Охота на Сталина

Волков заметил, как блеснул в лучах восходящего солнца окуляр снайперской винтовки, и в этот момент в его правое плечо будто воткнули раскаленный металлический штырь. Верхушки сосен пустились в пляс. Но все-таки Сергей успел заметить несколько фигур в белых маскхалатах, мелькавших между стволов, совсем близко от него.

Нет, в лагерь он больше не пойдет!

Волков достал из-за пазухи гранату и, выдернув кольцо, начал отсчитывать последние секунды своей жизни. Взрывной волной стряхнуло снег с не ожидавших такой наглости, заспанных веток.

Москва. Смоленская пл. Д.3 08.02.1938 г.

– Гражданин хороший, ты, что там заснул? – по металлическим конструкциям лифтовой шахты постучали газовым ключом.

Волков открыл глаза. Из-за двустворчатой дверцы послышалось недовольное сопение.

– Ежели тебе, уважаемый, уже не надо вниз, тада выходь.

Сергей недоуменно огляделся по сторонам. Он сидел на полу лифта. Привалившись спиной к стенке. С трудом соображая где он находится и что от него хотят, Волков поднялся.

– Ох уж эти нтелехенты. Сначала орет: – «Быстрей, быстрей», а потом дрыхнуть завалился, – неслось ему вслед, – все, попрошу домуправа меня во второй подъезд перевести. Там хоть служивые люди живут, а тут все прохфессора, да артисты. Публика нервная, все по кнопкам лупят. Вот и стрянут кажный божий день. Работаешь тут, работаешь…

Окончание гневной тирады лифтера потонуло в шуме остановившегося лифта.

Сергей вышел из подъезда и прикрыл ладонью глаза. От выпавшего этой ночью снега, который искрился на ярком полуденном солнце, можно было ослепнуть.

– Тебя только за смертью посылать! – Бульдог сплюнул. – Ну, давай ее сюда, – он протянул правую руку.

– Чего давать-то? – не понял Волков.

– Ты что, там, в подъезде о косяк головой приложился? Конечно ее, – Бульдог вырвал у Сергея из рук холщевую сумку, в которой лежало что-то увесистое.

Волков только пожал плечами.

– Интересно, сколько они патронов к ней положили, – Северцын вошел в подворотню и заглянул в сумку, – надо ж еще расстрелять ее.

Сергей похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Тщетно.

– Слышь, Аркашка, закурить нет?

– Некогда нам перекуры устраивать, – Северцын сунул сумку подмышку и посмотрел на Волкова, – машина ждет.

– Куда едем?

– Не, ну ты в натуре припизднутый какой-то. На базу, куда же еще?

Забрызганная грязной снежной кашицей Эмка пробуксовывая, наконец, выбралась из образовавшегося у тротуара сугроба, и натужно гудя мотором, потащилась вдоль грязно-желтых стен по продуваемому всеми ветрами переулку.

– Ну и погодка, мать ее ети, – Бульдог подул на покрасневшие от мороза пальцы.

– В такую погоду хозяин и собаку на улицу не выгонит, – сидящий за рулем Хорек обернулся.

– Ты за дорогой смотри, – Аркашка, прекратив растирать ладони, засунул руку за пазуху и извлек оттуда поллитрушку, – а мы с Серым дерябнем для сугреву. А, Серый?

– Запросто!

Высокие дома сменились еще более угрюмыми одноэтажными строениями, и вскоре машина выскочила за город. С дополнительным «топливом» ехать стало веселее, и Волкову даже расхотелось думать о странной «командировке» в места его отсидки в Усть-Илимске, куда его закинул странный припадок.

Хорек ловко вывернул баранку, и машина на скорости свернула с шоссе на проселочную дорогу, взметнув за собой снежное облако. Через полчаса они подъехали к крепким воротам так называемой базы. Фары выхватили из темноты знакомое лицо.

Надо же, сам Суровов встречает!

– Вы что, там с бабами кувыркались? Чего так долго? – вместо приветствия накинулся Глеб на Бульдога.

– Не знаю, может Серый там, в подъезде какую дамочку и завалил, – невозмутимо ответил Северцын, видимо давно привыкший к вспышкам ярости у шефа. – Что-то больно долго он там торчал и вышел оттуда – идиот идиотом, – Аркашка заржал.

– Иди и ты постреляй, – Северцын отложил снайперскую винтовку. – Иди, иди. Шеф приказал.

Сергей нехотя взял импортное оружие в руки. Ничего, удобная. Из десяти отведенных ему выстрелов не точным оказался только один. Остальными он поразил ростовую мишень. Правда, в голову попало только три пули.

– Могешь! – Аркашка ухмыльнулся. – Может нам ролями махнуться? Шучу. Шеф нам голову за такую самодеятельность оторвет. К тому же, гляди, как я надрочился, – Северцын достал откуда-то из-за спины свою мишень с десятью аккуратными дырочками в области головы. – Во, десять из десяти!

