенная повстанцами стрела нашла свою цель. Жесткая подготовка стрелков была видна Раэлю невооруженным глазом. Помимо того, что ни один из них не атаковал цель своего соседа, так еще и каждый метил в уязвимое место между соединением доспехов стражи. Нет, не все стрелы причинили вред облаченным в доспехи вооруженным воинам. Около пяти человек, вскрикнув, свалились в снег. Двое всадников, шедших впереди строя, получив стрелу в затылок, уткнулись лбом в конскую гриву, а затем, словно тряпичные куклы, сползли со своих ездовых животных, рухнув в снег. Кони, внезапно потерявшие своих наездников, от неожиданности заржали, встав на дыбы.

— В щиты! — проорал командир стражи, разворачивая своего коня. Как ни странно, смерть обошла его стороной — оперение стрелы выглядывало из прорванной ткани его темно-синего плаща, как раз там, где начиналась шея мужчины. Его воины даже не дрогнули. Достав на ходу щиты, они соорудили вокруг каравана живую стену. Это были не какие-то там трактирные пьяньчуги, которые, простояв в защищенном городе целый день, обобрав при этом проходивших мимо бедных крестьян, шли распивать фроствейн в таверну, чтобы потом без сознания упасть в объятия падших дев. Это были проверенные многими битвами воители, которые уже не раз сталкивались лицом к лицу со смертью, зная, что, может, сегодня, а, может, завтра она одарит их своим всепроникающим холодным взглядом и, нежно приобняв, внезапным уколом кинжала или метко пущенной стрелой, уведет их за собой в иной мир. Эти бойцы не раз сталкивались с прорывом чудовищ, выпущенных из глубин шахт волею случая или непосильным трудом сотен старателей. После такого выживали не все. А те, кто оставался жив, казалось, получали некий иммунитет от страха, превращаясь в бесчувственных механических големов.

Воины еще до второго залпа организовали боевой порядок вокруг каравана, найдя укрытие за стальными щитами. Вот уж кто больше всего боялся сейчас потерять свою жизнь, так это бедные кучеры, пребывавшие в настоящем ужасе от внезапной атаки. Бросив поводья своих упряжей, простолюдины помчались кто куда. Часть из них, будто не доверяя надежности живой стены, выстроившейся вокруг повозок, побежали в лес, прикрыв голову руками, в надежде, что это способно уберечь их от прицельного выстрела. Другая часть возниц не нашла ничего лучше, как залезть под груженые обозы, словно зеленые гусеницы, что от испугу сворачиваются в малюсенький комочек. Конечно, несчастные люди и не подозревали, что занятая ими под центральными обозами позиция отнюдь не была надежной, а даже, наоборот, крайне опасной для жизни. Как ни странно, запряженные кони, брошенные покинувшими поле боя возничими, без особого волнения отреагировали на внезапную атаку.

Командир с оставшимися всадниками молча кружил около строя, ожидая атаки вражеской пехоты. Он не спешил предпринимать активные действия, так как понял, что связался не с горсткой бандитов, а с профессионалами и, позволь он своим бойцам сломать строй, повстанцы не преминут воспользоваться этой ошибкой и тут же расшвыряют глупцов. Лучники, находившиеся позади воинов, старались выискать среди деревьев цели, но все было тщетно — заросли являлись идеальным укрытием. Повстанцы не спешили бросаться на непробиваемую, ощетинившуюся клинками, стену. Еще несколько залпов с обеих сторон леса, и стрелы, словно дождь, забарабанили острыми наконечниками по металлическим щитам живой стены.

В этот момент Раэля посетила мысль, что на этом, все и закончится — стража, словно крепостная стена, выстроенная вокруг цитадели, заслонила собой ценный груз, и теперь только разве что отряд боевых магов сможет разметать многочисленных бойцов сгустками огня. Но участия магов не потребовалось.