Нос щекотал запах крысиного помета и находящаяся в вечном полете пыль. Северцын еще раз проверил, не скрипит ли, открываясь, слуховое окно. Волков в нерешительности топтался на пороге.

– Ну все, иди кури. Только, как договаривались, долго на одном этаже не торчи и если что, стреляй. Я услышу.

Сергей спустился, для начала, на первый этаж. Неудачная мысль. Слишком много народа шастает туда-сюда, и слишком часто подозрительно косятся жители этого дома на молодого офицера, смолящего одну беломорину за другой.

Поднялся на второй этаж, потом на третий. Посмотрел на командирские часы. Скоро уже.

Вот расфуфыренная дама со своей рахитичной собачкой снова спускается вниз по лестнице. Бедный Мопс скачет по ступеням, показывая чудеса акробатики. Странно. Она вроде бы уже выводила свое чадо на прогулку.

От папирос уже горько во рту. Сильно хлопнула дверь подъезда, и по ступеням застучали каблуки сразу нескольких человек. Волков глянул вниз. Сквозь сетку лифта мелькали синие шинели.

Куда теперь? Звонить, стучаться в массивные двери на этажах? Бессмысленно, он не успеет. На чердак!

– Ты что? Я же тебе сказал, стреляй! – Бульдог бросил винтовку и рванул из кармана револьвер.

Сергей отпихнул Северцына и рванулся к слуховому окну. Сзади завязалась борьба. Двое милиционеров повисли на руке, в которой напарник Волкова держал пистолет, а третий пытался ударить изворотливого Бульдога рукояткой нагана по голове. Наконец, ему это удалось. Освободившись, милиционер выскочил на крышу вслед за Сергеем, но тот уже был в недосягаемости для револьверных выстрелов. Спустившись по крутому скату крыши, Волков пробежал по карнизу, и теперь от преследователей его закрывала кирпичная труба.

Что теперь? В нескольких метрах от него находился угол соседнего дома.

Далековато. И ниже на два этажа.

Волков оглянулся. Первый милиционер уже был возле трубы.

Сергей разбежался и прыгнул. Пять секунд полета, и металлический лист крыши, самортизировав, отшвырнул его назад. Сергей едва успел зацепиться за парапет.

– Сейчас сорвется, – донеслось сверху.

Перебирая по стене ногами, он попытался подтянуться. Нет. Не получается. Попробовал дотянуться до водосточной трубы. Тоже никак.

Пальцы начали неметь. Волков уперся левой ногой в отдушину и, оттолкнувшись от нее, вытянул руки.

Водосточную трубу он прижал к себе, как родную. Хотя она и была родная, все-таки жизнь спасла.

Сергей начал потихоньку спускаться вниз.

Поняв, что душещипательной сцены со смертоубийством не будет, и, мало того, второй злоумышленник вот-вот от них скроется, милиционеры открыли огонь. Пули защелкали по фасаду совсем рядом с Сергеем. Он немного разжал руки и съехал вниз, раздирая об оцинковку шинель.

Спрыгнув на маленький балкончик, он плечом высадил застекленную дверь и вихрем промчался мимо испуганной хозяйки квартиры, которая, в розовом халатике и с бигудями на голове, возлежала на тахте. На его счастье ключи оказались вставленными в замок.

На лестничной клетке он едва не сбил с ног какого-то мужика в очках, с авоськой, полной мандаринов, газетой в зубах и бутылкой кефира под мышкой. Бутылка, конечно же, выскочила. Мужик несколько секунд постоял в нерешительности и побежал вдогонку скачущим по ступенькам мандаринам.

Волков осторожно приоткрыл дверь подъезда. Никого. Пересекая двор, он не заметил ничего подозрительного, но, подойдя к подворотне, все равно сначала выглянул из-за угла. Под аркой, спиной к нему стоял, переминаясь с ноги на ногу, один из устроивших облаву милиционеров. Приплыли. Двор-то глухой. Куда бежать?

Не заверни во двор с улицы хлебный фургон, лежать бы сейчас Сергею рылом в снег под коленкой одного из этой своры гончих. А дальше: КПЗ, «особая тройка» и, либо стенка, либо этап. А так, Волков прошмыгнул между грузовиком и обоссанной стенкой и скрылся за газетным киоском.

Сергей шел по улице, подставляя разгоряченное лицо холодному февральскому ветру. Те прохожие, которых он еще не задел плечом, испуганно шарахались от идущего нетвердой походкой молодого офицера в раздрызганной шинели.

Ноги сами вынесли его на Пресню, и прежде чем Сергей понял, что совершил ошибку, дверь подъезд, подобно крышке гроба, захлопнулась за ним.