С противоположной стороны леса, из заснеженных листьев сосны, с высоты около десяти метров вниз устремились несколько бревен, усеянных шипами и закрепленных по бокам канатами. Смертоносная ловушка врезалась в закованных в латные и кольчужные доспехи воинов. Ниспосланная свыше «кара» разбросала не успевших вовремя среагировать воителей, снеся их мощным ударом широких бревен, заодно перевернув стоящий позади обоз, под которым прятался один из извозчиков. Бедные лошади, запряженные в злосчастный обоз, от удара рухнули в снег вместе с повозкой и, панически заржав, молотили в воздухе своими мощными ногами, безуспешно пытаясь подняться, высвободиться из проклятой упряжи. Содержимое перевернутого обоза — груда золотой руды, вывалилась на снег, будто подначивая своим видом нападавших, приглашая их побороться за обладание собой.

— В бой! — заорал командир повстанцев, подав сигнал к началу атаки.

Стрелки по команде побросали свои луки и, вооружившись мечами, выскочили из леса на дезорганизованных, потерявших строй, защитников каравана. Раэль, не имевший выбора, последовал их примеру. Рядом бежал командир, удерживая обеими руками увесистую булаву. Нельзя было не заметить, что при этом поврежденная рука причиняла ему боль.

— Все в порядке! Царапина, — поймав взгляд охотника, заявил он.

Бойцов стражи было явно больше, и они снова стали образовывать строй вокруг каравана. Шесть оставшихся в живых всадников, представляющих собой немалую силу, сгруппировались для атаки. Повстанцы единой яростной волной налетели на стражу. Все-таки, что и говорить, защитники каравана были бывалыми бойцами и, быстро оправившись от неприятного сюрприза, встретили натиск противника стеной щитов.

Всадники, во главе с офицером стражи, набросились на бандитов с правого фланга, высвобождая своих бойцов из зажатых тисков. Все предприятие катилось под откос, и не надо было быть великим стратегом, чтобы заметить это. И даже такая превосходно сработанная ловушка, как бревна, не смогла перевесить чашу весов в сторону повстанцев.

Главарь снес булавой очередного противника и, злобно шипя, с трудом поднимая свое тяжелое оружие, принялся за второго стражника. Разгром разбойников был не за горами, и, в полной мере осознав всю плачевность ситуации, Раэль наконец, принял единственно верное решение и, увернувшись от удара защитника каравана, бросился назад в лес.

— Ах, ты ж, чертов подлец! — гневно прокричал ему вслед командир, краем глаза заметивший отступление нового компаньона, — губернаторский прихвостень! Я еще достану тебя и выпотрошу, как свинью! — рычал он, с удвоенной силой лупя по щиту своего противника, оставляя на потертом покрытии глубокие вмятины, словно в попытке выстлать на нем только что произнесенное в адрес скрывшегося негодяя проклятие.

Всадники же, находясь в более выгодном положении, нежели их пешие противники, расправились еще с несколькими бойцами повстанцев. Теперь защищаться приходилось уже не охранникам каравана, а повстанцам, чья уверенность в благополучном исходе предприятия, угасала с каждой новой смертью товарищей. Подогретые переходом инициативы в их руки, стражники, выйдя из своего «щитового ступора», перешли в атаку, постепенно сжимая кольцо вокруг двух групп повстанцев. Ловушка, которую смастерили для себя сами нападавшие, захлопнулась, а кружащая неподалеку конница ни за что не позволила бы разбойникам скрыться с места боя живьем.

— Поцелуйте в зад своего треклятого губернатора, вонючие псы! — гремел уже порядком запыхавшийся командир и, словно маятник, орудуя из стороны в сторону своей здоровенной булавой, откидывал напирающих на него стражей. Но свежая, недавно полученная рана в плече давала о себе знать, о чем свидетельствовало сокращение амплитуды взмахов.