Медленно шагая по ступеням, он вдруг заметил, что дверь одной из квартир чуть-чуть приоткрыта. В узкий проем на него смотрел бледный, испуганный Саша.

Рутковский показал указательным пальцем наверх, потом приложил его к губам и жестом предложил Сергею войти.

Не говоря ни слова, они прошли на кухню.

Нет! Опять лезть по стене! Ну вот, снова скользкий подоконник, пожарная лестница, крыша, чердак углового подъезда.

Огляделся и бегом. Вроде бы пронесло!

Перемахнув через невысокую ограду на окраине сквера, Волков пересек трамвайные пути и остановился, пропуская медленно ползущую по снежной каше машину скорой помощи. ЗИС-101 вдруг остановился, и его, так и не успевшего сообразить, что происходит, втащили вовнутрь.

Что-то щелкнуло, и кромешную темноту одиночки разрезал тоненький луч, без спроса просочившийся в камеру через глазок. Тут же под потолком проснулась «лампочка Ильича».

– Волков на выход, – лязгнул засов, и тяжелая металлическая дверь плавно открылась, запуская в одиночку из ярко освещенного коридора немного свежего воздуха.

Сергей неохотно слез с нар и вышел из камеры, встав к стенке в ожидании, когда конвоир закроет его новое пристанище.

Волков уже чувствовал себя профессиональным зеком. Сейчас он уже не вздрагивал при любом звуке – будь то лязг засова или звон ключей. Сейчас он уже не задавал глупых вопросов молчаливым конвоирам и, наоборот, чересчур разговорчивым следователям. Тюремные порядки Сергей знал досконально и поэтому удивился, когда за одной из многочисленных решеток его глаза встретились с глазами того самого полковника авиации, что обещал Суровову самолет. Георгий кажется…

– К стене, – голос конвоира вернул его к действительности.

Его опять, как и тогда вывели во внутренний двор Лубянки, но вот дальше повели не в следственную часть, а к ступенькам ведущим вниз.

В подвал?

В голове сразу застучало, ноги сделались ватными, и во рту пересохло.

Семь этажей вниз в металлической клети лифта, еще два по узкой темной лестнице. Потом такой же узкий коридор и, наконец, они вошли в пахнувшую в лицо сыростью большую комнату с низким потолком.

Лампочка здесь не болталась на проводе, как в других помещениях, а торчала из одной из неоштукатуренных стен.

Его подвели к стене, на которую и падал свет лампочки. За спиной щелкнул взведенный курок револьвера.

Все! Что же это? Без допросов, без очных ставок с тем же Бульдогом, без суда и следствия? И что здесь делает это полко…

Как пуля вошла в затылок он, конечно, не почувствовал. Просто окружающая его действительность разорвалась на тысячу мелких разноцветных кусков.

Село Приозерное. Пригород г. Иркутск 19.04.1958 г.

Грязно-серое одеяло облаков, нависающее над горбушкой сопки, неожиданно разорвало резким порывом ветра, и деревья, в свете появившейся луны, засверкали не поддельным серебром задекорированных снегом ветвей.

Сергей воткнул лыжную палку в снег, снял рукавицы и достал из-за пазухи пачку трофейных сигарет. Американские, ими совершенно не накуриваешься. То ли дело – Казбек. Где-то на противоположном краю села залаяла собака.

Интересно, еще американцы там есть? Те двое, что толкали по дороге свой заглохший мотоцикл (царствие им небесное) были единственными представителями оккупационных войск, которых он встретил с тех пор, как вместо подвала на Лубянке он очнулся на сеновале в Старьево. А ведь уже почти две недели прошло.

Но кто-то из представителей новой власти в селе точно есть. Мир не без «добрых» людей. Всегда найдется кто-нибудь предпочитающий объедкам, которыми и свиньи-то побрезгуют, хорошо прожаренный стейк и баночку Будвайзера на ужин. Староста Приозерного, наверняка, сейчас свои бока в самой лучшей избе на печке отлеживает. Небось, такая же сволочь, как и тот, на чьих лыжах он сейчас стоял.

Да уж господин Крахмалюк! Не чего было гостя своего сначала чаем с баранками с дороги отпаивать, а потом, ему прихлебывающему из чашки сзади в темечко топором целится. Не был бы ты, Данила Петрович таким засранцем негостеприимным – не лежал бы сейчас под снегом в своем огороде. Решил, наверное, сдав очередного повстанца, парой ящиков американской тушенки разжиться. Метил обухом по голове, а получил лезвием в лоб. Всех домочадцев Волков по своей привычке положил рядом с хозяином. Причем сынку сначала пришлось самому мерзлую землю в огороде ковырять, а уж потом…

Переступив через едва точащие из сугроба верхушки частокола, Волков подкатился к крайней на улице избе, из трубы которой поднимался толстый столб белого дыма.