Командир стражи восседал верхом на своем чистокровном гунтере, который, подобно своему хозяину, казалось, не испытывал ни малейшего волнения от бурлящей, словно потоки вулканической лавы, битвы. Заприметив в происходящей бойне искомую цель, воин неспешно направился к ней, уверенно удерживая в руке одноручный меч, который, судя по многочисленным отметинам, повидал на своем веку не одну битву.

Главарь повстанцев, отбросив очередного напиравшего на него бойца мощным ударом булавы, уловил силуэт приближающегося к нему через ряды занятых боем людей офицера, который подбирался к своей жертве, даже не опасаясь быть замеченным. Черный, словно беззвездная ночь, конь, вторя своему хладнокровному бесстрашному седоку, смело сокращал расстояние до цели, оставляя на истоптанном снегу отпечатки подков.

— А-а-а, тебя-то мне и не хватало! — воскликнул командир повстанцев, развернувшись лицом к всаднику. Храбрая речь, прозвучавшая из его уст, походила скорее на попытку ободрить себя перед неизбежной кончиной, нежели на отважный призыв к бою.

— Твоя голова послужит славным украшением в центре городской площади и отличным предостережением для тех, кого еще предстоит выкурить из вонючих крысиных нор! — надменно, будто оратор на заседании совета высоких господ, изрек командир, чье лицо при ближайшем рассмотрении являло собой еще довольно-таки молодые лета, но с явным признаком мужественности, о чем свидетельствовали обточенные острой, словно лезвие клинка, жизнью черты лица.

Молодое лицо этого горделивого воина не могло ввести в заблуждение умудренного опытом командира повстанцев, который сразу распознал в этом юноше… нет…. скорее мужчине, бывалого бойца. Когда между противниками оставалось несколько метров, парень резким ударом обеих ног пришпорил своего скакуна, который, казалось, составлял со своим хозяином единое целое. Молниеносно выполняя приказ, конь рванул прямиком на главаря бандитов. Повстанец именного этого и ожидал и хорошенько замахнулся булавой, целя в грудь животного. Но не тут-то было. Юноша, угадав столь предсказуемую атаку своего недруга, резко повел коня в сторону, при этом ударив мечом по древку оружия, отразив удар. Проехав чуть вперед, он развернул скакуна на противника и снова ринулся в бой, держа клинок в вытянутой руке острием вниз. Животное звучно фыркало на ходу, мотая головой, выказывая тем самым презрение к главарю повстанцев.

Один за другим гибли его товарищи, и он, уже изрядно вымотанный, с кровоточащим плечом, ожидал своего восхождения на уготованную для него плаху.

«Сколько я еще смогу отражать издевательские атаки наглого сопляка?.. Надо было все-таки прихлопнуть этого охотника, покуда возможность была, будь он неладен…», — пульсировали разрозненные мысли в голове отчаявшегося мужчины.

Новая атака самодовольного юноши ознаменовала себя молниеносным, направленным в область головы повстанца, ударом, который командир, отягощенный вспышкой боли в плече, еле сумел отразить, при этом оступившись и упав в снег.

Он был храбр, несомненно, смел и решителен, но перед ликом смерти его сердце, простое человеческое сердце, прятавшееся под каменной оболочкой, дрогнуло, жалобно екнув в груди от противного, липкого и удушливого страха. Командир стражи уже был рядом и молча, без каких-либо возвышенных слов, приготовился нанести последний удар, который навсегда прервет дыхание авантюриста, позволившего себе посягнуть на государственные сокровища.

И впрямь жизнь не любит банальных концовок! Во всяком случае, не в этот раз. Смертельный удар, предназначенный для повстанца, так и не был завершен. С торчащей из предплечья стрелой, которая с легкостью пробила сплетенные кольца кольчуги, парень вылетел из седла, обронив меч, который, словно последнее предупреждение улыбчивой удачи, вошел лезвием в снег рядом с головой крайне удивленного повстанца. На этом страдания паренька, минуту назад полностью контролирующего ситуацию, не закончились. Серебряная стрела вспыхнула, объяв руку воина пламенем. Юноша протяжно взвыл, а его воины стали растерянно оглядываться по сторонам в поисках внезапно подоспевшего вражеского мага.

Одна за другой стрелы вылетали из леса, впиваясь заостренными наконечниками в тела всадников. Ярко вспыхивая, снаряды охватывали своим голодным магическим пламенем наездников. Не все стрелы преодолевали тяжелые доспехи конников, но огонь непременно довершал свое дело. Страже, объятой жаром, походившей на закупоренные консервные банки, приходилось спрыгивать со своих ездовых животных в снег, чтобы снять окутавшее пламя. Кони, так внезапно потерявшие своих седоков, громко ржали, встав на дыбы, и хаотично кружили возле перевернутых повозок каравана, словно тоже охваченные пламенем.

Если бы случайный путник, которому довелось взбираться в этот вечерний час по горной тропе, окинул взглядом лес, простирающийся у подножия горного хребта в долине, ему обязательно бросилось бы в глаза множество мерцающих огней, издалека походивших на костры одного большого лагеря, расположившегося в лесной глуши. Однако зрение определенно обмануло бы человека, отдалившегося от Сенвильского города в этот вечер, ведь при приближении к этому, казалось, уютному сплочению огоньков можно было ясно расслышать звуки битвы. В особенности можно было выделить яростные крики повстанцев, чей боевой дух был поднят внезапным вступлением в битву нового неизвестного участника сражения, который по случайному, но удачному стечению обстоятельств был на их стороне. Каждая новая выпущенная Раэлем стрела, достигавшая своей цели, прибавляла перехватившему инициативу отряду долю мужества.

Один из всадников что есть силы пришпорил коня и рванул в лес, растворившись в многочисленных ветвях елей. Удивительно, как влияют необдуманные поступки нерадивых глупцов на толпу, даже, если эта толпа состоит из обученных воинов.

Стража, в отличие от тех же кучеров, не стала панически разбегаться по сторонам, оставляя свою судьбу на милость немилосердной удачи. Организованно, не разрывая строя, они стали покидать место сражения, уходя в лес, сформировав кольцо, в центре которого несли раненых товарищей. Пожалуй, без лишнего преувеличения все это можно было назвать тем самым пресловутым «тактическим отступлением», а не трусливым бегством, которое зачастую бывает в подобных ситуациях.

Раненый командир стражи — молодой юноша в этот зимний вечер впервые познал сокрушительное поражение. Пока подчиненные уносили его с поля битвы, он лишь тихо постанывал, придерживая раненую обгоревшую руку, пробитую магической стрелой. Наверняка, на следующее утро в городском лазарете он будет сильно жалеть о произошедшем, о том, что не отдал приказ своим воинам сражаться до победного конца, о том, что допустил своевольное отступление своих бойцов и о многом другом.

Кто знает, как бы все повернулось, если бы стражники не оставили поле боя, а решились биться до конца. Повстанцы, не желающие дергать в очередной раз удачу за хвост, не стали догонять противника. Да, собственно, и догонять-то было некому — кучка израненных, перепачканных кровью мужчин, истощенных прошедшей битвой, стояла возле вереницы обозов, составляющих караван. Обожженные тела стражи, изуродованные, изрубленные тела товарищей и легкий, парящий в воздухе пушистый снег, сливаясь с тишиной на редкость тихого вечера, составляли безумный контраст в этом отдаленном уголке сурового Фросвинда. А слабый, будто желающий дать передышку и без того насытившимся страданиями людям, ветер тихо заводил свою траурную симфонию по убитым, устроившим сегодня кровавую резню из-за блеска золота, которое уже не сможет принести павшим исполнения их желаний.