Поесть и погреться – вот бы что ему сейчас не помешало, а еще помыться бы и побриться. Щетина-то уже двухнедельная!

Ага, а еще бабу, патефон с плясками и ведро водки, осек сам себя Сергей.

– Кто? – в женском голосе не чувствовалось ни грамма тревоги.

– Труман в кожаном пальто, – Сергей на всякий случай отошел подальше от двери.

Мало ли кто там. Возьмут еще, да гранату кинут.

– Пашка, ты что ли? Так вот передай своему Тимофеичу, что пока десять баксов мне за предыдущий заход не отдаст, вас охламонов пущай больше не присылает. Все, лавочка закрыта.

– Я хоть и не Пашка, и не от Тимофеича вовсе, – Волков сразу смекнул о чем речь – но от стопаря тоже не откажусь.

– Чем платить будешь? – с той стороны послышался звук отодвигаемого засова, и из-за едва приоткрытой двери высунулось существо неопределенного возраста, чья голова была замотана в платок таким образом, что видны были только озорные глаза.

– Патроны подойдут?

– Ты что, не местный? – существо сняло цепочку с крючка. – У нас говорят «маслята».

Волков вошел, и дверь за ним тут же закрылась, оставив снаружи облако пара, которое, впрочем, моментально растворилось в сухом морозном воздухе.

– Валенки в сенях снимай, – буркнуло существо, которое, сняв платок и накинутую на плечи шубейку, оказалось симпатичной чернявой дивчиной, – тепло у нас тут.

Сергей, отчего-то сразу засмущавшийся, скинул валенки и, войдя в горницу, поставил сидор на свободную лавку.

– Здравствуйте.

– Ну, здорово, коль не шутишь, – на него в упор глядели внимательные серые глаза. – Садись, чего стоишь? – полная женщина в годах, сидящая в самом центре длинного стола, кивнула на лавку напротив себя.

Волков сел.

– Чей будешь? Из вольнонаемных или хозяйский?

– А разве есть сейчас они, вольнонаемные?

– Правда твоя, – женщина вздохнула, – это те не при коммунистах. Тут либо добровольно-принудительно хозяйскую жопу лижешь, либо в лагере ворон кормишь.

Девушка взяла ухват и вынула небольшой чугунок из печки. По избе стал распространяться аппетитный запах щей, смешиваясь с непривычными для Сергея запахами сырого белья и… Ну да, самогона.

Сергей потянулся к сидору.

– Сиди, сиди. Вижу, что не пустой пришел, иначе бы и не пустила. Опосля сочтемся.

– Ого, дозорная служба тут у вас, я смотрю, неплохо поставлена.

– А ты как думал? Почитай в лесу живем. Так ты откель к нам такой бойкий явился.

– Охотник я.

– Не заливай! С охотников с самих мериканцы давно шкуру спустили. Из СКА чтоль?

– Не понял?

– Из Сибирской Красной Армии, не понял он.

– Не-е-е.

– А точно ведь оттуда! Только за каким хером тебя под Иркутск занесло? Или там у вас бухло кончилось?

– Не, я серьезно сам по себе. А что это за армия такая? Что, они до сих пор воюют?

– Парень, ты либо с Луны свалился – либо провокатор. Смотри, у нас всяких кантри- менежоров быстро в оборот берут. Много тут их по обочинам по весне находят.

– Да успокойтесь, тетя. Никакой он не кантри менеджер и не сфоровец. Вон он на Крахмалюковских лыжах пришел. Сами подумайте, этот изверг добровольно свои лыжи кому отдаст? – подала голос чернявая.

– А ведь и вправду, Лизка! Как это я сразу не заметила. Не уж-то, наконец, нашелся человек, который этого зверя порешил? – хозяйка всплеснула руками.

Сергей, потупившись, изучал прожилки на чисто вымытом полу.

– Молодец, Лизка. Остроглазая. А в ниши разговоры все равно не лезь. Вона лучше борща по мискам разлей и, поди эта… Ну, принеси.

Дивчина ловко, не уронив ни капли, наполнила глиняные миски дымящимся борщом и исчезла за занавеской, чтобы появиться оттуда через пару минут со здоровой бутылью, под завязку наполненной мутноватой жидкостью.

– А ты че и в самом деле о СКА ничего не знаешь? Кстати как там тебя зовут? – хозяйка самолично откупорила бутыль и разлила самогон по кружкам.

– Сергей. В самом деле.

– Меня Никаноровной все село кличет. За знакомство значит.

Чокнулись, выпили и застучали ложками.

– Сейчас я Лизку за Тимофеичем пошлю, уж он-то тебе про энту СКА все расскажет. Любит наш староста на всякие политические темы языком почесать.