Повстанцам все еще не верилось в происходящее. Абсолютно уверовавшие в свою скорую кончину люди, мгновение назад стоявшие у самых врат смерти, внезапно были вышвырнуты с порога костлявой старухой, вдоволь насытившейся сегодняшними подношениями. Удача, такая переменчивая в своих настроениях дева… нет… не та, чье поведение легко как соколиное перо, а та — гордая, любящая затевать только ей понятные игры, сегодня была удовлетворена больше, чем сама смерть. Неизвестно, существует ли между этими двумя особами, которых разделяет вечность и собирает воедино человеческая жизнь, некое противостояние, или они все же заодно? И тотчас в воображении представала картина: молодая белокурая жизнерадостная девица, которая игриво скачет по полю битвы меж рядов сражающихся мужчин, элегантным жестом указывает старухе, плетущейся за ней, на тех людей, кому выпал жребий еще какое-то время вдыхать своей грудью морозный воздух Фросвинда. Пожилая сгорбленная женщина, чье лицо скрыто под черным капюшоном балахона, медленно идет следом и, не поднимая головы, касается своей костлявой холодной рукой тех воинов, которых не удостоила внимания молодая лучезарная дева. Бойцы, в последний момент ощутив на себе касание невидимой старухи, падают замертво, скошенные, кто ударом меча, а кто стрелой. Как единой маятник судьбы, две опоры мироздания взаимно заменяют друг друга, чтобы упорядочить сущее.

Прикованные, словно каторжники к груженым обозам, лошади, как ни в чем не бывало, мерно фыркали огромными ноздрями, выдыхая клубы пара. Момент всеобщего ступора был разряжен появлением таинственного участника сражения. Ветви двух усеянных снегом елей, разошлись в стороны, словно ширма, и на тропу вышел мужчина со стальным луком в руке. Все взгляды устремились на него. Не сказать, что в них сквозило удивление, но вот, пожалуй, признательности было в избытке.

— Фьёльнир, — неожиданно бодро громыхнул командир, скрепив «официальное знакомство» крепким рукопожатием, на которое он, очевидно, порядком истощенный боем, выделил не мало усилий, — я, тысяча демонов меня поглоти, подумал вначале, что ты сбежал… и так, знаешь, расстроился, что уже придумывал, как буду портить тебе жизнь после смерти.

— Как видишь, этого не потребовалось, — устало улыбнулся Раэль.

— И то верно… ну, так что, пойдешь с нами и заодно расскажешь про свое магическое оружие?

Окинув взглядом поле битвы, Раэль на секунду задумался.

— На этот раз это предложение, от которого можно отказаться, дружище, — уловив сомнение, возникшее на лице охотника, мягко промолвил Фьёльнир, — тебе причитается награда, ведь ты спас нас, но дележку вести в таком месте не дело, сам понимаешь, поэтому я приглашаю тебя в наш лагерь.

В этот раз решение было принято не столько самим Раэлем, сколько тремя, такими не похожими, но все же неразлучными в жизни человека обстоятельствами, как близость ночи, почти уже вступившей в свои законные права, чувства голода и жажды сна, которые подвели итог сегодняшнему сумасшедшему дню. И кивок головы охотника, относящийся скорее к накопившейся в нем за последние дни дикой усталости, обозначил согласие отправиться вместе с бандой его новоиспеченных «товарищей» в их логово. Вновь снаряженная вереница обозов, помимо прочих богатств дополненная телами погибших повстанцев, медленно, слегка прихрамывая, поползла в противоположную городу сторону, углубляясь далекими западными тропами.

* * *

— Либо вы сражаетесь с нами, либо против нас! — рыкнул орк, стоя посреди сшитого из множества шкур шатра, увешанного изнутри костями животных.

Два гоблина-советника тут же принялись что-то энергично нашептывать своему предводителю, который, вытаращив на посла зеленокожих глаза, хмурился, выслушивая то одного, то другого помощника. Колыхающееся в широкой глиняной чаше пламя, будто не замечая напряженной обстановки, разрастающейся между двумя собеседниками, продолжало спокойно «гулять» в своем просторном сосуде.

— Мой клан не находиться в состояния война с орки и люди! Моя горевать по кончина ваш вождь, но мы не готовы идти воевать. Война приносить мой клан только смерть! — после короткого раздумья уверено ответил вождь клана гоблинов, известный под именем Курзык.

Орчье наречие, на котором только что ответил собеседнику вождь, давалось гоблинам относительно легко, потому что было схоже по произношению с их родным языком. Однако по всем правилам приличия, если можно так назвать отношения, установленные между гоблинами и орками, зеленокожий посол должен был изъясняться с вожаком на наречии хозяев, а не наоборот. С другой стороны, уже изначально беседа со стороны посланца носила угрожающий характер, и о такой учтивости, как использование при переговорах рекомендуемого языка ждать не приходилось.

— Смерть настигнет твой клан, если ты откажешься от союза! — рявкнул орк.

— Твой пришел угрожать мне или вести переговоры посланец? — сурово воскликнул вождь.

— Я пришел предупредить тебя о том, что станет с твоим кланом после того, как мы разметаем никчемных людишек, если ты откажешься присоединиться к нашему воинству! — грозно скрежетнул зеленокожий, вдвое превосходивший гоблина в росте.

— Тогда моя желать твоим скорой победы! — ответил вождь, притопнув ногой.

Создалось ощущение, что орк испытывал в этот момент внутреннюю борьбу, с трудом пытаясь подавить желание наброситься на мерзкого вождя и свернуть ему шею. Но в последний момент, вдруг переменившись в лице, он сменил яростную маску на злобную ухмылку и, презрительно фыркнув, покинул шатер.

Вождь клана гоблинов Курзык не был умным существом, способным на великие свершения, но и не был глупцом, как большинство его соплеменников. Именно этот баланс и держал незаурядного коротышку на плаву. Сейчас в нем, несомненно, клокотал гнев и какая-никакая гордость за свой клан. Над всем этим возвышалось понимание того, что осталось бы от его племени в этой войне, согласись он на союз с зеленокожими дикарями. Его воины гибли бы в первых рядах во имя мести за какого-то там убитого непонятно кем вождя орков, которого сменил жестокий и кровожадный преемник, тотчас же развязавший войну с людьми. Вопреки советам его недалеких советников, которых он держал при себе скорее для виду, нежели для дела, вождь не был готов отдавать на убой свой клан, с таким трудом собранный за многие годы. После отказа новоявленный вожак орков будет в ярости и даже, возможно, направит несколько отрядов диверсантов в тыл лагеря, чтобы устроить поджоги, но вот с основной атакой, наверняка, повременит, пока не добьет людей, которые значатся в первом пункте его черного списка. А вот потом…

В глубине души Курзык боялся вновь превратиться в кочевников, ведь его клан совсем недавно осел в этом пригодном для обитания месте, а теперь все рушилось… Новый переход — это новые смерти его соплеменников в пути. Длительное время в дороге разобщило бы с таким трудом собранное Курзыком воедино племя. Многие гоблины, по натуре своей обладающие слабой дисциплиной и целеустремленностью, разбежались бы кто куда и стали бы в одиночку легкой добычей для волков, медведей, людоедов и прочей живности, населяющей забытый всеми богами Мирфгейт. Курзык не был ни властолюбцем, ни искусным правителем, но он знал свое место и умел, в отличие от многих своих соплеменников, нести свое бремя… как мог, конечно, и до сего момента у него это получалось. Но такая критическая ситуация, заключающаяся в неизбежности действий, сильно тревожила его, так как действия эти с любой стороны несли лишь потери. А может, просто со временем гоблин потерял хватку? Способность принимать решения, как в былые времена, будучи молодым вождем? Все это удручало Курзыка, а еще больше то, что времени на выбор почти не осталось.

Загрузка...